Крейсер «Улисс»

Electro sunk 1530.	"Электра" затонула в пятнадцать тридцать.
Am being heavily attacked by twelve, minimum twelve, Focke-Wulf 200s.'	Подвергаюсь массированному налету авиации. Конвой атакуют минимум двенадцать "Фокке-вульфов-200".
A reasonable assumption, I think, Commander," he said wryly, "and it'll shake their Lordships.	Думаю, старпом, это реальное предположение, -усмехнулся он криво. - Светлейшие лорды будут потрясены.
They're of the opinion there aren't so many Condors in the whole of Norway.	Ведь они придерживаются мнения, что такое количество "кондоров" не найдется во всей Норвегии.
'Imperative send help. Air cover essential.	"Срочно высылайте поддержку, - продолжал он диктовать. - Крайне необходима авиация.
Advise immediately.'	Отвечайте немедленно".
Get that off at once, will you?"	Прошу отправить депешу, не мешкая.
"Your nose, sir!" Turner said sharply.	- Потрите нос, сэр! - воскликнул Тэрнер.
"Thank you." Vallery rubbed the frostbite, dead white in the haggard grey and blue of his face, gave up after a few seconds: the effort was more trouble than it was worth, drained away too much of his tiny reserves of strength. "My God, it's bitter, Commander!" he murmured quietly.	- Спасибо. - Вэллери стал тереть отмороженный нос, казавшийся мертвенно бледным на посиневшем лице, но спустя уже несколько секунд бросил это занятие, чтобы не расходовать попусту те немногие силы, что у него оставались.- Морозец изрядный, старпом, - спокойно проговорил он.
Shivering, he pulled himself to his feet, swept his glasses over FR77. Code H was being obeyed.	Дрожа от холода, командир ухватился рукой за стойку, чтобы встать на ноги. Подняв к глазам бинокль, оглядел суда и корабли конвоя. Они перестраивались в походный ордер под кодовым названием "Эйч".
The ships were scattered over the sea apparently at random, broken out from the two lines ahead which would have made things far too simple for bomb-aimers in aircraft attacking from astern.	Суда рассыпались по поверхности моря в кажущемся беспорядке, нарушив строй двух кильватерных колонн, упрощавший задачу вражеским летчикам при атаке с кормы.
They would have to aim now for individual targets.	Теперь им придется атаковать разрозненные цели.
Scattered, but not too scattered-close enough together to derive mutual benefit from the convoy's concerted barrage.	Суда рассеялись, но не совсем - они по-прежнему находились достаточно близко друг к другу, чтобы общими усилиями создать плотную завесу огня.
Vallery nodded to himself in satisfaction and twisted round, his glasses swivelling to the west.	С удовлетворением кивнув головой, Вэллери повернулся в сторону кормы и направил бинокль на запад.
There was no mistaking them now, he thought-they were Condors, all right.	Он убедился, что это действительно "кондоры".
Almost dead astern now, massive wing-tips dipping, the big four-engined planes banked slowly, ponderously to starboard, then straightened on a 180	Приближавшиеся с кормы огромные четырехмоторные машины, опустив закрылки, медленно, неторопливо отвалили вправо, потом легли на курс 180 градусов, догоняя конвой.

Two things were suddenly clear to Vallery, two things the enemy obviously knew.	При этом они набирали высоту, все время набирали высоту. Вэллери тотчас стали ясны два обстоятельства.
They had known where to find FR77, the Luftwaffe was not given to sending heavy bombers out over the Arctic on random hazard: they hadn't even bothered to send Charlie on reconnaissance.	Во-первых, противник знал, где находится конвой, - командование "Люфтваффе" не имело обыкновения посылать тяжелые бомбардировщики наобум: оно даже "Чарли" не удосужилось выслать на разведку.
For a certainty, some submarine had located them earlier on, given their position and course: at any distance at all, their chance of seeing a periscope in that heavy sea had been remote.	Наверняка их накануне обнаружила какая-нибудь подводная лодка, сообщившая своему командованию координаты и курс конвоя: при таком волнении немудрено не заметить перископ.
Further, the Germans knew that the Ulysses's radar was gone.	Во-вторых, немцам было известно, что радарная установка "Улисса" выведена из строя.
The Focke-Wulfs were climbing to gain the low cloud, would break cover only seconds before it was time to bomb.	"Фокке-вульфы" набирали высоту, чтобы спрятаться за ближайшие облака. Они выйдут из-под прикрытия за несколько секунд до бомбометания.
Against radar-controlled fire, at such close range, it would have been near suicide.	При радарном управлении огнем с такой близкой дистанции подобный маневр почти наверняка означал бы самоубийство.
But they knew it was safe.	Но немцы знали, что опасаться им нечего.
Even as he watched, the last of the labouring Condors climbed through the low, heavy ceiling, was completely lost to sight.	Вот уже последний "кондор", надрывно завывая, тяжело взмыл вверх и исчез совсем из виду.
Vallery shrugged wearily, lowered his binoculars.	Вэллери устало пожал плечами и опустил бинокль.
"Bentley?"	- Бентли!
"Sir?"	- Слушаюсь, сэр!
"Code R.	-Походный ордер "Ар".
Immediate."	Немедленно.
The flags fluttered up.	Под ноком рея затрепетали сигнальные флаги.
For fifteen, twenty seconds, it seemed ten times as long as that to the impatient Captain, nothing happened.	Прошло пятнадцать, двадцать секунд - горевшему нетерпением командиру они показались вечностью, - но ничего не происходило.
And then, like rolling toy marionettes under the hand of a master puppeteer, the bows of every ship in the convoy began to swing round-those to the port of the Ulysses to the north, those to the starboard to the south.	Затем, точно марионетки, послушные умелому кукловоду, все суда конвоя стали поворачивать -те, что находились слева от "Улисса", стали поворачивать на север, находившиеся справа - на юг.
When the Condors broke through-two minutes, at the most, Vallery reckoned, they would find beneath them only the empty sea.	Когда "кондоры" прорвутся сквозь облака - самое большее, прикинул Вэллери, через две минуты -под собой они увидят лишь пустынное море.
Empty, that is, except for the Ulysses and the Stirling, ships admirably equipped to take care of themselves.	Пустынное, если не считать "Улисса" и "Стерлинга" - кораблей, прекрасно вооруженных, чтобы постоять за себя.

And then the Condors would find themselves under heavy cross-fire from the merchant ships and destroyers, and too late-at that low altitude, much too late-to alter course for fore-and-aft bombing runs on the freighters.	И тогда "кондоры" окажутся под плотным перекрестным огнем с транспортов и эскадренных миноносцев. Изменить же курс для того, чтобы пройти вдоль транспортов для бомбежки, у них не будет времени.
Vallery smiled wryly to himself.	Вэллери усмехнулся про себя.
As a defensive tactic, it was little enough, but the best he could do in the circumstances... He could hear Turner barking orders through the loudspeaker, was more than content to leave the defence of the ship in the Commander's competent hands.	Не ахти какой эффективный защитный маневр, но лучшего при данных обстоятельствах не придумать... Услышав голос Тэрнера, отдававшего отрывистые, как лай, команды по трансляции, он почувствовал глубокое удовлетворение от того, что передал оборону корабля в умелые руки старшего офицера.
If only he himself didn't feel so tired...	Если бы только сам он не чувствовал себя таким усталым!..
Ninety seconds passed, a hundred, two minutes, and still no sign of the Condors.	Прошло девяносто секунд, сто, две минуты... а "кондоров" все не было видно.
A hundred eyes stared out into the cloud-wrack astern: it remained obstinately, tantalisingly grey and featureless.	Сотня глаз впилась в рваную тучу, нависшую над кормой: она упрямо продолжала оставаться все такой же серой и расплывчатой.
Two and a half minutes passed.	Прошло две с половиной минуты.
Still there was nothing.	Никаких признаков "кондоров".
"Anybody seen anything?" Vallery asked anxiously.	- Никто ничего не заметил? - обеспокоенно спросил Вэллери.
His eyes never left that patch of cloud astern. "Nothing?	Он неотрывно смотрел на тучу по корме корабля. - Ничего?
Nothing at all?" The silence remained, oppressive, unbroken.	Совсем ничего? - На мостике по-прежнему царила тишина - гнетущая, тяжелая.
Three minutes.	Прошло уже три минуты.
Three and a half.	Три с половиной.
Four.	Четыре.
Vallery looked away to rest his straining eyes, caught Turner looking at him, caught the growing apprehension, the slow dawn and strengthening of surmise in the lean face.	Вэллери отвел глаза в сторону, чтобы дать им отдохнуть, и перехватил взгляд Тэрнера, направленный на него. На худощавом лице старпома застыло выражение растущего беспокойства, которое сменилось сначала едва заметной, потом все более твердой уверенностью.
Wordlessly, at the same instant, they swung round, staring out into the sky ahead.	Уверенностью в том, что что-то неладно. Словно сговорившись, оба повернулись к носу крейсера и впились взглядом в небо.
"That's it!" Vallery said quickly. "You're right, Commander, you must be!" He was aware that everyone had turned now, was peering ahead as intently as himself. "They've by-passed us, they're going to take us from ahead.	- Вот оно что! - торопливо проговорил Вэллери. -Пожалуй, вы правы, старпом! - Командир заметил, что все, кто находился на мостике, тоже напряженно смотрели вперед. - Они проскочили мимо. Намерены в лоб атаковать.
Warn the guns!	Предупредить орудийные расчеты!

Dear God, they almost had us!" he whispered softly.	Боже мой, чуть не провели нас, - пробормотал он под нос.
"Eyes skinned, everyone!" Turner boomed.	- Глядеть в оба всем! - прогудел Тэрнер.
The apprehension was gone, the irrepressible joviality, the gratifying anticipation of action was back again. "And I mean everyone!	Напряжение исчезло, сменившись прежним радостным .оживлением, волнующим ожиданием боя. - Повторяю: всем!
We're all in the same boat together.	Мы с вами в одной лодке.
No joke intended. Fourteen days' leave to the first man to sight a Condor!"	Две недели отпуска тому, кто первый обнаружит "кондор"! Я не шучу.
"Effective as from when?" the Kapok Kid asked dryly.	- С какого числа отпуск? - сухо спросил Капковый мальчик.
Turner grinned at him.	Тэрнер улыбнулся юноше.
Then the smile died, the head lifted sharply in sudden attention.	Но улыбка тут же пропала: он резко вскинул голову, к чему-то прислушиваясь.
"Can you hear 'em?" he asked.	- Слышите? - спросил Тэрнер.
His voice was soft, almost as if he feared the enemy might be listening. "They're up there, somewhere, damned if I can tell where, though.	Он говорил вполголоса, точно опасаясь, что его услышит противник. - Они где-то над нами. Но где именно, черт их разберет.
If only that wind-----"	Если бы не ветер...
The vicious, urgent thudding of the boat-deck Oerlikons stopped him dead in mid-sentence, had him whirling round and plunging for the broadcast transmitter in one galvanic, concerted movement.	Злобный торопливый стук "эрликонов", установленных на шлюпочной палубе, прервал его на полуслове. Молниеносным движением он кинулся к микрофону.
But even then he was too late-he would have been too late anyway.	И все-таки он опоздал - он опоздал бы в любом случае.
The Condors-the first three in line ahead, were already visible-were already through the cloud, 500 feet up and barely half a mile away, dead astern.	В разрывах облаков уже видны были три "кондора", летевшие строем фронта. Они шли на высоте всего лишь ста пятидесяти метров, находясь менее чем в полумиле от крейсера. Заходили они с кормы.
Astern.	С кормы!
The bombers must have circled back to the west as soon as they had reached the clouds, completely fooled them as to their intentions... Six seconds, six seconds is time and to spare for even a heavy bomber to come less than half a mile in a shallow dive.	Должно быть, бомбардировщики, спрятавшись за облака, снова повернули на вест, чтобы ввести противника в заблуждение... Прошло шесть секунд, а это время, достаточное для того, чтобы даже тяжелая машина, выйдя в пологое пике, успела покрыть расстояние в полмили.
There was barely time for realisation, for the first bitter welling of mortification and chagrin when the Condors were on them.	Растерянные, охваченные болью и досадой люди и глазом не успели моргнуть, как бомбардировщики обрушились на конвой.
It was almost dusk, now, the weird half-light of the Arctic twilight.	Приближались сумерки - этот зловещий полумрак арктических широт.

Tracers, glowing hot pinpoints of light streaking out through the darkening sky, were clearly seen, at first swinging erratically, fading away to extinction in the far distance, then steadying, miraculously dying in the instant of birth as they sank home into the fuselages of the swooping Condors.	В темнеющем небе четко виднелись трассы зенитных снарядов - жарко тлеющие алые точки. Сначала они беспорядочно метались и блекли где-то вдали, потом гасли, едва успев вспыхнуть, вонзаясь в фюзеляжи атакующих "кондоров".
But time was too short-the guns were on target for a maximum of two seconds-and these giant Focke-Wulfs had a tremendous capacity for absorbing punishment.	Однако под огнем бомбардировщики находились слишком мало времени - всего каких-то две секунды, - а эти гигантские машины обладали невероятной живучестью.
The leading Condor levelled out about three hundred feet, its medium 250-kilo bombs momentarily parallelling its line of flight, then arching down lazily towards the Ulysses.	Головной бомбардировщик выровнялся на высоте около девяноста метров. Бомбы весом в четверть тонны, пролетев какую-то долю секунды параллельно курсу самолета, нехотя изогнув траекторию полета, устремились к "Улиссу".
At once the Condor pulled its nose up in maximum climb, the four great engines labouring in desynchronised clamour, as it sought the protection of the clouds.	Асинхронно, натужно ревя своими четырьмя моторами, "кондор" тотчас взмыл ввысь, ища за облаками укрытия.
The bombs missed.	В цель бомбы не попали.
They missed by about thirty feet, exploding on contact with the water just abaft the bridge.	Они упали в тридцати футах от корабля, взорвавшись при соприкосновении с водой.
For the men in the T.S., engine-and boiler-rooms, the crash and concussion must have been frightful-literally ear-shattering.	Тем, кто находился в центральном посту, машинных и котельных отделениях, грохот и удар, должно быть, показались страшными, буквально оглушающими.
Waterspouts, twenty feet in diameter at their turbulent bases, streaked up whitely into the twilight, high above the truncated masts, hung there momentarily, then collapsed in drenching cascades on the bridge and boat-deck aft, soaking, saturating, every gunner on the pom-pom and in the open Oerlikon cockpits.	В небо взметнулись огромные, выше мачт, столбы воды метров шесть в диаметре и, повиснув на мгновение в воздухе, обрушились на мостик и шлюпочную палубу крейсера, промочив до нитки расчеты зенитных автоматов и "эрликонов", установленных на открытых площадках.
The temperature stood at 2	Температура была около семнадцати градусов мороза по Цельсию.
More dangerously, the blinding sheets of water completely unsighted the gunners.	Самое худшее заключалось в том, что стена воды полностью ослепила зенитчиков.
Apart from a lone Oerlikon on a sponson below the starboard side of the bridge, the next Condor pressed home its attack against a minimum of resistance.	Следующий "кондор" атаковал крейсер, не встретив никакого сопротивления, если не считать огня одинокого "эрликона" на барбете под правым крылом мостика.
The approach was perfect, dead fore-and-aft on the centre line; but the pilot overshot, probably in his anxiety to hold course.	Подход был осуществлен блестяще, точно вдоль диаметральной плоскости крейсера, но пилот, очевидно стараясь удержать машину точно на курсе, проскочил мимо.
Three bombs this time: for a second, it seemed that they must miss, but the first smashed into the fo'c'sle between the breakwater and the capstan, exploding in the flat below, heaving up the deck in a tangled wreckage of broken steel.	На этот раз были сброшены три бомбы. Сначала казалось, что они упадут мимо, но первая бомба, ударив в полубак между волноотводом и шпилем, взорвалась под палубой, откуда взлетели искореженные стальные обломки.

Even as the explosion died, the men on the bridge could hear a curious clanking rattle: the explosion must have shattered the fo'c'sle capstan and Blake stopper simultaneously, and sheared the retaining shackle on the anchor cable, and the starboard anchor, completely out of control, was plummeting down to the depths of the Arctic.	Когда стих гул взрыва, моряки, стоявшие на мостике, услышали яростный грохот. Должно быть, взрывом повредило шпиль, одновременно сорвав стопор якорь-цепи, и правый якорь, ничем теперь не удерживаемый, падал на дно Ледовитого океана, увлекая за собой якорь-цепь.
The other bombs fell into the sea directly ahead, and from the Stirling, a mile ahead, it seemed that the Ulysses disappeared under the great column of water.	Остальные бомбы угодили в воду прямо по курсу корабля. Со "Стерлинга", находившегося в миле от него, казалось, что "Улисс" погребен под огромным водяным столбом.
But the water subsided, and the Ulysses steamed on, apparently unharmed.	Но столб рухнул, и "Улисс", со стороны невредимый, продолжал мчаться дальше.
From dead ahead, the sweeping lift of the bows hid all damage, and there was neither flame nor smoke-hundreds of gallons of water, falling from the sky and pouring in through the great jagged holes in the deck, had killed any fire there was.	Вздыбленный нос закрывал спереди все повреждения; ни пламени, ни дыма не было: сотни галлонов воды, ринувшейся в огромные рваные пробоины в обшивке палубы, залили бы пожар, если бы он и начался.
The Ulysses was still a lucky ship...	"Улисс" по-прежнему был кораблем-счастливчиком...
And then, at last, after twenty months of the fantastic escapes, the fabulous good fortune that had made her a legend, a byword for immunity throughout all the north, the luck of the Ulysses ran out.	И вдруг, после двадцати месяцев фантастического везения, баснословной удачи, превратившей "Улисс" в легенду, притчу во языцех, в символ неуязвимости, удача покинула его.
Ironically, the Ulysses brought disaster on herself. The main armament, the 5.25s aft, had opened up now, was pumping its 100-lb. shells at the diving bombers, at point-blank range and over equivalent of open sights.	По иронии судьбы "Улисс" сам накликал на себя беду К этому времени успели открыть огонь кормовые орудия главного калибра, в упор бившие 152-миллиметровыми снарядами по пикирующим на корабль бомбардировщикам.
The very first shell from 'X' turret sheared away the starboard wing of the third Condor between the engines, tore it completely away to spin slowly like a fluttering leaf into the darkly-rolling sea.	Первый же снаряд, выпущенный третьей башней, угодил третьему бомбардировщику в правое крыло между моторами, оторвав его начисто, и крыло, кружась, точно осенний лист, упало в темное, бурное море.
For a fraction of a second the Folke-Wulf held on course, then abruptly the nose tipped over and the giant plane screamed down in an almost vertical dive, her remaining engines inexplicably accelerating to a deafening crescendo as she hurtled arrow-straight for the deck of the Ulysses.	Какую-то долю секунды "фокке-вульф" летел прежним курсом, потом клюнул носом и с диким, оглушительным воем уцелевших моторов стал почти отвесно пикировать на палубу "Улисса".
There was no time to take any avoiding action, no time to think, no time even to hope.	На то, чтобы избежать удара, что-то предпринять, времени не осталось.
A cluster of jettisoned bombs crashed in to the boiling wake--the Ulysses was already doing upwards of thirty knots-and two more crashed through the poop-deck, the first exploding in the after seamen's mess-deck, the other in the marines' mess-deck.	Несколько бомб врезались в кипящую воду кильватерной струи - "Улисс" несся со скоростью свыше тридцати узлов, - две бомбы пробили кормовую палубу и взорвались внутри корабля -первая в кормовом матросском кубрике, вторая в кубрике морских пехотинцев.

One second later, with a tremendous roar and in a blinding sheet of gasoline flame, the Condor itself, at a speed of upwards of three hundred m.p.h., crashed squarely into the front of "Y" turret.	Секунду спустя в четвертую башню со страшным ревом врезался охваченный ослепительным пламенем горящего бензина "кондор". Он падал со скоростью свыше трехсот миль в час.
Incredibly, that was the last attack on the Ulysses-incredibly, because the Ulysses was defenceless now, wide open to any air attack from astern.	Невероятно, но то был последний налет на "Улисс". Невероятно потому, что теперь корабль был уязвим, беззащитен против нападения с кормы.
'Y' turret was gone, 'X' turret, still magically undamaged, was half-buried under the splintered wreckage of the Condor, blinded by the smoke and leaping flame.	Четвертая башня была разрушена, уцелевшая каким-то чудом третья башня оказалась почти целиком погребенной под обломками "кондора", а расчет её ослеплён дымом и языками пламени.
The boat-deck Oerlikons, too, had fallen silent.	"Эрликоны" на шлюпочной палубе тоже умолкли.
The gunners, half-drowned under the deluge of less than a minute ago, were being frantically dragged from their cockpits: a difficult enough task at any time, it was almost impossible with their clothes already frozen solid, their duffels cracking and crackling like splintering matchwood as the men were dragged over the side of their cockpits.	Комендоров, едва не захлебнувшихся в водопаде, который низвергнулся на них меньше минуты назад, вытаскивали из их гнезд. И без того трудная эта задача стала почти невыполнимой: канадки на зенитчиках замерзли, и, когда их вытаскивали, ткань трещала и рвалась как бумага.
With all speed, they were rushed below, thrust into the galley passage to thaw, literally to thaw: agony, excruciating agony, but the only alternative to the quick and certain death which would have come to them in their ice-bound cockpits.	Людей поспешно тащили вниз, в проход возле камбуза и оставляли там в буквальном смысле оттаивать. То было адским мучением, но иного способа спасти их от скорой и верной смерти в обледенелых орудийных гнездах не было.
The remaining Condors had pulled away in a slow climbing turn to starboard.	Остальные бомбардировщики, отвалив вправо, постепенно набирали высоту.
They were surrounded, bracketed fore and aft and on either side, by scores of woolly, expanding puffs of exploding A.A. shells, but they flew straight through these, charmed, unhurt.	Со всех сторон их окружали белые пушистые облачка разрывов, но самолеты, словно заколдованные, продолжали идти дальше.
Already, they were beginning to disappear into the clouds, to settle down on a south-east course for home.	Вот они уже исчезли в облаках, поворачивая на юго-восток, чтобы лечь на обратный курс.
Strange, Vallery thought vaguely, one would have expected them to hammer home their initial advantage of surprise, to concentrate on the crippled Ulysses: certainly, thus far the Condor crews had shown no lack of courage... He gave it up, turned his attention to more immediate worries.	"Странно, - подумал Вэллери, - ведь следовало ожидать, что, использовав момент внезапности, машины общими усилиями обрушатся на подбитый "Улисс". Ведь до сих пор экипажам "кондоров" храбрости было не занимать..." Но он не стал ломать голову, занятый более неотложными делами.
And there was plenty to worry about.	А их было немало.
The Ulysses was heavily on fire aft-a deck and mess-deck fire, admittedly, but potentially fatal for all that, 'X' nd 'Y' magazines were directly below.	Вся кормовая часть крейсера была охвачена огнем. Правда, горело лишь на палубе и в кубрике, но опасность угрожала всему кораблю: внизу находились орудийные погреба третьей и четвертой башен.

Already, dozens of men from the damage control parties were running aft, stumbling and falling on the rolling ice-covered deck, unwinding the hose drums behind them, occasionally falling flat on their faces as two ice-bound coils locked together, the abruptly tightening hose jerking them off their feet.	Десятки матросов из аварийных партий, спотыкаясь и падая на обледенелую раскачивающуюся палубу, уже бежали на ют, на ходу разматывая пожарные рукава. Смерзшиеся кольца рукавов, бывало, неожиданно распрямлялись от напора воды и сбивали людей с ног.
Others stumbled past them, carrying the big, red foam-extinguishers on their shoulders or under their arms.	Некоторые тащили под мышкой или на плече огромные красные огнетушители.
One unfortunate seaman-A.B. Ferry, who had left the Sick Bay in defiance of strict orders--running down the port alley past the shattered Canteen, slipped and fell abreast 'X' turret: the port wing of the Condor, even as it had sheared off and plunged into the sea, had torn away the guard-rails here, and Ferry, hands and feet scrabbling frantically at the smooth ice of the deck, his broken arm clawing uselessly at one of the remaining stanchions, slid slowly, inevitably over the side and was gone.	Один несчастный - то был матрос первого класса Ферри, оставивший лазарет, несмотря на строгий запрет, - пробегая по левому борту мимо разбитой корабельной лавки, поскользнулся и ударился грудью о третью башню. В этом месте поручни были срезаны оторвавшимся от фюзеляжа левым крылом "кондора". Ферри, отчаянно цепляясь руками и ногами за гладкую ледяную палубу, сломанной рукой ухватился за уцелевшую стойку, но не удержался и соскользнул за борт.
For a second, the high-pitched, fear-stricken shriek rose thin and clear above the roaring of the flames, died abruptly as the water closed over him.	Пронзительный, полный ужаса вопль заглушил на секунду рев пламени и тут же смолк: вода сомкнулась над головой моряка.
The propellers were almost immediately below.	А внизу находились винты.
The men with the extinguishers were the first into action, as, indeed, they had to be when fighting a petrol fire-water would only have made matters worse, have increased the area of the fire by washing the petrol in all directions, and the petrol, being lighter than water, immiscible and so floating to the top, would have burned as furiously as ever.	Первыми принялись за дело те, кто был оснащен огнетушителями, как и полагается при тушении горящего бензина, - вода лишь повредила бы делу, увеличила бы площадь пожара, разбрызгав во все стороны горящую жидкость, а бензин, который легче воды и с нею не смешивается, продолжал бы пылать с прежней силой.
But the foam-extinguishers were of only limited efficiency, not so much because several release valves had jammed solid in the intense cold as because of the intense white heat which made close approach almost impossible, while the smaller carbon-tet. extinguishers, directed against electrical fires below, were shockingly ineffective: these extinguishers had never been in action before and the crew of the Ulysses had known for a long time of the almost magical properties of the extinguisher liquid for removing the most obstinate stains and marks in clothes.	Но проку от огнетушителей было мало, и не столько потому, что у некоторых из них замерзли выпускные клапаны, сколько от того, что из-за страшной жары невозможно было приблизиться к пожару. Между тем тетрахлорметановые огнетушители размером поменьше, которые предназначались для тушения электропроводки, оказались вовсе непригодны. Эти огнетушители никогда прежде не использовались; матросы "Улисса" знали лишь, что содержащаяся в них жидкость выводит самые застарелые пятна на одежде.

You may convince a W.T. rating of the lethal nature of 2.000 volts: you may convince a gunner of the madness of matches in a magazine: you may convince a torpedoman of the insanity of juggling with fulminate of mercury: but you will never convince any of them of the criminal folly of draining off just a few drops of carbon-tetrachloride... Despite stringent periodical checks, most of the extinguishers were only half-full. Some were completely empty.	Можно внушить матросу-радисту, что напряжение в две тысячи вольт смертельно; можно объяснить артиллеристу, что приносить спички в орудийный погреб - безумие; можно втолковать торпедисту, что небрежное обращение с гремучей ртутью - сумасшествие, но попробуйте кому-нибудь из них втолковать, что отлить из огнетушителя несколько капель жидкости -преступное легкомыслие... Несмотря на регулярные проверки, большинство огнетушителей оказались заполненными наполовину, а некоторые и вовсе пустыми.
The hoses were little more effective.	От пожарных рукавов проку было не многим больше.
Two were coupled up to the starboard mains and the valves turned: the hoses remained lifeless, empty.	К магистрали правого борта подсоединили два шланга, открыли краны, но шланги повисли безжизненно.
The starboard salt-water line had frozen solid-common enough with fresh-water systems, this, but not with salt.	Магистраль правого борта, по которой подавалась забортная вода, замерзла - явление, обычное для систем пресной воды, - но ведь тут текла морская вода!
A third hose on the port side was coupled up, but the release valve refused to turn: attacked with hammers and crowbars, it sheered off at the base-at extremely low temperatures, molecular changes occur in metals, cut tensile strength to a fraction-the high-pressure water drenching everyone in the vicinity.	Третий рукав был присоединен к магистрали левого борта, но кран оказалось невозможно отвернуть. Когда же по нему принялись колотить молотками и ломами, кран сломался у основания: ведь при особо низких температурах молекулярная структура металлов претерпевает изменения, и сопротивление на разрыв становится ничтожным. Хлынувшая под мощным напором вода до нитки промочила всех, кто находился поблизости.
Spicer, the dead Admiral's pantry-boy, a stricken-eyed shadow of his former cheerful self, flung away his hammer and wept in anger and frustration.	Спайсер, буфетчик покойного адмирала, бледный, с печальными глазами, жалкое подобие прежнего шустрого паренька, - отшвырнул прочь кувалду и зарыдал от гнева и досады.
The other port valve worked, but it took an eternity for the water to force its way through the flattened frozen hose.	Удалось открыть другой кран левобортной системы, но, прежде чем вода наполнила плоский смерзшийся рукав, прошла целая вечность.
Gradually, the deck fire was brought under control-less through the efforts of the firefighters than the fact that there was little inflammable material left after the petrol had burnt off.	Постепенно пожар на верхней палубе сник - не столько благодаря усилиям моряков, тушивших его, сколько из-за того, что, кроме бензина, который сгорел, горючего материала оставалось немного.
Hoses and extinguishers were then directed through the great jagged rents on the poop to the fires roaring in the mess-deck below, while two asbestos-suited figures clambered over and struggled through the red-hot, jangled mass of smoking wreckage on the poop.	После этого, протащив брандспойты и огнетушители в огромные рваные пробоины, стали заливать пламя, бушевавшее в кубриках. Между тем среди раскаленных докрасна дымящихся обломков, заваливших кормовую палубу, пробирались два моряка, облаченные в асбестовые костюмы.

Nicholls had one of the suits, Leading Telegraphist Brown, a specialist in rescue work, the other.	Одним из них был лейтенант Николлс, другим -старший телеграфист Браун, специалист по спасательным работам.
Brown was the first on the scene.	Первым появился Браун.
Picking his way gingerly, he climbed up to the entrance of 'Y' turret.	С трудом расчищая себе дорогу, он добрался до двери в четвертую башню.
Watchers in the port and starboard alleyways saw him pause there, fighting to tie back the heavy steel door-it had been crashing monotonously backwards and forwards with the rolling of. the cruiser.	Те, кто находился в проходах по левому и правому борту, наблюдали, как он привязывает тяжелую дверь, которая гулко хлопала в такт качке.
Then they saw him step inside.	Потом увидели, как он вошел внутрь.
Less than ten seconds later they saw him appear at the door again, on his knees and clutching desperately at the side for support.	Меньше чем через десять секунд Браун снова появился в дверях. Опустившись на колени, в поисках опоры он судорожно цеплялся за комингс.
His entire body was arching convulsively and he was being violently sick into his oxygen mask.	Все тело его извивалось в конвульсиях, его рвало прямо в кислородную маску.
Nicholls saw this, wasted time neither on 'Y' turret nor on the charred skeltons still trapped in the incinerated fuselage of the Condor.	При виде этого зрелища Николлс не стал тратить времени на осмотр четвертой башни и обугленных трупов в обгоревшем фюзеляже "кондора".
He climbed quickly up the vertical steel ladders to 'X' gun-deck, moved round to the back and tried to open the door.	Торопливо вскарабкавшись по крутым ступенькам скобтрапа на площадку третьей башни и обойдя её с задней стороны, он попытался открыть дверь.
The clips were jammed, immovable, whether from cold or metal distortion he did not know.	Но сделать это ему не удалось: задрайки не то прихватило морозом, не то перекосило взрывом.
He looked round for some lever, stepped aside as he saw Doyle, duffel coat smouldering, haggard face set and purposeful under the beard, approaching with a sledge in his hand.	Джонни огляделся вокруг в поисках какого-нибудь рычага, но, завидев Дойла, отступил в сторону. Худощавый бородатый моряк - дымящаяся канадка, сосредоточенное выражение лица - приближался, держа в руках кувалду.
A dozen heavy, well-directed blows-the clanging, Nicholls thought, must be almost intolerable inside the hollow amplifier of the turret-and the door was open.	После нескольких сильных и метких ударов (внутри гулкой башни грохот, должно быть, невыносим, подумал Николлс) дверь подалась.
Doyle secured it, stepped aside to let Nicholls enter.	Дойл привязал её, чтобы она не качалась, и шагнул в сторону, пропуская лейтенанта.
Nicholls climbed inside.	Николлс влез внутрь башни.
There had been no need to worry about that racket outside, he thought wryly.	Что им теперь за дело до нашей суеты, с горечью подумал молодой офицер.
Every man in the turret was stone dead.	Все до единого в башне были мертвы.

Colour-Sergeant Evans was sitting bolt upright in his seat, rigid and alert in death as he had been in life: beside him lay Foster, the dashing, fiery Captain of Marines, whom death became so ill.	Старший унтер-офицер Ивенс сидел, выпрямившись на своем сиденье, - он и после смерти, казалось, оставался таким же твердым и решительным, каким был в жизни. Рядом с ним лежал Фостер - смелый, вспыльчивый капитан морской пехоты. Смерть застала его врасплох.
The rest were all sitting or lying quietly at their stations, apparently unharmed and quite unmarked except for an occasional tiny trickle of blood from ear and mouth, trickles already coagulated in the intense cold-the speed of the Ulysses had carried the flames aft, away from the turret.	Остальные сидели или лежали, находясь на своих боевых постах, с первого взгляда совершенно невредимые. Лишь кое у кого из уголка рта или из уха сбегала струйка крови. На морозе кровь уже застыла: пламя, бушевавшее на палубе, относило ветром к корме, и оно не касалось брони орудийной башни.
The concussion must have been tremendous, death instantaneous.	Удар, очевидно, был страшен, смерть - мгновенна.
Heavily, Nicholls bent over the communications number, gently detached his headset, and called the bridge.	Сделав усилие, Николлс наклонился над убитым телефонистом, осторожно снял с него наушники и микрофон и вызвал мостик.
Vallery himself took the message, turned back to Turner.	Трубку снял сам командир. Выслушав донесение, он повернулся к Тэрнеру.
He looked old, defeated.	У него был вид старого, придавленного несчастьем человека.
"That was Nicholls," he said.	- Лейтенант Николлс докладывал, - произнес Вэллери.
Despite all he could do, the shock and sorrow showed clearly in every deeply-etched line in that pitiably wasted face. "'Y' turret is gone, no survivors.	Несмотря на усилие казаться спокойным, ужас и боль застыли в каждой морщине его худого, изможденного лица. - Четвертая башня разбита. В живых не осталось никого.
'X' turret seems intact, but everyone inside is dead.	Третья башня с виду цела, но все, кто находился внутри, погибли.
Concussion, he says.	По словам лейтенанта, причина гибели - удар взрывной волны.
Fires in the after mess-deck still not under control... Yes, boy, what is it?"	Пожар в кормовом кубрике до сих пор не погашен... Ну, в чем дело, дружище?
"'Y' magazine, sir," the seaman said uncertainly.	- Докладывают из орудийного погреба четвертой башни, сэр, - неуверенно проговорил матрос. -Артиллерийского офицера просят к аппарату.
"They want to speak to the gunnery officer." "Tell them he's not available," Vallery said shortly. "We haven't time..." He broke off, looked up sharply. "Did you say 'Y' magazine?	- Скажите, что его нет, - коротко ответил Вэллери.- У нас нет времени... - Умолкнув на полуслове, он резко вскинул глаза на связного. - Вы сказали, погреб четвертой башни?
Here, let me have that phone."	Дайте-ка мне трубку.
He took the receiver, pushed back the hood of his duffel coat.	Взяв телефонную трубку, он откинул назад капюшон канадки.
"Captain speaking, 'Y' magazine.	- Орудийный погреб? У аппарата командир корабля.
What is it?...	В чем дело?..

What?	Что, что?..
Speak up man, I can't hear you... Oh, damn!" He swung round on the bridge L.T.O. "Can you switch this receiver on to the relay amplifier? I can't hear a... Ah, that's better."	Отвечай же, приятель, я ничего не слышу... Вот дьявольщина! - Вэллери круто повернулся к старшему торпедному электрику, находившемуся на мостике. - Попрошу переключить телефон на усилитель, а то ни черта не слышно... Ага, теперь совсем другое дело.
The amplifier above the chart-house crackled into life-a peculiarly throaty, husky life, doubly difficult to understand under the heavy overlay of a slurred Glasgow accent. j	Динамик над штурманской рубкой ожил. Он звучал как-то хрипло, гортанно, вдвойне неразборчиво из-за сильного шотландского акцента говорившего.
"Can ye hear me now?" the speaker boomed. !	- А теперь слышите? - прогудело в динамике.
"I can hear you." Vallery's own voice echoed loudly over the amplifier. "McQuater, isn't it?"	- Слышу, - гулко отозвался голос самого Вэллери, усиленный громкоговорителем. - Это Мак-Куэйтер, не так ли?
"Aye, it's me, sir.	-Так точно, сэр.
How did ye ken?" Even through the 'speaker the surprise was unmistakable.	Неужто узнали? - В голосе юного матроса прозвучало откровенное изумление.
Shocked and exhausted though he was, Vallery found himself smiling.	Несмотря на усталость и подавленное состояние, Вэллери не смог удержаться от улыбки.
"Never mind that now, McQuater.	- Это сейчас не имеет значения, Мак-Куэйтер.
Who's in charge down : there-Gardiner, isn't it?" !	Кто там у вас за старшего, Гардинер?
"Yes, sir.	-Так точно, сэр.
Gardiner."	Он самый.
"Put him on, will you?"	- Попросите его к телефону, хорошо?
There was a pause. "Ah canna, sir.	- Не могу, сэр.
Gardiner's deid."	Убит он.
"Dead!" Vallery was incredulous. "Did you say' dead,' McQuater?"	- Убит! - недоверчиво воскликнул Вэллери. - Вы сказали, он убит, Мак-Куэйтер?
"Aye, and he's no' the only one." The voice was almost truculent, but Vallery's ear caught the faint tremor below. "Ah was knocked oot masel', but Ah'm fine now."	- Ну да. И не только он. - Голос юноши звучал почти сердито, но ухо Вэляери уловило едва заметную дрожь. - Меня самого шарахнуло, но теперь со мной все в порядке.
Vallery paused, waited for the boy's bout of hoarse, harsh coughing to pass.	Вэллери подождал, когда у юноши прекратится приступ хриплого, надрывного кашля.
"But-but-what happened?"	- Но... но что же произошло?
"How should Ah know-Ah mean, Ah dinna ken-Ah don't know, sir.	- Почем я знаю?.. Виноват, не могу знать, сэр.
A helluva bang and then-ach, Ah'm no' sure whit happened... Gardiner's mooth's all blood."	Грохот страшный раздался, а потом... Что потом было, хоть убей, не помню... У Гардинера весь рот в крови.
"How-how many of you are left?"	- Сколько... сколько вас там осталось?
"Just Barker, Williamson and masel', sir.	- Баркер, Уильямсон и я еще.

