| His snub-nosed face was as smooth as a spade; his coffee-colored eyes were hidden under thick eyebrows; his cheeks were covered with small, bristling hairs, like the moss which is found in marshes; and the same sort of hair, through which he could hardly pass his crooked fingers, formed a close-fitting cap for his head. | Курносое лицо его плоско, точно лопата, медвежьи глазки спрятаны под густыми бровями, щёки - в мелких колечках волос, похожих на болотный мох, на голове эти волосы свалялись плотной шапкой, он с трудом просовывает в них кривые пальцы. |
| He was skilful in games of cards for money, and his greed was amazing. He was always hanging about the kitchen like a hungry dog, asking for pieces of meat and bones. In the evenings he used to take his tea with Medvyejenok and relate amazing stories about himself. | Он ловко играл в карты на деньги и удивлял своим обжорством; как голодная собака, он постоянно тёрся около кухни, выпрашивая куски мяса, кости, а по вечерам пил чай с Медвежонком и рассказывал про себя удивительные истории. |
| In his youth he had been assistant to the town shepherd of Riazin. Then a passing monk lured him into a monastery, where he served for four years. | Смолоду он был подпаском у городского пастуха в Рязани, потом прохожий монах сманил его в монастырь; там он четыре года послушничал. |
| "And I should have become a monk, a black star of God," he said in his quick, comical way, "if a pilgrim had not come to our cloister from Penza. She was very entertaining, and she upset me. 'Eh, you 're a fine strong fellow,' says she, 'and I am a respectable widow and lonely. You shall come to me,' she says. 'I have my own house, and I deal in eider-down and feathers.' | - И быть бы мне монахом, чёрной божьей звездой,- скороговоркой балагурил он, - только пришла к нам в обитель богомолочка из Пензы забавная такая, да и сомутила меня: экой ты ладной, экой крепкой, а я, бает, честная вдова, одинокая, и шёл бы ты ко мне в дворники, у меня, бает, домик свой, а торгую я птичьим пухом и пером... |
| That suited me, and I went to her. I became her lover, and lived with her as comfortably as warm bread in a oven, for three years." | - Ладно-о, она меня - в дворники, я к ней - в любовники, и жил около её тёплого хлеба года с три время... |
| "You lie hardily," Medvyejenok interrupted him, anxiously examining a pimple on his nose. | - Смело врёшь, - прерывает его Медвежонок, озабоченно разглядывая прыщики на своём носу. |
| "If lies could make money, you would be worth thousands." | - Кабы за ложь деньги платили - быть бы тебе в тысячах! |
| Yaakov hummed. The blue, bristling hairs moved on his impassive face, and his shaggy mustaches quivered. After he had heard the cook's remark he con tinued as calmly and quickly as before: | Яков жуёт, по слепому его лицу двигаются сивые колечки волос, шевелятся мохнатые уши; выслушав замечание повара, он продолжает так же мерно и быстро: |
| "She was older than I, and she began to bore me. Then I must go and take up with her niece, and she found it out, and turned me out by the scruff of the neck." | - Была она меня старше, стало мне с ней скушно, стало мне нудно, и связался я с племянницей ейной, а она про то узнала да по шее меня со двора-то... |
| "And served you right, you did not deserve anything better," said the cook as easily and smoothly as Yaakov himself. | - Это тебе награда - лучше не надо, - говорит повар так же легко и складно, как Яков. |
| The stoker went on, with a lump of sugar in his check: | Кочегар продолжает, сунув за щёку кусок сахара: |
| "I was at a loose end till I came across an old Volodimerzian peddler. Together we wandered all over the world. We went to the Balkan Hills to Turkey itself, to Rumania, and to Greece, to different parts of Austria. We visited every nation. Wherever there were likely to be buyers, there we went, and sold our goods." | - Проболтался я по ветру некоторое время и приснастился к старичку володимерцу, офене, и пошли мы с ним сквозь всю землю: на Балкан-горы ходили, к самым - к туркам, к румынам тоже, ко грекам, австриякам разным все народы обошли, у того - купишь, этому - продашь. |
| "And stole others?" asked the cook, gravely. | - А воровали? - серьёзно спрашивает повар. |
| "No! no!" the old man said to me. | - Старичок - ни-ни! |
| "You must act honestly in a strange land, for they are so strict here, it is said, that they will cut off your head for a mere nothing.' | И мне сказал: в чужой земле ходи честно, тут, дескать, такой порядок, что за пустяки башку оторвут. |
| It is true that I did try to steal, but the result was not at all consoling. I managed to get a horse away from the yard of a certain merchant, but I had done no more than that when they caught me, knocked me about, and dragged me to the police station. | Воровать я - верно пробовал, только - неутешно вышло: затеял я у купца коня свести со двора, ну -не сумел, поймали, начали, конешное дело, бить, били-били - в полицию оттащили. |
| There were two of us. The other was a real horse-stealer, but I did it only for the fun of the thing. | А было нас - двое, один-то настоящий, законный конокрад, а я так себе, из любопытства больше. |
| But I had been working at the merchant's house, putting in a new stove for his bath, and the merchant fell ill, and had bad dreams about me, which alarmed him, so that he begged the magistrate, 'Let him go,' -that was me, you know, - 'let him go; for I have had dreams about him, and if you don't let him off, you will never be well. It is plain that he is a wizard.' That was me, if you please - a wizard! | А у купца этого я работал, печь в новой бане клал, и начал купец хворать, тут я ему во сне приснился нехорошо, испугался он и давай просить начальство: отпустите его, - это меня, значит, а то-де он во сне снится: не простишь ему, бает, не выздоровеешь, колдун он, видно - это я, стало быть, колдун! |
| However, the merchant was a person of influence, and they let me go." | Н-ну, купец он знатный, отпустили меня... |
| "I should not have let you go. I should have let you lie in water for three days to wash the foolery out of you," said the cook. | - Тебя бы не отпустить, а в воду опустить дня на три, чтобы из тебя дурь вымокла, - вставил повар. |
| Yaakov instantly seized upon his words. | Яков тотчас подхватил его слова: |
| "True, there is a lot of folly about me, and that is the fact - enough folly for a whole village." | - Правильно, дури во мне много, прямо сказать -на целую деревню дури во мне... |
| Thrusting his fingers into his tight collar, the cook angrily dragged it up, and complained in a tone of vexation: | Запустив палец за тугой воротничок, повар сердито оттягивает его, мотая головой и жалуясь с досадой: |
| "Fiddlesticks! | - Какова чушь! |
| How a villain like you can live, gorge himself, drink, and stroll about the world, beats me. | Живёт на земле вот такой арестант, жрёт, пьёт, шляется, а - к чему? |
| I should like to know what use you are." | Ну, скажи, зачем ты живёшь? |
| Munching, the stoker, answered: | Чавкая, кочегар отвечает: |
| "I don't know myself. | - Это мне неизвестно. |
| I live, and that is all I *can say about it. | Живу и живу. |
| One man lies down, and another walks about. A chinovnik leads a sedentary life, but every one must eat." | Один - лежит, другой - ходит, чиновник сиднем сидит, а есть - всякий должен. |
| The cook was more incensed than ever. | Повар ещё более сердится. |
| "You are such a swine that you are absolutely unbearable. | - То есть, какая ты свинья, что даже - невыразимо! |
| Really, pigs' food - " | Прямо - свиной корм... |
| "What are you in such a rage about?" asked Yaakov, surprised. | - Чего ты ругаешься? - удивляется Яков. |
| "All men are acorns from the same oak. | - Мужики - все одного дуба жёлуди. |
| But don't you abuse me. It won't make me any better, you know." | Ты - не ругайся, я ведь с этого лучше никак не стану... |
| This man attracted me and held me at once. I gazed at him with unbounded astonishment, and listened to him with open mouth. | Этот человек сразу и крепко привязал меня к себе; я смотрел на него с неизбывным удивлением, слушал разинув рот. |
| I had an idea that he possessed a deep knowledge of life. | В нём было, как я думал, какое-то своё, крепкое знание жизни. |
| He said "thou" to every one, looked at every one from under his bushy brows with the same straight and independent glance, and treated every one - the captain, the steward, and the first-class passengers, who were very haughty - as if they were the equals of himself, the sailors, the waiters, and the deck passengers. | Он всем говорил "ты", смотрел на всех из-под мохнатых бровей одинаково прямо, независимо, и всех - капитана, буфетчика, важных пассажиров первого класса - как бы выравнивал в один ряд с самим собою, с матросами, прислугой буфета и палубными пассажирами. |
| Sometimes he stood before the captain or the chief engineer, with his ape-like hands clasped behind his back, and listened while they scolded him for laziness, or for having unscrupulously won money at cards. He listened, but it was evident that scolding made not the slightest impression upon him, and that the threats to put him off the boat at the first stopping-place did not frighten him. | Бывало - стоит он перед капитаном или машинистом, заложив за спину свои длинные обезьяньи руки, и молча слушает, как его ругают за лень или за то, что он беспечно обыграл человека в карты, стоит - и видно, что ругань на него не действует, угрозы ссадить с парохода на первой пристани не пугают его. |
| There was something alien about him, as there had been about "Good Business." Evidently he was aware of his own peculiari - ties and of the fact that people could not understand him. | В нём есть что-то всем чужое - как это было в Хорошем Деле, он, видимо, и сам уверен в своей особенности, в том, что люди не могут понять его. |
| I never once knew this man to be offended, and, when I think of it, do not remember that he was ever silent for long. From his rough mouth and, as it were, despite himself, a stream of words always flowed. | Я никогда не видал этого человека обиженным, задумавшимся, не помню, чтобы он долго молчал,- из его мохнатого рта всегда и даже как будто помимо его желания непрерывным ручьём текли слова. |
| When he was being scolded or when he was listening to some interesting story, his lips moved just as if he were repeating what he heard to himself or simply continued speaking quietly to himself. | Когда его ругают или он слушает чей-либо интересный рассказ, губы его шевелятся, точно он повторяет про себя то, что слышит, или тихонько продолжает говорить своё. |
| Every day, when he had finished his watch, he climbed out of the stoke-hole, barefooted, sweating, smeared with naphtha, in a wet shirt without a belt, showing his bare chest covered with thick, curly hair, and that very minute his even, monotonous, deep voice could be heard across the deck. His words followed one another like drops of rain. | Каждый день, кончив вахту, он вылезал из люка кочегарни, босой, потный, вымазанный нефтью, в мокрой рубахе без пояса, с раскрытой грудью в густой кудрявой шерсти, и тотчас по палубе растекался его ровный, однозвучный, сиповатый голос, сеялись слова, точно капли дождя. |
| "Good morning. Mother! | - Здорово, мать! |
| Where are you going? | Куда едешь? |
| To Chistopol? | В Чистополь? |
| I know it; I have been there. I lived in the house of a rich Tatar workman; his name was Usan Gubaildulin. The old man had three wives. | Знаю, бывал там, у богатого татарина батраком жил. А звали татарина Усан Губайдулин, о трёх жёнах был старик, ядрёный такой, морда красная. |
| A robust man he was, with a red face, and one of his wives was young. An amu-u-sing little Tatar girl she was." | А одна молодуха, за-абавная была татарочка, я с ней грех имел... |
| He had been everywhere, and apparently had committed sin with all the women who had crossed his path. He spoke of every one without malice, calmly, as he had never in his life been hurt or scolded. | Он везде - был, со всеми женщинами на своём пути имел грех; он рассказывал обо всём беззлобно, спокойно, как будто никогда в жизни своей не испытал ни обиды, ни поругания. |
| In a few minutes his voice would be heard in the stem. | Через минуту его речь звучала где-то на корме. |
| "Good people, who will have a game of cards? | - Честной народ, которые - в карты играют! |
| Just a little flutter, ei? | В стуколку, в три листика, в ремешок, эй! |
| Cards are a consolation. You can make money sitting down, a profitable undertaking." | Утешное дело - карта, сидя можно деньги взять, купеческое занятие... |
| I noticed that he hardly ever said that anything was good, bad, or abominable, but always that it was amusing, consoling, or curious. | Я заметил, что он редко говорит: хорошо, плохо, скверно, но почти всегда: забавно, утешно, любопытно. |
| A beautiful woman was to him an amusing little female. A fine sunny day was a consoling little day. | Красивая женщина для него - забавная бабочка, хороший солнечный день - утешный денёк. |
| But more often than anything else he said: | А чаще всего он говорил: |
| "I spit upon it!" | - Наплевать! |
| He was looked upon as lazy, but it seemed to me that he performed his laborious task in that infernal, suffocating, and fetid heat as conscientiously as any of the others. I never remember that he complained of weariness or heat, as the other stokers did. | Все считали его лентяем, а мне казалось, что он делает свою трудную работу перед топкой, в адской, душной и вонючей жаре, так же добросовестно, как все, но я не помню, чтобы он жаловался на усталость, как жаловались другие кочегары. |
| One day some one stole a purse containing money from one of the old women passengers. It was a clear, quiet evening; every one was amiable and peaceably inclined. | Однажды у старухи пассажирки кто-то вытащил кошель с деньгами; было это ясным, тихим вечером, все люди жили добродушно и мирно. |
| The captain gave the old woman five rubles. The passengers also collected a small sum among themselves. When the old woman was given the money, she crossed herself, and bowed low, saying: | Капитан дал старухе пять рублей, пассажиры тоже собрали между собою сколько-то; когда деньги отдали старухе, она, крестясь и кланяясь в пояс людям, сказала: |
| "Kind friends, you have given me three graven too much." | - Родимые - тут на три целковых с гривенником лишку вышло противу моих-то! |
| Some one cried gayly: | Кто-то весело крикнул: |
| "Take it all, my good woman, - all that your eyes fall upon. | - Бери всё, бабка, чего зря звонить? Трёшница никогда не лишняя... Кто-то складно сказал: |
| Why do you talk nonsense? No bne can have too much." | - Деньги - не люди, лишними не будут... |
| But Yaakov went to the old woman and said quite seriously: | А Яков подошёл к старухе и предложил серьёзно: |
| "Give me what you don't want; I will play cards with it." | - Давай мне лишнее-то, я в карты сыграю! |
| The people around laughed, thinking that the stoker was joking, but he went on urging the confused woman perseveringly : | Публика засмеялась, думая, что кочегар шутит, но он стал настойчиво уговаривать смущенную старуху: |
| "Come, give it to me, woman! | - Давай, бабка! |
| What do you want the money for? | На кой тебе деньги? |
| Tomorrow you will be in the churchyard." | Тебе завтра - на погост... |
| They drove him away with abuse, but he said to me, shaking his head, and greatly surprised: | Его прогнали, изругав; он, покачивая головою, говорил мне с удивлением: |
| "How funny people are! | - Чудак народ! |
| Why do they interfere in what does not concern them? | Чего бы путаться в чужое дело? |
| She said herself that she had more than she wanted. | Ведь она сама объявила деньги ей лишние! |
| And three greven would have been very consoling to me." | А меня бы трёшка утешила... |
| The very sight of money evidently pleased him. While he was talking he loved to clean the silver and brass on his breeches, and would polish coins till they shone. Moving his eyebrows up and down, he would gaze at them, holding them in his crooked fingers before his snub-nosed face. | Деньги, должно быть, очень забавляли его своей внешностью, разговаривая, он любил чистить серебро и медь о штаны, а высветлив монету до блеска и пошевеливая бровями, разглядывал её, держа в кривых пальцах перед курносым лицом. |
| But he was not avaricious. | Но он был не жаден на деньги. |
| One day he asked me to play with him, but I could not. | Однажды он предложил мне играть с ним в стуколку, я не умел. |
| "You don't know how?" he cried. | - Не умеешь? - удивился он. |
| "How is that? | - Как же ты? |
| And you call yourself educated! | А ещё грамотен! |
| You must learn. | Надо тебя обучить. |
| We will play for lumps of sugar." | Давай играть внарошку, на сахар... |
| He won from me half a pound of the best sugar, and hid every lump in his furry cheek. As soon as he found that I knew how to play he said: | Он выиграл у меня полфунта пилёного сахару и всё прятал куски за мохнатую щёку, потом, найдя, что я умею уже играть, предложил: |
| "Now we will play seriously for money. | - Теперь давай всерьез играть, на деньги! |
| Have you any money?" | Есть деньги? |
| "I have five rubles." | - Есть пять рублей. |
| "And I have two." | - А у меня два с гаком. |
| As may be imagined, he soon won from mc. | Разумеется, он живо обыграл меня. |
| Desiring to have my revenge, I staked my jacket, worth five rubles, and lost. Then I staked my new boots, and lost again. | Желая отыграться, я поставил на кон поддёвку в пять рублей и - проиграл, поставил новые сапоги в трёшницу тоже проиграл. |
| Yaakov said to me, unwillingly, almost crossly: | Тогда Яков сказал мне недовольно, почти сердито: |
| "No, you don't know how to play yet; you get too hot about it. You must go and stake everything, even your boots. | - Нет, ты играть не можешь, больно горяч - сейчас поддевку долой, сапоги! |
| I don't care for that sort of thing. | Это мне не надо. |
| Come, take back your clothes and your money, - four rubles, - and I will keep a ruble for teaching you. | На-ко, возьми обратно одёжу и деньги возьми, четыре целковых, а рубль - мне за науку... |
| Agreed?' | Ладно ли? |
| I was very grateful to him. | Я был очень благодарен ему. |
| "It is a thing to spit upon," he said in answer to my thanks. | - Наплевать! - сказал он в ответ на мои благодарности. |
| "A game is a game, just an amusement, you know; but you would turn it into a quarrel. | - Игра - это игра, забава, значит, а ты словно в драку лезешь. |
| And even in a quarrel it doesn't do to get too warm. You want to calculate the force of your blows. | Горячиться и в драке не надо - бей с расчётом! |
| What have you to get in a stew about? | Чего там горячиться? |
| You are young; you must learn to hold yourself in. | Ты - молодой, должен держать себя крепко. |
| The first time you don't succeed; five times you don't succeed; the seventh time - spit! | Раз - не удалось, пять - не удалось, семь - плюнь! |
| Go away, get yourself cool, and have another go! | Отойди. Простынешь - опять валяй! |
| That is playing the game." | Это - игра! |
| He delighted me more and more, and yet he jarred on me. | Мне он всё более нравился и не нравился. |
| Sometimes his stories reminded me of grandmother. | Иногда его рассказы напоминали бабушку. |
| There was a lot in him which attracted me, but his lifelong habit of dull indifference repelled me violently. | Было в нём много чего-то, что привлекало меня, но резко отталкивало его густое, видимо, на всю жизнь устоявшееся, равнодушие к людям. |
| Once at sunset a drunken second-class passenger, a corpulent merchant of Perm, fell overboard, and was carried away, struggling on the red-gold water-way. | Как-то раз, на закате солнца, пьяный пассажир второго класса, дородный купец-пермяк, упал за борт и, барахтаясь, поплыл по красно-золотой водной дороге. |
| The engineers hastily shut off steam, and the boat came to a standstill, sending off a cloud of foam from the wheel, which the red beams of the sun made look like blood. In that blood-red, seething, caldron a dark body struggled, already far away from the stern of the boat. Wild cries were heard from the river; one's heart shook. | Машину быстро застопорили, пароход остановился, пустив из-под колёс облако пены, красные лучи заката окровавили её; в этой кипящей крови, уже далеко за кормой, бултыхалось тёмное тело, раздавался по реке дикий крик, потрясавший душу. |
| The passengers also screamed, and jostled one another, rolling about the deck, crowding into the stern. | Пассажиры тоже орали, толкаясь, наваливаясь на борта, сгрудившись на корме. |
| The friend of the drowning man, also drunk, red, and bald, hit out with his fists and roared: | Товарищ утопавшего - тоже пьяный, рыжий и лысый - бил всех кулаками, прорываясь к борту, и рычал: |
| "Get out of the way! | - Прочь! |
| I will soon get him!" | Я его сейчас достигну... |
| Two sailors had already thrown themselves into the water, and were swimming toward the drowning man. The boats were let down. Amid the shouts of the commander and the shrieks of the women Yaakov's deep voice rang out calmly and evenly: | Уже двое матросов бросились в воду и саженками плыли к утопавшему, с кормы спускали шлюпку, а среди криков команды, визга женщин спокойной и ровной струйкой растекался сиповатый голос Якова: |
| "He will be drowned; he will certainly be drowned, because he has his clothes on. | - Уто-онет, всё едино утонет, потому - поддёвка на нём! |
| Fully dressed as he is, he must certainly drown. | В длинной одежде - обязательно утонешь. |
| Look at women for example. Why do they always drown sooner than men? | Напримерно - бабы, отчего они скорее мужика тонут? |
| Because of their petticoats. | От юбок. |
| A woman, when she falls into the water, goes straight to the bottom, like a pound weight. | Баба, как попала в воду, так сейчас и на дно, гирей-пудовкой... |
| You will see that he will be drowned. I do not speak at random." | Глядите - вот и потонул, я зря не скажу... |
| As a matter of fact, the merchant was drowned. | Купец действительно потонул, его искали часа два и не нашли. |
| They sought for him for two hours, and failed to find him. His companion, sobered, sat on the deck, and, panting heavily, muttered plaintively: | Товарищ его, отрезвев, сидел на корме и, отдуваясь, жалобно бормотал: |
| "We are almost there. | - Ну, вот, доехали-и! |
| What will happen when we arrive, eh? | Как теперь быть, а? |
| What will his family say? | Что родным-то скажу, а? |
| He had a family." | Родные у него... |
| Yaakov stood in front of him, with his hands behind his back, and began to console him. | Яков встал перед ним, спрятав руки за спину, и начал утешать: |
| "There is nothing to worry about. | - Ничего, купец! |
| No one knows when he is destined to die. | Никто ведь не знает, где ему заказано помереть. |
| One man will eat mushrooms, fall ill and die, while thousands of people can eat mushrooms and be all the better for them. Yet one will die. | Иной человек поест грибов, да хвать - и помер! Тыщи людей грибы едят на здоровье, а один - на смерть! |
| And what are mushrooms?" | А - что грибы? |
| Broad and strong, he stood like a rock in front of the merchant, and poured his words over him like bran. | Широкий, крепкий, он жерновом стоял перед купцом и сыпал на него слова, как отруби. |
| At first the merchant wept silently, wiping the tears from his beard with his broad palms, but when he had heard him out, he roared: | Сначала купец молча плакал, отирая слёзы с бороды широкими ладонями, но, прислушавшись, взвыл: |
| "What do you mean by torturing me like this? | - Леший! Что ты из меня душеньку тянешь? |
| Fellow-Christians, take him away, or there will be murder!" | Православные, уберите его, а то - грех будет! |
| Yaakov went away, calmly saying: | Яков, спокойно отходя, сказал: |
| "How funny people are! | - Чудак народ! |
| You go to them out of kindness, and all they do is to abuse you!" | К нему - с добром, а он - колом... |
| Sometimes I thought the stoker a fool, but more often I thought that he purposely pretended to be stupid. | Иногда кочегар казался мне дурачком, но чаще я думал, что он нарочно притворяется глупым. |
| I asked him straight out about his youth and his wanderings around the world. The result was not what I meant it to be. Throwing his head back, almost closing his dark, copper-colored eyes, he stroked his mossy face with his hand and drawled: | Мне упрямо хотелось выспросить его о том, как он ходил по земле, что видел, но это плохо удавалось; закидывая голову вверх, чуть приоткрыв медвежьи тёмные глаза, он гладил рукою мшистое свое лицо и тянул, вспоминая: |
| "People everywhere. Brother, - everywhere, - are simple as ants! | - Народишку везде, браток, как муравья! |
| And where there are people, there is always trouble, I tell you! | И там народ, и тут, - суета, я те скажу! |
| The greater number, of course, are peasants. The earth is absolutely strewn with muzhiks - like autumn leaves, as we say. | Боле всего, конешно, крестьян, - прямо засыпана земля мужиком, как осенним листом, скажем. |
| I have seen the Bulgars, and Greeks, too, and those -what do you call them? - Serbians; Rumanians also, and all kinds of Gipsies. Are there many different sorts? | Болгаре? Видал болгаров, и греков тоже, а то сербей, румынцев тоже и всяких цыган, - много их, разных! |
| What sort of people? | Какой народ? |
| What do you mean by that? | Да ведь какой же? |
| In the towns they are townspeople, and in the country - why, they are just like the country people among us. | В городах - городской, в деревнях - деревенской, совсем как у нас. |
| They resemble them in many ways. | Схожести много. |
| Some of them even speak our tongue, though badly, as, for instance, the Tatars and the Mordovans. | Которые даже говорят по-нашему, только плохо, как, напримерно, татаре али мордва. |
| The Greeks cannot speak our language. They chatter whatever comes into their heads, and it sounds like words; but what they say or about what it is impossible to understand. | Греки не могут по-нашему, они лопочут как попало, говорят будто слова, а что к чему - нельзя понять. |
| You have to talk on your fingers to them. | С ними надо на пальцах говорить. |
| But my old man managed to talk so that even the Greeks understood him. He muttered something, and they knew what he meant. | А старичок мой - он прикидывался, что будто и греков понимает, бормочет - карамара да калимера. |
| An artful old man he was. He knew how to work upon them. | Хитрый был старичок, здорово калил их!.. |
| Again you want to know what sort of people? | Опять ты спрашиваешь - какие? |
| You funny fellow! What should people be like? | Чудак, какие же люди могут быть? |
| They were black, of course; and the Rumanians, too, were of the same faith. | Ну, конешно, чёрные они, и румыне тоже чёрные, это одна вера. |
| The Bulgars are also black, but they hold the same religion as ourselves. | Болгаре тоже чёрные, ну, эти веруют по-нашему. |
| As for the Greeks, they are of the same race as the Turks." | А греки - это вроде турков... |
| It seemed to me that he was not telling me all he knew; that there was something which he did not wish to tell. | Мне казалось, что он говорит не всё, что знает; есть у него ещё что-то, о чём он не хочет сказать. |
| From illustrations in the magazines I knew that the capital of Greece was Athens, an ancient and most beautiful town. But Yaakov shook his head doubtfully as he rejected the idea. | По картинам журналов я знал, что столица Греции Афины - древнейший и очень красивый город, но Яков, сомнительно покачивая головой, отвергал Афины. |
| "They have been telling you lies, my friend. There is no place called Athens, but there is a place called Athon; only it is not a town, but a hill with a monastery on it, and that is all. | - Это тебе наврали, браток, Афинов нету, а есть -Афон, только это не город, а гора, и на ней -монастырь. Боле ничего. |
| It is called the Holy Hill of Athon. There are pictures of it; the old man used to sell them. | Называется: святая гора Афон, такие картинки есть, старик торговал ими. |
| There is a town called Byelgorod, which stands on the Dounai River, built in the style of Yaroslav or Nijni. | Есть город Белгород, стоит на Дунай-реке, вроде Ярославля алибо Нижнего. |
| Their towns are nothing out of the ordinary, but their villages, that is another matter. | Города у них неказисты, а вот деревни - другое дело! |
| Their women, too - well, they are absolutely killingly pleasant. | Бабы тоже, ну, бабы просто до смерти утешны! |
| I very nearly stayed there altogether for the sake of one. What the deuce was her name?' | Из-за одной я чуть не остался там, - как бишь её звали? |
| He rubbed his perspiring face hard with the palms of his hands, and his coarse hair clicked softly. In his throat, somewhere deep down, rumbled his laugh, like the rattle of a drum. | Он крепко трёт ладонями слепое лицо, жёсткие волосы тихонько хрустят, в горле у него, глубоко где-то, звучит смех, напоминая бряканье разбитого бубенчика. |
| "How forgetful a man can be! | - Забывчив человек! |
| And yet, you know, we were - When she said good-by to me - she cried, and I cried, too. Good -go-o - " Calmly and with an entire absence of reticence, he began to instruct me in the way to behave to women. | А ведь как мы с ней, бывало... Прощалась она плакала, и я плакал даже, ей-бо-о... Он со спокойным бесстыдством начинал поучать меня, как нужно обращаться с женщинами. |
| We were sitting on the deck. The warm moon-light night swam to meet us; the meadow-land of the shore was hardly visible beyond the silver water. In the heavens twinkled yellow lights; these were certain stars which had been captivated by the earth. | Мы сидим на корме, тёплая лунная ночь плывёт навстречу нам, луговой берег едва виден за серебряной водою, с горного - мигают жёлтые огни, какие-то звёзды, пленённые землёю. |
| All around there was movement, sleeplessly palpitating, quiet; but real life was going on. | Всё вокруг движется, бессонно трепещет, живёт тихою, но настойчивой жизнью. |
| Into this pleas - ant, melancholy silence fell the hoarse words: | В милую, грустную тишину падают сиповатые слова: |
| "And so we let go of each other's hands and parted." | - Бывало, раскинет руки, распнется... |
| Yaakov's stories were immodest, but not repulsive, for they were neither boastful nor cruel, and there was a ring of artlessness and sorrow in them. | Рассказ Якова бесстыден, но не противен, в нём нет хвастовства, в нём нет жестокости, а звучит что-то простодушное и немножко печали. |
| The moon in the sky was also shamelessly naked, and moved me in the same way, setting me fretting for I knew not what. | Луна в небе тоже бесстыдно гола и так же волнует, заставляя грустить о чём-то. |
| I remembered only what was good, the very best thing in my life - Queen Margot and the verses, unforgettable in their truth: | Вспоминается только хорошее, самое лучшее -Королева Марго и незабвенные своею правдой стихи: |
| Only a song has need of beauty, While beauty has no need of songs. | Только песне нужна красота, Красоте же - и песни не надо... |
| Shaking off this dreamy mood as if it had been a light doze, I again asked the stoker about his life and what he had seen. | Стряхивая с себя это мечтательное настроение, как лёгкую дремоту, я снова выспрашиваю кочегара об его жизни, о том, что он видел. |
| "You 're a funny fellow," he said. "What am I to tell ycu? | - Чудак ты, - говорит он, -- чего же тебе сказать? |
| I have seen everything. | Я всё видел. |
| You ask have I seen a monastery? | Спроси: монастыри видел? |
| I have. | Видел. |
| Traktirs? | А трактиры? |
| I have seen them also. | Тоже видел. |
| I have seen the life of a gentleman and the life of a peasant. | Видел господскую жизнь и мужицкую. |
| I have lived well-fed, and I have lived hungry." | Жил сыто, жил и голодно... |
| Slowly, as if he were crossing a deep stream by a shaky, dangerous bridge, he recalled the past. | Медленно, точно переходя глубокий ручей по зыбкому, опасному мосту, он вспоминает: |
| "For instance, I was sitting in the police station after the horse-stealing affair. 'They will send me to Siberia,' I was thinking when the constable began to rage because the stove in his new house smoked. | - Ну, вот, напримерно, сижу я в части, за конокрадство - будет мне Сибирь, думаю! А квартальный - ругается, печи у него дымят в новом доме. |
| I said to him, | Я говорю: |
| 'This is a business which I can set right for you, your Honor.' | "Это дело я, ваше благородие, могу поправить". |
| He shut me up. | Он - на меня: |
| 'It is a thing,' he grumbled, 'which the cleverest workman could not manage.' | "Молчать! Тут, бает, самолучший мастер ничего не мог..." |
| Then I said to him, | А я ему: |
| 'Sometimes a shepherd is cleverer than a general.' I felt very brave toward every one just then. Nothing mattered now, with Siberia before me. | "Случается, что и пастух умнее генерала", - я тогда осмелел очень ко всему, всё едино - впереди Сибирь! |
| 'All right; try,' he said, 'but if it smokes worse afterwards I will break all your bones for you.' | Он говорит: "Валяй, ну, говорит, если ещё хуже буде - я те кости в дробь истолку!" |
| In two days I had finished the work. The constable was astonished. 'AchP he cried, 'you fool, you blockhead! | В двое суток я ему дело наладил удивляется квартальный, кричит: "Ах ты, дурак, болван! |
| Why, you are a skilled workman, and you steal horses! How is it? | Ведь ты - мастер, а ты коней крадешь, как это?" |
| I said to him, | Я ему баю: |
| ' That was simply a piece of foolery, your Honor.' | "Это, мол, ваше благородие, просто глупость." - |
| 'That's true,' he said, 'it was foolery. I am sorry for you.' | "Верно, говорит, глупость, жалко, говорит, мне тебя!" |
| ' Yes, I am sorry,' he repeated. | Да. Жалко, дескать. |
| Do you see"? | Видал? |
| A man in the police force, carrying out his duties without remorse, and yet he was sorry for me." | Полицейский человек, по должности своей безжалостный, а вот пожалел... |
| "Well, what happened then?" I asked him. | - Ну, и что же? - спрашиваю я. |
| "Nothing. | - Ничего. |
| He was sorry for me. | Пожалел. |
| What else should happen?" | А чего еще? |
| "What was the use of pitying you? You are like a stone." | - Чего ж тебя жалеть, ты вон какой камень! |
| Yaakov laughed good-naturedly. "Funny fellow! | Яков добродушно смеется: - Ч-чудак! |
| A stone, you say? | Камень, говорит, а? |
| Well, one may feel for stones. A stone also serves in its proper place; streets are paved with stones. | А ты и камень сумей пожалеть, камень тоже своему месту служит, камнем улицы мостят. |
| One ought to pity all kinds of materials; nothing is in its place by chance. | Всякой материал жалеть надо, зря ничего не лежит. |
| What is soil? | Что есть песок? |
| Yet little blades of grass grow in it/' | А и на нем растут былинки... |
| When the stoker spoke like this, it was quite clear to me that he knew something more than I could grasp. | Когда кочегар говорит так, мне особенно ясно, что он знает что-то непостижимое для меня. |
| "What do you think of the cook?" I asked him. | - Что ты думаешь о поваре? - спрашиваю я. |
| "Of Medvyejenok?" said Yaakov, calmly. | - Про Медвежонка-то? - равнодушно говорит Яков. |
| "What do I think of him? | - Что про него думать? |
| There is nothing to think about him at all." | Тут думать вовсе нечего. |
| That was true. | Это верно. |
| Ivan Ivanovich was so strictly correct and smooth that one's thoughts could get no grip on him. | Иван Иванович такой строго правильный, гладкий, что мысль не может зацепиться за него. |
| There was only one interesting thing about him: he loved the stoker, was always scolding him, and yet always invited him to tea. | В нем интересно только одно: он не любит кочегара, всегда ругает его и - всегда приглашает пить чай. |
| One day he said to him: "If you had been my serf and I had been your master, I would have flogged you seven times each week, you sluggard!" | Однажды он сказал ему: - Кабы стояло крепостное право да был бы я твой барин - я бы те, дармоеда, каждую неделю по семи раз порол! |
| Yaakov replied in a serious tone: "Seven times? That's rather a lot!" | Яков серьезно заметил: - Семь разов - многонько! |
| Although he abused the stoker, the cook for some reason or other fed him with all kinds of things. He would throw a morsel to him roughly and say: "There. Gobble it up!" | Ругая кочегара, повар зачем-то кормит его всякой всячиной; грубо сунет ему кусок и скажет: - Жри! |
| Yaakov would devour it without any haste, saying: "I am accumulating a reserve of strength through you, Ivan Ivanovich." | Яков, не торопясь, жует и говорит: - Множество силы накоплю я через тебя, Иван Иваныч! |
| "And what is the use of strength to you, lazy-bones?" | - А куда тебе, лентяю, сила? |
| "What is the use? | - Как куда? |
| Why, I shall live all the longer for it.' | Жить буду долго... |
| "Why should you live, useless one?" | - Да зачем тебе жить? Леший! |
| "But useless people go on living. | - И леший живет. |
| Besides, you know, it is very amusing to be alive, isn't it? | Али, скажешь, не забавно жить-то? |
| Living, Ivan Ivanovich, is a very comforting business." | Жить, Иван Иваныч, утешно очень... |
| "What an idiot!" | - Экой едиот! |
| "Why do you say that?" | - Чего это? |
| "I-di-ot!" | - Е-ди-от. |
| "There's a way of speaking!" said Yaakov in amazement, and Medvyejenok said to me: "Just think of it! We dry up our blood and roast the marrow out of our bones in that infernal heat at the stoves while he guzzles like a boar!" | - Вона какое слово, - удивляется Яков, а Медвежонок говорит мне: - Вот, сообрази: мы кровь сочим, кости сушим в адовой жаре у плиты, а он - на? вот, жует себе, как боров! |
| "Every one must work out his own fate," said the stoker, masticating. | - Всякому своя судьба, - говорит кочегар, пережевывая пищу. |
| I knew that to stoke the furnaces was heavier and hotter work than to stand at the stove, for I had tried several times at night to stoke with Yaakov, and it seemed strange to me that he did not enlighten the cook with regard to the heaviness of his labors. | Я знаю, что перед топкой тяжелее и жарче работать, чем у плиты, я несколько раз по ночам пытался "шуровать" вместе с Яковом, и мне странно, что он почему-то не хочет указать повару на тяжесть своего труда. |
| Yes, this man certainly had a peculiar knowledge of his own. | Нет, этот человек знает что-то особенное... |
| They all scolded him, - the captain, the engineer, the first mate, all of those who must have known he was not lazy. I thought it very strange. Why did they not appraise him rightly? | Его все ругали - капитан, машинист, боцман - все, кому не лень, и было странно: почему его не рассчитают? |
| The stokers behaved considerably better to him than the rest al - though they made fun of his incessant chatter and his love of cards. | Кочегары относились к нему заметно лучше других людей, хотя и высмеивали за болтовню, за игру в карты. |
| I asked them: "What do you think of Yaakov? Is he a good man?" | Я спрашивал их: - Яков - хороший человек? |
| "Yaakov? | - Яков-то? |
| He's all right. | Ничего. |
| You can't upset him whatever you do, even if you were to put hot coals in his chest." | Он - безобидный, с ним что хошь делай, хоть каленые угли за пазуху ему клади... |
| What with his heavy labor at the boilers, and his appetite of a horse, the stoker slept but little. Often, when the watches were changed, without changing his clothes, sweating and dirty, he stayed the whole night on deck, talking with the passengers, and playing cards. | При тяжелом труде у котлов и при его лошадином аппетите, кочегар спал очень мало - сменится с вахты и, часто не переодеваясь, потный, грязный, торчит всю ночь на корме, беседуя с пассажирами или играя в карты. |
| In my eyes he was like a locked trunk in which something was hidden which I simply must have, and I obstinately sought the key by which I might open it. | Он стоял предо мною, как запертый сундук, в котором, я чувствовал, спрятано нечто необходимое мне, и я упрямо искал ключа, который отпер бы его. |
| "What you are driving at, little brother, I cannot, for the life of me, understand," he would say, looking at me with his eyes almost hidden under his eyebrows. | - Чего ты, браток, добиваешься, не могу я понять?- справлялся он, разглядывая меня невидимыми из-под бровей глазами. |
| "It is a fact that I have traveled about the world a lot. What about it? | - Ну, земля, ну, действительно, что обошел я ее много, а еще что? |
| Funny fellow! | Ч-чудак! |
| You had far better listen to a story I have to tell you about what happened to me once " | Я те, вот лучше послушай, расскажу, что однова со мной было. |
| And he told me how there had lived, somewhere in one of the towns he had passed through, a young consumptive lawyer who had a German wife - a fine, healthy woman, without children. | И рассказывает: жил-был в уездном городе молодой судья, чахоточный, а жена у него -немка, здоровая, бездетная. |
| And this German woman was in love with a dry-goods merchant. The merchant was married, and his wife was beautiful and had three children. | И влюбилась немка в краснорядца-купца; купец -женатый, жена - красивая, трое детей. |
| When he discovered that the German woman was in love with him, he planned to play a practical joke on her. He told 'her to meet him in the garden at night, and invited two of his friends to come with him, hiding them in the garden among the bushes. | Вот купец заметил, что немка влюбилась в него, и затеял посмеяться над нею: позвал ее к себе в сад ночью, а сам пригласил двоих приятелей и спрятал их в саду, в кустах. |
| "Wonderful! | - Чудесно! |
| When the German woman came, he said, 'Here she is, all there!' | Ну, пришла немка, то да се, я - вот она, дескать, вся тут! |
| And to her, he said, 'I am no use to you, lady; I am married. But I have brought two of my friends to you. One of them is a widower, and the other a bachelor.' | А он ей говорит: я тебе, барыня, не могу отвечать, я - женатый, а вот припас я для тебя двух приятелев, так они - один вдов, другой холост. |
| The German woman - ach! she gave him such a slap on the face that he fell over the garden bench, and then she trampled his ugly mug and his thick head with her heel I I had brought her there, for I was dvornik at the lawyer's house. I looked through a chink in the fence, and saw how the soup was boiling. | Немка - ах! - да как хлобыснет его по харе, он -опрокинулся через скамью, а она его, в морду-то, башмаком да каблуком! А я ее провожал, - я дворником был у судьи; гляжу в щель, сквозь забор - вижу, кипит похлебка. |
