Принц и нищий - английский и русский параллельные тексты

Mark Twain	Марк Твен
The Prince and The Pauper	ПРИНЦ И НИЩИЙ
'The quality of mercy . . . is twice bless'd; It blesseth him that gives, and him that takes;	О, в милосердии двойная благодать: □ □ Блажен и тот, кто милует, и тот, □□Кого он милует.
'Tis mightiest in the mightiest: it becomes The thron-ed monarch better than his crown'.	Всего сильнее □□Оно в руках у сильных; королям □□Оно пристало больше, чем корона. [ Шекспир,
Merchant of Venice.	"Венецианский купец".]
Chapter I.	1.
The birth of the Prince and the Pauper.	Рождение принца и рождение нищего
In the ancient city of London, on a certain autumn day in the second quarter of the sixteenth century, a boy was born to a poor family of the name of Canty, who did not want him.	Это было в конце второй четверти шестнадцатого столетия. В один осенний день в древнем городе Лондоне в бедной семье Кенти родился мальчик, который был ей совсем не нужен.
On the same day another English child was born to a rich family of the name of Tudor, who did want him. All England wanted him too.	В тот же день в богатой семье Тюдоров родился другой английский ребенок, который был нужен не только ей, но и всей Англии.
England had so longed for him, and hoped for him, and prayed God for him, that, now that he was really come, the people went nearly mad for joy.	Англия так давно мечтала о нем, ждала его и молила бога о нем, что, когда он и в самом деле появился на свет, англичане чуть с ума не сошли от радости.
Mere acquaintances hugged and kissed each other and cried.	Люди, едва знакомые между собою, встречаясь в тот день, обнимались, целовались и плакали.
Everybody took a holiday, and high and low, rich and poor, feasted and danced and sang, and got very mellow; and they kept this up for days and nights together.	Никто не работал, все праздновали - бедные и богатые, простолюдины и знатные, - пировали, плясали, пели, угощались вином, и такая гульба продолжалась несколько дней и ночей.
By day, London was a sight to see, with gay banners waving from every balcony and housetop, and splendid pageants marching along.	Днем Лондон представлял собою очень красивое зрелище: на каждом балконе, на каждой крыше развевались яркие флаги, по улицам шествовали пышные процессии.
By night, it was again a sight to see, with its great bonfires at every corner, and its troops of revellers making merry around them.	Ночью тоже было на что посмотреть: на всех перекрестках пылали большие костры, а вокруг костров веселились целые полчища гуляк.
There was no talk in all England but of the new baby, Edward Tudor, Prince of Wales, who lay lapped in silks and satins, unconscious of all this fuss, and not knowing that great lords and ladies were tending him and watching over him--and not caring, either.	Во всей Англии только и разговоров было, что о новорожденном Эдуарде Тюдоре, принце Уэльском, а тот лежал завернутый в шелка и атласы, не подозревая обо всей этой кутерьме и не зная, что с ним нянчатся знатные лорды и леди, -ему это было безразлично.
But there was no talk about the other baby, Tom Canty, lapped in his poor rags, except among the family of paupers whom he had just come to trouble with his presence.	Но нигде не слышно было толков о другом ребенке, Томе Кенти, запеленатом в жалкие тряпки. Говорили о нем только в той нищенской, убогой семье, которой его появление на свет сулило так много хлопот.
Chapter II.	2.

Tom's early life.	Детство Тома
Let us skip a number of years.	Перешагнем через несколько лет.
London was fifteen hundred years old, and was a great town--for that day.	Лондон существовал уже пятнадцать веков и был большим городом по тем временам.
It had a hundred thousand inhabitants--some think double as many.	В нем насчитывалось сто тысяч жителей, иные полагают - вдвое больше.
The streets were very narrow, and crooked, and dirty, especially in the part where Tom Canty lived, which was not far from London Bridge.	Улицы были узкие, кривые и грязные, особенно в той части города, где жил Том Кенти, - невдалеке от Лондонского моста.
The houses were of wood, with the second story projecting over the first, and the third sticking its elbows out beyond the second.	Дома были деревянные; второй этаж выдавался над первым, третий выставлял свои локти далеко над вторым.
The higher the houses grew, the broader they grew.	Чем выше росли дома, тем шире они становились.
They were skeletons of strong criss-cross beams, with solid material between, coated with plaster.	Остовы у них были из крепких, положенных крест-накрест балок; промежутки между балками заполнялись прочным материалом и сверху покрывались штукатуркой.
The beams were painted red or blue or black, according to the owner's taste, and this gave the houses a very picturesque look.	Балки были выкрашены красной, синей или черной краской, смотря по вкусу владельца, и это придавало домам очень живописный вид.
The windows were small, glazed with little diamond-shaped panes, and they opened outward, on hinges, like doors.	Окна были маленькие, с мелкими ромбами стекол, и открывались наружу на петлях, как двери.
The house which Tom's father lived in was up a foul little pocket called Offal Court, out of Pudding Lane.	Дом, где жил отец Тома, стоял в вонючем тупике за Обжорным рядом. Тупик назывался Двор Отбросов.
It was small, decayed, and rickety, but it was packed full of wretchedly poor families.	Дом был маленький, ветхий, шаткий, доверху набитый беднотой.
Canty's tribe occupied a room on the third floor.	Семья Кенти занимала каморку в третьем этаже.
The mother and father had a sort of bedstead in the corner; but Tom, his grandmother, and his two sisters, Bet and Nan, were not restricted--they had all the floor to themselves, and might sleep where they chose.	У отца с матерью существовало некоторое подобие кровати, но Том, его бабка и обе его сестры. Бэт и Нэн, не знали такого неудобства: им принадлежал весь пол, и они могли спать где им вздумается.
There were the remains of a blanket or two, and some bundles of ancient and dirty straw, but these could not rightly be called beds, for they were not organised; they were kicked into a general pile, mornings, and selections made from the mass at night, for service.	К их услугам были обрывки двух-трех старых одеял и несколько охапок грязной, обветшалой соломы, но это вряд ли можно было назвать постелью, потому что по утрам все это сваливалось в кучу, из которой к ночи каждый выбирал, что хотел.
Bet and Nan were fifteen years old--twins. They were good-hearted girls, unclean, clothed in rags, and profoundly ignorant.	Бэт и Нэн были пятнадцатилетние девчонки-близнецы, добродушные замарашки, одетые в лохмотья и глубоко невежественные.
Their mother was like them.	Мать мало чем отличалась от них.

But the father and the grandmother were a couple of fiends. They got drunk whenever they could; then they fought each other or anybody else who came in the way; they cursed and swore always, drunk or sober; John Canty was a thief, and his mother a beggar.	Но отец с бабкой были сущие дьяволы; они напивались, где только могли, и тогда воевали друг с другом или с кем попало, кто только под руку подвернется. Они ругались и сквернословили на каждом шагу, в пьяном и в трезвом виде. Джон Кенти был вор, а его мать -нищенка.
They made beggars of the children, but failed to make thieves of them.	Они научили детей просить милостыню, но сделать их ворами не могли.
Among, but not of, the dreadful rabble that inhabited the house, was a good old priest whom the King had turned out of house and home with a pension of a few farthings, and he used to get the children aside and teach them right ways secretly.	Среди нищих и воров, наполнявших дом, жил один человек, который не принадлежал к их числу. То был добрый старик священник, выброшенный королем на улицу с ничтожной пенсией в несколько медных монет. Он часто уводил детей к себе и тайком от родителей внушал им любовь к добру.
Father Andrew also taught Tom a little Latin, and how to read and write; and would have done the same with the girls, but they were afraid of the jeers of their friends, who could not have endured such a queer accomplishment in them.	Он научил Тома читать и писать, от него Том приобрел и некоторые познания в латинском языке. Старик хотел научить грамоте и девочек, но девочки боялись подруг, которые стали бы смеяться над их неуместной ученостью.
All Offal Court was just such another hive as Canty's house.	Весь Двор Отбросов представлял собою такое же осиное гнездо, как и тот дом, где жил Кенти.
Drunkenness, riot and brawling were the order, there, every night and nearly all night long.	Попойки, ссоры и драки были здесь в порядке вещей. Они происходили каждую ночь и длились чуть не до утра.
Broken heads were as common as hunger in that place.	Пробитые головы были здесь таким же заурядным явлением, как голод.
Yet little Tom was not unhappy.	И все же маленький Том не чувствовал себя несчастным.
He had a hard time of it, but did not know it. It was the sort of time that all the Offal Court boys had, therefore he supposed it was the correct and comfortable thing.	Иной раз ему приходилось очень туго, но он не придавал своим бедствиям большого значения: так жилось всем мальчишкам во Дворе Отбросов; поэтому он полагал, что иначе и быть не должно.
When he came home empty-handed at night, he knew his father would curse him and thrash him first, and that when he was done the awful grandmother would do it all over again and improve on it; and that away in the night his starving mother would slip to him stealthily with any miserable scrap or crust she had been able to save for him by going hungry herself, notwithstanding she was often caught in that sort of treason and soundly beaten for it by her husband.	Он знал, что вечером, когда он вернется домой с пустыми руками, отец изругает его и прибьет, да и бабка не даст ему спуску, а поздней ночью подкрадется вечно голодная мать и потихоньку сунет черствую корку или какие-нибудь объедки, которые она могла бы съесть сама, но сберегла для него, хотя уже не раз попадалась во время этих предательских действий и получала в награду тяжелые побои от мужа.
No, Tom's life went along well enough, especially in summer.	Нет, Тому жилось не так уж плохо, особенно в летнее время.

He only begged just enough to save himself, for the laws against mendicancy were stringent, and the penalties heavy; so he put in a good deal of his time listening to good Father Andrew's charming old tales and legends about giants and fairies, dwarfs and genii, and enchanted castles, and gorgeous kings and princes.	Он просил милостыню не слишком усердно -лишь бы только избавиться от отцовских побоев, -потому что законы против нищенства были суровы и попрошаек наказывали очень жестоко. Немало часов проводил он со священником Эндрью, слушая его дивные старинные легенды и сказки о великанах и карликах, о волшебниках и феях, о заколдованных замках, великолепных королях и принцах.
His head grew to be full of these wonderful things, and many a night as he lay in the dark on his scant and offensive straw, tired, hungry, and smarting from a thrashing, he unleashed his imagination and soon forgot his aches and pains in delicious picturings to himself of the charmed life of a petted prince in a regal palace.	Воображение мальчика было полно всеми этими чудесами, и не раз ночью, в темноте, лежа на скудной и колкой соломе, усталый, голодный, избитый, он давал волю мечтам и скоро забывал и обиды и боль, рисуя себе сладостные картины восхитительной жизни какого-нибудь изнеженного принца в королевском дворце.
One desire came in time to haunt him day and night: it was to see a real prince, with his own eyes.	День и ночь его преследовало одно желание: увидеть своими глазами настоящего принца.
He spoke of it once to some of his Offal Court comrades; but they jeered him and scoffed him so unmercifully that he was glad to keep his dream to himself after that.	Раз он высказал это желание товарищам по Двору Отбросов, но те подняли его на смех и так безжалостно издевались над ним, что он решил впредь не делиться своими мечтами ни с кем.
He often read the priest's old books and got him to explain and enlarge upon them.	Ему часто случалось читать у священника старые книги. По просьбе мальчика священник объяснял ему их смысл, а порою дополнял своими рассказами.
His dreamings and readings worked certain changes in him, by-and-by.	Мечтания и книги оставили след в душе Тома.
His dream-people were so fine that he grew to lament his shabby clothing and his dirt, and to wish to be clean and better clad.	Герои его фантазии были так изящны и нарядны, что он стал тяготиться своими лохмотьями, своей неопрятностью, и ему захотелось быть чистым и лучше одетым.
He went on playing in the mud just the same, and enjoying it, too; but, instead of splashing around in the Thames solely for the fun of it, he began to find an added value in it because of the washings and cleansings it afforded.	Правда, он и теперь зачастую возился в грязи с таким же удовольствием, как прежде, но в Темзе стал он плескаться не только для забавы: теперь ему нравилось также и то, что вода смывает с него грязь.
Tom could always find something going on around the Maypole in Cheapside, and at the fairs; and now and then he and the rest of London had a chance to see a military parade when some famous unfortunate was carried prisoner to the Tower, by land or boat.	У Тома всегда находилось на что поглазеть возле майского шеста в Чипсайде или на ярмарках. Кроме того, время от времени ему, как и всем лондонцам, удавалось полюбоваться военным парадом, когда какую-нибудь несчастную знаменитость везли в тюрьму Тауэра сухим путем или в лодке.

One summer's day he saw poor Anne Askew and three men burned at the stake in Smithfield, and heard an ex-Bishop preach a sermon to them which did not interest him.	В один летний день ему пришлось видеть, как сожгли на костре в Смитфилде бедную Энн Эскью - протестантка; из-за религиозных разногласий с господствующей католической церковью была подвергнута пыткам и сожжена в Смитфилде.], а с нею еще трех человек; он слышал, как некий бывший епископ читал им длинную проповедь, которая, впрочем, очень мало заинтересовала его.
Yes, Tom's life was varied and pleasant enough, on the whole.	Да, в общем жизнь Тома была довольно-таки разнообразна и приятна.
By-and-by Tom's reading and dreaming about princely life wrought such a strong effect upon him that he began to ACT the prince, unconsciously.	Понемногу чтение книг и мечты о жизни королей так сильно подействовали на него, что он, сам того не замечая, стал разыгрывать из себя принца, к восхищению и потехе своих уличных товарищей.
His speech and manners became curiously ceremonious and courtly, to the vast admiration and amusement of his intimates.	Его речь и повадки стали церемонны и величественны.
But Tom's influence among these young people began to grow now, day by day; and in time he came to be looked up to, by them, with a sort of wondering awe, as a superior being.	Его влияние во Дворе Отбросов с каждым днем возрастало, и постепенно сверстники привыкли относиться к нему с восторженным почтением, как к высшему существу.
He seemed to know so much! and he could do and say such marvellous things! and withal, he was so deep and wise!	Им казалось, что он так много знает, что он способен к таким дивным речам и делам! И сам он был такой умный, ученый!
Tom's remarks, and Tom's performances, were reported by the boys to their elders; and these, also, presently began to discuss Tom Canty, and to regard him as a most gifted and extraordinary creature.	О каждом замечании и о каждом поступке Тома дети рассказывали старшим, так что вскоре и старшие заговорили о Томе Кенти и стали смотреть на него как на чрезвычайно одаренного, необыкновенного мальчика.
Full-grown people brought their perplexities to Tom for solution, and were often astonished at the wit and wisdom of his decisions.	Взрослые в затруднительных случаях стали обращаться к нему за советом и часто дивились остроумию и мудрости его приговоров.
In fact he was become a hero to all who knew him except his own family--these, only, saw nothing in him.	Он стал героем для всех, кто знал его, - только родные не видели в нем ничего замечательного.
Privately, after a while, Tom organised a royal court!	Прошло немного времени, и Том завел себе настоящий королевский двор!
He was the prince; his special comrades were guards, chamberlains, equerries, lords and ladies in waiting, and the royal family.	Он был принцем; его ближайшие товарищи были телохранителями, камергерами, шталмейстерами, придворными лордами, статс-дамами и членами королевской фамилии.
Daily the mock prince was received with elaborate ceremonials borrowed by Tom from his romantic readings; daily the great affairs of the mimic kingdom were discussed in the royal council, and daily his mimic highness issued decrees to his imaginary armies, navies, and viceroyalties.	Каждый день самозваного принца встречали по церемониалу, вычитанному Томом из старинных романов; каждый день великие дела его мнимой державы обсуждались на королевском совете; каждый день его высочество мнимый принц издавал приказы воображаемым армиям, флотам и заморским владениям.

After which, he would go forth in his rags and beg a few farthings, eat his poor crust, take his customary cuffs and abuse, and then stretch himself upon his handful of foul straw, and resume his empty grandeurs in his dreams.	Потом он в тех же лохмотьях шел просить милостыню, выпрашивал несколько фартингов, глодал черствую корку, получал обычную долю побоев и ругани и, растянувшись на охапке вонючей соломы, вновь предавался мечтам о своем воображаемом величии.
And still his desire to look just once upon a real prince, in the flesh, grew upon him, day by day, and week by week, until at last it absorbed all other desires, and became the one passion of his life.	А желание увидеть хоть раз настоящего, живого принца росло в нем с каждым днем, с каждой неделей и в конце концов заслонило все другие желания и стало его единственной страстью.
One January day, on his usual begging tour, he tramped despondently up and down the region round about Mincing Lane and Little East Cheap, hour after hour, bare-footed and cold, looking in at cook-shop windows and longing for the dreadful pork-pies and other deadly inventions displayed there--for to him these were dainties fit for the angels; that is, judging by the smell, they were--for it had never been his good luck to own and eat one.	В один январский день он, как всегда, вышел в поход за милостыней. Несколько часов подряд, босой, продрогший, уныло слонялся он вокруг Минсинг Лэйна и Литтл Ист Чипа, заглядывая в окна харчевен и глотая слюнки при виде ужаснейших свиных паштетов и других смертоубийственных изобретений, выставленных в окне: для него это были райские лакомства, достойные ангелов, по крайней мере судя по запаху, - отведывать их ему никогда не случалось.
There was a cold drizzle of rain; the atmosphere was murky; it was a melancholy day.	Моросил мелкий холодный дождь; день был тоскливый и хмурый.
At night Tom reached home so wet and tired and hungry that it was not possible for his father and grandmother to observe his forlorn condition and not be moved--after their fashion; wherefore they gave him a brisk cuffing at once and sent him to bed.	Под вечер Том пришел домой такой измокший, утомленный, голодный, что даже отец с бабкой как будто пожалели его, - конечно, на свой лад: наскоро угостили его тумаками и отправили спать.
For a long time his pain and hunger, and the swearing and fighting going on in the building, kept him awake; but at last his thoughts drifted away to far, romantic lands, and he fell asleep in the company of jewelled and gilded princelings who live in vast palaces, and had servants salaaming before them or flying to execute their orders.	Долго боль и голод, а также ругань и потасовки соседей не давали ему уснуть, но, наконец, мысли его унеслись в дальние, чудесные страны, и он уснул среди принцев, с ног до головы усыпанных золотом и драгоценными каменьями. Принцы жили в огромных дворцах, где слуги благоговейно склонялись перед ними или летели выполнять их приказания.
And then, as usual, he dreamed that HE was a princeling himself.	А затем, как водится, ему приснилось, что он и сам - принц.
All night long the glories of his royal estate shone upon him; he moved among great lords and ladies, in a blaze of light, breathing perfumes, drinking in delicious music, and answering the reverent obeisances of the glittering throng as it parted to make way for him, with here a smile, and there a nod of his princely head.	Всю ночь он упивался своим королевским величием; всю ночь окружали его знатные леди и лорды; в сиянии яркого света он шествовал среди них, вдыхая чудесные ароматы, восхищаясь сладостной музыкой и отвечая на почтительные поклоны расступавшейся перед ним толпы - то улыбкой, то царственным кивком.
And when he awoke in the morning and looked upon the wretchedness about him, his dream had had its usual effect--it had intensified the sordidness of his surroundings a thousandfold.	А утром, когда он проснулся и увидал окружающую его нищету, все вокруг, - как всегда после подобного сна, - показалось ему в тысячу раз непригляднее.
Then came bitterness, and heart-break, and tears.	Сердце его горестно заныло, и он залился слезами.

Chapter III.	3.
Tom's meeting with the Prince.	Встреча Тома с принцем
Tom got up hungry, and sauntered hungry away, but with his thoughts busy with the shadowy splendours of his night's dreams.	Том встал голодный и голодный поплелся из дому, но все его мысли были поглощены призрачным великолепием его ночных сновидений.
He wandered here and there in the city, hardly noticing where he was going, or what was happening around him.	Он рассеянно брел по улицам, почти не замечая, куда идет и что происходит вокруг.
People jostled him, and some gave him rough speech; but it was all lost on the musing boy.	Иные толкали его, иные ругали, но он был погружен в свои мечты, ничего не видел, не слышал.
By-and-by he found himself at Temple Bar, the farthest from home he had ever travelled in that direction.	Наконец он очутился у ворот Темпл Бара. Дальше в эту сторону он никогда не заходил.
He stopped and considered a moment, then fell into his imaginings again, and passed on outside the walls of London.	Он остановился и с минуту раздумывал, куда он попал, потом мечты снова захватили его, и он очутился за городскими стенами.
The Strand had ceased to be a country-road then, and regarded itself as a street, but by a strained construction; for, though there was a tolerably compact row of houses on one side of it, there were only some scattered great buildings on the other, these being palaces of rich nobles, with ample and beautiful grounds stretching to the river--grounds that are now closely packed with grim acres of brick and stone.	В то время Стренд уже не был проселочной дорогой и даже считал себя улицей, - но вряд ли он имел право на это, потому что, хотя по одну сторону Стренда тянулся почти сплошной ряд домов, дома на другой стороне были разбросаны далеко друг от друга, - великолепные замки богатейших дворян, окруженные роскошными садами, спускавшимися к реке. В наше время на месте этих садов теснятся целые мили угрюмых строений из камня и кирпича.
Tom discovered Charing Village presently, and rested himself at the beautiful cross built there by a bereaved king of earlier days; then idled down a quiet, lovely road, past the great cardinal's stately palace, toward a far more mighty and majestic palace beyond--Westminster.	Том добрался до деревни Черинг и присел отдохнуть у подножья красивого креста, воздвигнутого в давние дни одним овдовевшим королем, оплакивавшим безвременную кончину супруги; потом опять неторопливо побрел по прекрасной пустынной дороге, миновал роскошный дворец кардинала и направился к другому, еще более роскошному и величественному дворцу - Вестминстерскому.
Tom stared in glad wonder at the vast pile of masonry, the wide-spreading wings, the frowning bastions and turrets, the huge stone gateway, with its gilded bars and its magnificent array of colossal granite lions, and other the signs and symbols of English royalty.	Пораженный и счастливый, глядел он на громадное здание с широко раскинувшимися крыльями, на грозные бастионы и башни, на массивные каменные ворота с золочеными решетками, на колоссальных гранитных львов и другие эмблемы английской королевской власти.
Was the desire of his soul to be satisfied at last?	Неужели настало время, когда его заветное желание сбудется?
Here, indeed, was a king's palace.	Ведь это королевский дворец.
Might he not hope to see a prince now--a prince of flesh and blood, if Heaven were willing?	Разве не может случиться, что небеса окажутся благосклонны к Тому и он увидит принца -настоящего принца, из плоти и крови?

At each side of the gilded gate stood a living statue--that is to say, an erect and stately and motionless man-at-arms, clad from head to heel in shining steel armour.	По обеим сторонам золоченых ворот стояли две живые статуи - стройные и неподвижные воины, закованные с ног до головы в блестящие стальные латы.
At a respectful distance were many country folk, and people from the city, waiting for any chance glimpse of royalty that might offer.	На почтительном расстоянии от дворца виднелись группы крестьян и городских жителей, чающих хоть одним глазком увидеть кого-нибудь из королевской семьи.
Splendid carriages, with splendid people in them and splendid servants outside, were arriving and departing by several other noble gateways that pierced the royal enclosure.	Нарядные экипажи с нарядными господами и такими же нарядными слугами на запятках въезжали и выезжали из многих великолепных ворот дворцовой ограды.
Poor little Tom, in his rags, approached, and was moving slowly and timidly past the sentinels, with a beating heart and a rising hope, when all at once he caught sight through the golden bars of a spectacle that almost made him shout for joy.	Бедный маленький Том в жалких лохмотьях приблизился к ограде и медленно, несмело прошел мимо часовых; сердце его сильно стучало, в душе пробудилась надежда. И вдруг он увидел сквозь золотую решетку такое зрелище, что чуть не вскрикнул от радости.
Within was a comely boy, tanned and brown with sturdy outdoor sports and exercises, whose clothing was all of lovely silks and satins, shining with jewels; at his hip a little jewelled sword and dagger; dainty buskins on his feet, with red heels; and on his head a jaunty crimson cap, with drooping plumes fastened with a great sparkling gem.	За оградой стоял миловидный мальчик, смуглый и загорелый от игр и гимнастических упражнений на воздухе, разодетый в шелка и атласы, сверкающий драгоценными каменьями; на боку у него висели маленькая шпага, усыпанная самоцветами, и кинжал; на ногах были высокие изящные сапожки с красными каблучками, а на голове прелестная алая шапочка с ниспадающими на плечи перьями, скрепленными крупным драгоценным камнем.
Several gorgeous gentlemen stood near--his servants, without a doubt.	Поблизости стояло несколько пышно разодетых господ - без сомнения, его слуги.
Oh! he was a prince--a prince, a living prince, a real prince--without the shadow of a question; and the prayer of the pauper-boy's heart was answered at last.	О, это, конечно, принц! Настоящий, живой принц! Тут не могло быть и тени сомнения. Наконец-то была услышана молитва мальчишки-нищего!
Tom's breath came quick and short with excitement, and his eyes grew big with wonder and delight.	Том стал дышать часто-часто, глаза его широко раскрылись от удивления и радости.
Everything gave way in his mind instantly to one desire: that was to get close to the prince, and have a good, devouring look at him.	В эту минуту все его существо было охвачено одним желанием, заслонившим собою все другие: подойти ближе к принцу и всласть наглядеться на него.
Before he knew what he was about, he had his face against the gate-bars.	Не сознавая, что делает, он прижался к решетке ворот.
The next instant one of the soldiers snatched him rudely away, and sent him spinning among the gaping crowd of country gawks and London idlers.	Но в тот же миг один из солдат грубо оттащил его прочь и швырнул в толпу деревенских зевак и столичных бездельников с такой силой, что мальчик завертелся вьюном.
The soldier said,-- "Mind thy manners, thou young beggar!"	- Знай свое место, бродяга! - сказал солдат.

The crowd jeered and laughed; but the young prince sprang to the gate with his face flushed, and his eyes flashing with indignation, and cried out,--	Толпа загоготала, но маленький принц подскочил к воротам с пылающим лицом и крикнул, гневно сверкая глазами:
"How dar'st thou use a poor lad like that?	- Как смеешь ты обижать этого бедного отрока?
How dar'st thou use the King my father's meanest subject so?	Как смеешь ты так грубо обращаться даже с самым последним из подданных моего отца-короля?
Open the gates, and let him in!"	Отвори ворота, и пусть он войдет!
You should have seen that fickle crowd snatch off their hats then.	Посмотрели бы вы, как преклонилась пред ним изменчивая ветреная толпа, как обнажились все головы!
You should have heard them cheer, and shout,	Послушали бы, как радостно толпа закричала:
"Long live the Prince of Wales!"	"Да здравствует принц Уэльский!"
The soldiers presented arms with their halberds, opened the gates, and presented again as the little Prince of Poverty passed in, in his fluttering rags, to join hands with the Prince of Limitless Plenty.	Солдаты отдали честь алебардами, отворили ворота и снова отдали честь, когда мимо них прошел принц Нищеты в развевающихся лохмотьях и поздоровался за руку с принцем Несметных Богатств.
Edward Tudor said-- "Thou lookest tired and hungry: thou'st been treated ill.	- Ты кажешься голодным и усталым, - произнес Эдуард Тюдор. - Тебя обидели.
Come with me."	Следуй за мной.
Half a dozen attendants sprang forward to--I don't know what; interfere, no doubt.	С полдюжины придворных лакеев бросились вперед - уж не знаю, зачем: вероятно, они хотели вмешаться.
But they were waved aside with a right royal gesture, and they stopped stock still where they were, like so many statues.	Но принц отстранил их истинно королевским движением руки, и они мгновенно застыли на месте, как статуи.
Edward took Tom to a rich apartment in the palace, which he called his cabinet.	Эдуард ввел Тома в роскошно убранную комнату во дворце, которую он называл своим кабинетом.
By his command a repast was brought such as Tom had never encountered before except in books.	По его приказу были принесены такие яства, каких Том в жизни своей не видывал, только читал о них в книгах.
The prince, with princely delicacy and breeding, sent away the servants, so that his humble guest might not be embarrassed by their critical presence; then he sat near by, and asked questions while Tom ate.	С деликатностью и любезностью, подобающей принцу, Эдуард отослал слуг, чтобы они не смущали смиренного гостя своими укоризненными взорами, а сам сел рядом и, покуда Том ел, задавал ему вопросы.
"What is thy name, lad?"	- Как тебя зовут, отрок?
"Tom Canty, an' it please thee, sir."	-Том Кенти, с вашего позволения, сэр.
"'Tis an odd one.	- Странное имя.
Where dost live?"	Где ты живешь?
"In the city, please thee, sir.	- В Лондоне, осмелюсь доложить вашей милости.
Offal Court, out of Pudding Lane."	Двор Отбросов за Обжорным рядом.

