Принц и нищий - английский и русский параллельные тексты

The redeemed creature was loud in her gratitude, and proceeded to obey, whilst Tom looked on with eager expectancy, a little marred by apprehension; the courtiers at the same time manifesting decided discomfort and uneasiness.	Спасенная женщина громко изъявила свою благодарность и поспешила исполнить приказ короля. Том следил за ее действиями со страстным вниманием, которое слегка омрачилось тревогой: придворные стали явно выражать беспокойство и страх.
The woman stripped her own feet and her little girl's also, and plainly did her best to reward the King's generosity with an earthquake, but it was all a failure and a disappointment.	Женщина сняла чулки и с себя и с ребенка и, очевидно, была готова сделать все от нее зависящее, чтобы землетрясением отблагодарить короля за его великодушную милость, но из этого ровно ничего не вышло. Том был разочарован.
Tom sighed, and said--	Он вздохнул и сказал:
"There, good soul, trouble thyself no further, thy power is departed out of thee. Go thy way in peace; and if it return to thee at any time, forget me not, but fetch me a storm." {13}	- Ну, добрая душа, перестань утруждать себя зря: видно, бесовская сила тебя покинула; если же когда-нибудь она вернется к тебе, пожалуйста не забудь обо мне - устрой для меня грозу.
Chapter XVI.	16.
The State Dinner.	Парадный обед
The dinner hour drew near--yet strangely enough, the thought brought but slight discomfort to Tom, and hardly any terror.	Час обеда приближался, но - странное дело! - эта мысль почти не тревожила Тома и уже совсем не пугала его.
The morning's experiences had wonderfully built up his confidence; the poor little ash-cat was already more wonted to his strange garret, after four days' habit, than a mature person could have become in a full month.	Утренние события внушили ему веру в себя; бедный, испачканный сажей котенок за эти четыре дня вполне освоился с незнакомым ему чердаком. Взрослому и в месяц не сделать бы подобных успехов.
A child's facility in accommodating itself to circumstances was never more strikingly illustrated.	Никогда еще не проявлялось так явственно уменье детей легко приспособляться к обстоятельствам.
Let us privileged ones hurry to the great banqueting-room and have a glance at matters there whilst Tom is being made ready for the imposing occasion.	Поспешим же, - благо нам дано это право, - в большой зал для парадных банкетов и посмотрим, что там происходит в то время, как Том готовится к великому торжеству.
It is a spacious apartment, with gilded pillars and pilasters, and pictured walls and ceilings.	Это обширный покой с золочеными колоннами и пилястрами, с расписными стенами, с расписным потолком.
At the door stand tall guards, as rigid as statues, dressed in rich and picturesque costumes, and bearing halberds.	У дверей стоят рослые часовые, неподвижные, как статуи, в богатых и живописных костюмах; в руках у них алебарды.
In a high gallery which runs all around the place is a band of musicians and a packed company of citizens of both sexes, in brilliant attire.	На высоких хорах, идущих вокруг всего зала, помещается оркестр; хоры битком набиты пышно разодетыми горожанами обоего пола.
In the centre of the room, upon a raised platform, is Tom's table.	Посредине комнаты, на высоком помосте, стол Тома.
Now let the ancient chronicler speak:	Впрочем, предоставим опять слово летописцу:

"A gentleman enters the room bearing a rod, and along with him another bearing a tablecloth, which, after they have both kneeled three times with the utmost veneration, he spreads upon the table, and after kneeling again they both retire; then come two others, one with the rod again, the other with a salt-cellar, a plate, and bread; when they have kneeled as the others had done, and placed what was brought upon the table, they too retire with the same ceremonies performed by the first; at last come two nobles, richly clothed, one bearing a tasting-knife, who, after prostrating themselves three times in the most graceful manner, approach and rub the table with bread and salt, with as much awe as if the King had been present." {6}	"В зал входит джентльмен с жезлом в руке, и вместе с ним другой, несущий скатерть, которую, после того как они трижды благоговейно преклонили колени, он постилает на стол; затем они оба снова преклоняют колени и удаляются. Тогда приходят двое других - один опять-таки с жезлом, другой с огромной солонкой, тарелкой и хлебом. Подобно первым, преклонив колени, они ставят принесенное ими на стол и удаляются с теми же церемониями. Наконец приходят двое придворных, оба в великолепных одеждах, у одного из них в руках столовый нож; простершись трижды на ковре изящнейшим образом, они приближаются к столу и начинают тереть его хлебом и солью, причем они делают это с таким страхом и трепетом, как если бы за этим столом уже восседал король".
So end the solemn preliminaries.	Так заканчиваются торжественные приготовления к пиршеству.
Now, far down the echoing corridors we hear a bugle-blast, and the indistinct cry,	Но вот мы слышим в гулких коридорах звуки рога и далекий невнятный крик:
"Place for the King!	"Дорогу королю!
Way for the King's most excellent majesty!"	Дорогу его светлому величеству!"
These sounds are momently repeated --they grow nearer and nearer--and presently, almost in our faces, the martial note peals and the cry rings out, "Way for the King!"	Эти звуки повторяются снова и снова, все ближе; наконец у самых наших ушей раздаются и эти возгласы и эта военная музыка.
At this instant the shining pageant appears, and files in at the door, with a measured march.	Еще минута, и в дверях возникает великолепное зрелище: мерной поступью входит сверкающая пышная процессия.
Let the chronicler speak again:--	Пусть дальше опять говорит летописец:
"First come Gentlemen, Barons, Earls, Knights of the Garter, all richly dressed and bareheaded; next comes the Chancellor, between two, one of which carries the royal sceptre, the other the Sword of State in a red scabbard, studded with golden fleurs-de-lis, the point upwards; next comes the King himself--whom, upon his appearing, twelve trumpets and many drums salute with a great burst of welcome, whilst all in the galleries rise in their places, crying 'God save the King!' After him come nobles attached to his person, and on his right and left march his guard of honour, his fifty Gentlemen Pensioners, with gilt battle-axes."	"Впереди идут джентльмены, бароны, графы и рыцари, кавалеры ордена Подвязки. Все роскошно одеты, у всех обнаженные головы; далее шествует канцлер между двумя лордами: один несет королевский скипетр, а другой -государственный меч острием кверху, в красных ножнах с вытисненными на них золотыми лилиями. Далее идет сам король. При его появлении двенадцать труб и множество барабанов исполняют приветственный туш, а на хорах все встают и кричат: "Боже, храни короля!" Вслед за королем идут вельможи, приставленные к его особе, а по правую и по левую руку его почетная стража из пятидесяти дворян с золочеными бердышами в руках".
This was all fine and pleasant.	Все это было красиво и очень приятно.
Tom's pulse beat high, and a glad light was in his eye.	Сердце Тома сильно билось и в глазах светился веселый огонь.

He bore himself right gracefully, and all the more so because he was not thinking of how he was doing it, his mind being charmed and occupied with the blithe sights and sounds about him--and besides, nobody can be very ungraceful in nicely-fitting beautiful clothes after he has grown a little used to them--especially if he is for the moment unconscious of them.	Все его движения были изящны. Это изящество достигалось именно тем, что Том не делал ни малейших усилий, чтобы достигнуть его, так как он был весь поглощен и очарован радостным зрелищем и мажорными звуками. Да и трудно ли быть изящным в красивом и ловко сшитом наряде, после того как ты уже успел привыкнуть к нему, - особенно в те минуты, когда этого наряда даже и не замечаешь.
Tom remembered his instructions, and acknowledged his greeting with a slight inclination of his plumed head, and a courteous	Помня данные ему наставления, он отвечал на общие приветствия легким наклонением головы и милостивыми, благосклонными словами:
"I thank ye, my good people."	- Благодарю тебя, мой добрый народ!
He seated himself at table, without removing his cap; and did it without the least embarrassment; for to eat with one's cap on was the one solitary royal custom upon which the kings and the Cantys met upon common ground, neither party having any advantage over the other in the matter of old familiarity with it.	Он сел за стол, не снимая шляпы и нимало не смущаясь этой вольностью, так как обедать в шляпе был единственный царственный обычай, равно присущий и королям и Кенти.
The pageant broke up and grouped itself picturesquely, and remained bareheaded.	Свита короля разделилась на несколько живописных групп и осталась с непокрытыми головами.
Now to the sound of gay music the Yeomen of the Guard entered,--"the tallest and mightiest men in England, they being carefully selected in this regard,"--but we will let the chronicler tell about it:--	Затем под звуки веселой музыки вошли королевские телохранители - "самые высокие и сильные люди во всей Англии, специально отобранные по этому признаку".
"The Yeomen of the Guard entered, bareheaded, clothed in scarlet, with golden roses upon their backs; and these went and came, bringing in each turn a course of dishes, served in plate.	Но опять-таки предоставим слово летописцу: "Вошли гвардейцы-телохранители с непокрытыми головами, в алой одежде с золотыми розами на спине; они уходили и входили опять, всякий раз принося новые кушанья на золотых и серебряных блюдах.
These dishes were received by a gentleman in the same order they were brought, and placed upon the table, while the taster gave to each guard a mouthful to eat of the particular dish he had brought, for fear of any poison."	Эти блюда принимал некий джентльмен в том самом порядке, как их приносили, и ставил их на стол, между тем как лорд, предназначенный для отведывания блюд, давал каждому из телохранителей попробовать то кушанье, которое он только что принес, дабы удостовериться, что оно не отравлено".
Tom made a good dinner, notwithstanding he was conscious that hundreds of eyes followed each morsel to his mouth and watched him eat it with an interest which could not have been more intense if it had been a deadly explosive and was expected to blow him up and scatter him all about the place.	Том отлично пообедал, хотя и сознавал, что сотни глаз впиваются в каждый кусок, который он сует себе в рот, и с таким интересом глядят, как он разжевывает этот кусок, будто перед ним не еда, а взрывчатое вещество, угрожающее разнести его на мелкие части и разбросать по всему залу.
He was careful not to hurry, and equally careful not to do anything whatever for himself, but wait till the proper official knelt down and did it for him.	Он старался быть очень медлительным в каждом движении и вдобавок не делать ничего самому, а ждать, пока специально предназначенный для этой цели придворный не опустится перед ним на колено и не сделает за него то, что надобно.

He got through without a mistake--flawless and precious triumph.	В течение всего обеда Том ни разу не попал впросак - блистательный успех, без малейших изъянов.
When the meal was over at last and he marched away in the midst of his bright pageant, with the happy noises in his ears of blaring bugles, rolling drums, and thundering acclamations, he felt that if he had seen the worst of dining in public it was an ordeal which he would be glad to endure several times a day if by that means he could but buy himself free from some of the more formidable requirements of his royal office.	Когда обед кончился и Том удалился в окружении пышной свиты под радостный стук барабанов, веселые звуки фанфар и громогласные приветствия толпы, он почувствовал, что, хотя обедать публично не такое уж легкое дело, все же он готов претерпевать эту пытку по нескольку раз в день, если такою ценою он может избавиться от других, более неприятных и тяжких обязанностей своего королевского звания.
Chapter XVII.	17.
Foo-foo the First.	Король Фу-фу Первый
Miles Hendon hurried along toward the Southwark end of the bridge, keeping a sharp look-out for the persons he sought, and hoping and expecting to overtake them presently.	Майлс Гендон торопливо прошел весь мост до саутворкского берега, зорко всматриваясь в каждого прохожего, в надежде настигнуть тех, кого искал.
He was disappointed in this, however.	Но надежда его не сбылась.
By asking questions, he was enabled to track them part of the way through Southwark; then all traces ceased, and he was perplexed as to how to proceed.	Расспрашивая встречных, он проследил часть их пути в Саутворке, но там следы обрывались, и он совершенно не знал, что ему делать дальше.
Still, he continued his efforts as best he could during the rest of the day.	И все же до самого вечера он продолжал свои поиски.
Nightfall found him leg-weary, half-famished, and his desire as far from accomplishment as ever; so he supped at the Tabard Inn and went to bed, resolved to make an early start in the morning, and give the town an exhaustive search.	Ночь застала его усталым, голодным, а от цели он был так же далеко, как и раньше. Он поужинал в харчевне Табард и лег спать, решив на другой день встать пораньше и обшарить весь город.
As he lay thinking and planning, he presently began to reason thus: The boy would escape from the ruffian, his reputed father, if possible; would he go back to London and seek his former haunts?	Однако он долго не мог уснуть и рассуждал сам с собой таким, примерно, образом: "Предположим, мальчику удастся убежать от негодяя, выдающего себя за его отца. Вернется ли он в Лондон, в свое старое жилье?
No, he would not do that, he would avoid recapture.	Нет! Потому что он будет бояться, как бы его опять не поймали.
What, then, would he do?	Что же он сделает?
Never having had a friend in the world, or a protector, until he met Miles Hendon, he would naturally try to find that friend again, provided the effort did not require him to go toward London and danger.	В целом мире у него есть один единственный друг и защитник - Майлс Гендон, и он, естественно, попытается разыскать своего друга, если только для этого ему не понадобится возвращаться в Лондон и подвергать себя новым опасностям.
He would strike for Hendon Hall, that is what he would do, for he knew Hendon was homeward bound and there he might expect to find him.	Он, безусловно, направится к Гендон-холлу, так как знает, что Майлс держит путь туда, в свой родной дом.

Yes, the case was plain to Hendon--he must lose no more time in Southwark, but move at once through Kent, toward Monk's Holm, searching the wood and inquiring as he went.	Да, дело ясное: надо, не теряя времени тут, в Саутворке, двинуться через Кент на Монксголм, обыскивая по дороге леса и расспрашивая прохожих о мальчике".
Let us return to the vanished little King now.	Вернемся теперь к пропавшему без вести маленькому королю.
The ruffian whom the waiter at the inn on the bridge saw 'about to join' the youth and the King did not exactly join them, but fell in close behind them and followed their steps.	Оборванец, который, по словам трактирного слуги, подошел будто бы тут же на мосту к королю и молодому человеку, на самом деле не подходил к ним, но следовал за ними по пятам.
He said nothing.	В разговор с ними он не вступал.
His left arm was in a sling, and he wore a large green patch over his left eye; he limped slightly, and used an oaken staff as a support.	Левая рука его была на перевязи, и на левый глаз был налеплен большущий зеленый пластырь. Оборванец слегка прихрамывал и опирался на толстую дубовую палку.
The youth led the King a crooked course through Southwark, and by-and-by struck into the high road beyond.	Молодой человек повел короля в обход через Саутворк, мало-помалу приближаясь к большой проезжей дороге.
The King was irritated, now, and said he would stop here--it was Hendon's place to come to him, not his to go to Hendon.	Король начинал сердиться, говорил, что дальше не пойдет, что не подобает ему ходить к Г ендону, что Гендон обязан явиться к нему.
He would not endure such insolence; he would stop where he was.	Он не потерпит такой оскорбительной дерзости. Он останется здесь.
The youth said--	Молодой человек сказал:
"Thou'lt tarry here, and thy friend lying wounded in the wood yonder?	-Ты хочешь остаться здесь, когда твой друг лежит раненый в лесу?
So be it, then."	Ладно, оставайся!..
The King's manner changed at once.	Король сразу заговорил по-другому.
He cried out-- "Wounded?	- Раненый? - воскликнул он.
And who hath dared to do it?	- Кто посмел его ранить?
But that is apart; lead on, lead on!	Впрочем, об этом потом, а сейчас веди меня, веди!
Faster, sirrah!	Скорее, скорее!
Art shod with lead?	Что у тебя, свинцовые гири на ногах?
Wounded, is he?	Ранен?
Now though the doer of it be a duke's son he shall rue it!"	Поплатится же за это виновный, будь он хоть сыном герцога!
It was some distance to the wood, but the space was speedily traversed.	Лес был еще довольно далеко, но они быстро дошли до него.
The youth looked about him, discovered a bough sticking in the ground, with a small bit of rag tied to it, then led the way into the forest, watching for similar boughs and finding them at intervals; they were evidently guides to the point he was aiming at.	Молодой человек осмотрелся, нашел воткнутый в землю сук, к которому была привязана какая-то тряпочка, и повел короля в чащу; время от времени им попадались такие же сучья, служившие, очевидно, путеводными вехами.

By-and-by an open place was reached, where were the charred remains of a farm-house, and near them a barn which was falling to ruin and decay.	Наконец они дошли до поляны, где увидели остатки сгоревшего крестьянского дома, а рядом с ним полуразрушенный сарай.
There was no sign of life anywhere, and utter silence prevailed.	Нигде никаких признаков жизни, полная тишина кругом.
The youth entered the barn, the King following eagerly upon his heels.	Молодой человек вошел в сарай, король быстро вбежал за ним.
No one there!	Никого!
The King shot a surprised and suspicious glance at the youth, and asked--	Бросив на молодого человека удивленный и недоверчивый взгляд, король спросил:
"Where is he?"	-Где же он?
A mocking laugh was his answer.	В ответ раздался издевательский смех.
The King was in a rage in a moment; he seized a billet of wood and was in the act of charging upon the youth when another mocking laugh fell upon his ear.	Король пришел в ярость, схватил полено и хотел кинуться на обманщика, но тут еще кто-то издевательски захохотал над самым его ухом.
It was from the lame ruffian who had been following at a distance.	То был хромой бродяга, следовавший за ним по пятам.
The King turned and said angrily--	Король повернулся к нему и гневно спросил:
"Who art thou?	- Кто ты такой?
What is thy business here?"	Чего тебе надо здесь?
"Leave thy foolery," said the man, "and quiet thyself.	- Брось эти шутки и перестань бушевать! - сказал бродяга.
My disguise is none so good that thou canst pretend thou knowest not thy father through it."	- Не так уж хорошо я перерядился, чтобы ты не мог узнать родного отца.
"Thou art not my father.	-Ты не отец мне.
I know thee not.	Я тебя не знаю.
I am the King.	Я король.
If thou hast hid my servant, find him for me, or thou shalt sup sorrow for what thou hast done."	Если это ты похитил моего слугу, так найди и верни его мне, или ты горько раскаешься!
John Canty replied, in a stern and measured voice--	Джон Кенти ответил сурово и внушительно:
"It is plain thou art mad, and I am loath to punish thee; but if thou provoke me, I must. Thy prating doth no harm here, where there are no ears that need to mind thy follies; yet it is well to practise thy tongue to wary speech, that it may do no hurt when our quarters change.	- Я вижу, что ты сумасшедший, и мне неохота наказывать тебя; но если ты вынудишь меня, я тебя накажу... Здесь твоя болтовня не опасна, потому что здесь некому обижаться на твои безумные речи, но все же тебе следует держать язык за зубами, чтобы не повредить нам на новых местах.
I have done a murder, and may not tarry at home--neither shalt thou, seeing I need thy service.	Я убил человека и не могу оставаться дома, и тебя не оставлю, так как мне нужна твоя помощь.
My name is changed, for wise reasons; it is Hobbs --John Hobbs; thine is Jack--charge thy memory accordingly.	Я переменил свое имя и хорошо сделал, - меня зовут Джон Гоббс, а тебя - Джек; запомни это покрепче!

Now, then, speak. Where is thy mother? Where are thy sisters?	А теперь отвечай: где твоя мать, где сестры?
They came not to the place appointed--knowest thou whither they went?"	Они не явились в условленное место; известно тебе, где они?
The King answered sullenly--	Король угрюмо ответил:
"Trouble me not with these riddles.	- Не приставай ко мне со своими загадками!
My mother is dead; my sisters are in the palace."	Моя мать умерла; мои сестры во дворце.
The youth near by burst into a derisive laugh, and the King would have assaulted him, but Canty--or Hobbs, as he now called himself--prevented him, and said--	Молодой человек чуть опять было не захохотал, но оскорбленный король сжал кулаки, и Кенти, или Гоббс, как он теперь называл себя, удержал своего спутника:
"Peace, Hugo, vex him not; his mind is astray, and thy ways fret him.	- Тише, Гуго, не дразни его; он не в своем уме, а ты его раздражаешь.
Sit thee down, Jack, and quiet thyself; thou shalt have a morsel to eat, anon."	Садись, Джек, и успокойся; сейчас я дам тебе поесть.
Hobbs and Hugo fell to talking together, in low voices, and the King removed himself as far as he could from their disagreeable company. He withdrew into the twilight of the farther end of the barn, where he found the earthen floor bedded a foot deep with straw.	Гоббс и Гуго стали о чем-то тихо разговаривать между собой, а король, чтобы избавиться от их неприятного общества, отошел в полумрак, в самый дальний угол сарая, где земляной пол был на целый фут покрыт соломой.
He lay down here, drew straw over himself in lieu of blankets, and was soon absorbed in thinking.	Король лег, укрылся, за неимением одеяла, соломой и весь ушел в свои мысли.
He had many griefs, but the minor ones were swept almost into forgetfulness by the supreme one, the loss of his father.	У него было много горестей, но какими ничтожными казались они перед великим горем -утратой отца.
To the rest of the world the name of Henry VIII. brought a shiver, and suggested an ogre whose nostrils breathed destruction and whose hand dealt scourgings and death; but to this boy the name brought only sensations of pleasure; the figure it invoked wore a countenance that was all gentleness and affection.	Имя Генриха VIII заставляло трепетать весь мир; при этом имени каждому рисовалось чудовище, дыхание которого все разрушает, рука которого умеет лишь карать и казнить, но для мальчика были связаны с этим именем только сладостные воспоминания, и образ, который он вызывал в своей памяти, дышал любовью и лаской.
He called to mind a long succession of loving passages between his father and himself, and dwelt fondly upon them, his unstinted tears attesting how deep and real was the grief that possessed his heart.	Он припоминал свои задушевные разговоры с отцом, с нежностью думал о них, и неудержимые слезы, струившиеся по его щекам, свидетельствовали о глубине его горя.
As the afternoon wasted away, the lad, wearied with his troubles, sank gradually into a tranquil and healing slumber.	День клонился к вечеру, и мальчик, истомленный своими невзгодами, заснул спокойным, целительным сном.
After a considerable time--he could not tell how long--his senses struggled to a half-consciousness, and as he lay with closed eyes vaguely wondering where he was and what had been happening, he noted a murmurous sound, the sullen beating of rain upon the roof. A snug sense of comfort stole over him, which was rudely broken, the next moment, by a chorus of piping cackles and coarse laughter.	Много времени спустя - он не мог сказать, сколько именно, - еще не совсем проснувшись, лежа с закрытыми глазами и спрашивая себя, где он и что с ним случилось, он услыхал над собой унылый, частый стук дождя по крыше; ему стало хорошо и уютно; но через минуту это чувство было грубо нарушено громким говором и хриплым смехом.

It startled him disagreeably, and he unmuffled his head to see whence this interruption proceeded.	Неприятно пораженный, он высвободил из соломы голову, чтобы посмотреть, что тут происходит.
A grim and unsightly picture met his eye.	Непривлекательную и страшную картину увидел он.
A bright fire was burning in the middle of the floor, at the other end of the barn; and around it, and lit weirdly up by the red glare, lolled and sprawled the motliest company of tattered gutter-scum and ruffians, of both sexes, he had ever read or dreamed of.	В другом конце сарая, на полу, ярко пылал костер; вокруг костра, в зловещем красном свете, лежали вповалку на земле бродяги и оборванцы. Ни в снах он не видел, ни в книгах не встречал подобных созданий.
There were huge stalwart men, brown with exposure, long-haired, and clothed in fantastic rags; there were middle-sized youths, of truculent countenance, and similarly clad; there were blind mendicants, with patched or bandaged eyes; crippled ones, with wooden legs and crutches; diseased ones, with running sores peeping from ineffectual wrappings; there was a villain-looking pedlar with his pack; a knife-grinder, a tinker, and a barber-surgeon, with the implements of their trades; some of the females were hardly-grown girls, some were at prime, some were old and wrinkled hags, and all were loud, brazen, foul-mouthed; and all soiled and slatternly; there were three sore-faced babies; there were a couple of starveling curs, with strings about their necks, whose office was to lead the blind.	Здесь были мужчины высокие, загорелые, с длинными волосами, одетые в фантастические рубища; были подростки с жестокими лицами, такие же оборванные; были слепцы-нищие с повязками или пластырями на глазах; были калеки с костылями и деревяшками; больные с гноящимися, кое-как перевязанными ранами; был подозрительного вида разносчик со своим коробом; точильщик ножей, лудильщик, цирюльник - каждый со своим инструментом; среди женщин были совсем молодые, почти девочки, были и старые, сморщенные ведьмы. Все они кричали, шумели, бесстыдно ругались; все они были грязны и неряшливы; было здесь и трое младенцев с какими-то болячками на лицах, и несколько голодных собак с веревками на шее: они служили слепцам поводырями.
The night was come, the gang had just finished feasting, an orgy was beginning; the can of liquor was passing from mouth to mouth.	Ночь уже наступила, пир только что кончился, начиналась оргия. Жбан с водкой переходил из рук в руки.
A general cry broke forth--	Раздался дружный крик:
"A song! a song from the Bat and Dick and Dot-and-go-One!"	-Песню! Песню! Пой, Летучая Мышь! Пой, Дик, и ты, Безногий!
One of the blind men got up, and made ready by casting aside the patches that sheltered his excellent eyes, and the pathetic placard which recited the cause of his calamity.	Один из слепцов поднялся на ноги и приготовился петь, сорвав и швырнув на пол пластыри, закрывавшие его вполне здоровые глаза, и доску с трогательным описанием причин его несчастья.
Dot-and-go-One disencumbered himself of his timber leg and took his place, upon sound and healthy limbs, beside his fellow-rascal; then they roared out a rollicking ditty, and were reinforced by the whole crew, at the end of each stanza, in a rousing chorus.	Безногий освободился от своей деревяшки и на двух совершенно здоровых ногах стал рядом с товарищем. Затем оба загорланили веселую песню, а вся орава нестройно подхватывала припев.
By the time the last stanza was reached, the half-drunken enthusiasm had risen to such a pitch, that everybody joined in and sang it clear through from the beginning, producing a volume of villainous sound that made the rafters quake.	Когда дело дошло до последней строфы, полупьяный хор, увлекшись, пропел ее всю с самого начала, наполняя сарай такими оглушительными гнусавыми звуками, что даже стропила задрожали.

These were the inspiring words:--	Вот как, примерно, звучал бы конец этой вдохновенной песни в переводе с воровского языка, на котором она была сложена:
'Bien Darkman's then, Bouse Mort and Ken, The bien Coves bings awast, On Chates to trine by Rome Coves dine For his long lib at last.	Притон, прощай, не забывай, □□ Уходим в путь далекий. □ □Прощай, земля, нас ждет петля □ □И долгий сон, глубокий.
Bing'd out bien Morts and toure, and toure, Bing out of the Rome vile bine, And toure the Cove that cloy'd your duds, Upon the Chates to trine.' (From 'The English Rogue.' London, 1665.)	Нам предстоит висеть в ночи, □ □Качаясь над землею, □□А нашу рухлядь палачи □□Поделят меж собою.
Conversation followed; not in the thieves' dialect of the song, for that was only used in talk when unfriendly ears might be listening.	Затем пошла беседа, но уже не на воровском языке, - он употреблялся только тогда, когда было опасение, что подслушивают враждебные уши.
In the course of it, it appeared that 'John Hobbs' was not altogether a new recruit, but had trained in the gang at some former time.	Из разговора выяснилось, что Джон Г оббс не был здесь новичком, но и раньше водился с этой шайкой.
His later history was called for, and when he said he had 'accidentally' killed a man, considerable satisfaction was expressed; when he added that the man was a priest, he was roundly applauded, and had to take a drink with everybody.	Потребовали, чтобы он рассказал, что с ним было в последнее время, и когда он объявил, что "случайно" убил человека, все остались довольны; когда же он прибавил, что убитый - священник, все очень обрадовались и заставили его выпить с каждым по очереди.
Old acquaintances welcomed him joyously, and new ones were proud to shake him by the hand.	Старые знакомые радостно приветствовали его, новые гордились возможностью пожать ему руку.
He was asked why he had 'tarried away so many months.'	Его спросили, где он "шатался столько месяцев", на что он ответил:
He answered-- "London is better than the country, and safer, these late years, the laws be so bitter and so diligently enforced.	- В Лондоне лучше, чем в деревне, и безопаснее, особенно в последние годы, когда законы стали такие строгие и их приказывают так точно соблюдать.
An' I had not had that accident, I had stayed there.	Если б не это убийство, я остался бы в Лондоне.
I had resolved to stay, and never more venture country-wards--but the accident has ended that."	Я уже совсем решил навсегда остаться в городе, но этот несчастный случай все спутал.
He inquired how many persons the gang numbered now.	Он спросил, сколько теперь человек в шайке.
The 'ruffler,' or chief, answered--	Атаман ответил:
"Five and twenty sturdy budges, bulks, files, clapperdogeons and maunders, counting the dells and doxies and other morts. {7} Most are here, the rest are wandering eastward, along the winter lay. We follow at dawn."	- Двадцать пять овчин, верстаков, напилков, кулаков, корзинщиков да еще старухи и девки. Большинство здесь. Остальные пошли на восток, по зимней дороге; на заре и мы пойдем за ними.
"I do not see the Wen among the honest folk about me.	- В этом благородном обществе я не вижу Уэна.
Where may he be?"	Где он?
"Poor lad, his diet is brimstone, now, and over hot for a delicate taste.	- Бедняга, он теперь в преисподней, питается там серой, а она слишком горяча для его изысканного вкуса.

He was killed in a brawl, somewhere about midsummer."	Его еще летом убили в драке.
"I sorrow to hear that; the Wen was a capable man, and brave."	-Грустно мне это слышать. Уэн был человек способный и отважный.
"That was he, truly.	- Правильно!
Black Bess, his dell, is of us yet, but absent on the eastward tramp; a fine lass, of nice ways and orderly conduct, none ever seeing her drunk above four days in the seven."	Черная Бэсс, его подруга, все еще с нами, но только сейчас ее нет - ушла на восток бродяжить. Красивая девушка, хороших правил и примерного поведения: никто не видал ее пьяной больше четырех раз в неделю.
"She was ever strict--I remember it well--a goodly wench and worthy all commendation.	- Она всегда себя держала строго, я помню; хорошая девчонка, достойная всяких похвал.
Her mother was more free and less particular; a troublesome and ugly-tempered beldame, but furnished with a wit above the common."	Мать ее была куда распущеннее, не умела себя соблюдать. Пренесносная старуха и злющая, но зато умна, как черт.
"We lost her through it.	-Ум ее и погубил.
Her gift of palmistry and other sorts of fortune-telling begot for her at last a witch's name and fame.	Она была такой отличной гадалкой и так ловко предсказывала будущее, что прослыла ведьмой.
The law roasted her to death at a slow fire.	Ее изжарили, как велит закон, на медленном огне.
It did touch me to a sort of tenderness to see the gallant way she met her lot--cursing and reviling all the crowd that gaped and gazed around her, whilst the flames licked upward toward her face and catched her thin locks and crackled about her old gray head--cursing them! why an' thou should'st live a thousand years thoud'st never hear so masterful a cursing.	Я был даже растроган, когда увидел, с каким мужеством она встретила свою горькую участь; до последней минуты она ругала и кляла толпу, которая на нее глазела, а огненные языки уже лизали ей лицо, и ее седые космы уже трещали вокруг старой ее головы. Я говорю - она всех кляла и ругала. А уж ругалась она - можно тысячу лет прожить и не услыхать такой мастерской ругани!
Alack, her art died with her.	Увы, ее искусство умерло вместе с ней.
There be base and weakling imitations left, but no true blasphemy."	Остались слабые и жалкие подражатели, но настоящей ругани теперь не услышишь.
The Ruffler sighed; the listeners sighed in sympathy; a general depression fell upon the company for a moment, for even hardened outcasts like these are not wholly dead to sentiment, but are able to feel a fleeting sense of loss and affliction at wide intervals and under peculiarly favouring circumstances--as in cases like to this, for instance, when genius and culture depart and leave no heir.	Атаман вздохнул, слушатели тоже сочувственно вздохнули; на минуту компания приуныла, так как даже самые огрубелые люди не лишены чувствительности и изредка способны предаваться грусти и скорби - в таких, например, случаях, как этот, когда талант и искусство погибают, ни к кому не перейдя по наследству.
However, a deep drink all round soon restored the spirits of the mourners.	Впрочем, щедрый глоток из жбана, снова пущенного вкруговую, скоро рассеял их тоску.
"Have any others of our friends fared hardly?" asked Hobbs.	- А больше никто не попался из наших приятелей? - спросил Гоббс.
"Some--yes.	- Кое-кто попался.

Particularly new comers--such as small husbandmen turned shiftless and hungry upon the world because their farms were taken from them to be changed to sheep ranges.	Чаще всего попадаются новички, мелкие фермеры, которые остаются без крова и без куска хлеба, когда землю у них отнимают под овечьи пастбища.
They begged, and were whipped at the cart's tail, naked from the girdle up, till the blood ran; then set in the stocks to be pelted; they begged again, were whipped again, and deprived of an ear; they begged a third time--poor devils, what else could they do?--and were branded on the cheek with a red-hot iron, then sold for slaves; they ran away, were hunted down, and hanged.	Такой начнет просить милостыню, его привяжут к телеге, снимут с него рубаху и стегают плетьми до крови; забьют в колоду и высекут; он опять идет просить милостыню, - его опять угостят плетьми и отрежут ему ухо; за третью попытку к нищенству - а что ему, бедняге, остается делать? -его клеймят раскаленным железом и продают в рабство; он убегает, его ловят и вешают.
' Tis a brief tale, and quickly told.	Сказка короткая, и рассказывать ее недолго.
Others of us have fared less hardly.	Поплатился и еще кое-кто из наших, да не так дорого.
Stand forth, Yokel, Burns, and Hodge--show your adornments!"	Встаньте-ка, Йокел, Бэрнс и Г одж, покажите ваши украшения!
These stood up and stripped away some of their rags, exposing their backs, criss-crossed with ropy old welts left by the lash; one turned up his hair and showed the place where a left ear had once been; another showed a brand upon his shoulder--the letter V--and a mutilated ear; the third said--	Названные встали и, стащив с себя лохмотья, обнажили спины, исполосованные старыми, зажившими рубцами от плетей; один откинул волосы и показал место, где было когда-то левое ухо; другой показал клеймо на плече - букву V, и изувеченное ухо; третий сказал:
"I am Yokel, once a farmer and prosperous, with loving wife and kids--now am I somewhat different in estate and calling; and the wife and kids are gone; mayhap they are in heaven, mayhap in--in the other place--but the kindly God be thanked, they bide no more in ENGLAND!	- Я Йокел. Когда-то был я фермером и жил в довольстве, была у меня и любящая жена и дети. Теперь нет у меня ничего, и занимаюсь я не тем... Жена и ребята померли; может, они в раю, а может и в аду, но только, слава богу, не в Англии!
My good old blameless mother strove to earn bread by nursing the sick; one of these died, the doctors knew not how, so my mother was burnt for a witch, whilst my babes looked on and wailed.	Моя добрая, честная старуха мать ходила за больными, чтобы заработать на хлеб; один больной умер, доктора не знали, с чего, - и мою мать сожгли на костре, как ведьму, а мои ребятишки смотрели, как ее жгут, и плакали.
English law!--up, all, with your cups!--now all together and with a cheer!--drink to the merciful English law that delivered HER from the English hell!	Английский закон! Поднимите чаши! Все разом! Веселей! Выпьем за милосердный английский закон, освободивший мою мать из английского ада!
Thank you, mates, one and all.	Спасибо, братцы, спасибо вам всем!
I begged, from house to house--I and the wife--bearing with us the hungry kids--but it was crime to be hungry in England--so they stripped us and lashed us through three towns. Drink ye all again to the merciful English law!--for its lash drank deep of my Mary's blood and its blessed deliverance came quick.	Стали мы с женой ходить из дома в дом, прося милостыню, таская за собою голодных ребят; но в Англии считается преступлением быть голодным, и нас ловили и били в трех городах... Выпьем еще раз за милосердный английский закон! Плети скоро выпили кровь моей Мэри и приблизили день ее освобождения.
She lies there, in the potter's field, safe from all harms.	Она лежит в земле, не зная обиды и горя.

And the kids--well, whilst the law lashed me from town to town, they starved.	А ребятишки... ну, ясно, пока меня, по закону, гоняли плетьми из города в город, они померли с голоду.
Drink, lads--only a drop--a drop to the poor kids, that never did any creature harm.	Выпьем, братцы, - один только глоток, один глоток за бедных малюток, которые никогда никому не сделали зла!
I begged again--begged, for a crust, and got the stocks and lost an ear--see, here bides the stump; I begged again, and here is the stump of the other to keep me minded of it.	Я опять стал жить подаянием; протягивал руку за черствой коркой, а получил колоду и потерял одно ухо, - смотрите, видите этот обрубок?
And still I begged again, and was sold for a slave--here on my cheek under this stain, if I washed it off, ye might see the red S the branding-iron left there!	Я опять принялся просить милостыню - и вот обрубок другого уха, чтобы я не забывал об английском законе; но все же я продолжал просить, и, наконец, меня продали в рабство - вот на моей щеке под этой грязью клеймо; если смыть эту грязь, вы увидите красное Р, выжженное раскаленным железом!
A SLAVE!	Раб!
Do you understand that word?	Понятно ли вам это слово?
An English SLAVE! --that is he that stands beforeye.	Английский раб! Вот он стоит перед вами.
I have run from my master, and when I am found--the heavy curse of heaven fall on the law of the land that hath commanded it! —I shall hang!" {1}	Я убежал от своего господина, и если меня поймают, - будь проклята страна, создавшая такие законы! - я буду повешен.
A ringing voice came through the murky air--	Звонкий голос прозвучал в темноте:
"Thou shalt NOT!--and this day the end of that law is come!"	- Ты не будешь повешен! С нынешнего дня этот закон отменяется!
All turned, and saw the fantastic figure of the little King approaching hurriedly; as it emerged into the light and was clearly revealed, a general explosion of inquiries broke out--	Все повернулись туда, откуда раздался голос, и увидали быстро приближающуюся фантастическую фигурку маленького короля; когда он вынырнул на свет и стал отчетливо виден, со всех сторон полетели вопросы:
"Who is it? WHAT is it?	- Кто это? Что это?
Who art thou, manikin?"	Кто ты такой, малыш?
The boy stood unconfused in the midst of all those surprised and questioning eyes, and answered with princely dignity--	Нимало не смущаясь этих удивленных и вопрошающих глаз, мальчик ответил с царственным достоинством:
"I am Edward, King of England."	- Я Эдуард, король Англии.
A wild burst of laughter followed, partly of derision and partly of delight in the excellence of the joke.	Раздался дикий хохот, не то насмешливый, не то восторженный, - уж очень забавна показалась шутка.
The King was stung. He said sharply--	Король был уязвлен, он сказал резко:
"Ye mannerless vagrants, is this your recognition of the royal boon I have promised?"	- Вы невоспитанные бродяги! Так вот ваша благодарность за королевскую милость, которую я вам обещал!