| Then the friends sprang out upon her, and seized her by the hair, and I dashed over the fence, and beat them off. 'You must not do this, Mr. Merchants!' I said. | Тут выскочили приятели на нее да - за косы, а я перемахнул через забор, растолкал их, этак, баю, нельзя, господа купцы! |
| The lady had come trustfully, and he had imagined that she had evil intentions. | Барыня к нему со всей душой, а он придумал срамно. |
| I took her away, and they threw a brick at me, and bruised my head. | Увел ее, а они мне кирпичом голову прошибли... |
| She was overcome with grief, and almost beside herself. She said to me, as we crossed the yard: | Затосковала она, ходит по двору сама не своя и говорит мне: |
| 'I shall go back to my own people, the Germans, as soon as my husband dies!' | "Уеду я к своим, к немцам, Яков, как только муж помрет, - уеду!" |
| I said to her, | Я говорю: |
| ' Of course you must go back to them.' | "Конешно, надо уезжать!" |
| And when the lawyer died, she went away. | Номер судья, и уехала она. |
| She was very kind, and so clever, tool And the lawyer was kind, too, - God rest his soul!" | Ласковая была, разумная такая. И судья тоже ласковый был, упокой господи... |
| Not being quite sure that I had understood the meaning of this story, I was silent. | Недоумевая, не понимая смысла этой истории, я молчу. |
| I was conscious of something familiar, something which had happened before, something pitiless and blind about it. But what could I say? | Чувствую в этом что-то знакомое, безжалостное, нелепое, но - что сказать? |
| "Do you think that is a good story?" asked Yaakov. | - Хороша история? - спрашивает Яков. |
| I said something, making some confused objections, but he explained calmly: "People who have more than is necessary are easily amused, but sometimes, when they want to play a trick on some one, it turns out not to be fun at all. It doesn't come off as they expected. | Я что-то говорю, возмущенно ругаюсь, но он спокойно объясняет: - Люди сытые, всем довольны; ну, иной раз хочется пошутить, а не выходит у них шутка, не умеют будто. |
| Merchants are brainy people, of course. | Люди серьезные, торговые, конешно. |
| Commerce demands no little cleverness, and the life of clever persons is very dull, you see, so they like to amuse themselves." | Торговля требует немалого ума; умом жить, поди-ка, скушно, вот и захочется побаловать. |
| Beyond the prow, all in a foam, the river rushed swiftly. The seething, running water was audible, the dark shore gliding slowly along with it. | За кормою, вся в пене, быстро мчится река, слышно кипение бегущей воды, черный берег медленно провожает ее. |
| On the deck lay snoring passengers. Among the benches, among the sleeping bodies, a tall faded woman in a black frock, with uncovered gray head, moved quietly, coming towards us. The stoker, nudging me, said softly: "Look - she is in trouble!" | На палубе храпят пассажиры, между скамей -между сонных тел - тихо двигается, приближаясь к нам, высокая сухая женщина в черном платье, с открытой седой головою, - кочегар, толкнув меня плечом, говорит тихонько: - Гляди - тоскует... |
| And it seemed to me that other people's griefs were amusing to him. | И мне кажется, что чужая тоска забавляет его. |
| He told me many stories, and I listened greedily. I remember his stories perfectly, but I do not remember one of them that was happy. | Рассказывал он много, я слушал его жадно, хорошо помню все его рассказы, но не помню ни одного веселого. |
| He spoke more calmly than books. In books, I was often conscious of the feelings of the writer, - of his rage, his joy, his grief, his mockery; but the stoker never mocked, never judged. Nothing excited either his disgust or his pleasure to any extent. He spoke like an impartial witness at a trial, like a man who was a stranger alike to accuser, accused, and judge. | Он говорил более спокойно, чем книги, - в книгах я часто слышал чувство писателя, его гнев, радость, его печаль, насмешку. Кочегар не смеялся, не осуждал, ничто не обижало его и не радовало заметно; он говорил, как равнодушный свидетель перед судьей, как человек, которому одинаково чужды обвиняемые, обвинители, судьи... |
| This equanimity aroused in me an ever-increasing sense of irritated sorrow, a feeling of angry dislike for Yaakov. | Это равнодушие вызывало у меня всё более злую тоску, будило чувство сердитой неприязни к Якову. |
| Life burned before his eyes like the flame of the stove beneath the boilers. He stood in front of the stove with a wooden mallet in his pock-marked, coffee-colored hands, and softly struck the edge of the regu - lator, diminishing or increasing the heat. | Жизнь горела перед ним, как огонь в топке под котлами, он стоял перед топкой с деревянным молотком в корявой медвежьей лапе и тихонько стучал по крану форсунки, убавляя или прибавляя топлива. |
| "Hasn't all this done you harm?" | - Обижали тебя? |
| "Who would harm me? | - Кто ж меня обидит? |
| I am strong. You see what blows I can give!" | Я ведь сильный, как дам раза!.. |
| "I am not speaking of blows, but has not your soul been injured?" | - Я не про побои, а душу - обижали? |
| "The soul cannot be hurt. The soul does not receive injuries," he said. | - Душу нельзя обидеть, душа обиды не принимает, - говорит он. |
| "Souls are not affected by any human agency, by anything external." | - Души человеческой никак не коснешься, ничем... |
| The deck passengers, the sailors, every one, in fact, used to speak of the soul as often and as much as they spoke of the land, of their work, of food and women. | Палубные пассажиры, матросы, все люди говорили о душе так же много и часто, как о земле, работе, о хлебе и женщинах. |
| "Soul" is the tenth word in the speech of simple people, a word expressive of life and movement. | Душа - десятое слово в речах простых людей, слово ходовое, как пятак. |
| I did not like to hear this word so habitually on people's slippery tongues, and when the peasants used foul language, defiling their souls, it struck me to the heart. | Мне не нравится, что слово это так прижилось на скользких языках людей, а когда мужики матерщинничают, злобно или ласково, поганя душу, - это бьет меня по сердцу. |
| I remember so well how carefully grandmother used to speak of the soul, - that secret receptacle of love, beauty, and joy. I believed that, after the death of a good person, white angels carried his soul to the good God of my grandmother, and He greeted it with tenderness. "Well, my dear one, my pure one, thou hast suffered and languished below." | Я очень помню, как осторожно говорила бабушка о душе, таинственном вместилище любви, красоты, радости, я верил, что после смерти хорошего человека белые ангелы относят душу его в голубое небо, к доброму богу моей бабушки, а он ласково встречает ее: - Что, моя милая, что, моя чистая, - настрадалась, намаялась? |
| And He would give the soul the wings of seraphim -six white wings. | И дает душе серафимовы крылья - шесть белых крылий. |
| Yaakov Shumov spoke of the soul as carefully, as reluctantly, and as seldom as grandmother. | Яков Шумов говорит о душе так же осторожно, мало и неохотно, как говорила о ней бабушка. |
| When he was abused, he never blasphemed, and when others discussed the soul he said nothing, bowing his red, bull-like neck. | Ругаясь, он не задевал душу, а когда о ней рассуждали другие, молчал, согнув красную бычью шею. |
| When I asked him what the soul was like, he replied: "The soul is the breath of God." | Когда я спрашиваю его, что такое душа, - он отвечает: - Дух, дыхание божие... |
| This did not enlighten me much, and I asked for more; upon which the stoker, inclining his head, said: "Even priests do not know much about the soul, little brother; that is hidden from us." | Мне мало этого, я спрашиваю еще о чем-то, тогда кочегар, наклонив голову, говорит: - О душе, браток, и попы мало понимают, это дело закрытое... |
| He held my thoughts continually, in a stubborn effort to understand him, but it was an unsuccessful effort. | Он держит меня в постоянных думах о нем, в упорном напряжении понять его, но это напряжение безуспешно. |
| I saw nothing else but him. He shut out everything else with his broad figure. | Кроме его, я ничего не вижу, он всё заслоняет от меня своей широкой фигурой. |
| The stewardess bore herself towards me with suspicious kindness. In the morning, I was deputed to take hot water for washing to her, although this was the duty of the second-class chambermaid, Lusha, a fresh, merry girl. | Ко мне подозрительно ласково относится буфетчица, - утром я должен подавать ей умываться, хотя это обязанность второклассной горничной Луши, чистенькой и веселой девушки. |
| When I stood in the narrow cabin, near the stewardess, who was stripped to the waist, and looked upon her yellow body, flabby as half-baked pastry, I thought of the lissom, swarthy body of "Queen Margot," and felt disgusted. | Когда я стою в тесной каюте, около буфетчицы, по пояс голой, и вижу ее желтое тело, дряблое, как перекисшее тесто, вспоминается литое, смуглое тело Королевы Марго, и - мне противно. |
| And the stewardess talked all the time, now complainingly and scolding, now crossly and mockingly. | А буфетчица всё говорит о чем-то, то жалобно и ворчливо, то сердито и насмешливо. |
| I did not grasp the meaning of her speech, although I dimly guessed at it - at its pitiful, low, shameful meaning. | Смысл ее речей не доходит до меня, хотя я как бы издали догадываюсь о нем, - это жалкий, нищенский, стыдный смысл. |
| But I was not disturbed by it. I lived far away from the stewardess, and from all that went on in the boat. I lived behind a great rugged rock, which hid from me all that world. All that went on during those days and nights flowed aVay into space. | Но я не возмущаюсь - я живу далеко от буфетчицы и ото всего, что делается на пароходе, я - за большим мохнатым камнем, он скрывает от меня весь этот мир, день и ночь плывущий куда-то. |
| "Our Gavrilovna is quite in love with you." I heard the laughing words of Lusha as in a dream. | - Совсем влюбилась в тебя наша Г авриловна, - как сквозь сон слышу я насмешливые слова Луши. |
| "Open your mouth, and take your happiness." | - Разевай рот, лови счастье... |
| And not only did she make fun of me, but all the dining-room attendants knew of the weakness of their mistress. The cook said, with a frown: "The woman has tasted everything, and now she has a fancy for pastry! | Не только она высмеивает меня, вся буфетная прислуга знает о слабости хозяйки, а повар говорит, морщась: - Всего баба покушала -пирожного захотела, безе! |
| People like that 1 You look, Pyeshkov, before you leap." | Н-народ... Гляди, Пешко?в, в оба, а зри - в три... |
| And Yaakov also gave me paternal advice. "Of course, if you were a year or two older, I should give you different advice, but at your age, it is better for you to keep yourself to yourself. | И Яков тоже внушает мне отечески деловито: -Конешно, ежели бы ты был лета на два старше, ну - я бы те сказал иначе как, а теперь, при твоих годах, - лучше, пожалуй, не сдавайся! |
| However, you must do as you like." | А то - как хошь... |
| "Shut up!" said I. "The whole thing is disgusting." | - Брось, - говорю я, - пакость это... |
| "Of course it is." | Он соглашается: - Конешно... |
| But almost immediately after this, trying to make the limp hair on his head stand up with his fingers, he said tersely, in well-rounded periods: "Well, one must look at it from her point of view, too. She has a miserable, comfortless job. | Но тотчас же, пытаясь растрепать пальцами свалявшиеся волосы на голове, сеет свои кругленькие слова: - Ну, тоже и ее дело надо понять, - это дело - скудное, дело зимнее... |
| Even a dog likes to be stroked, and how much more a human being. | И собака любит, когда ее гладят, того боле -человек! |
| A female lives by caresses, as a mushroom by moisture. | Баба живет лаской, как гриб сыростью. |
| She ought to be ashamed of herself, but what is she to do?" | Ей, поди, самой стыдно, а - что делать? Тело просит холи и - ничего боле... |
| I asked, looking intently into his elusive eyes: "Do you begrudge her that, then?" | Я спрашиваю, с напряжением глядя в его неуловимые глаза: - Тебе - жалко ее? |
| "What is she to me? | - Мне-то? |
| Is she my mother? | Мать она мне, что ли? |
| And if she were But you are a funny fellow!" | Матерей не жалеют, а ты... чудак! |
| He laughed in a low voice, like the beating of a drum. | Он смеется негромко, разбитым бубенчиком. |
| Sometimes when I looked at him, I seemed to be falling into silent space, into a bottomless pit full of twilight. | Иногда я, глядя на него, как бы проваливаюсь в немую пустоту, в бездонную яму и сумрак. |
| "Every one is married but you, Yaakov. Why haven't you ever married?" | - Вот все женятся, а ты, Яков, почему не женишься? |
| "Why? | - А на што? |
| I have always been a favorite with the women, thank God, but it's like this. | Бабу я и так завсегда добуду, это, слава богу, просто... |
| When one is married, one has to live in one place, settle down on the land. My land is very poor, a very small piece, and my uncle has taken even that from me. | Женатому надо на месте жить, крестьянствовать, а у меня - земля плохая, да и мало ее, да и ту дядя отобрал. |
| When my young brother came back from being a soldier, he fell out with our uncle, and was brought before the court for punching his head. | Воротился брательник из солдат, давай с дядей спорить, судиться, да - колом его по голове. |
| There was blood shed over the matter, in fact. | Кровь пролил. |
| And for that they sent him to prison for a year and a half. When you come out of prison, son, there is only one road for you; and that leads back to prison again. | Его за это - в острог на полтора года, а из острога - одна дорога, - опять в острог. |
| His wife was such a pleasant young woman - but what is the use of talking about it? | А жена его утешная молодуха была... да что говорить! |
| When one is married, one ought to be master of one's own stable. But a soldier is not even master of his own life." | Женился - значит сиди около своей конуры хозяином, а солдат - не хозяин своей жизни. |
| "Do you say your prayers?" | - Ты богу молишься? |
| "You fun - n - y - y fellow, of course I do!" | - Ч-чудак! Конешно, молюсь... |
| "But how?" | - А как? |
| "All kinds of ways." | - Всяко. |
| "What prayers do you say?" | - Ты какие молитвы читаешь? |
| "I know the night prayers. | - Молитвов я не знаю. |
| I say quite simply, my brother: 'Lord Jesus, while I live, have mercy on me, and when I am dead give me rest. Save me. Lord, from sickness.' and one or two other things I say." | Я, братец, просто: господи Исусе, живого -помилуй, мертвого - упокой, спаси, господи, от болезни... Ну, еще что-нибудь скажу... |
| "What things?" | - Что? |
| "Several things. | - А так! |
| Even what you don't say, gets to Him." | Ему - что ни скажи, всё дойдет! |
| His manner to me was kind, but full of curiosity, as it might have been to a clever kitten which could perform amusing tricks. | Он относится ко мне ласково, с любопытством, как к неглупому кутенку, который умеет делать забавные штуки. |
| Sometimes, when I was sitting with him at night, when he smelt of naphtha, burning oil, and onions, for he loved onions and used to gnaw them raw, like apples, he would suddenly ask: "Now, Olekha, lad, let's have some poetry." | Бывало, сидишь с ним ночью, от него пахнет нефтью, гарью, луком, - он любил лук и грыз сырые луковицы, точно яблоки; вдруг он спросит: - Ну-кося, Олеха, ероха-воха, скажи стишок! |
| I knew a lot of verse by heart, besides which I had a large notebook in which I had copied my favorites. | Я знаю много стихов на память, кроме того, у меня есть толстая тетрадь, где записано любимое. |
| I read | Читаю ему |
| "Rousslan" to him - and he listened without moving, like a deaf and dumb man, holding his wheezy breath. Then he said to me in a low voice: "That's a pleasant, harmonious, little story. | "Руслана", он слушает неподвижно, слепой и немой, сдерживая хрипящее дыхание, потом говорит негромко: - Утешная, складная сказочка! |
| Did you make it up yourself? | Сам, что ли, придумал? |
| There is a gentleman called Mukhin Pushkin. I have seen him." | Пушкин? Есть такой барин Мухин-Пушкин, видал я его... |
| "But this man was killed ever so long ago." | - Не тот, того давно убили! |
| "What for?" | - За што? |
| I told him the story in short words, as "Queen Margot" had told it to me. | Я рассказываю теми краткими словами, как рассказывала мне Королева Марго. |
| Yaakov listened, and then said calmly: "Lots of people are ruined by women." | Яков слушает, потом спокойно говорит: - Из-за баб очень достаточно пропадает народа... |
| I often told him similar stories which I had read in books. They were all mixed up, effervescing in my mind into one long story of disturbed, beautiful lives, interspersed with flames of passion. They were full of senseless deeds of heroism, blue-blooded nobility, legendary feats, duels and deaths, noble words and mean actions. | Часто я передаю ему разные истории, вычитанные из книг; все они спутались, скипелись у меня в одну длиннейшую историю беспокойной, красивой жизни, насыщенной огненными страстями, полной безумных подвигов, пурпурового благородства, сказочных удач, дуэлей и смертей, благородных слов и подлых деяний. |
| Rokambol was confused with the knightly forms of Lya-Molya and Annibal Kokonna, Ludovic XI took the form of the Pere Grandet, the Cornet Otletaev was mixed up with Henry IV. | Рокамболь принимал у меня рыцарские черты Ля-Моля и Аннибала Коконна; Людовик XI -черты отца Гранде; корнет Отлетаев сливается с Генрихом IV. |
| This story, in which I changed the character of the people and altered events according to my inspiration, became a whole world to me. I lived in it, free as grandfather's God, Who also played with every one as it pleased Him. | Эта история, в которой я, по вдохновению, изменял характеры людей, перемещал события, была для меня миром, где я был свободен, подобно дедову богу, - он тоже играет всем, как хочет. |
| While not hindering me from seeing the reality, such as it was, nor cooling my desire to understand living people, nevertheless this bookish chaos hid me by a transparent but impenetrable cloud from much of the infectious obscenity, the venomous poison of life. | Не мешая мне видеть действительность такою, какова она была, не охлаждая моего желания понимать живых людей, этот книжный хаос прикрывал меня прозрачным, но непроницаемым облаком от множества заразной грязи, от ядовитых отрав жизни. |
| Books rendered many evils innocuous for me. Knowing how people loved and suffered, I could never enter a house of ill fame. Cheap depravity only roused a feeling of repulsion and pity for those to whom it was sweet. | Книги сделали меня неуязвимым для многого: зная, как любят и страдают, нельзя идти в публичный дом; копеечный развратишко возбуждал отвращение к нему и жалость к людям, которым он был сладок. |
| Rokambol taught me to be a Stoic, and not be conquered by circumstances. The hero of Dumas inspired me with the desire to give myself for some great cause. | Рокамболь учил меня быть стойким, не поддаваться силе обстоятельств, герои Дюма внушали желание отдать себя какому-то важному, великому делу. |
| My favorite hero was the gay monarch, Henry IV, and it seemed to me that the glorious songs of Beranger were written about him. He relieved the peasants of their taxes, And himself he loved to drink. Yes, and if the whole nation is happy, Why should the king not drink? | Любимым героем моим был веселый король Генрих IV, мне казалось, что именно о нем говорит славная песня Беранже: Он мужику дал много льгот И выпить сам любил; Да - если счастлив весь народ, С чего бы царь не пил? |
| Henry IV was described in novels as a kind man, in touch with his people. Bright as the sun, he gave me the idea that France - the most beautiful country in the whole world, the country of the knights - was equally great, whether represented by the mantle of a king or the dress of a peasant. Ange Piutou was just as much a knight as D'Artagnan. | Романы рисовали Генриха IV добрым человеком, близким своему народу; ясный, как солнце, он внушал мне убеждение, что Франция -прекраснейшая страна всей земли, страна рыцарей, одинаково благородных в мантии короля и одежде крестьянина: Анж Питу такой же рыцарь, как и Д'Артаньян. |
| When I read how Henry was murdered, I cried bitterly, and ground my teeth with hatred of Ravaillac. | Когда Генриха убили, я угрюмо заплакал и заскрипел зубами от ненависти к Равальяку. |
| This king was nearly always the hero of the stories I told the stoker, and it seemed to me that Yaakov also loved France and Khenrik. | Этот король почти всегда являлся главным героем моих рассказов кочегару, и мне казалось, что Яков тоже полюбил Францию и "Хенрика". |
| "He was a good man was King 'Khenrik,' whether he was punishing rebels, or whatever he was doing," he said. | - Хороший человек был Хенрик-король - с ним хоть ершей ловить, хоть что хошь, - говорил он. |
| He never exclaimed, never interrupted my stories with questions, but listened in silence, with lowered brows and immobile face, like an old stone covered with fungus growth. | Он не восхищался, не перебивал моих рассказов вопросами, он слушал молча, опустив брови, с лицом неподвижным, - старый камень, прикрытый плесенью. |
| But if, for some reason, I broke off my speech, he at once asked: "Is that the end??' | Но если я почему-либо прерывал речь, он тотчас осведомлялся: - Конец? |
| "Not yet." | - Нет еще. |
| "Don't leave off, then!" | - А ты не останавливайся! |
| Of the French nation he said, sighing: "They had a very easy time of it!" | О французах он говорил, вздыхая: - Прохладно живут... |
| "What do you mean?" | - Как это? |
| "Well, you and I have to live in the heat. We have to labor, while they lived at ease. | - А вот мы с тобой в жаре живем, в работе, а они -в прохладе. |
| They had nothing to do but to sing and walk about - a very consoling life!" | И делов у них никаких нет, только пьют да гуляют, - утешная жизнь! |
| "They worked, too!" | - Они и работают. |
| "It doesn't say so in your stories," observed the stoker with truth, and I suddenly realized clearly that the greater number of the books which I had read hardly ever spoke of the heroes working, or of the hardships they had to encounter. | - Не видать этого по историям-то по твоим, -справедливо заметил кочегар, и мне вдруг стало ясно, что огромное большинство книг, прочитанных мною, почти совсем не говорит, как работают, каким трудом живут благородные герои. |
| "Now I am going to sleep for a short time," said Yaakov, and falling back where he lay, he was soon snoring peacefully. | - Ну-кось, посплю я немножко, - говорил Яков, опрокидываясь на спину там, где сидел, и через минуту мерно свистал носом. |
| In the autumn, when the shores of the Kama were turning red, the leaves were taking a golden tinge, and the crosswise beams of the sun grew pallid, Yaakov unexpectedly left the boat. | Осенью, когда берега Камы порыжели, деревья озолотились, а косые лучи солнца стали белеть, -Яков неожиданно ушел с парохода. |
| The day before, he had said to me: "The day after tomorrow, you and I, my lad, will be in Perm. We will go to the bath, steam ourselves to our hearts' content, and when we have finished will go together to a Traktir. There is music and it is very pleasant. | Еще накануне этого он говорил мне: -Послезавтрея прибудем мы с тобой, ероха-воха, в Пермь, сходим в баню, попаримся за милую душу, а оттолева - засядем в трактире с музыкой, -утешно! |
| I like to see them playing on those machines." | Люблю я глядеть, как машина играет. |
| But at Sarapulia there came on the boat a stout man with a flabby, womanish face. He was beardless and whiskerless. | Но в Сарапуле сел на пароход толстый мужчина, с дряблым бабьим лицом без бороды и усов. |
| His long warm cloak, his cap with car flaps of fox fur, increased his resemblance to a woman. | Теплая длинная чуйка и картуз с наушниками лисьего меха еще более усиливали его сходство с женщиной. |
| He at once engaged a small table near the kitchen, where it was warmest, asked for tea to be served to him, and began to drink the yellow boiling liquid. As he neither unfastened his coat nor removed his cap, he perspired profusely. | Он тотчас же занял столик около кухни, где было теплее, спросил чайный прибор и начал пить желтый кипяток, не расстегнув чуйки, не сняв картуза, обильно потея. |
| A fine rain fell unweariedly from the autumn mist. It seemed to me that when this man wiped the sweat from his face with his checked handkerchief, the rain fell less, and in proportion as he began to sweat again, it began to rain harder. | Осенние тучи неугомонно сеяли мелкий дождь, и казалось, что, когда этот человек вытрет клетчатым платком пот с лица, дождь идет тише, а по мере того, как человек снова потеет, - и дождь становится сильнее. |
| Very soon Yaakov appeared, and they began to look at a map together. The passenger drew his finger across it, but Yaakov said: "What's that"? | Скоро около него очутился Яков, и они стали рассматривать карту в календаре, - пассажир водил по ней пальцем, а кочегар спокойно говорил: - Что ж! |
| Nothing! | Ничего. |
| I spit upon it!" | Это мне - наплевать... |
| "All right," said the passenger, putting away the map in a leather bag which lay on his knees. | - И хорошо, - тоненьким голосом сказал пассажир, сунув календарь в приоткрытый кожаный мешок у своих ног. |
| Talking softly together, they began to drink tea. | Тихонько разговаривая, они начали пить чай. |
| Before Yaakov went to his watch, I asked him what sort of a man this was. | Перед тем, как Яков пошел на вахту, я спросил его, что? это за человек. |
| He replied, with a laugh: "To see him, he might be a dove. He is a eunuch, that's what he is. | Он ответил, усмехаясь: - Видать, будто голубь, скопец, значит. |
| He comes from Siberia - a long way off! | Из Сибири, дале-еко! |
| He is amusing; he lives on a settlement." | Забавный, по планту живет... |
| Setting his black strong heels on the deck, like hoofs, once again he stopped, and scratched his side. | Он пошел прочь от меня, ступая по палубе черными пятками, твердыми, точно копыта, но снова остановился, почесывая бок. |
| "I have hired myself to him as a workman. So when we get to Perm, I shall leave the boat, and it will be good-by to you, lad! | - Я к нему в работники нанялся; как в Перму приедем, слезу с парохода, прощай, ероха-воха! |
| We shall travel by rail, then by river, and after that by horses. For five weeks we shall have to travel, to get to where the man has his colony." | По железной дороге ехать, потом - по реке да на лошадях еще, - пять недель будто ехать надо, вона, куда человек забился... |
| "Did you know him before?" I asked, amazed at his sudden decision. "How should I know him"? | - Ты его знаешь? - спросил я, удивленный неожиданным решением Якова - Отколе? |
| I have never seen him before. I have never lived anywhere near him." | И не видывал николи, я в его местах не жил ведь... |
| In the morning Yaakov, dressed in a short, greasy fur-coat, with sandals on his bare feet, wearing Medvyejenok's tattered, brimless straw hat, took hold of my arm with his iron grasp, and said: "Why don't you come with me, eh? | Наутро Яков, одетый в короткий сальный полушубок, в опорках на босую ногу, в изломанной, без полей, соломенной шляпе Медвежонка, тискал мою руку чугунными пальцами и говорил: - Вали со мной, а? |
| He will take you as well, that dove, if you only tell him you want to go. Would you like to? Shall I tell him? | Он возьмет и тебя, голубь-то, ежели сказать ему; хошь - скажу? |
| They will take away from you something which you will not need, and give you money. | Отрежут тебе лишнее, денег дадут. |
| They make a festival of it when they mutilate a man, and they reward him for it." | Им это - праздник, человека изуродовать, они за это наградят... |
| The eunuch 6 stood on board, with a white bundle under his arm, and looked stubbornly at Yaakov with his dull eyes, which were heavy and swollen, like those of a drowned person. | Скопец стоял у борта с беленьким узелком под мышкой, упорно смотрел на Якова мертвыми глазами, грузный, вспухший, как утопленник. |
| I abused him in a low voice, and the stoker once more took hold of my arm. 6 Skoptsi, or eunuchs, form a sect in Russia, or rather part of the schism known as the Old Believers. Sexual purity being enjoined on its members, and the practice of it being found to be lax, mutilation was resorted to. | Я негромко обругал его, кочегар еще раз тиснул мою ладонь. |
| "Let him alone! There's no harm in him. | - Пускай его, наплевать! |
| Every one has his own way of praying. What business is it of ours? | Всяк своему богу молится, нам - что? |
| Well, good-by. | Ну, прощай! |
| Good luck, to you!" | Живи на счастье! |
| And Yaakov Shumov went away, rolling from side to side like a bear, leaving in my heart an uneasy, perplexed feeling. I was sorry to lose the stoker, and angry with him. I was, I remember, a little jealous and I thought fearfully, "Fancy a man going away like that, without knowing where he is going!" | И ушел Яков Шумов, переваливаясь с ноги на ногу, как медведь, оставив в сердце моем нелегкое, сложное чувство, - было жалко кочегара и досадно на него, было, помнится, немножко завидно, и тревожно думалось: зачем пошел человек неведомо куда? |
| And what sort of a man was he - Yaakov Shumov? | И - что же это за человек, Яков Шумов? |
| CHAPTER XII | XII |
| LATE in the autumn, when the steamboat voyage finished, I went as pupil in the workshop of an icon painter. But in a day or two my mistress, a gentle old lady given to tippling, announced to me in her Vladimirski speech: | Позднею осенью, когда рейсы парохода кончились, я поступил учеником в мастерскую иконописи, но через день хозяйка моя, мягкая и пьяненькая старушка, объявила мне владимирским говором: |
| "The days are short now and the evenings long, so you will go to the shop in the mornings, and be shop-boy. In the evenings you will learn." | - Дни теперя коротенькие, вечера длинные, так ты с утра будешь в лавку ходить, мальчиком при лавке постоишь, а вечерами - учись! |
| She placed me under the authority of a small, swift-footed shopman, a young fellow with a handsome, false face. | И отдала меня во власть маленького быстроногого приказчика, молодого парня с красивеньким, приторным лицом. |
| In the mornings, in the cold twilight of dawn, I went with him right across the town, up the sleepy mercantile street, Ilnik, to the Nijni bazaar, and there, on the second floor of the Gostini Dvor, was the shop. | По утрам, в холодном сумраке рассвета, я иду с ним через весь город по сонной купеческой улице Ильинке на Нижний базар; там, во втором этаже Гостиного двора, помещается лавка. |
| It had been converted from a warehouse into a shop, and was dark, with an iron door, and one small window on the terrace, protected by iron bars. The shop was packed with icons of different sizes, with image-cases, and with highly finished books in church Slav characters, bound in yellow leather. | Приспособленная из кладовой, темная, с железною дверью и одним маленьким окном на террасу, крытую железом, лавка была тесно набита иконами разных размеров, киотами, гладкими и с "виноградом", книгами церковнославянской печати, в переплетах желтой кожи. |
| Beside our shop there was another, in which were also sold icons and books, by a black-bearded merchant, kinsman to an Old Believer valuer. He was celebrated beyond the Volga as far as the boundaries of Kirjinski, and was assisted by his lean and lively son, who had the small gray face of in old man, and the restless eyes of a mouse. | Рядом с нашей лавкой помещалась другая, в ней торговал тоже иконами и книгами чернобородый купец, родственник староверческого начетчика, известного за Волгой, в керженских краях; при купце - сухонький и бойкий сын, моего возраста, с маленьким серым личиком старика, с беспокойными глазами мышонка. |
| When I had opened the shop, I had to run to the tavern for boiling water, and when I had finished breakfast, I had to set the shop in order, dust the goods, and then go out on the terrace and watch with vigilant eyes, lest customers should enter the neighboring shop. | Открыв лавку, я должен был сбегать за кипятком в трактир; напившись чаю - прибрать лавку, стереть пыль с товара и потом - торчать на террасе, зорко следя, чтобы покупатели не заходили в лавку соседа. |
| "Customers are fools," said the shopman forcibly to me. "They don't mind where they buy, so long as it is cheap, and they do not understand the value of the goods." | - Покупатель - дурак,- уверенно говорил мне приказчик.- Ему всё едино, где купить, лишь бы дешево, а в товаре он не понимает! |
| Lightly tapping the wooden surface of an icon, he aired his slight knowledge of the business to me. He instructed me : | Быстро щелкая дощечками икон, хвастаясь тонким знанием дела, он поучал меня: |
| "This is a clever piece of work - very cheap - three or four vershoks - stands by itself. Here is another - six or seven vershoks - stands by itself. | - Мстёрской работы - товар дешевый, три вершка на четыре - себе стоит... шесть вершков на семь -себе стоит... |
| Do you know about the saints? | Святых знаешь? |
| Remember Boniface is a protection against drink; Vvaara, the great martyr, against toothache and death by accident; Blessed Vassili, against fevers. | Запомни: Вонифатий - от запоя; Варвара Великомученица - от зубной боли, нечаянныя смерти; Василий Блаженный - от лихорадки, горячки... |
| Do you know all about Our Lady? | Богородиц знаешь? |
| Look! This is Our Lady of Sorrows, and Our Lady of Abalak, Most Renowned. Do not weep for me, Mother. Assuage my griefs. Our lady of Kazan, of Pokrove; Our Lady of Seven Dolors." | Гляди: Скорбящая, Троеручица, Абалацкая-Знамение, Не рыдай мене, мати, Утоли моя печали, Казанская, Дейсус, Покрова, Семистрельная... |
| I soon remembered the prices of the icons, according to their size and the work on them, and learned to distinguish between the different images of Our Lady. But to remember the significations of the various saints was difficult. | Я быстро запомнил цены икон по размерам и работе, запомнил различия в иконах богородиц, но запомнить значение святых было нелегко. |
| Sometimes I would be standing at the door of the shop, dreaming, when the shopman would suddenly test my knowledge. | Задумаешься, бывало, о чем-нибудь, стоя у двери лавки, а приказчик вдруг начнет проверять мои знания: |
| "Who is the deliverer from painful childbirth?" | - Трудных родов разрешитель - кто будет? |
| If I answered wrongly, he would ask scornfully: | Если я ошибаюсь, он презрительно спрашивает: |
| "What is the use of your head?" | - Для чего у тебя голова? |
| Harder still was it for me to tout for customers. The hideously painted icons did not please me at all, and I did not like having to sell them. | Еще труднее было зазывать покупателей; уродливо написанные иконы не нравились мне, продавать их было неловко. |
| According to grandmother's stories, I had imagined Our Lady as young, beautiful, and good, just as she was in pictures in the magazines, but the icons represented her as old and severe, with a long crooked nose, and wooden hands. | По рассказам бабушки я представлял себе богородицу молодой, красивой, доброй; такою она была и на картинках журналов, а иконы изображали ее старой, строгой, с длинным, кривым носом и деревянными ручками. |
| On market days, Wednesdays and Fridays, business was brisk. Peasants, old women, and sometimes whole families together, appeared on the terrace, - all old Ritualists from Zavoljia, suspicious and surly people of the forests. | В базарные дни, среду и пятницу, торговля шла бойко, на террасе то и дело появлялись мужики и старухи, иногда целые семьи, всё - старообрядцы из Заволжья, недоверчивый и угрюмый лесной народ. |
| I would see, perhaps, coming along slowly, almostly timidly, across the gallery, a ponderous man wrapped in sheepskin and thick, home-made cloth, and I would feel awkward and ashamed at having to accost him. | Увидишь, бывало, как медленно, точно боясь провалиться, шагает по галерее тяжелый человек, закутанный в овчину и толстое, дома валянное сукно,- становится неловко перед ним, стыдно. |
| At last by a great effort I managed to intercept him, and revolving about his feet in their heavy boots, I chanted in a constrained, buzzing voice: | С великим усилием встанешь на дороге ему, вертишься под его ногами в пудовых сапогах и комаром поешь: |
| "What can we do for you, your honor? | - Что вам угодно, почтенный? |
| We have psalters with notes and comments, the books of Ephrem Siren, Kyrillov, and all the canonical books and breviaries. Please come and look at them. | Псалтири следованные и толковые, Ефрема Сирина книги, Кирилловы, уставы, часословы -пожалуйте, взгляните! |
| All kinds of icons, whatever you want, at various prices. Only the best work, - dark colors! | Иконы все, какие желаете, на разные цены, лучшей работы, темных красок! |
| We take orders, too, if you wish it, for all kinds of saints and madonnas. | На заказ пишем кого угодно, всех святых и богородиц! |
| Perhaps you would like to order something for a Name Day, or for your family? | Именную, может, желаете заказать, семейную? |
| This is the best workshop in Russia! | Лучшая мастерская в России! |
| Here are the best goods in the town!" | Первая торговля в городе! |
| The impervious and inscrutable customer would look at me for a long time in silence. Suddenly pushing me aside with an arm like a piece of wood, he would go into the shop next door, and my shopman, rubbing his large ears, grumbled angrily : | Непроницаемый и непонятный покупатель долго молчит, глядя на меня, как на собаку, и вдруг, отодвинув меня в сторону деревянной рукою, идет в лавку соседа, а приказчик мой, потирая большие уши, сердито ворчит: |
| "You have let him go! You're a nice salesman!" | - Упустил, тор-рговец... |
| In the next shop could be heard a soft, sweet voice, pouring forth a speech which had the effect of a narcotic. | В лавке соседа гудит мягкий, сладкий голос, течет одуряющая речь: |
| "We don't sell sheepskins or boots, my friend, but the blessing of God, which is of more value than silver or gold; which, in fact, is priceless." | - Мы, родимый, не овчиной торгуем, не сапогом, а- божьей благодатью, которая превыше сребра-злата, и нет ей никакой цены... |
| "The devil!" whispered our shopman, full of envy and almost beside himself with rage. "A curse on the eyes of that muzhik! | - Ч-чёрт! - шепчет мой приказчик с завистью и восхищением.- Здорово заливает глаза мужику! |
| You must learn! | Учись! |
| You must learn!" | Учись! |
| I did honestly try to learn, for one ought to do well whatever one has to do. | Я учился добросовестно,- всякое дело надо делать хорошо, коли взялся за него. |
| But I was not a success at enticing the customers in, nor as a salesman. These gruff men, so sparing of their words, those old women who looked like rats, always for some reason timid and abject, aroused my pity, and I wanted to tell them on the quiet the real value of the icons, and not ask for the extra two greven. | Но я плохо преуспевал в заманивании покупателей и в торговле,- эти угрюмые мужики, скупые на слова, старухи, похожие на крыс, всегда чем-то испуганные, поникшие, вызывали у меня жалость к ним, хотелось сказать тихонько покупателю настоящую цену иконы, не запрашивая лишнего двугривенного. Все они казались мне бедными, голодными, и было странно видеть, что эти люди платят по три рубля с полтиной за Псалтырь - книгу, которую они покупали чаше других. |
| They amazed me by their knowledge of books, and of the value of the painting on the icons. One day a gray-haired old man whom I had herded into the shop said to me shortly: | Они удивляли меня своим знанием книг, достоинств письма на иконах, а однажды седенький старичок, которого я загонял в лавку, кротко сказал мне: |
| "It is not true, my lad, that your image workshop \s, the best in Russia - the best is Rogoshin's in Moscow." | - Неправда это будет, малый, что ваша мастерская по иконам самолучшая в России, самолучшая-то -Рогожина, в Москве! |
| In confusion I stood aside for him to pass, and he went to another shop, not even troubling to go next door. | Смутясь, я посторонился, а он тихонько пошел дальше, не зайдя и в лавку соседа. |
| "Has he gone away?" asked the shopman spitefully. | - Съел? - ехидно спросил меня приказчик. |
| "You never told me about Rogoshin's workshop." | - Вы мне не говорили про мастерскую Рогожина... |
| He became abusive. | Он начал ругаться: |
| "They come in here so quietly, and all the time they know all there is to know, curse them! They understand all about the business, the dogs!" | - Шляются вот эдакие тихони и всё знают, анафемы, всё понимают, старые псы... |
| Handsome, overfed, and selfish, he hated the peasants. When he was in a good humor, he would com plain to me: | Красивенький, сытый и самолюбивый, он ненавидел мужиков и в добрые минуты жаловался мне: |
| "I am clever! I like cleanliness and scents, incense, and eau-de-Cologne, and though I set such a value on myself, I am obliged to bow and scrape to some peasant, to get five copecks' profit out of him for the mistress. | - Я - умный, я чистоту люблю, хорошие запахи -ладан, одеколон, а при таком моем достоинстве должен вонючему мужику в пояс кланяться, чтоб он хозяйке пятак барыша дал! |
| Do you think it is fair? | Хорошо это мне? |
| What is a peasant, after all? | Что такое мужик? |
| A bundle of foul wool, a winter louse, and yet " | Кислая шерсть, вошь земная, а между тем... |
| And he fell into an indignant silence. | Он огорченно умолкал. |
| I liked the peasants. There was something elusive about each one of them which reminded me of Yaakov. | Мне мужики нравились, в каждом из них чувствовалось нечто таинственное, как в Якове. |
| Sometimes there would climb into the shop a miserable-looking figure in a chapan7 put on over a short, fur-coat. He would take off his shaggy cap, cross himself with two fingers, look into the corner where the lamp glimmered, yet try not to, lest his eyes rest on the unblessed icons. Then glancing around, without speaking for some time, he would manage at length to say: | Бывало, влезет в лавку грузная фигура в чапане, надетом сверху полушубка, снимет мохнатую шапку, перекрестится двумя перстами, глядя в угол, где мерцает лампада, и стараясь не задевать глазами неосвященных икон, потом молча пощупает взглядом вокруг себя и скажет: |
