Граф Монте-Кристо. Часть 1 - английский и русский параллельные тексты

Through the crevices in the granite he had seen the two young peasants talking with the carbineers, and guessed the subject of their parley. He had read in the countenances of Luigi and Teresa their steadfast resolution not to surrender him, and he drew from his pocket a purse full of gold, which he offered to them.	Он видел в щель гранитной двери, как молодые люди разговаривали с карабинерами; он догадался, о чем они толковали; он прочел на лице Луиджи и Терезы твердую решимость не выдавать его. Вынув из кармана кошелек, набитый золотом, он протянул им его.
But Vampa raised his head proudly; as to Teresa, her eyes sparkled when she thought of all the fine gowns and gay jewellery she could buy with this purse of gold.	Вампа горделиво поднял голову, но у Терезы разгорелись глаза, когда она подумала, сколько можно купить драгоценностей и нарядов на это золото.
"Cucumetto was a cunning fiend, and had assumed the form of a brigand instead of a serpent, and this look from Teresa showed to him that she was a worthy daughter of Eve, and he returned to the forest, pausing several times on his way, under the pretext of saluting his protectors.	Кукуметто был сущий дьявол, змей, принявший образ разбойника; он перехватил этот взгляд, угадал в Терезе достойную дочь Евы и, прежде чем скрыться в роще, несколько раз оглянулся, как бы прощаясь со своими спасителями.
Several days elapsed, and they neither saw nor heard of Cucumetto.	Прошло несколько дней. Кукуметто больше не показывался, и о нем ничего не было слышно.
The time of the Carnival was at hand.	Приближалось время карнавала.
The Count of San-Felice announced a grand masked ball, to which all that were distinguished in Rome were invited.	Граф Сан-Феличе решил дать большой костюмированный бал, на который было приглашено самое блестящее римское общество.
Teresa had a great desire to see this ball.	Терезе очень хотелось посмотреть празднество.
Luigi asked permission of his protector, the steward, that she and he might be present amongst the servants of the house. This was granted.	Луиджи упросил управляющего позволить ему присутствовать на балу вместе с Терезой, замешавшись в толпу слуг.
The ball was given by the Count for the particular pleasure of his daughter Carmela, whom he adored.	Граф затеял празднество, чтобы повеселить свою дочь Кармелу, в которой души не чаял.
Carmela was precisely the age and figure of Teresa, and Teresa was as handsome as Carmela.	Кармела была сверстницей Терезы и одного с нею роста, а Тереза красотой не уступала графской дочери.
On the evening of the ball Teresa was attired in her best, her most brilliant ornaments in her hair, and gayest glass beads,-she was in the costume of the women of Frascati.	В вечер празднества Тереза надела свой лучший наряд, вколола в прическу самые дорогие булавки, повесила на шею самые сверкающие бусы. Она была в костюме крестьянки из Фраскати.
Luigi wore the very picturesque garb of the Roman peasant at holiday time.	Луиджи надел живописный праздничный костюм тосканских поселян.
They both mingled, as they had leave to do, with the servants and peasants.	Оба они, как было условлено, затерялись в толпе слуг и крестьян.
"The festa was magnificent; not only was the villa brilliantly illuminated, but thousands of colored lanterns were suspended from the trees in the garden; and very soon the palace overflowed to the terraces, and the terraces to the garden-walks.	Празднество отличалось необыкновенной пышностью. Не только графский дом горел сотнями огней, но на всех деревьях парка висели пестрые фонарики. Поэтому многочисленные гости вскоре хлынули из богатых покоев на террасы, а с террас в аллеи парка.

At each cross-path was an orchestra, and tables spread with refreshments; the guests stopped, formed quadrilles, and danced in any part of the grounds they pleased.	На каждом перекрестке играл оркестр, стояли столы со сластями и винами; гуляющие останавливались, составляли кадрили и танцевали, где вздумается.
Carmela was attired like a woman of Sonnino.	Кармела была в костюме поселянки Сонино.
Her cap was embroidered with pearls, the pins in her hair were of gold and diamonds, her girdle was of Turkey silk, with large embroidered flowers, her bodice and skirt were of cashmere, her apron of Indian muslin, and the buttons of her corset were of jewels.	Чепчик ее был расшит жемчугом, золотые булавки сверкали алмазами, пояс из турецкого шелка, затканный крупными цветами, охватывал ее талию, рубашка и юбка были из кашемира, фартучек - из индийского муслина, пуговицами для корсажа служили драгоценные камни.
Two of her companions were dressed, the one as a woman of Nettuno, and the other as a woman of La Riccia.	Две ее подруги были одеты - одна поселянкой из Неттуно, другая из Риччиа.
Four young men of the richest and noblest families of Rome accompanied them with that Italian freedom which has not its parallel in any other country in the world. They were attired as peasants of Albano, Velletri, Civita-Castellana, and Sora.	Четверо молодых людей из самых богатых и знатных семейств в Риме сопровождали их с той чисто итальянской свободой обращения, равной которой нет ни в одной другой стране; они тоже были наряжены поселянами - Альбано, Веллетри, Чивита-Кастеллана и Сора.
We need hardly add that these peasant costumes, like those of the young women, were brilliant with gold and jewels.	Нечего и говорить, что мужские костюмы, так же как и женские, искрились золотом и каменьями.
"Carmela wished to form a quadrille, but there was one lady wanting.	Кармела пожелала составить кадриль из однородных костюмов, но не хватало четвертой дамы.
Carmela looked all around her, but not one of the guests had a costume similar to her own, or those of her companions.	Кармела оглядела толпу - ни одна гостья не была в подходящем наряде.
The Count of San-Felice pointed out Teresa, who was hanging on Luigi's arm in a group of peasants.	Граф Сан-Феличе указал ей на Терезу, стоявшую поодаль среди крестьян, опираясь на руку Луиджи.
'Will you allow me, father?' said Carmela.-'Certainly,' replied the count, 'are we not in Carnival time?'-Carmela turned towards the young man who was talking with her, and saying a few words to him, pointed with her finger to Teresa.	"Вы позволите, отец?" - спросила Кармела. "Конечно, - отвечал граф, - ведь теперь карнавал!" Кармела наклонилась к своему кавалеру и тихо сказала ему несколько слов, указывая на молодую девушку.
The young man looked, bowed in obedience, and then went to Teresa, and invited her to dance in a quadrille directed by the count's daughter.	Молодой человек проследил за направлением хорошенькой ручки, поклонился в знак повиновения и отправился приглашать Терезу на кадриль, составленную дочерью графа.
Teresa felt a flush pass over her face; she looked at Luigi, who could not refuse his assent.	Румянец залил лицо Терезы. Она вопросительно взглянула на Луиджи; отказаться не было возможности.
Luigi slowly relinquished Teresa's arm, which he had held beneath his own, and Teresa, accompanied by her elegant cavalier, took her appointed place with much agitation in the aristocratic quadrille.	Луиджи медленно выпустил ее руку, и она, дрожа всем телом, дала себя увести своему изящному кавалеру и заняла место в господской кадрили.

Certainly, in the eyes of an artist, the exact and strict costume of Teresa had a very different character from that of Carmela and her companions; and Teresa was frivolous and coquettish, and thus the embroidery and muslins, the cashmere waist-girdles, all dazzled her, and the reflection of sapphires and diamonds almost turned her giddy brain.	Конечно, глазу художника точный и строгий костюм Терезы понравился бы больше, чем платья Кармелы и ее подруг; но Тереза была девушка легкомысленная и тщеславная; вышитая индийская кисея, затканный турецким узором пояс, пышный кашемир - все это ослепляло ее, а блеск сапфиров и алмазов сводил с ума.
"Luigi felt a sensation hitherto unknown arising in his mind. It was like an acute pain which gnawed at his heart, and then thrilled through his whole body.	Но и в Луиджи зародилось новое, неведомое чувство: это была щемящая боль, которая началась в сердце, а потом разлилась по жилам и охватила все его тело.
He followed with his eye each movement of Teresa and her cavalier; when their hands touched, he felt as though he should swoon; every pulse beat with violence, and it seemed as though a bell were ringing in his ears.	Он следил глазами за малейшими движениями Терезы и ее кавалера; когда они брались за руки, у него кружилась голова, кровь стучала в жилах, а в ушах раздавался словно колокольный звон.
When they spoke, although Teresa listened timidly and with downcast eyes to the conversation of her cavalier, as Luigi could read in the ardent looks of the good-looking young man that his language was that of praise, it seemed as if the whole world was turning round with him, and all the voices of hell were whispering in his ears ideas of murder and assassination.	Когда они разговаривали и Тереза, скромно потупив глаза, слушала речи своего кавалера, Луиджи читал в пламенных взорах красивого юноши, что речи его - восхваления; тогда ему казалось, что земля уходит у него из-под ног и все голоса ада нашептывают ему о смерти и убийстве.
Then fearing that his paroxysm might get the better of him, he clutched with one hand the branch of a tree against which he was leaning, and with the other convulsively grasped the dagger with a carved handle which was in his belt, and which, unwittingly, he drew from the scabbard from time to time.	Боясь поддаться безумию, он одной рукой хватался за зеленую изгородь, возле которой стоял, а другой судорожно сжимал резную рукоятку кинжала, заткнутого за пояс, сам не замечая, что то и дело почти вынимает его из ножен.
Luigi was jealous!	Луиджи ревновал!
He felt that, influenced by her ambitions and coquettish disposition, Teresa might escape him.	Он чувствовал, что может потерять тщеславную и самолюбивую Терезу.
"The young peasant girl, at first timid and scared, soon recovered herself.	А между тем Тереза, вначале робкая и испуганная, скоро оправилась от смущения.
We have said that Teresa was handsome, but this is not all; Teresa was endowed with all those wild graces which are so much more potent than our affected and studied elegancies.	Мы уже сказали, что она была красавица. Этого мало, - она была полна грации, той дикой грации, которая в тысячу раз пленительней нашей жеманной и деланной грациозности.
She had almost all the honors of the quadrille, and if she were envious of the Count of San-Felice's daughter, we will not undertake to say that Carmela was not jealous of her.	Она стала царицей кадрили, и если она завидовала дочери графа Сан-Феличе, то мы не смеем утверждать, что Кармела смотрела на нее без ревности.
And with overpowering compliments her handsome cavalier led her back to the place whence he had taken her, and where Luigi awaited her.	Когда кадриль кончилась, изящный кавалер, рассыпаясь в комплиментах, отвел ее на прежнее место, где ее ждал Луиджи.

Twice or thrice during the dance the young girl had glanced at Luigi, and each time she saw that he was pale and that his features were agitated, once even the blade of his knife, half drawn from its sheath, had dazzled her eyes with its sinister glare.	Несколько раз во время кадрили Тереза взглядывала на него и видела его бледное, страдальческое лицо. Раз даже перед ее глазами зловещей молнией блеснуло лезвие кинжала.
Thus, it was almost tremblingly that she resumed her lover's arm.	Почти с трепетом взяла она под руку своего возлюбленного.
The quadrille had been most perfect, and it was evident there was a great demand for a repetition, Carmela alone objecting to it, but the Count of San-Felice besought his daughter so earnestly, that she acceded.	Кадриль имела большой успех, все гости просили повторить ее; одна Кармела отказывалась; но граф Сан-Феличе так настойчиво просил ее, что она в конце концов дала свое согласие.
One of the cavaliers then hastened to invite Teresa, without whom it was impossible for the quadrille to be formed, but the young girl had disappeared.	Тотчас же один из кавалеров бросился приглашать Терезу, без которой нельзя было составить кадриль; но она уже исчезла.
The truth was, that Luigi had not felt the strength to support another such trial, and, half by persuasion and half by force, he had removed Teresa toward another part of the garden.	Луиджи, чувствуя, что не вынесет вторичного испытания, наполовину уговорил, наполовину заставил Терезу перейти в другую часть сада.
Teresa had yielded in spite of herself, but when she looked at the agitated countenance of the young man, she understood by his silence and trembling voice that something strange was passing within him.	Тереза нехотя повиновалась; но она видела по искаженному лицу Луиджи, по его молчанию и судорожно вздрагивающей руке, что в нем происходит.
She herself was not exempt from internal emotion, and without having done anything wrong, yet fully comprehended that Luigi was right in reproaching her. Why, she did not know, but yet she did not the less feel that these reproaches were merited.	Сама она тоже была взволнована; и хоть она не сделала ничего дурного, но понимала, что Луиджи вправе упрекнуть ее, - за что? - она не знала, но чувствовала тем не менее, что этот упрек был бы заслужен.
However, to Teresa's great astonishment, Luigi remained mute, and not a word escaped his lips the rest of the evening.	Однако, к немалому удивлению Терезы, Луиджи молчал и за весь вечер не произнес ни слова.
When the chill of the night had driven away the guests from the gardens, and the gates of the villa were closed on them for the festa in-doors, he took Teresa quite away, and as he left her at her home, he said,-	Только когда вечерняя прохлада заставила гостей покинуть сад и они перенесли танцы в комнаты, Луиджи, проводив Терезу до дому, сказал:
"'Teresa, what were you thinking of as you danced opposite the young Countess of San-Felice?'-'I thought,' replied the young girl, with all the frankness of her nature, 'that I would give half my life for a costume such as she wore.'	"Тереза, о чем ты думала, когда танцевала против молодой графини?" "Я думала, - откровенно отвечала девушка, - что отдала бы полжизни за такой наряд, как у нее".
"'And what said your cavalier to you?'-'He said it only depended on myself to have it, and I had only one word to say.'	"А что говорил тебе твой кавалер?" "Он говорил мне, что от меня зависит иметь такой наряд и что для этого мне стоит только сказать слово".
"'He was right,' said Luigi. 'Do you desire it as ardently as you say?'-'Yes.'-'Well, then, you shall have it!'	"Он был совершенно прав, - сказал Луиджи. - Так ты хочешь иметь такой наряд?" "Да". "Ты его получишь!"

"The young girl, much astonished, raised her head to look at him, but his face was so gloomy and terrible that her words froze to her lips.	Тереза удивленно подняла голову и хотела задать вопрос; но его лицо было так мрачно и страшно, что слова замерли у нее на губах.
As Luigi spoke thus, he left her.	После этого Луиджи тотчас же ушел.
Teresa followed him with her eyes into the darkness as long as she could, and when he had quite disappeared, she went into the house with a sigh.	Тереза поглядела ему вслед. Когда он скрылся в темноте, она со вздохом вошла в дом.
"That night a memorable event occurred, due, no doubt, to the imprudence of some servant who had neglected to extinguish the lights. The Villa of San-Felice took fire in the rooms adjoining the very apartment of the lovely Carmela.	В ту же ночь приключилась беда: вероятно, по неосторожности слуг, забывших погасить огни, вспыхнул пожар на вилле Сан-Феличе, во флигеле, где помещались комнаты прелестной Кармелы.
Awakened in the night by the light of the flames, she sprang out of bed, wrapped herself in a dressing-gown, and attempted to escape by the door, but the corridor by which she hoped to fly was already a prey to the flames.	Проснувшись среди ночи, она увидела пламя, вскочила с постели и, накинув на себя халат, бросилась к двери; но коридор, который ей надо было пробежать, был уже охвачен огнем.
She then returned to her room, calling for help as loudly as she could, when suddenly her window, which was twenty feet from the ground, was opened, a young peasant jumped into the chamber, seized her in his arms, and with superhuman skill and strength conveyed her to the turf of the grass-plot, where she fainted.	Тогда она вернулась в свою комнату, громко зовя на помощь. Вдруг ее окно, находившееся на высоте двадцати футов от земли, распахнулось; в комнату прыгнул крестьянский парень, схватил ее на руки и с нечеловеческой силой и ловкостью вынес на лужайку; Кармела потеряла сознание.
When she recovered, her father was by her side.	Когда она пришла в себя, подле нее был ее отец.
All the servants surrounded her, offering her assistance.	Кругом толпились слуги, наперерыв стараясь оказать ей помощь.
An entire wing of the villa was burnt down; but what of that, as long as Carmela was safe and uninjured?	Весь флигель виллы сгорел; но кто думал об этом, раз Кармела была жива и здорова?
Her preserver was everywhere sought for, but he did not appear; he was inquired after, but no one had seen him.	Ее спасителя искали всюду; но он не показывался. Спрашивали всех и вся, но никто не видел его.
Carmela was greatly troubled that she had not recognized him.	Сама же Кармела была так взволнована, что не успела разглядеть его лицо.
As the count was immensely rich, excepting the danger Carmela had run,-and the marvellous manner in which she had escaped, made that appear to him rather a favor of providence than a real misfortune,-the loss occasioned by the conflagration was to him but a trifle.	Граф был сказочно богат, и, если не считать опасности, которой подвергалась Кармела, пожар не причинил ему сколько-нибудь чувствительного урона, тем более что чудесное спасение дочери казалось ему новой милостью провидения.
"The next day, at the usual hour, the two young peasants were on the borders of the forest.	На другой день в обычный час Тереза и Луиджи встретились у опушки леса.
Luigi arrived first. He came toward Teresa in high spirits, and seemed to have completely forgotten the events of the previous evening.	Луиджи пришел первый и радостно приветствовал Терезу; он, казалось, совсем забыл о вчерашнем.

The young girl was very pensive, but seeing Luigi so cheerful, she on her part assumed a smiling air, which was natural to her when she was not excited or in a passion.	Тереза была задумчива; но, видя Луиджи ласковым и беззаботным, она тоже стала беспечно весела; впрочем, такой она бывала всегда, если только какое-нибудь страстное желание не лишало ее покоя.
Luigi took her arm beneath his own, and led her to the door of the grotto. Then he paused.	Луиджи взял ее под руку, привел к пещере и остановился.
The young girl, perceiving that there was something extraordinary, looked at him steadfastly.	Девушка, понимая, что происходит что-то необыкновенное, пристально посмотрела на него.
'Teresa,' said Luigi, 'yesterday evening you told me you would give all the world to have a costume similar to that of the count's daughter.'-'Yes,' replied Teresa with astonishment; 'but I was mad to utter such a wish.'-'And I replied,	"Тереза, - сказал Луиджи, - вчера ты мне сказала, что отдала бы все на свете, чтобы иметь такой наряд, как у дочери графа?" "Да, - отвечала удивленная Тереза, - но это желание было легкомысленно". "А я тебе ответил:
"Very well, you shall have it."'-'Yes,' replied the young girl, whose astonishment increased at every word uttered by Luigi, 'but of course your reply was only to please me.'	"Хорошо, ты его получишь"". "Да, - сказала молодая девушка, удивление которой возрастало с каждым словом Луиджи. - Но ты, наверное, так ответил, чтобы сделать мне удовольствие".
"'I have promised no more than I have given you, Teresa,' said Luigi proudly.	"Я никогда ничего не обещал тебе напрасно, Тереза, - сказал Луиджи с гордостью. - Войди в пещеру и оденься".
'Go into the grotto and dress yourself.' At these words he drew away the stone, and showed Teresa the grotto, lighted up by two wax lights, which burnt on each side of a splendid mirror; on a rustic table, made by Luigi, were spread out the pearl necklace and the diamond pins, and on a chair at the side was laid the rest of the costume.	С этими словами он отодвинул камень и показал Терезе пещеру, освещенную двумя свечами, зажженными по бокам великолепного зеркала; на грубом столе, сделанном руками Луиджи, лежали жемчужное ожерелье и бриллиантовые булавки; рядом, на стуле, лежал весь остальной наряд.
"Teresa uttered a cry of joy, and, without inquiring whence this attire came, or even thanking Luigi, darted into the grotto, transformed into a dressing-room.	Тереза вскрикнула от радости и, даже не спросив, откуда взялся наряд, даже не поблагодарив Луиджи, бросилась в пещеру.
Luigi pushed the stone behind her, for on the crest of a small adjacent hill which cut off the view toward Palestrina, he saw a traveller on horseback, stopping a moment, as if uncertain of his road, and thus presenting against the blue sky that perfect outline which is peculiar to distant objects in southern climes.	Луиджи тотчас же завалил вход камнем, потому что на гребне невысокого холма, заслонявшего ему вид на Палестрину, он заметил всадника, который остановился, как бы выбирая дорогу. Всадник так отчетливо вырисовывался на голубом небе, как только в южных далях вырисовываются предметы.
When he saw Luigi, he put his horse into a gallop and advanced toward him.	Увидев Луиджи, всадник поднял лошадь в галоп и подскакал к нему.
Luigi was not mistaken. The traveller, who was going from Palestrina to Tivoli, had mistaken his way; the young man directed him; but as at a distance of a quarter of a mile the road again divided into three ways, and on reaching these the traveller might again stray from his route, he begged Luigi to be his guide.	Луиджи не ошибся: всадник, ехавший из Палестрины в Тиволи, сбился с дороги. Луиджи указал ему направление; но так как впереди дорога снова разветвлялась, то всадник, чтобы опять не заблудиться, попросил Луиджи проводить его.

Luigi threw his cloak on the ground, placed his carbine on his shoulder, and freed from his heavy covering, preceded the traveller with the rapid step of a mountaineer, which a horse can scarcely keep up with.	Луиджи снял плащ, положил его на землю, перекинул свой карабин через плечо и пошел подле всадника тем быстрым шагом горца, который соперничает с шагом лошади.
In ten minutes Luigi and the traveller reached the cross-roads.	Через десять минут Луиджи и всадник добрались до перекрестка.
On arriving there, with an air as majestic as that of an emperor, he stretched his hand towards that one of the roads which the traveller was to follow.-"That is your road, excellency, and now you cannot again mistake. "-'And here is your recompense,' said the traveller, offering the young herdsman some small pieces of money.	Тут юноша царственным движением протянул руку и указал на ту из трех дорог, по которой всаднику следовало ехать. "Вот ваша дорога, -сказал он. - Ваша милость теперь не заблудится". "А вот твоя награда", - сказал всадник, протягивая молодому пастуху несколько мелких монет.
"'Thank you,' said Luigi, drawing back his hand;	"Благодарю, - сказал Луиджи, отдергивая руку, - я оказываю услуги, но не продаю их".
'I render a service, I do not sell it.'-'Well,' replied the traveller, who seemed used to this difference between the servility of a man of the cities and the pride of the mountaineer, 'if you refuse wages, you will, perhaps, accept a gift.'-'Ah, yes, that is another thing.'-'Then,' said the traveller, 'take these two Venetian sequins and give them to your bride, to make herself a pair of earrings.'	"Если ты отказываешься от платы, - сказал всадник, по-видимому, знающий разницу между угодливостью городских жителей и гордостью поселян, - то, может быть, ты примешь подарок?" "Это другое дело!" "Так возьми эти два венецианских цехина и дай сделать из них серьги для твоей невесты".
"'And then do you take this poniard,' said the young herdsman; 'you will not find one better carved between Albano and Civita-Castellana.'	"А вы возьмите этот кинжал, - отвечал молодой пастух. - От Альбано до Чивита-Кастеллана вам не найти рукоятки с лучшей резьбой".
"'I accept it,' answered the traveller, 'but then the obligation will be on my side, for this poniard is worth more than two sequins.'-'For a dealer perhaps; but for me, who engraved it myself, it is hardly worth a piastre.'	"Я принимаю твой подарок, - сказал всадник. - Но теперь я у тебя в долгу: ведь этот кинжал стоит дороже двух цехинов". "Если его купить; но я сам его делал, и мне он стоит не больше пиастра".
"'What is your name?' inquired the traveller.-'Luigi Vampa,' replied the shepherd, with the same air as he would have replied, Alexander, King of Macedon.-'And yours?'-'I,' said the traveller, 'am called Sinbad the Sailor.'" Franz d'Epinay started with surprise.	"Как тебя зовут?" - спросил всадник. "Луиджи Вампа, - отвечал пастух с таким видом, словно сказал: Александр Македонский. - А вас как?" "Меня зовут Синдбад-мореход", - отвечал всадник. Франц д'Эпине удивленно вскрикнул.
"Sinbad the Sailor." he said.	- Синдбад-мореход? - переспросил он.
"Yes," replied the narrator; "that was the name which the traveller gave to Vampa as his own."	- Да, - отвечал рассказчик, - так он назвал себя.
"Well, and what may you have to say against this name?" inquired Albert; "it is a very pretty name, and the adventures of the gentleman of that name amused me very much in my youth, I must confess. "-Franz said no more.	- А что? Чем вам не нравится это имя? - вмешался Альбер. - Очень красивое имя, и, признаюсь, приключения настоящего Синдбада меня когда-то очень занимали. Франц промолчал.
The name of Sinbad the Sailor, as may well be supposed, awakened in him a world of recollections, as had the name of the Count of Monte Cristo on the previous evening.	Имя Синдбад-мореход, по очень понятным причинам, пробудило в нем целый рой воспоминаний.

"Proceed!" said he to the host.	- Продолжайте, - сказал он хозяину.
"Vampa put the two sequins haughtily into his pocket, and slowly returned by the way he had gone.	- Вампа небрежно сунул в карман два цехина и медленно повернул обратно.
As he came within two or three hundred paces of the grotto, he thought he heard a cry.	Когда он был всего в трехстах шагах от пещеры, ему послышались крики.
He listened to know whence this sound could proceed.	Он замер, прислушиваясь.
A moment afterwards he thought he heard his own name pronounced distinctly.	Через секунду он ясно расслышал свое имя.
The cry proceeded from the grotto.	Крики доносились со стороны пещеры.
He bounded like a chamois, cocking his carbine as he went, and in a moment reached the summit of a hill opposite to that on which he had perceived the traveller.	Он ринулся вперед, как серна, на бегу заряжая ружье, и в два прыжка достиг вершины холма.
Three cries for help came more distinctly to his ear.	Здесь крики долетали еще явственнее.
He cast his eyes around him and saw a man carrying off Teresa, as Nessus, the centaur, carried Dejanira.	Он посмотрел вниз: какой-то мужчина похищал Терезу, как кентавр Несс похитил Деяниру.
This man, who was hastening towards the wood, was already three-quarters of the way on the road from the grotto to the forest.	Похититель бежал к лесу и уже прошел три четверти пути, отделявшего лес от пещеры.
Vampa measured the distance; the man was at least two hundred paces in advance of him, and there was not a chance of overtaking him.	Вампа глазом измерил расстояние; между ним и похитителем было по меньшей мере двести шагов; Вампа понял, что тот скроется с Терезой в лесу раньше, чем он успеет догнать его.
The young shepherd stopped, as if his feet had been rooted to the ground; then he put the butt of his carbine to his shoulder, took aim at the ravisher, followed him for a second in his track, and then fired.	Молодой пастух словно прирос к месту. Он вскинул ружье, медленно навел дуло, прицелился и спустил курок.
The ravisher stopped suddenly, his knees bent under him, and he fell with Teresa in his arms.	Похититель вдруг остановился; колени его подогнулись, и он упал, увлекая вместе с собой Терезу.
The young girl rose instantly, but the man lay on the earth struggling in the agonies of death.	Но Тереза сейчас же вскочила на ноги; похититель остался лежать; он бился в предсмертных судорогах.
Vampa then rushed towards Teresa; for at ten paces from the dying man her legs had failed her, and she had dropped on her knees, so that the young man feared that the ball that had brought down his enemy, had also wounded his betrothed.	Вампа бросился к Терезе; отбежав шагов десять от умирающего, она упала на колени; у Луиджи мелькнула ужасная мысль, что пуля, поразившая насмерть его врага, задела и его невесту.
Fortunately, she was unscathed, and it was fright alone that had overcome Teresa.	К счастью, этого не случилось; только пережитый испуг отнял силы у Терезы.
When Luigi had assured himself that she was safe and unharmed, he turned towards the wounded man.	Удостоверившись, что она невредима, Вампа подошел к раненому.
He had just expired, with clinched hands, his mouth in a spasm of agony, and his hair on end in the sweat of death.	Тот уже испустил дух; кулаки его были судорожно сжаты, рот искривлен, волосы всклокочены и влажны от предсмертного пота.

His eyes remained open and menacing.	Глаза его были открыты и все еще грозны.
Vampa approached the corpse, and recognized Cucumetto.	Вампа узнал в убитом Кукуметто.
From the day on which the bandit had been saved by the two young peasants, he had been enamoured of Teresa, and had sworn she should be his.	С того дня, как молодые люди спасли разбойника, он влюбился в Терезу и поклялся, что девушка будет принадлежать ему.
From that time he had watched them, and profiting by the moment when her lover had left her alone, had carried her off, and believed he at length had her in his power, when the ball, directed by the unerring skill of the young herdsman, had pierced his heart.	Он неустанно подстерегал ее; воспользовавшись тем, что Луиджи оставил ее одну, чтобы указать дорогу всаднику, он похитил девушку и уже считал ее своей, как вдруг пуля, пущенная меткой рукой Вампы, пробила ему сердце.
Vampa gazed on him for a moment without betraying the slightest emotion; while, on the contrary, Teresa, shuddering in every limb, dared not approach the slain ruffian but by degrees, and threw a hesitating glance at the dead body over the shoulder of her lover.	Вампа смотрел на него, и ни малейшее волнение не отражалось на его лице, тогда как Тереза, все еще трепещущая, едва осмеливалась подойти к трупу и боязливо глядела на него через плечо своего возлюбленного.
Suddenly Vampa turned toward his mistress:-'Ah,' said he-'good, good!	Вампа обернулся к ней.
You are dressed; it is now my turn to dress myself.'	"Я вижу, ты уже одета, - сказал он. - Теперь моя очередь заняться туалетом".
"Teresa was clothed from head to foot in the garb of the Count of San-Felice's daughter.	Тереза и в самом деле с ног до головы была одета в наряд дочери графа Сан-Феличе.
Vampa took Cucumetto's body in his arms and conveyed it to the grotto, while in her turn Teresa remained outside.	Вампа поднял труп Кукуметто и отнес его в пещеру, но на этот раз Тереза уже не вошла.
If a second traveller had passed, he would have seen a strange thing,-a shepherdess watching her flock, clad in a cashmere grown, with ear-rings and necklace of pearls, diamond pins, and buttons of sapphires, emeralds, and rubies.	Если бы в эту минуту проехал еще всадник, то он увидел бы странное зрелище: девушку, пасущую стадо в кашемировом платье, в серьгах и жемчужном ожерелье, с бриллиантовыми булавками в волосах и рубиновыми пуговицами на корсаже.
He would, no doubt, have believed that he had returned to the times of Florian, and would have declared, on reaching Paris, that he had met an Alpine shepherdess seated at the foot of the Sabine Hill.	Он, несомненно, решил бы, что перенесся во времена Флориана и, воротясь в Париж, стал бы уверять, что видел Альпийскую Пастушку у подножия Сабинских гор.
At the end of a quarter of an hour Vampa quitted the grotto; his costume was no less elegant than that of Teresa.	Через четверть часа Вампа вышел из пещеры. Он был одет с не меньшим щегольством, чем Тереза.
He wore a vest of garnet-colored velvet, with buttons of cut gold; a silk waistcoat covered with embroidery; a Roman scarf tied round his neck; a cartridge-box worked with gold, and red and green silk; sky-blue velvet breeches, fastened above the knee with diamond buckles; garters of deerskin, worked with a thousand arabesques, and a hat whereon hung ribbons of all colors; two watches hung from his girdle, and a splendid poniard was in his belt.	На нем был камзол из гранатового бархата, с чеканными золотыми пуговицами, шелковый вышитый жилет, римский шейный платок, зеленый с красным шелковый пояс, затканный золотом, бархатные голубые штаны до колен с бриллиантовыми пряжками, замшевые гетры с пестрым узором и шляпа, на которой развевались ленты всех цветов. У пояса висели двое часов, а за пояс был заткнут великолепный кинжал.

Teresa uttered a cry of admiration.	Тереза вскрикнула от восхищения.
Vampa in this attire resembled a painting by Leopold Robert, or Schnetz. He had assumed the entire costume of Cucumetto.	Вампа в костюме Кукуметто напоминал картину Леопольда Робера или Шнеца.
The young man saw the effect produced on his betrothed, and a smile of pride passed over his lips.-'Now,' he said to Teresa, 'are you ready to share my fortune, whatever it may be?'-'Oh, yes!' exclaimed the young girl enthusiastically.-'And follow me wherever I go?'-'To the world's end.'-'Then take my arm, and let us on; we have no time to lose.'-The young girl did so without questioning her lover as to where he was conducting her, for he appeared to her at this moment as handsome, proud, and powerful as a god.	Заметив, какое впечатление он произвел на свою невесту, он гордо улыбнулся. "Готова ли ты разделить мою судьбу, какая бы она ни была?" -спросил он ее. "Да!" - воскликнула Тереза. "И ты всюду пойдешь за мной?" "Хоть на край света!" "Тогда давай руку и пойдем: нельзя терять времени". Девушка подала руку своему возлюбленному, не спрашивая даже, куда он ее ведет. В эту минуту он казался ей прекрасным, гордым и всесильным, как божество.
They went towards the forest, and soon entered it.	Они направились к лесу и через несколько минут скрылись за деревьями.
We need scarcely say that all the paths of the mountain were known to Vampa; he therefore went forward without a moment's hesitation, although there was no beaten track, but he knew his path by looking at the trees and bushes, and thus they kept on advancing for nearly an hour and a half.	Нечего и говорить о том, что Вампа знал все тропинки в горах; он все дальше углублялся в лес, не колеблясь ни одной секунды, хотя там не было ни одной протоптанной тропинки, и он распознавал дорогу по кустам и деревьям; так шли они часа полтора.
At the end of this time they had reached the thickest of the forest.	Наконец они забрались в самую чащу леса.
A torrent, whose bed was dry, led into a deep gorge.	Высохшее русло вело в темное ущелье.
Vampa took this wild road, which, enclosed between two ridges, and shadowed by the tufted umbrage of the pines, seemed, but for the difficulties of its descent, that path to Avernus of which Virgil speaks.	Вампа пошел по этой нехоженой дороге, вившейся глубоко между двумя берегами и затененной густыми ветвями сосен; если бы не отлогий спуск, ее можно было принять за тропу в Аверн, о которой говорит Вергилий.
Teresa had become alarmed at the wild and deserted look of the plain around her, and pressed closely against her guide, not uttering a syllable; but as she saw him advance with even step and composed countenance, she endeavored to repress her emotion.	Тереза, снова оробевшая в этом диком и пустынном месте, молча жалась к своему проводнику; но так как она видела, что он идет ровным шагом и лицо его спокойно, она нашла в себе силу скрыть свою тревогу.

Suddenly, about ten paces from them, a man advanced from behind a tree and aimed at Vampa.-'Not another step,' he said, 'or you are a dead man.'-'What, then,' said Vampa, raising his hand with a gesture of disdain, while Teresa, no longer able to restrain her alarm, clung closely to him, 'do wolves rend each other?'-'Who are you?' inquired the sentinel.-'I am Luigi Vampa, shepherd of the San-Felice farm.'-'What do you want?'-'I would speak with your companions who are in the glade at Rocca Bianca.'-'Follow me, then,' said the sentinel; 'or, as you know your way, go first.'-Vampa smiled disdainfully at this precaution on the part of the bandit, went before Teresa, and continued to advance with the same firm and easy step as before.	Вдруг в десяти шагах от них из-за дерева вышел человек и навел на Луиджи ружье. "Ни шагу дальше, - крикнул он, - не то убью!" "Брось! -сказал Вампа, пренебрежительно подняв руку, между тем как Тереза, не скрывая больше своего страха, вся дрожа, прижималась к нему. - Разве волки грызутся между собой?" "Кто ты такой?"- спросил часовой. "Я - Луиджи Вампа, пастух из поместья Сан-Феличе". "Что тебе нужно?" "Мне нужно поговорить с твоими товарищами на прогалине Рокка-Бианка". "Так ступай за мной,- отвечал часовой, - или лучше ступай вперед, коли знаешь куда". Вампа презрительно улыбнулся, вышел вперед вместе с Терезой и продолжал свой путь тем же твердым и спокойным шагом, каким шел до сих пор.
At the end of ten minutes the bandit made them a sign to stop.	Через пять минут разбойник велел им остановиться.
The two young persons obeyed.	Они повиновались.
Then the bandit thrice imitated the cry of a crow; a croak answered this signal.-'Good!' said the sentry, 'you may now go on.'-Luigi and Teresa again set forward; as they went on Teresa clung tremblingly to her lover at the sight of weapons and the glistening of carbines through the trees.	Разбойник три раза прокаркал по-вороньи. В ответ раздалось такое же карканье. "Так, -сказал разбойник. - Теперь можешь идти дальше". Луиджи и Тереза пошли дальше. Но по мере того как они подвигались вперед, Тереза все крепче прижималась к своему возлюбленному: в самом деле между деревьями замелькали ружейные стволы.
The retreat of Rocca Bianca was at the top of a small mountain, which no doubt in former days had been a volcano-an extinct volcano before the days when Remus and Romulus had deserted Alba to come and found the city of Rome.	Прогалина Рокка-Бианка находилась на вершине небольшой горы, которая, вероятно, некогда была вулканом, потухшим еще прежде, чем Ромул и Рем покинули Альбу и построили Рим.
Teresa and Luigi reached the summit, and all at once found themselves in the presence of twenty bandits.	Тереза и Луиджи взобрались на вершину и очутились лицом к лицу с двумя десятками разбойников.
'Here is a young man who seeks and wishes to speak to you,' said the sentinel.-'What has he to say?' inquired the young man who was in command in the chief’s absence.-'I wish to say that I am tired of a shepherd's life,' was Vampa's reply.-'Ah, I understand,' said the lieutenant; 'and you seek admittance into our ranks?'-'Welcome!' cried several bandits from Ferrusino, Pampinara, and Anagni, who had recognized Luigi Vampa.-'Yes, but I came to ask something more than to be your companion.'-'And what may that be?' inquired the bandits with astonishment.-'I come to ask to be your captain,' said the young man.	"Этот парень вас ищет, он хочет поговорить с вами", - сказал часовой. "Что же он хочет нам сказать?" - спросил разбойник, заменявший атамана во время его отлучки. "Хочу сказать, что мне надоело быть пастухом", - сказал Вампа. "А, понимаю, - сказал помощник атамана, - и ты пришел проситься к нам?" "Милости просим!" -закричали разбойники из Феррузино, Пампинары и Ананьи, узнавшие Луиджи. "Да, только я хочу быть не просто вашим товарищем". "А чего же ты хочешь?" - спросили с удивлением разбойники. "Я хочу быть вашим атаманом", -отвечал Луиджи Вампа.
The bandits shouted with laughter.	Разбойники разразились смехом.