Naebody else, just us."	Только мы одни. Никого больше.
"And-and they're all right, McQuater?"	- Ну и... Как они себя чувствуют, Мак-Куэйтер?
"Ach, they're fine.	- Оии в порядке.
But Barker thinks he's deein'.	Вот только Баркер считает, что ему каюк.
He's in a gey bad wey.	Очень уж он плох.
Ah think he's gone clean aff his trolley, 'sir."	У него, похоже, чердак поехал.
"He's what!"	- Что, что?
"Loony, sir," McQuater explained patiently. "Daft.	- Свихнулся он, говорю, - терпеливо объяснял Мак-Куэйтер. - Умом тронулся.
Some bluidy nonsense aboot goin' to meet his Maker, and him wi' naething behind him but a lifetime o' swindlin' his fellow-man."	Какую-то чепуху мелет. Дескать, скоро предстанет перед Творцом, а совесть у него нечистая. Всю жизнь, говорит, только и знал, что обманывал ближнего.
Vallery heard Turner's sudden chuckle, remembered that Barker was the canteen manager.	Вэллери услышал, как Тэрнер фыркнул, и тут вспомнил, что Баркер заведовал корабельной лавкой.
"Williamson's busy shovin' cartridges back into the racks-floor's littered with the bluidy things."	- Уильямсон заряды в стеллажи укладывает. А то вся палуба завалена этими хреновинами.
"McQuater!" Vallery's voice was sharp, automatic in reproof.	-Мак-Куэйтер! - резко проговорил Вэллери, по привычке одергивая матроса.
"Aye, Ah'm sorry, sir.	- Виноват, сэр.
Ah clean forgot... Whit's to be done, sir?"	Забылся... А что теперь нам делать?
"Done about what?" Vallery demanded impatiently.	- То есть как что делать? - нетерпеливо переспросил Вэллери.
"This place, sir. 'Y' magazine.	- Как быть с погребом?
Is the boat on fire oot-side?	Коробка горит, что ли?
It's bilin' in here-hotter than the hinges o' hell!"	Здесь жара страшная. Хуже, чем у нечистого в пекле!
"What!	-Что?
What did you say?" Vallery shouted. This time he forgot to reprimand McQuater. "Hot, did you say?	Что ты сказал? - крикнул Вэллери, на этот раз забыв сделать ему внушение. - Жара, говоришь?
How hot?	Сильная жара?
Quickly, boy!"	Да живей отвечай, парень!
"Ah canna touch the after bulkheid, sir," McQuater answered simply. "It 'ud tak 'the fingers aff me."	- До задней переборки не дотронуться, - просто ответил Мак-Куэйтер. - Пальцы обжигает.
"But the sprinklers-what's the matter with them?" Vallery shouted. "Aren't they working?	- Но система орошения! - закричал Вэллери. -Разве она не действует?!
Good God, boy, the magazine will go up any minute!"	Господи Боже! Да ведь погреб может в любую минуту взлететь на воздух!
"Aye." McQuater's voice was noncommittal. "Aye, Ah kinna thought that might be the wey o' it.	- И то верно, - спокойно подтвердил Мак-Куэйтер.- Я тоже так подумал.

No, sir, the sprinklers arena workin'-and it's akeady 20 degrees above the operatin' temperature, sir."	А система орошения - она не работает, сэр. Температура уже на двадцать градусов выше нормы.
"Don't just stand there," Vallery said desperately. "Turn them on by hand!	- Что же вы стоите сложа руки?! - ужаснулся Вэллери. - Открывайте оросители вручную.
The water in the sprinklers can't possibly be frozen if it's as hot as you say it is.	Если там настолько жарко, веда в системе не должна замерзнуть.
Hurry, man, hurry.	Живей, паренек, шевелись!
If the mag. goes up, the Ulysses is finished.	Если погреб взорвется, крейсер погиб.
For God's sake, hurry!"	Бога ради, торопись!
"Ah've tried them, sir," McQuater said softly. "It's nae bluidy use.	- Я уже пробовал, сэр, - тихо произнес Мак-Куэйтер. - Ни черта не получается.
They're solid!"	Заклинило начисто!
"Then break them open!	- Тогда сломай патрубок!
There must be a tommy bar lying about somewhere.	Где-нибудь там валяется лом.
Smash them open, man!	Стукни им хорошенько.
Hurry!"	Да поживей!
"Aye, richt ye are, sir.	- Ладно, сэр, так и сделаю.
But-but if Ah do that, sir, how am Ah to shut the valves aff again?" There was a note almost of quiet desperation in the boy's voice, some trick of reproduction in the amplifier, Vallery guessed.	Только как мне потом закрыть систему? - в спокойном голосе юноши на мгновение появилась нотка отчаяния. "Наверное, это что-то с динамиком", - решил Вэллери.
"You can't! It's impossible!	- Это невозможно!
But never mind that!" Vallery said impatiently, his voice ragged with anxiety. "We'll pump it all out later.	Но не беспокойтесь! - нетерпеливо, не скрывая тревоги, проговорил Вэллери. - Воду мы потом откачаем.
Hurry, McQuater, hurry!"	Торопитесь, Мак-Куэйтер, торопитесь!
There was a brief silence followed by a muffled shout and a soft thud, then they heard a thin metallic clanging echoing through the amplifier, a rapid, staccato succession of strokes. McQuater must have been raining a veritable hail of blows on the valve handles.	После кратковременной тишины послышался приглушенный вопль и удар - видно, во что-то мягкое. Потом раздался тонкий металлический звон, усиленный динамиком, за ним град торопливых ударов. Мак-Куэйтер, должно быть, не переставая колотил по вентилям.
Abruptly, the noise ceased.	Внезапно стук прекратился.
Vallery waited until he heard the phone being picked up, called anxiously:	Подождав, пока Мак-Куэйтер возьмет микрофон, Вэллери озабоченно спросил:
"Well, how is it?	- Ну, как дела?
Sprinklers all right?"	Работают оросители?
"Goin' like the clappers, sir." There was a new note in his voice, a note of pride and satisfaction. "Ah've just crowned Barker wi' the tommy bar," he added cheerfully.	- Дела идут как по маслу, сэр. - В голосе юноши появилась новая нотка - нотка гордости и удовлетворения. - Я только что шарахнул ломом Баркера, - прибавил он с оживлением.

"You've wharf"	- Что сделал? - переспросил Вэллери.
"Laid oot old Barker," said McQuater distinctly. "He tried to stop me.	- Баркера, говорю, огрел ломом по черепу, -раздельно произнес Мак-Куэйтер. - Помешать мне хотел.
Windy auld bastard.... Ach, he's no' worth mentionin'... My they sprinklers are grand things, sir.	Струхнул старый болван... Да чего тут о нем толковать... А здорово работают оросители, сэр.
Ah've never seen them workin' before.	Я ещё никогда раньше не видел, как они действуют.
Place is ankle deep a'ready.	Воды уже по лодыжки.
And the steam's fair sizzlin' aff the bulkheid!"	Пар так и шипит, отскакивают от задней переборки!
"That's enough!" Vallery's voice was sharp. "Get out at once, and make sure that you take Barker with you."	- Хватит! - резко проговорил Вэллери. - Сейчас же оставьте погреб. Да не забудьте захватить с собой Баркера!
"Ah saw a picture once.	- Однажды я смотрел кино.
In the Paramount in Glasgow, Ah think.	В Глазго, в "Парамаунте", вроде бы.
Ah must've been flush." The tone was almost conversational, pleasurably reminiscent.	Я был тогда, кажется, на взводе, - задумчиво говорил Мак-Куэйтер.
Vallery exchanged glances with Turner, saw that he too, was fighting off the feeling of unreality. "Rain, it was cried.	Переглянувшись с Тэрнером, Вэллери понял, что тот тоже пытается стряхнуть с себя ощущение нереальности происходящего. - Ну и ливень же был.
But it wasnae hauf as bad as this.	Только здесь почище будет.
There certainly wisnae hauf as much bluidy steam!	А пару - куда там!
Talk aboot the hothouse in the Botanic Gardens!" "McQuater!" Vallery roared. "Did you hear me?	Будто в парнике в ботаническом саду! -Мак-Куэйтер! - взревел Вэллери. - Вы меня слышите?
Leave at once, I say!	Оставьте помещение, вам говорят!
At once, do you hear?"	Немедленно, слышите?
"Up to ma knees a'ready!" McQuater said admiringly. "It's gey cauld.... Did you say somethin' sir?"	- Уже до колен вода, - восхищенно говорил Мак-Куэйтер. - До чего же прохладно... Что вы сказали, сэр?
"I said, 'Leave at once!'" Vallery ground out. "Get out!"	- Я сказал, убирайтесь прочь! - проскрежетал Вэллери. - Сию же минуту!
"Aye, Ah see.'	- Ах да. Понятно.
Get oot.' Aye.	Убираться, вы говорите.
Ah thought that was what ye said. Get oot.	Я так и подумал.
Well, it's no that easy.	Не так-то это просто.
As a matter o' fact, we canna.	Вообще невозможно.
Hatchway's buckled and the hatch cover, too, jammed deid solid, sir."	Люк перекосило. И крышку люка заклинило.

The echo from the speaker boomed softly over the shattered bridge, died away in frozen silence.	Эхо его голоса замерло в стылом молчании мостика. Моряки, потрясенные, замерли.
Unconsciously, Vallery lowered the telephone, his eyes wandering dazedly over the bridge.	Вэллери, машинально опустив грубку, невидящим взглядом обвел находящихся на мостике.
Turner, Carrington, the Kapok Kid, Bentley, Chrysler and the others-they were all looking at him, all with the same curiously blank intensity blurring imperceptibly into the horror of understanding-and he knew that their eyes and faces only mirrored his own.	Тэрнер, Кэррингтон, Капковый мальчик, Бентли, Крайслер и другие моряки - все они выжидающе глядели на него. Выражение это сменилось ужасом. Командир понял; что на их лицах как в зеркале отразились чувства, написанные на лице у него самого.
Just for a second, as if to clear his mind, he screwed his eyes tightly shut, then lifted the phone again.	На секунду, точно собираясь с мыслями, он прищурил глаза, затем снова взял микрофон.
"McQuater! McQuater!	-Мак-Куэйтер! Мак-Куэйтер!
Are you still there?"	Вы все ещё там?
"Of course Ah'm here!" Even through the speaker, the voice was peevish, the asperity unmistakable. "Where the hell------?"	- А где же еще? - несмотря на то, что голос его был искажен динамиком, в нем явственно слышалось раздражение. - Какого дьявола...
"Are you sure it's jammed, boy?" Vallery cut in desperately. "Maybe if you took a tommy-bar to the clips------"	- Ты уверен, что крышку люка заклинило? -воскликнул в отчаянии Вэллери, перебивая его. -А если попробовать оторвать задрайки ломом?..
"Ah could take a stick o' dynamite to the bluidy thing and it 'ud make no difference," McQuater said matter-of-factly. "Onywey, it's just aboot red-hot a'ready-the hatch, Ah mean.	- Да хоть динамитом рви эту проклятую крышку... Будет то же самое, - деловито ответил Мак-Куэйтер. - И потом, она докрасна раскалилась, крышка-то.
There must be a bluidy great fire directly ootside it."	Видно, пожарище будь здоров наверху.
"Hold on a minute," Vallery called. He turned round. "Commander, have Dodson send a stoker to the main magazine flooding valve aft: stand by to shut off."	- Подожди минуту, - произнес Вэллери и оглянулся. - Тэрнер, прикажите Додсону послать кого-нибудь к главному клапану кормовой системы затопления. Пусть стоит наготове, если его закрыть понадобится.
He crossed over to the nearest communication number.	Каперанг подошел к ближайшему телефонисту.
"Are you on to the poop phone just now?	- Вы соединены с ютом?
Good!	Хорошо!
Give it to me... Hallo, Captain here.	Дайте мне трубку... Алло, говорит командир.
Is-ah, it's you, Hartley.	Кто у телефона? Это вы, Хартли?
Look, give me a report on the state of the mess-deck fires.	Выясните, насколько силен пожар в кормовых кубриках.
It's desperately urgent.	Поторопитесь.
There are ratings trapped in' Y' magazine, the sprinklers are on and the hatch cover's jammed... Yes, yes, I'll hold on."	В орудийном погребе четвертой башни находятся несколько матросов. Им оттуда никак не выбраться. Система орошения включена, а крышку входного люка заклинило... Да, да, я подожду у телефона.

He waited impatiently for the reply, gloved hand tapping mechanically on top of the phone box.	В нетерпеливом ожидании он похлопывал рукой по аппарату.
His eyes swept slowly over the convoy, saw the freighters steaming in to take up position again.	Медленным взглядом обвел суда конвоя, увидел, что транспорты меняют курс, занимая прежнее место в ордере.
Suddenly he stiffened, eyes unseeing.	Внезапно он весь обратился в слух.
"Yes, Captain speaking... Yes... Yes.	- Да, командир слушает... Да... Что?
Half an hour, maybe an hour...	Потребуется полчаса или час?..
Oh, G®d, no!	Боже правый!
You're quite certain?...	Неужели так долго? Вы уверены?..
No, that's all."	Нет, у меня все.
He handed the receiver back, looked up slowly, his face drained of expression.	Положив трубку на место, он медленно поднял свое лишенное всякого выражения лицо.
"Fire in the seamen's mess is under control," he said dully. "The marines' mess is an inferno-directly on top of 'Y' magazine.	- Пожар в матросском кубрике ликвидирован, -произнес монотонно Вэллери. - В кубрике морской пехоты - над артиллерийским погребом четвертой башни - сущий ад.
Hartley says there isn't a chance of putting it out for an hour at least....	По словам Хартли, раньше чем через час пожар потушить не удастся.
I think you'd better get down there, Number One."	Капитан-лейтенант, не спуститесь ли вниз?
A whole minute passed, a minute during which there was only the pinging of the Asdic, the regular crash of the sea as the Ulysses rolled in the heavy troughs.	Прошла минута, целая минута. Слышны были лишь щелканье гидролокатора да мерные удары крутых волн, рассекаемых форштевнем крейсера.
"Maybe the magazine's cool enough now," the Kapok Kid suggested at length. "Perhaps we could shut off the water long enough..." His voice trailed away uncertainly.	- Думаю, температура в погребе достаточно снизилась, - проговорил наконец Капковый мальчик. - Может быть, воду возможно отключить на достаточно длительный срок?.. - неуверенно прибавил он.
"Cool enough?" Turner cleared his throat noisily. "How do we know?	- Достаточно понизилась? - переспросил Тэрнер, шумно прокашливаясь. - Как это выяснить?
Only McQuater could tell us..." He stopped abruptly, as he realised the implications of what he was saying.	Только Мак-Куэйтер мог бы нам это сказать... -Он внезапно умолк, осознав зловещий смысл сказанного.
"We'll ask him," Vallery said heavily. He picked up the phone again. "McQuater?"	- Вот мы его и спросим, - с усилием проговорил Вэллери и поднял трубку. - Мак-Куэйтер!
"Hallo!"	- Есть, сэр!
"Perhaps we could shut off the sprinklers outside, if it's safe.	- Если опасность миновала, может, отключить систему орошения?
Do you think the temperature...?"	Как вы считаете, температура...
He broke off, unable to complete the sentence.	Не докончив фразы, командир крейсера замолчал.
The silence stretched out, taut and tangible, heavy with decision.	Воцарилась почти осязаемая тишина.

Vallery wondered numbly what McQuater was thinking, what he himself would have thought in McQuater's place.	О чем думает сейчас Мак-Куэйтер, мелькнула у него мысль, о чем подумал бы он сам на его месте.
"Hing on a minute," the speaker boomed abruptly. "Ah'll have a look up top."	- Подождите, - прогудело в динамике. - Залезу наверх, узнаю, как там дела.
Again that silence, again that tense unnatural silence lay heavily over the bridge.	Снова над мостиком повисла неестественная тишина.
Vallery started as the speaker boomed again.	Вэллери вздрогнул: динамик снова ожил.
"Jings, Ah'm b------d.	- Черта с два!
Ah couldna climb that ladder again for twenty-four points in the Treble Chance... Ah'm on the ladder now, but Ah'm thinkin' Ah'll no" be on it much longer."	Будь я трижды проклят, если я смогу подняться на этот трап ещё раз... Сейчас пока я на нем стою, но, пожалуй, долго не продержаться.
"Never mind..." Vallery checked himself, aghast at what he had been about to say.	-Ничего... - Вэллери осекся, ужаснувшись фразе, едва не вырвавшейся у него.
If McQuater fell off, he'd drown like a rat in that flooded magazine.	Если Мак-Куэйтер упадет с трапа, он утонет, как крыса.
"Oh, aye.	-И то правда.
The magazine." In the intervals between the racked bouts of coughing, the voice was strangely composed. "The shells up top are just aboot meltin'.	Главное дело - погреб. - Прерываемый приступами мучительного кашля, голос юного матроса звучал необычно спокойно. - Снаряды в верхних стеллажах вот-вот расплавятся.
Worse than ever, sir."	Дела совсем плохи, сэр.
"I see." Vallery could think of nothing else to say.	- Понимаю. - Ничего другого Вэллери не мог придумать.
His eyes were closed and he knew he was swaying on his feet.	Глаза его были закрыты. Он чувствовал, что качается.
With an effort, he spoke again. "How's Williamson?" It was all he could think of.	Сделав над собой усилие, он продолжал: - Как Уильямсон? - Спросить что-нибудь другое он был не в состоянии.
"Near gone.	- Скоро ему каюк.
Up to his neck and hangin' on to the racks." McQuater coughed again. "Says he's a message for the Commander and Carslake."	Он по шею в воде, за стеллажи цепляется. -Мак-Куэйтер снова закашлялся. - Говорит, хочет кое-что передать напоследок старпому и Карелейку.
"A-a message?"	- Кое-что передать?
"Uh-huh!	- Ага.
Tell old Blackbeard to take a turn to himself and lay off the bottle," he said with relish.	Пусть, говорит, старый пират завязывает, хватит ему в рюмку заглядывать, - смачно проговорил матрос.
The message for Carslake was unprintable.	Послание же, предназначавшееся Карслейку, было непечатным.
Vallery didn't even feel shocked.	Вэллери даже не возмутился.

"And yourself, McQuater?" he said. "No message, nothing you would like..." He stopped, conscious of the grotesque inadequacy, the futility of what he was saying.	- А вы сами, Мак-Куэйтер, - сказал он, - ничего не хотите передать? Может быть... - он умолк, поняв нелепость своих слов.
"Me?	-Я?
Ach, there's naething Ah'd like... Well, maybe a "transfer to the Spartiate, but Ah'm thinking maybe it's a wee bit ower late for that.	Ничего я не хочу... Разве только перевод на блокшив. Да вот спохватился я поздненько.
"Williamson!" The voice had risen to a sudden urgent shout.	Уильямсон! - воскликнул он с тревогой в голосе.
"Williamson! Hang on, boy, Ah'm coming!"	- Уильямсон, держись, парень. Сейчас приду!
They heard the booming clatter in the speaker as McQuater's phone crashed against metal, and then there was only the silence.	В установленном на мостике динамике послышался треск ударившейся о металл трубки. Потом все стихло.
"McQuater!" Vallery shouted into the phone. "McQuater! Answer me, man.	-Мак-Куэйтер! - закричал в микрофон Вэллери. -Отвечайте же.
Can you hear me? McQuater!" H.M.S. Spartiate was a shore establishment. Naval H.Q. for the West of Scotland, It was at St. Enoch's Hotel, Glasgow.	Вы меня слышите? Мак-Куэйтер!
But the speaker above him remained dead, finally, irrevocably dead.	Но динамик, висевший у него над головой, молчал. Наступила мертвая, жуткая тишина.
Vallery shivered in the icy wind. That magazine, that flooded magazine... less than twenty-four hours since he had been there.	Вэллери поежился, пронизываемый ледяным ветром... Суток не прошло после посещения им этого погреба.
He could see it now, see it as clearly as he had seen it last night.	И вот теперь он затоплен. Каперанг явственно представил себе орудийный погреб.
Only now he saw it dark, cavernous with only the pin-points of emergency lighting, the water welling darkly, slowly up the sides, saw that little, pitifully wasted Scots boy with the thin shoulders and pain-filled eyes, struggling desperately to keep his mate's head above that icy water, exhausting his tiny reserves of strength with the passing of every second.	Перед мысленным его взором он встал так же четко, как прошлым вечером. Представил темный, пещерный мрак и крохотные точки лампочек аварийного освещения. Как медленно поднимается снизу черная вода. Представил себе этого болезненного мальчика-шотландца с тощими плечиками и наполненными болью глазами. Вот он изо всех сил пытается удержать голову товарища над ледяной водой, с каждой секундой теряя последние силы.
Even now, the tune must be running out and Vallery knew hope was gone.	Вэллери понимал, что минуты ребят сочтены, что угасла последняя надежда.
With a sudden clear certainty he knew that when those two went down, they would go down together. McQuater would never let go.	С внезапной ясностью он вдруг понял, что, когда двое этих юношей выбьются из сил, они пойдут ко дну вместе. Мак-Куэйтер ни за что не выпустит друга из рук.
Eighteen years old, just eighteen years old. Vallery turned away, stumbling blindly through the gate on to the shattered compass platform.	Восемнадцать лет, совсем ещё мальчик... Вэллери отвернулся. Спотыкаясь, точно слепой, отворил дверцу и поднялся на компасную площадку.
It was beginning to snow again and the darkness was falling all around them.	Снова повалил снег. Отовсюду надвигалась темнота.

CHAPTER FOURTEEN	Глава 14
SATURDAY EVENING I	В СУББОТУ вечером
THE Ulysses rolled on through the Arctic twilight.	Рассекая полярные сумерки, "Улисс" раскачивался, продвигаясь вперед.
She rolled heavily, awkwardly, in seas of the wrong critical length, a strange and stricken sight with both masts gone, with all boats and rafts gone, with shattered fore-and-aft superstructure, with a crazily tilted bridge and broken, mangled after turret, half-buried in the skeleton of the Condor's fuselage.	Тяжело, неуклюже задирал нос, а потом так же грузно врезался в волны. Лишившись обеих мачт, без единой шлюпки и спасательного плота, с поврежденными носовыми и кормовыми надстройками, скособоченным мостиком и изуродованной кормовой башней, наполовину погребенной под обломками "кондора", крейсер представлял собой нелепое зрелище.
But despite all that, despite, too, the great garish patches of red lead and gaping black holes in fo'c'sle and poop-the latter welling with dark smoke laced with flickering lances of flame-she still remained uncannily ghost-like and graceful, a creature of her own element, inevitably at home in the Arctic.	И все же, несмотря на бросающиеся в глаза огромные пятна красного сурика и зияющие черные пробоины в полубаке и на юте, откуда валил густой дым, сквозь который прорывались языки пламени, - несмотря на все это, крейсер по-прежнему походил на зловещий, грациозный призрак, некое сказочное существо, чьей стихией, чьим обиталищем был Ледовитый океан.
Ghost-like, graceful, and infinitely enduring... and still deadly.	Существо призрачное, изящное, в высшей степени выносливое... и все ещё смертоносное.
She still had her guns-and her engines.	Корабль по-прежнему имел пушки и мощные машины.
Above all, she had these great engines, engines strangely blessed with endless immunity.	Огромные, могучие механизмы, сказочно живучие.
So, at least, it seemed...	Так, по крайней мере, казалось...
Five minutes dragged themselves interminably by, five minutes during which the sky grew steadily darker, during which reports from the poop showed that the firefighters were barely holding their own, five minutes during which Vallery recovered something of his normal composure.	Прошло пять бесконечно долгих минут - пять минут, в течение которых небо потемнело ещё больше, пять минут, в течение которых с кормы поступали донесения о том, что удалось лишь ограничить распространение пожара, пять минут, в течение которых Вэллери в какой-то степени обрел свойственное ему самообладание.
But he was now terribly weak.	Но теперь он чрезвычайно ослаб.
A bell shrilled, cutting sharply through the silence and the gloom.	Наполненную мраком тишину внезапно вспорол телефонный звонок.
Chrysler answered it, turned to the bridge.	Крайслер, сняв трубку, повернулся в сторону мостика:
"Captain, sir.	-Сэр!
After engine-room would like to speak to you."	Докладывают из кормового машинного отделения. Просят к телефону командира.
Turner looked at the Captain, said quickly:	Тэрнер, взглянув на Вэллери, предложил:
"Shall I take it, sir?"	- Позвольте, я сам этим займусь!
"Thank you." Vallery nodded his head gratefully.	- Благодарю, - признательно кивнул Вэллери.

Turner nodded in turn, crossed to the phone.	В свою очередь наклонив голову, Тэрнер подошел к телефону.
"Commander speaking.	- У телефона старший офицер.
Who is it?...	Кто говорит?
Lieutenant Grier-son.	Ах, лейтенант Грайрсон?
What is it, Grierson?	В чем дело, Грайрсон?
Couldn't be good news for a change?"	Может, для разнообразия найдутся добрые вести?
For almost a minute Turner remained silent.	Чуть ли не целую минуту Тэрнер не произносил ни слова.
The others on the bridge could hear the faint crackling of the earpiece, sensed rather than saw the taut attention, the tightening of the mouth.	Все, кто находился на мостике и слышал легкое потрескивание в наушниках, скорее почувствовали, чем увидели, как напряженно сжался рот старпома, олицетворявшего внимание.
"Will it hold?" Turner asked abruptly. "Yes, yes, of course... Tell him we'll do our best up here... Do that.	- Но какое-то время продержится? - неожиданно спросил Тэрнер. - Да, да, разумеется... Передайте ему, сделаем все, что возможно... Добро.
Half-hourly, if you please."	Прошу докладывать каждые полчаса.
"It never rains, et cetera," Turner growled, replacing the phone. "Engine running rough, temperature hotting up.	- Пришла беда - отворяй ворота, - проворчал Тэрнер, кладя трубку. - Машина работает с перебоями, перегревается.
Distortion in inner starboard shaft.	Погнут правый средний вал.
Dodson himself is in the shaft tunnel right now.	Додсон сам сейчас в туннеле гребного вала.
Bent like a banana, he says."	Говорит, вал искривлен, что банан.
Vallery smiled faintly. "Knowing Dodson, I suppose that means a couple of thou out of alignment."	- Зная Додсона, - едва заметно улыбнулся Вэллери, - можно предположить, что немного нарушена центровка вала, только и всего.
"Maybe." Turner was serious. "What does matter is that the main shaft bearing's damaged and the lubricating line fractured."	- Возможно, - с серьезным видом проговорил Тэрнер. - Но главное то, что поврежден коренной подшипник и перебита масляная магистраль.
"As bad as that?" Vallery asked softly.	- Даже так? - негромко произнес Вэллери.
"Dodson is pretty unhappy.	- Додсон огорчен донельзя.
Says the damage isn't recent, thinks it began the night we lost our depth-charges." Turner shook his head. "Lord knows what stresses that shaft's undergone since.... I suppose tonight's performance brought it to a head... The bearing will have to be lubricated by hand.	По его словам, повреждение давнишнее. Он считает, все началось в ту ночь, когда во время шторма смыло за борт глубинные бомбы. - Тэрнер покачал головой. - Этот вал испытал неизвестно какие перегрузки... А сегодня его совсем доконало... Подшипник приходится смазывать вручную.
Wants engine revs, at a minimum or engine shut off altogether.	Стармех намерен до предела уменьшить обороты машины, а то и вовсе выключить её.
They'll keep us posted."	Механики будут держать нас в курсе.
"And no possibility of repair?" Vallery asked wryly.	- Есть ли возможность исправить повреждение? -хмурясь, спросил Вэллери.

"No, sir. None."	- Нет, сэр, никакой.
"Very well, then.	- Ну, хорошо.
Convoy speed.	Идти со скоростью конвоя.
And Commander?"	Старший офицер!
"Sir?"	- Есть, сэр.
"Hands to stations all night.	- Пусть экипаж остается на боевых постах всю ночь.
You needn't tell 'em so-but, well, I think it would be wise.	Сообщать людям о случившемся незачем, но, пожалуй, это самое разумное решение.
I have a feeling------"	Мне кажется...
"What's that!" Turner shouted. "Look!	- Что это? - воскликнул Тэрнер. - Смотрите!
What the hell's she doing?" His finger was stabbing towards the last freighter in the starboard line: her guns were blazing away at some unseen target, the tracers lancing whitely through the twilight sky.	Что это он делает, черт возьми? - Он ткнул пальцем в сторону транспорта, замыкавшего правую кильватерную колонну. Судовые орудия били по какой-то невидимой цели: вечернее небо рассекали белые полосы трассирующих снарядов.
Even as he dived for the broadcaster, he caught sight of the Viking's main armament belching smoke and jagged flame.	Бросившись к микрофону трансляции, старший офицер заметил, что орудия главного калибра на "Викинге" изрыгают дым и рваные языки огня.
"All guns!	- Всем орудиям открыть огонь по воздушным целям.
Green 1101 Aircraft!	Курсовой - сто десять правого борта!
Independent fire, independent targets!	Стрелять самостоятельно!
Independent fire, independent targets!"	Выбор цели самостоятельный!
He heard Vallery ordering starboard helm, knew he was going to bring the for'ard turrets to bear.	Услышав команду "право на борт", отданную Вэллери, старпом понял, что командир хочет повернуться носовыми башнями в сторону противника.
They were too late.	Но было слишком поздно.
Even as the Ulysses began to answer her helm, the enemy planes were pulling out of their approach dives.	Едва
Great, clumsy shapes, these planes, forlorn and insubstantial in the murky gloom, but identifiable in a sickening flash by the clamour of suddenly racing engines.	"Улисс" начал менять курс, как из облаков бесшумно вынырнули вражеские самолеты. В угрюмом мраке огромные, неуклюжие машины казались призрачными, нереальными. Внезапно взревели авиационные моторы, взметнулось пламя выхлопа.
Condors, without a shadow of doubt.	"Кондоры", ни малейшего сомнения.
Condors that had outguessed them again, that gliding approach, throttles cut right back, muted roar of the engines drifting downwind, away from the convoy.	Те самые "кондоры". Снова одурачили их, исчезнув для того лишь, чтобы вернуться опять. Убрав газ, подошли на малой высоте, с подветренного борта, так что суда конвоя не слышали приглушенного рокота моторов.

Their timing, their judgment of distance, had been superb.	Расчет времени и дистанции произведен был безукоризненно.
The freighter was bracketed twice, directly hit by at least seven bombs: in the near-darkness, it was impossible to see the bombs going home, but the explosions were unmistakable.	В крайний транспорт угодило по меньшей мере семь бомб. Увидеть в полумраке попадания было невозможно, зато взрывы были слышны.
And as each plane passed over, the decks were raked by savage bursts of machine-gun fire.	Пролетая над транспортом, каждый из нападающих поливал палубу транспорта пулеметным огнем.
Every gun position on the freighter was wide open, lacking all but the most elementary frontal protection: the Dems, Naval Ratings on the L.A. guns, Royal Marine Artillerymen on the H.A. weapons, were under no illusions as to their life expectancy when they joined the merchant ships on the Russian run...	Орудийные установки на торговых судах не имели почти никакой защиты от пуль, так что военные моряки, обслуживавшие легкие зенитки, и морские артиллеристы, составлявшие расчеты тяжелых орудий, нанимаясь на транспорты, направлявшиеся в Россию, знали, что шансы выжить у них не очень велики.
For such few gunners as survived the bombing, the vicious stuttering of these machine-guns was almost certainly their last sound on earth.	Для немногих комендоров, которые уцелели после бомбежки, злобный стук немецких пулеметов был, пожалуй, последним звуком, услышанным в жизни.
As the bombs plummeted down on the next ship in line, the first freighter was already a broken-backed mass of licking, twisting flames.	Когда бомбы обрушились на соседний транспорт, первое судно представляло собой груду исковерканного металла, над которой взвивались языки пламени.
Almost certainly, too, her bottom had been torn out: she had listed heavily, and now slowly and smoothly broke apart just aft of the bridge as if both parts were hinged below the water-line, and was gone before the clamour of the last aero engine had died away in the distance.	Ко всему, видно, у него была вырвана часть днища: имевший сильный крен транспорт медленно разломился надвое позади мостика, словно оснащенный шарниром где-то ниже ватерлинии. Не успел затихнуть рев моторов последнего бомбардировщика, скрывшегося вдали, как транспорт исчез в пучине океана.
Tactical surprise had been complete.	Тактика внезапности принесла противнику полный успех.
One ship gone, a second slewing wildly to an uncontrolled stop, deep in the water by the head, and strangely disquieting and ominous in the entire absence of smoke, flame or any movement at all, a third heavily damaged but still under command.	Один транспорт был потоплен, второй, получив сильный дифферент на нос, покатился круто в сторону, затем остановился. На судне царила зловещая тишина, не видно было ни дыма, ни огня, ни одной живой души не оставалось на палубе. Третий транспорт получил тяжелые повреждения, но по-прежнему управлялся.
Not one Condor had been lost.	Нападающие не потеряли ни одной машины.
Turner ordered the cease-fire-some of the gunners were still firing blindly into the darkness: trigger-happy, perhaps, or just that the imagination plays weird tricks on woolly minds and sunken blood-red eyes that had known no rest for more hours and days than Turner could remember.	Тэрнер приказал прекратить огонь: некоторые зенитчики продолжали ошалело палить в темноту. Возможно, то были любители пострелять, а скорее всего, им что-то померещилось. Ведь что только не пригрезится утомленному разуму, что только не увидят запавшие, с воспаленными красными веками глаза, не знавшие отдыха столько суток и часов, что Тэрнер потерял им счет.

And then, as the last Oerlikon fell silent, he heard it again-the drone of the heavy aero engines, the sound welling then ebbing again like breakers on a distant shore, as the wind gusted and died.	И когда умолк последний "эрликон", старпом снова услышал гул тяжелых авиационных моторов, из-за порывов ветра то усиливавшийся, то стихавший, похожий на отдаленный шум прибоя гул.
There was nothing anyone could do about it.	Что-либо предпринять было невозможно.
The Focke-Wulf, although lost in the low cloud, was making no attempt to conceal its presence: the ominous drone was never lost for long.	"Фокке-вульф", правда, прикрытый низкой облачностью, даже не пытался скрывать своего присутствия: зловещее гудение все время преследовало конвой.
Clearly, it was circling almost directly above.	Было ясно, что вражеский самолет кружит над кораблями.
"What do you make of it, sir?" Turner asked.	- Что вы на это скажете, сэр? - спросил Тэрнер.
"I don't know," Vallery said slowly. "I just don't know at all.	- Не знаю, - медленно, задумчиво проговорил Вэллери. - Не знаю, что и сказать.
No more visits from the Condors, I'm sure of that.	Во всяком случае, визитов со стороны "кондоров" не будет, я в этом уверен.
It's just that little bit too dark-and they know they won't catch us again.	Для этого несколько темновато. И потом, эти знают, что теперь им нас врасплох не поймать.
Tailing us, like as not."	Скорее всего, наблюдение.
"Tailing us!	- Наблюдение!
It'll be black as tar in half an hour!" Turner disagreed. "Psychological warfare, if you ask me."	Но через полчаса будет темно, как в преисподней! - возразил Тэрнер. - По-моему, на психику давят.
"God knows," Vallery sighed wearily. "All I know is that I'd give all my chances, here and to come, for a couple of Corsairs, or radar, or fog, or another such night as we had in the Denmark Straits." He laughed shortly, broke down in a fit of coughing. "Did you hear me?" he whispered. "I never thought I'd ask for that again... How long since we left Scapa, Commander?"	- Бог его знает, - устало вздохнул Вэллери. -Скажу только одно. Я продал бы бессмертную душу за пару "корсаров", за радарную установку, туман или же ночь, вроде той, что была в Датском проливе. - Вэллери коротко хохотнул и тут же закашлялся. - Слышали, что я сказал? - спросил он шепотом. - Никогда бы не подумал, что вспомню с такой тоской о той ночи... Когда мы вышли из Скапа-Флоу, старпом?
Turner thought briefly. "Five-six days, sir."	- Пять, нет, шесть суток назад, сэр, - прикинув в уме, ответил Тэрнер.
"Six days!" He shook his head unbelievingly. "Six days.	- Шесть суток! - недоверчиво покачал головой Вэллери. - Всего шесть суток назад.
And-and thirteen ships-we have thirteen ships now."	А осталось у нас... осталось всего тринадцать судов.
"Twelve," Turner corrected quietly. "Another's almost gone. Seven freighters, the tanker and ourselves.	- Двенадцать, - спокойно поправил Тэрнер. - Семь транспортов, танкер и корабли охранения.
Twelve... I wish they'd have a go at the old Stirling once in a while," he added morosely.	Двенадцать... Колупнули бы разок старого "Стерлинга", - прибавил он хмуро.
Vallery shivered in a sudden flurry of snow.	Вэллери поежился от внезапного снежного заряда.

He bent forward, head bent against the bitter wind and slanting snow, sunk in unmoving thought.	Погруженный в думы, он наклонил голову, чтобы спрятаться от пронзительного ветра и колючего снега.
Presently he stirred.	Резким движением повернулся.
"We will be off the North Cape at dawn," he said absently. "Things may be a little difficult, Commander.	- К Нордкапу подойдем на рассвете, - проговорил он рассеянно. - Пожалуй, нам туго придется, старпом.
They'll throw in everything they've got."	Немцы обрушат на нас все, что найдется под рукой.
"We've been round there before," Turner conceded.	- Проходили же мы раньше, - возразил Тэрнер.
"Fifty-fifty on our chances." Vallery did not seem to have heard him, seemed to be talking to himself.	- У нас пятьдесят шансов из ста, - разговаривая с собой, продолжал Вэллери, похоже, не слыша слов старпома, -
"Ulysses and the Sirens-' it may be that the gulfs will wash us down.'... I wish you luck, Commander."	"Улисс" и сирены... "Быть может, нас поглотит всех пучина..." Желаю вам удачи, старпом.
Turner stared at him.	Тэрнер широко открыл глаза.
"What do you mean------?"	- Что вы хотите сказать?..
"Oh, myself too." Vallery smiled, his head lifting up. "I'll need all the luck, too." His voice was very soft.	- И себе тоже, разумеется. - Вэллери улыбнулся, вскинув голову. - Мне тоже очень нужна удача, -прибавил он едва слышно.
Turner did what he had never done before, never dreamed he would do.	Тут Тэрнер сделал то, чего никогда бы не осмелился сделать.
In the near-darkness he bent over the Captain, pulled his face round gently and searched it with troubled eyes.	В почти полной тьме он наклонился над командиром и, осторожно повернув его лицо, впился в него встревоженным взглядом.
Vallery made no protest, and after a few seconds Turner straightened up.	Вэллери не протестовал. Спустя несколько секунд Тэрнер выпрямился.
"Do me a favour, sir," he said quietly. "Go below.	- Сделайте милость, сэр, - спокойно произнес он. -Спуститесь к себе вниз.
I can take care of things-and Carrington will be up before long.	Я сам обо всем позабочусь. Скоро придет и Кэррингтон.
They're gaining control aft."	Пожар на корме почти потушен.
"No, not tonight." Vallery was smiling, but there was a curious finality about the voice. "And it's no good dispatching one of your minions to summon old Socrates to the bridge.	- Нет, только не сегодня. - Вэллери улыбался, но в голосе его была какая-то странная решимость. - И не посылайте свою челядь за стариной Сократом.
Please, Commander.	Прошу вас, старпом.
I want to stay here-I want to see things tonight."	Я хочу остаться на мостике. Хочу в эту ночь все увидеть своими глазами.