| "Give me a psalter with a commentary." | - Дай-кось Псалтирь толковую! |
| Tucking up the sleeves of his chapan he would read the pages, as he turned them over with clumsy movement, biting his lips the while. | Засучив рукава чапана, он долго читает выходной лист, шевеля землистыми, до крови потрескавшимися губами. |
| "Haven't you any more ancient than this?" | - Подревнее - нет? |
| "An old one would cost a thousand rubles, as you know." | - Древние - тысячи целковых стоят, как вы знаете... |
| "I know." | - Знаем. |
| The peasant moistened his finger as he turned over the leaves, and there was left a dark fingerprint where he had touched them. | Помуслив палец, мужик перевертывает страницу,-там, где он коснулся ее, остается темный снимок с пальца. |
| The shopman, gazing with an evil expression at the back of his head, said: | Приказчик, глядя в темя покупателя злым взглядом, говорит: |
| "The Holy Scriptures are all of the same age; the word of God does not change." | - Священное писание всё одной древности, господь слова своего не изменял... |
| "We know all about that; we have heard that! | - Знаем, слыхали! |
| God did not change it, but Nikon did." | Господь не изменял, да Никон изменил. |
| Closing the book, he went out in silence. 7 The Nikonites are the followers of Nikon, patriarch of Moscow, who objected to the innovation of Peter the Great in suppressing the patriarchate of Moscow, and establishing a State Church upon the lines of the old patriarchal church. They are also termed the Old Believers, who are split up into several extraordinary schisms which existed before and after the suppression of the patriarchate, but who, in the main, continue their orthodoxy. | И, закрыв книгу, покупатель молча уходит. |
| Sometimes these forest people disputed with the shopman, and it was evident to me that they knew more about the sacred writings than he did. | Иногда эти лесные люди спорили с приказчиком, и мне было ясно, что они знают писание лучше, чем он. |
| "Outlandish heathen!" grumbled the shop-man. | - Язычники болотные,- ворчал приказчик. |
| I saw also that, although new books were not to the taste of the peasants, they looked upon a new book with awe, handling it carefully, as if it were a bird which might fly out of their hands. | Я видел также, что, хотя новая книга и не по сердцу мужику, он смотрит на нее с уважением, прикасается к ней осторожно, словно книга способна вылететь птицей из рук его. |
| This was very pleasant to me to see, because a book was a miracle to me. In it was inclosed the soul of the writer, and when I opened it, I set this soul free, and it spoke to me in secret. | Это было очень приятно видеть, потому что и для меня книга - чудо, в ней заключена душа написавшего ее; открыв книгу, я освобождаю эту душу, и она таинственно говорит со мною. |
| Often old men and women brought books to sell printed in the old characters of the preNikonovski period, or copies of such books, beautifully made by the monks of Irgiz and Kerjentz. They also brought copies of missals uncorrected by Dmitry Rostovski, icons with ancient inscriptions, crosses, folding icons with brass mountings, and silver, eucharist spoons given by the Muscovite princes to their hosts as keepsakes. All these were offered secretly, from their hoards under the floor. | Весьма часто старики и старухи приносили продавать древнепечатные книги дониконовских времен или списки таких книг, красиво сделанные скитницами на Иргизе и Керженце; списки миней, не правленных Дмитрием Ростовским; древнего письма иконы, кресты и медные складни с финифтью, поморского литья, серебряные ковши, даренные московскими князьями кабацким целовальникам; всё это предлагалось таинственно, с оглядкой, из-под полы. |
| Both my shopman and his neighbor kept a very sharp lookout for such vendors, each trying to take them away from the other. Having bought antiques for anything up to ten rubles, they would sell them on the market-place to rich Old Ritualists for hundreds of rubles. | И мой приказчик и наш сосед очень зорко следили за такими продавцами, стараясь перехватить их друг у друга; покупая древности за рубли и десятки рублей, они продавали их на ярмарке богатым старообрядцам за сотни. |
| "Mind you look out for those were - wolves, those wizards! Look for them with all your eyes; they bring luck with them." | Приказчик поучал меня: - Ты следи за этими лешими, за колдуньями, во все глаза следи! Они счастье с собой приносят. |
| When a vendor of this kind appeared, the shop-man used to send me to fetch the valuer, Petr Vas - silich, a connoisseur in old books, icons, and all kind of antiques. | Когда являлся такой продавец, приказчик посылал меня за начетчиком Петром Васильичем, знатоком старопечатных книг, икон и всяких древностей. |
| He was a tall old man with a long beard, like Blessed Vassili, with intelligent eyes in a pleasant face. | Это был высокий старик, с длинной бородою Василия Блаженного, с умными глазами на приятном лице. |
| The tendon of one of his legs had been removed, and he walked lame, with a long stick. Summer and winter he wore a light garment, like a cassock, and a velvet cap of a strange shape, which looked like a saucepan. | Плюсна одной ноги у него была отрублена, он ходил прихрамывая, с длинной палкой в руке, зиму и лето в легкой, тонкой поддевке, похожей на рясу, в бархатном картузе странной формы, похожем на кастрюлю. |
| Usually brisk and upright, when he entered the shop, he let his shoulders droop, and bent his back, sighing gently and crossing himself often, muttering prayers and psalms to himself all the time. | Бодрый, прямой, он, входя в лавку, опускал плечи, изгибал спину, охал тихонько, часто крестился двумя перстами и всё время бормотал молитвы, псалмы. |
| This pious and aged feebleness at once inspired the vendor with confidence in the valuer. | Это благочестие и старческая слабость сразу внушали продавцу доверие к начетчику. |
| "What is the matter? Has something gone wrong?" the old man would ask. | - В чем дела-то выпачканы у вас? - спрашивал старик. |
| "Here is a man who has brought an icon to sell. He says it is a Stroganovski." | - Вот икона продается, принес человек, говорит -строгановская. |
| "What?" | - Чего? |
| "A Stroganovski." | - Строгановская. - Ага... |
| "Aha, my hearing is bad. The Lord has stopped my ears against the abomination of the Nikonites." | Плохо слышу, заградил господь ухо мое от мерзости словес никонианских... |
| Taking off his cap, he held the icon horizontally, looked at the inscription lengthways, sideways, straight up, examined the knots in the wood, blinked, and murmured: | Сняв картуз, он держит икону горизонтально, смотрит вдоль письма, сбоку, прямо, смотрит на шпонку в доске, щуря глаза, и мурлычет: |
| "The godless Nikonites, observing our love of ancient beauties, and instructed by the devil, have mali -ciously made forgeries. In these days it is very easy to make holy images, - oh, very easy! | - Безбожники никониане, любовь нашу к древнему благообразию заметя и диаволом научаемы преехидно фальшам разным, ныне и святые образа подделывают ловко, ой, ловко! |
| At first sight, this might be a real Stroganovski, or an Ustiujcki painting, or even a Suzdulski, but when you look into it, it is a forgery." | С виду-те образ будто и впрямь строгановских али устюжских писем, а то - суздальских, ну, а вглядись оком внутренним фальша! |
| If he said "forgery," it meant, "This icon is precious and rare." | Если он говорит "фальша", значит - икона дорогая и редкая. |
| By a series of prearranged signs, he informed the shopman how much he was to give for the icon or book. I knew that the words "melancholy" and "affliction" meant ten rubles. | Ряд условных выражений указывает приказчику, сколько можно дать за икону, за книгу; я знаю, что слова "уныние и скорбь" значат - десять рублей, |
| "Nikon the tiger" meant twenty-five. I felt ashamed to see how they deceived the sellers, but the skilful by-play of the valuer amused me. | "Никон-тигр" - двадцать пять; мне стыдно видеть, как обманывают продавца, но ловкая игра начетчика увлекает меня. |
| "Those Nikonites, black children of Nikon the tiger, will do anything, - led by the Devil as they are! Look! Even this signature looks real, and the bas-relief as if it were painted by the one hand. But look at the face - that was not done by the same brush. | - Никониане-то, черные дети Никона-тигра, всё могут сделать, бесом руководимы,- вот и левкас будто настоящий, и доличное одной рукой написано, а лик-то, гляди,- не та кисть, не та! |
| An old master like Pimen Ushakov, although he was a heretic, did the whole icon himself. He did the bas-relief, the face, and even the chasing very carefully, and sketched in the inscription, but the impious people of our day cannot do anything like it! | Старые-то мастера, как Симон Ушаков,хоть он еретик был,- сам весь образ писал, и доличное и лик, сам и чку строгал и левкас наводил, а наших дней богомерзкие людишки этого не могут! |
| In old times image painting was a holy calling, but now they make what concerns God merely a matter of art." | Раньше-то иконопись святым делом была, а ныне - художество одно, так-то, боговы! |
| At length he laid the icon down carefully on the counter, and putting on his hat, said: | Наконец он осторожно кладет икону на прилавок и, надев картуз, говорит: |
| "It is a sin!" | - Грехи. |
| This meant "buy it." | Это значит - покупай! |
| Overwhelmed by his flow of sweet words, astounded by the old man's knowledge, the client would ask in an impressed tone: | Утопленный в реке сладких ему слов, пораженный знаниями старика, продавец уважительно спрашивает: |
| "Well, your honor, what is your opinion of the icon?" | - Как же, почтенный, икона-то? |
| "The icon was made by Nikonite hands." | - Икона - никонианской руки. |
| "That cannot be! | - Быть того не может! |
| My grandfather and my grandmother prayed before it!" | На нее деды, прадеды молились... |
| "Nikon lived before your grandfather lived." | - Никон-от пораньше прадеда твоего жил. |
| The old man held the icon close to the face of the seller, and said sternly: | Старик подносит икону к лицу продавца и уже строго внушает: |
| "Look now what a joyous expression it has! Do you call that an icon? | - Ты гляди, какая она веселая, али это икона? |
| It is nothing more than a picture - a blind work of art, a Nikonski joke - there is no soul in it! | Это - картина, слепое художество, никонианская забава,- в этой вещи духа нет! |
| Would I tell you what is not true? | Буду ли я неправо говорить? |
| I, an old man, persecuted for the sake of the truth! I shall soon have to go to God. I have nothing to gain by acting unfairly." | Я - человек старый, за правду гонимый, мне скоро до бога идти, мне душой кривить - расчета нет! |
| He went out from the shop onto the terrace, languid with the feebleness of old age, offended by the doubt cast upon his valuation. | Он выходит из лавки на террасу, умирающий от старческой слабости, обиженный недоверием к его оценке. |
| The shopman paid a few rubles for the picture, the seller left, bowing low to Petr Vassilich, and they sent me to the tavern to get boiling water for the tea. When I returned, I would find the valuer brisk and cheerful, looking lovingly at the purchase, and thus instructing the shopman: | Приказчик платит за икону несколько рублей, продавец уходит, низко поклонясь Петру Васильичу; меня посылают в трактир за кипятком для чая; возвратясь, я застаю начетчика бодрым, веселым; любовно разглядывая покупку, он учит приказчика: |
| "Look, this icon has been very carefully done! The painting is very fine, done in the fear of God. Human feelings had no part in it." | - Гляди - икона - строгая, писана тонко, со страхом божиим, человечье - отринуто в ней... |
| "And whose work is it?" asked the shopman, beaming and jumping about for joy. | - А чье письмо? - спрашивает приказчик, сияя и подпрыгивая. |
| "It is too soon for you to know that." | - Это тебе рано знать. |
| "But how much would connoisseurs give for it?" | - А сколько дадут знатоки? |
| "That I could not say. | - Это мне неизвестно. |
| Give it to me, and I will show it to some one." | Давай, кое-кому покажу... |
| "Och, Petr Vassilich." | - Ох, Петр Васильич... |
| "And if I sell it, you shall have half the hundred rubles. Whatever there is over, that is mine!" | - А если продам - тебе полсотни, а что сверх того -мое! |
| "Och!" | - Ох... |
| "You need not keep on saying 'Och'!" | - Да ты не охай... |
| They drank their tea, bargaining shamelessly, looking at one another with the eyes of conspirators. | Они пьют чай, бесстыдно торгуясь, глядя друг на друга глазами жуликов. |
| That the shopman was completely under the thumb of the old man was plain, and when the latter went away, he would say to me: | Приказчик весь в руках старика, это ясно; а когда старик уйдет, он скажет мне: |
| "Now don't you go chattering to the mistress about this deal." | - Ты, смотри, не болтай хозяйке про эту покупку! |
| When they had finished talking about the sale of the icon, the shopman would ask: | Условившись о продаже иконы, приказчик спрашивает: |
| "And what news is there in the town, Petr Vassilich?" | - А что новенького в городе, Петр Васильич? |
| Smoothing his beard with his yellow fingers, laying bare his oily lips, the old man told stories of the lives of the merchants. He spoke of commercial successes, of feasts, of illnesses, of weddings, and of the infidelities of husbands and wives. | Расправив бороду желтой рукой, обнажив масленые губы, старик рассказывает о жизни богатых купцов: о торговых удачах, о кутежах, о болезнях, свадьбах, об изменах жен и мужей. |
| He served up these greasy stories quickly and skilfully, as a good cook serves up pancakes, with a sauce of hissing laughter. | Он печет эти жирные рассказы быстро и ловко, как хорошая кухарка блины, и поливает их шипящим смехом. |
| The shopman's round face grew dark with envy and rapture. His eyes were wide with dreamy wistfulness, as he said complainingly: | Кругленькое лицо приказчика буреет от зависти и врсторга, глаза подернуты мечтательной дымкой; вздыхая, он жалобно говорит: |
| "Other people live, and here am I!" | - Живут люди! А я вот... |
| "Every one has his appointed destiny," resounded the deep voice. "Of one, the fate is heralded by angels with little silver hammers, and' of another, by devils with the butt-end of an ax." | - У всякого своя судьба,- гудит басок начетчика.-Одному судьбу ангелы куют серебряными молоточками, а другому - бес обухом топора... |
| This strong, muscular, old man knew everything - the whole life of the town, all the secrets of the merchants, chinovniks, priests, and citizens. | Этот крепкий, жилистый старик всё знает - всю жизнь города, все тайны купцов, чиновников, попов, мещан. |
| He was keensighted as a bird of prey, and with this had some of the qualities of the wolf and fox. I always wanted to make him angry, but he looked at me from afar, almost as if through a fog. | Он зорок, точно хищная птица, в нем смешалось что-то волчье и лисье; мне всегда хочется рассердить его, но он смотрит на меня издали и словно сквозь туман. |
| He seemed to me to be surrounded by a limitless space. If one went closer to him, one seemed to be falling. | Он кажется мне окруженным бездонною пустотой; если подойти к нему ближе - куда-то провалишься. |
| I felt in him some affinity to the stoker Shumov. | И я чувствую в нем нечто родственное кочегару Шу-мову. |
| Although the shopman went into ecstasies over his cleverness, both to his face and behind his back, there were times when, like me, he wanted to provoke or offend the old man. | Хотя приказчик в глаза и за глаза восхищается его умом, но есть минуты, когда ему так же, как и мне, хочется разозлить, обидеть старика. |
| "You are a deceiver of men," he would say, suddenly looking heatedly into the old man's face. | - А ведь обманщик ты для людей,- вдруг говорит он, задорно глядя в лицо старика. |
| The latter, smiling lazily, answered: | Старик, лениво усмехаясь, отзывается: |
| "Only the Lord lives without deceit, and we live among fools, you see. Can one meet fools, and not deceive them? Of what use would they be, then?" | - Один господь без обмана, а мы - в дураках живем; ежели дурака не обмануть - какая от него польза? |
| The shopman lost his temper. | Приказчик горячится: |
| "Not all the peasants are fools. The merchants themselves came from the peasantry!" | - Не все же мужики - дураки, ведь купцы-то из мужиков выходят! |
| "We are not talking about merchants. | - Мы не про купцов беседу ведем. |
| Fools do not live as rogues do. | Дураки жуликами не живут. |
| A fool is like a saint - his brains are asleep." | Дурак свят, в нем мозги спят... |
| The old man drawled more and more lazily, and this was very irritating. | Старик говорит всё более лениво, и это очень раздражает. |
| It seemed to me that he was standing on a hillock in the midst of a quagmire. | Мне кажется, что он стоит на кочке, а вокруг него - трясина. |
| It was impossible to make him angry. Either he was above rage, or he was able to hide it very successfully. | Рассердить его нельзя, он недосягаем гневу или умеет глубоко прятать его. |
| But he often happened to be the one to start a dispute with me. He would come quite close to me, and smiling into his beard, remark: | Но часто бывало, что он сам начинал привязываться ко мне,- подойдет вплоть и, усмехаясь в бороду, спросит: |
| "What do you call that French writer - Ponoss?" | - Как ты французского-то сочинителя зовешь -Понос? |
| I was desperately angry at this silly way of turning the names upside down. But holding myself in for the time, I said: | Меня отчаянно сердит эта дрянная манера коверкать имена, но, сдерживаясь до времени, я отвечаю: |
| "Ponson de Terrail." | - Понсон де Террайль. |
| "Where was he lost?" 8 8 Terryat in Russian means "to lose." | - Где теряет? |
| "Don't play the fool. You are not a child." | - А вы не дурите, вы не маленький. |
| "That is true. I am not a child. | - Верно, не маленький. |
| What are you reading?" | Ты чего читаешь? |
| "'Ephrem Siren.'" | - Ефрема Сирина. |
| "And who writes best. Your foreign authors? or he?" | - А кто лучше пишет: гражданские твои али этот? |
| I made no reply. | Я молчу. |
| "What do the foreign ones write about most?" | - Гражданские-то о чем больше пишут? - не отстает он. |
| "About everything which happens to exist in life." | - Обо всем, что в жизни случается. |
| "That is to say, about dogs and horses - whichever may happen to come their way." | - Стало быть, о собаках, о лошадях,- это они случаются. |
| The shopman laughed. I was enraged. | Приказчик хохочет, я злюсь. |
| The atmosphere was oppressive, unpleasant to me. But if I attempted to get away, the shopman stopped me. | Мне очень тяжело, неприятно, но, если я сделаю попытку уйти от них, приказчик остановит: |
| "Where are you going?" | - Куда? |
| And the old man would examine me. | А старик пытает меня: |
| "Now, you learned man, gnaw this problem. Suppose you had a thousand naked people standing before you, five hundred women and five hundred men, and among them Adam and Eve. How would you tell which were Adam and Eve"?" | - Ну-ка, грамотник, разгрызи задачу: стоят перед тобой тыща голых людей, пятьсот баб, пятьсот мужиков, а между ними Адам, Ева - как ты найдешь Адам-Еву? |
| He kept asking me this, and at length explained triumphantly: | Он долго допрашивает меня и, наконец, с торжеством объявляет: |
| "Little fool, don't you see that, as they were not born, but were created, they would have no navels!" | - Дурачок, они ведь не родились, а созданы, значит - у них пупков нет! |
| The old man knew an innumerable quantity of these "problems." He could wear me out with them. | Старик знает бесчисленное множество таких "задач", он может замучить ими. |
| During my early days at the shop, I used to tell the shopman the contents of some of the books I had read. Now these stories came back to me in an evil form. The shopman retold them to Petr Vassilich, considerably cut up, obscenely mutilated. | Первое время дежурств в лавке я рассказывал приказчику содержание нескольких книг, прочитанных мною, теперь эти рассказы обратились во зло мне: приказчик передавал их Петру Васильеву, нарочито перевирая, грязно искажая. |
| The old man skilfully helped him in his shameful questions. Their slimy tongues threw the refuse of their obscene words at Eugenie Grandet, Ludmilla, and Henry IV. | Старик ловко помогал ему в этом бесстыдными вопросами; их липкие языки забрасывали хламом постыдных слов Евгению Гранде, Людмилу, Генриха IV. |
| I understood that they did not do this out of ill-nature, but simply because they wanted something to do. All the same, I did not find it easy to bear. | Я понимал, что они делают это не со зла, а со скуки, но мне от этого было не легче. |
| Having created the filth, they wallowed in it, like hogs, and grunted with enjoyment when they soiled what was beautiful, strange, unintelligible, and therefore comical to them. | Сотворив грязь, они рылись в ней, как свиньи, и хрюкали от наслаждения мять и пачкать красивое - чужое, непонятное и смешное им. |
| The whole Gostinui Dvor, the whole of its population of merchants and shopinen, lived a strange life, full of stupid, puerile, and always malicious diversions. | Весь Гостиный двор, всё население его, купцы и приказчики жили странной жизнью, полною глуповатых по-детски, но всегда злых забав. |
| If a passing peasant asked which was the nearest way to any place in the town, they always gave him the wrong direction. This had become such a habit with them that the deceit no longer gave them pleasure. | Если приезжий мужик спрашивал, как ближе пройти в то или иное место города, ему всегда указывали неверное направление,- это до такой степени вошло у всех в привычку, что уже не доставляло удовольствия обманщикам. |
| They would catch two rats, tie their tails together, and let them go in the road. They loved to see how they pulled in different directions, or bit each other, and sometimes they poured paraffin-oil over the rats, and set fire to them. | Поймав пару крыс, связывали их хвостами, пускали на дорогу и любовались тем, как они рвутся в разные стороны, кусают друг друга; а иногда обольют крысу керосином и зажгут ее. |
| They would tie an old iron pail on the tail of a dog, who, in wild terror, would tear about, yelping and growling, while they all looked on, and laughed. | Навязывали на хвост собаке разбитое железное ведро; собака в диком испуге, с визгом и грохотом мчалась куда-то, люди смотрели и хохотали. |
| There were many similar forms of recreation, and it seemed to me that all kinds of people, especially country people, existed simply for the amusement of the Gostinui Dvor. | Было много подобных развлечений, казалось, что все люди - деревенские в особенности -существуют исключительно для забав Гостиного двора. |
| In their relations to other people, there was a constant desire to make fun of them, to give them pain, and to make them uncomfortable. | В отношении к человеку чувствовалось постоянное желание посмеяться над ним, сделать ему больно, неловко. |
| It was strange that the books I had read were silent on the subject of this unceasing, deep-seated tendency of people to jeer at one another. | И было странно, что книги, прочитанные мною, молчат об этом постоянном, напряженном стремлении людей издеваться друг над другом. |
| One of the amusements of the Gostinui Dvor seemed to me peculiarly offensive and disgusting. | Одна из таких забав Г остиного двора казалась мне особенно обидной и противной. |
| Underneath our shop there was a dealer in woolen and felt footwear, whose salesman amazed the whole of Nijni by his gluttony. His master used to boast of this peculiarity of his employee, as one boasts of the fierceness of a dog, or the strength of a horse. | Внизу, под нашей лавкой, у торговца шерстью и валяными сапогами был приказчик, удивлявший весь Нижний базар своим обжорством; его хозяин хвастался этой способностью работника, как хвастаются злобой собаки или силою лошади. |
| He often used to get the neighboring shopkeepers to bet. | Нередко он вызывал соседей по торговле на пари: |
| "Who will go as high as ten rubles? | - Кто идет на десять целковых? |
| I will bet that Mishka devours ten pounds of ham in two hours!" | Стою на том, что Мишка сожрет в два часа времени десять фунтов окорока! |
| But they all knew that Mishka was well able to do that, and they said: | Но все знали, что Мишка способен сделать это, и говорили: |
| "We won't take your bet, but buy the ham and let him eat it, and we will look on." | - Пари не держим, а ветчины можно купить, пускай жрет, мы поглядим. |
| "Only let it be all meat and no bones!" | - Только - чтобы чистого мяса дать, без костей! |
| They would dispute a little and lazily, and then out of the dark storehouse crept a lean, beardless fellow with high cheek-bones, in a long cloth coat girdled with a red belt all stuck round with tufts of wool. | Поспорят немного и лениво, и вот из темной кладовой вылезает тощий, безбородый, скуластый парень в длинном драповом пальто, подпоясанный красным кушаком, весь облепленный клочьями шерсти. |
| Respectfully removing his cap from his small head, he gazed in silence, with a dull expression in his deep-set eyes, at the round face of his master which was suffused with purple blood. The latter was saying in his thick harsh voice: | Почтительно сняв картуз с маленькой головы, он молча смотрит мутным взглядом глубоко ввалившихся глаз в круглое лицо хозяина, налитое багровой кровью, обросшее толстым, жестким волосом. |
| "Can you eat a gammon of ham?" | - Батман окорока сожрешь? |
| "How long shall I have for it?" asked Mishka practically, in his thin voice. | - В какое время-с? - тонким голосом деловито спрашивает Мишка. |
| "Two hours." | - В два часа. |
| "That will be difficult." | - Трудно-с! |
| "Where is the difficulty?" | - Чего там - трудно! |
| "Well, let me have a drop of beer with it." | - Позвольте парочку пива-с! |
| "All right," said his master, and he would boast: "You need not think that he has an empty stomach. No! In the morning he had two pounds of bread, and dinner at noon, as you know." | - Валяй,- говорит хозяин и хвастается: - Вы не думайте, что он натощак, нет, он поутру фунта два калача смял да в полдень обедал, как полагается... |
| They brought the ham, and the spectators took their places. All the merchants were tightly enveloped in their thick fur-coats and looked like gigantic weights. They were people with big stomachs, but they all had small eyes and some had fatty tumors. An unconquerable feeling of boredom oppressed them all. | Приносят ветчину, собираются зрители, всё матерые купцы, туго закутанные в тяжелые шубы, похожие на огромные гири, люди с большими животами, а глаза у всех маленькие, в жировых опухолях и подернуты сонной дымкой неизбывной скуки. |
| With their hands tucked into their sleeves, they surrounded the great glutton in a narrow circle, armed with knives and large crusts of rye bread. He crossed himself piously, sat down on a sack of wool and placed the ham on a box at his side, measuring it with his vacant eyes. | Тесным кольцом, засунув руки в рукава, они окружают едока, вооруженного ножом и большой краюхой ржаного хлеба; он истово крестится, садится на куль шерсти, кладет окорок на ящик, рядом с собою, измеряет его пустыми глазами. |
| Cutting off a thin slice of bread and a thick one of meat, the glutton folded them together carefully, and held the sandwich to his mouth with both hands. His lips trembled; he licked them with his thin and long canine tongue, showing his small sharp teeth, and with a dog-like movement bent his snout again over the meat. | Отрезав тонкий ломоть хлеба и толстый мяса, едок аккуратно складывает их вместе, обеими руками подносит ко рту,- губы его дрожат, он облизывает их длинным собачьим языком, видны мелкие острые зубы,- и собачьей ухваткой наклоняет морду над мясом. |
| "He has begun!" | - Начал! |
| "Look at the time!" | - Глядите на часы! |
| All eyes were turned in a business-like manner on the face of the glutton, on his lower jaw, on the round protuberances near his ears; they watched the sharp chin rise and fall regularly, and drowsily uttered their thoughts. | Все глаза деловито направлены на лицо едока, на его нижнюю челюсть, на круглые желваки около ушей; смотрят, как острый подбородок равномерно падает и поднимается, вяло делятся мыслями: |
| "He eats cleanly - like a bear." | - Чисто - медведь мнет! |
| "Have you ever seen a bear eat?" | - А ты видал медведя за едой? |
| "Do I live in the woods? | - Али я в лесу живу? |
| There is a saying, 'he gobbles like a bear.' " | Это говорится так - жрет, как медведь. |
| "Like a pig, it says." | - Говорится - как свинья. |
| "Pigs don't eat pig." | - Свинья свинью не ест... |
| They laughed unwillingly, and soon some one knowingly said: | Неохотно смеются, и тотчас кто-то знающий поправляет: |
| "Pigs eat everything - little pigs and their own sisters." | - Свинья всё жрет - и поросят и свою сестру... |
| The face of the glutton gradually grew darker, his ears became livid, his running eyes crept out of their bony pit, he breathed with difficulty, but his chin moved as regularly as ever. | Лицо едока постепенно буреет, уши становятся сизыми, провалившиеся глаза вылезают из костяных ям, дышит он тяжко, но его подбородок двигается всё так же равномерно. |
| "Take it easy, Mikhail, there is time!" they encouraged him. | - Навались, Михаиле, время! - поощряют его. |
| He uneasily measured the remains of the meat with his eyes, drank some beer, and once more began to munch. | Он беспокойно измеряет глазами остатки мяса, пьет пиво и снова чавкает. |
| The spectators became more animated. Looking more often at the watch in the hand of Mishka's master, they suggested to one another: | Публика оживляется, всё чаще заглядывая на часы в руках Мишкина хозяина, люди предупреждают друг друга: |
| "Don't you think he may have put the watch back? Take it away from him! | - Не перевел бы часы-то он назад - возьмите у него! кусков! |
| Watch Mishka in case he should put any meat up his sleeve! | За Мишкой следи: не спускал бы в рукава |
| He won't finish it in the time!" | - Не сожрет в срок! |
| Mishka's master cried passionately: | Мишкин хозяин задорно кричит: |
| "I'll take you on for a quarter of a ruble! | - Держу четвертной билет! |
| Mishka, don't give way!" | Мишка, не выдай! |
| They began to dispute with the master, but no one would take the bet. | Публика задорит хозяина, но никто не принимает пари. |
| And Mishka went on eating and eating; his face began to look like the ham, his sharp grisly nose whistled plaintively. | А Мишка всё жует, жует, лицо его стало похоже на ветчину, острый, хрящеватый нос жалобно свистит. |
| It was terrible to look at him. It seemed to me that he was about to scream, to wainame = "note" | Смотреть на него страшно, мне кажется, что он сейчас закричит, заплачет: |
| "Have mercy on me!" | "Помилуйте..." |
| At length he finished it all, opened his tipsy eyes wide, and said in a hoarse, tired voice: "Let me go to sleep." | Или - заглотается мясом по горло, ткнется головою в ноги зрителям и умрет. Наконец он всё съел, вытаращил пьяные глаза и хрипит устало: - Испить дайте... |
| But his master, looking at his watch, cried angrily: | А его хозяин, глядя на часы, ворчит. |
| "You have taken four minutes too long, you wretch!" | - Опоздал, подлец, на четыре минуты... |
| The others teased him: | Публика дразнит его: |
| "What a pity we did not take you on; you would have lost." | - Жаль, не шли на спор с тобой, проиграл бы ты! |
| "However, he is a regular wild animal, that fellow." | - А все-таки зверь-парень! |
| "Ye - e - es, he ought to be in a show." | - Н-да, его бы в цирк... |
| "You see what monsters the Lord can make of men, eh?" | - Ведь как господь может изуродовать человека, а? |
| "Let us go and have some tea, shall we?" | - Айдате чай пить, что ли? |
| And they swam like barges to the tavern. | И плывут, как баржи, в трактир. |
| I wanted to know what stirred in the bosoms of these heavy, iron-hearted people that they should gather round the poor fellow because his unhealthy gluttony amused them. | Я хочу понять, что сгрудило этих тяжелых, чугунных людей вокруг несчастного парня, почему его болезненное обжорство забавляет их? |
| It was dark and dull in that narrow gallery closel3f packed with wool, sheepskins, hemp, ropes, felt, boots, and saddlery. | Сумрачно и скучно в узкой галерее, тесно заваленной шерстью, овчинами, пенькой, канатом, валяным сапогом, шорным товаром. |
| It was cut off - from the pavement by pillars of brick, clumsily thick, weather-beaten, and spattered with mud from the road. | От панели ее отделяют колонны из кирпича; неуклюже толстые, они обглоданы временем, обрызганы грязью улицы. |
| All the bricks and all the chinks between them, all the holes made by the fallen-away mortar, had been mentally counted by me a thousand times, and their hideous designs were forever heavily imprinted on my memory. | Все кирпичи и щели между ними, наверное, мысленно пересчитаны тысячи раз и навсегда легли в памяти тяжкой сетью своих уродливых узоров. |
| The foot-passenger dawdled along the pavement; hackney carriages and sledges loaded with goods passed up the road without haste. Beyond the street, in a red-brick, square, two-storied shop, was the market-place, littered with cases, straw, crumpled paper, covered with dirt and trampled snow. | По панели не спеша идут пешеходы; по улице не торопясь двигаются извозчики, сани с товаром; за улицей, в красном кирпичном квадрате двухэтажных лавок,- площадь, заваленная ящиками, соломой, мятой оберточной бумагой, покрытая грязным, истоптанным снегом. |
| All this, together with the people and the horses, in spite of the movement, seemed to be motionless, or lazily moving round and round in one place to which it was fastened by invisible chains. | Всё это, вместе с людями, лошадьми, несмотря на движение, кажется неподвижным, лениво кружится на одном месте, прикрепленное к нему невидимыми цепями. |
| One felt suddenly that this life was almost devoid of sound, or so poor in sounds that it amounted to dumbness. | Вдруг почувствуешь, что эта жизнь - почти беззвучна, до немоты бедна звуками. |
| The sides of the sledges squeaked, the doors of the shops slammed, sellers of pies and honey cried their wares, but their voices sounded unhappy, unwilling. They were all alike; one quickly became used to them, and ceased to pay attention to them. | Скрипят полозья саней, хлопают двери магазинов, кричат торговцы пирогами, сбитнем, но голоса людей звучат невесело, нехотя, они однообразны, к ним быстро привыкаешь и перестаешь замечать их. |
| The church-bells tolled funerally. That melancholy sound was always in my ears. It seemed to float in the air over the market-place without ceasing from morning to night; it was mingled with all my thoughts and feelings; it lay like a copper veneer over all my impressions. | Похоронно гудят колокола церквей,- этот унылый звон всегда в памяти уха; кажется, что он плавает в воздухе над базаром непрерывно, с утра до ночи, он прослаивает все мысли, чувства, ложится пригнетающим медным осадком поверх всех впечатлений. |
| Tedium, coldness, and want breathed all around: from the earth covered with dirty snow, from the gray snow-drift on the roof, from the flesh-colored bricks of the buildings; tedium rose from the chimneys in a thick gray smoke, and crept up to the gray, low, empty sky; with tedium horses sweated and people sighed. | Скука, холодная и нудная, дышит отовсюду: от земли, прикрытой грязным снегом, от серых сугробов на крышах, от мясного кирпича зданий; скука поднимается из труб серым дымом и ползет в серенькое, низкое, пустое небо; скукой дымятся лошади, дышат люди. |
| They had a peculiar smell of their own, these people -the oppressive dull smell of sweat, fat, hemp oil, hearth-cakes, and smoke. It was an odor which pressed upon one's head like a warm close-fitting cap, and ran down into one's breast, arousing a strange feeling of intoxication, a vague desire to shut one's eyes, to cry out despairingly, to run away somewhere and knock one's head against the first wall. | Она имеет свой запах - тяжелый и тупой запах пота, жира, конопляного масла, подовых пирогов и дыма; этот запах жмет голову, как теплая, тесная шапка, и, просачиваясь в грудь, вызывает странное опьянение, темное желание закрыть глаза, отчаянно заорать, и бежать куда-то, и удариться головой с разбега о первую стену. |
| I gazed into the faces of the merchants, over-nourished, full-blooded, frost-bitten, and as immobile as if they were asleep. | Я всматриваюсь в лица купцов, откормленные, туго налитые густой, жирной кровью, нащипанные морозом и неподвижные, как во сне. |
| These people often yawned, opening their mouths like fish which have been cast on dry land. | Люди часто зевают, расширяя рты, точно рыбы, выкинутые на сухой песок. |
| In winter, trade was slack and there was not in the eyes of the dealer that cautious, rapacious gleam which somehow made them bright and animated in the summer. | Зимою торговля слабая, и в глазах торгашей нет того настороженного, хищного блеска, который несколько красит, оживляет их летом. |
| The heavy fur coats hampered their movements, bowed them to the earth. As a rule they spoke lazily, but when they fell into a passion, they grew vehement. I had an idea that they did this purposely, in order to show one another that they were alive. | Тяжелые шубы, стесняя движения, пригибают людей к земле; говорят купцы лениво, а когда сердятся - спорят; я думаю, что они делают это нарочно, лишь бы показать друг другу: мы -живы! |
| It was perfectly clear to me that tedium weighed upon them, was killing them, and the unsuccessful struggle against its overwhelming strength was the only explanation I could give of their cruelty and senseless amusements at the expense of others. | Мне очень ясно, что скука давит их, убивает, и только безуспешной борьбой против ее всепоглощающей силы я могу объяснить себе жестокие и неумные забавы людей. |
| Sometimes I discussed this with Petr Vissilich. | Иногда я беседую об этом с Петром Васильевым. |
| Although as a rule he behaved to me scornfully and jeeringly, he liked me for my partiality for books, and at times he permitted himself to talk to me instructively, seriously. | Хотя вообще он относится ко мне насмешливо, с издевкой, но ему нравится мое пристрастие к книгам, и порою он разрешает себе говорить со мною поучительно, серьезно. |
| "I don't like the way these merchants live," I said. | - Не нравится мне, как живут купцы,- говорю я. |
| Twisting a strand of his beard in his long fingers, he said: | Намотав прядь бороды на длинный палец, он спрашивает: |
| "And how do you know how they live? | - А откуда бы тебе знать, как они живут? |
| Do you then often visit them at their houses? | Али ты в гости часто ходишь к ним? |
| This is merely a street, my friend, and people do not live in a street; they simply buy and sell, and they get through that as quickly as they can, and then go home again! | Здесь, парень, улица, а на улице человеки не живут, на улице они торгуют, а то - прошел по ней скоренько да и - опять домой! |
| People walk about the streets with their clothes on, and you do not know what they are like under their clothes. What a man really is is seen in his own home, within his own four walls, and how he lives there - that you know nothing about!" | На улицу люди выходят одетые, а под одежей не знать, каковы они есть; открыто человек живет у себя дома, в своих четырех стенах, а как он там живет - это тебе неизвестно! |
| "Yes, but they have the same ideas whether they are here or at home, don't they?" | - Да ведь мысли-то у него одни, что здесь, что дома? |
| "And how can any one know what ideas his neighbors have?" said the old man, making his eyes round. "Thoughts are like lice; you cannot count them. | - А кто может знать, какие у соседа мысли? -строго округляя глаза, говорит старик веским баском.- Мысли - как воши, их не сочтеши,-сказывают старики. |
| It may be that a man, on going to his home, falls on his knees and, weeping, prays to God: Torgive me, Lord, I have defiled Thy holy day!' | Может, человек, придя домой-то, падет на колени да и заплачет, бога умоляя: "Прости, господи, согрешил во святой день твой!" |
| It may be that his house is a sort of monastery to him, and he lives there alone with his God. | Может, дом-от для него - монастырь и живет он там только с богом одним? |
| You see how it is! | Так-то вот! |
| Every spider knows its own corner, spins its own web, and understands its own position, so that it may hold its own." | Каждый паучок знай свой уголок, плети паутину да умей понять свой вес, чтобы выдержала тебя... |
| When he spoke seriously, his voice went lower and lower to a deep base, as if he were communicating secrets. | Когда он говорит серьезно, голос звучит еще ниже, басовитее, как бы сообщая важные тайны. |
| "Here you are judging others, and it is too soon for you; at your age one lives not by one's reason but by one's eyes. | - Ты вот рассуждаешь, а рассуждать тебе - рано, в твои-то годы не умом живут, а глазами! |
| What you must do is to look, remember, and hold your tongue. | Стало быть, гляди, помни да помалкивай. |
| The mind is for business, but faith is for the soul. | Разум - для дела, а для души - вера! |
| It is good for you to read books, but there must be moderation in all things, and some have read themselves into madness and godlessness." | Что книги читаешь - это хорошо, а во всем надо знать меру: некоторые зачитываются и до безумства и до безбожия... |
| I looked upon him as immortal; it was hard for me to believe that he might grow older and change. | Он казался мне бессмертным,- трудно было представить, что он может постареть, измениться. |
| He liked to tell stories about merchants and coiners who had become notorious. I had heard many such stories from grandfather, who told them better than the valuer, but the underlying theme was the same -that riches always lead to sin towards God and one's fellow-creatures. | Ему нравилось рассказывать истории о купцах, о разбойниках и фальшивомонетчиках, которые становились именитыми людями; я уже много слышал таких историй от деда, и дед рассказывал лучше начетчика. Но смысл рассказов был одинаков: богатство всегда добывалось грехом против людей и бога. |