"Offal Court!	- Двор Отбросов!
Truly 'tis another odd one.	Еще одно странное имя!..
Hast parents?"	Есть у тебя родители?
"Parents have I, sir, and a grand-dam likewise that is but indifferently precious to me, God forgive me if it be offence to say it--also twin sisters, Nan and Bet."	- Родители у меня есть. Есть и бабка, которую я не слишком люблю, - да простит мне господь, если это грешно!.. И еще у меня есть две сестры-близнецы - Нэн и Бэт.
"Then is thy grand-dam not over kind to thee, I take it?"	- Должно быть, твоя бабка не очень добра к тебе?
"Neither to any other is she, so please your worship.	- Она ни к кому не добра, смею доложить вашей светлости.
She hath a wicked heart, and worketh evil all her days."	В сердце у нее нет доброты, и все свои дни она творит только зло.
"Doth she mistreat thee?"	- Обижает она тебя?
"There be times that she stayeth her hand, being asleep or overcome with drink; but when she hath her judgment clear again, she maketh it up to me with goodly beatings."	- Лишь тогда она не колотит меня, когда спит или затуманит свой разум вином. Но как только в голове у нее проясняется, она бьет меня вдвое сильнее.
A fierce look came into the little prince's eyes, and he cried out--	Глаза маленького принца сверкнули гневом.
"What!	-Как?
Beatings?"	Бьет? - вскрикнул он.
"Oh, indeed, yes, please you, sir."	- О да, смею доложить вашей милости!
"BEATINGS!--and thou so frail and little.	- Бьет! Тебя, такого слабосильного, маленького!
Hark ye: before the night come, she shall hie her to the Tower.	Слушай! Прежде чем наступит ночь, ее свяжут и бросят в Тауэр.
The King my father"--	Король, мой отец...
"In sooth, you forget, sir, her low degree.	- Вы забываете, сэр, что она низкого звания.
The Tower is for the great alone."	Тауэр - темница для знатных.
"True, indeed.	- Правда!
I had not thought of that.	Это не пришло мне в голову.
I will consider of her punishment.	Но я подумаю, как наказать ее.
Is thy father kind to thee?"	А отец твой добр к тебе?
"Not more than Gammer Canty, sir."	- Не добрее моей бабки Кенти, сэр.
"Fathers be alike, mayhap.	- Отцы, кажется, все одинаковы.
Mine hath not a doll's temper.	И у моего нрав не кроткий.
He smiteth with a heavy hand, yet spareth me: he spareth me not always with his tongue, though, sooth to say.	Рука у него тяжелая, но меня он не трогает. Хотя на брань он, по правде сказать, не скупится.
How doth thy mother use thee?"	А как обходится с тобою твоя мать?

"She is good, sir, and giveth me neither sorrow nor pain of any sort.	- Она добра, сэр, и никогда не причиняет мне ни огорчений, ни боли.
And Nan and Bet are like to her in this."	И Нэн и Бэт так же добры, как она.
"How old be these?"	- Сколько им лет?
"Fifteen, an' it please you, sir."	- Пятнадцать, с вашего позволения, сэр.
"The Lady Elizabeth, my sister, is fourteen, and the Lady Jane Grey, my cousin, is of mine own age, and comely and gracious withal; but my sister the Lady Mary, with her gloomy mien and--Look you: do thy sisters forbid their servants to smile, lest the sin destroy their souls?"	- Леди Елизавете, моей сестре, четырнадцать. Леди Джэн Грей, моя двоюродная сестра, мне ровесница; они обе миловидны и приветливы; но моя другая сестра, леди Мэри, у которой такое мрачное, хмурое лицо... Скажи, твои сестры запрещают служанкам смеяться, дабы те не запятнали свою душу грехом?
"They?	- Мои сестры?
Oh, dost think, sir, that THEY have servants?"	Вы полагаете, сэр, что у них есть служанки?
The little prince contemplated the little pauper gravely a moment, then said--	Минуту маленький принц смотрел на маленького нищего с важной задумчивостью, потом произнес:
"And prithee, why not?	- Как же, скажи на милость, могут они обойтись без служанок?
Who helpeth them undress at night?	Кто помогает им снимать на ночь одежду?
Who attireth them when they rise?"	Кто одевает их, когда они встают поутру?
"None, sir.	- Никто, сэр.
Would'st have them take off their garment, and sleep without--like the beasts?"	Вы хотите, чтобы на ночь они раздевались и спали без одежды, как звери?
"Their garment!	- Без одежды?
Have they but one?"	Разве у них по одному только платью?
"Ah, good your worship, what would they do with more?	- Ах, ваша милость, да на что же им больше?
Truly they have not two bodies each."	Ведь не два же у них тела у каждой.
"It is a quaint and marvellous thought!	- Какая странная, причудливая мысль!
Thy pardon, I had not meant to laugh.	Прости мне этот смех; я не думал обидеть тебя.
But thy good Nan and thy Bet shall have raiment and lackeys enow, and that soon, too: my cofferer shall look to it.	У твоих добрых сестер, Нэн и Бэт, будет платьев и слуг достаточно, и очень скоро: об этом позаботится мой казначей.
No, thank me not; 'tis nothing.	Нет, не благодари меня, это пустое.
Thou speakest well; thou hast an easy grace in it.	Ты хорошо говоришь, легко и красиво.
Art learned?"	Ты обучен наукам?
"I know not if I am or not, sir.	- Не знаю, как сказать, сэр.
The good priest that is called Father Andrew taught me, of his kindness, from his books."	Добрый священник Эндрью из милости обучал меня по своим книгам.
"Know'st thou the Latin?"	-Ты знаешь латынь?

"But scantly, sir, I doubt."	- Боюсь, что знания мои скудны, сэр.
"Learn it, lad: 'tis hard only at first.	- Выучись, милый, - это нелегко лишь на первых порах.
The Greek is harder; but neither these nor any tongues else, I think, are hard to the Lady Elizabeth and my cousin.	Г реческий труднее, но, кажется, ни латинский, ни греческий, ни другие языки не трудны леди Елизавете и моей кузине.
Thou should'st hear those damsels at it!	Послушал бы ты, как эти юные дамы говорят на чужих языках!
But tell me of thy Offal Court.	Но расскажи мне о твоем Дворе Отбросов.
Hast thou a pleasant life there?"	Весело тебе там живется?
"In truth, yes, so please you, sir, save when one is hungry.	- Поистине весело, с вашего разрешения, сэр, если, конечно, я сыт.
There be Punch-and-Judy shows, and monkeys--oh such antic creatures! and so bravely dressed!--and there be plays wherein they that play do shout and fight till all are slain, and 'tis so fine to see, and costeth but a farthing--albeit 'tis main hard to get the farthing, please your worship."	Нам показывают Панча и Джуди, а также обезьянок. О, какие это потешные твари! У них такая пестрая одежда! Кроме того, нам дают представления: актеры играют, кричат, дерутся, а потом убивают друг друга и падают мертвыми. Так занятно смотреть, и стоит всего лишь фартинг; только иной раз очень уж трудно добыть этот фартинг, смею доложить вашей милости.
"Tell me more."	- Рассказывай еще!
"We lads of Offal Court do strive against each other with the cudgel, like to the fashion of the 'prentices, sometimes."	- Мы, мальчики во Дворе Отбросов, иногда сражаемся между собою на палках, как подмастерья.
The prince's eyes flashed.	У принца сверкнули глаза.
Said he--	- Ого!
"Marry, that would not I mislike.	От этого и я бы не прочь.
Tell me more."	Рассказывай еще!
"We strive in races, sir, to see who of us shall be fleetest."	- Мы бегаем взапуски, сэр, кто кого перегонит.
"That would I like also.	- Мне пришлось бы по вкусу и это!
Speak on."	Дальше!
"In summer, sir, we wade and swim in the canals and in the river, and each doth duck his neighbour, and splatter him with water, and dive and shout and tumble and--"	- Летом, сэр, мы купаемся и плаваем в каналах, в реке, брызгаем друг в друга водой, хватаем друг друга за шею и заставляем нырять, и кричим, и прыгаем, и...
"'Twould be worth my father's kingdom but to enjoy it once!	- Я отдал бы все королевство моего отца, чтобы хоть однажды позабавиться так.
Prithee go on."	Пожалуйста, рассказывай еще!

"We dance and sing about the Maypole in Cheapside; we play in the sand, each covering his neighbour up; and times we make mud pastry--oh the lovely mud, it hath not its like for delightfulness in all the world!--we do fairly wallow in the mud, sir, saving your worship's presence."	- Мы поем и пляшем вокруг майского шеста в Чипсайде; мы зарываем друг друга в песок; мы делаем из грязи пироги... О, эта прекрасная грязь! В целом мире ничто не доставляет нам больше приятностей. Мы прямо-таки валяемся в грязи, не в обиду будь вам сказано, сэр!
"Oh, prithee, say no more, 'tis glorious!	- Ни слова больше, прошу тебя! Это чудесно!
If that I could but clothe me in raiment like to thine, and strip my feet, and revel in the mud once, just once, with none to rebuke me or forbid, meseemeth I could forego the crown!"	Если бы я только мог облечься в одежду, которая подобна твоей, походить босиком, всласть поваляться в грязи, хоть один единственный раз, но чтобы меня никто не бранил и не сдерживал, -я, кажется, с радостью отдал бы корону.
"And if that I could clothe me once, sweet sir, as thou art clad--just once--"	- А я... если бы я хоть раз мог одеться так, как вы, ваша светлость... только один единственный раз...
"Oho, would'st like it?	- О, вот чего тебе хочется?
Then so shall it be.	Что ж, будь по-твоему!
Doff thy rags, and don these splendours, lad!	Снимай лохмотья и надевай этот роскошный наряд.
It is a brief happiness, but will be not less keen for that.	У нас будет недолгое счастье, но от этого оно не станет менее радостным!
We will have it while we may, and change again before any come to molest."	Позабавимся, покуда возможно, а потом опять переоденемся, прежде чем придут и помешают.
A few minutes later the little Prince of Wales was garlanded with Tom's fluttering odds and ends, and the little Prince of Pauperdom was tricked out in the gaudy plumage of royalty.	Не прошло и пяти минут, как маленький принц Уэльский облекся в тряпье Тома, а маленький принц Нищеты - в великолепное цветное королевское платье.
The two went and stood side by side before a great mirror, and lo, a miracle: there did not seem to have been any change made!	Оба подошли к большому зеркалу, и - о чудо! - им показалось, что они вовсе не менялись одеждой!
They stared at each other, then at the glass, then at each other again.	Они уставились друг на друга, потом поглядели в зеркало, потом опять друг на друга.
At last the puzzled princeling said--	Наконец удивленный принц сказал:
"What dost thou make of this?"	- Что ты об этом думаешь?
"Ah, good your worship, require me not to answer.	- Ах, ваша милость, не требуйте, чтобы я ответил на этот вопрос.
It is not meet that one of my degree should utter the thing."	В моем звании не подобает говорить о таких вещах.
"Then will I utter it.	- Тогда скажу об этом я.
Thou hast the same hair, the same eyes, the same voice and manner, the same form and stature, the same face and countenance that I bear.	У тебя такие же волосы, такие же глаза, такой же голос, такая же поступь, такой же рост, такая же осанка, такое же лицо, как у меня.
Fared we forth naked, there is none could say which was you, and which the Prince of Wales.	Если бы мы вышли нагишом, никто не мог бы сказать, кто из нас ты, а кто принц Уэльский.

And, now that I am clothed as thou wert clothed, it seemeth I should be able the more nearly to feel as thou didst when the brute soldier--Hark ye, is not this a bruise upon your hand?"	Теперь, когда на мне твоя одежда, мне кажется, я живее чувствую, что почувствовал ты, когда грубый солдат... Послушай, откуда у тебя этот синяк на руке?
"Yes; but it is a slight thing, and your worship knoweth that the poor man-at-arms--"	- Пустяки, государь! Ваша светлость знаете, что тот злополучный часовой...
"Peace!	- Молчи!
It was a shameful thing and a cruel!" cried the little prince, stamping his bare foot.	Он поступил постыдно и жестоко! - воскликнул маленький принц, топнув босой ногой.
"If the King--Stir not a step till I come again!	- Если король... Не двигайся с места, пока я не вернусь!
It is a command!"	Таково мое приказание!
In a moment he had snatched up and put away an article of national importance that lay upon a table, and was out at the door and flying through the palace grounds in his bannered rags, with a hot face and glowing eyes.	В один миг он схватил и спрятал какой-то предмет государственной важности, лежавший на столе, и, выскочив за дверь, помчался в жалких лохмотьях по дворцовым покоям. Лицо у него разгорелось, глаза сверкали.
As soon as he reached the great gate, he seized the bars, and tried to shake them, shouting--	Добежав до больших ворот, он вцепился в железные прутья и, дергая их, закричал:
"Open!	- Открой!
Unbar the gates!"	Отвори ворота!
The soldier that had maltreated Tom obeyed promptly; and as the prince burst through the portal, half-smothered with royal wrath, the soldier fetched him a sounding box on the ear that sent him whirling to the roadway, and said--	Солдат, тот самый, что обидел Тома, немедленно исполнил это требование; как только принц, задыхаясь от монаршего гнева, выбежал из высоких ворот, солдат наградил его такой звонкой затрещиной, что он кубарем полетел на дорогу.
"Take that, thou beggar's spawn, for what thou got'st me from his Highness!"	- Вот тебе, нищенское отродье, за то, что мне из-за тебя досталось от его высочества! - сказал солдат.
The crowd roared with laughter.	Толпа заревела, захохотала.
The prince picked himself out of the mud, and made fiercely at the sentry, shouting--	Принц выкарабкался из грязи и гневно подскочил к часовому, крича:
"I am the Prince of Wales, my person is sacred; and thou shalt hang for laying thy hand upon me!"	-Я - принц Уэльский! Моя особа священна, и тебя повесят за то, что ты осмелился ко мне прикоснуться!
The soldier brought his halberd to a present-arms and said mockingly--	Солдат отдал ему честь алебардой и, ухмыляясь, сказал:
"I salute your gracious Highness."	- Здравия желаю, ваше королевское высочество!
Then angrily--"Be off, thou crazy rubbish!"	- Потом сердито: - Поди ты вон, полоумная рвань!
Here the jeering crowd closed round the poor little prince, and hustled him far down the road, hooting him, and shouting--	Толпа с хохотом сомкнулась вокруг бедного маленького принца и погнала его по дороге с гиканьем и криками:
"Way for his Royal Highness!	- Дорогу его королевскому высочеству!
Way for the Prince of Wales!"	Дорогу принцу Уэльскому!

Chapter IV.	4.
The Prince's troubles begin.	Невзгоды принца начинаются
After hours of persistent pursuit and persecution, the little prince was at last deserted by the rabble and left to himself.	Толпа травила и преследовала принца в течение многих часов, а потом отхлынула и оставила его в покое.
As long as he had been able to rage against the mob, and threaten it royally, and royally utter commands that were good stuff to laugh at, he was very entertaining; but when weariness finally forced him to be silent, he was no longer of use to his tormentors, and they sought amusement elsewhere.	Пока у принца хватало сил яростно отбиваться от черни, грозя ей своей королевской немилостью, пока он мог по-королевски отдавать ей приказания, это забавляло всех, но когда усталость, наконец, принудила принца умолкнуть, он утратил для мучителей всякую занимательность, и они отправились искать себе других развлечений.
He looked about him, now, but could not recognise the locality. He was within the city of London--that was all he knew.	Принц стал озираться вокруг, но не узнавал местности; он знал только, что находится в Лондоне.
He moved on, aimlessly, and in a little while the houses thinned, and the passers-by were infrequent.	Он пошел куда глаза глядят. Немного погодя дома стали редеть, прохожих встречалось все меньше.
He bathed his bleeding feet in the brook which flowed then where Farringdon Street now is; rested a few moments, then passed on, and presently came upon a great space with only a few scattered houses in it, and a prodigious church.	Он окунул окровавленные ноги в ручей, протекавший там, где теперь находится Фарингдон-стрит, отдохнул несколько минут и снова пустился в путь. Скоро добрел он до большого пустыря, где было лишь несколько беспорядочно разбросанных зданий и стояла огромная церковь.
He recognised this church.	Принц узнал эту церковь.
Scaffoldings were about, everywhere, and swarms of workmen; for it was undergoing elaborate repairs.	Она была окружена лесами, и всюду возились рабочие: ее перестраивали заново.
The prince took heart at once--he felt that his troubles were at an end, now. He said to himself,	Принц сразу приободрился. Он почувствовал, что его злоключениям - конец, и сказал себе:
"It is the ancient Grey Friars' Church, which the king my father hath taken from the monks and given for a home for ever for poor and forsaken children, and new-named it Christ's Church.	"Это древняя церковь Серых монахов, которую король, мой отец, отнял у них и превратил в убежище для брошенных и бедных детей и дал ей новое название - Христова обитель.
Right gladly will they serve the son of him who hath done so generously by them--and the more that that son is himself as poor and as forlorn as any that be sheltered here this day, or ever shall be."	Здешние питомцы, конечно, с радостью окажут услугу сыну того, кто был так щедр и великодушен к ним, тем более что этот сын так же покинут и беден, как те, что ныне нашли здесь приют или найдут его в будущем".
He was soon in the midst of a crowd of boys who were running, jumping, playing at ball and leap-frog, and otherwise disporting themselves, and right noisily, too.	Скоро он очутился в толпе мальчуганов, которые бегали, прыгали, играли в мяч и в чехарду, -каждый забавлялся, как мог, и все страшно шумели.

They were all dressed alike, and in the fashion which in that day prevailed among serving-men and 'prentices{1}--that is to say, each had on the crown of his head a flat black cap about the size of a saucer, which was not useful as a covering, it being of such scanty dimensions, neither was it ornamental; from beneath it the hair fell, unparted, to the middle of the forehead, and was cropped straight around; a clerical band at the neck; a blue gown that fitted closely and hung as low as the knees or lower; full sleeves; a broad red belt; bright yellow stockings, gartered above the knees; low shoes with large metal buckles.	Они были одеты одинаково, как одевались в те дни подмастерья и слуги. У каждого на макушке была плоская черная шапочка величиною с блюдце, - она не защищала головы, потому что была очень мала, и уж совсем не украшала ее; из-под шапочки падали на лоб волосы, подстриженные в кружок, без пробора; на шее -воротник, как у лиц духовного звания; синий камзол с широкими рукавами, плотно облегавший тело и доходивший до колен; широкий красный пояс, ярко-желтые чулки, перетянутые выше колен подвязками, и туфли с большими металлическими пряжками.
It was a sufficiently ugly costume.	Это был достаточно безобразный костюм.
The boys stopped their play and flocked about the prince, who said with native dignity--	Мальчики прекратили игру и столпились вокруг принца. Тот проговорил с прирожденным достоинством:
"Good lads, say to your master that Edward Prince of Wales desireth speech with him."	- Добрые мальчики, скажите вашему начальнику, что с ним желает беседовать Эдуард, принц Уэльский.
A great shout went up at this, and one rude fellow said--	Эти слова были встречены громкими криками, а один наглый подросток сказал:
"Marry, art thou his grace's messenger, beggar?"	- Ты, что ли, оборванец, посол его милости?
The prince's face flushed with anger, and his ready hand flew to his hip, but there was nothing there.	Лицо принца вспыхнуло гневом, он привычным жестом протянул было руку к бедру, но ничего не нашел.
There was a storm of laughter, and one boy said--	Все дружно захохотали, и один мальчишка крикнул:
"Didst mark that?	- Видали?
He fancied he had a sword--belike he is the prince himself."	Он и впрямь был уверен, что у него, как у принца, есть шпага!
This sally brought more laughter.	Эта насмешка вызвала новый взрыв хохота.
Poor Edward drew himself up proudly and said--	Эдуард гордо выпрямился и сказал:
"I am the prince; and it ill beseemeth you that feed upon the king my father's bounty to use me so."	- Да, я принц. И не подобает вам, кормящимся щедротами отца моего, так обращаться со мною.
This was vastly enjoyed, as the laughter testified.	Слова его показались чрезвычайно забавными, и толпа опять захохотала.
The youth who had first spoken, shouted to his comrades--	Подросток, который вступил в разговор раньше всех, крикнул своим товарищам:
"Ho, swine, slaves, pensioners of his grace's princely father, where be your manners?	- Эй вы, свиньи, рабы, нахлебники царственного отца его милости, или вы забыли приличия?
Down on your marrow bones, all of ye, and do reverence to his kingly port and royal rags!"	Скорее на колени, вы все, да стукайте лбами покрепче! Кланяйтесь его королевской особе и его королевским лохмотьям!
With boisterous mirth they dropped upon their knees in a body and did mock homage to their prey.	И с буйным весельем они все упали на колени, воздавая своей жертве глумливые почести.

The prince spurned the nearest boy with his foot, and said fiercely--	Принц пнул ближайшего мальчишку ногой и с негодованием сказал:
"Take thou that, till the morrow come and I build thee a gibbet!"	- Вот тебе покуда задаток, а завтра я тебя вздерну на виселицу!
Ah, but this was not a joke--this was going beyond fun.	Э, это уж не шутка! Какие тут шутки!
The laughter ceased on the instant, and fury took its place.	Смех мгновенно умолк, и веселье уступило место ярости.
A dozen shouted--	Голосов десять закричало:
"Hale him forth!	- Держи его!
To the horse-pond, to the horse-pond!	Волоки его в пруд!
Where be the dogs?	Где собаки?
Ho, there, Lion! ho, Fangs!"	Хватай его, Лев! Хватай его, Клыкастый!
Then followed such a thing as England had never seen before--the sacred person of the heir to the throne rudely buffeted by plebeian hands, and set upon and torn by dogs.	Затем последовала сцена, какой никогда еще не видела Англия: плебеи подняли руку на священную особу наследника и стали травить его псами, которые чуть не разорвали его.
As night drew to a close that day, the prince found himself far down in the close-built portion of the city.	К ночи принц очутился в густо населенной части города.
His body was bruised, his hands were bleeding, and his rags were all besmirched with mud.	Тело его было в синяках, руки в крови, лохмотья забрызганы грязью.
He wandered on and on, and grew more and more bewildered, and so tired and faint he could hardly drag one foot after the other.	Он бродил по улицам, все больше теряя мужество, - усталый и слабый, еле волоча ноги.
He had ceased to ask questions of anyone, since they brought him only insult instead of information.	Он уже перестал задавать вопросы прохожим, потому что те отвечали ему одними ругательствами.
He kept muttering to himself,	Он бормотал про себя:
"Offal Court--that is the name; if I can but find it before my strength is wholly spent and I drop, then am I saved--for his people will take me to the palace and prove that I am none of theirs, but the true prince, and I shall have mine own again."	- Двор Отбросов! Только бы хватило у меня сил не упасть и дотащиться до него, - тогда я спасен. Родные этого мальчишки отведут меня во дворец, скажут, что я не принадлежу к их семье, что я истинный принц, - и я снова стану, чем был.
And now and then his mind reverted to his treatment by those rude Christ's Hospital boys, and he said,	Время от времени он вспоминал, как его обидели мальчишки из Христовой обители, и говорил себе:
"When I am king, they shall not have bread and shelter only, but also teachings out of books; for a full belly is little worth where the mind is starved, and the heart.	- Когда я сделаюсь королем, они не только получат от меня пищу и кров, но будут учиться по книгам, так как сытый желудок немногого стоит, когда голодают сердце и ум.
I will keep this diligently in my remembrance, that this day's lesson be not lost upon me, and my people suffer thereby; for learning softeneth the heart and breedeth gentleness and charity." {1}	Эту историю я постараюсь хорошенько запомнить, чтобы урок, полученный мною сегодня, не пропал даром и мой народ не страдал бы от невежества. Знание смягчает сердца, воспитывает милосердие и жалость.

The lights began to twinkle, it came on to rain, the wind rose, and a raw and gusty night set in.	В окнах зажглись огни, поднялся ветер, пошел дождь, - наступила сырая, холодная ночь.
The houseless prince, the homeless heir to the throne of England, still moved on, drifting deeper into the maze of squalid alleys where the swarming hives of poverty and misery were massed together.	Бездомный принц, бесприютный наследник английского трона шел все дальше и дальше, углубляясь в лабиринты грязных улиц, где теснились кишащие ульи нищеты.
Suddenly a great drunken ruffian collared him and said--	Вдруг какой-то пьяный огромного роста грубо схватил его за шиворот и сказал:
"Out to this time of night again, and hast not brought a farthing home, I warrant me!	- Опять прошлялся до такого позднего часа, а домой, небось, не принес ни одного медного фартинга! Ну смотри!
If it be so, an' I do not break all the bones in thy lean body, then am I not John Canty, but some other."	Если ты без денег, я переломаю тебе все твои тощие ребра, не будь я Джон Кенти!
The prince twisted himself loose, unconsciously brushed his profaned shoulder, and eagerly said--	Принц вырвался из рук пьяницы и, брезгливо потирая оскверненное его прикосновением плечо, вскричал:
"Oh, art HIS father, truly?	- О, ты его отец?
Sweet heaven grant it be so--then wilt thou fetch him away and restore me!"	Слава благим небесам! Отведи меня в родительский дом, а его уведи оттуда.
"HIS father?	- Его отец?
I know not what thou mean'st; I but know I am THY father, as thou shalt soon have cause to--"	Не знаю, что ты хочешь сказать, но знаю, что твой отец я... И скоро ты на собственной шкуре...
"Oh, jest not, palter not, delay not!--I am worn, I am wounded, I can bear no more.	- О, не шути, не лукавь и не мешкай! Я устал, я изранен, я не в силах терпеть.
Take me to the king my father, and he will make thee rich beyond thy wildest dreams.	Отведи меня к моему отцу, королю, и он наградит тебя такими богатствами, какие тебе не снились и в самом причудливом сне.
Believe me, man, believe me!--I speak no lie, but only the truth!--put forth thy hand and save me!	Верь мне, верь, я не лгу, я говорю чистую правду! Протяни мне руку, спаси меня!
I am indeed the Prince of Wales!"	Я воистину принц Уэльский!
The man stared down, stupefied, upon the lad, then shook his head and muttered--	С изумлением уставился Джон Кенти на мальчика и, качая головой, пробормотал:
"Gone stark mad as any Tom o' Bedlam!"--then collared him once more, and said with a coarse laugh and an oath,	- Спятил с ума, словно сейчас из сумасшедшего дома. Потом он опять схватил принца за шиворот, хрипло засмеялся и выругался:
"But mad or no mad, I and thy Gammer Canty will soon find where the soft places in thy bones lie, or I'm no true man!"	- В своем ты уме или нет, а мы с бабкой пересчитаем тебе все ребра, не будь я Джон Кенти!
With this he dragged the frantic and struggling prince away, and disappeared up a front court followed by a delighted and noisy swarm of human vermin.	И он потащил за собой упирающегося, разъяренного принца и скрылся вместе с ним в одном из ближайших дворов, провожаемый громкими и веселыми криками гнусного уличного сброда.
Chapter V.	5.
Tom as a patrician.	Том - патриций

Tom Canty, left alone in the prince's cabinet, made good use of his opportunity.	Том Кенти, оставшись один в кабинете принца, отлично использовал свое уединение.
He turned himself this way and that before the great mirror, admiring his finery; then walked away, imitating the prince's high-bred carriage, and still observing results in the glass. Next he drew the beautiful sword, and bowed, kissing the blade, and laying it across his breast, as he had seen a noble knight do, by way of salute to the lieutenant of the Tower, five or six weeks before, when delivering the great lords of Norfolk and Surrey into his hands for captivity.	То так, то этак становился он перед большим зеркалом, восхищаясь своим великолепным нарядом, потом отошел, подражая благородной осанке принца и все время наблюдая в зеркале, какой это производит эффект, потом обнажил красивую шпагу и с глубоким поклоном поцеловал ее клинок и прижал к груди, как делал это пять или шесть недель назад на его глазах один благородный рыцарь, отдавая честь коменданту Тауэра при передаче ему знатных лордов Норфолка и Сэррея для заключения в тюрьму.
Tom played with the jewelled dagger that hung upon his thigh; he examined the costly and exquisite ornaments of the room; he tried each of the sumptuous chairs, and thought how proud he would be if the Offal Court herd could only peep in and see him in his grandeur.	Том играл изукрашенным драгоценными каменьями кинжалом, висевшим у него на бедре, рассматривал изысканное и дорогое убранство комнаты, садился по очереди в каждое из роскошных кресел и думал о том, как важничал бы он, если бы мальчики со Двора Отбросов могли глянуть сюда хоть одним глазком и увидеть его в таком великолепии.
He wondered if they would believe the marvellous tale he should tell when he got home, or if they would shake their heads, and say his overtaxed imagination had at last upset his reason.	Поверят ли они его чудесным рассказам, когда он вернется домой, или будут качать головами и приговаривать, что от чрезмерно разыгравшегося воображения он в конце концов лишился рассудка?
At the end of half an hour it suddenly occurred to him that the prince was gone a long time; then right away he began to feel lonely; very soon he fell to listening and longing, and ceased to toy with the pretty things about him; he grew uneasy, then restless, then distressed.	Так прошло с полчаса. Тут он впервые подумал, что принца что-то долго нет, и почувствовал себя одиноким. Очень скоро красивые безделушки, окружавшие его, перестали его забавлять; он жадно прислушивался к каждому звуку. Сперва ему было не по себе, потом он встревожился, потом не на шутку струхнул.
Suppose some one should come, and catch him in the prince's clothes, and the prince not there to explain.	Вдруг войдут какие-нибудь люди и застанут его в одежде принца, а принца нет, и никто не объяснит им, в чем дело.
Might they not hang him at once, and inquire into his case afterward?	Ведь они, чего доброго, тут же повесят его, а потом уж начнут дознаваться, как он сюда попал.
He had heard that the great were prompt about small matters.	Он слыхал, что у знатных людей решения принимаются быстро, когда дело идет о таких мелочах.
His fear rose higher and higher; and trembling he softly opened the door to the antechamber, resolved to fly and seek the prince, and, through him, protection and release.	Тревога его росла. Весь дрожа, он тихонько отворил дверь в соседний покой. Нужно поскорее отыскать принца. Принц защитит его и выпустит отсюда.
Six gorgeous gentlemen-servants and two young pages of high degree, clothed like butterflies, sprang to their feet and bowed low before him.	Шестеро великолепно одетых господ, составлявших прислугу принца, и два молодых пажа знатного рода, нарядные, словно бабочки, вскочили и низко поклонились ему.