"Yes, yes, of course." Suddenly, strangely, Turner no longer wished to argue. He turned away. "Chrysler! I'll give you just ten minutes to have a gallon of boiling coffee in the Captain's shelter... And you're going to go in there for half an hour," he said firmly, turning to Vallery, "and drink the damned stuff, or-or------"	- Да, да, разумеется. - Тэрнеру почему-то не захотелось настаивать. - Принесите командиру в его рубку галлон горячего, как огонь, кофе...А вы полчаса пробудете в рубке, - твердо проговорил старший офицер, повернувшись к Вэллери. - И выпьете все это пойло, иначе... иначе не знаю, что с вами сделаю...
"Delighted!" Vallery murmured. "Laced with your incomparable rum, of course?"	-Я в восторге! - обрадовался Вэллери. - Кофе, разумеется, будет приправлен вашим восхитительным ромом?
"Of course!	- А как же иначе?
Eh-oh, yes, damn that Williamson!" Turner growled irritably.	Только... Будь этот жулик Уильямсон неладен! -проворчал раздраженно Тэрнер.
He paused, went on slowly: "Shouldn't have said that... Poor bastards, they'll have had it by this time..." He fell silent, then cocked his head listening. "I wonder how long old Charlie means to keep stooging around up there," he murmured.	Помолчав, он медленно прибавил: - Впрочем, не стоило так говорить о нем... Бедняги, здорово им досталось... - Он умолк. Наклонив голову, прислушался. - Интересно, долго ли будет висеть над нами этот мерзавец "Чарли", - пробормотал он.
Vallery cleared his throat, coughed, and before he could speak the W.T. broadcaster clicked on.	Вэллери прокашлялся, чтобы ответить, но не успел он открыть рта, как в динамике щелкнуло.
"W.T.-bridge.	- На мостике! Докладывает радиорубка.
W.T.-bridge.	Докладывает радиорубка.
Two messages."	Примите два донесения.
"One from the dashing Orr, for a fiver," Turner grunted.	- Бьюсь об заклад, одно из них от этого сорвиголовы Орра, - проворчал Тэрнер.
"First from the Sirrus.	-Первая шифровка с "Сирруса":
'Request permission to go alongside, take off survivors.	"Прошу разрешения подойти к борту транспорта снять людей.
As well hung for a sheep as a lamb.'"	Семь бед - один ответ".
Vallery stared through the thinly falling snow, through the darkness of the night and over the rolling sea.	Вэллери стал вглядываться сквозь редеющую снежную пелену во мрак ночи, в бушующее море.
"In this sea?" he murmured. "And as near dark as makes no difference.	- При таком-то волнении? - пробормотал он. - Да и темнота - хоть глаз коли.
He'll kill himself!"	Он разобьется вдребезги.
"That's nothing to what old Starr's going to do to him when he lays hands on him!" Turner said cheerfully.	- Это сущие пустяки по сравнению с тем, что с коммандером сделает Старр, когда до него доберется! - весело воскликнул Тэрнер.
"He hasn't a chance.	- Шансы у Орра ничтожные.
I-I could never ask a man to do that.	Я лично... я бы не решился отдать ему такой приказ.
There's no justification for such a risk.	Неоправданный риск.

Besides, the merchantman's been badly hit.	Кроме того, транспорт получил сильные повреждения.
There can't be many left alive aboard."	Вряд ли много людей уцелело.
Turner said nothing.	Тэрнер ничего не сказал.
'"Make a signal," Vallery said clearly. "'Thank you.	- Передать на "Сиррус", - четко проговорил Вэллери. - "Благодарю.
Permission granted.	Разрешаю.
Good luck."	Желаю удачи".
And tell W.T. to go ahead."	Пусть радист передаст следующее донесение.
There was a short silence, then the speaker crackled again.	После краткой паузы динамик снова ожил.
"Second signal from London for Captain.	- Вторая радиограмма для командира корабля из Лондона.
Decoding.	Расшифровывается.
Messenger leaving for bridge immediately."	Сию же минуту отправляю на мостик с посыльным. - Пусть читает вслух, -распорядился Вэллери.
"To Officer Commanding, 14 A.C.S., FR77," the speaker boomed after a few seconds. "' Deeply distressed at news.	- "Командующему 14-й эскадрой авианосцев и конвоем Эф-Ар-77, - загудел спустя несколько мгновений бас в динамике. - Чрезвычайно огорчены полученным известием.
Imperative maintain 090.	Продолжайте идти курсом девяносто.
Battle squadron steaming SSE. at full speed on interception course.	Выслана эскадра боевых кораблей. Идет на сближение курсом зюйд-зюйд-ост. Ход полный.
Rendezvous approx. 1400 tomorrow.	Рандеву завтра ориентировочно в четырнадцать ноль-ноль.
Their Lordships expressly command best wishes Rear-Admiral, repeat Rear-Admiral Vallery.	Лорды адмиралтейства шлют наилучшие пожелания и поздравления контрадмиралу Вэллери, повторяю, контр-адмиралу Вэллери.
D.N.O., London.'"	Начальник штаба флота. Лондон".
The speaker clicked off and there was only the lost pinging of the Asdic, the throbbing monotony of the prowling Condor's engines, the lingering memory of the gladness in the broadcaster's voice.	Динамик умолк. Слышны были лишь пощелкивание гидролокатора да монотонный пульсирующий гул моторов "кондора", но в воздухе ещё трепетала радость, прозвучавшая в голосе оператора.
"Uncommon civil of their Lordships," murmured the Kapok Kid, rising to the occasion as usual. "Downright decent, one might almost say."	- Светлейшие лорды стали непривычно учтивы, -проговорил Капковый мальчик, и на этот раз оказавшийся на должной высоте. - Можно сказать: весьма порядочно с их стороны.
"Bloody long overdue," Turner growled. "Congratulations, sir," he added warmly. "Signs of grace at last along the banks of the Thames."	- Давно пора, чтоб они лопнули, - проворчал Тэрнер. - Поздравляю вас, сэр, - прибавил он тепло. - Наконец-то с берегов Темзы сверкнул нам светлый луч.

A murmur of pleasure ran round the bridge: discipline or not, no one made any attempt to hide his satisfaction.	Одобрительный ропот пронесся по мостику. На мгновение все забыли о дисциплине, субординации. Никто даже не пытался скрыть своей радости.
"Thank you, thank you." Vallery was touched, deeply touched.	- Спасибо, спасибо. - Вэллери был тронут, тронут до глубины души.
Promise of help at long, long last, a promise which might hold-almost certainly held-for each and every member of his crew the difference between life and death-and they could only think to rejoice in his promotion!	Обещана долгожданная помощь. Одна надежда на эту помощь для каждого из членов экипажа означает выбор между жизнью и смертью, а этих людей интересует одно - представление его к адмиральскому чину!
Dead men's shoes, he thought, and thought of saying it, but dismissed the idea immediately: a rebuff, a graceless affront to such genuine pleasure.	"Туфли, доставшиеся в наследство от мертвеца", -подумал он и хотел было высказать это вслух, но вовремя спохватился: к чему омрачать искреннюю радость моряков?
"Thank you very much," he repeated. "But gentlemen, you appear to have missed the only item of news of any real significance------"	- Большое спасибо, - повторил он. - Однако, господа, вы пропустили мимо ушей единственную новость, которая имеет сколько-нибудь существенное значение...
"Oh, no, we haven't," Turner growled. "Battle squadron, ha!	- Ничего подобного, - пробасил Тэрнер. - Боевая эскадра - как же!
Too------late as usual.	Придет к шапочному разбору, мать их в душу.
Oh, to be sure, they'll be in at the death-or shortly afterwards, anyway.	Нет, нет, они, конечно, подоспеют. К похоронам или чуть позже.
Perhaps in time for a few survivors.	Возможно, даже успеют подобрать несколько уцелевших.
I suppose the Illustrious and the Furious will be with them?"	Наверное, в составе эскадры линейные корабли "Илластриес" и "Фьюриес"?
"Perhaps.	- Возможно.
I don't know." Vallery shook his head, smiling. "Despite my recent-ah-elevation, I am not yet in their Lordships' confidence.	Я не знаю... - Вэллери с улыбкой покачал головой. - Несмотря на недавнее мое... э... повышение в чине, светлейшие лорды не удостаивают меня своим доверием.
But there'll be some carriers, and they could fly off a few hours away, give us air cover from dawn."	Но на подходе авианосцы. За несколько часов до рандеву они смогут выслать вперед самолеты, чтобы с рассветом обеспечить нам воздушную поддержку.
"Oh, no, they won't," said Turner prophetically. "The weather will break down, make flying off impossible.	- Ничего не получится, - пророчески проговорил Тэрнер. - Погода испортится, и машины не смогут подняться.
See if I'm not right."	Попомните мое слово.
"Perhaps, Cassandra, perhaps," Vallery smiled. "We'll see... What was that, Pilot?	- Возможно, о ясновидящий! - улыбнулся Вэллери. - Поживем - увидим... Что вы сказали, штурман?
I didn't quite..."	Я не совсем вас понял...

The Kapok Kid grinned. "It's just occurred to me that tomorrow's going to be a big day for our junior doctor-he's convinced that no battleship ever puts out to sea except for a Spithead review in peacetime."	- Просто мне пришла в голову мысль, -усмехнулся Капковый мальчик. - Завтра для нашего юного доктора будет знаменательный день. Ведь он твердо уверен, что линейные корабли выходят в море лишь для участия в морских парадах в Спитхеде в мирное время.
"That reminds me," Vallery said thoughtfully. "Didn't we promise the Sirrus------?"	- Вы мне напомнили, - спохватился Вэллери. - Мы же обещали послать врача на "Сиррус"...
"Young Nicholls is up to his neck in work," Turner cut in. "Doesn't love us-the Navy rather-overmuch, but he sure loves his job.	- У Николлса дел по горло, - вмешался Тэрнер. -Он хоть и не очень-то обожает нас, вернее флот, но работу свою любит, уж это точно.
Borrowed a fire-fighting suit, and Carrington says he's already..." He broke off, looked up sharply into the thin, driving snow. "Hallo!	Облачился в асбестовый костюм и, по словам Кэррингтона, он уже... - Умолкнув на полуслове, старший офицер поднял голову, вглядываясь в редкую пелену снегопада. - Вы только посмотрите!
Charlie's getting damned nosy, don't you think?"	Совсем обнаглел проклятый "Чарли"!
The roar of the Condor's engines was increasing every second: the sound rose to a clamouring crescendo as the bomber roared directly overhead, barely a couple of hundred feet above the broken masts, died away to a steady drone as the plane circled round the convoy.	С каждой секундой рев моторов "кондора" нарастал в диком крещендо. Огромная машина с бешеным воем пронеслась всего в сотне футов от сбитых мачт крейсера. Гул моторов постепенно затих: самолет полетел дальше кружить над конвоем.
"W.T. to escorts!" Vallery called quickly. "Let him go, don't touch him!	- Радио кораблям охранения! - быстро проговорил Вэллери. - Пропустить самолет! Не трогать его!
No starshells-nothing.	Никаких осветительных снарядов! Ни единого выстрела!
He's trying to draw us out, to have us give away our position... It's not likely that the merchant ships... Oh, God!	Он хочет нас раззадорить, чтобы мы себя выдали... Только бы на транспортах... О Боже!
The fools, the fools!	Идиоты! Идиоты несчастные!
Too late, too late!"	Что вы наделали!
A merchantman in the port line had opened up-Oerlikons or Bofors, it was difficult to say.	Какое-то торговое судно в левой кильватерной колонне открыло огонь из пушек - не то из "эрликонов", не то из "бофорсов".
They were firing blind, completely blind: and in a high wind, snow and darkness, the chance of locating a plane by sound alone was impossibly remote.	Стреляли наугад, вслепую. В темноте да ещё в пургу шансы обнаружить самолет по одному лишь звуку ничтожны.
The firing did not last long-ten, fifteen seconds at the outside.	Стрельба продолжалась каких-то десять-пятнадцать секунд.
But long enough-and the damage was done.	Но этого было достаточно, чтобы навлечь беду.
Charlie had pulled off, and straining apprehensive ears caught the sudden deepening of the note of the engines as the boosters were cut in for maximum climb.	"Чарли" отвалил прочь; послышался натужный рев моторов: самолет круто набирал высоту.
"What do you make of it, sir?" Turner asked abruptly.	- Как вы полагаете, сэр, что это значит? - в упор спросил Тэрнер.

"Trouble." Vallery was quiet but certain. "This has never happened before-and it's not psychological warfare, as you call it, Commander: he doesn't even rob us of our sleep, not when we're this close to the North Cape.	- Предстоят большие неприятности, - со спокойной уверенностью сказал Вэллери. - Это что-то новое. Но только не игра на наших нервах, как вы, старпом, полагаете. И он вовсе не изматывает нас, лишая сна. Ведь до Нордкапа рукой подать.
And he can't hope to trail us long: a couple of quick course alterations and, ah!" He breathed softly. "What did I tell you, Commander?"	Преследовать нас долго он не сможет: стоит нам дважды резко изменить курс и... Ага! - выдохнул он. - Что я вам говорил?
With a suddenness that blocked thought, with a dazzling glare that struck whitely, cruelly at singeing eyeballs, night was transformed into day.	Ослепительный свет, обжегший зрачки людей, с ошеломляющей внезапностью превратил ночь в день.
High above the Ulysses a flare had burst into intense life, a flare which tore apart the falling snow like filmy, transparent gauze.	Высоко в небе над "Улиссом" невыносимо ярко вспыхнула и, разорвав снежную пелену, словно легкую прозрачную вуаль, повисла под куполом парашюта осветительная бомба.
Swinging wildly under its parachute with the gusting of the wind, the flare was drifting slowly seawards, towards a sea no longer invisible but suddenly black as night, towards a sea where every ship, in its glistening sheath of ice and snow, was silhouetted in dazzling whiteness against the inky backdrop of sea and sky.	Лениво раскачиваясь из стороны в сторону под порывами ветра, бомба медленно приближалась к поверхности моря, внезапно ставшего черным, как ночь, и корабли, одетые в ослепительно белый панцирь изо льда и снега, на чернильном фоне моря и неба стали видны как на ладони.
"Get that flare!" Turner was barking into the transmitter. "All Oerlikons, all pom-poms, get that flare!" He replaced the transmitter. "Might as well throw empty beer bottles at it with the old girl rolling like this," he muttered. "Lord, gives you a funny feeling, this!"	- Сбить эту чертову свечку! - пролаял в микрофон Тэрнер. - Расчетам всех "эрликонов" и скорострельных автоматов! Сбить эту бомбу! -Он положил микрофон. - Хотя при такой качке это все равно что попасть в луну пивной бутылкой, - пробормотал он. - До чего же странно себя чувствуешь. Ей-Богу!
"I know," the Kapok Kid supplied. "Like one of these dreams where you're walking down a busy street and you suddenly realise that all you're wearing is a wrist-watch.	- Это верно, - подхватил Капковый мальчик. -Будто во сне, когда ты идешь по оживленной улице и вдруг обнаруживаешь, что на тебе одни лишь ручные часы.
'Naked and defenceless,' is the accepted term, I believe.	"Г олый и беззащитный" - таково, полагаю, соответствующее случаю определение.
For the non-literary, 'caught with the pants down.'" Absently he brushed the snow off the quilted kapok, exposing the embroidered	А для малограмотных - "попался со спущенными портками". - Он машинально стряхнул снег с капкового комбинезона с вышитой на нагрудном кармане буквой
"J "on the breast pocket, while his apprehensive eyes probed into the circle of darkness outside the pool of light. "I don't like this at all," he complained.	"X" и тревожным взглядом впился в темноту, кольцом окружавшую пятно света. - Не нравится мне все это, - пожаловался он.
"Neither do I." Vallery was unhappy. "And I don't like Charlie's sudden disappearance either."	- Мне тоже, - сокрушенно проговорил Вэллери. -Не нравится мне и внезапное исчезновение "Чарли".
"He hasn't disappeared," Turner said grimly. "Listen!" They listened, ears straining intently, caught the intermittent, distant thunder of the heavy engines. "He's 'way astern of us, closing."	- А он и не исчезал, - мрачно произнес Тэрнер. -Прислушайтесь! - Напрягши слух, они услышали где-то вдалеке прерывистый рокот мощных моторов. - С кормы заходит.

Less than a minute later the Condor roared overhead again, higher this time, lost in the clouds.	Меньше чем минуту спустя "кондор" снова проревел у них над головами - пройдя на этот раз выше, в облаках.
Again he released a flare, higher, much higher than the last, and this time squarely over the heart of the convoy.	И снова сбросил осветительную бомбу, вспыхнувшую много выше, чем первая, уже над самой серединой конвоя.
Again the roar of the engines died to a distant murmur, again the desynchronised clamour strengthened as the Condor overtook the convoy a second time.	Грохот моторов снова сменился отдаленным рокотом, потом асинхронный вой усилился. "Кондор" догнал конвой во второй раз.
Glimpsed only momentarily in the inverted valleys between the scudding clouds, it flew wide, this time, far out on the port hand, riding clear above the pitiless glare of the sinking flares.	Сверкнув на мгновение в разрыве между облаками, он повернул налево, описывая круг вокруг конвоя, залитого беспощадным заревом опускающихся вниз "люстр".
And, as it thundered by, flares exploded into blazing life, four of them, just below cloud level, at four-second intervals.	И, когда самолет, ревя моторами, улетел прочь, с интервалом в четыре секунды ослепительным огнем вспыхнули ещё четыре бомбы.
The northern horizon was alive with light, glowing and pulsating with a fierce flame that threw every tiny detail into the starkest relief.	Теперь вся северная часть горизонта была залита зловещим мерцающим светом, рельефно выделявшим каждую деталь картины.
And to the south there was only the blackness: the rim of the pool of light stopped abruptly just beyond the starboard line of ships.	А южная часть неба погрузилась во мрак: освещенное пятно обрывалось сразу за правой кильватерной колонной конвоя.
It was Turner who first appreciated the significance, the implications of this.	Тэрнер первым оценил обстановку, понял значение подобного маневра.
Realisation struck at him with the galvanic effect of sheer physical shock.	Эта догадка поразила его точно удар грома.
He gave a hoarse cry, fairly flung himself at the broadcast transmitter: there was no time to await permission.	С хриплым воплем он бросился к микрофону трансляции; обращаться за разрешением было некогда.
"'B' turret!" he roared. "Starshells to the south.	- Вторая башня! - взревел он. - Огонь осветительными снарядами в зюйдовом направлении.
Green 90, green 90. Urgent! Urgent!	Курсовой девяносто правого борта, девяносто правого.
Starshells, green 90.	Угол возвышения десять градусов.
Maximum elevation 10.	Взрыватели установить на ближнюю дистанцию.
Close settings. Fire when you are ready!" He looked quickly over his shoulder. "Pilot!	Огонь по готовности. - Быстро взглянув через плечо, он проговорил: - Штурман!
Can you "'B' turret training, sir."	Вы не видите?.. -Вторая башня разворачивается, сэр.
"Good, good!" He lifted the transmitter again. "All guns!	- Отлично, отлично! - Старший офицер снова взял микрофон. - Расчеты всех орудий!
All guns!	Расчеты всех орудий!

Stand by to repel air attack from starboard.	Приготовиться к отражению налета авиации противника с правого борта.
Probable bearing green 90.	Вероятное направление атаки с правого траверза.
Hostiles probably torpedo-bombers." Even as he spoke, he caught sight of the intermittent flashing of the fighting lights on the lower yardarm: Vallery was sending out an emergency signal to the convoy.	Предполагаемый противник - торпедоносцы. -Краешком глаза он заметил, как на нижнем рее замигали сигнальные огни: это Вэллери отдавал распоряжения конвою.
"You're right, Commander," Vallery whispered.	- Вы правы, старпом, - прошептал Вэллери.
In the gaunt pallor, in the skin taut stretched across the sharp and fleshless bones, his face, in that blinding glare, was a ghastly travesty of humanity; it was a death's-head, redeemed only by the glow of the deep-sunken eyes, the sudden flicker of bloodless lids as the whip-lash crash of 'B' turret shattered the silence. "You must be," he went on slowly. "Every ship silhouetted from the north-and a maximum run-in from the south under cover of darkness."	В ослепительном сиянии бескровное, бесплотное лицо его, обтянутое одной кожей, едва ли походило на лицо живого человека. Казалось, то была мертвая голова, одухотворенная лишь блеском запавших глаз и внезапной дрожью век, когда, разрывая тишину, словно удар бича, хлестнул залп второй башни. - Должно быть, правы, - проговорил он медленно. - Все суда конвоя освещены с севера, и логично предположить, что атака будет произведена со стороны темной части горизонта.
He broke off suddenly as the shells exploded in great overlapping globules of light, two miles to the south.	Он внезапно умолк, увидев милях в двух южнее "Улисса" огромные светлые шары разрывов.
"You are right," he said gently. "Here they come."	- Вы-таки оказались правы, - проговорил он негромко. - Пожаловали незваные гости.
H.U. 225 H They came from the south, wing-tip to wing-tip, flying in three waves with four or five planes in each wave.	Едва не задевая друг друга крыльями, самолеты летели с юга. Они двигались тремя волнами, по три-четыре машины в каждой.
They were coming in at about 500 feet, and even as the shells burst their noses were already dipping into the plane of the shallow attack dive of the torpedo-bomber.	Шли на высоте около полутораста метров, и в тот момент, когда начали рваться выпущенные крейсером снаряды, клюнув носом, машины уже теряли высоту, ложась на боевой курс.
And as they dived, the bombers fanned out, as if in search of individual targets-or what seemed, at first sight, to be individual targets.	Перейдя в пике, торпедоносцы стали рассредоточиваться, как бы выбирая индивидуальные цели. Но это была только уловка.
But within seconds it became obvious that they were concentrating on two ships and two ships alone-the Stirling and the Ulysses.	Несколько секунд спустя стало ясно, .что объектом нападения являются лишь два корабля -"Стерлинг" и "Улисс".
Even the ideal double target of the crippled merchantman and the destroyer Sirrus, almost stopped alongside her, was strictly ignored.	Даже идеальнейшая цель - подбитый транспорт и эскадренный миноносец "Сиррус", подошедший к нему, - не привлекла внимания атакующих.
They were flying under orders.	Видно, торпедоносцы получили особый на то приказ.
'B' turret pumped out two more starshells at minimum settings, reloaded with H.E.	Вторая башня дала ещё один залп осветительными снарядами с взрывателями, установленными на минимальную дистанцию, потом орудия перезарядили осколочными.

By this time, every gun in the convoy had opened up, the barrage was intense: the torpedo-bombers-curiously difficult to identify, but looking like Heinkels-had to fly through a concentrated lethal curtain of steel and high explosive.	К этому времени открыли интенсивный заградительный огонь пушки всех судов конвоя. Торпедоносцам - тип самолетов было трудно определить, но похоже, то были "хейнкели" -теперь приходилось пробиваться сквозь плотную завесу смертоносных стальных осколков.
The element of surprise was gone: the starshells of the Ulysses had gained a priceless twenty seconds.	Элемент внезапности был потерян: выпустив осветительные снаряды, "Улисс" выиграл двадцать драгоценных, секунд.
Five bombers were coming at the Ulysses now, fanned out to disperse fire, but arrowing in on a central point.	Разомкнутым строем, чтобы рассредоточить огонь зенитных средства к крейсеру устремились пять самолетов.
They were levelling off, running in on firing tracks almost at wave-top height, when one of them straightened up a fraction too late, brushed lightly against a cresting wave-top, glanced harmlessly off, then catapulted crazily from wave-top to wave-top-they were flying at right angles to the set of the sea-before disappearing in a trough.	Они снижались, ложась на курс торпедной атаки. Неожиданно один из самолетов, летевших, едва не касаясь волн, запоздав на какую-то долю секунды выровняться, задел вспенившийся гребень, отскочил, а потом пошел прыгать с волны на волну (машины летели перпендикулярно движению волн) и исчез в пучине.
Misjudgment of distance or the pilot's windscreen suddenly obscured by a flurry of snow-it was impossible to say.	То ли пилот неверно рассчитал дистанцию, то ли снежным зарядом залепило ветрозащитное стекло - "фонарь", - сказать трудно.
A second later the leading plane in the middle disintegrated in a searing burst of flame-a direct hit on its torpedo warhead.	Секунду спустя летевшая в центре порядка головная машина, мгновенно охваченная пламенем, развалилась на куски: снаряд ударил в зарядное отделение торпеды.
A third plane, behind and to the west, sheered off violently to the left to avoid the hurtling debris, and the subsequent dropping of its torpedo was no more than an empty gesture.	Третий самолет, приближавшийся с запада, резко отвалил влево, чтобы увернуться от сыпавшихся градом осколков, поэтому сброшенная им торпеда не причинила кораблю никакого вреда.
It ran half a cable length behind the Ulysses, spent itself in the empty sea beyond.	Промчавшись в кабельтове от кормы "Улисса", смертоносная сигара ушла в открытое море.
Two bombers left now, pressing home their attack with suicidal courage, weaving violently from side to side to avoid destruction.	Оставшиеся два торпедоносца, бросаясь из стороны в сторону, дабы избежать попадания, с самоубийственной храбростью ринулись в атаку.
Two seconds passed, three, four-and still they came on, through the falling snow and intensely heavy fire, miraculous in their immunity.	Прошло две секунды, три, четыре - а они все приближались, летя сквозь пелену снега и плотного огня словно заколдованные.
Theoretically, there is no target so easy to hit as a plane approaching directly head on: in practice, it never worked out that way.	Попасть в подлетающий вплотную самолет теоретически проще простого; в действительности же происходит иное.
In the Arctic, the Mediterranean, the Pacific, the relative immunity of the torpedo-bombers, the high percentage of successful attacks carried out in the face of almost saturation fire, never failed to confound the experts.	Почти полная неуязвимость торпедоносцев на всех театрах военных действий - будь то Арктика, Средиземное море или Тихий океан, высокий процент успешных атак, несмотря на почти сплошную стену огня, постоянно ставили в тупик экспертов.

Tension, over-anxiety, fear-these were part of the trouble, at least: there are no half measures about a torpedo-bomber-you get him or he gets you.	Напряженность, взвинченность до предела, страх - вот что, самое малое, было тому причиной. Ведь, если атакует торпедоносец, то или ты его, или он тебя. Третьего не дано.
And there is nothing more nerve-racking-always, of course, with the outstanding exception of the screaming, near-vertical power-dive of the gull-winged Stuka dive-bomber-than to see a torpedo-bomber looming hugely, terrifyingly over the open sights of your gun and know that you have just five inexorable seconds to live... And with the Ulysses, of course, the continuous rolling of the cruiser in the heavy cross-sea made accuracy impossible.	Ничто так не действует на психику (за исключением, конечно, чайкокрылого "юнкерса", пикирующего почти отвесно), как зрелище приближающегося торпедоносца, наблюдаемого в прицел, когда он растет у тебя на глазах и ты знаешь, что жить тебе осталось каких-то пять секунд... А из-за сильной бортовой качки крейсера добиться точности зенитного огня было немыслимо.
These last two bombers came in together, wing-tip to wing-tip.	Два последних самолета летели крыло к крылу.
The plane nearer the bows dropped its torpedo less than two hundred yards away, pulled up in a maximum climbing turn to starboard, a fusillade of light cannon and machine-gun shells smashing into the upper works of the bridge: the torpedo hit the water obliquely, porpoised high into the air, then crashed back again nose first into a heavy wave, diving steeply into the sea: it passed under the Ulysses.	Тот, что находился под более острым курсовым углом, сбросив торпеду меньше чем в двухстах метрах от корабля, круто взмыл вверх и, поливая надстройки крейсера градом пуль и снарядов, отвалил вправо. Торпеда, косо ударившись о воду, срикошетировала, подпрыгнула высоко в воздух, затем, врезавшись носом в крупную волну, ушла вглубь, пройдя под днищем крейсера.
But seconds before that the last torpedo-bomber had made its attack-made its attack and failed and died.	Несколькими секундами раньше неудачную атаку провел последний торпедоносец.
It had come roaring in less than ten feet above the waves, had come straight on without releasing its torpedo, without gaining an inch in height, until the crosses on the upper sides of the wings could be clearly seen, until it was less than a hundred yards away.	Летя всего в трех метрах от поверхности воды, он вплотную приблизился к крейсеру, не выпустив торнеды и ни на дюйм не увеличивая высоту. Видны уже кресты на плоскостях, до крейсера не больше сотни метров.
Suddenly, desperately, the pilot had begun to climb: it was immediately obvious that the torpedo release mechanism had jammed, either through mechanical failure or icing in the intense cold: obviously, too, the pilot had intended to release the torpedo at the last minute, had banked on the sudden decrease of weight to lift him over the Ulysses.	В последнюю секунду пилот отчаянным усилием попытался набрать высоту. Но спусковой механизм, видно, заело - виною тому была не то какая-то механическая неполадка, не то обледенение. Очевидно, пилот намеревался сбросить торпеду в самую последнюю минуту, рассчитывая, что мгновенное уменьшение веса поможет машине круто взмыть вверх.
The nose of the bomber smashed squarely into the for'ard funnel, the starboard wing shearing off like cardboard as it scythed across the after leg of the tripod mast.	Нос торпедоносца с размаху врезался в переднюю трубу крейсера, а правое крыло, ударившись о треногу мачты, отлетело словно картонное.
There was an instantaneous, blinding sheet of gasoline flame, but neither smoke nor explosion.	Взвилось ослепительное пламя, но ни дыма, ни взрыва не было.
A moment later the crumpled, shattered bomber, no longer a machine but a torn and flaming crucifix, plunged into the hissing sea a dozen yards away.	Мгновение спустя смятый, изувеченный самолет, из боевой машины превратившийся в пылающее распятие, с шипением упал в море в десятке метров от корабля.

The water had barely closed over it when a gigantic underwater explosion heeled the Ulysses far over to starboard, a vicious hammer-blow that flung men off their feet and shattered the lighting system on the port side of the cruiser.	Едва над ним сомкнулась вода, раздался страшной силы подводный взрыв. Оглушительный удар, похожий на удар гигантского молота, поваливший крейсер на правый борт, сбил с ног людей и вывел из строя систему освещения левого борта.
Commander Turner hoisted himself painfully to his feet, shook his head to clear it of the cordite fumes and the dazed confusion left by cannon shells exploding almost at arm's length.	Старший офицер "Улисса", едва не задохнувшийся от газов кордита, оглушенный разрывами авиационных снарядов, вонзавшихся в палубу мостика на расстоянии вытянутой руки, с мучительным трудом поднялся на ноги и встряхнул головой.
The shock of the detonating torpedo hadn't thrown him to the duckboards-he'd hurled himself there five seconds previously as the flaming guns of the other bomber had raked the bridge from point-blank range.	Но не ударной волной швырнуло его на палубу. Он сам успел упасть навзничь какими-нибудь пятью секундами раньше, завидев, что, изрыгая пламя, пушки другого торпедоносца в упор бьют по мостику.
His first thought was for Vallery.	Первая мысль Тэрнера была о Вэллери.
The Captain was lying on his side, crumpled strangely against the binnacle.	Он увидел его лежащим у нактоуза. Командир корабля лежал на боку, как-то странно скрючившись.
Dry-mouthed, cold with a sudden chill that was not of that Polar wind, Turner bent quickly, turned him gently over.	Во рту у Тэрнера пересохло. Внезапно похолодев, он поспешно нагнулся над Вэллери и осторожным движением повернул его на спину.
Vallery lay still, motionless, lifeless.	Вэллери лежал неподвижно, не подавая признаков жизни.
No sign of blood, no gaping wound-thank God for that!	Ни следов крови, ни зияющей раны видно не было. Слава Богу!
Turner peeled off a glove, thrust a hand below duffel coat and jacket, thought he detected a faint, a very faint beating of the heart.	Стянув с руки перчатку, Тэрнер сунул ладонь под полы канадки и тужурки. Ему показалось, что он ощутил слабое, едва заметное биение сердца.
Gently he lifted the head off the frozen slush, then looked up quickly.	Он осторожно приподнял голову командира, лежавшую на обледеневшей палубе, и взглянул вверх.
The Kapok Kid was standing above him.	Рядом стоял Капковый мальчик.
"Get Brooks up here, Pilot," he said swiftly. "It's urgent!"	- Вызовите Брукса, штурман, - нетерпеливо проговорил старший офицер. - Немедленно!
Unsteadily, the Kapok Kid crossed over the bridge.	Капковый мальчик нетвердой походкой двинулся к телефонам.
The communication rating was leaning over the gate, telephone in his hand.	Матрос-телефонист, навалившись на дверцу, сжимал в руке трубку.
"The Sick Bay, quickly!" the Kapok Kid ordered. "Tell the Surgeon Commander..." He stopped suddenly, guessed that the man was still too dazed to understand. "Here, give me that phone!"	- Лазарет, живо! - приказал штурман. - Пусть начальник мед службы... - Он внезапно замолк, сообразив, что матрос ещё не успел опомниться, чтобы понять, чего от него требуют. - Ну-ка, дай мне аппарат!

Impatiently, he stretched out his hand and grabbed the telephone, then stiffened in horror as the man slipped gradually backwards, extended arms trailing stiffly over the top of the gate until they disappeared.	Нетерпеливо протянув руку, Карпентер схватил головной телефон и оцепенел: матрос начал сползать, волоча безжизненно руки, и рухнул на палубу.
Carpenter opened the gate, stared down at the dead man at his feet: there was a hole the size of his gloved fist between the shoulder-blades.	Отворив дверцу, Карпентер широко раскрытыми глазами глядел на убитого, лежавшего у его ног. Между лопаток у комендора зияла дыра величиной с кулак.
He lay alongside the Asdic cabinet, a cabinet, the Kapok Kid now saw for the first time, riddled and shattered with machine-gun bullets and shells.	Убитый лежал возле акустической рубки, которая, как лишь сейчас заметил Капковый мальчик, была насквозь изрешечена пулями и пушечными снарядами.
His first thought was the numbing appreciation that the set must be smashed beyond recovery, that their last defence against the U-boats was gone.	Штурман похолодел: выходит, аппаратура выведена из строя, крейсер лишен последнего средства защиты от подводных лодок.
Hard on the heels of that came the sickening realisation that there had been an Asdic operator inside there... His eyes wandered away, caught sight of Chrysler rising to his feet by the torpedo control.	В следующее мгновение Карпентер с ужасом подумал о том, что в рубке, верно, находился акустик... Блуждающий взгляд его остановился на Крайслере, поднимавшемся на ноги у пульта управления торпедной стрельбой.
He, too, was staring at the Asdic cabinet, his face drained of expression.	Тот тоже впился невидящим взором в акустическую рубку.
Before the Kapok Kid could speak, Chrysler lurched forward, fists battering frantically, blindly at the jammed door of the cabinet.	Не успел штурман и слова сказать, как сигнальщик бросился вперед и в отчаянии начал колотить по заклинившейся двери рубки.
Like a man in a dream, the Kapok Kid heard him sobbing....	Штурману показалось, будто ему слышны рыдания.
And then he remembered. The Asdic operator-his name was Chrysler too.	И тут он всдомнил: фамилия акустика тоже была Крайслер.
Sick to his heart, the Kapok Kid lifted the phone again....	С тяжелым сердцем Капковый мальчик снова взялся за трубку...
Turner pillowed the Captain's head, moved across to the starboard corner of the compass platform.	Тэрнер положил голову командира поудобнее, потом подошел к правому углу пеленгаторного мостика.
Bentley, quiet, unobtrusive as always, was sitting on the deck, his back wedged between two pipes, his head pillowed peacefully on his chest.	Бентли - всегда спокойный, неназойливый старшина сигнальщиков - сидел на палубе. Спина его оказалась стиснутой трубами паропровода. Голова опущена.
His hand under Bentley's chin, Turner gazed down into the sightless eyes, the only recognisable feature of what had once been a human face.	Приподняв ему подбородок, Тэрнер увидел незрячие глаза унтер-офицера - единственное, что сохранилось от лица, превратившегося в кровавое месиво.
Turner swore in savage quiet, tried to prise the dead fingers locked round the hand-grip of the Aldis, then gave up.	Негромко, яростно выбранившись, Тэрнер попытался оторвать мертвые пальцы от рукоятки сигнального фонаря, потом оставил мертвеца в покое.
The barred beam shone eerily across the darkening bridge.	Узкий луч прожектора освещал загадочным светом мостик, над которым сгущался мрак.

Methodically, Turner searched the bridge-deck for further casualties.	Старший офицер принялся внимательно осматривать мостик, устанавливая потери.
He found three others and it was no consolation at all that they must have died unknowing.	Он обнаружил ещё троих убитых. То, что они умерли мгновенно, без муки, было не слишком утешительно.
Five dead men for a three-second burst-a very fair return, he thought bitterly.	"Пять убитых - неплохой результат атаки, длившейся всего три секунды", - подумал с горечью Тэрнер.
Standing on the after ladder, his face stilled in unbelief as he realised that he was staring down into the heart of the shattered for'ard funnel.	Лицо его окаменело: поднявшись по кормовому трапу, он вдруг понял, что зияющая перед ним дыра - это все, что осталось от передней дымовой трубы.
More he could not see: the boat deck was already blurred into featureless anonymity in the dying glare of the last of the flares.	Больше он ничего не смог разглядеть: в мертвенном свете угасающей осветительной бомбы шлюпочная палуба превращалась в темное расплывчатое пятно.
He swung on his heel, returned to the compass platform.	Круто повернувшись на каблуках, он двинулся назад к компасной площадке.
At least, he thought grimly, there was no difficulty in seeing the Stirling.	Теперь хоть "Стерлинг" можно разглядеть без труда, подумал он мрачно.
What was it that he had said-said less than ten minutes ago?	Да, что он сказал каких-то десять минут назад?
"I wish they'd have a go at the Stirling once in a while."	"Пусть бы разок колупнули "Стерлинг"!"
Something like that.	Или что-то вроде того.
His mouth twisted.	Губы у него передернулись.
They'd had a go, all right.	Вот его и колупнули. И ещё как!
The Stirling, a mile ahead, was slewing away to starboard, to the south-east, her for'ard superstructure enveloped in a writhing cocoon of white flame.	"Стерлинг", находившийся в миле по носу от "Улисса", катился круто вправо, на зюйд-ост. Над полубаком бешено плясали языки пламени.
He stared through his night glasses, tried to assess the damage; but a solid wall of flame masked the superstructure, from the fo'c'sle deck clear abaft the bridge.	Тэрнер прильнул к окулярам ночного бинокля, пытаясь определить объем повреждений, но от носовой палубы до задней стороны мостика корабль был закрыт плотной стеной огня.
He could see nothing there, just nothing-but he could see, even in that heavy swell, that the Stirling was listing to starboard.	Разглядеть что-либо было невозможно, однако, несмотря на крупную волну, старпом заметил, что "Стерлинг" накренился на правый борт.
It was learned later that the Stirling had been struck twice: she had been torpedoed in the for'ard boiler-room, and seconds later a bomber had crashed into the side of her bridge, her torpedo still slung beneath the belly of her fuselage: almost certainly, in the light of the similar occurrence on the Ulysses, severe icing had jammed the release mechanism.	Впоследствии выяснилось, что "Стерлинг" получил два попадания. Сначала в носовое котельное отделение ударила торпеда, а спустя несколько секунд в крыло мостика врезался торпедоносец с подвешенной под фюзеляжем торпедой. Почти наверняка с ним произошло то же, что и с самолетом, атаковавшим "Улисс": из-за сильного холода заело механизм сбрасывания торпеды.