| Petr Vassilich had no pity for human creatures, but he spoke of God with warmth of feeling, sighing and covering his eyes. | Петр Васильев людей не жалел, а о боге говорил с теплым чувством, вздыхая и пряча глаза. |
| "And so they try to cheat God, and He, the Lord Jesus Christ, sees it all and weeps. 'My people, my people, my unhappy people, hell is being prepared for you!' " | - Так вот и обманывают бога-то, а он, батюшко Исус, всё видит и плачет: люди мои, люди, горестные люди, ад вам уготован! |
| Once I jokingly reminded him: | Раз я осмелился напомнить ему: |
| "But you cheat the peasants yourself." | - Ведь вы тоже обманываете мужиков... |
| He was not offended by this. | Это его не обидело. |
| "Is that a great matter as far as I am concerned?" he said. | - Велико ли мое дело? - сказал он. |
| "I may rob them of from three to five rubles, and that is all it amounts to!" | - Слизну трешницу, пятишницу - вот и вся недолга. |
| When he found me reading, he would take the book out of my hands and ask me questions about what I had read, in a fault-finding manner. With amazed incredulity he would say to the shopman: | Заставая меня за чтением, он брал из моих рук книгу, придирчиво спрашивал о прочитанном и, недоверчиво удивляясь, говорил приказчику: |
| "Just look at that now; he understands books, the young rascal!" | - Ты гляди-ко, - понимает книги-то, шельмец! |
| And he would give me a memorable, intelligent lecture: | И толково, памятно поучал: |
| "Listen to what I tell you now; it is worth your while. | - Слушай слова мои, это тебе годится! |
| There were two Kyrills, both of them bishops; one Kyrill of Alexandria, and the other Kyrill of Jerusalem. | Кириллов - двое было, оба епископы; один -александрийской, другой - ерусалимской. |
| The first warred against the cursed heretic, Nestorius, who taught obscenely that Our Lady was born in original sin and therefore could not have given birth to God; but that she gave birth to a human being with the name and attributes of the Messiah, the Saviour of the world, and therefore she should be called not the God-Bearer, but the Christ-Bearer. Do you understand? | Первый ратоборствовал супро-ти окаянного еретика Нестория, который учил похабно, что-де богородица - человек есть, а посему - не имела бога родить, но родила человека же, именем и делами Христа, сиречь - спасителя миру; стало быть, надо ее называть не богородица, а христородица, - понял? |
| That is called heresy! | Это названо - ересь! |
| And Kyrill of Jerusalem fought against the Arian heretics." | Ерусалимской же Кирилл боролся против Ария-еретика... |
| I was delighted with his knowledge of church history, and he, stroking his beard with his well-cared-for, priest-like hands, boasted: | Меня очень восхищало его знание церковной истории, а он, потрепывая бороду холеной поповской рукой, хвастался: |
| "I am a past master in that sort of thing. When I was in Moscow, I was engaged in a verbal debate against the poisonous doctrines of the Nikonites, with both priests and seculars. I, my little one, actually conducted discussions with professors, yes! | - Я на этом деле - генерал; я в Москву к Троице ездил на словесное прение с ядовитыми учеными никонианами, попами и светскими; я, малый, даже с профессорами беседы водил, да! |
| To one of the priests I so drove home the verbal scourge that his nose bled infernally, that it did!" | Одного попа до того загонял словесным-то бичом, что у него ажно кровь носом пошла, - вот как! |
| His cheeks were flushed; his eyes shone. | Щеки у него покрывались румянцем, глаза расцветал. |
| The bleeding of the nose of his opponent was evidently the highest point of his success, in his opinion; the highest ruby in the golden crown of his glory, and he told the story voluptuously. | Кровотечение из носа противника он, видимо, считал высшим пунктом своего успеха, самым ярким рубином в златом венце славы своей и рассказывал об этом сладострастно. |
| "A ha - a - andsome, wholesome-looking priest he was! | - Кра-асивый попище, здоровенный! |
| He stood on the platform and drip, drip, the blood came from his nose. | Стоит он пред аналоем, а из носу-то кап, кап! |
| He did not see his shame. | И не видит сраму своего. |
| Ferocious was the priest as a desert lion; his voice was like a bell. | Лют был поп, аки лев пустынный, голосище -колокол! |
| But very quietly I got my words in between his ribs, like saws. | А я его тихонько, да всё в душу, да между ребер ей словами-то своими, как шильями!.. |
| He was really as hot as a stove, made red-hot by heretical malice - ekh - that was a business!" | Он же прямо, как печь жаркая, накаляется злобой еретической... Эх, бывали дела-а! |
| Occasionally other valuers came. These were Pakhomi, a man with a fat belly, in greasy clothes, with one crooked eye who was wrinkled and snarling; Lukian, a little old man, smooth as a mouse, kind and brisk; and with him came a big, gloomy man looking like a coachman, black bearded, with a deathlike face, unpleasant to look upon, but handsome, and with eyes which never seemed to move. | Нередко приходили еще начетчики: Пахомий, человек с большим животом, в засаленной поддевке, кривой на один глаз, обрюзглый и хрюкающий; Лукиян, маленький старичок, гладкий, как мышь, ласковый и бойкий, а с ним большой мрачный человек, похожий на кучера, чернобородый, с мертвым лицом, неприятным, но красивым, с неподвижными глазами. |
| Almost always they brought ancient books, icons and thuribles to sell, or some kind of bowl. Sometimes they brought the vendors - an old man or woman from the Volga. | Почти всегда они приносили продавать старинные книги, иконы, кадильницы, какие-то чаши; иногда приводили продавцов - старуху или старика из-за Волги. |
| When their business was finished, they sat on the counter, looking just like crows on a furrow, drank tea with rolls and lenten sugar, and told each other about the persecutions of the Nikonites. Here a search had been made, and books of devotion had been confiscated; there the police had closed a place of worship, and had contrived to bring its owner to justice under Article 103. | Кончив дела, усаживались у прилавка, точно вороны на меже, пили чай с калачами и постным сахаром и рассказывали друг другу о гонениях со стороны никонианской церкви, там - сделали обыск, отобрали богослужебные книги; тут -полиция закрыла молельню и привлекла хозяев ее к суду по 103 статье. |
| This Article 103 was frequently the theme of their discussions, but they spoke of it calmly, as of something unavoidable, like the frosts of winter. | Эта 103 статья чаще всего являлась темой их бесед, но они говорили о ней спокойно, как о чем-то неизбежном, вроде морозов зимою. |
| The words police, search, prison, justice, Siberia -these words, continually recurring in their conversations about the persecutions for religious beliefs, fell on my heart like hot coals, kindling sympathy and fellow feeling for these Old Believers. Reading had taught me to look up to people who were obstinate in pursuing their aims, to value spiritual steadfastness. | Слова - полиция, обыск, тюрьма, суд, Сибирь, -слова, постоянно звучавшие в их беседах о гонении за веру, падали на душу мне горячими углями, разжигая симпатию и сочувствие к этим старикам; прочитанные книги научили меня уважать людей, упорных в достижении своих целей, ценить духовную стойкость. |
| I forgot all the bad which I saw in these teachers of life. I felt only their calm stubbornness, behind which, it seemed to me, was hidden an unwavering belief in the teachings of their faith, for which they were ready to suffer all kinds of torments. | Я забывал всё плохое, что видел в этих учителях жизни, чувствовал только их спокойное упорство, за которым - мне казалось - скрыта непоколебимая вера учителей в свою правду, готовность принять за правду все муки. |
| At length, when I had come across many specimens of these guardians of the old faith, both among the people and among the intellectuals, I understood that this obstinacy was the oriental passivity of people who never moved from the place whereon they stood, and had no desire to move from it, but were bound by strong ties to the ways of the old words, and worn-out ideas. They were steeped in these words and ideas. | Впоследствии, когда мне удалось видеть много таких и подобных хранителей старой веры, и в народе и в интеллигенции, я понял, что это упорство - пассивность людей, которым некуда идти с того места, где они стоят, да и не хотят они никуда идти, ибо, крепко связанные путами старых слов, изжитых понятий, они остолбенели в этих словах и понятиях. |
| Their wills were stationary, incapable of looking forward, and when some blow from without cast them out of their accustomed place, they mechanically and without resistance let themselves roll down, like a stone off a hill. | Их воля неподвижна, неспособна развиваться в направлении к будущему и, когда какой-либо удар извне сбрасывает их с привычного места, они механически катятся вниз, точно камень с горы. |
| They kept their own fasts in the graveyards of lived-out truths, with a deadly strength of memory for the past, and an insane love of suffering and persecution; but if the possibility of suffering were taken away from them, they faded away, disappeared like a cloud on a fresh winter day. | Они держатся на своих постах у погоста отживших истин мертвою силою воспоминаний о прошлом и своей болезненной любовью к страданию, угнетению, но, если отнять у них возможность страдания, они, опустошенные, исчезают, как облака в свежий ветреный день. |
| The faith for which they, with satisfaction and great self-complacency, were ready to suffer is incontestably a strong faith, but it resembles well-worn clothes, covered with all kinds of dirt, and for that very reason is less vulnerable to the ravages of time. | Вера, за которую они не без удовольствия и с великим самолюбованием готовы пострадать,-это, бесспорно, крепкая вера, но напоминает она заношенную одежду,- промасленная всякой грязью, она только поэтому малодоступна разрушающей работе времени. |
| Thought and feeling become accustomed to the narrow and oppressive envelope of prejudice and dogma, and although wingless and mutilated, they live in ease and comfort. | Мысль и чувство привыкли к тесной, тяжелой оболочке предрассудков и догматов и хотя обескрылены, изуродованы, но живут уютно, удобно. |
| This belief founded on habits is one of the most grievous and harmful manifestations of our lives. Within the domains of such beliefs, as within the shadows of stone walls, anything new is born slowly, is deformed, and grows ansemic. | Эта вера по привычке - одно из наиболее печальных и вредных явлений нашей жизни; в области этой веры, как в тени каменной стены, всё новое растет медленно, искаженно, вырастает худосочным. |
| In that dark faith there are very few of the beams of love, too many causes of offense, irritations, and petty spites which are always friendly with hatred. | В этой темной вере слишком мало лучей любви, слишком много обиды, озлобления и зависти, всегда дружной с ненавистью. |
| The flame of that faith is the phosphorescent gleam of putrescence. | Огонь этой веры - фосфорический блеск гниения. |
| But before I was convinced of this, I had to live through many weary years, break up many images in my soul, and cast them out of my memory. | Но для того, чтобы убедиться в этом, мне пришлось пережить много тяжелых лет, многое сломать в душе своей, выбросить из памяти. |
| But at the time when I first came across these teachers of life, in the midst of tedious and sordid realities, they appeared to me as persons of great spiritual strength, the best people in the world. | А в то время, когда я впервые встретил учителей жизни среди скучной и бессовестной действительности,- они показались мне людьми великой духовной силы, лучшими людьми земли. |
| Almost every one of them had been persecuted, put in prison, had been banished from different towns, traveling by stages with convicts. They all lived cautious, hidden lives. | Почти каждый из них судился, сидел в тюрьме, был высылаем из разных городов, странствовал по этапам с арестантами; все они жили осторожно, все прятались. |
| However, I saw that while pitying the "narrow spirit" of the Nikonites, these old people willingly and with great satisfaction kept one another within narrow bounds. | Однако я видел, что, жалуясь на "утеснение духа" никонианами, старцы и сами охотно очень, даже с удовольствием, утесняют друг друга. |
| Crooked Pakhomie, when he had been drinking, liked to boast of his wonderful memory with regard to matters of the faith. He had several books at his finger-ends, as a Jew has his Talmud. He could put his finger on his favorite page, and from the word on which he had placed his finger, Pakhomie could go on reciting by heart in his mild, snuffling voice. | Кривой Пахомий, выпивши, любил хвастаться своей поистине удивительной памятью,-некоторые книги он знал "с пальца",- как еврей-ешиботник знает Талмуд,- ткнет пальцем в любую страницу, и с того слова, на котором остановится палец, Пахомий начинает читать дальше наизусть, мягоньким гнусавым голоском. |
| He always looked on the floor, and his solitary eye ran over the floor disquietingly, as if he were seeking some lost and very valuable article. | Он всегда смотрит в пол, и его единственный глаз бегает по полу так тревожно, точно ищет нечто потерянное, очень ценное. |
| The book with which he most often performed this trick was that of Prince Muishetzki, called | Чаще всего он показывал этот фокус на книге князя Мышецкого |
| "The Russian Vine," and the passage he best knew was, "The long suffering and courageous suffering of wonderful and valiant martyrs," but Petr Vassilitch was always trying to catch him in a mistake. | "Виноград Российский",- он особенно хорошо знал "многотерпеливые и многомужественные страдания дивных и всехрабрых страдальцев", а Петр Васильев всё старался поймать его на ошибках. |
| "That's a lie! | - Врешь! |
| That did not happen to Cyprian the Mystic, but to Denis the Chaste." | Это не с Киприаном Благоюродивым было, а с Денисом Целомудрым. |
| "What other Denis could it be? | - Какой еще Денис? |
| You are thinking of Dionysius." | Дионисий речется... |
| "Don't shuffle with words!" | - Ты за слово не цепляйся! |
| "And don't you try to teach me!" | - А ты меня не учи! |
| In a few moments both, swollen with rage, would be looking fixedly at one another, and saying: | Через минуту оба они, раздутые гневом, глядя в упор друг на друга, говорят: |
| "Perverter of the truth! Away, shameless one!" | - Чревоугодник ты, бесстыжая рожа, вон какое чрево наел... |
| Pakhomie answered, as if he were adding up accounts: | Пахомий отвечает, точно на счетах считая: |
| "As for you, you are a libertine, a goat, always hanging round the women." | - А ты - любострастник, козел, бабий прихвостень. |
| The shopman, with his hands tucked into his sleeves, smiled maliciously, and, encouraging the guardians of the ancient religion, cried, just like a small boy: | Приказчик, спрятав руки в рукава, ехидно улыбается и поощряет хранителей древнего благочестия, словно мальчишек: |
| "Th - a - at's right! | - Та-ак его! |
| Go it!" | А ну-ка, еще! |
| One day when the old men were quarreling, Petr Vassilitch slapped his comrade on the face with unexpected swiftness, put him to flight, and, wiping the sweat from his face, called after the fugitive: | Однажды старцы подрались. Петр Васильев, с неожиданной ловкостью отшлепав товарища по щекам, обратил его в бегство и, устало отирая пот с лица, крикнул вслед бегущему: |
| "Look out; that sin lies to your account! | - Смотри - это на тебя грех ляжет! |
| You led my hand into sin, you accursed one; you ought to be ashamed of yourself!" | Ты, окаянный, длань мою во грех-то ввел, тьфу тебе! |
| He was especially fond of reproaching his comrades in that they were wanting in firm faith, and predicting that they would fall away into "Protestantism." | Он особенно любил упрекать всех товарищей своих, что они недостаточно тверды верой и все впадают в "нетовщину". |
| "That is what troubles you, Aleksasha - the sound of the cock crowing!" | - Это всё Алексаша вас смущает,- какой ведь петух запел! |
| Protestantism worried and apparently frightened him, but to the question, "What is the doctrine of that sect?" he answered, not very intelligibly: | Нетовщина раздражала и, видимо, пугала его, но на вопрос: в чем суть этого учения? - он отвечал не очень вразумительно: |
| "Protestantism is the most bitter heresy; it acknowledges reason alone, and denies God! | - Нетовщина - еретичество самое горькое, в нем -один разум, а бога нет! |
| Look at the Bible Christians, for example, who read nothing but the Bible, which came from a German, from Luther, of whom it was said: He was rightly called Luther, for if you make a verb of it, it runs: Lute bo, lubo luto! | Вон в козаках, чу, ничего уж и не почитают, окромя Библии, а Библия это от немцев саратовских, от Лютора, о коем сказано: "имя себе прилично сочета: воистину бо - Лютор, иже лют глаголется, люте бо, любо люто!" |
| 9 And all that comes from the west, from the heretics of that part of the world." 9 From Lutui which means hard, violent. | Называются не-товцы шалопутами, а также штундой, и всё это - от Запада, от тамошних еретиков. |
| Stamping his mutilated foot, he would say coldly and heavily: | Притопывая изуродованной ногой, он говорил холодно и веско: |
| "Those are they whom the new Ritualists will have to drive out, whom they will have to watch, - yes, and burn too! | - Вот кого новообрядствующей-то церкви надо гнать, вот кого зорить да жечь! |
| But not us - we are of the true faith. Eastern, we are of the faith, the true, eastern, original Russian faith, and all the others are of the west, spoiled by free will! | А не нас, мы - искони Русь, наша вера истинная, восточная, корневая русская вера, а это всё -Запад, искаженное вольнодумство! |
| What good has ever come from the Germans, or the French? | От немцев, от французов - какое добро? |
| Look what they did in the year 12 - ." | Вон они в двенадцатом-то году... |
| Carried away by his feelings, he forgot that it was a boy who stood before him, and with his strong hands he took hold of me by the belt, now drawing me to him, now pushing me away, as he spoke beautifully, emotionally, hotly, and youthfully: | Увлекаясь, он забывал, что перед ним мальчишка, крепкой рукою брал меня за кушак и, то подтягивая к себе, то отталкивая, говорил красиво, взволнованный, горячо и молодо: |
| "The mind of man wanders in the forest of its own thoughts. Like a fierce wolf it wanders, the devil's assistant, putting the soul of man, the gift of God, on the rack! | - Блуждает разум человеч в дебрях вымыслов своих, подобно лютому волку блуждает он, диаволу подчиненный, истязуя душеньку человечью, божий дар! |
| What have they imagined, these servants of the devil? | Что выдумали, бесовы послушники? |
| The Bogomuili,10 through whom Protestantism came, taught thus: Satan, they say, is the son of God, the elder brother of Jesus Christ, That 10 Another sect of Old Believers. is what they have come to! | Богомилы, через которых вся нетовщина пошла, учили: сатана-де суть сын господень, старшой брат Исуса Христа,- вот куда доходили! |
| They taught people also not to obey their superiors, not to work, to abandon wife and children; a man needs nothing, no property whatever in his life; let him live as he chooses, and the devil shows him how. | Учили также: начальство - не слушать, работу - не работать, жен, детей - бросить; ничего-де человеку не надо, никакого порядка, а пускай человек живет как хочет, как ему бес укажет. |
| That Aleksasha has turned up here again." | Вон опять явился Алексашка этот, о, черви... |
| At this moment the shopman set me to do some work, and I left the old man alone in the gallery, but he went on talking to space: | Случалось, что в это время приказчик заставлял меня что-либо делать, я отходил от старика, но он, оставаясь один на галерее, продолжал говорить в пустоту вокруг себя: |
| "O soul without wings! O blind-born kitten, whither shall I run to get away from you?" | - О бескрылые души, о котята слепорожденные,-камо бегу от вас? |
| And then, with bent head and hands resting on hi? knees, he fell into a long silence, gazing, intent and motionless, up at the gray winter sky. | И потом, откинув голову, упираясь руками в колени, долго молчал, пристально и неподвижно глядя в зимнее, серое небо. |
| He began to take more notice of me, and his manner was kinder. When he found me with a book, he would glance over my shoulder, and say: | Он стал относиться ко мне более внимательно и ласково; заставая меня за книгой, гладил по плечу и говорил: |
| "Read, youngster, read; it is worth your while I It may be that you are clever; it is a pity that you think so little of your elders. You can stand up to any one, you think, but where will your sauciness land you in the end? | - Читай, малый, читай, годится! Умишко у тебя будто есть; жаль старших не уважаешь, со всеми зуб за зуб, ты думаешь - это озорство куда тебя приведет? |
| It will lead you nowhere, youngster, but to a convict's prison. | Это, малый, приведет тебя не куда иначе, как в арестантские роты. |
| Read by all means; but remember that books are books, and use your own brains I Danilov, the founder of the Xlist sect, came to the conclusion that neither old nor new books were necessary, and he put them all in a sack, and threw them in the water. | Книги - читай, однако помни - книга книгой, а своим мозгом двигай! Вон у хлыстов был наставник Данило, так он дошел до мысли, что-де ни старые, ни новые книги не нужны, собрал их в куль да - в воду! |
| Of course that was a stupid thing to do, but And now that cur, Aleksasha, must come disturbing us." | Да... Это, конечно, тоже - глупость! Вот и Алексаша, песья голова, мутит... |
| He was always talking about this Aleksasha, and one day he came into the shop, looking preoccupied and stem, and explained to the shopman: | Он всё чаще вспоминал про этого Алексашу и однажды, придя в лавку озабоченный, суровый, объявил приказчику: |
| "Aleksander Vassiliev is here in the town; he came yesterday. | - Александра Васильев здесь, в городе, вчера прибыл! |
| I have been looking for him for a long time, but he has hidden himself somewhere 1" | Искал, искал его - не нашел. Скрывается! Посижу, поди-ка заглянет сюда... |
| The shopman answered in an unfriendly tone: | Приказчик недружелюбно отозвался: |
| "I don't know anything about him!" | - Я ничего не знаю, никого! |
| Bending his head, the old man said: | Кивнув головою, старик сказал: |
| "That means that for you, people are either buyers or sellers, and nothing more! | - Так и следует: для тебя - все люди покупатели да продавцы, а иных нет! |
| Let us have some tea." | Угости-ка чайком... |
| When I brought in the big copper tea-pot, there were visitors in the shop. There was old Lukian, smiling happily, and behind the door in a dark corner sat a stranger dressed in a dark overcoat and high felt boots, with a green belt, and a cap set clumsily over his brows. | Когда я принес большой медный чайник кипятку, в лавке оказались гости: старичок Лукиян, весело улыбавшийся, а за дверью, в темном уголке, сидел новый человек, одетый в теплое пальто и высокие валяные сапоги, подпоясанный зеленым кушаком, в шапке, неловко надвинутой на брови. |
| His face was indistinct, but he seemed to be quiet and modest, and he looked somewhat like a shopman who had just lost his place and was very dejected about it. | Лицо у него было неприметное, он казался тихим, скромным, был похож на приказчика, который только что потерял место и очень удручен этим. |
| Petr Vassilich, not glancing in his direction, said something sternly and ponderously, and he pulled at his cap all the time, with a convulsive movement of his right hand. He would raise his hand as if he were about to cross himself, and push his cap upwards, and he would do this until he had pushed it as far back as his crown, when he would again pull it over his brows. | Петр Васильев, не глядя в его сторону, что-то говорил, строго и веско, а он судорожным движением правой руки всё сдвигал шапку: подымет руку, точно собираясь перекреститься, и толкнет шапку вверх, потом - еще и еще, а сдвинув ее почти до темени, снова туго и неловко натянет до бровей. |
| That convulsive movement reminded me of the mad beggar, Igosha, "Death in his pocket." | Этот судорожный жест заставил меня вспомнить дурачка Игошу Смерть в Кармане. |
| "Various kinds of reptiles swim in our muddy rivers, and make the water more turbid than ever," said Petr Vassilich. | - Плавают в мутной нашей речке разные налимы и всё больше мутят воду-то,- говорил Петр Васильев. |
| The man who resembled a shopman asked quietly and gently: | Человек, похожий на приказчика, тихо и спокойно спросил: |
| "Do you mean that for me?" | - Это ты - про меня, что ли? |
| "And suppose I do mean it for you?" | - Хоть бы и про тебя... |
| Then the man asked again, not loudly but very frankly: | Тогда человек еще спросил, негромко, но очень задушевно: |
| "Well, and what have you to say about yourself, man?" | - Ну, а про себя как ты скажешь, человек? |
| "What I have to say about myself, I say to God - that is my business." | - Про себя я только богу скажу - это мое дело... |
| "No, man, it is mine also," said the new-comer solemnly and firmly. "Do not turn away your face from the truth, and don't blind yourself deliberately; that is the great sin towards God and your fellow-creatures!" | - Нет, человек, и мое тоже,- сказал новый торжественно и сильно.- Не отвращай лица твоего от правды, не ослепляй себя самонамеренно, это есть великий грех пред богом и людьми! |
| I liked to hear him call Petr Vassilich "man," and his quiet, solemn voice stirred me. | Мне нравилось, что он называет Петра Васильева человеком, и меня волновал его тихий, торжественный голос. |
| He spoke as a good priest reads, | Он говорил так, как хорошие попы читают |
| "Lord and Master of my life," and bending forward, got off his chair, spreading his hands before his face: | "Господи, Владыко живота моего", и всё наклонялся вперед, съезжая со стула, взмахивая рукою пред своим лицом... |
| "Do not judge me; my sins are not more grievous than yours." | - Не осуждай меня, я не грязнее тебя во грехе... |
| The samovar boiled and hissed, the old valuer spoke contemptuously, and the other continued, refusing to be stopped by his words: | - Закипел самовар, зафыркал,- пренебрежительно выговорил старый начетчик, а тот продолжал, не останавливаясь на его словах: |
| "Only God knows who most befouls the source of the Holy Spirit. It may be your sin, you book-learned, literary people. As for me, I am neither book-learned nor literary; I am a man of simple life." | - Только богу известно, кто боле мутит источники духа свята, может, это - ваш грех, книжные, бумажные люди, а я не книжный, не бумажный, я простой, живой человек... |
| "We know all about your simplicity - we have heard of it - more than we want to hear!" | - Знаю я простоту твою, слыхал довольно! |
| "It is you who confuse the people; you break up the true faith, you scribes and Pharisees. | - Это вы путаете людей, вы ломаете прямые-то мысли, вы, книжники и фарисеи... |
| I- what shall I say? Tell me -" | Я - что говорю, скажи? |
| "Heresy," said Petr Vassilich. The man held his hands before his face, just as if he were reading something written on them, and said warmly: | - Ересь! - сказал Петр Васильев, а человек, двигая ладонью перед лицом своим, точно читая написанное на ней, жарко говорил: |
| "Do you think that to drive people from one hole to another is to do better than they? | - Вы думаете, перегнав людей из одного хлева в другой,- лучше сделаете им? |
| But I say no! | А я говорю - нет! |
| I say: Let us be free, man! | Я говорю - освободись, человек! |
| What is the good of a house, a wife, and all your belongings, in the sight of God? | К чему дом, жена и всё твое перед господом? |
| Let us free ourselves, man, from all that for the sake of which men fight and tear each other to pieces -from gold and silver and all kinds of property, which brings nothing but corruption and uncleannessi Not on earthly fields is the soul saved, but in the valleys of paradise! | Освободись, человек, ото всего, за что люди бьют и режут друг друга,- от злата, сребра и всякого имущества, оно же есть тлен и пакость! Не на полях земных спасение души, а в долинах райских! |
| Tear yourself away from it all, I say; break all ties, all cords; break the nets of this world. They are woven by antichrist. | Оторвитесь ото всего, говорю я, порвите все связки, веревки, порушьте сеть мира сего это плетение антихристово... |
| I am going by the straight road; I do not juggle with my soul; the dark world has no part in me." | Я иду прямым путем, я не виляю душой, темного мира не приемлю... |
| "And bread, water, clothes - do you have any part in them? | - А хлеб, воду, одёжу - приемлешь? |
| They are worldly, you know," said the valuer maliciously. | Это ведь, гляди, мирское! - ехидно сказал старик. |
| But these words had no effect on Aleksander. He talked all the more earnestly, and although his voice was so low, it had the sound of a brass trumpet. | Но и эти слова не коснулись Александра, он продолжал всё более задушевно, и, хотя голос его звучал негромко, казалось, что он трубит в медную трубу. |
| "What is dear to you, man? | - Что дорого тебе, человек? |
| The one God only should be dear to you. I stand before Him, cleansed from every stain. Remove the ways of earth from your heart and see God; you alone - He alone! | Только бог един дорог; встань же пред ним -чистый ото всего, сорви путы земные с души твоей, и увидит господь: ты один, он - один! |
| So you will draw near to God; that is the only road to Him. | Так приблизишься господу, это - един путь до него. |
| That is the way of salvation - to leave father and mother - to leave all, and even thine eye, if it tempts thee - pluck it out! | Вот в чем спасение указано - отца-мать, брось, указано, всё брось и даже око, соблазняющее тебя,- вырви! |
| For God's sake tear yourself from things and save your soul; take refuge in the spirit, and your soul shall live for ever and ever." | Бога ради истреби себя в вещах и сохрани в духе, и воспылает душа твоя на веки и веки... |
| "Well, it is a case with you, of the dog returning to his vomit," said Petr Vassiliev, rising, "I should have thought that you would have grown wiser since last year, but you are worse than ever." | - Ну-ко тебя ко псам смердящим,- сказал Петр Васильев, вставая.- Я было думал, что ты с прошлого году-то умнее стал, а ты - хуже того... |
| The old man went swaying from the shop onto the terrace, which action disturbed Aleksander. He asked amazedly and hastily: | Старик, покачиваясь, вышел из лавки на террасу; это встревожило Александра, он удивленно и торопливо спросил: |
| "Has he gone? | - Уходишь? |
| But - why?" | А... как же? |
| Kind Lukian, winking consolingly, said: | Но ласковый Лукиян, подмигнув успокоительно, проговорил: |
| "That's all right - that's all right!" | - Ничего... ничего... |
| Then Aleksander fell upon him: | Тогда Александр опрокинулся на него: |
| "And what about you, worldling? You are also sewing rubbishy words, and what do they mean? | - Вот и ты, хлопотун наземный, тоже сеешь хламные слова, а - что толку? |
| Well - a threefold alleluia - a double " | Ну - трегубая аллилуйя, ну - сугубая... |
| Lukian smiled at him and then went out on the terrace also, and Aleksander, turning to the shopman, said in a tone of conviction: | Лукиян улыбнулся ему и тоже пошел на террасу, а он, обращаясь к приказчику, сказал уверенно: |
| "They can't stand up to me, they simply can't! | - Не могут они терпеть духа моего, не могут! |
| They disappear like smoke before a flame." | Исчезают, яко дым от лица огня... |
| The shopman looked at him from under his brows, and observed dryly: | Приказчик взглянул на него исподлобья и сухо заметил: |
| "I have not thought about the matter." | - Я в эти дела не вникаю. |
| "What! Do you mean you have not thought about it? | Человек как будто сконфузился, надвинул шапку, пробормотал: - Как же можно не вникать? |
| This is a business which demands to be thought about." | Это дела такие... они требуют, чтобы вникали... |
| He sat for a moment in silence, with drooping head. Then the old men called him, and they all three went away. | Посидел с минуту молча, опустив голову; потом его позвали старики, и все трое они, не простясь, ушли. |
| This man had burst upon me like a bonfire in the night. He burned brightly, and when he was extinguished, left me feeling that there was truth in his refusal to live as other men. | Этот человек вспыхнул предо мною, словно костер в ночи, ярко погорел и угас, заставив меня почувствовать какую-то правду в его отрицании жизни. |
| In the evening, choosing a good time, I spoke about him excitedly to the head icon-painter. Quiet and kind Ivan Larionovich listened to what I had to say, and explained: | Вечером, выбрав время, я с жаром рассказал о нем старшему мастеру иконописной, тихому и ласковому Ивану Ларионовичу; он выслушал меня и объяснил: |
| "He belongs to the Byegouns, 11 a sort of sect; they acknowledge no authority." 11 Byegouns, or wanderers, still another sect of Old Believers. | - Бегун, видно, это есть такие сектари - не признают ничего. |
| "How do they live?" | - Как же они живут? |
| "Like fugitives they wander about the earth; that is why they have been given the name Byegoun. | - В бегах живут, всё странствуют по земле, затем и дано им нарицание бегуны. |
| They say that no one ought to have land, or property. And the police look upon them as dangerous, and arrest them." | Земля и всё прилагаемое к ней - чужое для нас, говорят они, а полиция считает их вредными, ловит... |
| Although my life was bitter, I could not understand how any one could run away from everything pleasant. | Хотя мне жилось горько, но я не понимал: как это можно бежать ото всего? |
| In the life which went on around me at that time, there was much that was interesting and precious to me, and Aleksander Vassiliev soon faded from my mind. | В жизни, окружавшей меня тою порой, было много интересного, дорогого мне, и скоро Александр Васильев поблек в моей памяти. |
| But from time to time, in hours of darkness, he appeared to me. He came by the fields, or by the gray road to the forest, pushed his cap aside with a convulsive movement of his white hands, unsoiled by work, and muttered: | Но время от времени, в тяжелые часы, он являлся предо мною: идет полем, по серой дороге, к лесу, толкает шапку судорожным движением белой; нерабочей руки и бормочет: |
| "I am going on the straight road; I have no part in this world; I have broken all ties." | - Я иду путем правильным, я ничего не приемлю! Связки-те, веревки-те порви... |
| In conjunction with him I remembered my father, as grandmother had seen him in her dream, with a walnut stick in his hand, and behind him a spotted dog running, with its tongue hanging out. | Рядом с ним вспоминался отец, как бабушка видела его во сне: с палочкой ореховой в руке, а следом за ним пестрая собака бежит, трясет языком... |
| CHAPTER XIII | XIII |
| THE icon-painting workshop occupied two rooms in a large house partly built of stone. One room had three windows overlooking the yard and one overlooking the garden; the other room had one window overlooking the garden and another facing the street. These windows were small and square, and their panes, irisated by age, unwillingly admitted the pale, diffused light of the winter days. | Иконописная мастерская помещалась в двух комнатах большого полукаменного дома; одна комната о трех окнах во двор и двух - в сад; другая - окно в сад, окно на улицу Окна маленькие, квадратные, стекла в них, радужные от старости, неохотно пропускают в мастерскую бедный, рассеянный свет зимних дней. |
| Both rooms were closely packed with tables, and at every table sat the bent figures of icon-painters. | Обе комнаты тесно заставлены столами, за каждым столом сидит, согнувшись, иконописец, за иными - по двое. |
| From the ceilings were suspended glass balls full of water, which reflected the light from the lamps and threw it upon the square surfaces of the icons in white cold rays. | С потолка спускаются на бечевках стеклянные шары; налитые водою, они собирают свет лампы, отбрасывая его на квадратную доску иконы белым, холодным лучом. |
| It was hot and stifling in the workshop. Here worked about twenty men, icon-painters, from Palekh, Kholia, and Mstir. They all sat down in cotton overalls with unfastened collars. They had drawers made of ticking, and were barefooted, or wore sandals. | В мастерской жарко и душно; работает около двадцати человек "богомазов" из Палеха, Холуя, Мстёры; все сидят в ситцевых рубахах с расстегнутыми воротами, в тиковых подштанниках, босые или в опорках. |
| Over their heads stretched, like a blue veil, the smoke of cheap tobacco, and there was a thick smell of size, varnish, and rotten eggs. | Над головами мастеров простерта сизая пелена сожженной махорки, стоит густой запах олифы, лака, тухлых яиц. |
| The melancholy Vlandimirski song flowed slowly, like resin: | Медленно, как смола, течет заунывная владимирская песня: |
| How depraved the people have now become; | Какой нынче стал бессовестный народ |
| The boy ruined the girl, and cared not who knew. | При народе мальчик девочку прельстил... |
| They sang other melancholy songs, but this was the one they sang most often. | Поют и другие песни, тоже невеселые, но эту -чаще других. |
| Its long-drawn-out movement did not hinder one from thinking, did not impede the movement of the fine brush, made of weasel hair, over the surface of the icons, as it painted in the lines of the figure, and laid upon the emaciated faces of the saints the fine lines of suffering. | Ее тягучий мотив не мешает думать, не мешает водить тонкой кисточкой из волос горностая по рисунку иконы, раскрашивая складки "доличного", накладывая на костяные лица святых тоненькие морщинки страдания. |
| By the windows the chaser, Golovev, plied his small hammer. He was a drunken old man with an enormous blue nose. The lazy stream of song was punctuated by the ceaseless dry tap of the hammer; it was like a worm gnawing at a tree. | Под окном стучит молоточком чеканщик Г оголев - пьяный старик, с огромным синим носом; в ленивую струю песни непрерывно вторгается сухой стук молотка - словно червь точит дерево. |
| Some evil genius had divided the work into a long series of actions, bereft of beauty and incapable of arousing any love for the business, or interest in it. | Иконопись никого не увлекает; какой-то злой мудрец раздробил работу на длинный ряд действий, лишенных красоты, не способных возбудить любовь к делу, интерес к нему. |
| The squinting joiner, Panphil, ill-natured and malicious, brought the pieces of cypress and lilac -wood of different sizes, which he had planed and glued; the consumptive lad, Davidov, laid the colors on; his comrade, Sorokin, painted in the inscription; Milyashin outlined the design from the original with a pencil; old Golovev gilded it, and embossed the pattern in gold; the finishers drew the land - scape, and the clothes of the figures; and then they were stood with faces or hands against the wall, waiting for the work of the face-painter. | Косоглазый столяр Панфил, злой и ехидный, приносит выстроганные им и склеенные кипарисовые и липовые доски разных размеров; чахоточный парень Давидов грунтует их; его товарищ Сорокин кладет "левкас"; Миляшин сводит карандашом рисунок с подлинника; старик Гоголев золотит и чеканит по золоту узор; доличники пишут пейзаж и одеяние иконы, затем она, без лица и ручек, стоит у стены, ожидая работы личников. |
| It was very weird to see a large icon intended for an iconastasis, or the doors of the altar, standing against the wall without face, hands, or feet, - just the sacerdotal vestments, or the armor, and the short garments of archangels. | Очень неприятно видеть большие иконы для иконостасов и алтарных дверей, когда они стоят у стены без лица, рук и ног,- только одни ризы или латы и коротенькие рубашечки архангелов. |
| These variously painted tablets suggested death. That which should have put life into them was absent, but it seemed as if it had been there, and had miraculously disappeared, leaving only its heavy vestments behind. | От этих пестро расписанных досок веет мертвым; того, что должно оживить их,- нет, но кажется, что оно уже было и чудесно исчезло, оставив только свои тяжелые ризы. |
| When the features had been painted in by the face-painter, the icon was handed to the workman, who filled in the design of the chaser. A different workman had to do the lettering, and the varnish was put on by the head workman himself Ivan Larionovich, a quiet man. | Когда "тельце" написано личником, икону сдают мастеру, который накладывает по узору чеканки "финифть"; надписи пишет тоже отдельный мастер, а кроет лаком сам управляющий мастерскою, Иван Ларионыч, тихий человек. |
| He had a gray face; his beard, too, was gray, the hair fine and silky; his gray eyes were peculiarly deep and sad. | Лицо у него серое, бородка тоже серая, из тонких шёлковых волос, серые глаза как-то особенно глубоки и печальны. |
| He had a pleasant smile, but one could not smile at him. He made one feel awkward, somehow. | Он хорошо улыбается, но ему не улыбнешься, неловко как-то. |
| He looked like the image of Simon Stolpnik, just as lean and emaciated, and his motionless eyes looked far away in the same abstracted man - ner, through people and walls. | Он похож на икону Симеона Столпника - такой же сухой, тощий, и его неподвижные глаза так же отвлеченно смотрят куда-то вдаль, сквозь людей и стены. |
| Some days after I entered the workshop, the banner-worker, a Cossack of the Don, named Kapendiukhin, a handsome, mighty fellow, arrived in a state of intoxication. With clenched teeth and his gentle, wom - anish eyes blinking, he began to smash up everything with his iron fist, without uttering a word. | Через несколько дней после того, как я поступил в мастерскую, мастер по хоругвям, донской казак Ка-пендюхин, красавец и силач, пришел пьяный и, крепко сцепив зубы, прищурив сладкие, бабьи глаза, начал молча избивать всех железными кулаками. |
| Of medium height and well built, he cast himself on the workroom like a cat chasing rats in a cellar. The others lost their presence of mind, and hid themselves away in the corners, calling out to one another: | Невысокий и стройный, он метался по мастерской, словно кот в погребе среди крыс; растерявшиеся люди прятались от него по углам и оттуда кричали друг другу: |