He stepped quickly back and shut the door.	Он поспешно отступил и захлопнул за собою дверь.
He said-- "Oh, they mock at me!	"Они смеются надо мной! - подумал он.
They will go and tell. Oh! why came I here to cast away my life?"	- Они сейчас пойдут и расскажут... О, зачем я попал сюда на свою погибель!"
He walked up and down the floor, filled with nameless fears, listening, starting at every trifling sound.	Он зашагал из угла в угол в безотчетной тревоге и стал прислушиваться, вздрагивая при каждом шорохе.
Presently the door swung open, and a silken page said--	Вдруг дверь распахнулась, и шелковый паж доложил:
"The Lady Jane Grey."	- Леди Джэн Грей.
The door closed and a sweet young girl, richly clad, bounded toward him.	Дверь затворилась, и к нему подбежала вприпрыжку прелестная, богато одетая юная девушка.
But she stopped suddenly, and said in a distressed voice--	Вдруг она остановилась и проговорила с огорчением:
"Oh, what aileth thee, my lord?"	- О! почему ты так печален, милорд?
Tom's breath was nearly failing him; but he made shift to stammer out--	Том обмер, но сделал над собой усилие и пролепетал:
"Ah, be merciful, thou!	- Ах, сжалься надо мною!
In sooth I am no lord, but only poor Tom Canty of Offal Court in the city.	Я не милорд, я всего только бедный Том Кенти из Лондона, со Двора Отбросов.
Prithee let me see the prince, and he will of his grace restore to me my rags, and let me hence unhurt.	Прошу тебя, позволь мне увидеть принца, дабы он, по своему милосердию, отдал мне мои лохмотья и позволил уйти отсюда целым и невредимым.
Oh, be thou merciful, and save me!"	О, сжалься, спаси меня!
By this time the boy was on his knees, and supplicating with his eyes and uplifted hands as well as with his tongue.	Мальчик упал на колени, простирая к ней руки, моля не только словами, но и взглядом.
The young girl seemed horror-stricken. She cried out--	Девушка, казалось, онемела от ужаса, потом воскликнула:
"O my lord, on thy knees?--and to ME!" Then she fled away in fright; and Tom, smitten with despair, sank down, murmuring--	- О милорд, ты на коленях - передо мной! - и в страхе убежала. Том в отчаянии упал на пол и сказал про себя:
"There is no help, there is no hope.	- Ни помощи, ни надежды!
Now will they come and take me."	Сейчас придут и схватят меня.
Whilst he lay there benumbed with terror, dreadful tidings were speeding through the palace.	Между тем, пока он лежал на полу, цепенея от ужаса, страшная весть разнеслась по дворцу.
The whisper--for it was whispered always--flew from menial to menial, from lord to lady, down all the long corridors, from story to story, from saloon to saloon,	Шепот переходил от слуги к слуге, от лорда к леди, - во дворцах всегда говорят шепотом, - и по всем длинным коридорам, из этажа в этаж, из зала в зал проносилось:

"The prince hath gone mad, the prince hath gone mad!"	"Принц сошел с ума! Принц сошел с ума!"
Soon every saloon, every marble hall, had its groups of glittering lords and ladies, and other groups of dazzling lesser folk, talking earnestly together in whispers, and every face had in it dismay.	Скоро в каждой гостиной, в каждом мраморном зале блестящие лорды и леди и другие столь же ослепительные, хотя, и менее знатные особы оживленно шептались друг с другом, и на каждом лице была скорбь.
Presently a splendid official came marching by these groups, making solemn proclamation--	Внезапно появился пышно разодетый царедворец и мерным шагом обошел всех, торжественно провозглашая:
"IN THE NAME OF THE KING!	"ИМЕНЕМ КОРОЛЯ!"
Let none list to this false and foolish matter, upon pain of death, nor discuss the same, nor carry it abroad.	"Под страхом смерти воспрещается внимать этой лживой и нелепой вести, обсуждать ее и выносить за пределы дворца!
In the name of the King!"	Именем короля!"
The whisperings ceased as suddenly as if the whisperers had been stricken dumb.	Шушуканье сразу умолкло, как будто все шептавшиеся вдруг онемели.
Soon there was a general buzz along the corridors, of	Вскоре по коридорам пронеслось пчелиное жужжанье:
"The prince!	- Принц!
See, the prince comes!"	Смотрите, принц идет!
Poor Tom came slowly walking past the low-bowing groups, trying to bow in return, and meekly gazing upon his strange surroundings with bewildered and pathetic eyes.	Бедный Том медленно шел мимо низко кланявшихся ему придворных, стараясь отвечать им такими же поклонами и смиренно поглядывая на всю эту странную обстановку растерянными, жалкими глазами.
Great nobles walked upon each side of him, making him lean upon them, and so steady his steps.	Двое вельмож поддерживали его под руки с обеих сторон, чтобы придать твердость его походке.
Behind him followed the court-physicians and some servants.	Позади шли придворные врачи и несколько лакеев.
Presently Tom found himself in a noble apartment of the palace and heard the door close behind him.	Затем Том очутился в богато убранном покое дворца и услышал, как за ним захлопнули дверь.
Around him stood those who had come with him.	Вокруг него стали те, кто сопровождал его.
Before him, at a little distance, reclined a very large and very fat man, with a wide, pulpy face, and a stern expression.	Перед ним на небольшом расстоянии полулежал очень грузный, очень толстый мужчина с широким мясистым лицом и недобрым взглядом.
His large head was very grey; and his whiskers, which he wore only around his face, like a frame, were grey also.	Огромная голова его была совершенно седая; бакенбарды, окаймлявшие лицо, тоже были седые.
His clothing was of rich stuff, but old, and slightly frayed in places.	Платье на нем было из дорогой материи, но поношено и местами потерто.
One of his swollen legs had a pillow under it, and was wrapped in bandages.	Распухшие ноги - одна из них была забинтована -покоились на подушке.
There was silence now; and there was no head there but was bent in reverence, except this man's.	В комнате царила тишина, и все, кроме Тома, почтительно склонили головы.

This stern-countenanced invalid was the dread Henry VIII.	Этот калека с суровым лицом был грозный Генрих VIII.
He said--and his face grew gentle as he began to speak--	Он заговорил, и лицо его неожиданно стало ласковым.
"How now, my lord Edward, my prince?	- Ну что, милорд Эдуард, мой принц?
Hast been minded to cozen me, the good King thy father, who loveth thee, and kindly useth thee, with a sorry jest?"	С чего тебе вздумалось шутить надо мною такие печальные шутки, надо мной - твоим добрым отцом-королем, который так любит и ласкает тебя?
Poor Tom was listening, as well as his dazed faculties would let him, to the beginning of this speech; but when the words 'me, the good King' fell upon his ear, his face blanched, and he dropped as instantly upon his knees as if a shot had brought him there. Lifting up his hands, he exclaimed--	Бедный Том выслушал, насколько ему позволяли его удрученные чувства, начало этой речи, на когда слова "твоим добрым отцом-королем" коснулись его слуха, лицо у него побелело и он, как подстреленный, упал на колени, поднял кверху руки и воскликнул:
"Thou the KING?	-Ты - король?
Then am I undone indeed!"	Ну, тогда мне и вправду конец!
This speech seemed to stun the King. His eyes wandered from face to face aimlessly, then rested, bewildered, upon the boy before him.	Эти слова ошеломили короля, глаза его растерянно перебегали от одного лица к другому и, наконец, остановились на мальчике.
Then he said in a tone of deep disappointment--	Тоном глубокого разочарования он проговорил:
"Alack, I had believed the rumour disproportioned to the truth; but I fear me 'tis not so." He breathed a heavy sigh, and said in a gentle voice, "Come to thy father, child: thou art not well."	- Увы, я думал, что слухи не соответствуют истине, но боюсь, что ошибся, - он тяжело вздохнул и ласково обратился к Тому: - Подойди к отцу, дитя мое. Ты нездоров?
Tom was assisted to his feet, and approached the Majesty of England, humble and trembling.	Тому помогли подняться на ноги, и, весь дрожа, он робко подошел к его величеству, королю Англии.
The King took the frightened face between his hands, and gazed earnestly and lovingly into it awhile, as if seeking some grateful sign of returning reason there, then pressed the curly head against his breast, and patted it tenderly.	Сжав его виски между ладонями, король любовно и пристально вглядывался в его испуганное лицо, как бы ища утешительных признаков возвращающегося рассудка, лотом притянул к груди кудрявую голову мальчика и нежно потрепал ее рукой.
Presently he said-- "Dost not know thy father, child?	- Неужели ты не узнаешь своего отца, дитя мое? -сказал он.
Break not mine old heart; say thou know'st me.	- Не разбивай моего старого сердца, скажи, что ты знаешь меня!
Thou DOST know me, dost thou not?"	Ведь ты меня знаешь, не правда ли?
"Yea: thou art my dread lord the King, whom God preserve!"	- Да. Ты мой грозный повелитель, король, да хранит тебя бог!
"True, true--that is well--be comforted, tremble not so; there is none here would hurt thee; there is none here but loves thee.	-Верно, верно... это хорошо... Успокойся же, не дрожи. Здесь никто не обидит тебя, здесь все тебя любят.

Thou art better now; thy ill dream passeth--is't not so?	Теперь тебе лучше, дурной сон проходит, не правда ли? И ты опять узнаешь самого себя - ведь узнаешь?
Thou wilt not miscall thyself again, as they say thou didst a little while agone?"	Сейчас мне сообщили, что ты называл себя чужим именем. Но больше ты не будешь выдавать себя за кого-то другого, не правда ли?
"I pray thee of thy grace believe me, I did but speak the truth, most dread lord; for I am the meanest among thy subjects, being a pauper born, and 'tis by a sore mischance and accident I am here, albeit I was therein nothing blameful.	- Прошу тебя, будь милостив, верь мне, мой августейший повелитель: я говорю чистую правду. Я нижайший из твоих подданных, я родился нищим, и только горестный, обманчивый случай привел меня сюда, хотя я не сделал ничего дурного.
I am but young to die, and thou canst save me with one little word.	Умирать мне не время, я молод. Одно твое слово может спасти меня.
Oh speak it, sir!"	О, скажи это слово, государь!
"Die?	- Умирать?
Talk not so, sweet prince--peace, peace, to thy troubled heart --thou shalt not die!"	Не говори об, этом, милый принц, успокойся. Да снидет мир в твой встревоженную душу... ты не умрешь.
Tom dropped upon his knees with a glad cry--	Том с криком радости упал на колени:
"God requite thy mercy, O my King, and save thee long to bless thy land!"	- Да наградит тебя господь за твою доброту, мой король, и да продлит он твои годы на благо страны!
Then springing up, he turned a joyful face toward the two lords in waiting, and exclaimed,	Том вскочил на ноги и с веселым лицом, обратился к одному из двух сопровождавших его лордов:
"Thou heard'st it!	-Ты слышал?
I am not to die: the King hath said it!"	Я не умру! Это сказал сам король!
There was no movement, save that all bowed with grave respect; but no one spoke.	Все склонили головы с угрюмой почтительностью, но никто не тронулся с места и не сказал ни слова.
He hesitated, a little confused, then turned timidly toward the King, saying,	Том помедлил, слегка смущенный, потом повернулся к королю и боязливо спросил:
"I may go now?"	- Теперь я могу уйти?
"Go?	- Уйти?
Surely, if thou desirest.	Конечно, если ты желаешь.
But why not tarry yet a little?	Но почему бы тебе не побыть здесь еще немного?
Whither would'st go?"	Куда же ты хочешь идти?
Tom dropped his eyes, and answered humbly--	Том потупил глаза и смиренно ответил:

"Peradventure I mistook; but I did think me free, and so was I moved to seek again the kennel where I was born and bred to misery, yet which harboureth my mother and my sisters, and so is home to me; whereas these pomps and splendours whereunto I am not used--oh, please you, sir, to let me go!"	- Возможно, что я ошибся; но я счел себя свободным и хотел вернуться в конуру, где родился и рос в нищете, где поныне обитают моя мать, мои сестры; эта конура - мой дом, тогда как вся эта пышность и роскошь, к коим я не привык... О, будь милостив, государь, разреши мне уйти!
The King was silent and thoughtful a while, and his face betrayed a growing distress and uneasiness.	Король задумался и некоторое время молчал. Лицо его выражало все возрастающую душевную боль и тревогу.
Presently he said, with something of hope in his voice--	Но в голосе его, когда он заговорил, прозвучала надежда:
"Perchance he is but mad upon this one strain, and hath his wits unmarred as toucheth other matter.	- Быть может, он помешался на одной этой мысли, и его разум остается по-прежнему ясным, когда обращается на другие предметы?
God send it may be so!	Пошли, господь, чтоб это было так!
We will make trial."	Мы испытаем его!
Then he asked Tom a question in Latin, and Tom answered him lamely in the same tongue.	Он задал Тому вопрос по-латыни, и Том с грехом пополам ответил ему латинскою фразою. Король был в восторге и не скрывал этого.
The lords and doctors manifested their gratification also.	Лорды и врачи также выразили свое удовольствие.
The King said-- "'Twas not according to his schooling and ability, but showeth that his mind is but diseased, not stricken fatally.	- При его учености и дарованиях, - заметил король, - он мог бы ответить гораздо лучше, однако этот ответ показывает, что его разум только затмился, но не поврежден безнадежно.
How say you, sir?"	Как вы полагаете, сэр?
The physician addressed bowed low, and replied--	Врач, к которому были обращены эти слова, низко поклонился и ответил:
"It jumpeth with my own conviction, sire, that thou hast divined aright."	- Ваша догадка верна, государь, и вполне согласна с моим убеждением.
The King looked pleased with this encouragement, coming as it did from so excellent authority, and continued with good heart--	Король был, видимо, рад одобрению столь глубокого знатока и уже веселее продолжал:
"Now mark ye alname = "note" we will try him further."	- Хорошо! Следите все. Будем испытывать его дальше.
He put a question to Tom in French.	И он предложил Тому вопрос по-французски.
Tom stood silent a moment, embarrassed by having so many eyes centred upon him, then said diffidently--	Том с минуту молчал, смущенный тем, что все взгляды сосредоточились на нем, потом застенчиво ответил:
"I have no knowledge of this tongue, so please your majesty."	- С вашего позволения, сэр, мне этот язык неизвестен.
The King fell back upon his couch.	Король откинулся назад, на подушки.
The attendants flew to his assistance; but he put them aside, and said--	Несколько слуг бросились ему на помощь, но он отстранил их и сказал:

"Trouble me not--it is nothing but a scurvy faintness.	-Не тревожьте меня... это минутная слабость, не больше.
Raise me!	Поднимите меня.
There, 'tis sufficient.	Вот так, достаточно.
Come hither, child; there, rest thy poor troubled head upon thy father's heart, and be at peace.	Поди сюда, дитя, положи свою бедную помраченную голову на грудь отцу и успокойся!
Thou'lt soon be welname = "note" 'tis but a passing fantasy.	Ты скоро поправишься; это мимолетная причуда, это пройдет.
Fear thou not; thou'lt soon be well."	Не пугайся! Скоро ты будешь здоров.
Then he turned toward the company: his gentle manner changed, and baleful lightnings began to play from his eyes.	Затем он обратился к остальным, и лицо его из ласкового мгновенно стало грозным, а в глазах заблистали молнии.
He said-- "List ye all!	- Слушайте, вы все! - сказал он.
This my son is mad; but it is not permanent.	- Сын мой безумен, но это помешательство временное.
Over-study hath done this, and somewhat too much of confinement.	Оно вызвано непосильными занятиями и слишком замкнутой жизнью.
Away with his books and teachers! see ye to it.	Долой все книги, долой учителей!
Pleasure him with sports, beguile him in wholesome ways, so that his health come again."	Забавляйте его играми, развлекайте такими забавами, которые служат к укреплению сил, это восстановит его здоровье!
He raised himself higher still, and went on with energy,	Король поднялся еще выше на подушках и продолжал с большим одушевлением:
"He is mad; but he is my son, and England's heir; and, mad or sane, still shall he reign!	- Он обезумел, но он мой сын и наследник английского престола. В здравом уме или сумасшедший, он будет царствовать!
And hear ye further, and proclaim it: whoso speaketh of this his distemper worketh against the peace and order of these realms, and shall to the gallows! . . .	Слушайте дальше и разгласите повсюду: всякий говорящий о его недуге посягает на мир и спокойствие британской державы и будет отправлен на виселицу!..
Give me to drink--I burn: this sorrow sappeth my strength. . . .	Дайте мне пить... я весь в огне... горе истощает мои силы... Так.
There, take away the cup. . . . Support me.	Возьмите прочь эту чашу... Поддержите меня.
There, that is well.	Так, хорошо.
Mad, is he?	Он сумасшедший?
Were he a thousand times mad, yet is he Prince of Wales, and I the King will confirm it.	Будь он тысячу раз сумасшедший - все же он принц Уэльский, и я, король, дам этому публичное подтверждение.
This very morrow shall he be installed in his princely dignity in due and ancient form.	Ныне же он будет утвержден в сане принца-наследника с соблюдением всех старинных церемоний.
Take instant order for it, my lord Hertford."	Повелеваю вам немедленно приступить к делу, милорд Гертфорд!

One of the nobles knelt at the royal couch, and said--	Один из лордов склонил колено перед королевским ложем и сказал:
"The King's majesty knoweth that the Hereditary Great Marshal of England lieth attainted in the Tower.	- Вашему королевскому величеству известно, что наследственный гофмаршал Англии заключен в Тауэр.
It were not meet that one attainted--"	Не подобает заключенному...
"Peace!	- Замолчи!
Insult not mine ears with his hated name.	Не оскорбляй моего слуха ненавистным именем.
Is this man to live for ever?	Неужели этот человек никогда не умрет?
Am I to be baulked of my will?	Неужели он будет вечной преградой моим королевским желаниям?
Is the prince to tarry uninstalled, because, forsooth, the realm lacketh an Earl Marshal free of treasonable taint to invest him with his honours?	И сыну моему не быть утвержденным в своих наследных правах лишь потому, что гофмаршал Англии запятнан государственной изменой и недостоин утвердить его в сане наследника?
No, by the splendour of God!	Нет, клянусь всемогущим богом!
Warn my Parliament to bring me Norfolk's doom before the sun rise again, else shall they answer for it grievously!" {1}	Предупреди мой парламент, чтобы еще до восхода солнца он вынес смертный приговор Норфолку, иначе парламент жестоко поплатится!
Lord Hertford said-- "The King's will is law;" and, rising, returned to his former place.	- Королевская воля - закон! - произнес лорд Гертфорд и, поднявшись с колен, вернулся на прежнее место.
Gradually the wrath faded out of the old King's face, and he said--	Выражение гнева мало-помалу исчезло с лица короля.
"Kiss me, my prince.	- Поцелуй меня, мой принц! - сказал он.
There . . . what fearest thou?	- Вот так... Чего же ты боишься?
Am I not thy loving father?"	Ведь я твой отец, я люблю тебя.
"Thou art good to me that am unworthy, O mighty and gracious lord: that in truth I know.	- Ты добр ко мне, недостойному, о могущественнейший и милосердный государь, это поистине так.
But--but--it grieveth me to think of him that is to die, and--"	Но... но... меня удручает мысль о том, кто должен умереть, и...
"Ah, 'tis like thee, 'tis like thee!	- А, это похоже на тебя, это похоже на тебя!
I know thy heart is still the same, even though thy mind hath suffered hurt, for thou wert ever of a gentle spirit.	Я знал, что сердце у тебя осталось прежнее, хотя рассудок твой помрачен; у тебя всегда было доброе сердце.
But this duke standeth between thee and thine honours: I will have another in his stead that shall bring no taint to his great office.	Но этот герцог стоит между тобою и твоими высокими почестями. Я назначу на его место другого, кто не запятнает своего сана изменой.
Comfort thee, my prince: trouble not thy poor head with this matter."	Успокойся, мой добрый принц, не утруждай напрасно этим делом свою бедную голову...
"But is it not I that speed him hence, my liege?	- Но не я ли ускорю его смерть, мой повелитель?
How long might he not live, but for me?"	Как долго мог бы он прожить еще, если бы не я?

"Take no thought of him, my prince: he is not worthy.	- Не думай о нем, мой принц! Он недостоин этого.
Kiss me once again, and go to thy trifles and amusements; for my malady distresseth me.	Поцелуй меня еще раз и вернись к твоим утехам и радостям!
I am aweary, and would rest.	Моя болезнь изнурила меня, я устал; мне нужен покой.
Go with thine uncle Hertford and thy people, and come again when my body is refreshed."	Ступай с твоим дядей Г ертфордом и твоей свитой и приходи ко мне снова, когда тело мое подкрепится отдыхом!
Tom, heavy-hearted, was conducted from the presence, for this last sentence was a death-blow to the hope he had cherished that now he would be set free.	Том вышел из королевской опочивальни с тяжелым сердцем, так как последние слова короля были смертным приговором надежде, которую он втайне лелеял, - что теперь его отпустят на свободу.
Once more he heard the buzz of low voices exclaiming,	И снова он услыхал негромкое жужжанье голосов:
"The prince, the prince comes!"	"Принц, принц идет!"
His spirits sank lower and lower as he moved between the glittering files of bowing courtiers; for he recognised that he was indeed a captive now, and might remain for ever shut up in this gilded cage, a forlorn and friendless prince, except God in his mercy take pity on him and set him free.	Чем дальше Том шел меж двух рядов раззолоченных, низко кланявшихся ему придворных, тем больше он падал духом, сознавая, что он здесь пленник и, может быть, вовек не вырвется из этой раззолоченной клетки, -несчастный принц, не имеющий ни единого друга, если господь бог, по своему милосердию, не сжалится над ним и не вернет ему волю.
And, turn where he would, he seemed to see floating in the air the severed head and the remembered face of the great Duke of Norfolk, the eyes fixed on him reproachfully.	И куда бы он ни повернулся, ему чудилось, что он видит летящую в воздухе отрубленную голову и врезавшееся ему в память лицо великого герцога Норфолкского с устремленным на него укоризненным взором.
His old dreams had been so pleasant; but this reality was so dreary!	Его недавние мечты были так сладостны, а действительность оказалась так мрачна и ужасна!
Chapter VI.	6.
Tom receives instructions.	Тому дают наставления
Tom was conducted to the principal apartment of a noble suite, and made to sit down--a thing which he was loth to do, since there were elderly men and men of high degree about him.	Тома привели в парадный зал и усадили в кресло. Но ему было очень неловко сидеть, так как кругом стояли пожилые и знатные люди.
He begged them to be seated also, but they only bowed their thanks or murmured them, and remained standing.	Он попросил было, чтобы они тоже присели, но они только кланялись ему или бормотали слова благодарности и продолжали стоять.
He would have insisted, but his 'uncle' the Earl of Hertford whispered in his ear--	Том повторил свою просьбу, но его "дядя", граф Гертфорд, шепнул ему на ухо:
"Prithee, insist not, my lord; it is not meet that they sit in thy presence."	- Прошу тебя, не настаивай, милорд: не подобает им сидеть в твоем присутствии.

The Lord St. John was announced, and after making obeisance to Tom, he said--	Доложили, что пришел лорд Сент-Джон. Почтительно склонившись перед Томом, лорд сказал:
"I come upon the King's errand, concerning a matter which requireth privacy.	- Я прислан королем по секретному делу.
Will it please your royal highness to dismiss all that attend you here, save my lord the Earl of Hertford?"	Не угодно ли будет вашему королевскому высочеству отпустить всех находящихся здесь, за исключением милорда графа Гертфорда?
Observing that Tom did not seem to know how to proceed, Hertford whispered him to make a sign with his hand, and not trouble himself to speak unless he chose.	Заметив, что Том как будто не знает, как отпустить придворных, Гертфорд шепнул ему, чтобы он сделал знак рукою, не утруждая себя речью, если у него нет желания говорить.
When the waiting gentlemen had retired, Lord St. John said--	Когда свита удалилась, лорд Сент-Джон продолжал:
"His majesty commandeth, that for due and weighty reasons of state, the prince's grace shall hide his infirmity in all ways that be within his power, till it be passed and he be as he was before.	- Его величество повелевает, чтобы, в силу важных и веских государственных соображений, его высочество принц скрывал свой недуг, насколько это в его силах, пока болезнь не пройдет и принц снова не станет таким, каким был прежде.
To wit, that he shall deny to none that he is the true prince, and heir to England's greatness; that he shall uphold his princely dignity, and shall receive, without word or sign of protest, that reverence and observance which unto it do appertain of right and ancient usage; that he shall cease to speak to any of that lowly birth and life his malady hath conjured out of the unwholesome imaginings of o'er-wrought fancy; that he shall strive with diligence to bring unto his memory again those faces which he was wont to know--and where he faileth he shall hold his peace, neither betraying by semblance of surprise or other sign that he hath forgot; that upon occasions of state, whensoever any matter shall perplex him as to the thing he should do or the utterance he should make, he shall show nought of unrest to the curious that look on, but take advice in that matter of the Lord Hertford, or my humble self, which are commanded of the King to be upon this service and close at call, till this commandment be dissolved.	А именно: он не должен ни перед кем отрицать, что он истинный принц, наследник великой английской державы, он обязан всегда соблюдать свое достоинство государя-наследника и принимать без всяких возражений знаки повиновения и почтения, подобающие ему по праву и древнему обычаю; король требует, чтобы он перестал рассказывать кому бы то ни было о своем якобы низком происхождении и низкой доле, ибо эти рассказы суть не что иное, как болезненные измышления его переутомленной фантазии; чтобы он прилежно старался воскресить в своей памяти знакомые ему лица, и в тех случаях, когда это не удается ему, пусть он хранит спокойствие, не выказывая удивления или иных признаков забывчивости; во время же парадных приемов, если он будет в затруднении, не зная, что говорить или делать, пусть скрывает от любопытных свою растерянность, но советуется с лордом Гертфордом или со мною, своим покорным слугой, ибо граф и я специально для этого приставлены к нему королем и будем всегда под рукою, вплоть до отмены сего приказа.
Thus saith the King's majesty, who sendeth greeting to your royal highness, and prayeth that God will of His mercy quickly heal you and have you now and ever in His holy keeping."	Так повелевает его величество король, который шлет привет вашему королевскому высочеству, моля бога, чтобы он по своему милосердию послал вам скорое исцеление и осенил вас своей благодатью.
The Lord St. John made reverence and stood aside.	Лорд Сент-Джон поклонился и отошел в сторону.
Tom replied resignedly--	Том покорно ответил:

"The King hath said it.	-Так повелел король.
None may palter with the King's command, or fit it to his ease, where it doth chafe, with deft evasions.	Никто не смеет ослушаться королевских велений или ловко перекраивать их для собственных надобностей, если они кажутся слишком стеснительными.
The King shall be obeyed."	Желание короля будет исполнено.
Lord Hertford said--	Лорд Гертфорд сказал:
"Touching the King's majesty's ordainment concerning books and such like serious matters, it may peradventure please your highness to ease your time with lightsome entertainment, lest you go wearied to the banquet and suffer harm thereby."	- Так как его величество соизволил повелеть не утруждать вас чтением книг и другими серьезными делами подобного рода, то не благоугодно ли будет вашему высочеству провести время в беспечных забавах, дабы не утомиться к банкету и не повредить своему здоровью.
Tom's face showed inquiring surprise; and a blush followed when he saw Lord St. John's eyes bent sorrowfully upon him.	На лице Тома выразилось удивление; он вопросительно посмотрел на лорда Сент-Джона и покраснел, встретив устремленный на него скорбный взгляд.
His lordship said-- "Thy memory still wrongeth thee, and thou hast shown surprise--but suffer it not to trouble thee, for 'tis a matter that will not bide, but depart with thy mending malady.	- Память все еще изменяет вам, - сказал лорд, - и потому мои слова кажутся вам удивительными; но не тревожьтесь, это пройдет, как только вы начнете поправляться.
My Lord of Hertford speaketh of the city's banquet which the King's majesty did promise, some two months flown, your highness should attend.	Милорд Гертфорд говорит о банкете от города; месяца два тому назад король обещал, что вы, ваше высочество, будете на нем присутствовать.
Thou recallest it now?"	Теперь вы припоминаете?
"It grieves me to confess it had indeed escaped me," said Tom, in a hesitating voice; and blushed again.	- Я с грустью должен сознаться, что память действительно изменила мне, - ответил Том неуверенным голосом и опять покраснел.
At this moment the Lady Elizabeth and the Lady Jane Grey were announced.	В эту минуту доложили о леди Елизавете и леди Джэн Грей.
The two lords exchanged significant glances, and Hertford stepped quickly toward the door.	Лорды обменялись многозначительными взглядами, и Гертфорд быстро направился к двери.
As the young girls passed him, he said in a low voice--	Когда молодые принцессы проходили мимо него, он шепнул им:
"I pray ye, ladies, seem not to observe his humours, nor show surprise when his memory doth lapse--it will grieve you to note how it doth stick at every trifle."	- Прошу вас, леди, не подавайте виду, что вы замечаете его причуды, и не выказывайте удивления, когда его память будет изменять ему... вы с горечью увидите, как часто это с ним случается.
Meantime Lord St. John was saying in Tom's ear--	Тем временем лорд Сент-Джон говорил на ухо Тому:
"Please you, sir, keep diligently in mind his majesty's desire. Remember all thou canst--SEEM to remember all else.	- Прошу вас, сэр, соблюдайте свято волю его величества: припоминайте все, что можете, делайте вид, что припоминаете все остальное.