He said more, with angry voice and excited gesture, but it was lost in a whirlwind of laughter and mocking exclamations.	Он бранил их гневно и взволнованно, но его слова тонули среди хохота и глумливых восклицаний.
'John Hobbs' made several attempts to make himself heard above the din, and at last succeeded--saying--	Джон Гоббс несколько раз пытался перекричать крикунов, и, наконец, это ему удалось. Он сказал:
"Mates, he is my son, a dreamer, a fool, and stark mad--mind him not--he thinketh he IS the King."	- Друзья, это мой сын, мечтатель, дурак, помешанный; не обращайте на него внимания: он воображает, что он король.
"I AM the King," said Edward, turning toward him, "as thou shalt know to thy cost, in good time.	- Разумеется, я король, - обратился к нему Эдуард, - и ты в свое время убедишься в этом себе ка горе.
Thou hast confessed a murder--thou shalt swing for it."	Ты сознался, что убил человека, тебя вздернут за это на виселицу.
"THOU'LT betray me?--THOU?	-Ты задумал выдать меня? Ты?
An' I get my hands upon thee--"	Да я своими руками...
"Tut-tut!" said the burley Ruffler, interposing in time to save the King, and emphasising this service by knocking Hobbs down with his fist, "hast respect for neither Kings NOR Rufflers?	- Потише, потише! - прервал его силач-атаман, бросаясь на помощь королю, и одним ударом кулака свалил Гоббса наземь. - Ты, кажется, не уважаешь ни королей, ни атаманов?
An' thou insult my presence so again, I'll hang thee up myself."	Если ты еще раз позволишь себе забыться в моем присутствии, я сам вздерну тебя на первый сук.
Then he said to his Majesty, "Thou must make no threats against thy mates, lad; and thou must guard thy tongue from saying evil of them elsewhere. BE King, if it please thy mad humour, but be not harmful in it.	- Потом обернулся к его величеству: - А ты, малый, не грози товарищам и нигде не распускай о них дурной славы. Будь себе королем, коли тебе сдуру пришла такая охота, но пусть от этого никому не будет обиды.
Sink the title thou hast uttered--'tis treason; we be bad men in some few trifling ways, but none among us is so base as to be traitor to his King; we be loving and loyal hearts, in that regard.	И не называй себя королем Англии, потому что это измена: мы, может быть, дурные люди и кое в чем; поступаем неладно, но среди нас нет ни одного подлеца, способного изменить своему королю; все мы любим его и преданы ему.
Note if I speak truth.	Сейчас увидишь, правду ли я говорю.
Now--all together: 'Long live Edward, King of England!'"	Эй, все разом: да здравствует Эдуард, король Англии!
"LONG LIVE EDWARD, KING OF ENGLAND!"	- ДА ЗДРАВСТВУЕТ ЭДУАРД, КОРОЛЬ АНГЛИИ!
The response came with such a thundergust from the motley crew that the crazy building vibrated to the sound.	Клич оборванцев прозвучал, как гром, и ветхое здание задрожало.
The little King's face lighted with pleasure for an instant, and he slightly inclined his head, and said with grave simplicity--	Лицо маленького короля на миг озарилось радостью, он слегка наклонил голову и сказал с величавой простотой:
"I thank you, my good people."	- Благодарю тебя, мой добрый народ.
This unexpected result threw the company into convulsions of merriment.	Этот нежданный ответ вызвал неудержимый взрыв хохота.

When something like quiet was presently come again, the Ruffler said, firmly, but with an accent of good nature--	Когда шум немного утих, атаман выговорил твердо, но добродушно:
"Drop it, boy, 'tis not wise, nor well. Humour thy fancy, if thou must, but choose some other title."	-Брось это, мальчик, это неумно и нехорошо... Если тебе так уж хочется помечтать, выбери себе какой-нибудь другой титул.
A tinker shrieked out a suggestion--	Лудильщик громко предложил:
"Foo-foo the First, King of the Mooncalves!"	- Фу-фу Первый, король дураков!
The title 'took,' at once, every throat responded, and a roaring shout went up, of--	Титул сразу понравился, и все заорали, надрывая глотку:
"Long live Foo-foo the First, King of the Mooncalves!" followed by hootings, cat-calls, and peals of laughter.	-Да здравствует Фу-фу Первый, король дураков! Они гикали, свистели, мяукали, хохотали.
"Hale him forth, and crown him!"	- Тащите его сюда, мы его коронуем!
"Robe him!"	- Мантию ему!
"Sceptre him!"	- Скипетр ему!
"Throne him!"	- На трон его!
These and twenty other cries broke out at once! and almost before the poor little victim could draw a breath he was crowned with a tin basin, robed in a tattered blanket, throned upon a barrel, and sceptred with the tinker's soldering-iron.	Все эти возгласы и двадцать других посыпались разом, и не успел несчастный мальчик перевести дух, как его короновали жестяной кастрюлей, завернули его, как в мантию, в рваное одеяло, посадили, как на трон, на бочку и дали в руку вместо скипетра паяльную трубку лудильщика.
Then all flung themselves upon their knees about him and sent up a chorus of ironical wailings, and mocking supplications, whilst they swabbed their eyes with their soiled and ragged sleeves and aprons--	Потом все кинулись перед ним на колени с насмешливыми воплями и издевательскими причитаниями, вытирая мнимые слезы рваными, грязными рукавами и передниками.
"Be gracious to us, O sweet King!"	- Смилуйся над нами, о сладчайший король!
"Trample not upon thy beseeching worms, O noble Majesty!"	- Не попирай ногами твоих ничтожных червей, о благородный монарх!
"Pity thy slaves, and comfort them with a royal kick!"	- Сжалься над твоими рабами и осчастливь их королевским пинком!
"Cheer us and warm us with thy gracious rays, O flaming sun of sovereignty!"	- Приласкай и пригрей нас лучами твоей милости, о палящее солнце единовластия!
"Sanctify the ground with the touch of thy foot, that we may eat the dirt and be ennobled!"	- Освяти землю прикосновением твоей ноги, чтобы мы могли съесть эту грязь и стать благородными!
"Deign to spit upon us, O Sire, that our children's children may tell of thy princely condescension, and be proud and happy for ever!"	- Удостой плюнуть на нас, о государь, и дети детей наших будут гордиться воспоминанием о твоей царственной милости!
But the humorous tinker made the 'hit' of the evening and carried off the honours.	Но самую удачную шутку отколол весельчак лудильщик.

Kneeling, he pretended to kiss the King's foot, and was indignantly spurned; whereupon he went about begging for a rag to paste over the place upon his face which had been touched by the foot, saying it must be preserved from contact with the vulgar air, and that he should make his fortune by going on the highway and exposing it to view at the rate of a hundred shillings a sight.	Коленопреклоненный, он сделал вид, что целует ногу короля; тот с негодованием оттолкнул его ногой; тогда лудильщик стал подходить к каждому по очереди и выпрашивать тряпку, чтобы завязать то место на лице, которого коснулась королевская ножка, говоря, что после такой чести оно не должно подвергнуться грубому влиянию воздуха и что теперь он наживет себе состояние, всюду показывая это место по сто шиллингов за один взгляд.
He made himself so killingly funny that he was the envy and admiration of the whole mangy rabble.	Это было так уморительно, что вся орава млела от восхищения и зависти.
Tears of shame and indignation stood in the little monarch's eyes; and the thought in his heart was,	Слезы стыда и гнева стояли в глазах маленького монарха.
"Had I offered them a deep wrong they could not be more cruel--yet have I proffered nought but to do them a kindness --and it is thus they use me for it!"	"Если б я их тяжко обидел, они не могли бы поступить со мной более жестоко; но я обещал им милость, - и вот как они отблагодарили меня!"
Chapter XVIII.	18.
The Prince with the tramps.	Принц у бродяг
The troop of vagabonds turned out at early dawn, and set forward on their march.	Вся орава поднялась на рассвете и двинулась в путь.
There was a lowering sky overhead, sloppy ground under foot, and a winter chill in the air.	Над головой низко нависло небо, земля под ногами была скользкая, в воздухе веяло зимним холодом.
All gaiety was gone from the company; some were sullen and silent, some were irritable and petulant, none were gentle-humoured, all were thirsty.	Шайка приуныла; одни были угрюмы и молчаливы, другие сердиты и раздражительны; все были не в духе, каждому хотелось опохмелиться.
The Ruffler put	Атаман отдал
'Jack' in Hugo's charge, with some brief instructions, and commanded John Canty to keep away from him and let him alone; he also warned Hugo not to be too rough with the lad.	"Джека" на попечение Гуго, коротко приказав Джону Кенти держаться в стороне и оставить сына в покое; а Гуго он велел не слишком грубо обращаться с мальчиком.
After a while the weather grew milder, and the clouds lifted somewhat.	Мало-помалу погода стала лучше, тучи поднялись выше.
The troop ceased to shiver, and their spirits began to improve.	Бродяги больше не дрожали от холода и воспрянули духом.
They grew more and more cheerful, and finally began to chaff each other and insult passengers along the highway.	Постепенно они развеселились, принялись зубоскалить и задевать прохожих, попадавшихся им навстречу.
This showed that they were awaking to an appreciation of life and its joys once more.	Это означало, что они снова стали ценить жизнь и ее радости.
The dread in which their sort was held was apparent in the fact that everybody gave them the road, and took their ribald insolences meekly, without venturing to talk back.	Их, очевидно, боялись: все уступали им дорогу и смиренно переносили их дерзости и насмешки, не осмеливаясь огрызнуться.

They snatched linen from the hedges, occasionally in full view of the owners, who made no protest, but only seemed grateful that they did not take the hedges, too.	Они снимали с изгороди развешанное для просушки белье, иногда на глазах у владельцев, которые не только не возражали, но даже были как будто благодарны, что бродяги не захватили и изгороди.
By-and-by they invaded a small farmhouse and made themselves at home while the trembling farmer and his people swept the larder clean to furnish a breakfast for them.	Вскоре они вторглись к небогатому фермеру и расположились как дома, пока дрожащий от страха хозяин и его домашние опустошали кладовую, чтобы приготовить им завтрак.
They chucked the housewife and her daughters under the chin whilst receiving the food from their hands, and made coarse jests about them, accompanied with insulting epithets and bursts of horse-laughter.	Они трепали по подбородку фермершу и ее дочерей, когда те подкосили им кушанья, и с хохотом, похожим на лошадиное ржанье, обзывали их обидными прозвищами.
They threw bones and vegetables at the farmer and his sons, kept them dodging all the time, and applauded uproariously when a good hit was made.	Они швыряли кости и овощи в фермера и его сыновей, заставляя их увертываться, и шумно хлопали в ладоши, когда попадали в цель.
They ended by buttering the head of one of the daughters who resented some of their familiarities.	В конце концов они вымазали маслом голову одной из хозяйских дочек, возмутившейся их наглыми шутками.
When they took their leave they threatened to come back and burn the house over the heads of the family if any report of their doings got to the ears of the authorities.	Уходя, они грозились придти опять и сжечь дом вместе с хозяевами, если те посмеют донести о их проделках властям.
About noon, after a long and weary tramp, the gang came to a halt behind a hedge on the outskirts of a considerable village.	Около полудня, после долгой и утомительной ходьбы, орава сделала привал под изгородью, за околицей довольно большой деревни.
An hour was allowed for rest, then the crew scattered themselves abroad to enter the village at different points to ply their various trades--'Jack' was sent with Hugo.	Часок отдохнули, а потом бродяги разбрелись в разные стороны, чтобы войти в деревню с нескольких концов одновременно и заняться каждый своим ремеслом. Джека послали с Гуго.
They wandered hither and thither for some time, Hugo watching for opportunities to do a stroke of business, but finding none--so he finally said--	Они побродили по улице, и, наконец, Гуго, не находя, к чему приложить свое искусство, сказал:
"I see nought to steal; it is a paltry place.	- Нечего украсть. Жалкая деревушка.
Wherefore we will beg."	Нам придется просить милостыню.
"WE, forsooth!	- Нам? Ну уж нет!
Follow thy trade--it befits thee.	Ты проси, это твое ремесло.
But _I_ will not beg."	Но я просить милостыню не стану.
"Thou'lt not beg!" exclaimed Hugo, eyeing the King with surprise.	- Ты не станешь просить милостыню? -воскликнул Гуго, с удивлением вытаращив глаза на короля.
"Prithee, since when hast thou reformed?"	- Скажи, с каких это пор ты так переменился?
"What dost thou mean?"	- Я тебя не понимаю.
"Mean?	- Не понимаешь?

Hast thou not begged the streets of London all thy life?"	Да ведь ты всю жизнь просил милостыню на лондонских улицах.
"I?	-Я?
Thou idiot!"	Глупец!
"Spare thy compliments--thy stock will last the longer.	- Побереги свои любезности - на дольше хватит.
Thy father says thou hast begged all thy days.	Твой отец говорит, что ты всю жизнь занимаешься нищенством.
Mayhap he lied.	Может, он врет?
Peradventure you will even make so bold as to SAY he lied," scoffed Hugo.	Может, ты даже отважишься утверждать, что он врет? - поддразнивал Гуго.
"Him YOU call my father?	- Это его ты называешь моим отцом?
Yes, he lied."	Да, он солгал.
"Come, play not thy merry game of madman so far, mate; use it for thy amusement, not thy hurt.	- Ну ладно, приятель! Будет тебе ломать комедию и представляться сумасшедшим; повеселился - и хватит, а то как бы не нажить беды.
An' I tell him this, he will scorch thee finely for it."	Если я расскажу ему, он с тебя шкуру сдерет.
"Save thyself the trouble. I will tell him."	- Можешь не трудиться, я и сам ему скажу.
"I like thy spirit, I do in truth; but I do not admire thy judgment.	- Мне нравится твоя храбрость, ей-богу нравится.
Bone-rackings and bastings be plenty enow in this life, without going out of one's way to invite them.	А вот рассуждаешь ты глупо. Побоев, пинков, тычков и без того достаточно, незачем их добывать самому.
But a truce to these matters; _I_ believe your father.	Но довольно об этом. Я верю твоему отцу.
I doubt not he can lie; I doubt not he DOTH lie, upon occasion, for the best of us do that; but there is no occasion here.	Я не сомневаюсь, что он умеет врать, не сомневаюсь, что он и врет при случае, - и лучшие из нас это делают; но тут ему незачем врать.
A wise man does not waste so good a commodity as lying for nought.	А умный человек не тратит даром, такой полезной вещи, как ложь!
But come; sith it is thy humour to give over begging, wherewithal shall we busy ourselves?	Но если тебе не нравится просить милостыню, чем же мы займемся?
With robbing kitchens?"	Будем обворовывать кухни?
The King said, impatiently--	Король сказал раздраженно:
"Have done with this folly--you weary me!"	- Брось болтать глупости, ты мне надоел!
Hugo replied, with temper--	Гуго рассердился.
"Now harkee, mate; you will not beg, you will not rob; so be it.	- Послушай, приятель, ты не хочешь воровать, не хочешь просить милостыню; будь по-твоему.
But I will tell you what you WILL do.	Но вот что я заставлю тебя делать.
You will play decoy whilst _I_ beg.	Я буду просить милостыню, а ты заманивай прохожих.
Refuse, an' you think you may venture!"	Посмей только отказаться!

The King was about to reply contemptuously, when Hugo said, interrupting--	Король презрительно посмотрел на него и хотел что-то возразить, но Гуго перебил его:
"Peace!	- Т-сс!
Here comes one with a kindly face.	Вот идет человек с добрым лицом.
Now will I fall down in a fit.	Я сейчас упаду наземь, будто в припадке.
When the stranger runs to me, set you up a wail, and fall upon your knees, seeming to weep; then cry out as all the devils of misery were in your belly, and say,	Когда этот человек подбежит ко мне, ты начни вопить, упади на колени, притворись, будто плачешь, кричи, словно дьяволы у тебя в брюхе, и скажи:
'Oh, sir, it is my poor afflicted brother, and we be friendless; o' God's name cast through your merciful eyes one pitiful look upon a sick, forsaken, and most miserable wretch; bestow one little penny out of thy riches upon one smitten of God and ready to perish!' --and mind you, keep you ON wailing, and abate not till we bilk him of his penny, else shall you rue it."	"О сэр, это мой бедный, горемычный брат, у нас нет друзей. Именем господа заклинаю тебя: будь милосерд, сжалься над больным, всеми брошенным, несчастным бедняком, удели один маленький пенни от избытка твоего обиженному богом, погибающему человеку!" И помни: не переставай выть и не унимайся, покуда не выманишь у него пенни, иначе плохо тебе будет.
Then immediately Hugo began to moan, and groan, and roll his eyes, and reel and totter about; and when the stranger was close at hand, down he sprawled before him, with a shriek, and began to writhe and wallow in the dirt, in seeming agony.	И Гуго тут же застонал, заплакал, начал закатывать глаза под лоб, шататься, вертеться на месте; а когда прохожий подошел поближе, он с криком упал на землю и забился в грязи, изображая страшные мученья.
"O, dear, O dear!" cried the benevolent stranger,	- О боже! - воскликнул добрый прохожий.
"O poor soul, poor soul, how he doth suffer!	- Ах, бедняга, как он страдает!
There--let me help thee up."	Я помогу тебе.
"O noble sir, forbear, and God love you for a princely gentleman--but it giveth me cruel pain to touch me when I am taken so.	- Ах, нет, добрый сэр, не трогай меня, - пошли тебе господи всякого благополучия! Мне страшно больно, когда до меня дотрагиваются во время припадка.
My brother there will tell your worship how I am racked with anguish when these fits be upon me.	Вот мой брат расскажет твоей милости, что со мной делается, когда меня начинает вот этак корчить.
A penny, dear sir, a penny, to buy a little food; then leave me to my sorrows."	Дай пенни, добрый сэр, и оставь меня мучиться.
"A penny! thou shalt have three, thou hapless creature,"--and he fumbled in his pocket with nervous haste and got them out.	- Один пенни! Да я дам тебе целых три, бедный ты человек! И прохожий принялся поспешно шарить у себя в кармане, доставая деньги.
"There, poor lad, take them and most welcome.	- Вот, голубчик, возьми, получай на здоровье!
Now come hither, my boy, and help me carry thy stricken brother to yon house, where--"	Пойди сюда, мальчик, помоги мне снести твоего бедного брата вот в тот дом, где...
"I am not his brother," said the King, interrupting.	- Он вовсе мне не брат... - перебил его король.
"What! not his brother?"	- Как! Он тебе не брат?
"Oh, hear him!" groaned Hugo, then privately ground his teeth.	- Вот! Вы слышите? - застонал Гуго, скрежеща на короля зубами.

"He denies his own brother--and he with one foot in the grave!"	- Он отрекается от родного брата, от брата, который одной ногой стоит в могиле!
"Boy, thou art indeed hard of heart, if this is thy brother.	- Если он твой брат, у тебя в самом деле жестокое сердце, мальчик!
For shame! --and he scarce able to move hand or foot.	Как тебе не стыдно! Ведь он не может двинуть ни рукой, ни ногой!
If he is not thy brother, who is he, then?"	Если он не брат тебе, кто же он тогда?
"A beggar and a thief!	- Нищий и вор!
He has got your money and has picked your pocket likewise.	Он взял у тебя деньги и в это самое время залез тебе в карман.
An' thou would'st do a healing miracle, lay thy staff over his shoulders and trust Providence for the rest."	Если хочешь излечить его чудом, пусть твоя палка прогуляется по его плечам, в остальном можешь положиться на бога.
But Hugo did not tarry for the miracle.	Но Гуго не стал дожидаться чуда.
In a moment he was up and off like the wind, the gentleman following after and raising the hue and cry lustily as he went.	В один миг он вскочил на ноги и умчался, как ветер, а прохожий за ним, крича во все горло.
The King, breathing deep gratitude to Heaven for his own release, fled in the opposite direction, and did not slacken his pace until he was out of harm's reach.	Король, горячо поблагодарив небо за собственное избавление, побежал в противоположную сторону и не умерил шага, пока не очутился вне опасности.
He took the first road that offered, and soon put the village behind him.	Он свернул на первую попавшуюся дорогу и скоро оставил деревню далеко за собой.
He hurried along, as briskly as he could, during several hours, keeping a nervous watch over his shoulder for pursuit; but his fears left him at last, and a grateful sense of security took their place.	Несколько часов он торопливо шел, поминутно с тревогой оглядываясь, не гонятся ли за ним; но, наконец, страхи его улеглись, и радостное сознание безопасности охватило его.
He recognised, now, that he was hungry, and also very tired.	Теперь только он почувствовал, что голоден и очень устал.
So he halted at a farmhouse; but when he was about to speak, he was cut short and driven rudely away. His clothes were against him.	Он постучался было в ближайшую ферму, но ему не дали даже слова сказать и грубо выгнали вон: его одежда не внушала доверия.
He wandered on, wounded and indignant, and was resolved to put himself in the way of like treatment no more.	Разгневанный и оскорбленный, он поплелся дальше, решив, что впредь не станет подвергать себя таким унижениям.
But hunger is pride's master; so, as the evening drew near, he made an attempt at another farmhouse; but here he fared worse than before; for he was called hard names and was promised arrest as a vagrant except he moved on promptly.	Но голод сильнее гордости, и под вечер он еще раз попытался найти приют на ферме; здесь его, однако, приняли еще хуже: изругали и посулили задержать как бродягу, если он не уберется сейчас же.
The night came on, chilly and overcast; and still the footsore monarch laboured slowly on.	Наступила ночь, темная и холодная. А король все еще ковылял на усталых ногах.
He was obliged to keep moving, for every time he sat down to rest he was soon penetrated to the bone with the cold.	Ему поневоле приходилось идти и идти: едва он присаживался, холод пронизывал его до костей.

All his sensations and experiences, as he moved through the solemn gloom and the empty vastness of the night, were new and strange to him.	Все чувства и впечатления во время этого странствия в торжественном мраке ночи по пустынным дорогам и полям были для него новы и странны.
At intervals he heard voices approach, pass by, and fade into silence; and as he saw nothing more of the bodies they belonged to than a sort of formless drifting blur, there was something spectral and uncanny about it all that made him shudder.	Временами он слышал голоса - они приближались, звучали совсем близко и постепенно замирали. Он не мог рассмотреть людей, а видел только неясные, скользящие тени; в этом было что-то призрачное, жуткое, и он вздрагивал от страха.
Occasionally he caught the twinkle of a light--always far away, apparently--almost in another world; if he heard the tinkle of a sheep's bell, it was vague, distant, indistinct; the muffled lowing of the herds floated to him on the night wind in vanishing cadences, a mournful sound; now and then came the complaining howl of a dog over viewless expanses of field and forest; all sounds were remote; they made the little King feel that all life and activity were far removed from him, and that he stood solitary, companionless, in the centre of a measureless solitude.	Иногда он видел мерцающий свет вдали - словно в ином мире; иногда слышал звяканье овечьего колокольчика, далекое, неясное; приглушенное мычание коров, долетавшее до него с ночным ветром, было полно уныния; по временам из-за невидимых полей и лесов доносился жалобный вой собаки. Все звуки доносились издалека; и маленькому королю казалось, что все живое отступило от него вдаль, что он стоит, одинокий, затерянный, посреди беспредельной пустыни.
He stumbled along, through the gruesome fascinations of this new experience, startled occasionally by the soft rustling of the dry leaves overhead, so like human whispers they seemed to sound; and by-and-by he came suddenly upon the freckled light of a tin lantern near at hand.	Он спотыкался, но все шел и шел. Мрачное обаяние этих новых впечатлений охватило его. Порою над головой у него чуть слышно шелестела сухая листва, и он вздрагивал от этого шороха, - ему казалось, что это шепчутся какие-то люди. Он шел и шел, пока, наконец, внезапно не увидел совсем близко свет жестяного фонаря.
He stepped back into the shadows and waited.	Он отпрянул назад, в тень, и стал ждать.
The lantern stood by the open door of a barn.	Фонарь стоял возле сарая, у отворенной двери.
The King waited some time--there was no sound, and nobody stirring.	Король подождал немного - ни звука, ни шороха.
He got so cold, standing still, and the hospitable barn looked so enticing, that at last he resolved to risk everything and enter.	Он так озяб, а гостеприимный сарай так манил к себе, что, наконец, он решился войти.
He started swiftly and stealthily, and just as he was crossing the threshold he heard voices behind him. He darted behind a cask, within the barn, and stooped down.	Быстро, бесшумно прокравшись к двери, он переступил порог, и в ту же минуту услыхал за собой голоса; он поскорее юркнул за бочку и присел на корточки.
Two farm-labourers came in, bringing the lantern with them, and fell to work, talking meanwhile.	Вошли два батрака с фонарем и, болтая, принялись за работу.
Whilst they moved about with the light, the King made good use of his eyes and took the bearings of what seemed to be a good-sized stall at the further end of the place, purposing to grope his way to it when he should be left to himself. He also noted the position of a pile of horse blankets, midway of the route, with the intent to levy upon them for the service of the crown of England for one night.	При свете фонаря король успел рассмотреть внутренность сарая и, заметив на другом конце его что-то вроде большого стойла, решил добраться до него, когда останется один; он заметил также, что на полпути к стойлу лежит груда попон, и твердо вознамерился заставить их послужить этой ночью короне Англии.

By-and-by the men finished and went away, fastening the door behind them and taking the lantern with them.	Батраки кончили работать и ушли, забрав фонарь и заперев за собою двери.
The shivering King made for the blankets, with as good speed as the darkness would allow; gathered them up, and then groped his way safely to the stall.	Дрожащий от холода король, спотыкаясь в потемках, поспешно добрался до попон, захватил их сколько мог и затем благополучно проскользнул к стойлу.
Of two of the blankets he made a bed, then covered himself with the remaining two.	Из двух попон он устроил себе постель, а остальными двумя укрылся.
He was a glad monarch, now, though the blankets were old and thin, and not quite warm enough; and besides gave out a pungent horsey odour that was almost suffocatingly powerful.	Теперь он был счастливым королем, хотя его одеяла были стары, тонки и не очень грели, да вдобавок от них еще противно пахло лошадиным потом.
Although the King was hungry and chilly, he was also so tired and so drowsy that these latter influences soon began to get the advantage of the former, and he presently dozed off into a state of semi-consciousness.	Король продрог, его мучил голод, но все же он так устал, что вскоре его охватила дремота.
Then, just as he was on the point of losing himself wholly, he distinctly felt something touch him!	Но как раз в ту минуту, когда он готов был заснуть по-настоящему, он ясно почувствовал, что кто-то дотронулся до него!
He was broad awake in a moment, and gasping for breath.	Он сразу проснулся и затаил дыхание.
The cold horror of that mysterious touch in the dark almost made his heart stand still.	У него чуть сердце не лопнуло, так испугало его это таинственное прикосновение в темноте.
He lay motionless, and listened, scarcely breathing.	Он лежал неподвижно и прислушивался, едва дыша.
But nothing stirred, and there was no sound.	Но все было безмолвно и недвижимо.
He continued to listen, and wait, during what seemed a long time, but still nothing stirred, and there was no sound.	Он слушал, как ему казалось, очень долго, но все по-прежнему было безмолвно и недвижимо.
So he began to drop into a drowse once more, at last; and all at once he felt that mysterious touch again!	Он опять погрузился в дремоту; и вдруг снова ощутил таинственное прикосновение!
It was a grisly thing, this light touch from this noiseless and invisible presence; it made the boy sick with ghostly fears.	Как ужасно прикосновение чего-то беззвучного и невидимого! Мальчик почувствовал безумный страх.
What should he do?	Что ему делать?
That was the question; but he did not know how to answer it.	Это был вопрос, на который он никак не мог найти ответа.
Should he leave these reasonably comfortable quarters and fly from this inscrutable horror?	Покинуть это довольно удобное ложе и бежать от неведомого врага?
But fly whither?	Но куда бежать?

He could not get out of the barn; and the idea of scurrying blindly hither and thither in the dark, within the captivity of the four walls, with this phantom gliding after him, and visiting him with that soft hideous touch upon cheek or shoulder at every turn, was intolerable.	Из сарая все равно выбраться нельзя - он заперт; а бродить в темноте из угла в угол в четырех стенах, как в тюрьме, когда за тобою скользит невидимый призрак, который может каждую минуту дотронуться до твоего плеча или руки, -нет, это еще страшнее.
But to stay where he was, and endure this living death all night--was that better?	Но лежать всю ночь, умирая от страха, разве это лучше?
No.	Нет.
What, then, was there left to do?	Что же тогда делать?
Ah, there was but one course; he knew it well--he must put out his hand and find that thing!	Он хорошо знал, что ему оставалось только одно: протянуть руку и выяснить, наконец, кто к нему прикасался.
It was easy to think this; but it was hard to brace himself up to try it.	Это легко было решить, но трудно выполнить.
Three times he stretched his hand a little way out into the dark, gingerly; and snatched it suddenly back, with a gasp--not because it had encountered anything, but because he had felt so sure it was just GOING to.	Три раза он робко протягивал руку впотьмах и тотчас же судорожно отдергивал ее назад, - не потому, что она прикоснулась уже к чему-нибудь, а потому, что он чувствовал, что она сейчас к чему-нибудь прикоснется.
But the fourth time, he groped a little further, and his hand lightly swept against something soft and warm.	Но на четвертый раз он протянул руку немного дальше, и рука его слегка дотронулась до чего-то теплого и мягкого.
This petrified him, nearly, with fright; his mind was in such a state that he could imagine the thing to be nothing else than a corpse, newly dead and still warm.	Он окаменел от ужаса: ум его был в таком смятении, что ему почудилось, будто перед ним еще не остывший мертвец.
He thought he would rather die than touch it again.	Он подумал, что скорее умрет, чем дотронется до него еще раз.
But he thought this false thought because he did not know the immortal strength of human curiosity.	Но он ошибся, не зная непобедимой силы человеческого любопытства.
In no long time his hand was tremblingly groping again --against his judgment, and without his consent--but groping persistently on, just the same.	Скоро его рука, дрожа, уже опять тянулась в ту сторону,- настойчиво тянулась, наперекор его решению, почти против воли.
It encountered a bunch of long hair; he shuddered, but followed up the hair and found what seemed to be a warm rope; followed up the rope and found an innocent calf!--for the rope was not a rope at all, but the calfs tail.	Он нащупал пучок длинных волос. Он вздрогнул, но провел рукой по волосам и дотронулся до чего-то, похожего на теплую веревку; провел рукой по веревке и нащупал - невиннейшего теленка! Веревка была вовсе не веревкой, а телячьим хвостом.
The King was cordially ashamed of himself for having gotten all that fright and misery out of so paltry a matter as a slumbering calf; but he need not have felt so about it, for it was not the calf that frightened him, but a dreadful non-existent something which the calf stood for; and any other boy, in those old superstitious times, would have acted and suffered just as he had done.	Королю стало стыдно, что он натерпелся столько страхов и мучений из-за таких пустяков; но, по правде говоря, ему нечего было особенно стыдиться: он ведь испугался не теленка, а чего-то страшного, несуществующего, что он представил себе вместо теленка; всякий другой мальчик в те суеверные времена испугался бы не меньше его.

The King was not only delighted to find that the creature was only a calf, but delighted to have the calf’s company; for he had been feeling so lonesome and friendless that the company and comradeship of even this humble animal were welcome.	Король был в восторге не только оттого, что страшное чудовище оказалось простым теленком, но и оттого, что у него нашелся товарищ; он чувствовал себя таким одиноким и покинутым, что даже близость этого смиренного животного была ему отрадна.
And he had been so buffeted, so rudely entreated by his own kind, that it was a real comfort to him to feel that he was at last in the society of a fellow-creature that had at least a soft heart and a gentle spirit, whatever loftier attributes might be lacking.	Люди так обижали его, так грубо с ним обходились, что для него было поистине утешением обрести, наконец, товарища, у которого хотя и нет глубокого ума, но по крайней мере доброе сердце и кроткий нрав.
So he resolved to waive rank and make friends with the calf.	Он решил позабыть о своем высоком сане и подружиться с теленком.
While stroking its sleek warm back--for it lay near him and within easy reach--it occurred to him that this calf might be utilised in more ways than one.	Поглаживая рукой его теплую гладкую спинку, -теленок лежал совсем близко, - король сообразил, что новый друг может сослужить ему службу.
Whereupon he re-arranged his bed, spreading it down close to the calf; then he cuddled himself up to the calf’s back, drew the covers up over himself and his friend, and in a minute or two was as warm and comfortable as he had ever been in the downy couches of the regal palace of Westminster.	Он взял свою постель и подтащил ее поближе к теленку; потом свернулся клубочком, опустив голову на спину теленка, натянул попону на себя и на своего друга, - и через минуту ему было так же тепло и удобно, как на пуховиках в королевском дворце в Вестминстере.
Pleasant thoughts came at once; life took on a cheerfuller seeming.	И сразу пришли приятные мысли, жизнь стала казаться радостнее.
He was free of the bonds of servitude and crime, free of the companionship of base and brutal outlaws; he was warm; he was sheltered; in a word, he was happy.	Он уже больше не слуга преступников, он избавлен от общества низких и грубых бродяг; над головой его крыша, ему тепло, - словом, он счастлив.
The night wind was rising; it swept by in fitful gusts that made the old barn quake and rattle, then its forces died down at intervals, and went moaning and wailing around corners and projections --but it was all music to the King, now that he was snug and comfortable: let it blow and rage, let it batter and bang, let it moan and wail, he minded it not, he only enjoyed it.	Дул ночной ветер; он налетал порывами, от которых дрожал и трясся старый сарай, замирал, потом снова стонал и выл по углам и под крышей. Но все это было музыкой для короля теперь, когда ему стало хорошо и удобно; пусть дует и злится ветер, пусть плачет, свистит и стонет, - ему все равно.
He merely snuggled the closer to his friend, in a luxury of warm contentment, and drifted blissfully out of consciousness into a deep and dreamless sleep that was full of serenity and peace.	Он только сильнее прижимался к своему другу, наслаждаясь теплом, и незаметно уснул блаженным сном без сновидений, ясным и мирным.
The distant dogs howled, the melancholy kine complained, and the winds went on raging, whilst furious sheets of rain drove along the roof; but the Majesty of England slept on, undisturbed, and the calf did the same, it being a simple creature, and not easily troubled by storms or embarrassed by sleeping with a king.	Вдали заливались собаки, печально мычали коровы, бушевал ветер, дождь яростно стучал по крыше, а его величество, властитель Англии, безмятежно спал; и рядом с ним спал теленок, простое создание, равнодушное к бурям и не стесняющееся спать рядом с королем.
Chapter XIX.	19.
The Prince with the peasants.	Король у крестьян

When the King awoke in the early morning, he found that a wet but thoughtful rat had crept into the place during the night and made a cosy bed for itself in his bosom.	Проснувшись рано утром, король заметил, что мокрая, но догадливая крыса прокралась ночью к нему и приютилась у него на груди.
Being disturbed now, it scampered away.	Когда он пошевелился, крыса убежала.
The boy smiled, and said,	Мальчик с улыбкой сказал:
"Poor fool, why so fearful?	- Глупая, чего ты боишься?
I am as forlorn as thou.	Я такой же бездомный, как и ты.
'Twould be a sham in me to hurt the helpless, who am myself so helpless.	Стыдно мне было бы обидеть беззащитного, когда я сам беззащитен.
Moreover, I owe you thanks for a good omen; for when a king has fallen so low that the very rats do make a bed of him, it surely meaneth that his fortunes be upon the turn, since it is plain he can no lower go."	Я признателен тебе за доброе предзнаменование: когда король опустился так низко, что даже крысы укладываются спать у него на груди, - это верный признак, что скоро судьба его должна измениться, так как ясно, что ниже упасть нельзя.
He got up and stepped out of the stall, and just then he heard the sound of children's voices.	Он встал, вышел из стойла и в ту же минуту услышал детские голоса.
The barn door opened and a couple of little girls came in.	Дверь сарая отворилась, и вошли две маленькие девочки.
As soon as they saw him their talking and laughing ceased, and they stopped and stood still, gazing at him with strong curiosity; they presently began to whisper together, then they approached nearer, and stopped again to gaze and whisper.	Заметив короля, они сразу перестали болтать и смеяться и остановились как вкопанные, разглядывая его с большим любопытством; потом пошептались, потом подошли ближе и опять остановились, опять поглядели на него и опять зашептались.
By-and-by they gathered courage and began to discuss him aloud.	Мало-помалу они набрались храбрости и начали говорить о нем довольно громко.
One said--	Одна сказала:
"He hath a comely face."	- У него лицо красивое.
The other added--	Другая прибавила:
"And pretty hair."	- И волосы кудрявые.
"But is ill clothed enow."	- Но одет он очень скверно.
"And how starved he looketh."	- И какой голодный на вид!
They came still nearer, sidling shyly around and about him, examining him minutely from all points, as if he were some strange new kind of animal, but warily and watchfully the while, as if they half feared he might be a sort of animal that would bite, upon occasion.	Они подошли ближе, застенчиво обошли несколько раз вокруг него, внимательно его рассматривая, словно он был каким-то странным, невиданным; зверем, боязливо и зорко наблюдая за ним, как бы боясь, что этот зверь, чего доброго, укусит.
Finally they halted before him, holding each other's hands for protection, and took a good satisfying stare with their innocent eyes; then one of them plucked up all her courage and inquired with honest directness--	В конце концов они остановились перед ним, держась за руки, как бы ища защиты друг у дружки, и вытаращили на пего свои простодушные глазенки; потом одна из них, набравшись храбрости, напрямик спросила:
"Who art thou, boy?"	- Кто ты, мальчик?

"I am the King," was the grave answer.	- Я король, - ответил он с достоинством.
The children gave a little start, and their eyes spread themselves wide open and remained so during a speechless half minute. Then curiosity broke the silence--	Девочки слегка отшатнулись, широко раскрыв глаза, и полминуты не могли выговорить ни слова; потом любопытство взяло верх.
"The KING?	- Король?
What King?"	Какой король?
"The King of England."	- Король Англии.
The children looked at each other--then at him--then at each other again --wonderingly, perplexedly; then one said--	Девочки посмотрели друг на дружку, потом на него, потом опять друг на дружку - удивленно, смущенно. Затем одна из них сказала:
"Didst hear him, Margery?--he said he is the King.	- Ты слышишь, Марджери? Он говорит, что он король.
Can that be true?"	Может ли это быть правдой?
"How can it be else but true, Prissy?	- Как же это может быть неправда, Присей?
Would he say a lie?	Разве он станет лгать?
For look you, Prissy, an' it were not true, it WOULD be a lie. It surely would be.	Ведь ты понимаешь, Присей, если это не правда, значит это ложь.
Now think on't.	Подумай как следует.
For all things that be not true, be lies--thou canst make nought else out of it."	Все, что не правда, то - ложь; с этим уж ничего не поделаешь.
It was a good tight argument, without a leak in it anywhere; and it left Prissy's half-doubts not a leg to stand on.	Довод был здравый и неопровержимый; сомнения Присей сразу рассеялись.
She considered a moment, then put the King upon his honour with the simple remark--	Она подумала минутку, положилась на честность короля и бесхитростно сказала:
"If thou art truly the King, then I believe thee."	- Если ты вправду король, я тебе верю.
"I am truly the King."	- Я вправду король.
This settled the matter.	Таким образом дело уладилось.
His Majesty's royalty was accepted without further question or discussion, and the two little girls began at once to inquire into how he came to be where he was, and how he came to be so unroyally clad, and whither he was bound, and all about his affairs.	Королевское звание его величества было признано без дальнейших споров, и девочки принялись расспрашивать его, как он попал сюда, и почему он так не по-королевски одет, и куда он идет.
It was a mighty relief to him to pour out his troubles where they would not be scoffed at or doubted; so he told his tale with feeling, forgetting even his hunger for the time; and it was received with the deepest and tenderest sympathy by the gentle little maids.	Король и сам был рад отвести душу - рассказать о своих злоключениях кому-нибудь, кто не станет смеяться над ним или сомневаться в правдивости его слов; он с жаром рассказал свою историю, на время позабыв даже о голоде, и добрые девочки выслушали его с глубоким сочувствием.
But when he got down to his latest experiences and they learned how long he had been without food, they cut him short and hurried him away to the farmhouse to find a breakfast for him.	Но когда он дошел до последних своих несчастий и они узнали, как давно он ничего не ел, они перебили его на полуслове и потащили домой, чтобы поскорее накормить.