| "Knock him down!" | - Бей! |
| The face-painter, Evgen Sitanov, was successful in stunning the maddened creature by hitting him on the head with a small stool. | Личнику Евгению Ситанову удалось ошеломить взбесившегося буяна ударом табурета по голове. |
| The Cossack subsided on the floor, and was immediately held down and tied up with towels, which he began to bite and tear with the teeth of a wild beast. | Казак сел на пол, его тотчас опрокинули и связали полотенцами, он стал грызть и рвать их зубами зверя. |
| This infuriated Evgen. He jumped on the table, and with his hands pressed close to his sides, prepared to jump on the Cossack. Tall and stout as he was, he would have inevitably crushed the breast-bone of Kapendiukhin by his leap, but at that moment Larionovich appeared on the scene in cap and overcoat, shook his finger at Sitanov, and said to the workmen in a quiet and business-like tone: | Тогда взбесился Евгений - вскочил на стол и, прижав локти к бокам, приготовился прыгнуть на казака; высокий, жилистый, он неизбежно раздавил бы своим прыжком грудную клетку Капендюхина, но в эту минуту около него появился Ларионыч в пальто и шапке, погрозил пальцем Ситанову и сказал мастерам тихо и деловито: |
| "Carry him into the vestibule, and leave him there till he is sober." | - Вынести его в сени, пусть отрезвеет... |
| They dragged the Cossack out of the workshop, set the chairs and tables straight, and once again set to work, letting fall short remarks on the strength of their comrade, prophesying that he would one day be killed by some one in a quarrel. | Казака вытащили из мастерской, расставили столы, стулья и снова уселись за работу, перекидываясь краткими замечаниями о силе товарища, предрекая, что его когда-нибудь убьют в драке. |
| "It would be a difficult matter to kill him," said Sitanov very calmly, as if he were speaking of a business which he understood very well. | - Убить его трудно,- сказал Ситанов очень спокойно, как говорят о деле, хорошо знакомом. |
| I looked at Larionovich, wondering perplexedly why these strong, pugilistic people were so easily ruled by him. | Я смотрел на Ларионыча, недоуменно соображая: почему эти крепкие, буйные люди так легко подчиняются ему? |
| He showed every one how he ought to work; even the best workmen listened willingly to his advice; he taught Kapendiukhin more, and with more words, than the others. | Он всем показывал, как надо работать, даже лучшие мастера охотно слушали его советы; Капендюхина он учил больше и многословнее, чем других. |
| " You, Kapendiukhin, are what is called a painter -that is, you ought to paint from life in the Italian manner. | - Ты, Капендюхин, называешься - живописец, это значит, ты должен живо писать, итальянской манерой. |
| Painting in oils requires warm colors, and you have introduced too much white, and made Our Lady's eyes as cold as winter. | Живопись маслом требует единства красок теплых, а ты вот подвел избыточно белил, и вышли у богородицы глазки холодные, зимние. |
| The cheeks are painted red, like apples, and the eyes do not seem to belong to them. | Щечки написаны румяно, яблоками, а глазки -чужие к ним. |
| And they are not put in right, either; one is looking over the bridge of the nose, and the other has moved to the temple; and the face has not come out pure and holy, but crafty, wintry. | Да и неверно поставлены - один заглянул в переносье, другой на висок отодвинут, и вышло личико не свято-чистое, а хитрое, земное. |
| You don't think about your work, Kapendiukhin." | Не думаешь ты над работой, Капендюхин. |
| The Cossack listened and made a wry face. Then smiling impudently with his womanish eyes, he said in his pleasant voice, which was rather hoarse with so much drinking: | Казак, слушая, кривит лицо, потом, бесстыдно улыбаясь бабьими глазами, говорит приятным голосом, немножко сиплым от пьянства: |
| "Ekh! I- va - a - n Larionovich, my father, that is not my trade. | - Эх, Ив-ан Ларионыч, отец,- не мое это дело. |
| I was born to be a musician, and they put me among monks." | Я музыкантом родился, а меня - в монахи! |
| "With zeal, any business may be mastered." | - Усердием всякое дело можно одолеть. |
| "No; what do you take me for? | - Нет, что такое я? |
| I ought to have been a coachman with a team of gray horses, eh?" | Мне бы в кучера да тройку борзых, э... |
| And protruding his Adam's apple, he drawled despairingly: | И, выгнув кадык, он отчаянно затягивает: |
| "Eh, i-akh, if I had a leash of grayhounds | Э, и-ах за-апрягу я тройку борзых |
| And dark brown horses, | Темно-карих лошадей, |
| Och, when I am in torment on frosty nights | Ох, да и помчуся в ноченьку морозну |
| I would fly straight, straight to my love!" | Да прямо - ой, прямо к любушке своей! |
| Ivan Larionovich, smiling mildly, set his glasses straight on his gray, sad, melancholy nose, and went away. But a dozen voices took up the song in a friendly spirit, and there flowed forth a mighty stream of song which seemed to raise the whole workshop into the air and shake it with measured blows: | Иван Ларионович, покорно улыбаясь, поправляет очки на сером, печальном носу и отходит прочь, а десяток голосов дружно подхватывают песню, сливаясь в могучий поток, и, точно подняв на воздух всю мастерскую, мерными толчками качает ее. |
| "By custom the horses know Where the little lady lives." | По привычке - кони знают, Где су-дарушка живет... |
| The apprentice, Pashka Odintzov, threw aside his work of pouring off the yolks of the eggs, and holding the shells in his hand, led the chorus in a masterly manner. | Ученик Пашка Одинцов, бросив отливать желтки яиц, держа в руках по скорлупе, великолепным дискантом ведет подголосье. |
| Intoxicated by the sounds, they all forgot them -selves, they all breathed together as if they had but one bosom, and were full of the same feelings, looking sideways at the Cossack. | Опьяненные звуками, все забылись, все дышат одной грудью, живут одним чувством, искоса следя за казаком. |
| When he sang, the workshop acknowledged him as its master; they were all drawn to him, followed the brief movements of his hands; he spread his arms out as if he were about to fly. | Когда он пел, мастерская признавала его своим владыкой; все тянулись к нему, следя за широкими взмахами его рук, он разводил руками, точно собираясь лететь. |
| I believe that if he had suddenly broken off his song and cried, | Я уверен, что если бы он, вдруг прервав песню, крикнул: |
| "Let us smash up everything," even the most serious of the workmen would have smashed the workshop to pieces in a few moments. | "Бей, ломай всё!" - все, даже самые солидные мастера, в несколько минут разнесли бы мастерскую в щепы. |
| He sang rarely, but the power of his tumultuous songs was always irresistible and all-conquering. It was as if these people were not very strongly made, and he could lift them up and set them on fire; as if everything was bent when it came within the warm influence of that mighty organ of his. | Пел он редко, но власть его буйных песен была всегда одинаково неотразима и победна; как бы тяжело ни были настроены люди, он поднимал и зажигал их, все напрягались, становясь в жарком слиянии сил могучим органом. |
| As for me, these songs aroused in me a hot feeling of envy of the singer, of his admirable power over people. A painful emotion flowed over my heart, making it feel as if it would burst. I wanted to weep and call out to the singers: | У меня эти песни вызывали горячее чувство зависти к певцу, к его красивой власти над людьми; что-то жутко волнующее вливалось в сердце, расширяя его до боли, хотелось плакать и кричать поющим людям: |
| "I love you!" | "Я люблю вас!" |
| Consumptive, yellow Davidov, who was covered with tufts of hair, also opened his mouth, strangely resembling a young jackdaw newly burst out of the | Чахоточный, желтый Давидов, весь в клочьях волос, тоже открывал рот, странно уподобляясь галчонку, только что вылупившемуся из яйца. |
| These happy, riotous songs were only sung when the Cossack started them. More often they sang the sad, drawn-out one about the depraved people, and another about the forests, and another about the death of Alexander I, | Веселые, буйные песни пелись только тогда, когда их заводил казак, чаще же пели унылые и тягучие о "бессовестном народе", "Уж как под лесом-лесочком" и о смерти Александра I: |
| "How our Alexander went to review his army." | "Как поехал наш Лександра свою армию смотреть". |
| Sometimes at the suggestion of our best face painter, Jikharev, they tried to sing some church melodies, but it was seldom a success. | Иногда, по предложению лучшего личника нашей мастерской Жихарева, пробовали петь церковное, но это редко удавалось. |
| Jikharev always wanted one particular thing; he had only one idea of harmony, and he kept on stopping the song. | Жихарев всегда добивался какой-то особенной, только ему одному понятной стройности и всем мешал петь. |
| He was a man of forty-five, dry, bald, with black, curly, gipsy-like hair, and large black brows which looked like mustaches. | Это был человек лет сорока пяти, сухой, лысый, в полувенце черных курчаво-цыганских волос, с большими, точно усы, черными бровями. |
| His pointed, thick beard was very ornamental to his fine, swarthy, unRussian face, but under his protuberant nose stuck out ferocious-looking mustaches, superfluous when one took his brows into consideration. | Острая густая бородка очень украшала его тонкое и смуглое, нерусское лицо, но под горбатым носом торчали жесткие усы, лишние при его бровях. |
| His blue eyes did not match, the left being noticeably larger than the right. | Синие глаза его были разны: левый - заметно больше правого. |
| "Pashka," he cried in a tenor voice to my comrade, the apprentice, "come along now, start off: Traise - ' Now people, listen!" | - Пашка! - кричал он тенором моем товарищу, ученику,- ну-ко, заведи: "Хвалите!" Народ, прислушайся! |
| Wiping his hands on his apron, Pashka led off: | Вытирая руки о передник, Пашка заводил: |
| "Pr - a - a - ise - " | - "Хва-алите..." |
| "The Name of the Lord," several voices caught it up, but Jikharev cried fussily: | - "...и-имя господне",- подхватывало несколько голосов, а Жихарев тревожно кричал: |
| "Lower, Evgen! | - Евгений - ниже! |
| Let your voice come from the very depths of the soul." | Опусти голос в самые недра души... |
| Sitanov, in a voice so deep that it sounded like the rattle of a drum, gave forth: | Ситанов глухо, точно в бочку бьет, взывает: |
| "R- rabi Gospoda (slaves of the Lord) - " | - "Р-раби господа..." |
| "Not like that! | - Не то-о! |
| That part should be taken in such a way that the earth should tremble and the doors and windows should open of themselves!" | Тут надо так хватить, чтобы земля сотряслась и распахнулись бы сами собою двери, окна! |
| Jikharev was in a state of incomprehensible excitement. His extraordinary brows went up and down on his forehead, his voice broke, his fingers played on an invisible dulcimer. | Жихарев весь дергался в непонятном возбуждении, его удивительные брови ходят по лбу вверх и вниз, голос у него срывается, и пальцы играют на невидимых гуслях |
| "Slaves of the Lord - do you understand?" he said importantly. "You have got to feel that right to the kernel of your being, right through the shell. | - Рабы господа - понимаешь? - многозначительно говорит он.- Это надо почувствовать до зерна, сквозь всю шелуху. |
| Slaves, praise the Lord! | Р-рабы, хвалите господа! |
| How is it that you - living people - do not understand that?" | Как же вы, народ живой, не-понимаете? |
| "We never seem to get it as you say it ought to be," said Sitanov quietly. | - Это у нас никогда не выходит, как вам известно,-вежливо говорит Ситанов. |
| "Well, let it alone then!" | - Ну, оставим! |
| Jikharev, offended, went on with his work. | Жихарев обиженно принимается за работу. |
| He was the best workman we had, for he could paint faces in the Byzantine manner, and artistically, in the new Italian style. | Он лучший мастер, может писать лица по-византийски, по-фряжски и "живописно", итальянской манерой. |
| When he took orders for iconostasis, Larionovich took counsel with him. He had a fine knowledge of all original image-paintings; all the costly copies of miraculous icons, Theodorovski, Kazanski, and others, passed through his hands. | Принимая заказы на иконостасы, Ларионыч советуется с ним,- он тонкий знаток иконописных подлинников, все дорогие копии чудотворных икон - Феодоровской, Смоленской, Казанской и других - проходят через его руки. |
| But when he lighted upon the originals, he growled loudly: | Но, роясь в подлинниках, он громко ворчит: |
| "These originals tie us down; there is no getting away from that fact." | - Связали нас подлиннички эти... Надо сказать прямо: связали!.. |
| In spite of his superior position in the workshop, he was less conceited than the others, and was kind to the apprentices - Pavl and me. He wanted to teach us the work, since no one else ever bothered about us. | Несмотря на важное свое положение в мастерской, он заносчив менее других, ласково относится к ученикам - ко мне и Павлу; хочет научить нас мастерству - этим никто не занимается, кроме него. |
| He was difficult to understand; he was not usually cheerful, and sometimes he would work for a whole week in silence, like a dumb man. He looked on every one as at strangers who amazed him, as if it were the first time he had come across such people. And although he was very fond of singing, at such times he did not sing, nor did he even listen to the songs. | Его трудно понять; вообще - невеселый человек, он иногда целую неделю работает молча, точно немой; смотрит на всех удивленно и чуждо, будто впервые видя знакомых ему людей, И хотя очень любит пение, но в эти дни не поет и даже словно не слышит песен. |
| All the others watched him, winking at one another. | Все следят за ним, подмигивая на него друг другу. |
| He would bend over the icon which stood sideways, his tablet on his knees, the middle resting on the edge of the table, while his fine brush diligently painted the dark, foreign face. He was dark and foreign-looking himself. | Он согнулся над косо поставленной иконой, доска ее стоит на коленях у него, середина упирается на край стола, его тонкая кисть тщательно выписывает темное, отчужденное лицо, сам он тоже темный и отчужденный. |
| Suddenly he would say in a clear, offended tone: | Вдруг он говорит, четко и обиженно: |
| "Forerunner - what does that mean? | - Предтеча - что такое? |
| Tech means in ancient language 'to go.' | Течь, по-древнему, значит - идти. |
| A forerunner is one who goes before, - and that is all." | Предтеча предшественник, а - не иное что... |
| The workshop was very quiet; every one was glancing askance at Jikharev, laughing, and in the stillness rang out these strange words: | В мастерской становится тихо, все косятся в сторону Жихарева, усмехаясь, а в тишине звучат странные слова: |
| "He ought to be painted with a sheepskin and wings." | - Его надо не в овчине писать, а с крыльями... |
| "Whom are you talking to?" I asked. | - Ты - с кем говоришь? - спрашивают его. |
| He was silent, either not hearing my question or not caring to answer it. Then his words again fell into the expectant silence: | Он молчит, не слышит вопроса или не хочет ответить, потом - снова падают в ожидающую тишину его слова: |
| "The lives of the saints are what we ought to know! | - Жития надо знать, а кто их знает - жития? |
| What do we know? | Что мы знаем? |
| We live without wings. | Живем без окрыления... |
| Where is the soul? | Где - душа? |
| The soul - where is it? | Душа - где? |
| The originals are there - yes - but where are the souls?" | Подлиннички... да! - есть. А сердца нет... |
| This thinking aloud caused even Sitanov to laugh derisively, and almost always some one whispered with malicious joy: | Эти думы вслух вызывают у всех, кроме Ситанова, насмешливые улыбки; почти всегда кто-нибудь злорадно шепчет: |
| "He will get drunk on Saturday." | - В субботу - запьет... |
| Tall, sinewy Sitanov, a youngster of twenty-two years, with a round face without whiskers or eye-brows, gazed sadly and seriously into the corner. | Длинный, жилистый Ситанов, юноша двадцати двух лет, с круглым лицом без усов и бровей, печально и серьезно смотрит в угол. |
| I remember when the copy of the Theodorovski Madonna, which I believe was Kungur, was finished. Jikharev placed the icon on the table and said loudly, excitedly: | Помню, закончив копию Феодоровской божией матери, кажется, в Кунгур, Жихарев положил икону на стол и сказал громко, взволнованно: |
| "It is finished, Little Mother! | - Кончена матушка! |
| Bright Chalice, Thou! Thou, bottomless cup, in which are shed the bitter tears from the hearts of the world of creatures!" | Яко чаша ты,- чаша бездонная, в кою польются теперь горькие, сердечные слезы мира людского... |
| And throwing an overcoat over his shoulders, he went out to the tavern. | И, накинув на плечи чье-то пальто, ушел - в кабак. |
| The young men laughed and whistled, the elder ones looked after him with envious sighs, and Sitanov went to his work. Looking at it attentively, he explained: | Молодежь засмеялась, засвистала; люди постарше завистливо вздохнули вслед ему, а Ситанов подошел к работе, внимательно посмотрел на нее и объяснил: |
| "Of course he will go and get drunk, because he is sorry to have to hand over his work. | - Конечно, он запьет, потому что жалко сдавать работу. |
| That sort of regret is not given to all." | Эта жалость не всем доступна... |
| Jikharev's drinking bouts always began on Saturday, and his, you must understand, was not the usual alcoholic fever of the workman. It began thus: In the morning he would write a note and sent Pavl somewhere with it, and before dinner he would say to Larionovich: | Запои Жихарева начинались всегда по субботам. Это, пожалуй, не была обычная болезнь алкоголика-мастерового; начиналось это так: утром он писал записку и куда-то посылал с нею Павла, а перед обедом говорил Ларионычу: |
| "1 am going to the bath today." | - Я сегодня - в баню! |
| "Will you be long?' | - Надолго ли? |
| "Well, Lord -" | - Ну, господи... |
| "Please don't be gone over Tuesday!" | - Уж, пожалуйста, не позже, как до вторника! |
| Jikharev bowed his bald cranium in assent; his brows twitched. | Жихарев согласно кивал голым черепом, брови у него дрожали. |
| When he returned from the baths, he attired himself fashionably in a false shirt-front and a cravat, attached a long silver chain to his satin waistcoat, and went out without speaking, except to say to Pavl and me: | Возвратясь из бани, он одевался франтом, надевал манишку, косынку на шею, выпускал по атласному жилету длинную серебряную цепь и молча уезжал, приказав мне и Павлу |
| "Clean up the workshop before the evening; wash the large table and scrape it." | - К вечеру приберите мастерскую почище; большой стол вымыть, выскоблить! |
| Then a kind of holiday excitement showed itself in every one of them. They braced themselves up. cleaned themselves, ran to the bath, and had supper in a hurry. After supper Jikharev appeared with light refreshments, beer, and wine, and following him came a woman so exaggerated in every respect that she was almost a monstrosity. | У всех являлось праздничное настроение, все подтягивались, чистились, бежали в баню, наскоро ужинали; после ужина являлся Жихарев, с кульками закусок, с пивом и вином, а за ним -женщина, преувеличенная во всех измерениях почти безобразно. |
| She was six feet five inches in height. All our chairs and stools looked like toys when she was there, and even tall Sitanov looked undersized beside her. | Ростом она была вершков двенадцати сверх двух аршин, все наши стулья и табуретки становились перед нею игрушечными, даже длинный Ситанов - подросток обок с нею. |
| She was well formed, but her bosom rose like a hillock to her chin, and her movements were slow and awkward. | Она очень стройная, но ее грудь бугром поднята к подбородку, движения медленны, неуклюжи. |
| She was about forty years of age, but her mobile face, with its great horse-like eyes, was fresh and smooth, and her small mouth looked as if it had been painted on, like that of a cheap doll. | Ей за сорок лет. но круглое, неподвижное лицо ее, с огромными глазами лошади, свежо и гладко, маленький рот кажется нарисованным, как у дешевой куклы. |
| She smiled, held out her broad hand to every one, and spoke unnecessary words: | Жеманно улыбаясь, она совала всем широкую теплую ладонь и говорила ненужные слова: |
| "How do you do? | - Здравствуйте. |
| There is a hard frost today. | Морозно сегодня. |
| What a stuffy smell there is here! | Как у вас густо пахнет. |
| It is the smell of paint. | Это краской пахнет. |
| How do you do?" | Здравствуйте. |
| To look at her, so calm and strong, like a large river at high tide, was pleasant, but her speech had a soporific influence, and was both superfluous and weari -some. | Смотреть на нее, спокойную и сильную, как большая полноводная река, приятно, но в речах ее - что-то снотворное, все они не нужны и утомляют. |
| Before she uttered a word, she used to puff, making her almost livid cheeks rounder than ever. | Перед тем, как сказать слово, она надувалась, еще более округляя почти багровые щеки. |
| The young ones giggled, and whispered among themselves: | Молодежь, ухмыляясь, шепчется: |
| "She is like an engine!" | - Вот так машина! |
| "Like a steeple!" | - Колокольня! |
| Pursing her lips and folding her hands under her bosom, she sat at the cloth-covered table by the samovar, and looked at us all in turn with a kind expres - sion in her horse-like eyes. | Сложив губы бантиком, а руки под грудями, она садится за накрытый стол, к самовару, и смотрит на всех по очереди добрым взглядом лошадиных глаз. |
| Every one treated her with great respect, and the younger ones were even rather afraid of her. The youths looked at that great body with eager eyes, but when they met her all-embracing glance, they lowered their own eyes in confusion. | Все относятся к ней почтительно, молодежь даже немножко боится ее,смотрит юноша на это большое тело жадными глазами, но когда с его взглядом встретится ее тесно обнимающий взгляд, юноша смущенно опускает свои глаза. |
| Jikharev was also respectful to his guest, addressed her as "you," called her "little comrade," and pressed hospitality upon her, bowing low the while. | Жихарев тоже почтителен к своей гостье, говорит с нею на "вы", зовет ее кумушкой, угощая, кланяется низко. |
| "Now don't you put yourself out," she drawled sweetly. "What a fuss you are making of me, really!" | - Да вы не беспокойтесь,- сладко тянет она,- какой вы беспокойный, право! |
| As for herself, she lived without hurry; her arms moved only from the elbow to the wrist, while the elbows themselves were pressed against her sides. | Сама она живет не спеша, руки ее двигаются только от локтей до кисти, а локти крепко прижаты к бокам. |
| From her came an ardent smell, as of hot bread. | От нее исходит спиртной запах горячего хлеба. |
| Old Golovev, stammering in his enthusiasm, praised the beauty of the woman, like a deacon chanting the divine praises; She listened, smiling affably, and when he had become involved in his speech, said of herself: | Старик Г оголев, заикаясь от восторга, хвалит красоту женщины - точно дьячок акафист читает, она слушает, благосклонно улыбаясь, а когда он запутается в словах - она говорит о себе: |
| "We were not a bit handsome when we were young; this has all come through living as a woman. | - А в девицах мы вовсе некрасивой были, это всё от женской жизни прибавилось нам. |
| By the time we were thirty, we had become so remarkable that even the nobility interested themselves in us, and one district commander actually promised a carriage with a pair of horses." | К тридцати годам сделались мы такой примечательной, что даже дворяне интересовались, один уездный предводитель коляску с парой лошадей обещали... |
| Kapendiukhin, tipsy and dishevelled, looked at her with a glance of hatred, and asked coarsely: | Капендюхин, выпивший, встрепанный, смотрит на нее ненавидящим взглядом и грубо спрашивает: |
| "What did he promise you that for?" | - Это - за что же обещал? |
| "In return for our love, of course," explained the guest. | - За любовь нашу, конешно,- объясняет гостья. |
| "Love," muttered Kapendiukhin, "what sort of love?" | - Любовь,- бормочет Капендюхин, смущаясь,-какая там любовь? |
| "Such a handsome young man as you are must know all about love," answered the woman simply. | - Вы, такой прекрасный молодец, очень хорошо знаете про любовь,говорит женщина просто. |
| The workshop shook with laughter, and Sitanov growled to Kapendiukhin: | Мастерская трясется от хохота, а Ситанов ворчит Капендюхину: |
| "A fool, if no worse, she is! | - Дура, коли не хуже! |
| People only love that way through a great passion, as every one knows." | Эдакую можно любить только от великой тоски, как всем известно... |
| He was pale with the wine he had drunk; drops of sweat stood on his temples like pearls; his intelligent eyes burned alarmingly. | Он бледнеет от вина, на висках у него жемчужинами выступил пот, умные глаза тревожно горят. |
| But old Golovev, twitching his monstrous nose, wiped the tears from his eyes with his fingers, and asked: | А старик Гоголев, покачивая уродливым носом, отирает слезы с глаз пальцами и спрашивает: |
| "How many children did you have?" | - Деток у тебя сколько было? |
| "Only one." | - Дитя у нас было одно... |
| Over the table hung a lamp; over the stove, another. | Над столом висит лампа, за углом печи - другая. |
| They gave a feeble light; thick shadows gathered in the corners of the workshop, from which looked half-painted headless figures. | Они дают мало света, в углах мастерской сошлись густые тени, откуда смотрят недописанные, обезглавленные фигуры. |
| The dull, gray patches in place of hands and heads look weird and large, and, as usual, it seemed to me that the bodies of the saints had secretly disappeared from the painted garments. | В плоских серых пятнах, на месте рук и голов, чудится жуткое,- больше, чем всегда, кажется, что тела святых таинственно исчезли из раскрашенных одежд, из этого подвала. |
| The glass balls, raised right up to the ceiling, hung there on hooks in a cloud of smoke, and gleamed with a blue light. | Стеклянные шары подняты к самому потолку, висят там на крючках, в облаке дыма, и синевато поблескивают. |
| Jikharev went restlessly round the table, pressing hospitality on every one. His broad, bald skull inclined first to one and then to another, his thin fingers always were on the rriove. | Жихарев беспокойно ходит вокруг стола, всех угощая, его лысый череп склоняется то к тому, то к другому, тонкие пальцы всё время играют. |
| He was very thin, and his nose, which was like that of a bird of prey, seemed to have grown sharper; when he stood sideways to the light, the shadow of his nose lay on his cheek. | Он похудел, хищный нос его стал острее; когда он стоит боком к огню, на щеку его ложится черная тень носа. |
| "Drink and eat, friends," he said in his ringing tenor. | - Пейте, ешьте, друзья,- говорит он звонким тенором. |
| "Why do you worry yourself, comrade? | А женщина поет хозяйственно: - Что вы, куманек, беспокоитесь? |
| They all have hands, and every one has his own hands and his own appetite; more than that no one can eat, however much they may want to!" | У всякого своя рука, свой аппетит; больше того, сколько хочется,- никто не может съесть! |
| "Rest yourself, people," cried Jikharev in a ringing voice. "My friends, we are all the slaves of God; let us sing, Traise His Name.' " | - Отдыхай, народ! - возбужденно кричит Жихарев.- Друзья мои, все мы рабы божьи, давайте споем "Хвалите имя"... |
| The chant was not a success; they were all enervated and stupefied by eating and vodka-drinking. In Kapendiukhin's hands was a harmonica with a double keyboard; young Victor Salautin, dark and serious as a young crow, took up a drum, and let his fingers wander over the tightly stretched skin, which gave forth a deep sound; the tambourines tinkled. | Песнопение не удается; все уже размякли, опьянев от еды и водки В руках Капендюхина -двухрядная гармония, молодой Виктор Салаутин, черный и серьезный, точно вороненок, взял бубен, водит по тугой коже пальцем, кожа глухо гудит, задорно брякают бубенчики. |
| "The Russian dance!" commanded Jikharev, "little comrade, please." | - Р-русскую! - командует Жихарев.- Кумушка, пожалуйте! |
| "Ach!" sighed the woman, rising, "what a worry you are!" | - Ах,- вздыхает женщина, вставая,- как вы беспокоитесь! |
| She v/ent to the space which had been cleared, and stood there solidly, like a sentry. | Выходит на свободное место и стоит на нем прочно, как часовня. |
| She wore a short brown skirt, a yellow batiste blouse, and a red handkerchief on her head. | На ней широкая коричневая юбка, желтая батистовая кофта и алый платок на голове. |
| The harmonica uttered passionate lamentations; its little bells rang; the tambourines tinkled; the skin of the drum gave forth a heavy, dull, sighing sound. This had an unpleasant effect, as if a man had gone mad and was groaning, sobbing, and knocking his head against the wall. | Задорно вопит гармоника, звонят ее колокольчики, брякают бубенцы, кожа бубна издает звук тяжелый, глухо вздыхающий; это неприятно слышать: точно человек сошел с ума и, охая, рыдая, колотит лбом о стену. |
| Jikharev could not dance. He simply moved his feet about, and setting down the heels of his brightly polished boots, jumped about like a goat, and that not in time with the clamorous music. | Жихарев не умеет плясать, он просто семенит ногами, притопывает каблуками ярко начищенных сапог, прыгает козлам н всё не в такт разымчивой музыке. |
| His feet seemed to belong to some one else; his body writhed unbeautifully; he struggled like a wasp in a spider's web, or a fish in a net. It was not at all a cheerful sight. | Ноги у него - точно чужие, тело некрасиво извивается, он бьется, как оса в паутине или рыба в сети,- это невесело. |
| But all of them, even the tipsy ones, seemed to be impressed by his convulsions; they all watched his face and arms in silence. | Но все, даже пьяные, смотрят на его судороги внимательно, все молча следят за его лицом и руками. |
| The changing expressions of his face were amazing. Now he looked kind and rather shy, suddenly he became proud, and frowned harshly; now he seemed to be startled by something, sighed, closed his eyes for a second, and when he opened them, wore a sad expression. | Лицо Жихарева изумительно играет, становясь то ласковым и сконфуженным, то вдруг гордым, и -сурово хмурится; вот он чему-то удивился, ахнул, закрыл на секунду глаза, а открыв их,- стал печален. |
| Clenching his fists he stole up to the woman, and suddenly stamping his feet, fell on his knees in front of her with arms outspread and raised brows, smiling ardently. | Сжав кулаки, он крадется к женщине и вдруг, топнув ногой, падает на колени перед нею, широко раскинув руки, подняв брови, сердечно улыбаясь. |
| She looked down upon him with an affable smile, and said to him calmly: | Она смотрит на него сверху вниз с благосклонной улыбкой и предупреждает спокойно: |
| "Stand up, comrade." | - Устанете вы, куманек! |
| She tried to close her eyes, but those eyes, which were in circumference like a three copeck piece, would not close, and her face wrinkled and assumed an unpleasant expression. | Она пытается умильно прикрыть глаза, но эти глаза, объемом в трехкопеечную монету, не закрываются, и ее лицо, сморщившись, принимает неприятное выражение. |
| She could not dance either, and did nothing but move her enormous body from side to side, noiselessly transferring it from place to place. | Она тоже не умеет плясать, только медленно раскачивает свое огромное тело и бесшумно передвигает его с места на место. |
| In her left hand was a handkerchief which she waved languidly; her right was placed on her hip. This gave her the appearance of a large pitcher. | В левой руке у нее платок, она лениво помахивает им; правая рука уперта в бок - это делает ее похожею на огромный кувшин. |
| And Jikharev moved round this massive woman with so many different changes of expression that he seemed to be ten different men dancing, instead of one. One was quiet and humble, another proud and terrifying; in the third movement he was afraid, sighing gently,, as if he desired to slip away unnoticed from the large, unpleasant woman. | А Жихарев ходит вокруг этой каменной бабы, противоречиво изменяя лицо,- кажется, что пляшет не один, а десять человек, все разные: один тихий, покорный; другой - сердитый, пугающий; третий - сам чего-то боится и, тихонько охая, хочет незаметно уйти от большой неприятной женщины. |
| But still another person appeared, gnashing his teeth and writhing convulsively like a wounded dog. | Вот явился еще один - оскалил зубы и судорожно изгибается, точно раненая собака. |
| This sad, ugly dance reminded me of the soldiers, the laundresses, and the cooks, and their vile behavior. | Эта скучная, некрасивая пляска вызывает у меня тяжелое уныние, будит нехорошие воспоминания о солдатах, прачках и кухарках, о собачьих свадьбах. |
| Sitanov's quiet words stuck in my memory: | В памяти тихие слова Сидорова: |
| "In these affairs every one lies; that's part of the business. Every one is ashamed; no one loves any one - but it is simply an amusement." | "В этом деле все - врут, это уж такое дело -стыдно всем, никто никого не любит, а просто -баловство..." |
| I did not wish to believe that "every one lied in these affairs." How about Queen Margot, then? | Я не хочу верить, что "все врут в этом деле",- как же тогда Королева Марго? |
| And of course Jikharev was not lying. | И Жихарев не врет, конечно. |
| And I knew that Sitanov had loved a "street" girl, and she had deceived him. He had not beaten her for it, as his comrades advised him to do, but had been kind to her. | Я знаю, что Ситанов полюбил "гулящую" девицу, а она заразила его постыдной болезнью, но он не бьет ее за это, как советуют ему товарищи, а нанял ей комнату, лечит девицу и всегда говорит о ней как-то особенно ласково, смущенно. |
| The large woman went on rocking, smiling like a corpse, waving her handkerchief. Jikharev jumped convulsively about her, and I looked on and thought: "Could Eve, who was able to deceive God, have been anything like this horse?" | Большая женщина всё качается, мертво улыбаясь, помахивая платочком, Жихарев судорожно прыгает вокруг ее, я смотрю и думаю: неужели Ева, обманувшая бога, была похожа на эту лошадь? |
| I was seized by a feeling of dislike for her. | У меня возникает чувство ненависти к ней. |
| The faceless images looked from the dark walls; the dark night pressed against the window-panes. | Безликие иконы смотрят с темных стен, к стеклам окон прижалась темная ночь. |
| The lamps burned dimly in the stuffy workshop; if one listened, one could hear above the heavy trampling and the din of voices the quick dropping of water from the copper wash-basin into the tub. | Лампы горят тускло в духоте мастерской; прислушаешься, и - среди тяжелого топота, в шуме голосов выделяется торопливое падение капель воды из медного умывальника в ушат с помоями. |
| How unlike this was to the life I read of in books! | Как всё это не похоже на жизнь, о которой я читал в книгах! |
| It was painfully unlike it. | Жутко не похоже. |
| At length they all grew weary of this, and Kapendiukhin put the harmonica into Salautin's hands, and cried: | Вот, наконец, всем стало скучно. Капендюхин сует гармонику в руки Салаутина и кричит: |
| "Go on! | - Делай! |
| Fire away!" | С дымом! |
| He danced like Vanka Tzigan, just as if he was swimming in the air. Then Pavl Odintzov and Sorokhin danced passionately and lightly after him. The consumptive Davidov also moved his feet about the floor, and coughed from the dust, smoke, and the strong odor of vodka and smoked sausage, which always smells like tanned hide. | Он пляшет, как Ванька Цыган,- точно по воздуху летает; потом задорно и ловко пляшет Павел Одинцов, Сорокин; чахоточный Давидов тоже двигает по полу ногами и кашляет от пыли, дыма, крепкого запаха водки и копченой колбасы, которая всегда пахнег плохо дубленной кожей. |
| They danced, and sang, and shouted, but each remembered that they were making merry, and gave each other a sort of test - a test of agility and endurance. | Пляшут, поют, кричат, но каждый помнит, что он - веселится, и все точно экзамен сдают друг другу,- экзамен на ловкость и неутомимость |
| Tipsy Sitanov asked first one and then another: | Выпивший Ситанов спрашивает то того, то другого: |
| "Do you think any one could really love a woman like that?" | - Разве можно любить такую женщину, а? |
| He looked as if he were on the verge of tears. | Кажется, что он сейчас заплачет. |
| Larionovich, lifting the sharp bones of his shoulders, answered: | Ларионыч, приподняв острые кости плеч, отвечает ему: |
| "A woman is a woman - what more do you want?" | - Женщина как женщина,- чего тебе надо? |
| The two of whom they spoke disappeared unnoticed. | Те, о ком говорят, незаметно исчезли. |
| Jikharev reappeared in the workshop in two er three days, went to the bath, and worked for two weeks in his comer, without speaking, pompous and estranged from every one. | Жихарев явится в мастерскую дня через два-три, сходит в баню и недели две будет работать в своем углу молча, важный, всем чужой. |
| "Have they gone?" asked Sitanov of himself, looking round the workshop with sad blue-gray eyes. | - Ушли? - спрашивает Ситанов сам себя, осматривая мастерскую печальными синевато-серыми глазами. |
| His face was not handsome, for there was something elderly about it, but his eyes were clear and good. | Лицо у него некрасивое, какое-то старческое, но глаза - ясные и добрые. |
| Sit - anov was friendly to me - a fact which I owed to my thick note-book in which I had written poetry. | Ситанов относится ко мне дружески,- этим я обязан моей толстой тетради, в которой записаны стихи. |
| He did not believe in God, but it was hard to understand who in the workshop, beside Larionovich, loved God and believed in Him. They all spoke of Him with levity, derisively, just as they liked to speak of their mistresses. | Он не верит в бога, но очень трудно понять - кто в мастерской, кроме Ларионыча, любит бога и верит в него: все говорят о нем легкомысленно, насмешливо, так же, как любят говорить о хозяйке. |
| Yet when they dined, or supped, thev all crossed themselves, and when they went to bed, they said their prayers, and went to church on Sundays and feast days. | Однако, садясь обедать и ужинать,- все крестятся, ложась спать молятся, ходят в церковь по праздникам. |
| Sitanov did none of these things, and he was counted as an unbeliever. | Ситанов ничего этого не делает, и его считают безбожником. |
| "There is no God," he said. | - Бога нет,- говорит он. |
| •"Where did we all come from, then?" | - Откуда же всё? |
| "I don't know." | - Не знаю... |
| When I asked him how God could possibly not be, he explained: | Когда я спросил его: как же это - бога нет? - он объяснил: |
| "Don't you see that God is height!" | - Видишь ли: Бог - Высота! |
| He raised his long arm above his head, then lowered it to an arshin from the floor, and said: | И поднял длинную руку над своей головой, а потом опустил ее на аршин от пола и сказал: |
| "And man is depth! | - Человек - Низость! |
| Is that true? | Верно? |
| And it is written: Man was created in the image and likeness of God, - as you know! | А сказано: "Человек создан по образу и подобию божию", как тебе известно! |
| And what is Golovev like?" | А чему подобен Гоголев? |
| This defeated me. The dirty and drunken old man, in spite of his years, was given to an unmentionable sin. I remembered the Viatski soldier, Ermokhin, and grandmother's sister. Where was God's likeness in them? | Это меня опрокидывает: грязный и пьяный старик Гоголев, несмотря на свои годы, грешит грехом Онана; я вспоминаю вятского солдатика Ермохина, сестру бабушки,- что в них богоподобного? |
| "Human creatures are swine - as you know," said Sitanov, and then he tried to console me. | - Люди - свиньи, как это известно,- говорит Ситанов и тотчас же начинает утешать меня: |
| "Never mind, Maxim, there are good people; there are!" | - Ничего, Максимыч, есть и хорошие, есть! |
| He was easy to get on with; he was so simple. | С ним было легко, просто. |
| When he did not know anything, he said frankly: | Когда он не знал чего-либо, то откровенно говорил: |
| "I don't know; I never thought about it!" | - Не знаю, об этом не думал! |
| This was something unusual. Until I met him, I had only come across people who knew everything and talked about everything. | Это - тоже необыкновенно: до встречи с ним я видел только людей, которые всё знали, обо всем говорили. |
| It was strange to me to see in his note-book, side by side with good poetry which touched the soul, many obscene verses which aroused no feeling but that of shame. | Мне было странно видеть в его тетрадке, рядом с хорошими стихами, которые трогали душу, множество грязных стихотворений, возбуждавших только стыд. |
| When I spoke to him about Pushkin, he showed me | Когда я говорил ему о Пушкине, он указывал на |
| "Gavrialad," which had been copied in his book. | "Гав-рилиаду", списанную в его тетрадке... |
| "What is Pushkin? | - Пушкин - что? |
| Nothing but a jester, but that Benediktov - he is worth paying attention to." | Просто - шутник, а вот Бенедиктов - это, Максимыч, стоит внимания! |
| And closing his eyes he repeated softly: | И, закрыв глаза, тихонько читал: |
| "Look at the bewitching bosom Of a beautiful woman." | Взгляни: вот женщины прекрасной Обворожительная грудь... |
| For some reason he was especially partial to the three lines which he quoted with joyful pride: | И почему-то особенно выделял три строки, читая их с гордой радостью: |
| "Not even the orbs of an eagle Into that warm cloister can penetrate And read that heart." | Но и орла не могут взоры Сквозь эти жаркие затворы Пройти - и в сердце заглянуть... |
| "Do you understand that?" | - Понимаешь? |
| It was very uncomfortable to me to have to acknowledge that I did not understand what he was so pleased about. | Мне очень неловко было сознаться, что - не понимаю я, чему он радуется. |
| CHAPTER XIV | XIV |