'And what have you done to aspire to this honor?' demanded the lieutenant.-'I have killed your chief, Cucumetto, whose dress I now wear; and I set fire to the villa San-Felice to procure a wedding-dress for my betrothed.'	"А что ты сделал, чтобы заслужить такую честь?" - спросил помощник атамана. "Я убил Кукуметто, вот на мне его наряд, и я поджег виллу Сан-Феличе, чтобы подарить подвенечное платье моей невесте".
An hour afterwards Luigi Vampa was chosen captain, vice Cucumetto deceased."	Через час Луиджи Вампа выбрали атаманом вместо Кукуметто.
"Well, my dear Albert," said Franz, turning towards his friend; "what think you of citizen Luigi Vampa?"	- Милый Альбер, - сказал Франц, обращаясь к своему другу, - какого вы теперь мнения о синьоре Луиджи Вампа?
"I say he is a myth," replied Albert, "and never had an existence."	- По-моему, это миф, - отвечал Альбер, - он никогда не существовал.
"And what may a myth be?" inquired Pastrini.	- А что такое миф? - спросил Пастрини.
"The explanation would be too long, my dear landlord," replied Franz. "And you say that Signor Vampa exercises his profession at this moment in the environs of Rome?"	- Слишком долго объяснять, любезный хозяин, -отвечал Франц. - Так вы говорите, что синьор Вампа промышляет теперь в окрестностях Рима?
"And with a boldness of which no bandit before him ever gave an example."	- И с такой дерзостью, какой еще не проявлял ни один разбойник.
"Then the police have vainly tried to lay hands on him?"	- И полиция тщетно пытается его изловить?
"Why, you see, he has a good understanding with the shepherds in the plains, the fishermen of the Tiber, and the smugglers of the coast.	- Что поделаешь! Он дружит и с пастухами в долине, и с тибрскими рыбаками, и с береговыми контрабандистами.
They seek for him in the mountains, and he is on the waters; they follow him on the waters, and he is on the open sea; then they pursue him, and he has suddenly taken refuge in the islands, at Giglio, Guanouti, or Monte Cristo; and when they hunt for him there, he reappears suddenly at Albano, Tivoli, or La Riccia."	Его ищут в горах, а он на реке; его преследуют на реке, а он выходит в открытое море; а потом вдруг, когда думают, что он бежал на остров Джильо, Джаннутри или Монте-Кристо, он снова появляется в Альбано, в Тиволи или в Риччии.
"And how does he behave towards travellers?"	- А каково его обращение с путешественниками?
"Alas! his plan is very simple.	- Очень простое.
It depends on the distance he may be from the city, whether he gives eight hours, twelve hours, or a day wherein to pay their ransom; and when that time has elapsed he allows another hour's grace.	Смотря по дальности расстояния от города, он дает им либо восемь, либо двенадцать часов, либо сутки сроку, чтобы внести выкуп. Потом по истечении срока дает еще час отсрочки.
At the sixtieth minute of this hour, if the money is not forthcoming, he blows out the prisoner's brains with a pistol-shot, or plants his dagger in his heart, and that settles the account."	В шестидесятую минуту этого часа, если деньги не выплачены, он пускает пленнику пулю в лоб или всаживает ему кинжал в грудь, вот вам и весь сказ!
"Well, Albert," inquired Franz of his companion, "are you still disposed to go to the Colosseum by the outer wall?"	- Ну как, Альбер, - спросил Франц, - вам все еще хочется ехать в Колизей по наружным бульварам?
"Quite so," said Albert, "if the way be picturesque."	- Разумеется, - отвечал Альбер, - если эта дорога живописнее.

The clock struck nine as the door opened, and a coachman appeared.	В эту минуту пробило девять часов. Дверь отворилась, и вошел кучер.
"Excellencies," said he, "the coach is ready."	- Экипаж подан, ваша милость, - сказал он.
"Well, then," said Franz, "let us to the Colosseum."	- В таком случае едем в Колизей, - сказал Франц.
"By the Porta del Popolo or by the streets, your excellencies?"	- Через ворота дель-Пополо, ваша милость, или улицами?
"By the streets, morbleu, by the streets!" cried Franz.	- Улицами, черт возьми, улицами! - воскликнул Франц.
"Ah, my dear fellow," said Albert, rising, and lighting his third cigar, "really, I thought you had more courage."	- Друг мой! - сказал Альбер, вставая и закуривая третью сигару. - Признаюсь, я считал вас храбрее.
So saying, the two young men went down the staircase, and got into the carriage.	Молодые люди спустились с лестницы и сели в экипаж.
Chapter 34.	XIII.
The Colosseum.	Видение
Franz had so managed his route, that during the ride to the Colosseum they passed not a single ancient ruin, so that no preliminary impression interfered to mitigate the colossal proportions of the gigantic building they came to admire.	Франц все же нашел способ подвезти Альбера к Колизею, не проезжая мимо памятников древности и ничем не умаляя впечатления от гигантских размеров колосса.
The road selected was a continuation of the Via Sistina; then by cutting off the right angle of the street in which stands Santa Maria Maggiore and proceeding by the Via Urbana and San Pietro in Vincoli, the travellers would find themselves directly opposite the Colosseum.	Для этого надо было ехать по виа Систина, свернуть под прямым углом перед Санта-Мариа-Маджоре и подъехать по виа Урбана и Сан-Пьетро-ин-Винколи к виа дель-Колосо.
This itinerary possessed another great advantage,-that of leaving Franz at full liberty to indulge his deep reverie upon the subject of Signor Pastrini's story, in which his mysterious host of Monte Cristo was so strangely mixed up.	Эта дорога имела еще одно преимущество: она ничем не отвлекала мыслей Франца от рассказа маэстро Пастрини, в котором упоминался его таинственный хозяин с острова Монте-Кристо.
Seated with folded arms in a corner of the carriage, he continued to ponder over the singular history he had so lately listened to, and to ask himself an interminable number of questions touching its various circumstances without, however, arriving at a satisfactory reply to any of them.	Он откинулся в угол экипажа и снова углубился в бесконечные вопросы, которые он сам себе задавал и ни на один из которых он не умел найти удовлетворительного ответа.
One fact more than the rest brought his friend "Sinbad the Sailor" back to his recollection, and that was the mysterious sort of intimacy that seemed to exist between the brigands and the sailors; and Pastrini's account of Vampa's having found refuge on board the vessels of smugglers and fishermen, reminded Franz of the two Corsican bandits he had found supping so amicably with the crew of the little yacht, which had even deviated from its course and touched at Porto-Vecchio for the sole purpose of landing them.	Кстати сказать, еще одно обстоятельство в этом рассказе напомнило ему о Синдбаде-мореходе; а именно, таинственные сношения между разбойниками и моряками. Когда маэстро Пастрини говорил о том, что Вампа находит убежище на рыбачьих лодках и у контрабандистов, Франц вспомнил корсиканских бандитов, ужинавших вместе с экипажем маленькой яхты, которая отклонилась от своего курса и зашла в Порто-Веккио только для того, чтобы высадить их на берег.

The very name assumed by his host of Monte Cristo and again repeated by the landlord of the Hotel de Londres, abundantly proved to him that his island friend was playing his philanthropic part on the shores of Piombino, Civita-Vecchio, Ostia, and Gaeta, as on those of Corsica, Tuscany, and Spain; and further, Franz bethought him of having heard his singular entertainer speak both of Tunis and Palermo, proving thereby how largely his circle of acquaintances extended.	Имя, которым назвал себя его хозяин на острове Монте-Кристо и которое упомянул хозяин гостиницы "Лондон", доказывало ему, что этот человек выступал в роли благодетеля на берегах Пьомбино, Чивита-Веккии, Остии и Гаэты точно так же, как и на корсиканском, тосканском и испанском берегах; а так как он сам, как помнилось Францу, говорил о Тунисе и о Палермо, то у него, по-видимому, был довольно обширный круг знакомств.
But however the mind of the young man might be absorbed in these reflections, they were at once dispersed at the sight of the dark frowning ruins of the stupendous Colosseum, through the various openings of which the pale moonlight played and flickered like the unearthly gleam from the eyes of the wandering dead.	Но как ни занимали все эти размышления ум Франца, они сразу исчезли, когда перед ним вырос мрачный исполинский силуэт Колизея, сквозь отверстия которого месяц бросал длинные бледные лучи, подобные лучам, струящимся из глаз привидений.
The carriage stopped near the Meta Sudans; the door was opened, and the young men, eagerly alighting, found themselves opposite a cicerone, who appeared to have sprung up from the ground, so unexpected was his appearance.	Экипаж остановился в нескольких шагах от Meta Sudans.[25] Кучер отворил дверцу; молодые люди вышли из экипажа и очутились лицом к лицу с чичероне, который словно вырос из-под земли.
The usual guide from the hotel having followed them, they had paid two conductors, nor is it possible, at Rome, to avoid this abundant supply of guides; besides the ordinary cicerone, who seizes upon you directly you set foot in your hotel, and never quits you while you remain in the city, there is also a special cicerone belonging to each monument-nay, almost to each part of a monument.	Так как их уже сопровождал чичероне из гостиницы, то таковых оказалось двое. Впрочем, в Риме невозможно избегнуть изобилия проводников: кроме главного чичероне, который овладевает вами с той минуты, как вы переступили порог гостиницы, и расстается с вами, только когда вы уезжаете из города, имеются еще особые чичероне, состоящие при каждом памятнике и, я бы даже сказал, при каждой части памятника.
It may, therefore, be easily imagined there is no scarcity of guides at the Colosseum, that wonder of all ages, which Martial thus eulogizes:	По этому можно судить, есть ли недостаток в проводниках по Колизею, этому памятнику среди памятников, о котором Марциал сказал:
"Let Memphis cease to boast the barbarous miracles of her pyramids, and the wonders of Babylon be talked of no more among us; all must bow to the superiority of the gigantic labor of the Caesars, and the many voices of Fame spread far and wide the surpassing merits of this incomparable monument."	"Да не похваляется перед нами Мемфис варварским чудом своих пирамид, да не воспевают чудес Вавилона; все должно склониться перед безмерным сооружением амфитеатра цезарей, и все хвалебные голоса должны слиться воедино, чтобы воспеть славу этому памятнику".
As for Albert and Franz, they essayed not to escape from their ciceronian tyrants; and, indeed, it would have been so much the more difficult to break their bondage, as the guides alone are permitted to visit these monuments with torches in their hands.	Франц и Альбер даже не пытались избавиться от тирании римских чичероне, которые к тому же одни имеют право ходить по Колизею с факелами.
Thus, then, the young men made no attempt at resistance, but blindly and confidingly surrendered themselves into the care and custody of their conductors.	Поэтому они не противились и отдались в полную власть своих проводников.

Albert had already made seven or eight similar excursions to the Colosseum, while his less favored companion trod for the first time in his life the classic ground forming the monument of Flavius Vespasian; and, to his credit be it spoken, his mind, even amid the glib loquacity of the guides, was duly and deeply touched with awe and enthusiastic admiration of all he saw; and certainly no adequate notion of these stupendous ruins can be formed save by such as have visited them, and more especially by moonlight, at which time the vast proportions of the building appear twice as large when viewed by the mysterious beams of a southern moonlit sky, whose rays are sufficiently clear and vivid to light the horizon with a glow equal to the soft twilight of an eastern clime.	Франц уже был знаком с этой прогулкой, потому что успел совершить ее раз десять. Но его спутник, менее искушенный, впервые вступал в это здание, воздвигнутое Флавием Веспасианом, и надо сказать к его чести, что, несмотря на невежественную болтовню гидов, впечатление, произведенное на него Колизеем, было огромно. В самом деле, нельзя, не увидав это зрелище своими глазами, составить себе понятие о величии древних руин, особенно когда они кажутся еще более гигантскими от таинственного света южной луны, который может поспорить с вечерним светом запада.
Scarcely, therefore, had the reflective Franz walked a hundred steps beneath the interior porticoes of the ruin, than, abandoning Albert to the guides (who would by no means yield their prescriptive right of carrying their victims through the routine regularly laid down, and as regularly followed by them, but dragged the unconscious visitor to the various objects with a pertinacity that admitted of no appeal, beginning, as a matter of course, with the Lions' Den, and finishing with Caesar's "Podium,"), to escape a jargon and mechanical survey of the wonders by which he was surrounded, Franz ascended a half-dilapidated staircase, and, leaving them to follow their monotonous round, seated himself at the foot of a column, and immediately opposite a large aperture, which permitted him to enjoy a full and undisturbed view of the gigantic dimensions of the majestic ruin.	Задумчиво пройдя шагов сто под внутренними портиками, Франц предоставил Альбера проводникам, настаивавшим на своем неотъемлемом праве показать ему во всех подробностях львиный ров, помещение для гладиаторов и подиум цезарей; он поднялся по полуразрушенной лестнице и, пока те проделывали свой раз навсегда установленный путь, попросту сел в тени колонны, против отверстия, в которое можно было видеть гранитного великана во всем его величии.
Franz had remained for nearly a quarter of an hour perfectly hidden by the shadow of the vast column at whose base he had found a resting-place, and from whence his eyes followed the motions of Albert and his guides, who, holding torches in their hands, had emerged from a vomitarium at the opposite extremity of the Colosseum, and then again disappeared down the steps conducting to the seats reserved for the Vestal virgins, resembling, as they glided along, some restless shades following the flickering glare of so many ignes-fatui.	Франц просидел с четверть часа в тени колонны, следя глазами за Альбером и его факелоносцами, которые, выйдя из вомитория, помещающегося на противоположном конце Колизея, спускались, словно тени за блуждающим огоньком, со ступеньки на ступеньку к местам, отведенным для весталок.
All at once his ear caught a sound resembling that of a stone rolling down the staircase opposite the one by which he had himself ascended.	Вдруг ему послышалось, что в глубь Колизея скатился камень, отделившийся от лестницы, расположенной рядом с той, по которой он поднялся.
There was nothing remarkable in the circumstance of a fragment of granite giving way and falling heavily below; but it seemed to him that the substance that fell gave way beneath the pressure of a foot, and also that some one, who endeavored as much as possible to prevent his footsteps from being heard, was approaching the spot where he sat.	Камень, сорвавшийся под ногою времени и скатившийся в пропасть, конечно, не редкость; но на этот раз Францу показалось, что камень покатился из-под ноги человека; ему даже послышался неясный шум шагов; было очевидно, что кто-то идет по лестнице, стараясь ступать как можно тише.

Conjecture soon became certainty, for the figure of a man was distinctly visible to Franz, gradually emerging from the staircase opposite, upon which the moon was at that moment pouring a full tide of silvery brightness.	И в самом деле через минуту показалась человеческая фигура, выходящая из тени, по мере того как она поднималась; верхняя ступень лестницы была освещена луной, тогда как остальные, чем дальше уходили вниз, тем больше погружались в темноту.
The stranger thus presenting himself was probably a person who, like Franz, preferred the enjoyment of solitude and his own thoughts to the frivolous gabble of the guides. And his appearance had nothing extraordinary in it; but the hesitation with which he proceeded, stopping and listening with anxious attention at every step he took, convinced Franz that he expected the arrival of some person.	То мог быть такой же путешественник, как и он, предпочитающий уединенное созерцание глупой болтовне чичероне, и потому в его появлении не было ничего удивительного; но по тому, с какою нерешительностью он всходил на последние ступени, по тому, как он, прислушиваясь, остановился на площадке, Франц понял, что он пришел сюда с какой-то целью и кого-то поджидает.
By a sort of instinctive impulse, Franz withdrew as much as possible behind his pillar.	Инстинктивно Франц спрятался за колонну.
About ten feet from the spot where he and the stranger were, the roof had given way, leaving a large round opening, through which might be seen the blue vault of heaven, thickly studded with stars.	На высоте десяти футов от земли был круглый пролом, в котором виднелось усеянное звездами небо.
Around this opening, which had, possibly, for ages permitted a free entrance to the brilliant moonbeams that now illumined the vast pile, grew a quantity of creeping plants, whose delicate green branches stood out in bold relief against the clear azure of the firmament, while large masses of thick, strong fibrous shoots forced their way through the chasm, and hung floating to and fro, like so many waving strings.	Вокруг этого отверстия, через которое, быть может, уже несколько столетий лился лунный свет, рос мелкий кустарник, чьи нежные зеленые листья четко вырисовывались на бледной лазури небосвода; с верхнего выступа свешивались большие лианы и могучие побеги плюща, похожие на развевающиеся на ветру снасти.
The person whose mysterious arrival had attracted the attention of Franz stood in a kind of half-light, that rendered it impossible to distinguish his features, although his dress was easily made out. He wore a large brown mantle, one fold of which, thrown over his left shoulder, served likewise to mask the lower part of his countenance, while the upper part was completely hidden by his broad-brimmed hat.	Посетитель, таинственное появление которого привлекло внимание Франца, стоял в полутьме, скрывавшей его черты, но все же можно было рассмотреть его костюм; он был завернут в широкий темный плащ; одна пола, перекинутая через левое плечо, закрывала нижнюю часть его лица; лоб и глаза были скрыты широкополой шляпой.
The lower part of his dress was more distinctly visible by the bright rays of the moon, which, entering through the broken ceiling, shed their refulgent beams on feet cased in elegantly made boots of polished leather, over which descended fashionably cut trousers of black cloth.	В свете косых лучей, проникавших в пролом, видны были черные панталоны, изящно падавшие на лакированные башмаки.
From the imperfect means Franz had of judging, he could only come to one conclusion,-that the person whom he was thus watching certainly belonged to no inferior station of life.	Этот человек, несомненно, принадлежал если не к аристократическому, то, во всяком случае, к высшему обществу.

Some few minutes had elapsed, and the stranger began to show manifest signs of impatience, when a slight noise was heard outside the aperture in the roof, and almost immediately a dark shadow seemed to obstruct the flood of light that had entered it, and the figure of a man was clearly seen gazing with eager scrutiny on the immense space beneath him; then, as his eye caught sight of him in the mantle, he grasped a floating mass of thickly matted boughs, and glided down by their help to within three or four feet of the ground, and then leaped lightly on his feet.	Он простоял еще несколько минут и уже начал довольно заметно проявлять нетерпение, как вдруг на верхнем выступе послышался слабый шум. В тот же миг какая-то тень заслонила свет луны, над проломом показался человек, пристально вгляделся в темноту и, по-видимому, заметил незнакомца в плаще; тогда он схватился за свисающие лианы, спустился по ним и, очутившись футах в трех от земли, легко спрыгнул вниз.
The man who had performed this daring act with so much indifference wore the Transtevere costume.	Он был одет в полный костюм транстеверинца.[26]
"I beg your excellency's pardon for keeping you waiting," said the man, in the Roman dialect, "but I don't think I'm many minutes after my time, ten o'clock has just struck on the Lateran."	- Прошу извинить меня, ваша милость, что я заставил вас ждать, - сказал он на римском диалекте. - Но я опоздал только на несколько минут. Сейчас пробило десять на башне Сан-Джованни-ин-Латерано.
"Say not a word about being late," replied the stranger in purest Tuscan; "'tis I who am too soon. But even if you had caused me to wait a little while, I should have felt quite sure that the delay was not occasioned by any fault of yours."	- Вы не опоздали, это я пришел раньше, - отвечал незнакомец на чистейшем тосканском наречии. -Поэтому не смущайтесь; если бы вы и опоздали, это было бы не по вашей вине, я знаю.
"Your excellency is perfectly right in so thinking," said the man; "I came here direct from the Castle of St. Angelo, and I had an immense deal of trouble before I could get a chance to speak to Beppo."	- И ваша милость не ошиблись, я сейчас из замка Святого Ангела, мне с большим трудом удалось поговорить с Беппо.
"And who is Beppo?"	- Кто это Беппо?
"Oh, Beppo is employed in the prison, and I give him so much a year to let me know what is going on within his holiness's castle."	- Это надзиратель тюрьмы; я плачу ему небольшое жалованье, и он извещает меня обо всем, что творится в замке его святейшества.
"Indeed! You are a provident person, I see."	- Я вижу, вы человек предусмотрительный!
"Why, you see, no one knows what may happen.	- А как же иначе, ваша милость! Почем знать, что может случиться?
Perhaps some of these days I may be entrapped, like poor Peppino and may be very glad to have some little nibbling mouse to gnaw the meshes of my net, and so help me out of prison."	Может быть, и меня когда-нибудь поймают, как бедного Пеппино, и мне нужна будет крыса, чтобы перегрызть веревки.
"Briefly, what did you glean?"	- Короче говоря, что вы узнали?
"That two executions of considerable interest will take place the day after to-morrow at two o'clock, as is customary at Rome at the commencement of all great festivals. One of the culprits will be mazzolato; [*] he is an atrocious villain, who murdered the priest who brought him up, and deserves not the smallest pity. The other sufferer is sentenced to be decapitato; [**] and he, your excellency, is poor Peppino." * Knocked on the head. ** Beheaded.	- Две казни назначены на вторник, в два часа, как принято в Риме перед большими праздниками; один будет mazzolato; [27] это негодяй, убивший священника, который его воспитал, - он не стоит внимания; другой будет decapitato; [28] это и есть наш бедный Пеппино.

"The fact is, that you have inspired not only the pontifical government, but also the neighboring states, with such extreme fear, that they are glad of all opportunity of making an example."	- Что делать, дорогой мой? Вы нагнали такой страх не только на папское правительство, но и на соседние государства, что власти хотят во что бы то ни стало примерно наказать его.
"But Peppino did not even belong to my band: he was merely a poor shepherd, whose only crime consisted in furnishing us with provisions."	- Но ведь Пеппино даже не был в моей шайке; это- бедный пастух, он виноват только в том, что приносил нам припасы.
"Which makes him your accomplice to all intents and purposes.	- Это сделало его вашим сообщником.
But mark the distinction with which he is treated; instead of being knocked on the head as you would be if once they caught hold of you, he is simply sentenced to be guillotined, by which means, too, the amusements of the day are diversified, and there is a spectacle to please every spectator."	Но вы видите, что ему оказали снисхождение. Если когда-нибудь поймают вас, вам размозжат голову, а его только гильотинируют. К тому же это внесет некоторое разнообразие в столь развлекательное зрелище и удовлетворит все вкусы.
"Without reckoning the wholly unexpected one I am preparing to surprise them with."	- Но зрелище, которое я уготовил публике и которого она совсем не ожидает, будет еще занимательнее, - возразил транстеверинец.
"My good friend," said the man in the cloak, "excuse me for saying that you seem to me precisely in the mood to commit some wild or extravagant act."	- Любезный друг, - отвечал человек в плаще, -разрешите сказать вам, что вы как будто затеваете какую-то глупость.
"Perhaps I am; but one thing I have resolved on, and that is, to stop at nothing to restore a poor devil to liberty, who has got into this scrape solely from having served me. I should hate and despise myself as a coward did I desert the brave fellow in his present extremity."	- Я готов на все, чтобы спасти Пеппино, который попал в беду за то, что служил мне; клянусь мадонной, я счел бы себя трусом, если бы ничего не сделал для этого честного малого.
"And what do you mean to do?"	- И что же вы задумали?
"To surround the scaffold with twenty of my best men, who, at a signal from me, will rush forward directly Peppino is brought for execution, and, by the assistance of their stilettos, drive back the guard, and carry off the prisoner."	- Я поставлю человек двадцать около эшафота, и, когда поведут Пеппино, я подам знак, мы бросимся на конвой с кинжалами и похитим его.
"That seems to me as hazardous as uncertain, and convinces me that my scheme is far better than yours."	- Это очень рискованный способ, и мне думается, что мой план лучше вашего.
"And what is your excellency's project?"	- А какой план у вашей милости?
"Just this. I will so advantageously bestow 2,000 piastres, that the person receiving them shall obtain a respite till next year for Peppino; and during that year, another skilfully placed 1,000 piastres will afford him the means of escaping from his prison."	- Я дам две тысячи пиастров одному человеку, и он выхлопочет, чтобы казнь Пеппино отложили до будущего года; а в течение этого года я дам еще тысячу пиастров другому лицу, и он поможет Пеппино бежать из тюрьмы.
"And do you feel sure of succeeding?"	- И вы уверены в успехе?
"Pardieu!" exclaimed the man in the cloak, suddenly expressing himself in French.	- Pardieu,[29] - сказал человек в плаще.
"What did your excellency say?" inquired the other.	- Что вы сказали? - переспросил транстеверинец.

"I said, my good fellow, that I would do more single-handed by the means of gold than you and all your troop could effect with stilettos, pistols, carbines, and blunderbusses included.	- Я говорю, друг мой, что я один, при помощи моего золота, сделаю больше, чем вы и все ваши люди, вооруженные кинжалами, пистолетами, карабинами и мушкетами.
Leave me, then, to act, and have no fears for the result."	Поэтому предоставьте это дело мне.
"At least, there can be no harm in myself and party being in readiness, in case your excellency should fail."	- Извольте; но если у вас ничего не выйдет, мы все-таки будем наготове.
"None whatever. Take what precautions you please, if it is any satisfaction to you to do so; but rely upon my obtaining the reprieve I seek."	- Будьте наготове, если вам так хочется; но можете не сомневаться, что я добьюсь помилования.
"Remember, the execution is fixed for the day after tomorrow, and that you have but one day to work in."	- Не забудьте, что вторник - это послезавтра; вам остается только один день.
"And what of that?	- Так что же?
Is not a day divided into twenty-four hours, each hour into sixty minutes, and every minute sub-divided into sixty seconds? Now in 86,400 seconds very many things can be done."	День состоит из двадцати четырех часов, час из шестидесяти минут, минута из шестидесяти секунд; в восемьдесят шесть тысяч четыреста секунд можно многое сделать.
"And how shall I know whether your excellency has succeeded or not."	- Если вашей милости все удастся, то как мы об этом узнаем?
"Oh, that is very easily arranged.	- Очень просто.
I have engaged the three lower windows at the Cafe Rospoli; should I have obtained the requisite pardon for Peppino, the two outside windows will be hung with yellow damasks, and the centre with white, having a large cross in red marked on it."	Я занял три крайних окна в кафе Росполи; если я выхлопочу помилование, то два боковых окна будут затянуты желтой камкой, а среднее - белой с красным крестом.
"And whom will you employ to carry the reprieve to the officer directing the execution?"	- Отлично. А как вы передадите бумагу о помиловании?
"Send one of your men, disguised as a penitent friar, and I will give it to him.	- Пришлите ко мне одного из ваших людей в одежде пилигрима.
His dress will procure him the means of approaching the scaffold itself, and he will deliver the official order to the officer, who, in his turn, will hand it to the executioner; in the meantime, it will be as well to acquaint Peppino with what we have determined on, if it be only to prevent his dying of fear or losing his senses, because in either case a very useless expense will have been incurred."	Благодаря своему наряду он проберется к эшафоту и передаст буллу главе братства, который и вручит ее палачу. Тем временем дайте знать Пеппино, а то он еще умрет от страха или сойдет с ума, и выйдет, что мы даром на него потратились.
"Your excellency," said the man, "you are fully persuaded of my entire devotion to you, are you not?"	- Послушайте, ваша милость, я предан вам всей душой, вы это знаете.
"Nay, I flatter myself that there can be no doubt of it," replied the cavalier in the cloak.	- Надеюсь, что так.

"Well, then, only fulfil your promise of rescuing Peppino, and henceforward you shall receive not only devotion, but the most absolute obedience from myself and those under me that one human being can render to another."	- Так вот, если вы спасете Пеппино, то это будет уже не преданность, а повиновение.
"Have a care how far you pledge yourself, my good friend, for I may remind you of your promise at some, perhaps, not very distant period, when I, in my turn, may require your aid and influence."	- Не говори необдуманно, друг мой. Быть может, я тебе когда-нибудь напомню о твоих словах, потому что и ты можешь мне когда-нибудь понадобиться.
"Let that day come sooner or later, your excellency will find me what I have found you in this my heavy trouble; and if from the other end of the world you but write me word to do such or such a thing, you may regard it as done, for done it shall be, on the word and faith of"-	- Я явлюсь в нужный час, ваша милость, как вы пришли сюда сегодня; будь вы хоть на краю света, вам стоит только написать мне: "Сделай то-то" - и я это сделаю так же верно, как меня зовут...
"Hush!" interrupted the stranger; "I hear a noise."	- ТТТттт! - прошептал человек в плаще. - Я слышу шаги...
"'Tis some travellers, who are visiting the Colosseum by torchlight."	- Это путешественники с факелами осматривают Колизей.
"'Twere better we should not be seen together; those guides are nothing but spies, and might possibly recognize you; and, however I may be honored by your friendship, my worthy friend, if once the extent of our intimacy were known, I am sadly afraid both my reputation and credit would suffer thereby."	- Не нужно, чтобы они видели нас вместе. Все эти чичероне - сыщики, они могут узнать вас. И, как ни лестна мне ваша дружба, дорогой мой, но если узнают, что мы с вами так хорошо знакомы, я сильно опасаюсь, как бы мой престиж не пострадал.
"Well, then, if you obtain the reprieve?"	- Итак, если вы добьетесь отсрочки казни...
"The middle window at the Cafe Rospoli will be hung with white damask, bearing a red cross."	- Среднее окно будет затянуто белой камкой с красным крестом.
"And if you fail?"	- А если не добьетесь?
"Then all three windows will have yellow draperies."	- Все три окна будут желтые.
"And then?"	- И тогда...
"And then, my good fellow, use your daggers in any way you please, and I further promise you to be there as a spectator of your prowess."	- Тогда, любезный друг, пускайте в ход ваши кинжалы, я даже сам приду полюбоваться на вас.
"We understand each other perfectly, then.	- До свидания, ваша милость.
Adieu, your excellency; depend upon me as firmly as I do upon you."	Я рассчитываю на вас, и вы рассчитывайте на меня.
Saying these words, the Transteverin disappeared down the staircase, while his companion, muffling his features more closely than before in the folds of his mantle, passed almost close to Franz, and descended to the arena by an outward flight of steps.	С этими словами транстеверинец исчез на лестнице, а человек в плаще, еще ниже надвинув шляпу на лоб, прошел в двух шагах от Франца и спокойно спустился на арену.
The next minute Franz heard himself called by Albert, who made the lofty building re-echo with the sound of his friend's name.	Через секунду из темноты прозвучало имя Франца: его звал Альбер.

Franz, however, did not obey the summons till he had satisfied himself that the two men whose conversation he had overheard were at a sufficient distance to prevent his encountering them in his descent.	Франц повременил с ответом, пока оба незнакомца не отошли подальше, не желая открывать им, что они беседовали при свидетеле, который, правда, не видел их лиц, но зато не пропустил ни слова.
In ten minutes after the strangers had departed, Franz was on the road to the Piazza de Spagni, listening with studied indifference to the learned dissertation delivered by Albert, after the manner of Pliny and Calpurnius, touching the iron-pointed nets used to prevent the ferocious beasts from springing on the spectators.	Десять минут спустя Франц уже сидел в экипаже; по дороге в гостиницу он, позабыв всякую учтивость, еле слушал ученую диссертацию Альбера, который, опираясь на Плиния и Кальпурния, рассуждал о сетках с железными остриями, препятствовавших диким зверям бросаться на зрителей.
Franz let him proceed without interruption, and, in fact, did not hear what was said; he longed to be alone, and free to ponder over all that had occurred.	Франц не противоречил приятелю. Ему хотелось поскорее остаться одному и, ничем не отвлекаясь, поразмыслить о том, что он только что слышал.
One of the two men, whose mysterious meeting in the Colosseum he had so unintentionally witnessed, was an entire stranger to him, but not so the other; and though Franz had been unable to distinguish his features, from his being either wrapped in his mantle or obscured by the shadow, the tones of his voice had made too powerful an impression on him the first time he had heard them for him ever again to forget them, hear them when or where he might.	Из двух виденных им людей один был ему совершенно незнаком, но с другим дело обстояло иначе; хотя Франц не рассмотрел его лица, либо остававшегося в тени, либо закрытого плащом, но звук этого голоса так поразил его в тот раз, когда он внимал ему впервые, что он не мог не узнать его тотчас же.
It was more especially when this man was speaking in a manner half jesting, half bitter, that Franz's ear recalled most vividly the deep sonorous, yet well-pitched voice that had addressed him in the grotto of Monte Cristo, and which he heard for the second time amid the darkness and ruined grandeur of the Colosseum.	Особенно в насмешливых интонациях этого голоса было что-то резкое и металлическое, что заставило содрогнуться Франца в Колизее, как он содрогался в пещере Монте-Кристо.
And the more he thought, the more entire was his conviction, that the person who wore the mantle was no other than his former host and entertainer, "Sinbad the Sailor."	Франц ни минуты не сомневался, что этот человек не кто иной, как Синдбад-мореход.
Under any other circumstances, Franz would have found it impossible to resist his extreme curiosity to know more of so singular a personage, and with that intent have sought to renew their short acquaintance; but in the present instance, the confidential nature of the conversation he had overheard made him, with propriety, judge that his appearance at such a time would be anything but agreeable.	При любых других обстоятельствах он открыл бы свое присутствие этому человеку, пробудившему в нем сильнейшее любопытство; но слышанная им беседа была слишком интимного свойства, и он справедливо опасался, что не доставит своим появлением никакого удовольствия.
As we have seen, therefore, he permitted his former host to retire without attempting a recognition, but fully promising himself a rich indemnity for his present forbearance should chance afford him another opportunity.	Поэтому он дал Синдбаду удалиться, не остановив его, но твердо решил при следующей встрече не упускать случая.
In vain did Franz endeavor to forget the many perplexing thoughts which assailed him; in vain did he court the refreshment of sleep.	Франц был так поглощен своими мыслями, что не мог заснуть.

Slumber refused to visit his eyelids and the night was passed in feverish contemplation of the chain of circumstances tending to prove the identity of the mysterious visitant to the Colosseum with the inhabitant of the grotto of Monte Cristo; and the more he thought, the firmer grew his opinion on the subject.	Всю ночь он перебирал в уме разные обстоятельства, касавшиеся хозяина пещеры и незнакомца в Колизее и доказывавшие, что эти два человека одно и то же лицо; и чем больше Франц думал, тем больше утверждался в своем мнении.
Worn out at length, he fell asleep at daybreak, and did not awake till late.	Он заснул под утро и потому проснулся поздно.
Like a genuine Frenchman, Albert had employed his time in arranging for the evening's diversion; he had sent to engage a box at the Teatro Argentino; and Franz, having a number of letters to write, relinquished the carriage to Albert for the whole of the day.	Альбер, как истый парижанин, уже успел позаботиться о вечере и послал за ложей в театр Арджентина. Францу надо было написать письма в Париж, и потому он на весь день предоставил экипаж Альберу.
At five o'clock Albert returned, delighted with his day's work; he had been occupied in leaving his letters of introduction, and had received in return more invitations to balls and routs than it would be possible for him to accept; besides this, he had seen (as he called it) all the remarkable sights at Rome.	В пять часов Альбер вернулся; он развез рекомендательные письма, получил приглашения на все вечера и осмотрел достопримечательности Рима.
Yes, in a single day he had accomplished what his more serious-minded companion would have taken weeks to effect.	На все это Альберу хватило одного дня.
Neither had he neglected to ascertain the name of the piece to be played that night at the Teatro Argentino, and also what performers appeared in it.	Он даже успел узнать, какую дают пьесу и какие актеры играют.
The opera of	Давали
"Parisina" was announced for representation, and the principal actors were Coselli, Moriani, and La Specchia.	"Паризину"; играли Козелли, Мориани и г-жа Шпех.
The young men, therefore, had reason to consider themselves fortunate in having the opportunity of hearing one of the best works by the composer of	Молодым людям повезло; их ждало представление одной из лучших опер автора
"Lucia di Lammermoor," supported by three of the most renowned vocalists of Italy.	"Лючии Ламмермурской" в исполнении трех лучших артистов Италии.
Albert had never been able to endure the Italian theatres, with their orchestras from which it is impossible to see, and the absence of balconies, or open boxes; all these defects pressed hard on a man who had had his stall at the Bouffes, and had shared a lower box at the Opera.	Альбер, имевший свое кресло в Буффе и место в ложе бенуара в Опере, никак не мог примириться с итальянскими театрами, где не принято сидеть в оркестре и нет ни балконов, ни открытых лож.
Still, in spite of this, Albert displayed his most dazzling and effective costumes each time he visited the theatres; but, alas, his elegant toilet was wholly thrown away, and one of the most worthy representatives of Parisian fashion had to carry with him the mortifying reflection that he had nearly overrun Italy without meeting with a single adventure.	Однако это не мешало ему облачаться в ослепительный наряд всякий раз, когда он ездил с Францем в театр; но все было тщетно; к стыду одного из достойнейших представителей парижской светской молодежи, надо сознаться, что за четыре месяца скитаний по Италии Альбер не завязал ни одной интриги.

Sometimes Albert would affect to make a joke of his want of success; but internally he was deeply wounded, and his self-love immensely piqued, to think that Albert de Morcerf, the most admired and most sought after of any young person of his day, should thus be passed over, and merely have his labor for his pains.	Альбер иной раз пробовал шутить на этот счет; но в душе он был чрезвычайно раздосадован: как это он, Альбер де Морсер, один из самых блестящих молодых людей, все еще пребывает в ожидании.
And the thing was so much the more annoying, as, according to the characteristic modesty of a Frenchman, Albert had quitted Paris with the full conviction that he had only to show himself in Italy to carry all before him, and that upon his return he should astonish the Parisian world with the recital of his numerous love-affairs.	Неудача была тем чувствительнее, что по скромности, присущей нашим милейшим соотечественникам, Альбер не сомневался, что будет иметь в Италии огромный успех и по возвращении в Париж пленит весь Гантский бульвар рассказами о своих победах.
Alas, poor Albert! none of those interesting adventures fell in his way; the lovely Genoese, Florentines, and Neapolitans were all faithful, if not to their husbands, at least to their lovers, and thought not of changing even for the splendid appearance of Albert de Morcerf; and all he gained was the painful conviction that the ladies of Italy have this advantage over those of France, that they are faithful even in their infidelity.	Увы! Он жестоко ошибся: прелестные генуэзские, флорентийские и римские графини стойко хранили верность если не своим мужьям, то своим любовникам, и Альбер вынес горькое убеждение, что итальянки - и в этом преимущество их перед француженками - верны своей неверности.
Yet he could not restrain a hope that in Italy, as elsewhere, there might be an exception to the general rule.	Разумеется, трудно утверждать, что в Италии, как и повсюду, нет исключений.
Albert, besides being an elegant, well-looking young man, was also possessed of considerable talent and ability; moreover, he was a viscount-a recently created one, certainly, but in the present day it is not necessary to go as far back as Noah in tracing a descent, and a genealogical tree is equally estimated, whether dated from 1399 or merely 1815; but to crown all these advantages, Albert de Morcerf commanded an income of 50,000 livres, a more than sufficient sum to render him a personage of considerable importance in Paris.	А между тем Альбер был юноша не только в высшей степени элегантный, но и весьма остроумный; притом он был виконт; правда, виконт новоиспеченный; но в наши дни, когда не требуется доказывать свою доблесть, не все ли равно считать свой род с 1399 или с 1815 года? Вдобавок он имел пятьдесят тысяч ливров годового дохода. Таким образом, он в избытке обладал всем, что нужно, чтобы стать баловнем парижского света.
It was therefore no small mortification to him to have visited most of the principal cities in Italy without having excited the most trifling observation.	И ему было немного стыдно сознавать, что ни в одном из городов, где он побывал, на него не обратили должного внимания.
Albert, however, hoped to indemnify himself for all these slights and indifferences during the Carnival, knowing full well that among the different states and kingdoms in which this festivity is celebrated, Rome is the spot where even the wisest and gravest throw off the usual rigidity of their lives, and deign to mingle in the follies of this time of liberty and relaxation.	Впрочем, он рассчитывал вознаградить себя в Риме, ибо карнавал во всех странах света, сохранивших этот похвальный обычай, есть пора свободы, когда люди самых строгих правил разрешают себе безумства.
The Carnival was to commence on the morrow; therefore Albert had not an instant to lose in setting forth the programme of his hopes, expectations, and claims to notice.	А так как карнавал начинался на следующий день, то Альберу надлежало заранее показать себя во всем блеске.