The King was cheerful and happy now, and said to himself, "When I am come to mine own again, I will always honour little children, remembering how that these trusted me and believed in me in my time of trouble; whilst they that were older, and thought themselves wiser, mocked at me and held me for a liar."	Теперь король был счастлив и весел. "Когда я вернусь во дворец, - говорил он себе, - я буду всегда заботиться о маленьких детях, в память того, как эти девочки не испугались меня и поверили мне, когда я был в несчастье, а те, кто старше их и считают себя умнее, только издевались надо мною, выставляя меня лжецом".
The children's mother received the King kindly, and was full of pity; for his forlorn condition and apparently crazed intellect touched her womanly heart.	Мать девочек приняла короля участливо: ее доброе женское сердце было тронуто горькой долей бездомного мальчика, да еще вдобавок помешанного.
She was a widow, and rather poor; consequently she had seen trouble enough to enable her to feel for the unfortunate.	Она была вдова и далеко не богата, сама натерпелась довольно горя и потому умела сочувствовать несчастным.
She imagined that the demented boy had wandered away from his friends or keepers; so she tried to find out whence he had come, in order that she might take measures to return him; but all her references to neighbouring towns and villages, and all her inquiries in the same line went for nothing--the boy's face, and his answers, too, showed that the things she was talking of were not familiar to him.	Она вообразила, что помешанный мальчик убежал от своих родных или сторожей, и все допытывалась, откуда он пришел, чтобы вернуть его домой; она называла соседние города и деревни, но все ее расспросы были напрасны. По лицу мальчика и по его ответам она видела, что ему незнакомо то, о чем она говорит.
He spoke earnestly and simply about court matters, and broke down, more than once, when speaking of the late King 'his father'; but whenever the conversation changed to baser topics, he lost interest and became silent.	Он просто и охотно говорил о придворной жизни, раза два всплакнул, вспомнив о покойном короле, "своем отце", но как только разговор переходил на более низменные темы, мальчик становился безучастным и умолкал.
The woman was mightily puzzled; but she did not give up.	Женщина была озадачена, но не сдалась.
As she proceeded with her cooking, she set herself to contriving devices to surprise the boy into betraying his real secret.	Хлопоча у очага, она пускалась на всевозможные хитрости, чтобы выведать, кто такой этот мальчик.
She talked about cattle--he showed no concern; then about sheep--the same result: so her guess that he had been a shepherd boy was an error; she talked about mills; and about weavers, tinkers, smiths, trades and tradesmen of all sorts; and about Bedlam, and jails, and charitable retreats: but no matter, she was baffled at all points.	Она заговорила с ним о коровах - он остался равнодушен; завела речь об овцах - то же самое; таким образом, ее догадки насчет того, что он был пастухом, оказались ошибочными; она заговорила о мельницах, о ткачах, лудильщиках, кузнецах, о всевозможных мастерствах и ремеслах; потом о сумасшедшем доме, о тюрьмах, о приютах -напрасно: она всюду потерпела поражение.
Not altogether, either; for she argued that she had narrowed the thing down to domestic service.	Впрочем, нет; может быть, он чей-нибудь слуга?
Yes, she was sure she was on the right track, now; he must have been a house servant.	Да, теперь она была уверена, что напала на верный след: без сомнения, он служил в каком-нибудь доме.
So she led up to that.	Она завела об этом разговор.
But the result was discouraging. The subject of sweeping appeared to weary him; fire-building failed to stir him; scrubbing and scouring awoke no enthusiasm.	Но и тут ничего не добилась: разговор о подметании комнат и топке очага, видно, тяготил мальчика; чистка посуды не вызывала в нем никакого восторга.

The goodwife touched, with a perishing hope, and rather as a matter of form, upon the subject of cooking.	Тогда добрая женщина, уже теряя надежду, на всякий случай заговорила о стряпне.
To her surprise, and her vast delight, the King's face lighted at once!	К великому ее удивлению и радости, лицо короля вдруг просияло!
Ah, she had hunted him down at last, she thought; and she was right proud, too, of the devious shrewdness and tact which had accomplished it.	Ага, наконец-то она поймала его; она была горда, что добилась этого так проницательно и политично.
Her tired tongue got a chance to rest, now; for the King's, inspired by gnawing hunger and the fragrant smells that came from the sputtering pots and pans, turned itself loose and delivered itself up to such an eloquent dissertation upon certain toothsome dishes, that within three minutes the woman said to herself,	Ее уставший язык мог, наконец, отдохнуть, потому что король, вдохновленный пожирающим его голодом и соблазнительным запахом, исходившим от брызгающих пеною горшков и кастрюль, пустился в долгие красноречивые описания разных лакомых блюд. Через три минуты женщина уже говорила себе:
"Of a truth I was right--he hath holpen in a kitchen!"	"Ну конечно, я была права: он работал на кухне!"
Then he broadened his bill of fare, and discussed it with such appreciation and animation, that the goodwife said to herself,	А король называл все новые и новые блюда и обсуждал их с таким воодушевлением и знанием дела, что женщина думала:
"Good lack! how can he know so many dishes, and so fine ones withal? For these belong only upon the tables of the rich and great.	"Откуда он знает столько кушаний, да еще таких мудреных, которые подают за столом только у богачей и вельмож?
Ah, now I see! ragged outcast as he is, he must have served in the palace before his reason went astray; yes, he must have helped in the very kitchen of the King himself!	А, понимаю! Теперь он оборванец, но прежде, пока не свихнулся, служил, должно быть, во дворце. Да, наверно он работал на кухне у самого короля!
I will test him."	Надо испытать его!"
Full of eagerness to prove her sagacity, she told the King to mind the cooking a moment--hinting that he might manufacture and add a dish or two, if he chose; then she went out of the room and gave her children a sign to follow after.	Чтобы проверить свою догадку, она велела королю присмотреть за кушаньем, намекнув, что он может и сам постряпать, коли у него есть охота, и сготовить одно-два блюда лишних. Потом вышла из комнаты, сделав знак своим дочкам следовать за нею.
The King muttered--	Король пробормотал:
"Another English king had a commission like to this, in a bygone time--it is nothing against my dignity to undertake an office which the great Alfred stooped to assume.	"В былые времена такое же поручение было дано другому английскому королю, нет ничего унизительного для моего достоинства заняться делом, до которого снизошел сам Альфред Великий.
But I will try to better serve my trust than he; for he let the cakes burn."	Но я постараюсь лучше него оправдать доверие своей хозяйки, так как у него лепешки подгорели".
The intent was good, but the performance was not answerable to it, for this King, like the other one, soon fell into deep thinkings concerning his vast affairs, and the same calamity resulted--the cookery got burned.	Намерение было доброе, но исполнение оказалось много хуже; скоро и этот король, как и тот - в былые времена, углубился в свои мысли, и случилась та же беда: кушанье подгорело.

The woman returned in time to save the breakfast from entire destruction; and she promptly brought the King out of his dreams with a brisk and cordial tongue-lashing.	Женщина вернулась во-время, чтобы спасти завтрак от окончательной гибели, и быстро вывела короля из задумчивости, обругав его на совесть и без всяких церемоний.
Then, seeing how troubled he was over his violated trust, she softened at once, and was all goodness and gentleness toward him.	Затем, видя, что он сам огорчен тем, что не оправдал ее доверия, смягчилась и опять стала доброй и ласковой.
The boy made a hearty and satisfying meal, and was greatly refreshed and gladdened by it.	Мальчик вкусно и сытно позавтракал и после еды приободрился и повеселел.
It was a meal which was distinguished by this curious feature, that rank was waived on both sides; yet neither recipient of the favour was aware that it had been extended.	Этот завтрак был замечателен тем, что и хозяйка и гость относились друг к другу снисходительно, забывая о высоте своего звания; и в то же время ни гость не сознавал, что ему оказывается милость, ни хозяйка.
The goodwife had intended to feed this young tramp with broken victuals in a corner, like any other tramp or like a dog; but she was so remorseful for the scolding she had given him, that she did what she could to atone for it by allowing him to sit at the family table and eat with his betters, on ostensible terms of equality with them; and the King, on his side, was so remorseful for having broken his trust, after the family had been so kind to him, that he forced himself to atone for it by humbling himself to the family level, instead of requiring the woman and her children to stand and wait upon him, while he occupied their table in the solitary state due to his birth and dignity.	Женщина собиралась покормить этого бродягу объедками где-нибудь в уголке, как кормят бродяг или собак, но ее мучила совесть, что она изругала его, ей хотелось чем-нибудь это загладить, и она посадила его за один стол с собою и своими детьми и - умышленно подчеркивая это -обращалась с ним, как с равным. Король со своей стороны укорял себя за то, что не оправдал доверия семьи, которая отнеслась к нему так ласково, и решил искупить свою вину, снизойдя к ним и не требуя, чтобы фермерша и дети стояли и прислуживали ему, в то время как он будет кушать один за столом, как приличествует его сану и званию.
It does us all good to unbend sometimes.	Каждому из нас полезно иногда отложить в сторону свое чванство.
This good woman was made happy all the day long by the applauses which she got out of herself for her magnanimous condescension to a tramp; and the King was just as self-complacent over his gracious humility toward a humble peasant woman.	Добрая женщина весь день была счастлива, хваля себя за свое снисхождение к маленькому бродяге, а король тоже был доволен собой, потому что подарил своим благоволением простую крестьянку.
When breakfast was over, the housewife told the King to wash up the dishes. This command was a staggerer, for a moment, and the King came near rebelling; but then he said to himself,	Когда завтрак был съеден, фермерша велела королю вымыть посуду; это в первую минуту смутило его, и он хотел было отказаться, но потом сказал себе:
"Alfred the Great watched the cakes; doubtless he would have washed the dishes too--therefore will I essay it."	"Альфред Великий присматривал за лепешками; без сомнения, он вымыл бы и посуду, если бы его о том попросили. Попробую-ка и я!"
He made a sufficiently poor job of it; and to his surprise too, for the cleaning of wooden spoons and trenchers had seemed an easy thing to do.	Проба оказалась неудачной; он был очень изумлен, так как думал, что вымыть деревянные ложки и миски - пустое дело.
It was a tedious and troublesome piece of work, but he finished it at last.	Занятие это оказалось скучным и хлопотливым, однако король кое-как справился.

He was becoming impatient to get away on his journey now; however, he was not to lose this thrifty dame's society so easily. She furnished him some little odds and ends of employment, which he got through with after a fair fashion and with some credit.	Ему уже не терпелось продолжать путь, но отделаться от домовитой фермерши было не так-то легко, она давала ему то одну, то другую работу, и он все исполнял добросовестно и довольно успешно.
Then she set him and the little girls to paring some winter apples; but he was so awkward at this service that she retired him from it and gave him a butcher knife to grind. Afterwards she kept him carding wool until he began to think he had laid the good King Alfred about far enough in the shade for the present in the matter of showy menial heroisms that would read picturesquely in story-books and histories, and so he was half-minded to resign.	Между прочим, она посадила его вместе с девочками чистить зимние яблоки, но это у него не ладилось, тогда она велела ему наточить кухонный нож; потом заставила его расчесывать шерсть, и он скоро решил, что давно перещеголял доброго короля Альфреда в разных показных геройствах, которые выходят такими замечательными в рассказах и исторических книгах, словом! - что с него достаточно.
And when, just after the noonday dinner, the goodwife gave him a basket of kittens to drown, he did resign.	И когда после обеда фермерша дала ему корзинку с котятами и велела их утопить, он отказался.
At least he was just going to resign--for he felt that he must draw the line somewhere, and it seemed to him that to draw it at kitten-drowning was about the right thing--when there was an interruption.	Вернее, он собирался отказаться, так как чувствовал, что надо же где-нибудь поставить точку и что удобнее всего отказаться именно топить котят, - но ему помешали.
The interruption was John Canty--with a peddler's pack on his back--and Hugo.	Помешали Джон Кенти, с коробом разносчика за спиной, и Гуго!
The King discovered these rascals approaching the front gate before they had had a chance to see him; so he said nothing about drawing the line, but took up his basket of kittens and stepped quietly out the back way, without a word.	Король увидел обоих негодяев, приближавшихся к воротам, прежде чем они успели его заметить; не сказав ни слова, он взял корзинку с котятами и тихонько вышел в заднюю дверь.
He left the creatures in an out-house, and hurried on, into a narrow lane at the rear.	Котят он оставил в сенях, а сам пустился во всю прыть по узкому переулку.
Chapter XX.	20.
The Prince and the hermit.	Принц и отшельник
The high hedge hid him from the house, now; and so, under the impulse of a deadly fright, he let out all his forces and sped toward a wood in the distance.	Теперь он был скрыт от дома высокой изгородью. В смертельном страхе, он напряг все силы и помчался к далекому лесу.
He never looked back until he had almost gained the shelter of the forest; then he turned and descried two figures in the distance.	Он ни разу не оглядывался до тех пор, пока не достиг лесной опушки; тогда он оглянулся и увидел вдали двух мужчин.
That was sufficient; he did not wait to scan them critically, but hurried on, and never abated his pace till he was far within the twilight depths of the wood.	Этого было достаточно; он не стал рассматривать их, а поспешил дальше и не убавлял шага, пока не очутился в сумрачной чаще леса.
Then he stopped; being persuaded that he was now tolerably safe.	Тут только он остановился, полагая, что теперь он в безопасности.
He listened intently, but the stillness was profound and solemn --awful, even, and depressing to the spirits.	Он чутко прислушался, - кругом стояла глубокая, торжественная тишина - тяжелая тишина, угнетавшая душу.

At wide intervals his straining ear did detect sounds, but they were so remote, and hollow, and mysterious, that they seemed not to be real sounds, but only the moaning and complaining ghosts of departed ones.	Лишь изредка, напрягая слух, он различал звуки, но такие отдаленные, глухие и таинственные, что казалось, то были не настоящие звуки, а лишь их стонущие и плачущие призраки.
So the sounds were yet more dreary than the silence which they interrupted.	Эти звуки были еще страшнее той тишины, которую они нарушали.
It was his purpose, in the beginning, to stay where he was the rest of the day; but a chill soon invaded his perspiring body, and he was at last obliged to resume movement in order to get warm.	Вначале он хотел до самого вечера не двигаться с места, но от бега он вспотел, и теперь ему стало холодно; пришлось идти, чтобы согреться ходьбой.
He struck straight through the forest, hoping to pierce to a road presently, but he was disappointed in this.	Он пустился прямиком через лес, надеясь выйти где-нибудь на дорогу, но ошибся.
He travelled on and on; but the farther he went, the denser the wood became, apparently.	Он все шел и шел; но чем дальше, тем, казалось, гуще становился лес.
The gloom began to thicken, by-and-by, and the King realised that the night was coming on.	Стемнело, и король понял, что скоро наступит ночь.
It made him shudder to think of spending it in such an uncanny place; so he tried to hurry faster, but he only made the less speed, for he could not now see well enough to choose his steps judiciously; consequently he kept tripping over roots and tangling himself in vines and briers.	Он содрогнулся при мысли, что ему придется заночевать в таком жутком месте; он стал торопиться, но от этого двигался еще медленнее, так как в полутьме не видел, куда ступает, и то и дело спотыкался о корни, запутывался в ветках и колючих кустах.
And how glad he was when at last he caught the glimmer of a light!	Как он обрадовался, когда, наконец, увидел слабый огонек!
He approached it warily, stopping often to look about him and listen.	Он осторожно подошел к огоньку, часто останавливаясь, чтобы оглядеться и прислушаться.
It came from an unglazed window-opening in a shabby little hut.	Этот огонек светился в оконце убогой маленькой хижины. Оконце было без стекол.
He heard a voice, now, and felt a disposition to run and hide; but he changed his mind at once, for this voice was praying, evidently.	Король услыхал голос и хотел убежать и спрятаться, но, разглядев, что тот, кому принадлежал голос, молится, передумал.
He glided to the one window of the hut, raised himself on tiptoe, and stole a glance within.	Он подкрался к окну, единственному во всей хижине, приподнялся на цыпочки и заглянул внутрь.
The room was small; its floor was the natural earth, beaten hard by use; in a corner was a bed of rushes and a ragged blanket or two; near it was a pail, a cup, a basin, and two or three pots and pans; there was a short bench and a three-legged stool; on the hearth the remains of a faggot fire were smouldering; before a shrine, which was lighted by a single candle, knelt an aged man, and on an old wooden box at his side lay an open book and a human skull.	Комната была маленькая, с земляным полом, плотно утоптанным; в углу было устроено ложе из камыша, покрытое изодранными одеялами; тут же у постели виднелись ведро, кружка, миска, несколько горшков и сковородок; рядом невысокая скамейка и табурет о трех ножках; в очаге догорало пламя. Перед распятием, освещенным одною только свечой, стоял на коленях старик, а возле него, на старом деревянном ящике, рядом с человеческим черепом, лежала раскрытая книга.

The man was of large, bony frame; his hair and whiskers were very long and snowy white; he was clothed in a robe of sheepskins which reached from his neck to his heels.	Старик был большой, костистый; волосы и борода у него были очень длинные и белые, как снег; на нем было одеяние из овечьих шкур, ниспадавшее от шеи до пят.
"A holy hermit!" said the King to himself; "now am I indeed fortunate."	"Святой отшельник! - сказал себе король. -Наконец-то мне повезло!".
The hermit rose from his knees; the King knocked.	Отшельник поднялся с колен. Король постучался.
A deep voice responded--	Низкий голос ответил:
"Enter!--but leave sin behind, for the ground whereon thou shalt stand is holy!"	- Войди, но оставь грех за порогом, потому что земля, на которую ты ступишь, священна!
The King entered, and paused.	Король вошел и остановился.
The hermit turned a pair of gleaming, unrestful eyes upon him, and said--	Отшельник устремил на него блестящие, беспокойные глаза и спросил:
"Who art thou?"	- Кто ты такой?
"I am the King," came the answer, with placid simplicity.	- Я король, - услышал он ответ, простой и скромный.
"Welcome, King!" cried the hermit, with enthusiasm.	- Добро пожаловать, король! - в восторге воскликнул отшельник.
Then, bustling about with feverish activity, and constantly saying, "Welcome, welcome," he arranged his bench, seated the King on it, by the hearth, threw some faggots on the fire, and finally fell to pacing the floor with a nervous stride.	Затем, лихорадочно суетясь и беспрестанно повторяя "добро пожаловать!", отшельник подвинул скамейку к огню, усадил на нее короля, подбросил в огонь охапку хвороста и возбужденно забегал по комнате из угла в угол.
"Welcome!	- Добро пожаловать!
Many have sought sanctuary here, but they were not worthy, and were turned away.	Многие искали приюта в этом святилище, но оказались недостойны и были изгнаны.
But a King who casts his crown away, and despises the vain splendours of his office, and clothes his body in rags, to devote his life to holiness and the mortification of the flesh--he is worthy, he is welcome!--here shall he abide all his days till death come."	Но король, отвергший корону, презревший суетные почести, подобающие его сану, и облекшийся в лохмотья, чтобы провести свои дни в святости и умерщвлении плоти, - он достоин, он желанный гость! Он останется здесь до самой кончины.
The King hastened to interrupt and explain, but the hermit paid no attention to him--did not even hear him, apparently, but went right on with his talk, with a raised voice and a growing energy.	Король поспешил прервать его и сообщил ему подлинные обстоятельства дела, но отшельник не обратил на его слова никакого внимания, даже, невидимому, не слышал их, а продолжал говорить с возрастающим жаром и все повышая голос:
"And thou shalt be at peace here.	- Здесь ты пребудешь в мире.
None shall find out thy refuge to disquiet thee with supplications to return to that empty and foolish life which God hath moved thee to abandon.	Здесь никто не откроет твоего убежища, чтобы беспокоить тебя мольбами вернуться к пустой и суетной жизни, которую ты покинул, повинуясь божьему велению.

Thou shalt pray here; thou shalt study the Book; thou shalt meditate upon the follies and delusions of this world, and upon the sublimities of the world to come; thou shalt feed upon crusts and herbs, and scourge thy body with whips, daily, to the purifying of thy soul.	Здесь ты будешь молиться; ты будешь изучать священное писание; ты будешь размышлять о безумии и обольщениях мира сего и о блаженстве будущей жизни; ты будешь питаться черствым хлебом и травами и ежедневно бичевать свое тело ради очищения души.
Thou shalt wear a hair shirt next thy skin; thou shalt drink water only; and thou shalt be at peace; yes, wholly at peace; for whoso comes to seek thee shall go his way again, baffled; he shall not find thee, he shall not molest thee."	Ты будешь носить на голом теле власяницу; ты будешь пить только воду; ты будешь наслаждаться покоем! - да, полным покоем, ибо тот, кто придет искать тебя, вернется осмеянный; он не найдет тебя, он не смутит тебя.
The old man, still pacing back and forth, ceased to speak aloud, and began to mutter.	Старик продолжал ходить из угла в угол. Он уже не говорил вслух, а что-то бормотал про себя.
The King seized this opportunity to state his case; and he did it with an eloquence inspired by uneasiness and apprehension.	Король воспользовался этим, чтобы рассказать свою историю. Под влиянием смутной тревоги и какого-то неясного предчувствия он рассказал ее очень красноречиво.
But the hermit went on muttering, and gave no heed.	Но отшельник продолжал ходить и бормотать, не обращая на него внимания.
And still muttering, he approached the King and said impressively--	Все еще бормоча, он приблизился к королю и сказал выразительно, подчеркивая каждое слово:
"'Sh! I will tell you a secret!"	- Тс-с! я открою тебе великую тайну!
He bent down to impart it, but checked himself, and assumed a listening attitude. After a moment or two he went on tiptoe to the window-opening, put his head out, and peered around in the gloaming, then came tiptoeing back again, put his face close down to the King's, and whispered--	Он наклонился к мальчику, но тотчас же отшатнулся, как бы прислушиваясь, подошел, крадучись, к окну, высунул голову, вглядываясь в потемки; потом на носках вернулся, приблизил свое лицо к самому лицу короля и прошептал:
"I am an archangel!"	-Я - архангел!
The King started violently, and said to himself,	Король сильно вздрогнул и сказал себе:
"Would God I were with the outlaws again; for lo, now am I the prisoner of a madman!"	"Уж лучше бы мне остаться с бродягами! Теперь я во власти сумасшедшего!"
His apprehensions were heightened, and they showed plainly in his face.	Его тревога усилилась и ясно отразилась у него на лице.
In a low excited voice the hermit continued--	Тихим, взволнованным голосом отшельник продолжал:
"I see you feel my atmosphere!	- Я вижу, ты чувствуешь, какая святость окружает меня!
There's awe in your face!	На челе твоем начертан благоговейный страх!
None may be in this atmosphere and not be thus affected; for it is the very atmosphere of heaven.	Никто не может пребывать в этой святости и не ощутить этого страха, ибо это святость неба.
I go thither and return, in the twinkling of an eye.	Я улетаю туда и возвращаюсь во мгновение ока.
I was made an archangel on this very spot, it is five years ago, by angels sent from heaven to confer that awful dignity.	Пять лет назад сюда, на это самое место, с небес были ниспосланы ангелы, чтобы возвестить мне о том, что я удостоен архангельского чина.

Their presence filled this place with an intolerable brightness.	От них исходил ослепительный свет.
And they knelt to me, King! yes, they knelt to me! for I was greater than they.	Они преклонили передо мною колени, ибо я еще более велик, чем они.
I have walked in the courts of heaven, and held speech with the patriarchs. Touch my hand--be not afraid--touch it.	Я вознесся в небеса и беседовал с патриархами... Дай мне руку, не бойся... дай мне руку.
There--now thou hast touched a hand which has been clasped by Abraham and Isaac and Jacob!	Знай, что ты коснулся руки, которую пожимали Авраам, Исаак, Иаков!
For I have walked in the golden courts; I have seen the Deity face to face!"	Я был в золотых чертогах, я видел самого господа бога!
He paused, to give this speech effect; then his face suddenly changed, and he started to his feet again saying, with angry energy,	Он остановился, чтобы поглядеть, какое впечатление произвела его речь; затем лицо его исказилось, и он снова вскочил на ноги, восклицая сердито:
"Yes, I am an archangel; A MERE ARCHANGEL!--I that might have been pope!	- Да, я архангел. Только архангел! А я мог бы быть папой!
It is verily true.	Это истинная правда.
I was told it from heaven in a dream, twenty years ago; ah, yes, I was to be pope! --and I SHOULD have been pope, for Heaven had said it--but the King dissolved my religious house, and I, poor obscure unfriended monk, was cast homeless upon the world, robbed of my mighty destiny!"	Мне это сказал голос во сне двадцать лет тому назад. Да, меня должны были сделать папой! И я был бы папой, ибо такова воля небес. Но король разорил мой монастырь, и меня, бедного, гонимого монаха, лишили крова и отняли у меня мою великую будущность.
Here he began to mumble again, and beat his forehead in futile rage, with his fist; now and then articulating a venomous curse, and now and then a pathetic	Он опять забормотал, в бессильной ярости ударяя себя кулаком по лбу; время от времени у него вырывались то проклятия, то жалобные возгласы.
"Wherefore I am nought but an archangel--I that should have been pope!"	- И вот почему я только архангел, когда мне предназначено было сделаться папой!
So he went on, for an hour, whilst the poor little King sat and suffered.	Так продолжалось целый час, а бедный маленький король сидел и мучился.
Then all at once the old man's frenzy departed, and he became all gentleness.	Но вот ярость старика утихла, и он стал необычайно ласков.
His voice softened, he came down out of his clouds, and fell to prattling along so simply and so humanly, that he soon won the King's heart completely.	Голос его смягчился, он сошел с облаков на землю и принялся болтать так просто, так сердечно, что вскоре совсем покорил сердце короля.
The old devotee moved the boy nearer to the fire and made him comfortable; doctored his small bruises and abrasions with a deft and tender hand; and then set about preparing and cooking a supper --chatting pleasantly all the time, and occasionally stroking the lad's cheek or patting his head, in such a gently caressing way that in a little while all the fear and repulsion inspired by the archangel were changed to reverence and affection for the man.	Он усадил мальчика поближе к огню, стараясь устроить его как можно удобнее; ловкой и нежной рукой промыл его порезы и царапины; затем стал готовить ужин, все время весело болтая и то трепля мальчика по щеке, то гладя его по голове так нежно и ласково, что вместо страха и отвращения король скоро почувствовал к "архангелу" уважение и любовь.

This happy state of things continued while the two ate the supper; then, after a prayer before the shrine, the hermit put the boy to bed, in a small adjoining room, tucking him in as snugly and lovingly as a mother might; and so, with a parting caress, left him and sat down by the fire, and began to poke the brands about in an absent and aimless way.	Это приятное расположение духа продолжалось до конца ужина; затем, помолившись перед распятием, отшельник уложил мальчика спать в маленькой соседней каморке, укутав его заботливо и любовно, как мать, и, еще раз приласкав его на прощанье, оставил его и уселся у огня, рассеянно и бесцельно переворачивая головешки в очаге.
Presently he paused; then tapped his forehead several times with his fingers, as if trying to recall some thought which had escaped from his mind.	Вдруг он остановился и несколько раз постучал пальцем по лбу, словно стараясь вспомнить какую-то ускользнувшую мысль.
Apparently he was unsuccessful.	Но это ему, видимо, не удавалось.
Now he started quickly up, and entered his guest's room, and said--	Внезапно он вскочил я вошел в комнату гостя, с вопросом:
"Thou art King?"	-Ты король?
"Yes," was the response, drowsily uttered.	- Да, - сквозь сон ответил мальчик.
"What King?"	- Какой король?
"Of England."	- Англии.
"Of England?	- Англии?
Then Henry is gone!"	Так Генрих умер?
"Alack, it is so.	- Увы, да.
I am his son."	Я сын его.
A black frown settled down upon the hermit's face, and he clenched his bony hands with a vindictive energy. He stood a few moments, breathing fast and swallowing repeatedly, then said in a husky voice--	Словно черная тень легла на лицо отшельника. Он со злобой сжал свои костлявые руки, постоял в раздумье, учащенно дыша и глотая слюну, потом хрипло выговорил:
"Dost know it was he that turned us out into the world houseless and homeless?"	- Знаешь ли ты, что это по его милости мы стали бездомными и бесприютными?
There was no response.	Ответа не было.
The old man bent down and scanned the boy's reposeful face and listened to his placid breathing.	Старик наклонился, вглядываясь в спокойное лицо мальчика и прислушиваясь к его ровному дыханию.
"He sleeps--sleeps soundly;" and the frown vanished away and gave place to an expression of evil satisfaction.	- Он спит, крепко спит. Мрачная тень на его лице сменилась выражением злобной радости.
A smile flitted across the dreaming boy's features.	Мальчик улыбнулся во сне.
The hermit muttered,	Отшельник пробормотал:
"So--his heart is happy;" and he turned away.	- Сердце его полно счастья! - и отвернулся.
He went stealthily about the place, seeking here and there for something; now and then halting to listen, now and then jerking his head around and casting a quick glance toward the bed; and always muttering, always mumbling to himself.	Он бесшумно бродил по комнате, чего-то ища; то останавливался и прислушивался, то оборачивался, чтобы взглянуть на кровать, и все бормотал, бормотал себе под нос.

At last he found what he seemed to want--a rusty old butcher knife and a whetstone.	Наконец он, невидимому, нашел то, что искал: старый, заржавленный кухонный нож и брусок.
Then he crept to his place by the fire, sat himself down, and began to whet the knife softly on the stone, still muttering, mumbling, ejaculating.	Тогда он прокрался к своему месту у огня, сел и принялся оттачивать нож, все бормоча про себя, то тише, то громче.
The winds sighed around the lonely place, the mysterious voices of the night floated by out of the distances. The shining eyes of venturesome mice and rats peered out at the old man from cracks and coverts, but he went on with his work, rapt, absorbed, and noted none of these things.	Ветер стонал вокруг одинокой хижины таинственные голоса ночи доносились из неведомой дали; блестящие глаза отважных крыс и мышей смотрели на старика изо всех щелей и норок, но он продолжал свою работу, увлеченный, ничего не замечая.
At long intervals he drew his thumb along the edge of his knife, and nodded his head with satisfaction.	Иногда он проводил большим пальцем по лезвию ножа и с довольным видом кивал головой.
"It grows sharper," he said; "yes, it grows sharper."	- Острее становится, - говорил он, - да, острее!
He took no note of the flight of time, but worked tranquilly on, entertaining himself with his thoughts, which broke out occasionally in articulate speech--	Он не замечал, как бежит время, и упорно работал, занятый своими мыслями, которые порой произносил вслух:
"His father wrought us evil, he destroyed us--and is gone down into the eternal fires!	- Его отец обидел нас, разорил и отправился в ад гореть на вечном огне!
Yes, down into the eternal fires!	Да, в ад, гореть на вечном огне!
He escaped us--but it was God's will, yes it was God's will, we must not repine.	Он ускользнул от нас, но на то была божья воля... да, божья воля... и мы не должны роптать.
But he hath not escaped the fires!	Но ж не ускользнул от адского огня!
No, he hath not escaped the fires, the consuming, unpitying, remorseless fires--and THEY are everlasting!"	Нет, он не ускользнул от адского огня, всепожирающего, безжалостного, неугасимого, и этот огонь будет гореть до скончания веха!
And so he wrought, and still wrought--mumbling, chuckling a low rasping chuckle at times--and at times breaking again into words--	Он все точил, все точил, то невнятно бормоча, то посмеиваясь скрипучим смехом, то снова произнося вслух:
"It was his father that did it all.	- Это его отец во всем виноват.
I am but an archangel; but for him I should be pope!"	Я только архангел, но если бы не он, я был бы папой!
The King stirred.	Король пошевелился во сне.
The hermit sprang noiselessly to the bedside, and went down upon his knees, bending over the prostrate form with his knife uplifted.	Отшельник бесшумно подскочил к постели, опустился на колени и занес над спящим, нож.
The boy stirred again; his eyes came open for an instant, but there was no speculation in them, they saw nothing; the next moment his tranquil breathing showed that his sleep was sound once more.	Мальчик опять пошевелился; глаза его на миг открылись, но в них не было мысли, они ничего не видели; через минуту по его ровному дыханию стало ясно, что сон его опять крепок.
The hermit watched and listened, for a time, keeping his position and scarcely breathing; then he slowly lowered his arms, and presently crept away, saying,--	Некоторое время отшельник ждал и прислушивался, не двигаясь, затаив дыхание; потом медленно опустил руку и так же тихо прокрался назад, сказав:

"It is long past midnight; it is not best that he should cry out, lest by accident someone be passing."	- Полночь давно уже миновала; нехорошо, если он закричит, - вдруг случайно кто-нибудь будет проходить мимо.
He glided about his hovel, gathering a rag here, a thong there, and another one yonder; then he returned, and by careful and gentle handling he managed to tie the King's ankles together without waking him.	Он как тень скользил по своей берлоге, подбирая где тряпку, где обрывок веревки; потом опять подошел к королю и осторожно связал ему ноги, не разбудив его.
Next he essayed to tie the wrists; he made several attempts to cross them, but the boy always drew one hand or the other away, just as the cord was ready to be applied; but at last, when the archangel was almost ready to despair, the boy crossed his hands himself, and the next moment they were bound.	Затем попробовал связать и руки; он несколько раз пытался соединить их, но мальчик вырывал то одну руку, то другую как раз в то мгновение, когда веревка готова была охватить их; наконец, когда "архангел" уже почти отчаялся, мальчик сам скрестил руки, и в один миг они были связаны.
Now a bandage was passed under the sleeper's chin and brought up over his head and tied fast--and so softly, so gradually, and so deftly were the knots drawn together and compacted, that the boy slept peacefully through it all without stirring.	Затем "архангел" сунул спящему повязку под подбородок и туго стянул ее узлом, на голове - так тихо, так осторожно и ловко, что мальчик все время мирно спал и даже не пошевелился.
Chapter XXI.	21.
Hendon to the rescue.	Гендон приходит на выручку
The old man glided away, stooping, stealthy, cat-like, and brought the low bench.	Старик, ступая неслышно, как кошка, отошел и принес от очага низкую скамеечку.
He seated himself upon it, half his body in the dim and flickering light, and the other half in shadow; and so, with his craving eyes bent upon the slumbering boy, he kept his patient vigil there, heedless of the drift of time, and softly whetted his knife, and mumbled and chuckled; and in aspect and attitude he resembled nothing so much as a grizzly, monstrous spider, gloating over some hapless insect that lay bound and helpless in his web.	Он сел так, что одна половина его была вся озарена тусклым колеблющимся светом, а другая оставалась в тени. Не сводя глаз со спящего мальчика, он терпеливо оттачивал нож, все бормоча про себя и не замечая, как бегут часы; он был похож на серого чудовищного паука, готового проглотить неосторожное насекомое, запутавшееся в его паутине.
After a long while, the old man, who was still gazing,--yet not seeing, his mind having settled into a dreamy abstraction,--observed, on a sudden, that the boy's eyes were open! wide open and staring!--staring up in frozen horror at the knife.	Наконец, много времени спустя, старик, который смотрел, но ничего не видел, поглощенный своими думами, вдруг заметил, что глаза мальчика открыты, широко открыты и глядят! -глядят, застыв от ужаса, на нож.
The smile of a gratified devil crept over the old man's face, and he said, without changing his attitude or his occupation--	Улыбка дьявольского торжества скользнула по лицу старика, и он, не меняя положения и не прерывая своей работы, спросил:
"Son of Henry the Eighth, hast thou prayed?"	- Сын Генриха Восьмого, молился ли ты?
The boy struggled helplessly in his bonds, and at the same time forced a smothered sound through his closed jaws, which the hermit chose to interpret as an affirmative answer to his question.	Мальчик беспомощно забился в своих узах, и невнятный звук вырвался из его крепко стянутых челюстей. Отшельник истолковал это как утвердительный ответ на свой вопрос.
"Then pray again.	-Так помолись снова!
Pray the prayer for the dying!"	Читай отходную молитву!

A shudder shook the boy's frame, and his face blenched.	Дрожь пробежала по телу мальчика, лицо его побледнело.
Then he struggled again to free himself--turning and twisting himself this way and that; tugging frantically, fiercely, desperately--but uselessly--to burst his fetters; and all the while the old ogre smiled down upon him, and nodded his head, and placidly whetted his knife; mumbling, from time to time,	Он опять забился на постели, пытаясь освободиться, изгибаясь и поворачиваясь во все стороны; он вырывался отчаянно, но напрасно; между тем старый людоед с улыбкой глядел на него, кивал головой и спокойно продолжал точить нож, время от времени бормоча:
"The moments are precious, they are few and precious--pray the prayer for the dying!"	- Твои минуты сочтены, и каждая из них драгоценна... Молись, читай себе отходную!
The boy uttered a despairing groan, and ceased from his struggles, panting. The tears came, then, and trickled, one after the other, down his face; but this piteous sight wrought no softening effect upon the savage old man.	Мальчик горестно застонал и перестал метаться; он задыхался, слезы капля за каплей текли по его лицу, но это жалостное зрелище нисколько не смягчило свирепого старика.
The dawn was coming now; the hermit observed it, and spoke up sharply, with a touch of nervous apprehension in his voice--	Уже начинало светать; отшельник заметил это и заговорил резко, возбужденно:
"I may not indulge this ecstasy longer!	- Нельзя мне больше растягивать это наслаждение.
The night is already gone.	Ночь почти прошла.
It seems but a moment--only a moment; would it had endured a year!	Она пролетела для меня как минута, как одна минута; а я хотел бы, чтобы она длилась год!
Seed of the Church's spoiler, close thy perishing eyes, an' thou fearest to look upon--"	Ну, отродье губителя церкви, закрой глаза, если тебе страшно смотреть...
The rest was lost in inarticulate mutterings.	Дальше речь его стала невнятна.
The old man sank upon his knees, his knife in his hand, and bent himself over the moaning boy.	Он упал на колени с ножом в руке и наклонился над стонущим мальчиком.
Hark!	Но что это?
There was a sound of voices near the cabin--the knife dropped from the hermit's hand; he cast a sheepskin over the boy and started up, trembling.	У хижины послышались голоса. Нож выпал из рук отшельника; он набросил на мальчика овечью шкуру и вскочил, дрожа.
The sounds increased, and presently the voices became rough and angry; then came blows, and cries for help; then a clatter of swift footsteps, retreating.	Шум усиливался, голоса звучали грубо и гневно, слышны были удары и крики о помощи, затем топот быстро удаляющихся шагов.
Immediately came a succession of thundering knocks upon the cabin door, followed by--	Тотчас же вслед за тем; раздался громовый стук в дверь хижины и крик:
"Hullo-o-o!	-Эй!
Open!	Отворяй!
And despatch, in the name of all the devils!"	Да поскорее, во имя всех дьяволов!
Oh, this was the blessedest sound that had ever made music in the King's ears; for it was Miles Hendon's voice!	О! Эта брань прозвучала музыкой в ушах короля: то был голос Майлса Гендона!