Let them not perceive that thou art much changed from thy wont, for thou knowest how tenderly thy old play-fellows bear thee in their hearts and how 'twould grieve them.	Не дайте им заметить, что вы изменились. Ведь вы знаете, как нежно любят вас игравшие с вами в детстве принцессы и как это огорчит их.
Art willing, sir, that I remain?--and thine uncle?"	Угодно вам, сэр, чтобы я остался здесь?.. Я и ваш дядя?
Tom signified assent with a gesture and a murmured word, for he was already learning, and in his simple heart was resolved to acquit himself as best he might, according to the King's command.	Том жестом выразил согласие и невнятно пробормотал какое-то слово. Ему уже пошла впрок наука, и в простоте души он решил возможно добросовестнее исполнять королевский приказ.
In spite of every precaution, the conversation among the young people became a little embarrassing at times.	Несмотря на все предосторожности, беседа между Томом и принцессами становилась иногда несколько затруднительной.
More than once, in truth, Tom was near to breaking down and confessing himself unequal to his tremendous part; but the tact of the Princess Elizabeth saved him, or a word from one or the other of the vigilant lords, thrown in apparently by chance, had the same happy effect.	По правде говоря, Том не раз готов был погубить все дело и объявить себя непригодным для такой мучительной роли, но всякий раз его спасал такт принцессы Елизаветы. Оба лорда были настороже и тоже удачно выручали его двумя-тремя словами, сказанными как бы ненароком.
Once the little Lady Jane turned to Tom and dismayed him with this question,--	Один раз маленькая леди Джэн привела Тома в отчаяние, обратившись к нему с таким вопросом:
"Hast paid thy duty to the Queen's majesty to-day, my lord?"	- Были ли вы сегодня с приветствием у ее величества королевы, милорд?
Tom hesitated, looked distressed, and was about to stammer out something at hazard, when Lord St. John took the word and answered for him with the easy grace of a courtier accustomed to encounter delicate difficulties and to be ready for them--	Том растерялся, медлил ответом и уже готов был брякнуть наобум что попало, но его выручил лорд Сент-Джон, ответив за него с непринужденностью царедворца, привыкшего находить выход из всякого щекотливого положения:
"He hath indeed, madam, and she did greatly hearten him, as touching his majesty's condition; is it not so, your highness?"	-Как же, миледи! Государыня доставила ему сердечную радость, сообщив, что его величеству лучше. Не правда ли, ваше высочество?
Tom mumbled something that stood for assent, but felt that he was getting upon dangerous ground.	Том пролепетал что-то, что можно было принять за подтверждение, но почувствовал, что ступает на скользкую почву.
Somewhat later it was mentioned that Tom was to study no more at present, whereupon her little ladyship exclaimed--	Несколько позже в разговоре было упомянуто о том, что принцу придется на время оставить учение. Маленькая принцесса воскликнула:
"'Tis a pity, 'tis a pity!	- Ах, какая жалость! Какая жалость!
Thou wert proceeding bravely.	Ты делал такие успехи.
But bide thy time in patience: it will not be for long.	Но ничего, не тужи, это ненадолго.
Thou'lt yet be graced with learning like thy father, and make thy tongue master of as many languages as his, good my prince."	У тебя еще будет время озарить свой разум такой же ученостью, какою обладает твой отец, и овладеть таким же количеством иноземных языков, какое подвластно ему.

"My father!" cried Tom, off his guard for the moment.	- Мой отец? - на мгновенье забывшись, воскликнул Том.
"I trow he cannot speak his own so that any but the swine that kennel in the styes may tell his meaning; and as for learning of any sort soever--" He looked up and encountered a solemn warning in my Lord St. John's eyes. He stopped, blushed, then continued low and sadly: "Ah, my malady persecuteth me again, and my mind wandereth.	- Да он и на своем-то родном говорит так, что понять его могут разве только свиньи в хлеву! А что касается какой ни на есть учености... - Он поднял глаза и, встретив хмурый, предостерегающий взгляд милорда Сент-Джона, запнулся, покраснел, потом продолжал тихо и грустно: - Ах, мой недуг снова одолевает меня, и мысли мои сбиваются с верной дороги.
I meant the King's grace no irreverence."	Я не хотел нанести оскорбления его величеству.
"We know it, sir," said the Princess Elizabeth, taking her 'brother's' hand between her two palms, respectfully but caressingly; "trouble not thyself as to that.	- Мы знаем это, государь, - почтительно сказала принцесса Елизавета, ласково взяв руку "брата" и держа ее между своими ладонями. - Не тревожься этим!
The fault is none of thine, but thy distemper's."	Виноват не ты, а твой недуг.
"Thou'rt a gentle comforter, sweet lady," said Tom, gratefully, "and my heart moveth me to thank thee for't, an' I may be so bold."	- Ты нежная утешительница, милая леди, - с признательностью вымолвил Том, - и, с твоего позволения, я от всей души благодарю тебя.
Once the giddy little Lady Jane fired a simple Greek phrase at Tom.	Один раз вертушка леди Джэн выстрелила в Тома какой-то несложной греческой фразой.
The Princess Elizabeth's quick eye saw by the serene blankness of the target's front that the shaft was overshot; so she tranquilly delivered a return volley of sounding Greek on Tom's behalf, and then straightway changed the talk to other matters.	Зоркая принцесса Елизавета сразу заметила по невинному недоумению на лице принца, что выстрел не попал в цель, и спокойно ответила вместо Тома целым залпом звонких греческих фраз, затем тотчас же заговорила о другом.
Time wore on pleasantly, and likewise smoothly, on the whole.	Время протекало приятно, и в общем беседа шла гладко.
Snags and sandbars grew less and less frequent, and Tom grew more and more at his ease, seeing that all were so lovingly bent upon helping him and overlooking his mistakes.	Подводные рифы и мели встречались реже и реже, и Том уже чувствовал себя более непринужденно, видя, как все стараются помочь ему и не замечать его промахов.
When it came out that the little ladies were to accompany him to the Lord Mayor's banquet in the evening, his heart gave a bound of relief and delight, for he felt that he should not be friendless, now, among that multitude of strangers; whereas, an hour earlier, the idea of their going with him would have been an insupportable terror to him.	Когда выяснилось, что принцессы должны сопровождать его вечером на банкет у лорда-мэра, сердце Тома всколыхнулось от радости, и он вздохнул с облегчением, почувствовав, что не будет одинок в толпе чужих, хотя час тому назад мысль, что принцессы поедут вместе с ним, привела бы его в неописуемый ужас.
Tom's guardian angels, the two lords, had had less comfort in the interview than the other parties to it.	Оба лорда, ангелы-хранители Тома, получили от этой беседы меньше удовольствия, чем остальные ее участники.
They felt much as if they were piloting a great ship through a dangerous channel; they were on the alert constantly, and found their office no child's play.	Они чувствовали себя так, будто вели большой корабль через опасный пролив; все время они были настороже, и их обязанности отнюдь не казались им детской игрой.

Wherefore, at last, when the ladies' visit was drawing to a close and the Lord Guilford Dudley was announced, they not only felt that their charge had been sufficiently taxed for the present, but also that they themselves were not in the best condition to take their ship back and make their anxious voyage all over again. So they respectfully advised Tom to excuse himself, which he was very glad to do, although a slight shade of disappointment might have been observed upon my Lady Jane's face when she heard the splendid stripling denied admittance.	Так что, когда визит юных леди подошел к концу и доложили о лорде Гилфорде Дадли, они почувствовали, что сейчас не следует слишком перегружать их питомца и что, кроме того, не так-то легко пуститься в новое хлопотливое плавание и привести свой корабль обратно, -поэтому они почтительно посоветовали Тому отклонить посещение. Том и сам был этому рад, зато лицо леди Джэн слегка омрачилось, когда она узнала, что блестящий юноша не будет принят.
There was a pause now, a sort of waiting silence which Tom could not understand.	Наступило молчание. Все как будто ждали чего-то, Том не понимал, чего именно.
He glanced at Lord Hertford, who gave him a sign--but he failed to understand that also.	Он посмотрел на лорда Г ертфорда, тот сделал ему знак, но он не понял и этого знака.
The ready Elizabeth came to the rescue with her usual easy grace.	Леди Елизавета со своей обычной находчивостью поспешила вывести его из затруднения.
She made reverence and said--	Она сделала ему реверанс и спросила:
"Have we leave of the prince's grace my brother to go?"	- Ваше высочество, брат мой, разрешите нам удалиться?
Tom said-- "Indeed your ladyships can have whatsoever of me they will, for the asking; yet would I rather give them any other thing that in my poor power lieth, than leave to take the light and blessing of their presence hence. Give ye good den, and God be with ye!"	- Поистине, миледи, вы можете просить у меня чего угодно, - сказал Том, - но я охотнее исполнил бы всякую другую вашу просьбу, - поскольку это в моих скромных силах, - чем лишить себя благодати и света вашего присутствия, но прощайте и да хранит вас господь!
Then he smiled inwardly at the thought, "'Tis not for nought I have dwelt but among princes in my reading, and taught my tongue some slight trick of their broidered and gracious speech withal!"	Он усмехнулся про себя и подумал: "Недаром в моих книгах я жил только в обществе принцев и научился подражать их цветистым учтивым речам!"
When the illustrious maidens were gone, Tom turned wearily to his keepers and said--	Когда знатные девы ушли, Том устало повернулся к своим тюремщикам и сказал:
"May it please your lordships to grant me leave to go into some corner and rest me?"	- Не будете ли вы так любезны, милорды, не позволите ли мне отдохнуть где-нибудь здесь в уголке?
Lord Hertford said-- "So please your highness, it is for you to command, it is for us to obey.	- Дело вашего высочества - приказывать, а наше -повиноваться, - ответил лорд Гертфорд.
That thou should'st rest is indeed a needful thing, since thou must journey to the city presently."	- Отдых вам воистину потребен, ибо вскоре вам предстоит совершить путешествие в Лондон.
He touched a bell, and a page appeared, who was ordered to desire the presence of Sir William Herbert.	Лорд прикоснулся к колокольчику; вбежал паж и получил повеление пригласить сюда сэра Вильяма Герберта.
This gentleman came straightway, and conducted Tom to an inner apartment.	Сэр Вильям не замедлил явиться и повел Тома во внутренние покои дворца.
Tom's first movement there was to reach for a cup of water; but a silk-and-velvet servitor seized it, dropped upon one knee, and offered it to him on a golden salver.	Первым движением Тома было протянуть руку к чаше воды, но бархатно-шелковый паж тотчас же схватил чашу, опустился на одно колено и поднес ее принцу на золотом блюде.

Next the tired captive sat down and was going to take off his buskins, timidly asking leave with his eye, but another silk-and-velvet discomforter went down upon his knees and took the office from him.	Затем утомленный пленник сел и хотел было снять с себя башмаки, робко прося взглядом позволения; но другой бархатно-шелковый назойливый паж поспешил опуститься на колени, чтобы избавить его и от этой работы.
He made two or three further efforts to help himself, but being promptly forestalled each time, he finally gave up, with a sigh of resignation and a murmured	Том сделал еще две или три попытки обойтись без посторонней помощи, но ни одна не имела успеха. Он, наконец, сдался и с покорным вздохом пробормотал:
"Beshrew me, but I marvel they do not require to breathe for me also!"	- Горе мне, горе! Как еще эти люди не возьмутся дышать за меня!
Slippered, and wrapped in a sumptuous robe, he laid himself down at last to rest, but not to sleep, for his head was too full of thoughts and the room too full of people.	В туфлях, в роскошном халате, он, наконец, прикорнул на диване, но заснуть не мог: голова его была слишком переполнена мыслями, а комната - людьми.
He could not dismiss the former, so they stayed; he did not know enough to dismiss the latter, so they stayed also, to his vast regret--and theirs.	Он не мог отогнать мыслей, и они остались при нем; он не умел выслать вон своих слуг, и потому они тоже остались при нем, к великому огорчению Тома и их самих.
Tom's departure had left his two noble guardians alone.	Когда Том удалился, его знатные опекуны остались вдвоем.
They mused a while, with much head-shaking and walking the floor, then Lord St. John said--	Некоторое время оба молчали, в раздумье качая головами и шагая по комнате. Наконец лорд Сент-Джон заговорил:
"Plainly, what dost thou think?"	- Скажи по совести, что ты об этом думаешь?
"Plainly, then, this. The King is near his end; my nephew is mad--mad will mount the throne, and mad remain.	- По совести, вот что: королю осталось недолго жить, мой племянник лишился рассудка, -сумасшедший взойдет на трон, и сумасшедший останется на троне.
God protect England, since she will need it!"	Да спасет господь нашу Англию! Ей скоро понадобится помощь господня!
"Verily it promiseth so, indeed.	- Действительно, все это похоже на истину.
But . . . have you no misgivings as to . . . as to . . ."	Но... нет ли у тебя подозрения... что... что...
The speaker hesitated, and finally stopped. He evidently felt that he was upon delicate ground.	Говорящий запнулся и не решился продолжать: вопрос был слишком щекотлив.
Lord Hertford stopped before him, looked into his face with a clear, frank eye, and said--	Лорд Гертфорд стал перед Сент-Джоном, посмотрел ему в лицо ясным, открытым взглядом и сказал:
"Speak on--there is none to hear but me.	-Говори! Кроме меня, никто твоих слов не услышит.
Misgivings as to what?"	Подозрение в чем?
"I am full loth to word the thing that is in my mind, and thou so near to him in blood, my lord.	- Мне очень не хотелось бы выражать словами, милорд, то, что у меня на уме, ты так близок ему по крови.

But craving pardon if I do offend, seemeth it not strange that madness could so change his port and manner?--not but that his port and speech are princely still, but that they DIFFER, in one unweighty trifle or another, from what his custom was aforetime.	Прости, если я оскорблю тебя, но не кажется ли тебе удивительным, что безумие так изменило его? Я не говорю, чтобы его речь или осанка утратили свое царственное величие, но все же они в некоторых ничтожных подробностях отличаются от его прежней манеры держать себя.
Seemeth it not strange that madness should filch from his memory his father's very lineaments; the customs and observances that are his due from such as be about him; and, leaving him his Latin, strip him of his Greek and French?	Не странно ли, что безумие изгладило из его памяти даже черты его отца; что он забыл даже обычные знаки почтения, какие подобают ему от всех окружающих; не странно ли, что, сохранив в памяти латинский язык, он забыл греческий и французский?
My lord, be not offended, but ease my mind of its disquiet and receive my grateful thanks.	Не обижайся, милорд, но сними у меня тяжесть с души и прими искреннюю мою благодарность!
It haunteth me, his saying he was not the prince, and so--"	Меня преследуют его слова, что он не принц, и я...
"Peace, my lord, thou utterest treason!	-Замолчи, милорд! То, что ты говоришь,-измена!
Hast forgot the King's command?	Или забыл ты приказ короля?
Remember I am party to thy crime if I but listen."	Помни, что, слушая тебя, я и то делаюсь соучастником твоего преступления.
St. John paled, and hastened to say--	Сент-Джон побледнел и поспешил сказать:
"I was in fault, I do confess it.	- Я ошибся, я признаю это сам.
Betray me not, grant me this grace out of thy courtesy, and I will neither think nor speak of this thing more.	Будь так великодушен и милостив, не выдавай меня! Я никогда больше не буду ни размышлять, ни говорить об этом.
Deal not hardly with me, sir, else am I ruined."	Не поступай со мною слишком сурово, иначе я погибший человек.
"I am content, my lord.	- Я удовлетворен, милорд.
So thou offend not again, here or in the ears of others, it shall be as though thou hadst not spoken.	Если ты не станешь повторять свой оскорбительный вымысел ни мне, ни кому другому, твои слева будут считаться как бы несказанными.
But thou need'st not have misgivings.	Оставь свои пустые подозрения.
He is my sister's son; are not his voice, his face, his form, familiar to me from his cradle?	Он сын моей сестры: разве его голос, его лицо, его внешность не знакомы мне от самой его колыбели?
Madness can do all the odd conflicting things thou seest in him, and more.	Безумие могло вызвать в нем не только те противоречивые странности, которые подмечены тобою, но и другие, еще более разительные.

Dost not recall how that the old Baron Marley, being mad, forgot the favour of his own countenance that he had known for sixty years, and held it was another's; nay, even claimed he was the son of Mary Magdalene, and that his head was made of Spanish glass; and, sooth to say, he suffered none to touch it, lest by mischance some heedless hand might shiver it?	Разве ты не помнишь, как старый барон Марли, сойдя с ума, забыл свое собственное лицо, которое знал шестьдесят лет, и считал, что оно чужое, - нет, больше того, утверждал, будто он сын Марии Магдалины, будто голова у него из испанского стекла, и - смешно сказать! - не позволял никому прикасаться к ней, чтобы чья-нибудь неловкая рука не разбила ее.
Give thy misgivings easement, good my lord.	Гони прочь свои сомнения, добрый милорд.
This is the very prince--I know him well--and soon will be thy king; it may advantage thee to bear this in mind, and more dwell upon it than the other."	Это истинный принц, я хорошо его знаю, и скоро он станет твоим королем. Тебе полезно подумать об этом: это важнее всех других обстоятельств.
After some further talk, in which the Lord St. John covered up his mistake as well as he could by repeated protests that his faith was thoroughly grounded now, and could not be assailed by doubts again, the Lord Hertford relieved his fellow-keeper, and sat down to keep watch and ward alone.	В течение дальнейшей беседы лорд Сент-Джон многократно отрекался от своих ошибочных слов и утверждал, что теперь-то он доподлинно знает, где правда, и больше никогда, никогда не станет предаваться сомнениям. Лорд Гертфорд простился со своим собратом тюремщиком и остался один стеречь и опекать принца.
He was soon deep in meditation, and evidently the longer he thought, the more he was bothered.	Скоро он углубился в размышления, и, очевидно, чем дольше думал, тем сильнее терзало его беспокойство.
By-and-by he began to pace the floor and mutter. "Tush, he MUST be the prince!	Наконец он вскочил и начал шагать по комнате. - Вздор! Он должен быть принцем! - бормотал он про себя.
Will any be in all the land maintain there can be two, not of one blood and birth, so marvellously twinned?	- Во всей стране не найдется человека, который решился бы утверждать, что два мальчика, рожденные в разных семьях, чужие друг другу по крови, могут быть похожи один на другого, словно два близнеца.
And even were it so, 'twere yet a stranger miracle that chance should cast the one into the other's place.	Да если бы даже и так! Было бы еще более диковинным чудом, если бы какой-нибудь немыслимый случай дал им возможность поменяться местами.
Nay, 'tis folly, folly, folly!"	Нет, это безумно, безумно, безумно!
Presently he said--	Спустя некоторое время лорд Гертфорд сказал себе:
"Now were he impostor and called himself prince, look you THAT would be natural; that would be reasonable.	- Если бы он был самозванец и называл себя принцем - это было бы естественно; в этом, несомненно, был бы смысл.
But lived ever an impostor yet, who, being called prince by the king, prince by the court, prince by all, DENIED his dignity and pleaded against his exaltation? NO!	Но существовал ли когда-нибудь такой самозванец, который, видя, что и король и двор -все величают его принцем, отрицал бы свой сан и отказывался от почестей, которые воздаются ему? Нет!
By the soul of St. Swithin, no!	Клянусь душою святого Свитина, нет!
This is the true prince, gone mad!"	Он истинный принц, потерявший рассудок!
Chapter VII.	7.

Tom's first royal dinner.	Первый королевский обед Тома
Somewhat after one in the afternoon, Tom resignedly underwent the ordeal of being dressed for dinner.	Около часа дня Том покорно перенес пытку переодевания к обеду.
He found himself as finely clothed as before, but everything different, everything changed, from his ruff to his stockings.	Его опять нарядили в такой же роскошный костюм, как и раньше, но сменили на нем решительно все - от воротничков до чулок.
He was presently conducted with much state to a spacious and ornate apartment, where a table was already set for one.	Затем с большими церемониями Тома проводили в просторный, богато убранный зал, где был накрыт стол на одного человека.
Its furniture was all of massy gold, and beautified with designs which well-nigh made it priceless, since they were the work of Benvenuto.	Вся утварь была из литого золота и так великолепно изукрашена, что буквально не имела цены: то была работа Бенвенуто.
The room was half-filled with noble servitors.	В комнате толпились высокородные прислужники.
A chaplain said grace, and Tom was about to fall to, for hunger had long been constitutional with him, but was interrupted by my lord the Earl of Berkeley, who fastened a napkin about his neck; for the great post of Diaperers to the Prince of Wales was hereditary in this nobleman's family.	Капеллан прочел молитву, и проголодавшийся Том готов был уже наброситься на еду, но его задержал милорд граф Беркли, обвязавший его шею салфеткой, - важная обязанность подвязывания салфетки принцам Уэльским была наследственной в семье этого лорда.
Tom's cupbearer was present, and forestalled all his attempts to help himself to wine.	Был здесь и виночерпий, предупреждавший всякую попытку Тома налить себе своими руками вина.
The Taster to his highness the Prince of Wales was there also, prepared to taste any suspicious dish upon requirement, and run the risk of being poisoned.	Тут же находился другой лорд - отведыватель: он состоял при его высочестве принце Уэльском исключительно для того, чтобы пробовать по первому требованию все подозрительные блюда, и, таким образом, рисковал быть отравленным.
He was only an ornamental appendage at this time, and was seldom called upon to exercise his function; but there had been times, not many generations past, when the office of taster had its perils, and was not a grandeur to be desired.	В то время отведыватель был уже ненужным украшением в королевской столовой, так как ему не часто приходилось исполнять свои обязанности; но были времена за несколько поколений до Генриха VIII, когда должность отведывателя была чрезвычайно опасной, и мало кто добивался этого почетного звания.
Why they did not use a dog or a plumber seems strange; but all the ways of royalty are strange.	Кажется странным, что эту обязанность не возложили на какого-нибудь пса или алхимика, -но кто постигнет дворцовые обычаи!
My Lord d'Arcy, First Groom of the Chamber, was there, to do goodness knows what; but there he was--let that suffice.	Был тут и милорд д'Арси, первый камергер, -зачем и для какой надобности, неизвестно, но он был тут, и этого было достаточно!
The Lord Chief Butler was there, and stood behind Tom's chair, overseeing the solemnities, under command of the Lord Great Steward and the Lord Head Cook, who stood near.	Был тут и лорд-дворецкий. Он стоял у Тома за спиной и следил, чтобы весь церемониал был соблюдаем до мельчайших подробностей. Церемониалом распоряжались лорд главный лакей и лорд главный повар, которые стояли поблизости.

Tom had three hundred and eighty-four servants beside these; but they were not all in that room, of course, nor the quarter of them; neither was Tom aware yet that they existed.	Кроме них, у Тома было еще триста восемьдесят четыре человека прислуги, но, разумеется, не все они находились в столовой, - и четверть всего их количества не прислуживало за этим обедом. Том даже не подозревал, что они существуют.
All those that were present had been well drilled within the hour to remember that the prince was temporarily out of his head, and to be careful to show no surprise at his vagaries.	Все присутствующие были предварительно вышколены, целый час им внушали не забывать, что у принца временное помрачение рассудка, и не удивляться его причудам.
These 'vagaries' were soon on exhibition before them; but they only moved their compassion and their sorrow, not their mirth.	Вскоре эти "причуды" обнаружились перед ними вполне, но вызвали не насмешки, а только сострадание и грусть.
It was a heavy affliction to them to see the beloved prince so stricken.	Слугам горько было видеть, что их возлюбленный принц поражен такой тяжкой болезнью.
Poor Tom ate with his fingers mainly; but no one smiled at it, or even seemed to observe it.	Бедный Том брал кушанья прямо руками, но никто не позволил себе улыбнуться или хотя бы подать вид, что заметил его поведение.
He inspected his napkin curiously, and with deep interest, for it was of a very dainty and beautiful fabric, then said with simplicity--	Он с любопытством и глубоким интересом разглядывал свою салфетку, потому что ткань ее была очень тонка и красива, и, наконец, простодушно сказал:
"Prithee, take it away, lest in mine unheedfulness it be soiled."	- Пожалуйста, унесите ее прочь, чтобы я как-нибудь нечаянно не запачкал ее.
The Hereditary Diaperer took it away with reverent manner, and without word or protest of any sort.	Наследственный подвязыватель салфетки без всяких возражений почтительно убрал ее.
Tom examined the turnips and the lettuce with interest, and asked what they were, and if they were to be eaten; for it was only recently that men had begun to raise these things in England in place of importing them as luxuries from Holland. {1} His question was answered with grave respect, and no surprise manifested.	Том с любопытством разглядывал репу и салат, а потом спросил, что это такое и можно ли это есть, потому что и репу и салат лишь незадолго до того перестали вывозить из Голландии как особое лакомство и начали выращивать в Англии. На его вопрос ответили серьезно и почтительно, не выказав ни тени удивления.
When he had finished his dessert, he filled his pockets with nuts; but nobody appeared to be aware of it, or disturbed by it.	Покончив с десертом, он набил себе карманы орехами; но никто не удивился такому поступку, -все притворились, будто не замечают его.
But the next moment he was himself disturbed by it, and showed discomposure; for this was the only service he had been permitted to do with his own hands during the meal, and he did not doubt that he had done a most improper and unprincely thing.	Зато вскоре самому Тому пришлось почувствовать, что он допустил оплошность. Он очень сконфузился, так как за весь обед это было первое, что ему позволили сделать собственными руками, и он не сомневался, что сделал что-то очень неприличное, не подобающее королевскому сану.
At that moment the muscles of his nose began to twitch, and the end of that organ to lift and wrinkle.	Дело в том, что мышцы его носа стали подергиваться. Кончик носа сморщился и вздернулся кверху.
This continued, and Tom began to evince a growing distress.	Это состояние затягивалось, и тревога Тома росла.