Death must have been instantaneous for every man on the bridge and the decks below; among the dead were Captain Jeffries, the First Lieutenant and the Navigator.	Для тех, кто находился на мостике и на нижних палубах, смерть, видно, наступила мгновенно. В числе убитых были Джефферис, командир крейсера, первый офицер и штурман.
The last bomber was hardly lost in the darkness when Carrington replaced the poop phone, turned to Hartley.	Последний торпедоносец исчез в темноте. Повесив трубку, Кэррингтон повернулся к Хартли.
"Think you can manage now, Chief?	- Как вы думаете, главный, один управитесь?
I'm wanted on the bridge."	Меня вызывают на мостик.
"I think so, sir." Hartley, blackened and stained with smoke and extinguisher foam, passed his sleeve wearily across his face. "The worst is over... Where's Lieutenant Carslake?	- Пожалуй, справлюсь, сэр. - Испачканный копотью, в пятнах пены от огнетушителей, Хартли устало провел рукавом по лицу. - Самое худшее позади... Где лейтенант Карслейк?
Shouldn't he------?"	Разве не он...
"Forget him," Carrington interrupted brusquely. "I don't know where he is, nor do I care.	- Бог с ним, - резко проговорил Кэррингтон. - Я не знаю, где он, и знать не хочу.
There's no need for us to beat about the bush, Chief we're better without him.	Что греха таить, мы превосходно обошлись без него.
If he returns, you're still in charge.	Если он и появится, все равно возглавлять аварийную группу будете вы.
Look after things."	Приступайте.
He turned away, walked quickly for'ard along the port alley. On the packed snow and ice, the pad of his rubber seaboots was completely soundless.	Повернувшись, он быстро зашагал по проходу левого борта, неслышно ступая резиновыми подошвами сапог по смерзшемуся снегу и льду.
He was passing the shattered canteen when he saw a tall, shadowy figure standing in the gap between the snow covered lip of the outer torpedo tube and the end stanchion of the guard rails, trying to open a jammed extinguisher valve by striking it against the stanchion.	Проходя мимо разбитой корабельной лавки, он увидел высокую темную фигуру, стоявшую в проходе между засыпанной снегом крайней трубой торпедного аппарата и стойкой леерного ограждения. Ударяя краном огнетушителя о стойку, моряк пытался открыть его.
A second later, he saw another blurred form detach itself stealthily from the shadows, creep up stealthily behind the man with the extinguisher, a heavy bludgeon of wood or metal held high above his head.	Секунду спустя Кэррингтон заметил, как из мрака возникла ещё чья-то фигура и стала подкрадываться сзади к человеку с огнетушителем, подняв над головой не то дубинку, не то лом.
"Look out!" Carrington shouted. "Behind you!"	- Полундра! - крикнул Кэррингтон.
It was all over in two seconds, the sudden, flailing rush of the attacker, the crash as the victim, lightning fast in his reactions, dropped his extinguisher and fell crouched to his knees, the thin piercing scream of anger and terror as the attacker catapulted over the stooping body and through the gap between tubes and rails, the splash and then the silence.	Спустя две секунды все было кончено. Бросок нападающего, грохот огнетушителя, выпавшего из рук моряка, стоявшего у борта: мгновенно оценив обстановку, тот упал навзничь; пронзительный вопль гнева и ужаса, вырвавшийся у нападающего: перелетев через согнутую спину своей жертвы, он пролетел между торпедным аппаратом и леерным ограждением. Послышался всплеск, затем наступила тишина.
Carrington ran up to the man on the deck, helped him to his feet.	Подбежав к моряку, лежавшему на палубе, Кэррингтон помог ему встать на ноги.

The last flare had not yet died, and it was still light enough for him to see who it was Ralston, the L.T.O.	В свете догорающей "люстры" он увидел, что это Ральстон, старший торпедный электрик.
Carrington gripped his arms, looked at him anxiously.	Схватив его за руки, Кэррингтон озабоченно спросил:
"Are you all right?	- Как себя чувствуете?
Did he get you?	Он вас ударил?
Good God, who on earth------?"	Господи Боже, кто бы это мог быть?
"Thank you, sir." Ralston was breathing quickly, but his face was almost expressionless again. "That was too close I Thank you very much, sir."	- Благодарю вас, сэр. - Ральстон часто дышал, но на лице его было почти невозмутимое выражение.- Еще бы немного, и мне конец. Очень вам благодарен, сэр.
"But who on earth------?" Carrington repeated inwonder.	- Кто бы это мог быть? - изумленно повторил Кэррингтон.
"Never saw him, sir." Ralston was grim. "But I know who it was-Sub-Lieutenant Carslake.	- Я его не видел, сэр, - угрюмо произнес Ральстон.- Но знаю, кто это. Младший лейтенант Карслейк.
He's been following me around all night, never let me out of his sight, not once.	Он всю ночь бродил за мной, глаз с меня не спускал.
Now I know why."	Теперь я понял почему.
It took much to disturb the First Lieutenant's iron equanimity, but now he shook his head in slow disbelief.	Обычно невозмутимый и бесстрастный, первый офицер не скрыл своего изумления. Он удрученно покачал головой.
"I knew there was bad blood!" he murmured. "But that it should come to this!	-Я знал, что он вас не очень-то жаловал! -проговорил он. - Но дойти до такого!
What the Captain will say to this I just------"	Не представляю даже, как и доложить о случившемся командиру...
"Why tell him?" Ralston said indifferently. "Why tell anyone?	- А зачем докладывать? - безучастно отозвался Ральстон. - Стоит ли вообще рассказывать об этом кому бы то ни было?
Perhaps Carslake had relations.	Может быть, у него есть родные?
What good will it do to hurt them, to hurt anyone.	К чему огорчать их, причинять неприятности?
Let anyone think what they like." He laughed shortly. "Let them think he died a hero's death fire-fighting, fell over the side, anything." He looked down into the dark, rushing water, then shivered suddenly. '	Пусть всякий думает, что ему заблагорассудится, -с нервным смешком продолжал моряк. - Пусть считают, что он умер геройской смертью, сражаясь с огнем, упал за борт или что-то вроде этого. - Торпедист посмотрел на темную воду, проносившуюся за бортом, и невольно поежился. - Оставьте его в покое, сэр. Он свое получил.
For a long second Carrington, too, stared down over the side, looked back at the tall boy before him.	Перегнувшись через леерное ограждение, Кэррингтон тоже поглядел за борт, потом отвернулся и посмотрел на стоявшего перед ним высокого юношу.
Then he clapped his arm, nodded slowly and turned away.	Хлопнув его по рукаву, он медленно кивнул головой и пошел прочь.

Turner heard the clanging of the gate, lowered the binoculars to find Carrington standing by his side, gazing wordlessly at the burning cruiser.	Услышав стук дверцы, Тэрнер опустил бинокль и увидел рядом с собой Кэррингтона, который молча смотрел на горящий крейсер.
Just then Vallery moaned softly, and Carrington looked down quickly at the prone figure at his feet.	В эту минуту послышался слабый стон Вэллери, и Кэррингтон поспешно наклонился к фигуре, лежавшей ничком у его ног,
"My God!	- Боже мой!
The Old Man!	Наш Старик!
Is he hurt badly, sir?"	Он тяжело ранен, сэр?
"I don't know, Number One.	- Не знаю, каплей.
If not, it's a bloody miracle," he added bitterly.	Если это не так, то свершилось чудо, черт побери! - прибавил он с горечью.
He stooped down, raised the dazed Captain to a sitting position.	Нагнувшись, приподнял контуженного с палубы и прислонил спиной к нактоузу.
"Are you all right, sir?" he asked anxiously. "Do you? have you been hit?"	- Что с вами, сэр? - участливо спросил старший офицер. - Вы ранены?
Vallery shuddered in a long, exhausting paroxysm of coughing, then shook his head feebly.	Вэллери зашелся в кашле - долгом, мучительном. Потом едва заметно покачал головой.
"I'm all right," he whispered weakly.	- Я цел, - чуть слышно прошептал он, попытавшись улыбнуться.
He tried to grin, a pitiful, ghastly travesty of a smile in the reflected light from the burning Aldis. "I dived for the deck, but I think the binnacle got in my way." He rubbed his forehead, already bruised and discoloured. "How's the ship, Commander?"	При свете прожектора было видно, что улыбка получилась жалкой и жуткой. - Упал на палубу, но при этом, по-видимому, ударился о нактоуз. -Он потер лоб, покрытый синяками и ссадинами. -Что с кораблем, старпом?
"To hell with the ship!" Turner said roughly.	- К черту корабль! - грубо оборвал его Тэрнер.
He passed an arm round Vallery, raised him carefully to his feet.	Обхватив командира за пояс, он осторожно поставил его на ноги.
"How are things aft, Number One?"	- Как дела на юте, каплей?
"Under control.	- Идут на лад.
Still burning, but under control.	Пожар ликвидируется.
I left Hartley in charge." He made no mention of Carslake.	За главного я оставил Хартли. - О Карслейке первый лейтенант ни словом не обмолвился.
"Good!	- Хорошо.
Take over.	Примите командование кораблем.
Radio Stirling, Sirrus, see how they are.	Свяжитесь по радио со "Стерлингом" и "Сиррусом", выясните, что с ними.
Come on, sir.	Пойдемте, сэр.
Shelter for you!"	Сюда, в командирскую рубку.
Vallery protested feebly, a token protest only, for he was too weak to stand.	Вэллери слабо запротестовал, но это было просто символическим жестом: он слишком ослаб, чтобы стоять на ногах.

He checked involuntarily as he saw the snow falling whitely through the barred beam of the Aldis, slowly followed the beam back to its source.	Каперанг невольно осекся, увидев, как белеет снег, озаряемый узкой неподвижной полоской света. Взгляд его скользнул к источнику этого света.
"Bentley?" he whispered. "Don't tell me..." He barely caught the Commander's wordless nod, turned heavily away.	-Бентли? - прошептал он. - Неужели он... -Старпом молча кивнул, и Вэллери с усилием отвернулся.
They passed by the dead man stretched outside the gate, then stopped at the Asdic cabinet.	Они прошли мимо убитого телефониста, лежавшего за дверцей мостика, и остановились у гидроакустической рубки.
A sobbing figure was crouched into the angle between the shelter and the jammed and shattered door of the hut, head pillowed on the forearm resting high against the door.	Забившись между командирской рубкой и перекосившейся, изуродованной дверью рубки гидроакустика, закрыв лицо рукавом, кто-то рыдал.
Vallery laid a hand on the shaking shoulder, peered into the averted face.	Вэллери положил руку на сотрясаемое рыданиями плечо, заглянул в лицо плачущему.
"What is it?	- В чем дело?
Oh, it's you, boy." The white face had been lifted towards him. "What's the matter, Chrysler?"	Ах, это ты, дружок, - произнес он, увидев обращенное к нему белое лицо. - Что случилось, Крайслер?
"The door, sir!" Chrysler's voice was muffled, quivering. "The door, I can't open it."	- Дверь, сэр! - Дрожащий голос Крайслера звучал глухо. - Мне её никак не открыть.
For the first time, Vallery looked at the cabinet, at the gashed and torn metal.	Лишь сейчас Вэллери увидел, во что превратилась акустическая рубка.
His mind was still dazed, exhausted, and it was almost by a process of association that he suddenly, horrifyingly thought of the gashed and mangled operator that must lie behind that locked door.	Ум его был все ещё в оцепенении, и внезапная, страшная мысль о том, во что превратился оператор, была, пожалуй, лишь следствием ассоциации.
"Yes," he said quietly. "The door's buckled... There's nothing anyone can do, Chrysler." He looked more closely at the grief dulled eyes. "Come on, my boy, there's no need-----"	- Да, - произнес он спокойно. - Дверь заклинило... Ничего нельзя сделать, Крайслер. - Он вгляделся в глаза юноши, наполненные тоской. - Полно, мой мальчик, к чему зря убиваться?..
"My brother's in there, sir." The words, the hopeless despair, struck Vallery like a blow. Dear God!	- Там мой брат, сэр. - Безысходное отчаяние этих слов словно хлыстом ударило Вэллери, Господи Боже!
He had forgotten... Of course Leading Asdic Operator Chrysler... He stared down at the dead man at his feet, already covered with a thin layer of snow.	Он совсем забыл... Ну конечно же, Крайслер, старший акустик... Он уставился на убитого, лежавшего у его ног, уже запорошенного снегом.
"Have that Aldis unplugged, Commander, will you?" he asked absently. "And Chrysler?"	- Пусть отключат прожектор, старпом, - произнес он рассеянно. - Крайслер!
"Yes, sir." A flat monotone.	- Да, сэр, - безжизненным голосом ответил юноша.
"Go below and bring up some coffee, please."	- Спуститесь вниз, принесите, пожалуйста, кофе.
"Coffee, sir!" He was bewildered, uncomprehending. "Coffee!	- Кофе, сэр? - Бедняга был ошеломлен и растерян.- Кофе!
But, but-my-my brother------"	Но ведь... ведь мой брат...

"I know," Vallery said gently. "I know.	- Я знаю, - мягко ответил Вэллери. - Знаю.
Bring some coffee, will you?"	Прошу вас, сходите за кофе.
Chrysler stumbled off.	Крайслер, спотыкаясь, пошел к трапу.
When the shelter door closed behind them, clicking on the light, Vallery turned to the Commander.	Когда дверь командирской рубки затворилась за ним, Вэллери щелкнул выключателем и повернулся к старпому.
"Cue for moralising on the glories of war," he murmured quietly. "Dulce et decorum, and the proud privilege of being the sons of Nelson and Drake.	- Вот и толкуй тут о славной смерти в бою, -проговорил он спокойно. - Dulce el decorum ... Вот тебе и гордые потомки Нельсона и Дрейка.
It's not twenty-four hours since Ralston watched his father die... And now this boy.	С той поры, как на глазах у Ральстона погиб его отец, не прошло и суток... А теперь этот мальчик.
Perhaps------"	Стоит, пожалуй...
"I'll take care of things," Turner nodded.	- Я обо всем позабочусь. - Тэрнер понял командира с полуслова.
He hadn't yet forgiven himself for what he had said and done to Ralston last night, in spite of Ralston's quick friendliness, the ready acceptance of his apologies.	Он до сих пор не мог простить себе то, как он обошелся с Ральстоном накануне, хотя юноша готовно принял его извинение, да и потом выказывал знаки своего расположения.
"I'll keep him busy out of the way till we open up the cabinet.... Sit down, sir.	- Отвлеку как-нибудь Крайслера, чтобы не видел, как открываем рубку... Садитесь, сэр.
Have a swig of this." He smiled faintly. "Friend Williams having betrayed my guilty secret.... Hallo!	Хлебните-ка отсюда. - Он слабо улыбнулся. - Все равно наш друг Уильямс выдал мою тайну... Эге!
Company."	Нашего полку прибыло.
The light clicked off and a burly figure bulked momentarily against the grey oblong of the doorway.	Свет погас, и на тусклом фоне открытой двери появилась грузная фигура, заполнившая собой весь проем.
The door shut, and Brooks stood blinking in the sudden light, red of face and gasping for breath.	Дверь захлопнулась, и оба увидели Брукса, зажмурившегося от внезапно вспыхнувшей лампочки. Он раскраснелся и тяжело дышал.
His eyes focused on the bottle in Turner's hand.	Глаза его впились в бутылку, которую держал в руках Тэрнер.
"Ha!" he said at length. "Having a bottle party, are we?	- Ага! - проговорил он наконец. - Играем в бутылочки, не так ли?
All contributions gratefully received, I have no doubt."	Посуда, несомненно, принимается любая.
He opened his case on a convenient table, was rummaging inside when someone rapped sharply on the door.	Найдя место поудобнее, он поставил свой саквояж и начал в нем рыться. В эту минуту кто-то резко постучал.
"Come in," Vallery called.	- Войдите, - произнес Вэллери.
A signalman entered, handed a note to Vallery.	Вошел сигнальщик и протянул депешу.
"From London, sir.	- Из Лондона, сэр.

Chief says there may be some reply."	Старшой говорит, что вы, может быть, захотите ответить.
"Thank you.	- Благодарю.
I'll phone down."	Я позвоню вниз.
The door opened and closed again.	Дверь распахнулась и снова закрылась.
Vallery looked up at an empty handed Turner.	Вэллери взглянул на Тэрнера: руки его были уже пусты.
"Thanks for removing the guilty evidence so quickly," he smiled.	- Спасибо, что так быстро убрали следы преступления, - улыбнулся он.
Then he shook his head. "My eyes, they don't seem so good.	Потом покачал головой. - Глаза... У меня что-то неладно с глазами.
Perhaps you would read the signal, Commander?"	Не прочтете ли вы радиограмму, старпом?
"And perhaps you would like some decent medicine," Brooks boomed, "instead of that filthy muck of Turner's." He fished in his bag, produced a bottle of amber liquid. "With all the resources of modern medicine, well, practically all, anyway, at my disposal, I can find nothing to equal this."	- А вы тем временем примите приличное лекарство, - прогудел Брукс, - вместо этой дряни, которой потчует старший офицер. - Порывшись в саквояже, он извлек оттуда бутылку с янтарной жидкостью. - При всех достижениях современной медицины - вернее сказать, из всех медицинских средств, какими я располагаю, - ничего лучше этого я не смог сыскать.
"Have you told Nicholls?" Vallery was stretched out on the settee now, eyes closed, the shadow of a smile on his bloodless lips.	- Вы сказали об этом Николлсу? - Вэллери лежал теперь, закрыв глаза, на кушетке. На бескровных губах его играла бледная улыбка.
"Well, no," Brooks confessed. "But plenty of time.	- Да нет, - признался Брукс. - Еще успеется.
Have some?"	Выпейте!
"Thanks.	- Спасибо.
Let's have the good news, Turner."	Ну, выкладывайте добрые вести, Тэрнер.
"Good news!" The sudden deadly quiet of the Commander's voice fell chilly over the waiting men. "No, sir, it's not good news.	- Добрые вести, говорите? - внезапное спокойствие в голосе Тэрнера ледяной глыбой придавило ожидавших ответа людей. - Нет, сэр, вести вовсе не добрые.
"'Rear-Admiral Vallery, Commanding 14 A.C.S., FR77.' "The voice was drained of all tone and expression. "'Tirpitz, escorting cruisers, destroyers, reported moving out Alta Fjord sunset.	"Контр-адмиралу Вэллери, командующему 14-й эскадрой авианосцев и конвоем Эф-Ар-77. -Тэрнер читал монотонно и бесстрастно. -Согласно донесениям, "Тирпиц" с эскортом крейсеров и эскадренных миноносцев с заходом солнца вышел из Альта-Фьорда.
Intense activity Alta Fjord airfield.	Значительная активность на аэродроме Альта-Фьорда.
Fear sortie under air cover.	Остерегайтесь нападения надводных кораблей под прикрытием авиации.
All measures avoid useless sacrifice Merchant, Naval ships.	Примите все меры к тому, чтобы не допустить потерь среди кораблей и транспортов конвоя.

D.N.O., London.'" With deliberate care Turner folded the paper, laid it on the table.	Начальник штаба флота. Лондон". Тэрнер подчеркнуто старательно сложил листок и положил его на стол.
"Isn't that just wonderful," he murmured. "Whatever next?"	- Великолепно, не правда ли? - проронил он. -Что-то они там ещё выкинут?
Vallery was sitting bolt upright on the settee, blind to the blood trickling down crookedly from one corner of his mouth.	Вэллери приподнялся на кушетке, не замечая крови, которая извилистой струйкой сбегала у него из уголка рта.
His face was calm, unworried.	Лицо его, было спокойно и неподвижно.
"I think I'll have that glass, now, Brooks, if you don't mind," he said quietly.	- Пожалуй, я теперь выпью этот стакан, Брукс, если не возражаете, - сказал он без всякого волнения. -
The Tirpitz.	"Тирпиц".
The Tirpitz. He shook his head tiredly, like a man in a dream.	"Тирпиц". - Он устало, словно во сне, помотал головой.
The Tirpitz the name that no man mentioned without a far off echo of awe and fear, the name that had completely dominated North Atlantic naval strategy during the past two years.	"Тирпиц" - название этого линкора каждый произносил с каким-то тайным трепетом и страхом - слово, которое в течение последних лет целиком владело умами стратегов, разрабатывавших операции в Северной Атлантике.
Moving out at last, an armoured Colossus, sister ship to that other Titan that had destroyed the Hood with one single, savage blow, the Hood, the darling of the Royal Navy, the most powerful ship in the world, or so men had thought.	Наконец-то он выходит из базы, этот бронированный колосс, родной брат линкора, одним свирепым ударом поразившего насмерть крейсер "Худ", который был любимцем всего британского флота и считался самым мощным кораблем в мире.
What chance had their tiny cockle-shell cruiser...	Разве устоял бы против него их крохотный крейсер с броней не крепче ореховой скорлупки?..
Again he shook his head, angrily this time, forced himself to think of the present.	Он снова покачал головой - на этот раз сердито - и заставил себя вернуться к насущным нуждам.
"Well, gentlemen, I suppose time bringeth all things, even the Tirpitz.	- Что ж, господа, время всякой вещи под небом. И "Тирпиц" - одна из них.
It had to come some day.	Когда-нибудь это должно было случиться.
Just our ill luck the bait was too close, too tempting."	Нам не повезло. Приманка была слишком близка, слишком аппетитна.
"My young colleague is going to be just delighted," Brooks said grimly.	- Мой юный коллега будет вне себя от восторга, -мрачно проговорил Брукс.
"A real battleship at long, long last."	- Наконец-то увидит настоящий линейный корабль.
"Sunset," Turner mused. "Sunset.	- Вышел с заходом солнца, - вслух размышлял Тэрнер. - С заходом.
My God!" he said sharply, "even allowing for negotiating the fjord they'll be on us in four hours on this course!"	Господи Боже! - воскликнул он. - Даже если учесть, что ему придется пройти весь фьорд, он настигнет нас через четыре часа.

"Exactly," Vallery nodded. "And it's no good running north.	- Вот именно, - кивнул Вэллери. - Уходить на север тоже нет смысла.
They'd overtake us before we're within a hundred miles of them."	Нас догонят, прежде чем мы приблизимся хотя бы на сотню миль к нашим.
"Them?	- К нашим?
Our big boys up north?" Turner scoffed. "I hate to sound like a gramophone record, but you'll recall myearlier statement about them too-----, late as usual!"He paused, swore again. "I hope that old bastard Starr's satisfied at last!" he finished bitterly.	К нашим большим парням, что идут к нам на выручку? - презрительно фыркнул Тэрнер. - Мне не хочется изображать из себя заезженную грампластинку, но я снова повторю, что они появятся к шапочному разбору, мать их в душу! -Помолчав, он снова выругался. - Надеюсь, теперь этот старый подонок будет доволен!
"Why all the gloom?" Vallery looked up quizzically, went on softly. "We can still be back, safe and sound in Scapa in forty-eight hours.	- К чему такой пессимизм? - вопросительно поднял глаза Вэллери. Затем негромко прибавил:- У нас есть ещё возможность через какие-то двое суток живыми и невредимыми вернуться в Скапа-Флоу.
'Avoid useless sacrifice Merchant, Naval ships,' he said.	Ведь в шифровке ясно сказано: "Избегайте напрасных потерь".
The Ulysses is probably the fastest ship in the world today.	А "Улисс" - один из самых быстроходных кораблей в мире.
It's simple, gentlemen."	Все очень просто, господа.
"No, no!" Brooks moaned. "Too much of an anti-climax.	- Ну, нет! - простонал Брукс. - После такого нервного напряжения внезапная разрядка будет убийственной.
I couldn't stand it!"	Я этого не выдержу.
"Do another PQ17?" [3] Turner smiled, but the smile never touched his eyes. "The Royal Navy could never stand it: Captain, Rear-Admiral Vallery would never permit it; and speaking for myself and, I'm fairly certain, this bunch of cut-throat mutineers of ours, well, I don't think we'd ever sleep so sound o' nights again."	- Полагаете, что повторяется история с конвоем Пи-Кью-17 ? - улыбнулся Тэрнер, но улыбка не коснулась его глаз. - Британский королевский флот не вынесет такого позора. Каперанг... контр-адмирал Вэллери никогда этого не допустит. Что касается меня и нашей банды головорезов и бунтарей, то ручаюсь, никто из нас не смог бы спать спокойно, совершив подобную подлость.
"Gad!" Brooks murmured. "The man's a poet!"	- Черт подери! - пробормотал Брукс. - Да это же настоящий поэт!
"You're right, Turner." Vallery drained his glass, lay back exhausted. "We don't seem to have much option... What if we receive orders for a-ah-high-speed withdrawal?"	- Вы правы, старпом. - Вэллери опустошил стакан и в изнеможении откинулся назад. - Однако выбор у вас не очень велик... Но что вы скажете, если мы получим приказ... э-э-э... срочно отходить?
"You can't read," Turner said bluntly. "Remember, you just said your eyes are going back on you."	- Вы не смогли прочесть этот приказ, - отрезал Тэрнер. - Помните, вы как-то говорили, что у вас глаза пошаливают?
"'Souls that have toiled and wrought and fought With me,'" Vallery quoted softly. "Thank you, gentlemen.	- "Друзья любезные в бою со мной плечом к плечу стояли..." - продекламировал вполголоса Вэллери.- Благодарю вас, господа.

You make things very easy for me."	Вы облегчаете мою задачу.
He propped himself on an elbow, his mind made up.	Вэллери приподнялся, упершись локтем: решение у него уже созрело.
He smiled at Turner, and his face was almost boyish again.	Он улыбнулся Тэрнеру, и лицо его снова стало почти мальчишеским.
"Inform all merchant ships, all escorts.	- Сигнал всем судам конвоя и кораблям эскорта:
Tell them to break north."	"Прорываться на север".
Turner stared at him.	Тэрнер изумленно уставился на командира.
"North?	- На север?
Did you say' north'?"	Вы сказали "на север"?
But the Admiralty-----"	Но ведь приказ адмиралтейства...
"North, I said," Vallery repeated quietly. "The Admiralty can do what they like about it.	- Я сказал: на север, - невозмутимо повторил Вэл-лери. - Мне безразлично, как отнесется к этому адмиралтейство.
We've played along long enough.	Мы и так достаточно долго шли у него на поводу.
We've sprung the trap.	Мы захлопнули капкан.
What more can they want?	Что ему ещё надо?
This way there's a chance, an almost hopeless chance, perhaps, but a fighting chance.	Если повернуть на север, у конвоя остаются шансы уцелеть - шансы, возможно, ничтожные, но можно будет хоть постоять за себя.
To go east is suicide." He smiled again, almost dreamily. "The end is not all important," he said softly. "I don't think I'll have to answer for this.	Продолжать двигаться на восток - самоубийство. -Он снова улыбнулся, почти мечтательно. - Чем дело кончится - неважно, - произнес он негромко. - Думаю, мне не придется краснеть за свое решение.
Not now, not ever."	Ни теперь, ни потом.
Turner grinned at him, his face lit up.	Тэрнер просиял.
"North, you said."	- Есть приказать повернуть на север, адмирал.
"Inform C.-in-C.," Vallery went on. "Ask Pilot for an interception course.	- Сообщите о решении командующему, -продолжал Вэллери. - Запросите у флагманского штурмана курс сближения с конвоем.
Tell the convoy we'll tag along behind, give 'em as much cover as we can, as long as we can...	Передайте конвою, что мы будем следовать за ним, прикрывая отход судов.
As long as we can.	Как долго мы сумеем продержаться, другой вопрос.
Let us not delude ourselves.	Не будем обманывать себя.
1,000 to 1 at the outside... Nothing else we can do, Commander?"	Уцелеть у нас один шанс из тысячи... Что нам ещё остается сделать, старпом?
"Pray," Turner said succinctly.	- Помолиться, - лаконично ответил Тэрнер.
"And sleep," Brooks added. "Why don't you have half an hour, sir?"	- И поспать, - прибавил Брукс. - В самом деле, почему бы вам не поспать с полчаса, сэр?

"Sleep!" Vallery seemed genuinely amused. "We'll have all the time in the world to sleep, just by and by."	- Поспать? - искренне развеселился Вэллери. -Нам и без того вскоре представится такая возможность. Для сна у нас целая вечность.
"You have a point," Brooks conceded. "You are very possibly right."	- В ваших словах есть смысл, - согласился Брукс. -Вполне возможно, что вы правы.
CHAPTER FIFTEEN	Глава 15
SATURDAY EVENING II	В СУББОТУ вечером
MESSAGES WERE pouring in to the bridge now, messages from the merchant ships, messages of dismayed unbelief asking for confirmation of the Tirpitz breakout: from the Stirling, replying that the superstructure fire was now under control and that the engine room watertight bulkheads were holding; and one from Orr of the Sirrus, saying that his ship was making water to the capacity of the pumps, he had been in heavy collision with the sinking merchantman, that they had taken off forty-four survivors, that the Sirrus had already done her share and couldn't she go home?	Одна за другой поступали на мостик депеши. С транспортов поступали тревожные, озабоченные запросы, просьбы подтвердить сообщение о выходе "Тирпица" в море. "Стерлинг" докладывал о том, что борьба с пожаром в надстройке идет успешно, что водонепроницаемые переборки в машинном отделении держатся. Орр, командир "Сирруса", сообщал, что эсминец имеет течь, но водоотливные помпы справляются (корабль столкнулся с тонущим транспортом), что с транспорта снято сорок четыре человека, что "Сиррус" сделал все, что полагается, и нельзя ли ему идти домой.
The signal had arrived after the Sirrus's receipt of the bad news.	Донесение это поступило после того, как на "Сиррусе" получили дурные вести.
Turner grinned to himself: no inducement on earth, he knew, could have persuaded Orr to leave now.	Тэрнер усмехнулся про себя: он знал, что теперь ничто на свете не заставит Орра оставить конвой.
The messages kept pouring in, by visual signal or W.T.	Донесения продолжали поступать. Они передавались с помощью сигнальных фонарей и по радио.
There was no point in maintaining radio silence to outwit enemy monitor positions; the enemy knew Where they were to a mile.	Не было никакого смысла сохранять радиомолчание, чтобы затруднить работу вражеских станций радиоперехвата: местонахождение конвоя было известно противнику с точностью до мили.
Nor was there any need to prohibit light signalling, not with the Stirling still burning furiously enough to illuminate the sea for a mile around.	Не было нужды запрещать и визуальную связь, поскольку "Стерлинг" все ещё пылал, освещая море на милю вокруг.
And so the messages kept on coming-messages of fear and dismay and anxiety.	Поэтому донесения все поступали и поступали -донесения, полные страха, уныния и тревоги.
But, for Turner, the most disquieting message came neither by lamp nor by radio.	Но наиболее тревожная для Тэрнера весть была передана не сигнальным прожектором и не по радио.
Fully quarter of an hour had elapsed since the end of the attack and the Ulysses was rearing and pitching through the head seas on her new course of 350intense cold.	После налета торпедоносцев прошла добрая четверть часа. "Улисс", шедший теперь курсом 350 градусов, то вставал на дыбы, то зарывался носом во встречные волны.

And in spite of that cold, he was hatless, coatless, clad only in a pair of thin dungarees. He was shivering violently, shivering from excitement and not because of the icy wind-he was oblivious to such things.	Неожиданно дверца, ведущая на мостик, с треском распахнулась, и какой-то человек, тяжело дыша и спотыкаясь, подошел к компасной площадке. Тэрнер, к этому времени вернувшийся на мостик, внимательно взглянул на вошедшего, освещенного багровым заревом "Стерлинга", и узнал в нем трюмного машиниста. Лицо его было залито потом, превратившимся на морозе в корку льда. Несмотря на лютую стужу, он был без шапки и в одной лишь робе. Трюмный страшно дрожал - дрожал от возбуждения, а не от студеного ветра: он не обращал внимания на стужу.
Turner seized him by the shoulder. "What is it, man?" he demanded anxiously.	- Что случилось, приятель? - схватив его за плечи, спросил озабоченно Тэрнер.
The stoker was still too breathless to speak.	Моряк, ещё не успевший перевести дух, не мог и слова, произнести.
"What's wrong?	- В чем дело?
Quickly!"	Выкладывайте же!
"The T.S., sir!" The breathing was so quick, so agonised, that the words blurred into a gasping exhalation. "It's full of water!"	-Центральный пост, сэр! - Он дышал так часто. так мучительно, что говорил с трудом. - Там полно воды!
"The T.S.!" Turner was incredulous. "Flooded!	- В центральном посту? - недоверчиво переспросил Тэрнер. - Он затоплен?
When did this happen?"	Когда это произошло?
"I'm not sure, sir." He was still gasping for breath. "But there was a bloody awful explosion, sir, just about amid------"	- Точно не знаю, сэр. - Кочегар все ещё не мог отдышаться. - Мы услышали страшный взрыв, минут этак...
"I know! I know!" Turner interrupted impatiently. "Bomber carried away the for'ard funnel, exploded in the water, port side.	- Знаю, знаю! - нетерпеливо прервал его Тэрнер. -Торпедоносец сорвал переднюю трубу и взорвался в воде у левого борта корабля.
But that was fifteen minutes ago, man!	Но это, старина, произошло, пятнадцать минут назад!
Fifteen minutes!	Пятнадцать минут!
Good God, they would have-----"	Господи Боже, да за столько времени...
"T.S. switchboard's gone, sir." The stoker was beginning to recover, to huddle against the wind, but frantic at the Commander's deliberation and delay, he straightened up and grasped Turner's duffel without realising what he was doing.	- Распределительный щит выведен из строя, сэр. -Трюмный, начавший ощущать холод, съежился, но, раздосадованный обстоятельностью и медлительностью старпома, выпрямился и, не соображая, что делает, ухватился за его куртку.
The note of urgency deepened still further. "All the power's gone, sir.	Тревога в его голосе стала ещё заметнее. - Нет току,сэр.
And the hatch is jammed!	А люк заклинило.
The men can't get out!"'	Людям никак оттуда не выбраться!

"The hatch cover jammed!" Turner's eyes narrowed in concern. "What happened?" he rapped out. "Buckled?"	- Заклинило крышку люка? - Тэрнер озабоченно сощурил глаза. - Но в чем дело? - властно спросил он. - Перекос, что ли?
"The counter-weight's broken off, sir.	- Противовес оборвался, сэр.
It's on top of the hatch.	Упал на крышку.
We can only get it open an inch.	Только на дюйм и можно её приподнять.
You see, sir------"	Дело в том, сэр...
"Number One!" Turner shouted.	- Капитан-лейтенант! - крикнул Тэрнер.
"Here, sir." Carrington was standing just behind him. "I heard... Why can't you open it?"	- Есть, сэр. - Кэррингтон стоял сзади. - Я все слышал... Почему вам её не открыть?
"It's the T.S. hatch!" the stoker cried desperately. "A quarter of a bloody ton if it's an ounce, sir.	- Да это же люк в центральный пост! - в отчаянии воскликнул трюмный. - Черт знает какая тяжесть! Четверть тонны потянет, сэр.
You know, the one below the ladder outside the wheelhouse.	Вы его знаете, этот люк. Он под трапом возле поста управления рулем.
Only two men can get at it at the same time.	Там только вдвоем можно работать. Никак не подступишься.
We've tried... Hurry, sir.	Мы уже пробовали... Скорее, сэр.
Please."	Ну пожалуйста.
"Just a minute." Carrrington was calm, unruffled, infuriatingly so.	- Минутку. - Кэррингтон был так невозмутим, что это бесило. - Кого же послать?
"Hartley?	Хартли?
No, still fire-fighting.	Он все ещё тушит пожар.
Evans, Macintosh, dead." He was obviously thinking aloud. "Bellamy, perhaps?"	Ивенса? Мак-Интоша? Убиты. - Он размышлял вслух. - Может, Беллами?
"What is it, Number One?" Turner burst out.	- В чем дело, каплей? - вырвалось у старпома.
He himself had caught up the anxiety, the impatience of the stoker. "What are you trying------?"	Взволнованность, нетерпение трюмного передались и ему. - Что вы как пономарь?..
"hatch cover plus pulley, 1,000 Ibs.," Carrington murmured. "A special man for a special job."	- Крышка люка вместе с грузом весят тысячу фунтов, - проговорил Кэррингтон. - Для особой работы нужен особый человек.
"Petersen, sir!" The stoker had understood immediately. "Petersen!"	-Петерсен, сэр! - трюмный мгновенно сообразил, в чем дело. - Нужно позвать Петерсена?
"Of course!" Carrington clapped gloved hands together. "We're on our way, sir.	- Ну конечно же! - всплеснул руками Кэррингтон.- Ну, мы пошли, сэр.
Acetylene?	Что, ацетиленовый резак?
No time!	Нет времени!
Stoker, crow bars, sledges... Perhaps if you would ring the engine-room, sir?"	Трюмный, прихватите ломы, кувалды... Не позвоните ли вы в машинное, сэр?
But Turner already had the phone in his hand.	Но старпом уже снял телефонную трубку и держал её в руке.

Aft on the poop deck, the fire was under control, all but in a few odd corners where the flames were fed by a fierce through draught.	На кормовой палубе пожар был почти ликвидирован. Лишь кое-где сохранились очаги пожара - следствие сильного сквозняка, раздувавшего пламя.
In the mess decks, bulkheads, ladders, mess partitions, lockers had been twisted and buckled into strange shapes by the intense heat: on deck, the gasoline fed flames, incinerating the two and three quarter inch deck plating and melting the caulking as by some gigantic blow-torch, had cleanly stripped all covering and exposed the steel deck plates, plates dull red and glowing evilly, plates that hissed and spat as heavy snowflakes drifted down to sibilant extinction.	Переборки, трапы, рундуки в кормовых кубриках от страшной жары превратились в груды исковерканного металла. Пропитанный бензином настил верхней палубы толщиной почти в три дюйма точно слизнуло гигантской паяльной лампой. Обнажившиеся стальные листы, раскаленные докрасна, зловеще светились и шипели, когда на них падали хлопья снега.
On and below decks, Hartley and his crews, freezing one moment, reeling in the blast of heat the next, toiled like men insane.	Хартли и его люди, работавшие на верхней палубе и в нижних помещениях, то мерзли, то корчились от адского жара. Они работали как одержимые.
Where their wasted, exhausted bodies found the strength God only knew.	Одному Богу известно, откуда брались силы у этих измученных, едва державшихся на ногах людей.
From the turrets, from the Master-At-Arms's office, from mess decks and emergency steering position, they pulled out man after man who had been there when the Condor had crashed: pulled them out, looked at them, swore, wept and plunged back into the aftermath of that holocaust, oblivious of pain and danger, tearing aside wreckage, wreckage still burning, still red hot, with charred and broken gloves: and when the gloves fell off, they used their naked hands.	Из башен, из служебного помещения корабельной полиции, из кубриков, из поста аварийного управления рулем - отовсюду они вытаскивали одного за другим моряков, застигнутых взрывом, когда в корабль врезался "кондор". Вытаскивали, бранясь, обливаясь слезами, и снова бросались в эту преисподнюю, несмотря на боль и опасность, раскидывая в стороны все ещё горящие, раскаленные обломки, хватаясь за них руками в обожженных, рваных рукавицах. Когда же рукавицы терялись, они оттаскивали эти обломки голыми руками.
As the dead were ranged in the starboard alleyway, Leading Seaman Doyle was waiting for them.	Мертвецов укладывали в проходе вдоль правого борта, где их ждал старший матрос Дойл.
Less than half an hour previously, Doyle had been in the for'ard galley passage, rolling in silent agony as frozen body and clothes thawed out after the drenching of his pom-pom.	Еще каких-нибудь полчаса назад Дойл катался по палубе возле камбуза, едва не крича от страшной боли: промокший до нитки возле своей зенитной установки, он закоченел, после чего начал отходить.
Five minutes later, he had been back on his gun, rock like, unflinching, as he pumped shell after shell over open sights into the torpedo bombers.	Спустя пять минут он уже снова был около орудия, несгибаемый, крепкий что скала, и прямой наводкой всаживал в торпедоносцы один снаряд за другим.
And now, steady and enduring as ever, he was on the poop.	А теперь, все такой же неутомимый и спокойный, он работал на юте.
A man of iron, and a face of iron, too, that night, the bearded leonine head still and impassive as he picked up one dead man after the other, walked to the guard rail and dropped his burden gently over the side.	Этот железный человек с обросшим бородой лицом, точно отлитым из железа, и львиной гривой, взвалив на плечи очередного убитого, подходил к борту и осторожно сбрасывал свою ношу через леерное ограждение.