The hermit, grinding his teeth in impotent rage, moved swiftly out of the bedchamber, closing the door behind him; and straightway the King heard a talk, to this effect, proceeding from the 'chapel':--	Отшельник, стиснув зубы в бессильной злобе, поспешно вышел из каморки, притворив за собою дверь; затем король услыхал разговор, происходивший в "молельной":
"Homage and greeting, reverend sir!	- Привет тебе и уважение, почтенный сэр!
Where is the boy--MY boy?"	Где мальчик, мой мальчик?
"What boy, friend?"	- Какой мальчик, друг?
"What boy!	- Какой мальчик!
Lie me no lies, sir priest, play me no deceptions !--I am not in the humour for it.	Не морочь меня, господин монах, не рассказывай мне сказок, я не расположен шутить.
Near to this place I caught the scoundrels who I judged did steal him from me, and I made them confess; they said he was at large again, and they had tracked him to your door.	Невдалеке отсюда я встретил двух негодяев, должно быть тех самых, которые украли его у меня, и я выпытал у них правду: они сказали, что он опять убежал и что они проследили его до твоей двери.
They showed me his very footprints.	Они показали мне его следы.
Now palter no more; for look you, holy sir, an' thou produce him not--Where is the boy?"	Ну, нечего больше хитрить! Берегись, святой отец, если ты не отдашь мне его!.. Где мальчик?
"O good sir, peradventure you mean the ragged regal vagrant that tarried here the night.	- О добрый сэр, ты, должно быть, говоришь об оборванном бродяге царского рода, который провел здесь ночь?
If such as you take an interest in such as he, know, then, that I have sent him of an errand.	Если такие люди, как ты, могут интересоваться такими, как он, то да будет тебе известно, что я послал его с поручением.
He will be back anon."	Он скоро вернется.
"How soon?	- Скоро вернется?
How soon?	Когда?
Come, waste not the time--cannot I overtake him?	Говори скорее, не теряй времени, не могу ли я догнать его?
How soon will he be back?"	Когда он вернется?
"Thou need'st not stir; he will return quickly."	- Не утруждай себя, он скоро придет.
"So be it, then.	- Ну, ладно, будь по-твоему!
I will try to wait.	Попытаюсь дождаться его.
But stop!--YOU sent him of an errand?--you!	Однако постой! Ты послал его с поручением, ты?
Verily this is a lie--he would not go.	Ну, уж это враки! Он не пошел бы.
He would pull thy old beard, an' thou didst offer him such an insolence.	Он вырвал бы всю твою седую бороду, если бы ты позволил себе такую дерзость!
Thou hast lied, friend; thou hast surely lied!	Ты врешь, приятель, наверняка врешь!
He would not go for thee, nor for any man."	Не стал бы он никуда бегать ни ради тебя, ни ради любого другого человека. - Человека - да!
"For any MAN--no; haply not.	Ради человека, может быть, и не стал бы.

But I am not a man."	Но я не человек.
"WHAT! Now o' God's name what art thou, then?"	- Господи, помилуй, кто же ты?
"It is a secret--mark thou reveal it not.	- Это тайна... смотри, не выдавай ее.
I am an archangel!"	Я архангел!
There was a tremendous ejaculation from Miles Hendon--not altogether unprofane--followed by--	Майлс Г ендон буркнул что-то не особенно почтительное, затем прибавил:
"This doth well and truly account for his complaisance!	- Этим, конечно, и объясняется его снисхождение к тебе.
Right well I knew he would budge nor hand nor foot in the menial service of any mortal; but, lord, even a king must obey when an archangel gives the word o' command!	Он палец о палец не ударит в угоду простому смертному; но архангелам даже король обязан повиноваться.
Let me--'sh!	Тсс!
What noise was that?"	Что это за шум?
All this while the little King had been yonder, alternately quaking with terror and trembling with hope; and all the while, too, he had thrown all the strength he could into his anguished moanings, constantly expecting them to reach Hendon's ear, but always realising, with bitterness, that they failed, or at least made no impression.	Все это время маленький король то дрожал от ужаса, то трепетал от надежды и все время старался стонать как можно громче, чтобы Г ендон услышал его стоны, но с горечью убеждался, что либо эти звуки не доходят до его слуха, либо не производят на него никакого впечатления.
So this last remark of his servant came as comes a reviving breath from fresh fields to the dying; and he exerted himself once more, and with all his energy, just as the hermit was saying--	Последние слова Г ендона подействовали на короля, как свежий ветер полей на умирающего! Он опять застонал, напрягая все силы.
"Noise?	- Шум? - сказал отшельник.
I heard only the wind."	- Я слышу только шум ветра.
"Mayhap it was.	- Может, это ветер.
Yes, doubtless that was it.	Да, конечно ветер.
I have been hearing it faintly all the--there it is again!	Я все время слышу слабый шум... Вот опять!
It is not the wind!	Нет, это не ветер!
What an odd sound!	Какой странный звук!
Come, we will hunt it out!"	Пойдем посмотрим, что это такое!
Now the King's joy was nearly insupportable.	Радость короля стала почти невыносимой.
His tired lungs did their utmost--and hopefully, too--but the sealed jaws and the muffling sheepskin sadly crippled the effort.	Его утомленные легкие работали из всех сил, но все было напрасно: туго стянутые челюсти и овечья шкура не пропускали звука.
Then the poor fellow's heart sank, to hear the hermit say--	Вдруг его охватило отчаяние: он услышал, как отшельник сказал:
"Ah, it came from without--I think from the copse yonder.	- Ах, это доносится снаружи. Наверно, вон из тех кустов.

Come, I will lead the way."	Пойдем, я провожу тебя.
The King heard the two pass out, talking; heard their footsteps die quickly away--then he was alone with a boding, brooding, awful silence.	Король слышал, как они вышли, разговаривая; слышал, как шаги их быстро замерли вдали, - и он остался один, среди страшного, зловещего безмолвия.
It seemed an age till he heard the steps and voices approaching again --and this time he heard an added sound,--the trampling of hoofs, apparently.	Прошла, кажется, целая вечность, прежде чем шаги и голоса раздались снова; на этот раз до короля донесся новый звук - стук копыт.
Then he heard Hendon say--	Он услышал, как Гендон сказал:
"I will not wait longer.	- Дольше я не стану дожидаться.
I CANNOT wait longer.	Не могу.
He has lost his way in this thick wood.	Он, наверное, заблудился в этом густом лесу.
Which direction took he?	В какую сторону он пошел?
Quick--point it out to me."	Укажи мне дорогу, живо!
"He--but wait; I will go with thee."	- Вот сюда... Но погоди... Я пойду с тобой и буду указывать тебе путь.
"Good--good!	- Спасибо... спасибо!
Why, truly thou art better than thy looks.	Право, ты лучше, чем кажешься с первого взгляда.
Marry I do not think there's not another archangel with so right a heart as thine. Wilt ride?	Не думаю, чтобы нашелся другой архангел с таким добрым сердцем... Может быть, ты хочешь ехать верхом?
Wilt take the wee donkey that's for my boy, or wilt thou fork thy holy legs over this ill-conditioned slave of a mule that I have provided for myself?--and had been cheated in too, had he cost but the indifferent sum of a month's usury on a brass farthing let to a tinker out of work."	Так возьми осла, которого я приготовил для моего мальчугана... Или, может быть, ты предпочтешь обхватить своими святыми ногами этого злополучного мула, которого я купил для себя? Меня здорово надули! Этот мул не стоит и месячного процента на медный фартинг, отданный в долг безработному лудильщику.
"No--ride thy mule, and lead thine ass; I am surer on mine own feet, and will walk."	- Нет, садись сам на мула, а ослика веди за собою! Я больше доверяю собственным ногам, - я пойду пешком.
"Then prithee mind the little beast for me while I take my life in my hands and make what success I may toward mounting the big one."	- Тогда подержи, пожалуйста, эту малую тварь, пока я с опасностью для жизни и со слабой надеждой на успех попытаюсь вскарабкаться на большую.
Then followed a confusion of kicks, cuffs, tramplings and plungings, accompanied by a thunderous intermingling of volleyed curses, and finally a bitter apostrophe to the mule, which must have broken its spirit, for hostilities seemed to cease from that moment.	После этого послышались понукания, крики, свист бича, удары кулаками, отборнейшая громоподобная брань, наконец горькие упреки, которым мул, по-видимому, внял, так как военные действия прекратились.
With unutterable misery the fettered little King heard the voices and footsteps fade away and die out.	С невыразимым горем слушал связанный маленький король, как замирали вдали шаги и голоса.

All hope forsook him, now, for the moment, and a dull despair settled down upon his heart.	Теперь он утратил всякую надежду на освобождение, и мрачное отчаяние овладело его сердцем.
"My only friend is deceived and got rid of," he said; "the hermit will return and--" He finished with a gasp; and at once fell to struggling so frantically with his bonds again, that he shook off the smothering sheepskin.	"Моего единственного друга увели обманом отсюда, - говорил он себе. - Старик вернется и..." Он задохнулся и так неистово заметался на постели, что сбросил прикрывавшую его овечью шкуру.
And now he heard the door open!	И вдруг услышал звук отворившейся двери!
The sound chilled him to the marrow --already he seemed to feel the knife at his throat.	При этом звуке холод пронизал его до костей: ему казалось, что он чувствует нож у своего горла.
Horror made him close his eyes; horror made him open them again--and before him stood John Canty and Hugo!	В смертельном страхе закрыл он глаза, в смертельном страхе открыл их снова - перед ним стояли Джон Кенти и Гуго!
He would have said "Thank God!" if his jaws had been free.	Если бы у него рот не был завязан, он бы сказал: "Слава богу!"
A moment or two later his limbs were at liberty, and his captors, each gripping him by an arm, were hurrying him with all speed through the forest.	Минуту спустя руки и ноги короля были свободны, и похитители, схватив его под руки с двух сторон, что было духу потащили в глубь леса.
Chapter XXII.	22.
A victim of treachery.	Жертва вероломства
Once more 'King Foo-foo the First' was roving with the tramps and outlaws, a butt for their coarse jests and dull-witted railleries, and sometimes the victim of small spitefulness at the hands of Canty and Hugo when the Ruffler's back was turned.	Опять начались скитания короля Фу-фу Первого в обществе бродяг и отщепенцев; опять пришлось ему выносить наглые издевательства и тупоумные шутки, а порой - за спиною у атамана - и злые проделки Джона Кенти и Гуго.
None but Canty and Hugo really disliked him. Some of the others liked him, and all admired his pluck and spirit.	Кроме Кенти и Гуго, у него не было настоящих врагов; иные даже любили его; и все восторгались его смелостью, его бойким умом.
During two or three days, Hugo, in whose ward and charge the King was, did what he covertly could to make the boy uncomfortable; and at night, during the customary orgies, he amused the company by putting small indignities upon him--always as if by accident.	В течение двух-трех дней Гуго, под присмотр которому был отдан король, исподтишка делал все что мог, чтобы отравить мальчику жизнь; а ночью, во время обычных оргий, забавлял всю ораву, досаждая ему всякими мелкими пакостями, - всегда будто случайно.
Twice he stepped upon the King's toes--accidentally--and the King, as became his royalty, was contemptuously unconscious of it and indifferent to it; but the third time Hugo entertained himself in that way, the King felled him to the ground with a cudgel, to the prodigious delight of the tribe.	Два раза он наступил королю на ногу, - тоже случайно, - и король, как подобало его королевскому сану, отнесся к этому с презрительным равнодушием, словно бы не заметив; но когда Гуго в третий раз проделал то же, король ударом дубинки свалил его на землю, к полному восторгу всей шайки.
Hugo, consumed with anger and shame, sprang up, seized a cudgel, and came at his small adversary in a fury.	Гуго, вне себя от гнева и стыда, вскочил на ноги, схватил дубинку и в бешенстве напал на своего маленького противника.

Instantly a ring was formed around the gladiators, and the betting and cheering began.	Гладиаторов мгновенно окружили кольцом, подбадривали их окриками, бились об заклад, кто победит.
But poor Hugo stood no chance whatever. His frantic and lubberly 'prentice-work found but a poor market for itself when pitted against an arm which had been trained by the first masters of Europe in single-stick, quarter-staff, and every art and trick of swordsmanship.	Но бедному Гуго не везло - его яростные, неуклюжие удары были отбиты рукой, которую лучшие мастера Европы обучили всем тонкостям фехтовального искусства.
The little King stood, alert but at graceful ease, and caught and turned aside the thick rain of blows with a facility and precision which set the motley on-lookers wild with admiration; and every now and then, when his practised eye detected an opening, and a lightning-swift rap upon Hugo's head followed as a result, the storm of cheers and laughter that swept the place was something wonderful to hear.	Маленький король стоял изящно и непринужденно, зорко следя за каждым движением противника и отражая сыпавшийся на него град ударов так легко и уверенно, что живописная толпа оборванцев выла от восхищения; и всякий раз, как его опытный взгляд подмечал оплошность противника и молниеносный удар обрушивался на голову Гуго, рев и гогот кругом превращались в бурю.
At the end of fifteen minutes, Hugo, all battered, bruised, and the target for a pitiless bombardment of ridicule, slunk from the field; and the unscathed hero of the fight was seized and borne aloft upon the shoulders of the joyous rabble to the place of honour beside the Ruffler, where with vast ceremony he was crowned King of the Game-Cocks; his meaner title being at the same time solemnly cancelled and annulled, and a decree of banishment from the gang pronounced against any who should thenceforth utter it.	Через четверть часа Гуго, избитый, весь в синяках, безжалостно осыпаемый насмешками, с позором покинул поле битвы, а оставшегося целым и невредимым победителя буйная толпа подхватила и доставила на почетное место, рядом с атаманом, где он с подобающими церемониями был возведен в сан "короля боевых петухов"; его прежний, унизительный титул был торжественно упразднен, и объявлено было, что всякий, кто осмелится этот прежний титул произнести, будет изгнан из шайки.
All attempts to make the King serviceable to the troop had failed. He had stubbornly refused to act; moreover, he was always trying to escape.	Все попытки заставить короля приносить пользу шайке окончились неудачей: он упорно отказывался от всякого поручения; мало того, он все время думал о побеге.
He had been thrust into an unwatched kitchen, the first day of his return; he not only came forth empty-handed, but tried to rouse the housemates.	В первый же день его втолкнули в пустую кухню, - он не только не похитил там ничего, но еще пытался позвать хозяев.
He was sent out with a tinker to help him at his work; he would not work; moreover, he threatened the tinker with his own soldering-iron; and finally both Hugo and the tinker found their hands full with the mere matter of keeping his from getting away.	Его отдали меднику помогать в работе, - он не стал работать; мало того, он грозился прибить медника его же паяльным прутом. В конце концов и медник и Гуго только о том и заботились, как бы не дать мальчишке убежать.
He delivered the thunders of his royalty upon the heads of all who hampered his liberties or tried to force him to service.	Он метал громы своего царственного гнева на всякого, кто пытался стеснить его свободу или заставить его служить шайке.
He was sent out, in Hugo's charge, in company with a slatternly woman and a diseased baby, to beg; but the result was not encouraging--he declined to plead for the mendicants, or be a party to their cause in any way.	Его послали под присмотром Гуго просить милостыню вместе с оборванной нищенкой и больным ребенком, - но ничего не вышло: он не хотел просить милостыни ни для себя, ни для других.

Thus several days went by; and the miseries of this tramping life, and the weariness and sordidness and meanness and vulgarity of it, became gradually and steadily so intolerable to the captive that he began at last to feel that his release from the hermit's knife must prove only a temporary respite from death, at best.	Так прошло несколько дней; невзгоды этой бродячей жизни, тупость, низость и пошлость ее мало-помалу становилась невыносимыми маленькому пленнику, и он уже начинал чувствовать, что избавление от ножа отшельника было лишь временной отсрочкой смерти.
But at night, in his dreams, these things were forgotten, and he was on his throne, and master again.	Но по ночам, во сне, он забывал обо всем и снова восседал на троне властелином.
This, of course, intensified the sufferings of the awakening--so the mortifications of each succeeding morning of the few that passed between his return to bondage and the combat with Hugo, grew bitterer and bitterer, and harder and harder to bear.	Зато как ужасно бывало его пробуждение! Начиная с того времени, как его захватили, и до поединка с Гуго тяготы его унизительной жизни росли с каждым днем и переносить их становилось все трудней и трудней.
The morning after that combat, Hugo got up with a heart filled with vengeful purposes against the King.	На другое утро после поединка Гуго проснулся, пылая местью к своему победителю, и стал замышлять против него всевозможные козни.
He had two plans, in particular.	У него созрело два плана.
One was to inflict upon the lad what would be, to his proud spirit and 'imagined' royalty, a peculiar humiliation; and if he failed to accomplish this, his other plan was to put a crime of some kind upon the King, and then betray him into the implacable clutches of the law.	Один состоял в том, чтобы как можно больнее уязвить гордость и "воображаемое" королевское достоинство мальчика; а если этот план не удастся - взвалить на короля какое-нибудь преступление и потом предать его в руки неумолимого закона.
In pursuance of the first plan, he purposed to put a 'clime' upon the King's leg; rightly judging that that would mortify him to the last and perfect degree; and as soon as the clime should operate, he meant to get Canty's help, and FORCE the King to expose his leg in the highway and beg for alms.	Следуя своему первому плану, он задумал сделать поддельную язву на ноге короля, справедливо полагая, что это оскорбит и унизит его сверх всякой меры; а когда язва будет готова, он с помощью Кенти принудит короля сесть у дороги, показывать ее прохожим и просить подаяния.
'Clime' was the cant term for a sore, artificially created. To make a clime, the operator made a paste or poultice of unslaked lime, soap, and the rust of old iron, and spread it upon a piece of leather, which was then bound tightly upon the leg.	Для того чтобы сделать такую искусственную язву, приготовляли тесто из негашеной извести, мыла и ржавчины, накладывали эту смесь на ремень и крепко обвязывали ремнем ногу.
This would presently fret off the skin, and make the flesh raw and angry-looking; blood was then rubbed upon the limb, which, being fully dried, took on a dark and repulsive colour.	От этого кожа очень быстро слезала, и вид обнаженного мяса был ужасен; затем ногу натирали кровью, которая, высохнув, принимала отвратительный темно-бурый цвет.
Then a bandage of soiled rags was put on in a cleverly careless way which would allow the hideous ulcer to be seen, and move the compassion of the passer-by. {8}	Больное место перевязывали грязными тряпками, но так, чтобы ужасная язва была видна и вызывала сострадание прохожих.
Hugo got the help of the tinker whom the King had cowed with the soldering-iron; they took the boy out on a tinkering tramp, and as soon as they were out of sight of the camp they threw him down and the tinker held him while Hugo bound the poultice tight and fast upon his leg.	Гуго сговорился с медником - тем самым, которого король припугнул паяльным прутом; они повели мальчика будто бы на работу, но как только вышли в поле, повалили его наземь; медник держал его, а Гуго крепко-накрепко привязывал к его ноге припарку.

The King raged and stormed, and promised to hang the two the moment the sceptre was in his hand again; but they kept a firm grip upon him and enjoyed his impotent struggling and jeered at his threats.	Король пришел в бешенство, он бушевал, грозился повесить обоих, как только вернет себе свою корону, но они крепко держали его, забавляясь его бессильными попытками вырваться, и хохотали над его угрозами.
This continued until the poultice began to bite; and in no long time its work would have been perfected, if there had been no interruption.	Между тем мазь начала быстро разъедать кожу; еще немного, и негодяи сделали бы свое дело, если бы им не помешали.
But there was; for about this time the 'slave' who had made the speech denouncing England's laws, appeared on the scene, and put an end to the enterprise, and stripped off the poultice and bandage.	Но им помешали; появился "раб", тот самый бродяга, который с таким жаром проклинал английские законы. Он разом положил конец мерзкой затее, сорвав припарку с ноги короля.
The King wanted to borrow his deliverer's cudgel and warm the jackets of the two rascals on the spot; but the man said no, it would bring trouble --leave the matter till night; the whole tribe being together, then, the outside world would not venture to interfere or interrupt.	Король хотел взять у своего спасителя дубину и тут же на месте проучить своих недругов; но тот не позволил, чтобы не поднимать шума, а посоветовал отложить дело до ночи, когда вся шайка будет в сборе и никто из посторонних не помешает.
He marched the party back to camp and reported the affair to the Ruffler, who listened, pondered, and then decided that the King should not be again detailed to beg, since it was plain he was worthy of something higher and better--wherefore, on the spot he promoted him from the mendicant rank and appointed him to steal!	Они все вместе вернулись в лагерь, и о случившемся было донесено атаману. Атаман выслушал, подумал и заявил, что короля не следует заставлять просить милостыню, потому что он, очевидно, предназначен к чему-то высшему и лучшему, - и тут же на месте произвел его из нищих в воры!
Hugo was overjoyed.	Гуго был вне себя от радости.
He had already tried to make the King steal, and failed; but there would be no more trouble of that sort, now, for of course the King would not dream of defying a distinct command delivered directly from head-quarters.	Он уже пробовал заставить короля воровать, но потерпел неудачу; теперь, конечно, никаких затруднений не будет: ведь не посмеет же король ослушаться самого атамана.
So he planned a raid for that very afternoon, purposing to get the King in the law's grip in the course of it; and to do it, too, with such ingenious strategy, that it should seem to be accidental and unintentional; for the King of the Game-Cocks was popular now, and the gang might not deal over-gently with an unpopular member who played so serious a treachery upon him as the delivering him over to the common enemy, the law.	Он задумал в тот же день совершить кражу, рассчитывая предать короля во власть закона; притом сделать это так искусно, чтобы все вышло как бы случайно, - "король боевых петухов" был теперь общим любимцем, и бродяги, не питавшие особых симпатий к Гуго, обошлись бы с ним не слишком ласково, если бы тот вероломно предал мальчика общему врагу их - закону.
Very well.	И вот, выбрав подходящее время, Гуго привел свою жертву в соседний городок.
All in good time Hugo strolled off to a neighbouring village with his prey; and the two drifted slowly up and down one street after another, the one watching sharply for a sure chance to achieve his evil purpose, and the other watching as sharply for a chance to dart away and get free of his infamous captivity for ever.	Они медленно бродили по улицам; один из них зорко глядел по сторонам, выжидая удобной минуты, чтобы осуществить свой злобный замысел, другой так же внимательно всматривался во все закоулки, чтобы при первой же возможности пуститься наутек и навсегда спастись от своего постыдного рабства.

Both threw away some tolerably fair-looking opportunities; for both, in their secret hearts, were resolved to make absolutely sure work this time, and neither meant to allow his fevered desires to seduce him into any venture that had much uncertainty about it.	Обоим представлялись удобные случаи; но ни тот, ни другой не воспользовались ими, так как в глубине души оба решили на этот раз действовать наверняка; ни один не хотел рисковать, не убедившись заранее в удаче своего предприятия.
Hugo's chance came first. For at last a woman approached who carried a fat package of some sort in a basket.	Гуго посчастливилось первому: навстречу шла женщина с тяжело нагруженной корзинкой.
Hugo's eyes sparkled with sinful pleasure as he said to himself,	У Гуго злорадно сверкнули глаза, и он сказал себе:
"Breath o' my life, an' I can but put THAT upon him, 'tis good-den and God keep thee, King of the Game-Cocks!"	"Издохнуть мне на этом месте, если я не взвалю это дело на тебя! А тогда - храни тебя бог, "король боевых петухов"!
He waited and watched--outwardly patient, but inwardly consuming with excitement--till the woman had passed by, and the time was ripe; then said, in a low voice--	Он стоял с виду спокойный, но внутренне страшно волнуясь, и ждал, чтобы женщина поравнялась с ними; тогда он тихонько сказал:
"Tarry here till I come again," and darted stealthily after the prey.	- Погоди здесь, я сейчас вернусь! - и украдкой пустился следом за женщиной.
The King's heart was filled with joy--he could make his escape, now, if Hugo's quest only carried him far enough away.	Сердце короля наполнилось радостью. Теперь, если только Гуго отойдет достаточно далеко, можно будет убежать.
But he was to have no such luck.	Но надежде его не суждено было сбыться.
Hugo crept behind the woman, snatched the package, and came running back, wrapping it in an old piece of blanket which he carried on his arm.	Гуго незаметно подкрался к женщине сзади, выхватил из корзины узел и побежал назад, обмотав узел обрывком старого одеяла, висевшего у него на руке.
The hue and cry was raised in a moment, by the woman, who knew her loss by the lightening of her burden, although she had not seen the pilfering done.	Женщина подняла страшный крик: она не видела, как исчез узел, но тотчас же заметила кражу, потому что ее ноша вдруг стала легче.
Hugo thrust the bundle into the King's hands without halting, saying--	Гуго, не останавливаясь, сунул узел в руки королю.
"Now speed ye after me with the rest, and cry	- Теперь беги за мной, - сказал он, - и кричи:
'Stop thief!' but mind ye lead them astray!"	"Держи вора!" Да смотри, старайся сбить их с толку!
The next moment Hugo turned a corner and darted down a crooked alley--and in another moment or two he lounged into view again, looking innocent and indifferent, and took up a position behind a post to watch results.	Через мгновение Гуго уже скрылся за углом и помчался что есть духу по извилистой улице, а еще через минуту он опять вынырнул на глазах у всех с самым невинным и равнодушным лицом и остановился за деревом, наблюдая, что будет.

The insulted King threw the bundle on the ground; and the blanket fell away from it just as the woman arrived, with an augmenting crowd at her heels; she seized the King's wrist with one hand, snatched up her bundle with the other, and began to pour out a tirade of abuse upon the boy while he struggled, without success, to free himself from her grip.	Оскорбленный король швырнул узел на землю; одеяло раскрылось как раз в ту минуту, когда прибежала женщина, за которой уже следовала целая толпа; женщина схватила одной рукой короля за руку, а другой рукой свой узел и, высоко подняв его кверху, начала длинную речь, осыпая мальчика ругательствами и не отпуская его, как он ни старался вырваться.
Hugo had seen enough--his enemy was captured and the law would get him, now--so he slipped away, jubilant and chuckling, and wended campwards, framing a judicious version of the matter to give to the Ruffler's crew as he strode along.	Больше Гуго ничего не было нужно: враг его пойман я на избежит кары. Он юркнул в переулок и побежал по направлению к лагерю, посмеиваясь, торжествуя, радуясь; он бежал и раздумывал, как бы правдоподобнее рассказать эту историю шайке.
The King continued to struggle in the woman's strong grasp, and now and then cried out in vexation--	Король между тем отчаянно бился в сильных руках, крепко державших его, и раздраженно кричал:
"Unhand me, thou foolish creature; it was not I that bereaved thee of thy paltry goods."	- Пусти меня, глупая женщина! Говорят тебе: это не я воровал. Очень нужна мне твоя жалкая рухлядь!
The crowd closed around, threatening the King and calling him names; a brawny blacksmith in leather apron, and sleeves rolled to his elbows, made a reach for him, saying he would trounce him well, for a lesson; but just then a long sword flashed in the air and fell with convincing force upon the man's arm, flat side down, the fantastic owner of it remarking pleasantly, at the same time--	Толпа окружила их, осыпая короля бранью и угрозами; здоровенный кузнец в кожаном фартуке, с засученными по локоть рукавами, подошел к нему, говоря, что нужно проучить его, - но тут в воздухе сверкнула длинная шпага и упала плашмя на руку кузнеца, а диковинный владелец шпаги дружелюбно сказал:
"Marry, good souls, let us proceed gently, not with ill blood and uncharitable words.	- Погодите, добрые люди, лучше действовать миром, без злобы, без ругани.
This is matter for the law's consideration, not private and unofficial handling.	Это дело не нам разбирать, а закону.
Loose thy hold from the boy, goodwife."	Выпусти мальчика, добрая женщина!
The blacksmith averaged the stalwart soldier with a glance, then went muttering away, rubbing his arm; the woman released the boy's wrist reluctantly; the crowd eyed the stranger unlovingly, but prudently closed their mouths.	Кузнец смерил взглядом статного воина и отошел прочь, ворча и потирая ушибленную руку; женщина неохотно выпустила маленького короля; зрители неприязненно косились на незнакомца, но благоразумно молчали.
The King sprang to his deliverer's side, with flushed cheeks and sparkling eyes, exclaiming--	Король с горящими щеками и сверкающим взором бросился к своему избавителю.
"Thou hast lagged sorely, but thou comest in good season, now, Sir Miles; carve me this rabble to rags!"	- Ты долго медлил, сэр Майлс, но теперь пришел во-время. Повелеваю тебе, изруби эту толпу негодяев в куски!
Chapter XXIII.	23.
The Prince a prisoner.	Король арестован
Hendon forced back a smile, and bent down and whispered in the King's ear--	Гендон, с трудом подавив улыбку, наклонился к королю и шепнул ему на ухо:

"Softly, softly, my prince, wag thy tongue warily--nay, suffer it not to wag at all.	- Тише, тише, государь, не болтай лишнего, а еще лучше - совсем придержи язык.
Trust in me--all shall go well in the end."	Положись на меня, и все пойдет хорошо.
Then he added to himself: "SIR Miles!	И подумал: "Сэр Майлс!..
Bless me, I had totally forgot I was a knight!	Господи помилуй, я совсем и забыл, что я рыцарь!
Lord, how marvellous a thing it is, the grip his memory doth take upon his quaint and crazy fancies!	Удивительно, до чего крепко сидят у него в памяти все его странные и безумные фантазии!..
An empty and foolish title is mine, and yet it is something to have deserved it; for I think it is more honour to be held worthy to be a spectre-knight in his Kingdom of Dreams and Shadows, than to be held base enough to be an earl in some of the REAL kingdoms of this world."	И хоть этот мой титул один пустой звук, все же мне лестно, что я заслужил его; пожалуй, больше чести быть достойным рыцарства в его царстве Снов и Теней, чем добиться ценой унижений графского титула в каком-нибудь настоящем царстве мира сего".
The crowd fell apart to admit a constable, who approached and was about to lay his hand upon the King's shoulder, when Hendon said--	Толпа расступилась, чтобы пропустить полицейского; полицейский подошел и положил руку на плечо короля. Но Гендон сказал ему:
"Gently, good friend, withhold your hand--he shall go peaceably; I am responsible for that.	- Тише, приятель, прими руку! Он пойдет послушно, я за него отвечаю.
Lead on, we will follow."	Иди вперед, а мы пойдем за тобою.
The officer led, with the woman and her bundle; Miles and the King followed after, with the crowd at their heels.	Полицейский пошел вперед вместе с женщиной, которая несла корзинку; Майлс и король шли сзади, а за ними по пятам - толпа народа.
The King was inclined to rebel; but Hendon said to him in a low voice--	Король стал было упираться, но Гендон шепнул ему:
"Reflect, Sire--your laws are the wholesome breath of your own royalty; shall their source resist them, yet require the branches to respect them?	- Подумай, государь, твоими законами держится вся твоя королевская власть; если тот, от кого исходят законы, не уважает их сам, как же он может требовать, чтобы их уважали другие.
Apparently one of these laws has been broken; when the King is on his throne again, can it ever grieve him to remember that when he was seemingly a private person he loyally sank the king in the citizen and submitted to its authority?"	По-видимому, один из этих законов нарушен; когда король снова взойдет на трон, ему, без сомнения, будет приятно вспомнить, что, находясь в положении частного человека, он, невзирая на свой королевский сан, поступил, как подобает гражданину, и подчинился законам.
"Thou art right; say no more; thou shalt see that whatsoever the King of England requires a subject to suffer, under the law, he will himself suffer while he holdeth the station of a subject."	- Ты прав, ни слова более; ты увидишь, что если король Англии налагает ярмо законов на своих подданных, он и сам, очутившись в положении подданного, понесет это ярмо.
When the woman was called upon to testify before the justice of the peace, she swore that the small prisoner at the bar was the person who had committed the theft; there was none able to show the contrary, so the King stood convicted.	У судьи женщина подтвердила под присягой, что этот маленький арестант тот самый воришка, который ее обокрал; никто не мог опровергнуть ее, и все улики были против короля.

The bundle was now unrolled, and when the contents proved to be a plump little dressed pig, the judge looked troubled, whilst Hendon turned pale, and his body was thrilled with an electric shiver of dismay; but the King remained unmoved, protected by his ignorance.	Развязали узел, и когда в нем оказался жирный, откормленный поросенок, судья заволновался, а Гендон побледнел и задрожал; только король в своем неведении остался спокойным.
The judge meditated, during an ominous pause, then turned to the woman, with the question--	Судья зловеще медлил, потом обратился к женщине с вопросом:
"What dost thou hold this property to be worth?"	- Во сколько ты оцениваешь твою собственность?
The woman courtesied and replied-- "Three shillings and eightpence, your worship--I could not abate a penny and set forth the value honestly."	- В три шиллинга и восемь пенсов, ваша милость! Это самая добросовестная цена, я не могу сбавить ни одного пенни.
The justice glanced around uncomfortably upon the crowd, then nodded to the constable, and said--	Судья недовольно оглядел толпу, кивнул полицейскому и сказал:
"Clear the court and close the doors."	- Очисти помещение и запри двери!
It was done.	Приказ был исполнен.
None remained but the two officials, the accused, the accuser, and Miles Hendon.	В суде остались только два служителя закона, обвиняемый, обвинительница и Майлс Гендон.
This latter was rigid and colourless, and on his forehead big drops of cold sweat gathered, broke and blended together, and trickled down his face.	Майлс был бледен, неподвижен, капли холодного пота выступили у него на лбу и покатились по лицу.
The judge turned to the woman again, and said, in a compassionate voice--	Судья опять обратился к женщине и сказал ласково:
"'Tis a poor ignorant lad, and mayhap was driven hard by hunger, for these be grievous times for the unfortunate; mark you, he hath not an evil face--but when hunger driveth--Good woman! dost know that when one steals a thing above the value of thirteenpence ha'penny the law saith he shall HANG for it?"	- Это бедный, невежественный мальчик, может быть голодный, потому что теперь такие трудные времена для бедняков; посмотри на него: у него лицо не злое, но с голоду мало ли что делают... Известно ли тебе, добрая женщина, что за кражу имущества стоимостью выше тринадцати с половиной пенсов виновный, по закону, должен быть повешен?
The little King started, wide-eyed with consternation, but controlled himself and held his peace; but not so the woman.	Маленький король широко открыл глаза от удивления, но сдержался и промолчал.
She sprang to her feet, shaking with fright, and cried out--	Зато женщина вскочила на ноги, дрожа от страха и восклицая:
"Oh, good lack, what have I done!	- Что же я наделала!..
God-a-mercy, I would not hang the poor thing for the whole world!	Милосердный боже, да я вовсе не хочу, чтобы этот бедняк шел из-за меня на виселицу!
Ah, save me from this, your worship--what shall I do, what CAN I do?"	Ах, избавьте меня от этого, ваша милость! Скажите, что мне делать!..
The justice maintained his judicial composure, and simply said--	Судья, храня подобающее судье спокойствие, просто ответил:
"Doubtless it is allowable to revise the value, since it is not yet writ upon the record."	- Без сомнения, можно сбавить цену, пока она еще не занесена в протокол...

"Then in God's name call the pig eightpence, and heaven bless the day that freed my conscience of this awesome thing!"	- Ради бога, считайте, что поросенок стоит всего восемь пенсов! Слава тебе, господи, что ты не дал принять на душу такой тяжелый грех!
Miles Hendon forgot all decorum in his delight; and surprised the King and wounded his dignity, by throwing his arms around him and hugging him.	Майлс Гендон на радостях совершенно забыл об этикете; он удивил короля и уязвил королевское достоинство, обняв его и расцеловав.
The woman made her grateful adieux and started away with her pig; and when the constable opened the door for her, he followed her out into the narrow hall.	Женщина поблагодарила и ушла, унося с собой поросенка; полицейский отворил ей дверь и вышел вслед за нею в сени.
The justice proceeded to write in his record book.	Судья записывал все происшедшее в протокол.
Hendon, always alert, thought he would like to know why the officer followed the woman out; so he slipped softly into the dusky hall and listened. He heard a conversation to this effect--	А Гендону, который всегда был настороже, захотелось узнать, зачем это полицейский пошел вслед за женщиной; он потихоньку прокрался в темные сени и услыхал следующий разговор:
"It is a fat pig, and promises good eating; I will buy it of thee; here is the eightpence."	- Поросенок жирный и, верно, очень вкусный; покупаю его у тебя; вот тебе восемь пенсов.
"Eightpence, indeed!	- Восемь пенсов!
Thou'lt do no such thing.	Вот чего захотел!
It cost me three shillings and eightpence, good honest coin of the last reign, that old Harry that's just dead ne'er touched or tampered with.	Да он мне самой стоил три шиллинга и восемь пенсов, настоящей монетой последнего царствования, которую старый Гарри, что помер недавно, не успел отобрать себе.
A fig for thy eightpence!"	Фигу тебе за твои восемь пенсов!
"Stands the wind in that quarter?	- А, ты вот как заговорила!..
Thou wast under oath, and so swore falsely when thou saidst the value was but eightpence.	Да ведь ты под присягой показала, что поросенок стоит восемь пенсов. Значит, ты дала ложную клятву.
Come straightway back with me before his worship, and answer for the crime!--and then the lad will hang."	Иди со мной держать ответ за свое преступление! А мальчишку повесят.
"There, there, dear heart, say no more, I am content.	- Ну, ну, будет тебе, добрый человек, молчи, я согласна.
Give me the eightpence, and hold thy peace about the matter."	Давай сюда восемь пенсов, бери поросенка, только никому не рассказывай.
The woman went off crying: Hendon slipped back into the court room, and the constable presently followed, after hiding his prize in some convenient place.	Женщина ушла вся в слезах. Гендон проскользнул назад, в комнату судьи, туда же вскоре вернулся и полицейский, спрятав в надежное место свою добычу.
The justice wrote a while longer, then read the King a wise and kindly lecture, and sentenced him to a short imprisonment in the common jail, to be followed by a public flogging.	Судья еще некоторое время писал, затем прочел королю отечески мудрое и строгое наставление и приговорил его к кратковременному заключению в общей тюрьме, а затем к публичной порке плетьми.