With this design he had engaged a box in the most conspicuous part of the theatre, and exerted himself to set off his personal attractions by the aid of the most rich and elaborate toilet.	С этой целью Альбер занял одну из самых заметных лож в первом ярусе и оделся с особенной тщательностью.
The box taken by Albert was in the first circle; although each of the three tiers of boxes is deemed equally aristocratic, and is, for this reason, generally styled the "nobility's boxes," and although the box engaged for the two friends was sufficiently capacious to contain at least a dozen persons, it had cost less than would be paid at some of the French theatres for one admitting merely four occupants.	Кстати сказать, первый ярус считается столь же аристократическим, как бенуар и бельэтаж. Впрочем, эта ложа, в которой свободно могли поместиться двенадцать человек, стоила друзьям дешевле, чем ложа на четверых в театре Амбигю.
Another motive had influenced Albert's selection of his seat,-who knew but that, thus advantageously placed, he might not in truth attract the notice of some fair Roman, and an introduction might ensue that would procure him the offer of a seat in a carriage, or a place in a princely balcony, from which he might behold the gayeties of the Carnival?	Альбер питал еще другую надежду: если ему удастся завладеть сердцем прелестной римлянки, то ему, по всей вероятности, будет предложено место в карете, и, следовательно, он увидит карнавал из аристократического экипажа или с княжеского балкона.
These united considerations made Albert more lively and anxious to please than he had hitherto been.	Благодаря всем этим соображениям Альбер был особенно оживлен в этот вечер.
Totally disregarding the business of the stage, he leaned from his box and began attentively scrutinizing the beauty of each pretty woman, aided by a powerful opera-glass; but, alas, this attempt to attract notice wholly failed; not even curiosity had been excited, and it was but too apparent that the lovely creatures, into whose good graces he was desirous of stealing, were all so much engrossed with themselves, their lovers, or their own thoughts, that they had not so much as noticed him or the manipulation of his glass.	Он сидел спиной к сцене, высовывался до половины из ложи и смотрел на всех хорошеньких женщин в шестидюймовый бинокль. Но, как ни усердствовал Альбер, ни одна красавица не наградила его взглядом хотя бы из любопытства.
The truth was, that the anticipated pleasures of the Carnival, with the "holy week" that was to succeed it, so filled every fair breast, as to prevent the least attention being bestowed even on the business of the stage. The actors made their entries and exits unobserved or unthought of; at certain conventional moments, the spectators would suddenly cease their conversation, or rouse themselves from their musings, to listen to some brilliant effort of Moriani's, a well-executed recitative by Coselli, or to join in loud applause at the wonderful powers of La Specchia; but that momentary excitement over, they quickly relapsed into their former state of preoccupation or interesting conversation.	Зрители разговаривали о делах, о своих любовных похождениях, о званых обедах, о завтрашнем карнавале, не обращая внимания ни на певцов, ни на спектакль, кроме отдельных мест, когда все оборачивались лицом к сцене, чтобы послушать речитатив Козелли, или похлопать Мориани, или крикнуть "браво" певице Шпех, после чего снова возвращались к прерванной беседе.
Towards the close of the first act, the door of a box which had been hitherto vacant was opened; a lady entered to whom Franz had been introduced in Paris, where indeed, he had imagined she still was.	В конце первого акта дверь пустовавшей до тех пор ложи отворилась и вошла дама, в которой Франц узнал свою знакомую; он имел честь быть ей представленным в Париже и думал, что она еще во Франции.

The quick eye of Albert caught the involuntary start with which his friend beheld the new arrival, and, turning to him, he said hastily,	Альбер заметил невольное движение своего приятеля и, обернувшись к нему, спросил:
"Do you know the woman who has just entered that box?"	- Вы знакомы с этой женщиной?
"Yes; what do you think of her?"	- Да; она вам нравится?
"Oh, she is perfectly lovely-what a complexion!	- Она очаровательна, дорогой мой, и к тому же блондинка.
And such magnificent hair!	Какие дивные волосы!
Is she French?"	Она француженка?
"No; a Venetian."	- Нет, венецианка.
"And her name is-"	- А как ее зовут?
"Countess G--."	- Графиня Г.
"Ah, I know her by name!" exclaimed Albert; "she is said to possess as much wit and cleverness as beauty.	- Я знаю ее по имени, - сказал Альбер, - говорят, она не только красива, но и умна.
I was to have been presented to her when I met her at Madame Villefort's ball."	Подумать только, что я мог познакомиться с ней на последнем балу у госпожи де Вильфор и не сделал этого! Какого же я дурака свалял!
"Shall I assist you in repairing your negligence?" asked Franz.	- Хотите, я исправлю эту ошибку? - спросил Франц.
"My dear fellow, are you really on such good terms with her as to venture to take me to her box?"	- Вы с ней так коротки, что можете привести меня к ней в ложу?
"Why, I have only had the honor of being in her society and conversing with her three or four times in my life; but you know that even such an acquaintance as that might warrant my doing what you ask."	- Я имел честь раза три беседовать с ней. Вы знаете, что этого вполне достаточно, чтобы такой визит не показался наглостью.
At that instant, the countess perceived Franz, and graciously waved her hand to him, to which he replied by a respectful inclination of the head.	В эту минуту графиня заметила Франца и приветливо помахала ему рукой; он ответил почтительным поклоном.
"Upon my word," said Albert, "you seem to be on excellent terms with the beautiful countess."	- Я вижу, вы с ней в наилучших отношениях, -сказал Альбер.
"You are mistaken in thinking so," returned Franz calmly; "but you merely fall into the same error which leads so many of our countrymen to commit the most egregious blunders,-I mean that of judging the habits and customs of Italy and Spain by our Parisian notions; believe me, nothing is more fallacious than to form any estimate of the degree of intimacy you may suppose existing among persons by the familiar terms they seem upon; there is a similarity of feeling at this instant between ourselves and the countess-nothing more."	- Вот вы и ошиблись. Французы потому и делают тысячу глупостей за границей, что все подводят под свою парижскую мерку; когда вы находитесь в Испании или особенно в Италии, не судите никогда о короткости людей по свободе обращения. Мы с графиней просто чувствуем влечение друг к другу.
"Is there, indeed, my good fellow? Pray tell me, is it sympathy of heart?"	- Влечение сердца? - спросил, смеясь, Альбер.

"No; of taste," continued Franz gravely.	- Нет, ума, только и всего, - серьезно ответил Франц.
"And in what manner has this congeniality of mind been evinced?"	- И как это обнаружилось?
"By the countess's visiting the Colosseum, as we did last night, by moonlight, and nearly alone."	- Во время прогулки по Колизею, вроде той, которую мы совершили вместе с вами. - При лунном свете? - Да.
"You were with her, then?"	- Вдвоем?
"I was."	- Почти.
"And what did you say to her?"	- И вы говорили о...
"Oh, we talked of the illustrious dead of whom that magnificent ruin is a glorious monument!"	- О мертвых.
"Upon my word," cried Albert, "you must have been a very entertaining companion alone, or all but alone, with a beautiful woman in such a place of sentiment as the Colosseum, and yet to find nothing better a talk about than the dead! All I can say is, if ever I should get such a chance, the living should be my theme."	- Это, разумеется, очень занимательно, - сказал Альбер. - Но если я буду иметь счастье оказаться кавалером прекрасной графини во время такой прогулки, то, смею вас уверить, я буду говорить с ней только о живых!
"And you will probably find your theme ill-chosen."	- И, может быть, прогадаете.
"But," said Albert, breaking in upon his discourse, "never mind the past; let us only remember the present. Are you not going to keep your promise of introducing me to the fair subject of our remarks?"	- А пока вы меня представите ей, как обещали?
"Certainly, directly the curtain falls on the stage."	- Как только упадет занавес.
"What a confounded time this first act takes. I believe, on my soul, that they never mean to finish it."	- Когда же этот проклятый первый акт кончится?
"Oh, yes, they will; only listen to that charming finale. How exquisitely Coselli sings his part."	- Послушайте финал, он чудесный, и Козелли превосходно поет его.
"But what an awkward, inelegant fellow he is."	- Да, но какая фигура!
"Well, then, what do you say to La Specchia?	- Шпех прямо за душу хватает...
Did you ever see anything more perfect than her acting?"	- Вы понимаете, после того как слышал Зонтаг и Мадибран...
"Why, you know, my dear fellow, when one has been accustomed to Malibran and Sontag, such singers as these don't make the same impression on you they perhaps do on others." "At least, you must admire Moriani's style and execution."	- Разве вы не находите, что у Мориани прекрасная школа?
"I never fancied men of his dark, ponderous appearance singing with a voice like a woman's."	- Я не люблю, когда брюнеты поют, как блондины.
"My good friend," said Franz, turning to him, while Albert continued to point his glass at every box in the theatre, "you seem determined not to approve; you are really too difficult to please."	- Знаете, дорогой мой, - сказал Франц, отворачиваясь от Альбера, который не отводил бинокля от ложи графини, - на вас не угодишь!

The curtain at length fell on the performances, to the infinite satisfaction of the Viscount of Morcerf, who seized his hat, rapidly passed his fingers through his hair, arranged his cravat and wristbands, and signified to Franz that he was waiting for him to lead the way.	Наконец, к величайшему удовольствию виконта де Морсера, занавес упал; Альбер взял шляпу, поправил волосы, галстук и манжеты и объявил Францу, что ждет его.
Franz, who had mutely interrogated the countess, and received from her a gracious smile in token that he would be welcome, sought not to retard the gratification of Albert's eager impatience, but began at once the tour of the house, closely followed by Albert, who availed himself of the few minutes required to reach the opposite side of the theatre to settle the height and smoothness of his collar, and to arrange the lappets of his coat. This important task was just completed as they arrived at the countess's box.	Так как на вопросительный взгляд Франца графиня ответила знаком, что ожидает его, то он не замедлил удовлетворить нетерпеливое желание Альбера; вместе со своим приятелем, который на ходу расправлял складки на сорочке и лацканах фрака, он обогнул амфитеатр и постучал в ложу № 4, занятую графиней.
At the knock, the door was immediately opened, and the young man who was seated beside the countess, in obedience to the Italian custom, instantly rose and surrendered his place to the strangers, who, in turn, would be expected to retire upon the arrival of other visitors.	Тотчас же молодой человек, сидевший возле графини в аванложе, встал и, по итальянскому обычаю, уступил свое место новому гостю, который, в свою очередь, должен был уступить его, если бы явился другой посетитель.
Franz presented Albert as one of the most distinguished young men of the day, both as regarded his position in society and extraordinary talents; nor did he say more than the truth, for in Paris and the circle in which the viscount moved, he was looked upon and cited as a model of perfection.	Франц отрекомендовал Альбера как одного из самых блестящих по своему общественному положению и по уму молодых людей; что, впрочем, было вполне справедливо, ибо в Париже, в том обществе, где Альбер вращался, он слыл светским львом.
Franz added that his companion, deeply grieved at having been prevented the honor of being presented to the countess during her sojourn in Paris, was most anxious to make up for it, and had requested him (Franz) to remedy the past misfortune by conducting him to her box, and concluded by asking pardon for his presumption in having taken it upon himself to do so.	Франц прибавил, что Альбер в отчаянии оттого, что упустил случай быть представленным ей в Париже, умолил его исправить это упущение и что он просит графиню простить ему его смелость.
The countess, in reply, bowed gracefully to Albert, and extended her hand with cordial kindness to Franz; then, inviting Albert to take the vacant seat beside her, she recommended Franz to take the next best, if he wished to view the ballet, and pointed to the one behind her own chair.	В ответ графиня любезно поклонилась Альберу и пожала Францу руку, Альбер, по ее приглашению, сел на свободное место рядом с ней, а Франц поместился во втором ряду, позади графини.
Albert was soon deeply engrossed in discoursing upon Paris and Parisian matters, speaking to the countess of the various persons they both knew there.	Альбер нашел прекрасную тему для беседы: он заговорил о Париже и общих знакомых.
Franz perceived how completely he was in his element; and, unwilling to interfere with the pleasure he so evidently felt, took up Albert's glass, and began in his turn to survey the audience.	Франц понял, что друг его на верном пути и, взяв у него из рук гигантский бинокль, начал, в свою очередь, изучать зрительный зал.

Sitting alone, in the front of a box immediately opposite, but situated on the third row, was a woman of exquisite beauty, dressed in a Greek costume, which evidently, from the ease and grace with which she wore it, was her national attire.	У барьера одной из лож первого яруса сидела женщина необыкновенной красоты, одетая в восточный костюм, который она носила с такой непринужденностью, с какой носят только привычную одежду.
Behind her, but in deep shadow, was the outline of a masculine figure; but the features of this latter personage it was not possible to distinguish.	Позади нее, в полумраке, виднелся человек, лица которого нельзя было разглядеть.
Franz could not forbear breaking in upon the apparently interesting conversation passing between the countess and Albert, to inquire of the former if she knew who was the fair Albanian opposite, since beauty such as hers was well worthy of being observed by either sex.	Франц прервал разговор Альбера с графиней и спросил у нее, не знает ли она эту очаровательную албанку, которая достойна привлечь внимание не только мужчин, но даже женщин.
"All I can tell about her," replied the countess, "is, that she has been at Rome since the beginning of the season; for I saw her where she now sits the very first night of the season, and since then she has never missed a performance. Sometimes she is accompanied by the person who is now with her, and at others she is merely attended by a black servant."	- Нет, - сказала она, - знаю только, что она в Риме с начала сезона; на открытии театра я видела ее в этой же ложе, и за весь месяц она не пропустила ни одного спектакля; иногда ее сопровождает тот человек, который сейчас с нею, а иногда только слуга-негр.
"And what do you think of her personal appearance?"	- Как она вам нравится, графиня?
"Oh, I consider her perfectly lovely-she is just my idea of what Medora must have been."	- Очень хороша. Медора, должно быть, была похожа на нее.
Franz and the countess exchanged a smile, and then the latter resumed her conversation with Albert, while Franz returned to his previous survey of the house and company.	Франц и графиня обменялись улыбками; потом графиня возобновила разговор с Альбером, а Франц принялся разглядывать в бинокль красавицу албанку.
The curtain rose on the ballet, which was one of those excellent specimens of the Italian school, admirably arranged and put on the stage by Henri, who has established for himself a great reputation throughout Italy for his taste and skill in the choreographic art-one of those masterly productions of grace, method, and elegance in which the whole corps de ballet, from the principal dancers to the humblest supernumerary, are all engaged on the stage at the same time; and a hundred and fifty persons may be seen exhibiting the same attitude, or elevating the same arm or leg with a simultaneous movement, that would lead you to suppose that but one mind, one act of volition, influenced the moving mass-the ballet was called	Начался балет, превосходный итальянский балет, поставленный знаменитым Анри, который снискал в Италии огромную славу, погибшую в плавучем театре; один из тех балетов, в которых все, от первого танцовщика до последнего статиста, принимают такое деятельное участие, что полтораста человек делают одновременно один и тот же жест и все вместе поднимают ту же руку или ту же ногу. Балет назывался
"Poliska."	"Полиска".

However much the ballet might have claimed his attention, Franz was too deeply occupied with the beautiful Greek to take any note of it; while she seemed to experience an almost childlike delight in watching it, her eager, animated looks contrasting strongly with the utter indifference of her companion, who, during the whole time the piece lasted, never even moved, not even when the furious, crashing din produced by the trumpets, cymbals, and Chinese bells sounded their loudest from the orchestra. Of this he took no heed, but was, as far as appearances might be trusted, enjoying soft repose and bright celestial dreams.	Франц был слишком занят прекрасной незнакомкой, чтобы обращать внимание на балет, пусть даже превосходный. Что касается ее, то она с явным удовольствием смотрела на сцену, чего нельзя было сказать о ее спутнике, который за все время, пока длилось это чудо хореографического искусства, ни разу не пошевелился и, невзирая на адский шум, производимый трубами, цимбалами и турецкими колокольчиками, казалось, вкушал неземную сладость безмятежного сна.
The ballet at length came to a close, and the curtain fell amid the loud, unanimous plaudits of an enthusiastic and delighted audience.	Наконец балет кончился, и занавес упал под бешеные рукоплескания восторженного партера.
Owing to the very judicious plan of dividing the two acts of the opera with a ballet, the pauses between the performances are very short, the singers in the opera having time to repose themselves and change their costume, when necessary, while the dancers are executing their pirouettes and exhibiting their graceful steps.	Благодаря похвальной привычке вставлять в оперу балет, антракты в Италии очень непродолжительны: певцы успевают отдохнуть и переодеться, пока танцовщики выделывают свои пируэты и антраша.
The overture to the second act began; and, at the first sound of the leader's bow across his violin, Franz observed the sleeper slowly arise and approach the Greek girl, who turned around to say a few words to him, and then, leaning forward again on the railing of her box, she became as absorbed as before in what was going on.	Началась увертюра второго акта. При первых взмахах смычка сонливый кавалер албанки медленно приподнялся и придвинулся к ней; она обернулась, сказала ему несколько слов и опять облокотилась на барьер ложи.
The countenance of the person who had addressed her remained so completely in the shade, that, though Franz tried his utmost, he could not distinguish a single feature.	Лицо ее собеседника по-прежнему оставалось в тени, и Франц не мог рассмотреть его черт.
The curtain rose, and the attention of Franz was attracted by the actors; and his eyes turned from the box containing the Greek girl and her strange companion to watch the business of the stage.	Поднялся занавес, внимание Франца невольно обратилось на актеров, и взгляд его на минуту оторвался от ложи незнакомки и перенесся на сцену.
Most of my readers are aware that the second act of "Parisina" opens with the celebrated and effective duet in which Parisina, while sleeping, betrays to Azzo the secret of her love for Ugo. The injured husband goes through all the emotions of jealousy, until conviction seizes on his mind, and then, in a frenzy of rage and indignation, he awakens his guilty wife to tell her that he knows her guilt and to threaten her with his vengeance.	Второй акт начинается, как известно, дуэтом: Паризина во сне проговаривается Аццо о своей любви к Уго; обманутый муж проходит все степени ревности и, наконец, убежденный в измене жены, будит ее и объявляет ей о предстоящей мести.
This duet is one of the most beautiful, expressive and terrible conceptions that has ever emanated from the fruitful pen of Donizetti.	Это один из самых красивых, самых выразительных и самых драматических дуэтов, написанных плодовитым пером Доницетти.

Franz now listened to it for the third time; yet its notes, so tenderly expressive and fearfully grand as the wretched husband and wife give vent to their different griefs and passions, thrilled through the soul of Franz with an effect equal to his first emotions upon hearing it.	Франц слышал его уже в третий раз, и хоть он и не был заядлым меломаном, все же дуэт произвел на него глубокое впечатление.
Excited beyond his usual calm demeanor, Franz rose with the audience, and was about to join the loud, enthusiastic applause that followed; but suddenly his purpose was arrested, his hands fell by his sides, and the half-uttered "bravos" expired on his lips.	Поэтому он уже намеревался присоединить свои аплодисменты к тем, которыми разразилась публика, как вдруг его поднятые руки остановились и готовое сорваться "браво" замерло на губах.
The occupant of the box in which the Greek girl sat appeared to share the universal admiration that prevailed; for he left his seat to stand up in front, so that, his countenance being fully revealed, Franz had no difficulty in recognizing him as the mysterious inhabitant of Monte Cristo, and the very same person he had encountered the preceding evening in the ruins of the Colosseum, and whose voice and figure had seemed so familiar to him.	Человек в ложе встал во весь рост, лицо его очутилось в полосе света, и Франц увидел таинственного обитателя острова Монте-Кристо, чью фигуру и голос он, как ему казалось, узнал накануне среди развалин Колизея.
All doubt of his identity was now at an end; his singular host evidently resided at Rome.	Сомнений не было: странный путешественник живет в Риме.
The surprise and agitation occasioned by this full confirmation of Franz's former suspicion had no doubt imparted a corresponding expression to his features; for the countess, after gazing with a puzzled look at his face, burst into a fit of laughter, and begged to know what had happened.	Вероятно, лицо Франца полностью отразило то смущение, в которое его поверг вид незнакомца, потому что графиня, взглянув на него, рассмеялась и спросила, что с ним.
"Countess," returned Franz, totally unheeding her raillery, "I asked you a short time since if you knew any particulars respecting the Albanian lady opposite; I must now beseech you to inform me who and what is her husband?"	- Графиня, - отвечал Франц, - я только что спросил вас, знаете ли вы эту албанку. Теперь я хочу спросить вас, знаете ли вы ее мужа.
"Nay," answered the countess, "I know no more of him than yourself."	- Не больше, чем ее, - отвечала графиня.
"Perhaps you never before noticed him?"	- Вы не обратили на него внимания?
"What a question-so truly French!	- Вот истинно французский вопрос!
Do you not know that we Italians have eyes only for the man we love?"	Вы же знаете, что для нас, итальянок, существует только тот, кого мы любим.
"True," replied Franz.	- Это верно, - ответил Франц.
"All I can say is," continued the countess, taking up the lorgnette, and directing it toward the box in question, "that the gentleman, whose history I am unable to furnish, seems to me as though he had just been dug up; he looks more like a corpse permitted by some friendly grave-digger to quit his tomb for a while, and revisit this earth of ours, than anything human.	- Во всяком случае, - продолжала графиня, наводя бинокль Альбера на ложу напротив, - его, по-видимому, только что выкопали из могилы; это какой-то мертвец, с дозволения могильщика вышедший из гроба.
How ghastly pale he is!"	Посмотрите, какой он бледный.

"Oh, he is always as colorless as you now see him," said Franz.	- Он всегда такой, - отвечал Франц.
"Then you know him?" almost screamed the countess. "Oh, pray do, for heaven's sake, tell us all about-is he a vampire, or a resuscitated corpse, or what?"	- Так вы его знаете? - сказала графиня. - Тогда я вас спрошу, кто он такой.
"I fancy I have seen him before; and I even think he recognizes me."	- Мне кажется, я его уже где-то видел.
"And I can well understand," said the countess, shrugging up her beautiful shoulders, as though an involuntary shudder passed through her veins, "that those who have once seen that man will never be likely to forget him."	- Я понимаю, - сказала графиня, словно от холода передернув прелестными плечами, - что если раз увидишь этого человека, то его уже не забыть никогда.
The sensation experienced by Franz was evidently not peculiar to himself; another, and wholly uninterested person, felt the same unaccountable awe and misgiving.	Франц подумал, что, по-видимому, не только на него таинственный незнакомец производит жуткое впечатление.
"Well." inquired Franz, after the countess had a second time directed her lorgnette at the box, "what do you think of our opposite neighbor?"	- Что вы скажете? - спросил Франц, после того как графиня решилась еще раз навести на него бинокль.
"Why, that he is no other than Lord Ruthven himself in a living form."	- По-моему, это сам лорд Рутвен во плоти.
This fresh allusion to Byron [*] drew a smile to Franz's countenance; although he could but allow that if anything was likely to induce belief in the existence of vampires, it would be the presence of such a man as the mysterious personage before him.	Это новое напоминание о Байроне поразило Франца; если кто-нибудь мог заставить его поверить в существование вампиров, так именно этот человек.
"I must positively find out who and what he is," said Franz, rising from his seat.	- Я должен узнать, кто он, - сказал Франц, вставая.
"No, no," cried the countess; "you must not leave me. I depend upon you to escort me home. Oh, indeed, I cannot permit you to go." * Scott, of course: "The son of an ill-fated sire, and the father of a yet more unfortunate family, bore in his looks that cast of inauspicious melancholy by which the physiognomists of that time pretended to distinguish those who were predestined to a violent and unhappy death."-The Abbot, ch. xxii.	- Нет, нет! - воскликнула графиня. - Не уходите, я рассчитываю на то, что вы меня проводите, и не отпущу вас.
"Is it possible," whispered Franz, "that you entertain any fear?"	Франц наклонился к ее уху: - Неужели вы в самом деле боитесь?

"I'll tell you," answered the countess. "Byron had the most perfect belief in the existence of vampires, and even assured me that he had seen them. The description he gave me perfectly corresponds with the features and character of the man before us. Oh, he is the exact personification of what I have been led to expect! The coal-black hair, large bright, glittering eyes, in which a wild, unearthly fire seems burning,-the same ghastly paleness. Then observe, too, that the woman with him is altogether unlike all others of her sex. She is a foreigner-a stranger. Nobody knows who she is, or where she comes from. No doubt she belongs to the same horrible race he does, and is, like himself, a dealer in magical arts.	- Послушайте! - отвечала она. - Байрон клялся мне, что верит в вампиров; уверял, что сам видел их; он описывал мне их лица... Они точь-в-точь такие же: черные волосы, горящие большие глаза, мертвенная бледность; и заметьте: его дама не такая, как все... это какая-нибудь гречанка или... наверное, такая же колдунья, как и он... Умоляю вас, не ходите туда.
I entreat of you not to go near him-at least to-night; and if to-morrow your curiosity still continues as great, pursue your researches if you will; but to-night you neither can nor shall. For that purpose I mean to keep you all to myself."	Завтра принимайтесь за розыски, если вам угодно, но сегодня я вас решительно не пущу.
Franz protested he could not defer his pursuit till the following day, for many reasons.	Франц продолжал настаивать.
"Listen to me," said the countess, "and do not be so very headstrong. I am going home. I have a party at my house to-night, and therefore cannot possibly remain till the end of the opera. Now, I cannot for one instant believe you so devoid of gallantry as to refuse a lady your escort when she even condescends to ask you for it."	- Нет, нет, - сказала она, вставая, - я уезжаю; мне нельзя оставаться до конца спектакля, у меня гости; неужели вы будете настолько невежливы, что откажете мне в вашем обществе?
There was nothing else left for Franz to do but to take up his hat, open the door of the box, and offer the countess his arm.	Францу ничего не оставалось, как взять шляпу, отворить дверь ложи и подать графине руку, что он и сделал.
It was quite evident, by her manner, that her uneasiness was not feigned; and Franz himself could not resist a feeling of superstitious dread-so much the stronger in him, as it arose from a variety of corroborative recollections, while the terror of the countess sprang from an instinctive belief, originally created in her mind by the wild tales she had listened to till she believed them truths.	Графиня в самом деле была очень взволнованна, да Франц и сам не мог избавиться от суеверного трепета, тем более что графиня только поддалась безотчетному страху, а его впечатление подкреплялось воспоминаниями.
Franz could even feel her arm tremble as he assisted her into the carriage.	Подсаживая ее в карету, он почувствовал, что она вся дрожит.
Upon arriving at her hotel, Franz perceived that she had deceived him when she spoke of expecting company; on the contrary, her own return before the appointed hour seemed greatly to astonish the servants.	Он проводил графиню до дому; у нее не было никаких гостей, никто ее не ждал; он упрекнул ее в обмане.
"Excuse my little subterfuge," said the countess, in reply to her companion's half-reproachful observation on the subject; "but that horrid man had made me feel quite uncomfortable, and I longed to be alone, that I might compose my startled mind."	- Мне в самом деле нехорошо, - сказала она, - и я хочу побыть одна; встреча с этим человеком совсем расстроила меня.

Franz essayed to smile.	Франц сделал попытку засмеяться.
"Nay," said she, "do not smile; it ill accords with the expression of your countenance, and I am sure it does not spring from your heart.	- Не смейтесь, - сказала графиня, - притом же вам вовсе не смешно.
However, promise me one thing."	И обещайте мне...
"What is it?"	- Что?
"Promise me, I say."	- Прежде дайте слово.
"I will do anything you desire, except relinquish my determination of finding out who this man is.	- Я обещаю исполнить все, что угодно, только не отказаться от попытки узнать, кто этот человек.
I have more reasons than you can imagine for desiring to know who he is, from whence he came, and whither he is going."	По некоторым причинам, о которых я не могу говорить, я должен узнать, кто он, откуда и куда направляется.
"Where he comes from I am ignorant; but I can readily tell you where he is going to, and that is down below, without the least doubt."	- Откуда он, я не знаю; но куда направляется, я могу вам сказать: прямой дорогой в ад.
"Let us only speak of the promise you wished me to make," said Franz.	- Вернемся к обещанию, которое вы хотели потребовать от меня, графиня, - сказал Франц.
"Well, then, you must give me your word to return immediately to your hotel, and make no attempt to follow this man to-night.	- Ах да; поезжайте прямо в гостиницу и сегодня не ищите встречи с этим человеком.
There are certain affinities between the persons we quit and those we meet afterwards.	Есть какая-то связь между теми, с кем расстаешься, и теми, с кем встречаешься.
For heaven's sake, do not serve as a conductor between that man and me.	Не будьте посредником между мною и этим человеком.
Pursue your chase after him to-morrow as eagerly as you please; but never bring him near me, if you would not see me die of terror.	Завтра гоняйтесь за ним сколько хотите; но никогда не представляйте его мне, если не хотите, чтобы я умерла со страху.
And now, good-night; go to your rooms, and try to sleep away all recollections of this evening. For my own part, I am quite sure I shall not be able to close my eyes."	Теперь прощайте, постарайтесь заснуть; а я знаю, что глаз не сомкну.
So saying, the countess quitted Franz, leaving him unable to decide whether she were merely amusing herself at his expense, or whether her fears and agitations were genuine.	На этом графиня рассталась с Францем, который так и не понял, подшутила она над ним или в самом деле была испугана.
Upon his return to the hotel, Franz found Albert in his dressing-gown and slippers, listlessly extended on a sofa, smoking a cigar.	Вернувшись в гостиницу, Франц застал Альбера в халате, в домашних панталонах, удобно развалившимся в кресле, с сигарой во рту.
"My dear fellow." cried he, springing up, "is it really you? Why, I did not expect to see you before to-morrow."	- А, это вы, - сказал он, - я не думал, что увижу вас раньше завтрашнего утра.

"My dear Albert," replied Franz, "I am glad of this opportunity to tell you, once and forever, that you entertain a most erroneous notion concerning Italian women. I should have thought the continual failures you have met with in all your own love affairs might have taught you better by this time."	- Послушайте, Альбер, - отвечал Франц, - я рад случаю доказать вам раз навсегда, что вы имеете самое ложное представление об итальянках; а между тем мне кажется, что ваши любовные неудачи должны были вразумить вас.
"Upon my soul, these women would puzzle the very Devil to read them aright.	- Что прикажете? Черт ли разберет этих женщин!
Why, here-they give you their hand-they press yours in return-they keep up a whispering conversation-permit you to accompany them home. Why, if a Parisian were to indulge in a quarter of these marks of flattering attention, her reputation would be gone forever."	Берут вас за руку, жмут ее; шепчутся с вами, заставляют вас провожать их: десятой доли таких заигрываний хватило бы, чтобы парижанка потеряла свое доброе имя!
"And the very reason why the women of this fine country put so little restraint on their words and actions, is because they live so much in public, and have really nothing to conceal.	- В том-то и дело. Им нечего скрывать; они живут в своей прекрасной стране, где звучит "si", как говорит Данте, не прячась, под ярким солнцем.
Besides, you must have perceived that the countess was really alarmed."	Поэтому они не знают жеманства. Притом вы же видели, графиня в самом деле испугалась.
"At what?	- Кого?
At the sight of that respectable gentleman sitting opposite to us in the same box with the lovely Greek girl?	Того почтенного господина, который сидел против нас с красивой гречанкой?
Now, for my part, I met them in the lobby after the conclusion of the piece; and hang me, if I can guess where you took your notions of the other world from.	Мне хотелось самому узнать, кто они, и я нарочно столкнулся с ними в коридоре. Понять не могу, откуда вы взяли всю эту чертовщину!
I can assure you that this hobgoblin of yours is a deuced fine-looking fellow-admirably dressed. Indeed, I feel quite sure, from the cut of his clothes, they are made by a first-rate Paris tailor-probably Blin or Humann.	Это красивый мужчина, превосходно одет, по-видимому, на него шьет наш Блен или Юмани.
He was rather too pale, certainly; but then, you know, paleness is always looked upon as a strong proof of aristocratic descent and distinguished breeding."	Он несколько бледен, это правда; но вы знаете, что бледность - признак аристократичности.
Franz smiled; for he well remembered that Albert particularly prided himself on the entire absence of color in his own complexion.	Франц улыбнулся: Альбер воображал, что у него очень бледный цвет лица.
"Well, that tends to confirm my own ideas," said Franz, "that the countess's suspicions were destitute alike of sense and reason.	- Я и сам убежден, - сказал ему Франц, - что страх графини перед этим человеком просто фантазия.
Did he speak in your hearing? and did you catch any of his words?"	Он что-нибудь говорил?
"I did; but they were uttered in the Romaic dialect.	- Говорил, но только по-новогречески.
I knew that from the mixture of Greek words.	Я догадался об этом по нескольким исковерканным греческим словам.

I don't know whether I ever told you that when I was at college I was rather-rather strong in Greek."	Надо вам сказать, дорогой мой, что в коллеже я был очень силен в греческом.
"He spoke the Romaic language, did he?"	- Так он говорил по-новогречески?
"I think so."	- По-видимому.
"That settles it," murmured Franz. "'Tis he, past all doubt."	- Сомнений нет, - прошептал Франц, - это он.
"What do you say?"	- Что вы говорите?
"Nothing, nothing.	- Ничего.
But tell me, what were you thinking about when I came in?"	Что вы тут делали?
"Oh, I was arranging a little surprise for you."	- Готовил вам сюрприз.
"Indeed. Of what nature?"	- Какой?
"Why, you know it is quite impossible to procure a carriage."	- Вы знаете, что коляску достать невозможно.
"Certainly; and I also know that we have done all that human means afforded to endeavor to get one."	- Еще бы. Мы сделали все, что в человеческих силах, и ничего не достали.
"Now, then, in this difficulty a bright idea has flashed across my brain."	- Меня осенила блестящая идея.
Franz looked at Albert as though he had not much confidence in the suggestions of his imagination.	Франц недоверчиво взглянул на Альбера.
"I tell you what, Sir Franz," cried Albert, "you deserve to be called out for such a misgiving and incredulous glance as that you were pleased to bestow on me just now."	- Дорогой мой, - сказал Альбер, - вы удостоили меня таким взглядом, что мне хочется потребовать у вас удовлетворения.
"And I promise to give you the satisfaction of a gentleman if your scheme turns out as ingenious as you assert."	- Я готов вам его дать, если ваша идея действительно так хороша, как вы утверждаете.
"Well, then, hearken to me."	- Слушайте.
"I listen."	- Слушаю.
"You agree, do you not, that obtaining a carriage is out of the question?"	- Коляску достать нельзя?
"I do."	- Нельзя.
"Neither can we procure horses?"	- И лошадей тоже?
"True; we have offered any sum, but have failed."	- Тоже.
"Well, now, what do you say to a cart? I dare say such a thing might be had."	- Но можно достать телегу?
"Very possibly."	- Может быть.
"And a pair of oxen?"	- И пару волов?
"As easily found as the cart."	- Вероятно.
"Then you see, my good fellow, with a cart and a couple of oxen our business can be managed.	- Ну так вот, дорогой мой! Это нам и нужно.

The cart must be tastefully ornamented; and if you and I dress ourselves as Neapolitan reapers, we may get up a striking tableau, after the manner of that splendid picture by Leopold Robert.	Я велю разукрасить телегу, мы оденемся неаполитанскими жнецами и изобразим в натуре знаменитую картину Леопольда Робера.
It would add greatly to the effect if the countess would join us in the costume of a peasant from Puzzoli or Sorrento. Our group would then be quite complete, more especially as the countess is quite beautiful enough to represent a madonna."	Если, для большего сходства, графиня согласится надеть костюм крестьянки из Поццуоли или Сорренто, маскарад будет еще удачнее; она так хороша собой, что ее непременно примут за оригинал "Женщины с младенцем".
"Well," said Franz, "this time, Albert, I am bound to give you credit for having hit upon a most capital idea."	- Ей-богу, - воскликнул Франц, - на этот раз вы правы, и это действительно счастливая мысль.
"And quite a national one, too," replied Albert with gratified pride. "A mere masque borrowed from our own festivities.	- И самая патриотическая, она воскрешает времена наших королей-лодырей!
Ha, ha, ye Romans! you thought to make us, unhappy strangers, trot at the heels of your processions, like so many lazzaroni, because no carriages or horses are to be had in your beggarly city.	А, господа римляне, вы думали, что мы будем рыскать по вашим улицам пешком, как лаццарони, только потому, что у вас не хватает колясок и лошадей!
But you don't know us; when we can't have one thing we invent another."	Ну, так мы их изобретем!
"And have you communicated your triumphant idea to anybody?"	- И вы уже поделились с кем-нибудь этим гениальным изобретением?
"Only to our host.	- С нашим хозяином.
Upon my return home I sent for him, and I then explained to him what I wished to procure.	Вернувшись из театра, я позвал его сюда и изложил ему свои желания.
He assured me that nothing would be easier than to furnish all I desired. One thing I was sorry for; when I bade him have the horns of the oxen gilded, he told me there would not be time, as it would require three days to do that; so you see we must do without this little superfluity."	Он уверяет, что нет ничего легче; я хотел, чтобы волам позолотили рога, но он говорит, что на это нужно три дня: нам придется отказаться от этой роскоши.
"And where is he now?"	- А где он?
"Who?"	- Кто?
"Our host."	- Хозяин.
"Gone out in search of our equipage, by to-morrow it might be too late."	- Отправился за телегой. Завтра, может быть, уже будет поздно.
"Then he will be able to give us an answer to-night."	- Так он даст нам ответ еще сегодня?
"Oh, I expect him every minute."	- Я его жду.
At this instant the door opened, and the head of Signor Pastrini appeared.	В эту минуту дверь приоткрылась, и показалась голова маэстро Пастрини.
"Permesso?" inquired he.	- Permesso?[30] - спросил он.
"Certainly-certainly," cried Franz. "Come in, mine host."	- Разумеется, можно! - воскликнул Франц.

"Now, then," asked Albert eagerly, "have you found the desired cart and oxen?"	- Ну что? - спросил Альбер. - Нашли вы нам телегу и волов?
"Better than that!" replied Signor Pastrini, with the air of a man perfectly well satisfied with himself.	- Я нашел кое-что получше, - отвечал хозяин, по всей видимости, весьма довольный собой.
"Take care, my worthy host," said Albert, "better is a sure enemy to well."	- Остерегитесь, дорогой хозяин, - сказал Альбер, -от добра добра не ищут.
"Let your excellencies only leave the matter to me," returned Signor Pastrini in a tone indicative of unbounded self-confidence.	- Ваша милость может положиться на меня, -самоуверенно отвечал маэстро Пастрини.
"But what have you done?" asked Franz. "Speak out, there's a worthy fellow."	- Но в чем же все-таки дело? - спросил Франц.
"Your excellencies are aware," responded the landlord, swelling with importance, "that the Count of Monte Cristo is living on the same floor with yourselves!"	- Вы знаете, что граф Монте-Кристо живет на одной площадке с вами?
"I should think we did know it," exclaimed Albert, "since it is owing to that circumstance that we are packed into these small rooms, like two poor students in the back streets of Paris."	- Еще бы нам этого не знать, - сказал Альбер, - по его милости мы теснимся здесь, как два студента из Латинского квартала.
"When, then, the Count of Monte Cristo, hearing of the dilemma in which you are placed, has sent to offer you seats in his carriage and two places at his windows in the Palazzo Rospoli."	- Он узнал о вашей неудаче и предлагает вам два места в своей коляске и два места в окнах, снятых им в палаццо Росполи.
The friends looked at each other with unutterable surprise.	Альбер и Франц переглянулись.
"But do you think," asked Albert, "that we ought to accept such offers from a perfect stranger?"	- Но можем ли мы принять предложение человека, которого мы совсем не знаем? - сказал Альбер.
"What sort of person is this Count of Monte Cristo?" asked Franz of his host.	- Кто он такой, этот граф Монте-Кристо? -спросил Франц.
"A very great nobleman, but whether Maltese or Sicilian I cannot exactly say; but this I know, that he is noble as a Borghese and rich as a gold-mine."	- Сицилийский или мальтийский вельможа, точно не знаю, но знатен, как Боргезе, и богат, как золотая жила.
"It seems to me," said Franz, speaking in an undertone to Albert, "that if this person merited the high panegyrics of our landlord, he would have conveyed his invitation through another channel, and not permitted it to be brought to us in this unceremonious way. He would have written-or"-	- Мне кажется, - сказал Франц Альберу, - что, если верить маэстро Пастрини, такой человек, как этот граф, мог бы пригласить нас иначе, чем...
At this instant some one knocked at the door.	В эту минуту в дверь постучали.
"Come in," said Franz.	- Войдите, - сказал Франц.
A servant, wearing a livery of considerable style and richness, appeared at the threshold, and, placing two cards in the landlord's hands, who forthwith presented them to the two young men, he said,	Лакей в щегольской ливрее остановился на пороге.