| MY duties in the workshop were not complicated. In the morning when they were all asleep, I had to prepare the samovar for the men, and while they drank tea in the kitchen, Pavl and I swept and dusted the workshop, set out red, yellow, or white paints, and then I went to the shop. | Мои обязанности в мастерской были несложны утром, когда еще все спят, я должен был приготовить мастерам самовар, а пока они пили чай в кухне, мы с Павлом прибирали мастерскую, отделяли для красок желтки от белков, затем я отправлялся в лавку. |
| In the evening I had to grind up colors and "watch" the work. | Вечером меня заставляли растирать краски и "присматриваться" к мастерству. |
| At first I watched with great interest, but I soon realized that all the men who were engaged on this handicraft which was divided up into so many processes, disliked it, and suffered from a torturing boredom. | Сначала я "присматривался" с большим интересом, но скоро понял, что почти все, занятые этим раздробленным на куски мастерством, не любят его и страдают мучительной скукой. |
| The evenings were free. I used to tell them stories about life on the steamer and different stories out of books, and without noticing how it came about, I soon held a peculiar position in the workshop as story-teller and reader. | Вечера мои были свободны, я рассказывал людям о жизни на пароходе, рассказывал разные истории из книг и, незаметно для себя, занял в мастерской какое-то особенное место - рассказчика и чтеца. |
| I soon found out that all these people knew less than I did; almost all of them had been stuck in the narrow cage of workshop life since their childhood, and were still in it. | Я скоро понял, что все эти люди видели и знают меньше меня; почти каждый из них с детства был посажен в тесную клетку мастерства и с той поры сидит в ней. |
| Of all the occupants of the workshop, only Jikharev had been in Moscow, of which he spoke suggestively and frowningly: | Из всей мастерской только Жихарев был в Москве, о которой он говорил внушительно и хмуро: |
| "Moscow does not believe in tears; there they know which side their bread is buttered." | - Москва слезам не верит, там гляди в оба! |
| None of the rest had been farther than Shuya, or Vladimir. When mention was made of Kazan, they asked me: | Все остальные бывали только в Шуе, Владимире; когда говорили о Казани, меня спрашивали: |
| "Are there many Russians there? | - А русских много там? |
| Are there any churches?" | И церкви есть? |
| For them, Perm was in Siberia, and they would not believe that Siberia was beyond the Urals. | Пермь для них была в Сибири; они не верили, что Сибирь - за Уралом. |
| "Sandres come from the Urals; and sturgeon - where are they found? Where do they get them? From the Caspian Sea? | - Судаков-то уральских и осетров откуда привозят,- с Каспийского моря? |
| That means that the Urals are on the sea!" | Значит - Урал на море! |
| Sometimes I thought that they were laughing at me when they declared that England was on the other side of the Atlantic, and that Bonaparte belonged by birth to a noble family of Kalonga. | Иногда мне думалось, что они. смеются надо мною, утверждая, что Англия - за морем-океаном, а Бонапарт родом из калужских дворян. |
| When I told them stories of what I had seen, they hardly believed me, but they all loved terrible tales intermixed with history. Even the men of mature years evidently preferred imagination to the truth. I could see very well that the more improbable the events, the more fantastic the story, the more attentively they listened to me. | Когда я рассказывал им о том, что сам видел, они плохо верили мне, но все любили страшные сказки, запутанные истории; даже пожилые люди явно предпочитали выдумку - правде; я хорошо видел, что чем более невероятны события, чем больше в рассказе фантазии, тем внимательнее слушают меня люди. |
| On the whole, reality did not interest them, and they all gazed dreamily into the future, not wishing to see the poverty and hideousness of the present. | Вообще действительность не занимала их, и все мечтательно заглядывали в будущее, не желая видеть бедность и уродство настоящего. |
| This astonished me so much the more, inasmuch as I had felt keenly enough the contradiction existing between life and books. Here before me were living people, and in books there were none like them - no Smouri, stoker Yaakov, fugitive Aleksander Vassiliev, Jikharev. or washerwoman Natalia. | Это меня тем более удивляло, что я уже довольно резко чувствовал противоречия между жизнью и книгой; вот предо мною живые люди, и в книгах нет таких: нет Смурого, кочегара Якова, бегуна Александра Васильева, Жихарева, прачки Натальи... |
| In Davidov's trunk a torn copy of Golitzinski's stories was found - | В сундуке Давидова оказались потрепанные рассказы Голицинского, |
| "Ivan Vuijigin," "The Bulgar," "A Volume of Baron Brambeuss." I read all these aloud to them, and they were delighted. Larionovich said: | "Иван Выжигин" Булгарина, томик барона Брамбеуса; я прочитал всё это вслух, всем понравилось, а Ларионыч сказал: |
| "Reading prevents quarrels and noise; it is a good thing!" | - Чтение отметает ссоры и шум - это хорошо! |
| I began to look about diligently for books, found them, and read almost every evening. | Я стал усердно искать книг, находил их и почти каждый вечер читал. |
| Those were pleasant evenings. It was as quiet as night in the workshop; the glass balls hung over the tables like white cold stars, their rays lighting up shaggy and bald heads. I saw round me at the table, calm, thoughtful faces; now and again an exclamation of praise of the author, or hero was heard. | Это были хорошие вечера; в мастерской тихо, как ночью, над столами висят стеклянные шары -белые, холодные звезды, их лучи освещают лохматые и лысые головы, приникшие к столам; я вижу спокойные, задумчивые лица, иногда раздается возглас похвалы автору книги или герою. |
| They were attentive and benign, quite unlike themselves. I liked them very much at those times, and they also behaved well to me. I felt that I was in my right place. | Люди внимательны и кротки не похоже на себя; я очень люблю их в эти часы, и они тоже относятся ко мне хорошо; я чувствовал себя на месте. |
| "When we have books it is like spring with us; when the winter frames are taken out and for the first time we can open the windows as we like," said Sitanov one day. | - С книгами у нас стало как весной, когда зимние рамы выставят и первый раз окна на волю откроют,- сказал однажды Ситанов. |
| It was hard to find books. We could not afford to subscribe to a library, but I managed to get them somehow, asking for them wherever I went, as a charity. | Трудно было доставать книги; записаться в библиотеку не догадались, но я все-таки как-то ухитрялся и доставал книжки, выпрашивая их всюду, как милостыню. |
| One day the second officer of the fire brigade gave me the first volume of "Lermontov," and it was from this that I felt the power of poety, and its mighty influence over people. | Однажды пожарный брандмейстер дал мне том Лермонтова, и вот я почувствовал силу поэзии, ее могучее влияние на людей. |
| I remember even now how, at the first lines of | Помню, уже с первых строк |
| "The Demon," Sitanov looked first at the book and then at my face, laid down his brush on the table, and, embracing his knee with his long arms, rocked to and fro, smiling. | "Демона" Ситанов заглянул в книгу, потом - в лицо мне, положил кисть на стол и, сунув длинные руки в колени, закачался, улыбаясь. Под ним заскрипел стул. |
| "Not so much noise, brothers," said Larionovich, and also laying aside his work, he went to Sitanov's table where I was reading. | - Тише, братцы,- сказал Ларионыч и, тоже бросив работу, подошел к столу Ситанова, за которым я читал. |
| The poem stirred me painfully and sweetly; my voice was broken; I could hardly read the lines. Tears poured from my eyes. | Поэма волновала меня мучительно и сладко, у меня срывался голос, я плохо видел строки стихов, слезы навертывались на глаза. |
| But what moved me still more was the dull, cautious movement of the workmen. In the workshop everything seemed to be diverted from its usual course - drawn to me as if I had been a magnet. | Но еще более волновало глухое, осторожное движение в мастерской, вся она тяжело ворочалась, и точно магнит тянул людей ко мне. |
| When I had finished the first part, almost all of them were standing round the table, closely pressing against one an - other, embracing one another, frowning and laugh - ing. | Когда я кончил первую часть, почти все стояли вокруг стола, тесно прислонившись друг ко другу, обнявшись, хмурясь и улыбаясь. |
| "Go on reading," said Jikharev, bending my head over the book. | - Читай, читай,- сказал Жихарев, наклоняя мою голову над книгой. |
| When I had finished reading, he took the book, looked at the title, put it under his arm, and said: | Я кончил читать, он взял книгу, посмотрел ее титул и, сунув под мышку себе, объявил: |
| "We must read this again! | - Это надо еще раз прочитать! |
| We will read it tomorrow! | Завтра опять прочитаешь. |
| I will hide the book away." | Книгу я спрячу. |
| He went away, locked "Lermontov" in his drawer, and returned to his work. | Отошел, запер Лермонтова в ящик своего стола и принялся за работу. |
| It was quiet in the workshop; the men stole back to their tables. Sitanov went to the window, pressed his forehead against the glass, and stood there as if frozen. Jikharev, again laying down his brush, said in a stern voice: | В мастерской было тихо, люди осторожно расходились к своим столам; Ситанов подошел к окну, прислонился лбом к стеклу и застыл, а Жихарев, снова отложив кисть, сказал строгим голосом: |
| "Well, such is life; slaves of God - yes - ah!" | - Вот это - житие, рабы божий... да! |
| He shrugged his shoulders, hid his face, and went on: | Приподнял плечи, спрятал голову и продолжал: |
| "I can draw the devil himself; black and rough, with wings of red flame, with red lead, but the face, hands, and feet - these should be bluish-white, like snow on a moonlight night." | - Деймона я могу даже написать: телом черен и мохнат, крылья огненно-красные - суриком, а личико, ручки, ножки - досиня белые, примерно, как снег в месячную ночь. |
| Until close upon suppertime he revolved about on his stool, restless and unlike himself, drumming with his fingers and talking unintelligibly of the devil, of women and Eve, of paradise, and of the sins of holy men. | Он вплоть до ужина беспокойно и несвойственно ему вертелся на табурете, играл пальцами и непонятно говорил о Демоне, о женщинах и Еве, о рае и о том, как грешили святые. |
| "That is all true!" he declared. "If the saints sinned with sinful women, then of course the devil may sin with a pure soul." | - Это всё правда! - утверждал он.- Ежели святые грешат с грешными женщинами, то, конешно, Демону лестно согрешить с душой чистой... |
| They listened to him in silence; probably, like me, they had no desire to speak. | Его слушали молча; должно быть, всем, как и мне, не хотелось говорить. |
| They worked unwillingly, looking all the time at their watches, and as soon as it struck ten, they put away their work altogether. | Работали неохотно, поглядывая на часы, а когда пробило девять - бросили работу очень дружно. |
| Sitanov and Jikharev went out to the yard, and I went with them. | Ситанов и Жихарев вышли на двор, я пошел с ними. |
| There, gazing at the stars, Sitanov said: | Там, глядя на звезды, Ситанов сказал: |
| "Like a wandering caravan Thrown into space, it shone." | Кочующие караваны В пространстве брошенных светил... |
| "You did not make that up yourself!" | - этого не выдумаешь! |
| "I can never remember words," said Jikharev, shivering in the bitter cold. "I can't remember anything; but he, I see - It is an amazing thing - a man who actually pities the devil! | - Я никаких слов не помню,- заметил Жихарев, вздрагивая на остром холоде.- Ничего не помню, а его - вижу! Удивительно это - человек заставил чёрта пожалеть? |
| He has made you sorry for him, hasn't he?" | Ведь жалко его, а? |
| "He has," agreed Sitanov. | - Жалко,- согласился Ситанов. |
| "There, that is a real man!" exclaimed Jikharev reminiscently. | - Вот что значит - человек! - памятно воскликнул Жихарев. |
| In the vestibule he warned me: | В сенях он предупредил меня: |
| "You, Maxim, don't speak to any one in the shop about that book, for of course it is a forbidden one." | - Ты, Максимыч, никому не говори в лавке про эту книгу: она, конешно, запрещенная! |
| I rejoiced; this must be one of the books of which the priest had spoken to me in the confessional. | Я обрадовался: так вот о каких книгах спрашивал меня священник на исповеди! |
| We supped languidly, without the usual noise and talk, as if something important had occurred and we could not keep from thinking about it, and after supper, when we were going to bed, Jikharev said to me, as he drew forth the book: | Ужинали вяло, без обычного шума и говора, как будто со всеми случилось нечто важное, о чем надо упорно подумать. А после ужина, когда все улеглись спать, Жихарев сказал мне, вынув книгу: |
| "Come, read it once more!" | - Ну-ка, еще раз прочитай это! Пореже, не торопись... |
| Several men rose from their beds, came to the table, and sat themselves round it, undressed as they were, with their legs crossed. | Несколько человек молча встали с постелей, подошли к столу и уселись вокруг него раздетые, поджимая ноги. |
| And again when I had finished reading, Jikharev said, strumming his fingers on the table: | И снова, когда я кончил читать, Жихарев сказал, постукивая пальцами по столу: |
| "That is a living picture of him! | - Это - житие! |
| Ach, devil, devil - that's how he is, brothers, eh?" | Ах, Демон, Демон... вот как, брат, а? |
| Sitanov leaned over my shoulder, read something, and laughed, as he said: | Ситанов качнулся через мое плечо, прочитал что-то и засмеялся,говоря: |
| "I shall copy that into my own note-book." | - Спишу себе в тетрадь... |
| Jikharev stood up and carried the book to his own table, but he turned back and said in an offended, shaky voice: | Жихарев встал и понес книгу к своему столу, но остановился и вдруг стал говорить обиженно, вздрагивающим голосом: |
| "We live like blind puppies - to what end we do not know. We are not necessary either to God or the devil! | - Живем, как слепые щенята, что к чему - не знаем, ни богу, ни демону не надобны! |
| How are we slaves of the Lord? | Какие мы рабы господа? |
| The Jehovah of slaves and the Lord Himself speaks with them! | Иов - раб, а господь сам говорил с ним! |
| With Moses, tool He even gave Moses a name; it means This is mine' - a man of God. | С Моисеем тоже. Моисею он даже имя дал: Мой-сей, значит - богов человек. |
| And we - what are we?" | А мы - чьи?.. |
| He shut up the book and began to dress himself, asking Sitanov: | Запер книгу и стал одеваться, спросив Ситанова: |
| "Are you coming to the tavern?" | - Идешь в трактир? |
| "I shall go to my own tavern," answered Sitanov softly. | - Я к своей пойду,- тихо ответил Ситанов. |
| When they had gone out, I lay down on the floor by the door, beside Pavl Odintzov. | Когда они ушли, я лег у двери на полу, рядом с Павлом Одинцовым. |
| He tossed about for a long time, snored, and suddenly began to weep quietly. | Он долго возился, сопел и вдруг тихонько заплакал. |
| "What is the matter with you?" | - Ты что? |
| "I am sick with pity for all of them," he said. "This is the fourth year of my life with them, and I know all about them." | - Жалко мне всех до смерти,- сказал он,- я ведь четвертый год с ними живу, всех знаю... |
| I also was sorry for these people. We did not go to sleep for a long time, but talked about them in whispers, finding goodness, good traits in each one of them, and also something which increased our childish pity. | Мне тоже было жалко этих людей; мы долго не спали, шёпотом беседуя о них, находя в каждом добрые хорошие черты и во всех что-то, что еще более усугубляло нашу ребячью жалость. |
| I was very friendly with Pavl Odintzov. They made a good workman of him in the end, but it did not last long; before the end of three years he had begun to drink wildly, later on I met him in rags on the Khitrov market-place in Moscow, and not long ago I heard that he had died of typhoid. | Я очень дружно жил с Павлом Одинцовым; впоследствии из него выработался хороший мастер, но его ненадолго хватило, к тридцати годам он начал дико пить, потом я встретил его на Хитровом рынке в Москве босяком и недавно слышал, что он умер в тифе. |
| It is painful to remember how many good people in my life I have seen senselessly ruined. | Жутко вспомнить, сколько хороших людей бестолково погибли на моем веку! |
| People of all nations wear themselves out, and to ruin themselves comes natural, but nowhere do they wear themselves out so terribly quickly, so senselessly, as in our own Russia. | Все люди изнашиваются и - погибают, это естественно; но нигде они не изнашиваются так страшно быстро, так бессмысленно, как у нас, на Руси... |
| Then he was a round-headed boy two years older than myself; he was lively, intelligent, and upright; he was talented, for he could draw birds, cats, and dogs excellently, and was amazingly clever in his caricatures of the workmen, always depicting them as feathered. Sitanov was shown as a sad-looking wood-cock standing on one leg, Jikharev as a cock with a torn comb and no feathers on his head; sickly Davidov was an injured lapwing. | Тогда он был круглоголовым мальчонком, года на два старше меня, бойкий, умненький и честный, он был даровит: хорошо рисовал птиц, кошек и собак и удивительно ловко делал карикатуры на мастеров, всегда изображая их пернатыми Ситанова - печальным куликом на одной ноге, Жихарева - петухом, с оторванным гребнем, без перьев на темени, больного Давидова - жуткой пигалицей. |
| But best of all was his drawing of the old chaser, Golovev, representing him as a bat with large whiskers, ironical nose, and four feet with six nails on each. | Но всего лучше ему удавался старый чеканщик Г оголев, в виде летучей мыши с большими ушами, ироническим носом и маленькими ножками о шести когтях каждая. |
| From the round, dark face, white, round eyes gazed forth, the pupils of which looked like the grain of a lentil. They were placed crossways, thus giving to the face a lifelike and hideous expression. | С круглого темного лица смотрели белые кружки глаз, зрачки были похожи не зерна чечевицы и стояли поперек глаз,- это давало лицу живое и очень гнусное выражение. |
| The workmen were not offended when Pavl showed them the caricatures, but the one of Golovev made an unpleasant impression on them all, and the artist was sternly advised: | Мастера не обижались, когда Павел показывал карикатуры, но карикатура Гоголева у всех вызвала неприятное впечатление, и художнику строго советовали. |
| "You had better tear it up, for if the old man sees it, he will half kill you!" | - Ты лучше порви-ка, а то старик увидит, пришибет тебя! |
| The dirty, putrid, everlastingly drunk old man was tiresomely pious, and inextinguishably malicious. He vilified the whole workshop to the shopman whom the mistress was about to marry to her niece, and who for that reason felt himself to be master of the whole house and the workpeople. | Грязный и гнилой, вечно пьяный, старик был назойливо благочестив, неугасимо зол и ябедничал на всю мастерскую приказчику, которого хозяйка собиралась женить на своей племяннице и который поэтому уже чувствовал себя хозяином всего дома и людей. |
| The workmen hated him. but thcj were afraid of him, and for th€ same reason were afraid of Golovev, too. | Мастерская ненавидела его, но боялась, поэтому боялась и Гоголева. |
| Pavl worried the chaser furiously and in all manner of ways, just as if he had set before himself the aim of never allowing Golovev to have a moment's peace. | Павел неистово и всячески изводил чеканщика, точно поставил целью своей не давать Гоголеву ни минуты покоя. |
| I helped him in this with enthusiasm, and the workshop amused itself with our pranks, which were al - most always pitilessly coarse. But we were warned: | Я тоже посильно помогал ему в этом, мастерская забавлялась нашими выходками, почти всегда безжалостно грубыми, но предупреждала нас: |
| "You will get into trouble, children! | - Попадет вам, ребята! |
| Kouzka-Juchek will half kill you!" | Вышибет вас Кузька-жучок! |
| Kouzka-Juchek was the nickname of the shopman, which was given to him on the quiet by the workshop. | Кузька-жучок - это прозвище приказчика, данное ему мастерской. |
| The warning did not alarm us. We painted the face of the chaser when he was asleep. One day when he was in a drunken slumber we gilded his nose, and it was three days before he was able to get the gold out of the holes in his spongy nose. | Предостережения не пугали нас, мы раскрашивали сонному чеканщику лицо; однажды, когда он спал пьяный, вызолотили ему нос, он суток трое не мог вывести золото из рытвин губчатого носа. |
| But every time that we succeeded in infuriating the old man, I remembered the steamboat, and the little Viatski soldier, and I was conscious of a disturbance in my soul. | Но каждый раз, когда нам удавалось разозлить старика, я вспоминал пароход, маленького вятского солдата, и в душе у меня становилось мутно. |
| In spite of his age, Golovev was so strong that he often beat us, falling upon us unexpectedly; he would beat us and then complain of us to the mistress. | Несмотря на возраст, Гоголев был все-таки так силен, что часто избивал нас, нападая врасплох; изобьет, а потом пожалуется хозяйке. |
| She, who was also drunk every day, and for that reason always kind and cheerful, tried to frighten us, striking her swollen hands on the table, and crying: | Она - тоже пьяненькая каждый день и потому всегда добрая, веселая старалась испугать нас, стучала опухшими руками по столу и кричала: |
| "So you have been saucy again, you wild beast? | - Опять вы, беси, озорничаете? |
| He is an old man, and you ought to respect him! | Он - старенький, его уважать надо! |
| Who was it that put photographic solution in his glass, instead of wine?" | Кто это ему в рюмку вместо вина - фотогену налил? |
| "We did." | - Это мы... |
| The mistress was amazed. | Хозяйка удивлялась: |
| "Good Lord, they actually admit it! | - А, батюшки, да они еще и сознаются! |
| Ah, accursed ones, you ought to respect old men!" | А, окаянные... Стариков уважать надо! |
| She drove us away, and in the evening she complained to the shopman, who spoke to me angrily: | Она выгоняла нас вон, а вечером жаловалась приказчику, и тот говорил мне сердито: |
| "How can you read books, even the Holy Scriptures, and still be so saucy, eh? | - Как же это ты: книжки читаешь, даже священное писание, и - такое озорство, а? |
| Take care, my brother!" | Гляди, брат! |
| The misjtress was solitary and touchingly sad. Sometimes when she had been drinking sweet liqueurs, she would sit at the window and sing: | Хозяйка была одинока и трогательно жалка; бывало, напьется сладких наливок, сядет у окна и поет: |
| "No one is sorry for me, | Никто меня не пожалеёт, |
| And pity have I from none; | И никому меня не жаль, |
| What my grief is no one knows; | Никто тоски моёй не знаёт, |
| To whom shall I tell my sorrow." | Кому скажу мою печаль! |
| And sobbingly she drawled in the quavering voice of age: | И, всхлипывая, тянет старческим дрожащим голосом: |
| "U- oo - oc." | - Ю-у-у... |
| One day I saw her going down the stairs with a jug of warm milk in her hands, but suddenly her legs gave way under her. She sat down, and descended the stairs, sadly bumping from step to step, and never letting the jug out of her hand. | Однажды я видел, как она, взяв в руки горшок топленого молока, подошла к лестнице, но вдруг ноги ее подогнулись, она села и поехала вниз по лестнице, грузно шлепаясь со ступеньки на ступеньку и не выпуская горшка из рук. |
| The milk splashed over her dress, and she, with her hands outstretched, cried angrily to the jug: | Молоко выплескивалось на платье ей, а она, вытянув руки, сердито кричала горшку: |
| "What is the matter with you, satyr? | - Что ты, лешой? |
| Where are you going?" | Куда ты? |
| Not stout, but soft to flabbiness, she looked like an old cat which had grown beyond catching mice, and, languid from overfeeding, could do no more than purr, dwelling sweetly on the memories of past triumphs and pleasures. | Не толстая, но мягкая до дряблости, она была похожа на старую кошку, которая уже не может ловить мышей, а, отягченная сытостью, только мурлычет, сладко вспоминая о своих победах и удовольствиях. |
| "Here," said Sitanov, frowning thoughtfully, "was a large - business, a fine workshop, and clever men labored at this trade; but now that is all done with, all gone to ruin, all directed by the paws of Kuzikin I . | - Вот,- говорил Ситанов, задумчиво хмурясь,-было большое дело, хорошая мастерская, трудился над этим делом умный человек, а теперь всё хинью идет, всё в Кузькины лапы направилось! |
| It is a case of working and working, and all for strangers! | Работали-работали, а всё на чужого дядю! |
| When one thinks of this, a sort of spring seems to break in one's head. One wants to do nothing, - a fig for any kind of work I- just to lie on the roof, lie there for the whole summer and look up into the sky." | Подумаешь об этом, и вдруг в башке лопнет какая-то пружинка ничего не хочется, наплевать бы на всю работу да лечь на крышу и лежать целое лето, глядя в небо... |
| Pavl Odintzov also appropriated these thoughts of Sitanov, and smoking a cigarette which had been given him by his elders, philosophized about God, drunkenness, and women. He enlarged on the fact that all work disappears; certain people do it and others destroy it, neither valuing it nor understanding it. | Павел Одинцов тоже усвоил эти мысли Ситанова и, раскуривая папиросу приемами взрослого, философствовал о боге, о пьянстве, женщинах и о том, что всякая работа исчезает, одни что-то делают, а другие разрушают сотворенное, не ценя и не понимая его. |
| At such times his sharp, pleasant face frowned, aged. He would sit on his bed on the floor, embracing his knees, and look long at the blue square of the window, at the roof of the shed which lay under a fall of snow, and at the stars in the winter sky. | В такие минуты его острое, милое лицо морщилось, старело, он садился на постель на полу, обняв колени, и подолгу смотрел в голубые квадраты окон, на крышу сарая, притиснутого сугробами снега, на звезды зимнего неба. |
| The workmen snored, or talked in their sleep; one of them raved, choking with words; in the loft, Davidov coughed away what was left of his life. | Мастера храпят, мычат во сне, кто-то бредит, захлебываясь словами, на полатях выкашливает остатки своей жизни Давидов. |
| In the corner, body to body, wrapped in an iron-bound sleep of intoxication, lay those "slaves of God" - Kapendiukhin, Sorokhin, Pcrshin; from the walls icons with - out faces, hands, or feet looked forth. | В углу, телом к телу, валяются окованные сном и хмелем "рабы божий" Капендюхин, Сорокин, Першин; со стен смотрят иконы без лиц, без рук и ног. |
| There was a close smell of bad eggs, and dirt, which had turned sour in the crevices of the floor. | Душит густой запах олифы, тухлых яиц, грязи, перекисшей в щелях пола. |
| "How I pity them all!" whispered Pavl. "Lord!" | - До чего же мне жалко всех! - шепчет Павел.-Господи! |
| This pity for myself and others disturbed me more and more. | Эта жалость к людям и меня всё более беспокоит. |
| To us both, as I have said before, all the workmen seemed to be good people, but their lives were bad, unworthy of them, unbearably dull. | Нам обоим, как я сказал уже, все мастера казались хорошими людьми, а жизнь - была плоха, недостойна их, невыносимо скучна. |
| At the time of the winter snowstorms, when everything on the earth - the houses, the trees - was shaken, howled, and wept, and in Lent, when the melancholy bells rang out, the dullness of it all flowed over the workshop like a wave, as oppressive as lead, weighing people down, killing all that was alive in them, driving them to the tavern, to women, who served the same purpose as vodka in helping them to forget. | В дни зимних вьюг, когда все на земле дома, деревья - тряслось, выло, плакало и великопостно звонили унылые колокола, скука вливалась в мастерскую волною, тяжкой, как свинец, давила людей, умерщвляя в них всё живое, вытаскивая в кабак, к женщинам, которые служили таким же средством забыться, как водка. |
| On such evenings books were of no use, so Pavl and I tried to amuse the others in our own way: smearing our faces with soot and paint, dressing ourselves up and playing different comedies composed by ourselves, heroically fighting against the boredom till we made them laugh. | В такие вечера - книги не помогали, и тогда мы с Павлом старались развлечь людей своими средствами: мазали рожи себе сажей, красками, украшались пенькой и, разыгрывая разные комедии, сочиненные нами, героически боролись со скукой, заставляя людей смеяться. |
| Remembering the | Вспомнив |
| "Account of how the soldier saved Peter the Great," I turned this book into a conversational form, and climbing on to Davidov's pallet-bed, we acted thereon cheerfully, cutting off the head of an imaginary Swede. Our audience burst out laughing. | "Предание о том, как солдат спас Петра Великого", я изложил эту книжку в разговорной форме, мы влезали на полати к Давидову и лицедействовали там, весело срубая головы воображаемым шведам; публика - хохотала. |
| They were especially delighted with the legend of the Chinese devil, Sing-U-Tongia. Pashka represented the unhappy devil who had planned to do a good deed, and I acted all the other characters - the people of the field, subjects, the good soul, and even the stones on which the Chinese devil rested in great pain after each of his unsuccessful attempts to perform a good action. | Ей особенно нравилась легенда о китайском чёрте Цинги Ю-Тонге; Пашка изображал несчастного чёрта, которому вздумалось сделать доброе дело, а я всё остальное: людей обоего пола, предметы, доброго духа и даже камень, на котором отдыхал китайский чёрт в великом унынии после каждой из своих безуспешных попыток сотворить добро. |
| Our audience laughed loudly, and I was amazed when I saw how easily they could be made to laugh. This facility provoked me unpleasantly. | Публика хохотала, а я удивлялся, как легко можно было заставить ее смеяться,- эта легкость неприятно задевала меня. |
| "Ach, clowns," they cried. "Ach, you devils!" | - Ах, паяцы! - кричали нам.- Ах, супостаты! |
| But the further I went, the more I was troubled with the thought that sorrow appealed more than joy to the hearts of these people. | Но чем дальше, тем более назойливо думалось мне, что душе этих людей печаль ближе радости. |
| Gaiety has no place in their lives, and as such has no value, but they evoke it from under their burdens, as a contrast to the dreamy Russian sadness. | Веселье у нас никогда не живет и не ценится само по себе, а его нарочито поднимают из-под спуда как средство умерить русскую сонную тоску. |
| The inward strength of a gaiety which lives not of itself not because it wishes to live, but because it is aroused by the call of sad days, is suspect. | Подозрительна внутренняя сила веселья, которое живет не само по себе, не потому, что хочет, просто - хочет жить, а является только по вызову печальных дней. |
| And too often Russian gaiety changes suddenly into cruel tragedy. | И слишком часто русское веселье неожиданно и неуловимо переходит в жестокую драку. |
| A man will be dancing as if he were breaking the shackles which bound him. Suddenly a ferocious wild beast is let loose in him, and with the unreasoning anguish of a wild beast he will throw himself upon all who come in his way, tear them in pieces, bite them, destroy them. | Пляшет человек, словно разрывая путы, связавшие его, и вдруг, освобождая в себе жесточайшего зверя, в звериной тоске бросается на всех и всё рвет, грызет, сокрушает... |
| This intense joy aroused by exterior forces irritated me, and stirred to self-oblivion, I began to compose and act suddenly created fantasies - for I wanted so much to arouse a real, free, and unrestrained joy in these people. | Это натужное веселье, разбуженное толчками извне, раздражало меня, и, до самозабвения возбужденный, я начинал рассказывать и разыгрывать внезапно создавшиеся фантазии,- уж очень хотелось мне вызвать истинную, свободную и легкую радость в людях! |
| I succeeded in some measure. They praised me, they were amazed at me, but the sadness which I had almost succeeded in shaking off, stole back again, gradually growing denser and stronger, harassing them. | Чего-то я достигал, меня хвалили, мне удивлялись, но тоска, которую мне как будто удавалось поколебать, снова медленно густела и крепла, пригнетая людей. |
| Gray Larionovich said kindly: | Серый Ларионыч ласково говорил: |
| "Well, you are an amusing fellow, God bless you!" | - Ну, и забавник ты, господь с тобой! |
| "He is a boon to us," Jikharev seconded him. "You know, Maxim, you ought to go into a circus, or a theater; you would make a good clown." | - Утешитель,- поддерживал его Жихарев.- Ты, Максимыч, направляй себя в цирк али в театр, из тебя должен выйти хо-ороший паяц! |
| Out of the whole workshop only two went to the theaters, on Christmas or carnival weeks, Kapendiukhin and Sitanov, and the older workmen seriously counseled them to wash themselves from this sin in the baptismal waters of the Jordan. | Изо всей мастерской в театр ходили, на святках и на масленице, только двое - Капендюхин и Ситанов; старшие мастера серьезно советовали им смыть этот грех купаньем в крещенской проруби на иордани. |
| Sitanov particularly would often urge me: | Ситанов особенно часто убеждал меня: |
| "Throw up everything and be an actor!" | - Брось всё, учись на актера! |
| And much moved, he would tell me the "sad" story of the life of the actor, Yakolev. | И, волнуясь, рассказывал печальную "Жизнь актера Яковлева". |
| "There, that will show you what may happen!" | - Вот что может быть! |
| He loved to tell stories about Marie Stuart, whom he called "the rogue," and his peculiar delight was the "Spanish nobleman." | Он любил рассказывать о королеве Марии Стюарт, называя ее "шельмой", а особенно восхищался "Испанским дворянином". |
| "Don Csesar de Bazan was a real nobleman. Maximich! | - Дон Сезар де Базан - это, Максимыч, благороднейший человек! |
| Wonderful!" | Удивительный! |
| There was something of the "Spanish nobleman" about himself. One day in the market-place, in front of the fire-station, three firemen were amusing themselves by beating a peasant. A crowd of people, numbering about forty persons, looked on and cheered the soldiers. | В нем самом было что-то от "Испанского дворянина": однажды на площади перед каланчой трое пожарных, забавляясь, били мужика; толпа людей, человек в сорок, смотрела на избиение и похваливала солдат. |
| Sitanov threw himself into the brawl. With swinging blows of his long arms he struck the firemen, lifted the peasant, and carried him into the crowd, crying: | Ситанов бросился в драку, хлесткими ударами длинных рук посшибал пожарных, поднял мужика и сунул его к людям, крикнув: |
| "Take him away!" | - Уведите! |
| But he remained behind himself, one against three. The yard of the fire-station was only about ten steps away; they might easily have called others to their aid and Sitanov would have been killed. But by good luck the firemen were frightened and ran away into the yard. | А сам остался, один против троих; пожарный двор был в десятке шагов, солдаты могли позвать помощь и Ситанова избили бы, но, на его счастье, пожарные, испугавшись, убежали во двор. |
| "Dogs!" he cried after them. | - Собаки! - крикнул он вслед им. |
| On Sunday the young people used to attend boxing-matches held in the Tyessni yard behind the Petro - pavlovski churchyard, where sledge-drivers and peasants from the adjacent villages assembled to fight with the workmen. | По воскресеньям молодежь ходила на кулачные бои к лесным дворам за Петропавловским кладбищем, куда собирались драться против рабочих ассенизационного обоза и мужиков из окрестных деревень. |
| The wagoners put up against the town an eminent boxer, a Mordovan giant with a small head, and large eyes always full of tears. | Обоз ставил против города знаменитого бойца -мордвина, великана, с маленькой головой и больными глазами, всегда в слезах. |
| Wiping away the tears with the dirty sleeve of his short caftan, he stood before his backers with his legs planted widely apart, and challenged good-naturedly: | Вытирая слезы грязным рукавом короткого кафтана, он стоял впереди своих, широко расставя ноги, и добродушно вызывал: |
| "Come on, then; what is the matter with you? Are you cold?' | - Выходите, что ли, а то - зябко! |
| Kapendiukhin was set up against him on our side, and the Mordovan always beat him. | Против него с нашей стороны выступал Капендюхин, и всегда мордвин бил его. |
| But the bleeding, panting Cossack said: | Но, окровавленный, задыхающийся, казак упрямо твердил: |
| "I'll lick that Mordovan if I die for it!" | - Жив быть не хочу, а - одолею мордву! |
| In the end, that became the one aim of his life. He even went to the length of giving up vodka, rubbed his body with snow before he went to sleep, ate a lot of meat, and to develop his muscles, crossed himself many times every evening with two pound weights. | Это, наконец, стало целью его жизни, он даже отказался пить водку, перед сном вытирал тело снегом, ел много мяса и, развивая мускулы, каждый вечер многократно крестился двухпудовой гирей. |
| But this did not avail him at all. | Но и это не помогало ему. |
| Then he sewed a piece of lead inside his gloves, and boasted to Sitanov: | Тогда он зашил в рукавицы куски свинца и похвастался Ситанову: |
| "Now we will finish the Mordovan!" | - Теперь - конец мордве! |
| Sitanov sternly warned him: | Ситанов строго предупредил его: |
| "You had better throw it away, or I will give you away before the fight." | - Брось, а то я тебя выдам перед боем! |
| Kapendiukhin did not believe him, but when the time for the fight arrived, Sitanov said abruptly to the Mordovan: | Капендюхин не поверил ему, но когда пришли на бой, Ситанов вдруг сказал мордвину: |
| "Step aside, Vassili Ivanich; I have something to Bay to Kapendiukhin first!" | - Отступись, Василий Иваныч, сначала я с Капен-дюхиным схвачусь! |
| The Cossack turned purple and roared: | Казак побагровел и заорал: |
| "I have nothing to do with you; go away!" | - Я с тобой не буду, уйди! |
| "Yes, you have!" said Sitanov, and approaching him, he looked into the Cossack's face with a compelling glance. | - Будешь,- сказал Ситанов и пошел на него, глядя в лицо казака пригибающим взглядом. |
| Kapendiukhin stamped on the ground, tore the gloves from his hands, thrust them in his breast, and went quickly away from the scene of his fight. | Капендюхин затоптался на месте, сорвал рукавицы с рук, сунул их за пазуху и быстро ушел с боя. |
| Both our side and the other were unpleasantly surprised, and a certain important personage said angrily to Sitanov: | И наша и вражья сторона были неприятно удивлены, какой-то почтенный человек сказал Ситанову сердито: |
| "That is quite against the rules, brother, - to bring private affairs to be settled in the world of the prize ring!" | - Это, братец мой, вовсе не закон, чтобы домашние дела на мирском бою решать! |
| They fell upon Sitanov from all sides, and abused him. He kept silence for a long time, but at length he said to the important personage: | На Ситанова лезли со всех сторон, ругая его. он долго молчал, но наконец сказал почтенному человеку: |
| "Am I to stand by and see murder done?" | - А ежели я убийство отвел? |
| The important personage at once guessed the truth, and actually taking off his cap said: | Почтенный человек сразу догадался и даже снял картуз, говоря: |
| "Then our gratitude is due to you!" | - Тогда с нашей стороны тебе - благодарность! |
| "Only don't go and spread it abroad, uncle!" | - Только ты, дядя, не звони! |
| "Why should I? | - Зачем? |
| Kapendiukhin is hardly ever the victor, and ill-success embitters a man. We understand! | Капендюхин - редкий боец, а неудачи злят человека, мы понимаем! |
| But in future we will have his gloves ex - amined before the contest." | А рукавички его теперь смотреть станем перед боем-то. |
| "That is your affair!" | - Ваше дело! |
| When the important personage had gone away, our side began to abuse Kapendiukhin: | Когда почтенный человек отошел, наша сторона стала ругать Ситанова: |
| "You have made a nice mess of it. | - Дернуло тебя, оглобля! |
| He would have killed his man, our Cossack would, and now we have to stay on the losing side!" | Побил бы казак-то, а теперь вот мы будем битыми ходить... |
| They abused him at length, captiously, to their hearts' content. | Ругали долго, привязчиво, с удовольствием. |
| Sitanov sighed and said: | Ситанов вздохнул и сказал: |
| "Oh, you guttersnipes!" | - Эх вы, шантрапа... |
| And to the surprise of everyone he challenged the Mordovan to a single contest. The latter squared up and flourishing his fists said jokingly: | И неожиданно для всех вызвал мордвина на единоборство - тот встал в позицию, весело помахивая кулаками и балагуря |
| "We will kill each other." | - Побьемся, погреемся... |
| A good number of persons, taking hands, formed a wide, spacious circle. | Несколько человек, схватившись за руки, опрокинулись спинами на тех, кто сзади,-образовался широкий, просторный круг. |
| The boxers, looking at each other keenly, changed over, the right hand held out, the left on their breasts. The experienced people noticed at once that Sitanov's arms were longer than those of the Mordovan. | Бойцы зорко присматриваясь друг ко другу, переминались правые руки вперед, левые - у грудей Опытные люди тотчас заметили, что у Ситанова рука длиннее, чем у мордвина. |
| It was very quiet; the snow crunched under the feet of the boxers. | Стало тихо, похрустывал снег под ногами бойцов. |
| Some one, unable to restrain his impatience, muttered complain - ingly and eagerly: | Кто-то не выдержал напряжения, пробормотал жалобно и жадно: |
| "They ought to have begun by now." | - Начинали бы уж... |
| Sitanov flourished his right hand, the Mordovan raised his left for defense, and received a straight blow under the right arm from Sitanov's left hand. He gasped, retired, and exclaimed in a tone of satisfaction: | Ситанов замахнулся правой рукой, мордвин приподнял левую для защиты и получил прямой удар под ложечку левой рукою Ситанова, крякнул, отступил и с удовольствием сказал: |
| "He is young, but he Is no fool!" | - Молодой, а не дурак! |