The astounded King opened his mouth, and was probably going to order the good judge to be beheaded on the spot; but he caught a warning sign from Hendon, and succeeded in closing his mouth again before he lost anything out of it.	Удивленный король раскрыл рот для ответа и, по всей вероятности, отдал бы приказ обезглавить доброго судью тут же на месте, но Г ендон знаком предостерег его, и он сдержал себя вовремя.
Hendon took him by the hand, now, made reverence to the justice, and the two departed in the wake of the constable toward the jail.	Г ендон взял его за руку, поклонился судье, и оба, под охраной полицейского, отправились в тюрьму.
The moment the street was reached, the inflamed monarch halted, snatched away his hand, and exclaimed--	Как только они вышли на улицу, взбешенный монарх остановился, вырвал руку и воскликнул:
"Idiot, dost imagine I will enter a common jail ALIVE?"	- Глупец, неужели ты воображаешь, что я войду в общую тюрьму живым?
Hendon bent down and said, somewhat sharply--	Г ендон наклонился к нему и сказал довольно резко:
"WILL you trust in me?	- Будешь ты мне верить или нет?
Peace! and forbear to worsen our chances with dangerous speech.	Молчи и не ухудшай дела опасными речами!
What God wills, will happen; thou canst not hurry it, thou canst not alter it; therefore wait, and be patient--'twill be time enow to rail or rejoice when what is to happen has happened." {1}	Что богу угодно, то и случится; ты ничего не можешь ни ускорить, ни отдалить; жди терпеливо - еще будет время горевать или радоваться, когда произойдет то, чему быть суждено.
Chapter XXIV.	24.
The escape.	Побег
The short winter day was nearly ended.	Короткий зимний день шел к концу.
The streets were deserted, save for a few random stragglers, and these hurried straight along, with the intent look of people who were only anxious to accomplish their errands as quickly as possible, and then snugly house themselves from the rising wind and the gathering twilight.	Улицы были пусты, лишь изредка попадались прохожие, да и те шагали торопливо, с озабоченным видом людей, желающих возможно скорее покончить дела и укрыться в уютных домах от пронизывающего ветра и надвигающихся сумерек.
They looked neither to the right nor to the left; they paid no attention to our party, they did not even seem to see them.	Они не глядели ни вправо, ни влево; они не обращали никакого внимания на наших путников, даже как будто не видели их.
Edward the Sixth wondered if the spectacle of a king on his way to jail had ever encountered such marvellous indifference before.	Эдуард Шестой спрашивал себя, случалось ли когда-нибудь, чтобы толпа смотрела на короля, шествующего в тюрьму, с таким великолепным равнодушием.
By-and-by the constable arrived at a deserted market-square, and proceeded to cross it.	Наконец полицейский дошел до совершенно пустой рыночной площади и стал пересекать ее.
When he had reached the middle of it, Hendon laid his hand upon his arm, and said in a low voice--	Дойдя до середины, Г ендон положил руку на плечо полицейского и шепнул ему:
"Bide a moment, good sir, there is none in hearing, and I would say a word to thee."	- Погоди минутку, добрый сэр! Нас никто не слышит. Мне нужно сказать тебе два слова.
"My duty forbids it, sir; prithee hinder me not, the night comes on."	-Мой долг запрещает мне разговаривать, сэр! Пожалуйста, не задерживай меня, скоро ночь.

"Stay, nevertheless, for the matter concerns thee nearly.	- А все-таки погоди, потому что дело близко тебя касается.
Turn thy back a moment and seem not to see: LET THIS POOR LAD ESCAPE."	Отвернись на минутку и притворись, будто ты ничего не видишь: дай бедному мальчику убежать.
"This to me, sir!	- Как ты смеешь предлагать мне это?
I arrest thee in--"	Арестую тебя именем...
"Nay, be not too hasty.	- Постой, не торопись.
See thou be careful and commit no foolish error,"--then he shut his voice down to a whisper, and said in the man's ear--"the pig thou hast purchased for eightpence may cost thee thy neck, man!"	Поспешность никогда не приводит к добру. -Г ендон понизил голос и шепнул на ухо полицейскому: - Поросенок, купленный тобою за восемь пенсов, может стоить тебе головы!
The poor constable, taken by surprise, was speechless, at first, then found his tongue and fell to blustering and threatening; but Hendon was tranquil, and waited with patience till his breath was spent; then said--	Бедный полицейский, захваченный врасплох, сначала слова не мог выговорить, а потом начал грозить и ругаться. Но Гендон спокойно и терпеливо ждал, пока он угомонится, затем сказал:
"I have a liking to thee, friend, and would not willingly see thee come to harm.	- Ты мне понравился, приятель, мне не хотелось бы, чтобы ты попал в беду.
Observe, I heard it all--every word.	Помни, что я все слышал, от слова до слова.
I will prove it to thee." Then he repeated the conversation which the officer and the woman had had together in the hall, word for word, and ended with-- "There--have I set it forth correctly?	Я сейчас докажу тебе это, - и он повторил слово в слово весь разговор полицейского с женщиной в сенях и прибавил: - Ну что, разве не так было дело?
Should not I be able to set it forth correctly before the judge, if occasion required?"	Разве я не могу, если понадобится, дать показания перед судьей?
The man was dumb with fear and distress, for a moment; then he rallied, and said with forced lightness--	В первую минуту полицейский онемел от страха и досады; потом пришел в себя и с напускной развязностью возразил:
"'Tis making a mighty matter, indeed, out of a jest; I but plagued the woman for mine amusement."	- Ты делаешь из мухи слона; мне просто вздумалось подшутить над этой женщиной ради забавы.
"Kept you the woman's pig for amusement?"	- И поросенка ты оставил у себя ради забавы?
The man answered sharply--	Полицейский ответил торопливо:
"Nought else, good sir—I tell thee 'twas but a jest."	- Конечно, добрый господин. Говорят тебе, что это была шутка.
"I do begin to believe thee," said Hendon, with a perplexing mixture of mockery and half-conviction in his tone; "but tarry thou here a moment whilst I run and ask his worship--for nathless, he being a man experienced in law, in jests, in--"	- Я начинаю тебе верить, - сказал Г ендон не то всерьез, не то в насмешку. - Так ты постой здесь немного, а я сбегаю спрошу его милость судью, -он ведь человек опытный, разбирается и в законах, и в шутках, и в...
He was moving away, still talking; the constable hesitated, fidgeted, spat out an oath or two, then cried out--	Он повернулся и пошел, договорив уже последние слова на ходу. Полицейский помедлил немного, потоптался на одном месте, выругался раза два, потом крикнул ему вдогонку:

"Hold, hold, good sir--prithee wait a little—the judge!	-Постой, добрый сэр, погоди минутку! Ты говоришь, судью спросишь?
Why, man, he hath no more sympathy with a jest than hath a dead corpse!--come, and we will speak further.	Да он на шутки туп, как чурбан! Пойди-ка лучше сюда, давай поговорим!
Ods body!	Странное дело!
I seem to be in evil case--and all for an innocent and thoughtless pleasantry.	Я, кажется, попал в историю, и все из-за невинной, необдуманной забавы.
I am a man of family; and my wife and little ones--List to reason, good your worship: what wouldst thou of me?"	Я человек семейный, у меня жена, дети... Рассуди же здраво, твоя милость, чего ты хочешь от меня?
"Only that thou be blind and dumb and paralytic whilst one may count a hundred thousand-counting slowly," said Hendon, with the expression of a man who asks but a reasonable favour, and that a very little one.	- Только того, чтобы ты был слеп, нем и не двигался с места, пока не досчитаешь до ста тысяч, - сказал Гендон с таким видом, как будто просил о самой ничтожной услуге.
"It is my destruction!" said the constable despairingly.	- Да ведь я тогда пропащий человек! - с отчаянием вскричал полицейский.
"Ah, be reasonable, good sir; only look at this matter, on all its sides, and see how mere a jest it is--how manifestly and how plainly it is so.	- Будь же рассудителен, мой добрый сэр; ведь ты же сам понимаешь, что то была шутка и ничего больше.
And even if one granted it were not a jest, it is a fault so small that e'en the grimmest penalty it could call forth would be but a rebuke and warning from the judge's lips."	А если даже принимать ее всерьез, так и то за такую малость самое большее, чем я рискую, это получить нагоняй от судьи: он сделает мне выговор и посоветует никогда не повторять подобных дел.
Hendon replied with a solemnity which chilled the air about him-- "This jest of thine hath a name, in law,--wot you what it is?"	- Это шутка? - с ледяной торжественностью возразил Гендон. - Эта твоя шутка носит в законе название, ты знаешь какое?
"I knew it not!	- Я этого не знал!
Peradventure I have been unwise.	Может быть, я был неосторожен.
I never dreamed it had a name--ah, sweet heaven, I thought it was original."	Мне и в голову не приходило, что это уже носит название... Я думал, что я первый изобрел такую шутку.
"Yes, it hath a name.	- Да, она имеет название.
In the law this crime is called Non compos mentis lex talionis sic transit gloria mundi."	В законах она называется Non compos mentis lex talionis sic transit gloria imundi[ Бессмысленный набор латинских слов.].
"Ah, my God!"	- Ах, господи!
"And the penalty is death!"	- И наказание - смертная казнь!
"God be merciful to me a sinner!"	- Господи, помилуй меня, грешного!

"By advantage taken of one in fault, in dire peril, and at thy mercy, thou hast seized goods worth above thirteenpence ha'penny, paying but a trifle for the same; and this, in the eye of the law, is constructive barratry, misprision of treason, malfeasance in office, ad hominem expurgatis in statu quo--and the penalty is death by the halter, without ransom, commutation, or benefit of clergy."	- Воспользовавшись преимуществом своего положения, злоупотребив беспомощностью зависящего от тебя лица, ты захватил за бесценок чужую собственность стоимостью свыше тринадцати пенсов с половиной; а это в глазах закона есть умышленная недобросовестность, вероломство, превышение власти, ad hominem expurgatis in status quo, и наказание за это - смерть на виселице, без выкупа, пощады, покаяния и утешения религии.
"Bear me up, bear me up, sweet sir, my legs do fail me!	- Поддержи меня, ради бога, мой добрый сэр, ноги не держат меня!
Be thou merciful--spare me this doom, and I will turn my back and see nought that shall happen."	Сжалься, избавь меня от погибели, и я стану к вам спиной и ничего не увижу и не услышу.
"Good! now thou'rt wise and reasonable.	- Ладно! Наконец-то ты поумнел.
And thou'lt restore the pig?"	А поросенка ты отдашь этой женщине?
"I will, I will indeed--nor ever touch another, though heaven send it and an archangel fetch it.	- Отдам, непременно отдам! И никогда в жизни больше не дотронусь до поросенка, хотя бы сам архангел мне принес его с небес!
Go--I am blind for thy sake--I see nothing.	Ступай, я ради тебя ослеп на оба глаза, я ничего не вижу.
I will say thou didst break in and wrest the prisoner from my hands by force.	Я скажу, что ты силой вырвал у меня из рук осужденного.
It is but a crazy, ancient door--I will batter it down myself betwixt midnight and the morning."	Дверь в тюрьме ветхая, плохая, я сам выломаю ее после полуночи.
"Do it, good soul, no harm will come of it; the judge hath a loving charity for this poor lad, and will shed no tears and break no jailer's bones for his escape."	- Выломай, добрая душа, худого от этого никому не будет. Судья сам жалеет бедного мальчика; он не станет проливать слезы и ломать тюремщику кости из-за того, что мальчик убежит.
Chapter XXV.	25.
Hendon Hall.	Гендон-холл
As soon as Hendon and the King were out of sight of the constable, his Majesty was instructed to hurry to a certain place outside the town, and wait there, whilst Hendon should go to the inn and settle his account.	Едва полицейский скрылся из виду, Г ендон попросил его величество поспешить за город и там ждать, пока он сходит в трактир и расплатится по счету.
Half an hour later the two friends were blithely jogging eastward on Hendon's sorry steeds.	Полчаса спустя два друга уже весело трусили к востоку на жалких одрах Гендона.
The King was warm and comfortable, now, for he had cast his rags and clothed himself in the second-hand suit which Hendon had bought on London Bridge.	Королю теперь было тепло и удобно, потому что он сбросил свои лохмотья и оделся в поношенное платье, купленное Г ендоном на Лондонском мосту.

Hendon wished to guard against over-fatiguing the boy; he judged that hard journeys, irregular meals, and illiberal measures of sleep would be bad for his crazed mind; whilst rest, regularity, and moderate exercise would be pretty sure to hasten its cure; he longed to see the stricken intellect made well again and its diseased visions driven out of the tormented little head; therefore he resolved to move by easy stages toward the home whence he had so long been banished, instead of obeying the impulse of his impatience and hurrying along night and day.	Г ендон не хотел переутомлять мальчика; он полагал, что дорожная усталость, еда не во-время и скудный сон будут вредно действовать на его расстроенный ум, тогда как покой и правильная жизнь, несомненно, ускорят выздоровление. Он жаждал увидеть своего маленького друга здоровым, жаждал освободить его мозг от болезненных видений и поэтому решил подвигаться к родному дому, из которого так давно был изгнан, не спеша, маленькими переходами, вместо того чтобы, повинуясь голосу своего нетерпения, скакать туда день и ночь.
When he and the King had journeyed about ten miles, they reached a considerable village, and halted there for the night, at a good inn.	Проехав миль десять, наши путники добрались до большой деревни и остановились там на ночь в хорошем трактире.
The former relations were resumed; Hendon stood behind the King's chair, while he dined, and waited upon him; undressed him when he was ready for bed; then took the floor for his own quarters, and slept athwart the door, rolled up in a blanket.	Между ними снова установились прежние отношения: во время обеда Гендон стоял за стулом короля и прислуживал ему, вечером раздевал его и укладывал в постель, а сам ложился на полу у порога, закутавшись в одеяло.
The next day, and the day after, they jogged lazily along talking over the adventures they had met since their separation, and mightily enjoying each other's narratives.	На другой день и еще на следующий они ехали медленно, беседуя о том, что с ними случилось после разлуки, и забавляя Друг друга своими рассказами.
Hendon detailed all his wide wanderings in search of the King, and described how the archangel had led him a fool's journey all over the forest, and taken him back to the hut, finally, when he found he could not get rid of him.	Гендон описал подробно свои странствования в поисках короля; рассказал, как "архангел" водил его, словно дурака, по всему лесу и в конце концов, убедившись, что от него не так-то легко отделаться, привел его опять в хижину.
Then--he said--the old man went into the bedchamber and came staggering back looking broken-hearted, and saying he had expected to find that the boy had returned and laid down in there to rest, but it was not so.	Тут старик пошел прямо в спальню и вышел оттуда шатаясь, с сокрушенным видом, говоря, что он рассчитывал застать мальчика уже дома в постели, но не нашел его.
Hendon had waited at the hut all day; hope of the King's return died out, then, and he departed upon the quest again.	Гендон прождал в хижине целый день, но затем, потеряв всякую надежду на возвращение короля, снова отправился на поиски.
"And old Sanctum Sanctorum WAS truly sorry your highness came not back," said Hendon; "I saw it in his face."	- А старый святоша действительно был очень огорчен, что ваше величество не вернулись к нему, - сказал Гендон, - это было видно по его лицу.
"Marry I will never doubt THAT!" said the King--and then told his own story; after which, Hendon was sorry he had not destroyed the archangel.	- В этом я не сомневаюсь, - сказал король и в свою очередь рассказал, что было с ним; выслушав его, Гендон очень пожалел, что не убил "архангела".
During the last day of the trip, Hendon's spirits were soaring.	В последний день пути Г ендон был очень возбужден.
His tongue ran constantly.	Он болтал без умолку.

He talked about his old father, and his brother Arthur, and told of many things which illustrated their high and generous characters; he went into loving frenzies over his Edith, and was so glad-hearted that he was even able to say some gentle and brotherly things about Hugh.	Он говорил о своем старике отце, о своем брате Артуре, приводил разные примеры их великодушия и благородства, с любовью рассказывал о своей Эдит и был так счастлив, что даже о Гью говорил по-братски, почти с нежностью.
He dwelt a deal on the coming meeting at Hendon Hall; what a surprise it would be to everybody, and what an outburst of thanksgiving and delight there would be.	Он вслух мечтал о предстоящей встрече с родными, о том, какой неожиданностью будет его приезд в Г ендонский замок и какую бурю восторгов и радости он вызовет.
It was a fair region, dotted with cottages and orchards, and the road led through broad pasture lands whose receding expanses, marked with gentle elevations and depressions, suggested the swelling and subsiding undulations of the sea.	Они ехали по красивой местности, мимо домиков и фруктовых садов; дорога шла через широкие пастбища; отлогие подъемы и спуски напоминали морские волны.
In the afternoon the returning prodigal made constant deflections from his course to see if by ascending some hillock he might not pierce the distance and catch a glimpse of his home.	После полудня возвращающийся блудный сын все чаще отклонялся от своего пути, взбирался на какой-нибудь бугор и пытался разглядеть вдали крышу родного дома.
At last he was successful, and cried out excitedly--	Наконец он разглядел ее и взволнованно крикнул:
"There is the village, my Prince, and there is the Hall close by!	- Вот деревня, государь, а вот и замок с ней рядом!
You may see the towers from here; and that wood there--that is my father's park.	Отсюда видны башни; а вон тот лес - это парк моего отца.
Ah, NOW thou'lt know what state and grandeur be!	Теперь ты увидишь, что такое знатность и роскошь!
A house with seventy rooms--think of that!--and seven and twenty servants!	В доме семьдесят комнат - подумай только! - и двадцать семь слуг.
A brave lodging for such as we, is it not so?	Не дурной дом для таких, как мы с тобой, а?
Come, let us speed--my impatience will not brook further delay."	Ну, торопись, я не в силах дольше сдерживать свое нетерпение!
All possible hurry was made; still, it was after three o'clock before the village was reached.	Но как они ни торопились, было уже больше трех часов, когда они доехали до деревни.
The travellers scampered through it, Hendon's tongue going all the time.	Пока они проезжали через нее, Г ендон не умолкал ни на минуту:
"Here is the church--covered with the same ivy--none gone, none added."	- Вот и церковь, обвитая все тем же плющом. Все по-прежнему, ничего не изменилось.
"Yonder is the inn, the old Red Lion,--and yonder is the market-place." "Here is the Maypole, and here the pump --nothing is altered; nothing but the people, at any rate; ten years make a change in people; some of these I seem to know, but none know me."	А вот гостиница "Старый Красный Лев", вот рыночная площадь, вот майский шест, вот водокачка, - ничего не изменилось, кроме людей конечно; за десять лет люди должны измениться; некоторых я как будто узнаю, но меня не узнает никто.
So his chat ran on.	Так он болтал не переставая.

The end of the village was soon reached; then the travellers struck into a crooked, narrow road, walled in with tall hedges, and hurried briskly along it for half a mile, then passed into a vast flower garden through an imposing gateway, whose huge stone pillars bore sculptured armorial devices.	Скоро они доехали до конца деревни и свернули на узкую извилистую дорогу, обнесенную с двух сторон высокими изгородями, быстро проскакали по ней с полмили, затем через огромные ворота на высоких каменных столбах, украшенных лепными гербами, въехали в обширный парк.
A noble mansion was before them.	Перед ними было величественное здание.
"Welcome to Hendon Hall, my King!" exclaimed Miles.	-Приветствую тебя в Гендон-холле, король!-воскликнул Майлс.
"Ah, 'tis a great day!	- О, сегодня великий день!
My father and my brother, and the Lady Edith will be so mad with joy that they will have eyes and tongue for none but me in the first transports of the meeting, and so thou'lt seem but coldly welcomed--but mind it not; 'twill soon seem otherwise; for when I say thou art my ward, and tell them how costly is my love for thee, thou'lt see them take thee to their breasts for Miles Hendon's sake, and make their house and hearts thy home for ever after!"	Мой отец, и мой брат, и леди Эдит, наверное, так обезумеют от радости, что на первых порах у них не будет ни глаз, ни ушей ни для кого, кроме меня, так что тебя, возможно, примут холодно. Но ты не обращай внимания, - это скоро пройдет. Стоит мне сказать, что ты мой воспитанник, что я всей душой люблю тебя, и, ты увидишь, они обнимут тебя ради Майлса Гендона и навсегда дадут тебе приют и в своем доме и в своем сердце!
The next moment Hendon sprang to the ground before the great door, helped the King down, then took him by the hand and rushed within.	Г ендон соскочил наземь у подъезда, помог королю сойти, потом взял его за руку и поспешно вошел.
A few steps brought him to a spacious apartment; he entered, seated the King with more hurry than ceremony, then ran toward a young man who sat at a writing-table in front of a generous fire of logs.	Несколько ступенек ввели их в обширный покой. Г ендон торопливо и бесцеремонно усадил короля, а сам подбежал к молодому человеку, сидевшему за письменным столом у камина, где пылал яркий огонь.
"Embrace me, Hugh," he cried, "and say thou'rt glad I am come again! and call our father, for home is not home till I shall touch his hand, and see his face, and hear his voice once more!"	- Обними меня, Гью, - воскликнул он, - и скажи, что ты рад моему возвращению! Позови нашего отца, потому что родной дом для меня не дом, пока я не увижу его, не прикоснусь к его руке, не услышу снова его голоса.
But Hugh only drew back, after betraying a momentary surprise, and bent a grave stare upon the intruder--a stare which indicated somewhat of offended dignity, at first, then changed, in response to some inward thought or purpose, to an expression of marvelling curiosity, mixed with a real or assumed compassion.	В первую минуту Гью не сумел скрыть своего удивления, но сразу же отпрянул назад и остановил на пришельце долгий, пристальный взор. Этот взор сначала был полон оскорбленного достоинства, затем изменился под влиянием какой-то мысли и выразил недоумение, смешанное с неподдельным или притворным участием.
Presently he said, in a mild voice--	Потом он мягко произнес:
"Thy wits seem touched, poor stranger; doubtless thou hast suffered privations and rude buffetings at the world's hands; thy looks and dress betoken it.	- У тебя, по-видимому, голова не в порядке, бедный незнакомец; ты, без сомнения, много страдал, и люди обходились с тобой неласково, это видно и по лицу твоему и по платью.
Whom dost thou take me to be?"	За кого ты меня принимаешь?
"Take thee?	- За кого я тебя принимаю?

Prithee for whom else than whom thou art?	За того, кто ты есть.
I take thee to be Hugh Hendon," said Miles, sharply.	Я принимаю тебя за Гью Гендона, - резко сказал Майлс.
The other continued, in the same soft tone--	Тот продолжал так же мягко:
"And whom dost thou imagine thyself to be?"	- А себя ты кем воображаешь?
"Imagination hath nought to do with it!	- Воображение тут ни при чем!
Dost thou pretend thou knowest me not for thy brother Miles Hendon?"	Как будто ты не узнаешь во мне своего брата, Майлса Гендона?
An expression of pleased surprise flitted across Hugh's face, and he exclaimed--	Г ью, казалось, был радостно удивлен и воскликнул:
"What! thou art not jesting? can the dead come to life?	- Как, ты не шутишь? Разве мертвые оживают?
God be praised if it be so!	Дай бог, чтобы это было так!
Our poor lost boy restored to our arms after all these cruel years!	Наш бедный пропавший мальчик вернулся в наши объятия после стольких лет жестокой разлуки!
Ah, it seems too good to be true, it IS too good to be true--I charge thee, have pity, do not trifle with me!	Ах, это слишком хорошо и поэтому не может быть правдой! Умоляю тебя, не шути со мною!
Quick--come to the light—let me scan thee well!"	Скорее идем к свету - дай мне рассмотреть тебя хорошенько.
He seized Miles by the arm, dragged him to the window, and began to devour him from head to foot with his eyes, turning him this way and that, and stepping briskly around him and about him to prove him from all points of view; whilst the returned prodigal, all aglow with gladness, smiled, laughed, and kept nodding his head and saying--	Он схватил Майлса за руку, потащил его к окну и принялся его осматривать с ног до головы, пожирая глазами, поворачивая во все стороны и сам обходя вокруг, чтобы разглядеть его со всех сторон; а возвратившийся блудный сын, сияя радостью, улыбался, смеялся и кивал головой, приговаривая:
"Go on, brother, go on, and fear not; thou'lt find nor limb nor feature that cannot bide the test.	- Смотри, брат, смотри, не бойся, ты не найдешь ни одной черты, которая не могла бы выдержать испытания.
Scour and scan me to thy content, my good old Hugh--I am indeed thy old Miles, thy same old Miles, thy lost brother, is't not so?	Разглядывай меня, сколько душе будет угодно, милый мой старый Г ью! Я в самом деле прежний Майлс, твой Майлс, которого вы считали погибшим.
Ah, 'tis a great day--I SAID 'twas a great day!	Ах, сегодня великий день!
Give me thy hand, give me thy cheek--lord, I am like to die of very joy!"	Дай мне твою руку, дай поцеловать тебя в щеку. Я, кажется, умру от радости.
He was about to throw himself upon his brother; but Hugh put up his hand in dissent, then dropped his chin mournfully upon his breast, saying with emotion--	Он собирался обнять брата; но Г ью отстранил его рукой, уныло опустил голову на грудь и с волнением сказал:
"Ah, God of his mercy give me strength to bear this grievous disappointment!"	- Боже милосердный, дай мне сил перенести это тяжкое разочарование!
Miles, amazed, could not speak for a moment; then he found his tongue, and cried out--	Майлс от удивления в первую минуту не мог произнести ни слова; затем воскликнул:

"WHAT disappointment?	- Какое разочарование?
Am I not thy brother?"	Разве я не брат твой?
Hugh shook his head sadly, and said--	Гью печально покачал головой и сказал:
"I pray heaven it may prove so, and that other eyes may find the resemblances that are hid from mine.	- Молю небо, чтобы это было так и чтобы другие глаза нашли сходство, которого не нахожу я.
Alack, I fear me the letter spoke but too truly."	Увы! Боюсь, что письмо говорило жестокую правду.
"What letter?"	- Какое письмо?
"One that came from over sea, some six or seven years ago.	- Полученное из заморских краев лет шесть или семь тому назад.
It said my brother died in battle."	В нем было сказано, что брат мой погиб в сражении.
"It was a lie!	- Это ложь!
Call thy father--he will know me."	Позови отца, он узнает меня.
"One may not call the dead."	- Нельзя позвать того, кто умер.
"Dead?"	- Умер?
Miles's voice was subdued, and his lips trembled.	- Голос Майлса зазвучал глухо, и губы его задрожали.
"My father dead!--oh, this is heavy news.	- Мой отец умер! О, горькая весть!
Half my new joy is withered now.	Радость моя отравлена.
Prithee let me see my brother Arthur--he will know me; he will know me and console me."	Пожалуйста, проводи меня к моему брату Артуру, - он узнает меня; узнает и утешит.
"He, also, is dead."	- Он тоже умер.
"God be merciful to me, a stricken man!	- Боже, будь милостив ко мне, несчастному!
Gone,--both gone--the worthy taken and the worthless spared, in me!	Умерли, оба умерли! Достойные умерли, а я, недостойный, остался жить!
Ah! I crave your mercy!--do not say the Lady Edith--"	Ах, пощади меня, не говори, что и леди Эдит...
"Is dead?	- Умерла?
No, she lives."	Нет, она жива.
"Then, God be praised, my joy is whole again!	- Ну, слава богу! Теперь я снова счастлив!
Speed thee, brother--let her come to me!	Поспеши же, брат, позови ее сюда ко мне!
An' SHE say I am not myself--but she will not; no, no, SHE will know me, I were a fool to doubt it.	Если и она скажет, что я не я... Но она этого не скажет; нет, нет, она узнает меня. Я глупец, что сомневаюсь в этом.
Bring her--bring the old servants; they, too, will know me."	Позови ее, позови и старых слуг; они тоже узнают меня.
"All are gone but five--Peter, Halsey, David, Bernard, and Margaret."	-Все они умерли, кроме пятерых: Питера, Гэлси, Дэвида, Бернарда и Маргарэт.
So saying, Hugh left the room.	С этими словами Гью вышел из комнаты.

Miles stood musing a while, then began to walk the floor, muttering--	Майлс подумал немного, потом начал ходить из угла в угол, бормоча про себя:
"The five arch-villains have survived the two-and-twenty leal and honest --'tis an odd thing."	- Странное дело: пятеро мерзавцев живы, а двадцать два честных человека умерли!
He continued walking back and forth, muttering to himself; he had forgotten the King entirely.	Он все ходил взад и вперед и бормотал про себя; он совершенно забыл о короле.
By-and-by his Majesty said gravely, and with a touch of genuine compassion, though the words themselves were capable of being interpreted ironically--	Наконец его величество с неподдельным участием произнес слова, которые можно было, впрочем, принять за насмешку:
"Mind not thy mischance, good man; there be others in the world whose identity is denied, and whose claims are derided.	- Не огорчайся своей неудачей, бедный человек: есть и другие в этом мире, чья личность и чьи права остаются непризнанными.
Thou hast company."	У тебя есть товарищ по несчастью.
"Ah, my King," cried Hendon, colouring slightly, "do not thou condemn me --wait, and thou shalt see.	- Ах, государь, - воскликнул Г ендон, слегка покраснев, - не осуждай меня хоть ты! Подожди -и ты увидишь.
I am no impostor--she will say it; you shall hear it from the sweetest lips in England.	Я не обманщик - она сама это скажет; ты услышишь это из прелестнейших уст.
I an impostor?	Я обманщик?
Why, I know this old hall, these pictures of my ancestors, and all these things that are about us, as a child knoweth its own nursery.	Да ведь я знаю этот старый зал, эти портреты моих предков, как дитя знает свою детскую.
Here was I born and bred, my lord; I speak the truth; I would not deceive thee; and should none else believe, I pray thee do not THOU doubt me--I could not bear it."	Здесь я родился и вырос, государь, я говорю правду, я не стал бы обманывать тебя; и если никто другой мне не поверит, умоляю тебя, не сомневайся во мне хоть ты: я этого не вынесу.
"I do not doubt thee," said the King, with a childlike simplicity and faith.	- Я не сомневаюсь в тебе, - сказал король с детской простотой и доверчивостью.
"I thank thee out of my heart!" exclaimed Hendon with a fervency which showed that he was touched.	- Благодарю тебя от всей души! - с жаром воскликнул Гендон. Он был искренне растроган.
The King added, with the same gentle simplicity--	А король прибавил так же просто:
"Dost thou doubt ME?"	- Ведь ты не сомневаешься во мне?
A guilty confusion seized upon Hendon, and he was grateful that the door opened to admit Hugh, at that moment, and saved him the necessity of replying.	Гендону стало стыдно, и он обрадовался, когда вошел Гью и избавил его от необходимости ответить.
A beautiful lady, richly clothed, followed Hugh, and after her came several liveried servants.	Вслед за Г ью вошла красивая дама, богато одетая, а за нею несколько слуг в ливреях.
The lady walked slowly, with her head bowed and her eyes fixed upon the floor.	Дама шла медленно, опустив голову и глядя в пол.
The face was unspeakably sad.	Лицо ее было невыразимо грустно.
Miles Hendon sprang forward, crying out--	Майлс Гендон бросился к ней, восклицая:
"Oh, my Edith, my darling--"	- О моя Эдит, дорогая моя!..

But Hugh waved him back, gravely, and said to the lady--	Но Гью спокойно отстранил его и сказал даме:
"Look upon him.	- Посмотрите на него.
Do you know him?"	Вы его знаете?
At the sound of Miles's voice the woman had started slightly, and her cheeks had flushed; she was trembling now.	При звуке голоса Майлса красавица слегка вздрогнула, щеки ее порозовели; теперь она дрожала всем телом.
She stood still, during an impressive pause of several moments; then slowly lifted up her head and looked into Hendon's eyes with a stony and frightened gaze; the blood sank out of her face, drop by drop, till nothing remained but the grey pallor of death; then she said, in a voice as dead as the face,	Долго стояла она неподвижно и тихо, потом медленно подняла голову и посмотрела прямо в глаза Гендону испуганным, словно окаменевшим взглядом; капля за каплей вся кровь отлила от ее лица, и оно покрылось смертельной бледностью. Голосом, таким же мертвенным, как ее лицо, она сказала:
"I know him not!" and turned, with a moan and a stifled sob, and tottered out of the room.	-Я не знаю его. Затем она повернулась, подавив стоя, и нетвердой поступью вышла из комнаты.
Miles Hendon sank into a chair and covered his face with his hands.	Майлс Г ендон упал в кресло и закрыл лицо руками.
After a pause, his brother said to the servants--	Помолчав, брат его сказал слугам:
"You have observed him.	- Вот этот человек.
Do you know him?"	Он вам известен?
They shook their heads; then the master said--	Они покачали головами. Тогда их господин сказал:
"The servants know you not, sir.	- Слуги не узнают вас, сэр.
I fear there is some mistake.	Боюсь, что это какое-то недоразумение.
You have seen that my wife knew you not."	Вы видели, моя жена тоже не узнала вас.
"Thy WIFE!"	- Твоя жена!
In an instant Hugh was pinned to the wall, with an iron grip about his throat.	- В один миг Гью оказался прижатым к стене, и железная рука схватила его за горло.
"Oh, thou fox-hearted slave, I see it all!	- Ах ты, раб с лисьим сердцем! Теперь я все понимаю!
Thou'st writ the lying letter thyself, and my stolen bride and goods are its fruit.	Ты сам написал это лживое письмо, чтобы украсть у меня отцовское наследие и невесту.
There--now get thee gone, lest I shame mine honourable soldiership with the slaying of so pitiful a mannikin!"	Получай! Теперь убирайся, пока я не замарал своей честной солдатской руки убийством такой жалкой твари.
Hugh, red-faced, and almost suffocated, reeled to the nearest chair, and commanded the servants to seize and bind the murderous stranger.	Гью, весь багровый, задыхаясь, едва дошел до ближайшего кресла и повалился в него, приказав слугам схватить и связать разбойника.
They hesitated, and one of them said--	Слуги медлили. Один из них сказал:
"He is armed, Sir Hugh, and we are weaponless."	- Он вооружен, сэр Гью, а мы безоружны.
"Armed!	- Вооружен?

What of it, and ye so many?	Так что же! Он один, а вас много.
Upon him, I say!"	Говорят вам, вяжите его!
But Miles warned them to be careful what they did, and added--	Но Майлс посоветовал им быть осторожнее.
"Ye know me of old--I have not changed; come on, an' it like you."	- Вы меня знаете: я какой был, такой и остался. Попробуйте только ко мне подойти!
This reminder did not hearten the servants much; they still held back.	Эти слова не прибавили храбрости слугам. Они попятились.
"Then go, ye paltry cowards, and arm yourselves and guard the doors, whilst I send one to fetch the watch!" said Hugh.	- Убирайтесь, трусы! Вооружитесь и охраняйте все выходы, покуда я пошлю кого-нибудь за стражей, - сказал Гью.
He turned at the threshold, and said to Miles,	На пороге он обернулся к Майлсу и добавил:
"You'll find it to your advantage to offend not with useless endeavours at escape."	- А вам советую не ухудшать своего положения бесполезными попытками к бегству.
"Escape?	- Бегство?
Spare thyself discomfort, an' that is all that troubles thee.	Пусть это тебя не беспокоит.
For Miles Hendon is master of Hendon Hall and all its belongings.	Майлс Гендон - хозяин в Гендонском замке и во всех его угодьях.
He will remain--doubt it not."	Он здесь останется, не сомневайся!
Chapter XXVI.	26.
Disowned.	Не признан
The King sat musing a few moments, then looked up and said--	Король посидел немного, подумал, потом посмотрел на Майлса и сказал:
"'Tis strange--most strange.	- Странно, чрезвычайно странно!
I cannot account for it."	Не понимаю, что это значит.
"No, it is not strange, my liege.	- Нисколько не странно, государь!
I know him, and this conduct is but natural. He was a rascal from his birth."	Я его знаю, от него другого и ждать нельзя, - он был негодяем со дня рождения.
"Oh, I spake not of HIM, Sir Miles."	-О, я говорю не о нем, сэр Майлс!
"Not of him?	- Не о нем?
Then of what?	Так о чем же?
What is it that is strange?"	Что тебе кажется странным?
"That the King is not missed."	- Что короля до сих пор не хватились...
"How?	-Как?
Which?	Что такое?
I doubt I do not understand."	Я тебя не понимаю.
"Indeed?	- Не понимаешь?

Doth it not strike you as being passing strange that the land is not filled with couriers and proclamations describing my person and making search for me?	Разве не кажется тебе удивительным, что по всей стране не рыщут гонцы, разыскивая меня, и не видно нигде объявлений с описанием моей особы?
Is it no matter for commotion and distress that the Head of the State is gone; that I am vanished away and lost?"	Разве можно не волноваться и не скорбеть, зная, что глава государства пропал бесследно? Что я скрылся и исчез?
"Most true, my King, I had forgot."	- Совершенно верно, мой король. Я позабыл об этом.
Then Hendon sighed, and muttered to himself,	Гендон вздохнул и пробормотал про себя:
"Poor ruined mind--still busy with its pathetic dream."	"Бедный помешанный! Он все еще поглощен своей трогательной мечтой".
"But I have a plan that shall right us both--I will write a paper, in three tongues--Latin, Greek and English--and thou shalt haste away with it to London in the morning.	- Но у меня есть план, который поможет нам обоим восстановить свои права. Я напишу бумагу на трех языках: по-латыни, по-гречески и по-английски; а ты завтра утром скачи с ней в Лондон!
Give it to none but my uncle, the Lord Hertford; when he shall see it, he will know and say I wrote it.	Не отдавай никому, кроме моего дяди, лорда Гертфорда; когда он увидит ее, он сразу узнает, что это писал я.
Then he will send for me."	Он пришлет за мною.
"Might it not be best, my Prince, that we wait here until I prove myself and make my rights secure to my domains?	- Не лучше ли нам будет, мой принц, подождать здесь, пока я докажу свои права и вступлю во владение своими поместьями?
I should be so much the better able then to--"	Мне тогда будет гораздо удобнее...
The King interrupted him imperiously--	Король властно перебил его:
"Peace!	- Молчи!
What are thy paltry domains, thy trivial interests, contrasted with matters which concern the weal of a nation and the integrity of a throne?"	Что такое твои ничтожные поместья и твои жалкие интересы, когда дело идет о благе нации и неприкосновенности престола!
Then, he added, in a gentle voice, as if he were sorry for his severity, "Obey, and have no fear; I will right thee, I will make thee whole--yes, more than whole. I shall remember, and requite."	- И прибавил уже мягче, как бы сожалея о своей суровости: - Повинуйся мне без боязни! Я восстановлю тебя в твоих правах. Я возвращу тебе все, что у тебя было, и даже увеличу твои владения.
So saying, he took the pen, and set himself to work.	Я припомню твои услуги и вознагражу тебя.
Hendon contemplated him lovingly a while, then said to himself--	- С этими словами он взял перо и принялся за работу.
"An' it were dark, I should think it WAS a king that spoke; there's no denying it, when the humour's upon on him he doth thunder and lighten like your true King; now where got he that trick?	Гендон с любовью смотрел на него, говоря себе: "Будь здесь темно, я мог бы подумать, что со мною действительно говорит король; когда он разгневан, он мечет громы и молнии, словно настоящий король. Где он этому научился?

See him scribble and scratch away contentedly at his meaningless pot-hooks, fancying them to be Latin and Greek--and except my wit shall serve me with a lucky device for diverting him from his purpose, I shall be forced to pretend to post away to-morrow on this wild errand he hath invented for me."	Вон он там царапает бессмысленные каракули, воображая, что это латинские и греческие слова! Если только мне не удастся придумать какую-нибудь хитрость, чтобы отвлечь его, мне придется завтра притвориться, будто я отправляюсь в путь исполнять его нелепое поручение".
The next moment Sir Miles's thoughts had gone back to the recent episode.	Через минуту мысли сэра Майлса уже вернулись к недавним событиям.
So absorbed was he in his musings, that when the King presently handed him the paper which he had been writing, he received it and pocketed it without being conscious of the act.	Он был так поглощен своими думами, что, когда король подал ему исписанную бумагу, он взял ее и машинально положил в карман.
"How marvellous strange she acted," he muttered.	- Как она удивительно странно вела себя! -бормотал он.
"I think she knew me--and I think she did NOT know me.	- Она как будто узнала меня, а как будто и не узнала.
These opinions do conflict, I perceive it plainly; I cannot reconcile them, neither can I, by argument, dismiss either of the two, or even persuade one to outweigh the other.	Я понимаю, одно противоречит другому; я не могу примирить этих мыслей и в то же время не могу отогнать ни ту ни другую, и не могу дать одной из них перевес над другой.
The matter standeth simply thus: she MUST have known my face, my figure, my voice, for how could it be otherwise?	Казалось бы, все так просто: она должна была узнать мое лицо, мой голос, - могло ли быть иначе?
Yet she SAID she knew me not, and that is proof perfect, for she cannot lie.	А между тем она сказала, что не узнает меня, -значит, она в самом деле меня не узнала, потому что она не умеет лгать.
But stop--I think I begin to see.	Постой, я, кажется, начинаю понимать!
Peradventure he hath influenced her, commanded her, compelled her to lie.	Может быть, он уговорил ее, заставил солгать, принудил силой?
That is the solution. The riddle is unriddled.	Да, загадка разгадана.
She seemed dead with fear--yes, she was under his compulsion.	У нее был такой вид, словно она чуть не умерла от страха... Ну конечно, она действовала по его принуждению!
I will seek her; I will find her; now that he is away, she will speak her true mind.	Я ее отыщу, я найду ее: теперь, когда его нет, она ничего не утаит от меня.
She will remember the old times when we were little playfellows together, and this will soften her heart, and she will no more betray me, but will confess me.	Она припомнит былые времена, когда мы вместе играли детьми; это смягчит ее сердце, и она не станет больше лукавить, она признает меня.
There is no treacherous blood in her--no, she was always honest and true.	В ней нет вероломства, она всегда была честна и правдива.
She has loved me, in those old days--this is my security; for whom one has loved, one cannot betray."	В те дни она любила меня. Это служит мне порукой: кого любят, того не обманывают.
He stepped eagerly toward the door; at that moment it opened, and the Lady Edith entered.	Он поспешно направился к двери, но в то же мгновение дверь отворилась и вошла леди Эдит.