"Please to deliver these, from the Count of Monte Cristo to Viscomte Albert de Morcerf and M. Franz d'Epinay.	- От графа Монте-Кристо барону Францу д'Эпине и виконту Альберу де Морсеру, - сказал он. И он протянул хозяину две визитные карточки, а тот передал их молодым людям.
The Count of Monte Cristo," continued the servant, "begs these gentlemen's permission to wait upon them as their neighbor, and he will be honored by an intimation of what time they will please to receive him."	- Граф Монте-Кристо, - продолжал лакей, - просит вас позволить ему как соседу посетить вас завтра утром; он хотел бы осведомиться у молодых господ, в котором часу им будет угодно принять его.
"Faith, Franz," whispered Albert, "there is not much to find fault with here."	- Ничего не скажешь, - шепнул Альбер Францу, -все сделано как подобает.
"Tell the count," replied Franz, "that we will do ourselves the pleasure of calling on him."	- Передайте графу, - отвечал Франц, - что мы сами будем иметь честь нанести ему первый визит.
The servant bowed and retired.	Лакей вышел.
"That is what I call an elegant mode of attack," said Albert, "You were quite correct in what you said, Signor Pastrini. The Count of Monte Cristo is unquestionably a man of first-rate breeding and knowledge of the world."	- Состязание на учтивость, - сказал Альбер, - вы правы, маэстро Пастрини, ваш граф Монте-Кристо очень воспитанный человек.
"Then you accept his offer?" said the host.	- Так вы принимаете его предложение? - спросил Пастрини.
"Of course we do," replied Albert. "Still, I must own I am sorry to be obliged to give up the cart and the group of reapers-it would have produced such an effect! And were it not for the windows at the Palazzo Rospoli, by way of recompense for the loss of our beautiful scheme, I don't know but what I should have held on by my original plan.	- Разумеется, - отвечал Альбер, - но, признаюсь, мне жаль нашей телеги; и если бы окно в палаццо Росполи не вознаградило нас за эту потерю, то я, пожалуй, остался бы при своей первоначальной мысли.
What say you, Franz?"	Как вы думаете, Франц?
"Oh, I agree with you; the windows in the Palazzo Rospoli alone decided me."	- Признаюсь, и меня соблазнило только окно в палаццо Росполи, - ответил Франц.
The truth was, that the mention of two places in the Palazzo Rospoli had recalled to Franz the conversation he had overheard the preceding evening in the ruins of the Colosseum between the mysterious unknown and the Transteverin, in which the stranger in the cloak had undertaken to obtain the freedom of a condemned criminal; and if this muffled-up individual proved (as Franz felt sure he would) the same as the person he had just seen in the Teatro Argentino, then he should be able to establish his identity, and also to prosecute his researches respecting him with perfect facility and freedom.	Предложение двух мест у окна в палаццо Росполи напомнило Францу подслушанный им в Колизее разговор между незнакомцем и транстеверинцем. Если человек в плаще, как предполагал Франц, был тем же самым лицом, чье появление в театре Арджентина так заинтриговало его, то он, несомненно, его увидит, и тогда ничто не помешает ему удовлетворить свое любопытство.
Franz passed the night in confused dreams respecting the two meetings he had already had with his mysterious tormentor, and in waking speculations as to what the morrow would produce.	Франц заснул поздно. Мысли о незнакомце и ожидание утра волновали его.

The next day must clear up every doubt; and unless his near neighbor and would-be friend, the Count of Monte Cristo, possessed the ring of Gyges, and by its power was able to render himself invisible, it was very certain he could not escape this time.	В самом деле, утром все должно было разъясниться; на этот раз таинственный хозяин с острова Монте-Кристо уже не мог ускользнуть от него, если только он не обладал перстнем Гигеса и благодаря этому перстню способностью становиться невидимым.
Eight o'clock found Franz up and dressed, while Albert, who had not the same motives for early rising, was still soundly asleep.	Когда Франц проснулся, еще не было восьми часов. Альбер, не имевший причин с нетерпением ждать утра, крепко спал.
The first act of Franz was to summon his landlord, who presented himself with his accustomed obsequiousness.	Франц послал за хозяином. Тот явился к нему и раскланялся с обычным подобострастием.
"Pray, Signor Pastrini," asked Franz, "is not some execution appointed to take place to-day?"	- Маэстро Пастрини, - сказал Франц, - если не ошибаюсь, на сегодня назначена чья-то казнь?
"Yes, your excellency; but if your reason for inquiry is that you may procure a window to view it from, you are much too late."	- Да, ваша милость, но если хотите, чтобы я достал вам окно, то теперь уже поздно.
"Oh, no," answered Franz, "I had no such intention; and even if I had felt a wish to witness the spectacle, I might have done so from Monte Pincio-could I not?"	- Нет, - возразил Франц, - впрочем, если бы я очень хотел увидеть это зрелище, я, вероятно, нашел бы место на Монте-Пинчо.
"Ah!" exclaimed mine host, "I did not think it likely your excellency would have chosen to mingle with such a rabble as are always collected on that hill, which, indeed, they consider as exclusively belonging to themselves."	- О, я думаю, что ваша милость не пожелали бы смешиваться с чернью, которая всегда переполняет Монте-Пинчо.
"Very possibly I may not go," answered Franz; "but in case I feel disposed, give me some particulars of to-day's executions."	- Всего вернее, что я не пойду, - сказал Франц, -но мне хотелось бы иметь некоторые сведения.
"What particulars would your excellency like to hear?"	- Какие?
"Why, the number of persons condemned to suffer, their names, and description of the death they are to die."	- О числе осужденных, об их именах и о роде казни.
"That happens just lucky, your excellency!	- Ничего нет легче, ваша милость.
Only a few minutes ago they brought me the tavolettas."	Мне как раз принесли tavolette.
"What are they?"	- Что такое tavolette?
"Sort of wooden tablets hung up at the corners of streets the evening before an execution, on which is pasted up a paper containing the names of the condemned persons, their crimes, and mode of punishment.	- Это деревянные дощечки, которые развешиваются на углах улиц накануне казни: на них наклеены имена преступников, их преступления и способ казни.
The reason for so publicly announcing all this is, that all good and faithful Catholics may offer up their prayers for the unfortunate culprits, and, above all, beseech of heaven to grant them a sincere repentance."	Это своего рода просьба к верующим помолиться богу о ниспослании виновным искреннего раскаяния.

"And these tablets are brought to you that you may add your prayers to those of the faithful, are they?" asked Franz somewhat incredulously.	- И вам приносят эти tavolette, чтобы вы присоединили ваши молитвы к молитвам верующих? - спросил Франц с оттенком недоверия.
"Oh, dear, no, your excellency! I have not time for anybody's affairs but my own and those of my honorable guests; but I make an agreement with the man who pastes up the papers, and he brings them to me as he would the playbills, that in case any person staying at my hotel should like to witness an execution, he may obtain every requisite information concerning the time and place etc."	- Нет, ваша милость; я условился с наклейщиком афиш, и он приносит их мне так же, как приносит театральные афиши, чтобы мои гости были осведомлены на случай, если бы кто-нибудь из них пожелал присутствовать при казни.
"Upon my word, that is a most delicate attention on your part, Signor Pastrini," cried Franz.	- Вы очень предупредительны! - сказал Франц.
"Why, your excellency," returned the landlord, chuckling and rubbing his hands with infinite complacency, "I think I may take upon myself to say I neglect nothing to deserve the support and patronage of the noble visitors to this poor hotel."	- Могу сказать, - проговорил с улыбкой маэстро Пастрини, - я делаю все, что в моих силах, для удобства благородных иностранцев, которые удостаивают меня своим доверием.
"I see that plainly enough, my most excellent host, and you may rely upon me to proclaim so striking a proof of your attention to your guests wherever I go.	- Вижу, дорогой хозяин, и всем буду рассказывать об этом, будьте спокойны.
Meanwhile, oblige me by a sight of one of these tavolettas."	А теперь мне бы хотелось прочесть одну из ваших tavolette.
"Nothing can be easier than to comply with your excellency's wish," said the landlord, opening the door of the chamber; "I have caused one to be placed on the landing, close by your apartment."	- Сию минуту, - сказал хозяин, открывая дверь, - я распорядился, чтобы одну из них повесили на площадке лестницы.
Then, taking the tablet from the wall, he handed it to Franz, who read as follows:-	Он вышел из комнаты, снял с гвоздя "таволетту" и принес ее Францу. Вот дословный перевод этой афиши смерти:
"'The public is informed that on Wednesday, February 23d, being the first day of the Carnival, executions will take place in the Piazza del Popolo, by order of the Tribunal of the Rota, of two persons, named Andrea Rondola, and Peppino, otherwise called Rocca Priori; the former found guilty of the murder of a venerable and exemplary priest, named Don Cesare Torlini, canon of the church of St. John Lateran; and the latter convicted of being an accomplice of the atrocious and sanguinary bandit, Luigi Vampa, and his band.	"Сим доводится до всеобщего сведения, что во вторник, 22 февраля, в первый день карнавала, по приговору верховного трибунала, на Пьяцца-дель-Пополо будут казнены: Андреа Рондоло, осужденный за убийство высокоуважаемого и достопочтенного дона Чезаре Торлини, каноника церкви Св. Иоанна Латеранского, и Пеппино, прозванный Рокка Приори, уличенный в сообщничестве с презренным разбойником Луиджи Вампа и членами его шайки.
The first-named malefactor will be subjected to the mazzuola, the second culprit beheaded.	Первый будет mazzolato. Второй будет decapitato.
The prayers of all good Christians are entreated for these unfortunate men, that it may please God to awaken them to a sense of their guilt, and to grant them a hearty and sincere repentance for their crimes.'"	Благочестивые души приглашаются молить господа о даровании чистосердечного раскаяния сим двум злополучным преступникам".

This was precisely what Franz had heard the evening before in the ruins of the Colosseum. No part of the programme differed,-the names of the condemned persons, their crimes, and mode of punishment, all agreed with his previous information.	Это было именно то, что Франц слышал два дня тому назад среди развалин Колизея; в программе не произошло никаких изменений: имена осужденных, их преступления, способ казни были точь-в-точь те же.
In all probability, therefore, the Transteverin was no other than the bandit Luigi Vampa himself, and the man shrouded in the mantle the same he had known as "Sinbad the Sailor," but who, no doubt, was still pursuing his philanthropic expedition in Rome, as he had already done at Porto-Vecchio and Tunis.	Таким образом, транстеверинец был, вероятно, не кто иной, как Луиджи Вампа, а человек в плаще -Синдбад-мореход, продолжавший и в Риме, как в Порто-Веккио и Тунисе, свою филантропическую деятельность.
Time was getting on, however, and Franz deemed it advisable to awaken Albert; but at the moment he prepared to proceed to his chamber, his friend entered the room in perfect costume for the day.	Между тем пробило девять часов, и Франц хотел уже разбудить Альбера, как вдруг, к его величайшему изумлению, тот вышел из спальни и даже в полном туалете.
The anticipated delights of the Carnival had so run in his head as to make him leave his pillow long before his usual hour.	Мысли о карнавале не давали ему покоя и подняли с постели раньше, чем Франц ожидал.
"Now, my excellent Signor Pastrini," said Franz, addressing his landlord, "since we are both ready, do you think we may proceed at once to visit the Count of Monte Cristo?"	- Как вы думаете, синьор Пастрини, - обратился Франц к хозяину, - раз мы оба готовы, не явиться ли нам к графу Монте-Кристо?
"Most assuredly," replied he. "The Count of Monte Cristo is always an early riser; and I can answer for his having been up these two hours."	- Разумеется, - отвечал тот, - граф Монте-Кристо имеет привычку вставать очень рано; и я уверен, что он уже часа два как не спит.
"Then you really consider we shall not be intruding if we pay our respects to him directly?"	- И вы считаете, что мы не обеспокоим его?
"Oh, I am quite sure.	- Совершенно уверен.
I will take all the blame on myself if you find I have led you into an error." "Well, then, if it be so, are you ready, Albert?"	- В таком случае, Альбер, если вы готовы...
"Perfectly."	- Я совершенно готов, - сказал Альбер.
"Let us go and return our best thanks for his courtesy."	- Так идем и выразим нашему соседу благодарность за его любезное внимание.
"Yes, let us do so."	- Идем!
The landlord preceded the friends across the landing, which was all that separated them from the apartments of the count, rang at the bell, and, upon the door being opened by a servant, said,	Францу и Альберу надо было только перейти площадку; хозяин опередил их и позвонил; лакей отпер дверь.
"I signori Francesi."	- I signori francesi,[31] - сказал Пастрини.
The domestic bowed respectfully, and invited them to enter.	Лакей поклонился и пригласил их войти.
They passed through two rooms, furnished in a luxurious manner they had not expected to see under the roof of Signor Pastrini, and were shown into an elegantly fitted-up drawing-room.	Они прошли через две комнаты, обставленные с роскошью, какой они не ожидали найти в гостинице маэстро Пастрини, и вошли наконец в безупречно убранную гостиную.

The richest Turkey carpets covered the floor, and the softest and most inviting couches, easy-chairs, and sofas, offered their high-piled and yielding cushions to such as desired repose or refreshment.	На полу был разостлан турецкий ковер, и удобные кресла словно приглашали посетителей отдохнуть на их упругих подушках и выгнутых спинках.
Splendid paintings by the first masters were ranged against the walls, intermingled with magnificent trophies of war, while heavy curtains of costly tapestry were suspended before the different doors of the room.	Стены были увешаны картинами известных мастеров вперемежку с роскошным оружием, а на дверях колыхались пышные портьеры.
"If your excellencies will please to be seated," said the man, "I will let the count know that you are here."	- Если вашим милостям угодно будет сесть, -сказал лакей, - я пойду доложить графу.
And with these words he disappeared behind one of the tapestried portieres.	И он вышел в другую дверь.
As the door opened, the sound of a guzla reached the ears of the young men, but was almost immediately lost, for the rapid closing of the door merely allowed one rich swell of harmony to enter.	Когда эта дверь открылась, из-за нее донеслись звуки лютни, но тотчас же смолкли. До молодых людей, ожидавших в гостиной, долетело только мимолетное дуновение музыки.
Franz and Albert looked inquiringly at each other, then at the gorgeous furnishings of the apartment.	Франц и Альбер обменялись взглядом и снова принялись рассматривать мебель, картины и оружие.
Everything seemed more magnificent at a second view than it had done at their first rapid survey.	Чем дольше они смотрели на всю эту роскошь, тем великолепнее она им казалась.
"Well," said Franz to his friend, "what think you of all this?"	- Ну-с, - обратился Франц к своему приятелю, -что вы на это скажете?
"Why, upon my soul, my dear fellow, it strikes me that our elegant and attentive neighbor must either be some successful stock-jobber who has speculated in the fall of the Spanish funds, or some prince travelling incog."	- Скажу, дорогой мой, что наш сосед либо биржевой маклер, сыгравший на понижение испанских фондов, либо князь, путешествующий инкогнито.
"Hush, hush!" replied Franz; "we shall ascertain who and what he is-he comes!"	- Тише! - сказал Франц. - Мы это сейчас узнаем: вот и он.
As Franz spoke, he heard the sound of a door turning on its hinges, and almost immediately afterwards the tapestry was drawn aside, and the owner of all these riches stood before the two young men.	Послышался скрип отворяемой двери, портьеры раздвинулись, и на пороге показался обладатель всех этих богатств.
Albert instantly rose to meet him, but Franz remained, in a manner, spellbound on his chair; for in the person of him who had just entered he recognized not only the mysterious visitant to the Colosseum, and the occupant of the box at the Teatro Argentino, but also his extraordinary host of Monte Cristo.	Альбер двинулся ему навстречу, но Франц остался стоять, как пригвожденный к месту. Вошедший был не кто иной, как человек в плаще, незнакомец в ложе, таинственный хозяин с острова Монте-Кристо.
Chapter 35.	XIV.
La Mazzolata.	Mazzolato

"Gentlemen," said the Count of Monte Cristo as he entered, "I pray you excuse me for suffering my visit to be anticipated; but I feared to disturb you by presenting myself earlier at your apartments; besides, you sent me word that you would come to me, and I have held myself at your disposal."	- Г оспода, - сказал граф Монте-Кристо, - примите мои извинения, что я не пришел первым; но я боялся обеспокоить вас, если бы явился к вам в более ранний час. К тому же вы уведомили меня, что сами пожалуете ко мне, и я сообразовался с вашим желанием.
"Franz and I have to thank you a thousand times, count," returned Albert; "you extricated us from a great dilemma, and we were on the point of inventing a very fantastic vehicle when your friendly invitation reached us."	- Мы приносим вам тысячу благодарностей, граф,- сказал Альбер, - вы поистине выручили нас из беды.
"Indeed," returned the count, motioning the two young men to sit down.	Мы уже изобретали самые фантастические колымаги, когда нам передали ваше любезное приглашение.
"It was the fault of that blockhead Pastrini, that I did not sooner assist you in your distress. He did not mention a syllable of your embarrassment to me, when he knows that, alone and isolated as I am, I seek every opportunity of making the acquaintance of my neighbors.	- Во всем виноват этот болван Пастрини, - отвечал граф, приглашая молодых людей сесть на диван. -Он ни слова не сказал мне о ваших затруднениях. А я, находясь здесь в полном одиночестве, только искал случая познакомиться с моими соседями.
As soon as I learned I could in any way assist you, I most eagerly seized the opportunity of offering my services."	Как только я узнал, что могу быть вам чем-нибудь полезен, я, как видите, немедленно воспользовался случаем представиться вам.
The two young men bowed.	Молодые люди ответили глубоким поклоном.
Franz had, as yet, found nothing to say; he had come to no determination, and as nothing in the count's manner manifested the wish that he should recognize him, he did not know whether to make any allusion to the past, or wait until he had more proof; besides, although sure it was he who had been in the box the previous evening, he could not be equally positive that this was the man he had seen at the Colosseum. He resolved, therefore, to let things take their course without making any direct overture to the count.	Франц не проронил еще ни слова; он был в нерешительности: так как ничто не указывало на желание графа узнать его или быть узнанным, то он не знал, намекнуть ли ему на их первую встречу, или дождаться новых доказательств. К тому же если он был вполне уверен, что накануне в ложе видел именно этого человека, то он не мог бы утверждать столь же положительно, что это тот, кто за день перед тем был в Колизее; поэтому он решил не забегать вперед и ничего графу не говорить.
Moreover, he had this advantage, he was master of the count's secret, while the count had no hold on Franz, who had nothing to conceal.	Вдобавок у Франца было то преимущество перед Монте-Кристо, что он владел его тайной, тогда как тот не имел никакой власти над Францем, которому нечего было скрывать.
However, he resolved to lead the conversation to a subject which might possibly clear up his doubts.	Все же он решил навести разговор на предмет, который мог бы разрешить некоторые его сомнения.
"Count," said he, "you have offered us places in your carriage, and at your windows in the Rospoli Palace. Can you tell us where we can obtain a sight of the Piazza del Popolo?"	- Вы предоставили нам места в вашей коляске и в окнах палаццо Росполи, - сказал он, - так не научите ли вы нас, как нам получить какой-нибудь "пост", как говорят в Италии, на Пьяцца-дель-Пополо?

"Ah," said the count negligently, looking attentively at Morcerf, "is there not something like an execution upon the Piazza del Popolo?"	- Ах да, - ответил граф небрежным тоном, пристально вглядываясь в Морсера, - сегодня на Пьяцца-дель-Пополо, кажется, что-то вроде казни?
"Yes," returned Franz, finding that the count was coming to the point he wished.	- Да, - сказал Франц, обрадованный тем, что граф сам затрагивает желательную ему тему.
"Stay, I think I told my steward yesterday to attend to this; perhaps I can render you this slight service also."	- Позвольте, я вчера как будто велел моему управляющему заняться этим делом; может быть, я и тут смогу оказать вам маленькую услугу.
He extended his hand, and rang the bell thrice.	Он протянул руку к шнурку и позвонил три раза.
"Did you ever occupy yourself," said he to Franz, "with the employment of time and the means of simplifying the summoning your servants? I have. When I ring once, it is for my valet; twice, for my majordomo; thrice, for my steward,-thus I do not waste a minute or a word.	- Вы когда-нибудь задумывались над правильным распределением своего времени и над возможностью упростить вашим слугам хождение взад и вперед? - сказал он Францу. - Я изучил этот вопрос: теперь я звоню камердинеру один раз, дворецкому - два раза и управляющему - три раза. Таким образом, я не трачу ни одной лишней минуты и ни одного лишнего слова.
Here he is."	А вот и мой управляющий.
A man of about forty-five or fifty entered, exactly resembling the smuggler who had introduced Franz into the cavern; but he did not appear to recognize him.	В комнату вошел человек лет сорока пяти, похожий как две капли воды на того контрабандиста, который вводил Франца в пещеру Синдбада, но тот не подал виду, что узнает его.
It was evident he had his orders.	Франц понял, что таково было приказание графа.
"Monsieur Bertuccio," said the count, "you have procured me windows looking on the Piazza del Popolo, as I ordered you yesterday."	- Господин Бертуччо, - сказал граф, - вы помните, что я вчера поручил вам достать окно на Пьяцца-дель-Пополо?
"Yes, excellency," returned the steward; "but it was very late."	- Да, ваше сиятельство, - отвечал управляющий, -но так как было уже слишком поздно...
"Did I not tell you I wished for one?" replied the count, frowning.	- Как! - воскликнул граф, нахмурив брови. - Я же сказал вам, что мне нужно окно?
"And your excellency has one, which was let to Prince Lobanieff; but I was obliged to pay a hundred"-	- Ваше сиятельство и получит его, но так как оно было сдано князю Лобаньеву, то мне пришлось заплатить за него сто...
"That will do-that will do, Monsieur Bertuccio; spare these gentlemen all such domestic arrangements. You have the window, that is sufficient.	- Хорошо, хорошо, господин Бертуччо: избавьте моих гостей от хозяйственных подробностей; вы достали окно - это все, что требуется.
Give orders to the coachman; and be in readiness on the stairs to conduct us to it."	Скажите адрес кучеру и ждите нас на лестнице, чтобы проводить нас; можете идти.
The steward bowed, and was about to quit the room.	Управляющий отвесил поклон и повернулся к двери.
"Ah," continued the count, "be good enough to ask Pastrini if he has received the tavoletta, and if he can send us an account of the execution."	- Да, вот еще что, - продолжал граф, - будьте так любезны и узнайте у Пастрини, получил ли он "таволетту" и нельзя ли прислать мне программу казни.

"There is no need to do that," said Franz, taking out his tablets; "for I saw the account, and copied it down."	- Не беспокойтесь, - заявил Франц, вынимая из кармана записную книжку, - я сам видел эту табличку и списал с нее - вот, взгляните.
"Very well, you can retire, M. Bertuccio; but let us know when breakfast is ready.	- Прекрасно. В таком случае, господин Бертуччо, можете идти, вы мне больше не нужны.
These gentlemen," added he, turning to the two friends, "will, I trust, do me the honor to breakfast with me?"	Распорядитесь только, чтобы нам доложили, когда подадут завтрак. Надеюсь, вы окажете мне честь позавтракать со мною? - прибавил он, обращаясь к гостям.
"But, my dear count," said Albert, "we shall abuse your kindness."	- Но, право, граф, - сказал Альбер, - мы не можем так злоупотреблять вашим гостеприимством.
"Not at all; on the contrary, you will give me great pleasure. You will, one or other of you, perhaps both, return it to me at Paris.	- Нет, нет, напротив, вы доставите мне большое удовольствие; когда-нибудь один из вас, а может быть и оба, отплатит мне тем же в Париже.
M. Bertuccio, lay covers for three."	Господин Бертуччо, распорядитесь, чтобы поставили три прибора.
He then took Franz's tablets out of his hand. "'We announce,' he read, in the same tone with which he would have read a newspaper, 'that to-day, the 23 d of February, will be executed Andrea Rondolo, guilty of murder on the person of the respected and venerated Don Cesare Torlini, canon of the church of St. John Lateran, and Peppino, called Rocca Priori, convicted of complicity with the detestable bandit Luigi Vampa, and the men of his band.' Hum!	Он взял из рук Франца записную книжку. - Так, так, - продолжал он небрежным тоном, как будто читал театральную афишу, - "...22 февраля... будут казнены: Андреа Рондоло, осужденный за убийство высокоуважаемого и достопочтенного дона Чезаре Торлини, каноника церкви Св. Иоанна Латеранского, и Пеппино, прозванный Рокка Приори, уличенный в сообщничестве с презренным разбойником Луиджи Вампа и членами его шайки..." Гм!..
'The first will be mazzolato, the second decapitato.'	"Первый будет mazzolato. Второй будет decapitato".
Yes," continued the count, "it was at first arranged in this way; but I think since yesterday some change has taken place in the order of the ceremony."	Да, - прибавил граф, - по-видимому, так все и должно было совершиться, но вчера, кажется, произошло изменение в порядке и ходе этой церемонии.
"Really?" said Franz.	- Вот как? - сказал Франц.
"Yes, I passed the evening at the Cardinal Rospigliosi's, and there mention was made of something like a pardon for one of the two men."	- Да, я слышал вчера у кардинала Роспильози, где я провел вечер, что казнь одного из преступников отложена.
"For Andrea Rondolo?" asked Franz.	- Которого? Андреа Рондоло? - спросил Франц.
"No," replied the count, carelessly; "for the other (he glanced at the tablets as if to recall the name), for Peppino, called Rocca Priori.	- Нет, - отвечал граф, - другого... - он заглянул в записную книжку, словно не мог вспомнить имени, - Пеппино, прозванного Рокка Приори.
You are thus deprived of seeing a man guillotined; but the mazzuola still remains, which is a very curious punishment when seen for the first time, and even the second, while the other, as you must know, is very simple.	Это лишает вас гильотины; но у вас остается mazzolata, а это очень любопытная казнь, когда видишь ее впервые и даже во второй раз; тогда как гильотина, которая вам, впрочем, вероятно, знакома, слишком проста, слишком однообразна, в ней не бывает ничего неожиданного.

The mandaia [*] never fails, never trembles, never strikes thirty times ineffectually, like the soldier who beheaded the Count of Chalais, and to whose tender mercy Richelieu had doubtless recommended the sufferer.	Нож не срывается, не дрожит, не бьет мимо, не принимается за дело тридцать раз, как тот солдат, который отсекал голову графу де Шале, хотя, конечно, возможно, что Ришелье поручил этого клиента особому вниманию палача.
Ah," added the count, in a contemptuous tone, "do not tell me of European punishments, they are in the infancy, or rather the old age, of cruelty."	Нет, - продолжал граф презрительным тоном, - не говорите мне о европейцах, когда речь идет о пытках; они в них ничего не понимают, это совершенные младенцы или, вернее, дряхлые старики во всем, что касается жестокости.
* Guillotine. "Really, count," replied Franz, "one would think that you had studied the different tortures of all the nations of the world."	- Можно подумать, граф, - сказал Франц, - что вы занимались сравнительным изучением казней у различных народов земного шара.
"There are, at least, few that I have not seen," said the count coldly.	- Во всяком случае, мало найдется таких, которых бы я не видел, - хладнокровно ответил граф.
"And you took pleasure in beholding these dreadful spectacles?"	- Неужели вы находили удовольствие в таких ужасных зрелищах?
"My first sentiment was horror, the second indifference, the third curiosity."	- Моим первым чувством было отвращение, потом равнодушие, под конец любопытство.
"Curiosity-that is a terrible word."	- Любопытство? Какое страшное слово!
"Why so?	- Почему?
In life, our greatest preoccupation is death; is it not then, curious to study the different ways by which the soul and body can part; and how, according to their different characters, temperaments, and even the different customs of their countries, different persons bear the transition from life to death, from existence to annihilation?	В жизни самое важное - смерть. Так разве не любопытно узнать, каким образом душа может расставаться с телом и как, сообразно со своим характером, темпераментом и даже местными нравами, люди переносят этот последний переход от бытия к небытию?
As for myself, I can assure you of one thing,-the more men you see die, the easier it becomes to die yourself; and in my opinion, death may be a torture, but it is not an expiation."	Смею вас уверить: чем больше видишь умирающих, тем легче умирать; а потому я убежден, что смерть может быть казнью, но не искуплением.
"I do not quite understand you," replied Franz; "pray explain your meaning, for you excite my curiosity to the highest pitch."	- Я вас не вполне понимаю, - отвечал Франц. -Поясните вашу мысль, вы не можете себе представить, до какой степени то, что вы говорите, меня занимает.

"Listen," said the count, and deep hatred mounted to his face, as the blood would to the face of any other. "If a man had by unheard-of and excruciating tortures destroyed your father, your mother, your betrothed,-a being who, when torn from you, left a desolation, a wound that never closes, in your breast,-do you think the reparation that society gives you is sufficient when it interposes the knife of the guillotine between the base of the occiput and the trapezal muscles of the murderer, and allows him who has caused us years of moral sufferings to escape with a few moments of physical pain?"	- Послушайте, - сказал граф, и лицо его налилось желчью, как у других оно наливается кровью. -Если бы кто-нибудь заставил умереть в неслыханных пытках, в бесконечных мучениях вашего отца, или мать, или возлюбленную, словом кого-нибудь из тех близких людей, которые, будучи вырваны из нашего сердца, оставляют в нем вечную пустоту и вечно кровоточащую рану, неужели вы бы считали, что общество дало вам достаточное удовлетворение, потому что нож гильотины прошел между основанием затылочной кости и трапециевидными мышцами убийцы и тот, по чьей вине вы пережили долгие годы душевных мук, в течение нескольких секунд испытал физические страдания?
"Yes, I know," said Franz, "that human justice is insufficient to console us; she can give blood in return for blood, that is all; but you must demand from her only what it is in her power to grant."	- Да, я знаю, - отвечал Франц, - человеческое правосудие - плохой утешитель; оно может пролить кровь за кровь и только; не следует требовать от него большего, чем оно может дать.
"I will put another case to you," continued the count; "that where society, attacked by the death of a person, avenges death by death.	- И я еще говорю о таком случае, - продолжал граф, - когда общество, потрясенное в самых основах убийством одного из своих членов, воздает смертью за смерть.
But are there not a thousand tortures by which a man may be made to suffer without society taking the least cognizance of them, or offering him even the insufficient means of vengeance, of which we have just spoken?	Но существуют миллионы мук, разрывающих сердце человека, которыми общество пренебрегает и за которые оно не мстит даже тем неудовлетворительным способом, о котором мы только что говорили.
Are there not crimes for which the impalement of the Turks, the augers of the Persians, the stake and the brand of the Iroquois Indians, are inadequate tortures, and which are unpunished by society?	Разве нет преступлений, достойных более страшных пыток, чем кол, на который сажают у турок, чем вытягивание жил, принятое у ирокезов, а между тем равнодушное общество оставляет их безнаказанными?..
Answer me, do not these crimes exist?"	Скажите, разве нет таких преступлений?
"Yes," answered Franz; "and it is to punish them that duelling is tolerated."	- Есть, - отвечал Франц, - и ради них-то и терпят дуэль.
"Ah, duelling," cried the count; "a pleasant manner, upon my soul, of arriving at your end when that end is vengeance!	- Дуэль! - воскликнул граф. - Нечего сказать, славное средство достигнуть цели, когда эта цель- мщение!
A man has carried off your mistress, a man has seduced your wife, a man has dishonored your daughter; he has rendered the whole life of one who had the right to expect from heaven that portion of happiness God has promised to every one of his creatures, an existence of misery and infamy; and you think you are avenged because you send a ball through the head, or pass a sword through the breast, of that man who has planted madness in your brain, and despair in your heart.	Человек похитил у вас возлюбленную, обольстил вашу жену, обесчестил вашу дочь; всю вашу жизнь, имевшую право ожидать от бога той доли счастья, которую он обещал каждому своему созданию, этот человек превратил в страдание, муку и позор! И вы будете чувствовать себя отомщенным, если этому человеку, который вверг ваш мозг в безумие, а сердце в отчаяние, вы проткнете шпагой грудь или всадите пулю в лоб?

And remember, moreover, that it is often he who comes off victorious from the strife, absolved of all crime in the eyes of the world.	Полноте! Не говоря уже о том, что он нередко выходит из борьбы победителем, оправданным в глазах света и как бы прощенным богом.
No, no," continued the count, "had I to avenge myself, it is not thus I would take revenge."	Нет, нет, - продолжал граф, - если мне суждено когда-нибудь мстить, то я буду мстить не так.
"Then you disapprove of duelling?	- Итак, вы отрицаете дуэль?
You would not fight a duel?" asked Albert in his turn, astonished at this strange theory.	Вы отказались бы драться? - спросил в свою очередь Альбер, удивленный странной теорией графа.
"Oh, yes," replied the count; "understand me, I would fight a duel for a trifle, for an insult, for a blow; and the more so that, thanks to my skill in all bodily exercises, and the indifference to danger I have gradually acquired, I should be almost certain to kill my man.	- Нет, почему же? - возразил граф. - Поймите меня: я буду драться за безделицу, за оскорбление, за попытку уличить меня во лжи, за пощечину и сделаю это тем более с легким сердцем, что благодаря приобретенному мною искусству во всем, что касается физических упражнений, и долголетней привычке к опасности я мог бы не сомневаться, что убью своего противника.
Oh, I would fight for such a cause; but in return for a slow, profound, eternal torture, I would give back the same, were it possible; an eye for an eye, a tooth for a tooth, as the Orientalists say,-our masters in everything,-those favored creatures who have formed for themselves a life of dreams and a paradise of realities."	Разумеется, за все это я стал бы драться; но за глубокое, долгое, беспредельное, вечное страдание я отплатил бы точно такими же муками - око за око, зуб за зуб, как говорят люди Востока, наши извечные учители, эти избранники, сумевшие превратить жизнь в сон, а явь в земной рай.
"But," said Franz to the count, "with this theory, which renders you at once judge and executioner of your own cause, it would be difficult to adopt a course that would forever prevent your falling under the power of the law.	- Но мне кажется, - возразил Франц, - поскольку вы одновременно становитесь и судьей, и палачом в вашем собственном деле, трудно удержаться на границе закона и самому не подпасть под его власть.
Hatred is blind, rage carries you away; and he who pours out vengeance runs the risk of tasting a bitter draught."	Ненависть слепа, гнев безрассуден, и кто упивается мщением, рискует испить из горькой чаши.
"Yes, if he be poor and inexperienced, not if he be rich and skilful; besides, the worst that could happen to him would be the punishment of which we have already spoken, and which the philanthropic French Revolution has substituted for being torn to pieces by horses or broken on the wheel.	- Да - если он беден и глуп; нет - если он обладает миллионами и умен. Впрочем, в самом худшем случае ему грозит только та казнь, о которой мы сейчас говорили и которой человеколюбивая французская революция заменила четвертование и колесование.
What matters this punishment, as long as he is avenged?	А что для него казнь, если он отомщен?
On my word, I almost regret that in all probability this miserable Peppino will not be beheaded, as you might have had an opportunity then of seeing how short a time the punishment lasts, and whether it is worth even mentioning; but, really this is a most singular conversation for the Carnival, gentlemen; how did it arise?	Право, мне почти жаль, что этот несчастный Пеппино, по-видимому, не будет "decapitato", как они выражаются; вы увидели бы, сколько это берет времени и стоит ли об этом говорить. Но, право же, господа, какой странный разговор для первого дня карнавала! С чего он начался?

Ah, I recollect, you asked for a place at my window; you shall have it; but let us first sit down to table, for here comes the servant to inform us that breakfast is ready."	Ах да, помню! Вы изъявили желание иметь место в моем окне; ну что ж, пожалуйста; но прежде всего сядем за стол, потому что, кажется, завтрак готов.
As he spoke, a servant opened one of the four doors of the apartment, saying-"Al suo commodo!"	В самом деле, одна из четырех дверей гостиной отворилась, и вошедший лакей произнес сакраментальные слова: - Al suo commodo.[32]
The two young men arose and entered the breakfast-room.	Молодые люди поднялись и перешли в столовую.
During the meal, which was excellent, and admirably served, Franz looked repeatedly at Albert, in order to observe the impressions which he doubted not had been made on him by the words of their entertainer; but whether with his usual carelessness he had paid but little attention to him, whether the explanation of the Count of Monte Cristo with regard to duelling had satisfied him, or whether the events which Franz knew of had had their effect on him alone, he remarked that his companion did not pay the least regard to them, but on the contrary ate like a man who for the last four or five months had been condemned to partake of Italian cookery-that is, the worst in the world.	Во время завтрака, превосходного и изысканно сервированного, Франц старался поймать взгляд Альбера и прочесть в нем впечатление, которое, как он не сомневался, слова их хозяина должны были произвести на него; но потому ли, что тот, по свойственной ему беспечности, не обратил на них особого внимания, потому ли, что уступка, сделанная графом Монте-Кристо в вопросе о дуэли, примирила с ним Альбера, потому ли, наконец, что предшествовавшие обстоятельства, известные только Францу, только для него усугубляли значение высказанных графом взглядов, - но он не заметил, чтобы его приятель был чем-нибудь озабочен; напротив того, он усердно оказывал честь завтраку, как человек, в продолжение почти пяти месяцев вынужденный довольствоваться итальянской кухней, как известно, одной из худших в мире.
As for the count, he just touched the dishes; he seemed to fulfil the duties of a host by sitting down with his guests, and awaited their departure to be served with some strange or more delicate food.	Что касается графа, то тот едва прикасался к кушаньям; казалось, что, садясь за стол со своими гостями, он исполнял только долг учтивости и ждал их ухода, чтобы велеть подать себе какое-нибудь странное или особенное блюдо.
This brought back to Franz, in spite of himself, the recollection of the terror with which the count had inspired the Countess G--, and her firm conviction that the man in the opposite box was a vampire.	Это невольно напомнило Францу тот ужас, который граф внушил графине Г., и ее уверенность, что граф, то есть человек, сидевший в ложе напротив, - вампир.
At the end of the breakfast Franz took out his watch.	После завтрака Франц посмотрел на часы.
"Well," said the count, "what are you doing?"	- Что вы? - спросил его граф.
"You must excuse us, count," returned Franz, "but we have still much to do."	- Извините нас, граф, - ответил Франц, - но у нас еще тысяча дел.
"What may that be?"	- Каких?
"We have no masks, and it is absolutely necessary to procure them."	- У нас еще нет костюмов, а сегодня костюм обязателен.
"Do not concern yourself about that; we have, I think, a private room in the Piazza del Popolo; I will have whatever costumes you choose brought to us, and you can dress there."	- Об этом не беспокойтесь. На Пьяцца-дель-Пополо у нас, по-видимому, отдельная комната; я велю принести туда какие вам угодно костюмы, и мы переоденемся там же на месте.
"After the execution?" cried Franz.	- После казни? - воскликнул Франц.