He looked appealingly, first at one and then another of the lords about him, and tears came into his eyes.	Он с мольбою глядел то на одного, то на другого из окружавших его лордов, даже слезы выступили у него на глазах.
They sprang forward with dismay in their faces, and begged to know his trouble.	Лорды бросились к нему с огорченными лицами, умоляя сказать, что случилось.
Tom said with genuine anguish--	Том сказал с неподдельным страданием в голосе:
"I crave your indulgence: my nose itcheth cruelly.	- Прошу снисхождения, милорды: у меня мучительно чешется нос.
What is the custom and usage in this emergence?	Каковы обряды и обычаи, соблюдаемые здесь при этих чрезвычайных обстоятельствах?
Prithee, speed, for 'tis but a little time that I can bear it."	Пожалуйста, поспешите ответом, дольше я не в силах терпеть!
None smiled; but all were sore perplexed, and looked one to the other in deep tribulation for counsel.	Никто не улыбнулся. Напротив: у всех были скорбные, растерянные лица, все смущенно переглядывались, как бы спрашивая друг у друга совета.
But behold, here was a dead wall, and nothing in English history to tell how to get over it.	Но перед ними была глухая стена, и во всей английской истории ничто не указывало, как через нее перешагнуть.
The Master of Ceremonies was not present: there was no one who felt safe to venture upon this uncharted sea, or risk the attempt to solve this solemn problem.	Главного церемониймейстера не было, и никто не дерзал пуститься в плавание по этому неведомому морю, никто не отваживался разрешить на свой риск столь важную, серьезную проблему.
Alas! there was no Hereditary Scratcher.	Увы! Наследственного чесальщика в Англии не существовало.
Meantime the tears had overflowed their banks, and begun to trickle down Tom's cheeks.	Тем временем слезы вышли из своих берегов и потекли у Тома по щекам.
His twitching nose was pleading more urgently than ever for relief. At last nature broke down the barriers of etiquette: Tom lifted up an inward prayer for pardon if he was doing wrong, and brought relief to the burdened hearts of his court by scratching his nose himself.	Нос все настойчивее требовал, чтобы его почесали, и, наконец, природа прорвалась сквозь преграды придворного этикета, и Том, мысленно молясь о прощении, если он поступает неправильно, облегчил удрученные сердца приближенных, собственноручно почесав свой нос.
His meal being ended, a lord came and held before him a broad, shallow, golden dish with fragrant rosewater in it, to cleanse his mouth and fingers with; and my lord the Hereditary Diaperer stood by with a napkin for his use.	Когда обед кончился, один из лордов поднес Тому большой неглубокий сосуд из чистого золота, наполненный ароматной розовой водой для полоскания рта и омовения пальцев. Наследственный подвязыватель салфетки встал поблизости, держа наготове полотенце.
Tom gazed at the dish a puzzled moment or two, then raised it to his lips, and gravely took a draught.	Том несколько времени в недоумении рассматривал таз, потом взял его в руки, поднес к губам и с самым серьезным видом отпил из него глоток.
Then he returned it to the waiting lord, and said--	Потом возвратил его лорду-прислужнику:
"Nay, it likes me not, my lord: it hath a pretty flavour, but it wanteth strength."	- Нет, милорд, это мне не по вкусу. Запах приятный, но крепости никакой.

This new eccentricity of the prince's ruined mind made all the hearts about him ache; but the sad sight moved none to merriment.	Эта новая сумасбродная выходка принца, еще раз доказывавшая, что рассудок его поврежден, болезненно отозвалась во всех сердцах и никому не показалась забавной.
Tom's next unconscious blunder was to get up and leave the table just when the chaplain had taken his stand behind his chair, and with uplifted hands, and closed, uplifted eyes, was in the act of beginning the blessing.	А Том, сам того не зная, сделал еще одну оплошность: поднялся с места и вышел из-за стола как раз в ту минуту, когда придворный священник встал у него за креслом, поднял руки и возвел глаза к небу, готовясь начать благодарственную молитву.
Still nobody seemed to perceive that the prince had done a thing unusual.	Но и тут никто как будто не заметил, что принц совершает необычный поступок.
By his own request our small friend was now conducted to his private cabinet, and left there alone to his own devices.	Теперь нашего маленького друга по его настойчивой просьбе отвели в кабинет принца Уэльского и предоставили себе самому.
Hanging upon hooks in the oaken wainscoting were the several pieces of a suit of shining steel armour, covered all over with beautiful designs exquisitely inlaid in gold.	По стенам, по дубовым панелям, в кабинете висели на особых крючках различные части блестящего стального вооружения с чудесной золотой инкрустацией.
This martial panoply belonged to the true prince--a recent present from Madam Parr the Queen.	Все эти доспехи принадлежали принцу и были недавно подарены ему королевой, мадам Парр.
Tom put on the greaves, the gauntlets, the plumed helmet, and such other pieces as he could don without assistance, and for a while was minded to call for help and complete the matter, but bethought him of the nuts he had brought away from dinner, and the joy it would be to eat them with no crowd to eye him, and no Grand Hereditaries to pester him with undesired services; so he restored the pretty things to their several places, and soon was cracking nuts, and feeling almost naturally happy for the first time since God for his sins had made him a prince.	Там надел наголенники, рукавицы, шлем с перьями и все остальное, что можно надеть без посторонней помощи; он хотел было позвать кого-нибудь, чтобы ему помогли завершить туалет, но вспомнил об орехах, принесенных с обеда, и, подумав, как весело будет грызть их не на глазах у толпы, без всяких великих наследственных лордов, которые докучают тебе непрощенными услугами, поспешил развесить все эти прекрасные доспехи по местам. Скоро он уже щелкал орехи и чувствовал себя почти счастливым, впервые после того, как господь бог в наказание за его грехи превратил его в королевского сына.
When the nuts were all gone, he stumbled upon some inviting books in a closet, among them one about the etiquette of the English court.	Когда все орехи были съедены, он заметил в шкафчике несколько книг с заманчивыми названиями, в том числе одну об этикете при английском дворе.
This was a prize.	То была ценная находка!
He lay down upon a sumptuous divan, and proceeded to instruct himself with honest zeal.	Он улегся на роскошный диван и самым добросовестным образом принялся за изучение этой науки.
Let us leave him there for the present.	Оставим его там до поры до времени.
Chapter VIII.	8.
The question of the Seal.	Вопрос о печати

About five o'clock Henry VIII. awoke out of an unrefreshing nap, and muttered to himself,	Около пяти часов Г енрих VIII очнулся от неосвежающей тяжелой дремоты и пробормотал про себя:
"Troublous dreams, troublous dreams!	- Тревожные сны, тревожные сны!
Mine end is now at hand: so say these warnings, and my failing pulses do confirm it."	Уже недалек мой конец, и сны предвещают его. Слабеющее дыхание подтверждает предзнаменования снов.
Presently a wicked light flamed up in his eye, and he muttered,	Вдруг злобное пламя сверкнуло в глазах короля, и он проговорил еле слышно:
"Yet will not I die till HE go before."	- Но тот умрет раньше меня!
His attendants perceiving that he was awake, one of them asked his pleasure concerning the Lord Chancellor, who was waiting without.	Придворные заметили, что король проснулся, и один из них спросил, угодно ли будет его величеству принять лорда-канцлера, который дожидается в соседней комнате.
"Admit him, admit him!" exclaimed the King eagerly.	- Пусть войдет! Пусть войдет! - нетерпеливо крикнул король.
The Lord Chancellor entered, and knelt by the King's couch, saying--	Лорд-канцлер вошел и, склонив колено перед королевским ложем, сказал:
"I have given order, and, according to the King's command, the peers of the realm, in their robes, do now stand at the bar of the House, where, having confirmed the Duke of Norfolk's doom, they humbly wait his majesty's further pleasure in the matter."	- По указу вашего величества, пэры королевства в парадных одеждах находятся в зале суда и, приговорив к смерти герцога Норфолкского, почтительно ожидают ваших повелений.
The King's face lit up with a fierce joy.	Лицо короля озарилось свирепой радостью.
Said he-- "Lift me up!	- Поднимите меня! - приказал он.
In mine own person will I go before my Parliament, and with mine own hand will I seal the warrant that rids me of--"	- Я сам предстану пред моим парламентом и собственною моею рукою приложу печать к приговору, избавляющему меня от...
His voice failed; an ashen pallor swept the flush from his cheeks; and the attendants eased him back upon his pillows, and hurriedly assisted him with restoratives.	Голос его оборвался, краска на щеках сменилась пепельной бледностью. Придворные опустили его на подушки и поспешили привести в чувство аптечными снадобьями.
Presently he said sorrowfully--	Немного погодя король грустно сказал:
"Alack, how have I longed for this sweet hour! and lo, too late it cometh, and I am robbed of this so coveted chance.	- Увы, как жаждал я этого сладкого часа, и вот он приходит слишком поздно и мне не дано насладиться столь желанным событием.
But speed ye, speed ye! let others do this happy office sith 'tis denied to me.	Иди же, иди скорее, - пусть другие исполнят этот радостный долг, который я бессилен исполнить.
I put my Great Seal in commission: choose thou the lords that shall compose it, and get ye to your work.	Я доверяю мою большую печать особой государственной комиссии; выбери сам тех лордов, из которых будет состоять эта комиссия, и тотчас же принимайтесь за дело.
Speed ye, man!	Торопись, говорю тебе!

Before the sun shall rise and set again, bring me his head that I may see it."	Прежде чем солнце взойдет и опустится снова, принеси мне голову Норфолка, чтобы я мог взглянуть на нее.
"According to the King's command, so shall it be.	- Воля короля будет исполнена.
Will't please your majesty to order that the Seal be now restored to me, so that I may forth upon the business?"	Не угодно ли вашему величеству отдать приказание, чтобы мне вручили теперь же большую печать, дабы я мог совершить это дело.
"The Seal?	- Печать?
Who keepeth the Seal but thou?"	Но ведь печать хранится у тебя!
"Please your majesty, you did take it from me two days since, saying it should no more do its office till your own royal hand should use it upon the Duke of Norfolk's warrant."	- Простите, ваше величество! Два дня назад вы сами взяли ее у меня и при этом сказали, что никто не должен касаться ее, пока вы своей королевской рукой не скрепите смертного приговора герцогу Норфолкскому.
"Why, so in sooth I did: I do remember. . . . What did I with it? . . .	-Да, помню... я действительно взял ее... помню... Но куда я девал ее?..
I am very feeble. . . . So oft these days doth my memory play the traitor with me. . . .	Я так ослабел... В последние дни память изменяет мне все чаще и чаще.
' Tis strange, strange--"	Все это так странно, так странно...
The King dropped into inarticulate mumblings, shaking his grey head weakly from time to time, and gropingly trying to recollect what he had done with the Seal.	И король залепетал что-то невнятное, тихо покачивая седой головой и безуспешно стараясь сообразить, что же он сделал с печатью.
At last my Lord Hertford ventured to kneel and offer information--	Наконец милорд Гертфорд осмелился преклонить колено и напомнить ему:
"Sire, if that I may be so bold, here be several that do remember with me how that you gave the Great Seal into the hands of his highness the Prince of Wales to keep against the day that--"	- Дерзаю доложить вашему величеству: здесь многие, в том числе и я, помнят, что вы вручили большую государственную печать его высочеству принцу Уэльскому, чтобы он хранил ее у себя до того дня, когда...
"True, most true!" interrupted the King.	- Правда, истинная правда! - воскликнул король.
"Fetch it!	- Принеси же ее!
Go: time flieth!"	Да скорее: время летит!
Lord Hertford flew to Tom, but returned to the King before very long, troubled and empty-handed. He delivered himself to this effect--	Лорд Гертфорд со всех ног побежал к Тому, но вскоре вернулся смущенный, с пустыми руками, и сказал:
"It grieveth me, my lord the King, to bear so heavy and unwelcome tidings; but it is the will of God that the prince's affliction abideth still, and he cannot recall to mind that he received the Seal.	- С прискорбием я должен сообщить моему повелителю королю тягостную и безотрадную весть: по воле божией болезнь принца еще не прошла, и он не может припомнить, была ли отдана ему большая печать.
So came I quickly to report, thinking it were waste of precious time, and little worth withal, that any should attempt to search the long array of chambers and saloons that belong unto his royal high--"	Я поспешил доложить об этом вашему величеству, полагая, что вряд ли стоит разыскивать ее по длинной анфиладе обширных покоев, принадлежащих его высочеству. Это было бы потерей драгоценного времени и...

A groan from the King interrupted the lord at this point.	Стон короля прервал его речь.
After a little while his majesty said, with a deep sadness in his tone--	С глубокой грустью в голосе король произнес:
"Trouble him no more, poor child.	- Не беспокойте его! Бедный ребенок.
The hand of God lieth heavy upon him, and my heart goeth out in loving compassion for him, and sorrow that I may not bear his burden on mine old trouble-weighted shoulders, and so bring him peace."	Десница господня тяжко легла на него, и мое сердце разрывается от любви и сострадания к нему и скорбит, что я не могу взять его бремя на свои старые, удрученные заботами плечи, дабы он был спокоен и счастлив.
He closed his eyes, fell to mumbling, and presently was silent.	Король закрыл глаза, пробормотал что-то и смолк.
After a time he opened his eyes again, and gazed vacantly around until his glance rested upon the kneeling Lord Chancellor.	Через некоторое время глаза его снова открылись. Он повел вокруг себя бессмысленным взглядом, и, наконец, взор его остановился на коленопреклоненном лорде-канцлере.
Instantly his face flushed with wrath--	Мгновенно лицо его вспыхнуло гневом.
"What, thou here yet!	- Как, ты еще здесь?
By the glory of God, an' thou gettest not about that traitor's business, thy mitre shall have holiday the morrow for lack of a head to grace withal!"	Клянусь господом богом, если ты сегодня же не покончишь с изменником, завтра твоя шляпа останется праздной, так как ее не на что будет надеть.
The trembling Chancellor answered--	Канцлер, дрожа всем телом, воскликнул:
"Good your Majesty, I cry you mercy!	- Смилуйтесь, ваше величество, мой добрый король!
I but waited for the Seal."	Я жду королевской печати.
"Man, hast lost thy wits?	- Ты, кажется, рехнулся, любезнейший!
The small Seal which aforetime I was wont to take with me abroad lieth in my treasury.	Малая печать, та, которую прежде возил я с собою в чужие края, лежит у меня в сокровищнице.
And, since the Great Seal hath flown away, shall not it suffice? Hast lost thy wits?	И если исчезла большая, разве тебе недостаточно малой?
Begone!	Ступай!
And hark ye--come no more till thou do bring his head."	И - слышишь? - не смей возвращаться без его головы.
The poor Chancellor was not long in removing himself from this dangerous vicinity; nor did the commission waste time in giving the royal assent to the work of the slavish Parliament, and appointing the morrow for the beheading of the premier peer of England, the luckless Duke of Norfolk. {1}	Бедный канцлер с величайшей поспешностью убежал от опасного королевского гнева; а комиссия не замедлила утвердить приговор, вынесенный раболепным парламентом, и назначить на следующее утро казнь первого пэра Англии, злополучного герцога Норфолкского.
Chapter IX.	9.
The river pageant.	Праздник на реке

At nine in the evening the whole vast river-front of the palace was blazing with light.	В девять часов вечера весь широкий фасад дворца, выходящий на реку, засверкал веселыми огнями.
The river itself, as far as the eye could reach citywards, was so thickly covered with watermen's boats and with pleasure-barges, all fringed with coloured lanterns, and gently agitated by the waves, that it resembled a glowing and limitless garden of flowers stirred to soft motion by summer winds.	В сторону города река, насколько хватало взгляда, была сплошь покрыта рыбачьими барками и увеселительными судами; вся эта флотилия, увешанная разноцветными фонариками, тихо колыхалась на волнах и была похожа на бесконечный сияющий сад, цветы которого тихо колеблются от дуновения летнего ветра.
The grand terrace of stone steps leading down to the water, spacious enough to mass the army of a German principality upon, was a picture to see, with its ranks of royal halberdiers in polished armour, and its troops of brilliantly costumed servitors flitting up and down, and to and fro, in the hurry of preparation.	Великолепная терраса с каменными ступенями, ведущими к воде, была так широка, что на ней могла бы поместиться вся армия какого-нибудь немецкого княжества. На террасе выстроились ряды королевских алебардщиков в блестящих доспехах, и множество слуг сновало вверх и вниз, взад и вперед, торопливо заканчивая последние приготовления.
Presently a command was given, and immediately all living creatures vanished from the steps.	Но вот раздался чей-то приказ, и в тот же миг на террасе не осталось ни одного живого существа.
Now the air was heavy with the hush of suspense and expectancy.	Самый воздух, казалось, замер от напряженного ожидания.
As far as one's vision could carry, he might see the myriads of people in the boats rise up, and shade their eyes from the glare of lanterns and torches, and gaze toward the palace.	Вся река была полна мириадами людей, которые, стоя в лодках и заслоняя руками глаза от яркого света фонарей и факелов, устремляли взоры по направлению к дворцу.
A file of forty or fifty state barges drew up to the steps.	К ступеням террасы подплывали одно за другим золоченые придворные суда. Их было сорок или пятьдесят.
They were richly gilt, and their lofty prows and sterns were elaborately carved.	У каждого высокий нос и высокая корма были покрыты искусной резьбой.
Some of them were decorated with banners and streamers; some with cloth-of-gold and arras embroidered with coats-of-arms; others with silken flags that had numberless little silver bells fastened to them, which shook out tiny showers of joyous music whenever the breezes fluttered them; others of yet higher pretensions, since they belonged to nobles in the prince's immediate service, had their sides picturesquely fenced with shields gorgeously emblazoned with armorial bearings.	Одни суда были изукрашены знаменами и узкими флажками, другие - золотой парчой и разноцветными тканями с вышитым на них фамильным гербом, а иные - шелковыми флагами. К этим шелковым флагам было привешено несметное множество серебряных бубенчиков, из которых при малейшем дуновении ветра так и сыпались во все стороны веселые брызги музыки. Суда, принадлежавшие лордам свиты принца Уэльского, были убраны еще более вычурно: их борта были обвешаны расписными щитами с изображением различных гербов.
Each state barge was towed by a tender.	Каждую королевскую барку тянуло на буксире маленькое судно.
Besides the rowers, these tenders carried each a number of men-at-arms in glossy helmet and breastplate, and a company of musicians.	Кроме гребцов, на каждом из этих судов сидели воины в сверкающих шлемах и латах, а также музыканты.

The advance-guard of the expected procession now appeared in the great gateway, a troop of halberdiers.	В главных воротах уже появился авангард ожидаемой процессии - отряд алебардщиков.
'They were dressed in striped hose of black and tawny, velvet caps graced at the sides with silver roses, and doublets of murrey and blue cloth, embroidered on the front and back with the three feathers, the prince's blazon, woven in gold. Their halberd staves were covered with crimson velvet, fastened with gilt nails, and ornamented with gold tassels.	"Алебардщики были одеты в черные штаны с бурыми полосками, бархатные шапочки, украшенные сбоку серебряными розами, и камзолы из темно-красного и голубого сукна с вышитыми золотом тремя перьями - гербом принца - на спине и на груди; древки их алебард были обтянуты алым бархатом с золочеными гвоздиками и золотыми кистями.
Filing off on the right and left, they formed two long lines, extending from the gateway of the palace to the water's edge.	Алебардщики выстроились в две длинные шеренги, тянувшиеся по обеим сторонам лестницы от дворцовых ворот до самой воды.
A thick rayed cloth or carpet was then unfolded, and laid down between them by attendants in the gold-and-crimson liveries of the prince.	Между этими двумя шеренгами лакеи принца в золотисто-алых ливреях растянули плотную полосатую ткань, или ковер.
This done, a flourish of trumpets resounded from within. A lively prelude arose from the musicians on the water; and two ushers with white wands marched with a slow and stately pace from the portal.	Как только это было исполнено, во дворце раздались звуки труб, музыканты, находившиеся в лодках, грянули веселую прелюдию, и два церемониймейстера с белыми булавами вышли медленной и величавой поступью из ворот.
They were followed by an officer bearing the civic mace, after whom came another carrying the city's sword; then several sergeants of the city guard, in their full accoutrements, and with badges on their sleeves; then the Garter King-at-arms, in his tabard; then several Knights of the Bath, each with a white lace on his sleeve; then their esquires; then the judges, in their robes of scarlet and coifs; then the Lord High Chancellor of England, in a robe of scarlet, open before, and purfled with minever; then a deputation of aldermen, in their scarlet cloaks; and then the heads of the different civic companies, in their robes of state.	За ними следовал офицер с гражданским жезлом; за этим офицером - другой, несущий меч города; затем несколько сержантов городской стражи в полной парадной форме и с нашивками на рукавах; затем герольдмейстер ордена Подвязки в мантии, надетой сверх лат; вслед за ним несколько рыцарей ордена Бани, вое с белым кружевом на рукавах; за ними их оруженосцы; потом судьи в алых мантиях и шапочках; затем лорд-канцлер Англии в открытой спереди пурпуровой мантии, отороченной мехом горностая; затем депутация от городских гильдий в ярко-пунцовых плащах и, наконец, главы различных гражданских обществ в полном параде.
Now came twelve French gentlemen, in splendid habiliments, consisting of pourpoints of white damask barred with gold, short mantles of crimson velvet lined with violet taffeta, and carnation coloured hauts-de-chausses, and took their way down the steps.	Далее появились и сошли вниз по ступенькам двенадцать французских вельмож в роскошных нарядах, состоявших из шелковых стеганых белых камзолов с золотыми полосками, коротких плащей красного бархата, на подкладке из лиловой тафты, и hauts-de-chausses багрового цвета.
They were of the suite of the French ambassador, and were followed by twelve cavaliers of the suite of the Spanish ambassador, clothed in black velvet, unrelieved by any ornament.	Они составляли свиту французского пасла. За ними шли двенадцать кавалеров из свиты испанского посла, одетые в черный бархат, без всяких украшений.
Following these came several great English nobles with their attendants.'	За ними следовало несколько знатнейших английских вельмож, каждый со своей свитой".

There was a flourish of trumpets within; and the Prince's uncle, the future great Duke of Somerset, emerged from the gateway, arrayed in a 'doublet of black cloth-of-gold, and a cloak of crimson satin flowered with gold, and ribanded with nets of silver.'	Во дворце загремели трубы, и в воротах появился дядя принца, будущий великий герцог Сомерсетский, в "камзоле из черной с золотом парчи и в малиновом атласном плаще, затканном серебряной сеткой и золотыми цветами".
He turned, doffed his plumed cap, bent his body in a low reverence, and began to step backward, bowing at each step.	Он повернулся, приподнял шапочку с перьями, изогнул стан в низком, почтительном поклоне и начал спускаться спиною к толпе, кланяясь на каждой ступеньке.
A prolonged trumpet-blast followed, and a proclamation,	Вслед за тем раздались продолжительные звуки фанфар и возгласы:
"Way for the high and mighty the Lord Edward, Prince of Wales!"	"Дорогу его высочеству, могущественному лорду Эдуарду, принцу Уэльскому!"
High aloft on the palace walls a long line of red tongues of flame leapt forth with a thunder-crash; the massed world on the river burst into a mighty roar of welcome; and Tom Canty, the cause and hero of it all, stepped into view and slightly bowed his princely head.	Высоко над дворцовыми стенами взвился длинный ряд красных огненных языков; послышался грохот, будто гром прокатился; вся огромная толпа народа на реке заревела, приветствуя принца, и Том Кенти, виновник и герой всего этого торжества, появился на террасе, слегка кивая царственной головой.
He was 'magnificently habited in a doublet of white satin, with a front-piece of purple cloth-of-tissue, powdered with diamonds, and edged with ermine.	На нем был "великолепный белый атласный камзол с нагрудником из алой парчи, усеянный алмазной пылью и опушенный горностаем.
Over this he wore a mantle of white cloth-of-gold, pounced with the triple-feathered crest, lined with blue satin, set with pearls and precious stones, and fastened with a clasp of brilliants.	Поверх камзола накинут был белый с золотом парчовый плащ с изображением герба из трех перьев, подбитый голубым атласом, испещренный жемчугами и другими драгоценными каменьями и застегнутый брильянтовой пряжкой.
About his neck hung the order of the Garter, and several princely foreign orders;' and wherever light fell upon him jewels responded with a blinding flash.	На шее у него висели орден Подвязки и многие иноземные ордена", - всякий раз, когда на него падал свет, драгоценные каменья сияли ослепительным блеском.
O Tom Canty, born in a hovel, bred in the gutters of London, familiar with rags and dirt and misery, what a spectacle is this!	О! Том Кенти, рожденный в лачуге, взращенный в лондонских зловонных канавах, близко знакомый с лохмотьями, нищетою и грязью, -какое зрелище представлял он собою!
Chapter X.	10.
The Prince in the toils.	Злоключения принца
We left John Canty dragging the rightful prince into Offal Court, with a noisy and delighted mob at his heels.	Мы оставили Джона Кенти в ту минуту, когда он тащил подлинного, законного принца во Двор Отбросов, а крикливая чернь, радуясь новой потехе, преследовала его по пятам.
There was but one person in it who offered a pleading word for the captive, and he was not heeded; he was hardly even heard, so great was the turmoil.	Нашелся только один человек, который вступился за пленника, но этого человека никто не стал слушать, да вряд ли кто и расслышал его - такой был оглушительный шум.

The Prince continued to struggle for freedom, and to rage against the treatment he was suffering, until John Canty lost what little patience was left in him, and raised his oaken cudgel in a sudden fury over the Prince's head.	Принц продолжал отбиваться, возмущаясь жестокостью своего угнетателя. Джон Кенти, наконец, потерял и ту малую долю терпения, которая еще осталась в нем, и яростно замахнулся на принца дубиной.
The single pleader for the lad sprang to stop the man's arm, and the blow descended upon his own wrist.	Единственный защитник мальчика подбежал, чтобы предотвратить избиение, и удар пришелся ему по руке.
Canty roared out-- "Thou'lt meddle, wilt thou?	- Что ты суешься? - заревел Джон Кенти.
Then have thy reward."	- Вот же тебе, получай!
His cudgel crashed down upon the meddler's head: there was a groan, a dim form sank to the ground among the feet of the crowd, and the next moment it lay there in the dark alone. The mob pressed on, their enjoyment nothing disturbed by this episode.	Непрошенный защитник получил удар дубиной по черепу - раздался стон, темное тело свалилось на землю, под ноги набежавшей толпы. Через минуту убитый остался лежать один в темноте, а толпа уже мчалась дальше, - этот случай не омрачил ее веселья.
Presently the Prince found himself in John Canty's abode, with the door closed against the outsiders.	Вскоре принц очутился в жилище Джона Кенти. Наружная дверь была заперта от всех посторонних.
By the vague light of a tallow candle which was thrust into a bottle, he made out the main features of the loathsome den, and also the occupants of it.	При тусклом свете сальной свечи, вставленной в бутылку, принц едва мог рассмотреть очертания гнусной трущобы и ее обитателей.
Two frowsy girls and a middle-aged woman cowered against the wall in one corner, with the aspect of animals habituated to harsh usage, and expecting and dreading it now.	В углу, у стены, с видом животных, привыкших к жестокому обращению, сидели, скорчившись на полу, две девочки-замарашки и женщина средних лет; они в страхе ожидали побоев.
From another corner stole a withered hag with streaming grey hair and malignant eyes.	Из Другого угла выползла тощая старая ведьма, седая, растрепанная, со злыми глазами.
John Canty said to this one-- "Tarry!	- Отойди, не мешай! - обратился к ней Джон Кенти.
There's fine mummeries here.	- Тут у нас идет такая комедия, что любо.
Mar them not till thou'st enjoyed them: then let thy hand be heavy as thou wilt.	Ты останься в сторонке, пока не позабавишься всласть, а потом уж бей его, сколько хочешь.
Stand forth, lad.	Поди сюда, милый!
Now say thy foolery again, an thou'st not forgot it.	Ну-ка, повтори, свои дурацкие речи, если еще не забыл их.
Name thy name.	Как тебя зовут?
Who art thou?"	Ты кто такой?
The insulted blood mounted to the little prince's cheek once more, and he lifted a steady and indignant gaze to the man's face and said--	От обиды кровь снова прихлынула к щекам юного принца, и он посмотрел Джону прямо в лицо пристальным, негодующим взором.
"'Tis but ill-breeding in such as thou to command me to speak.	- Ты наглец! - сказал он. - Ты не смеешь требовать, чтобы я говорил.
I tell thee now, as I told thee before, I am Edward, Prince of Wales, and none other."	Повторяю тебе еще раз: я Эдуард, принц Уэльский, и никто другой.