She was very pale, but she walked with a firm step, and her carriage was full of grace and gentle dignity. Her face was as sad as before.	Она была очень бледна, но шла твердой поступью; осанка ее была полна изящества и кроткого достоинства, а лицо по-прежнему было печально.
Miles sprang forward, with a happy confidence, to meet her, but she checked him with a hardly perceptible gesture, and he stopped where he was.	Майлс кинулся к ней, полный доверия, но она остановила его едва заметным жестом.
She seated herself, and asked him to do likewise.	Она села и попросила его тоже сесть.
Thus simply did she take the sense of old comradeship out of him, and transform him into a stranger and a guest.	Этим она заставила его забыть, что они старые друзья, заставила его почувствовать себя чужим, гостем.
The surprise of it, the bewildering unexpectedness of it, made him begin to question, for a moment, if he WAS the person he was pretending to be, after all.	Это было для него неожиданностью, и он от удивления так растерялся, что сам готов был усомниться, точно ли он тот, за кого выдает себя.
The Lady Edith said--	Леди Эдит сказала:
"Sir, I have come to warn you.	- Сэр, я пришла предостеречь вас.
The mad cannot be persuaded out of their delusions, perchance; but doubtless they may be persuaded to avoid perils.	Помешанных, кажется, нельзя убедить в том, что они ошибаются; но их можно уговорить, чтобы они избежали опасности.
I think this dream of yours hath the seeming of honest truth to you, and therefore is not criminal--but do not tarry here with it; for here it is dangerous."	Я полагаю, вы верите в правдивость своих мечтаний, а значит - вы не преступник; но не говорите о своих заблуждениях здесь, так как это опасно.
She looked steadily into Miles's face a moment, then added, impressively,	Она пристально посмотрела Майлсу в глаза, потом прибавила, подчеркивая слова:
"It is the more dangerous for that you ARE much like what our lost lad must have grown to be if he had lived."	- Это тем более опасно, что вы очень похожи на нашего бедного мальчика, которого уже нет в живых.
"Heavens, madam, but I AM he!"	- Господи, сударыня, но ведь он и есть я!
"I truly think you think it, sir.	- Я искренне верю, что вы это думаете, сэр.
I question not your honesty in that; I but warn you, that is all.	Я не сомневаюсь в вашей честности, я только предостерегаю вас.
My husband is master in this region; his power hath hardly any limit; the people prosper or starve, as he wills.	Мой муж - полный хозяин во всей здешней местности, его власть почти безгранична, он может обогатить кого угодно и кого угодно разорить.
If you resembled not the man whom you profess to be, my husband might bid you pleasure yourself with your dream in peace; but trust me, I know him well; I know what he will do; he will say to all that you are but a mad impostor, and straightway all will echo him."	Если бы вы не были похожи на человека, за которого выдаете себя, он, может быть, позволил бы вам спокойно тешиться вашей мечтой; но, верьте мне, я хорошо его знаю, я знаю, что он сделает: он скажет всем, что вы сумасшедший самозванец, и все будут вторить ему.
She bent upon Miles that same steady look once more, and added:	Она снова устремила на Майлса пристальный взгляд и прибавила:

"If you WERE Miles Hendon, and he knew it and all the region knew it--consider what I am saying, weigh it well--you would stand in the same peril, your punishment would be no less sure; he would deny you and denounce you, and none would be bold enough to give you countenance."	- Если бы вы на самом деле были Майлсом Г ендоном, и мой муж знал бы это, и знала бы вся округа - обдумайте мои слова и взвесьте их! - вы подверглись бы той же опасности и точно так же не ушли бы от наказания; он отрекся бы от вас и донес бы на вас, и здесь не нашлось бы ни одного человека, у которого хватило бы смелости оказать вам поддержку.
"Most truly I believe it," said Miles, bitterly.	- Этому я вполне верю, - с горечью сказал Майлс.
"The power that can command one life-long friend to betray and disown another, and be obeyed, may well look to be obeyed in quarters where bread and life are on the stake and no cobweb ties of loyalty and honour are concerned."	- Если он имеет власть приказать человеку, который всю жизнь был моим другом, изменить мне и отречься от меня и друг этот его слушается, то тем более ему будут повиноваться те, кто не связан со мной узами преданности и дружбы, кто боится потерять кусок хлеба.
A faint tinge appeared for a moment in the lady's cheek, and she dropped her eyes to the floor; but her voice betrayed no emotion when she proceeded--	Щеки леди Эдит слегка порозовели, она потупила глаза; но голос ее по-прежнему звучал твердо:
"I have warned you--I must still warn you--to go hence.	-Я вас предупредила и предупреждаю еще раз: уезжайте отсюда!
This man will destroy you, else.	Иначе этот человек вас погубит.
He is a tyrant who knows no pity.	Это тиран, не знающий жалости.
I, who am his fettered slave, know this.	Я его раба, я это знаю.
Poor Miles, and Arthur, and my dear guardian, Sir Richard, are free of him, and at rest: better that you were with them than that you bide here in the clutches of this miscreant.	Бедный Майлс, и Артур, и мой милый опекун сэр Ричард освободились от него и спокойны, - лучше бы вам быть с ними, чем остаться здесь, в когтях этого злодея.
Your pretensions are a menace to his title and possessions; you have assaulted him in his own house: you are ruined if you stay.	Ваши притязания - посягательство на его титул и богатство; вы напали на него в его собственном доме, и вы погибли, если останетесь тут.
Go--do not hesitate.	Уходите! Не медлите!
If you lack money, take this purse, I beg of you, and bribe the servants to let you pass.	Если вам нужны деньги, прошу вас, возьмите этот кошелек и подкупите слуг, чтобы они пропустили вас.
Oh, be warned, poor soul, and escape while you may."	Послушайте меня, несчастный, и бегите, пока есть время.
Miles declined the purse with a gesture, and rose up and stood before her.	Майлс отстранил рукою протянутый ему кошелек и встал.
"Grant me one thing," he said.	- Исполните одну мою просьбу, - сказал он.
"Let your eyes rest upon mine, so that I may see if they be steady.	- Посмотрите мне прямо в глаза, я хочу видеть, вынесете ли вы мой взгляд.
There--now answer me. Am I Miles Hendon?"	Так. Теперь отвечайте мне: кто я? Майлс Гендон?
"No.	- Нет.
I know you not."	Я вас не знаю.

"Swear it!"	- Поклянитесь!
The answer was low, but distinct--	Ответ прозвучал тихо, но отчетливо:
"I swear."	- Клянусь!
"Oh, this passes belief!"	- Невероятно!
"Fly!	- Бегите!
Why will you waste the precious time?	Зачем вы теряете драгоценное время?
Fly, and save yourself."	Бегите, спасайтесь!
At that moment the officers burst into the room, and a violent struggle began; but Hendon was soon overpowered and dragged away.	В эту минуту в комнату ворвались солдаты, и началась отчаянная борьба; но Гендона скоро одолели и потащили прочь.
The King was taken also, and both were bound and led to prison.	Король тоже был схвачен; обоих связали и повели в тюрьму.
Chapter XXVII.	27.
In prison.	В тюрьме
The cells were all crowded; so the two friends were chained in a large room where persons charged with trifling offences were commonly kept.	Все камеры были переполнены, и двух друзей приковали на цепь в большой комнате, где помещались обыкновенно мелкие преступники.
They had company, for there were some twenty manacled and fettered prisoners here, of both sexes and of varying ages,--an obscene and noisy gang.	Они были не одиноки: здесь же находилось еще около двадцати скованных узников - молодых и старых, мужчин и женщин, - буйная и неприглядная орава.
The King chafed bitterly over the stupendous indignity thus put upon his royalty, but Hendon was moody and taciturn.	Король горько жаловался на оскорбление его королевского достоинства, но Гендон был угрюм и молчалив: он был слишком потрясен.
He was pretty thoroughly bewildered; he had come home, a jubilant prodigal, expecting to find everybody wild with joy over his return; and instead had got the cold shoulder and a jail.	Он, блудный сын, вернулся домой, воображая, что все с ума сойдут от счастья, увидев его; и вдруг вместо радости - тюрьма.
The promise and the fulfilment differed so widely that the effect was stunning; he could not decide whether it was most tragic or most grotesque.	Случившееся было так не похоже на его ожидания, что он растерялся; он не знал даже, как смотреть на свое положение: считать ли его трагическим, или просто забавным.
He felt much as a man might who had danced blithely out to enjoy a rainbow, and got struck by lightning.	Он чувствовал себя, как человек, который вышел полюбоваться радугой и вместо того был сражен молнией.
But gradually his confused and tormenting thoughts settled down into some sort of order, and then his mind centred itself upon Edith.	Но мало-помалу его спутанные мысли пришли в порядок, и тогда он стал размышлять об Эдит.
He turned her conduct over, and examined it in all lights, but he could not make anything satisfactory out of it.	Он обдумывал ее поведение, рассматривал его со всех сторон, но не мог придумать удовлетворительного объяснения.
Did she know him--or didn't she know him?	Узнала она его или не узнала?

It was a perplexing puzzle, and occupied him a long time; but he ended, finally, with the conviction that she did know him, and had repudiated him for interested reasons.	Этот трудный вопрос долго занимал его ум; в конце концов он пришел к убеждению, что она его узнала и отреклась от него из корыстных побуждений.
He wanted to load her name with curses now; but this name had so long been sacred to him that he found he could not bring his tongue to profane it.	Теперь он готов был осыпать ее проклятиями; но ее имя было так долго для него священным, что он не мог заставить себя оскорбить ее.
Wrapped in prison blankets of a soiled and tattered condition, Hendon and the King passed a troubled night.	Закутавшись в тюремные одеяла, изорванные и грязные, Гендон и король провели тревожную ночь.
For a bribe the jailer had furnished liquor to some of the prisoners; singing of ribald songs, fighting, shouting, and carousing was the natural consequence.	За взятку тюремщик добыл водки для некоторых арестантов, и, конечно, это кончилось дракой, бранью, непристойными песнями.
At last, a while after midnight, a man attacked a woman and nearly killed her by beating her over the head with his manacles before the jailer could come to the rescue. The jailer restored peace by giving the man a sound clubbing about the head and shoulders--then the carousing ceased; and after that, all had an opportunity to sleep who did not mind the annoyance of the moanings and groanings of the two wounded people.	После полуночи один из арестантов напал на женщину, стал бить ее по голове кандалами, и только подоспевший тюремщик спас ее от смерти: он водворил мир, ударив по голове нападавшего. Тогда драка прекратилась, и те, кто не обращал внимания на стоны и жалобы обоих раненых, могли уснуть.
During the ensuing week, the days and nights were of a monotonous sameness as to events; men whose faces Hendon remembered more or less distinctly, came, by day, to gaze at the 'impostor' and repudiate and insult him; and by night the carousing and brawling went on with symmetrical regularity.	В течение следующей недели дни и ночи проходили с томительным однообразием: днем появлялись люди (их лица были более или менее знакомы Г ендону), чтобы взглянуть на "самозванца", отречься от него и надругаться над ним; а по ночам повторялись попойки и драки.
However, there was a change of incident at last.	Однако под конец кое-что изменилось.
The jailer brought in an old man, and said to him--	Однажды тюремщик ввел в камеру какого-то старика и сказал ему:
"The villain is in this room--cast thy old eyes about and see if thou canst say which is he."	- Преступник в этой комнате. Осмотри всех своими старыми глазами. Быть может, ты узнаешь его.
Hendon glanced up, and experienced a pleasant sensation for the first time since he had been in the jail.	Гендон поднял глаза и в первый раз за все время пребывания в тюрьме обрадовался.
He said to himself,	Он сказал себе:
"This is Blake Andrews, a servant all his life in my father's family--a good honest soul, with a right heart in his breast.	"Это Блек Эндрюс. Он всю жизнь служил семье моего отца; он добрый, честный человек, сердце у него хорошее.
That is, formerly. But none are true now; all are liars.	Но теперь честных людей совсем не осталось, все стали лжецы.
This man will know me--and will deny me, too, like the rest."	Этот человек узнает меня и отречется от меня, как остальные".
The old man gazed around the room, glanced at each face in turn, and finally said--	Старик обвел взглядом комнату, посмотрел в лицо каждого узника и, наконец, сказал:

"I see none here but paltry knaves, scum o' the streets.	- Я не вижу здесь никого, кроме низких негодяев, уличного сброда.
Which is he?"	Который он?
The jailer laughed.	Тюремщик засмеялся.
"Here," he said; "scan this big animal, and grant me an opinion."	- Вот! - сказал он. - Вглядись хорошенько в этого большого зверя и скажи мне, что ты о нем думаешь.
The old man approached, and looked Hendon over, long and earnestly, then shook his head and said--	Старик подошел, долго и пристально смотрел на Гендона, потом покачал головой и сказал:
"Marry, THIS is no Hendon--nor ever was!"	- Нет, это не Гендон и никогда Гендоном не был!
"Right!	- Правильно!
Thy old eyes are sound yet.	Твои старые глаза еще хорошо видят.
An' I were Sir Hugh, I would take the shabby carle and--" The jailer finished by lifting himself a-tip-toe with an imaginary halter, at the same time making a gurgling noise in his throat suggestive of suffocation.	Будь я на месте сэра Гью, я взял бы этого паршивого пса и... - Тюремщик встал на носки, как бы затягивая воображаемую петлю, и захрипел, словно задыхаясь.
The old man said, vindictively--	Старик злобно проговорил:
"Let him bless God an' he fare no worse.	- Пусть благодарит бога, если с ним не обойдутся еще хуже.
An' _I_ had the handling o' the villain he should roast, or I am no true man!"	Попадись мне в руки этот негодяй, я бы изжарил его живьем!
The jailer laughed a pleasant hyena laugh, and said--	Тюремщик захохотал злорадным смехом гиены и сказал:
"Give him a piece of thy mind, old man--they all do it.	- Поболтай-ка с ним, старик! Все с ним болтают.
Thou'lt find it good diversion."	Это тебя позабавит.
Then he sauntered toward his ante-room and disappeared.	С этими словами он повернулся и ушел.
The old man dropped upon his knees and whispered--	Старик упал на колени и зашептал:
"God be thanked, thou'rt come again, my master!	- Слава богу, ты вернулся, наконец, мой добрый господин!
I believed thou wert dead these seven years, and lo, here thou art alive!	Я думал, что ты уже семь лет тому назад умер, а ты жив!
I knew thee the moment I saw thee; and main hard work it was to keep a stony countenance and seem to see none here but tuppenny knaves and rubbish o' the streets.	Я узнал тебя с первого взгляда; трудно мне было притворяться и лгать, будто я не вижу тут никого, кроме мелких воров и мошенников.
I am old and poor, Sir Miles; but say the word and I will go forth and proclaim the truth though I be strangled for it."	Я стар и беден, сэр Майлс, но скажи одно слово -и я пойду и провозглашу правду, хотя бы меня удавили за это.
"No," said Hendon; "thou shalt not.	- Нет, - сказал Гендон, - не надо.

It would ruin thee, and yet help but little in my cause.	Ты только погубишь себя, а мне не поможешь.
But I thank thee, for thou hast given me back somewhat of my lost faith in my kind."	Но все-таки благодарю тебя: ты хоть отчасти возвратил мне мою утраченную веру в род человеческий.
The old servant became very valuable to Hendon and the King; for he dropped in several times a day to 'abuse' the former, and always smuggled in a few delicacies to help out the prison bill of fare; he also furnished the current news.	Старый слуга был очень полезен королю и Гендону: он заходил по нескольку раз в день, будто бы поглумиться над обманщиком, и всегда приносил что-нибудь вкусное, чтобы хоть немного скрасить убогую тюремную еду; кроме того, он сообщал текущие новости.
Hendon reserved the dainties for the King; without them his Majesty might not have survived, for he was not able to eat the coarse and wretched food provided by the jailer.	Лакомства Гендон приберегал для короля: без них его величество, пожалуй, не выжил бы, потому что был не в состоянии есть грубую, отвратительную пищу, приносимую тюремщиком.
Andrews was obliged to confine himself to brief visits, in order to avoid suspicion; but he managed to impart a fair degree of information each time --information delivered in a low voice, for Hendon's benefit, and interlarded with insulting epithets delivered in a louder voice for the benefit of other hearers.	Чтобы не вызвать подозрений, Эндрюс принужден был приходить на короткое время, но каждый раз он ухитрялся сообщить что-нибудь новое - шепотом, чтобы его слышал только Гендон; вслух же он лишь ругался.
So, little by little, the story of the family came out.	Так мало-помалу Майлс узнал историю своей семьи.
Arthur had been dead six years.	Артур умер шесть лет тому назад.
This loss, with the absence of news from Hendon, impaired the father's health; he believed he was going to die, and he wished to see Hugh and Edith settled in life before he passed away; but Edith begged hard for delay, hoping for Miles's return; then the letter came which brought the news of Miles's death; the shock prostrated Sir Richard; he believed his end was very near, and he and Hugh insisted upon the marriage; Edith begged for and obtained a month's respite, then another, and finally a third; the marriage then took place by the death-bed of Sir Richard.	Эта утрата и отсутствие вестей о Майлсе сильно подорвали здоровье его отца. Ожидая скорой смерти, старик хотел непременно женить Гью на Эдит; но та все оттягивала свадьбу, надеясь на возвращение Майлса. Тут-то и пришло известие о том, что Майлс умер; этот удар уложил в постель сэра Ричарда; старик решил, что конец его близок, и стал торопить со свадьбой. Гью, конечно, поддерживал его. Эдит выпросила еще месяц отсрочки, потом другой и, наконец, третий. Их обвенчали у смертного одра сэра Ричарда.
It had not proved a happy one.	Брак оказался не из счастливых.
It was whispered about the country that shortly after the nuptials the bride found among her husband's papers several rough and incomplete drafts of the fatal letter, and had accused him of precipitating the marriage--and Sir Richard's death, too--by a wicked forgery.	Ходили слухи, что вскоре после свадьбы молодая нашла в бумагах мужа несколько черновиков рокового письма и обвинила его в гнусном подлоге, который ускорил их брак и смерть сэра Ричарда.
Tales of cruelty to the Lady Edith and the servants were to be heard on all hands; and since the father's death Sir Hugh had thrown off all soft disguises and become a pitiless master toward all who in any way depended upon him and his domains for bread.	Рассказы о жестоком обращении с леди Эдит и слугами переходили из уст в уста; после смерти отца сэр Г ью сбросил маску и стал безжалостным деспотом для всех, кто жил в его владениях и сколько-нибудь зависел от него.

There was a bit of Andrew's gossip which the King listened to with a lively interest--	Один из рассказов Эндрюса живо заинтересовал короля:
"There is rumour that the King is mad.	- Ходит слух, что король помешан.
But in charity forbear to say _I_ mentioned it, for 'tis death to speak of it, they say."	Но только, ради бога, не говорите, что слышали это от меня, потому что об этом запрещено говорить под страхом смертной казни.
His Majesty glared at the old man and said--	Его величество грозно взглянул на старика и сказал:
"The King is NOT mad, good man--and thou'lt find it to thy advantage to busy thyself with matters that nearer concern thee than this seditious prattle."	- Король не помешан, добрый человек, и лучше бы тебе заниматься своими делами, чем передавать мятежные слухи.
"What doth the lad mean?" said Andrews, surprised at this brisk assault from such an unexpected quarter.	- Что он говорит, этот мальчик? - спросил Эндрюс, пораженный таким резким и неожиданным нападением.
Hendon gave him a sign, and he did not pursue his question, but went on with his budget--	Гендон сделал ему знак, и старик не стал больше расспрашивать, а продолжал свой рассказ:
"The late King is to be buried at Windsor in a day or two--the 16th of the month--and the new King will be crowned at Westminster the 20th."	- Покойного короля будут хоронить в Виндзоре через два дня, шестнадцатого, а двадцатого новый будет короноваться в Вестминстере.
"Methinks they must needs find him first," muttered his Majesty; then added, confidently, "but they will look to that--and so also shall I."	-Мне кажется, надо сначала найти его... -пробормотал король; потом убежденно прибавил: - Ну, об этом они позаботятся, и я тоже.
"In the name of--" But the old man got no further--a warning sign from Hendon checked his remark.	- Объясни мне... - начал старик и запнулся, увидав знаки, которые делал ему Гендон.
He resumed the thread of his gossip--	Он снова принялся болтать:
"Sir Hugh goeth to the coronation--and with grand hopes.	- Сэр Г ью тоже едет на коронацию и много ждет от нее.
He confidently looketh to come back a peer, for he is high in favour with the Lord Protector."	Он надеется вернуться домой пэром, потому что он в большой милости у лорда-протектора.
"What Lord Protector?" asked his Majesty.	- Какого лорда-протектора? - спросил король.
"His Grace the Duke of Somerset."	- Его милости герцога Сомерсетского.
"What Duke of Somerset?"	- Какого герцога Сомерсетского?
"Marry, there is but one--Seymour, Earl of Hertford."	- Как какого? У нас только один - Сеймур, граф Гертфорд.
The King asked sharply--	Король сердито спросил:
"Since when is HE a duke, and Lord Protector?"	- С каких это пор он герцог и лорд-протектор?
"Since the last day of January."	- С последнего дня января.
"And prithee who made him so?"	- Скажи, пожалуйста, кто его возвел в это звание?
"Himself and the Great Council--with help of the King."	- Он сам и верховный совет с помощью короля.
His Majesty started violently.	Его величество вздрогнул, как ужаленный.

"The KING!" he cried. "WHAT king, good sir?"	- Короля? - вскрикнул он. - Какого короля, добрый человек?
"What king, indeed! (God-a-mercy, what aileth the boy?) Sith we have but one, 'tis not difficult to answer--his most sacred Majesty King Edward the Sixth--whom God preserve!	- Какого короля? (Господи помилуй, что это такое с мальчиком?) На этот вопрос ответить нетрудно: ведь король-то у нас только один - его величество, августейший монарх, король Эдуард Шестой, храни его бог!
Yea, and a dear and gracious little urchin is he, too; and whether he be mad or no--and they say he mendeth daily --his praises are on all men's lips; and all bless him, likewise, and offer prayers that he may be spared to reign long in England; for he began humanely with saving the old Duke of Norfolk's life, and now is he bent on destroying the cruellest of the laws that harry and oppress the people."	Да! Молоденький у нас король, совсем мальчик, а какой добрый и ласковый! Не знаю, сумасшедший он или нет, - говорят, он поправляется с каждым днем, - но все в один голос хвалят его, все благословляют его и молят бога продлить дни его царствования, потому что он начал с доброго дела - помиловал герцога Норфолка, а теперь хочет отменить наиболее жестокие из законов, под игом которых страдает народ.
This news struck his Majesty dumb with amazement, and plunged him into so deep and dismal a reverie that he heard no more of the old man's gossip.	Услышав эти вести, король онемел от изумления и так углубился в свои мрачные думы, что не слышал больше, о чем рассказывал старик.
He wondered if the 'little urchin' was the beggar-boy whom he left dressed in his own garments in the palace.	Он спрашивал себя: неужели этот король - тот самый маленький нищий, которого он оставил тогда во дворце переодетым в свое платье?
It did not seem possible that this could be, for surely his manners and speech would betray him if he pretended to be the Prince of Wales--then he would be driven out, and search made for the true prince.	Это казалось ему невозможным: ведь если бы тот мальчик вздумал разыграть из себя принца Уэльского, речь и манеры тотчас выдали бы его, он был бы изгнан из дворца и все стали бы разыскивать настоящего принца.
Could it be that the Court had set up some sprig of the nobility in his place?	Неужели на его место посадили какого-нибудь отпрыска знатного рода?
No, for his uncle would not allow that--he was all-powerful and could and would crush such a movement, of course.	Нет, его дядя не допустил бы этого, - он всемогущ и мог бы расстроить - и наверное расстроил бы -такой заговор.
The boy's musings profited him nothing; the more he tried to unriddle the mystery the more perplexed he became, the more his head ached, and the worse he slept.	Размышления короля не привели ни к чему; чем усерднее старался он разгадать эту тайну, тем больше она его смущала, чем упорнее он ломал себе голову над ней, тем сильнее болела у него голова и тем хуже он спал.
His impatience to get to London grew hourly, and his captivity became almost unendurable.	Его нетерпеливое желание попасть в Лондон росло с каждым часом, и заключение становилось почти нестерпимым.
Hendon's arts all failed with the King--he could not be comforted; but a couple of women who were chained near him succeeded better.	Гендон, как ни старался, не мог утешить короля; это лучше удалось двум женщинам, прикованным невдалеке от него.
Under their gentle ministrations he found peace and learned a degree of patience.	Их кроткие увещания возвратили мир его душе и научили его терпению.
He was very grateful, and came to love them dearly and to delight in the sweet and soothing influence of their presence.	Он был им очень благодарен, искренне полюбил их и радовался тому, что они так ласковы с ним.

He asked them why they were in prison, and when they said they were Baptists, he smiled, and inquired--	Он спросил, за что их посадили в тюрьму, и женщины ответили: за то, что они баптистки. Король улыбнулся и спросил:
"Is that a crime to be shut up for in a prison?	- Разве это такое преступление, за которое сажают в тюрьму?
Now I grieve, for I shall lose ye--they will not keep ye long for such a little thing."	Вы огорчили меня: я, значит, скоро с вами расстанусь, так как вас не будут долго держать из-за таких пустяков.
They did not answer; and something in their faces made him uneasy.	Женщины ничего не ответили, но лица их встревожили его.
He said, eagerly--	Он торопливо сказал:
"You do not speak; be good to me, and tell me--there will be no other punishment?	- Вы не отвечаете? Будьте добры, скажите мне, -вам не грозит тяжелое наказание?
Prithee tell me there is no fear of that."	Пожалуйста, скажите мне, что вам ничего не грозит!
They tried to change the topic, but his fears were aroused, and he pursued it--	Женщины попытались переменить разговор, но король уже не мог успокоиться и продолжал спрашивать:
"Will they scourge thee?	- Неужели вас будут бить плетьми?
No, no, they would not be so cruel!	Нет, нет! Они не могут быть так жестоки.
Say they would not.	Скажите, что вас не тронут!
Come, they WILL not, will they?"	Ведь не тронут? Не тронут, правда?
The women betrayed confusion and distress, but there was no avoiding an answer, so one of them said, in a voice choked with emotion--	Женщины, смущенные, измученные горем, не могли, однако, уклониться от ответа, и одна из них сказала голосом, прерывающимся от волнения:
"Oh, thou'lt break our hearts, thou gentle spirit!--God will help us to bear our--"	- О добрая душа, твое участие раздирает нам сердце! Помоги нам, боже, перенести наше...
"It is a confession!" the King broke in.	- Это признание!.. - перебил ее король.
"Then they WILL scourge thee, the stony-hearted wretches!	- Значит, эти жестокосердые злодеи будут тебя бить плетьми!
But oh, thou must not weep, I cannot bear it.	О, не плачь! Я не могу видеть твоих слез.
Keep up thy courage--I shall come to my own in time to save thee from this bitter thing, and I will do it!"	Не теряй мужества: я во-время верну себе свои права, чтобы избавить тебя от этого унижения, вот увидишь!
When the King awoke in the morning, the women were gone.	Когда король проснулся утром, женщин уже не было.
"They are saved!" he said, joyfully; then added, despondently, "but woe is me!--for they were my comforters."	- Они спасены! - радостно воскликнул он и с грустью прибавил: - Но горе мне, они так утешали меня!
Each of them had left a shred of ribbon pinned to his clothing, in token of remembrance.	Каждая из женщин, уходя, приколола к его платью на память обрывок ленты.

He said he would keep these things always; and that soon he would seek out these dear good friends of his and take them under his protection.	Король сказал, что навсегда сохранит этот подарок и скоро разыщет своих приятельниц, чтобы взять их под свою защиту.
Just then the jailer came in with some subordinates, and commanded that the prisoners be conducted to the jail-yard.	Как раз в эту минуту вошел тюремщик со своими помощниками и велел всех заключенных вывести на тюремный двор.
The King was overjoyed--it would be a blessed thing to see the blue sky and breathe the fresh air once more.	Король был в восторге: такое счастье, наконец, увидеть голубое небо и подышать свежим воздухом!
He fretted and chafed at the slowness of the officers, but his turn came at last, and he was released from his staple and ordered to follow the other prisoners with Hendon.	Он волновался и сердился на медлительность сторожей, но, наконец, пришел и его черед. Его отвязали от железного кольца у стены и велели ему вместе с Гендоном следовать за другими.
The court or quadrangle was stone-paved, and open to the sky.	Квадратный двор был вымощен каменными плитами.
The prisoners entered it through a massive archway of masonry, and were placed in file, standing, with their backs against the wall.	Узники прошли под большой каменной аркой и выстроились в шеренгу, спиною к стене.
A rope was stretched in front of them, and they were also guarded by their officers.	Перед ними была протянута веревка; по бокам стояла стража.
It was a chill and lowering morning, and a light snow which had fallen during the night whitened the great empty space and added to the general dismalness of its aspect.	Утро было холодное, пасмурное; ночью выпал снежок, огромный двор был весь белый и от этой белизны казался еще более унылым.
Now and then a wintry wind shivered through the place and sent the snow eddying hither and thither.	Временами зимний ветер врывался во двор и взметал струйки снега.
In the centre of the court stood two women, chained to posts.	Посредине двора стояли две женщины, прикованные к столбам.
A glance showed the King that these were his good friends.	Король с первого взгляда узнал в них своих приятельниц.
He shuddered, and said to himself,	Он содрогнулся и сказал себе:
"Alack, they are not gone free, as I had thought.	"Увы, я ошибся, их не выпустили на свободу.
To think that such as these should know the lash!--in England!	Подумать только, что такие хорошие, добрые женщины должны отведать кнута! В Англии!
Ay, there's the shame of it--not in Heathennesse, Christian England!	Не в языческой стране, а в христианской Англии!
They will be scourged; and I, whom they have comforted and kindly entreated, must look on and see the great wrong done; it is strange, so strange, that I, the very source of power in this broad realm, am helpless to protect them.	Их будут бить плетью, а я, кого они утешали и с кем были так ласковы, должен смотреть на эту великую несправедливость. Это странно, так странно! Я, источник власти в этом обширном государстве, бессилен помочь им.
But let these miscreants look well to themselves, for there is a day coming when I will require of them a heavy reckoning for this work.	Но берегитесь, злодеи! Настанет день, когда я за все потребую ответа.
For every blow they strike now, they shall feel a hundred then."	За каждый удар, который вы нанесете сейчас, вы получите по сто ударов".

A great gate swung open, and a crowd of citizens poured in.	Широкие ворота распахнулись, и ворвалась толпа горожан.
They flocked around the two women, and hid them from the King's view.	Они окружили женщин и заслонили их от короля.
A clergyman entered and passed through the crowd, and he also was hidden.	Во двор вошел священник, протолкался сквозь толпу и тоже скрылся из вида.
The King now heard talking, back and forth, as if questions were being asked and answered, but he could not make out what was said.	Король услышал какие-то вопросы и ответы, но ни слова не мог разобрать.
Next there was a deal of bustle and preparation, and much passing and repassing of officials through that part of the crowd that stood on the further side of the women; and whilst this proceeded a deep hush gradually fell upon the people.	Затем начались приготовления. Стража забегала, засуетилась, то исчезая в толпе, то вновь появляясь; толпа мало-помалу смолкла, и водворилась глубокая тишина.
Now, by command, the masses parted and fell aside, and the King saw a spectacle that froze the marrow in his bones.	Вдруг, по команде, толпа расступилась, и король увидел зрелище, от которого кровь застыла в его жилах.
Faggots had been piled about the two women, and a kneeling man was lighting them!	Вокруг женщин были наложены кучи хвороста и поленьев, и какой-то человек, стоя на коленях, разжигал костер!
The women bowed their heads, and covered their faces with their hands; the yellow flames began to climb upward among the snapping and crackling faggots, and wreaths of blue smoke to stream away on the wind; the clergyman lifted his hands and began a prayer--just then two young girls came flying through the great gate, uttering piercing screams, and threw themselves upon the women at the stake.	Женщины стояли, опустив голову на грудь и закрыв лицо руками; сучья уже потрескивали, желтые огоньки уже ползли кверху, и клубы голубого дыма стлались по ветру. Священник поднял руки к небу и начал читать молитву. Как раз в эту минуту в ворота вбежали две молоденькие девушки и с пронзительными воплями бросились к женщинам на костре.
Instantly they were torn away by the officers, and one of them was kept in a tight grip, but the other broke loose, saying she would die with her mother; and before she could be stopped she had flung her arms about her mother's neck again.	Стража сразу схватила их. Одну держали крепко, но другая вырвалась; она кричала, что хочет умереть вместе с матерью; и, прежде чем ее успели остановить, она уже снова обхватила руками шею матери.
She was torn away once more, and with her gown on fire.	Ее опять оттащили, платье на ней горело.
Two or three men held her, and the burning portion of her gown was snatched off and thrown flaming aside, she struggling all the while to free herself, and saying she would be alone in the world, now; and begging to be allowed to die with her mother.	Двое или трое держали ее; пылающий край платья оторвали и бросили в сторону; а девушка все билась, и вырывалась, и кричала, что теперь она останется одна на целом свете, и умоляла позволить ей умереть вместе с матерью.
Both the girls screamed continually, and fought for freedom; but suddenly this tumult was drowned under a volley of heart-piercing shrieks of mortal agony--the King glanced from the frantic girls to the stake, then turned away and leaned his ashen face against the wall, and looked no more.	Обе девушки не переставали громко рыдать и рваться из рук сторожей; но вдруг раздирающий душу крик смертной муки заглушил все их вопли. Король отвел глаза от рыдающих девушек, посмотрел на костер, потом отвернулся, прижал побелевшее лицо к стене и уже не смотрел больше.
He said,	Он говорил себе:

"That which I have seen, in that one little moment, will never go out from my memory, but will abide there; and I shall see it all the days, and dream of it all the nights, till I die.	"То, что я видел здесь, никогда не изгладится из моей памяти; я буду помнить это все дни моей жизни, а по ночам я буду видеть это во сне до самой смерти.
Would God I had been blind!"	Лучше бы я был слепым".
Hendon was watching the King. He said to himself, with satisfaction,	Г ендон наблюдал за королем и с удовлетворением говорил себе:
"His disorder mendeth; he hath changed, and groweth gentler.	"Он заметно поправляется; он изменился, стал мягче.
If he had followed his wont, he would have stormed at these varlets, and said he was King, and commanded that the women be turned loose unscathed.	Прежде он, наверное, обрушился бы на тюремщиков, стал бы бушевать, кричать, что он король, требовать, чтобы женщин освободили.
Soon his delusion will pass away and be forgotten, and his poor mind will be whole again.	Он скоро забудет свой бред, и его бедная голова станет опять здорова.
God speed the day!"	Дай бог, чтобы скорее!"
That same day several prisoners were brought in to remain over night, who were being conveyed, under guard, to various places in the kingdom, to undergo punishment for crimes committed.	В тот же день в тюрьму привезли на ночь несколько арестантов, которым предстояло на следующее утро отправиться в разные города, чтобы понести кару за свои преступления.
The King conversed with these --he had made it a point, from the beginning, to instruct himself for the kingly office by questioning prisoners whenever the opportunity offered --and the tale of their woes wrung his heart.	Король долго беседовал с ними, - он с самого начала решил расспрашивать узников, чтобы подготовить себя к своему будущему царствованию. Повесть их страданий терзала его сердце.
One of them was a poor half-witted woman who had stolen a yard or two of cloth from a weaver --she was to be hanged for it.	В числе заключенных была бедная полоумная женщина, укравшая около двух ярдов сукна у ткача; ее за это приговорили к виселице.
Another was a man who had been accused of stealing a horse; he said the proof had failed, and he had imagined that he was safe from the halter; but no--he was hardly free before he was arraigned for killing a deer in the King's park; this was proved against him, and now he was on his way to the gallows.	Другой арестант прежде обвинялся в том, что он украл лошадь; против него не было никаких улик, и он уже избавился было от петли; но не успели его выпустить, как опять арестовали за то, что он убил оленя в королевском парке; на этот раз вина его была доказана, и его ждала веревка.
There was a tradesman's apprentice whose case particularly distressed the King; this youth said he found a hawk, one evening, that had escaped from its owner, and he took it home with him, imagining himself entitled to it; but the court convicted him of stealing it, and sentenced him to death.	Больше всего расстроил и огорчил короля рассказ одного подмастерья; этот юноша сообщил, что он однажды вечером нашел сокола, улетевшего от своего хозяина, и принес его домой, полагая, что имеет на это право. Но суд обвинил его в краже и приговорил к смертной казни.
The King was furious over these inhumanities, and wanted Hendon to break jail and fly with him to Westminster, so that he could mount his throne and hold out his sceptre in mercy over these unfortunate people and save their lives.	Взбешенный такой бесчеловечностью, король умолял Г ендона бежать с ним из тюрьмы прямо в Вестминстер, чтобы он мог скорее вернуть себе престол; взойдя на трон, он тотчас же поднимет свой скипетр в защиту этих несчастных и спасет им жизнь.