"Before or after, whichever you please."	- Разумеется, после, до или во время казни, как вам будет угодно.
"Opposite the scaffold?"	- В виду эшафота?
"The scaffold forms part of the fete."	- Эшафот входит в программу праздника.
"Count, I have reflected on the matter," said Franz, "I thank you for your courtesy, but I shall content myself with accepting a place in your carriage and at your window at the Rospoli Palace, and I leave you at liberty to dispose of my place at the Piazza del Popolo."	- Знаете, граф, я раздумал, - сказал Франц, - я очень благодарен за вашу предупредительность, но я удовольствуюсь местом в вашей коляске и у окна палаццо Росполи и попрошу вас располагать моим местом на Пьяцца-дель-Пополо.
"But I warn you, you will lose a very curious sight," returned the count.	- Но должен вас предупредить, что вы лишаете себя очень любопытного зрелища, - отвечал граф.
"You will describe it to me," replied Franz, "and the recital from your lips will make as great an impression on me as if I had witnessed it.	- Вы мне о нем расскажете, - возразил Франц, - и я уверен, что в ваших устах рассказ произведет на меня не меньшее впечатление, чем произвело бы само зрелище.
I have more than once intended witnessing an execution, but I have never been able to make up my mind; and you, Albert?"	Впрочем, я уже несколько раз хотел посмотреть на смертную казнь и никогда не мог решиться; а вы, Альбер?
"I," replied the viscount,-"I saw Castaing executed, but I think I was rather intoxicated that day, for I had quitted college the same morning, and we had passed the previous night at a tavern."	- Я видел казнь Кастена, - отвечал виконт, - но, кажется, я был навеселе; это было в день окончания коллежа, и мы провели ночь в каком-то кабаке.
"Besides, it is no reason because you have not seen an execution at Paris, that you should not see one anywhere else; when you travel, it is to see everything.	- Если вы чего-либо не делали в Париже, то это еще не причина не делать этого в чужих краях, -сказал граф. - Путешествуешь, чтобы приобрести знания; меняешь места, чтобы увидеть новое.
Think what a figure you will make when you are asked,	Подумайте, как вам будет стыдно, когда у вас спросят:
'How do they execute at Rome?' and you reply,	"Как казнят в Риме?", а вы ответите:
' I do not know'!	"Не знаю".
And, besides, they say that the culprit is an infamous scoundrel, who killed with a log of wood a worthy canon who had brought him up like his own son.	Притом же осужденный, говорят, отъявленный мерзавец, негодяй, убивший каминным таганом почтенного каноника, который воспитал его, как сына.
Diable, when a churchman is killed, it should be with a different weapon than a log, especially when he has behaved like a father.	Черт возьми, когда убиваешь духовное лицо, нужно выбирать более приличное орудие, чем таган, особенно если это духовное лицо, быть может, твой отец.
If you went to Spain, would you not see the bull-fight?	Если бы вы путешествовали по Испании, вы бы пошли взглянуть на бой быков, правда?
Well, suppose it is a bull-fight you are going to see? Recollect the ancient Romans of the Circus, and the sports where they killed three hundred lions and a hundred men.	Так предположите, что мы едем смотреть бой быков; вспомните о цирке древних римлян, об охотах, где убивали триста львов и сотню людей.

Think of the eighty thousand applauding spectators, the sage matrons who took their daughters, and the charming Vestals who made with the thumb of their white hands the fatal sign that said,	Вспомните о восьмидесяти тысячах зрителей, хлопавших в ладоши, о почтенных матронах, приводивших с собою своих дочерей-невест, о прелестных белокурых весталках, подававших прелестным пальчиком знак, говоривший:
'Come, despatch the dying.'"	"Ну, не ленитесь, добивайте скорей этого человека, он и так уже почти мертв".
"Shall you go, then, Albert?" asked Franz.	- Вы поедете, Альбер? - спросил Франц.
"Ma foi, yes; like you, I hesitated, but the count's eloquence decides me."	- Пожалуй; я, как и вы, колебался, но красноречие графа меня убедило.
"Let us go, then," said Franz, "since you wish it; but on our way to the Piazza del Popolo, I wish to pass through the Corso.	- Так поедемте, если вам угодно, - сказал Франц, -но по дороге на Пьяцца-дель-Пополо я бы хотел побывать на Корсо; возможно это?
Is this possible, count?" "On foot, yes, in a carriage, no."	- Пешком - да, в экипаже - нет.
"I will go on foot, then."	- Так я пойду пешком.
"Is it important that you should go that way?"	- А вам необходимо попасть на Корсо?
"Yes, there is something I wish to see."	- Да, мне там нужно кое-что посмотреть.
"Well, we will go by the Corso. We will send the carriage to wait for us on the Piazza del Popolo, by the Strada del Babuino, for I shall be glad to pass, myself, through the Corso, to see if some orders I have given have been executed."	- Хорошо, пойдем пешком на Корсо, а экипаж поедет по виа дель-Бабуино и будет ждать нас на Пьяцца-дель-Пополо; я и сам ничего не имею против того, чтобы пройтись по Корсо и посмотреть, исполнены ли кое-какие мои распоряжения.
"Excellency," said a servant, opening the door, "a man in the dress of a penitent wishes to speak to you."	- Ваше сиятельство, - доложил, открывая дверь, лакей, - какой-то человек в одежде паломника просит позволения поговорить с вами.
"Ah, yes" returned the count,	- Да, знаю, - сказал граф. - Господа, не угодно ли вам пройти в гостиную?
"I know who he is, gentlemen; will you return to the salon? you will find good cigars on the centre table. I will be with you directly."	Там на столе вы найдете превосходные гаванские сигары... Через минуту я вернусь к вам.
The young men rose and returned into the salon, while the count, again apologizing, left by another door.	Молодые люди встали и вышли в одну из дверей, между тем как граф, еще раз извинившись перед ними, вышел в другую.
Albert, who was a great smoker, and who had considered it no small sacrifice to be deprived of the cigars of the Cafe de Paris, approached the table, and uttered a cry of joy at perceiving some veritable puros.	Альбер, большой любитель хороших сигар, считавший, что он приносит тяжелую жертву, обходясь без сигар Кафе-де-Пари, подошел к столу и вскрикнул от радости, увидав настоящие "пурос".
"Well," asked Franz, "what think you of the Count of Monte Cristo?"	- Ну, - спросил его Франц, - что вы думаете о графе Монте-Кристо?

"What do I think?" said Albert, evidently surprised at such a question from his companion; "I think he is a delightful fellow, who does the honors of his table admirably; who has travelled much, read much, is, like Brutus, of the Stoic school, and moreover," added he, sending a volume of smoke up towards the ceiling, "that he has excellent cigars."	- Что я о нем думаю? - отвечал Альбер, явно удивленный таким вопросом со стороны своего приятеля. - Я думаю, что это премилый человек, радушный хозяин, который много видел, много изучал, много думал и принадлежит, как Брут, к школе стоиков, а в довершение всего, - прибавил он, любовно выпуская изо рта дым, спирально поднимающийся к потолку, - у него превосходные сигары.
Such was Albert's opinion of the count, and as Franz well knew that Albert professed never to form an opinion except upon long reflection, he made no attempt to change it.	Таково было мнение Альбера о графе. А так как Альбер всегда хвалился, что, только хорошенько поразмыслив, составляет себе мнение о ком бы то ни было и о чем бы то ни было, то Франц и не пытался ему противоречить.
"But," said he, "did you observe one very singular thing?"	- Но вы обратили внимание на одно очень странное обстоятельство? - сказал он.
"What?"	- Какое?
"How attentively he looked at you."	- Вы заметили, как пристально он на вас смотрел?
"At me?"	- На меня?
"Yes."-Albert reflected.	- Да, на вас. Альбер задумался.
"Ah," replied he, sighing, "that is not very surprising; I have been more than a year absent from Paris, and my clothes are of a most antiquated cut; the count takes me for a provincial. The first opportunity you have, undeceive him, I beg, and tell him I am nothing of the kind."	- Увы, - сказал он со вздохом, - в этом нет ничего удивительного. Я уже год, как уехал из Парижа, и, вероятно, одет, как чучело. Граф, должно быть, принял меня за провинциала; разуверьте его, дорогой, и при первом случае скажите ему, что это совсем не так.
Franz smiled; an instant after the count entered.	Франц улыбнулся. Минуту спустя вернулся граф.
"I am now quite at your service, gentlemen," said he. "The carriage is going one way to the Piazza del Popolo, and we will go another; and, if you please, by the Corso.	- Вот и я, господа, и весь к вашим услугам, -сказал он. - Распоряжения отданы; экипаж направляется своей дорогой на Пьяцца-дель-Пополо, а мы пойдем туда же по Корсо, если вам угодно.
Take some more of these cigars, M. de Morcerf."	Возьмите немного сигар, господин де Морсер.
"With all my heart," returned Albert; "Italian cigars are horrible.	- Охотно, граф, благодарю вас, - отвечал Альбер, -итальянские сигары еще хуже французских.
When you come to Paris, I will return all this."	Когда вы приедете в Париж, я расквитаюсь с вами.
"I will not refuse; I intend going there soon, and since you allow me, I will pay you a visit.	- Не отказываюсь; я надеюсь когда-нибудь быть в Париже и, с вашего позволения, явлюсь к вам.
Come, we have not any time to lose, it is half-past twelve-let us set off."	Ну, господа, время не ждет, уже половина первого. Идем!
All three descended; the coachman received his master's orders, and drove down the Via del Babuino.	Все трое спустились вниз.

While the three gentlemen walked along the Piazza de Spagni and the Via Frattina, which led directly between the Fiano and Rospoli palaces, Franz's attention was directed towards the windows of that last palace, for he had not forgotten the signal agreed upon between the man in the mantle and the Transtevere peasant.	Кучер выслушал последние распоряжения своего господина и поехал по виа дель-Бабуино, а граф с молодыми людьми направились к Пьяцца-ди-Спанья по виа Фраттина, которая вывела их на Корсо между палаццо Фиано и палаццо Росполи. Франц во все глаза смотрел на окна этого дворца; он не забыл о сигнале, условленном в Колизее между транстеверинцем и человеком в плаще.
"Which are your windows?" asked he of the count, with as much indifference as he could assume.	- Которые из этих окон ваши? - спросил он графа насколько мог естественным тоном.
"The three last," returned he, with a negligence evidently unaffected, for he could not imagine with what intention the question was put.	- Три последних, - отвечал тот с непритворной беспечностью, не угадывая подлинного значения вопроса.
Franz glanced rapidly towards the three windows.	Франц быстро окинул взглядом окна.
The side windows were hung with yellow damask, and the centre one with white damask and a red cross.	Боковые были затянуты желтой камкой, а среднее - белой с красным крестом.
The man in the mantle had kept his promise to the Transteverin, and there could now be no doubt that he was the count.	Человек в плаще сдержал свое обещание, и сомнений больше не было: человек в плаще и был граф Монте-Кристо.
The three windows were still untenanted.	Все три окна были еще пусты.
Preparations were making on every side; chairs were placed, scaffolds were raised, and windows were hung with flags.	Повсюду уже готовились к карнавалу, расставляя стулья, строили подмостки, затягивали окна.
The masks could not appear; the carriages could not move about; but the masks were visible behind the windows, the carriages, and the doors.	Маски не смели показываться, а экипажи -разъезжать, пока не ударит колокол; но маски угадывались за всеми окнами, а экипажи за всеми воротами.
Franz, Albert, and the count continued to descend the Corso.	Франц, Альбер и граф продолжали идти по Корсо.
As they approached the Piazza del Popolo, the crowd became more dense, and above the heads of the multitude two objects were visible: the obelisk, surmounted by a cross, which marks the centre of the square, and in front of the obelisk, at the point where the three streets, del Babuino, del Corso, and di Ripetta, meet, the two uprights of the scaffold, between which glittered the curved knife of the mandaia.	По мере того как они приближались к Пьяцца-дель-Пополо, толпа становилась все гуще. Над толпой в середине площади высился обелиск с венчающим его крестом, а на скрещении трех улиц - Бабуино, Корсо и Рипетта - два столба эшафота, между которыми блестел полукруглый нож гильотины.
At the corner of the street they met the count's steward, who was awaiting his master.	На углу они увидели графского управляющего, который ждал своего господина.
The window, let at an exorbitant price, which the count had doubtless wished to conceal from his guests, was on the second floor of the great palace, situated between the Via del Babuino and the Monte Pincio.	Окно, нанятое, по-видимому, за такую непомерную цену, что граф не хотел, чтобы гости знали об этом, находилось в третьем этаже большого дворца между виа дель-Бабуино и Монте-Пинчо.

It consisted, as we have said, of a small dressing-room, opening into a bedroom, and, when the door of communication was shut, the inmates were quite alone.	Комната представляла собой нечто вроде будуара, смежного со спальней; закрыв дверь спальни, занявшие будуар оказывались как бы у себя дома.
On chairs were laid elegant masquerade costumes of blue and white satin.	На стульях были разложены весьма изящные костюмы паяцев из голубого и белого атласа.
"As you left the choice of your costumes to me," said the count to the two friends,	- Так как вы разрешили мне самому выбрать костюмы, - сказал граф обоим друзьям, - то я распорядился, чтобы вам приготовили вот эти.
"I have had these brought, as they will be the most worn this year; and they are most suitable, on account of the confetti (sweetmeats), as they do not show the flour."	Во-первых, в нынешнем году это самые модные, а во-вторых, они очень удобны для конфетти, потому что на них мука незаметна.
Franz heard the words of the count but imperfectly, and he perhaps did not fully appreciate this new attention to their wishes; for he was wholly absorbed by the spectacle that the Piazza del Popolo presented, and by the terrible instrument that was in the centre.	Франц почти не слышал слов графа и, может быть, даже недостаточно оценил его любезность; все его внимание было сосредоточено на том зрелище, которое представляла Пьяцца-дель-Пополо, и на страшном орудии, составлявшем в этот час ее главное украшение.
It was the first time Franz had ever seen a guillotine,-we say guillotine, because the Roman mandaia is formed on almost the same model as the French instrument. [*] The knife, which is shaped like a crescent, that cuts with the convex side, falls from a less height, and that is all the difference.	Первый раз в жизни Франц видел гильотину; мы говорим гильотину, потому что римская mandaia очень похожа на французское орудие смерти. Такой же нож, в виде полумесяца, режущий выпуклой стороной, но падающий с меньшей высоты, - вот и вся разница.
Two men, seated on the movable plank on which the victim is laid, were eating their breakfasts, while waiting for the criminal. Their repast consisted apparently of bread and sausages.	Два человека, сидя на откидной доске, на которую кладут осужденного, в ожидании казни закусывали - насколько мог рассмотреть Франц -хлебом и колбасой.
One of them lifted the plank, took out a flask of wine, drank some, and then passed it to his companion. These two men were the executioner's assistants.	Один из них приподнял доску, достал из-под нее флягу с вином, отпил глоток и передал ее товарищу; это были помощники палача.
At this sight Franz felt the perspiration start forth upon his brow.	Г лядя на них, Франц чувствовал, что у корней его волос проступает пот.
The prisoners, transported the previous evening from the Carcere Nuovo to the little church of Santa Maria del Popolo, had passed the night, each accompanied by two priests, in a chapel closed by a grating, before which were two sentinels, who were relieved at intervals.	Осужденные накануне были переведены из Новой тюрьмы в маленькую церковь Санта-Мария-дель-Пополо и провели там всю ночь, каждый с двумя священниками, приготовлявшими их к смерти, в освещенной множеством свечей часовне, перед которой шагали взад и вперед ежечасно сменявшиеся часовые.
A double line of carbineers, placed on each side of the door of the church, reached to the scaffold, and formed a circle around it, leaving a path about ten feet wide, and around the guillotine a space of nearly a hundred feet.	Двойной ряд карабинеров выстроился от дверей церкви до эшафота и окружал его кольцом, оставляя свободным проход футов в десять шириною, а вокруг гильотины - пространство шагов в сто в окружности.
All the rest of the square was paved with heads.	Вся остальная площадь была заполнена толпой.

Many women held their infants on their shoulders, and thus the children had the best view.	Многие женщины держали детей на плечах, откуда этим юным зрителям отлично был виден эшафот.
The Monte Pincio seemed a vast amphitheatre filled with spectators; the balconies of the two churches at the corner of the Via del Babuino and the Via di Ripetta were crammed; the steps even seemed a parti-colored sea, that was impelled towards the portico; every niche in the wall held its living statue.	Монте Пинчо казался обширным амфитеатром, все уступы которого были усеяны народом; балконы обеих церквей, на углах виа дель-Бабуино и виа ди-Рипетта, были переполнены привилегированной публикой; ступени папертей напоминали морские волны, подгоняемые к портику непрерывным приливом; каждый выступ стены, достаточно широкий, чтобы на нем мог поместиться человек, служил пьедесталом для живой статуи.
What the count said was true-the most curious spectacle in life is that of death.	Слова графа оправдывались: очевидно, в жизни нет более интересного зрелища, чем смерть.
And yet, instead of the silence and the solemnity demanded by the occasion, laughter and jests arose from the crowd. It was evident that the execution was, in the eyes of the people, only the commencement of the Carnival.	А между тем вместо тишины, которая, казалось, приличествовала торжественности предстоящей церемонии, от толпы исходил громкий шум, слагавшийся из хохота, гиканья и радостных возгласов; по-видимому, и в этом граф оказался прав: казнь была для толпы не чем иным, как началом карнавала.
Suddenly the tumult ceased, as if by magic, and the doors of the church opened.	Вдруг, как по мановению волшебного жезла, шум затих; церковные двери распахнулись.
A brotherhood of penitents, clothed from head to foot in robes of gray sackcloth, with holes for the eyes, and holding in their hands lighted tapers, appeared first; the chief marched at the head.	Впереди выступало братство кающихся пилигримов, одетых в серые мешки с вырезами для глаз, держа в руках зажженные свечи; первым шествовал глава братства.
Behind the penitents came a man of vast stature and proportions.	За пилигримами шел мужчина огромного роста.
He was naked, with the exception of cloth drawers at the left side of which hung a large knife in a sheath, and he bore on his right shoulder a heavy iron sledge-hammer.	Он был обнажен, если не считать коротких холщовых штанов; на левом боку у него висел большой нож, вложенный в ножны; на правом плече он нес тяжелую железную палицу.
This man was the executioner.	Это был палач.
He had, moreover, sandals bound on his feet by cords.	На ногах у него были сандалии, привязанные у щиколоток бечевками.
Behind the executioner came, in the order in which they were to die, first Peppino and then Andrea.	Вслед за палачом, в том порядке, в каком они должны были быть казнены, шли Пеппино и Андреа.
Each was accompanied by two priests.	Каждого из них сопровождали два священника.
Neither had his eyes bandaged.	Ни у того, ни у другого глаза не были завязаны.
Peppino walked with a firm step, doubtless aware of what awaited him.	Пеппино шел довольно твердым шагом; по-видимому, ему успели дать знать о том, что его ожидает.
Andrea was supported by two priests.	Андреа священники вели под руки.

Each of them, from time to time, kissed the crucifix a confessor held out to them.	Осужденные время от времени целовали распятие, которое им прикладывали к губам.
At this sight alone Franz felt his legs tremble under him.	При одном их виде Франц почувствовал, что у него подкашиваются ноги; он взглянул на Альбера.
He looked at Albert-he was as white as his shirt, and mechanically cast away his cigar, although he had not half smoked it.	Тот, бледнее своей манишки, безотчетным движением отшвырнул сигару, хотя выкурил ее только до половины.
The count alone seemed unmoved-nay, more, a slight color seemed striving to rise in his pale cheeks.	Один лишь граф был невозмутим. Мало того, легкий румянец проступил на его мертвенно-бледном лице.
His nostrils dilated like those of a wild beast that scents its prey, and his lips, half opened, disclosed his white teeth, small and sharp like those of a jackal.	Ноздри его раздувались, как у хищного зверя, чующего кровь, а полураскрытые губы обнажали ряд зубов, белых и острых, как у шакала.
And yet his features wore an expression of smiling tenderness, such as Franz had never before witnessed in them; his black eyes especially were full of kindness and pity.	И при всем том на лице его лежало выражение мягкой приветливости, какого Франц еще никогда у него не замечал; особенно удивительны были его ласковые бархатные глаза.
However, the two culprits advanced, and as they approached their faces became visible.	Между тем осужденные приблизились к эшафоту, и уже можно было разглядеть их лица.
Peppino was a handsome young man of four or five and twenty, bronzed by the sun; he carried his head erect, and seemed on the watch to see on which side his liberator would appear.	Пеппино был красивый смуглолицый малый лет двадцати пяти с вольным и диким взором. Он высоко держал голову, словно высматривая, с какой стороны придет спасение..
Andrea was short and fat; his visage, marked with brutal cruelty, did not indicate age; he might be thirty.	Андреа был толст и приземист; по его гнусному, жестокому лицу трудно было определить возраст; ему можно было дать лет тридцать.
In prison he had suffered his beard to grow; his head fell on his shoulder, his legs bent beneath him, and his movements were apparently automatic and unconscious. * Dr. Guillotin got the idea of his famous machine from witnessing an execution in Italy.	В тюрьме он отпустил бороду. Голова его свешивалась на плечо, ноги подкашивались; казалось, все его существо двигается покорно и механически, без участия воли.
"I thought," said Franz to the count, "that you told me there would be but one execution."	- Вы говорили, кажется, что будут казнить только одного, - сказал Франц графу.
"I told you true," replied he coldly.	- И я не солгал вам, - холодно ответил тот.
"And yet here are two culprits."	- А между тем осужденных двое.
"Yes; but only one of these two is about to die; the other has many years to live."	- Да; но один из них близок к смерти, а другой проживет еще много лет.
"If the pardon is to come, there is no time to lose."	- На мой взгляд, если его должны помиловать, то сейчас самое время.
"And see, here it is," said the count.	- Так оно и есть; взгляните, - сказал граф.

At the moment when Peppino reached the foot of the mandaia, a priest arrived in some haste, forced his way through the soldiers, and, advancing to the chief of the brotherhood, gave him a folded paper.	И в самом деле, в ту минуту, когда Пеппино подходил к подножию эшафота, пилигрим, по-видимому замешкавшийся, никем не остановленный, пробрался сквозь цепь солдат, подошел к главе братства и передал ему вчетверо сложенную бумагу.
The piercing eye of Peppino had noticed all. The chief took the paper, unfolded it, and, raising his hand,	От пламенного взгляда Пеппино не ускользнула ни одна подробность этой сцены; глава братства развернул бумагу, прочел ее и поднял руку.
"Heaven be praised, and his holiness also," said he in a loud voice; "here is a pardon for one of the prisoners!"	- Да будет благословен господь, и хвала его святейшеству папе! - произнес он громко и отчетливо. - Один из осужденных помилован.
"A pardon!" cried the people with one voice-"a pardon!"	- Помилован! - вскрикнула толпа, как один человек. - Один помилован!
At this cry Andrea raised his head.	Услышав слова "помилован", Андреа встрепенулся и поднял голову.
"Pardon for whom?" cried he.	- Кто помилован? - крикнул он.
Peppino remained breathless.	Пеппино молча, тяжело дыша, застыл на месте.
"A pardon for Peppino, called Rocca Priori," said the principal friar.	- Помилован Пеппино, прозванный Рокка Приори,- сказал глава братства.
And he passed the paper to the officer commanding the carbineers, who read and returned it to him.	И он передал бумагу начальнику карабинеров; тот прочел ее и возвратил.
"For Peppino!" cried Andrea, who seemed roused from the torpor in which he had been plunged. "Why for him and not for me?	- Пеппино помилован! - закричал Андреа, сразу стряхнув с себя оцепенение. - Почему помиловали его, а не меня?
We ought to die together. I was promised he should die with me. You have no right to put me to death alone. I will not die alone-I will not!"	Мы должны были оба умереть; мне обещали, что он умрет раньше меня; вы не имеете права убивать меня одного, я не хочу умирать один, не хочу!
And he broke from the priests struggling and raving like a wild beast, and striving desperately to break the cords that bound his hands.	Он вырывался из рук священников, извивался, вопил, рычал, как одержимый, и пытался разорвать веревки, связывавшие его руки.
The executioner made a sign, and his two assistants leaped from the scaffold and seized him.	Палач сделал знак своим помощникам, они соскочили с эшафота и схватили осужденного.
"What is going on?" asked Franz of the count; for, as all the talk was in the Roman dialect, he had not perfectly understood it.	- Что там происходит? - спросил Франц, обращаясь к графу. Так как все говорили на римском диалекте, то он плохо понимал, в чем дело.
"Do you not see?" returned the count, "that this human creature who is about to die is furious that his fellow-sufferer does not perish with him? and, were he able, he would rather tear him to pieces with his teeth and nails than let him enjoy the life he himself is about to be deprived of.	- Что там происходит? - повторил граф. - Разве вы не догадываетесь? Этот человек, который сейчас умрет, буйствует оттого, что другой человек не умрет вместе с ним; если бы ему позволили, он разорвал бы его ногтями и зубами, лишь бы не оставить ему жизни, которой сам лишается.

Oh, man, man-race of crocodiles," cried the count, extending his clinched hands towards the crowd, "how well do I recognize you there, and that at all times you are worthy of yourselves!"	О люди, люди! Порождение крокодилов, как сказал Карл Moop! - воскликнул граф, потрясая кулаками над толпой. - Я узнаю вас, во все времена вы достойны самих себя!
Meanwhile Andrea and the two executioners were struggling on the ground, and he kept exclaiming,	Андреа и помощники палача катались по пыльной земле, и осужденный продолжал кричать:
"He ought to die!-he shall die!-I will not die alone!"	- Он должен умереть! Я хочу, чтобы он умер! Вы не имеете права убивать меня одного!
"Look, look," cried the count, seizing the young men's hands-"look, for on my soul it is curious. Here is a man who had resigned himself to his fate, who was going to the scaffold to die-like a coward, it is true, but he was about to die without resistance.	- Смотрите, - сказал граф, схватив молодых людей за руки, - смотрите, ибо, клянусь вам, на это стоит посмотреть: вот человек, который покорился судьбе, который шел на плаху, который готов был умереть, как трус, правда, но без сопротивления и жалоб.
Do you know what gave him strength?-do you know what consoled him?	Знаете, что придавало ему силы? Что утешало его? Знаете, почему он покорно ждал казни?
It was, that another partook of his punishment-that another partook of his anguish-that another was to die before him.	Потому, что другой также терзался; потому, что другой также должен был умереть; потому, что другой должен был умереть раньше него!
Lead two sheep to the butcher's, two oxen to the slaughterhouse, and make one of them understand that his companion will not die; the sheep will bleat for pleasure, the ox will bellow with joy. But man-man, whom God created in his own image-man, upon whom God has laid his first, his sole commandment, to love his neighbor-man, to whom God has given a voice to express his thoughts-what is his first cry when he hears his fellow-man is saved?	Поведите закалывать двух баранов, поведите двух быков на убой и дайте понять одному из них, что его товарищ не умрет; баран заблеет от радости, бык замычит от счастья, а человек, созданный по образу и подобию божию, человек, которому бог заповедал, как первейший, единственный, высший закон - любовь к ближнему, человек, которому бог дал язык, чтобы выражать свои мысли, - каков будет его первый крик, когда он узнает, что его товарищ спасен?
A blasphemy.	Проклятие.
Honor to man, this masterpiece of nature, this king of the creation!"	Хвала человеку, венцу природы, царю творения!
And the count burst into a laugh; a terrible laugh, that showed he must have suffered horribly to be able thus to laugh.	И граф засмеялся, но таким страшным смехом, каким может смеяться только тот, кто много выстрадал.
However, the struggle still continued, and it was dreadful to witness.	Между тем борьба возле гильотины продолжалась; смотреть на это было невмоготу.
The people all took part against Andrea, and twenty thousand voices cried,	Помощники палача тащили Андреа на эшафот; он восстановил против себя всю толпу, и двадцать тысяч голосов кричали:
"Put him to death! put him to death!"	"Казнить! Казнить его!"
Franz sprang back, but the count seized his arm, and held him before the window.	Франц отшатнулся; но граф снова схватил его за руку и держал у окна.
"What are you doing?" said he. "Do you pity him?	- Что с вами? - спросил он его. - Вам жаль его? Нечего сказать, уместная жалость!

If you heard the cry of 'Mad dog!' you would take your gun-you would unhesitatingly shoot the poor beast, who, after all, was only guilty of having been bitten by another dog. And yet you pity a man who, without being bitten by one of his race, has yet murdered his benefactor; and who, now unable to kill any one, because his hands are bound, wishes to see his companion in captivity perish.	Если бы вы узнали, что под вашим окном бегает бешеная собака, вы схватили бы ружье, выскочили на улицу и без всякого сожаления застрелили бы в упор бедное животное, которое, в сущности, только тем и виновато, что его укусила другая бешеная собака, и оно платит тем же, а тут вы жалеете человека, которого никто не кусал и который тем не менее убил своего благодетеля и теперь, когда он не может убивать, потому что у него связаны руки, исступленно требует смерти своего товарища по заключению, своего товарища по несчастью!
No, no-look, look!"	Нет, смотрите, смотрите!
The command was needless. Franz was fascinated by the horrible spectacle.	Требование графа было почти излишне: Франц не мог оторвать глаз от страшного зрелища.
The two assistants had borne Andrea to the scaffold, and there, in spite of his struggles, his bites, and his cries, had forced him to his knees.	Помощники палача втащили осужденного на эшафот и, несмотря на его пинки, укусы и крики, принудили его стать на колени.
During this time the executioner had raised his mace, and signed to them to get out of the way; the criminal strove to rise, but, ere he had time, the mace fell on his left temple. A dull and heavy sound was heard, and the man dropped like an ox on his face, and then turned over on his back.	Палач стал сбоку от него, держа палицу наготове; по его знаку помощники отошли. Осужденный хотел приподняться, но не успел: палица с глухим стуком ударила его по левому виску; Андреа повалился ничком, как бык, потом перевернулся на спину.
The executioner let fall his mace, drew his knife, and with one stroke opened his throat, and mounting on his stomach, stamped violently on it with his feet.	Тогда палач бросил палицу, вытащил нож, одним ударом перерезал ему горло, стал ему на живот и начал топтать его ногами.
At every stroke a jet of blood sprang from the wound.	При каждом нажиме ноги струя крови била из шеи казненного.
This time Franz could contain himself no longer, but sank, half fainting, into a seat.	Франц не мог дольше выдержать; он бросился в глубь комнаты и почти без чувств упал в кресло.
Albert, with his eyes closed, was standing grasping the window-curtains.	Альбер, зажмурив глаза, вцепился в портьеру окна.
The count was erect and triumphant, like the Avenging Angel!	Граф стоял, высоко подняв голову, словно торжествующий гений зла.
Chapter 36. The Carnival at Rome.	XV. Карнавал в Риме
When Franz recovered his senses, he saw Albert drinking a glass of water, of which, to judge from his pallor, he stood in great need; and the count, who was assuming his masquerade costume.	Когда Франц пришел в себя, он увидел, что Альбер, бледный как смерть, пьет воду, а граф уже облачается в костюм паяца.
He glanced mechanically towards the square-the scene was wholly changed; scaffold, executioners, victims, all had disappeared; only the people remained, full of noise and excitement.	Франц невольно взглянул на площадь: гильотина, палачи, казненный - все исчезло; оставалась только толпа, шумная, возбужденная, веселая.
The bell of Monte Citorio, which only sounds on the pope's decease and the opening of the Carnival, was ringing a joyous peal.	Колокол Монте-Читорио, который возвещает только смерть папы и открытие карнавала, громко гудел.

"Well," asked he of the count, "what has, then, happened?"	- Что происходит? - спросил он графа.
"Nothing," replied the count; "only, as you see, the Carnival has commenced.	- Ничего, ровно ничего, как видите, - отвечал тот.- Только карнавал открылся.
Make haste and dress yourself."	Одевайтесь скорее.
"In fact," said Franz, "this horrible scene has passed away like a dream."	- Удивительно, - сказал Франц, - этот ужас рассеялся, как сон.
"It is but a dream, a nightmare, that has disturbed you."	- Да это и был только сон - кошмар, который вам привиделся.
"Yes, that I have suffered; but the culprit?"	- Мне - да; а казненному?
"That is a dream also; only he has remained asleep, while you have awakened; and who knows which of you is the most fortunate?"	- И ему тоже; только он уснул навсегда, а вы проснулись; и кто скажет, который из вас счастливее?
"But Peppino-what has become of him?"	- А где же Пеппино? - спросил Франц. - Что с ним сталось?
"Peppino is a lad of sense, who, unlike most men, who are happy in proportion as they are noticed, was delighted to see that the general attention was directed towards his companion. He profited by this distraction to slip away among the crowd, without even thanking the worthy priests who accompanied him.	- Пеппино - малый рассудительный, без излишнего самолюбия; вместо того чтобы обидеться, что о нем позабыли, он воспользовался этим и нырнул в толпу, не поблагодарив даже почтенных священников, которые сопровождали его до эшафота.
Decidedly man is an ungrateful and egotistical animal. But dress yourself; see, M. de Morcerf sets you the example."	Поистине человек - животное неблагодарное и эгоистичное... Но одевайтесь, сударь, смотрите, ваш друг подает вам пример.
Albert was drawing on the satin pantaloon over his black trousers and varnished boots.	В самом деле Альбер уже натянул атласные штаны поверх черных панталон и лакированных башмаков.
"Well, Albert," said Franz, "do you feel much inclined to join the revels?	- Ну как, Альбер, - спросил Франц, - расположены вы дурачиться?
Come, answer frankly."	Только говорите правду.
"Ma foi, no," returned Albert. "But I am really glad to have seen such a sight; and I understand what the count said-that when you have once habituated yourself to a similar spectacle, it is the only one that causes you any emotion."	- Нет, не расположен, - отвечал Альбер, - но, в сущности, я рад, что видел это. Я согласен с графом: если однажды хватило сил перенести такое зрелище, то в конце концов оно оказывается единственным, которое еще способно доставить сильные ощущения.
"Without reflecting that this is the only moment in which you can study character," said the count; "on the steps of the scaffold death tears off the mask that has been worn through life, and the real visage is disclosed.	- Не говоря уже о том, что только в такие минуты можно изучать людей, - сказал граф. - На первой ступени эшафота смерть срывает маску, которую человек носил всю жизнь, и тогда показывается его истинное лицо.
It must be allowed that Andrea was not very handsome, the hideous scoundrel!	Надо сознаться, лицо Андреа было не из привлекательных... Какой мерзавец!..
Come, dress yourselves, gentlemen, dress yourselves."	Одевайтесь, господа, одевайтесь!

Franz felt it would be ridiculous not to follow his two companions' example.	Со стороны Франца было бы смешно разыгрывать институтку и не последовать примеру своих спутников.
He assumed his costume, and fastened on the mask that scarcely equalled the pallor of his own face.	Он надел костюм и маску, которая была нисколько не бледнее его лица.
Their toilet finished, they descended; the carriage awaited them at the door, filled with sweetmeats and bouquets.	Окончив туалет, они сошли вниз. У дверей их ждала коляска, полная конфетти и букетов.
They fell into the line of carriages.	Они заняли свое место в веренице экипажей.
It is difficult to form an idea of the perfect change that had taken place.	Трудно было себе представить более резкую перемену.
Instead of the spectacle of gloomy and silent death, the Piazza del Popolo presented a spectacle of gay and noisy mirth and revelry.	Вместо мрачного и безмолвного зрелища смерти Пьяцца-дель-Пополо являла картину веселой и шумной оргии.
A crowd of masks flowed in from all sides, emerging from the doors, descending from the windows. From every street and every corner drove carriages filled with clowns, harlequins, dominoes, mummers, pantomimists, Transteverins, knights, and peasants, screaming, fighting, gesticulating, throwing eggs filled with flour, confetti, nosegays, attacking, with their sarcasms and their missiles, friends and foes, companions and strangers, indiscriminately, and no one took offence, or did anything but laugh.	Маски толпами стекались отовсюду, выскакивали из дверей, вылезали из окон; из всех улиц выезжали экипажи, нагруженные пьерро, арлекинами, домино, маркизами, транстеверинцами, клоунами, рыцарями, поселянами; все это кричало, махало руками, швыряло яйца, начиненные мукой, конфетти, букеты, осыпало шутками и метательными снарядами своих и чужих, знакомых и незнакомых, и никто не имел права обижаться, -на все отвечали смехом.
Franz and Albert were like men who, to drive away a violent sorrow, have recourse to wine, and who, as they drink and become intoxicated, feel a thick veil drawn between the past and the present.	Франц и Альбер походили на людей, которых привели в кабак, чтобы рассеять их тоску, и которые, по мере того как пьянеют, чувствуют, что прошлое заволакивается туманом.
They saw, or rather continued to see, the image of what they had witnessed; but little by little the general vertigo seized them, and they felt themselves obliged to take part in the noise and confusion.	Они еще были во власти только что виденного; но мало-помалу они заразились общим весельем, им казалось, что их рассудок готов помутиться, их тянуло с головой окунуться в этот шум, в эту сутолоку, в этот неистовый вихрь.
A handful of confetti that came from a neighboring carriage, and which, while it covered Morcerf and his two companions with dust, pricked his neck and that portion of his face uncovered by his mask like a hundred pins, incited him to join in the general combat, in which all the masks around him were engaged.	Горсть конфетти, брошенная из соседнего экипажа в Морсера, осыпала Альбера и его спутников, он почувствовал уколы на шее и на не защищенной маской части лица, словно в него бросили сотней булавок; это заставило его принять участие в общей битве, к которой уже присоединились все встречавшиеся им маски.
He rose in his turn, and seizing handfuls of confetti and sweetmeats, with which the carriage was filled, cast them with all the force and skill he was master of.	Он тоже, как все, встал в экипаже и со всей доступной ему силой и ловкостью принялся, в свою очередь, осыпать соседей яйцами и драже.

The strife had fairly begun, and the recollection of what they had seen half an hour before was gradually effaced from the young men's minds, so much were they occupied by the gay and glittering procession they now beheld.	Ожесточенный бой начался. Воспоминание о виденном полчаса тому назад бесследно изгладилось из мыслей обоих друзей. Пестрая, изменчивая, головокружительная картина, бывшая у них перед глазами, поглощала их целиком.
As for the Count of Monte Cristo, he had never for an instant shown any appearance of having been moved.	Что касается графа Монте-Кристо, то он, как мы уже говорили, во все время казни ни на минуту не терял спокойствия.
Imagine the large and splendid Corso, bordered from one end to the other with lofty palaces, with their balconies hung with carpets, and their windows with flags. At these balconies are three hundred thousand spectators-Romans, Italians, strangers from all parts of the world, the united aristocracy of birth, wealth, and genius. Lovely women, yielding to the influence of the scene, bend over their balconies, or lean from their windows, and shower down confetti, which are returned by bouquets; the air seems darkened with the falling confetti and flying flowers. In the streets the lively crowd is dressed in the most fantastic costumes-gigantic cabbages walk gravely about, buffaloes' heads bellow from men's shoulders, dogs walk on their hind legs; in the midst of all this a mask is lifted, and, as in Callot's Temptation of St. Anthony, a lovely face is exhibited, which we would fain follow, but from which we are separated by troops of fiends. This will give a faint idea of the Carnival at Rome.	Вообразите длинную, красивую улицу Корсо, от края до края окаймленную нарядными дворцами, все балконы которых увешаны коврами и все окна задрапированы; на балконах и в окнах триста тысяч зрителей - римлян, итальянцев, чужестранцев, прибывших со всех концов света; смесь всех аристократий - аристократий крови, денег и таланта; прелестные женщины, увлеченные живописным зрелищем, наклоняются с балконов, высовываются из окон, осыпают проезжающих дождем конфетти, на который им отвечают букетами; воздух насыщен падающими вниз драже и летящими вверх цветами, а на тротуарах - сплошная беспечная толпа в самых нелепых костюмах: гуляющие исполинские кочны капусты, бычьи головы, мычащие, на человеческих туловищах, собаки, шагающие на задних лапах; и вдруг, во всей этой сумятице, под приподнятой маской, как в искушении св. Антония, пригрезившемся Калло, мелькает очаровательное лицо какой-нибудь Астарты, за которой бросаешься следом, но путь преграждают какие-то вертлявые бесы, вроде тех, что снятся по ночам, - вообразите все это, и вы получите слабое представление о том, что такое карнавал в Риме.
At the second turn, the count stopped the carriage, and requested permission to withdraw, leaving the vehicle at their disposal.	После того как они два раза проехали по Корсо, граф воспользовался остановкой в движении экипажей и попросил у своих спутников разрешения покинуть их, оставив коляску в их распоряжении.
Franz looked up-they were opposite the Rospoli Palace.	Франц поднял глаза и увидел фасад палаццо Росполи.
At the centre window, the one hung with white damask with a red cross, was a blue domino, beneath which Franz's imagination easily pictured the beautiful Greek of the Argentina.	В среднем окне, затянутом белой камкой с красным крестом, виднелось голубое домино, под которым воображение Франца тотчас нарисовало прелестную незнакомку, виденную им в театре Арджентина.
"Gentlemen," said the count, springing out, "when you are tired of being actors, and wish to become spectators of this scene, you know you have places at my windows. In the meantime, dispose of my coachman, my carriage, and my servants."	- Господа, - сказал граф, выходя из экипажа, -когда вам наскучит быть актерами и захочется превратиться в зрителей, не забудьте, что вас ждут места у моих окон; а до тех пор располагайте моим кучером, экипажем и слугами.