The stunning surprise of this reply nailed the hag's feet to the floor where she stood, and almost took her breath.	Старая ведьма была так ошеломлена этим ответом, что ноги ее не сдвинулись с места, словно были прибиты к полу гвоздями; у нее даже дух захватило.
She stared at the Prince in stupid amazement, which so amused her ruffianly son, that he burst into a roar of laughter.	С глупым недоумением уставилась старуха на принца, и это показалось ее свирепому сыну таким забавным, что он разразился хохотом.
But the effect upon Tom Canty's mother and sisters was different. Their dread of bodily injury gave way at once to distress of a different sort.	Но на мать и сестер Тома Кенти слова принца произвели совсем другое впечатление: за минуту перед тем они боялись, что отец искалечит несчастного, теперь же эта тревога сменилась другою.
They ran forward with woe and dismay in their faces, exclaiming--	С выражением горя и ужаса они подбежали к принцу и заголосили:
"Oh, poor Tom, poor lad!"	- О бедный Том, бедный мальчик!
The mother fell on her knees before the Prince, put her hands upon his shoulders, and gazed yearningly into his face through her rising tears.	Мать упала на колени перед принцем, положила руки ему на плечи и сквозь выступившие слезы взволнованно глядела ему в глаза.
Then she said-- "Oh, my poor boy!	- Бедный ты мой мальчик! - сказала она.
Thy foolish reading hath wrought its woeful work at last, and ta'en thy wit away.	- Твои глупые книжки сделали, наконец, свое недоброе дело и отняли у тебя рассудок.
Ah! why did'st thou cleave to it when I so warned thee 'gainst it?	И за что они тебе так полюбились? Сколько раз я предупреждала тебя!
Thou'st broke thy mother's heart."	Разбил ты мое материнское сердце!
The Prince looked into her face, and said gently--	Принц посмотрел ей в лицо и учтиво сказал:
"Thy son is well, and hath not lost his wits, good dame.	- Твой сын здоров и не терял рассудка, добрая женщина!
Comfort thee: let me to the palace where he is, and straightway will the King my father restore him to thee."	Успокойся! Отпусти меня во дворец, где он обретается ныне, и король, мой отец, возвратит тебе его без промедления.
"The King thy father!	- Король - твой отец!
Oh, my child! unsay these words that be freighted with death for thee, and ruin for all that be near to thee.	О дитя мое! Умоляю тебя, не повторяй этих слов, грозящих тебе смертью и всем твоим близким -погибелью!
Shake of this gruesome dream.	Стряхни с себя этот отвратительный сон!
Call back thy poor wandering memory.	Память твоя заблудилась, верни ее на истинный путь!
Look upon me. Am not I thy mother that bore thee, and loveth thee?"	Посмотри на меня - разве я не твоя мать, которая родила тебя и любит тебя?
The Prince shook his head and reluctantly said--	Принц покачал головой и неохотно ответил:
"God knoweth I am loth to grieve thy heart; but truly have I never looked upon thy face before."	- Бог свидетель, как тяжело мне огорчать твое сердце, но, право же, я никогда не видал твоего лица.

The woman sank back to a sitting posture on the floor, and, covering her eyes with her hands, gave way to heart-broken sobs and wailings.	Женщина опять села на пол и разразилась душераздирающими рыданиями и воплями.
"Let the show go on!" shouted Canty.	-Ну что ж! Продолжайте комедию! - заревел Кенти.
"What, Nan!--what, Bet! mannerless wenches! will ye stand in the Prince's presence?	- Эй вы, Нэн и Бэт! Этакие невежи! Что же вы стоите в присутствии принца?
Upon your knees, ye pauper scum, and do him reverence!"	На колени, вы, нищенское отродье, да кланяйтесь ему хорошенько!
He followed this with another horse-laugh.	- И он опять залился грубым хохотом.
The girls began to plead timidly for their brother; and Nan said--	Девочки робко вступились за брата.
"An thou wilt but let him to bed, father, rest and sleep will heal his madness: prithee, do."	- Пошли его спать, отец! - сказала Нэн. - Пусть он выспится, отдохнет, и рассудок вернется к нему. Вели ему ложиться поскорее.
"Do, father," said Bet; "he is more worn than is his wont.	- Да, да, отпусти его спать, - сказала Бэт. - Разве ты не видишь, какой он сегодня усталый.
To-morrow will he be himself again, and will beg with diligence, and come not empty home again."	Если ты дашь ему отдых, он завтра будет усерднее просить подаяния и воротится домой не с пустыми руками.
This remark sobered the father's joviality, and brought his mind to business.	Эти слова отрезвили отца, и веселость его мгновенно исчезла. Мысли его направились на деловые заботы.
He turned angrily upon the Prince, and said--	Он сердито повернулся к принцу и сказал:
"The morrow must we pay two pennies to him that owns this hole; two pennies, mark ye--all this money for a half-year's rent, else out of this we go.	- Завтра мы должны заплатить два пенса хозяину этой дыры. Два пенса за полгода... немалая плата... Иначе нас выгонят вон.
Show what thou'st gathered with thy lazy begging."	Покажи, что ты собрал сегодня! Тебе, лодырю, и просить неохота.
The Prince said--	Принц сказал:
"Offend me not with thy sordid matters.	- Не оскорбляй меня своими пошлыми дрязгами!
I tell thee again I am the King's son."	Повторяю тебе: я - сын короля.
A sounding blow upon the Prince's shoulder from Canty's broad palm sent him staggering into goodwife Canty's arms, who clasped him to her breast, and sheltered him from a pelting rain of cuffs and slaps by interposing her own person.	Раздался звонкий удар - тяжелая рука Джона Кенти опустилась с размаху на плечо принца, и тот упал бы, если бы его не подхватила мать Тома; прижимая его к своей груди, она собственным телом защищала его от хлещущего града пинков и ударов.
The frightened girls retreated to their corner; but the grandmother stepped eagerly forward to assist her son.	Перепуганные девочки забились в угол, но на помощь сыну поспешила пылавшая злобой бабка.
The Prince sprang away from Mrs. Canty, exclaiming--	Принц вырвался из рук миссис Кенти и крикнул:
"Thou shalt not suffer for me, madam.	- Вы не должны страдать из-за меня, сударыня!

Let these swine do their will upon me alone."	Пусть эти свиньи тешатся надо мною одним.
This speech infuriated the swine to such a degree that they set about their work without waste of time. Between them they belaboured the boy right soundly, and then gave the girls and their mother a beating for showing sympathy for the victim.	Услыхав это, "свиньи" до того рассвирепели, что, не теряя времени, набросились на принца и жестоко исколотили его да кстати прибили и девочек с матерью за сочувствие к жертве.
"Now," said Canty, "to bed, all of ye.	- А теперь, - сказал Кенти, - все спать!
The entertainment has tired me."	Мне уже прискучила эта комедия!
The light was put out, and the family retired.	Погасили огонь, и семья улеглась.
As soon as the snorings of the head of the house and his mother showed that they were asleep, the young girls crept to where the Prince lay, and covered him tenderly from the cold with straw and rags; and their mother crept to him also, and stroked his hair, and cried over him, whispering broken words of comfort and compassion in his ear the while.	Когда Джон и бабка захрапели, девочки пробрались к тому месту, где лежал принц, и заботливо укрыли его от холода соломой и ветошью. Потом к нему подкралась их мать и гладила его по волосам и плакала над ним, шепча ему на ухо несвязные слова жалости и утешения.
She had saved a morsel for him to eat, also; but the boy's pains had swept away all appetite--at least for black and tasteless crusts.	Она сберегла для него немного еды, но от боли мальчик потерял аппетит - по крайней мере черные невкусные корки нисколько не привлекали его.
He was touched by her brave and costly defence of him, and by her commiseration; and he thanked her in very noble and princely words, and begged her to go to her sleep and try to forget her sorrows.	Принц был тронут ее состраданием и смелым заступничеством и, поблагодарив ее в изысканных выражениях, посоветовал ей пойти спать и попытаться забыть свое горе.
And he added that the King his father would not let her loyal kindness and devotion go unrewarded.	Он прибавил, что король, его отец, не оставит ее верности и доброты без награды.
This return to his 'madness' broke her heart anew, and she strained him to her breast again and again, and then went back, drowned in tears, to her bed.	Этот новый припадок "безумия" сокрушил сердце бедной матери; она снова и снова прижимала его к груди и, наконец, ушла на свою постель вся в слезах.
As she lay thinking and mourning, the suggestion began to creep into her mind that there was an undefinable something about this boy that was lacking in Tom Canty, mad or sane.	И вот, в то время, как она лежала и плакала, раздумывая обо всем происшедшем, в голову ее закралась мысль, что в этом мальчике есть что-то такое неуловимое, почти незаметное, чего не было в Томе Кенти, будь он безумный или в здравом уме.
She could not describe it, she could not tell just what it was, and yet her sharp mother-instinct seemed to detect it and perceive it.	Она не могла бы сказать, что именно вызывало ее сомнения, но сильный материнский инстинкт подсказывал ей, что чем-то этот мальчик чужой.
What if the boy were really not her son, after all?	А вдруг он ей и вправду не сын?
Oh, absurd!	О, нелепость!
She almost smiled at the idea, spite of her griefs and troubles.	Она чуть не улыбнулась при этой мысли, несмотря на все свои тревоги и горести.
No matter, she found that it was an idea that would not 'down,' but persisted in haunting her.	И, однако, она вскоре убедилась, что навязчивая мысль не покидает ее.

It pursued her, it harassed her, it clung to her, and refused to be put away or ignored.	Эта мысль преследовала ее, смущала ее, изнуряла; женщина не в силах была отогнать эту мысль от себя.
At last she perceived that there was not going to be any peace for her until she should devise a test that should prove, clearly and without question, whether this lad was her son or not, and so banish these wearing and worrying doubts.	Наконец она поняла, что ей не будет покоя, пока она не подвергнет мальчика испытанию и не узнает наверное - ее ли он сын, или нет, иначе ей не избавиться от докучных и невыносимых сомнений.
Ah, yes, this was plainly the right way out of the difficulty; therefore she set her wits to work at once to contrive that test. But it was an easier thing to propose than to accomplish. She turned over in her mind one promising test after another, but was obliged to relinquish them all--none of them were absolutely sure, absolutely perfect; and an imperfect one could not satisfy her.	Да, конечно, то был лучший способ покончить со всеми тревогами, и она стала тут же придумывать, к какому ей прибегнуть испытанию; но как она не раскидывала умом, ни одно придуманное ею испытание не казалось ей абсолютно верным, абсолютно надежным, а ненадежные были для нее непригодны.
Evidently she was racking her head in vain--it seemed manifest that she must give the matter up.	Очевидно, она напрасно ломает себе голову, надо отказаться от этой затеи.
While this depressing thought was passing through her mind, her ear caught the regular breathing of the boy, and she knew he had fallen asleep.	Но в ту минуту, как она пришла к такому грустному заключению, ее слуха коснулось ровное дыхание мальчика: было ясно, что он уснул.
And while she listened, the measured breathing was broken by a soft, startled cry, such as one utters in a troubled dream.	Она стала прислушиваться к его мерному дыханию. Вдруг спящий тихонько вскрикнул, как вскрикивают во время тревожного сна.
This chance occurrence furnished her instantly with a plan worth all her laboured tests combined.	Эта случайность мгновенно подсказала ей план, стоивший всех остальных.
She at once set herself feverishly, but noiselessly, to work to relight her candle, muttering to herself,	С лихорадочной поспешностью, но бесшумно, она стала вновь зажигать свечу, бормоча про себя:
"Had I but seen him THEN, I should have known!	"Если бы я увидала его в ту минуту, я бы сразу узнала всю правду.
Since that day, when he was little, that the powder burst in his face, he hath never been startled of a sudden out of his dreams or out of his thinkings, but he hath cast his hand before his eyes, even as he did that day; and not as others would do it, with the palm inward, but always with the palm turned outward--I have seen it a hundred times, and it hath never varied nor ever failed.	С самых младенческих лет - с того дня, как у него перед глазами взорвался порох, - у него появилась привычка прикрывать глаза не ладонью внутрь, а ладонью наружу, не так, как прикрыли бы другие. Стоит только испугать его во время сна или глубокой задумчивости, и он повторит это движение. Я видела сотни раз; он всегда поступает так, всегда одинаково.
Yes, I shall soon know, now!"	Теперь я узнаю, узнаю!"
By this time she had crept to the slumbering boy's side, with the candle, shaded, in her hand. She bent heedfully and warily over him, scarcely breathing in her suppressed excitement, and suddenly flashed the light in his face and struck the floor by his ear with her knuckles.	Со свечою в руке, заслонив огонек, она тихо подкралась к спящему, осторожно наклонилась над ним, чуть дыша от волнения, и вдруг придвинула свечу к самым его глазам, отняла руку, закрывавшую пламя, и в ту же минуту у самого его уха стукнула об пол костяшками пальцев.

The sleeper's eyes sprang wide open, and he cast a startled stare about him --but he made no special movement with his hands.	Спящий широко раскрыл глаза, повел вокруг себя удивленным взглядом, но не сделал никаких особенных жестов.
The poor woman was smitten almost helpless with surprise and grief; but she contrived to hide her emotions, and to soothe the boy to sleep again; then she crept apart and communed miserably with herself upon the disastrous result of her experiment.	Бедная женщина чуть не лишилась чувств от изумления и горя, но постаралась скрыть свою тревогу и успокоила мальчика, так что он снова уснул; тогда она ушла от него, грустно размышляя о страшных результатах своего испытания.
She tried to believe that her Tom's madness had banished this habitual gesture of his; but she could not do it.	Она хотела убедить себя, что ее Том позабыл свои привычные жесты под влиянием безумия, но это ей никак не удавалось.
"No," she said, "his HANDS are not mad; they could not unlearn so old a habit in so brief a time.	"Нет, - думала она, - ведь руки-то у него не безумные! Не могли же они отвыкнуть от старой привычки в такое короткое время.
Oh, this is a heavy day for me!"	О, как тяжел для меня этот день!"
Still, hope was as stubborn now as doubt had been before; she could not bring herself to accept the verdict of the test; she must try the thing again--the failure must have been only an accident; so she startled the boy out of his sleep a second and a third time, at interval s--with the same result which had marked the first test; then she dragged herself to bed, and fell sorrowfully asleep, saying,	Но теперь упрямые сомнения сменились у нее в сердце такой же упрямой надеждой; она не могла заставить себя примириться с той истиной, которую так достоверно узнала. "Надо попробовать вновь, эта неудача - случайность". И она второй и третий раз через некоторые промежутки времени неожиданно будила мальчугана, но, как и в первый раз, он спросонок не сделал никакого движения рукой. Она едва добрела до постели и погрузилась в сон совсем разбитая.
"But I cannot give him up--oh no, I cannot, I cannot--he MUST be my boy!"	"Но я не могу отречься от него! Нет, не могу, не могу! Я не хочу допустить, чтобы это был не мой сын".
The poor mother's interruptions having ceased, and the Prince's pains having gradually lost their power to disturb him, utter weariness at last sealed his eyes in a profound and restful sleep.	Теперь, когда бедная мать уже не тревожила принца, его огорчения мало-помалу утратили власть над ним, страшная усталость взяла верх, и веки его сомкнулись в глубоком, спокойном сне.
Hour after hour slipped away, and still he slept like the dead.	Часы проходили, а он все спал как убитый.
Thus four or five hours passed.	Так прошло часа четыре или пять.
Then his stupor began to lighten. Presently, while half asleep and half awake, he murmured--	Потом оцепенение ослабело, он пошевелился и пробормотал сквозь сон:
"Sir William!"	- Сэр Вильям!
After a moment--	И через минуту опять:
"Ho, Sir William Herbert! Hie thee hither, and list to the strangest dream that ever . . .	- Сэр Вильям! И снова: - Сэр Вильям Г ерберт, поди-ка сюда, послушай, какой странный сон мне привиделся... Такого сна я еще никогда не видел!
Sir William! dost hear?	Сэр Вильям, ты слышишь?

Man, I did think me changed to a pauper, and . . . Ho there!	Мне приснилось, что меня подменили, что я стал нищим и... Эй, сюда!
Guards!	Стража!
Sir William!	Сэр Вильям!
What! is there no groom of the chamber in waiting?	Как, здесь даже нет дежурного лакея?
Alack! it shall go hard with--"	Ну, погодите же! Я дам задам!..
"What aileth thee?" asked a whisper near him.	- Что с тобой? - прошептал чей-то голос.
"Who art thou calling?"	- Кого ты зовешь?
"Sir William Herbert.	- Сэра Вильяма Герберта.
Who art thou?"	А ты кто такая?
"I?	-Я?
Who should I be, but thy sister Nan?	Кто же, как не сестра твоя Нэн?
Oh, Tom, I had forgot!	О! Том, я и забыла!
Thou'rt mad yet--poor lad, thou'rt mad yet: would I had never woke to know it again!	Ты все еще сумасшедший! Бедняга! Лучше бы мне не просыпаться, чем видеть тебя сумасшедшим.
But prithee master thy tongue, lest we be all beaten till we die!"	Но прошу тебя, придержи свой язык, не то нас всех изобьют до смерти!
The startled Prince sprang partly up, but a sharp reminder from his stiffened bruises brought him to himself, and he sank back among his foul straw with a moan and the ejaculation--	Изумленный принц приподнялся было с пола, но острая боль от побоев привела его в себя, и он со стоном упал назад, на грязную солому.
"Alas! it was no dream, then!"	- Увы! Значит, это не было сном! - воскликнул он.
In a moment all the heavy sorrow and misery which sleep had banished were upon him again, and he realised that he was no longer a petted prince in a palace, with the adoring eyes of a nation upon him, but a pauper, an outcast, clothed in rags, prisoner in a den fit only for beasts, and consorting with beggars and thieves.	Все его тревоги и печали, о которых он совсем позабыл во время глубокого сна, снова вернулись к нему; он вспомнил, что он уже не любимейший королевский сын, на которого с обожанием смотрит народ, но нищий, отверженный, оборванный пленник, в жалкой норе, пригодной только для диких зверей, в обществе воров и попрошаек.
In the midst of his grief he began to be conscious of hilarious noises and shoutings, apparently but a block or two away.	Погруженный в эти грустные мысли, он не сразу расслышал буйные крики, которые раздавались поблизости, у одного из соседних домов.
The next moment there were several sharp raps at the door; John Canty ceased from snoring and said--	Через минуту в дверь громко постучали. Джон Кенти перестал храпеть и спросил:
"Who knocketh?	- Кто там стучит?
What wilt thou?"	Чего надо?
A voice answered--	Чей-то голос ответил:
"Know'st thou who it was thou laid thy cudgel on?"	- Знаешь ли ты, кого уложил ты дубиной?
"No. Neither know I, nor care."	- Не знаю и знать не хочу.

"Belike thou'lt change thy note eftsoons.	- Скоро запоешь другую песню.
An thou would save thy neck, nothing but flight may stead thee.	Если хочешь спасти свою шею, беги!
The man is this moment delivering up the ghost.	Человек этот уже умирает.
' Tis the priest, Father Andrew!"	Это наш поп, отец Эндрью.
"God-a-mercy!" exclaimed Canty.	- Господ и помилуй! - крикнул Кенти.
He roused his family, and hoarsely commanded, "Up with ye all and fly--or bide where ye are and perish!"	Он разбудил всю семью и хрипло скомандовал: -Вставайте живей и бегите! Если останетесь тут, вы пропали!
Scarcely five minutes later the Canty household were in the street and flying for their lives.	Пять минут спустя все семейство Кенти уже мчалось по улице, спасая свою жизнь.
John Canty held the Prince by the wrist, and hurried him along the dark way, giving him this caution in a low voice--	Джон Кенти держал принца за руку и тащил за собой по темному переулку, шепотом внушая ему:
"Mind thy tongue, thou mad fool, and speak not our name.	- Смотри, сумасшедший дурак, не смей произносить наше имя.
I will choose me a new name, speedily, to throw the law's dogs off the scent.	Я выберу себе новое, чтобы сбить с толку этих собак полицейских.
Mind thy tongue, I tell thee!"	Говорю тебе, держи язык за зубами!
He growled these words to the rest of the family--	И, обращаясь к остальным, он прорычал:
"If it so chance that we be separated, let each make for London Bridge; whoso findeth himself as far as the last linen-draper's shop on the bridge, let him tarry there till the others be come, then will we flee into Southwark together."	- Если нам случится потерять друг друга, пусть каждый идет к Лондонскому мосту и, как дойдет до крайней лавки суконщика, пусть там поджидает других. Потом мы двинемся все в Саутворк.
At this moment the party burst suddenly out of darkness into light; and not only into light, but into the midst of a multitude of singing, dancing, and shouting people, massed together on the river frontage. There was a line of bonfires stretching as far as one could see, up and down the Thames; London Bridge was illuminated; Southwark Bridge likewise; the entire river was aglow with the flash and sheen of coloured lights; and constant explosions of fireworks filled the skies with an intricate commingling of shooting splendours and a thick rain of dazzling sparks that almost turned night into day; everywhere were crowds of revellers; all London seemed to be at large.	В эту минуту семья Кенти неожиданно выступила из тьмы на яркий свет и очутилась в самой гуще толпы, на площади, примыкавшей к Темзе. Толпа пела, плясала, кричала; набережная вверх и вниз по реке представляла собою сплошную линию костров. Лондонский мост был весь освещен, и Саутворкский тоже. Вся Темза сверкала разноцветными огнями; поминутно с треском лопались ракеты, взвиваясь к небу, и с неба сыпался дождь ослепительных искр, почти превращавших ночь в день. Куда ни глянь, всюду гуляли и бражничали; казалось, весь Лондон высыпал на улицу.
John Canty delivered himself of a furious curse and commanded a retreat; but it was too late.	Джон Кенти отвел душу бешеным ругательством и приказал своим спутникам воротиться опять в темноту, но было уже поздно.
He and his tribe were swallowed up in that swarming hive of humanity, and hopelessly separated from each other in an instant.	Он и его семья были поглощены кишащим человеческим ульем и безнадежно разлучены друг с другом.
We are not considering that the Prince was one of his tribe; Canty still kept his grip upon him.	Но так как принц был в этой семье чужаком, Джон Кенти ни на минуту не выпускал его руки.

The Prince's heart was beating high with hopes of escape, now.	Сердце мальчика радостно билось в надежде на избавление.
A burly waterman, considerably exalted with liquor, found himself rudely shoved by Canty in his efforts to plough through the crowd; he laid his great hand on Canty's shoulder and said--	Стараясь протиснуться сквозь толпу, Кенти сильно толкнул какого-то дюжего лодочника, разгоряченного спиртными напитками, и тот своей огромной ручищей схватил его за плечо и сказал:
"Nay, whither so fast, friend?	- Куда ты так торопишься, друг?
Dost canker thy soul with sordid business when all that be leal men and true make holiday?"	Зачем грязнишь свою душу какими-то пустыми делишками, когда у всех добрых людей и верноподданных его величества праздник?
"Mine affairs are mine own, they concern thee not," answered Canty, roughly; "take away thy hand and let me pass."	- Не суйся в чужие дела, - грубо отрезал Кенти. -Убери лапу и дай мне пройти.
"Sith that is thy humour, thou'lt NOT pass, till thou'st drunk to the Prince of Wales, I tell thee that," said the waterman, barring the way resolutely.	- Нет, брат, коли так, мы тебя не пропустим, пока ты не выпьешь за здоровье принца Уэльского. Это уж я тебе говорю: не пропустим! - сказал лодочник, решительно загораживая ему дорогу.
"Give me the cup, then, and make speed, make speed!"	-Так давайте чашу, да поскорей, поскорей!
Other revellers were interested by this time.	Тем временем этой сценой заинтересовались другие гуляки.
They cried out-- "The loving-cup, the loving-cup! make the sour knave drink the loving-cup, else will we feed him to the fishes."	- Чашу любви! Чашу любви! - закричали они. -Заставьте этого грубияна выпить чашу любви, не то мы бросим его на съедение рыбам.
So a huge loving-cup was brought; the waterman, grasping it by one of its handles, and with the other hand bearing up the end of an imaginary napkin, presented it in due and ancient form to Canty, who had to grasp the opposite handle with one of his hands and take off the lid with the other, according to ancient custom. {1} This left the Prince hand-free for a second, of course.	Принесли огромную чашу любви. Лодочник взял ее за одну ручку и, поднимая другою рукою конец воображаемой салфетки, поднес ее, как исстари повелось, Джону Кенти, который, соблюдая древний обычай, взялся одной рукой за другую ручку, а другой рукой должен был снять крышку. Таким образом, ему, конечно, пришлось на секунду выпустить руку принца.
He wasted no time, but dived among the forest of legs about him and disappeared. In another moment he could not have been harder to find, under that tossing sea of life, if its billows had been the Atlantic's and he a lost sixpence.	Тот, не теряя времени, нырнул в лес человеческих ног, окружавший его, и был таков... Через минуту найти его в этом живом волнующемся море было так же трудно, как найти шестипенсовую монетку, брошенную в Атлантический океан.
He very soon realised this fact, and straightway busied himself about his own affairs without further thought of John Canty.	Едва только принц понял это, он поспешил заняться своими собственными делами, не думая больше о Джоне Кенти.
He quickly realised another thing, too. To wit, that a spurious Prince of Wales was being feasted by the city in his stead.	И другое стало ясно ему: а именно, что город чествует вместо него - самозваного принца Уэльского.
He easily concluded that the pauper lad, Tom Canty, had deliberately taken advantage of his stupendous opportunity and become a usurper.	Из этого он заключил, что маленький нищий, Том Кенти, умышленно воспользовался преимуществом своего необычного положения и бессовестно захватил его власть.

Therefore there was but one course to pursue--find his way to the Guildhall, make himself known, and denounce the impostor.	Значит, принцу остается одно: разыскать дорогу в ратушу, явиться туда и обличить самозванца.
He also made up his mind that Tom should be allowed a reasonable time for spiritual preparation, and then be hanged, drawn and quartered, according to the law and usage of the day in cases of high treason.	Принц тут же решил, что Тому нужно дать несколько дней на покаяние перед господом богом, а потом повесить, вздернуть на дыбу и четвертовать его, по тогдашнему закону и обычаю, как виновного в государственной измене.
Chapter XI.	11.
At Guildhall.	В ратуше
The royal barge, attended by its gorgeous fleet, took its stately way down the Thames through the wilderness of illuminated boats.	Королевский баркас в сопровождении блестящей флотилии величественно шел вниз по Темзе среди множества ярко освещенных судов.
The air was laden with music; the river banks were beruffled with joy-flames; the distant city lay in a soft luminous glow from its countless invisible bonfires; above it rose many a slender spire into the sky, incrusted with sparkling lights, wherefore in their remoteness they seemed like jewelled lances thrust aloft; as the fleet swept along, it was greeted from the banks with a continuous hoarse roar of cheers and the ceaseless flash and boom of artillery.	Воздух был насыщен музыкой, на берегах реки бушевало пламя праздничных факелов, город, лежавший вдали, был окутан мягким лучистым заревом от бесчисленных невидимых костров; над ним высились тонкие шпили, усеянные искрами огней; издали эти шпили напоминали длинные пики, разукрашенные драгоценными каменьями. На всем пути флотилию приветствовали с берегов неустанные хриплые крики и несмолкаемые пушечные выстрелы.
To Tom Canty, half buried in his silken cushions, these sounds and this spectacle were a wonder unspeakably sublime and astonishing.	Для Тома Кенти, утопавшего в шелковых подушках, эти звуки и это зрелище были чудом, несказанно великолепным, поразительным.
To his little friends at his side, the Princess Elizabeth and the Lady Jane Grey, they were nothing.	Но на его юных приятельниц, сидевших с ним рядом, на принцессу Елизавету и леди Джэн Грей, они не производили никакого впечатления.
Arrived at the Dowgate, the fleet was towed up the limpid Walbrook (whose channel has now been for two centuries buried out of sight under acres of buildings) to Bucklersbury, past houses and under bridges populous with merry-makers and brilliantly lighted, and at last came to a halt in a basin where now is Barge Yard, in the centre of the ancient city of London.	У Даугэйта флотилия свернула в Баклерсбери по прозрачным водам Уолбрука (русло которого вот уже два столетия засыпано и погребено под целыми милями сплошных зданий), мимо ярко освещенных домов и мостов, усеянных толпами веселых зевак, и, наконец, остановилась в бассейне, где ныне находится Бардж Ярд, в самом центре древнего города Лондона.
Tom disembarked, and he and his gallant procession crossed Cheapside and made a short march through the Old Jewry and Basinghall Street to the Guildhall.	Том в сопровождении блестящей свиты сошел на берег, пересек Чипсайд и после короткого перехода по Старой Джури и по улице Бэзингхолл добрался до ратуши.
Tom and his little ladies were received with due ceremony by the Lord Mayor and the Fathers of the City, in their gold chains and scarlet robes of state, and conducted to a rich canopy of state at the head of the great hall, preceded by heralds making proclamation, and by the Mace and the City Sword.	Том и его спутницы были встречены с подобающей церемонией лордом-мэром и отцами города в парадных пурпуровых мантиях и с золотыми цепями на шее; их повели через большой зал к королевскому столу, помещавшемуся под роскошным балдахином; впереди шли герольды, возвещая о их прибытии, а также сановники с городским жезлом и мечом.