How many times he repeated that brief journey that night, Doyle never knew: he had lost count after the first twenty or so.	Сколько раз повторил он этот страшный путь, Дойл не знал; после двадцати ходок он потерял счет мертвецам.
He had no right to do this, of course: the navy was very strong on decent burial, and this was not decent burial.	Конечно, он не имел права делать то, что делал: церемония погребения на флоте соблюдается строго. Но тут было не до церемоний.
But the sailmakers were dead and no man would or could have sewn up these ghastly charred heaps in the weighted and sheeted canvas.	Старшина-парусник был убит, а никто, кроме него, не захотел бы да и не смог зашить в парусину эти изуродованные, обугленные груды плоти и привязать к ним груз.
The dead don't care, Doyle thought dispassionately, let them look after themselves.	"Мертвецам теперь все равно", - бесстрастно думал Дойл.
So, too, thought Carrington and Hartley, and they made no move to stop him.	Кэррингтон и Хартли были того же мнения и не мешали ему.
Beneath their feet, the smouldering mess decks rang with hollow reverberating clangs as Nicholls and Leading Telegraphist Brown, still weirdly garbed in their white asbestos suits, swung heavy sledges against the securing clips of 'Y' magazine hatch.	Под ногами Николлса и старшего телеграфиста Брауна, до сих пор не снявших свои нелепые асбестовые костюмы, гудела дымящаяся палуба. Удары тяжелых кувалд, которыми оба размахивали, отбивая задрайки люка четвертого артиллерийского погреба, - гулко отдавались в соседних помещениях корабля.
In the smoke and gloom and their desperate haste, they could hardly see each other, much less the clips: as often as not they missed their strokes and the hammers went spinning out of numbed hands into the waiting darkness.	В дыму, полумраке из-за страшной спешки они то и дело промахивались, и тогда тяжелый молот вырывался из онемевших рук и летел в жадную тьму.
Time yet, Nicholls thought desperately, perhaps there is time.	Может, ещё есть время, лихорадочно думал Николлс, может, ещё успеем.
The main flooding valve had been turned off five minutes ago: it was possible, barely possible, that the two trapped men inside were clinging to the ladder, above water level.	Главный клапан затопления закрыт пять минут назад. Есть ещё какая-то надежда, что двое моряков, запертых внутри, ещё держатся за трап, подняв головы над водой.
One clip, one clip only was holding the hatch cover now.	Оставалась одна, всего одна задрайка.
With alternate strokes of their sledges, they struck it with vicious strength.	Они попеременно ударяли по ней со всего размаху.
Suddenly, unexpectedly, it sheared off at fts base and the hatch cover crashed open under the explosive upsurge of the compressed air beneath.	Внезапно задрайка оторвалась у основания, и под страшным давлением сжатого воздуха крышка люка молниеносно распахнулась.
Brown screamed in agony, a single coughing shout of pain, as the bone crashing momentum of the swinging hatch crashed into his right hip, then fell to the deck where he lay moaning quietly.	Браун вскрикнул от дикой боли: тяжелая крышка с силой ударила его по правому бедру. Он рухнул на палубу и остался лежать, издавая мучительные стоны.
Nicholls did not even spare 'him a glance He leant far through the hatch, the powerful beam of his torch stabbing downwards into the gloom.	Даже не удостоив его взглядом, Николлс перегнулся через комингс люка и направил мощный луч фонаря внутрь погреба.
And he could see nothing, nothing at all, not what he wanted to see.	Но не увидел там ничего - ничего, что хотел бы увидеть.

All he saw was the water, dark and viscous and evil, water rising and falling, water flooding and ebbing in the eerie oilbound silence as the Ulysses plunged and lifted in the heavy seas.	Внизу была лишь вода - черная, вязкая, зловещая. Подернутая пленкой мазута, она мерно поднималась и опускалась бесшумно, без плеска, перекатываясь из одного конца в другой по мере того, как крейсер то взлетал вверх, то падал вниз, скользя по склону огромной волны.
"Below!"	- Эй, внизу!
Nicholls called loudly.	Есть там кто живой? - громко крикнул Николлс.
The voice, a voice, he noted impersonally, cracked and shaken with strain, boomed and echoed terrifyingly down the iron tunnel. "Below!" he shouted again. "Is there anybody there?" He strained his ears for the least sound, for the faintest whisper of an answer, but none came. "McQuater!" He shouted a third time. "Williamson!	Его голос - голос, он заметил словно бы со стороны, глухой, надтреснутый от волнения, -многократно усиленный эхом, с грохотом покатился по железной шахте. - Эй, внизу? -крикнул он опять. - Есть тут кто-нибудь? - Он напряг слух в мучительном ожидании, но в ответ не услышал ни малейшего, даже самого слабого шороха. - Мак-Куэйтер! - крикнул он в третий раз. - Уильямсон!
Can you hear me?" Again he looked, again he listened, but there was only the darkness and the muffled whisper of "the oil-slicked water swishing smoothly from side to side.	Вы меня слышите? - Он снова стал вглядываться, прислушался снова, но внизу была лишь темнота да глухой шепот маслянистой воды, колыхавшейся из стороны в сторону.
He stared again down the light from the torch, marvelled that any surface could so quickly dissipate and engulf the brilliance of that beam.	Он посмотрел на сноп света и был поражен тем, как быстро поглотила поверхность воды этот яркий луч.
And beneath that surface... He shivered.	А там, под её поверхностью... Его бросило в озноб.
The water, even the water seemed to be dead, old and evil and infinitely horrible.	Даже вода казалась мертвой - какой-то стоялой, мрачной и страшной.
In sudden anger, he shook his head to clear it of these stupid, primitive fears: his imagination, he'd have to watch it.	Внезапно рассердившись на себя, он тряхнул головой, отгоняя нелепые первобытные страхи. Расшалилось воображение, надо будет подлечиться.
He stepped back, straightened up.	Отступив назад, он выпрямился.
Gently, carefully, he closed the swinging hatch.	Бережно, осторожно затворил раскачивавшуюся взад-вперед крышку люка.
The mess deck echoed as his sledge swung down on the clips, again and again and again.	Палуба загудела: раздался удар кувалды. Потом ещё один, и еще, и еще...
Engineer-Commander Dodson stirred and moaned.	Додсон, командир механической части, шевельнулся и застонал.
He struggled to open his eyes but his eyelids refused to function.	Он попытался открыть глаза, но веки были словно чугунные.
At least, he thought that they did for the blackness around remained as it was, absolute, impenetrable, almost palpable.	И ему казалось, что вокруг него стояла стеной темнота - абсолютная, непроницаемая, почти осязаемая.
He wondered dully what had happened, how long he had been there, what had happened.	Поражаясь своей беспомощности, он силился вспомнить, что же произошло, сколько времени он тут лежит.

And the side of his head just below the ear that hurt abominably.	Шея - возле самого уха - страшно болела.
Slowly, with clumsy deliberation, he peeled oflf his glove, reached up an exploratory hand.	Медленным, неуклюжим жестом он стащил с руки перчатку, осторожно пощупал.
It came away wet and sticky: his hair, he realised with mild surprise, was thickly matted with blood.	Ладонь была мокрой и липкой. Он с удивлением обнаружил, что волосы его пропитаны кровью.
It must be blood he could feel it trickling slowly, heavily down the side of his cheek.	Ну, конечно, то была кровь, он ощущал, как она медленной, густой струёй течет по щеке.
And that deep, powerful vibration, a vibration overlain with an indefinable note of strain that set his engineer's teeth on edge, he could hear it, almost feel it, immediately in front of him.	И эта мощная вибрация, сопровождаемая каким-то неуловимым напряженным звуком, заставившим стиснуть зубы... Он слышал, почти осязал эту вибрацию - здесь, совсем рядом.
His bare hand reached out, recoiled in instant reflex as it touched something smooth and revolving, and burning hot.	Додсон протянул голую руку и инстинктивно отдернул её, прикоснувшись к какой-то гладкой вращающейся детали, которая, вдобавок, была чуть ли не раскалена докрасна.
The shaft tunnel!	Коридор гребного вала!
Of course.	Ну конечно же.
That's where he was, the shaft tunnel.	Он находился в коридоре гребного вала.
They'd discovered fractured lubricating pipes on the port shafts too, and he'd decided to keep this engine turning.	Когда выяснилось, что масляные магистрали обоих левых валов перебиты, он решил сам исправить неполадки, чтобы не останавливать машину.
He knew they'd been attacked.	Он знал, что корабль подвергся налету.
Down here in the hidden bowels of the ship, sound did not penetrate: he had heard nothing of the aircraft engines: he hadn't even heard their own guns firing, but there had been no mistaking the jarring shock of the 5.25s surging back on their hydraulic recoils.	Сюда, в самую утробу корабля, не проникал никакой звук. Здесь не было слышно ни шума авиационных моторов, ни даже выстрелов собственных пушек, хотя он и ощутил сотрясение при залпах орудий главного калибра, снабженных гидравлическими амортизаторами, - это неприятное чувство ни с чем не спутаешь.
And then, a torpedo perhaps, or a near miss by a bomb.	Потом раздался взрыв торпеды или бомбы, упавшей возле самого крейсера.
Thank God he'd been sitting facing inboard when the Ulysses had lurched.	Слава Богу, что он в ту минуту сидел спиной к борту корабля.
The other way round and it would have been curtains for sure when he'd been flung across the shaft coupling and wrapped round...	Случись иначе - он наверняка сыграл бы в новый ящик: его швырнуло бы на соединительную муфту вала и намотало бы на неё как чулок.
The shaft!	Вал!
Dear God, the shaft!	Господи Боже, вал!
It was running almost red hot on dry bearings!	Он раскалился почти докрасна, а подшипники совсем сухие!
Frantically, he pawed around, picked up his emergency lamp and twisted its base.	Додсон начал судорожно шарить вокруг. Найдя аварийный фонарь, повернул его основание.
There was no light.	Фонарь не горел.

He twisted it again with all his strength, reached up, felt the jagged edges of broken screen and bulb, and flung the useless lamp to the deck.	Стармех повернул его изо всей силы ещё раз. Потрогав, нащупал неровные края разбитой лампочки и стекла и отшвырнул ставший теперь бесполезным прибор в сторону.
He dragged out his pocket torch: that, too, was smashed.	Достал из кармана фонарик, но выяснилось, что и он разбит вдребезги.
Desperate now, he searched blindly around for his oil can: it was lying on its side, the patent spring top beside it.	Вконец отчаявшись, принялся искать масленку на ощупь. Она была опрокинута, рядом валялась патентованная пружинная крышка.
The can was empty.	Масленка оказалась пустой.
No oil, none.	Масла ни единой капли.
Heaven only knew how near that over-stressed metal was to the critical limit.	Одному Богу было известно, каков предел выносливости металла, подвергнутого страшным перегрузкам.
He didn't.	Ему же самому это известно не было.
He admitted that: even to the best engineers, metal fatigue was an incalculable unknown.	Даже для самых опытных инженеров остается загадкой, где граница усталости металла.
But, like all men who had spent a lifetime with machines, he had developed a sixth sense for these things, and, right now, that sixth sense was jabbing at him, mercilessly, insistently.	Но, как у всех людей, всю жизнь посвятивших машинам, у Додсона появилось как бы шестое чувство. И вот теперь это шестое чувство беспощадно терзало его.
Oil, he would have to get oil.	Масло! Нужно во что бы то ни стало достать масла!
But he knew he was in bad shape, dizzy, weak from shock and loss of blood, and the tunnel was long and slippery and dangerous, and unlighted.	Однако он понимал, насколько он плох; голова кружилась, он ослаб от контузии и потери крови, а туннель был длинным, скользким и опасным. И, вдобавок ко всему, неосвещенным.
One slip, one stumble against or over that merciless shaft... Gingerly, the Engineer-Commander stretched out his hand again, rested his hand for an instant on the shaft, drew back sharply in sudden pain.	Стоит оступиться, сделать неверный шаг и... Ведь рядом этот вал... Старший механик осторожно протянул руку, на какое-то мгновение прикоснулся к валу и, пронизанный внезапной болью, отдернул её.
He lifted his hand to his cheek, knew that it was not friction that had flayed and burnt the skin off the tips of his fingers.	Прижав ладонь к щеке, он понял, что не трением содрало и обожгло кожу на кончиках пальцев.
There was no choice.	Выбора не оставалось.
Resolutely, he gathered his legs under him, swayed dizzily to his feet, his back bent against the arching convexity of the tunnel.	Собравшись с духом, он подтянул ноги под себя и поднялся, коснувшись свода туннеля.
It was then that he noticed it for the first tune, a light, a swinging tiny pinpoint of light, imponderably distant in the converging sides of that dark tunnel, although he knew it could be only yards away.	И в то же мгновение он заметил свет -раскачивающуюся из стороны в сторону крохотную светлую точку, которая, казалось, находится где-то невероятно далеко - там, где сходятся стены туннеля, - хотя он знал, что свет этот всего в нескольких ярдах от него.
He blinked, closed his eyes and looked again.	Поморгав, Додсон опустил веки, потом снова открыл глаза.

The light was still there, advancing steadily, and he could hear the shuffling of feet now.	Свет медленно приближался. Уже слышно шарканье шагов.
All at once he felt weak, light-headed: gratefully he sank down again, his feet safely braced once more against the bearing block.	И стармех тотчас обмяк, голова сделалась словно невесомой. Он с облегчением опустился на пол, снова для безопасности упершись ногами в основание подшипника.
The man with the light stopped a couple of feet away, hooked the lamp on to an inspection bracket, lowered himself carefully and sat beside Dodson.	Человек с фонарем в руке остановился в паре футов от старшего механика. Повесив фонарь на кронштейн, осторожно опустился рядом с Додсоном.
The rays of the lamp fell full on the dark heavy face, the jagged brows and prognathous jaw: Dodson stiffened in sudden surprise.	Свет фонаря упал на его темное лицо с лохматыми бровями и тяжелую челюсть. Додсон замер от изумления.
"Riley!	- Райли!
Stoker Riley!" His eyes narrowed in suspicion and conjecture. "What the devil are you doing here?"	Котельный машинист Райли! - Глаза его сузились. - Какого дьявола вы тут делаете?
"I've brought a two gallon drum of lubricating oil," Riley growled.	- Два галлона масла принес, - ворчливым голосом произнес Райли.
He thrust a Thermos flask into the Engineer-Commander's hands. "And here's some coffee.	Сунув в руки стармеху термос, прибавил: - А тут кофей.
I'll 'tend to this, you drink that... Suffering Christ!	Я валом займусь, а вы пока кофею похлебайте... Клянусь Христом-Спасителем!
This bloody bearing's red hot!"	Да этот проклятый подшипник раскалился докрасна!
Dodson set down the Thermos with a thump.	Додсон со стуком поставил термос на палубу.
"Are you deaf?" he asked harshly. "Why are you here?	- Вы что, оглохли? - спросил он резко. - Как вы здесь оказались?
Who sent you?	Кто вас послал?
Your station's in 'B' boiler room!"	Ваш боевой пост во втором котельном отделении!
"Grierson sent me," Riley said roughly.	- Грайрсон меня прислал, вот кто, - грубо ответил Райли.
His dark face was impassive. "Said he couldn't spare his engine room men, too bloody valuable... Too much?"	Смуглое лицо его оставалось невозмутимым. -Дескать, машинистов не может выделить. Очень уж они незаменимые, мать их в душу... Не переборщил?
The oil, thick, viscous, was pouring slowly on to the overheated bearing.	Густое, вязкое масло медленно стекало по перегретому подшипнику.
"Lieutenant Grierson!" Dodson was almost vicious, his voice a whiplash of icy correction. "And that's a damned lie, Riley!	-Инженер-лейтенант Грайрсон! - чуть не со злостью проговорил Додсон. Тон, каким он сделал это замечание, был убийственно холоден. -Ко всему, это наглая ложь, Райли.
Lieutenant Grierson never sent you: I suppose you told him that somebody else had sent you?"	Лейтенант Грайрсон и не думал вас сюда присылать. Скорее всего, вы сказали ему, что вас послал сюда кто-то другой?

"Drink your coffee," Riley advised sourly. "You're wanted in the engine-room."	- Пейте свой кофей, - резко проговорил Райли. -Вас в машинное вызывают.
The Engineer-Commander clenched his fist, restrained himself with difficulty.	Инженер-механик стиснул кулаки, но вовремя сдержался.
"You damned insolent bastard!" he burst out.	- Ах ты, нахал! - вырвалось у него.
Abruptly, control came back and he said evenly: "Commander's Defaulters in the morning.	Но он тут же опомнился и ровным голосом произнес: - Утром явитесь к старшему офицеру за взысканием.
You'll pay for this, Riley!"	Вы мне за это заплатите, Райли!
"No, I won't."	- Ничего не выйдет.
Confound him, Dodson thought furiously, he's actually grinning, the insolent... He checked his thought.	"Чтоб ему пусто было, - в ярости подумал Додсон. - Еще и ухмыляется, наглец..."
"Why not?" he demanded dangerously.	- Это почему же? - спросил он с угрозой.
"Because you won't report me." Riley seemed to be enjoying himself hugely.	- Потому что вы обо мне не станете докладывать.- Райли, похоже, испытывал несказанное удовольствие от беседы.
"Oh, so that's it!" Dodson glanced swiftly round the darkened tunnel, and his lips tightened as he realised for the first time how completely alone they were: in sudden certainty he looked back at Riley, big and hunched and menacing.	- Ах, вот оно что! - Додсон быстро оглянулся. Губы его сжались. Он осознал, как он беспомощен здесь, в этом темном тунмеле. Поняв вдруг, что должно сейчас произойти, он взглянул на крупную, зловеще ссутулившуюся фигуру Райли.
Smiling yet, but no smile, Dodson thought, could ever transform that ugly brutal face.	"И ещё улыбается, - подумал Додсон. - Но никакая улыбка не скрасит это уродливое звериное лицо.
The smile on the face of the tiger... Fear, exhaustion, never, ending strain, they did terrible things to a man and you couldn't blame him for what he had become, or for what he was born...	Улыбка на морде тигра..." Страх, усталость, постоянное напряжение - все это творит с людьми ужасные вещи. Но их ли вина в том, во что они превращаются, а также в том, какими рождаются на свет?..
But his, Dodson's, first responsibility was to himself.	Если сейчас что-то случится, то прежде всего по вине его самого, Додсона.
Grimly, he remembered how Turner had berated him, called him all sorts of a fool for refusing to have Riley sent to prison.	Стармех помрачнел, вспомнив, как Тэрнер назвал его самым последним олухом за то, что он не захотел отправить Райли за решетку.
"So that's it, eh?" he repeated softly.	- Ах, вот в чем дело? - повторил он негромко.
He turned himself, feet thrusting solidly against the block. "Don't be so sure, Riley.	Повернувшись лицом к кочегару, он крепко уперся ногами в блок подшипника. - Это тебе с рук не сойдет, Райли.
I can give you twenty five years, but------"	Можешь схлопотать двадцать пять лет каторги. Попробуй только...
"Oh, for Christ's sake!" Riley burst out impatiently. "What are you talking about, sir?	- Да черт побери! - раздраженно воскликнул Райли. - О чем вы толкуете, сэр?

Drink your coffee, please, You're wanted in the engine-room, I tell you!" he repeated impatiently.	Пейте свой кофей поживей. Не слышали, вас в машинном ждут! - повторил он нетерпеливо.
Uncertainly, Dodson relaxed, unscrewed the cap of the Thermos.	Додсон как-то обмяк и стал неуверенно отвинчивать крышку термоса.
He had a sudden, peculiar feeling of unreality, as if he were a spectator, some bystander in no way involved in this scene, this fantastic scene.	У него вдруг появилось странное чувство: словно все происходит не наяву, а во сне, словно сам он зритель, посторонний наблюдатель, не имеющий никакого отношения к этой фантастической сцене.
His head, he realised, still hurt like hell.	Голова все ещё страшно болела.
"Tell me, Riley," he asked softly, "what makes you so sure I won't report you?"	- Скажите, Райли, - сказал он негромко, - почему вы так уверены в том, что я не подам на вас рапорт?
"Oh, you can report me all right." Riley was suddenly cheerful again. "But I won't be at the Commander's table tomorrow morning."	- Да подать-то вы можете, - снова повеселел Райли, - только завтра меня самого в каюте у старпома не будет.
"No?" It was half-challenge, half-question.	- То есть как так - не будет? - Это был полувызов, полувопрос.
"No," Riley grinned. "'Cos there'll be no Commander and no table tomorrow morning." He clasped his hands luxuriously behind his head. "In fact, there'll be no nothin'."	- А так, - усмехнулся Райли. - Потому как старпома не будет, да и каюты тоже не будет. -Блаженно потягиваясь, кочегар сцепил на затылке пальцы рук. - Вообще ничего не будет.
Something in the voice, rather than in the words, caught and held Dodson's attention.	Не столько слова, сколько интонация, с какой они были сказаны, заставила Додсона прислушаться.
He knew, with instant conviction, that though Riley might be smiling, he wasn't joking.	Он вдруг сразу понял, что, хотя Райли и улыбается, ему вовсе не до шуток.
Dodson looked at him curiously, but said nothing.	Додсон с любопытством взглянул на кочегара, но ничего не сказал.
"Commander's just finished broadcastin'," Riley continued.	- Только что по трансляции выступал старпом, -продолжал Райли. -
"The Tirpitz is out, we have four hours left."	"Тирпиц" вышел в море. В запасе у нас всего четыре часа.
The bald, flat statement, the complete lack of histrionics, of playing for effect, left no possible room for doubt.	Эта простая фраза, сказанная без всякой рисовки, желания произвести впечатление, исключала всякое сомнение.
The Tirpitz out.	"Тирпиц" в море,
The Tirpitz out. Dodson repeated the phrase to himself, over and over again.	"Тирпиц" в море, твердил Додсон мысленно.
Four hours, just four hours to go.... He was surprised at his own reaction, his apparent lack of concern.	У них осталось четыре часа. Всего четыре часа... Инженер-механик даже поразился спокойствию, с каким он сам отнесся к этому известию.
"Well?" Riley was anxious now, restive. "Are you goin' or aren't you?	- Ну, так как? - озабоченно спросил Райли. -Пойдете вы или нет?
I'm not kiddin', sir, you're wanted urgent!"	Кроме шуток, сэр. Вас вызывают... срочно!

"You're a liar," Dodson said pleasantly. "Why did you bring the coffee?"	- Врешь! - произнес Додсон. - А кофе зачем принес?
"For myself." The smile was gone, the face set and sullen. "But I thought you needed it, you don't look so good to me... They'll fix you up back in the engine-room."	- Для себя. - Улыбка исчезла с лица Райли, оно стало хмурым и сосредоточенным. - Просто я решил, не худо бы вам хлебнуть горяченького. Видок-то у вас не ахти какой... А в машинном вас поставят на ноги.
"And that's just where you're going, right nowl" Dodson said evenly.	- Вот туда-то ты сейчас и пойдешь, - ровным голосом произнес Додсон.
Riley gave no sign that he had heard.	Райли и виду не подал, что это относится к нему.
"On your way, Riley," Dodson said curtly. "That's an order!"	- А ну, Райли, живо! - сухо проговорил Додсон. -Я вам приказываю!
"-----, off!" Riley growled. "I'm stayin'.	- Да отгребитесь вы от меня! - раздраженно сказал кочегар. - Я остаюсь.
You don't require to have three-----, great gold stripeson your sleeve to handle a bloody oil can," he finished derisively.	Неужели для того, чтоб держать в руках вшивую масленку, обязательно иметь три золотые сопли на рукаве? - прибавил он презрительно.
"Possibly not." Dodson braced against a sudden, violent pitch, but too late to prevent himself lurching into Riley. "Sorry, Riley.	- Пожалуй, не обязательно. - Тут корабль сильно качнуло, и Додсон, не удержавшись на ногах, ткнулся Райли в бок. - Извините, Райли.
Weather's worsening, I'm afraid.	Похоже, начинает штормить.
Well, we, ah-appear to have reached an impasse."	Значит, это финал.
"What's that?" Riley asked suspiciously.	- Что, что? - переспросил Райли.
"A dead end.	- Финал. Конец то есть.
A no-decision fight... Tell me, Riley," he asked quietly. "What brought you here?"	Всякая дальнейшая борьба не приведет ни к чему... Послушайте, Райли, - проговорил он вполголоса, - что вас заставило прийти сюда?
"I told you!" Riley was aggrieved. "Grierson, Lieutenant Grierson sent me."	- Я ж вам говорил, - сокрушенно вздохнул Райли.- Грайрсон. То бишь, лейтенант Грайрсон послал меня.
"What brought you here?" Dodson persisted. It was as if Riley had not spoken.	- Что вас заставило прийти сюда? - продолжал стармех, словно не слыша слов Райли.
"That's my-----, business!" Riley answered savagely.	- Это мое гребаное дело! - с яростью в голосе ответил Райли.
"'What brought you here?"	- Нет, что вас сюда привело?
"Oh, for Christ's sake leave me alone!" Riley shouted.	- Да оставьте вы меня в покое, ради Бога! -закричал кочегар.
His voice echoed loudly along the dark tunnel.	Голос его гулким эхом отозвался под сводами туннеля.
Suddenly he turned round full face, his mouth twisted bitterly. "You know bloody well why I came."	Неожиданно он в упор посмотрел на офицера и, кривя рот, проговорил: - Сами, что ли, не знаете, черт бы вас побрал?
"To do me in, perhaps?"	- Прикончить меня хотели?

Riley looked at him a long second, then turned away. His shoulders were hunched, his head held low.	Райли пристально поглядел на стармеха, потом отвернулся, ссутулив плечи и низко опустив голову.
"You're the only bastard in this ship that ever gave me a break," he muttered. "The only bastard I've ever known who ever gave me a chance," he amended slowly.	- Из всех ублюдков на корабле вы один вступились за меня, - пробормотал он. - Один из всех, кого я знал, - медленно, словно в раздумье, добавил он.
"Bastard," Dodson supposed, was Riley's accolade of friendship, and he felt suddenly ashamed of his last remark.	Хотя слово "ублюдок" в какой-то мере относилось и к нему, правда в положительном смысле, Додсону стало вдруг стыдно за свое предположение.
"If it wasn't for you," Riley went on softly, "I'd 'a' been in cells the first time, in a civvy jail the second.	- Если бы не вы, - продолжал негромко Райли, - в первый раз меня посадили бы в карцер, а во второй - в тюрьму.
Remember, sir?"	Помните, сэр?
Dodson nodded. "You were rather foolish, Riley," he admitted.	- Вы тогда вели себя довольно глупо, Райли, -признался Додсон.
"Why did you do it?" The big stoker was intense, worried. "God, everyone knows What I'm like------"	- Зачем вы за меня вступились? - Верзила-кочегар, по всему видно, был взволнован. - Ведь все же знают, что я за фрукт...
"Do they?	-Так ли?
I wonder... I thought you had the makings of a better man than you------"	Сомневаюсь... По-моему, на самом деле вы лучше, чем кажетесь.
"Don't give me that bull!" Riley scoffed. " know what I'm like.	- Бросьте мне мозги пачкать, - насмешливо фыр-кнул Райли. - Я-то знаю, кто я такой.
I know what I am.	Уж это точно.
I'm no-----, good!	Я - самое последнее дерьмо.
Everybody says I'm no-----, good!	Все говорят, что я дерьмо!
And they're right..." He leaned forward. "Do you know somethin'?	И правду говорят... - он подался вперед. - Знаете что?
I'm a Catholic.	Я католик.
Four hours from now..." He broke off. "I should be on my knees, shouldn't I?" he sneered. "Repentance, lookin' for, what do they call it?"	Через четыре часа... - он оборвал фразу на полуслове. - Надо встать на колени, верно? -усмехнулся он. - Покаяться, а потом надо попросить... Как его?..
"Absolution?"	- Отпущения грехов?
"Aye.	- Вот-вот.
That's it.	Оно самое.
Absolution.	Отпущения грехов.
And do you know what?" He spoke slowly, emphatically. "I don't give a single, solitary damn!"	А вы знаете что? - раздельно произнес он. - Мне на него наплевать, на это отпущение.

"Maybe you don't have to," Dodson murmured. "For the last time, get back to that engine-room!"	- Возможно, вам оно и не нужно, - проговорил как бы про себя Додсон. - Последний раз говорю, ступайте в машинное отделение.
"No!"	- Не пойду!
The Engineer-Commander sighed, picked up the Thermos.	Старший механик вздохнул, поднял с пола термос.
"In that case, perhaps you would care to join me in a cup of coffee?"	- В таком случае, может быть, соизволите выпить со мной чашечку кофе?
Riley looked up, grinned, and when he spoke it was in a very creditable imitation of Colonel Chinstrap of the famous ITMA radio programme.	Подняв глаза, Райли улыбнулся и, удачно подражая полковнику Каскинсу, герою популярной развлекательной программы, проговорил:
"Ectually, I don't mind if I do!"	- А воопче-то кто-кто, а я возражать не стану.
Vallery rolled over on his side, his legs doubled up, his hand automatically reaching for the towel.	Вэллери повернулся на бок, подогнув под себя ноги, и машинально потянулся за полотенцем.
His emaciated body shook violently, and the sound of the harsh, retching cough beat back at him from the iron walls of his shelter.	Истощенное, слабое тело старика ходило ходуном от надрывного оглушительного кашля, который отражался от бронированных стенок рубки.
God, he thought, oh, God, it's never been as bad as this before.	Господи, так плохо он ещё никогда себя не чувствовал.
Funny, he thought, it doesn't hurt any more, not even a little bit.	Но, странное дело, боли он не ощущал.
The attack eased.	Приступ кашля прекратился.
He looked at the crimson, sodden towel, flung it in sudden disgust and with what little feeble strength was left him into the darkest corner of the shelter.	Взглянув на пунцовое мокрое полотенце, Вэллери, собрав оставшиеся силы, с внезапным отвращением швырнул его в дальний угол рубки.
"You carry this damned ship on your back!" Unbidden, old Socrates's phrase came into his mind and he smiled faintly.	"Вы же на собственном хребте тащите эту проклятую посудину!" - невольно вспомнилась эта фраза, сказанная старым Сократом, и командир "Улисса" слабо улыбнулся.
Well, if ever they needed him, it was now.	Но он сознавал, что никогда ещё не был так нужен на крейсере, как сейчас.
And if he waited any longer, he knew he could never be able to go.	Он знал: стоит чуть помедлить, и ему никогда больше не выйти из рубки.
He sat up, sweating with the effort, swung his legs carefully over the side.	Делая над собой адское усилие, Вэллери приподнялся с койки и сел, обливаясь потом. Затем с трудом перебросил ноги через ограждение.
As his feet touched the deck, the Ulysses pitched suddenly, steeply, and he fell forward against a chair, sliding helplessly to the floor.	Едва подошвы его ног коснулись палубного настила, "Улисс" вздыбился. Покачнувшись, Вэллери ударился о кресло и беспомощно соскользнул на пол.
It took an eternity of time, an infinite effort to drag himself to his feet again: another effort like that, he knew, would surely kill him.	Прошла целая вечность, прежде чем ценой страшного напряжения ему удалось снова подняться. Еще одно такое усилие, и ему конец.

And then there was the door, that heavy, steel door.	Следующим препятствием была дверь - тяжелая стальная дверь.
Somehow he had to open it, and he knew he couldn't.	Как-то надо её открыть, но сделать это сам он был не в состоянии.
But he laid hold of the handle and the door opened, and suddenly, miraculously, he was outside, gasping as the cruel, sub-zero wind seared down through his throat and wasted lungs.	Он положил ладони на ручку двери, та открылась сама собой, и Вэллери очутился на мостике, глотая морской ветер, который острым ножом сек глотку и разрушенные легкие.
He looked fore and aft.	Он оглядел корабль с носа до кормы.
The fires were dying, he saw, the fires on the Stirling and on his own poop-deck.	Пожары утихали - и на "Стерлинге", и на юте "Улисса".
Thank God for that at least.	Слава Богу, хоть это пронесло!
Beside him, two men had just finished levering the door off the Asdic cabinet, were flashing a torch inside.	Отворотив ломами дверь акустической рубки, двое матросов осветили её фонарем.
But he couldn't bear to look: he averted his head, staggered with outstretched hands for the gate of the compass platform.	Не в силах выдержать подобного зрелища, Вэллери отвернулся и, вытянув руки точно слепой, стал на ощупь искать дверцу рубки.
Turner saw him coming, hurried to meet him, helped him slowly to his chair.	Увидев командира, Тэрнер бросился ему навстречу и осторожно посадил его в кресло.
"You've no right to be here," he said quietly.	- Зачем же вы пришли? - сказал он мягко.
He looked at Vallery for a long moment. "How are you feeling, sir?"	Потом внимательно поглядел на начальника. - Как себя чувствуете, сэр?
"I'm a good deal better, now, thanks," Vallery replied.	- Много лучше, благодарю вас, - ответил Вэллери.
He smiled and went on: "We Rear-Admirals have our responsibilities, you know, Commander: it's time I began to earn my princely salary."	И с улыбкой прибавил: - Вы же знаете, старпом, у нас, контр-адмиралов, есть определенные обязанности. Я отнюдь не намерен зря получать свое княжеское жалованье.
"Stand back, there!" Carrington ordered curtly. "Into the wheelhouse or up on the ladder, all of you.	- Всем отойти назад! - приказал Кэррингтон. -Зайти в рулевой пост или подняться на трап.
Let's have a look at this."	Посмотрим, в чем тут дело.
He looked down at the great, steel hatch cover.	Он наклонился и принялся разглядывать огромную стальную плиту.
Looking at it, he realised he'd never before appreciated just how solid, how massive that cover was.	Прежде он даже не представлял, насколько тяжела и массивна крышка этого люка.
The hatch cover, open no more than an inch, was resting on a tommy-bar.	Крышка приподнята всего лишь на какой-то дюйм. В щель засунут лом.
He noticed the broken, stranded pulley, the heavy counterweight lying against the sill of the wheelhouse.	Рядом сломанный блок. Противовес лежит возле комингса рулевого поста.
So that's off, he thought: thank the Lord for that, anyway.	"Слава Богу, хоть этот груз оттащили", - подумал Кэррингтон.

"Have you tried a block and tackle?" he asked abruptly.	- Талями пробовали поднять? - отрывисто спросил он.
"Yes, sir," the man nearest him replied. He pointed to a tangled heap in a corner. "No use, sir.	- Да, сэр, - ответил матрос, стоявший к нему ближе всех, показав на груду тросов, сваленную в углу. - Ничего не получается.
The ladder takes the strain all right, but we can't get the hook under the hatch, except sideways, and then it slips off all the time." He gestured to the hatch. "And every clip's either bent, they were opened by sledges, or at the wrong angle.... I think I know how to use a block and tackle, sir."	Трап нагрузку выдерживает, но гак никак не подцепить - все время соскальзывает. - Матрос показал на крышку. - Одни задрайки согнуты -ведь их пришлось отгибать кувалдами, - а другие повернуты не так, как надо... Я же знаю свое дело, сэр.
"I'm sure you do," Carrington said absently. "Here, give me a hand, will you?"	- Я в этом не сомневаюсь, - рассеянно произнес Кэррингтон. - Ну-ка, помогите-ка мне.
He hooked his fingers under the hatch, took a deep breath.	Сделав глубокий вдох, он ухватился пальцами за край крышки.
The seaman at one side of the cover, the other side was hard against the after bulkhead, did the same.	Матрос, стоявший у края люка (другой его край находился возле самой переборки), последовал его примеру.
Together they strained, thighs and backs quivering under the strain.	Оба напряглись так, что их спины и мышцы ног задрожали от натуги.
Carrington felt his face turning crimson with effort, heard the blood pounding in his ears, and relaxed.	Лицо Кэррингтона налилось кровью, в ушах застучало. Он выпрямился.
They were only killing themselves and that damned cover hadn't shifted a fraction, someone had done remarkably well to open it even that far.	Так они только надорвутся: эта проклятая крышка не сдвинулась ни на йоту. Немало, видно, пришлось положить труда, чтобы приоткрыть её.
But even though they were tired and anything but fit, Carrington thought, two men should have been able to raise an edge of that hatch.	"Хоть люди и измучены, но ведь должны же они вдвоем приподнять край крышки", - подумал Кэррингтон.
He suspected that the hinges were jammed, or the deck buckled.	Выходит, заело шарниры. Но возможен и перекос палубы.
If that were so, he mused, even if they could hook on a tackle, it would be of little help.	Если же это так, размышлял первый офицер, то и с помощью талей ничего не сделать.
A tackle was of no use when a sudden, immediate application of force was required; it always yielded that fraction before tightening up.	Когда необходим рывок, от талей нет никакого проку: как их ни набей, слабина всегда остается.
He sank to his knees, put his mouth to the edge of the hatch.	Опустившись на колени, он прижал губы к щели.
"Below there!" he called. "Can you hear me?"	- Эй, внизу! - крикнул он. - Вы меня слышите?
"We can hear you." The voice was weak, muffled. "For God's sake get us out of here.	- Слышим, - послышался слабый, приглушенный голос. - Ради Бога, вызволите нас отсюда.
We're trapped like rats!".	Мы будто крысы в мышеловке.
"Is that you, Brierley?	- Это вы, Брайерли?
Don't worry, we'll get you out.	Не беспокойтесь, мы вас вызволим.
How's the water down there?"	Много ли там у вас воды?

"Water?	- Какая тут к черту вода?
More bloody oil than water!	Одна нефть!
There must be a fracture right through the port oil tank.	Наверно, повреждена левая топливная цистерна.
I think the ring main passage must be flooded, too."	Кольцевой коридор, должно быть, тоже затоплен.
"How deep is it?"	- Высок ли уровень воды?
"Three quarters way up already!	- Помещение затоплено на три четверти!
We're standing on generators, hanging on to switchboards.	Стоим на генераторах, цепляемся за щиты.
One of our boys is gone already, we couldn't hold him." Even muffled by the hatch, the strain, the near desperation in the voice was all too obvious. "For pity's sake, hurry up!"	Один из ребят сорвался. Мы не смогли его удержать. - В голосе, хотя и приглушенном люком, явственно слышалась тревога, почти отчаяние. - Поторопитесь, умоляем вас!
"I said we'd get you out!" Carrington's voice was sharp, authoritative.	- Вам говорят, вызволим! - резко, властно произнес Кэррингтон.
The confidence was in his voice only, but he knew how quickly panic could spread down there. "Can you push from below at all?"	Уверенности в том, что он сказал, у него самого не было, однако он и виду не подал, иначе среди тех, кто оказался в западне, быстро распространилась бы паника. - Снизу не можете нажать?
"There's room for only one on the ladder," Brierley shouted. "It's impossible to get any pressure, any leverage upwards."	- На трапе только один человек может поместиться, - крикнул Брайерли. - Никакого упора нет.
There was a sudden silence, then a series of muffled oaths.	Он неожиданно умолк, послышались ругательства.
"What's up?" Carrington called sharply.	- Что произошло? - отрывисто спросил Кэррингтон.
"It's difficult to hang on," Brierley shouted. "There are waves two feet high down there.	- Трудно держаться, - прокричал в ответ Брайерли. - Волны гуляют фута в два высотой.
One of the men was washed off there.... I think he's back again.	Одного смыло... Вот он, кажется, снова тут.
It's pitch dark down here."	Темно, как в преисподней.
Carrington heard the clatter of heavy footsteps above him, and straightened up.	Услышав стук тяжелых шагов, Кэррингтон поднял голову.
It was Petersen.	По трапу спускался Петерсен.
In that narrow space, the blond Norwegian stoker looked gigantic.	В такой тесноте белокурый норвежец показался гигантом.
Carrington looked at him, looked at the immense span of shoulder, the great depth of chest, one enormous hand hanging loosely by his side, the other negligently holding three heavy crowbars and a sledge as if they were so many lengths of cane.	Кэррингтон посмотрел на него, разглядел необычайно развитые плечи, могучую грудную клетку, огромные руки, - одна была опущена вниз, в другой он небрежно, словно это были тростинки, держал три лома и кувалду.