"Poor child," sighed Hendon, "these woeful tales have brought his malady upon him again; alack, but for this evil hap, he would have been well in a little time."	"Бедный ребенок! - вздыхал Гендон. - Эти горестные рассказы опять свели его с ума. А я-то надеялся, что он скоро поправится".
Among these prisoners was an old lawyer--a man with a strong face and a dauntless mien.	Среди арестантов был старый законник, человек с суровым лицом и непреклонной волей.
Three years past, he had written a pamphlet against the Lord Chancellor, accusing him of injustice, and had been punished for it by the loss of his ears in the pillory, and degradation from the bar, and in addition had been fined 3,000 pounds and sentenced to imprisonment for life.	Три года тому назад он написал памфлет против лорда-канцлера, обвиняя его в несправедливости; за это его приковали к позорному столбу, отрубили ему уши, исключили из адвокатского сословия, взыскали с него штраф в три тысячи фунтов стерлингов и приговорили к тюремному заключению.
Lately he had repeated his offence; and in consequence was now under sentence to lose WHAT REMAINED OF HIS EARS, pay a fine of 5,000 pounds, be branded on both cheeks, and remain in prison for life.	Недавно он повторил свой проступок, и теперь ему должны были отрубить остаток ушей, взыскать с него пять тысяч фунтов стерлингов, выжечь ему клейма на обеих щеках и до конца жизни держать его в тюрьме.
"These be honourable scars," he said, and turned back his grey hair and showed the mutilated stubs of what had once been his ears.	- Это почетные рубцы, - говорил он, откидывая назад седые волосы и показывая обрубки ушей.
The King's eye burned with passion.	У короля глаза горели гневом.
He said--	Он сказал:
"None believe in me--neither wilt thou.	- Никто не верит мне, и ты не поверишь.
But no matter--within the compass of a month thou shalt be free; and more, the laws that have dishonoured thee, and shamed the English name, shall be swept from the statute books.	Но все равно, через месяц ты будешь свободен, и самые законы, обесчестившие тебя и позорящие Англию, будут вычеркнуты из государственных актов.
The world is made wrong; kings should go to school to their own laws, at times, and so learn mercy." {1}	Свет плохо устроен: королям следовало бы время от времени на себе испытывать свои законы и учиться милосердию.
Chapter XXVIII.	28.
The sacrifice.	Жертва
Meantime Miles was growing sufficiently tired of confinement and inaction.	Тем временем Майлс порядком устал от тюрьмы и бездействия.
But now his trial came on, to his great gratification, and he thought he could welcome any sentence provided a further imprisonment should not be a part of it.	Когда, наконец, наступил день суда, он был очень доволен и говорил себе, что обрадуется всякому приговору, лишь бы только его не осудили на дальнейшее заключение в тюрьме.
But he was mistaken about that.	Но он жестоко ошибся.
He was in a fine fury when he found himself described as a 'sturdy vagabond' and sentenced to sit two hours in the stocks for bearing that character and for assaulting the master of Hendon Hall.	Он пришел в бешенство, когда его признали "буйным бродягой" и приговорили к унизительному наказанию: он должен был в течение двух часов сидеть в колоде у позорного столба за оскорбление владельца Гендонского замка.

His pretensions as to brothership with his prosecutor, and rightful heirship to the Hendon honours and estates, were left contemptuously unnoticed, as being not even worth examination.	Когда он заявил на суде, что он родной брат оскорбленного и законный наследник всех титулов и земель покойного сэра Ричарда, к его словам отнеслись так презрительно, что даже не сочли их достойными рассмотрения.
He raged and threatened on his way to punishment, but it did no good; he was snatched roughly along by the officers, and got an occasional cuff, besides, for his irreverent conduct.	На пути к позорному столбу он бушевал и грозил, но это не помогало; полицейские грубо волокли его да еще по временам награждали тумаками за строптивость.
The King could not pierce through the rabble that swarmed behind; so he was obliged to follow in the rear, remote from his good friend and servant.	Король не мог пробраться сквозь толпу. Он шел позади, далеко от своего друга и слуги.
The King had been nearly condemned to the stocks himself for being in such bad company, but had been let off with a lecture and a warning, in consideration of his youth.	Самого короля тоже чуть было не приговорили к позорному столбу за дружбу с такой подозрительной личностью, но, ввиду его молодости, сделали ему надлежащее внушение и отпустили.
When the crowd at last halted, he flitted feverishly from point to point around its outer rim, hunting a place to get through; and at last, after a deal of difficulty and delay, succeeded.	Когда толпа, наконец, остановилась, он заметался, стараясь пробраться вперед; и после долгих трудов это ему удалось.
There sat his poor henchman in the degrading stocks, the sport and butt of a dirty mob--he, the body servant of the King of England!	У позорного столба, осыпаемый насмешками грубой черни, сидел несчастный рыцарь - личный телохранитель короля Англии!
Edward had heard the sentence pronounced, but he had not realised the half that it meant.	Эдуард на суде слышал приговор, но не вполне понял его значение.
His anger began to rise as the sense of this new indignity which had been put upon him sank home; it jumped to summer heat, the next moment, when he saw an egg sail through the air and crush itself against Hendon's cheek, and heard the crowd roar its enjoyment of the episode.	Гнев мальчика рос по мере того, как он начинал понимать всю глубину этого нового оскорбления, нанесенного его королевскому сану; он пришел в бешенство, когда увидел, как яйцо, пронесясь в воздухе, разбилось о щеку Гендона, и услышал гогот толпы.
He sprang across the open circle and confronted the officer in charge, crying-- "For shame!	Не помня себя от гнева, он подскочил к столбу и набросился на начальника: - Стыдись! -крикнул он.
This is my servant--set him free!	- Это мой слуга. Выпусти его сейчас же!
I am the--"	Я...
"Oh, peace!" exclaimed Hendon, in a panic, "thou'lt destroy thyself.	-Замолчи! - в ужасе воскликнул Гендон. - Ты погубишь себя!..
Mind him not, officer, he is mad."	Не обращай на него внимания, начальник, он сумасшедший!
"Give thyself no trouble as to the matter of minding him, good man, I have small mind to mind him; but as to teaching him somewhat, to that I am well inclined."	- Успокойся, добрый человек, я и не думаю обращать на него внимания; но я не прочь проучить его немного.
He turned to a subordinate and said,	Полицейский обернулся к своему подчиненному и сказал:

"Give the little fool a taste or two of the lash, to mend his manners."	- Хлестни этого дурачка раза два плетью, научи его вежливости.
"Half a dozen will better serve his turn," suggested Sir Hugh, who had ridden up, a moment before, to take a passing glance at the proceedings.	- Всыпь ему полдюжины, - посоветовал сэр Гью, подъехавший в эту минуту посмотреть на расправу.
The King was seized.	Короля схватили.
He did not even struggle, so paralysed was he with the mere thought of the monstrous outrage that was proposed to be inflicted upon his sacred person.	Он даже не противился, так он был ошеломлен мыслью о чудовищном оскорблении, угрожавшем его священной особе.
History was already defiled with the record of the scourging of an English king with whips--it was an intolerable reflection that he must furnish a duplicate of that shameful page.	На страницах истории уже записан рассказ о наказании кнутом одного из английских королей, - Эдуарду нестерпимо было думать, что он повторит эту позорную страницу.
He was in the toils, there was no help for him; he must either take this punishment or beg for its remission.	Но делать было нечего, и помощи ждать было неоткуда: приходилось или снести наказание, или молить об отмене его.
Hard conditions; he would take the stripes--a king might do that, but a king could not beg.	Выбор трудный: перенести удары король сможет, но унизиться до мольбы он не в силах.
But meantime, Miles Hendon was resolving the difficulty.	Однако Майлс Гендон выручил его.
"Let the child go," said he; "ye heartless dogs, do ye not see how young and frail he is?	- Отпустите ребенка! - взмолился он. -Бессердечные псы, разве вы не видите, какой он маленький и хрупкий?
Let him go--I will take his lashes."	Отпустите его, я беру его плети на себя.
"Marry, a good thought--and thanks for it," said Sir Hugh, his face lighting with a sardonic satisfaction.	-Прекрасная мысль! - воскликнул сэр Гью, и его лицо искривилось довольной усмешкой.
"Let the little beggar go, and give this fellow a dozen in his place--an honest dozen, well laid on."	- Отпустите попрошайку и всыпьте дюжину этому молодцу, да смотрите - полную дюжину!
The King was in the act of entering a fierce protest, but Sir Hugh silenced him with the potent remark,	Король хотел было спорить, но сэр Гью сразу усмирил его:
"Yes, speak up, do, and free thy mind--only, mark ye, that for each word you utter he shall get six strokes the more."	-Говори, говори, не стесняйся! - сказал он. - Но помни, что за каждое твое слово ему прибавят еще шесть ударов.
Hendon was removed from the stocks, and his back laid bare; and whilst the lash was applied the poor little King turned away his face and allowed unroyal tears to channel his cheeks unchecked.	Г ендона вынули из колоды и обнажили ему спину; когда плеть заходила по ней, бедный маленький король отвернулся и уже не удерживал слез, катившихся по его лицу.
"Ah, brave good heart," he said to himself, "this loyal deed shall never perish out of my memory.	"Доброе, смелое сердце! - говорил он себе. - Это доказательство преданности никогда не изгладится из моей памяти.
I will not forget it--and neither shall THEY!" he added, with passion.	Я не забуду... Им тоже придется вспомнить!" -прибавил он гневно.
Whilst he mused, his appreciation of Hendon's magnanimous conduct grew to greater and still greater dimensions in his mind, and so also did his gratefulness for it.	Великодушие Гендона все росло в его глазах, а вместе с тем росла и его благодарность к нему.

Presently he said to himself,	Он сказал себе:
"Who saves his prince from wounds and possible death--and this he did for me --performs high service; but it is little—it is nothing--oh, less than nothing!--when 'tis weighed against the act of him who saves his prince from SHAME!"	"Кто спасает своего государя от ран и смерти, оказывает ему великую услугу. Он спас меня от смерти. Но это ничто, ничто в сравнении с этим подвигом! Он спас своего государя от позора!"
Hendon made no outcry under the scourge, but bore the heavy blows with soldierly fortitude.	Гендон переносил удары без крика, без стона -стойко, как солдат.
This, together with his redeeming the boy by taking his stripes for him, compelled the respect of even that forlorn and degraded mob that was gathered there; and its gibes and hootings died away, and no sound remained but the sound of the falling blows.	Эта стойкость, а также то, что он взял на себя плети, предназначенные мальчику, невольно вызвали уважение даже в грубой и низкой черни, собравшейся поглазеть на любопытное зрелище; насмешки смолкли, и ничего не было слышно, кроме ударов бича.
The stillness that pervaded the place, when Hendon found himself once more in the stocks, was in strong contrast with the insulting clamour which had prevailed there so little a while before.	Когда Гендона снова посадили в колоду, на площади, которую еще недавно наполнял оскорбительный шум, царило безмолвие.
The King came softly to Hendon's side, and whispered in his ear--	Король тихонько подошел к Г ендону и сказал ему на ухо:
"Kings cannot ennoble thee, thou good, great soul, for One who is higher than kings hath done that for thee; but a king can confirm thy nobility to men."	- Не во власти королей отблагородить тебя, добрая, великая душа, так как тот, кто выше королей, уже создал тебя благородным; но король может возвеличить тебя перед людьми.
He picked up the scourge from the ground, touched Hendon's bleeding shoulders lightly with it, and whispered,	Он поднял плеть, валявшуюся на земле, слегка коснулся ею окровавленных плеч Г ендона и шепнул:
"Edward of England dubs thee Earl!"	- Эдуард, король Англии, жалует тебя титулом графа.
Hendon was touched. The water welled to his eyes, yet at the same time the grisly humour of the situation and circumstances so undermined his gravity that it was all he could do to keep some sign of his inward mirth from showing outside.	Гендон был тронут, слезы потекли по его щекам, но в то же время он так живо чувствовал мрачный юмор своего положения, что едва мог удержаться от улыбки.
To be suddenly hoisted, naked and gory, from the common stocks to the Alpine altitude and splendour of an Earldom, seemed to him the last possibility in the line of the grotesque.	Вознестись сразу, раздетым и окровавленным, от позорного столба на недосягаемую высоту графского достоинства - что может быть смешнее!
He said to himself, "Now am I finely tinselled, indeed!	"Как мне везет! - говорил он себе.
The spectre-knight of the Kingdom of Dreams and Shadows is become a spectre-earl--a dizzy flight for a callow wing!	- Призрачный рыцарь царства Снов и Теней превратился теперь в призрачного графа -головокружительный взлет, особенно для бесперых крыльев!

An' this go on, I shall presently be hung like a very maypole with fantastic gauds and make-believe honours. But I shall value them, all valueless as they are, for the love that doth bestow them.	Если так будет продолжаться дальше, меня скоро разукрасят, как майский шест, мишурными украшениями и призрачными почестями; но хоть они сами по себе и не имеют цены, я буду ценить в них любовь того, кто дарит меня ими.
Better these poor mock dignities of mine, that come unasked, from a clean hand and a right spirit, than real ones bought by servility from grudging and interested power."	Лучше эти бедные, смешные почести, которыми меня осыпают нежданно и непрошенно чистою рукою и от чистого сердца, чем настоящие, покупаемые унижением у завистливых и корыстных властей".
The dreaded Sir Hugh wheeled his horse about, and as he spurred away, the living wall divided silently to let him pass, and as silently closed together again.	Грозный сэр Гью повернул коня. Живая стена безмолвно расступилась перед ним и так же безмолвно сомкнулась.
And so remained; nobody went so far as to venture a remark in favour of the prisoner, or in compliment to him; but no matter --the absence of abuse was a sufficient homage in itself.	По-прежнему было тихо, никто не решался ни слова произнести в защиту или в похвалу осужденному; но уже то, что не было слышно ни одной насмешки, само по себе служило данью уважения его мужеству.
A late comer who was not posted as to the present circumstances, and who delivered a sneer at the 'impostor,' and was in the act of following it with a dead cat, was promptly knocked down and kicked out, without any words, and then the deep quiet resumed sway once more.	Запоздалый зритель, не присутствовавший при том, что происходило раньше, и вздумавший позубоскалить над осужденным и запустить в него дохлой кошкой, был сразу сбит с ног и вышвырнут вон; а затем снова наступила та же глубокая тишина.
Chapter XXIX.	29.
To London.	В Лондон
When Hendon's term of service in the stocks was finished, he was released and ordered to quit the region and come back no more.	Отсидев положенное время у позорного столба, Г ендон был освобожден и получил приказ выехать из этого округа и никогда больше не возвращаться в него.
His sword was restored to him, and also his mule and his donkey.	Ему вернули его шпагу, а также его мула и ослика.
He mounted and rode off, followed by the King, the crowd opening with quiet respectfulness to let them pass, and then dispersing when they were gone.	Он сел и поехал в сопровождении короля; толпа со спокойной почтительностью расступилась перед ними и, как только они уехали, разошлась.
Hendon was soon absorbed in thought.	Гендон скоро погрузился в свои мысли.
There were questions of high import to be answered.	Ему нужно было многое обдумать.
What should he do?	Что ему делать?
Whither should he go?	Куда направиться?
Powerful help must be found somewhere, or he must relinquish his inheritance and remain under the imputation of being an impostor besides.	Надо непременно отыскать влиятельного покровителя, иначе придется отказаться от наследства и позорно признать себя самозванцем.
Where could he hope to find this powerful help? Where, indeed!	Но где же можно рассчитывать найти такого влиятельного покровителя?
It was a knotty question.	Вот вопрос!

By-and-by a thought occurred to him which pointed to a possibility--the slenderest of slender possibilities, certainly, but still worth considering, for lack of any other that promised anything at all.	У него мелькнула в голове мысль, которая мало-помалу превратилась в надежду - очень слабую, но все же такую, о которой стоило подумать за неимением другой.
He remembered what old Andrews had said about the young King's goodness and his generous championship of the wronged and unfortunate.	Рыцарь вспомнил, что ему говорил старый Эндрюс о доброте юного короля и его великодушном заступничестве за обиженных и несчастных.
Why not go and try to get speech of him and beg for justice?	Не попытаться ли проникнуть к нему и попросить у него справедливости?
Ah, yes, but could so fantastic a pauper get admission to the august presence of a monarch?	Да, но разве такого бедняка допустят к августейшей особе монарха?
Never mind--let that matter take care of itself; it was a bridge that would not need to be crossed till he should come to it.	Ну да все равно, пока нечего тужить; еще будет время об этом подумать.
He was an old campaigner, and used to inventing shifts and expedients: no doubt he would be able to find a way.	Г ендон был старый солдат, находчивый и изобретательный; без сомнения, когда дойдет до дела, он придумает средство.
Yes, he would strike for the capital.	А теперь надо ехать в столицу.
Maybe his father's old friend Sir Humphrey Marlow would help him--'good old Sir Humphrey, Head Lieutenant of the late King's kitchen, or stables, or something'--Miles could not remember just what or which.	Быть может, за него вступится старый друг его отца, сэр Гэмфри Марло, добрый старый сэр Гэмфри - главный заведующий кухней покойного короля, или конюшнями, или чем-то в этом роде, -Майлс не мог с точностью припомнить, чем именно.
Now that he had something to turn his energies to, a distinctly defined object to accomplish, the fog of humiliation and depression which had settled down upon his spirits lifted and blew away, and he raised his head and looked about him.	Теперь, когда нужно было сосредоточить все свои силы, когда явилась определенная цель, уныние, омрачавшее его дух, рассеялось. Он поднял голову и огляделся вокруг.
He was surprised to see how far he had come; the village was away behind him.	Он даже удивился, как много они проехали, -деревня осталась далеко позади.
The King was jogging along in his wake, with his head bowed; for he, too, was deep in plans and thinkings.	Король трусил за ним на осле, повесив голову; он тоже был углублен в свои мысли и планы.
A sorrowful misgiving clouded Hendon's new-born cheerfulness: would the boy be willing to go again to a city where, during all his brief life, he had never known anything but ill-usage and pinching want?	Грустное предчувствие омрачило только что народившуюся радость Г ендона; захочет ли мальчик вернуться в город, где всю свою недолгую жизнь он не знал ничего, кроме голода, обид и побоев?
But the question must be asked; it could not be avoided; so Hendon reined up, and called out--	Надо спросить его, - все равно этого не избежать. Гендон придержал мула и крикнул:
"I had forgotten to inquire whither we are bound.	- Я позабыл спросить тебя, куда ехать.
Thy commands, my liege!"	Приказывай, государь!
"To London!"	- В Лондон!
Hendon moved on again, mightily contented with the answer--but astounded at it too.	Гендон двинулся дальше, очень довольный, но удивленный ответом.

The whole journey was made without an adventure of importance.	Всю дорогу они ехали без всяких приключений.
But it ended with one.	Но под конец без приключения все-таки не обошлось.
About ten o'clock on the night of the 19th of February they stepped upon London Bridge, in the midst of a writhing, struggling jam of howling and hurrahing people, whose beer-jolly faces stood out strongly in the glare from manifold torches--and at that instant the decaying head of some former duke or other grandee tumbled down between them, striking Hendon on the elbow and then bounding off among the hurrying confusion of feet.	Около десяти часов вечера девятнадцатого февраля они въехали на Лондонский мост и очутились в гуще воющей, горланящей, гогочущей толпы; красные, развеселые от пива лица блестели при свете множества факелов. Как раз в ту минуту, когда путешественники въезжали в ворота перед мостом, сверху сорвалась разложившаяся голова какого-то бывшего герцога или другого вельможи и, ударившись о локоть Гендона, отскочила в толпу.
So evanescent and unstable are men's works in this world!--the late good King is but three weeks dead and three days in his grave, and already the adornments which he took such pains to select from prominent people for his noble bridge are falling. A citizen stumbled over that head, and drove his own head into the back of somebody in front of him, who turned and knocked down the first person that came handy, and was promptly laid out himself by that person's friend.	Вот как недолговечны дела рук человеческих: прошло всего три недели со дня смерти доброго короля Генриха, не прошло и трех суток со дня его похорон, а благородные украшения, которые он так старательно выбирал для своего великолепного моста между первыми лицами в государстве, уже начали падать... Какой-то горожанин, споткнувшись об упавшую голову, ткнулся своей головой в спину стоявшего впереди. Тот обернулся, свалил с ног кулаком первого подвернувшегося под руку соседа и сам полетел, сваленный с ног товарищем упавшего.
It was the right ripe time for a free fight, for the festivities of the morrow --Coronation Day--were already beginning; everybody was full of strong drink and patriotism; within five minutes the free fight was occupying a good deal of ground; within ten or twelve it covered an acre of so, and was become a riot.	Время для драки было самое подходящее. Завтра начиналась коронация, и все уже были полны спиртным и патриотизмом; через пять минут драка заняла уже немалое пространство; через десять или двенадцать она занимала уже не меньше акра и превратилась в побоище.
By this time Hendon and the King were hopelessly separated from each other and lost in the rush and turmoil of the roaring masses of humanity.	Г ендона оттеснили от короля, а оба они затерялись в шумном водовороте ревущих человеческих скопищ.
And so we leave them.	Здесь мы оставим их.
Chapter XXX.	30.
Tom's progress.	Успехи Тома
Whilst the true King wandered about the land poorly clad, poorly fed, cuffed and derided by tramps one while, herding with thieves and murderers in a jail another, and called idiot and impostor by all impartially, the mock King Tom Canty enjoyed quite a different experience.	Пока настоящий король бродил по стране полуголый, полуголодный, то терпя насмешки и побои от бродяг, то сидя в тюрьме с ворами и убийцами, причем все считали его сумасшедшим и самозванцем, - мнимый король Том Кенти вел совсем иную жизнь.
When we saw him last, royalty was just beginning to have a bright side for him.	Когда мы видели его в последний раз, он только что начинал находить привлекательность в королевской власти.

This bright side went on brightening more and more every day: in a very little while it was become almost all sunshine and delightfulness.	Королевское звание все больше нравилось ему, и, наконец, вся жизнь его стала радостью.
He lost his fears; his misgivings faded out and died; his embarrassments departed, and gave place to an easy and confident bearing.	Он перестал бояться, его опасения понемногу рассеялись, чувство неловкости прошло, он стал держать себя спокойно и непринужденно.
He worked the whipping-boy mine to ever-increasing profit.	Как руду из шахты, добывал он все нужные сведения от мальчика для порки.
He ordered my Lady Elizabeth and my Lady Jane Grey into his presence when he wanted to play or talk, and dismissed them when he was done with them, with the air of one familiarly accustomed to such performances.	Когда ему хотелось играть или болтать, он вызывал к себе леди Элизабет и леди Джэн Грей, а затем отпускал их с таким видом, как будто для него это дело обычное.
It no longer confused him to have these lofty personages kiss his hand at parting.	Он уже не смущался тем, что принцессы целовали ему руку на прощанье.
He came to enjoy being conducted to bed in state at night, and dressed with intricate and solemn ceremony in the morning.	Теперь ему нравилось, что его с такими церемониями укладывают спать на ночь; ему нравился сложный и торжественный обряд утреннего одевания.
It came to be a proud pleasure to march to dinner attended by a glittering procession of officers of state and gentlemen-at-arms; insomuch, indeed, that he doubled his guard of gentlemen-at-arms, and made them a hundred.	Он с гордым удовольствием шествовал к обеденному столу в сопровождении блестящей свиты сановников и телохранителей; этой свитой он так гордился, что даже приказал удвоить ее, и теперь у него было сто телохранителей.
He liked to hear the bugles sounding down the long corridors, and the distant voices responding,	Он любил прислушиваться к звукам труб, разносившимся по длинным коридорам, и к далеким голосам, кричавшим:
"Way for the King!"	"Дорогу королю!"
He even learned to enjoy sitting in throned state in council, and seeming to be something more than the Lord Protector's mouthpiece.	Он научился даже находить удовольствие в заседаниях совета в тронном зале и притворяться, будто он не только повторяет слова, которые шепчет ему лорд-протектор.
He liked to receive great ambassadors and their gorgeous trains, and listen to the affectionate messages they brought from illustrious monarchs who called him brother.	Он любил принимать величавых, окруженных пышной свитой послов из чужих земель и выслушивать любезные приветствия от прославленных монархов, называвших его "братом".
O happy Tom Canty, late of Offal Court!	О, счастливый Том Кенти со Двора Отбросов!
He enjoyed his splendid clothes, and ordered more: he found his four hundred servants too few for his proper grandeur, and trebled them.	Он любил свои роскошные наряды и заказывал себе новые. Он нашел, что четырехсот слуг недостаточно для его величия, и утроил их число.
The adulation of salaaming courtiers came to be sweet music to his ears.	Лесть придворных звучала для его слуха сладкой музыкой.

He remained kind and gentle, and a sturdy and determined champion of all that were oppressed, and he made tireless war upon unjust laws: yet upon occasion, being offended, he could turn upon an earl, or even a duke, and give him a look that would make him tremble.	Он остался добрым и кротким, стойким защитником угнетенных и вел непрестанную войну с несправедливыми законами; но при случае, почувствовав себя оскорбленным, он умел теперь обернуться к какому-нибудь графу или даже герцогу и подарить его таким взглядом, от которого того кидало в дрожь.
Once, when his royal 'sister,' the grimly holy Lady Mary, set herself to reason with him against the wisdom of his course in pardoning so many people who would otherwise be jailed, or hanged, or burned, and reminded him that their august late father's prisons had sometimes contained as high as sixty thousand convicts at one time, and that during his admirable reign he had delivered seventy-two thousand thieves and robbers over to death by the executioner, {9} the boy was filled with generous indignation, and commanded her to go to her closet, and beseech God to take away the stone that was in her breast, and give her a human heart.	Однажды, когда его царственная "сестра", злая святоша леди Мэри, принялась было доказывать ему, что он поступает неразумно, милуя стольких людей, которые иначе были бы брошены в тюрьму, повешены или сожжены, и напомнила ему, что при их августейшем покойном родителе в тюрьмах иногда содержалось одновременно до шестидесяти тысяч заключенных и что за время своего мудрого царствования он отправил на тот свет рукою палача семьдесят две тысячи воров и разбойников, - мальчик, полный благородного негодования, велел ей идти к себе и молиться богу, чтобы он вынул камень из ее груди и вложил в нее человеческое сердце.
Did Tom Canty never feel troubled about the poor little rightful prince who had treated him so kindly, and flown out with such hot zeal to avenge him upon the insolent sentinel at the palace-gate?	Но неужели Тома Кенти никогда не смущало исчезновение бедного маленького законного наследника престола, который обошелся с ним так ласково и с такой горячностью бросился к дворцовым воротам, чтобы наказать дерзкого часового?
Yes; his first royal days and nights were pretty well sprinkled with painful thoughts about the lost prince, and with sincere longings for his return, and happy restoration to his native rights and splendours.	Да! Его первые дни и ночи во дворце были отравлены тягостными мыслями об исчезнувшем принце; Том искренне желал его возвращения и восстановления в правах.
But as time wore on, and the prince did not come, Tom's mind became more and more occupied with his new and enchanting experiences, and by little and little the vanished monarch faded almost out of his thoughts; and finally, when he did intrude upon them at intervals, he was become an unwelcome spectre, for he made Tom feel guilty and ashamed.	Но время шло, а принц не возвращался, и новые радостные впечатления все сильнее овладевали душою Тома, мало-помалу изглаживая из нее образ пропавшего принца; под конец этот образ стал являться лишь изредка и то не желанным гостем, - так как при появлении его Тому становилось больно и стыдно.
Tom's poor mother and sisters travelled the same road out of his mind.	Несчастную мать свою и сестер он тоже вспоминал все реже.
At first he pined for them, sorrowed for them, longed to see them, but later, the thought of their coming some day in their rags and dirt, and betraying him with their kisses, and pulling him down from his lofty place, and dragging him back to penury and degradation and the slums, made him shudder.	Вначале он грустил о них, тосковал, хотел их увидеть, но потом стал содрогаться при мысли, что когда-нибудь они предстанут перед ним в лохмотьях, в грязи, и выдадут его своими поцелуями, и стащат его долой с трона, назад в грязь, в трущобы, на голод и унижения.
At last they ceased to trouble his thoughts almost wholly. And he was content, even glad: for, whenever their mournful and accusing faces did rise before him now, they made him feel more despicable than the worms that crawl.	В конце концов он почти перестал вспоминать о них и был даже рад этому, так как теперь, когда их скорбные и укоряющие лица вставали перед ним, он казался себе презреннее червя.

At midnight of the 19th of February, Tom Canty was sinking to sleep in his rich bed in the palace, guarded by his loyal vassals, and surrounded by the pomps of royalty, a happy boy; for tomorrow was the day appointed for his solemn crowning as King of England.	В полночь девятнадцатого февраля Тем Кенти спокойно заснул в своей роскошной постели во дворце, охраняемый своими верными вассалами и окруженный всей пышностью королевского сана; счастливый мальчик: на завтра назначено было его торжественное коронование.
At that same hour, Edward, the true king, hungry and thirsty, soiled and draggled, worn with travel, and clothed in rags and shreds--his share of the results of the riot--was wedged in among a crowd of people who were watching with deep interest certain hurrying gangs of workmen who streamed in and out of Westminster Abbey, busy as ants: they were making the last preparation for the royal coronation.	В этот самый час настоящий король, Эдуард, голодный, мокрый и грязный, утомленный дорогой, оборванный - одежду его изорвали в драке, - стоял, зажатый в толпе, с глубоким любопытством наблюдавшей за группами рабочих, которые копошились, как муравьи, возле Вестминстерского аббатства. Они доканчивали последние приготовления к завтрашней коронации.
Chapter XXXI.	31.
The Recognition procession.	Коронационное шествие
When Tom Canty awoke the next morning, the air was heavy with a thunderous murmur: all the distances were charged with it.	На следующее утро, когда Том Кенти проснулся, воздух был полон глухого гула, вся даль гремела.
It was music to him; for it meant that the English world was out in its strength to give loyal welcome to the great day.	Для Тома этот гром был музыкой: он означал, что вся Англия дружно напрягает легкие, приветствуя великий день.
Presently Tom found himself once more the chief figure in a wonderful floating pageant on the Thames; for by ancient custom the 'recognition procession' through London must start from the Tower, and he was bound thither.	Том снова занял первое место в удивительной плавучей процессии на Темзе. По древнему обычаю, королевское шествие должно было пройти через весь Лондон, начиная от Тауэра. И прежде всего Том отправился к Тауэру.
When he arrived there, the sides of the venerable fortress seemed suddenly rent in a thousand places, and from every rent leaped a red tongue of flame and a white gush of smoke; a deafening explosion followed, which drowned the shoutings of the multitude, and made the ground tremble; the flame-jets, the smoke, and the explosions, were repeated over and over again with marvellous celerity, so that in a few moments the old Tower disappeared in the vast fog of its own smoke, all but the very top of the tall pile called the White Tower; this, with its banners, stood out above the dense bank of vapour as a mountain-peak projects above a cloud-rack.	Как только он прибыл туда, стены древней крепости словно внезапно треснули в тысяче мест сразу, и из каждой трещины выскочили красный огненный язык и белый клуб дыма. Раздался оглушительный взрыв, в котором потонули радостные крики толпы; от гула дрожала земля; огонь, дым, треск выстрелов повторялись снова и снова с удивительной быстротой, так что через минуту старый Тауэр исчез в густом облаке дыма; только так называемый Белый Тауэр - высокая башня, украшенная флагами, - высился над этим морем дыма, как горная вершина над грядой облаков.

Tom Canty, splendidly arrayed, mounted a prancing war-steed, whose rich trappings almost reached to the ground; his 'uncle,' the Lord Protector Somerset, similarly mounted, took place in his rear; the King's Guard formed in single ranks on either side, clad in burnished armour; after the Protector followed a seemingly interminable procession of resplendent nobles attended by their vassals; after these came the lord mayor and the aldermanic body, in crimson velvet robes, and with their gold chains across their breasts; and after these the officers and members of all the guilds of London, in rich raiment, and bearing the showy banners of the several corporations.	Разодетый Том Кенти на статном боевом скакуне, покрытом богатой попоной, ниспадавшей почти до земли, возглавлял процессию; сейчас же за ним следовал его "дядя", лорд-протектор Сомерсет, на таком же прекрасном коне, королевская гвардия в сияющих латах сопровождала его с обеих сторон; за протектором следовала бесконечная вереница пышно разодетых вельмож, ехавших в сопровождении своих вассалов; за ними -лорд-мэр и отцы города, в алых бархатных мантиях с золотыми цепями на груди; за ними -депутация от всех лондонских гильдий, в богатой одежде, с пестрыми знаменами корпораций.
Also in the procession, as a special guard of honour through the city, was the Ancient and Honourable Artillery Company--an organisation already three hundred years old at that time, and the only military body in England possessing the privilege (which it still possesses in our day) of holding itself independent of the commands of Parliament.	Шествие замыкала древняя Почетная артиллерийская бригада, существовавшая в то время уже около трехсот лет, единственная воинская часть, пользовавшаяся привилегией (сохраненной до наших дней) не подчиняться распоряжениям парламента.
It was a brilliant spectacle, and was hailed with acclamations all along the line, as it took its stately way through the packed multitudes of citizens.	Это было блестящее зрелище! Бригада выступала среди многолюдной толпы, приветствовавшей ее на каждом шагу оглушительными криками.
The chronicler says,	Вот как рассказывает об этом летописец:
'The King, as he entered the city, was received by the people with prayers, welcomings, cries, and tender words, and all signs which argue an earnest love of subjects toward their sovereign; and the King, by holding up his glad countenance to such as stood afar off, and most tender language to those that stood nigh his Grace, showed himself no less thankful to receive the people's goodwill than they to offer it. To all that wished him well, he gave thanks.	"При въезде короля в город народ встретил его приветственными криками, молитвами, благожеланиями и другими изъявлениями искренней любви верноподданных к своему государю; и король, повернувшись к толпе сияющим радостью ликом и милостиво беседуя с теми, кто был ближе к его августейшей особе, с избытком вознаградил свой народ за его верноподданнические чувства.
To such as bade "God save his Grace," he said in return, "God save you all!" and added that "he thanked them with all his heart."	В ответ на крики: "Да здравствует король Англии!" - "Да хранит господь его величество Эдуарда Шестого!" - он говорил благосклонно: "Храни господь всех вас!
Wonderfully transported were the people with the loving answers and gestures of their King.'	От всего сердца благодарю мой добрый народ!" И народ с восхищением внимал милостивым ответам своего короля".
In Fenchurch Street a 'fair child, in costly apparel,' stood on a stage to welcome his Majesty to the city. The last verse of his greeting was in these words--	На улице Фенчерч какой-то "прелестный ребенок в роскошном наряде" взошел на подмостки и приветствовал его величество такими стихами:
'Welcome, O King! as much as hearts can think; Welcome, again, as much as tongue can tell,--Welcome to joyous tongues, and hearts that will not shrink: God thee preserve, we pray, and wish thee ever well.'	Да здравствует король! - поют тебе сердца. Да здравствует король! - мы все тебе поем. Да здравствует король! Да правит без конца! □ □Храни тебя господь в величии твоем!
The people burst forth in a glad shout, repeating with one voice what the child had said.	Толпа в один голос повторяла слова ребенка.

Tom Canty gazed abroad over the surging sea of eager faces, and his heart swelled with exultation; and he felt that the one thing worth living for in this world was to be a king, and a nation's idol.	Том Кенти смотрел на это волнующееся море радостных лиц, и сердце его ликовало; он чувствовал, что если стоит жить на свете, так только для того, чтобы быть королем и любимцем народа.
Presently he caught sight, at a distance, of a couple of his ragged Offal Court comrades--one of them the lord high admiral in his late mimic court, the other the first lord of the bedchamber in the same pretentious fiction; and his pride swelled higher than ever.	Вдруг он увидел вдали двух маленьких оборванцев, его бывших товарищей по Двору Отбросов (один из них занимал должность лорда-адмирала при его потешном дворе, а другой - первого лорда опочивальни), и еще больше возгордился.
Oh, if they could only recognise him now!	О, если бы они могли узнать его теперь!
What unspeakable glory it would be, if they could recognise him, and realise that the derided mock king of the slums and back alleys was become a real King, with illustrious dukes and princes for his humble menials, and the English world at his feet!	Как несказанно счастлив был бы он, если бы они узнали его, если бы увидели, что шутовской король трущоб и задворков стал настоящим королем, что ему прислуживают герцоги и принцы и у ног его весь английский народ!
But he had to deny himself, and choke down his desire, for such a recognition might cost more than it would come to: so he turned away his head, and left the two soiled lads to go on with their shoutings and glad adulations, unsuspicious of whom it was they were lavishing them upon.	Но он должен был отказать себе в этом удовольствии, он должен был подавить свое желание, потому что такая встреча обошлась бы ему слишком дорого. И Том отвернулся, а мальчики продолжали прыгать и кричать, не подозревая, кому они посылают свои приветствия.
Every now and then rose the cry, "A largess! a largess!" and Tom responded by scattering a handful of bright new coins abroad for the multitude to scramble for.	- Милостыни! Милостыни! - кричал народ. И Том бросал в толпу пригоршни новеньких блестящих монет.
The chronicler says,	Летописец рассказывает:
'At the upper end of Gracechurch Street, before the sign of the Eagle, the city had erected a gorgeous arch, beneath which was a stage, which stretched from one side of the street to the other.	"На верхнем конце улицы Грэсчерч, перед харчевней "Орел", город соорудил великолепную арку, под которой тянулись подмостки с одной стороны улицы до другой.
This was an historical pageant, representing the King's immediate progenitors.	На этих подмостках были выставлены изображения ближайших предков короля.
There sat Elizabeth of York in the midst of an immense white rose, whose petals formed elaborate furbelows around her; by her side was Henry VII., issuing out of a vast red rose, disposed in the same manner: the hands of the royal pair were locked together, and the wedding-ring ostentatiously displayed.	Там сидела Елизавета Йоркская посредине большой белой розы, лепестки которой свивались вокруг нее вычурными фестонами; рядом с ней, в красной розе, сидел Г енрих VII; руки царственной четы были соединены, на пальцах красовались выставленные напоказ обручальные кольца.
From the red and white roses proceeded a stem, which reached up to a second stage, occupied by Henry VIII., issuing from a red and white rose, with the effigy of the new King's mother, Jane Seymour, represented by his side.	От белой и алой розы тянулся стебель, достигавший вторых подмостков, где Генрих VIII выходил из раскрытой ало-белой розы вместе с Джэн Сеймур, матерью нового короля.