We have forgotten to mention, that the count's coachman was attired in a bear-skin, exactly resembling Odry's in	Мы забыли сказать, что кучер графа был наряжен черным медведем, точь-в-точь как Одри в
"The Bear and the Pasha;" and the two footmen behind were dressed up as green monkeys, with spring masks, with which they made grimaces at every one who passed.	"Медведе и Паше", а лакеи, стоявшие на запятках, были одеты зелеными обезьянами; маски их были снабжены пружиной, при помощи которой они строили гримасы прохожим.
Franz thanked the count for his attention. As for Albert, he was busily occupied throwing bouquets at a carriage full of Roman peasants that was passing near him.	Франц поблагодарил графа за его любезное предложение; что касается Альбера, то он был занят тем, что засыпал цветами коляску, в которой сидели весьма кокетливо одетые поселянки.
Unfortunately for him, the line of carriages moved on again, and while he descended the Piazza del Popolo, the other ascended towards the Palazzo di Venezia.	К несчастью, поток экипажей снова пришел в движение, и в то время как его уносило к Пьяцца-дель-Пополо, экипаж, привлекший внимание Альбера, направился к Венецианскому дворцу.
"Ah, my dear fellow," said he to Franz; "you did not see?"	- Вы видели? - сказал он Францу.
"What?"	- Что? - спросил Франц.
"There,-that calash filled with Roman peasants."	- Вон ту коляску с поселянками?
"No."	- Нет.
"Well, I am convinced they are all charming women."	- Жаль! Я уверен, что это очаровательные женщины.
"How unfortunate that you were masked, Albert," said Franz; "here was an opportunity of making up for past disappointments."	- Какое несчастье, что вы в маске, - сказал Франц,- ведь это самый подходящий случай вознаградить себя за ваши любовные неудачи!
"Oh," replied he, half laughing, half serious; "I hope the Carnival will not pass without some amends in one shape or the other."	- Я очень надеюсь, что карнавал чем-нибудь да вознаградит меня, - отвечал Альбер полушутя, полусерьезно.
But, in spite of Albert's hope, the day passed unmarked by any incident, excepting two or three encounters with the carriage full of Roman peasants.	Вопреки надеждам Альбера день прошел без особенных приключений, если не считать нескольких встреч с той же коляской.
At one of these encounters, accidentally or purposely, Albert's mask fell off.	Во время одной из этих встреч, случайно ли, нет ли, маска Альбера отвязалась.
He instantly rose and cast the remainder of the bouquets into the carriage.	Тогда он схватил в охапку весь оставшийся у него запас цветов и бросил его в коляску.
Doubtless one of the charming females Albert had detected beneath their coquettish disguise was touched by his gallantry; for, as the carriage of the two friends passed her, she threw a bunch of violets.	Вероятно, одна из очаровательных женщин, которых Альбер угадывал под нарядными костюмами поселянок, была тронута его вниманием; когда коляска снова поравнялась с экипажем молодых людей, она бросила им букет фиалок.
Albert seized it, and as Franz had no reason to suppose it was meant for him, he suffered Albert to retain it.	Альбер подхватил его. Так как Франц не имел никаких оснований полагать, что фиалки предназначаются ему, то он не препятствовал Альберу завладеть ими.

Albert placed it in his button-hole, and the carriage went triumphantly on.	Альбер победоносно вдел букет в петлицу, и экипаж торжественно проследовал дальше.
"Well," said Franz to him; "there is the beginning of an adventure."	- Вот и начало любовного похождения! - сказал Франц.
"Laugh if you please-I really think so. So I will not abandon this bouquet."	- Смейтесь сколько угодно, - отвечал Альбер, - но я думаю, что это в самом деле так, и с этим букетом я уже не расстанусь.
"Pardieu," returned Franz, laughing, "in token of your ingratitude."	- Еще бы! - продолжал, смеясь, Франц. - Как же иначе узнать друг друга?
The jest, however, soon appeared to become earnest; for when Albert and Franz again encountered the carriage with the contadini, the one who had thrown the violets to Albert, clapped her hands when she beheld them in his button-hole.	Впрочем, шутка стала вскоре походить на правду, потому что, когда Франц и Альбер снова встретились с той же коляской, маска, бросившая Альберу букет, увидав, что он вдел его в петлицу, захлопала в ладоши.
"Bravo, bravo," said Franz; "things go wonderfully.	- Браво, браво, - сказал Франц, - все идет как по маслу!
Shall I leave you? Perhaps you would prefer being alone?"	Может быть, вы хотите, чтобы я оставил вас одного?
"No," replied he;	- Нет, нет, не будем торопиться!
"I will not be caught like a fool at a first disclosure by a rendezvous under the clock, as they say at the opera-balls.	Я не хочу, чтобы она думала, что меня стоит только поманить.
If the fair peasant wishes to carry matters any further, we shall find her, or rather, she will find us to-morrow; then she will give me some sign or other, and I shall know what I have to do."	Если прелестной поселянке угодно продолжать игру, то мы найдем ее завтра, вернее, она сама нас найдет; она даст о себе знать, и тогда я решу, что делать.
"On my word," said Franz, "you are wise as Nestor and prudent as Ulysses, and your fair Circe must be very skilful or very powerful if she succeed in changing you into a beast of any kind."	- Браво, Альбер, вы мудры, как Нестор, и благоразумны, как Улисс; и если вашей Цирцее удастся превратить вас в какое-нибудь животное, то она или очень искусна, или очень могущественна.
Albert was right; the fair unknown had resolved, doubtless, to carry the intrigue no farther; for although the young men made several more turns, they did not again see the calash, which had turned up one of the neighboring streets.	Альбер был прав: прекрасная незнакомка, по-видимому, решила в этот день не продолжать заигрывания; молодые люди сделали еще несколько кругов, но больше не видели коляску с поселянками; она, вероятно, свернула в одну из боковых улиц.
Then they returned to the Rospoli Palace; but the count and the blue domino had also disappeared; the two windows, hung with yellow damask, were still occupied by the persons whom the count had invited.	Тогда они возвратились в палаццо Росполи, но там уже не было ни графа, ни голубого домино; у затянутых желтой камкой окон еще стояли зрители, вероятно, приглашенные графом.
At this moment the same bell that had proclaimed the beginning of the mascherata sounded the retreat.	В эту минуту тот же колокол, который возвестил начало карнавала, возвестил его окончание.
The file on the Corso broke the line, and in a second all the carriages had disappeared.	Цепь экипажей на Корсо тотчас же распалась, и экипажи мгновенно скрылись в поперечных улицах.

Franz and Albert were opposite the Via delle Maratte; the coachman, without saying a word, drove up it, passed along the Piazza di Spagni and the Rospoli Palace and stopped at the door of the hotel.	Франц и Альбер находились как раз против виа-делле-Маратте. Кучер, не говоря ни слова, свернул за угол и, миновав палаццо Росполи, выехал на Пьяцца-ди-Спанья и подкатил к гостинице.
Signor Pastrini came to the door to receive his guests.	Маэстро Пастрини вышел на порог встречать своих гостей.
Franz hastened to inquire after the count, and to express regret that he had not returned in sufficient time; but Pastrini reassured him by saying that the Count of Monte Cristo had ordered a second carriage for himself, and that it had gone at four o'clock to fetch him from the Rospoli Palace.	Первой заботой Франца было осведомиться о графе и выразить сожаление, что они вовремя за ним не заехали; но Пастрини успокоил его, сказав, что граф Монте-Кристо заказал для себя второй экипаж, который и заехал за ним в палаццо Росполи.
The count had, moreover, charged him to offer the two friends the key of his box at the Argentina.	Кроме того, граф поручил ему передать молодым людям ключ от его ложи в театре Арджентина.
Franz questioned Albert as to his intentions; but Albert had great projects to put into execution before going to the theatre; and instead of making any answer, he inquired if Signor Pastrini could procure him a tailor.	Франц спросил Альбера о его планах на вечер, но Альбер больше думал о том, как осуществить некий замысел, чем о театре; вместо того чтобы ответить Францу, он обратился к маэстро Пастрини с вопросом, не может ли тот достать ему портного.
"A tailor," said the host; "and for what?"	- Портного? - спросил хозяин. - Зачем?
"To make us between now and to-morrow two Roman peasant costumes," returned Albert.	- Чтобы сшить нам к завтрашнему дню костюмы поселян, - сказал Альбер.
The host shook his head.	Маэстро Пастрини покачал головой.
"To make you two costumes between now and to-morrow? I ask your excellencies' pardon, but this is quite a French demand; for the next week you will not find a single tailor who would consent to sew six buttons on a waistcoat if you paid him a crown a piece for each button."	- Сшить вам к завтрашнему дню два костюма! -воскликнул он. - Вот уж, право, не в обиду будь сказано, ваша милость, чисто французское желание. Два костюма! Да вы всю неделю карнавала не найдете ни одного портного, который согласился бы пришить полдюжины пуговиц к жилету, хотя бы вы заплатили ему по целому скудо за штуку!
"Then I must give up the idea?"	- Значит, невозможно достать такие костюмы?
"No; we have them ready-made.	- Отчего же? Можно достать готовые.
Leave all to me; and to-morrow, when you awake, you shall find a collection of costumes with which you will be satisfied."	Поручите это дело мне, и завтра утром, проснувшись, вы найдете целую груду шляп, курток и штанов. Не беспокойтесь, останетесь довольны.
"My dear Albert," said Franz, "leave all to our host; he has already proved himself full of resources; let us dine quietly, and afterwards go and see	- Друг мой, - сказал Франц Альберу, - положимся на нашего хозяина; он уже доказал нам, что он человек находчивый; давайте пообедаем, а потом поедем слушать
' The Algerian Captive.'"	"Итальянку в Алжире".

"Agreed," returned Albert; "but remember, Signor Pastrini, that both my friend and myself attach the greatest importance to having to-morrow the costumes we have asked for."	- Так и быть, поедем слушать "Итальянку в Алжире", - сказал Альбер. - Но только помните, маэстро Пастрини, что для меня и для моего друга, - продолжал он, указав на Франца, -чрезвычайно важно завтра же иметь костюмы, о которых я вас просил.
The host again assured them they might rely on him, and that their wishes should be attended to; upon which Franz and Albert mounted to their apartments, and proceeded to disencumber themselves of their costumes.	Хозяин еще раз подтвердил, что их милостям не о чем беспокоиться и что все будет сделано согласно их пожеланиям, после чего Франц и Альбер отправились к себе, чтобы снять маскарадные костюмы паяцев.
Albert, as he took off his dress, carefully preserved the bunch of violets; it was his token reserved for the morrow.	Альбер бережно спрятал букетик фиалок; это была та примета, по которой прекрасная поселянка могла его узнать.
The two friends sat down to table; but they could not refrain from remarking the difference between the Count of Monte Cristo's table and that of Signor Pastrini.	Друзья сели за стол; Альбер не преминул обратить внимание на существенную разницу между кухней маэстро Пастрини и кухней графа Монте-Кристо.
Truth compelled Franz, in spite of the dislike he seemed to have taken to the count, to confess that the advantage was not on Pastrini's side.	И Франц, хотя и относился к графу с некоторым предубеждением, должен был по совести признать, что это сравнение было далеко не в пользу повара гостиницы.
During dessert, the servant inquired at what time they wished for the carriage.	Когда им подали десерт, лакей осведомился, в котором часу молодым людям нужен экипаж.
Albert and Franz looked at each other, fearing really to abuse the count's kindness.	Альбер и Франц в нерешительности переглянулись.
The servant understood them.	Лакей угадал их мысль.
"His excellency the Count of Monte Cristo had," he said, "given positive orders that the carriage was to remain at their lordships' orders all day, and they could therefore dispose of it without fear of indiscretion."	- Его сиятельство граф Монте-Кристо, - сказал он,- приказал, чтобы экипаж весь день был в распоряжении ваших милостей. Ваши милости могут располагать им без всякого стеснения.
They resolved to profit by the count's courtesy, and ordered the horses to be harnessed, while they substituted evening dress for that which they had on, and which was somewhat the worse for the numerous combats they had sustained.	Молодые люди решили воспользоваться любезным вниманием графа; они велели запрягать, а сами пошли переодеваться, ибо их костюмы несколько поизмялись во время многочисленных боев, в которых они принимали участие.
This precaution taken, they went to the theatre, and installed themselves in the count's box.	Переодевшись, они поехали в театр и расположились в ложе графа.
During the first act, the Countess G-- entered.	Во время первого действия в свою ложу вошла графиня Г.
Her first look was at the box where she had seen the count the previous evening, so that she perceived Franz and Albert in the place of the very person concerning whom she had expressed so strange an opinion to Franz.	Она первым делом взглянула туда, где накануне сидел граф, и увидела Франца и Альбера в ложе того человека, о котором она не далее как накануне высказала Францу такое странное мнение.

Her opera-glass was so fixedly directed towards them, that Franz saw it would be cruel not to satisfy her curiosity; and, availing himself of one of the privileges of the spectators of the Italian theatres, who use their boxes to hold receptions, the two friends went to pay their respects to the countess.	Ее бинокль был так настойчиво направлен на Франца, что тот почувствовал, что было бы жестоко не удовлетворить тотчас же ее любопытство; поэтому, воспользовавшись привилегией итальянских театралов, которым разрешается превращать зрительный зал в собственную гостиную, приятели вышли из ложи и отправились засвидетельствовать свое почтение графине.
Scarcely had they entered, when she motioned to Franz to assume the seat of honor.	Не успели они войти, как графиня указала Францу на почетное место рядом с собою.
Albert, in his turn, sat behind.	Альбер сел сзади.
"Well," said she, hardly giving Franz time to sit down, "it seems you have nothing better to do than to make the acquaintance of this new Lord Ruthven, and you are already the best friends in the world."	- Итак, - сказала она Францу, едва дав ему время сесть, - вы, по-видимому, не теряя времени, поспешили познакомиться с новоявленным лордом Рутвеном и даже подружились с ним?
"Without being so far advanced as that, my dear countess," returned Franz, "I cannot deny that we have abused his good nature all day."	- Не так коротко, как вы предполагаете, графиня, -отвечал Франц, - но не смею отрицать, что мы сегодня весь день пользовались его любезностью.
"All day?"	- Весь день?
"Yes; this morning we breakfasted with him; we rode in his carriage all day, and now we have taken possession of his box."	- Да, именно весь день; утром мы у него завтракали, днем катались по Корсо в его экипаже, а теперь, вечером, сидим в его ложе.
"You know him, then?"	- Так вы с ним знакомы?
"Yes, and no."	- И да и нет.
"How so?"	- Как так?
"It is a long story."	- Это длинная история.
"Tell it to me."	- Вы мне ее расскажете?
"It would frighten you too much."	- Она напугает вас.
"So much the more reason."	- Вот и хорошо.
"At least wait until the story has a conclusion."	- Подождите по крайней мере до развязки.
"Very well; I prefer complete histories; but tell me how you made his acquaintance?	- Хорошо, я люблю законченные рассказы. Но все-таки расскажите, как вы встретились?
Did any one introduce you to him?"	Кто вас познакомил?
"No; it was he who introduced himself to us."	- Никто. Он сам познакомился с нами.
"When?"	- Когда?
"Last night, after we left you."	- Вчера вечером, после того как мы расстались.
"Through what medium?"	- Каким образом?
"The very prosaic one of our landlord."	- Через весьма прозаическое посредство хозяина нашей гостиницы.
"He is staying, then, at the Hotel de Londres with you?"	- Так он тоже живет в гостинице "Лондон"?

"Not only in the same hotel, but on the same floor."	- Да, и даже на одной площадке с нами.
"What is his name-for, of course, you know?"	- Как его зовут? Вы должны знать его имя.
"The Count of Monte Cristo."	- Разумеется. Граф Монте-Кристо.
"That is not a family name?"	- Что это такое? Это не родовое имя.
"No, it is the name of the island he has purchased."	- Нет, это имя острова, который он купил.
"And he is a count?"	- И он граф?
"A Tuscan count."	- Тосканский граф.
"Well, we must put up with that," said the countess, who was herself from one of the oldest Venetian families. "What sort of a man is he?"	- Ну что ж, проглотим и этого, - сказала графиня, принадлежавшая к одной из древнейших венецианских фамилий. - Что он за человек?
"Ask the Vicomte de Morcerf."	- Спросите у виконта де Морсера.
"You hear, M. de Morcerf, I am referred to you," said the countess.	- Слышите, виконт, - сказала графиня, - меня отсылают к вам.
"We should be very hard to please, madam," returned Albert, "did we not think him delightful. A friend of ten years' standing could not have done more for us, or with a more perfect courtesy."	- Мы были бы чересчур придирчивы, графиня, если бы не считали его очаровательным, - отвечал Альбер. - Человек, с которым мы были бы дружны десять лет, не сделал бы для нас того, что он сделал. И притом с такой любезностью, чуткостью и вниманием! Не приходится сомневаться, что это вполне светский человек.
"Come," observed the countess, smiling, "I see my vampire is only some millionaire, who has taken the appearance of Lara in order to avoid being confounded with M. de Rothschild; and you have seen her?"	- Вот увидите, - сказала графиня, смеясь, - что мой вампир какой-нибудь парвеню, который хочет, чтобы ему простили его миллионы, и поэтому старается казаться Ларой, чтобы его не спутали с господином Ротшильдом. А ее вы видели?
"Her?"	- Кого ее? - спросил Франц улыбнувшись.
"The beautiful Greek of yesterday."	- Вчерашнюю красавицу гречанку?
"No; we heard, I think, the sound of her guzla, but she remained perfectly invisible."	- Нет. Мы как будто слышали звуки ее лютни, но она осталась незримой.
"When you say invisible," interrupted Albert, "it is only to keep up the mystery; for whom do you take the blue domino at the window with the white curtains?"	- Не напускайте таинственности, дорогой Франц, -сказал Альбер. - Кто, по-вашему, был в голубом домино у окна, затянутого белой камкой?
"Where was this window with white hangings?" asked the countess.	- А где было это окно? - спросила графиня.
"At the Rospoli Palace."	- В палаццо Росполи.
"The count had three windows at the Rospoli Palace?"	- Так у графа было окно в палаццо Росполи?
"Yes.	- Да.
Did you pass through the Corso?"	Вы были на Корсо?
"Yes."	- Конечно, была.

"Well, did you notice two windows hung with yellow damask, and one with white damask with a red cross?	- Так вы, может быть, заметили два окна, затянутые желтой камкой, и одно, затянутое белой с красным крестом?
Those were the count's windows."	Эти три окна принадлежат графу.
"Why, he must be a nabob.	- Так это настоящий набоб!
Do you know what those three windows were worth?"	Вы знаете, сколько стоят три таких окна во время карнавала, да еще в палаццо Росполи, в лучшем месте Корсо?
"Two or three hundred Roman crowns?"	- Двести или триста римских скудо.
"Two or three thousand."	- Скажите лучше - две или три тысячи.
"The deuce."	- Ах, черт возьми!
"Does his island produce him such a revenue?"	- Это его остров приносит ему такие доходы?
"It does not bring him a baiocco."	- Его остров? Он не приносит ему ни гроша.
"Then why did he purchase it?"	- Так зачем же он его купил?
"For a whim."	- Из прихоти.
"He is an original, then?"	- Так он оригинал?
"In reality," observed Albert, "he seemed to me somewhat eccentric; were he at Paris, and a frequenter of the theatres, I should say he was a poor devil literally mad. This morning he made two or three exits worthy of Didier or Anthony."	- Должен сознаться, - сказал Альбер, - что он мне показался несколько эксцентричным. Если бы он жил в Париже и появлялся в свете, то я сказал бы, что он либо шут, ломающий комедию, либо прощелыга, которого погубила литература; он сегодня произносил монологи, достойные Дидье или Антони.[33]
At this moment a fresh visitor entered, and, according to custom, Franz gave up his seat to him.	В ложу вошел новый гость, и Франц согласно этикету уступил ему свое место.
This circumstance had, moreover, the effect of changing the conversation; an hour afterwards the two friends returned to their hotel.	Разговор, естественно, принял другое направление. Час спустя друзья вернулись в гостиницу.
Signor Pastrini had already set about procuring their disguises for the morrow; and he assured them that they would be perfectly satisfied.	Маэстро Пастрини уже позаботился об их костюмах и уверял, что они будут довольны его распорядительностью.
The next morning, at nine o'clock, he entered Franz's room, followed by a tailor, who had eight or ten Roman peasant costumes on his arm; they selected two exactly alike, and charged the tailor to sew on each of their hats about enty yards of ribbon, and to procure them two of the long silk sashes of different colors with which the lower orders decorate themselves on fete-days.	В самом деле, на следующий день в десять часов утра он вошел в комнату Франца в сопровождении портного, нагруженного костюмами римских поселян. Друзья выбрали себе два одинаковых, более или менее по росту, и велели нашить на каждую из шляп метров по двадцать лент, а также достать им два шелковых шарфа с поперечными пестрыми полосами, которыми крестьяне подпоясываются в праздничные дни.
Albert was impatient to see how he looked in his new dress-a jacket and breeches of blue velvet, silk stockings with clocks, shoes with buckles, and a silk waistcoat.	Альберу не терпелось посмотреть, идет ли ему его новый костюм; он состоял из куртки и штанов голубого бархата, чулок со стрелками, башмаков с пряжками и шелкового жилета.

This picturesque attire set him off to great advantage; and when he had bound the scarf around his waist, and when his hat, placed coquettishly on one side, let fall on his shoulder a stream of ribbons, Franz was forced to confess that costume has much to do with the physical superiority we accord to certain nations.	Наружность Альбера могла только выиграть в этом живописном костюме, и, когда он стянул поясом свою стройную талию и заломил набекрень шляпу, на которой развевались ленты, Францу пришло на ум, что физическое превосходство, которое мы приписываем некоторым народам, нередко зависит от костюма.
The Turks used to be so picturesque with their long and flowing robes, but are they not now hideous with their blue frocks buttoned up to the chin, and their red caps, which make them look like a bottle of wine with a red seal?	Например, турки, некогда столь живописные в своих длинных халатах ярких цветов, разве не отвратительны теперь в синих, наглухо застегнутых сюртуках и греческих фесках, делающих их похожими на винные бутылки, запечатанные красным сургучом?
Franz complimented Albert, who looked at himself in the glass with an unequivocal smile of satisfaction.	Франц сказал несколько лестных слов Альберу, который, стоя перед зеркалом, взирал на себя с улыбкой, в значении которой было бы трудно усомниться.
They were thus engaged when the Count of Monte Cristo entered.	Вошедший граф Монте-Кристо застал их за этим занятием.
"Gentlemen," said he, "although a companion is agreeable, perfect freedom is sometimes still more agreeable. I come to say that to-day, and for the remainder of the Carnival, I leave the carriage entirely at your disposal.	- Господа, - сказал он, - как ни приятно делить с кем-нибудь веселье, но свобода еще приятнее, а потому я пришел сказать вам, что на сегодня и на все остальные дни предоставляю в полное ваше распоряжение экипаж, в котором вы вчера катались.
The host will tell you I have three or four more, so that you will not inconvenience me in any way. Make use of it, I pray you, for your pleasure or your business."	Наш хозяин, вероятно, сказал вам, что я держу у него три или четыре экипажа, так что вы меня не стесните; пользуйтесь им совершенно свободно и для развлечений, и для дел. Если вам нужно будет повидаться со мной, вы всегда найдете меня в палаццо Росполи.
The young men wished to decline, but they could find no good reason for refusing an offer which was so agreeable to them.	Молодые люди начали было отнекиваться, но, в сущности, у них не было никаких веских причин отказываться от предложения, для них весьма приятного, и они кончили тем, что приняли его.
The Count of Monte Cristo remained a quarter of an hour with them, conversing on all subjects with the greatest ease.	Граф Монте-Кристо просидел у них с четверть часа, с полной непринужденностью разговаривая о том о сем.
He was, as we have already said, perfectly well acquainted with the literature of all countries.	Как мы уже заметили, он был знаком с литературой всех народов.
A glance at the walls of his salon proved to Franz and Albert that he was a connoisseur of pictures.	Один взгляд на стены его гостиной показал Альберу и Францу, что он любитель картин.
A few words he let fall showed them that he was no stranger to the sciences, and he seemed much occupied with chemistry.	Несколько беглых, оброненных при случае замечаний доказали им, что он не чужд наукам; его, по-видимому, особенно занимала химия.

The two friends did not venture to return the count the breakfast he had given them; it would have been too absurd to offer him in exchange for his excellent table the very inferior one of Signor Pastrini.	Молодые люди не притязали на то, чтобы отплатить графу радушием за радушие; с их стороны было бы нелепо в ответ на его изысканный завтрак предложить ему отведать весьма посредственной стряпни маэстро Пастрини.
They told him so frankly, and he received their excuses with the air of a man who appreciated their delicacy.	Они откровенно высказали ему это, и он вполне оценил их такт.
Albert was charmed with the count's manners, and he was only prevented from recognizing him for a perfect gentleman by reason of his varied knowledge.	Альбер восхищался манерами графа и признал бы его за истинного джентльмена, если бы тот не был так учен.
The permission to do what he liked with the carriage pleased him above all, for the fair peasants had appeared in a most elegant carriage the preceding evening, and Albert was not sorry to be upon an equal footing with them.	Больше всего его радовала возможность свободно располагать коляской. Он имел виды на своих прелестных поселянок, а так как накануне они катались в весьма элегантном экипаже, то ему очень хотелось не уступать им в этом отношении.
At half-past one they descended, the coachman and footman had put on their livery over their disguises, which gave them a more ridiculous appearance than ever, and which gained them the applause of Franz and Albert.	В половине второго молодые люди вышли на крыльцо; кучер и лакеи придумали надеть ливреи поверх своих звериных шкур, отчего стали еще смешнее вчерашнего и заслужили похвалы Альбера и Франца.
Albert had fastened the faded bunch of violets to his button-hole.	Увядший букетик фиалок трогательно поник в петличке Альбера.
At the first sound of the bell they hastened into the Corso by the Via Vittoria.	С первым ударом колокола они пустились в путь по виа Витториа и устремились на Корсо.
At the second turn, a bunch of fresh violets, thrown from a carriage filled with harlequins, indicated to Albert that, like himself and his friend, the peasants had changed their costume, also; and whether it was the result of chance, or whether a similar feeling had possessed them both, while he had changed his costume they had assumed his.	На втором круге в их коляску упал букетик свежих фиалок, брошенный из экипажа, в котором сидели женщины, одетые паяцами. Альбер понял, что по их примеру вчерашние поселянки переменили костюмы и что, быть может, случайно, а возможно, из тех же галантных намерений "контадинки" нарядились паяцами.
Albert placed the fresh bouquet in his button-hole, but he kept the faded one in his hand; and when he again met the calash, he raised it to his lips, an action which seemed greatly to amuse not only the fair lady who had thrown it, but her joyous companions also.	Альбер заменил увядший букетик свежим, но продолжал держать его в руке, и когда снова поравнялся с коляской, то нежно поднес его к губам, что, по-видимому, доставило большое удовольствие не только бросившей букетик даме, но и ее веселым подругам.
The day was as gay as the preceding one, perhaps even more animated and noisy; the count appeared for an instant at his window, but when they again passed he had disappeared.	Оживление на Корсо было не меньше, чем накануне; очень вероятно, что тонкий наблюдатель подметил бы даже возрастание шума и веселья. Граф на минуту показался в своем окне, но когда экипаж второй раз проезжал мимо, его уже не было.
It is almost needless to say that the flirtation between Albert and the fair peasant continued all day.	Заигрывание между Альбером и дамой с фиалками продолжалось, разумеется, весь день.

In the evening, on his return, Franz found a letter from the embassy, informing him that he would have the honor of being received by his holiness the next day.	Вечером, вернувшись домой, Франц нашел письмо из посольства; ему сообщали, что завтра его святейшество окажет ему честь принять его.
At each previous visit he had made to Rome, he had solicited and obtained the same favor; and incited as much by a religious feeling as by gratitude, he was unwilling to quit the capital of the Christian world without laying his respectful homage at the feet of one of St. Peter's successors who has set the rare example of all the virtues.	Каждый раз, когда он бывал в Риме, он испрашивал эту милость; и, как всегда, движимый не только благочестием, но и благодарностью, он не хотел покинуть столицу христианского мира, не повергнув свое почтительное поклонение к стопам наместника св. Петра, являвшего собой редкий образец всех добродетелей.
He did not then think of the Carnival, for in spite of his condescension and touching kindness, one cannot incline one's self without awe before the venerable and noble old man called Gregory XVI.	Поэтому для него не могло быть и речи, чтобы на следующий день принять участие в карнавале. Ибо, невзирая на сердечную доброту, которая сопутствует его величию, никто без благоговейного трепета не готовится преклонить колени перед благородным старцем, именуемым Григорием XVI.
On his return from the Vatican, Franz carefully avoided the Corso; he brought away with him a treasure of pious thoughts, to which the mad gayety of the maskers would have been profanation.	Выйдя из Ватикана, Франц прямым путем вернулся в гостиницу, избегая даже мимоходом пройти по Корсо. Он был полон благочестивых мыслей и боялся осквернить их безумствами карнавала.
At ten minutes past five Albert entered overjoyed.	В десять минут шестого вернулся Альбер.
The harlequin had reassumed her peasant's costume, and as she passed she raised her mask.	Он был в полном восторге; его дама появилась снова в костюме поселянки и, встретясь с коляской Альбера, подняла маску.
She was charming.	Она была очаровательна.
Franz congratulated Albert, who received his congratulations with the air of a man conscious that they are merited.	Франц искренно поздравил Альбера; тот принял его поздравления как должное.
He had recognized by certain unmistakable signs, that his fair incognita belonged to the aristocracy.	Он уверял, что по некоторым признакам прекрасная незнакомка, несомненно, принадлежит к высшей аристократии.
He had made up his mind to write to her the next day.	Он твердо решил на следующий день написать ей.
Franz remarked, while he gave these details, that Albert seemed to have something to ask of him, but that he was unwilling to ask it.	Франц, выслушав это признание, догадался, что Альбер хочет о чем-то попросить его, но стесняется.
He insisted upon it, declaring beforehand that he was willing to make any sacrifice the other wished.	Он стал допытываться, уверяя своего друга, что ради его счастья готов на любые жертвы.
Albert let himself be pressed just as long as friendship required, and then avowed to Franz that he would do him a great favor by allowing him to occupy the carriage alone the next day.	Альбер заставил себя просить ровно столько, сколько требовала учтивость, а затем признался Францу, что тот окажет ему большую услугу, если согласится на другой день уступить коляску ему одному.
Albert attributed to Franz's absence the extreme kindness of the fair peasant in raising her mask.	Альбер считал, что прекрасная поселянка приподняла маску только потому, что он был один.

Franz was not sufficiently egotistical to stop Albert in the middle of an adventure that promised to prove so agreeable to his curiosity and so flattering to his vanity.	Разумеется, Франц не был таким эгоистом, чтобы мешать Альберу в самом разгаре приключения, обещавшего быть столь приятным и лестным.
He felt assured that the perfect indiscretion of his friend would duly inform him of all that happened; and as, during three years that he had travelled all over Italy, a similar piece of good fortune had never fallen to his share, Franz was by no means sorry to learn how to act on such an occasion.	Он хорошо знал беззастенчивую болтливость своего легкомысленного друга и не сомневался, что тот расскажет ему о своем романе со всеми подробностями, а так как, исколесив всю Италию вдоль и поперек, он сам за три года ни разу не имел случая даже завязать какую-нибудь интрижку, то он не прочь был узнать, как это делается.
He therefore promised Albert that he would content himself the morrow with witnessing the Carnival from the windows of the Rospoli Palace.	Он обещал Альберу удовольствоваться ролью зрителя и сказал, что будет любоваться карнавалом из окон палаццо Росполи.
The next morning he saw Albert pass and repass, holding an enormous bouquet, which he doubtless meant to make the bearer of his amorous epistle.	Франц сдержал слово и на другой день, стоя у окна, смотрел, как Альбер катается взад и вперед по Корсо. В руках он держал огромный букет, в который, вероятно, была засунута любовная записка.
This belief was changed into certainty when Franz saw the bouquet (conspicuous by a circle of white camellias) in the hand of a charming harlequin dressed in rose-colored satin.	Это предположение превратилось в уверенность, когда Франц увидел этот букет в руках очаровательной женщины, одетой в розовый костюм паяца.
The evening was no longer joy, but delirium.	Альбер вернулся домой уже не в восторге, а в экстазе.
Albert nothing doubted but that the fair unknown would reply in the same manner.	Он не сомневался, что прекрасная незнакомка ответит ему тем же способом.
Franz anticipated his wishes by saying that the noise fatigued him, and that he should pass the next day in writing and looking over his journal.	Франц пошел навстречу его желаниям, заявив, что он устал от всей этой сутолоки и решил весь следующий день посвятить своему альбому и своим заметкам.
Albert was not deceived, for the next evening Franz saw him enter triumphantly shaking a folded paper which he held by one corner.	Альбер не ошибся в своих прорицаниях: на другой день, вечером, он влетел в комнату Франца, держа за уголок сложенную вчетверо бумажку и победно размахивая ею.
"Well," said he, "was I mistaken?"	- Ну что? - воскликнул он. - Что я говорил?
"She has answered you!" cried Franz.	- Она ответила! - воскликнул Франц.
"Read."	- Читайте.
This word was pronounced in a manner impossible to describe.	Тон, которым это было сказано, не поддается описанию.
Franz took the letter, and read:-	Франц взял записку и прочел:
Tuesday evening, at seven o'clock, descend from your carriage opposite the Via dei Pontefici, and follow the Roman peasant who snatches your torch from you.	"Во вторник вечером, в семь часов, выйдите из коляски против виа деи-Понтефичи и последуйте за поселянкой, которая вырвет у вас мокколетто.

When you arrive at the first step of the church of San Giacomo, be sure to fasten a knot of rose-colored ribbons to the shoulder of your harlequin costume, in order that you may be recognized.	Когда вы взойдете на первую ступеньку церкви Сан-Джакомо, не забудьте привязать к рукаву вашего костюма паяца розовый бант.
Until then you will not see me.	До вторника вы меня не увидите.
Constancy and Discretion.	Верность и тайна".
"Well," asked he, when Franz had finished, "what do you think of that?"	- Ну-с, дорогой друг, - сказал Альбер, когда Франц прочел письмо, - что вы на это скажете?
"I think that the adventure is assuming a very agreeable appearance."	- Скажу, - отвечал Франц, - что дело принимает весьма приятный оборот.
"I think so, also," replied Albert; "and I very much fear you will go alone to the Duke of Bracciano's ball."	- И я так думаю, - сказал Альбер, - и очень боюсь, что вам придется ехать одному на бал к герцогу Браччано.
Franz and Albert had received that morning an invitation from the celebrated Roman banker.	Франц и Альбер утром получили приглашение на бал к знаменитому римскому банкиру.
"Take care, Albert," said Franz. "All the nobility of Rome will be present, and if your fair incognita belong to the higher class of society, she must go there."	- Берегитесь, дорогой Альбер, - сказал Франц, - у герцога соберется вся знать; и если ваша прекрасная незнакомка в самом деле аристократка, то она должна будет там появиться.
"Whether she goes there or not, my opinion is still the same," returned Albert. "You have read the letter?"	- Появится она там или нет, я не изменю своего мнения о ней, - сказал Альбер. - Вы прочли записку?
"Yes."	- Да
"You know how imperfectly the women of the mezzo cito are educated in Italy?" (This is the name of the lower class.)	- Вы знаете, какое образование получают в Италии женщины mezzo cito?[34]
"Yes."	- Да, - ответил Франц.
"Well, read the letter again. Look at the writing, and find if you can, any blemish in the language or orthography." (The writing was, in reality, charming, and the orthography irreproachable.)	- Так перечтите записку, обратите внимание на почерк и найдите хоть одну стилистическую или орфографическую ошибку. В самом деле почерк был прекрасный, орфография безукоризненна.
"You are born to good fortune," said Franz, as he returned the letter.	- Вам везет! - сказал Франц, возвращая записку Альберу.
"Laugh as much as you will," replied Albert, "I am in love."	- Смейтесь сколько вам угодно, шутите сколько хотите, - возразил Альбер, - а я влюблен.
"You alarm me," cried Franz. "I see that I shall not only go alone to the Duke of Bracciano's, but also return to Florence alone."	- Боже мой, вы меня пугаете, - сказал Франц, - я вижу, что мне придется не только ехать без вас на бал к герцогу Браччано, но даже того и гляди одному вернуться во Флоренцию.
"If my unknown be as amiable as she is beautiful," said Albert, "I shall fix myself at Rome for six weeks, at least.	- Во всяком случае, если моя незнакомка так же любезна, как хороша собой, то я решительно заявляю, что остаюсь в Риме по меньшей мере на шесть недель.
I adore Rome, and I have always had a great taste for archaeology."	Я обожаю Рим и к тому же всегда имел склонность к археологии.