Carrington looked at him, looked at the still, grave eyes so startlingly blue under the flaxen hair, and all at once he felt oddly confident, reassured.	Увидев кочегара, его серьезные глаза, синевшие из-под льняных прядей, Кэррингтон вдруг ощутил какую-то странную уверенность.
"We can't open this, Petersen," Carrington said baldly. "Can you?"	- Нам люк не открыть, Петерсен, - сказал он просто. - Не сумеете ли вы?
"I will try, sir." He laid down his tools, stooped, caught the end of the tommy-bar projecting beneath the corner of the cover.	- Попробую, сэр. - Положив свой инструмент, норвежец наклонился и схватил конец лома, торчащего из-под крышки люка.
He straightened quickly, easily: the hatch lifted a fraction, then the bar, putty, like in its apparent malleability, bent over almost to a right angle.	Потом быстро и легко выпрямился. Крышка чуть приподнялась, но лом, словно кусок проволоки, начал сгибаться и согнулся почти под прямым углом.
"I think the hatch is jammed." Petersen wasn't even breathing heavily. "It will be the hinges, sir."	- По-моему, крышку заело, сэр. - Петерсен даже не запыхался. - Очевидно, что-то с шарнирами.
He walked round the hatch, peered closely at the hinges, then grunted in satisfaction.	Обойдя крышку люка с другой стороны, он внимательно осмотрел шарнирное соединение и довольно хмыкнул.
Three times the heavy sledge, swung with accuracy and all the power of these great shoulders behind them, smashed squarely into the face of the outer hinge. On the third stroke the sledge snapped.	Три удара со всего маху, прямо по торцу соединения, и рукоятка молота сломалась.
Petersen threw away the broken shaft in disgust, picked up another, much heavier crowbar.	Петерсен отшвырнул прочь ставшую бесполезной кувалду и взял другой лом - гораздо тяжелее.
Again the bar bent, but again the hatch cover lifted an inch this time.	Этот лом тоже согнулся, но крышка приподнялась - уже на дюйм.
Petersen picked up the two smaller sledges that had been used to open clips, hammered at the hinges till these sledges, too, were broken and useless.	Взяв две кувалды поменьше, которыми до этого отбивали задрайки, великан-норвежец принялся колотить по шарнирам. Наконец сломались и обе эти кувалды.
This time he used the last two crowbars together, thrust under the same corner of the hatch.	На этот раз, сложив вместе два лома, он подсунул их под угол крышки и нагнулся.
For five, ten seconds he remained bent over them, motionless.	Пять, десять секунд стоял он в такой позе, не двигаясь с места.
He was breathing deeply, quickly, now, then suddenly the breathing stopped.	Потом часто, глубоко задышал. Неожиданно задержал дыхание.
The sweat began to pour off his face, his whole body to quiver under the titanic strain: then slowly, incredibly, both crowbars began to bend.	По лицу его ручьями полил пот, все тело задрожало от адского напряжения. И вдруг -невероятное дело! - оба лома стали сгибаться.
Carrington watched, fascinated.	Кэррингтон смотрел словно зачарованный.
He had never seen anything remotely like this before: he was sure no one else had either.	Он никогда ещё не видел ничего подобного; да наверняка и остальные. Он был в этом уверен.
Neither of these bars, he would have sworn, would have bent under less than half a ton of pressure.	Он мог поклясться, что каждый из этих ломов выдерживает, самое малое, полтонны.
It was fantastic, but it was happening: and as the giant straightened, they were bending more and more.	Он не верил своим глазам, но это было так: по мере того как гигант выпрямлялся, ломы сгибались все больше и больше.

Then suddenly, so unexpectedly that everyone jumped, the hatch sprang open five or six inches and Petersen crashed backwards against the bulkhead, the bars falling from his hand and splashing into the water below.	И вдруг - настолько неожиданно, что все подскочили, - крышка разом открылась. Всего на целых пять-шесть дюймов. Петерсен отлетел в сторону, ударившись о переборку. Ломы, вырвавшись у него из рук, с плеском упали в воду.
Petersen flung himself back at the hatch, tigerish in his ferocity.	Великан тигром кинулся к крышке люка.
His fingers hooked under the edge, the great muscles of his arms and shoulders lifted and locked as he tugged and pulled at that massive hatch cover.	Ухватившись за край, он напряг могучие мышцы рук и плеч, наваливаясь изо всех сил на тяжелую стальную плиту.
Three times he heaved, four times, then on the fifth the hatch almost literally leapt up with a screech of tortured metal and smashed shudderingly home into the retaining latch of the vertical stand behind.	Три, четыре раза надавливал он на нее. На пятый раз массивная крышка с визгом распахнулась и с грохотом ударилась о стойку. Защелка, удерживавшая крышку вертикально, закрылась.
The hatch was open.	Люк был открыт.
Petersen just stood there smiling, no one had seen Petersen smile for a long time, his face bathed in sweat, his great chest rising and falling rapidly as his starved lungs sucked in great draughts of air.	Петерсен улыбался. Давно на лице Петерсена не видели улыбки. Он обливался потом, грудь часто-часто поднималась и опускалась, точно мехами накачивая воздух в натруженные легкие.
The water level in the Low Power Room was within two feet of the hatch: sometimes, when the Ulysses plunged into a heavy sea, the dark, oily liquid splashed over the hatch coaming into the flat above.	В отсеке слаботочных агрегатов вода всего на два фута не доходила до комингса люка. Порою, когда корабль падал в ложбину между крутых валов, в верхнее помещение через комингс вливалась темная маслянистая жидкость.
Quickly, the trapped men were hauled to safety.	Освобожденных из плена моряков быстро вытащили наверх.
Soaked in oil from head to foot, their eyes gummed and blinded, they were men overcome by reaction, utterly spent and on the verge of collapse, so far gone that even their fear could not overcome their exhaustion.	Они с ног до головы были выпачканы нефтью, глаза залеплены густой жижей. Казалось, они только что вышли из преисподней. Вконец измученные переживаниями, бедняги были на грани полного коллапса. Даже инстинкт самосохранения не смог заставить их найти в себе силы двигаться.
Three, in particular, could do no more than cling helplessly to the ladder, would almost certainly have slipped back into the surging blackness below; but Petersen bent over and plucked them clean out of the Low Power Room as if they had been little children.	А трое других моряков, вцепившихся в скоб-трап, застряли в шахте, не в состоянии сделать ни шагу больше. Они наверняка сорвались бы в черную бездну, если бы не Петерсен, - тот нагнулся и словно малых детей вытащил их из шахты люка.
"Take these men to the Sick Bay at once!" Carrington ordered. He watched the dripping, shivering men being helped up the ladder, then turned to the giant stoker with a smile. "We'll all thank you later, Petersen.	- Немедленно отправить их в лазарет! -распорядился Кэррингтон, наблюдая за тем, как мокрым насквозь, дрожащим от холода людям помогали подниматься. Потом с улыбкой повернулся к Петерсену: - Мы поблагодарим вас потом, Петерсен.
We're not finished yet.	Дело ещё не закончено.
This hatch must be closed and battened down."	Теперь этот люк надо наглухо задраить.
"It will be difficult, sir," Petersen said gravely.	- Дело трудное, сэр, - мрачно произнес Петерсен.

"Difficult or not, it must be done." Carrington was emphatic.	- Трудное или нет, а сделать его нужно, - оборвал котельного машиниста Кэррингтон.
Regularly, now, the water was spilling over the coaming, was lapping the sill of the wheelhouse. "The emergency steering position is gone: if the wheelhouse is flooded, we're finished."	Вода все чаще и чаще выплескивалась через комингс люка, заливая основание рулевого поста. - Запасной рулевой пост выведен из строя. Если рулевую машину зальет, всем нам конец.
Petersen said nothing.	Петерсен ничего не сказал.
He lifted the retaining latch, pulled the protesting hatch cover down a foot.	Приподняв защелку, он навалился на упорно сопротивлявшуюся крышку люка и на фут опустил её.
Then he braced his shoulder against the latter, planted his feet on the cover and straightened his back convulsively: the cover screeched down to 45	Потом, упершись плечом в трап, встал на тяжелую плиту и судорожным движением выпрямился. Взвизгнув, крышка опустилась примерно на сорок пять градусов. Норвежец передохнул, изогнул спину точно лук, ухватившись руками за трап, и начал что есть силы колотить ногами по краю крышки. До комингса люка оставалось дюймов пятнадцать.
"We need heavy hammers, sir," Petersen said urgently.	- Нужны тяжелые кувалды, сэр, - озабоченно проговорил Петерсен.
"No time!" Carrington shook his head quickly. "Two more minutes and it'll be impossible to shut the hatch cover against the water pressure.	- Некогда! - покачал головой Кэррингтон. - Еще две минуты, и давление воды не позволит закрыть крышку люка.
Hell!" he said bitterly. "If it were only the other way round, closing from below.	Вот ещё дьявольщина-то! - воскликнул он сокрушенно. - Если бы крышка закрывалась снизу!
Even I could lever it shut!"	Тогда даже я сумел бы прижать её к комингсу.
Again Petersen said nothing.	Петерсен ничего не сказал и на этот раз.
He squatted down by the side of the hatch, gazed into the darkness beneath his feet.	Присев на корточки у края люка, он заглянул в темноту.
"I have an idea, sir," he said quickly. "If two of you would stand on the hatch, push against the ladder.	- Я кое-что придумал, сэр, - проговорил он торопливо. - Что если вы вдвоем встанете на крышку и упретесь в трап руками?
Yes, sir, that way, but you could push harder if you turned your back to me."	Да, да, вот так, сэр. Повернитесь ко мне спиной, тогда упор будет сильнее.
Carrington laid the heels of his hands against the iron steps of the ladder, heaved with all his strength.	Положив ладони на железную ступеньку трапа, капитан-лейтенант что есть мочи напрягся.
Suddenly he heard a splash, then a metallic clatter, whirled round just in time to see a crowbar clutched in an enormous hand disappear below the edge of the hatch.	Внезапно послышался всплеск, за ним металлический стук. Мгновенно обернувшись, Кэррингтон успел заметить лишь сжимавшую лом огромную руку, которая тотчас исчезла под крышкой люка.
There was no sign of Petersen.	Петерсена и след простыл.
Like many big, powerful men, he was lithe and cat like in his movements: he'd gone down over the edge of that hatch without a sound.	Подобно многим крупным, сильным людям, он был быстр и ловок, как кошка, и спрыгнул в люк, не издав и звука.

"Petersen!" Carrington was on his knees by the hatch. "What the devil do you think you're doing?	- Петерсен! - Кэррингтон опустился на колени возле шахты. - Не валяй дурака, черт тебя возьми!
Come out of there, you bloody fool Do you want to drown?"	Вылезай, идиот несчастный! Ты что, утонуть захотел?
There was no reply.	Ответа не было.
Complete silence below, a silence deepened by the gentle sussuration of the water.	Воцарилась полная тишина, которая казалась ещё невыносимее из-за чуть слышного плеска воды.
Suddenly the quiet was broken by the sound of metal striking against metal, then by a jarring screech as the hatch dropped six inches.	Неожиданно раздался стук металла, потом пронзительный скрип, и люк опустился дюймов на шесть.
Before Carrington had time to think, the hatch cover dropped farther still.	Не успел Кэррингтон сообразить, в чем дело, как тяжелая плита опустилась ещё ниже.
Desperately, the First Lieutenant seized a crowbar, thrust it under the hatch cover: a split second later the great steel cover thudded down on top of it.	Охваченный отчаянием, первый офицер схватил лом и подсунул его под крышку люка. Спустя долю секунды крышка с грохотом ударилась о него.
Carrington had his mouth to the gap now. "In the name of God, Petersen," he shouted,	Приложив рот к щели, Кэррингтон крикнул: - О Господи! Петерсен!
"Are you sane?	Ты в своем уме?
Open up, open up at once, do you hear?"	Открой, открой сейчас же! Слышишь?
"I can't." The voice came and went as the water surged over the stoker's head. "I won't.	-Не могу... - Кочегар умолк на полуслове: волна накрыла его с головой. - ...И не хочу.
You said yourself... there is no time... this was the only way."	Вы же сами сказали... некогда... другого выхода не было.
"But I never meant------"	- Но я совсем не это имел в виду...
"I know.	- Я знаю.
It does not matter... it is better this way." It was almost impossible to make out what he was saying. "Tell Captain Vallery that Petersen says he is very sorry.... I tried to tell the Captain yesterday."	Это не важно... так будет лучше. - Слова норвежца почти невозможно было разобрать. -Передайте командиру, что Петерсен очень сожалеет... Я хотел было сказать ему вчера сам...
"Sorry I Sorry for what?" Madly Carrington flung all his strength against the iron bar: the hatch cover did not even quiver.	- Сожалеешь? О чем ты ещё там сожалеешь? -Кэррингтон в отчаянном усилии навалился на железный лом, но тяжелая крышка даже не дрогнула.
"The dead marine in Scapa Flow... I did not mean to kill him, I could never kill any man... But he angered me," the big Norwegian said simply. "He killed my friend."	-Тот морской пехотинец... в Скапа-Флоу... Я не хотел его убивать, я ни за что не посмел бы убить человека... Но он вывел меня из себя, - просто сказал великан-норвежец. - Он убил моего товарища.
For a second, Carrington stopped straining at the bar.	На секунду Кэррингтон ослабил пальцы, сжимавшие лом.
Petersen!	Петерсен!
Of course, who but Petersen could have snapped a man's neck like that.	Ну конечно, кто же кроме него мог свернуть шею тому солдату!

Petersen, the big, laughing Scandinavian, who had so suddenly changed overnight into a grave unsmiling giant, who stalked the deck, the mess decks and alleyways by day and by night, who was never seen to smile or sleep.	Петерсен - рослый, веселый скандинав, которого вдруг словно подменили, и он превратился в мрачного гиганта. Не зная ни покоя, ни сна, денно и нощно, как неприкаянный, бродил он по палубам, кубрикам, переходам корабля.
With a sudden flash of insight, Carrington saw clear through into the tortured mind of that kind and simple man.	Озаренный изнутри, Кэррингтон внезапно понял, что творится в исстрадавшейся душе этого простого, доброго парня.
"Listen, Petersen," he begged. "I don't give a damn about that.	- Послушай же, Петерсен! - заклинал он. - Мне совершенно наплевать на то, что когда-то произошло.
Nobody shall ever know, I promise you.	Никто об этом не узнает. Обещаю.
Please, Petersen, just------"	Прошу тебя, Петерсен. Будь умницей...
"It is better this way." The muffled voice was strangely content. "It is not good to kill a man... it is not good to go on living.... I know... Please, it is important, you will tell my Captain Petersen is sorry and filled with shame... I do this for my Captain."	- Так будет лучше... - Приглушенный голос звучал необычно умиротворенно. - Убить человека грех... Нельзя после этого жить... Я это понял... Прошу вас... Это очень важно. Передайте моему командиру. Петерсен сожалеет и стыдится... Я делаю это ради моего командира.
Without warning, the crowbar was plucked from Carrington's hand. The cover clanged down in position. For a minute the wheelhouse flat rang to a succession of muffled, metallic blows.	Лом из рук Кэррингтоиа внезапно вышибло. Крышка люка захлопнулась. В помещении рулевого поста эхом отдавались глухие металлические удары. Это продолжалось с минуту.
Suddenly the clamour ceased and there was only the rippling surge of the water outside the wheelhouse and the creak of the wheel inside as the Ulysses steadied on course.	Потом стук оборвался. Слышен был лишь плеск воды возле рулевого поста да скрип штурвала: удерживая крейсер на румбе, рулевой перекладывал руль.
The clear sweet voice soared high and true above the subdued roar of the engine-room fans, above the whine of a hundred electric motors and the sound of the rushing of the waters.	Заглушая низкий рев втяжных вентиляторов, вой многих десятков электромоторов и шум волн, бьющих о борт крейсера, струился чистый, мелодичный голос.
Not even the metallic impersonality of the loudspeakers could detract from the beauty of that singing voice....	Даже холодная бесстрастность динамиков не могла исказить этот прекрасный девичий голос... Так бывало не раз.
It was a favourite device of Vallery's when the need for silence was not paramount, to pass the long, dark hours by coupling up the record player to the broadcast system.	Когда не было необходимости соблюдать полнейшую тишину, то, чтобы скрасить монотонность бесконечно долгих часов ночи, по распоряжению командира корабля по трансляционной сети передавали граммофонные записи.
Almost invariably, the musical repertoire was strictly classical, or what is more often referred to, foolishly and disparagingly, as the popular classics.	Почти неизменно репертуар был сугубо классическим, или, как зачастую говорят чванливые, высокомерные люди, был составлен из популярных классических произведений.
Bach, Beethoven, Tchaikovski, Lehar, Verdi, Delius, these were the favourites.	Бах, Бетховен, Чайковский, Легар, Верди, Делиус...
"No. in B flat minor,"	"Концерт ? 1 си-бемоль минор",

"Air on a G string,"	"Ария для струны соль",
"Moonlight on the Alster,"	"Луна над рекой Альстер",
"Claire de Lune,"	"Clair de Lune",
"The Skater's Waltz", the crew of the Ulysses could never have enough of these.	"Вальс конькобежцев" - все это никогда не прискучивало экипажу крейсера.
"Ridiculous," "impossible", it is all too easy to imagine the comments of those who equate the matelot's taste in music with the popular conception of his ethics and morals; but those same people have never heard the hushed, cathedral silence in the crowded hangar of a great aircraft carrier in Scapa Flow as Yehudi Menuhin's magic bow sang across the strings of the violin, swept a thousand men away from the harsh urgencies of reality, from the bitter memories of the last patrol or convoy, into the golden land of music.	Нетрудно вообразить, что скажут на это снобы, которые судят о музыкальном вкусе матросов по расхожим среди обывателей представлениям о низменности привычек и нравов моряков. "Смехотворно! Нелепо!" Людям этим неведомо, какая благоговейная, словно в храме, тишина царила в переполненном до отказа ангаре гигантского авианосца на рейде Скапа-Флоу, когда, прикасаясь к струнам скрипки, пел магический смычок Иегуди Менухина. В благодатное, волшебное царство музыки скрипач уносил тысячи матросов, заставляя их забыть о суровой военной действительности, об испытаниях, доставшихся на их долю во время недавнего дозора или боевого похода.
But now a girl was singing.	На этот раз пела девушка.
It was Deanna Durbin, and she was singing	То была Дина Дурбин. Она исполняла песню
"Beneath the Lights of Home," that most heartbreakingly nostalgic of all songs.	"Под родным небосводом", хватавшую за душу тоской по далекой отчизне.
Below decks and above, bent over the great engines or huddled by their guns, men listened to the lovely voice as it drifted through the darkened ship and the falling snow, and turned their minds inwards and thought of home, thought of the bitter contrast and the morning that would not come.	В нижних помещениях и на верхней палубе, склонясь над могучими механизмами или съежившись подле орудий, слушали моряки этот прелестный голос, летевший над кораблем, окутанным мраком и снегом. Вспоминая свой дом, они думали о своей тяжкой доле и о том, что скоро наступит утро, которое им не суждено встретить.
Suddenly, half-way through, the song stopped.	Неожиданно песня оборвалась.
"Do you hear there?" the 'speakers boomed. "Do you hear there? This, this is the Commander speaking." The voice was deep and grave and hesitant: it caught and held the attention of every man in the ship.	- Внимание! Внимание! - загрохотали динамики. -Говорит... говорит старший офицер корабля. -Низкий голос Тэрнера звучал угрюмо.
"I have bad news for you." Turner spoke slowly, quietly. "I am sorry, I..." He broke off, then went on more slowly still. "Captain Vallery died five minutes ago." For a moment the 'speaker was silent, then crackled again. "He died on the bridge, in his chair.	Услышав его, все насторожились. - У меня недобрые вести, - Тэрнер говорил медленно, спокойно. - С прискорбием сообщаю... - Он умолк, потом заговорил вновь - на этот раз ещё медленнее: - Пять минут назад скончался ваш командир Ричард Вэллери. - На мгновение динамик замолчал, потом ожил вновь. - Он умер на командном мостике, в своем адмиральском кресле.
He knew he was dying and I don't think he suffered at all.... He insisted, he insisted that I thank you for the way you all stood by him.	Он знал, что умирает. Думаю, он совсем не мучился... Он настоял... Настоял на том, чтобы от его имени я поблагодарил вас за верную службу.

'Tell them', these were his words, as far as I remember, 'tell them,' he said, 'that I couldn't have carried on without them, that they are the best crew that God ever gave a Captain.'	"Передайте морякам, - таковы были его последние слова, которые я запомнил. - Передайте им, -сказал он, - что без них я был бы как без рук, что Господь наградил меня лучшим экипажем, о каком только смеет мечтать командир корабля".
Then he said, it was the last thing he said:' Give them my apologies.	Потом добавил: "Пусть они простят меня.
After all they've done for me, well, well, tell them I'm terribly sorry to let them down like this.'	После всего, что они для меня сделали... Словом, передайте, что я страшно огорчен тем, что оставляю их в беде".
That was all he said, just' Tell them I'm sorry.'	Вот все, что он сказал. "Передайте им, что я огорчен".
And then he died."	И умер.
CHAPTER SIXTEEN	Глава 16
SATURDAY NIGHT	В СУББОТУ ночью
RICHARD VALLERY was dead.	Ричард Вэллери умер.
He died grieving, stricken at the thought that he was abandoning the crew of the Ulysses, leaving them behind, leaderless. But it was only for a short time, and he did not have to wait long.	Умер в печали, удрученный мыслью, что оставляет экипаж корабля без командира.
Before the dawn, hundreds more, men in the cruisers, the destroyers and the merchantmen, had died also.	Но, прежде чем наступил рассвет, за своим адмиралом последовали сотни моряков. Они гибли на борту крейсеров, эсминцев, транспортов.
And they did not die as he had feared under the guns of the Tirpitz, another grim parallel with PQ17, for the Tirpitz had not left Alta Fjord. They died, primarily, because the weather had changed.	Вопреки опасениям Вэллери корабли эти, подобно судам злосчастного конвоя Пи-Кью-17, погибли не от орудийных залпов "Тирпица". "Тирпиц" так и не вышел из Альта-Фьорда; В сущности, они погибли от того, что внезапно переменилась погода.
Richard Vallery was dead, and with his death a great change had come over the men of the Ulysses.	Ричард Вэллери умер. С его смертью в моряках "Улисса" произошла разительная перемена.
When Vallery died, other things died also, for he took these things with him. He took with him the courage, the kindliness, the gentleness, the unshakable faith, the infinitely patient and understanding endurance, all these things which had been so peculiarly his own.	Вэллери словно бы унес с собой смелость, доброту, кротость, непоколебимую веру, безграничную терпимость к людям, понимание их.
And now these things were gone and the Ulysses was left without them and it did not matter.	Ничего этого у моряков "Улисса" не осталось. Но что из того?
The men of the Ulysses no longer needed courage and all the adjuncts of courage, for they were no longer afraid.	Экипажу "Улисса" смелость была более не нужна, ибо теперь люди эти не боялись ничего.
Vallery was dead and they did not know how much they respected and loved that gentle man until he was gone.	Вэллери был мертв, и лишь с его смертью моряки осознали, как уважали и любили они этого благородного человека.
But then they knew.	Осознали в полную меру.

They knew that something wonderful, something that had become an enduring part of their minds and memories, something infinitely fine and good, was gone and they would never know it again, and they were mad with grief.	Поняли, что из их жизни ушло нечто необыкновенное, нечто такое, что навеки запечатлелось в их разуме и сердце, нечто бесконечно прекрасное и доброе, чему никогда более не бывать, и обезумели от горя.
And, in war, a grief-stricken man is the most terrible enemy there is.	На войне же нет более грозного противника, чем человек, убитый горем.
Prudence, caution, fear, pain-for the grief-stricken man these no longer exist.	Благоразумие, осторожность, страх, боль - ничего этого для него уже не существует.
He lives only to lash out blindly at the enemy, to destroy, if he can, the author of his grief.	Он живет лишь затем, чтобы убивать, уничтожать врага, причинившего ему это горе.
Rightly or wrongly, the Ulysses never thought to blame the Captain's death on any but the enemy.	Справедливо или нет, но в смерти своего командира моряки "Улисса" считали повинным неприятеля.
There Was only, for them, the sorrow and the blind hate.	Отныне их уделом стали печаль да всепоглощающая ненависть.
Zombies, Nicholls had called them once, and the Ulysses was more than ever a ship manned by living zombies, zombies who prowled restlessly, incessantly, across the snow and ice of the heaving decks, automatons living only for revenge.	"Зомби" - так однажды назвал их Николлс. Именно теперь моряки походили на зомби, ходячие привидения, которые, не находя себе места, все время бродили по раскачивающейся палубе, покрытой снегом и льдом. То были роботы, жившие лишь ради мести.
The weather changed just before the end of the middle watch.	Погода изменилась перед самым концом средней вахты.
The seas did not change-FR77 was still butting into the heavy, rolling swell from the north, still piling up fresh sheets of glistening ice on their labouring fo'c'sles.	Волнение не утихло: корабли конвоя по-прежнему сильно трепало. С норда шла крупная, крутая волна, и баки кораблей, рассекавших студеные воды, все больше обрастали сверкающим льдом.
But the wind dropped, and almost at once the snowstorm blew itself out, the last banks of dark, heavy cloud drifting away to the south.	Внезапно ветер стих, и почти тотчас прекратилась пурга; последние клочья темной, тяжелой тучи унесло к зюйду.
By four o'clock the sky was completely clear.	К четырем часам небо очистилось.
There was no moon that night, but the stars were out, keen and sharp and frosty as the icy breeze that blew steadily out of the north.	Ночь выдалась безлунная, но на небе, овеваемом ледяным северным ветром, высыпали яркие, крупные звезды.
Then, gradually, the sky began to change. At first there was only a barely perceptible lightening on the northern rim then, slowly, a pulsating flickering band of light began to broaden and deepen and climb steadily above the horizon, climbing higher to the south with the passing of every minute.	Потом в северной части горизонта возникла едва заметная светлая полоска. Постепенно она стала увеличиваться. С каждой минутой полоса пульсирующего, вспыхивающего света поднималась все выше.

Soon that pulsating ribbon of light was paralleled by others, streamers in the most delicate pastel shades of blue and green and violet, but always and predominantly white. And always, too, these lanes of multi-coloured light grew higher and stronger and brighter: at the climax, a great band of white stretched high above the convoy, extending from horizon to horizon...	Вскоре рядом появились ленты нежных пастельных оттенков голубого, зеленого, лилового цвета, но ярче других горел белый цвет. Полосы становились все шире и ярче. И наконец образовалась огромная сплошная белая завеса, протянувшаяся от одного края неба до другого...
These were the Northern Lights, at any time a spectacle of beauty and wonder, and this night surpassing lovely: down below, in ships clearly illumined against the dark and rolling seas, the men of FR77 looked up and hated them.	То было северное сияние - само по себе красивое зрелище. В эту же ночь оно было особенно прекрасно. Но люди, находившиеся на кораблях и судах, залитых светом на фоне темного неспокойного моря, проклинали это великолепие.
On the bridge of the Ulysses, Chrysler, Chrysler of the uncanny eyesight and super-sensitive hearing, was the first to hear it.	Из всех, кто находился на мостике, звук этот первым услышал Крайслер - тот самый юноша, что обладал необыкновенным зрением и сверхъестественным слухом.
Soon everyone else heard it too, the distant roar, throbbing and intermittent, of a Condor approaching from the south.	Вскоре и остальные услышали вдалеке этот рокот - прерывистый, пульсирующий гул приближающегося с юга "кондора".
After a time they became aware that the Condor was no longer approaching, but sudden hope died almost as it was born.	Спустя немного времени все решили, будто "кондор" перестал приближаться, но, едва родившись, надежда эта умерла.
There was no mistaking it now-the deeper, heavier note of a Focke-Wulf in maximum climb.	Без сомнения, натужный рев означал, что "фокке-вульф" набирает предельную высоту.
The Commander turned wearily to Carrington.	Старший офицер с усталым видом повернулся к Кэррингтону.
"It's Charlie, all right," he said grimly. "The bastard's spotted us.	- "Чарли" тут как тут, - проговорил он угрюмо. -Обнаружил нас, подлец.
He'll already have radioed Alta Fjord and a hundred to one in anything you like that he's going to drop a marker flare at 10,000 feet or so.	Уже радировал в Альта-Фьорд. Ставлю сто против одного в любой валюте, что на высоте около трех тысяч метров он сбросит осветительную бомбу.
It'll be seen fifty miles away."	Она озарит участок радиусом пятьдесят миль.
"Your money's sake." The First Lieutenant was withering. "I never bet against dead certs... And then, by and by, maybe a few flares at a couple of thousand?"	- Можете быть уверены, что деньги останутся при вас. - Капитан-лейтенант сник на глазах. - Пари беспроигрышное... Потом, метрах на шестистах, повесит ещё пару "люстр".
"Exactly!" Turner nodded. "Pilot, how far do you reckon we're from Alta Fjord-in flying time, I mean?"	- Уж это точно! - кивнул Тэрнер. - Штурман, далеко ли мы от Альта-Фьорда, по вашим расчетам? Я имею в виду, в летных часах?
"For a 200-knot plane, just over an hour," the Kapok Kid said quietly.	- Час лету для машины со скоростью двести узлов,- спокойно произнес Капковый мальчик.
His ebullience was gone: he had been silent and dejected since Vallery had died two hours previously.	Куда подевалась его былая бойкость? С тех пор как скончался Вэллери, он стал неразговорчив и мрачен.
"An hour!" Carrington exclaimed. "And they'll be here.	- Всего лишь час! - воскликнул Кэррингтон. -Немцы непременно прилетят.

My God, sir," he went on wonderingly, "they're really out to get us.	Клянусь Богом, сэр, - прибавил он в раздумье, -нас намерены доконать окончательно.
We've never been bombed nor torpedoed at night before.	Нас ещё никогда раньше не бомбили и не торпедировали в ночное время.
We've never had the Tirpitz after us before.	Нас ещё никогда не преследовал "Тирпиц".
We never------"	Нас ещё никогда...
"The Tirpitz," Turner interrupted. "Just where the hell is that ship?	- "Тирпиц"! - прервал его Тэрнер. - Где он, этот "Тирпиц", будь он проклят?
She's had time to come up with us.	Ему давно бы пора догнать нас.
Oh, I know it's dark and we've changed course," he added, as Carrington made to object, "but a fast destroyer screen would have picked us-Preston!" He broke off, spoke sharply to the Signal Petty Officer.	Понимаю, сейчас темно, и мы изменили курс, -прибавил он, заметив, что Кэррингтон намерен возразить. - Но боевое охранение из быстроходных эсминцев давно бы усйело нас обнаружить... Престон! - воскликнул он, обращаясь к старшине-сигнальщику.
"Look alive, man!	- Глядеть веселей!
That ship's flashing us."	Нам семафорят вон с того транспорта.
"Sorry, sir." The signalman, swaying on his feet with exhaustion, raised his Aldis, clacked out an acknowledgment.	- Виноват, сэр. - Сигнальщик, едва стоявший на ногах от усталости, подняв фонарь, отстучал "квитанцию".
Again the light on the merchantman began to wink furiously.	На "купце" снова сердито замигал огонь.
"'Transverse fracture engine bedplate,'" Preston read out. "'Damage serious: shall have to moderate speed.'"	- "Поперечный излом фундамента машины, -читал Престон. - Повреждение серьезное. Вынужден сбавить ход".
"Acknowledge," said Turner curtly. "What ship is that, Preston?"	- Подтвердить светограмму, - сухо произнес Тэрнер. - Что это за транспорт, Престон?
"The Ohio Freighter, sir."	- "Огайо Фрейтер", сэр.
"The one that stopped a tin fish a couple of days back?"	- Тот, что напоролся на торпеду пару дней назад?
"That's her, sir."	- Он самый, сэр.
"Make a signal.	- Передайте:
'Essential maintain speed and position.'" Turner swore. "What a time to choose for an engine breakdown... Pilot, when do we rendezvous with the Fleet?"	"Следует сохранять скорость и место в ордере". -Тэрнер выбранился. - Нашли время для поломки машины... Штурман, когда рандеву с эскадрой?
"Six hours' time, sir: exactly."	- Ровно через шесть часов, сэр.
"Six hours." Turner compressed his lips. "Just six hours, perhaps!" he added bitterly.	-Шесть часов... - Тэрнер сжал зубы. - Через каких-то шесть часов, возможно, рандеву и состоится, - прибавил он с горечью.
"Perhaps?" Carrington murmured.	- Возможно? - переспросил Кэррингтон.
"Perhaps," Turned affirmed. "Depends entirely on the weather.	- Да, возможно, - повторил Тэрнер. - Все зависит от погоды.

C.-in-C. won't risk capital ships so near the coast unless he can fly off fighter cover against air attack.	Командующий не станет рисковать крупными кораблями в такой близости от побережья, не имея возможности поднять в воздух авиацию прикрытия.
And, if you ask me, that's why the Tirpitz hasn't turned up yet, some wandering U-boat's tipped him off that our Fleet Carriers are steaming south.	Вот, кстати, и ответ, почему до сих пор не появился "Тирпиц". Какая-то подводная лодка радировала ему, что наши авианосцы идут на юг.
He'll be waiting on the weather... What's he saying now, Preston?"	Он будет ждать улучшения погоды... Что теперь пишет транспорт, Престон?
The Ohio's signal lamp had flashed briefly, then died.	Немного помигав, сигнальный фонарь на "Огайо Фрейтере" угас.
"'Imperative slow down,'" Preston repeated. "'Damage severe.	- "Необходимо снизить скорость, - читал сигнальщик, - Имею серьезные повреждения.
Am slowing down.'"	Сбавляю ход. Сбавляю ход".
"He is, too," Carrington said quietly.	- Он и в самом деле сбавляет ход, - невозмутимо заметил Кэррингтон.
He looked up at Turner, at the set face and dark eyes, and knew the same thought was in the Commander's mind as was in his own. "He's a goner, sir, a dead duck. He hasn't a chance.	Взглянув на старшего офицера, на его сосредоточенное лицо и потемневшие глаза, капитан-лейтенант понял, что им обоим в голову пришла одна и та же мысль. - Его песенка спета, сэр.
Not unless------"	Если только...
"Unless what?" Turner asked harshly. "Unless we leave him an escort?	- Что "если только"? - взорвался Тэрнер. - Если только мы не оставим ему охранение?
Leave what escort, Number One?	А кого мы ему оставим, каплей?
The Viking-the only effective unit we've left?" He shook his head in slow decision. "The greatest good of the greatest number: that's how it has to be.	"Викинг", единственный боеспособный корабль? -Он медленно покачал головой. - Печься о благе большинства - вот в чем наша обязанность.
They'll know that.	Они это поймут.
Preston, send	Престон, напишите:
'Regret cannot leave you standby.	"К сожалению, не можем оставить вам эскорт.
How long to effect repairs?'"	Сколько времени потребуется на ремонт?"
The flare burst even before Preston's hand could close on the trigger.	Осветительная бомба вспыхнула прежде, чем Престон коснулся рукоятки сигнального фонаря.
It burst directly over FR77.	Она вспыхнула над самым конвоем.
It was difficult to estimate the height, probably six to eight thousand feet, but at that altitude it was no more than an incandescent pinpoint against the great band of the Northern Lights arching majestically above.	На какой именно высоте, определить было трудно, но где-то около двух - двух с половиной тысяч метров. На фоне гигантской белой дуги северного сияния бомба казалась светящейся точкой.
But it was falling quickly, glowing more brightly by the sound: the parachute, if any, could have been only a steadying drogue.	Но точка быстро приближалась, становясь все ярче: если к ней и был прикреплен парашют, то, видно, лишь для стабилизации полета.

The crackling of the W.T. speaker broke through the stuttering chatter of the Aldis.	В торопливый стук сигнального фонаря ворвался голос громкоговорителя.
"W.T.-bridge.	-Мостик! Докладывает радиорубка.
W.T.-bridge.	Мостик! Докладывает радиорубка.
Message from Sirrus:	Депеша с "Сирруса".
' Three survivors dead.	"Трое спасенных умерли.
Many dying or seriously wounded.	Много умирающих и тяжелораненых.
Medical assistance urgent, repeat urgent.'" The speaker died, just as the Ohio started flickering her reply.	Срочно необходима медицинская помощь. Повторяю: срочно". Динамик умолк, и в эту минуту "Огайо" замигал в ответ на светограмму флагмана.
"Send for Lieutenant Nicholls," Turner ordered briefly. "Ask him to come up to the bridge at once."	- Пошлите за лейтенантом Николлсом, -распорядился Тэрнер. - Пусть тотчас же поднимется на мостик.
Carrington stared down at the dark broad seas, seas flecked with milky foam: the bows of the Ulysses were crashing down heavily, continuously.	Кэррингтон посмотрел на темные грозные валы, увенчанные молочно-белой пеной, на полубак крейсера, то и дело тяжело ударявшийся о стену воды.
"You're going to risk it, sir?"	- Хотите рискнуть, сэр?
"I must.	- Я должен это сделать.
You'd do the same, Number One.... What does the Ohio say, Preston?"	Вы бы поступили так же, каплей... Престон, что пишет "Огайо"?
"I understand.	- "Вас понял.
Too busy to look after the Royal Navy anyway.	Нам некогда возиться с британскими кораблями.
We will make up on you.	Перенесем на другой раз.
Au revoir!"'	Au revoir!" -
"We will make up on you.	"В другой раз.
Au revoir." Turner repeated softly. "He lies in his teeth, and he knows it.	Au revoir!" - негромко повторил Тэрнер. - Врет и не смеется.
By God!" he burst out. "If anyone ever tells me the Yankee sailors have no guts, I'll push his perishing face in.	Черт меня побери! - вырвалось у него. - Если кто-нибудь посмеет сказать, что у янки кишка тонка, я ему в кровь разобью его подлую физиономию.
Preston, send:	Престон, напишите:
' Au revoir.	"Au revoir!
Good luck.'...	Желаю удачи".
Number One, I feel like a murderer."	Каплей, я чувствую себя убийцей.
He rubbed his hand across his forehead, nodded towards the shelter where Vallery lay stretched out, and strapped to his settee.	Он потер ладонью лоб, кивнул в сторону рубки, где лежал на кушетке Вэллери.
"Month in, month out, he's been taking these decisions.	- Из месяца в месяц ему приходилось принимать такие решения.

It's no wonder..."	Неудивительно, что...
He broke off as the gate creaked open.	Но тут послышался скрип открываемой дверцы, и он замолчал.
"Is that you, Nicholls?	- А, это вы, Николлс?
There is work for you, my boy.	Вам предстоит работа, мой мальчик.
Can't have you medical types idling around uselessly all day long." He raised his hand. "All right, all right," he chuckled. "I know.... How are things on the surgical front?" he went on seriously.	Хватит вам, лекарям, целый день слоняться без дела. - Он поднял руку. - Ну полно, полно, -усмехнулся он. - Я все знаю... Как дела на хирургическом фронте? - Тон его голоса стал серьезным.
"We've done all we can, sir.	- Мы сделали все, что в наших силах, сэр.
There was very little left for us to do," Nicholls said quietly.	Правда, делать нам оставалось немного, -проговорил спокойно Николлс.
His face was deeply lined, haggard to the point of emaciation. "But we're in a bad way for supplies.	Лицо его осунулось, на нем появились складки, старившие юношу. - Но у нас очень туго с медикаментами.
Hardly a single dressing left.	Бинтов почти не осталось.
And no anaesthetics at all-except what's left in the emergency kit.	А анестезирующих средств и вовсе нет, если не считать неприкосновенного запаса.
The Surgeon-Commander refuses to touch those."	Однако начальник медслужбы не хочет к нему притрагиваться.
"Good, good," Turner murmured. "How do you feel, laddie?"	- Понятно, - пробормотал Тэрнер. - Как вы себя чувствуете, дружок?
"Awful."	- Отвратительно.
"You look it," Turner said candidly. "Nicholls-I'm terribly sorry, boy-I want you to go over to the Sirrus."	- Это видно по вам, - честно признался Тэрнер. -Николлс... Мне страшно жаль, мой мальчик... Но я хочу, чтобы вы отправились на "Сиррус".
"Yes, sir." There was no surprise in the voice: it hadn't been difficult to guess why the Commander had sent for him. "Now?"	- Есть, сэр. - В голосе юноши не было удивления: он давно догадался, зачем вызывает его старший офицер. - Прикажете отбыть сейчас?
Turner nodded without speaking.	Тэрнер молча кивнул.
His face, the lean strong features, the heavy brows and sunken eyes were quite visible H.U. 257 I now in the strengthening light of the plunging flare.	В свете опускающейся "люстры" четко вырисовывалось его худощавое, волевое лицо.
A face to remember, Nicholls thought.	"Такие лица не забываются", - подумал Николлс.
"How much kit can I take with me, sir?"	- Что с собою брать, сэр?
"Just your medical gear.	- Свои принадлежности.
No more.	И только.
You're not travelling by Pullman, laddie!"	Не в купейном же вагоне поедете, дружок!
"Can I take my camera, my films?"	- Так можно захватить с собой фотокамеру и пленку?