One branch sprang from this pair, which mounted to a third stage, where sat the effigy of Edward VI. himself, enthroned in royal majesty; and the whole pageant was framed with wreaths of roses, red and white.'	От этой пары опять-таки тянулся стебель к третьим подмосткам, где находилось изображение самого Эдуарда VI на троне, во всем его царственном величии. Все подмостки были увиты гирляндами роз, алых и белых".
This quaint and gaudy spectacle so wrought upon the rejoicing people, that their acclamations utterly smothered the small voice of the child whose business it was to explain the thing in eulogistic rhymes.	Это странное и красивое зрелище привело ликующий народ в такой восторг, что его крики совершенно заглушили слабый голос ребенка, которому поручено было прочесть хвалебные стихи, объясняющие значение этой аллегории.
But Tom Canty was not sorry; for this loyal uproar was sweeter music to him than any poetry, no matter what its quality might be.	Но Том Кенти не жалел об этом: верноподданнический рев толпы был для него слаще всяких стихов, даже самых хороших.
Whithersoever Tom turned his happy young face, the people recognised the exactness of his effigy's likeness to himself, the flesh and blood counterpart; and new whirlwinds of applause burst forth.	Когда Том повернул к толпе свое счастливое юное лицо, народ заметил сходство его с изображением, и снова загремела буря приветствий.
The great pageant moved on, and still on, under one triumphal arch after another, and past a bewildering succession of spectacular and symbolical tableaux, each of which typified and exalted some virtue, or talent, or merit, of the little King's.	Процессия все подвигалась вперед, проходя под триумфальными арками мимо ярких символических изображений, прославлявших различные добродетели, таланты и заслуги нового короля.
'Throughout the whole of Cheap side, from every penthouse and window, hung banners and streamers; and the richest carpets, stuffs, and cloth-of-gold tapestried the streets--specimens of the great wealth of the stores within; and the splendour of this thoroughfare was equalled in the other streets, and in some even surpassed.'	"По всей Чипсайд из каждого окна, с каждого карниза свисали знамена и флаги, а также роскошные ковры, дорогие ткани и золотая парча - свидетельство богатств, хранившихся в сундуках; другие улицы были украшены столь же великолепно, и даже еще великолепнее".
"And all these wonders and these marvels are to welcome me--me!" murmured Tom Canty.	- И все эти диковины, все эти чудеса выставлены ради меня, - шептал Том Кенти.
The mock King's cheeks were flushed with excitement, his eyes were flashing, his senses swam in a delirium of pleasure.	Щеки мнимого короля горели от возбуждения, глаза блестели, он блаженствовал, наслаждался.
At this point, just as he was raising his hand to fling another rich largess, he caught sight of a pale, astounded face, which was strained forward out of the second rank of the crowd, its intense eyes riveted upon him.	Вдруг, как раз в то время, когда он поднял руку, чтобы бросить народу пригоршню монет, он увидел в толпе бледное, изумленное лицо и пристальный взгляд, устремленный на него.
A sickening consternation struck through him; he recognised his mother! and up flew his hand, palm outward, before his eyes--that old involuntary gesture, born of a forgotten episode, and perpetuated by habit.	У Тома потемнело в глазах: он узнал свою мать! Он быстро заслонил глаза рукой, вывернув ее ладонью наружу, - старый непроизвольный жест, возникший от давно позабытых причин и вошедший в привычку.
In an instant more she had torn her way out of the press, and past the guards, and was at his side.	Еще мгновение - женщина пробилась вперед сквозь толпу, сквозь стражу и очутилась возле него.
She embraced his leg, she covered it with kisses, she cried,	Она обхватила его ногу, она покрыла ее поцелуями, она зарыдала:

"O my child, my darling!" lifting toward him a face that was transfigured with joy and love.	- Дитя мое, любимое дитя! - и подняла к нему лицо, преображенное радостью и любовью.
The same instant an officer of the King's Guard snatched her away with a curse, and sent her reeling back whence she came with a vigorous impulse from his strong arm.	Один из телохранителей с бранью потащил ее прочь и сильной рукой отшвырнул назад.
The words	Слова:
"I do not know you, woman!" were falling from Tom Canty's lips when this piteous thing occurred; but it smote him to the heart to see her treated so; and as she turned for a last glimpse of him, whilst the crowd was swallowing her from his sight, she seemed so wounded, so broken-hearted, that a shame fell upon him which consumed his pride to ashes, and withered his stolen royalty.	"Женщина, я не знаю тебя!" уже готовы были сорваться с уст Тома, но обида, нанесенная его матери, уязвила его в самое сердце. И когда она обернулась, чтобы в последний раз взглянуть на него, прежде чем толпа скроет его окончательно от ее глаз, у нее было такое скорбное лицо, что Тому стало стыдно. Этот стыд испепелил его гордость и отравил всю радость краденого величия.
His grandeurs were stricken valueless: they seemed to fall away from him like rotten rags.	Все почести показались ему вдруг лишенными всякой цены, они спали с него, как истлевшие лохмотья.
The procession moved on, and still on, through ever augmenting splendours and ever augmenting tempests of welcome; but to Tom Canty they were as if they had not been.	А процессия шла и шла; убранство улиц становилось все роскошнее; приветственные клики раздавались все громче. Но для Тома Кенти всего этого словно и не было.
He neither saw nor heard.	Он ничего не видел и не слышал.
Royalty had lost its grace and sweetness; its pomps were become a reproach. Remorse was eating his heart out.	Королевская власть потеряла для него прелесть и обаяние; в окружающей пышности ему чудился упрек, угрызения совести терзали его сердце.
He said,	Он говорил себе:
"Would God I were free of my captivity!" He had unconsciously dropped back into the phraseology of the first days of his compulsory greatness.	"Хоть бы бог освободил меня из этого плена!", невольно повторяя те же слова, какие беспрестанно твердил в первые дни своего насильственного величия.
The shining pageant still went winding like a radiant and interminable serpent down the crooked lanes of the quaint old city, and through the huzzaing hosts; but still the King rode with bowed head and vacant eyes, seeing only his mother's face and that wounded look in it.	Сверкающая процессия все извивалась по кривым улицам древнего города, как бесконечная змея в блестящей чешуе; воздух звенел от приветствий толпы; но король ехал поникнув головой и ничего не видя перед собою, кроме оскорбленного лица своей матери. И в протянутые руки подданных уже не сыпались блестящие монеты.
"Largess, largess!"	- Милостыни! Милостыни!
The cry fell upon an unheeding ear.	Но он не внимал этим крикам.
"Long live Edward of England!"	- Да здравствует Эдуард, король Англии!
It seemed as if the earth shook with the explosion; but there was no response from the King.	Казалось, вся земля дрожала от этих возгласов, но король не отвечал.

He heard it only as one hears the thunder of the surf when it is blown to the ear out of a great distance, for it was smothered under another sound which was still nearer, in his own breast, in his accusing conscience--a voice which kept repeating those shameful words,	До него эти крики доносились как отдаленный прибой, заглушаемый другими звуками, раздававшимися ближе, в его собственной груди, в его собственной совести, - голосом, повторявшим постыдные слова:
"I do not know you, woman!"	"Женщина, я не знаю тебя!"
The words smote upon the King's soul as the strokes of a funeral bell smite upon the soul of a surviving friend when they remind him of secret treacheries suffered at his hands by him that is gone.	Эти слова звучали в душе короля, как звучит погребальный колокол в душе человека на похоронах близкого друга, которому при его жизни он вероломно изменил.
New glories were unfolded at every turning; new wonders, new marvels, sprang into view; the pent clamours of waiting batteries were released; new raptures poured from the throats of the waiting multitudes: but the King gave no sign, and the accusing voice that went moaning through his comfortless breast was all the sound he heard.	На каждом повороте его ждали новые почести, новая роскошь, новые чудеса, грохот приветственных выстрелов, ликующие клики толпы; но король ни словом, ни жестом не отзывался на них, так как, кроме укоряющего голоса в своей собственной безутешной душе, он ничего и не слышал.
By-and-by the gladness in the faces of the populace changed a little, and became touched with a something like solicitude or anxiety: an abatement in the volume of the applause was observable too.	Мало-помалу и у зрителей изменились лица и вместо радостных стали озабоченными, и приветственные клики раздавались уже не так громко.
The Lord Protector was quick to notice these things: he was as quick to detect the cause.	Лорд-протектор скоро заметил это и сразу понял причину.
He spurred to the King's side, bent low in his saddle, uncovered, and said--	Он подскакал к королю, низко пригнулся к нему, обнажив голову, и шепнул:
"My liege, it is an ill time for dreaming.	- Государь, теперь не время мечтать!
The people observe thy downcast head, thy clouded mien, and they take it for an omen.	Народ видит твою поникшую голову, твое отуманенное чело и принимает это за дурное предзнаменование.
Be advised: unveil the sun of royalty, and let it shine upon these boding vapours, and disperse them.	Послушайся моего совета, дай вновь воссиять твоему королевскому солнцу и озари свой народ его лучами.
Lift up thy face, and smile upon the people."	Подними голову и улыбнись народу.
So saying, the Duke scattered a handful of coins to right and left, then retired to his place.	С этими словами герцог бросил направо и налево по пригоршне монет и вернулся на свое место.
The mock King did mechanically as he had been bidden.	Мнимый король машинально исполнил то, о чем его просили.
His smile had no heart in it, but few eyes were near enough or sharp enough to detect that.	В его улыбке не было души, но только немногие стояли к нему настолько близко, только немногие обладали настолько острым зрением, чтобы заметить это.
The noddings of his plumed head as he saluted his subjects were full of grace and graciousness; the largess which he delivered from his hand was royally liberaname = "note" so the people's anxiety vanished, and the acclamations burst forth again in as mighty a volume as before.	Он так грациозно и ласково наклонял свою украшенную перьями голову, с такой царственной щедростью сыпал вокруг новенькие блестящие монеты, что тревога народа рассеялась и приветственные клики загремели так же громко, как прежде.

Still once more, a little before the progress was ended, the Duke was obliged to ride forward, and make remonstrance.	А все же герцогу пришлось еще раз подъехать к королю и постараться образумить его.
He whispered--	Он прошептал:
"O dread sovereign! shake off these fatal humours; the eyes of the world are upon thee." Then he added with sharp annoyance, "Perdition catch that crazy pauper! 'twas she that hath disturbed your Highness."	- Великий государь, стряхни с себя эту гибельную грусть, глаза целого мира устремлены на тебя! - и с досадой прибавил: - Чтоб она пропала, эта жалкая нищенка! Это она так расстроила ваше величество!
The gorgeous figure turned a lustreless eye upon the Duke, and said in a dead voice--	Разряженный король обратил на герцога потухший взор и сказал беззвучным голосом:
"She was my mother!"	- Это была моя мать!
"My God!" groaned the Protector as he reined his horse backward to his post, "the omen was pregnant with prophecy. He is gone mad again!"	- Боже мой! - простонал лорд-протектор, отъезжая назад. - Дурное предзнаменование оказалось пророчеством: он снова сошел с ума!
Chapter XXXII.	32.
Coronation Day.	День коронации
Let us go backward a few hours, and place ourselves in Westminster Abbey, at four o'clock in the morning of this memorable Coronation Day.	Вернемся на несколько часов назад и займем место в Вестминстерском аббатстве в четыре часа утра, в памятный день коронации.
We are not without company; for although it is still night, we find the torch-lighted galleries already filling up with people who are well content to sit still and wait seven or eight hours till the time shall come for them to see what they may not hope to see twice in their lives --the coronation of a King.	Мы здесь не одни: хотя на дворе еще ночь, но освещенные факелами хоры уже заполняются людьми; они готовы просидеть шесть-семь часов, лишь бы увидеть зрелище, которое никто не надеется увидеть два раза в жизни, - коронацию короля.
Yes, London and Westminster have been astir ever since the warning guns boomed at three o'clock, and already crowds of untitled rich folk who have bought the privilege of trying to find sitting-room in the galleries are flocking in at the entrances reserved for their sort.	Да, Лондон и Вестминстер поднялись на ноги с трех часов ночи, когда грянули первые пушки, и уже целая толпа не именитых, но зажиточных граждан, заплатив деньги за доступ на хоры, теснится у входов, предназначенных для людей их сословия.
The hours drag along tediously enough.	Часы тянутся довольно тоскливо.
All stir has ceased for some time, for every gallery has long ago been packed.	Всякая суматоха мало-помалу стихла, так как хоры уже давно набиты битком.
We may sit, now, and look and think at our leisure.	Присядем и мы: у нас довольно времени, чтобы осмотреться и подумать.
We have glimpses, here and there and yonder, through the dim cathedral twilight, of portions of many galleries and balconies, wedged full with other people, the other portions of these galleries and balconies being cut off from sight by intervening pillars and architectural projections.	Со всех сторон, куда ни бросишь взгляд, из полумрака, царящего в соборе, выступают части хоров и балконов, усеянных зрителями; другие же части тех же хоров и балконов скрыты от глаз колоннами и выступами.
We have in view the whole of the great north transept--empty, and waiting for England's privileged ones.	Нам ясно виден весь огромный северный придел собора - пустой в ожидании избранной публики.

We see also the ample area or platform, carpeted with rich stuffs, whereon the throne stands.	Нам виден также большой помост, устланный богатыми тканями.
The throne occupies the centre of the platform, and is raised above it upon an elevation of four steps.	Посредине его, на возвышении, к которому ведут четыре ступени, помещается трон.
Within the seat of the throne is enclosed a rough flat rock--the stone of Scone--which many generations of Scottish kings sat on to be crowned, and so it in time became holy enough to answer a like purpose for English monarchs.	В сидение трона вделан неотесанный плоский камень - Сконский камень, на котором короновались многие поколения шотландских королей; обычай и время настолько освятили его, что теперь он достоин служить и английским королям.
Both the throne and its footstool are covered with cloth of gold.	И трон и его подножие обтянуты золотой парчой.
Stillness reigns, the torches blink dully, the time drags heavily.	Вокруг царит тишина; факелы светят тускло; часы лениво ползут.
But at last the lagging daylight asserts itself, the torches are extinguished, and a mellow radiance suffuses the great spaces.	Но вот, наконец, рассветает; факелы потушены, мягкий свет разливается по огромному зданию.
All features of the noble building are distinct now, but soft and dreamy, for the sun is lightly veiled with clouds.	Теперь ясно можно различить все очертания этого благородного храма, но они вырисовываются мягко, как бы во сне, так как солнце слегка подернуто тучами.
At seven o'clock the first break in the drowsy monotony occurs; for on the stroke of this hour the first peeress enters the transept, clothed like Solomon for splendour, and is conducted to her appointed place by an official clad in satins and velvets, whilst a duplicate of him gathers up the lady's long train, follows after, and, when the lady is seated, arranges the train across her lap for her.	В семь часов дремотное однообразие этого ожидания впервые нарушается: с последним ударом в северном приделе появляется первая знатная леди, одетая, как Соломон в его славе; распорядитель в шелку и бархате провожает ее к отведенному для нее месту; другой, такой же разряженный, подобрав длинный шлейф леди, идет за нею и, когда она уселась, укладывает шлейф у нее на коленях.
He then places her footstool according to her desire, after which he puts her coronet where it will be convenient to her hand when the time for the simultaneous coroneting of the nobles shall arrive.	Затем он подставляет ей под ноги скамеечку и кладет неподалеку корону, чтобы леди удобно было взять ее, когда настанет время всем представителям аристократии возложить на себя свои короны.
By this time the peeresses are flowing in in a glittering stream, and the satin-clad officials are flitting and glinting everywhere, seating them and making them comfortable.	Супруги пэров появляются одна за Другой, блестящей вереницей, а между ними мелькают нарядные распорядители, усаживая их и устраивая.
The scene is animated enough now.	Теперь внутренность храма представляет собою довольно оживленное зрелище.
There is stir and life, and shifting colour everywhere.	Везде жизнь, движение, яркие краски.
After a time, quiet reigns again; for the peeresses are all come and are all in their places, a solid acre or such a matter, of human flowers, resplendent in variegated colours, and frosted like a Milky Way with diamonds.	Немного погодя водворяется снова тишина, супруги и дочери пэров все пришли и все уселись на свои места, - огромный живой цветник, пестрый и, как Млечный путь, сверкающий морозной пылью брильянтов.

There are all ages here: brown, wrinkled, white-haired dowagers who are able to go back, and still back, down the stream of time, and recall the crowning of Richard III. and the troublous days of that old forgotten age; and there are handsome middle-aged dames; and lovely and gracious young matrons; and gentle and beautiful young girls, with beaming eyes and fresh complexions, who may possibly put on their jewelled coronets awkwardly when the great time comes; for the matter will be new to them, and their excitement will be a sore hindrance.	Тут перед вами все возрасты: старухи, сморщенные, желтые, седые, - они помнят коронацию Ричарда III и его смутные, давно забытые времена; и красивые пожилые дамы; и прелестные молоденькие женщины; есть и хорошенькие нежные девушки с блестящими глазами и свежими щечками, - легко может статься, что, когда придет великая минута, они даже не сумеют надеть своих усыпанных алмазами коронок: для них это дело новое, и справиться с волнением им будет не легко.
Still, this may not happen, for the hair of all these ladies has been arranged with a special view to the swift and successful lodging of the crown in its place when the signal comes.	Впрочем, нет, - этого не может случиться, ибо у всех этих дам прическа устроена так, чтобы можно было по первому сигналу быстро и безошибочно посадить коронку на надлежащее место.
We have seen that this massed array of peeresses is sown thick with diamonds, and we also see that it is a marvellous spectacle--but now we are about to be astonished in earnest.	Мы уже видели, что разодетые леди усыпаны брильянтами, мы уже знаем, что это зрелище прелестно; однако настоящие чудеса еще впереди.
About nine, the clouds suddenly break away and a shaft of sunshine cleaves the mellow atmosphere, and drifts slowly along the ranks of ladies; and every rank it touches flames into a dazzling splendour of many-coloured fires, and we tingle to our finger-tips with the electric thrill that is shot through us by the surprise and the beauty of the spectacle!	Около девяти часов небо внезапно проясняется, и солнечный луч, прорезав полумрак собора, медленно движется вдоль скамеек с нарядными дамами; каждый ряд горит ослепительными разноцветными огнями, и внезапная яркость этого зрелища пронзает нас, как электрический ток!
Presently a special envoy from some distant corner of the Orient, marching with the general body of foreign ambassadors, crosses this bar of sunshine, and we catch our breath, the glory that streams and flashes and palpitates about him is so overpowering; for he is crusted from head to heel with gems, and his slightest movement showers a dancing radiance all around him.	Но вот в полосу света вступает чрезвычайное посольство из какой-то дальней восточной земли, замыкающее шествие других иностранных послов, - и у вас захватывает дыхание, такой блеск оно разливает вокруг себя; посол с головы до ног усыпан драгоценными каменьями и при каждом движении сыплет вокруг пляшущие снопы алмазных искр.
Let us change the tense for convenience.	Но переведем наш рассказ удобства ради в прошедшее время.
The time drifted along--one hour--two hours--two hours and a half; then the deep booming of artillery told that the King and his grand procession had arrived at last; so the waiting multitude rejoiced.	Прошел час, два часа, два с половиной; глухой артиллерийский залп возвестил о прибытии короля и процессии; утомленная ожиданием толпа оживилась.

All knew that a further delay must follow, for the King must be prepared and robed for the solemn ceremony; but this delay would be pleasantly occupied by the assembling of the peers of the realm in their stately robes. These were conducted ceremoniously to their seats, and their coronets placed conveniently at hand; and meanwhile the multitude in the galleries were alive with interest, for most of them were beholding for the first time, dukes, earls, and barons, whose names had been historical for five hundred years.	Все знали, что придется еще подождать, так как короля нужно облачить и приготовить к торжественной церемонии; а пока ожидание можно будет приятно заполнить разглядыванием пэров королевства, появляющихся во всем их пышном наряде; каждого пэра распорядители с почетом отводили на место и клали возле него его корону. Зрители на хорах с живым любопытством наблюдали за всем: большинство из них впервые видели графов, герцогов и баронов, имена которых не сходили со страниц истории уже в течение пятисот лет.
When all were finally seated, the spectacle from the galleries and all coigns of vantage was complete; a gorgeous one to look upon and to remember.	Когда, наконец, все пэры уселись, с хоров открылось столь дивное зрелище, что действительно стоило взглянуть на него, чтобы потом помнить всю жизнь.
Now the robed and mitred great heads of the church, and their attendants, filed in upon the platform and took their appointed places; these were followed by the Lord Protector and other great officials, and these again by a steel-clad detachment of the Guard.	Теперь на подмостки вступали один за другим епископы в парадном облачении и в митрах и занимали отведенные им места; за ними следовали лорд-протектор и другие важные сановники, а за сановниками - закованные в сталь гвардейцы.
There was a waiting pause; then, at a signal, a triumphant peal of music burst forth, and Tom Canty, clothed in a long robe of cloth of gold, appeared at a door, and stepped upon the platform.	Прошла минута напряженного ожидания, затем по сигналу грянула торжественная музыка, и Том Кенти в длинной мантии из золотой парчи появился в дверях и поднялся на подмостки.
The entire multitude rose, and the ceremony of the Recognition ensued.	Вся толпа как один человек встала, и началась церемония коронования.
Then a noble anthem swept the Abbey with its rich waves of sound; and thus heralded and welcomed, Tom Canty was conducted to the throne.	Все аббатство наполнилось звуками торжественного гимна, и под звуки этого гимна Тома Кенти подвели к трону.
The ancient ceremonies went on, with impressive solemnity, whilst the audience gazed; and as they drew nearer and nearer to completion, Tom Canty grew pale, and still paler, and a deep and steadily deepening woe and despondency settled down upon his spirits and upon his remorseful heart.	Один за другим совершались издревле установленные обряды, величавые и торжественные, и зрители жадно следили за ними; но чем ближе к концу подходила церемония, тем бледнее становился Том Кенти, тем сильнее терзало отчаяние его кающуюся душу.
At last the final act was at hand.	Наконец наступил последний обряд.
The Archbishop of Canterbury lifted up the crown of England from its cushion and held it out over the trembling mock-King's head.	Архиепископ Кентерберийский взял с подушки корону Англии и поднял ее над головой дрожавшего всем телом мнимого короля.
In the same instant a rainbow-radiance flashed along the spacious transept; for with one impulse every individual in the great concourse of nobles lifted a coronet and poised it over his or her head--and paused in that attitude.	В тот же миг словно радуга озарила внутренность собора - это все знатные лорды и леди одновременно взяли свои коронки, возложили их себе на голову и замерли.
A deep hush pervaded the Abbey.	Глубокая тишина охватила аббатство.

At this impressive moment, a startling apparition intruded upon the scene--an apparition observed by none in the absorbed multitude, until it suddenly appeared, moving up the great central aisle.	В эту незабываемую минуту посредине собора вдруг появилось новое действующее лицо, никем раньше не замеченное.
It was a boy, bareheaded, ill shod, and clothed in coarse plebeian garments that were falling to rags.	То был мальчик, с непокрытой головой, в рваных башмаках, в грубой плебейской одежде, висевшей лохмотьями.
He raised his hand with a solemnity which ill comported with his soiled and sorry aspect, and delivered this note of warning--	С торжественностью, совсем не подходившей к его грязному платью и жалкой внешности, он поднял руку и крикнул:
"I forbid you to set the crown of England upon that forfeited head.	- Запрещаю вам возлагать корону Англии на эту преступную голову!
I am the King!"	Я - король!
In an instant several indignant hands were laid upon the boy; but in the same instant Tom Canty, in his regal vestments, made a swift step forward, and cried out in a ringing voice--	В один миг мальчик был схвачен множеством негодующих рук. Но Том Кенти в своем царственном одеянии прыгнул вперед и звонким голосом крикнул:
"Loose him and forbear!	- Отпустите его и не троньте!
He IS the King!"	Он действительно король!
A sort of panic of astonishment swept the assemblage, and they partly rose in their places and stared in a bewildered way at one another and at the chief figures in this scene, like persons who wondered whether they were awake and in their senses, or asleep and dreaming.	Паника овладела собравшимися; пораженные, все приподнялись на своих местах и, переглядываясь, рассматривали главных действующих лиц этой странной сцены, словно не понимая, наяву они это видят или во сне.
The Lord Protector was as amazed as the rest, but quickly recovered himself, and exclaimed in a voice of authority--	Лорд-протектор был изумлен не меньше других, но скоро очнулся и воскликнул властным голосом:
"Mind not his Majesty, his malady is upon him again--seize the vagabond!"	- Не обращайте внимания на слова его величества: им опять овладел недуг. Схватите бродягу!
He would have been obeyed, but the mock-King stamped his foot and cried out--	Его послушались бы, если бы мнимый король не топнул ногой и не крикнул:
"On your peril! Touch him not, he is the King!"	- Под страхом смерти запрещаю вам трогать его! Он - король!
The hands were withheld; a paralysis fell upon the house; no one moved, no one spoke; indeed, no one knew how to act or what to say, in so strange and surprising an emergency.	Руки отдернулись. Все собрание замерло. Никто не двигался, никто не говорил. Правду сказать, никто и не знал, что делать и что говорить, - так странно и неожиданно было все случившееся.
While all minds were struggling to right themselves, the boy still moved steadily forward, with high port and confident mien; he had never halted from the beginning; and while the tangled minds still floundered helplessly, he stepped upon the platform, and the mock-King ran with a glad face to meet him; and fell on his knees before him and said--	Пока все старались овладеть собою и собраться с мыслями, виновник переполоха подходил все ближе и ближе, с гордой осанкой и поднятым челом, он ни разу не остановился; и, пока все колебались в растерянности, он взошел на подмостки. Мнимый король с радостным лицом бросился ему навстречу, упал перед ним на колени и воскликнул:

"Oh, my lord the King, let poor Tom Canty be first to swear fealty to thee, and say, 'Put on thy crown and enter into thine own again!'"	- О государь! Позволь бедному Тому Кенти первому присягнуть тебе на верность и сказать: возложи на себя свою корону и вступи в свои права!
The Lord Protector's eye fell sternly upon the new-comer's face; but straightway the sternness vanished away, and gave place to an expression of wondering surprise.	Суровый взор лорда-протектора остановился на лице пришельца; но тотчас же лицо его смягчилось и суровость сменилась безмерным удивлением.
This thing happened also to the other great officers.	То же удивление выразилось и на лицах других сановников.
They glanced at each other, and retreated a step by a common and unconscious impulse.	Они переглянулись и невольно все разом отступили.
The thought in each mind was the same:	У каждого мелькнула одна и та же мысль:
"What a strange resemblance!"	"Какое поразительное сходство!"
The Lord Protector reflected a moment or two in perplexity, then he said, with grave respectfulness--	Лорд-протектор подумал минуту, потом выговорил серьезно и почтительно:
"By your favour, sir, I desire to ask certain questions which--"	- С вашего позволения, сэр, я желал бы предложить вам несколько вопросов...
"I will answer them, my lord."	- Я отвечу на них, милорд!
The Duke asked him many questions about the Court, the late King, the prince, the princesses--the boy answered them correctly and without hesitating.	Г ерцог стал спрашивать его о покойном короле, о дворе, о принце, о принцессах. Мальчик отвечал на все правильно и без запинки.
He described the rooms of state in the palace, the late King's apartments, and those of the Prince of Wales.	Он описал парадные комнаты во дворце, апартаменты покойного короля и покои принца Уэльского.
It was strange; it was wonderful; yes, it was unaccountable--so all said that heard it.	Это было странно. Это было удивительно. Да, это было необъяснимо, - так утверждали все, кто слышал.
The tide was beginning to turn, and Tom Canty's hopes to run high, when the Lord Protector shook his head and said--	Дело принимало благоприятный оборот, и Том Кенти надеялся, что течение уже несет настоящего короля к трону, но лорд-протектор покачал головой и сказал:
"It is true it is most wonderful--but it is no more than our lord the King likewise can do."	- В самом деле, это изумительно, но ведь это не больше того, что может сделать и государь наш король.
This remark, and this reference to himself as still the King, saddened Tom Canty, and he felt his hopes crumbling from under him.	Замечание лорда-протектора опечалило Тома Кенти - его все еще называли королем, - и он почувствовал, что теряет надежду.
"These are not PROOFS," added the Protector.	- Это еще не доказательства, - прибавил лорд-протектор.
The tide was turning very fast now, very fast indeed--but in the wrong direction; it was leaving poor Tom Canty stranded on the throne, and sweeping the other out to sea.	Волны оставили Тома Кенти на троне, а настоящего короля уносили в открытое море.
The Lord Protector communed with himself --shook his head--the thought forced itself upon him,	Лорд-протектор подумал, покачал головой, - одна мысль вытеснила все остальные:

"It is perilous to the State and to us all, to entertain so fateful a riddle as this; it could divide the nation and undermine the throne."	"И для государства, и для всех нас опасно долго возиться с этой роковою загадкой: это может поселить раздор в народе и подорвать основы королевской власти".
He turned and said--	Он повернулся и сказал:
"Sir Thomas, arrest this--No, hold!"	- Сэр Томас, арестуйте этого... Нет, погодите!
His face lighted, and he confronted the ragged candidate with this question--	Лицо его прояснилось, и он ошеломил оборванного кандидата на престол вопросом:
"Where lieth the Great Seal?	-Где большая государственная печать?
Answer me this truly, and the riddle is unriddled; for only he that was Prince of Wales CAN so answer!	Ответь на этот вопрос, и загадка будет разгадана, ибо на этот вопрос может ответить только тот, кто был принцем Уэльским!
On so trivial a thing hang a throne and a dynasty!"	Вот от какого пустяка зависит судьба трона и династии!
It was a lucky thought, a happy thought.	Это была удачная мысль, счастливая мысль.
That it was so considered by the great officials was manifested by the silent applause that shot from eye to eye around their circle in the form of bright approving glances.	Так подумали все важные сановники, и в их заблестевших взорах выразилось безмолвное одобрение.
Yes, none but the true prince could dissolve the stubborn mystery of the vanished Great Seal--this forlorn little impostor had been taught his lesson well, but here his teachings must fail, for his teacher himself could not answer THAT question--ah, very good, very good indeed; now we shall be rid of this troublesome and perilous business in short order!	Да, только настоящий принц мог разрешить до сих пор не разгаданную тайну исчезновения государственной печати. Маленький самозванец хорошо выучил свой урок, но здесь он споткнется, так как даже тот, кто научил его, не может ответить на этот вопрос. Хорошо! Очень хорошо! Теперь мы скоро выйдем из этого странного и опасного положения.
And so they nodded invisibly and smiled inwardly with satisfaction, and looked to see this foolish lad stricken with a palsy of guilty confusion.	Каждый чуть заметно кивал головой и с трудом удерживался от улыбки, предвкушая, как дерзкий мальчик онемеет от смущения в сознании своей вины.
How surprised they were, then, to see nothing of the sort happen--how they marvelled to hear him answer up promptly, in a confident and untroubled voice, and say--	И как же все были удивлены, когда ничего подобного не случилось, - мальчик тотчас же спокойно и твердо сказал:
"There is nought in this riddle that is difficult."	- В этой загадке нет ничего трудного.
Then, without so much as a by-your-leave to anybody, he turned and gave this command, with the easy manner of one accustomed to doing such things:	И, даже не спросив позволения, он повернулся и дал приказ с непринужденностью человека, привыкшего повелевать:
"My Lord St. John, go you to my private cabinet in the palace--for none knoweth the place better than you--and, close down to the floor, in the left corner remotest from the door that opens from the ante-chamber, you shall find in the wall a brazen nail-head; press upon it and a little jewel-closet will fly open which not even you do know of--no, nor any soul else in all the world but me and the trusty artisan that did contrive it for me.	- Милорд Сент-Джон, ступай в мой кабинет во дворце, - никто не знает его лучше тебя, - и там, возле самого пола, в левом углу, самом дальнем от двери, выходящей в переднюю, ты найдешь медный гвоздь; нажми шляпку гвоздя - и перед тобой откроется маленький тайничок, о существовании которого даже ты не знаешь, и ни одна живая душа не знает, кроме меня да того верного мастера, который его устраивал для меня.

The first thing that falleth under your eye will be the Great Seal--fetch it hither."	Первое, что тебе попадется на глаза, будет большая государственная печать, - принеси ее сюда!
All the company wondered at this speech, and wondered still more to see the little mendicant pick out this peer without hesitancy or apparent fear of mistake, and call him by name with such a placidly convincing air of having known him all his life.	Все дивились этой речи и еще больше дивились тому, что маленький нищий, не задумываясь, выбрал из всех лордов Сент-Джона и назвал его по имени так просто и спокойно, как будто знал его всю свою жизнь.
The peer was almost surprised into obeying.	Вельможа чуть было не кинулся исполнять приказ.
He even made a movement as if to go, but quickly recovered his tranquil attitude and confessed his blunder with a blush.	Он даже шагнул вперед, но тотчас опомнился, и легкая краска выдала его промах.
Tom Canty turned upon him and said, sharply--	Том Кенти обернулся к нему и резко сказал:
"Why dost thou hesitate?	- Что же ты медлишь?
Hast not heard the King's command?	Разве ты не слыхал королевского приказа?
Go!"	Ступай!
The Lord St. John made a deep obeisance--and it was observed that it was a significantly cautious and non-committal one, it not being delivered at either of the kings, but at the neutral ground about half-way between the two--and took his leave.	Лорд Сент-Джон отвесил глубокий поклон; многие заметили, что этот поклон был удивительно осторожен: чтобы как-нибудь не скомпрометировать себя, лорд Сент-Джон не поклонился ни одному из королей в отдельности, но обоим зараз, или, вернее, нейтральному пространству между обоими. И вышел.
Now began a movement of the gorgeous particles of that official group which was slow, scarcely perceptible, and yet steady and persistent--a movement such as is observed in a kaleidoscope that is turned slowly, whereby the components of one splendid cluster fall away and join themselves to another--a movement which, little by little, in the present case, dissolved the glittering crowd that stood about Tom Canty and clustered it together again in the neighbourhood of the new-comer.	В нарядной группе сановников, стоявших на подмостках, началось движение, вначале едва заметное, но непрерывное, словно в калейдоскопе, когда мелкие частицы пестрой фигуры отпадают от одного центра и переходят к другому, образуя новую фигуру. Так и здесь, постепенно, едва заметно, блестящая свита, окружавшая Тома Кенти, переместилась поближе к пришельцу.
Tom Canty stood almost alone.	Том Кенти остался почти один.
Now ensued a brief season of deep suspense and waiting--during which even the few faint hearts still remaining near Tom Canty gradually scraped together courage enough to glide, one by one, over to the majority.	Прошло несколько минут напряженного ожидания, в течение которых немногие боязливые люди, еще остававшиеся возле Тома Кенти, набрались храбрости и один за другим, шмыгнув в сторону, присоединились к большинству.
So at last Tom Canty, in his royal robes and jewels, stood wholly alone and isolated from the world, a conspicuous figure, occupying an eloquent vacancy.	И теперь Том Кенти, в царской одежде и самоцветных каменьях, стоял совсем одинокий, окруженный пустотой.
Now the Lord St. John was seen returning.	В дверях собора показался лорд Сент-Джон.

As he advanced up the mid-aisle the interest was so intense that the low murmur of conversation in the great assemblage died out and was succeeded by a profound hush, a breathless stillness, through which his footfalls pulsed with a dull and distant sound. Every eye was fastened upon him as he moved along.	Едва его заметили, все разговоры смолкли, и водворилась глубокая тишина, только его шаги глухо отдавались под высокими сводами. Все, затаив дыхание, с напряженным любопытством следили за ним, все глаза были устремлены на него.
He reached the platform, paused a moment, then moved toward Tom Canty with a deep obeisance, and said--	Он взошел на подмостки, помедлил немного, затем, отвесив низкий поклон Тому Кенти, сказал:
"Sire, the Seal is not there!"	- Государь, печати там нет!
A mob does not melt away from the presence of a plague-patient with more haste than the band of pallid and terrified courtiers melted away from the presence of the shabby little claimant of the Crown.	Если бы на улице показался вдруг зачумленный, чернь шарахнулась бы прочь от него не так стремительно, как это сборище побледневших, испуганных царедворцев отхлынуло от жалкого маленького претендента на английский престол.
In a moment he stood all alone, without friend or supporter, a target upon which was concentrated a bitter fire of scornful and angry looks.	Миг - и он остался совершенно один под перекрестным огнем гневных и презрительных взглядов.
The Lord Protector called out fiercely--	Лорд-протектор запальчиво крикнул:
"Cast the beggar into the street, and scourge him through the town--the paltry knave is worth no more consideration!"	- Выбросьте этого нищего на улицу и прогоните его по всему городу плетьми! Этот наглец не заслужил ничего лучшего.
Officers of the guard sprang forward to obey, but Tom Canty waved them off and said--	Гвардейцы кинулись к мальчику, но Том Кенти властно отстранил их рукой.
"Back!	- Назад!
Whoso touches him perils his life!"	Кто дотронется до него, ответит головой.
The Lord Protector was perplexed in the last degree.	Лорд-протектор пришел в полное недоумение.
He said to the Lord St. John--	Он спросил Сент-Джона.
"Searched you well?--but it boots not to ask that.	- Хорошо ли вы искали? Впрочем, об этом бесполезно и спрашивать.
It doth seem passing strange.	В высшей степени странно!
Little things, trifles, slip out of one's ken, and one does not think it matter for surprise; but how so bulky a thing as the Seal of England can vanish away and no man be able to get track of it again--a massy golden disk--"	Когда пропадают мелкие вещи, безделушки, этому не удивляешься. Но каким образом такая объемистая вещь, как английская государственная печать, могла исчезнуть без следа, так, что никто не может найти ее? Такой тяжелый золотой круг...
Tom Canty, with beaming eyes, sprang forward and shouted--	Том Кенти с заблестевшими глазами подскочил к нему и крикнул:
"Hold, that is enough!	- Стойте!
Was it round?--and thick?--and had it letters and devices graved upon it?--yes?	Какая она была? Круглая? Толстая? На ней были вырезаны буквы и эмблемы? Да?
Oh, NOW I know what this Great Seal is that there's been such worry and pother about.	О, теперь я знаю, что такое эта большая печать, из-за которой вы подняли такую кутерьму!

An' ye had described it to me, ye could have had it three weeks ago.	Если бы вы мне описали ее раньше, вы бы получили ее три недели тому назад.
Right well I know where it lies; but it was not I that put it there--first."	Я отлично знаю, где она лежит, но не я первый положил ее туда.
"Who, then, my liege?" asked the Lord Protector.	- А кто же, государь? - спросил лорд-протектор.
"He that stands there--the rightful King of England.	- Тот, кто стоит перед вами, законный король Англии!
And he shall tell you himself where it lies--then you will believe he knew it of his own knowledge.	И он сам скажет вам, где она лежит, - тогда вы поверите, что он знал это с самого начала.
Bethink thee, my King--spur thy memory--it was the last, the very LAST thing thou didst that day before thou didst rush forth from the palace, clothed in my rags, to punish the soldier that insulted me."	Подумай, государь! Потрудись припомнить! Это было последнее, самое последнее, что ты сделал в тот день, прежде чем выбежал из дворца, переодетый в мои лохмотья, чтобы наказать обидевшего меня солдата.
A silence ensued, undisturbed by a movement or a whisper, and all eyes were fixed upon the new-comer, who stood, with bent head and corrugated brow, groping in his memory among a thronging multitude of valueless recollections for one single little elusive fact, which, found, would seat him upon a throne--unfound, would leave him as he was, for good and all--a pauper and an outcast.	Наступило гробовое молчание - ни звука, ни шепота! Все глаза были устремлены на того, от кого ждали ответа; а он стоял, наклонив голову и наморщив лоб, и рылся в своей памяти, стараясь среди множества не имеющих цены воспоминаний уловить один единственный ускользающий пустяк, зная, что если он поймает этот пустяк - он будет на троне, если же нет -навсегда останется нищим изгнанником.
Moment after moment passed--the moments built themselves into minutes--still the boy struggled silently on, and gave no sign.	Проходили мгновения, проходили минуты, мальчик напрягал свою память и молчал.
But at last he heaved a sigh, shook his head slowly, and said, with a trembling lip and in a despondent voice--	Наконец он глубоко вздохнул, медленно покачал головой и выговорил дрожащими губами, с отчаянием в голосе:
"I call the scene back--all of it--but the Seal hath no place in it."	- Я припомнил весь тот день, но что я сделал с печатью, припомнить не могу.
He paused, then looked up, and said with gentle dignity,	Он помолчал, потом поднял глаза и проговорил с кротким достоинством:
"My lords and gentlemen, if ye will rob your rightful sovereign of his own for lack of this evidence which he is not able to furnish, I may not stay ye, being powerless.	- Милорды и джентльмены, если вы хотите лишить вашего законного государя его престола только оттого, что у него нет этого доказательства, я бессилен помешать вам.
But--"	Но...
"Oh, folly, oh, madness, my King!" cried Tom Canty, in a panic, "wait! --think!	- О государь, какое безумие! - в ужасе воскликнул Том Кенти. - Погоди! Подумай!
Do not give up!--the cause is not lost!	Не сдавайся так скоро!
Nor SHALL be, neither!	Дело еще не потеряно!
List to what I say--follow every word--I am going to bring that morning back again, every hap just as it happened.	Слушай, что я тебе скажу, следи за каждым моим словом! Я вызову в твоей памяти этот день во всех подробностях, каждую мелочь.