The lords and ladies who were to attend upon Tom and his two small friends took their places behind their chairs.	Лорды и леди, назначенные для того, чтобы прислуживать Тому и двум принцессам, стали у них за креслами.
At a lower table the Court grandees and other guests of noble degree were seated, with the magnates of the city; the commoners took places at a multitude of tables on the main floor of the hall.	За другим столом, пониже, сидели вельможи и прочие именитые гости вместе с отцами города; члены палаты общин расположились за отдельными столиками, расставленными во множестве в средней части зала.
From their lofty vantage-ground the giants Gog and Magog, the ancient guardians of the city, contemplated the spectacle below them with eyes grown familiar to it in forgotten generations.	Гигантские статуи Гога и Магога - старинных стражей города - равнодушно смотрели с высоты своих пьедесталов на это обычное для них зрелище: много забытых поколений сменилось у них на глазах.
There was a bugle-blast and a proclamation, and a fat butler appeared in a high perch in the leftward wall, followed by his servitors bearing with impressive solemnity a royal baron of beef, smoking hot and ready for the knife.	Затрубили трубы, герольды возвестили о начале обеда, и на высоком помосте у левой стены появился толстый дворецкий в сопровождении слуг, несших с величавой торжественностью половину быка, - настоящий королевский ростбиф, горячий, дымящийся, ждущий ножа.
After grace, Tom (being instructed) rose--and the whole house with him --and drank from a portly golden loving-cup with the Princess Elizabeth; from her it passed to the Lady Jane, and then traversed the general assemblage.	После молитвы Том (его научили заранее) встал (а за ним все остальные) и отпил из огромной золотой "чаши любви", потом передал ее принцессе Елизавете, та в свою очередь - леди Джэн; а затем чаша обошла весь зал.
So the banquet began.	Так начался банкет.
By midnight the revelry was at its height. Now came one of those picturesque spectacles so admired in that old day.	К полуночи, когда пир был в полном разгаре, толпу угостили одним из тех живописных зрелищ, которыми так восхищались наши предки.
A description of it is still extant in the quaint wording of a chronicler who witnessed it:	Описание его до сих пор сохранилось в причудливом рассказе очевидца-историка:
'Space being made, presently entered a baron and an earl appareled after the Turkish fashion in long robes of bawdkin powdered with gold; hats on their heads of crimson velvet, with great rolls of gold, girded with two swords, called scimitars, hanging by great bawdricks of gold.	"Очистили место, и затем вошли граф и барон, одетые, по турецкому обычаю, в длинные халаты из расшитой шелками парчи, усеянной золотыми блестками; на головах у них были чалмы из малинового бархата, перевитые толстыми золотыми шнурами; у каждого за поясом висело на широкой золотой перевязи по две сабли, именуемые ятаганами.
Next came yet another baron and another earl, in two long gowns of yellow satin, traversed with white satin, and in every bend of white was a bend of crimson satin, after the fashion of Russia, with furred hats of gray on their heads; either of them having an hatchet in their hands, and boots with pykes' (points a foot long), 'turned up.	За ними следовали другой граф и другой барон в длинных кафтанах желтого атласа с поперечными белыми полосками, в каждой белой полоске была алая, тоже атласная; согласно русскому обычаю, они были в серых меховых шапках и сапогах с загогулинами, то есть с длинными загнутыми кверху носками (около фута в длину); у каждого в руке был топор.

And after them came a knight, then the Lord High Admiral, and with him five nobles, in doublets of crimson velvet, voyded low on the back and before to the cannell-bone, laced on the breasts with chains of silver; and over that, short cloaks of crimson satin, and on their heads hats after the dancers' fashion, with pheasants' feathers in them. These were appareled after the fashion of Prussia.	Далее следовал некий рыцарь, за ним лорд-адмирал и пятеро дворян в малиновых бархатных камзолах, низко вырезанных сзади, а спереди - до самых ключиц, причем серебряные цепочки сплетались у них на груди; поверх камзолов на них были короткие плащи из малинового атласа, на голове же шапочки с фазаньими перьями - вроде тех, какие носят танцоры, - эти были наряжены по прусскому обычаю.
The torchbearers, which were about an hundred, were appareled in crimson satin and green, like Moors, their faces black.	Затем вошли факельщики, числом до сотни, одетые, как мавры, в красный и зеленый атлас; а лица у них были черные.
Next came in a mommarye.	Потом явились ряженые - в машкерах.
Then the minstrels, which were disguised, danced; and the lords and ladies did wildly dance also, that it was a pleasure to behold.'	Потом выступили менестрели и стали плясать, а за ними и лорды и леди тоже закружились в такой бешеной пляске, что было любо смотреть!"
And while Tom, in his high seat, was gazing upon this 'wild' dancing, lost in admiration of the dazzling commingling of kaleidoscopic colours which the whirling turmoil of gaudy figures below him presented, the ragged but real little Prince of Wales was proclaiming his rights and his wrongs, denouncing the impostor, and clamouring for admission at the gates of Guildhall!	Пока Том со своего возвышения любовался этой "бешеной" пляской, замирая от восторга перед пестрым калейдоскопом красок, каким представлялось ему неистовое кружение разноцветных фигур, вертящихся там, внизу, -оборванный, но настоящий принц Уэльский у ворот ратуши громко заявлял свои права, жаловался на свои обиды и, требуя, чтобы его впустили, обличал самозванца.
The crowd enjoyed this episode prodigiously, and pressed forward and craned their necks to see the small rioter. Presently they began to taunt him and mock at him, purposely to goad him into a higher and still more entertaining fury.	Это забавляло толпу чрезвычайно; все теснились вперед, вытягивая шеи, чтобы взглянуть на маленького бунтаря, потом стали трунить и глумиться над ним ради потехи, чтобы еще больше раззадорить его.
Tears of mortification sprang to his eyes, but he stood his ground and defied the mob right royally.	Оскорбленный до слез, он все же стоял на своем, с королевской надменностью бросая вызов толпе.
Other taunts followed, added mockings stung him, and he exclaimed--	Насмешки не прекращались, новые издевательства язвили его, и он, наконец, закричал:
"I tell ye again, you pack of unmannerly curs, I am the Prince of Wales!	- Вы, свора невоспитанных псов! Говорят вам, я -принц Уэльский!
And all forlorn and friendless as I be, with none to give me word of grace or help me in my need, yet will not I be driven from my ground, but will maintain it!"	И хоть я одинок и покинут друзьями и нет никого, кто сказал бы мне доброе слово или захотел помочь мне в беде, - все же я не уступлю своих прав и буду отстаивать их!
"Though thou be prince or no prince, 'tis all one, thou be'st a gallant lad, and not friendless neither!	- Принц ты или не принц - все равно: ты храбрый малый, и отныне не смей говорить, что у тебя нет ни единого друга!
Here stand I by thy side to prove it; and mind I tell thee thou might'st have a worser friend than Miles Hendon and yet not tire thy legs with seeking.	Вот я стану рядом с тобою и докажу тебе, что ты ошибаешься. И, клянусь тебе, Майлс Гендон не худший из тех, кого ты мог бы найти себе в качестве друга, не слишком утомив себя поисками.

Rest thy small jaw, my child; I talk the language of these base kennel-rats like to a very native."	Дай отдохнуть своему языку, дитя мое, а я поговорю с этими подлыми крысами на их родном наречии.
The speaker was a sort of Don Caesar de Bazan in dress, aspect, and bearing. He was tall, trim-built, muscular.	Г оворивший был высок, хорошо сложен, мускулист. По одежде, по всем своим ухваткам и даже по внешности он смахивал на дона Цезаря де Базана.
His doublet and trunks were of rich material, but faded and threadbare, and their gold-lace adornments were sadly tarnished; his ruff was rumpled and damaged; the plume in his slouched hat was broken and had a bedraggled and disreputable look; at his side he wore a long rapier in a rusty iron sheath; his swaggering carriage marked him at once as a ruffler of the camp.	Его камзол и штаны были из дорогой материи, но материя выцвела и была протерта до ниток, а золотые галуны плачевно потускнели; брыжи на воротнике были измяты и продраны, широкие поля шляпы опущены книзу; перо на шляпе было сломано, забрызгано грязью и вообще имело изрядно потрепанный вид, не внушавший большого уважения; на боку у незнакомца болталась длинная шпага в заржавленных железных ножнах. Задорная осанка сразу выдавала в нем лихого забияку.
The speech of this fantastic figure was received with an explosion of jeers and laughter.	Речь этого диковинного воина была встречена взрывом насмешек и хохота, посыпались крики:
Some cried, "'Tis another prince in disguise!.....Warethy tongue, friend: belike he is dangerous!"	"Вот еще один ряженый принц!" - "Берегись, приятель, своего языка, не то наживешь с ним беды!" -
"Marry, he looketh it--mark his eye!"	"У, какие у него злые глаза!" -
"Pluck the lad from him--to the horse-pond wi' the cub!"	"Оттащи от него мальчишку, волоки щенка в пруд!"
Instantly a hand was laid upon the Prince, under the impulse of this happy thought; as instantly the stranger's long sword was out and the meddler went to the earth under a sounding thump with the flat of it.	Мгновенно осуществляя эту счастливую мысль, кто-то схватил принца за шиворот, но незнакомец так же мгновенно обнажил шпагу и свалил дерзкого наземь звонким ударом плашмя.
The next moment a score of voices shouted,	Тотчас же десять голосов закричало:
"Kill the dog!	"Убить этого пса!
Kill him!	Бей его!
Kill him!" and the mob closed in on the warrior, who backed himself against a wall and began to lay about him with his long weapon like a madman.	Бей!" И толпа набросилась на воина; а тот прислонился к стене и, как безумный, размахивал длинной шпагой, раскидывая вокруг себя наступавших.
His victims sprawled this way and that, but the mob-tide poured over their prostrate forms and dashed itself against the champion with undiminished fury.	Жертвы падали справа и слева, но толпа, топча их ногами, накидывалась на героя с неослабевающей яростью.
His moments seemed numbered, his destruction certain, when suddenly a trumpet-blast sounded, a voice shouted,	Минуты его были, казалось, уже сочтены и гибель неизбежна, как вдруг затрубила труба и чей-то голос загремел:

"Way for the King's messenger!" and a troop of horsemen came charging down upon the mob, who fled out of harm's reach as fast as their legs could carry them. The bold stranger caught up the Prince in his arms, and was soon far away from danger and the multitude.	- Дорогу королевскому гонцу! Прямо на толпу скакал конный отряд. Все бросились кто куда, врассыпную, а храбрый незнакомец подхватил принца на руки и скоро был далеко от толпы и вне опасности.
Return we within the Guildhall.	Но вернемся в ратушу.
Suddenly, high above the jubilant roar and thunder of the revel, broke the clear peal of a bugle-note.	Заглушая шумное ликование пирующих, внезапно в залу ворвался чистый и четкий звук рога.
There was instant silence--a deep hush; then a single voice rose--that of the messenger from the palace--and began to pipe forth a proclamation, the whole multitude standing listening.	Мгновенно наступила тишина, и в глубоком безмолвии раздался один голос - голос вестника, присланного из дворца. Все как один человек встали и обратились в слух.
The closing words, solemnly pronounced, were--	Речь гонца завершилась торжественным возгласом:
"The King is dead!"	- Король умер!
The great assemblage bent their heads upon their breasts with one accord; remained so, in profound silence, a few moments; then all sank upon their knees in a body, stretched out their hands toward Tom, and a mighty shout burst forth that seemed to shake the building--	Словно по команде, все склонили головы на грудь и несколько мгновений оставались в полном молчании, потом бросились на колени перед Томом, простирая к нему руки с оглушительными криками, от которых, казалось, задрожало все здание:
"Long live the King!"	- Да здравствует король!
Poor Tom's dazed eyes wandered abroad over this stupefying spectacle, and finally rested dreamily upon the kneeling princesses beside him, a moment, then upon the Earl of Hertford.	Взоры бедного Тома, ослепленного этим поразительным зрелищем, растерянно блуждали по сторонам и остановились на принцессах, опустившихся перед ним на колени, потом на лорде Гертфорде.
A sudden purpose dawned in his face.	На лице его выразилась решимость.
He said, in a low tone, at Lord Hertford's ear--	Он нагнулся к лорду Гертфорду и шепнул ему на ухо:
"Answer me truly, on thy faith and honour!	- Скажи мне правду, по чести, по совести!
Uttered I here a command, the which none but a king might hold privilege and prerogative to utter, would such commandment be obeyed, and none rise up to say me nay?"	Если бы я сейчас отдал приказ, какого никто не имеет права отдать, кроме короля, был бы этот приказ исполнен? Никто не встал бы и не крикнул бы "нет"?
"None, my liege, in all these realms.	- Никто, государь, ни один человек в целом королевстве.
In thy person bides the majesty of England.	В лице твоем повелевает владыка Англии.
Thou art the king--thy word is law."	Ты - король, твоя воля - закон.
Tom responded, in a strong, earnest voice, and with great animation--	Тогда Том проговорил твердым голосом, горячо, с большим одушевлением:
"Then shall the king's law be law of mercy, from this day, and never more be law of blood!	- Так пусть же отныне воля короля будет законом милости, а не законом крови.
Up from thy knees and away!	Встань с колен и скорее в Тауэр!

To the Tower, and say the King decrees the Duke of Norfolk shall not die!" {1}	Объяви королевскую волю: герцог Норфолкский останется жив!
The words were caught up and carried eagerly from lip to lip far and wide over the hall, and as Hertford hurried from the presence, another prodigious shout burst forth--	Слова эти мгновенно были подхвачены и, передаваясь из уст в уста, облетели весь зал. И не успел Гертфорд выйти, как стены ратуши снова потряс оглушительный крик:
"The reign of blood is ended!	- Кончилось царство крови!
Long live Edward, King of England!"	Да здравствует Эдуард, король Англии!
Chapter XII.	12.
The Prince and his deliverer.	Принц и его избавитель
As soon as Miles Hendon and the little prince were clear of the mob, they struck down through back lanes and alleys toward the river.	Выбравшись из толпы, Майлс Гендон и маленький принц разными задворками и закоулками стали пробираться к реке.
Their way was unobstructed until they approached London Bridge; then they ploughed into the multitude again, Hendon keeping a fast grip upon the Prince's --no, the King's--wrist. The tremendous news was already abroad, and the boy learned it from a thousand voices at once--"The King is dead!"	Они легко, без помехи дошли до Лондонского моста, но тут снова попали в густую толпу. Гендон крепко держал за руку принца - нет, короля, - потрясающая новость уже разнеслась по всему городу, и мальчик слышал, как тысячи голосов повторяли зараз: "Король умер!"
The tidings struck a chill to the heart of the poor little waif, and sent a shudder through his frame.	При этой вести леденящий холод проник в сердце несчастного, бездомного сироты, и он задрожал всем телом.
He realised the greatness of his loss, and was filled with a bitter grief; for the grim tyrant who had been such a terror to others had always been gentle with him.	Он сознавал, как велика его потеря, и был глубоко огорчен ею, потому что беспощадный тиран, наводивший ужас на всех, всегда был добр и ласков к нему.
The tears sprang to his eyes and blurred all objects.	Слезы застилали мальчику глаза, и все окружающие предметы представлялись ему словно в тумане.
For an instant he felt himself the most forlorn, outcast, and forsaken of God's creatures--then another cry shook the night with its far-reaching thunders:	В эту минуту он чувствовал себя самым покинутым, самым отверженным и забытым существом во всем мире. Но вдруг иные возгласы донеслись до него, прорезая ночь, словно раскаты грома:
"Long live King Edward the Sixth!" and this made his eyes kindle, and thrilled him with pride to his fingers' ends.	- Да здравствует король Эдуард Шестой! При этих криках глаза принца засверкали, он весь с головы до пят затрепетал от гордости.
"Ah," he thought, "how grand and strange it seems--I AM KING!"	"Ах, - думал он, - как это замечательно и как странно: я - король! "
Our friends threaded their way slowly through the throngs upon the bridge.	Наши друзья с трудом пролагали себе путь сквозь густую толпу, заполнявшую мост.

This structure, which had stood for six hundred years, and had been a noisy and populous thoroughfare all that time, was a curious affair, for a closely packed rank of stores and shops, with family quarters overhead, stretched along both sides of it, from one bank of the river to the other.	Этот мост был прелюбопытным явлением: он существовал уже шестьсот лет и все это время служил чем-то вроде очень людной и шумной проезжей дороги, по обе стороны которой, от одного берега до другого, тянулись ряды складов и лавок с жилыми помещениями в верхних этажах.
The Bridge was a sort of town to itself; it had its inn, its beer-houses, its bakeries, its haberdasheries, its food markets, its manufacturing industries, and even its church.	Мост сам по себе был чем-то вроде отдельного города; здесь была своя харчевня, были свои пивные, пекарни, мелочные лавки, свои съестные рынки, свои ремесленные мастерские и даже своя церковь.
It looked upon the two neighbours which it linked together--London and Southwark--as being well enough as suburbs, but not otherwise particularly important.	На двух соседей, которых он связывал воедино, на Лондон и Саутворк, мост смотрел как на пригороды и только в этом видел их значение.
It was a close corporation, so to speak; it was a narrow town, of a single street a fifth of a mile long, its population was but a village population and everybody in it knew all his fellow-townsmen intimately, and had known their fathers and mothers before them--and all their little family affairs into the bargain.	Обитатели Лондонского моста составляли, так сказать, корпорацию; город у них был узенький, всего в одну улицу длиною в пятую часть мили. Здесь, как в деревне, каждый знал подноготную каждого, знал всех предков своего соседа и все их семейные тайны.
It had its aristocracy, of course--its fine old families of butchers, and bakers, and what-not, who had occupied the same old premises for five or six hundred years, and knew the great history of the Bridge from beginning to end, and all its strange legends; and who always talked bridgy talk, and thought bridgy thoughts, and lied in a long, level, direct, substantial bridgy way.	На мосту, само собою, была и своя аристократия -почтенные старинные роды мясников, пекарей и других, по пятьсот - шестьсот лет торговавшие в одних и тех же лавчонках, знавшие от доски до доски всю славную историю моста со всеми его диковинными преданиями, эти уж всегда и говорили особым, "мостовым" языком, и думали "мостовыми" мыслями, и лгали весьма пространно, выразительно и основательно, как умели лгать лишь на мосту.
It was just the sort of population to be narrow and ignorant and self-conceited.	Население моста было невежественно, узколобо, спесиво.
Children were born on the Bridge, were reared there, grew to old age, and finally died without ever having set a foot upon any part of the world but London Bridge alone.	Иным оно и быть не могло: дети рождались на мосту, вырастали на мосту, доживали там до старости и умирали, ни разу не побывав в другой части света, кроме Лондонского моста.
Such people would naturally imagine that the mighty and interminable procession which moved through its street night and day, with its confused roar of shouts and cries, its neighings and bellowing and bleatings and its muffled thunder-tramp, was the one great thing in this world, and themselves somehow the proprietors of it.	Эти люди, естественно, воображали, что нескончаемое шествие, двигавшееся через мост день и ночь, смешанный гул криков и возгласов, ржание коней, мычание коров, блеяние овец и вечный топот ног, напоминавший отдаленные раскаты грома, - было единственной ценностью во всем мире. Им даже казалось, что они вроде как бы ее хозяева, владельцы.

And so they were, in effect--at least they could exhibit it from their windows, and did--for a consideration--whenever a returning king or hero gave it a fleeting splendour, for there was no place like it for affording a long, straight, uninterrupted view of marching columns.	Так оно и было - по крайней мере в те дни, когда король или какой-нибудь герой устраивал торжественную процессию в честь своего благополучного возвращения на родину: жители моста всегда могли за известную плату показывать из своих окон зевакам это пышное зрелище, потому что в Лондоне не было другого места, где шествие могло бы развернуться такой длинной, прямой, непрерывной колонной.
Men born and reared upon the Bridge found life unendurably dull and inane elsewhere.	Люди, родившиеся и выросшие на мосту, находили жизнь во всех иных местах нестерпимо скучной и пресной.
History tells of one of these who left the Bridge at the age of seventy-one and retired to the country. But he could only fret and toss in his bed; he could not go to sleep, the deep stillness was so painful, so awful, so oppressive.	Рассказывают, будто некий старик семидесяти одного года покинул мост и уехал в деревню на покой, но там он целые ночи ворочался в постели и был не в состоянии уснуть - так угнетала, давила и страшила его невыносимая тишь.
When he was worn out with it, at last, he fled back to his old home, a lean and haggard spectre, and fell peacefully to rest and pleasant dreams under the lulling music of the lashing waters and the boom and crash and thunder of London Bridge.	Измучившись вконец, он вернулся на старое место, худой и страшный, как привидение, и мирно уснул, и сладко грезил под колыбельную песню бурливой реки, под топот, грохот, гром Лондонского моста.
In the times of which we are writing, the Bridge furnished 'object lessons' in English history for its children--namely, the livid and decaying heads of renowned men impaled upon iron spikes atop of its gateways. But we digress.	В те времена, о которых мы пишем, мост давал своим детям "предметные уроки" по истории Англии; он показывал им посиневшие, разлагавшиеся головы знаменитых людей, надетые на железные палки, которые торчали над воротами моста... Но мы отклонились от темы.
Hendon's lodgings were in the little inn on the Bridge.	Г ендон занимал комнату в небольшой харчевне на мосту.
As he neared the door with his small friend, a rough voice said--	Не успел он со своим юным приятелем добраться до двери, как чей-то грубый голос закричал:
"So, thou'rt come at last!	- А, пришел, наконец!
Thou'lt not escape again, I warrant thee; and if pounding thy bones to a pudding can teach thee somewhat, thou'lt not keep us waiting another time, mayhap."--and John Canty put out his hand to seize the boy.	Ну, теперь уж ты не убежишь, будь покоен! Вот погоди, я истолку твои кости в такой порошок, что, быть может, это научит тебя не запаздывать... Заставил нас ждать столько времени!.. И Джон Кенти уже протянул руку, чтобы схватить мальчугана.
Miles Hendon stepped in the way and said--	Майлс Гендон преградил ему дорогу:
"Not too fast, friend.	- Не торопись, приятель!
Thou art needlessly rough, methinks.	По-моему, ты напрасно ругаешься.
What is the lad to thee?"	Какое тебе дело до этого мальчика?
"If it be any business of thine to make and meddle in others' affairs, he is my son."	- Если тебе так хочется совать нос в чужие дела, так знай, что он мой сын.
"'Tis a lie!" cried the little King, hotly.	- Ложь! - горячо воскликнул малолетний король.

"Boldly said, and I believe thee, whether thy small headpiece be sound or cracked, my boy.	- Прекрасно сказано, и я тебе верю, мой мальчик, -все равно, здоровая у тебя голова или с трещиной.
But whether this scurvy ruffian be thy father or no, 'tis all one, he shall not have thee to beat thee and abuse, according to his threat, so thou prefer to bide with me."	Отец он тебе или нет, я не дам тебя бить и мучить этому гнусному негодяю, раз ты предпочитаешь остаться со мной.
"I do, I do--I know him not, I loathe him, and will die before I will go with him."	-Да, да... я не знаю его, он мне гадок, я лучше умру, чем пойду с ним.
"Then 'tis settled, and there is nought more to say."	- Значит, кончено, и больше разговаривать не о чем.
"We will see, as to that!" exclaimed John Canty, striding past Hendon to get at the boy; "by force shall he--"	- Ну, это мы еще посмотрим! - закричал Джон Кенти, шагнув к мальчику и отстраняя Г ендона. -Я его силой...
"If thou do but touch him, thou animated offal, I will spit thee like a goose!" said Hendon, barring the way and laying his hand upon his sword hilt.	- Только тронь его, ты, двуногая падаль, и я проколю тебя, как гуся, насквозь! - сказал Гендон, загородив ему дорогу и хватаясь за рукоять шпаги.
Canty drew back.	Кенти попятился.
"Now mark ye," continued Hendon, "I took this lad under my protection when a mob of such as thou would have mishandled him, mayhap killed him; dost imagine I will desert him now to a worser fate?--for whether thou art his father or no--and sooth to say, I think it is a lie--a decent swift death were better for such a lad than life in such brute hands as thine.	- Заруби у себя на носу, - продолжал Гендон, - что я взял этого малыша под защиту, когда на него была готова напасть целая орава подобных тебе негодяев и чуть было не прикончила его; так неужели ты думаешь, что я брошу его теперь, когда ему грозит еще худшая участь? Ибо, отец ты ему или нет, - а я уверен, что ты врешь, - для такого мальчика лучше скорая смерть, чем жизнь с таким зверем, как ты.
So go thy ways, and set quick about it, for I like not much bandying of words, being not over-patient in my nature."	Поэтому проваливай, да поживее, потому что я не охотник до пустых разговоров и не очень-то терпелив от природы.
John Canty moved off, muttering threats and curses, and was swallowed from sight in the crowd.	Джон Кенти отступил, бормоча угрозы и проклятия, и скоро скрылся в толпе.
Hendon ascended three flights of stairs to his room, with his charge, after ordering a meal to be sent thither.	А Гендон со своим питомцем поднялся к себе на третий этаж, предварительно распорядившись, чтобы им принесли поесть.
It was a poor apartment, with a shabby bed and some odds and ends of old furniture in it, and was vaguely lighted by a couple of sickly candles.	Комната была бедная, с убогой кроватью, со старой, поломанной и разрозненной мебелью, тускло освещенная двумя тощими свечками.
The little King dragged himself to the bed and lay down upon it, almost exhausted with hunger and fatigue.	Маленький король еле добрел до кровати и повалился на нее, совершенно истощенный голодом и усталостью.
He had been on his feet a good part of a day and a night (for it was now two or three o'clock in the morning), and had eaten nothing meantime.	Он целый день и часть ночи провел на ногах - был уже третий час - и все это время ничего не ел.
He murmured drowsily--	Он пробормотал сонным голосом:
"Prithee call me when the table is spread," and sank into a deep sleep immediately.	- Пожалуйста, разбуди меня, когда накроют на стол! - и тотчас же впал в глубокий сон.