"All right." Turner smiled briefly. "Looking forward keenly to photographing the last seconds of the Ulysses, I suppose...	- Можно. - Тэрнер улыбнулся. - Не терпится запечатлеть последние секунды "Улисса", а?..
Don't forget that the Sirrus is leaking like a sieve.	Не забывайте, "Сиррус" течет как решето.
Pilot, get through to the W.T.	Штурман, свяжитесь с радиорубкой.
Tell the Sirrus to come' alongside, prepare to receive medical officer by breeches buoy."	Пусть прикажут "Сиррусу" подойти к крейсеру и принять доктора с помощью леерного устройства.
The gate creaked again.	Снова скрипнула дверца.
Turner looked at the bulky figure stumbling wearily on to the compass platform.	Тэрнер взглянул на грузную фигуру, усталой походкой приближавшуюся к компасной площадке.
Brooks, like every man in the crew was dead on his feet; but the blue eyes burned as brightly as ever.	Брукс, как и каждый из членов экипажа, едва стоял на ногах, но голубые глаза его, как всегда, полны были огня.
"My spies are everywhere," he announced. "What's this about the Sirrus shanghaiing young Johnny here?"	- У меня повсюду соглядатаи, - заявил он. - Чего ради вы надумали сплавить юного Джонни на "Сиррус"?
"Sorry, old man," Turner apologised. "It seems things are pretty bad on the Sirrus."	- Извините, дружище, - проговорил Тэрнер. - Но, похоже, дела на "Сиррусе" из рук вон плохи.
"I see." Brooks shivered.	- Понимаю. - Брукс поежился.
It might have been the thin threnody of the wind in the shattered rigging, or just the iceladen wind itself.	Возможно, виною тому был жуткий, как погребальная песнь, вой ветра в разбитом снарядами рангоуте, а возможно, пронизывающая стужа.
He shivered again, looked upwards at the sinking flare. "Pretty, very pretty," he murmured. "What are the illuminations in aid of?"	Снова поежившись, он взглянул вверх, на опускавшуюся осветительную бомбу. - Красиво, очень красиво, - пробормотал он. - В честь чего такая иллюминация?
"We are expecting company," Turner smiled crookedly. "An old world custom, O Socrates-the light in the window and what have you." He stiffened abruptly, then relaxed, his face graven in granitic immobility. "My mistake," he murmured. "The company has already arrived."	- Ждем гостей, - криво усмехнулся Тэрнер. - Ведь так заведено издавна, о Сократ. Увидят огонек в окне - непременно пожалуют. - Он внезапно напрягся, лицо его словно окаменело. - Прошу прощения, я ошибся, - проронил он. - Гости уже пожаловали.
The last words were caught up and drowned in the rumbling of a heavy explosion.	Последние слова его утонули в раскатах мощного взрыва.
Turner had known it was coming-he'd seen the thin stiletto of flame stabbing skywards just for'ard of the Ohio Freighter's bridge.	Тэрнер ожидал этого: пять-шесть секунд назад он заметил узкий, как кинжал, сноп огня, взвившийся к небесам, который возник перед самым мостиком "Огайо Фрейтера".
The sound had taken five or six seconds to reach them-the Ohio was already over a mile distant on the starboard quarter, but clearly visible still under the luminance of the Northern Lights-the Northern Lights that had betrayed her, almost stopped in the water, to a wandering U-boat.	До транспорта, находившегося на правой раковине, было уже больше мили, но он был отчетливо виден в свете северного сияния. Свете, оказавшемся предательским: почти не имевшее хода судно было обнаружено рыскавшей поблизости немецкой подлодкой.
The Ohio Freighter did not remain visible for long.	"Огайо Фрейтер" виден был недолго.

Except for the moment of impact, there was neither smoke, nor flame, nor sound.	Взрыв - и вслед за ним ничего: ни дыма, ни пламени, ни звука.
But her back must have been broken, her bottom torn out-and she was carrying a full cargo of nothing but tanks and ammunition.	Но спинной хребет транспорта был перебит: в днище, верно, зияла огромная пробоина, а трюмы были битком набиты танками и боеприпасами.
There was a curious dignity about her end-she sank quickly, quietly, without any fuss.	Транспорт встретил свою кончину с каким-то удивительным достоинством: он затонул быстро, спокойно, без суеты.
She was gone in three minutes.	Через три минуты все было кончено.
It was Turner who finally broke the heavy silence on the bridge.	Воцарившуюся на мостике угрюмую тишину нарушил Тэрнер.
He turned away and in the light of the flare his face was not pleasant to see.	Он отвернулся; на лицо его, освещенное бельм светом "люстры", было не слишком приятно смотреть.
"Au revoir," he muttered to no one in particular. "Au revoir. That's what he said, the lying..." He shook his head angrily, touched the Kapok Kid on the arm. "Get through to W.T.," he said sharply. "Tell the Viking to sit over the top of that sub till we get clear."	-А ещё говорил: "Au revoir!" - пробормотал он, ни к кому не обращаясь. - Лгун несчастный!.. - Он сердито покачал головой, потом коснулся рукава Капкового мальчика. - Свяжитесь с радиорубкой! - резко проговорил он. - Прикажите "Викингу" заняться этой лодкой, пока мы не освободимся.
"Where's it all going to end?" Brooks's face was still and heavy in the twilight.	- Когда всему этому настанет, конец? - В призрачном свете лицо Брукса казалось неподвижным и утомленным.
"God knows!	- Одному Богу известно!
How I hate those murdering bastards!" Turner ground out. "Oh, I know, I know, we do the same, but give me something I can see, something I can fight, something------"	Как я ненавижу этих подлых убийц! - простонал Тэрнер. - Я прекрасно понимаю, мы занимаемся тем же... Только дайте мне что-нибудь такое, что я мог бы видеть, с чем я мог бы помериться силами, что-нибудь такое...
"You'll be able to see the Tirpitz all right," Carrington interrupted dryly. "By all accounts, she's big enough."	- Не волнуйтесь, "Тирпиц" вы обязательно увидите, - сухо оборвал его Кэррингтон. - Судя по всему, он достаточно велик, чтобы его не заметить.
Turner looked at him, suddenly smiled.	Взглянув на первого офицера, Тэрнер неожиданно улыбнулся.
He clapped his arm, then craned his head back, staring up at the shimmering loveliness of the sky. He wondered when the next flare would drop.	Хлопнув Кэррингтона по плечу, он откинул голову назад и впился взглядом в мерцающее на небе сияние, гадая, когда же повесят вторую "люстру".
"Have you a minute to spare, Johnny?" The Kapok Kid's voice was low. "I'd like to speak to you."	- Ты не можешь уделить мне минуту, Джонни? -вполголоса проговорил Капковый мальчик. -Хотелось бы поговорить с тобой.
"Sure." Nicholls looked at him in surprise. "Sure, I've a minute, ten minutes-until the Sirrus comes up.	- Разумеется. - Николлс удивленно взглянул на друга. - Разумеется, могу, не одну, а десять, пока не подойдет "Сиррус".
What's wrong, Andy?"	В чем дело, Энди?

"Just a second." The Kapok Kid crossed to the Commander. "Permission to go to the charthouse, sir?"	- Виноват, я сейчас. - Штурман подошел к старшему офицеру. - Разрешите пройти в штурманскую рубку, сэр.
"Sure you've got your matches?" Turner smiled. "O.K.	- Спички не забыли? - улыбнулся Тэрнер. - О'кей.
Off you go."	Ступайте.
The Kapok Kid smiled faintly, said nothing.	На лице Капкового мальчика появилась слабая тень улыбки.
He took Nicholls by the arm, led him into the charthouse, flicked on the lights and produced his cigarettes.	Взяв Николлса под руку, он проводил его в штурманскую; там зажег свет и достал сигареты.
He looked steadily at Nicholls as he dipped his cigarette into the flickering pool of flame.	Штурман пристально смотрел на Николлса, поднесшего кончик сигареты к колеблющемуся язычку огня.
"Know something, Johnny?" he said abruptly. "I reckon I must have Scotch blood in me."	- Ты знаешь, Джонни? - внезапно произнес он. -Пожалуй, во мне есть шотландская порода.
"Scots," Nicholls corrected.	- Шотландская кровь, - поправил его Николлс. - С чего это тебе взбрело в голову?
"And perish the very thought." "I'm feeling-what's the word?, fey, isn't it? I'm feeling fey tonight, Johnny." The Kapok Kid hadn't even heard the interruption.	- И вот эта кровь говорит мне, что я обречен. Мои шотландские предки зовут меня к себе, Джонни. Я чувствую это всем своим существом. -Капковый мальчик словно не заметил, что его прервали.
He shivered. "I don't know why, I've never felt this way before."	Он зябко поежился. - Не понимаю, в чем дело. Я ещё никогда не испытывал такого ощущения.
"Ah, nonsense!	- Пустяки.
Indigestion, my boy," Nicholls said briskly.	У тебя несварение желудка, приятель, - бодро ответил Николлс.
But he felt strangely uncomfortable.	Но ему стало не по себе.
"Won't wash this time," Carpenter shook his head, half-smiling. "Besides, I haven't eaten a thing for two days.	- На этот раз попал пальцем в небо, - покачал головой штурман, едва заметно улыбнувшись. -Ко всему, я двое суток куска в рот не брал.
I'm on the level, Johnny."	Честное слово, Джонни.
In spite of himself, Nicholls was impressed.	Слова друга произвели на Николлса впечатление.
Emotion, gravity, earnestness-these were utterly alien to the Kapok Kid.	Чувства, искренность, серьезность - все это было ново в Капковом.
"I won't be seeing you again," the Kapok Kid continued softly. "Will you do me a favour, Johnny?"	- Мы с тобой больше не увидимся, - негромко продолжал штурман. - Прошу тебя, Джонни, окажи мне услугу.
"Don't be so bloody silly," Nicholls said angrily. "How the hell do you------?"	- Перестань валять дурака, - рассердился Николлс.- Какого черта ты...
"Take this with you." The Kapok Kid pulled out a slip of paper, thrust it into Nicholls's hands. "Can you read it?"	- Возьми это с собой. - Капковый достал листок бумаги и сунул его в руки приятеля. - Можешь прочесть?

"I can read it." Nicholls had stilled his anger. "Yes, I can read it." There was a name and address on the sheet of paper, a girl's name and a Surrey address. "So that's her name," he said softly. "Juanita... Juanita." He pronounced it carefully, accurately, in the Spanish fashion. "My favourite song and my favourite name," he murmured.	- Могу. - Николлс умерил свой гнев. - Да, я могу прочесть. - На листке бумаги стояло имя и адрес. Имя девушки и адрес в Сюррее. - Так вот как её звать, - произнес он тихо. - Хуанита... Хуанита. -Он проговорил это имя четко, с правильным испанским произношением. - Моя любимая песня и мое любимое имя, - проронил он.
"Is it? "the Kapok Kid asked eagerly. "Is it indeed?	- Неужели? - живо переспросил его Капковый мальчик. - Это правда?
And mine, Johnny." He paused. "If, perhaps-well, if I don't, well, you'll go to see her, Johnny?"	И мое тоже, Джонни. - Помолчав, он добавил: -Если так случится... словом, если я... Ты навести её, Джонни, ладно?
"What are you talking about, man?" Nicholls felt embarrassed.	- О чем ты говоришь, старина? - Николлсу стало не по себе.
Half-impatiently, half-playfully, he tapped him on the chest.	Не то торопясь закончить этот разговор, не то шутливо он похлопал молодого штурмана по груди.
"Why, with that suit on, you could swim from here to Murmansk.	- Да в таком костюме ты смог бы вплавь добраться до Мурманска.
You've said so yourself, a hundred times."	Ты же сам твердил мне об этом раз сто.
The Kapok Kid grinned up at him.	Капковый мальчик улыбнулся.
The grin was a little crooked.	Но улыбка была не слишком веселая.
"Sure, sure, I know, I know-will you go, Johnny?"	-Конечно же, конечно... Так ты сходишь, Джонни?
"Dammit to hell, yes!" Nicholls snapped. "I'll go-and it's high time I was going somewhere else.	- Черт тебя побери, да! - в сердцах воскликнул Николлс. - Да, схожу. Кстати, мне пора идти ещё кое-куда.
Come on!"	Пошли!
He snapped off the lights, pulled back the door, stopped with his foot half-way over the sill.	Выключив свет, отворил дверь и хотел было перешагнуть через комингс.
Slowly, he stepped back inside the charthouse, closed the door and nicked on the light.	Потом, раздумав, он вернулся и, закрыв дверь, снова включил свет.
The Kapok Kid hadn't moved, was gazing quietly at him.	Капковый мальчик, даже не сдвинувшись с места, смотрел на него как ни в чем не бывало.
"I'm sorry, Andy," Nicholls said sincerely. "I don't know what made me------"	- Прости, Энди, - с искренним раскаянием проговорил Николлс. - Не знаю, что это на меня нашло...
"Bad temper," said the Kapok Kid cheerfully. "You always did hate to think that I was right and you were wrong!"	- Дурной нрав, - весело отозвался Капковый мальчик. - Тебя всегда бесило, когда я оказывался прав, а ты ошибался!
Nicholls caught his breath, closed his eyes for a second.	У Николлса перехватило дыхание, и он на секунду прикрыл глаза.
Then he stretched out his hand.	Потом протянул руку.
"All the best, Vasco." It was an effort to smile. "And don't worry.	- Всего наилучшего, Васко, - попытался он улыбнуться. - И не беспокойся.

I'll see her if-well, I'll see her, I promise you.	Я навещу её, если что... Словом, навещу, обещаю тебе.
Juanita... But if I find you there," he went on threateningly, "I'll------"	Хуанита... Но если застану там тебя... - с шутливой угрозой продолжал он, - тебе не поздоровится.
"Thanks, Johnny.	- Спасибо, Джонни.
Thanks a lot." The Kapok Kid was almost happy. "Good luck, boy... Vaya con Dios.	Большое спасибо. - Капковый мальчик был почти счастлив. - Желаю удачи, дружище... Vaya con dios!
That's what she always said to me, what she said before I came away.' Vaya con Dios.'"	Так она мне всегда говорила на прощание. Так и в последний раз сказала.
Thirty minutes later, Nicholls was operating aboard the Sirrus.	Спустя полчаса лейтенант Николлс оперировал на борту "Сирруса".
The time was 0445.	Стрелки часов показывали 04.45.
It was bitterly cold, with a light wind blowing steadily from the north.	Стужа была нестерпимой. С норда дул ровный умеренный ветер.
The seas were heavier than ever, longer between the crests, deeper in their gloomy troughs, and the damaged Sirrus, labouring under a mountain of ice, was making heavy weather of it.	Волнение усилилось. Волна стали длиннее, а зловещие ложбины между ними глубже, и "Сиррусу", который тек, как решето, и был покрыт горой льда, доставалось здорово.
The sky was still clear, a sky of breath-taking purity, and the stars were out again, for the Northern Lights were fading.	Небо по-прежнему было ясным и неправдоподобно чистым. Северное сияние начало блекнуть, зажглись звезды.
The fifth successive flare was drifting steadily seawards.	К поверхности моря опускалась пятая по счету осветительная бомба.
It was at 0445 that they heard it, the distant rumble of gunfire far to the south, perhaps a minute after they had seen the incandescent brilliance of a burning flare on the run of the far horizon.	Именно в 04.45 они услышали этот звук - дальний гром пушек, доносившийся с юга. Грохот раздался минуту спустя после того, как на кромке горизонта вспыхнуло ровное белое пламя.
There could be no doubt as to what was happening.	Представить, что там происходит, было нетрудно.
The Viking, still in contact with the U-boat, although powerless to do anything about it, was being heavily attacked.	"Викинг", преследовавший подводную лодку, хотя был бессилен нанести ей удар, сам подвергся нападению.
And the attack must have been short, sharp and deadly, for the firing ceased soon after it had begun.	Бой, видно, был скоротечным и жестоким: орудийные залпы тотчас же смолкли.
Ominously, nothing came through on the W.T.	В эфире царило зловещее молчание.
No one ever knew what had happened to the Viking, for there were no survivors.	Никто так и не узнал, что же случилось с "Викингом": из его экипажа не спасся ни один человек.
The last echo of the Viking's guns had barely died away before they heard the roar of the engines of the Condor, at maximum throttle in a shallow dive.	Едва умолкли пушки "Викинга", как послышался рев моторов "кондора", входящего на полных оборотах в пологое пике.

For five, perhaps ten seconds-it seemed longer than that, but not long enough for any gun in the convoy to begin tracking him accurately-the great Focke-Wulf actually flew beneath his own flare, and then was gone.	Секунд пять, может десять, а казалось ещё дольше, несмотря на то что ни один зенитный расчет кораблей конвоя не успел накрыть его, -огромный "фокке-вульф" летел, озаренный светом бомбы, сброшенной им самим, и вдруг исчез.
Behind him, the sky opened up in a blinding coruscation of flame, more dazzling, more hurtful, than the light of the noonday sun.	А позади него небо вспыхнуло ярким пламенем, на которое было больно смотреть, - более ослепительным, чем лучи полуденного солнца.
So intense, so extraordinary the power of those flares, so much did pupils contract and eyelids narrow in instinctive self-protection, that the enemy bombers were through the circle of light and upon them before anyone fully realised what was happening The timing, the split-second co-operation between marker planes and bombers were magnificent.	Световая сила этих "люстр" была столь велика, а действие их столь эффективно, что зрачки наблюдателей сузились, а веки плотно сжались. Прежде чем кто-либо успел понять, что происходит, вырвавшиеся из кольца света бомбардировщики обрушились на конвой. Расчет, координация действий самояета-наводчика и бомбардировщиков были изумительны.
There were twelve planes in the first wave.	В первой волне шло двенадцать машин.
There was no concentration on one target, as before: not more than two attacked any ship.	На этот раз они атаковали одновременно несколько целей: на каждый корабль приходилось не более двух самолетов.
Turner, watching from the bridge, watching them swoop down steeply and level out before even the first gun in the Ulysses had opened up, caught his breath in sudden dismay.	Тэрнера, наблюдавшего с мостика, как машины круто падают вниз и выравниваются, прежде чем хотя бы одна пушка "Улисса" успела открыть огонь, обуяла тревога.
There was something terribly familiar about the speed, the approach, the silhouette of these planes.	Было что-то ужасно знакомое в большой скорости, манере летать, в силуэтах этих самолетов.
Suddenly he had it, Heinkels, by God!	Внезапно он узнал их: это же
Heinkel 111's.	"Хейнкель-111".
And the Heinkel 111, Turner knew, carried that weapon he dreaded above all others, the glider bomb.	А Тэриер знал, что "Хейнкель-111" оснащен крылатыми бомбами - оружием, которого он опасался больше всего.
And then, as if he had touched a master switch, every gun on the Ulysses opened up.	И тут, словно кто-то нажал на невидимую кнопку, открыли огонь все до одного орудия "Улисса".
The air filled with smoke, the pungent smell of burning cordite: the din was indescribable.	Воздух наполнился дымом, едким запахом горящего кордита. Грохот стоял неописуемый.
And all at once, Turner felt fiercely, strangely happy.... To hell with them and their glider bombs, he thought.	Внезапно Тэрнера охватило ощущение непонятной и свирепой радости... Черт с ними и с их крылатыми бомбами, думал он.
This was war as he liked to fight it: not the cat-and-mouse, hide-and-seek frustration of trying to outguess the hidden wolf-packs, but war out in the open, where he could see the enemy and hate him and love him for fighting as honest men should and do his damnedest to destroy him.	Такая война ему по душе - не игра в кошки-мышки, не томительные, унылые прятки, когда пытаешься перехитрить засевшие в засаде "волчьи стаи", а драка врукопашную, в которой ты встречаешься с врагом лицом к лицу и ненавидишь его, и уважаешь за то, что он сошелся с тобой в честном бою, и как проклятый стараешься уничтожить егб.

And, Turner knew, if they could at all, the crew of the Ulysses would destroy him.	И Тэрнер знал, что люди "Улисса", не щадя живота, будут стремиться уничтожить этого врага.
It needed no great sensitivity to direct the sea-change that had overtaken his men-yes, his men now: they no longer cared for themselves: they had crossed the frontier of fear and found that nothing lay beyond it and they would keep on feeding their guns and squeezing their triggers until the enemy overwhelmed them.	Не нужно было обладать незаурядными способностями, чтобы направить в нужное русло чувства, испытываемые его людьми. Да, теперь это были его люди. Они подавили в себе инстинкт самосохранения. Преступив порог страха, они увидели, что за ним ничего более нет, и потому были готовы подавать снаряды и нажимать на гашетки до тех пор, пока не упадут, сраженные врагом.
The leading Heinkel was blown out of the sky, and fitting enough it was 'X' turret that destroyed it, 'X' turret, the turret of dead marines, the turret that had destroyed the Condor, and was now manned by a scratch marine crew.	Головной "хейнкель" сдуло с неба страшным ветром смерти: удачным залпом его накрыла третья башня, обслуживаемая морскими пехотинцами, от которых осталась жалкая горстка, та самая башня, что сбила "кондор".
The Heinkel behind lifted sharply to avoid the hurtling fragments of fuselage and engines, dipped, flashed past the cruiser's bows less than a boat-length away, banked steeply to port under maximum power, and swung back in on the Ulysses.	Летевший следом за головной машиной "хейнкель" резко отвернул в сторону, спасаясь от дождя обломков, в которые превратились фюзеляж и моторы его ведомого, и спикировал, промелькнув перед носом крейсера на расстоянии всего одной длины корпуса. Затем круто накренился влево и, дав полный газ, снова ринулся на "Улисс".
Every gun on the ship was caught on the wrong foot, and seconds passed before the first one was brought to bear-time and to spare for the Heinkel to angle in at 60	Расчеты орудий оказались сбитыми с толку; прошло несколько долгих секунд, прежде чем открыл огонь первый комендор. Этого времени "хейнкелю" хватило с лихвой, чтобы выйти на цель под углом 60 градусов, сбросить бомбу и рвануть в сторону, спасаясь от огня "эрликонов" и скорострельных автоматов. Каким-то чудом ему удалось спастись.
The winged bomb was high, but not high enough.	Крылатая бомба была сброшена, видно, недостаточно высоко.
It wavered, steadied, dipped, then glided forwards and downwards through the drifting smoke of the guns to strike home with a tremendous, deafening explosion that shook the Ulysses to her keel and almost shattered the eardrums of those on deck.	Сначала покачавшись, она затем выровнялась и, спикировав, вышла на горизонтальную траекторию поражения. Прорвав пелену дыма, бомба взорвалась с оглушительным грохотом. Взрыв потряс крейсер до самого киля, и у тех, кто находился на мостике, едва не разорвало барабанные перепонки.
To Turner, looking aft from the bridge, it seemed that the Ulysses could never survive this last assault.	Окинув взглядом кормовую часть корабля, Тэрнер решил, что судьба крейсера решена.
An ex-torpedo officer and explosives expert himself, he was skilled in assessing the disruptive power of high explosive: never before had he been so close to so powerful, so devastating an explosion.	Сам в прошлом офицер-торпедист, специалист по взрывчатым веществам, он мог определить степень разрушений, причиненных тем или иным взрывчатым веществом. Ему никогда ещё не доводилось оказываться в такой близости от столь убийственного взрыва.

He had dreaded these glider bombs, but even so he had under-estimated their power: the concussion had been double, treble what he had been expecting.	Недаром старпом боялся этих планирующих бомб, но он и представить себе не мог, насколько велика сила их действия: удар оказался в два, а то и в три раза сильнее, чем он предполагал.
What Turner did not know was that what he had heard had been not one explosion but two, but so nearly simultaneous as to be indistinguishable.	Откуда было знать старшему офицеру, что он услышал не один, а два взрыва, происшедших почти одновременно.
The glider bomb, by a freakish chance had crashed directly into the port torpedo tubes.	По воле случая крылатая бомба попала прямо в трубы торпедного аппарата левого борта.
There had been only one torpedo left there, the other two had sent the Vytura to the bottom, and normally Amatol, the warhead explosive, is extremely stable and inert, even when subjected to violent shock: but the bursting bomb had been too close too powerfuname = "note" sympathetic detonation had been inevitable.	В них оставалась всего одна торпеда: двумя другими была потоплена "Вайтура". Аматол, находившийся в зарядной части торпеды, представляет собой чрезвычайно устойчивое, инертное вещество, не боящееся даже самых страшных ударов. Но взрыв бомбы произошел так близко и был так силен, что ответная детонация оказалась неизбежной.
Damage was extensive and spectacular: it was severe, but not fatal.	Взрыв произвел чудовищные разрушения: рана, нанесенная кораблю, была тяжелой, хотя и не смертельной.
The side of the Ulysses had been ripped open, as by a giant can-opener, almost to the water's edge: the tubes had vanished: the decks were holed and splintered: the funnel casing was a shambles, the funnel itself tilting over to port almost to fifteen degrees; but the greatest energy of the explosion had been directed aft, most of the blast expending itself over the open sea, while the galley and canteen, severely damaged already, were no more than a devil's scrapyard.	Почти до самой ватерлинии борт крейсера был как бы распорот гигантским консервным ножом. От торпедных аппаратов не осталось и следа; палубы изрешечены, деревянные настилы разбиты в щепы, кожух дымовой трубы изуродован до неузнаваемости, а сама труба накренилась на левый борт, пожалуй, на все пятнадцать градусов. Однако основная энергия взрыва оказалась направленной в корму, так что ударная волна почти целиком ушла в воду, при этом камбуз и корабельная лавка, и без того получившие значительные повреждения, теперь превратились в свалку искореженного металла.
Almost before the dust and debris of the explosion had settled, the last of the Heinkels was disappearing, skimming the waves, weaving and twisting madly in evasive action, pursued and harried by a hundred glowing streams of tracer.	Поднятое взрывом облако пыли и обломков ещё не успело осесть, когда вдали скрылся последний из "хейнкелей". Вражеские машины летели, едва не задевая за гребни волн, при этом они выделывали немыслимые пируэты, чтобы не попасть под проливной дождь огненных трасс.
Then, magically, they were gone, and there was only the sudden deafening silence and the flares, drooping slowly to extinction, lighting up the pall above the Ulysses, the dark clouds of smoke rolling up from the shattered Stirling and a tanker with its after superstructure almost gone.	Потом, точно по волшебству, они исчезли; остались лишь внезапно навалившаяся оглушающая тишина и медленно догорающие "люстры", освещающие облако, точно саван закрывшее "Улисс", темные клубы дыма, валившие из недр разбитого "Стерлинга", да танкер, у которого почти целиком была оторвана кормовая надстройка.
But not one of the ships in FR77 had faltered or stopped; and they had destroyed five Heinkels.	Но ни одно из судов конвоя не дрогнуло и не остановилось, при этом было уничтожено пять "хейнкелей".

A costly victory, Turner mused, if it could be called a victory; but he knew the Heinkels would be back.	"Победа, доставшаяся дорогой ценой, -размышлял Тэрнер, - если можно назвать это победой". Он понимал, что "хейнкели" вернутся снова.
It was not difficult to imagine the fury, the hurt pride of the High Command in Norway: as far as Turner knew, no Russian Convoy had ever sailed so far south before.	Нетрудно представить оскорбленную гордость и ярость немецкого верховного командования в Норвегии: насколько известно Тэрнеру, ещё ни один конвой, направлявшийся в Россию, не проходил в такой близости от побережья.
Riley eased a cramped leg, stretched it gently so as to avoid the great spinning shaft.	Чтобы не задеть огромный вращающийся вал, Райли осторожно вытянул онемевшую ногу.
Carefully he poured some oil on to the bearing, carefully, so as not to disturb the Engineer Commander, propped in sleep between the tunnel wall and Riley's shoulder.	Он аккуратно налил масла на подшипник, боясь потревожить инженер-механика, который уснул, привалившись к стене туннеля и положив голову на плечо кочегару.
Even as Riley drew back, Dodson stirred, opened heavy, gummed lids.	Едва Райли выпрямился, как Додсон заворочался и открыл тяжелые, слипшиеся веки.
"Good God above!" he said wearily. "You still here, Riley?"	- Господи Боже! - проговорил он устало. - Вы всё ещё здесь, Райли?
It was the first time either of them had spoken for hours.	То были первые слова, произнесенные им в течение нескольких часов.
"It's a-----, good job I am here," Riley growled. Henodded towards the bearing. "Bloody difficult to get a firehose down to this place, I should think!"	- Это большая удача, что я здесь, черт бы меня побрал! - проворчал Райли и кивнул на подшипник. - Случись что, пожарный рукав сюда никто небось не притащит!
That was unfair Riley knew: he and Dodson had been taking it in half-hour turns to doze and feed the bearing.	Он был несправедлив, и Райли сам понимал это: они с Додсоном менялись каждые полчаса; один отдыхал, а другой смазывал подшипник.
But he felt he had to say something: he was finding it increasingly difficult to keep on being truculent to the Engineer Commander.	Но Райли просто нужно было что-нибудь сказать, потому что ему все труднее становилось выдерживать неприязненный тон, разговаривая со стармехом.
Dodson grinned to himself, said nothing.	Додсон усмехнулся про себя, но не сказал ничего.
Finally, he cleared his throat, murmured casually:	Наконец, откашлявшись, он как бы мимоходом заметил:
"The Tirpitz is taking its time about making its appearance, don't you think?"	- Не кажется ли вам, что "Тирпиц" заставляет себя ждать?
"Yes, sir." Riley was uncomfortable. "Should 'a' been here long ago, damn her!"	- Да, сэр. - Райли чувствовал себя неловко. -Давно бы пора ей пожаловать, этой проклятой посудине!
"Him," Dodson corrected absently.	- Не ей, а ему, - машинально поправил Додсон. -
"Admiral von Tirpitz, you know... Why don't you give up this foolishness, Riley?"	"Адмирал фон Тирпиц", как-никак... Почему вы не перестанете заниматься этой чепухой, Райли?
Riley grunted, said nothing.	Райли что-то буркнул.
Dodson sighed, then brightened.	Додсон вздохнул, потом лицо его просияло.

"Go and get some more coffee, Riley.	- Сходите-ка, принесите ещё кофе.
I'm parched!"	У меня в горле пересохло.
"No." Riley was blunt. "You get it."	- Не пойду, - наотрез отказался Райли. - Сходите лучше вы.
"As a favour, Riley." Dodson was very gentle. "I'm damned thirsty I"	- Прошу вас, сделайте одолжение, - ласково проговорил Додсон. - Чертовски хочется пить.
"Oh, all right." The big stoker swore, climbed painfully to his feet." Where'll I get it?"	- Так и быть, схожу. - Верзила-кочегар, выругавшись, с трудом поднялся на ноги. -Только где я его достану?
"Plenty in the engine-room.	- В машинном отделении кофе сколько угодно.
If it's not iced water they're swigging, it's coffee.	Если там не хлещут ледяную воду, значит, хлещут кофе.
But no iced water for me." Dodson shivered.	Чур, мне ледяной воды не надо, - поежился Додсон.
Riley gathered up the Thermos, stumbled along the passage.	Взяв термос, Райли поковылял вдоль туннеля.
He had only gone a few feet when they felt the Ulysses shudder under the recoil of the heavy armament.	Не успел он пройти и нескольких футов, как "Улисс" вздрогнул всем корпусом от залпа тяжелых орудий.
Although they did not know it, it was the beginning of the air attack.	То было сигналом начала воздушного налета.
Dodson braced himself against the wall, saw Riley do the same, pause a second then hurry away in an awkward, stumbling run.	Додсон вцепился в стенку. Он заметил, что Райли сделал то же самое, потом неуклюже, спотыкаясь, бросился бежать.
There was something grotesquely familiar in that awkward run, Dodson thought.	Было что-то гротескное и знакомое в его манере бегать.
The guns surged back again and the figure scuttled even faster, like a giant crab in a panic....	Снова послышался удар орудий, и нелепая фигура, похожая на гигантского краба, охваченного паникой, припустилась ещё быстрей.
Panic, Dodson thought: that's it, panic-stricken. Don't blame the poor bastard-I'm beginning to imagine things myself down here.	"Паника, - подумал Додсон, - вот что бывает, когда людей охватывает паника".
Again the whole tunnel vibrated, more heavily this time-that must be	Снова весь коридор заходил ходуном - на этот раз сильнее.
'X' turret, almost directly above.	Должно быть, стреляла третья башня, она почти над ними.
No, I don't blame him.	Нет, я не осуждаю его.
Thank God he's gone.	Слава Богу, что он сбежал.
He smiled quietly to himself.	Додсон мысленно улыбнулся.
I won't be seeing friend Riley again-he isn't all that of a reformed character.	Наш друг Райли больше здесь не появится, он не из тех, кто быстро перековывается.
Tiredly, Dodson settled back against the wall.	Додсон устало откинулся назад.

On my own at last, he murmured to himself, and waited for the feeling of relief.	"Наконец-то я один", - пробормотал он едва слышно. Он ждал чувства облегчения.
But it never came.	Но его не было.
Instead, there was only a vexation and loneliness, a sense of desertion and a strangely empty disappointment.	Взамен его появились досада, чувство одиночества и тоски и ещё - какая-то пустота и разочарование.
Riley was back inside a minute.	Но немного спустя Райли появился вновь.
He came back with that same awkward crab-like run, carrying a three-pint Thermos jug and two cups, cursing fluently and often as he slipped against the wall.	Он снова бежал неуклюже, по-крабьи, держа в руках трехпинтовый термос и две кружки. Задевая за стенку туннеля, он яростно бранился.
Panting, wordlessly, he sat down beside Dodson, poured out a cup of steaming coffee.	Тяжело дыша, он не говоря ни слова сел рядом с Додсоном, налил тому дымящегося кофе.
"Why the hell did you have to come back?" Dodson demanded harshly. "I don't want you and------"	- Какого дьявола вы вздумали вернуться? - резко проговорил Додсон. - Я вас не просил...
"You wanted coffee," Riley interrupted rudely. "You've got the bloody stuff. Drink it."	- Вы просили кофе, - грубо оборвал его Райли. -Вот и пейте, черт возьми.
At that instant the explosion and the vibration from the explosion in the port tubes echoed weirdly down the dark tunnel, the shock flinging the two men heavily against each other.	В это мгновение в тускло освещенном коридоре гребного вала жутко отозвалось эхо взрыва бомбы и детонации торпеды в аппарате левого борта. Вибрация была так сильна, что они оба сшиблись.
His whole cup of coffee splashed over Dodson's leg: his mind was so tired, his reactions so slow, that his first realisation was of how damnably cold he was, how chill that dripping tunnel.	Кружка, которую держал Райли, выплеснулась Додсону на ногу. Ум Додсона так устал, реакции стали столь замедленными, что первая его мысль была о том, как дьявольски он озяб, до чего холодно в этом туннеле с "плачущими" стенками.
The scalding coffee had gone right through his clothes, but he could feel neither warmth nor wetness: his legs were numbed, dead below the knees.	Горячий, как кипяток, кофе мгновенно проник сквозь одежду, но Додсон не ощущал ни ожога, ни влаги: ноги ниже колен у него совсем онемели.
Then he shook his head, looked up at Riley.	Затем, встряхнув головой, он посмотрел на Райли.
"What in God's name was that?	- Ради Бога, в чем дело?
What's happening?	Что происходит?
Did you------?"	Не знаете?
"Haven't a clue.	- Понятия не имею.
Didn't stop to ask." Riley stretched himself luxuriously, blew on his steaming coffee.	Спрашивать было некогда. - Райли с наслаждением потянулся и принялся дуть на дымящийся кофе.
Then a happy thought struck him, and a broad cheerful grin came as near to transforming that face as would ever be possible.	Тут ему в голову пришла, видно, удачная мысль: широкая улыбка осветила мрачную физиономию кочегара.
"It's probably the Tirpitz," he said hopefully.	- Не иначе, как "Тирпиц", - произнес он с надеждой.

Three times more during that terrible night, the German squadrons took off from the airfield at Alta Fjord, throbbed their way nor'-nor'-west through the bitter Arctic night, over the heaving Arctic sea, in search of the shattered remnants of FR77.	В эту страшную ночь немецкие эскадрильи трижды поднимались с аэродрома в Альта-Фьорде и, гудя моторами, улетали в студеную арктическую ночь, держа курс на норд-норд-вест. Средь вод неспокойного Ледовитого океана они искали жалкие остатки конвоя Эф-Ар-77.
Not that the search was difficult-the Focke-Wulf Condor stayed with them all night, defied their best attempts to shake him off.	Особого труда для них эти поиски не составляли -всю ночь конвой неотступно преследовал "фокке-вульф" - "кондор", несмотря на все попытки избавиться от него.
He seemed to have an endless supply of these deadly flares, and might very well have been-in fact, almost certainly was-carrying nothing else.	У "кондора", казалось, был бесконечный запас этих смертоносных "люстр". Вполне возможно, что так оно и было, наверняка он не взял иного груза, кроме осветительных бомб.
And the bombers had only to steer for the flares.	А бомбардировщикам оставалось лишь лететь на этот ориентир.
The first assault, about 0545, was an orthodox bombing attack, made from about 3,000 feet.	Первая атака началась примерно в 05.45 с высоты около девятисот метров.
The planes seemed to be Dorniers, but it was difficult to be sure, because they flew high above a trio of flares sinking close to the water level.	В нападении, похоже, участвовали "дорнье", но определить тип самолетов с полной уверенностью было сложно, поскольку неприятельские машины летели много выше всех трех осветительных бомб, висевших над водой.
As an attack, it was almost but not quite abortive, and was pressed home with no great enthusiasm.	В сущности, атака оказалась не вполне удачной и проведена была без особого воодушевления.
This was understandable: the barrage was intense.	И вполне понятно: огневая завеса оказалась слишком плотной.
But there were two direct hits, one on a merchantman, blowing away most of the foc'sle, the other on the Ulysses.	Но из двух бомб, достигших цели, одна попала в транспорт, разрушив часть носовой надстройки, вторая поразила "Улисс".
It sheered through the flag deck and the Admiral's day cabin, and exploded in the heart of the Sick Bay.	Пробив флаг-дек и адмиральский салон, бомба разорвалась в лазарете, битком набитом тяжелоранеными и умирающими.
The Sick Bay was crowded with the sick and dying, and, for many, that bomb must have come as a God-sent release, for the Ulysses had long since run out of anaesthetics.	Для многих взрыв этот, должно быть, оказался избавлением, ниспосланным с неба, потому что на корабле давно кончились анестезирующие средства.
There were no survivors.	Не уцелел никто.
Among the dead was Marshall, the Torpedo Officer, Johnson, the Leading S.B.A., the Master-At-Arms who had been lightly wounded an hour before by a splinter from the torpedo tubes, Burgess, strapped helplessly in a strait-jacket-he had suffered concussion on the night of the great storm and gone insane.	В числе прочих погиб Маршалл - минный офицер; Джонсон - старший санитар корабельного лазарета; старшина корабельной полиции, час назад раненный осколком трубы торпедного аппарата; Бэрджесс, беспомощно лежавший, стянутый смирительной рубашкой (ночью, когда бушевал шторм, он получил контузию и сошел с ума).