| They began to leap upon one another, striking each other's breasts with blows from their mighty fists. In a few minutes not only our own people, but strangers began to cry excitedly: | Они начали прыгать друг на друга, с размаха бросая в грудь один другому тяжелые кулаки; через несколько минут и свои и чужие возбужденно кричали. |
| "Get your blows in quicker, image-painter! | - Прытче, богомаз! |
| Fix him up, embosser." | Расписывай его, чекань! |
| The Mordovan was a little stronger than Sitanov, but as he was considerably the heavier, he could not deal such swift blows, and received two or three to every one he gave. | Мордвин был много сильнее Ситанова, но значительно тяжелей его, он не мог бить так быстро и получал два и три удара за один. |
| But his seasoned body apparently did not suffer much, and he was laughing and exclaiming all the time, when, suddenly, with a heavy upward blow he put Sitanov's right arm out of joint from the shoulder. | Но битое тело мордвина, видимо, не очень страдало, он всё ухал, посмеивался и вдруг, тяжким ударом вверх, под мышку - вышиб правую руку Ситанова из плеча. |
| "Part them; it is a draw!" cried several voices, and, breaking the circle, the crowd gathered round the pugilists. | - Разводи - ничья! - крикнуло сразу несколько голосов, и, сломав круг, люди развели бойцов. |
| "He is not very strong but he is skilful, the image-painter," said the Mordovan good-naturedly. | Мордвин добродушно говорил: - Не велико силен, а ловок, богомаз! |
| "He will make a good boxer, and that I say before the whole world!" | Хороший боец будет, это я говорю на весь народ. |
| The elder persons began a general wrestling match, and I took Sitanov to the Feldsher bone-setter. His deed had raised him still higher in my esteem, had increased my sympathy with him, and his importance in my eyes. | Подростки начали общий бой, я повел Ситанова к фельдшеру-костоправу; его поступок еще больше возвысил его в моих глазах, увеличил симпатию и уважение к нему. |
| He was, in the main, very upright and honorable, and he felt that he had only done his duty, but the graceless Kapendiukhin made fun of him lightly. | Он был вообще очень правдив, честен и считал это как бы должностью своей, но размашистый Капендю-хин ловко подсмеивался над ним: |
| "Ekh, Genya, you live for show! | - Эх, Женя, напоказ живешь! |
| You have polished up your soul like a samovar before a holiday, and you go about boasting, 'look how brightly it shines!' | Начистил душу, как самовар перед праздником, и хвастаешься - вот светло блестит! |
| But your soul is really brass, and a very dull affair, too." | А душа у тебя - медная, и очень скучно с тобой... |
| Sitanov remained calmly silent, either working hard or copying Lermontov's verses into his note-book. He spent all his spare time in this copying, and when I suggested to him: | Ситанов спокойно молчал, усердно работая или списывая в тетрадку стихи Лермонтова; на это списывание он тратил всё свое свободное время, а когда я предложил ему: |
| "Why, when you have plenty of money, don't you buy the book?" he answered: | "Ведь у вас деньги-то есть, вы бы купили книгу!" - он ответил: |
| "No, it is better in my own handwriting." | - Нет, лучше списать своей рукой! |
| Having written a page in his pretty, small hand-writing, he would read softly while he was waiting for the ink to dry: | Написав страницу красивым мелким почерком, с фигурными росчерками, ожидая, когда высохнут чернила, он тихонько читал: |
| "Without regret, as a being apart, You will look down upon this earth, Where there is neither real happiness Nor lasting beauty." | Без сожаленья, без участья Смотреть на землю будешь ты, Где нет ни истинного счастья. Ни долговечной красоты... |
| And he said, half-closing his eyes: | И говорил, зажмурив глаза: |
| "That is true. | - Это - правда! |
| Ekh! and well he knows the truth, too!" | Эх, и здорово он правду знает! |
| The behavior (5f Sitanov to Kapendiukhin always amazed me. When he had been drinking, the Cossack always tried to pick a quarrel with his comrade, and Sitanov would go on for a long time bearing it, and saying persuasively: | Меня очень удивляли отношения Ситанова с Капен-дюхиным - выпивши, казак всегда лез драться к товарищу, Ситанов долго уговаривал его: |
| "That will do, let me alone!" | - Отстань! Не лезь... |
| And then he would start to beat the drunken man so cruelly that the workmen, who regarded internal dissensions amongst themselves merely as a spectacle, in terfered between the friends, and separated them. | А потом начинал жестоко бить пьяного, так жестоко, что мастера, относившиеся к междоусобным дракам как ко зрелищу, ввязывались в эту драку и разводили друзей. |
| "If we didn't stop Evgen in time, he would beat any one to death, and he would never forgive himself," they said. | - Не останови Евгенья вовремя - до смерти убьет и себя не пожалеет,говорили они. |
| When he was sober Kapendiukhin ceaselessly jeered at Sitanov, making fun of his passion for poetry and his unhappy romance, obscenely, but unsuccessfully trying to arouse jealousy. | Трезвый, Капендюхин тоже неутомимо издевался над Ситановьм, высмеивая его страсть к стихам и его несчастный роман, грязно, но безуспешно возбуждая ревность. |
| Sitanov listened to the Cossack's taunts in silence, without taking offense, and he sometimes even laughed with Kapendiukhin at himself. | Ситанов слушал издевки казака молча, безобидно, а иногда даже сам смеялся вместе с Капен-дюхиным. |
| They slept side by side, and at night they would feold long, whispered conversations about something. | Спали они рядом и по ночам долго шёпотом беседовали о чем-то. |
| These conversations gave me no peace, for I was anxious to know what these two people who were so un like each other found to talk about in such a friendly manner. | Эти беседы не давали мне покоя - хотелось знать, о чем могут дружески говорить люди, так непохожие один на другого? |
| But when I went near them, the Cossack veiled: | Но, когда я подходил к ним, казак ворчал: |
| "What do you want?" | - Тебе чего надо? |
| But Sitanov did not seem to see me. | А Ситанов точно не видел меня. |
| However, one day they called me, and the Cossack asked: | Но однажды они позвали меня, и казак спросил: |
| "Maximich, if you were rich, what would you do?" | - Максимыч, ежели бы ты был богат, что бы сделал? |
| "I would buy books." | - Книг купил бы. |
| "And what else?" | - А еще? |
| "I don't know." | - Не знаю. |
| "Ekh!" said Kapendiukhin, turning away from me in disgust, but Sitanov said calmly: | - Эх,- с досадой отвернулся от меня Капен дюхин, а Ситанов спокойно сказал: |
| "You see; no one knows that, whether they be old or young. | - Видишь - никто не знает, ни старый, ни малый! |
| I tell you that riches in themselves are worth nothing, unless they are applied to some special purpose." | Я тебе говорю: и богатство само по себе - ни к чему! Всё требует какого-нибудь приложения... |
| I asked them, | Я спросил: |
| "What are you talking about?" | - О чем вы говорите? |
| "We don't feel inclined to sleep, and so we are talking," answered the Cossack. | - Спать неохота, вот и говорим,- ответил казак. |
| Later, listening to them, I found that they were discussing by night those things which other people dis cussed by day - God, truth, happiness, the stupidity and cunning of women, the greediness of the rich, and the fact that life is complicated and incomprehensible. | Позднее, прислушавшись к их беседам, я узнал, что они говорят по ночам о том же, о чем люди любят говорить и днем: о боге, правде, счастье, о глупости и хитрости женщин, о жадности богатых и о том, что вся жизнь запутана, непонятна. |
| I always listened to their conversations eagerly; they excited me. I was pleased to think that almost every one had arrived at the same conclusion; namely, that life is evil, and that we ought to have a better form of existence! | Я всегда слушал эти разговоры с жадностью, они меня волновали, мне нравилось, что почти все люди говорят одинаково: жизнь - плоха, надо жить лучше! |
| But at the same time I saw that the desire to live under better conditions would have no effect, would change nothing in the lives of the work-people, in their relations one with another. | Но в то же время я видел, что желание жить лучше ни к чему не обязывает, ничего не изменяет в жизни мастерской, в отношениях мастеров друг ко другу. |
| All these talks, throwing a light upon my life as it lay before me, revealed at the same time, beyond it, a sort of melancholy emptiness; and in this emptiness, like specks of dust in a pond ruffled by the wind, floated people, absurdly and exasperatingly, among them those very people who had said that such a crowd was devoid of sense. | Все эти речи, освещая предо мною жизнь, открывали за нею какую-то унылую пустоту, и в этой пустоте, точно соринки в воде пруда при ветре, бестолково и раздраженно плавают люди, те самые, которые говорят, что такая толкотня бессмысленна и обижает их. |
| Always ready to give their opinion, they were always passing judgment on others, repeating, bragging, and starting bitter quarrels about mere trifles. They were always seriously offending one another. | Рассуждая много и охотно, всегда кого-нибудь судили, каялись, хвастались, и, возбуждая злые ссоры из-за пустяков, крепко обижали друг друга. |
| They tried to guess what would happen to them after death; while on the threshold of the workshop where the washstand stood, the floor-boards had rotted away. From that damp, fetid hole rose the cold, damp smell of sour earth, and it was this that made one's feet freeze. Pavl and I stopped up this hole with straw and cloths. | Пытались догадаться о том, что будет с ними после смерти, а у порога мастерской, где стоял ушат для помоев, прогнила половица, из-под пола в эту сырую, гнилую, мокрую дыру несло холодом, запахом прокисшей земли, от этого мерзли ноги; мы с Павлом затыкали эту дыру сеном и тряпками. |
| We often said that the boards should be renewed, but the hole grew larger and larger, and in bad weather fumes rose from it as from a pipe. Every one caught cold, and coughed. | Часто говорили о том, что надо переменить половицу, а дыра становилась всё шире, во дни вьюг из нее садило, как из трубы, люди простужались, кашляли. |
| The tin ventilator in the fortochka squeaked, and when some one had oiled it, though they had all been grumbling at it, Jikharev said: | Жестяной вертун форточки отвратительно визжал, его похабно ругали, а когда я его смазал маслом, Жихарев, прислушавшись, сказал: |
| "It is dull, now that the fortochka has stopped squeaking." | - Не визжит форточка, и - стало скушней... |
| To come straight from the bath and lie down on a dirty, dusty bed, in the midst of dirt and bad smells, did not revolt any one of them. | Приходя из бани, ложились в пыльные и грязные постели - грязь и скверные запахи вообще никого не возмущали. |
| There were many insignificant trifles which made our lives unbearable. which might easily have been remedied, but no one took the trouble to do anything. | Было множество дрянных мелочей, которые мешали жить, их можно было легко извести, но никто не делал этого. |
| They often said: | Часто говорили: |
| "No one has any mercy upon human creatures, -neither God nor we ourselves." | - Никто людей не жалеет, ни бог, ни сами себя... |
| But when Pavl and I washed dying Davidov, who was eaten up with dirt and insects, a laugh was raised against us. They took off their shirts and invited us to search them, called us blockheads, and jeered at us as if we had done something shameful and very ludicrous. | Но когда мы, я и Павел, вымыли изъеденного грязью и насекомыми, умирающего Давидова, нас подняли на смех, снимали с себя рубахи, предлагая нам обыскать их, называли банщиками и вообще издевались так, как будто мы сделали что-то позорное и очень смешное. |
| From Christmas till the beginning of Lent drew near, Davidov lay in the loft, coughing protractedly, spitting blood, which, if it did not fall into the wash-hand basin, splashed on the floor. At night he woke the others with his delirious shrieks. | С Рождества вплоть до великого поста Давидов лежал на полатях, затяжно. кашляя, плевал вниз шматками пахучей крови, не попадая в ушат с помоями, кровь шлепалась на пол; по ночам он будил людей бредовыми криками. |
| Almost every day they said: | Почти каждый день говорили: |
| "We must take him to the hospital!" | - Надо бы его в больницу свезти! |
| But it turned out that Davidov's passport had expired. Then he seemed better, and they said: | Но сначала у Давидова оказался просроченным паспорт, потом ему стало лучше, а под конец решили: |
| "It is of no consequence after all; he will soon be dead!" | - Всё равно скоро умрет! |
| And he would say to himself: | Он и сам обещал: |
| "I shall soon be gone!" | - Я - скоро! |
| He was a quiet humorist and also tried to relieve the dullness of the workshop by jokes, hanging down his dark bony face, and saying in a wheezy voice: | Он был тихий юморист и тоже всегда старался разогнать злую скуку мастерской шуточками,-свесит вниз темное костлявое лицо и свистящим голосом возглашает: |
| "Listen, people, to the voice of one who ascended to the loft. | - Народ, слушай голос вознесенного на полати... И складно говорил грустную чепуху: |
| "In the loft I live, | На полатях я живу, |
| Early do I wake; | Просыпаюсь рано, |
| Asleep or awake | И во сне и наяву |
| Cockroaches devour me." | Едят меня тараканы... |
| "He is not downhearted!" exclaimed his audience. | - Не унывает! - восхищалась публика. |
| Sometimes Pavl and I went to him, and he joked with difficulty. | Иногда я с Павлом забирался к нему,- он шутил натужно: |
| "With what shall I regale you, my dear guests? | - Чем потчевать, дорогие гости? |
| A fresh little spider - would you like that?" | Паучка свеженького - не желаете? |
| He died slowly, and he grew very weary of it. He said with unfeigned vexation: | Умирал он медленно, и это очень надоело ему; он говорил с искренней досадой: |
| "It seems that I can't die, somehow; it is really a calamity!" | - Никак не могу помереть, просто беда! |
| His fearlessness in the face of death frightened Pavl very much. He awoke me in the night and whispered: | Его бесстрашие перед смертью очень пугало Павла, он будил меня по ночам и шептал: |
| "Maximich, he seems to be dying. | - Максимыч, кажись, помер он... |
| Suppose he dies in the night, when we are lying beneath him - Oh, Lord! | Вот помрет ночью, а мы будем лежать под ним, ах, господи! |
| I am frightened of dead people." | Боюсь я покойников... |
| Or he would say: | Или говорил: |
| "Why was he born? | - Ну, что жил, зачем? |
| Not twenty-two years have passed over his head and he is dying." | Двадцать лет не минуло, а уж умирает... |
| Once, on a moonlight night he awoke, and gazing with wide-open, terrified eyes said: | Однажды, лунною ночью, он разбудил меня и, глядя испуганно вытаращенными глазами, сказал: |
| "Listen!" | - Слушай! |
| Davidov was croaking in the loft, saying quickly and clearly: | На полатях хрипел Давидов, торопливо и четко говоря: |
| "Give it to me - give - " | - Дай-ко сюда, да-ай... |
| Then he began to hiccup. | Потом начал икать. |
| "He is dying, by God he is; you see!" said Pavl agitatedly. | - Умирает, ей-богу, вот увидишь! - волновался Павел. |
| I had been carrying snow from the yard into the fields all day, and I was very sleepy, but Pavl begged me: | Я весь день возил на себе снег со двора в поле, очень устал, мне хотелось спать, но Павел просил меня: |
| "Don't go to sleep, please; for Christ's sake don't go to sleep!" | - Не спи, пожалуйста, Христа ради, не спи! |
| And suddenly getting on to his knees, he cried f renziedly: | И вдруг, вскочив на колени, неистово закричал: |
| "Get up! Davidov is dead!" | - Вставайте, Давидов помер! |
| Some of them awoke; several figures rose from the beds; angry voices were raised, asking questions. | Кое-кто проснулся, с постелей поднялось несколько фигур, раздались сердитые вопросы. |
| Kapendiukhin climbed up into the loft and said in a tone of amzement: | Капендюхин влез на полати и удивленно сказал: |
| "It is a fact; he is dead, although he is still warm." | - В сам-деле умер будто... хоша - тепленький... |
| It was quiet now. | Стало тихо. |
| Jikharev crossed himself, and wrapping himself round in his blanket, said: | Жихарев перекрестился и, кутаясь в одеяло, сказал: |
| "Well, he is in the Kingdom of Heaven now!" | - Ну что ж, царство ему небесное! |
| Some one suggested: | Кто-то предложил: |
| "Let us carry him into the vestibule." | - В сени бы его вынести... |
| Kapendiukhin climbed down from the loft and glanced through the window. | Капендюхин слез с полатей, поглядел в окно. |
| "Let him lie where he is till the morning; he never hurt any one while he was alive." | - Пускай полежит до утра, он и живой не мешал никому... |
| Pavl, hiding his head under the pillow, sobbed. | Павел, спрятав голову под подушку, рыдал. |
| But Sitanov did not even wake! | А Ситанов - не проснулся. |
| CHAPTER XV | XV |
| THE snow melted away from the fields; the wintry clouds in the sky passed away; wet snow and rain fell upon the earth; the sun was slower and slower in performing his daily journey; the air grew warmer; and it seemed that the joyful spring had already arrived, sportively hiding herself behind the fields, and would soon burst upon the town itself. | Таяли снега в поле, таяли зимние облака в небе, падая на землю мокрым снегом и дождем; всё медленнее проходило солнце свой дневной путь, теплее становился воздух, казалось, что пришло уже весеннее веселье, шутливо прячется где-то за городом в полях и скоро хлынет на город. |
| In the streets there was brown mud; streams ran along the gutters; in the thawed places of Arestantski Square the sparrows hopped joyfully. | На улицах рыжая грязь, около панелей бегут ручьи, на проталинах Арестантской площади весело прыгают воробьи. |
| And in human creatures, also, was apparent the same excitement as was shown by the sparrows. | И в людях заметна воробьиная суетливость. |
| Above the sounds of spring, almost uninterruptedly from morning to night, rang out the Lenten bells, stirring one's heart with their muffled strokes. In that sound, as in the speech of an old man, there was hidden something of displeasure, as if the bells had said with cold melancholy: | Над весенним шумом, почти непрерывно с утра до вечера, течет великопостный звон, покачивая сердце мягкими толчками,- в этом звоне, как в речах старика, скрыто нечто обиженное, кажется, что колокола обо всем говорят с холодным унынием: |
| "Has been, this has been, has been - " On my nameday the workmen gave me a small, beautifully painted image of Alexei, the man of God, and Jikharev made an impressive, long speech, which I remember very well. | "Было-о, было это, было-о..." В день моих именин мастерская подарила мне маленький, красиво написанный образ Алексия - божия человека, и Жихарев внушительно сказал длинную речь, очень памятную мне. |
| "What are you?" said he, with much play of finger and raising of eyebrows. "Nothing more than a small boy, an orphan, thirteen years old - and I, nearly four times your age, praise you and approve of you, because you always stand with your face to people and not sideways! | - Кто ты есть? - говорил он, играя пальцами, приподняв брови.- Не больше как мальчишка, сирота, тринадцати годов от роду, а я - старше тебя вчетверо почти и хвалю тебя, одобряю за то, что ты ко всему стоишь не боком, а лицом! |
| Stand like that always, and you will be all right!" | Так и стой всегда, это хорошо! |
| He spoke of the slaves of God, and of his people, but the difference between people and slaves I could never understand, and I don't believe that he understood it himself. | Говорил он о рабах божьих и о людях его, но разница между людьми и рабами осталась непонятной мне, да и ему, должно быть, неясна была. |
| His speech was long-winded, the workshop was laughing at him, and I stood, with the image in my hand, very touched and very confused, not knowing what I ought to do. | Он говорил скучно, мастерская посмеивалась над ним, я стоял с иконою в руках, очень тронутый и смущенный, не зная, что мне делать. |
| At length Kapendiukhin called out irritably: | Наконец Капендюхин досадливо крикнул оратору: |
| "Oh, leave off singing his praises; his ears are already turning blue!" | - Да перестань отпевать его, вон у него даже уши посинели. |
| Then clapping me on the shoulder, he began to praise me himself: | Потом, хлопнув меня по плечу, тоже похвалил: |
| "What is good in you is what you have in common with all human creatures, and not the fact that it is difficult to scold and beat you when you have given cause for it!" | - Хорошо в тебе то, что ты всем людям родня,- вот что хорошо! И не то что бить тебя, а и обругать -трудно, когда и есть за что! |
| They all looked at me with kind eyes, making good-natured fun of my confusion. A little more and I believe I should have burst out crying from the unexpected joy of finding myself valued by these people. | Все смотрели на меня хорошими глазами, ласково высмеивая мое смущение, еще немножко - и я бы, наверное, разревелся от неожиданной радости чувствовать себя человеком, нужным для этих людей. |
| And that very morning the shopman had said to Petr Vassilich, nodding his head toward me: | А как раз в это утро в лавке приказчик сказал Петру Васильеву, кивая на меня головой: |
| "An unpleasant boy that, and good for nothing!" | - Неприятный мальчишка и ни к чему не способный! |
| As usual I had gone to the shop in the morning, but at noon the shopman had said to me: | Как всегда, я с утра ушел в лавку, но после полудня приказчик сказал мне: |
| "Go home and clear the snow off the roof of the warehouse, and clean out the cellar." | - Иди домой, свали снег с крыши амбара и набивай погреб... |
| That it was my name-day he did not know, and I had thought that no one knew it. | О том, что я именинник, он не знал; я был уверен, что и никто не знает об этом. |
| When the ceremony of congratulations had finished in the work - shop, I changed my clothes and climbed up to the roof of the shed to throw off the smooth, heavy snow which had accumulated during that winter. | Когда кончилась церемония поздравлений в мастерской, я переоделся, убежал на двор и залез на крышу сарая сбрасывать плотный, тяжелый снег, обильный в эту зиму. |
| But being excited, I forgot to close the door of the cellar, and threw all the snow into it. | Но, взволнованный, я позабыл отворить дверь погреба и завалил ее снегом. |
| When I jumped down to the ground, I saw my mistake, and set myself at once to get the snow away from the door. Being wet, it lay heavily; the wooden spade moved it with difficulty; there was no iron one, and I broke the spade at the very moment when the shopman appeared at the yard-gate. The truth of the Russian proverb, "Sorrow follows on the heels of joy," was proved to me. | Соскочив на землю и видя эту ошибку, я тотчас принялся откидывать снег от двери; сырой, он крепко слежался; деревянная лопата с трудом брала его, железной не было, и я сломал лопату как раз в тот момент, когда в калитке появился приказчик; оправдалась русская пословица: "За радостью горе по пятам ходит". |
| "So - o - o!" said the shopman derisively, "you are a fine workman, the devil take you! | - Та-ак,- насмешливо сказал приказчик, подходя ко мне.- Эх ты, работник, чёрт бы тебя побрал! |
| If I get hold of your senseless blockhead - " He flourished the blade of the shovel over me. I move away, saying angrily: | Вот хвачу тебя по безумной твоей башке... Он замахнулся на меня стержнем лопаты, я отодвинулся и сказал сердито: |
| "I wasn't engaged as a yardman, anyhow." | - Да ведь я не в дворники нанялся к вам... |
| He hurled the stick against my legs. I took up a snowball and threw it right in his face. He ran away snorting, and I left off working, and went into the workshop. | Он швырнул палкой в ноги мне, я схватил ком снега и угодил ему в лицо; он убежал, фыркая, а я, бросив работу, ушел в мастерскую. |
| In a few minutes his fiancee came running downstairs. She was an agile maiden, with pim - ples on her vacant face. | Через несколько минут сверху сбежала его невеста, вертлявая девица в прыщах на пустом лице. |
| "Maximich, you are to go upstairs!" | - Максимыча наверх! |
| "I am not going!" I said. | - Не пойду,- сказал я. |
| Larionich asked in an amazed undertone: | Ларионыч спросил тихо и удивленно: |
| "What is this? You are not going "?" | - Как это - не пойдешь? |
| I told him about the affair. With an anxious frown he went upstairs, muttering to me: | Я сообщил ему, в чем дело; озабоченно нахмурившись, он пошел наверх, сказав мне вполголоса: |
| "Oh, you impudent youngster - " The workshop resounded with abuse ©f the shop-man, and Kapendiukhin said: | - Экой ты, брат, дерзкой... Мастерская загудела, поругивая приказчика; Ка-пендюхин сказал: |
| "Well, they will kick you out this time!" | - Ну, теперь тебя вышибут! |
| This did not alarm me. | Это меня не пугало. |
| My relations with the shopman had already become unbearable. His hatred of me was undisguised and became more and more acute, while, for my part, I could not endure him. But what I wanted to know was: why did he behave so absurdly to me"? | Мои отношения с приказчиком давно уже стали невыносимы,- он ненавидел меня упрямо и всё более остро, я тоже терпеть его не мог, но я хотел понять, почему он так нелепо относится ко мне. |
| He would throw coins about the floor of the shop, and when I was sweeping, I found them, and laid them on the counter in the cup which contained the small money kept for beggars. | Он разбрасывал по полу лавки серебряные монеты; подметая пол, я находил их и складывал на прилавке в чашку, где лежали гроши и копейки для нищих. |
| When I guessed what these frequent finds meant I said to him: | Когда я догадался, что значат эти частые находки, я сказал приказчику: |
| "You throw money about in my way on purpose!" | - Вы напрасно подбрасываете мне деньги! |
| He flew out at me and cried incautiously: | Он вспыхнул и неосторожно закричал: |
| "Don't you dare to teach me! I know what I am doing!" | - Не смей учить меня, я знаю, что делаю! |
| But he corrected himself immediately: | Но тотчас поправился: |
| "And what do you mean by my throwing it about purposely? | - Как это - напрасно подбрасываю? |
| It falls about itself." | Они сами падают... |
| He forbade me to read the books in the shop, saying: | Он запретил мне читать в лавке книги, сказав: |
| "That is not for you to trouble your head about I | - Это не твоего ума дело! |
| What! Have you an idea of becoming a valuer, sluggard?' | Что ты - в начетчики метишь, дармоед? |
| He did not cease his attempts to catch me in the theft of small money, and I realised that if, when I was sweeping the floor, the coin should roll into a crevice between the boards, he would declare that I had stolen it. | Он не прекращал своих попыток поймать меня двугривенными, и я понимал, что если в то время, как метешь пол, монета закатится в щель - он будет убежден, что я украл ее. |
| Then I told him again that he had better give up that game, but that same day, when I re - turned from the tavern with the boiling water, I heard him suggesting to the newly engaged assistant in the neighboring shop: | Тогда я ему еще раз предложил оставить эту игру, но в тот же день, возвращаясь из трактира с кипятком, я услыхал, как он внушает недавно нанятому приказчику соседа: |
| "Egg him on to steal psalters. We shall soon be having three hampers of them." | - Ты научи его Псалтырь украсть - скоро мы Псалтыри получим, три короба... |
| I knew that they were talking about me, for when I entered the shop they both looked confused; and besides these signs, I had grounds for suspecting them of a foolish conspiracy against me. | Я понял, что речь идет обо мне,- когда я вошел в лавку, они оба смутились, но, и кроме этого признака, у меня были основания подозревать их в дурацком заговоре против меня. |
| This was not the first time that that assistant had been in the service of the man next door. He was accounted a clever salesman, but he suffered from alco - holism; in one of his drinking bouts the master had dismissed him, but had afterwards taken him back. He was an anaemic, feeble person, with cunning eyes. | Приказчик соседа уже не в первый раз служил у него; он считался ловким торговцем, но страдал запоем; на время запоя хозяин прогонял его, а потом опять брал к себе этого худосочного и слабосильного человека с хитрыми глазами. |
| Apparently amiable and submissive to the slightest gesture of his master, he smiled a little, clever smile in his beard all the time, was fond of uttering sharp sayings, and exhaled the rotten smell which comes from people with bad teeth, although his own were white and strong. | Внешне кроткий, покорный каждому жесту хозяина, он всегда улыбался в бородку себе умненькой улыбочкой, любил сказать острое словцо, и от него исходил тот дрянной запах, который свойствен людям с гнилыми зубами, хотя зубы его были белы и крепки. |
| One day he gave me a terrible surprise; he came towards me smiling pleasantly, but suddenly seized my cap off my head and took hold of my hair. | Однажды он меня страшно удивил: подошел ко мне, ласково улыбаясь, но вдруг сбил с меня шапку И схватил за волосы. |
| We began to struggle. He pushed me from the gallery into the shop, trying all the time to throw me against the large images which stood about on the floor. If he had succeeded in this, I should have broken the glass, or chipped the carving, and no doubt scratched some of the costly icons. | Мы стали драться, с галереи он втолкнул меня в лавку и всё старался повалить на большие киоты, стоявшие на полу,- если бы это удалось ему, я перебил бы стекла, поломал резьбу и, вероятно, поцарапал бы дорогие иконы. |
| He was very weak, and I soon overcame him; when to my great amazement the bearded man sat on the floor and cried bitterly, rubbing his bruised nose. | Он был очень слаб, и мне удалось одолеть его, но тогда, к великому изумлению моему, бородатый мужчина горько заплакал, сидя-на полу и вытирая разбитый нос. |
| The next morning when our masters had both gone out somewhere and we were alone, he said to me in a friendly manner, rubbing the lump on the bridge of his nose and under his eyes with his finger: | А на другое утро, когда наши хозяева ушли куда-то и мы были одни, он дружески сказал мне, растирая пальцем опухоль на переносье и под самым глазом: |
| "Do you think that it was of my own will or desire that I attacked you? | - Думаешь - это я по своей воле и охоте навалился на тебя? |
| I am not a fool, you know, and I knew that you would be more than a match for me. I am a man of little strength, a tippler. | Я - не дурак, я ведь знал, что ты меня побьешь, я человек слабый, пьющий. |
| It was your master who told me to do it. 'Lead him on,' he said, 'and get him to break something in the shop while he is fighting you. Let him damage something, anyhow!' | Это мне хозяин велел, дай, говорит, ему выволочку, да постарайся, чтоб он у себя в лавке побольше напортил во время драки, все-таки -убыток им! |
| I should never have done it of my own accord; look how you have ornamented my phiz for me." | А сам я - не стал бы, вон ты как мне рожу-то изукрасил... |
| I believed him, and I began to be sorry for him. I knew that he lived, half-starved, with a woman who knocked him about. | Я поверил ему, и мне стало жаль его, я знал, что он живет впроголодь, с женщиной, которая колотит его. |
| However, I asked him: | Но я все-таки спросил его: |
| "And if he told you to poison a person, I suppose you would do it?" | - А если тебя заставят отравить человека -отравишь? |
| "He might do that," said the shopman with a pitiful smile; "he is capable of it." | - Он заставит,- сказал приказчик тихонько, с жалкой усмешечкой.- Он может... |
| Soon after this he asked me: | Вскоре после этого он спросил меня: |
| "Listen, I have not a farthing; there is nothing to eat at home; my missus nags at me. Couldn't you take an icon out of your stock and give it to me to sell, like a friend, eh? | - Слушай, у меня ни гроша, дома жрать нечего, баба - лается, стащи, друг, у себя в кладовой какую-нибудь иконку, а я продам ее, а? |
| Will you"? | Стащи? |
| Or a breviary?" | А то - Псалтырь? |
| I remembered the boot-shop, and the beadle of the church, and I thought: "Will this man give me away?" | Я вспомнил магазин обуви, церковного сторожа, мне подумалось: выдаст меня этот человек! |
| But it was hard to refuse him, and I gave him an icon. To steal a breviary worth several rubles, that I could not do; it seemed, to me a great crime. | Но трудно было отказать, и я дал ему икону, но стащить Псалтырь, стоивший несколько рублей, не решился, это казалось мне крупным преступлением. |
| What would you have? | Что поделаешь? |
| Arithmetic always lies concealed in ethics; the holy ingenuousness of "Regula - tions for the Punishment of Criminals" clearly gives away this little secret, behind which the great lie of property hides itself. | В морали всегда скрыта арифметика; святая наивность "Уложения о наказаниях уголовных" очень ясно выдает эту маленькую тайну, за которой прячется великая ложь собственности. |
| When I heard my shopman suggesting that this miserable man should incite me to steal psalters I was afraid. | Когда я услышал, как мой приказчик внушает этому жалкому человеку научить меня украсть Псалтырь,- я испугался. |
| It was clear that he knew how charitable I had been on the other's behalf, and that the man from next door had told him about the icon. | Было ясно, что мой приказчик знает, как я добр за его счет, и что приказчик соседа рассказал ему про икону. |
| The abominableness of being charitable at another person's expense, and the realization of the rotten trap that had been set for me - both these things aroused in me a feeling of indignation and disgust with myself and every one else. | Мерзость доброты на чужой счет и эта дрянная ловушка мне - всё вместе вызывало у меня чувство негодования, отвращения к себе и ко всем. |
| For several days I tormented myself cruelly, waiting for the arrival of the hamper with the books. At length they came, and when I was putting them away in the store-room, the shopman from next door came to me and asked me to give him a breviary. | Несколько дней я жестоко мучился, ожидая, когда придут короба с книгами; наконец они пришли, я разбираю их в кладовой, ко мне подходит приказчик соседа и просит дать ему Псалтырь. |
| Then I asked him: | Тогда я спрашиваю его: |
| "Did you tell my master about the icon?" | - А ты сказал моему про икону? |
| "1 did," he answered in a melancholy voice; "I can keep nothing back, brother." | - Сказал,- ответил он унылым голосом.- Я, брат, ничего не могу скрыть... |
| This utterly confounded me, and I sat on the floor staring at him stupidly, while he muttered hurriedly, confusedly, desperately miserable: | Это меня ошеломило, я сел на пол и вытаращил на него глаза, а он начал поспешно бормотать, сконфуженный, отчаянно жалкий: |
| "You see your man guessed - or rather, mine guessed and told yours - " | - Видишь ли, твой сам догадался, то есть это мой хозяин догадался и сказал твоему... |
| I thought I was lost. These people had been conspiring against me, and now there was a place ready for me in the colony for youthful criminals! | Мне показалось, что я пропал,- подсидели меня эти люди, и теперь мне уготовано место в колонии для малолетних преступников! |
| If that were so, nothing mattered! | Когда так - всё равно! |
| If one must drown, it is better to drown in a deep spot. | Уж если тонуть, так на глубоком месте. |
| I put a breviary into the hands of the shopman; he hid it in the sleeves of his greatcoat and went away. But he returned suddenly, the breviary fell at my feet, and the man strode away, saying: | Я сунул в руки приказчика Псалтырь, он спрятал его под пальто и пошел прочь, но тотчас повернулся, и - Псалтырь упал к моим ногам, а человек зашагал прочь, говоря: |
| "I won't take it! | - Не возьму! |
| It would be all over with you." | Пропадешь с тобой... |
| I did not understand these words. Why should it be all over with me? | Я не понял этих слов,- почему со мной пропадешь? |
| But I was very glad that he had not taken the book. | Но я был очень доволен тем, что он не взял книги. |
| After this my little shop-man began to regard me with more disfavor and sus - picion than ever. | После этого мой маленький приказчик стал смотреть на меня еще более сердито и подозрительно. |
| I remembered all this when Larionich went upstairs. He did not stay there long, and came back more depressed and quiet than usual, but before supper he said to me privately: | Всё это я вспомнил, когда Ларионыч пошел наверх; он пробыл там недолго и воротился еще более подавленно тихим, чем всегда, а перед ужином, с глазу на глаз, сказал мне: |
| "I tried to arrange for you to be set free from the shop, and given over to the workshop, but it was no good. | - Хлопотал, чтоб тебя освободили от лавки, отдали бы в мастерскую. Не вышло это! |
| Kouzma would not have it. | Кузьма не хочет. |
| You are very much out of favor with him." | Очень ты не по душе ему... |
| I had an enemy in the house, too - the shopman's fiancee, an immoderately sportive damsel. All the young fellows in the workshop played about with her; they used to wait for her in the vestibule and embrace her. This did not offend her; she only squeaked like a little dog. | В доме у меня был тоже враг - невеста приказчика, чрезмерно игривая девица; с нею играла вся молодежь мастерской, поджидая ее в сенях, обнимая; она не обижалась на это, а только взвизгивала тихонько, как маленькая собачка. |
| She was chewing something from morning to night; her pockets were always full of ginger - bread or buns; her jaws moved ceaselessly. To look at her vacant face with its restless gray eyes was unpleasant. | С утра до вечера она жевала, ее карманы всегда были набиты пряниками, лепешками, челюсти неустанно двигались,- смотреть на ее пустое лицо с беспокойными серенькими глазками было неприятно. |
| She used to ask Pavl and me riddles which always concealed some coarse obscenity, and repeated catchwords which, being said very quickly, became improper words. | Мне и Павлу она предлагала загадки, всегда скрывавшие какое-нибудь грубенькое бесстыдство, сообщала нам скороговорки, сливавшиеся в неприличное слово. |
| One day one of the elderly workmen said to her: | Однажды кто-то из пожилых мастеров сказал ей: |
| "You are a shameless hussy, my girl!" | - А и бесстыдница ты, девушка! |
| To which she answered swiftly, in the words of a ribald song: | Она бойко ответила словами зазорной песни: |
| "If a maiden is too modest, She'll never be a woman worth having." | Коли девушка стыдится, Она в бабы не годится... |
| It was the first time I had ever seen such a girl. She disgusted and frightened me with her coarse playfulness, and seeing that her antics were not agreeable to me, she became more and more spiteful toward me. | Я в первый раз видел такую девицу, она была противна мне и пугала меня, грубо заигрывая, а видя, что эти заигрывания не сладки для меня, становилась всё назойливее. |
| Once when Pavl and I were in the cellar helping her to steam out the casks of kvass and cucumbers she suggested: | Как-то раз, на погребе, когда я с Павлом помогал ей парить кадки из-под кваса и огурцов, она предложила нам: |
| "Would you like me to teach you how to kiss, boys?" | - Хотите, мальчики, я вас научу целоваться? |
| "I know how to kiss better than you do" Pavl answered, and I told her to go and kiss her future hus - band. I did not say it very politely, either. | - Я умею получше тебя,- ответил ей Павел, смеясь, а я сказал ей, чтобы она шла целоваться к жениху, и сказал это не очень любезно. |
| She was angry. | Она рассердилась. |
| "Oh, you coarse creature! | - Ах, какой грубиян! |
| A young lady makes herself agreeable to him and he turns up his nose. Well, I never! What a ninny!" | Барышня с ним любезничает, а он нос воротит; скажите, фря какая! |
| And she added, shaking a threatening finger at me: | И добавила, погрозив пальцем: |
| "You just wait. I will remember that of you!" | - Ну, погоди, я тебе это припомню! |
| But Pavl said to her, taking my part: | Павел тоже сказал ей, поддерживая меня: |
| "Your young man would give you something if he knew about your behavior!" | - Задаст тебе жених-то, коли узнает про твое озорство. |
| She screwed up her pimply face contemptuously. | Она презрительно сморщила прыщеватое лицо. |
| "I am not afraid of him! | - Не боюсь я его! |
| I have a dowry. I am much better than he is! | С моим приданым я десяток найду, получше гораздо. |
| A girl only has the time till she is married to amuse herself." | Девке только до свадьбы и побаловать. |
| She began to play about with Pavl, and from that time I found in her an unwearying calumniator. | И она начала баловать с Павлом, а я с той поры приобрел в ней неутомимую ябедницу. |
| My life in the shop became harder and harder. I read church books all the time. The disputes and conversations of the valuers had ceased to amuse me, for they were always talking over the same things in the same old way. | В лавке становилось всё труднее, я прочитал все церковные книги, меня уже не увлекали более споры и беседы начетчиков,- говорили они всё об одном и том же. |
| Petr Vassilich alone still interested me, with his knowledge of the dark side of hu - man life, and his power of speaking interestingly and enthusiastically. | Только Петр Васильев по-прежнему привлекал меня своим знанием темной человеческой жизни, своим умением говорить интересно и пылко. |
| Sometimes I thought he must be the prophet Elias walking the earth, solitary and vindictive. | Иногда мне думалось, что вот таков же ходил по земле пророк Елисей, одинокий и мстительный. |
| But each time that I spoke to the old man frankly about people, or about my own thoughts, he repeated all that I had said to the shopman, who either ridiculed me offensively, or abused me angrily. | Но каждый раз, когда я говорил со стариком откровенно о людях, о своих думах, он, благожелательно выслушав меня, передавал сказанное мною приказчику, а тот или обидно высмеивал меня, или сердито ругал. |
| One day I told the old man that I sometimes wrote his sayings in the note-book in which I had copied various poems taken out of books. This greatly alarmed the valuer, who limped towards me swiftly, asking anxiously: | Однажды я сказал старику, что иногда записываю его речи в тетрадь, где у меня уже записаны разные стихи, изречения из книг; это очень испугало начетчика, он быстро покачнулся ко мне и стал тревожно спрашивать: |