"Come, two or three more such adventures, and I do not despair of seeing you a member of the Academy."	- Еще два-три таких приключения, и я начну надеяться, что увижу вас членом Академии надписей и изящной словесности.
Doubtless Albert was about to discuss seriously his right to the academic chair when they were informed that dinner was ready.	Вероятно, Альбер принялся бы серьезно обсуждать свои права на академическое кресло, но слуга доложил, что обед подан.
Albert's love had not taken away his appetite.	Альбер никогда не терял аппетита из-за любви.
He hastened with Franz to seat himself, free to recommence the discussion after dinner.	Поэтому он поспешил сесть за стол вместе с приятелем, готовясь возобновить этот разговор после обеда.
After dinner, the Count of Monte Cristo was announced.	Но после обеда доложили о приходе графа Монте-Кристо.
They had not seen him for two days.	Молодые люди уже два дня не видели его.
Signor Pastrini informed them that business had called him to Civita Vecchia.	От маэстро Пастрини они узнали, что он уехал по делам в Чивита-Веккию.
He had started the previous evening, and had only returned an hour since.	Уехал он накануне вечером и только час как вернулся.
He was charming.	Граф был чрезвычайно мил.
Whether he kept a watch over himself, or whether by accident he did not sound the acrimonious chords that in other circumstances had been touched, he was to-night like everybody else.	Либо он сдерживался, либо на сей раз не нашлось повода для высказывания язвительных и горьких мыслей, но только в этот вечер он был такой, как все.
The man was an enigma to Franz.	Францу он казался неразрешимой загадкой.
The count must feel sure that Franz recognized him; and yet he had not let fall a single word indicating any previous acquaintance between them.	Граф, конечно, отлично знал, что его гость на острове Монте-Кристо узнал его; между тем он со времени их второй встречи ни словом не обмолвился о том, что уже однажды видел его.
On his side, however great Franz's desire was to allude to their former interview, the fear of being disagreeable to the man who had loaded him and his friend with kindness prevented him from mentioning it.	А Франц, как ему ни хотелось намекнуть на их первую встречу, боялся досадить человеку, показавшему себя таким предупредительным по отношению к нему и к его другу; поэтому он продолжал ту же игру, что и граф.
The count had learned that the two friends had sent to secure a box at the Argentina Theatre, and were told they were all let. In consequence, he brought them the key of his own-at least such was the apparent motive of his visit.	Монте-Кристо, узнав, что Франц и Альбер хотели купить ложу в театре Арджентина и что все ложи оказались заняты, принес им ключ от своей ложи, - так по крайней мере он объяснил свое посещение.
Franz and Albert made some difficulty, alleging their fear of depriving him of it; but the count replied that, as he was going to the Palli Theatre, the box at the Argentina Theatre would be lost if they did not profit by it.	Франц и Альбер стали было отказываться, говоря, что не хотят лишать его удовольствия; но граф возразил, что собирается в театр Палли и его ложа в театре Арджентина будет пустовать, если они ею не воспользуются.
This assurance determined the two friends to accept it.	После этого молодые люди согласились.
Franz had by degrees become accustomed to the count's pallor, which had so forcibly struck him at their first meeting.	Франц мало-помалу привык к бледности графа, так сильно поразившей его в первый раз.

He could not refrain from admiring the severe beauty of his features, the only defect, or rather the principal quality of which was the pallor.	Он не мог не отдать должного строгой красоте его лица, главным недостатком или, быть может, главным достоинством которого была бледность.
Truly, a Byronic hero! Franz could not, we will not say see him, but even think of him without imagining his stern head upon Manfred's shoulders, or beneath Lara's helmet.	Граф был настоящий байроновский герой, и Францу стоило не только увидеть его, но хотя бы подумать о нем, чтобы тотчас же представить себе его мрачную голову на плечах Манфреда или под шляпой Лары.
His forehead was marked with the line that indicates the constant presence of bitter thoughts; he had the fiery eyes that seem to penetrate to the very soul, and the haughty and disdainful upper lip that gives to the words it utters a peculiar character that impresses them on the minds of those to whom they are addressed.	Его лоб был изборожден морщинами, говорящими о неотступных горьких думах; пламенный взор проникал до самой глубины души; насмешливые и гордые губы придавали всему, что он говорил, особенный оттенок, благодаря которому его слова неизгладимо врезывались в память слушателей.
The count was no longer young. He was at least forty; and yet it was easy to understand that he was formed to rule the young men with whom he associated at present.	Г рафу было, вероятно, уже лет сорок, но никто бы не усомнился, что он одержал бы верх над любым более молодым соперником.
And, to complete his resemblance with the fantastic heroes of the English poet, the count seemed to have the power of fascination.	В довершение сходства с фантастическими героями английского поэта он обладал огромным обаянием.
Albert was constantly expatiating on their good fortune in meeting such a man.	Альбер не переставал твердить о счастливой случайности, благодаря которой они познакомились с таким неоценимым человеком.
Franz was less enthusiastic; but the count exercised over him also the ascendency a strong mind always acquires over a mind less domineering.	Франц был более сдержан, но и он поддавался тому влиянию, которое всегда оказывает на окружающих незаурядный человек.
He thought several times of the project the count had of visiting Paris; and he had no doubt but that, with his eccentric character, his characteristic face, and his colossal fortune, he would produce a great effect there.	Он вспомнил о том, что граф уже несколько раз выражал намерение посетить Париж, и не сомневался, что при своей эксцентричности, характерной наружности и несметном богатстве граф произведет там сенсацию.
And yet he did not wish to be at Paris when the count was there.	А между тем он не чувствовал никакого желания очутиться в Париже одновременно с ним.
The evening passed as evenings mostly pass at Italian theatres; that is, not in listening to the music, but in paying visits and conversing.	Вечер прошел так, как обычно проходят вечера в итальянских театрах: зрители, вместо того чтобы слушать певцов, ходили друг к другу в гости.
The Countess G-- wished to revive the subject of the count, but Franz announced he had something far newer to tell her, and, in spite of Albert's demonstrations of false modesty, he informed the countess of the great event which had preoccupied them for the last three days.	Графиня Г. хотела навести разговор на графа, но Франц сказал ей, что у него есть гораздо более занимательная новость и, невзирая на лицемерные протесты Альбера, сообщил ей о великом событии, уже три дня занимавшем мысли обоих друзей.
As similar intrigues are not uncommon in Italy, if we may credit travellers, the comtess did not manifest the least incredulity, but congratulated Albert on his success.	Такие приключения, если верить путешественникам, в Италии не редкость -поэтому графиня не выразила никакого удивления и поздравила Альбера с началом любовного похождения, обещавшего так приятно завершиться.

They promised, upon separating, to meet at the Duke of Bracciano's ball, to which all Rome was invited.	Молодые люди откланялись, условившись встретиться с графиней на балу у герцога Браччано, куда был приглашен весь Рим.
The heroine of the bouquet kept her word; she gave Albert no sign of her existence the morrow or the day after.	Дама с фиалками сдержала слово: ни на следующий, ни на третий день она не давала о себе знать.
At length Tuesday came, the last and most tumultuous day of the Carnival.	Наконец наступил вторник - последний, самый шумный день карнавала.
On Tuesday, the theatres open at ten o'clock in the morning, as Lent begins after eight at night.	В этот вторник театры открываются с утра, в десять часов, потому что в восемь часов вечера начинается пост.
On Tuesday, all those who through want of money, time, or enthusiasm, have not been to see the Carnival before, mingle in the gayety, and contribute to the noise and excitement.	Во вторник все, кто по недостатку денег, времени или охоты не принимал участия в празднике, присоединяются к вакханалии и вносят свою долю в общее движение и шум.
From two o'clock till five Franz and Albert followed in the fete, exchanging handfuls of confetti with the other carriages and the pedestrians, who crowded amongst the horses' feet and the carriage wheels without a single accident, a single dispute, or a single fight.	С двух часов до пяти Франц и Альбер кружили в цепи экипажей и перебрасывались пригоршнями конфетти со встречными колясками и пешеходами, которые протискивались между ногами лошадей и колесами экипажей так ловко, что, несмотря на невообразимую давку, не произошло ни одного несчастного случая, ни одной ссоры, ни одной потасовки.
The fetes are veritable pleasure days to the Italians.	Итальянцы в этом отношении удивительный народ. Для них праздник - поистине праздник.
The author of this history, who has resided five or six years in Italy, does not recollect to have ever seen a ceremony interrupted by one of those events so common in other countries.	Автор этой повести, проживший в Италии около шести лет, не помнит, чтобы какое-нибудь торжество было нарушено одним из тех происшествий, которые неизменно сопутствуют нашим празднествам.
Albert was triumphant in his harlequin costume. A knot of rose-colored ribbons fell from his shoulder almost to the ground.	Альбер красовался в своем костюме паяца; на плече развевался розовый бант, концы которого свисали до колен.
In order that there might be no confusion, Franz wore his peasant's costume.	Чтобы не произошло путаницы, Франц надел костюм поселянина.
As the day advanced, the tumult became greater.	Чем ближе время подходило к вечеру, тем громче становился шум.
There was not on the pavement, in the carriages, at the windows, a single tongue that was silent, a single arm that did not move. It was a human storm, made up of a thunder of cries, and a hail of sweetmeats, flowers, eggs, oranges, and nosegays.	На мостовой, в экипажах, у окна не было рта, который бы безмолвствовал, не было руки, которая бы бездействовала; это был поистине человеческий ураган, слагавшийся из грома криков и града конфетти, драже, яиц с мукой, апельсинов и цветов.
At three o'clock the sound of fireworks, let off on the Piazza del Popolo and the Piazza di Venezia (heard with difficulty amid the din and confusion) announced that the races were about to begin.	В три часа звуки выстрелов, с трудом покрывая этот дикий шум, одновременно раздались на Пьяцца-дель-Пополо и у Венецианского дворца и возвестили начало скачек.

The races, like the moccoli, are one of the episodes peculiar to the last days of the Carnival.	Скачки, так же как и мокколи, составляют непременную принадлежность последнего дня карнавала.
At the sound of the fireworks the carriages instantly broke ranks, and retired by the adjacent streets.	По звуку выстрелов экипажи тотчас вышли из цепи и рассыпались по ближайшим боковым улицам.
All these evolutions are executed with an inconceivable address and marvellous rapidity, without the police interfering in the matter.	Все эти маневры совершаются, кстати сказать, с удивительной ловкостью и быстротой, хотя полиция нисколько не заботится о том, чтобы указывать места или направлять движение.
The pedestrians ranged themselves against the walls; then the trampling of horses and the clashing of steel were heard.	Пешеходы стали вплотную к дворцам, послышались топот копыт и стук сабель.
A detachment of carbineers, fifteen abreast, galloped up the Corso in order to clear it for the barberi.	Отряд карабинеров, по пятнадцати в ряд, развернувшись во всю ширину улицы, промчался галопом по Корсо, очищая его для скачек.
When the detachment arrived at the Piazza di Venezia, a second volley of fireworks was discharged, to announce that the street was clear.	Когда отряд доскакал до Венецианского дворца, новые выстрелы возвестили, что улица свободна.
Almost instantly, in the midst of a tremendous and general outcry, seven or eight horses, excited by the shouts of three hundred thousand spectators, passed by like lightning.	В ту же минуту под неистовый оглушительный рев, словно тени, пронеслись восемь лошадей, подстрекаемые криками трехсот тысяч зрителей и железными колючками, которые прыгали у них на спинах.
Then the Castle of Saint Angelo fired three cannon to indicate that number three had won.	Немного погодя с замка Св. Ангела раздалось три пушечных выстрела - это означало, что выиграл третий номер.
Immediately, without any other signal, the carriages moved on, flowing on towards the Corso, down all the streets, like torrents pent up for a while, which again flow into the parent river; and the immense stream again continued its course between its two granite banks.	Тотчас же, без всякого другого сигнала, экипажи снова хлынули на Корсо из всех соседних улиц, словно на миг задержанные ручьи разом устремились в питаемое ими русло, и огромная река понеслась быстрее прежнего между гранитными берегами.
A new source of noise and movement was added to the crowd. The sellers of moccoletti entered on the scene.	Но теперь к чудовищному водовороту прибавился еще новый источник шума и сутолоки: на сцену выступили продавцы мокколи.
The moccoli, or moccoletti, are candles which vary in size from the pascal taper to the rushlight, and which give to each actor in the great final scene of the Carnival two very serious problems to grapple with,-first, how to keep his own moccoletto alight; and secondly, how to extinguish the moccoletti of others.	Мокколи, или мокколетти, - это восковые свечи разной толщины, начиная от пасхальной свечи и кончая самой тоненькой свечкой; для действующих лиц последнего акта карнавала в Риме они являются предметом двух противоположных забот: 1) не давать гасить свой мокколетто; 2) гасить чужие мокколетти.
The moccoletto is like life: man has found but one means of transmitting it, and that one comes from God.	В этом смысле мокколетто похож на жизнь: человек нашел только один способ передавать ее, да и тот получил от бога.
But he has discovered a thousand means of taking it away, and the devil has somewhat aided him.	Но он нашел тысячу способов губить ее; правда, в этом случае ему несколько помогал дьявол.

The moccoletto is kindled by approaching it to a light.	Чтобы зажечь мокколетто, достаточно поднести его к огню.
But who can describe the thousand means of extinguishing the moccoletto?-the gigantic bellows, the monstrous extinguishers, the superhuman fans.	Но как описать тысячи способов, изобретенных для тушения мокколетти: исполинские мехи, чудовищные гасильники, гигантские веера?
Every one hastened to purchase moccoletti-Franz and Albert among the rest.	Мокколетти раскупали нарасхват. Франц и Альбер последовали примеру других.
The night was rapidly approaching; and already, at the cry of	Вечер быстро наступал, и под пронзительный крик тысяч продавцов:
"Moccoletti!" repeated by the shrill voices of a thousand vendors, two or three stars began to burn among the crowd.	"Мокколи!" - над толпой зажглись первые звезды.
It was a signal.	Это послужило сигналом.
At the end of ten minutes fifty thousand lights glittered, descending from the Palazzo di Venezia to the Piazza del Popolo, and mounting from the Piazzo del Popolo to the Palazzo di Venezia.	Не прошло и десяти минут, как от Венецианского дворца до Пьяцца-дель-Пополо засверкало пятьдесят тысяч огоньков.
It seemed like the fete of jack-o'-lanterns.	Это был словно праздник блуждающих огней.
It is impossible to form any idea of it without having seen it.	Трудно представить себе это зрелище.
Suppose that all the stars had descended from the sky and mingled in a wild dance on the face of the earth; the whole accompanied by cries that were never heard in any other part of the world.	Вообразите, что все звезды спустились с неба и закружились на земле в неистовой пляске. А в воздухе стоит такой крик, какого никогда не слышало человеческое ухо на всем остальном земном шаре.
The facchino follows the prince, the Transteverin the citizen, every one blowing, extinguishing, relighting.	К этому времени окончательно исчезают все сословные различия. Факкино преследует князя, князь - транстеверинца, транстеверинец - купца; и все это дует, гасит, снова зажигает.
Had old AEolus appeared at this moment, he would have been proclaimed king of the moccoli, and Aquilo the heir-presumptive to the throne.	Если бы в этот миг появился древний Эол, он был бы провозглашен королем мокколи, а Аквилон -наследным принцем.
This battle of folly and flame continued for two hours; the Corso was light as day; the features of the spectators on the third and fourth stories were visible.	Этот яростный огненный бой длился около двух часов; на Корсо было светло, как днем; можно было разглядеть лица зрителей в окнах четвертого и пятого этажей.
Every five minutes Albert took out his watch; at length it pointed to seven.	Каждые пять минут Альбер смотрел на часы; наконец, они показали семь.
The two friends were in the Via dei Pontefici.	Друзья проезжали как раз мимо виа деи-Понтефичи.
Albert sprang out, bearing his moccoletto in his hand.	Альбер выскочил из коляски, держа в руке мокколетто.
Two or three masks strove to knock his moccoletto out of his hand; but Albert, a first-rate pugilist, sent them rolling in the street, one after the other, and continued his course towards the church of San Giacomo.	Несколько масок окружило его, дуя на его свечу; но, будучи ловким боксером, он отшвырнул их от себя шагов на десять и побежал к церкви Сан-Джакомо.

The steps were crowded with masks, who strove to snatch each other's torches.	Паперть кишела любопытными и масками, которые наперерыв старались выхватить или потушить друг у друга свечу.
Franz followed Albert with his eyes, and saw him mount the first step. Instantly a mask, wearing the well-known costume of a peasant woman, snatched his moccoletto from him without his offering any resistance.	Франц следил глазами за Альбером и видел, как тот взошел на первую ступеньку; почти тотчас же маска, одетая в столь хорошо знакомый костюм поселянки, протянула руку, и на этот раз Альбер без сопротивления отдал мокколетто.
Franz was too far off to hear what they said; but, without doubt, nothing hostile passed, for he saw Albert disappear arm-in-arm with the peasant girl.	Франц был слишком далеко, чтобы слышать слова, которыми они обменялись; но, по-видимому, разговор был мирный, ибо Альбер и поселянка удалились рука об руку.
He watched them pass through the crowd for some time, but at length he lost sight of them in the Via Macello.	Франц еще с минуту смотрел им вслед, но скоро потерял их из виду.
Suddenly the bell that gives the signal for the end of the carnival sounded, and at the same instant all the moccoletti were extinguished as if by enchantment. It seemed as though one immense blast of the wind had extinguished every one.	Внезапно раздались звуки колокола, возвещавшего конец карнавала, и в ту же секунду, как по мановению волшебного жезла, все мокколетти разом погасли, словно могучий ветер единым дыханием задул их.
Franz found himself in utter darkness.	Франц очутился в полной темноте.
No sound was audible save that of the carriages that were carrying the maskers home; nothing was visible save a few lights that burnt behind the windows.	Вместе с огнями исчез и шум, словно тот же порыв ветра унес с собой и крики. Слышен был только стук экипажей, развозивших маски по домам; видны были только редкие огоньки, светившиеся в окнах.
The Carnival was over.	Карнавал кончился.
Chapter 37.	XVI.
The Catacombs of Saint Sebastian.	Катакомбы Сан-Себастьяно
In his whole life, perhaps, Franz had never before experienced so sudden an impression, so rapid a transition from gayety to sadness, as in this moment. It seemed as though Rome, under the magic breath of some demon of the night, had suddenly changed into a vast tomb.	Быть может, никогда в жизни Франц не испытывал такого резкого перехода от веселья к унынию; словно некий дух ночи одним мановением превратил весь Рим в огромную могилу.
By a chance, which added yet more to the intensity of the darkness, the moon, which was on the wane, did not rise until eleven o'clock, and the streets which the young man traversed were plunged in the deepest obscurity.	Тьма усугублялась тем, что ущербная луна еще не появлялась на небе; поэтому улицы, по которым проезжал Франц, были погружены в непроницаемый мрак.
The distance was short, and at the end of ten minutes his carriage, or rather the count's, stopped before the Hotel de Londres.	Впрочем, путь был не длинный; минут через десять его коляска, или, вернее, коляска графа, остановилась у дверей гостиницы.
Dinner was waiting, but as Albert had told him that he should not return so soon, Franz sat down without him.	Обед ждал его. Так как Альбер предупредил, что не рассчитывает рано вернуться, то Франц сел за стол один.

Signor Pastrini, who had been accustomed to see them dine together, inquired into the cause of his absence, but Franz merely replied that Albert had received on the previous evening an invitation which he had accepted.	Маэстро Пастрини, привыкший видеть их всегда вместе, осведомился, почему Альбер не обедает. Франц отвечал, что Альбер приглашен в гости.
The sudden extinction of the moccoletti, the darkness which had replaced the light, and the silence which had succeeded the turmoil, had left in Franz's mind a certain depression which was not free from uneasiness.	Внезапное исчезновение огней, тьма, сменившая яркий свет, тишина, поглотившая шум, - все это вызвало в душе Франца безотчетную грусть, не лишенную смутной тревоги.
He therefore dined very silently, in spite of the officious attention of his host, who presented himself two or three times to inquire if he wanted anything.	Обед прошел молчаливо, несмотря на угодливую заботливость хозяина, то и дело заходившего узнать, всем ли доволен его постоялец.
Franz resolved to wait for Albert as late as possible.	Франц решил ждать Альбера до последней минуты.
He ordered the carriage, therefore, for eleven o'clock, desiring Signor Pastrini to inform him the moment that Albert returned to the hotel.	Поэтому он велел подать экипаж только к одиннадцати часам и попросил маэстро Пастрини немедленно дать ему знать, если Альбер явится в гостиницу.
At eleven o'clock Albert had not come back.	К одиннадцати часам Альбер не вернулся.
Franz dressed himself, and went out, telling his host that he was going to pass the night at the Duke of Bracciano's.	Франц оделся и уехал, предупредив хозяина, что проведет ночь на балу у герцога Браччано.
The house of the Duke of Bracciano is one of the most delightful in Rome, the duchess, one of the last heiresses of the Colonnas, does its honors with the most consummate grace, and thus their fetes have a European celebrity.	Дом герцога Браччано - один из приятнейших в Риме; супруга его, принадлежащая к старинному роду Колона, - очаровательная хозяйка, и их приемы получили европейскую известность.
Franz and Albert had brought to Rome letters of introduction to them, and their first question on his arrival was to inquire the whereabouts of his travelling companion.	Франц и Альбер оба приехали в Рим с рекомендательными письмами к герцогу; поэтому первый вопрос, заданный им Францу, касался его спутника.
Franz replied that he had left him at the moment they were about to extinguish the moccoli, and that he had lost sight of him in the Via Macello.	Франц отвечал, что они расстались в ту минуту, когда гасили мокколетти, и что он потерял его из виду близ виа Мачелло.
"Then he has not returned?" said the duke.	- Так он до сих пор не вернулся домой? - спросил герцог.
"I waited for him until this hour," replied Franz.	- Я ждал его до одиннадцати часов, - ответил Франц.
"And do you know whither he went?"	- А вы знаете, куда он пошел?
"No, not precisely; however, I think it was something very like a rendezvous."	- Точно не знаю; кажется, чуть ли не на свидание.
"Diavolo!" said the duke, "this is a bad day, or rather a bad night, to be out late; is it not, countess!"	- Черт возьми! - сказал герцог. - Сегодня плохой день или, лучше сказать, плохая ночь для поздних прогулок; не правда ли, графиня?

These words were addressed to the Countess G--, who had just arrived, and was leaning on the arm of Signor Torlonia, the duke's brother.	Последние слова относились к графине Г., которая только что появилась под руку с г-ном Торлониа, братом герцога.
"I think, on the contrary, that it is a charming night," replied the countess, "and those who are here will complain of but one thing-its too rapid flight."	- Я нахожу, напротив, что это чудесная ночь, -отвечала графиня, - и те, кто здесь собрался, будут жалеть лишь о том, что она пролетела слишком быстро.
"I am not speaking," said the duke with a smile, "of the persons who are here; the men run no other danger than that of falling in love with you, and the women of falling ill of jealousy at seeing you so lovely; I meant persons who were out in the streets of Rome."	- Я и не говорю о тех, кто здесь собрался, -возразил, улыбаясь, герцог. - Единственная опасность, которая им грозит, это влюбиться в вас, если это мужчина, а если это женщина, то заболеть от зависти к вашей красоте; я говорю о тех, кто бродит по улицам Рима.
"Ah," asked the countess, "who is out in the streets of Rome at this hour, unless it be to go to a ball?"	- Да кто же в этот час бродит по улицам, если только он не отправляется на бал? - спросила графиня.
"Our friend, Albert de Morcerf, countess, whom I left in pursuit of his unknown about seven o'clock this evening," said Franz, "and whom I have not seen since."	- Наш друг Альбер де Морсер, с которым я расстался в семь часов, - сказал Франц. - Он преследовал свою незнакомку, и я его с тех пор не видел.
"And don't you know where he is?"	- Как? И вы не знаете, где он?
"Not at all."	- Не имею ни малейшего понятия.
"Is he armed?"	- У него есть оружие?
"He is in masquerade."	- Он в костюме паяца.
"You should not have allowed him to go," said the duke to Franz; "you, who know Rome better than he does."	- Вам не следовало его пускать, - сказал герцог, -ведь вы знаете Рим лучше его.
"You might as well have tried to stop number three of the barberi, who gained the prize in the race to-day," replied Franz; "and then moreover, what could happen to him?"	- Как бы не так! Легче было бы остановить третий номер, который выиграл сегодня скачку, -отвечал Франц. - И потом, что же может с ним случиться?
"Who can tell?	- Кто знает?
The night is gloomy, and the Tiber is very near the Via Macello."	Ночь очень темная, а от виа Мачелло до Тибра рукой подать.
Franz felt a shudder run through his veins at observing that the feeling of the duke and the countess was so much in unison with his own personal disquietude.	У Франца мороз пробежал по коже, когда он увидел, что герцог и графиня разделяют его собственную тревогу.
"I informed them at the hotel that I had the honor of passing the night here, duke," said Franz, "and desired them to come and inform me of his return."	- Я предупредил в гостинице, что еду к вам, -сказал Франц, - и мне должны сообщить, как только он вернется.
"Ah," replied the duke, "here I think, is one of my servants who is seeking you."	- Да вот, - сказал герцог, - вас, кажется, ищет мой лакей.
The duke was not mistaken; when he saw Franz, the servant came up to him.	Г ерцог не ошибся, увидев Франца, лакей подошел к нему.

"Your excellency," he said, "the master of the Hotel de Londres has sent to let you know that a man is waiting for you with a letter from the Viscount of Morcerf."	- Ваша милость, - сказал он, - хозяин гостиницы "Лондон" прислал сказать вам, что вас дожидается какой-то человек с письмом от виконта де Морсера.
"A letter from the viscount!" exclaimed Franz.	- С письмом от виконта! - вскричал Франц.
"Yes."	- Точно так.
"And who is the man?"	- А что за человек?
"I do not know."	- Не знаю.
"Why did he not bring it to me here?"	- Почему он сам не принес сюда письмо?
"The messenger did not say."	- Посланный не дал мне никаких объяснений.
"And where is the messenger?"	- А где посланный?
"He went away directly he saw me enter the ball-room to find you."	- Он ушел, когда увидел, что я отправился в залу доложить вам.
"Oh," said the countess to Franz, "go with all speed-poor young man!	- Боже мой! - сказала графиня Францу. - Ступайте скорее. Бедняга!
Perhaps some accident has happened to him."	С ним, может быть, случилось несчастье.
"I will hasten," replied Franz.	- Бегу, - сказал Франц.
"Shall we see you again to give us any information?" inquired the countess.	- Вы вернетесь сюда и все расскажете? - спросила графиня.
"Yes, if it is not any serious affair, otherwise I cannot answer as to what I may do myself."	- Да, если ничего серьезного не произошло; в противном случае я ни за что не могу поручиться.
"Be prudent, in any event," said the countess.	- Во всяком случае, будьте осторожны, - сказала графиня.
"Oh, pray be assured of that."	- О, не беспокойтесь.
Franz took his hat and went away in haste.	Франц взял шляпу и поспешно вышел.
He had sent away his carriage with orders for it to fetch him at two o'clock; fortunately the Palazzo Bracciano, which is on one side in the Corso, and on the other in the Square of the Holy Apostles, is hardly ten minutes' walk from the Hotel de Londres.	Приехав на бал, он отослал экипаж и велел кучеру вернуться в два часа ночи; но, к счастью, дворец герцога, выходящий одной стороной на Корсо, а другой на площадь Св. Апостолов, находился не более как в десяти минутах ходьбы от гостиницы "Лондон".
As he came near the hotel, Franz saw a man in the middle of the street. He had no doubt that it was the messenger from Albert.	Подойдя к дверям, Франц увидел человека, стоявшего посреди улицы; он ни минуты не сомневался, что это посланный Альбера.
The man was wrapped up in a large cloak.	Человек был закутан в широкий плащ.
He went up to him, but, to his extreme astonishment, the stranger first addressed him.	Франц направился к нему, но, к немалому его удивлению, тот первый заговорил с ним.
"What wants your excellency of me?" inquired the man, retreating a step or two, as if to keep on his guard.	- Что угодно от меня вашей милости? - спросил он, отступая на шаг.
"Are not you the person who brought me a letter," inquired Franz, "from the Viscount of Morcerf?"	- Это вы принесли мне письмо от виконта де Морсера? - спросил Франц.

"Your excellency lodges at Pastrini's hotel?"	- Ваша милость живет в гостинице Пастрини?
"I do."	- Да.
"Your excellency is the travelling companion of the viscount?"	- Ваша милость путешествует вместе с виконтом?
"I am."	- Да.
"Your excellency's name"-	- Как зовут вашу милость?
"Is the Baron Franz d'Epinay."	- Барон Франц д'Эпине.
"Then it is to your excellency that this letter is addressed."	- Значит, письмо адресовано именно вашей милости.
"Is there any answer?" inquired Franz, taking the letter from him.	- Нужен ответ? - спросил Франц, беря у него из рук письмо.
"Yes-your friend at least hopes so."	- Да, по крайней мере ваш друг надеется на ответ.
"Come up-stairs with me, and I will give it to you."	- Так поднимитесь ко мне.
"I prefer waiting here," said the messenger, with a smile.	- Нет, я лучше подожду здесь, - усмехнувшись, сказал посланный.
"And why?"	- Почему?
"Your excellency will know when you have read the letter."	- Ваша милость поймет, когда прочтет письмо.
"Shall I find you here, then?"	- Так я найду вас здесь?
"Certainly."	- Непременно.
Franz entered the hotel. On the staircase he met Signor Pastrini.	Франц вошел в гостиницу; на лестнице он встретился с маэстро Пастрини.
"Well?" said the landlord.	- Ну что? - спросил его тот.
"Well-what?" responded Franz.	- Что именно? - сказал Франц.
"You have seen the man who desired to speak with you from your friend?" he asked of Franz.	- Вы видели человека, который пришел к вам по поручению вашего друга? - спросил хозяин.
"Yes, I have seen him," he replied, "and he has handed this letter to me.	- Да, видел, - отвечал Франц, - он передал мне письмо.
Light the candles in my apartment, if you please."	Велите, пожалуйста, подать огня.
The inn-keeper gave orders to a servant to go before Franz with a light.	Хозяин приказал слуге принести свечу.
The young man had found Signor Pastrini looking very much alarmed, and this had only made him the more anxious to read Albert's letter; and so he went instantly towards the waxlight, and unfolded it.	Францу показалось, что у маэстро Пастрини весьма растерянный вид, и это еще усилило его желание поскорее прочесть письмо Альбера; как только слуга зажег свечу, он поспешно развернул листок бумаги.
It was written and signed by Albert.	Письмо было написано рукой Альбера, под ним стояло его имя.
Franz read it twice before he could comprehend what it contained.	Франц прочел его дважды - настолько неожиданно было его содержание.
It was thus worded:-	Вот оно от слова до слова:

My Dear Fellow,-The moment you have received this, have the kindness to take the letter of credit from my pocket-book, which you will find in the square drawer of the secretary; add your own to it, if it be not sufficient. Run to Torlonia, draw from him instantly four thousand piastres, and give them to the bearer.	"Дорогой друг, тотчас же по получении этого письма возьмите из моего бумажника, который вы найдете в ящике письменного стола, мой аккредитив, присоедините к нему и свой, если моего будет недостаточно... Бегите к Торлониа, возьмите у него четыре тысячи пиастров и вручите их подателю сего.
It is urgent that I should have this money without delay.	Необходимо, чтобы эта сумма была мне доставлена без промедления.
I do not say more, relying on you as you may rely on me.	Ограничиваюсь этим, ибо полагаюсь на вас так же, как вы могли бы положиться на меня.
Your friend, Albert de Morcerf.	Ваш друг
P.S.-I now believe in Italian banditti.	P.S. I believe now in Italian bandits.[35] Альбер де Морсер".
Below these lines were written, in a strange hand, the following in Italian:-	Под этими строками другим почерком было написано по-итальянски:
Se alle sei della mattina le quattro mile piastre non sono nelle mie mani, alla sette il conte Alberto avra cessato di vivere.	"Se alle sei della mattina le quattro mila piastre non sono nelle mie mani, alle sette il conte Alberto avra cessato di vivere.
Luigi Vampa. "If by six in the morning the four thousand piastres are not in my hands, by seven o'clock the Count Albert will have ceased to live."	Luigi Vampa".[36]
This second signature explained everything to Franz, who now understood the objection of the messenger to coming up into the apartment; the street was safer for him.	Вторая подпись все объяснила Францу, и он понял нежелание посланного подняться к нему в комнату: он считал более безопасным для себя оставаться на улице.
Albert, then, had fallen into the hands of the famous bandit chief, in whose existence he had for so long a time refused to believe.	Альбер попал в руки того самого знаменитого разбойника, в существование которого упорно не хотел верить.
There was no time to lose.	Нельзя было терять ни минуты.
He hastened to open the secretary, and found the pocket-book in the drawer, and in it the letter of credit. There were in all six thousand piastres, but of these six thousand Albert had already expended three thousand.	Франц бросился к письменному столу, отпер его, нашел в ящике бумажник, а в бумажнике аккредитив; аккредитив был на шесть тысяч пиастров, но из них Альбер уже издержал три тысячи.
As to Franz, he had no letter of credit, as he lived at Florence, and had only come to Rome to pass seven or eight days; he had brought but a hundred louis, and of these he had not more than fifty left.	Что касается Франца, то у него вовсе не было аккредитива; так как он жил во Флоренции и приехал в Рим всего лишь на неделю, то он взял с собой только сотню луидоров, и из этой сотни у него оставалось не более половины.
Thus seven or eight hundred piastres were wanting to them both to make up the sum that Albert required.	Таким образом, не хватало семи или восьми сотен пиастров до необходимой Альберу суммы.
True, he might in such a case rely on the kindness of Signor Torlonia.	Правда, в таких необычайных обстоятельствах Франц мог надеяться на любезность г-на Торлониа.

He was, therefore, about to return to the Palazzo Bracciano without loss of time, when suddenly a luminous idea crossed his mind.	Он хотел уже, не медля ни минуты, возвратиться во дворец Браччано, как вдруг его осенила блестящая мысль.
He remembered the Count of Monte Cristo.	Он вспомнил о графе Монте-Кристо.
Franz was about to ring for Signor Pastrini, when that worthy presented himself.	Франц протянул руку к звонку, чтобы послать за маэстро Пастрини, как вдруг дверь отворилась, и он сам появился на пороге.
"My dear sir," he said, hastily, "do you know if the count is within?"	- Синьор Пастрини, - быстро спросил он, - как вы думаете, граф у себя?
"Yes, your excellency; he has this moment returned."	- Да, ваша милость, он только что вернулся.
"Is he in bed?"	- Он не успел еще лечь?
"I should say no."	- Не думаю.
"Then ring at his door, if you please, and request him to be so kind as to give me an audience."	- Так зайдите к нему, пожалуйста, и попросите для меня разрешения явиться к нему.
Signor Pastrini did as he was desired, and returning five minutes after, he said,-"The count awaits your excellency."	Маэстро Пастрини поспешил исполнить поручение; через пять минут он вернулся. -Граф ждет вашу милость, - сказал он.
Franz went along the corridor, and a servant introduced him to the count.	Франц пересек площадку, и лакей ввел его к графу.
He was in a small room which Franz had not yet seen, and which was surrounded with divans.	Тот находился в небольшом кабинете, которого Франц еще не видел и вдоль стен которого стояли диваны.
The count came towards him.	Граф встал ему навстречу.
"Well, what good wind blows you hither at this hour?" said he; "have you come to sup with me?	- Какой счастливый случай привел вас ко мне? -сказал он. - Может быть, вы поужинаете со мной?
It would be very kind of you."	Это было бы, право, очень мило с вашей стороны.
"No; I have come to speak to you of a very serious matter."	- Нет, я пришел по важному делу.
"A serious matter," said the count, looking at Franz with the earnestness usual to him; "and what may it be?"	- По делу? - сказал граф, взглянув на Франца своим проницательным взглядом. - По какому же?
"Are we alone?"	- Мы здесь одни?
"Yes," replied the count, going to the door, and returning.	Граф подошел к двери и вернулся. -Совершенно одни.
Franz gave him Albert's letter.	Франц протянул ему письмо Альбера.
"Read that," he said.	- Прочтите, - сказал он.
The count read it.	Граф прочел письмо.
"Well, well!" said he.	- Д-да! - сказал он.
"Did you see the postscript?"	- Прочли вы приписку?
"I did, indeed.	- Да, - сказал он, - вижу:

"'Se alle sei della mattina le quattro mile piastre non sono nelle mie mani, alla sette il conte Alberto avra cessato di vivere.	"Se alle sei della mattina le quattro mila piastre non sono nelle mie mani, alle sette il conte Alberto avra cessato di vivere.
"'Luigi Vampa.'"	Luigi Vampa".
"What think you of that?" inquired Franz.	- Что вы на это скажете? - спросил Франц.
"Have you the money he demands?"	- Вы располагаете этой суммой?
"Yes, all but eight hundred piastres."	- Да, не хватает только восьмисот пиастров.
The count went to his secretary, opened it, and pulling out a drawer filled with gold, said to Franz,-"I hope you will not offend me by applying to any one but myself."	Граф подошел к секретеру, отпер и выдвинул ящик, полный золота. - Надеюсь, - сказал он Францу, - вы не обидите меня и не обратитесь ни к кому другому?
"You see, on the contrary, I come to you first and instantly," replied Franz.	- Вы видите, напротив, что я пришел прямо к вам,- отвечал Франц.
"And I thank you; have what you will;" and he made a sign to Franz to take what he pleased.	- И я благодарю вас за это. Берите. И он указал Францу на ящик.
"Is it absolutely necessary, then, to send the money to Luigi Vampa?" asked the young man, looking fixedly in his turn at the count.	- А разве необходимо посылать Луиджи Вампа эту сумму? - спросил Франц, в свою очередь, пристально глядя на графа.
"Judge for yourself," replied he. "The postscript is explicit."	- Еще бы! - сказал тот. - Судите сами, приписка достаточно ясна.
"I think that if you would take the trouble of reflecting, you could find a way of simplifying the negotiation," said Franz.	- Мне кажется, что, если бы вы захотели, вы нашли бы более простой способ, - сказал Франц.
"How so?" returned the count, with surprise.	- Какой? - удивленно спросил граф.
"If we were to go together to Luigi Vampa, I am sure he would not refuse you Albert's freedom."	- Например, если бы мы вместе поехали к Луиджи Вампа, я уверен, что он не отказал бы вам и освободил Альбера.
"What influence can I possibly have over a bandit?"	- Мне? А какое влияние могу я иметь на этого разбойника?
"Have you not just rendered him a service that can never be forgotten?"	- Разве вы не оказали ему одну из тех услуг, которые никогда не забываются?
"What is that?"	- Какую?
"Have you not saved Peppino's life?"	- Разве вы не спасли жизнь Пеппино?
"Well, well," said the count, "who told you that?"	- А-а! - произнес граф. - Кто вам сказал?
"No matter; I know it."	- Не все ли равно? Я это знаю.
The count knit his brows, and remained silent an instant.	Граф помолчал, нахмурив брови.
"And if I went to seek Vampa, would you accompany me?"	- А если я поеду к Луиджи, вы поедете со мной?
"If my society would not be disagreeable."	- Если мое общество не будет вам неприятно.
"Be it so. It is a lovely night, and a walk without Rome will do us both good."	- Что же, пусть будет так; погода прекрасная, прогулка в окрестностях Рима доставит нам только удовольствие.

"Shall I take any arms?"	- Оружие надо захватить?
"For what purpose?"	- Зачем?
"Any money?"	- Деньги?
"It is useless.	- Не нужно.
Where is the man who brought the letter?"	Где человек, который принес письмо?
"In the street."	- На улице.
"He awaits the answer?"	- Он ждет ответа?
"Yes."	- Да.
"I must learn where we are going. I will summon him hither."	- Надо все-таки узнать, куда мы едем; я позову его.
"It is useless; he would not come up."	- Бесполезно: он не захотел войти.
"To your apartments, perhaps; but he will not make any difficulty at entering mine."	- К вам, может быть, но ко мне он придет.
The count went to the window of the apartment that looked on to the street, and whistled in a peculiar manner.	Граф подошел к окну кабинета, выходившему на улицу, и особенным образом свистнул.
The man in the mantle quitted the wall, and advanced into the middle of the street.	Человек в плаще отделился от стены и вышел на середину улицы.
"Salite!" said the count, in the same tone in which he would have given an order to his servant.	- Salite! [37] - сказал граф тоном, каким отдают приказание слуге.
The messenger obeyed without the least hesitation, but rather with alacrity, and, mounting the steps at a bound, entered the hotel; five seconds afterwards he was at the door of the room.	Посланный немедленно, не колеблясь, даже торопливо повиновался и, поднявшись на крыльцо, вошел в гостиницу. Пять секунд спустя он стоял у дверей кабинета.
"Ah, it is you, Peppino," said the count.	- А, это ты, Пеппино? - сказал граф.
But Peppino, instead of answering, threw himself on his knees, seized the count's hand, and covered it with kisses.	Вместо ответа Пеппино бросился на колени, схватил руку графа и несколько раз поцеловал ее.
"Ah," said the count, "you have, then, not forgotten that I saved your life; that is strange, for it is a week ago."	- Вот как, - сказал граф, - ты еще не забыл, что я спас тебе жизнь? Странно, ведь прошла уже целая неделя.
"No, excellency; and never shall I forget it," returned Peppino, with an accent of profound gratitude.	- Нет, ваша светлость, я никогда не забуду, -отвечал Пеппино голосом, в котором звучала глубокая благодарность.
"Never?	- Никогда?
That is a long time; but it is something that you believe so.	Это очень долго! Но хорошо уже то, что ты так думаешь.
Rise and answer."	Встань и отвечай.
Peppino glanced anxiously at Franz.	Пеппино с беспокойством взглянул на Франца.
"Oh, you may speak before his excellency," said he; "he is one of my friends.	- Ты можешь говорить при его милости, - сказал граф, - это мой друг.