Brown, whose hip had been smashed by the hatch cover of 'Y' magazine, and Brierley, who was dying anyway, his lungs saturated and rotted away with fuel oil.	В числе погибших оказались Браун, лежавший с раздробленным крышкой орудийного погреба бедром, и Брайерли, которого так или иначе ожидал конец: легкие у него разъело соляром.
Brooks had not been there.	Брукса в лазарете не было.
The same explosion had also shattered the telephone exchange: barring only the bridge-gun phones, and the bridge-engine phones and speaking-tubes, all communication lines in the Ulysses were gone.	Взрывом бомбы вывело из строя телефонную станцию. За исключением связи между мостиком и орудиями, а также телефона и переговорных труб, связывавших мостик с машиной, все корабельные коммуникации оказались нарушенными.
The second attack at 7 a.m., was made by only six bombers, Heinkels again, carrying glider-bombs.	Вторая атака была осуществлена в семь часов утра всего шестью бомбардировщиками. То снова были "хейнкели", вооруженные крылатыми бомбами.
Obviously flying strictly under orders, they ignored the merchantmen and concentrated their attack solely on the cruisers.	Видно, выполняя приказ, они не обращали внимания на транспорты и сосредоточили свое внимание на крейсерах.
It was an expensive attack: the enemy lost all but two of their force in exchange for a single hit aft on the Stirling, a hit which, tragically, put both after guns out of action.	Дорого обошлась неприятелю эта атака: уцелели лишь две машины, а попадание было лишь одно. Но эта единственная бомба, угодившая в ют "Стерлинга", вывела из строя оба кормовых орудия.
Turner, red-eyed and silent, bareheaded in that sub-zero wind, and pacing the shattered bridge of the Ulysses, marvelled that the Stirling still floated, still fought back with everything she had.	С налитыми кровью глазами и обнаженной головой, несмотря на ледяной ветер, Тэрнер молча расхаживал по полуразбитому мостику "Улисса". Упорство, с каким держался на плаву "Стерлинг", отбиваясь оставшимися у него огневыми средствами, поражало его.
And then he looked at his own ship, less a ship, he thought wearily, than a floating shambles of twisted a steel still scything impossibly through those heavy seas, and I marvelled all the more.	Затем он взглянул на собственный корабль, напоминавший не крейсер, а плавучий лабиринт изувеченной стали. Но лабиринт этот, как ни удивительно, по-прежнему рассекал мощные волны. Взглянул - и удивился ещё больше.
Broken, burning cruisers, cruisers ravaged and devastated to the point of destruction, were nothing new for Turner: he had seen the Trinidad and the Edinburgh being literally battered to death on these same Russian convoys.	Изувеченные, горящие крейсера, крейсера, разбитые и изуродованные до неузнаваемости, не были в диковину Тэрнеру. На его глазах буквально до смерти были избиты крейсера "Тринидад" и "Эдинбург", тоже эскортировавшие транспорты, направлявшиеся в Россию.
But he had never seen any ship, at any time, take such inhuman, murderous punishment as the Ulysses and the obsolete Stirling and still live.	Но никогда ещё не доводилось ему видеть, чтобы корабли, получив такие страшные раны, как "Улисс" и старик "Стерлинг", все ещё могли оставаться в живых.
He would not have believed it possible.	Расскажи ему об этом кто-нибудь другой, он бы не поверил.
The third attack came just before dawn.	Третья атака началась перед самым рассветом.

It came with the grey half-light, an attack carried out with great courage and the utmost determination by fifteen Heinkel 111 gldder-bombers.	В серых утренних сумерках на конвой налетело полтора десятка "хейнкелей". Атакующие проявили недюжинную храбрость и решительность.
Again the cruisers were the sole targets, the heavier attack by far being directed against the Ulysses.	И на этот раз единственными объектами атаки оказались крейсера, но особенно тяжко пришлось "Улиссу".
Far from shirking the challenge and bemoaning their ill-luck the crew of the Ulysses, that strange and selfless crew of walking zombies whom Nicholls had left behind, welcomed the enemy gladly, even joyfully, for how can one kill an enemy if he does not come to you?	Однако экипаж его не испугался встречи с врагом, не стал сетовать на судьбу, пославшую ему новое испытание. Эти странные, самоотверженные люди, эти "ходячие привидения", какими их видел Николлс, встретили неприятеля радостно: разве можно сразить врага, если он прячется?
Fear, anxiety, the near-certainty of death-these did not exist.	Страх, тревога, предчувствие смерти - это для них больше не существовало.
Home and country, families, wives and sweethearts, were names, only names: they touched a man's mind, these thoughts, touched it and lifted and were gone as if they had never been.	Домашний очаг, родина, семья, жена, любимая девушка - то были одни слова, понятия, которые, лишь тронув человеческий разум, тотчас исчезали бесследно.
"Tell them," Vallery had said, "tell them they are the best crew God ever gave a captain."	"Передайте им, - сказал Вэллери. - Передайте им, что Господь наградил меня лучшим экипажем, о каком только смеет мечтать командир корабля".
Vallery.	Вэллери.
That was what mattered, that and what Vallery had stood for, that something that had been so inseparably a part of that good and kindly man that you never saw it because it was Vallery.	Вот что было важно. Это и все то, во что верил Вэллери, что было неотъемлемой частью этого душевного и доброго человека. Неотъемлемой потому, что то был сам Вэллери.
And the crew hoisted the shells, slammed the breeches and squeezed their triggers, men uncaring, men oblivious of anything and everything, except the memory of the man who had died apologising because he had let them down, except the sure knowledge that they could not let Vallery down.	И матросы подносили снаряды, запирали затворы орудий, нажимали на гашетки "эрликонов", забыв обо всем. Они помнили лишь о своем командире, который умер, умоляя простить его за то, что покидает их в беде. Помнили, что не должны предать его.
Zombies, but inspired zombies, men above themselves, as men commonly are when they know the next step, the inevitable step has them clear to the top of the far side of the valley...	Да, это были привидения, но привидения одержимые. Это были люди, поднявшиеся над самими собой, как это зачастую бывает, когда человеку известно, что его следующий, неизбежный шаг приведет его в горние выси...
The first part of the attack was launched against the Stirling.	Первым атаке подвергся "Стерлинг".
Turner saw two Heinkels roaring in in a shallow dive, improbably surviving against heavy, concentrated fire at point-blank range.	Тэрнер увидел, как, войдя в отлогое пике, на крейсер с ревом устремились два "хейнкеля", чудом уцелевшие, несмотря на ожесточенный огонь бьющих в упор корабельных пушек.
The bombs, delayed action and armour-piercing, struck the Stirling amidships, just below deck level, and exploded deep inside, in the boiler-room and engineroom.	Бронебойные, замедленного действия бомбы поразили среднюю часть "Стерлинга" чуть ниже палубы и взорвались в котельном и машинном отделении - самом чреве корабля.

The next three bombers were met with only pom-pom and Lewis fire: the main armament for'ard had fallen silent.	Следующие три бомбардировщика были встречены лишь огнем скорострельных автоматов да "льюисов", носовые орудия главного калибра умолкли.
With sick apprehension, Turner realised what had happened: the explosion had cut the power to the turrets[4].	Тэрнер похолодел: страшная догадка пронзила его мозг: очевидно, взрывом отрезало башни от источников электроэнергии .
Ruthlessly, contemptuously almost, the bombers brushed aside the puny opposition: every bomb went home.	Вражеские бомбардировщики беспощадно подавили жалкое сопротивление, каждая бомба попала в цель.
The Stirling, Turner saw, was desperately wounded.	"Стерлинг" получил смертельную рану.
She was on fire again, and listing heavily to starboard.	Вновь охваченный пламенем, корабль сильно накренился на правый борт.
The suddenly lifting crescendo of aero engines spun Turner round to look to his own ship.	Рев авиационных моторов заставил Тэрнера резко обернуться.
There were five Heinkels in the first wave, at different heights and approach angles so as to break up the pattern of A.A. fire, but all converging on the after end of the Ulysses.	В первой волне двигалось пять "хейнкелей". Заходили они с разных высот и различных курсовых углов с целью рассредоточить зенитные средства крейсеров, но все машины метили в кормовую часть "Улисса".
There was so much smoke and noise that Turner could only gather confused, broken impressions.	Дыма и грохота было столько, что Тэрнер лишь с трудом мог ориентироваться в обстановке.
Suddenly, it seemed, the air was filled with glider-bombs and the tearing, staccato crash of the German cannon and guns.	Воздух мгновенно наполнился свистом крылатых бомб и оглушительным лаем авиационных пушек и пулеметов.
One bomb exploded in mid-air, just for'ard of the after funnel and feet away from it: a maiming, murderous storm of jagged steel scythed across the boat-deck, and all Oerlikons and the pom-poms fell immediately silent, their crews victim to shrapnel or concussion.	Одна бомба взорвалась в воздухе - чуть впереди кормовой дымовой трубы. Над шлюпочной палубой пронесся стальной смерч, и тотчас смолкли все "эрликоны" и скорострельные автоматы: их расчеты погибли от осколков и удара взрывной волны.
Another plunged through the deck and Engineers' Flat and turned the W.T. office into a charnel house.	Вторая бомба, пробив верхнюю палубу и палубу кубрика машинистов, взорвалась в отсеке радиотелеграфистов, походившем теперь на склеп.
The remaining two that struck were higher, smashing squarely into 'X' gun-deck and 'X' turret.	Две другие бомбы, летевшие выше, ударили в кормовую орудийную палубу и третью орудийную башню.
The turret was split open around the top and down both sides as by a giant cleaver, and blasted off its mounting, to lie grotesquely across the shattered poop.	С зияющей сверху пробоиной и боками, словно вспоротыми гигантским тесаком, башня, сорванная с основания, лежала уродливой грудой на изувеченной палубе.
Apart from the boat-deck and turret gunners, only one other man lost his life in that attack, but that man was virtually irreplaceable.	За исключением артиллеристов, находившихся на бот-деке и в орудийной башне, погиб лишь один моряк, но моряк этот был поистине незаменим.

Shrapnel from the first bomb had burst a compressed air cylinder in the torpedo workshop, and Hartley, the man who, above all, had become the backbone of the Ulysses had taken shelter there, only seconds before....	Осколком первой бомбы пробило баллон со сжатым воздухом, находившимся в мастерской торпедистов, где только что укрылся Хартли, старший боцман "Улисса", на ком, в сущности, держался весь корабль...
The Ulysses was running into dense black smoke, now the Stirling was heavily on fire, her fuel tanks gone.	Вот крейсер врезался в облако густого черного дыма - это горело топливо в пробитых топливных цистернах "Стерлинга".
What happened in the next ten minutes, no one ever knew.	Что происходило в течение последующих десяти минут, никто не помнил.
In the smoke and flame and agony, they were moments borrowed from hell and men could only endure.	Корабль, объятый дымом и пламенем, походил на преисподнюю, и матросы терпели поистине адские муки.
Suddenly, the Ulysses was out in the clear, and the Heinkels, all bombs gone, were harrying her, attacking her incessantly with cannon and machine-gun, ravening wolves with their victim on its knees, desperate to finish it off.	"Улисс" вырвался из черного облака, но тут, паля из пушек и пулеметов, на него обрушились "хейнкели" (бомб у них больше не осталось). Так на упавшую на колени жертву набрасывается кровожадная волчья стая.
But still, here and there, a gun fired on the Ulysses.	Правда, крейсер нет-нет да огрызался: стреляло то одно орудие, то другое.
Just below the bridge, for instance-there was a gun firing there.	Например, отвечала пушка, установленная возле самого мостика.
Turner risked a quick glance over the side, saw the gunner pumping his tracers into the path of a swooping Heinkel.	Перегнувшись вниз, Тэрнер увидел артиллериста, бившего трассерами в пикирующий "хейнкель".
And then the Heinkel opened up, and Turner flung himself back, knocking the Kapok Kid to the deck.	В ту же минуту и "хейнкель" открыл огонь. Сбив с ног Капкового мальчика, Тэрнер кинулся назад.
Then the bomber was gone and the guns were silent.	Вражеская машина улетела, и пушки умолкли.
Slowly, Turner hoisted himself to his feet, peered over the side: the gunner was dead, his harness cut to ribbons.	Тэрнер с трудом поднялся на ноги, посмотрел через борт: зенитчик был мертв, одежда на нем была исполосована в клочья.
He heard a scuffle behind him, saw a slight figure fling off a restraining hand, and climb to the edge of the bridge.	Услышав позади шум шагов, Тэрнер обернулся и увидел хрупкую юношескую фигуру. Отстранив чью-то руку, юноша перелез через ограждение мостика.
For an instant, Turner saw the pale, staring face of Chrysler, Chrysler who had neither smiled nor even spoken since they had opened up the Asdic cabinet; at the same time he saw three Heinkels forming up to starboard for a fresh attack.	На мгновение перед Тэрнером мелькнуло бледное, сосредоточенное лицо Крайслера, того самого юного сигнальщика, который ни разу не улыбнулся и ни с кем не разговаривал с тех самых пор, как была открыта рубка гидроакустика. В ту же секунду справа по борту он заметил трех "хейнкелей", делавших новый заход.
"Get down, you young fool!" Turner shouted. "Do you want to commit suicide?"	- Слезай, идиот! - закричал Тэрнер. - Жить надоело?
Chrysler looked at him, eyes wide and devoid of recognition, looked away and dropped down to the sponson below.	Крайслер взглянул на офицера широко раскрытыми, недоумевающими глазами, отвернулся и спрыгнул на бортовой барбет, где был установлен "эрликон".

Turner lifted himself to the edge of the bridge and looked down.	Перегнувшись, Тэрнер посмотрел вниз.
Chrysler was struggling with all his slender strength, struggling in a strange and frightening silence, to drag the dead man from his Oerlikon cockpit.	Ни слова не говоря, Крайслер попробовал вытащить убитого стрелка из гнезда, но сил у него не хватало.
Somehow, with a series of convulsive, despairing jerks, he had him over the side, had laid him gently to the ground, and was climbing into the cockpit.	Лишь после нескольких судорожных, отчаянных рывков ему удалось стащить комендора с сиденья. Осторожно опустив мертвеца на палубу, он сам вскарабкался в освободившийся кокпит.
His hand, Turner saw, was bare and bleeding, stripped to the raw flesh-then out of the corner of his eyes he saw the flame of the HeinkePs guns and flung himself backward.	Рука Крайслера, заметил Тэрнер, была рассечена и кровоточила, затем краешком глаза старпом увидел, как из пушек "хейнкеля" вырвалось пламя, и упал на пол.
One second passed, two, three, three seconds during which cannon shells and bullets smashed against the reinforced armour of the bridge, then, as a man in a daze, he heard the twin Oerlikons opening up.	Прошла одна секунда, две, три - три секунды, в продолжение которых вражеские снаряды и пули молотили по прочной броне мостика. И тут словно сквозь сон Тэрнер услышал, как застучал спаренный "эрликон".
The boy must have held his fire to the very last moment.	Юноша продолжал вести огонь до последней секунды.
Six shots the Oerlikon fired-only six, and a great, grey shape, stricken and smoking, hurtled over the bridge barely at head height, sheared off its port wing on the Director Tower and crashed into the sea on the other side.	Он произвел всего лишь шесть выстрелов, но, окутанная дымом, огромная серая машина задела за командно-дальномерный пост левым крылом, которое тотчас же отлетело в сторону и упало в воду у противоположного борта корабля.
Chrysler was still sitting in the cockpit.	Крайслер по-прежнему сидел в кокпите.
His right hand was clutching his left shoulder, a shoulder smashed and shattered by a cannon shell, trying hopelessly to stem the welling arterial blood.	Правой рукой он держался за изувеченное авиационным снарядом левое плечо, пытаясь остановить кровь, льющуюся из перебитой артерии.
Even as the next bomber straightened out on its strafing run, even as he flung himself backwards, Turner saw the mangled, bloody hand reach out for the trigger grip again.	И, когда следующий бомбардировщик ринулся на корабль, старший офицер увидел, как раненая, окровавленная рука юноши потянулась к рукоятке спускового механизма.
Flat on the duckboards beside Carrington and the Kapok Kid, Turner pounded his fist on the deck in terrible frustration of anger.	В бессильном гневе старпом колотил кулаком по палубе.
He thought of Starr, the man who had brought all this upon them, and hated him as he would never have believed he could hate anybody.	Упав на настил рядом с Кэррингтоном и штурманом, он думал о Старре - человеке, который навлек на них эти мучения, - и ненавидел его пуще всех на свете.
He could have killed him then.	В ту минуту он был готов убить этого подлеца.
He thought of Chrysler, of the excruciating hell of that gun-rest pounding into that shattered shoulder, of brown eyes glazed and shocked with pain and grief.	Думал о юном Крайслере, который испытывал адскую боль от плечевых упоров, представил карие глаза этого мальчика, тоску и муку в них.
If he himself lived, Turner swore, he would recommend that boy for the Victoria Cross.	Тэрнер поклялся, что если останется жив, то представит юношу к Кресту Виктории.

Abruptly the firing ceased and a Heinkel swung off sharply to starboard, smoke pouring from both its engines.	Грохот пушек оборвался. "Хейнкель" отвалил вправо, оба мотора его были окутаны дымом.
Quickly, together with the Kapok Kid, Turner scrambled to his feet, hoisted himself over the side of the bridge. He did it without looking, and he almost died then.	Вместе с Капковым мальчиком, точно сговорясь, Тэрнер поднялся на ноги и наклонился, чтобы посмотреть вниз. Но при этом едва не погиб.
A burst of fire from the third and last Heinkel-the bridge was always the favourite target-whistled past his head and shoulders: he felt the wind of their passing fan his cheek and hair. Then, winded from the convulsive back-thrust that had sent him there, he was stretched full length on the duckboards again. They were only inches from his eyes, these duck-boards, but he could not see them.	Он не заметил третий "хейнкель", который пронесся над мостиком - излюбленной мишенью самолетов, - поливая его огненным дождем. Ощутив возле щек ветерок пуль, Тэрнер резко откинулся назад, с маху ударившись спиной о палубу, да так, что не смог вздохнуть. Но, лежа на палубе, он не видел её.
All he could see was the image of Chrysler, a gaping wound the size of a man's hand in his back, slumped forward across the Oerlikons, the weight of his body tilting the barrels grotesquely skywards.	Перед взором старпома стояла иная картина, каленым железом врезавшаяся ему в памяти-образ Крайслера, которого он успел увидеть в долю секунды. В спине юноши зияла рана величиной с кулак. Стрелок упал, и от веса его тела стволы "эрликонов"задрались вверх.
Both barrels had still been firing, were still firing, would keep on firing until the drums were empty, for the dead boy's hand was locked across the trigger.	Оба ствола по-прежнему стреляли. Стреляли до тех пор, пока не опустели магазины; пальцы убитого судорожно сжимали гашетки.
Gradually, one by one, the guns of the convoy fell silent, the clamour of the aero engines began to fade in the distance.	Одна за другой смолкали пушки судов конвоя, вой авиационных моторов стал едва слышен.
The attack was over.	Налет окончился.
Turner rose to his feet, slowly and heavily this time.	Тэрнер поднялся на ноги - на этот раз медленно, тяжело.
He looked over the side of the bridge, stared down into the Oerlikon gunpit, then looked away, bis lace expressionless.	Перегнувшись через край мостика, посмотрел на гнездо стрелка и отвернулся. Лицо его оставалось неподвижным.
Behind him, he heard someone coughing.	Позади послышался кашель.
It was a strange, bubbling kind of cough.	Странный, булькающий.
Turner whirled round, then stood stock-still, his hands clenched tightly at his sides.	Тэрнер резко обернулся и оцепенел, сжав кулаки.
The Kapok Kid, with Carrington kneeling helplessly at his side, was sitting quietly on the boards, his back propped against the legs of the Admiral's chair.	Не в силах ничем помочь, Кэррингтон опустился на колени рядом со штурманом. Тот сидел на палубе, опершись спиной о ножки адмиральского кресла.
From left groin to right shoulder through the middle of the embroidered	От левого бедра юноши к правому плечу, рассекая вышитую на груди букву
"J "on the chest, stretched a neat, straight, evenly-spaced pattern of round holes, stitched in by the machine-gun of the Heinkel.	"X", шла ровная, аккуратная строчка круглых отверстий, прошитых пулеметом "хейнкеля".

The blast of the shells must have hurtled him right across the bridge.	Должно быть, воздушной волной молодого штурмана отшвырнуло на самую середину мостика.
Turner stood absolutely still.	Тэрнер стоял как вкопанный.
The Kid, he knew with sudden sick certainly, had only seconds to live: he felt that any sudden move on his part would snap the spun-silk thread that held him on to life.	Ему стало не по себе; он понял, что жить штурману оставалось считанные секунды. Любое резкое движение оборвет тонкую нить, ещё связывавшую юношу с жизнью.
Gradually, the Kapok Kid became aware of his presence, of his steady gaze, and looked up tiredly.	Почувствовав присутствие старшего офицера, ощутив на себе его взгляд, Капковый мальчик с усилием поднял голову.
The vivid blue of bis eyes was dulled already, the face white and drained of blood.	Ясные голубые глаза его уже помутнели, в лице не было ни кровинки.
Idly, his hand strayed up and down the punctured kapok, fingering the gashes.	Машинально проведя рукой по пробитому пулями комбинезону, он ощупал отверстия.
Suddenly he smiled, looked down at the quilted suit.	Взглянул на стеганый капковый костюм и невесело улыбнулся.
"Ruined," he whispered. "Bloody well ruined!" Then the wandering hand slipped down to his side, palm upward, and his head slumped forward on his chest.	- Пропал, - прошептал он. - Пропал костюмчик! -Рука его с раскрытой ладонью соскользнула вниз. Голова тяжело упала на грудь.
The flaxen hair stirred idly in the wind.	Ветер шевелил льняные волосы юноши.
CHAPTER SEVENTEEN	Глава 17
SUNDAY MORNING	В ВОСКРЕСЕНЬЕ утром
THE Stirling died at dawn.	"Стерлинг" погиб на рассвете.
She died while still under way, still plungjng through the heavy seas, her mangled, twisted bridge and superstructure glowing red, glowing white-hot as the wind and sundered oil tanks lashed the flames into an incandescent holocaust.	Погиб, по-прежнему имея ход, по-прежнему разрезая форштевнем могучие волны. Изуродованный мостик и надстройки накалились докрасна; а когда адское пламя, питаемое соляром из разбитых топливных цистерн, раздувало ветром, металл раскалялся добела.
A strange and terrible sight, but not unique: thus the Bismarck had looked, whitely incandescent, just before the Shropshire's torpedoes had sent her to the bottom.	Нелепое, страшное, хотя и не новое зрелище: именно так выглядел "Бисмарк", похожий на кусок стали в горниле, прежде чем торпеды "Шроп-шира" отправили корабль на дно.
The Stirling would have died anyway-but the Stukas made siccar.	"Стерлинг" погиб бы в любом случае, но пикировщики ускорили его конец.
The Northern Lights had long since gone: now, too, the clear skies were going, and dark cloud was banking heavily to the north.	Северное сияние давно померкло. На севере темнела туча, которая готова была вот-вот затянуть все небо.
Men hoped and prayed that the cloud would spread over FR77, and cover it with blanketing snow.	Моряки молили провидение, чтобы туча эта закрыла собою конвой, спрятала его под снежным покровом.
But the Stukas got there first.	Однако "штуки" опередили тучу.

The Stukas, the dreaded gull-winged Junkers 87 dive-bombers, came from the south, flew high over the convoy, turned, flew south again.	"Штуки" - наводившие на противника страх пикирующие бомбардировщики "Юнкерс-87" с изломом крыльев, как у чайки, - появились с юга. Пролетев на большой высоте над конвоем, они развернулись и полетели назад, на юг.
Level with, and due west of the Ulysses, rear ship in the convoy, they started to turn once more: then, abruptly, in the classic Stuka attack pattern, they peeled off in sequence, port wings dipping sharply as they half-rolled, turned and fell out of the sky, plummetting arrow-true for their targets.	Очутившись на западе, на самом траверзе "Улисса", замыкавшего конвой, они начали новый разворот. Один за другим, в типичной для "юнкерсов" манере, пикировщики стали выходить из строя, падая на левое крыло. Сделав разворот, вражеские машины коршунами кинулись из поднебесья на свои жертвы.
Any plane that hurtles down in undeviating dive on waiting gun emplacements has never a chance.	Всякий самолет, пикирующий на изготовленную к бою зенитную установку, обречен.
Thus spoke the pundits, the instructors in the gunnery school of Whale Island, and proceeded to prove to their own satisfaction the evident truth of their statement, using A.A. guns and duplicating the situation which would arise insofar as it lay within their power.	Так говорили ученые мужи, преподаватели артиллерийского училища на острове Уэйл и, теша собственное тщеславие, доказывали и без того очевидную истину, используя в качестве наглядных пособий зенитные орудия и воссоздавая боевую обстановку.
Unfortunately, they couldn't duplicate the Stuka.	К сожалению, воссоздать пикировщики было невозможно.
"Unfortunately," because in actual battle, the Stuka was' the only factor in the situation that really mattered.	"К сожалению" - потому, что в боевых условиях единственным решающим фактором был именно пикирующий бомбардировщик.
One had only to crouch behind a gun, to listen to the ear-piercing, screaming whistle of the Stuka in its near-vertical dive, to flinch from its hail of bullets as it loomed larger and larger in the sights, to know that nothing could now arrest the flight of that underslung bomb, to appreciate the truth of that.	Чтобы убедиться в этом, надо самому очутиться возле орудия, слышать пронзительный вой и свист "штуки", падающей почти отвесно вниз, самому прятаться от ливня пуль, видеть, как с каждой секундой вражеская машина увеличивается в сетке прицела, и знать при этом, что никакая сила не предотвратит полет подвешенной под фюзеляжем пикировщика бомбы.
Hundreds of men alive today-the lucky ones who endured and survived a Stuka attack-will readily confirm that the war produced nothing quite so nerve-rending, quite so demoralising as the sight and sound of those Junkers with the strange dihedral of the wings in the last seconds before they pulled out of their dive.	Сотни человек - из тех, кто был свидетелем атаки "юнкерса" и остался в живых, - с готовностью подтвердят, что война не создала ничего более жуткого и деморализующего, чем зрелище "юнкерса" с его У-образным изломом крыльев в ту минуту, когда он с оглушительным ревом падает на вас перед самым выходом из пике.
But one time in a hundred, maybe one time in a thousand, when the human factor of the man behind the gun ceased to operate, the pundits could be right.	Но в одном из ста, а, возможно, и из тысячи случаев, когда тот факт, что за пушкой сидел живой человек, не шел в счет, могло оказаться, что ученые мужи правы.

This was the thousandth time, for fear was a phantom that had vanished in the night: ranged against the dive-bombers were only one multiple pom-pom and half a dozen Oerlikons-the for'ard turrets could not be brought to bear-but these were enough, and more, in the hands of men inhumanly calm, ice-cool as the Polar wind itself, and filled with an almost dreadful singleness of purpose.	Именно теперь-то и был этот тысячный случай, ибо ночью призрак страха исчез. Пикировщикам противостоял лишь один многоствольный зенитный автомат да полдюжины "эрликонов" -носовые башни использовать было невозможно. Но и этого оружия было достаточно, даже более чем достаточно, ибо оно находилось в руках людей нечеловечески бесстрастных, исполненных ледяного, как полярный ветер, спокойствия и проникнутых решимостью, от которой становилось страшно.
Three Stukas in almost as many seconds were clawed out of the sky, two to crash harmlessly in the sea, a third to bury itself with tremendous impact in the already shattered day cabin of the Admiral.	В течение каких-то трех секунд были сбиты три "юнкерса". Два из них упали в море, не причинив кораблю вреда, а третий со страшным треском врезался в и без того разрушенный адмиральский салон.
The chances against the petrol tanks not erupting in searing flame or of the bomb not exploding were so remote as not to exist: but neither happened.	Надежды на то, что топливные баки самолета не взорвутся, а бомба не сдетонирует при ударе, почти не было. Но ни того, ни другого не произошло.
It hardly seemed to call for comment-in extremity, courage becomes routine-when the bearded Doyle abandoned his pom-pom, scrambled up to the fo'c'sle deck, and flung himself on top of the armed bomb rolling heavily in scuppers awash with 100 per cent octane petrol.	Казалось излишним восторгаться храбростью ветерана - в минуты испытаний мужество становится обычным явлением, - когда бородатый Дойл, оставив свой скорострельный автомат, забрался на полубак и упал на бомбу, тяжело перекатывавшуюся по шпигату, наполненную чистым авиационным бензином.
One tiny spark from Doyle's boot or from the twisted, broken steel of the Stuka rubbing and grinding against the superstructure would have been trigger enough: the contact fuse in the bomb was still undamaged, and as it slipped and skidded over the ice-bound deck, with "Doyle hanging desperately on, it seemed animistically determined to smash its delicate percussion nose against a bulkhead or stanchion.	Достаточно было крохотной искры, высеченной башмаком Дойла или одним из стальных обломков "юнкерса", царапавших, по надстройке, и произошло бы непоправимое... Контактный взрыватель бомбы был цел, и бомба, словно живая, скользила накаталась по обледенелой палубе. Вырываясь из рук. Дойла, крепко. державшего её, бомба так и норовила ткнуться носом в переборку или в пиллерс.
If Doyle thought of these things, he did not care.	Если же Дойл и подумал о том, что может произойти, то ему это было безразлично.
Coolly, almost carelessly, he kicked off the only retaining clip left on a broken section of the guard-rail, slid the bomb, fins first, over the edge, tipped the nose sharply to clear the detonator.	Спокойно, почти небрежно, ударом ноги он сбил уцелевшую стойку ле-ерного ограждения и спихнул бомбу вниз стабилизатором, резко оттолкнув в сторону её нос, чтобы детонатор не стукнулся о борт.
The bomb fell harmlessly into the sea.	Бомба упала в море, не взорвавшись.
It fell into the sea just as the first bomb sliced contemptuously through the useless one-inch deck armour of the Stirling and crashed into the engine-room.	Она упала в воду в ту самую минуту, когда первая бомба, проткнув, словно лист картона, дюймовую палубную броню "Стерлинга", взорвалась в машинном отделении.

Three, four, five, six other bombs buried themselves in the dying heart of the cruiser, the lightened Stukas lifting away sharply to port and starboard.	Вслед за нею в самое сердце гибнущего крейсера вонзились три, четыре, пять, шесть бомб, после чего освободившиеся от груза "юнкерсы", круто взмыв, отвалили в обе стороны от корабля.
From the bridge of the Ulysses, there seemed to be a weird, unearthly absence of noise as the bombs went home.	Люди, находившиеся на мостике "Улисса", взрыва этих бомб не услышали. Вместо него была жуткая, окаянная тишина.
They just vanished into the smoke and flame, engulfed by the inferno.	Бомбы попросту исчезли в дыму и реве адского пламени.
No one blow finished the Stirling, but a mounting accumulation of blows.	"Стерлинг" был сражен не одним ударом, а целой серией все более мощных ударов.
She had taken too much and she could take no more.	Он многое вынес, но терпеть далее у него не осталось сил.
She was like a reeling boxer, a boxer overmatched against an unskilled but murderous opponent, sinking under an avalanche of blows.	Так под градом ударов, наносимых неумелым, но свирепым противником, шатается и, не выдержав их лавины, падает на ринг боксер.
Stony-faced, bitter beyond words at his powerlessness, Turner watched her die.	С окаменевшим лицом, мучаясь сознанием собственного бессилия, Тэрнер безмолвно смотрел, как гибнет "Стерлинг".
Funny, he thought tiredly, she's like all the rest.	Странное дело, думал устало старпом, он таков, как и все.
Cruisers, he mused in a queerly detached abstraction, must be the toughest ships in the world.	Должно быть, крейсера, - пришла ему в голову отвлеченная мысль, - самые стойкие в мире корабли.
He'd seen many go, but none easily, cleanly, spectacularly.	Он видел гибель многих, и ни один из них не погиб просто, легко, эффектно.
No sudden knock-out, no coup de grace for them-always, always, they had to be battered to death... Like the Stirling.	Ни внезапный нокаут, ни "удар из милосердия" не могли оборвать их жизнь - всякий раз их приходилось бить, бить до смерти... Так случилось и со "Стерлингом".
Turner's grip on the shattered windscreen tightened till his forearms ached.	Тэрнер, так крепко вцепился в разбитое ветрозащитное стекло, что у него заболели предплечья.
To him, to all good sailors, a well-loved ship was a well-loved friend: for fifteen months, now, the old and valiant Stirling had been their faithful shadow, had shared the burden of the Ulysses in the worst convoys of the war: she was the last of the old guard, for only the Ulysses had been longer on the blackout run.	Для него, как и для любого хорошего моряка, любимый корабль становился любимым другом, а старый храбрый "Стерлинг" вот уже пятнадцать месяцев был верным спутником "Улисса" и вместе с ним нес тяжкое бремя, участвуя в самых трудных конвоях. "Стерлинг" был последним из старой гвардии, ибо один лишь "Улисс" дольше него ходил в опасные походы.
It was not good to watch a friend die: Turner looked away, stared down at the ice-covered duckboards between his feet, his head sunk between hunched shoulders.	Тяжко видеть, как погибает друг; уставившись в обледенелый палубный настил и втянув голову в сгорбленные плечи, старпом отвернулся.
He could close his eyes, but he could not close his ears.	Тэрнер мог закрыть глаза, но не мог заткнуть уши.

He winced, hearing the monstrous, roaring hiss of boiling water and steam as the white-hot superstructure of the Stirling plunged deeply into the ice-chilled Artie.	Он содрогнулся всем телом, услышав чудовищный клекот кипящей воды и шипенье пара. Это раскаленные добела надстройки "Стерлинга" стали погружаться в студеные воды Ледовитого океана.
For fifteen, twenty seconds that dreadful, agonised sibilation continued, then stopped in an dnstant, the sound sheared off as by a guillotine.	Пятнадцать, двадцать секунд продолжался этот страшный предсмертный вздох и внезапно оборвался, словно отсеченный ножом гильотины.
When Turner looked up, slowly, there was only the rolling, empty sea ahead, the big oil-slicked bubbles rising to the top, bubbles rising only to be punctured as they broke the surface by the fine rain falling back into the sea from the great clouds of steam already condensing in that bitter cold.	Заставив себя поднять голову, Тэрнер увидел впереди лишь пустынное, мерно вздымающееся море да крупные жирные пузыри, поднимающиеся на поверхность. Когда к ним прикасались капельки дождя, выпадавшие из огромного облака пара, уже превращавшегося во влагу на этом лютом холоде, они лопались.
The Stirling was gone, and the battered remnants of FR77 pitched and plunged steadily onwards to the north.	"Стерлинг" погиб, но потрепанные остатки конвоя, раскачиваясь с борта на борт и с носа на корму, упорно продвигались на север.
There were seven ships left now-the four merchantmen, including the Commodore's ship, the tanker, the Sirrus and the Ulysses.	Осталось всего семь судов - четыре "купца", в том числе флагманское судно коммодора, танкер, "Сиррус" и "Улисс".
None of them was whole: all were damaged, heavily damaged, but none so desperately hurt as the Ulysses.	Ни одно из судов не было целым, все получили повреждения, тяжелые повреждения, но больше остальных досталось "Улиссу".
Seven ships, only seven: thirty-six had set out for Russia.	Уцелело всего лишь семь судов. А ведь вначале в конвое насчитывалось тридцать шесть единиц.
At 0800 Turner signalled the Sirrus:	В 08.00 Тэрнер послал светограмму "Сиррусу":
"W.T. gone.	"Радиостанция выведена из строя.
Signal C.-in-C. course, speed, position.	Сообщите командующему курс, скорость, место.
Confirm 0930 as rendezvous.	Подтвердите рандеву в 09.30.
Code."	Зашифруйте".
The reply came exactly an hour later.	Ответ пришел ровно час спустя.
"Delayed heavy seas.	"Задержка из-за сильного волнения.
Rendezvous approx 1030.	Рандеву ориентировочно в 10.30.
Impossible fly off air cover.	Выслать авиационное прикрытие невозможно.
Keep coming.	Продолжайте идти к месту назначения.
C.-in-C."	Командующий".
"Keep coming!" Turner repeated savagely. "Would you listen to him!	- "Продолжайте идти!" - яростно воскликнул Тэрнер. - Вы только послушайте его!
' Keep coming,' he says!	"Продолжайте идти!"
What the hell does he expect us to do-scuttle ourselves?" He shook his head in angry despair. "I hate to repeat myself," he said bitterly. "But I must.	А мы что делаем, черт возьми? Кингстоны открываем? - Он замотал головой в гневе и отчаянии. - Не люблю повторяться, - произнес он с горечью. - Но приходится.

Too bloody late as usual!"[5]	Как всегда, выручка приходит слишком поздно, тысяча чертей!
Heavy grey clouds, formless and menacing, blotted out the sky from horizon to horizon.	Давно наступил рассвет, день был в полном разгаре, когда вдруг начало снова темнеть.
They were snow clouds, and, please God, the snow would soon falname = "note" that could save them now, that and that alone.	Небо обложили тяжелые свинцовые тучи -бесформенные, зловещие. То были снеговые тучи. Слава Богу, скоро повалит снег, только он теперь может спасти конвой.
But the snow did not come-not then.	Но снегопада не было.
Once more, there came instead the Stukas, the roar of their engines rising and falling as they methodically quartered the empty sea in search of the convoy-Charlie had left at dawn.	На них, как снег на голову, обрушились "юнкерсы". Сначала послышался размеренный, то стихающий, то усиливающийся, гул моторов: это бомбардировщики методически обшаривали пустынную поверхность моря ("Чарли" улетел ещё на рассвете).
But it was only a matter of time before the dive-bomber squadron found ffie tiny convoy; ten minutes from the time of the first warning of their approach, the leading Junkers 87 tipped over its wing and dropped out of the sky.	Но обнаружить крохотный конвой было лишь вопросом времени. Спустя десять минут после первого оповещения об их приближении головной "юнкерс", падая на крыло, ринулся вниз.
Ten minutes, but time for a council and plan of desperation.	Прошло всего десять минут, но этого оказалось достаточно для того, чтобы, посовещавшись, принять решение, какое приходит в минуту отчаяния.
When the Stukas came, they found the convoy stretched out in line abreast, the tanker Varella in the middle, two merchantmen in close line ahead on either side of it, the Sirrus and the Ulysses guarding the flanks.	Когда "юнкерсы" приблизились, они обнаружили, что конвой движется строем фронта: танкер "Варелла" в середине, по два транспорта с обоих его бортов, чуть впереди, а "Сиррус" и "Улисс" прикрывают фланги.
A suicidal formation in submarine waters-a torpedo from port or starboard could hardly miss them all.	Случись рядом подводная лодка, ей ничего не стоило бы поразить разом все суда.
But weather conditions were heavily against submarines, and the formation offered at least a fighting chance against the Stukas.	Но метеорологические условия не благоприятствовали действиям подводных лодок, зато такой строй позволял по крайней мере постоять за себя.
If they approached from astern-their favourite attack technique-they would run into the simultaneous massed fire of seven ships ; if they approached from the sides, they must first attack the escorts, for no Stuka would present its unprotected underbelly to the guns of a warship... They elected to attack from either side, five from the east, four from the west.	Если бы бомбардировщики приблизились с кормы - излюбленный прием "юнкерсов", - они натолкнулись бы на плотную завесу огня всех семи кораблей. Атакуй они с флангов, им пришлось бы сначала атаковать корабли охранения, поскольку ни один "юнкере" не станет подставлять свое незащищенное брюхо под снаряды орудий военного судна... Бомбардировщики решили атаковать одновременно с обоих флангов - пять машин шли с востока, четыре с запада.
This time, Turner noted, they were carrying long-range fuel tanks.	На этот раз они несли запасные топливные баки.