| "What did you do that for? | - Это зачем же ты? |
| It is not worth while, my lad. | Это, малый, не годится! |
| So that you may remember? | Для памяти? |
| No; you just give it up. | Нет, ты это брось! |
| What a boy you are! | Экой ты какой ведь! |
| Now you will give me what you have written, won't you?" | Ты дай-кось мне записки-то эти, а? |
| He tried long and earnestly to persuade me to either give him the notebook, or to burn it, and then he began to whisper angrily with the shopman. | Он долго и настойчиво убеждал меня, чтобы я отдал ему тетрадь или сжег ее, а потом стал сердито шептаться с приказчиком. |
| As we were going home, the latter said to me: | Когда мы шли домой, приказчик строго сказал мне: |
| "You have been taking notes? That has got to be" stopped! | - Ты какие-то записки делаешь - так чтобы этого не было! |
| Do you hear? | Слышал? |
| Only detectives do that sort of thing!" | Этим занимаются только сыщики. |
| Then I asked incautiously: | Я неосторожно спросил: |
| "And what about Sitanov? | - А как же Ситанов? |
| He also takes notes." | Он тоже записывает. |
| "Also. | - Тоже? |
| That long fool?" | Дурак длинный... |
| He was silent for a long time, and then with unusual gentleness he said: | Долго помолчав, он необычно мягко предложил: |
| "Listen; if you show me your note-book and Sitanov's, too, I will give you half a ruble! | - Слушай, покажи мне свою тетрадь и Ситанова тоже - я тебе полтину дам! |
| Only do it on the quiet, so that Sitanov does not see." | Только так сделай, чтобы Ситанов не знал, тихонько... |
| No doubt he thought that I would carry out his wish, and without saying another word, he ran in front of me on his short legs. | Должно быть, он был уверен, что я исполню его желание, и, не сказав ни слова больше, побежал впереди меня на коротких ножках. |
| When I reached the house, I told Sitanov what the shopman had proposed to me. Evgen frowned. | Дома я рассказал Ситанову о предложении приказчика, Евгений нахмурился. |
| "You have been chattering purposely. | - Это ты напрасно проболтался... |
| Now he will give some one instructions to steal both our note-books. Give me yours - I will hide it. | Теперь он научит кого-нибудь выкрасть тетради у меня и у тебя Дай-ка мне твою, я спрячу... |
| And he will turn you out before long - you see!" | А тебя он скоро выживет, гляди! |
| I was convinced of that, too, and resolved to leave as soon as grandmother returned to the town. She had been living at Balakhania all the winter, invited by some one to teach young girls to make lace. | Я был убежден в этом и решил уйти, как только бабушка вернется в город,- она всю зиму жила в Балах-не, приглашенная кем-то учить девиц плетению кружев. |
| Grandfather was again living in Kunavin Street, but I did not visit him, and when he came to the town, he never came to see me. | Дед снова жил в Кунавине, я не ходил к нему, да и он, бывая в городе, не посещал меня. |
| One day we ran into each other in the street. He was walking along in a heavy racoon pelisse, importantly and slowly. I said "How do you do" to him. He lifted his hands to shade his eyes, looked at me from under them, and then said thoughtfully: | Однажды мы столкнулись на улице; он шел в тяжелой енотовой шубе, важно и медленно, точно поп, я поздоровался с ним; посмотрев на меня из-под ладони, он задумчиво проговорил: |
| "Oh, it is you; you are an image-painter now. Yes, yes; all right; get along with you." | - А, это ты... ты богомаз теперь, да, да... Ну, иди, иди! |
| Pushing me out of his way, he continued his walk, slowly and importantly. | Отодвинул меня с дороги и всё так же важно и медленно пошел дальше. |
| I saw grandmother seldom. She worked unweariedly to feed grandfather, who was suffering from the malady of old age - senile weakness - and had also taken upon herself the care of my uncle's children. | Бабушку я видел редко; она работала неустанно, подкармливая деда, который заболевал старческим слабоумием, возилась с детьми дядьев. |
| The one who caused her the most worry was Sascha, Mikhail's son, a handsome lad, dreamy and book-loving. | Особенно много доставлял ей хлопот Саша, сын Михаила, красивый парень, мечтатель и книголюб. |
| He worked in a dyer's shop, frequently changed his employers, and in the intervals threw himself on grandmother's shoulders, calmly waiting until she should find him another place. | Он работал по красильным мастерским, часто переходя от одного хозяина к другому, а в промежутках сидел на шее бабушки, спокойно дожидаясь, когда она найдет ему новое место. |
| She had Sascha's sister on her shoulders, too. She had made an unfor - tunate marriage with a drunken workman, who beat her and turned her out of his house. | На ее же шее висела сестра Саши, неудачно вышедшая замуж за пьяного мастерового, который бил ее и выгонял из дома. |
| Every time I met grandmother, I was more consciously charmed by her personality; but I felt already that that beautiful soul, blinded by fanciful tales, was not capable of seeing, could not understand a revelation of the bitter reality of life, and my disquietude and restlessness were strange to her. | Встречаясь с бабушкой, я всё более сознательно восхищался ее душою, но - я уже чувствовал, что эта прекрасная душа ослеплена сказками, не способна видеть, не может понять явлений горькой действительности и мои тревоги, мои волнения чужды ей. |
| "You must have patience, Oleshal" | - Терпеть надо, Олеша! |
| This was all she had to say to me in reply to my stories of the hideous lives, of the tortures of people, of sorrow - of all which perplexed me, and with which I was burning. | Это - всё, что она могла сказать мне в ответ на мои повести о безобразиях жизни, о муках людей, о тоске - обо всем, что меня возмущало. |
| I was unfitted by nature to be patient, and if occasionally I exhibited that virtue which belongs to cattle, trees, and stones, I did so in the cause of self-discipline, to test my reserves of strength, my degree of stability upon earth. | Я был плохо приспособлен к терпению, и если иногда проявлял эту добродетель скота, дерева, камня - я проявлял ее ради самоиспытания, ради того, чтобы знать запас своих сил, степень устойчивости на земле. |
| Sometimes young people, with the stupidity of youth, will keep on trying to lift weights too heavy for their muscles and bones; will try boastfully, like full-grown men of proved strength, to cross themselves with heavy weights, envious of the strength of their elders. | Иногда подростки, по глупому молодечеству, по зависти к силе взрослых, пытаются поднимать и поднимают тяжести, слишком большие для их мускулов и костей, пробуют хвастливо, как взрослые силачи, креститься двухпудовыми гирями. |
| I also did this in a double sense, physically and spiritually, and it is only due to some chance that I did not strain myself dangerously, or deform myself for the rest of my life. | Я тоже делал всё это в прямом и переносном смысле, физически и духовно, и только благодаря какой-то случайности не надорвался насмерть, не изуродовал себя на всю жизнь. |
| Besides, nothing disfigures a man more terribly than his patience, the submission of his strength to external conditions. | Ибо ничто не уродует человека так страшно, как уродует его терпение, покорность силе внешних условий. |
| And though in the end I shall lie in the earth disfigured, I can say, not without pride, to my last hour, that good people did their best for forty years to disfigure my soul, but that their labors were not very successful. | И если в конце концов я все-таки лягу в землю изуродованным, то - не без гордости - скажу в свой последний час, что добрые люди лет сорок серьезно заботились исказить душу мою, но упрямый труд их не весьма удачен. |
| The wild desire to play mischievous pranks, to amuse people, to make them laugh, took more and more hold upon me. | Всё более часто меня охватывало буйное желание озорничать, потешать людей, заставлять их смеяться. |
| I was successful in this. I could tell stories about the merchants in the market-place, impersonating them; I could imitate the peasant men and women buying and selling icons, the shopman skilfully cheating them; the valuers disputing amongst themselves. | Мне удавалось это; я умел рассказывать о купцах Нижнего базара, представляя их в лицах; изображал, как мужики и бабы продают и покупают иконы, как ловко приказчик надувает их, как спорят начетчики. |
| The workshop resounded with laughter. Often the workmen left their work to look on at my impersonations, but on all these occasions Larionich would say: | Мастерская хохотала, нередко мастера бросали работу, глядя, как я представляю, но всегда после этого Ларионыч советовал мне: |
| "You had better do your acting after supper; otherwise you hinder the work." | - Ты бы лучше после ужина представлял, а то мешаешь работать... |
| When I had finished my performance I felt myself easier, as if I had thrown off a burden which weighed upon me. For half an hour or an hour my head felt pleasantly clear, but soon it felt again as if it were full of sharp, small nails, which moved about and grew hot. | Кончив "представление", я чувствовал себя легко, точно сбросил ношу, тяготившую меня; на полчаса, на час в голове становилось приятно пусто, а потом снова казалось, что голова у меня полна острых мелких гвоздей, они шевелятся там, нагреваются. |
| It seemed to me that a sort of dirty porridge was boiling around me, and that I was being gradually boiled away in it. | Вокруг меня вскипала какая-то грязная каша, и я чувствовал, что потихоньку развариваюсь в ней. |
| I wondered: Was life really like this? | Думалось: "Неужели вся жизнь - такая? |
| And should I have to live as these people lived, never finding, never seeing anything better? | И я буду жить так, как эти люди, не найду, не увижу ничего лучше?" |
| "You are growing sulky, Maximich," said Jikharev, looking at me attentively. | - Сердит становишься, Максимыч,- говорил мне Жихарев, внимательно поглядывая на меня. |
| Sitanov often asked me: | Ситанов часто спрашивал: |
| "What is the matter with you?" | - Ты что? |
| And I could not answer him. | Я не умел ответить. |
| Life perseveringly and roughly washed out from my soul its most delicate writings, maliciously changing them into some sort of indistinct trash, and with anger and determination I resisted its violence. I was floating on the same river as all the others, only for me the waters were colder and did not support me as easily as it did the others. Sometimes it seemed to me that I was gently sinking into unfathomable depths. | Жизнь упрямо и грубо стирала с души моей свои же лучшие письмена, ехидно заменяя их какой-то ненужной дрянью,- я сердито и настойчиво противился ее насилию, я плыл по той же реке, как и все, но для меня вода была холоднее, и она не так легко держала меня, как других,- порою мне казалось, что я погружаюсь в некую глубину. |
| People behaved better to me; they did not shout at me as they did at Pavl, nor harass me; they called me by my patronymic in order to emphasize their more respectful attitude toward me. | Люди относились ко мне всё лучше, на меня не орали, как на Павла, не помыкали мною, меня звали по отчеству, чтобы подчеркнуть уважительное отношение ко мне. |
| This was good; but it was torturing to see how many of them drank vodka, how disgustingly drunk they became, and how injurious to them were their relations with women, although I understood that vodka and women were the only diversions that life afforded. | Это - хорошо, но было мучительно видеть, как много люди пьют водки, как они противны пьяные, и как болезненно их отношение к женщине, хотя я понимал, что водка и женщина -единственные забавы в этой жизни. |
| I often called to mind with sorrow that that most intelligent, courageous woman, Natalia Kozlovski, was also called a woman of pleasure. | Часто вспоминалось с грустью, что сама умная, смелая Наталья Козловская тоже называла женщину забавой. |
| And what about grandmother? | Но как же тогда бабушка? |
| And Queen Margot? | И Королева Марго? |
| I used to think of my queen with a feeling almost of terror; she was so removed from all the others, it was as if I had seen her in a dream. | О Королеве я вспоминал с чувством, близким страху,- она была такая чужая всему, точно я ее видел во сне. |
| I began to think too much about women, and I had already revolved in my own mind the question: Shall I go on the next holiday where all the others go? | Я слишком много стал думать о женщинах и уже решал вопрос: а не пойти ли в следующий праздник туда, куда все ходят? |
| This was no physical desire. I was both healthy and fastidious, but at times I was almost mad with a desire to embrace some one tender, intelligent, and frankly, unrestrainedly, as to a mother, speak to her of the disturbances of my soul. | Это не было желанием физическим,- я был здоров и брезглив, но порою до бешенства хотелось обнять кого-то ласкового, умного и откровенно, бесконечно долго говорить, как матери, о тревогах души. |
| I envied Pavl when he told me at night of his affair with a maidservant in the opposite house. | Я завидовал Павлу, когда он по ночам говорил мне о своем романе с горничною из дома напротив. |
| "It is a funny thing, brother! A month ago I was throwing snowballs at her because I did not like her, and now I sit on a bench and hug her. She is dearer to me than any one!" | - Вот, брат, штука: месяц тому назад я в нее снегом швырял, не нравилась мне она, а теперь сидишь на лавочке, прижмешься к ней - никого нет дороже!.. |
| "What do you talk about?" | - О чем вы говорите? |
| "About everything, of course! | - Обо всем, конешно. |
| She talks to me about herself, and I talk to her about myself. | Она мне - про себя, а я ей - тоже про себя. |
| And then we kiss - only she is honest. | Ну, целуемся... Только она - честная... |
| In fact, brother, she is so good that it is almost a misfortune! | Она, брат, беда какая хорошая!.. |
| Why, you smoke like an old soldier!" | Ну, куришь ты, как старый солдат! |
| I smoked a lot; tobacco intoxicated me, dulled my restless thoughts, my agitated feelings. | Я курил много; табак, опьяняя, притуплял беспокойные мысли, тревожные чувства. |
| As for vodka, it only aroused in me a repulsion toward my own odor and taste, but Pavl drank with a will, and when he was drunk, used to cry bitterly: | Водка, к счастью моему, возбуждала у меня отвращение своим запахом и вкусом, а Павел пил охотно и, напившись, жалобно плакал: |
| "I want to go home, I want to go home! | - Домой хочу я, домой! |
| Let me go home!" | Отпустите меня домой... |
| As far as I can remember he was an orphan; his mother and father had been dead a long time. Brother and sister he had none; he had lived among strangers for eight years. | Он был, помнится мне, сирота; мать и отец давно умерли у него, братьев, сестер - не было, лет с восьми он жил по чужим людям. |
| In this state of restless dissatisfaction the call of spring disturbed me still more. I made up my mind to go on a boat again, and if I could get as far as Astrakhan, to run away to Persia. | В этом настроении тревожной неудовлетворенности, еще более возбуждаемой зовами весны, я решил снова поступить на пароход и, спустившись в Астрахань, убежать в Персию. |
| I do not remember why I selected Persia particularly. It may have been because I had taken a great fancy to the Persian merchants on the Nijigorodski market-place, sitting like stone idols, spreading their dyed beards in the sun, calmly smoking their hookas, with large, dark, omniscient eyes. | Не помню, почему именно - в Персию, может быть, только потому, что мне очень нравились персияне-купцы на Нижегородской ярмарке: сидят этакие каменные идолы, выставив на солнце крашеные бороды, спокойно покуривая кальян, а глаза у них большие, темные, всезнающие. |
| There is no doubt that I should have run away somewhere, but one day in Easter week, when part of the occupants of the workshop had gone to their homes, and the rest were drinking, I was walking on a sunny day on the banks of the Oka, when I met my old master, grandmother's nephew. | Наверное, я и убежал бы куда-то, но на пасхальной неделе, когда часть мастеров уехала домой, в свои села, а оставшиеся пьянствовали,-гуляя в солнечный день по полю над Окой, я встретил моего хозяина, племянника бабушки. |
| He was walking along in a light gray overcoat, with his hands in his pockets, a cigarette between his teeth, his hat on the back of his head. His pleasant face smiled kindly at me. | Он шел в легком сером пальто, руки в карманах брюк, в зубах папироса, шляпа на затылке; его приятное лицо дружески улыбалось мне. |
| He had the appearance of a man who is at liberty and is happy, and there was no one beside ourselves in the fields. | У него был подкупающий вид человека свободного, веселого, и, кроме нас двоих, в поле никого не было. |
| "Ah, Pyeshkov, Christ is risen!" | - А, ПешкОв, Христос воскресе! |
| After we had exchanged the Easter kiss, he asked how I was living, and I told him frankly that the workshop, the town and everything in general were abhor - rent to me, and that I had made up my mind to go to Persia. | Похристосовались, он спросил, каково мне живется, и я откровенно рассказал ему, что мастерская, город и всё вообще - надоело мне и я решил ехать в Персию. |
| "Give it up," he said to me gravely. "What the devil is there in Persia? | - Брось,- сказал он серьезно.- Какая там, к чёрту, Персия? |
| I know exactly how you arc feeling, brother; in my youth I also had the wander fever." | Это, брат, я знаю, в твои годы и мне тоже хотелось бежать ко всем чертям!.. |
| I liked him for telling me this. There was something about him good and springlike; he was a being set apart. | Мне нравилось, что он так ухарски швыряется чертями; в нем играло что-то хорошее, весеннее, весь он был - набекрень. |
| "Do you smoke?" he asked, holding out a silver cigarette-case full of fat cigarettes. | - Куришь? - спросил он, протягивая мне серебряный портсигар с толстыми папиросами. |
| That completed his conquest of me. | Ну, это уж окончательно победило меня! |
| "What you had better do, Pyeshkov, is to come back to me again," he suggested. "For this year I have undertaken contracts for the new market-place, you understand. | - Вот что, Пешков, иди-ка ты опять ко мне! -предложил он.- Я, брат, в этом году взял подрядов на ярмарке тысяч этак на сорок - понимаешь? |
| And I can make use of you there; you will be a kind of overseer for me; you will receive all the material; you will see that it is all in its proper place, and that the workmen do not steal it. Will that suit you? | Вот я и прилажу тебя на ярмарку; будешь ты у меня вроде десятника, принимать всякий материал, смотреть, чтоб всё было вовремя на месте и чтоб рабочие не воровали,- идет? |
| Your wages will be five rubles a month, and five copecks for dinner! | Жалованье - пять в месяц и пятак на обед! |
| The women-folk will have nothing to do with you; you will go out in the morning and return in the evening. | Бабы тебя не касаются, с утра ты ушел, вечером пришел; бабы - мимо! |
| As for the women; you can ignore them; only don't let them know that we have met, but just come to see us on Sunday at Phomin Street. It will be a change for you!" | Только ты не говори им, что мы виделись, а просто приходи в воскресенье на фоминой и -шабаш! |
| We parted like friends. As he said good-by, he pressed my hand, and as he went away, he actually waved his hat to me affably from a distance. | Мы расстались друзьями, на прощанье он пожал мне руку и даже, уходя, издали приветливо помахал шляпой. |
| When I announced in the workroom that I was leaving, most of the workmen showed a flattering regret. Pavl, especially, was upset. | Когда я сказал в мастерской, что ухожу,- это сначала вызвало у большинства лестное для меня сожаление, особенно взволновался Павел. |
| "Think," he said reproachfully; "how will you live with men of all kinds, after being with us? | - Ну, подумай,- укоризненно говорил он,- как ты будешь жить с мужиками разными после нас? |
| With carpenters, house-painters - Oh, you - It is going out of the frying-pan into the fire." | Плотники, маляры... Эх ты! Это называется - из дьяконов в пономари... |
| Jikharev growled: | Жихарев ворчал: |
| "A fish looks for the deepest place, but a clever young man seeks a worse place!" | - Рыба ищет - где глубже, добрый молодец - что хуже... |
| The send-off which they gave me from the workshop was a sad one. | Проводы, устроенные мне мастерской, были печальны и нудны. |
| "Of course one must try this and that," said Jikharev, who was yellow from the effects of a drinking bout. "It is better to do it straight off, before you become too closely attached to something or other." | - Конечно, надо испробовать и то и это,- говорил Жихарев, желтый с похмелья.- А лучше сразу да покрепче зацепиться за одно что-нибудь... |
| "And that for the rest of your life," added Larionich softly. | - И уж на всю жизнь,- тихо добавил Ларионыч. |
| But I felt that they spoke with constraint, and from a sense of duty. The thread which had bound me to them was somehow rotted and broken. | Но я чувствовал, что они говорят с натугой и как бы по обязанности, нить, скрепляющая меня с ними, как-то сразу перегнила и порвалась. |
| In the loft drunken Golovev rolled about, and muttered hoarsely: | На полатях ворочался пьяный Гоголев и хрипел: |
| "I would like to see them all in prison. | - 3-захочу - все в остроге будут! |
| I know their secrets! | Я - секрет знаю! |
| Who believes in God here? | Кто тут в бога верует? |
| Aha - a -!" | Аха-а... |
| As usual, faceless, uncompleted icons were propped against the wall; the glass balls were fixed to the ceiling. | Как всегда, у стен прислонились безликие недописанные иконы, к потолку прилипли стеклянные шары. |
| It was long since we had had to work with a light, and the balls, not being used, were covered with a gray coating of soot and dust. | С огнем давно уже не работали, шарами не пользовались, их покрыл серый слой копоти и пыли. |
| I remember the surroundings so vividly that if I shut my eyes, I can see in the darkness the whole of that basement room: all the tables, and the jars of paint on the windowsills, the bundles of brushes, the icons, the slop-pail under the brass washstand-basin which looked like a fire-man's helmet, and, hanging from the ceiling, Go - lovev's bare foot, which was blue like the foot of a drowned man. | Всё вокруг так крепко запомнилось, что, и закрыв глаза, я вижу во тьме весь подвал, все эти столы, баночки с красками на подоконниках, пучки кистей с держальцами, иконы, ушат с помоями в углу, под медным умывальником, похожим на каску пожарного, и свесившуюся с полатей голую ногу Гоголева, синюю, как нога утопленника. |
| I wanted to get away quickly, but in Russia they love long-drawn-out, sad moments. When they are saying good-by, Russian people behave as if they were hearing a requiem mass. | Хотелось поскорее уйти, но на Руси любят затягивать грустные минуты; прощаясь, люди точно заупокойную литургию служат. |
| Jikharev, twitching his brows, said to me: | Жихарев, сдвинув брови, сказал мне: |
| "That book - the devil's book - I can't give it back to you. Will you take two greven for it?" | - А книгу эту, Демона, я не могу тебе отдать -хочешь двугривенный получить за нее? |
| The book was my own, - the old second lieutenant of the fire-brigade had given it to me - and I grudged giving Lermontov away. | Книга была моей собственностью,- старик брандмейстер подарил мне ее, мне было жалко отдавать Лермонтова. |
| But when, somewhat offended, I refused the money, Jikharev calmly put the coins back in his purse, and said in an unwavering tone: | Но когда я, несколько обиженный, отказался от денег, Жихарев спокойно сунул монету в кошелек и непоколебимо заявил: |
| "As you like; but I shall not give you back the book. | - Как хочешь, а я не отдам книги! |
| It is not for you. A book like that would soon lead you into sin." | Эта книга - не для тебя, это такая книга, что с ней недолго и греха нажить... |
| "But it is sold in shops; I have seen it!" | - Да ее же в магазине продают, я видел! |
| But he only said with redoubled determination: | Но он сугубо убедительно сказал мне: |
| "That has nothing to do with the matter; they sell revolvers in shops, too - " | - Это ничего не значит, в магазинах и пистолеты продают... |
| So he never returned Lermontov to me. | Так и не отдал мне Лермонтова. |
| As I was going upstairs to say good-by to my mistress, I ran into her niece in the hall. "Is it true what they say - that you are leaving?' | Идя наверх, прощаться с хозяйкой, я столкнулся в сенях с ее племянницей, она спросила: -Говорят - уходишь ты? |
| "Yes." | - Ухожу. |
| "If you had not gone of your own accord, you would have been sent away," she assured me, not very kindly, but with perfect frankness. | - Кабы не ушел, так бы выгнали,- сообщила она мне не очень любезно, но вполне искренно. |
| And the tipsy mistress said: | А пьяненькая хозяйка сказала: |
| "Good-by, Christ be with you! | - Прощай, Христос с тобой! |
| You are a bad boy, an impudent boy; although I have never seen anything bad in you myself, they all say that you are a bad boy!" | Ты - нехороший мальчик, дерзкий! Хоть я плохого от тебя ничего не видала, а все говорят -нехороший ты! |
| And suddenly she burst out crying, and said through her tears: | И вдруг заплакала, говоря сквозь слезы: |
| "Ah, if my dead one, my sweet husband, dear soul, had been alive, he would have known how to deal with you; he would have boxed your ears and you would have stayed on. We should not have had to send you away! | - Был бы жив покойник, муженек мой сладкий, милая душенька, дал бы он тебе выволочку, накидал бы тебе подзатыльников, а - оставил бы, не гнал! |
| But nowadays things are different; if all is not exactly as you like, away you go! | А нынче всё пошло по-другому, чуть что не так -во-он, прочь! |
| Och! And where will you be going, boy, and what good will it do you to stroll from place to place?" | Ох, и куда ты, мальчик, денешься, к чему прислонишься? |
| CHAPTER XVI | XVI |
| I WAS in a boat with my master, passing along the market-place between shops which were flooded to the height of the second story. | Я еду с хозяином на лодке по улицам Ярмарки, среди каменных лавок, залитых половодьем до высоты вторых этажей. |
| I plied the oars, while my master sat in the stern. The paddle wheel, which was useless as a rudder, was deep in the water, and the boat veered about awkwardly, meandering from street to street on the quiet, muddily sleepy waters. | Я - на веслах, хозяин, сидя на корме, неумело правит, глубоко запуская в воду кормовое весло, лодка неуклюже юлит, повертывая из улицы в улицу по тихой, мутно задумавшейся воде. |
| "Ekh! The water gets higher and higher. The devil take it! | - Эх, высока нынче вода, чёрт ее возьми! |
| It is keeping the work back," grumbled my master as he smoked a cigar, the smoke of which had an odor of burning cloth. | Задержит она работы,- ворчит хозяин, покуривая сигару; дым ее пахнет горелым сукном. |
| "Gently!" he cried in alarm, "we are running into a lamp-post!" | - Тише! - испуганно кричит он.- На фонарь едем! |
| He steered the boat out of danger and scolded me: | Справился с лодкой и ругается: |
| "They have given me a boat, the wretches!" | - Ну и лодку дали, подлецы!.. |
| He showed me the spot on which, after the water had subsided, the work of rebuilding would begin. | Он показывает мне места, где, после спада воды, начнутся работы по ремонту лавок. |
| With his face shaved to a bluish tint, his mustache clipped short, and a cigar in his mouth, he did not look like a contractor. | Досиня выбритый, с подстриженными усами и сигарой во рту, он не похож на подрядчика. |
| He wore a leathern jacket, high boots to his knees, and a game-bag was slung over his shoulders. At his feet was an expensive two-barelled gun, manufactured by Lebed. | На нем кожаная куртка, высокие до колен сапоги, через плечо - ягдташ, в ногах торчит дорогое двухствольное ружье Лебеля. |
| From time to time he restlessly changed the position of his leathern cap, pulling it over his eyes, pouting his lips and looking cau - tiously around. He pushed the cap to the back of his head, looked younger, and smiled beneath his mustache, thinking of something pleasant. No one would have thought that he had a lot of work to do, and that the long time the water took in subsiding worried him. Evidently thoughts wholly unconnected with business were passing through his mind. | Он то и дело беспокойно передвигает кожаную фуражку - надвинет ее на глаза, надует губы и озабоченно смотрит вокруг; собьет фуражку на затылок, помолодеет и улыбается в усы, думая о чем-то приятном,- и не верится, что у него много работы, что медленная убыль воды беспокоит его,- в нем гуляет волна каких-то, видимо, неделовых дум. |
| And I was overwhelmed by a feeling of quiet amazement; it seemed so strange to look upon that dead town, the straight rows of buildings with closed windows. The town was simply flooded with water, and seemed to be floating past our boat. | А я подавлен чувством тихого удивления: так странно видеть этот мертвый город, прямые ряды зданий с закрытыми окнами,- город, сплошь залитый водою и точно плывущий мимо нашей лодки. |
| The sky was gray. | Небо серое. |
| The sun had been lost in the clouds, but sometimes shone through them in large, silver, wintry patches. | Солнце заплуталось в облаках, лишь изредка просвечивая сквозь их гущу большим серебряным, по-зимнему, пятном. |
| The water also was gray and cold; its flow was unnoticeable; it seemed to be congealed, fixed to one place, like the empty houses beside the shops, which were painted a dirty yellow. | Вода тоже сера и холодна; течение ее незаметно; кажется, что она застыла, уснула вместе с пустыми домами, рядами лавок, окрашенных в грязно-желтый цвет. |
| When the pale sun looked through the clouds, all around grew slightly brighter. The water reflected the gray texture of the sky; our boat seemed to hang in the air between two skies; the stone buildings also lifted themselves up, and with a scarcely perceptible movement floated toward the Volga, or the Oka. | Когда сквозь облака смотрит белесое солнце, всё вокруг немножко посветлеет, вода отражает серую ткань неба,- наша лодка висит в воздухе между двух небес; каменные здания тоже приподнимаются и чуть заметно плывут к Волге, Оке. |
| Around the boat were broken casks, boxes, baskets, fragments of wood and straw; sometimes a rod or joist of wood floated like a dead snake on the surface. | Вокруг лодки качаются разбитые бочки, ящики, корзины, щепа и солома, иногда мертвой змеей проплывет жердь или бревно. |
| Here and there windows were opened. On the roofs of the rows of galleries linen was drying, or felt boots stuck. out. A woman looked out of a window onto the gray waters. A boat was moored to the top of the cast-iron columns of a galley; her red deck made the reflection of the water look greasy and meat-like. | Кое-где окна открыты, на крышах рядских галерей сушится белье, торчат валяные сапоги; из окна на серую воду смотрит женщина, к вершине чугунной колонки галерей причалена лодка, ее красный борт отражен водою жирно и мясисто. |
| Nodding his head at these signs of life, my master explained to me: | Кивая головой на эти признаки жизни, хозяин объясняет мне: |
| "This is where the market watchman lives. | - Это - ярмарочный сторож живет. |
| He climbs out of the window onto the roof, gets into his boat, and goes out to see if there are any thieves about. | Вылезет из окна на крышу, сядет в лодку и ездит, смотрит - нет ли где воров? |
| And if there are none, he thieves on his own account." | А нет воров - сам ворует... |
| He spoke lazily, calmly, thinking of something else. | Он говорит лениво, спокойно, думая о чем-то другом. |
| All around was quiet, deserted, and unreal, as if it were part of a dream. The Volga and the Oka flowed into an enormous lake; in the distance on a rugged hillside the town was painted in motley colors. Gardens were still somberly clothed, but the buds were bursting on the trees, and foliage clad houses and churches in a warm, green mantle. | Вокруг тихо, пустынно и невероятно, как во сне Волга и Ока слились в огромное озеро; вдали, на мохнатой горе пестро красуется город, весь в садах, еще темных, но почки деревьев уже набухли, и сады одевают дома и церкви зеленоватой теплой шубой. |
| Over the water crept the muffled sound of the Easter-tide bells. The murmur of the town was audible, while here it was just like a forgotten graveyard. | Над водою стелется густо пасхальный звон, слышно, как гудит город, а здесь - точно на забытом кладбище. |
| Our boat wended its way between two rows of black trees; we were on the high road to the old cathedral. | Наша лодка вертится между двух рядов черных деревьев, мы едем Главной линией к Старому собору. |
| The cigar was in my master's way; its acrid smoke got into his eyes and caused him to run the nose of the boat into the trunks of the trees. Upon which he cried, irritably and in surprise: | Сигара беспокоит хозяина, застилая ему глаза едким дымом, лодка то и дело тычется носом или бортом о стволы деревьев,- хозяин раздраженно удивляется: |
| "What a rotten boat this is!" | - Этакая подлая лодка! |
| "But you are not steering it." | - Да вы не правьте. |
| "How can I?" he grumbled. "When there are two people in a boat, one always rows while the other steers. | - Как же можно? - ворчит он.- Если в лодке двое, то всегда - один гребет, другой правит. |
| There - look! There's the Chinese block." | Вот - смотри: Китайские ряды... |
| I knew the market through and through; I knew that comical-looking block of buildings with the ridiculous roofs on which sat, with crossed legs, figures of Chinamen in plaster of Paris. There had been a time when I and my playfellow had thrown stones at them, and some of the Chinamen had had their heads and hands broken off by me. | Я давно знаю Ярмарку насквозь; знаю и эти смешные ряды с нелепыми крышами; по углам крыш сидят, скрестив ноги, гипсовые фигуры китайцев; когда-то я со своими товарищами швырял в них камнями, и у некоторых китайцев именно мною отбиты головы, руки. |
| But I no longer took any pride in that sort of thing. | Но я уже не горжусь этим... |
| "Rubbish!" said my master, pointing to the block. "If I had been allowed to build it - " | - Ерунда,- говорит хозяин, указывая на ряды.-Кабы мне дали строить это... |
| He whistled and pushed his cap to the back of his head. | Он свистит, сдвигая фуражку на затылок. |
| But somehow I thought that he would have built that town of stone just as dingily, on that low-lying ground which was flooded by the waters of two rivers every year. | А мне почему-то думается, что он построил бы этот каменный город так же скучно, на этом же низком месте, которое ежегодно заливают воды двух рек. |
| And he would even have invented the Chinese block. | И Китайские ряды выдумал бы... |
| Throwing his cigar over the side of the boat, he spat after it in disgust, saying: | Утопив сигару за бортом, он сопроводил ее плевком отвращения и говорит: |
| "Life is very dull, Pyeshkov, very dull. | - Скушно, Пешков! Скушно. |
| There are no educated people - no one to talk to. | Образованных людей - нет, поговорить - не с кем. |
| If one wants to show off one's gifts, who is there to be impressed? | Захочется похвастать - а перед кем? |
| Not a soul! | Нет людей. |
| All the people here are carpenters, stone-masons, peasants - " | Всё плотники, каменщики, мужики, жулье... |
| He looked straight ahead at the white mosque which rose picturesquely out of the water on a small hill, and continued as. if he were recollecting something he had forgotten: | Он смотрит вправо, на белую мечеть, красиво поднявшуюся из воды, на холме, и продолжает, словно вспоминая забытое: |
| "I began to drink beer and smoke cigars when I was working under a German. | - Начал я пиво пить, сигары курю, живу под немца. |
| The Germans, my brother, are a business-like race -such wild fowl! | Немцы, брат, народ деловой, т-такие звери-курицы! |
| Drinking beer is a pleasant occupation, but I have never got used to smoking cigars. | Пиво - приятное занятие, а к сигарам - не привык еще! |
| And when you 've been smoking, your wife grumbles: | Накуришься, жена ворчит: |
| 'What is it that you smell of? It is like the smell at the harness-makers.' | "Чем это от тебя пахнет, как от шорника?" |
| Ah, brother, the longer we live, the more artful we grow. | Да, брат, живем, ухитряемся... |
| Well, well, true to oneself - " | Ну-ка, правь сам... |
| Placing the oar against the side of the boat, he took up his gun and shot at a Chinaman on a roof. No harm came to the latter; the shot buried itself in the roof and the wall, raising a dusty smoke. | Положив весло на борт, он берет ружье и стреляет в китайца на крыше, китаец не потерпел вреда, дробь осеяла крышу и стену, подняв в воздухе пыльные дымки. |
| "That was a miss," he admitted without regret, and he again loaded his gun. | - Не попал,- без сожаления сознается стрелок и снова вкладывает в ружье патрон. |
| "How do you get on with the girls? Are you keen on them? | - Ты как насчет девчонок - разговелся? |
| No? | Нет? |
| Why, I was in love when I was only thirteen." | А я в тринадцать лет уже влюблялся... |
| He told me, as if he were telling a dream, the story of his first love for the housemaid of the architect to whom he had been apprenticed. | Он рассказывает, как сон, историю своей первой любви к горничной архитектора, у которого он жил учеником. |
| Softly splashed the gray water, washing the corners of the buildings; beyond the cathedral dully gleamed a watery waste; black twigs rose here and there above it. | Тихонько плещет серая вода, омывая углы зданий, за собором тускло блестит водная пустыня, кве-где над нею поднимаются черные прутья лозняка. |
| In the icon-painter's workshop they often sang the Seminarski song: | В иконописной мастерской часто певали семинарскую песню: |
| "O blue sea, Stormy sea . . ." | Море синее, Море бурное... |
| That blue sea must have been deadly dull. | Скука смертельная, должно быть, это синее море... |
| "I never slept at nights," went on my master. "Sometimes I got out of bed and stood at her door, shivering like a dog. It was a cold house! | - Ночей не спал,- говорит хозяин.- Бывало, встану с постели и стою у дверей ее, дрожу, как собачонка,- дом холодный был! |
| The master visited her at night. He might have discovered me, but I was not afraid, not 1 1" | По ночам ее хозяин посещал, мог меня застать, а я - не боялся, да... |
| He spoke thoughtfully, like a person looking at an old worn-out coat, and wondering if he could wear it once more. | Он говорил задумчиво, точно рассматривая старое, изношенное платье можно надеть еще раз или нет? |
| "She noticed me, pitied me, unfastened her door, and called me: | - Заметила она меня, пожалела, распахнула дверь и зовет: |
| ' Come in, you little fool.' " | "Иди, дурачок..." |
| I had heard many stories of this kind, and they bored me, although there was one pleasing feature about them - almost every one spoke of their "first love" without boasting, or obscenity, and often so gently and sadly that I understood that the story of their first love was the best in their lives. | Я много слышал таких рассказов, надоели они мне, хотя в них была приятная черта,- о первой своей "любви" почти все люди говорили без хвастовства, не грязно, а часто так ласково и печально, что я понимал: это было самое лучшее в жизни рассказчика. У многих, кажется, только это и было хорошо. |
| Laughing and shaking his head, my master exclaimed wonderingly: | Смеясь и качая головой, хозяин восклицает удивленно: |
| "But that's the sort of thing you don't tell your wife; no, no! | - А жене этого не скажешь, ни-ни! |
| Well, there's no harm in it, but you never tell. | Ну, что тут та-кого? А не расскажешь! |
| That's a story - " | Вот история... |
| He was telling the story to himself, not to me. | Он рассказывает не мне, а себе самому. |
| If he had been silent, I should have spoken. In that quietness and desolation one had to talk, or sing, or play on the harmonica, or one would fall into a heavy, eternal sleep in the midst of that dead town, drowned in gray, cold water. | Если бы он молчал, говорил бы я,- в этой тишине и пустоте необходимо говорить, петь, играть на гармонии, а то навсегда заснешь тяжким сном среди мертвого города, утонувшего в серой, холодной воде. |
| "In the first place, don't marry too soon," he counseled me. "Marriage, brother, is a matter of the most | - Первое - не женись рано! - поучает он меня.-Женитьба - это, брат, дело громаднейшей важности! |
| IN IHE WORLD 401 stupendous importance. You can live where you like and how you like, according to your will. | Жить можно где хочешь и как хочешь,- твоя воля! |
| You can live in Persia as a Mahommedan; in Moscow as a man about town. You can arrange your life as you choose. You can give everything a trial. | Живи в Персии - магометашкой, в Москве -городовым, горюй, воруй,- всё можно поправить! |
| But a wife, brother, is like the weather - you can never rule her! | А жена - это, брат, как погода, ее не поправишь... нет! |
| You can't take a wife and throw her aside like an old boot." | Это, брат, не сапог - снял да бросил... |
| His face changed. He gazed into the gray water with knitted brows, rubbing his prominent nose with his fingers, and muttered: | Лицо у него изменилось, он смотрел на серую воду, прихмурив брови, тер пальцем горбатый нос и бормотал: |
| "Yes, brother, look before you leap. | - Н-да, брат... Гляди в оба! |
| Let us suppose that you are beset on all sides, and still continue to stand firm; even then there is a special trap laid for each one of us." | Положим - ты во все стороны гнешься, а всё прямо стоишь... ну, однако - всякому свой капкан поставлен... |
| We were now amongst the vegetation in the lake of Meshtcherski, which was fed by the Volga. | Мы въезжаем в кусты Мещерского озера, оно слилось с Волгой. |
| "Row softly," whispered my master, pointing his gun into the bushes. | - Тише греби,- шепчет хозяин, направляя ружье в кусты. |
| After he had shot a few lean woodcocks, he suggested: | Застрелив несколько тощих куликов, он командует: |
| "Let us go to Kunavin Street. | - Едем в Кунавино! |
| I will spend the evening there, and you can go home and say that I am detained by the contractors." | Я останусь там до вечера, а ты скажешь дома, что я с подрядчиками задержался... |