You allow me to give you this title?" continued the count in French, "it is necessary to excite this man's confidence."	Вы мне разрешите называть вас этим именем? -прибавил граф по-французски, обращаясь к Францу. - Это необходимо, чтобы внушить ему доверие.
"You can speak before me," said Franz; "I am a friend of the count's."	- Можете говорить при мне, - сказал Франц, - я друг графа.
"Good!" returned Peppino. "I am ready to answer any questions your excellency may address to me."	- Хорошо, - отвечал Пеппино, обращаясь к графу,- пусть ваша светлость спрашивает, я буду отвечать.
"How did the Viscount Albert fall into Luigi's hands?"	- Каким образом виконт Альбер попал в руки Луиджи?
"Excellency, the Frenchman's carriage passed several times the one in which was Teresa."	- Ваша светлость, коляска француза несколько раз встречалась с той, в которой сидела Тереза.
"The chiefs mistress?"	- Подруга атамана?
"Yes.	- Да-
The Frenchman threw her a bouquet; Teresa returned it-all this with the consent of the chief, who was in the carriage."	Француз начал любезничать; Тереза в шутку отвечала ему; француз бросал ей букеты, она тоже бросала ему цветы; разумеется, с дозволения атамана, который сидел в той же коляске.
"What?" cried Franz, "was Luigi Vampa in the carriage with the Roman peasants?"	- Как? - воскликнул Франц. - Луиджи Вампа сидел в коляске поселянок?
"It was he who drove, disguised as the coachman," replied Peppino.	- Он был наряжен кучером и правил, - отвечал Пеппино.
"Well?" said the count.	- Дальше? - сказал граф.
"Well, then, the Frenchman took off his mask; Teresa, with the chief’s consent, did the same. The Frenchman asked for a rendezvous; Teresa gave him one-only, instead of Teresa, it was Beppo who was on the steps of the church of San Giacomo."	- А дальше француз снял маску; Тереза с дозволения атамана тоже открыла лицо; француз попросил свидания, Тереза назначила время и место; только вместо Терезы на паперти церкви Сан-Джакомо ждал Беппо.
"What!" exclaimed Franz, "the peasant girl who snatched his mocoletto from him"-	- Как? - прервал опять Франц. - Эта поселянка, которая вырвала у него мокколетто?..
"Was a lad of fifteen," replied Peppino. "But it was no disgrace to your friend to have been deceived; Beppo has taken in plenty of others."	- Это был пятнадцатилетний мальчик, - отвечал Пеппино. - Но вашему другу нечего стыдиться, что он попался. Он не первый, кого надул Беппо.
"And Beppo led him outside the walls?" said the count.	- И Беппо увел его из города? - спросил граф.
"Exactly so; a carriage was waiting at the end of the Via Macello.	- Да
Beppo got in, inviting the Frenchman to follow him, and he did not wait to be asked twice.	В конце виа Мачелло ждала карета; Беппо сел и пригласил француза с собой; тот не заставил просить себя.
He gallantly offered the right-hand seat to Beppo, and sat by him.	Он любезно уступил Беппо правую сторону и сел рядом.

Beppo told him he was going to take him to a villa a league from Rome; the Frenchman assured him he would follow him to the end of the world.	Тут Беппо сказал ему, что повезет его на виллу в миле от Рима. Француз отвечал, что готов ехать хоть на край света.
The coachman went up the Via di Ripetta and the Porta San Paola; and when they were two hundred yards outside, as the Frenchman became somewhat too forward, Beppo put a brace of pistols to his head, the coachman pulled up and did the same.	Кучер поехал на виа ди-Рипетта, миновал ворота Святого Павла, но когда они очутились в поле, француз стал уже слишком вольничать, и Беппо приставил ему к груди пару пистолетов. Кучер остановил лошадей, обернулся и сделал то же самое.
At the same time, four of the band, who were concealed on the banks of the Almo, surrounded the carriage.	В то же время четверо наших, прятавшихся на берегу Альмо, подбежали к карете.
The Frenchman made some resistance, and nearly strangled Beppo; but he could not resist five armed men, and was forced to yield.	Француз вздумал было защищаться, даже, кажется, немножко придушил Беппо; но что можно сделать против пятерых вооруженных людей? Оставалось только сдаться.
They made him get out, walk along the banks of the river, and then brought him to Teresa and Luigi, who were waiting for him in the catacombs of St. Sebastian."	Его вытащили из кареты, довели до берега речонки и проводили к Терезе и Луиджи, которые ждали его в катакомбах Сан-Себастьяно.
"Well," said the count, turning towards Franz, "it seems to me that this is a very likely story.	- Ну что же, - сказал граф Францу, - по-моему, эта история стоит всякой другой.
What do you say to it?"	Что вы скажете? Вы ведь знаток в этом деле?
"Why, that I should think it very amusing," replied Franz, "if it had happened to any one but poor Albert."	- Скажу, что посмеялся бы от души, - отвечал Франц, - если бы она случилась с кем-нибудь другим, а не с бедным Альбером.
"And, in truth, if you had not found me here," said the count, "it might have proved a gallant adventure which would have cost your friend dear; but now, be assured, his alarm will be the only serious consequence."	- Да, если бы вы меня не застали, то это любовное похождение обошлось бы вашему другу довольно дорого; но успокойтесь, он отделается страхом.
"And shall we go and find him?" inquired Franz.	- Так поедем за ним? - спросил Франц.
"Oh, decidedly, sir.	- Непременно!
He is in a very picturesque place-do you know the catacombs of St. Sebastian?"	Тем более что он находится в очень живописном месте. Знаете вы катакомбы Сан-Себастьяно?
"I was never in them; but I have often resolved to visit them."	- Нет, я никогда не спускался туда, но давно собираюсь это сделать.
"Well, here is an opportunity made to your hand, and it would be difficult to contrive a better.	- Вот как раз подходящий случай, лучшего и желать нельзя.
Have you a carriage?"	Ваш экипаж внизу?
"No."	- Нет.
"That is of no consequence; I always have one ready, day and night."	- Это не важно; у меня всегда экипаж наготове, и днем и ночью.
"Always ready?"	- И лошади запряжены?
"Yes.	- Да.

I am a very capricious being, and I should tell you that sometimes when I rise, or after my dinner, or in the middle of the night, I resolve on starting for some particular point, and away I go."	Надо вам сказать, я человек непоседливый; иногда, встав из-за стола или посреди ночи, я вдруг решаю ехать куда-нибудь на край света, и еду.
The count rang, and a footman appeared.	Граф позвонил один раз; в комнату вошел камердинер.
"Order out the carriage," he said, "and remove the pistols which are in the holsters. You need not awaken the coachman; Ali will drive."	- Велите вывезти экипаж из сарая, - сказал он, - и выньте пистолеты оттуда; кучера не будите: нас повезет Али.
In a very short time the noise of wheels was heard, and the carriage stopped at the door.	Через минуту послышался стук экипажа, поданного к крыльцу.
The count took out his watch.	Граф поглядел на часы.
"Half-past twelve," he said. "We might start at five o'clock and be in time, but the delay may cause your friend to pass an uneasy night, and therefore we had better go with all speed to extricate him from the hands of the infidels.	- Половина первого, - сказал он. - Мы могли бы выехать в пять часов утра и все-таки поспели бы вовремя; но, может быть, наше промедление доставило бы вашему приятелю беспокойную ночь, поэтому лучше будет поскорее вырвать его из рук неверных.
Are you still resolved to accompany me?"	Вы все еще склонны ехать со мной?
"More determined than ever."	- Больше, чем когда-либо.
"Well, then, come along."	- Так едем.
Franz and the count went downstairs, accompanied by Peppino.	Франц и граф вышли из комнаты. Пеппино последовал за ними.
At the door they found the carriage.	У крыльца стоял экипаж.
Ali was on the box, in whom Franz recognized the dumb slave of the grotto of Monte Cristo.	На козлах сидел Али. Франц узнал немого раба из пещеры Монте-Кристо.
Franz and the count got into the carriage. Peppino placed himself beside Ali, and they set off at a rapid pace.	Франц и граф сели в экипаж, оказавшийся двухместной каретой, Пеппино поместился рядом с Али, и лошади помчались галопом.
Ali had received his instructions, and went down the Corso, crossed the Campo Vaccino, went up the Strada San Gregorio, and reached the gates of St. Sebastian.	Али, по-видимому, заранее получил распоряжения, потому что он поехал по Корсо, пересек Кампо-Ваччино, поднялся по Страда-Сан-Грегорио и остановился у ворот Сан-Себастьяно.
Then the porter raised some difficulties, but the Count of Monte Cristo produced a permit from the governor of Rome, allowing him to leave or enter the city at any hour of the day or night; the portcullis was therefore raised, the porter had a louis for his trouble, and they went on their way.	Сторож не хотел пропускать их, но граф показал разрешение, выданное губернатором Рима на беспрепятственный въезд и выезд из города в любое время дня и ночи; решетку тотчас подняли, сторож получил за труды золотой, и карета покатила дальше.
The road which the carriage now traversed was the ancient Appian Way, and bordered with tombs.	Они ехали по древней Аппиевой дороге, между двумя рядами гробниц.
From time to time, by the light of the moon, which began to rise, Franz imagined that he saw something like a sentinel appear at various points among the ruins, and suddenly retreat into the darkness on a signal from Peppino.	Францу временами казалось, что в неверном свете восходящей луны от развалин отделяется фигура часового, но, по знаку Пеппино, фигура тотчас же снова исчезала в темноте.

A short time before they reached the Baths of Caracalla the carriage stopped, Peppino opened the door, and the count and Franz alighted.	Немного не доезжая цирка Каракаллы карета остановилась. Пеппино отворил дверцу, граф и Франц вышли.
"In ten minutes," said the count to his companion, "we shall be there."	- Через десять минут мы будем на месте, - сказал граф своему спутнику.
He then took Peppino aside, gave him an order in a low voice, and Peppino went away, taking with him a torch, brought with them in the carriage.	Потом он отозвал в сторону Пеппино, шепотом отдал ему какое-то приказание, и Пеппино, вынув из ящика кареты факел, удалился.
Five minutes elapsed, during which Franz saw the shepherd going along a narrow path that led over the irregular and broken surface of the Campagna; and finally he disappeared in the midst of the tall red herbage, which seemed like the bristling mane of an enormous lion.	Прошло еще пять минут, Франц видел, как Пеппино пробирается по узенькой тропке, вьющейся по холмистой римской равнине; потом он исчез в высокой красноватой траве, напоминающей всклокоченную гриву гигантского льва.
"Now," said the count, "let us follow him."	- Последуем за ним, - сказал граф.
Franz and the count in their turn then advanced along the same path, which, at the distance of a hundred paces, led them over a declivity to the bottom of a small valley.	Они двинулись по той же тропинке; пройдя шагов сто по отлогому склону, они очутились в маленькой долине.
They then perceived two men conversing in the obscurity.	Вскоре они заметили двух человек, переговаривавшихся в темноте.
"Ought we to go on?" asked Franz of the count; "or shall we wait awhile?"	- Идти дальше, - спросил Франц, - или, может быть, надо подождать?
"Let us go on; Peppino will have warned the sentry of our coming."	- Идем, идем; Пеппино, вероятно, предупредил часового.
One of the two men was Peppino, and the other a bandit on the lookout.	И в самом деле, один из разговаривавших оказался Пеппино, другой - разбойник, стоявший на страже.
Franz and the count advanced, and the bandit saluted them.	Граф и Франц подошли к ним, разбойник поклонился.
"Your excellency," said Peppino, addressing the count, "if you will follow me, the opening of the catacombs is close at hand."	- Ваша светлость, - сказал Пеппино, - угодно вам идти за мной? Вход в катакомбы в двух шагах отсюда.
"Go on, then," replied the count.	- Хорошо, - сказал граф, - ступай вперед.
They came to an opening behind a clump of bushes and in the midst of a pile of rocks, by which a man could scarcely pass.	Вскоре за кустами, среди камней, показалось отверстие, в которое с трудом мог пролезть человек.
Peppino glided first into this crevice; after they got along a few paces the passage widened.	Пеппино первый полез в расщелину; уже через несколько шагов подземный ход стал расширяться.
Peppino passed, lighted his torch, and turned to see if they came after him.	Тогда он остановился, зажег факел и обернулся.
The count first reached an open space and Franz followed him closely.	Граф первый проник в это подобие отдушины, Франц последовал за ним.

The passageway sloped in a gentle descent, enlarging as they proceeded; still Franz and the count were compelled to advance in a stooping posture, and were scarcely able to proceed abreast of one another.	Дорога спускалась под гору и постепенно расширялась; однако Франц и граф все еще были вынуждены идти согнувшись и только с трудом могли бы двигаться рядом.
They went on a hundred and fifty paces in this way, and then were stopped by,	Так они прошли еще шагов полтораста, после чего были остановлены окликом:
"Who comes there?"	"Кто идет?"
At the same time they saw the reflection of a torch on a carbine barrel.	И при свете факела они увидели, как в темноте блеснуло дуло карабина.
"A friend!" responded Peppino; and, advancing alone towards the sentry, he said a few words to him in a low tone; and then he, like the first, saluted the nocturnal visitors, making a sign that they might proceed.	- Друг, - отвечал Пеппино. Он прошел вперед и сказал несколько слов часовому, который, подобно первому, поклонился и сделал ночным посетителям знак, что они могут продолжать путь.
Behind the sentinel was a staircase with twenty steps. Franz and the count descended these, and found themselves in a mortuary chamber.	Часовой стоял вверху лестницы ступеней в двадцать; Франц и граф спустились по ней и очутились в каком-то подобии склепа.
Five corridors diverged like the rays of a star, and the walls, dug into niches, which were arranged one above the other in the shape of coffins, showed that they were at last in the catacombs.	Отсюда лучами расходились пять углублений; в каменных стенах ярусами были вырублены ниши в форме гробов. Они поняли, что наконец вступили в катакомбы.
Down one of the corridors, whose extent it was impossible to determine, rays of light were visible.	В одно из этих углублений, длину которого невозможно было угадать, днем проникали отблески света.
The count laid his hand on Franz's shoulder.	Граф положил руку на плечо Франца.
"Would you like to see a camp of bandits in repose?" he inquired.	- Хотите видеть разбойничий лагерь на отдыхе? -спросил он.
"Exceedingly," replied Franz.	- Очень даже, - отвечал Франц.
"Come with me, then. Peppino, put out the torch."	- Так идите за мной... Пеппино, потуши факел.
Peppino obeyed, and Franz and the count were in utter darkness, except that fifty paces in advance of them a reddish glare, more evident since Peppino had put out his torch, was visible along the wall.	Пеппино исполнил приказание, и Франц с графом очутились в непроницаемой тьме; только впереди, шагах в пятидесяти от них, по стенам плясали красноватые блики, ставшие еще более явственными, когда Пеппино погасил факел.
They advanced silently, the count guiding Franz as if he had the singular faculty of seeing in the dark.	Они молча пошли вперед, причем граф уверенно вел Франца, словно он обладал способностью видеть в темноте.
Franz himself, however, saw his way more plainly in proportion as he went on towards the light, which served in some manner as a guide.	Впрочем, и Франц все лучше различал дорогу, по мере того как они приближались к пляшущим бликам, служившим им путеводными огнями.
Three arcades were before them, and the middle one was used as a door.	Перед ними показались три арки, средняя из которых служила дверью.
These arcades opened on one side into the corridor where the count and Franz were, and on the other into a large square chamber, entirely surrounded by niches similar to those of which we have spoken.	Эти арки отделяли проход, где находились граф и Франц, от большой квадратной комнаты, окруженной нишами, подобными тем, о которых мы уже говорили.

In the midst of this chamber were four stones, which had formerly served as an altar, as was evident from the cross which still surmounted them.	В середине комнаты возвышались четыре камня, некогда служившие алтарем, на что указывал крест, все еще венчавший их.
A lamp, placed at the base of a pillar, lighted up with its pale and flickering flame the singular scene which presented itself to the eyes of the two visitors concealed in the shadow.	Одинокая лампа, поставленная на цоколь колонны, освещала слабым, колеблющимся светом странную картину, представившуюся глазам скрытых во тьме посетителей.
A man was seated with his elbow leaning on the column, and was reading with his back turned to the arcades, through the openings of which the new-comers contemplated him.	Облокотившись на цоколь, спиной к аркам сидел человек и читал.
This was the chief of the band, Luigi Vampa.	Это был атаман шайки Луиджи Вампа.
Around him, and in groups, according to their fancy, lying in their mantles, or with their backs against a sort of stone bench, which went all round the columbarium, were to be seen twenty brigands or more, each having his carbine within reach.	Вокруг него, расположившись кто как хотел, лежали, завернувшись в плащи, или сидели, прислонясь к подобию каменной скамьи, тянувшейся вдоль стен этого склепа, человек двадцать разбойников. У каждого был под рукой карабин.
At the other end, silent, scarcely visible, and like a shadow, was a sentinel, who was walking up and down before a grotto, which was only distinguishable because in that spot the darkness seemed more dense than elsewhere.	В глубине, безмолвный и едва различимый, словно тень, часовой шагал взад и вперед перед каким-то углублением в стене, которое угадывалось только потому, что в этом месте мрак казался еще гуще.
When the count thought Franz had gazed sufficiently on this picturesque tableau, he raised his finger to his lips, to warn him to be silent, and, ascending the three steps which led to the corridor of the columbarium, entered the chamber by the middle arcade, and advanced towards Vampa, who was so intent on the book before him that he did not hear the noise of his footsteps.	Граф дал Францу вволю налюбоваться этой живописной картиной. Потом приложил палец к губам, и, поднявшись по трем ступенькам, которые вели в склеп, вошел через среднюю арку и приблизился к Луиджи, который был так погружен в чтение, что даже не слышал его шагов.
"Who comes there?" cried the sentinel, who was less abstracted, and who saw by the lamp-light a shadow approaching his chief.	- Кто идет? - крикнул часовой, увидев в свете лампы какую-то тень, выраставшую за спиной атамана.
At this challenge, Vampa rose quickly, drawing at the same moment a pistol from his girdle.	При этом возгласе Вампа вскочил, выхватывая из-за пояса пистолет.
In a moment all the bandits were on their feet, and twenty carbines were levelled at the count.	В один миг все разбойники были на ногах, и двадцать карабинов прицелились в графа.
"Well," said he in a voice perfectly calm, and no muscle of his countenance disturbed, "well, my dear Vampa, it appears to me that you receive a friend with a great deal of ceremony."	- Однако, - сказал тот спокойным голосом, причем ни один мускул на его лице не дрогнул, - дорогой Вампа, не слишком ли много церемоний, чтобы встретить друга?
"Ground arms," exclaimed the chief, with an imperative sign of the hand, while with the other he took off his hat respectfully; then, turning to the singular personage who had caused this scene, he said,	- Долой оружие! - скомандовал атаман, властным движением поднимая одну руку, а другой почтительно снимая шляпу. Потом, обращаясь к графу, который, казалось, повелевал всеми действующими лицами этой сцены, он сказал:

"Your pardon, your excellency, but I was so far from expecting the honor of a visit, that I did not really recognize you."	- Простите, граф, но я никак не ожидал, что вы удостоите меня своим посещением, и поэтому не узнал вас.
"It seems that your memory is equally short in everything, Vampa," said the count, "and that not only do you forget people's faces, but also the conditions you make with them."	- По-видимому, у вас вообще короткая память, Вампа, и вы не только не помните лица людей, но забываете и условия, заключенные с ними.
"What conditions have I forgotten, your excellency?" inquired the bandit, with the air of a man who, having committed an error, is anxious to repair it.	- Какие же условия я забыл, граф? - спросил разбойник тоном человека, готового немедленно загладить свою вину.
"Was it not agreed," asked the count, "that not only my person, but also that of my friends, should be respected by you?"	- Разве мы не условились, - сказал граф, - что не только я, но и все мои друзья будут для вас неприкосновенны?
"And how have I broken that treaty, your excellency?"	- Чем же я нарушил условие, ваша милость?
"You have this evening carried off and conveyed hither the Vicomte Albert de Morcerf. Well," continued the count, in a tone that made Franz shudder, "this young gentleman is one of my friends-this young gentleman lodges in the same hotel as myself-this young gentleman has been up and down the Corso for eight hours in my private carriage, and yet, I repeat to you, you have carried him off, and conveyed him hither, and," added the count, taking the letter from his pocket, "you have set a ransom on him, as if he were an utter stranger."	- Вы сегодня похитили и доставили сюда виконта Альбера де Морсера; а этот молодой человек, -продолжал граф таким тоном, что Франц невольно содрогнулся, - из числа моих друзей; он живет в одной гостинице со мной, он целую неделю катался по Корсо в моей коляске, а между тем, повторяю, вы его похитили, доставили сюда и, - прибавил граф, вынимая письмо из кармана, -потребовали с него выкуп, точно это первый встречный!
"Why did you not tell me all this-you?" inquired the brigand chief, turning towards his men, who all retreated before his look. "Why have you caused me thus to fail in my word towards a gentleman like the count, who has all our lives in his hands?	- Почему мне не сказали об этом? - проговорил атаман, обращаясь к своим людям, попятившимся перед его взглядом. - Почему вы заставили меня нарушить слово, данное такому человеку, как граф, который держит в своих руках жизнь каждого из нас?
By heavens, if I thought one of you knew that the young gentleman was the friend of his excellency, I would blow his brains out with my own hand!"	Клянусь кровью Христовой! Если бы я думал, что кто-нибудь из вас знал о том, что этот молодой человек друг его милости, я собственной рукой застрелил бы его!
"Well," said the count, turning towards Franz, "I told you there was some mistake in this."	- Вот видите, - сказал граф, обращаясь в ту сторону, где стоял Франц, - я же вам говорил, что это недоразумение.
"Are you not alone?" asked Vampa with uneasiness.	- Разве вы не один? - спросил с тревогой Вампа.
"I am with the person to whom this letter was addressed, and to whom I desired to prove that Luigi Vampa was a man of his word.	- Со мною тот, кому было адресовано это письмо. Я хотел доказать ему, что Луиджи Вампа никогда не изменяет своему слову.
Come, your excellency," the count added, turning to Franz, "here is Luigi Vampa, who will himself express to you his deep regret at the mistake he has committed."	Подойдите, барон, - сказал он Францу, - Луиджи сам скажет вам, что он в отчаянии от своей ошибки.
Franz approached, the chief advancing several steps to meet him.	Франц приблизился; атаман сделал несколько шагов ему навстречу.

"Welcome among us, your excellency," he said to him; "you heard what the count just said, and also my reply; let me add that I would not for the four thousand piastres at which I had fixed your friend's ransom, that this had happened."	- Прошу вас быть моим гостем, ваша милость, -сказал он. - Вы слышите, что сказал граф и что я ему ответил; я могу только добавить, что я охотно отдал бы четыре тысячи пиастров, цену выкупа, чтобы этого не случилось.
"But," said Franz, looking round him uneasily, "where is the Viscount?-I do not see him."	- Но где же пленник? - спросил Франц, осматриваясь с беспокойством. - Я не вижу его.
"Nothing has happened to him, I hope," said the count frowningly.	- С ним, надеюсь, ничего не случилось? - спросил граф, нахмурив брови.
"The prisoner is there," replied Vampa, pointing to the hollow space in front of which the bandit was on guard, "and I will go myself and tell him he is free."	- Пленник там, - отвечал Вампа, указывая на углубление, у которого шагал часовой, - и я сам пойду объявить ему, что он свободен.
The chief went towards the place he had pointed out as Albert's prison, and Franz and the count followed him.	Атаман направился к темнице Альбера. Франц и граф последовали за ним.
"What is the prisoner doing?" inquired Vampa of the sentinel.	- Что делает пленник? - спросил Вампа часового.
"Ma foi, captain," replied the sentry, "I do not know; for the last hour I have not heard him stir."	- Право, не знаю, начальник, - отвечал ему тот, -уже больше часу, как он не шелохнулся.
"Come in, your excellency," said Vampa.	- Пожалуйте, ваша милость, - сказал Вампа.
The count and Franz ascended seven or eight steps after the chief, who drew back a bolt and opened a door.	Граф и Франц, предшествуемые атаманом, поднялись по ступенькам.
Then, by the gleam of a lamp, similar to that which lighted the columbarium, Albert was to be seen wrapped up in a cloak which one of the bandits had lent him, lying in a corner in profound slumber.	Вампа отодвинул засов и отпер дверь. Тогда, при свете лампы, похожей на ту, которая освещала склеп, они увидели Альбера. Завернувшись в плащ, уступленный ему одним из разбойников, он спал безмятежным сном.
"Come," said the count, smiling with his own peculiar smile, "not so bad for a man who is to be shot at seven o'clock to-morrow morning."	- Однако! - сказал граф с улыбкой, свойственной ему одному. - Недурно для человека, которого должны были расстрелять в семь часов утра.
Vampa looked at Albert with a kind of admiration; he was not insensible to such a proof of courage.	Вампа не без восхищения смотрел на спящего Альбера; было видно, что мужество молодого человека произвело на него впечатление.
"You are right, your excellency," he said; "this must be one of your friends."	- Вы сказали правду, граф, - проговорил он, - этот человек, без сомнения, ваш друг.
Then going to Albert, he touched him on the shoulder, saying,	Потом, подойдя к Альберу, он тронул его за плечо.
"Will your excellency please to awaken?"	- Ваша милость! - сказал он. - Не угодно ли вам проснуться?
Albert stretched out his arms, rubbed his eyelids, and opened his eyes.	Альбер потянулся, протер глаза и открыл их.
"Oh," said he, "is it you, captain? You should have allowed me to sleep. I had such a delightful dream. I was dancing the galop at Torlonia's with the Countess G--."	- А, это вы, атаман? - сказал он. - Черт подери, зачем вы разбудили меня; я видел чудесный сон; мне снилось, что я танцую галоп у Торлониа с графиней Г.

Then he drew his watch from his pocket, that he might see how time sped.	Он вынул из кармана часы, которые оставил при себе, чтобы самому следить за ходом времени.
"Half-past one only?" said he. "Why the devil do you rouse me at this hour?"	- Половина второго, - сказал он. - Чего ради вы будите меня в такой час?
"To tell you that you are free, your excellency."	- Чтобы сказать вашей милости, что вы свободны.
"My dear fellow," replied Albert, with perfect ease of mind, "remember, for the future, Napoleon's maxim,	- Дорогой мой, - возразил Альбер с невозмутимым хладнокровием, - на будущее время запомните изречение Наполеона Великого:
'Never awaken me but for bad news;' if you had let me sleep on, I should have finished my galop, and have been grateful to you all my life. So, then, they have paid my ransom?"	"Будите меня только в случае дурных вестей". Если бы вы меня не разбудили, я дотанцевал бы галоп и всю жизнь был бы вам благодарен... Так за меня уже внесли выкуп?
"No, your excellency."	- Нет, ваша милость.
"Well, then, how am I free?"	- Так как же я свободен?
"A person to whom I can refuse nothing has come to demand you."	- Человек, которому я ни в чем не могу отказать, приехал за вами.
"Come hither?"	- Сюда?
"Yes, hither."	- Сюда.
"Really? Then that person is a most amiable person."	- Честное слово, это весьма любезный человек!
Albert looked around and perceived Franz.	Альбер посмотрел кругом и увидел Франца.
"What," said he, "is it you, my dear Franz, whose devotion and friendship are thus displayed?"	- Как! - обратился он к нему. - Это вы, милый Франц, проявили такую преданность?
"No, not I," replied Franz, "but our neighbor, the Count of Monte Cristo."	- Не я, а наш сосед, граф Монте-Кристо, - отвечал Франц.
"Oh, my dear count," said Albert gayly, arranging his cravat and wristbands, "you are really most kind, and I hope you will consider me as under eternal obligations to you, in the first place for the carriage, and in the next for this visit," and he put out his hand to the Count, who shuddered as he gave his own, but who nevertheless did give it.	- Ах, граф, - весело сказал Альбер, поправляя галстук и манжеты. - Вы поистине неоценимый человек, и я навеки остаюсь вашим должником, во-первых, за ваш экипаж, а во-вторых, за мое освобождение! - И он протянул руку графу. Тот вздрогнул, но все же подал ему свою.
The bandit gazed on this scene with amazement; he was evidently accustomed to see his prisoners tremble before him, and yet here was one whose gay temperament was not for a moment altered; as for Franz, he was enchanted at the way in which Albert had sustained the national honor in the presence of the bandit.	Луиджи Вампа с изумлением смотрел на эту сцену; он привык видеть пленников, дрожащих перед ним: и вот нашелся один, чье шутливое настроение духа ничуть не изменилось; что касается Франца, то он был в восторге: Альбер, даже будучи в руках разбойников, не уронил национальной чести.
"My dear Albert," he said, "if you will make haste, we shall yet have time to finish the night at Torlonia's. You may conclude your interrupted galop, so that you will owe no ill-will to Signor Luigi, who has, indeed, throughout this whole affair acted like a gentleman."	- Дорогой Альбер, - сказал он, - если вы поторопитесь, то мы еще успеем закончить вечер у Торлониа; вы продолжите прерванный галоп и простите синьора Луиджи, который, право же, во всем этом деле вел себя как нельзя благороднее.
"You are decidedly right, and we may reach the Palazzo by two o'clock.	- Вы правы, - отвечал Альбер, - мы поспеем туда к двум часам.

Signor Luigi," continued Albert, "is there any formality to fulfil before I take leave of your excellency?"	Синьор Луиджи, - продолжал он, - какие еще формальности я должен исполнить, прежде чем проститься с вашей милостью?
"None, sir," replied the bandit, "you are as free as air."	- Никаких, - отвечал разбойник, - вы свободны, как ветер.
"Well, then, a happy and merry life to you. Come, gentlemen, come."	- В таком случае желаю вам счастливой и веселой жизни; идемте, господа!
And Albert, followed by Franz and the count, descended the staircase, crossed the square chamber, where stood all the bandits, hat in hand.	И Альбер, сопутствуемый Францем и графом, пересек большую квадратную комнату; все разбойники стояли с непокрытой головой.
"Peppino," said the brigand chief, "give me the torch."	- Пеппино! - сказал атаман. - Подай мне факел.
"What are you going to do?" inquired the count.	- Что вы хотите сделать? - спросил граф.
"I will show you the way back myself," said the captain; "that is the least honor that I can render to your excellency."	- Хочу проводить вас, - отвечал атаман. - Это наименьшая почесть, какую я могу оказать вашей милости.
And taking the lighted torch from the hands of the herdsman, he preceded his guests, not as a servant who performs an act of civility, but like a king who precedes ambassadors.	И, взяв зажженный факел из рук Пеппино, он пошел впереди своих гостей не как слуга, исполняющий обязанность, но как король, за которым следуют послы.
On reaching the door, he bowed.	Дойдя до выхода, он поклонился.
"And now, your excellency," added he, "allow me to repeat my apologies, and I hope you will not entertain any resentment at what has occurred."	- Граф, - сказал он, - я еще раз приношу вам свои извинения; надеюсь, вы больше не сетуете на меня за то, что произошло.
"No, my dear Vampa," replied the count; "besides, you compensate for your mistakes in so gentlemanly a way, that one almost feels obliged to you for having committed them."	- Нет, дорогой Вампа, - сказал граф, - вы умеете так любезно исправлять свои ошибки, что хочется поблагодарить вас за то, что вы их совершили.
"Gentlemen," added the chief, turning towards the young men, "perhaps the offer may not appear very tempting to you; but if you should ever feel inclined to pay me a second visit, wherever I may be, you shall be welcome."	- Господа, - продолжал разбойник, обращаясь к молодым людям, - может быть, мое приглашение покажется вам мало соблазнительным, но если вам когда-нибудь вздумается еще раз навестить меня, то, где бы я ни был, я буду рад вас видеть.
Franz and Albert bowed.	Франц и Альбер поклонились.
The count went out first, then Albert.	Граф вышел первый.
Franz paused for a moment.	За ним Альбер; Франц медлил.
"Has your excellency anything to ask me?" said Vampa with a smile.	- Вашей милости угодно меня о чем-нибудь спросить? - сказал, улыбаясь, Вампа.
"Yes, I have," replied Franz; "I am curious to know what work you were perusing with so much attention as we entered."	- Признаюсь, что да, - отвечал Франц. - Мне хотелось бы знать, какую книгу вы читали с таким вниманием, когда мы вошли?
"Caesar's 'Commentaries,'" said the bandit, "it is my favorite work."	- "Записки Цезаря", - сказал разбойник, - это моя любимая книга.
"Well, are you coming?" asked Albert.	- Что же вы, Франц? - спросил Альбер.

"Yes," replied Franz, "here I am," and he, in his turn, left the caves.	- Иду, иду, - ответил Франц. И он, в свою очередь, вылез из расщелины.
They advanced to the plain.	Они прошли несколько шагов.
"Ah, your pardon," said Albert, turning round; "will you allow me, captain?"	- Простите, - сказал Альбер, возвращаясь обратно,- вы позволите?
And he lighted his cigar at Vampa's torch.	И он закурил свою сигару от факела Луиджи.
"Now, my dear count," he said, "let us on with all the speed we may.	- А теперь, граф, - сказал он, - не будем терять времени.
I am enormously anxious to finish my night at the Duke of Bracciano's."	Мне очень хочется провести остаток ночи у герцога Браччано.
They found the carriage where they had left it.	Экипаж ждал их на том же месте, где его оставили.
The count said a word in Arabic to Ali, and the horses went on at great speed.	Граф что-то сказал Али по-арабски, и лошади понеслись во весь опор.
It was just two o'clock by Albert's watch when the two friends entered into the dancing-room.	Ровно в два часа друзья входили в танцевальную залу.
Their return was quite an event, but as they entered together, all uneasiness on Albert's account ceased instantly.	Их появление вызвало сенсацию; но так как они были вдвоем, то тревога за Альбера сразу исчезла.
"Madame," said the Viscount of Morcerf, advancing towards the countess, "yesterday you were so condescending as to promise me a galop; I am rather late in claiming this gracious promise, but here is my friend, whose character for veracity you well know, and he will assure you the delay arose from no fault of mine."	- Графиня, - сказал виконт де Морсер, подходя к графине Г., - вчера вы были так добры, что обещали мне галоп; я немного поздно напоминаю о вашем милом обещании, но мой друг, правдивость которого вам известна, подтвердит вам, что это не моя вина.
And as at this moment the orchestra gave the signal for the waltz, Albert put his arm round the waist of the countess, and disappeared with her in the whirl of dancers.	И так как в эту минуту заиграла музыка, то Альбер, обхватив талию графини, закружился с нею среди танцующих пар.
In the meanwhile Franz was considering the singular shudder that had passed over the Count of Monte Cristo at the moment when he had been, in some sort, forced to give his hand to Albert.	Между тем Франц размышлял о том, как странно вздрогнул граф Монте-Кристо, когда ему волей-неволей пришлось подать руку Альберу.
Chapter 38.	XVII.
The Compact.	Уговор
The first words that Albert uttered to his friend, on the following morning, contained a request that Franz would accompany him on a visit to the count; true, the young man had warmly and energetically thanked the count on the previous evening; but services such as he had rendered could never be too often acknowledged.	На другой день, встав с постели, Альбер первым делом предложил Францу нанести визит графу; он уже благодарил его накануне, но понимал, что услуга, оказанная ему графом, требует двойного изъявления благодарности.

Franz, who seemed attracted by some invisible influence towards the count, in which terror was strangely mingled, felt an extreme reluctance to permit his friend to be exposed alone to the singular fascination that this mysterious personage seemed to exercise over him, and therefore made no objection to Albert's request, but at once accompanied him to the desired spot, and, after a short delay, the count joined them in the salon.	Франц, который чувствовал к графу влечение, смешанное со страхом, отправился вместе с другом, их ввели в гостиную; минут через пять появился граф.
"My dear count," said Albert, advancing to meet him, "permit me to repeat the poor thanks I offered last night, and to assure you that the remembrance of all I owe to you will never be effaced from my memory; believe me, as long as I live, I shall never cease to dwell with grateful recollection on the prompt and important service you rendered me; and also to remember that to you I am indebted even for my life."	- Сударь, - сказал Альбер, подходя к нему, -разрешите мне повторить сегодня то, что я недостаточно внятно высказал вчера; я никогда не забуду, при каких обстоятельствах вы пришли мне на помощь, и всегда буду помнить, что обязан вам жизнью или почти жизнью.
"My very good friend and excellent neighbor," replied the count, with a smile, "you really exaggerate my trifling exertions.	- Дорогой мой сосед, - смеясь, отвечал граф, - вы преувеличиваете мою услугу; я вам сберег тысяч двадцать франков, только и всего; вы видите, что об этом не стоит говорить.
You owe me nothing but some trifle of 20,000. francs, which you have been saved out of your travelling expenses, so that there is not much of a score between us;-but you must really permit me to congratulate you on the ease and unconcern with which you resigned yourself to your fate, and the perfect indifference you manifested as to the turn events might take."	Но позвольте и мне выразить вам свое восхищение: вы держались с очаровательной непринужденностью.
"Upon my word," said Albert, "I deserve no credit for what I could not help, namely, a determination to take everything as I found it, and to let those bandits see, that although men get into troublesome scrapes all over the world, there is no nation but the French that can smile even in the face of grim Death himself.	- Что мне оставалось делать, граф? - сказал Альбер. - Я вообразил, что у меня вышла ссора, которая привела к дуэли, и мне хотелось показать этим разбойникам, что хотя во всех странах мира дерутся на дуэли, но только одни французы дерутся смеясь.
All that, however, has nothing to do with my obligations to you, and I now come to ask you whether, in my own person, my family, or connections, I can in any way serve you?	Однако это ничуть не умаляет моей признательности к вам, и я пришел спросить вас, не могу ли я сам или через моих друзей, благодаря моим связям, быть вам чем-нибудь полезен.
My father, the Comte de Morcerf, although of Spanish origin, possesses considerable influence, both at the court of France and Madrid, and I unhesitatingly place the best services of myself, and all to whom my life is dear, at your disposal."	Отец мой, граф де Морсер, родом испанец, пользуется большим влиянием и во Франции, и в Испании; вы можете быть уверены, что я и все, кто меня любит, в полном вашем распоряжении.
"Monsieur de Morcerf," replied the count, "your offer, far from surprising me, is precisely what I expected from you, and I accept it in the same spirit of hearty sincerity with which it is made;-nay, I will go still further, and say that I had previously made up my mind to ask a great favor at your hands."	- Должен признаться, господин де Морсер, -отвечал граф, - что я ждал от вас такого предложения и принимаю его от всего сердца. Я уже и сам хотел просить вас о большом одолжении.
"Oh, pray name it."	- О каком?