A smile twinkled in Hendon's eye, and he said to himself--	Смех заискрился в глазах Гендона, и он сказал себе:
"By the mass, the little beggar takes to one's quarters and usurps one's bed with as natural and easy a grace as if he owned them--with never a by-your-leave or so-please-it-you, or anything of the sort.	"Клянусь богом, этот маленький нищий расположился в чужой квартире и на чужой кровати с таким непринужденным изяществом, как будто у себя, в своем доме, - хоть бы сказал "разрешите мне", или "сделайте милость, позвольте", или что-нибудь в этом роде.
In his diseased ravings he called himself the Prince of Wales, and bravely doth he keep up the character.	В бреду больного воображения он называет себя принцем Уэльским, и, право, он отлично вошел в свою роль.
Poor little friendless rat, doubtless his mind has been disordered with ill-usage.	Бедный, маленький, одинокий мышонок! Без сомнения, его ум повредился из-за того, что с ним обращались так зверски жестоко.
Well, I will be his friend; I have saved him, and it draweth me strongly to him; already I love the bold-tongued little rascal.	Ну что же, я буду его другом, - я его спас, и это сильно привязало меня к нему; я уже успел полюбить дерзкого на язык сорванца.
How soldier-like he faced the smutty rabble and flung back his high defiance!	Как бесстрашно сражался он с обнаглевшею чернью - словно настоящий солдат!
And what a comely, sweet and gentle face he hath, now that sleep hath conjured away its troubles and its griefs.	И какое у него миловидное, приятное и доброе лицо теперь, когда во сне он забыл свои тревоги и горести!
I will teach him; I will cure his malady; yea, I will be his elder brother, and care for him and watch over him; and whoso would shame him or do him hurt may order his shroud, for though I be burnt for it he shall need it!"	Я стану учить его, я его вылечу; я буду ему старшим братом, буду заботиться о нем и беречь его. И кто вздумает глумиться над ним или обижать его, пусть лучше сразу заказывает себе саван, потому что, если потребуется, я пойду за мальчугана хоть в огонь!"
He bent over the boy and contemplated him with kind and pitying interest, tapping the young cheek tenderly and smoothing back the tangled curls with his great brown hand.	Он наклонился над принцем и ласково, с жалостью, с участием смотрел на него, нежно гладя его юные щеки и откидывая со лба своей большой загорелой рукой его спутавшиеся кудри.
A slight shiver passed over the boy's form.	По телу мальчика пробежала легкая дрожь.
Hendon muttered-- "See, now, how like a man it was to let him lie here uncovered and fill his body with deadly rheums.	"Ну вот, - пробормотал Гендон, - как это благородно с моей стороны - оставить его неукрытым! Чего доброго, простудится насмерть!
Now what shall I do? 'twill wake him to take him up and put him within the bed, and he sorely needeth sleep."	Как же мне быть? Если я его возьму на руки и уложу под одеяло, он проснется, а ведь он так нуждается в отдыхе".
He looked about for extra covering, but finding none, doffed his doublet and wrapped the lad in it, saying,	Г ендон поискал глазами, чем бы накрыть спящего, но ничего не нашел. Тогда он снял с себя камзол и укутал принца.
"I am used to nipping air and scant apparel, 'tis little I shall mind the cold!"--then walked up and down the room, to keep his blood in motion, soliloquising as before.	"Я привык и к стуже и к легкой одежде, - подумал он. - Холод и сырость мне нипочем". И он зашагал взад и вперед по комнате, чтобы хоть немного согреться, продолжая разговаривать сам с собой:

"His injured mind persuades him he is Prince of Wales; 'twill be odd to have a Prince of Wales still with us, now that he that WAS the prince is prince no more, but king--for this poor mind is set upon the one fantasy, and will not reason out that now it should cast by the prince and call itself the king. . . If my father liveth still, after these seven years that I have heard nought from home in my foreign dungeon, he will welcome the poor lad and give him generous shelter for my sake; so will my good elder brother, Arthur; my other brother, Hugh--but I will crack his crown an HE interfere, the fox-hearted, ill-conditioned animal!	"В его поврежденном уме засела мысль, что он принц Уэльский. Странно будет, если здесь у меня останется принц Уэльский, в то время как подлинный принц уже не принц, а король... Но его бедный мозг свихнулся на одной этой выдумке и не сообразит, что теперь уж ему надо забыть о принце и величать себя королем... Я целых семь лет провел в заточении, на чужбине, и ничего не слыхал о доме, но если мой отец жив, он охотно примет несчастного мальчика и великодушно приютит его под своим кровом ради меня, точно так же и мой добрый старший брат Артур. Мой другой брат, Гью... Ну, да я размозжу ему череп, если он вздумает вмешиваться не в свое дело, это злое животное с сердцем лисы!
Yes, thither will we fare--and straightway, too."	Да, мы поедем туда - и возможно скорее".
A servant entered with a smoking meal, disposed it upon a small deal table, placed the chairs, and took his departure, leaving such cheap lodgers as these to wait upon themselves.	Вошел слуга с дымящимся блюдом, поставил его на сосновый столик, придвинул стулья и ушел, полагая, что такие дешевые жильцы могут прислуживать себе сами.
The door slammed after him, and the noise woke the boy, who sprang to a sitting posture, and shot a glad glance about him; then a grieved look came into his face and he murmured to himself, with a deep sigh,	Стук хлопнувшей двери разбудил мальчика; он вскочил и сел на кровати, радостно озираясь вокруг; но тотчас же на лице его выразилось огорчение, и он пробормотал про себя с глубоким вздохом:
"Alack, it was but a dream, woe is me!"	- Увы, это был только сон! Горе мне, горе!
Next he noticed Miles Hendon's doublet--glanced from that to Hendon, comprehended the sacrifice that had been made for him, and said, gently--	Тут он заметил на себе камзол Майлса Гендона, перевел глаза на самого Гендона, понял, какую жертву тот ему принес, и ласково сказал:
"Thou art good to me, yes, thou art very good to me.	-Ты добр ко мне! Да, ты очень добр ко мне!
Take it and put it on--I shall not need it more." Then he got up and walked to the washstand in the corner and stood there, waiting.	Возьми свой камзол и надень, больше он мне не понадобится, - затем он встал, подошел к умывальнику, помещавшемуся в углу, и остановился в ожидании.
Hendon said in a cheery voice--	Гендон с веселым оживлением сказал:
"We'll have a right hearty sup and bite, now, for everything is savoury and smoking hot, and that and thy nap together will make thee a little man again, never fear!"	- Какой у нас чудесный ужин! Мы сейчас поедим на славу, потому что еда горяча и вкусна. Не горюй: сон и еда сделают тебя опять человеком!
The boy made no answer, but bent a steady look, that was filled with grave surprise, and also somewhat touched with impatience, upon the tall knight of the sword.	Мальчик не отвечал, он устремил на высокого рыцаря пристальный взгляд, полный сурового изумления и даже некоторой досады.
Hendon was puzzled, and said--	Гендон в недоумении спросил:
"What's amiss?"	- Чего не хватает тебе?
"Good sir, I would wash me."	- Добрый сэр, я хотел бы умыться...
"Oh, is that all?	- Только-то?

Ask no permission of Miles Hendon for aught thou cravest.	Ты можешь делать здесь что тебе вздумается, не спрашивая позволения у Майлса Гендона.
Make thyself perfectly free here, and welcome, with all that are his belongings."	Будь как дома, не стесняйся, пожалуйста.
Still the boy stood, and moved not; more, he tapped the floor once or twice with his small impatient foot.	Но мальчик не трогался с места и даже раза два нетерпеливо топнул маленькой ногой.
Hendon was wholly perplexed.	Гендон был совсем озадачен.
Said he--	- Что с тобою?
"Bless us, what is it?"	Скажи на милость.
"Prithee pour the water, and make not so many words!"	- Пожалуйста, налей мне воды и не говори столько лишних слов!
Hendon, suppressing a horse-laugh, and saying to himself,	Г ендон чуть было не расхохотался, но, сдержавшись, сказал себе:
"By all the saints, but this is admirable!" stepped briskly forward and did the small insolent's bidding; then stood by, in a sort of stupefaction, until the command, "Come--the towel!" woke him sharply up.	"Клянусь всеми святыми, это восхитительно!" и поспешил исполнить просьбу своего дерзкого гостя. Он стоял подле, буквально остолбенев, пока его не вывел из оцепенения новый приказ: - Полотенце!
He took up a towel, from under the boy's nose, and handed it to him without comment.	Майлс взял полотенце, висевшее под самым носом у мальчика, и, ни слова не говоря, подал ему.
He now proceeded to comfort his own face with a wash, and while he was at it his adopted child seated himself at the table and prepared to fall to.	Потом он стал сам умываться, а его приемный сын в это время уже уселся за стол и готовился приступить к еде.
Hendon despatched his ablutions with alacrity, then drew back the other chair and was about to place himself at table, when the boy said, indignantly--	Г ендон поспешил покончить с умыванием, придвинул себе другой стул и хотел уже сесть, как вдруг мальчик с негодованием воскликнул:
"Forbear!	- Остановись!
Wouldst sit in the presence of the King?"	Ты хочешь сидеть в присутствии короля?
This blow staggered Hendon to his foundations.	Этот удар поразил Гендона в самое сердце.
He muttered to himself,	"Бедняжка! - пробормотал он.
"Lo, the poor thing's madness is up with the time! It hath changed with the great change that is come to the realm, and now in fancy is he KING!	- Его помешательство с каждым часом растет; и это понятно: после той важной перемены, какая произошла в государстве, он воображает себя королем!
Good lack, I must humour the conceit, too--there is no other way--faith, he would order me to the Tower, else!"	Ну что же, надо мириться и с этим, иного способа нет, - а то он еще, чего доброго, велит заключить меня в Тауэр".
And pleased with this jest, he removed the chair from the table, took his stand behind the King, and proceeded to wait upon him in the courtliest way he was capable of.	И, довольный этой шуткой, он отодвинул свой стул, стал за спиной короля и начал прислуживать, как умел, по-придворному.
While the King ate, the rigour of his royal dignity relaxed a little, and with his growing contentment came a desire to talk.	За едой королевская суровость мальчугана немного смягчилась, и, едва он насытился, у него возникло желание поболтать.

He said--"I think thou callest thyself Miles Hendon, if I heard thee aright?"	- Ты, кажется, назвал себя Майлсом Гендоном, так ли я расслышал?
"Yes, Sire," Miles replied; then observed to himself,	- Так, государь, - отвечал Майлс и про себя добавил:
"If I MUST humour the poor lad's madness, I must 'Sire' him, I must 'Majesty' him, I must not go by halves, I must stick at nothing that belongeth to the part I play, else shall I play it ill and work evil to this charitable and kindly cause."	"Если уж подделываться к безумию этого бедного мальчика, так надо именовать его и государем и вашим величеством; не нужно ничего делать наполовину; я должен войти в свою роль до тонкости, иначе я сыграю ее плохо и испорчу все это доброе дело, дело любви и милосердия".
The King warmed his heart with a second glass of wine, and said--"I would know thee--tell me thy story.	После второго стакана вина король совсем согрелся и сказал: - Я хотел бы узнать тебя ближе. Расскажи мне свою историю.
Thou hast a gallant way with thee, and a noble--art nobly born?"	Ты храбр, и вид у тебя благородный, - ты дворянин?
"We are of the tail of the nobility, good your Majesty.	- Наш род не особенно знатный, ваше величество.
My father is a baronet--one of the smaller lords by knight service {2}--Sir Richard Hendon of Hendon Hall, by Monk's Holm in Kent."	Мой отец - мелкий барон, выслужившийся из дворян, сэр Ричард Г ендон, из Г ендонского замка, близ Монксголма, в Кенте.
"The name has escaped my memory.	-Я не припомню такой фамилии.
Go on--tell me thy story."	Но продолжай, расскажи мне свою историю.
"'Tis not much, your Majesty, yet perchance it may beguile a short half-hour for want of a better.	- Рассказывать придется немного, ваше величество, но, может быть, это позабавит вас на полчаса, за неимением лучшего.
My father, Sir Richard, is very rich, and of a most generous nature.	Мой отец, сэр Ричард, человек великодушный и очень богатый.
My mother died whilst I was yet a boy.	Матушка моя умерла, когда я был еще мальчиком.
I have two brothers: Arthur, my elder, with a soul like to his father's; and Hugh, younger than I, a mean spirit, covetous, treacherous, vicious, underhanded--a reptile.	У меня два брата: Артур - старший, душою и нравом в отца; и Гью - моложе меня, низкий, завистливый, вероломный, порочный, лукавый, сущая гадина.
Such was he from the cradle; such was he ten years past, when I last saw him--a ripe rascal at nineteen, I being twenty then, and Arthur twenty-two.	Таким он был с самого детства, таким был десять лет назад, когда я в последний раз видел его, -девятнадцатилетний, вполне созревший подлец; мне было тогда двадцать лет, Артуру же двадцать два.
There is none other of us but the Lady Edith, my cousin--she was sixteen then--beautiful, gentle, good, the daughter of an earl, the last of her race, heiress of a great fortune and a lapsed title.	В доме, кроме нас, жила еще леди Эдит, моя, кузина, - ей было тогда шестнадцать лет, -прекрасная, добросердечная, кроткая; дочь графа, последняя в роде, наследница большого состояния и прекращавшегося после ее смерти графского титула.
My father was her guardian.	Мой отец был ее опекуном.
I loved her and she loved me; but she was betrothed to Arthur from the cradle, and Sir Richard would not suffer the contract to be broken.	Я любил ее, она меня. Но она была с детства обручена с Артуром, и сэр Ричард не потерпел бы, чтобы подобный договор был нарушен.

Arthur loved another maid, and bade us be of good cheer and hold fast to the hope that delay and luck together would some day give success to our several causes.	Артур любил другую и убеждал нас не падать духом и не терять надежды, что время и счастливая судьба помогут каждому из нас добиться своего.
Hugh loved the Lady Edith's fortune, though in truth he said it was herself he loved--but then 'twas his way, alway, to say the one thing and mean the other.	Гью же был влюблен в имущество леди Эдит, хотя уверял, что любит ее самое, - но такова была его всегдашняя тактика: говорить одно, а думать другое.
But he lost his arts upon the girl; he could deceive my father, but none else.	Однако его ухищрения не привели ни к чему: завоевать сердце Эдит ему так и не удалось; он мог обмануть одного лишь отца.
My father loved him best of us all, and trusted and believed him; for he was the youngest child, and others hated him--these qualities being in all ages sufficient to win a parent's dearest love; and he had a smooth persuasive tongue, with an admirable gift of lying --and these be qualities which do mightily assist a blind affection to cozen itself.	Отец любил его больше всех нас и во всем ему верил. Гью был младший сын, и другие ненавидели его, - а этого во все времена бывало достаточно, чтобы завоевать благосклонность родителей; к тому же у него был вкрадчивый, льстивый язык и удивительная способность лгать, - а этими качествами легче всего морочить слепую привязанность.
I was wild--in troth I might go yet farther and say VERY wild, though 'twas a wildness of an innocent sort, since it hurt none but me, brought shame to none, nor loss, nor had in it any taint of crime or baseness, or what might not beseem mine honourable degree.	Я был сумасброден, по правде - даже очень сумасброден, хотя сумасбродства мои были невинного свойства, ибо никому не приносили вреда, - только мне. Я никого не опозорил, никого не разорил, не запятнал себя ни преступлением, ни подлостью и вообще не совершил ничего, не подобающего моему благородному имени.
"Yet did my brother Hugh turn these faults to good account--he seeing that our brother Arthur's health was but indifferent, and hoping the worst might work him profit were I swept out of the path--so--but 'twere a long tale, good my liege, and little worth the telling.	Однако мой брат Гью умел воспользоваться моими проступками. Видя, что Артур слаб здоровьем, и надеясь извлечь выгоду из его смерти, если только удастся устранить меня с дороги, Гью... Впрочем, это длинная история, мой добрый государь, и не стоит ее рассказывать.
Briefly, then, this brother did deftly magnify my faults and make them crimes; ending his base work with finding a silken ladder in mine apartments--conveyed thither by his own means--and did convince my father by this, and suborned evidence of servants and other lying knaves, that I was minded to carry off my Edith and marry with her in rank defiance of his will.	Короче говоря, младший брат очень ловко преувеличил мои недостатки, выставил их в виде преступлений, и в довершение всех своих низких поступков он нашел в моей комнате шелковую лестницу, подброшенную им же самим, и при помощи этой хитрости, а также показаний подкупленных слуг и других лжесвидетелей убедил моего отца, будто я намерен увезти Эдит и жениться на ней наперекор его воле. Отец решил отправить меня на три года в изгнание.
"Three years of banishment from home and England might make a soldier and a man of me, my father said, and teach me some degree of wisdom.	"Эти три года, вдали от Англии и родительского дома, - сказал он, - может быть, сделают из тебя человека и воина и хоть отчасти научат тебя житейской мудрости".

I fought out my long probation in the continental wars, tasting sumptuously of hard knocks, privation, and adventure; but in my last battle I was taken captive, and during the seven years that have waxed and waned since then, a foreign dungeon hath harboured me.	За эти годы моего долгого искуса я участвовал в континентальных войнах, изведал суровую нужду, тяжкие удары судьбы, пережил немало приключений, а в последнем сражении я был взят в плен и целых семь лет томился в чужеземной тюрьме.
Through wit and courage I won to the free air at last, and fled hither straight; and am but just arrived, right poor in purse and raiment, and poorer still in knowledge of what these dull seven years have wrought at Hendon Hall, its people and belongings.	Благодаря ловкости и мужеству я, наконец, вырвался на свободу и помчался прямо сюда. Я только что приехал. У меня нет ни приличной одежды, ни денег - и еще меньше сведений о том, что происходило за эти семь лет в Гендонском замке, что сталось с ним и его обитателями.
So please you, sir, my meagre tale is told."	Теперь, государь, с вашего позволения, вам известна моя жалкая повесть!
"Thou hast been shamefully abused!" said the little King, with a flashing eye.	- Ты жертва бесстыдной лжи, - сказал маленький король, сверкнув глазами.
"But I will right thee--by the cross will I!	- Но я восстановлю твои права, клянусь святым крестом!
The King hath said it."	Это говорит тебе король!
Then, fired by the story of Miles's wrongs, he loosed his tongue and poured the history of his own recent misfortunes into the ears of his astonished listener.	Под влиянием рассказа о злоключениях Майлса у короля развязался язык, и он выложил перед изумленным слушателем все свои недавние невзгоды.
When he had finished, Miles said to himself--	Когда он закончил рассказ, Майлс сказал себе:
"Lo, what an imagination he hath!	"Какое, однако, у него богатое воображение!
Verily, this is no common mind; else, crazed or sane, it could not weave so straight and gaudy a tale as this out of the airy nothings wherewith it hath wrought this curious romaunt.	Поистине он обладает необыкновенным талантом, иначе он не сумел бы, будь он здоров или безумен, сплести такую правдоподобную и пеструю сказку что называется из воздуха, из ничего.
Poor ruined little head, it shall not lack friend or shelter whilst I bide with the living.	Бедный свихнувшийся мальчик, покуда я жив, у него будет и друг и убежище.
He shall never leave my side; he shall be my pet, my little comrade.	Я не отпущу его от себя ни на шаг; он станет моим баловнем, моим малолетним товарищем.
And he shall be cured!--ay, made whole and sound --then will he make himself a name--and proud shall I be to say, 'Yes, he is mine--I took him, a homeless little ragamuffin, but I saw what was in him, and I said his name would be heard some day--behold him, observe him--was I right?'"	И мы его вылечим, мы вернем ему разум, он непременно прославится, его имя прогремит на всю страну, а я буду везде похваляться: "Да, он мой, я подобрал его, когда он был бездомным оборвышем, но и тогда уже мне было ясно, какие таятся в нем силы, и я предсказывал, что люди со временем услышат о нем. Смотрите на него: разве я не был прав?"
The King spoke--in a thoughtful, measured voice--	Тут заговорил король вдумчивым, размеренным голосом:
"Thou didst save me injury and shame, perchance my life, and so my crown.	- Ты избавил меня от стыда и обиды, а быть может, спас мою жизнь и, следовательно, мою корону.

Such service demandeth rich reward.	Такая услуга требует щедрой награды.
Name thy desire, and so it be within the compass of my royal power, it is thine."	Скажи мне, чего ты желаешь, и, насколько это в моей королевской власти, твое желание будет исполнено.
This fantastic suggestion startled Hendon out of his reverie.	Это фантастическое предложение вывело Г ендона из задумчивости.
He was about to thank the King and put the matter aside with saying he had only done his duty and desired no reward, but a wiser thought came into his head, and he asked leave to be silent a few moments and consider the gracious offer--an idea which the King gravely approved, remarking that it was best to be not too hasty with a thing of such great import.	Он уже хотел было поблагодарить короля и переменить разговор, сказав, что он только исполнил свой долг и не желает награды, но ему пришла в голову более разумная мысль, и он попросил позволения помолчать несколько минут, чтобы обдумать это милостивое предложение. Король с важностью кивнул головой, заметив, что в делах, имеющих такое большое значение, лучше не торопиться.
Miles reflected during some moments, then said to himself,	Майлс подумал несколько минут и сказал себе:
"Yes, that is the thing to do--by any other means it were impossible to get at it--and certes, this hour's experience has taught me 'twould be most wearing and inconvenient to continue it as it is.	"Да, именно этой милости и надо просить. Иначе ее невозможно добиться, а между тем опыт только что прошедшего часа показал, что продолжать таким образом было бы и неудобно и утомительно.
Yes, I will propose it; 'twas a happy accident that I did not throw the chance away."	Да, предложу ему это; как хорошо, что я не отказался от такого благоприятного случая".
Then he dropped upon one knee and said--	Он опустился на колено и промолвил:
"My poor service went not beyond the limit of a subject's simple duty, and therefore hath no merit; but since your Majesty is pleased to hold it worthy some reward, I take heart of grace to make petition to this effect.	- Моя скромная услуга не выходит за пределы простого долга всякого верноподданного, и потому в ней нет ничего замечательного, но раз вашему величеству угодно считать ее достойной награды, я беру на себя смелость просить о следующем.
Near four hundred years ago, as your grace knoweth, there being ill blood betwixt John, King of England, and the King of France, it was decreed that two champions should fight together in the lists, and so settle the dispute by what is called the arbitrament of God.	Около четырехсот лет тому назад, как известно вашему величеству, во время распри между Джоном, королем Англии, и французским королем, было решено выпустить с каждой стороны по бойцу и уладить спор поединком, прибегнув к так называемому суду божию.
These two kings, and the Spanish king, being assembled to witness and judge the conflict, the French champion appeared; but so redoubtable was he, that our English knights refused to measure weapons with him.	Оба короля да еще король Испании прибыли на место поединка, чтобы судить об исходе спора; но, когда вышел французский боец, он оказался до того грозен и страшен, что никто из английских рыцарей не решился померяться с ним оружием.
So the matter, which was a weighty one, was like to go against the English monarch by default.	Таким образом, опор - очень важный - должен был решаться не в пользу английского монарха.
Now in the Tower lay the Lord de Courcy, the mightiest arm in England, stripped of his honours and possessions, and wasting with long captivity.	Между тем в Тауэре как раз в это время был заключен лорд де Курси, самый могучий боец Англии, лишенный всех своих владений и почестей и давно уже томившийся в темнице.

Appeal was made to him; he gave assent, and came forth arrayed for battle; but no sooner did the Frenchman glimpse his huge frame and hear his famous name but he fled away, and the French king's cause was lost.	Обратились к нему; он согласился и прибыл на единоборство во всеоружии. Но как только француз завидел его огромную фигуру и услыхал его славное имя, он пустился бежать, и дело французского короля было проиграно.
King John restored De Courcy's titles and possessions, and said,	Король Джон вернул де Курси все его титулы и владения со словами:
'Name thy wish and thou shalt have it, though it cost me half my kingdom;' whereat De Courcy, kneeling, as I do now, made answer,	"Проси у меня, чего хочешь; твое желание будет исполнено, хотя бы оно стоило мне половины моего королевства". Де Курси упал на колени, как я теперь, и ответил:
'This, then, I ask, my liege; that I and my successors may have and hold the privilege of remaining covered in the presence of the kings of England, henceforth while the throne shall last.'	"В таком случае, государь, предоставь мне и моим потомкам право оставаться в присутствии королей Англии с покрытой головой, покуда будет существовать королевский престол".
The boon was granted, as your Majesty knoweth; and there hath been no time, these four hundred years, that that line has failed of an heir; and so, even unto this day, the head of that ancient house still weareth his hat or helm before the King's Majesty, without let or hindrance, and this none other may do. {3} Invoking this precedent in aid of my prayer, I beseech the King to grant to me but this one grace and privilege--to my more than sufficient reward--and none other, to wit: that I and my heirs, for ever, may SIT in the presence of the Majesty of England!"	Просьба его была уважена, как известно вашему величеству, и за эти четыреста лет род де Курси не прекращался, так что и до сего дня глава этого старинного рода невозбранно остается в присутствии короля в шляпе или шлеме, не испрашивая на то никакого особого позволения, -чего не смеет сделать никто другой. И вот, основываясь на этом прецеденте, я прошу у короля одной только милости и привилегии, которая будет для меня больше чем достаточной наградой, а именно: чтобы мне и моим потомкам на все времена разрешено было сидеть в присутствии английского короля.
"Rise, Sir Miles Hendon, Knight," said the King, gravely--giving the accolade with Hendon's sword--"rise, and seat thyself.	- Встань, сэр Майлс Г ендон, я посвящаю тебя в рыцари, - с важностью произнес король, ударяя его по плечу его же шпагой, - встань и садись.
Thy petition is granted.	Твоя просьба уважена.
Whilst England remains, and the crown continues, the privilege shall not lapse."	Пока существует Англия, пока существует королевская власть, это почетное право останется за тобой.
His Majesty walked apart, musing, and Hendon dropped into a chair at table, observing to himself, "'Twas a brave thought, and hath wrought me a mighty deliverance; my legs are grievously wearied.	Его величество отошел в задумчивости, а Гендон опустился на стул у стола и проговорил про себя: "То была прекрасная мысль, она выручила меня из беды, так как ноги мои ужасно устали.
An I had not thought of that, I must have had to stand for weeks, till my poor lad's wits are cured."	Не приди мне она в голову, я был бы вынужден стоять еще много недель, пока мой бедный мальчик не вылечится от своего помешательства.
After a little, he went on, "And so I am become a knight of the Kingdom of Dreams and Shadows!	- Спустя некоторое время он продолжал: - Итак, я стал рыцарем царства Снов и Теней!
A most odd and strange position, truly, for one so matter-of-fact as I.	Весьма странное, диковинное звание для такого не склонного к мечтам человека, как я.
I will not laugh--no, God forbid, for this thing which is so substanceless to me is REAL to him.	Но не стану смеяться - боже меня сохрани! - ибо то, что не существует для меня, для него подлинная действительность.

And to me, also, in one way, it is not a falsity, for it reflects with truth the sweet and generous spirit that is in him." After a pause: "Ah, what if he should call me by my fine title before folk!--there'd be a merry contrast betwixt my glory and my raiment!	Да и для меня это в одном отношении истинно: это показывает, какая у него добрая и благородная душа... - Немного помолчав, он прибавил: - Но что, если он вздумает и при других величать меня громким титулом, который он мне сейчас даровал? Забавное будет несоответствие между моим рыцарским званием и моей жалкой одеждой!
But no matter, let him call me what he will, so it please him; I shall be content."	Ну, да все равно; пусть зовет, как хочет, если ему это нравится. Я буду доволен..."
Chapter XIII.	13.
The disappearance of the Prince.	Исчезновение принца
A heavy drowsiness presently fell upon the two comrades.	После еды обоими товарищами овладела тяжкая дремота.
The King said--	Король сказал:
"Remove these rags."--meaning his clothing.	- Убери эти тряпки! (Разумея свою одежду.)
Hendon disapparelled the boy without dissent or remark, tucked him up in bed, then glanced about the room, saying to himself, ruefully,	Гендон раздел его без всяких возражений и уложил в постель, потом обвел взглядом комнату, говоря себе с грустью:
"He hath taken my bed again, as before--marry, what shall _I_ do?"	"Он опять завладел моей кроватью. Черт возьми! Что же я буду делать?"
The little King observed his perplexity, and dissipated it with a word. He said, sleepily--	От маленького короля не ускользнуло замешательство Гендона, и он сразу положил его раздумьям конец, пробормотав сонным голосом:
"Thou wilt sleep athwart the door, and guard it."	-Ты ляжешь у двери и будешь охранять ее.
In a moment more he was out of his troubles, in a deep slumber.	Через минуту он уже забыл все свои тревоги в крепком сне.
"Dear heart, he should have been born a king!" muttered Hendon, admiringly; "he playeth the part to a marvel."	"Бедняжка! Ему, право, следовало бы родиться королем! - с восхищением промолвил Гендон. -Он играет свою роль в совершенстве.
Then he stretched himself across the door, on the floor, saying contentedly-- "I have lodged worse for seven years; 'twould be but ill gratitude to Him above to find fault with this."	- И он растянулся на полу у двери, очень довольный, говоря себе: - Все эти семь лет у меня было еще меньше удобств; жаловаться на теперешнее мое положение значило бы гневить всевышнего".
He dropped asleep as the dawn appeared. Toward noon he rose, uncovered his unconscious ward--a section at a time--and took his measure with a string.	Он уснул на рассвете, а в полдень встал и, то там, то здесь приподнимая одеяло над своим крепко спавшим питомцем, снял с него мерку веревочкой.
The King awoke, just as he had completed his work, complained of the cold, and asked what he was doing.	Едва он закончил работу, король проснулся. Открыв глаза, он пожаловался на холод и спросил у своего друга, что тот делает.
"'Tis done, now, my liege," said Hendon;	- Я уже кончил, государь, - сказал Гендон.
"I have a bit of business outside, but will presently return; sleep thou again--thou needest it.	- У меня есть дело в городе, но я скоро приду. Усни опять: ты нуждаешься в отдыхе.

There--let me cover thy head also--thou'lt be warm the sooner."	Дай, я укрою тебя с головой, - так ты скорее согреешься.
The King was back in dreamland before this speech was ended.	Не успел он договорить, как король снова очутился в сонном царстве.
Miles slipped softly out, and slipped as softly in again, in the course of thirty or forty minutes, with a complete second-hand suit of boy's clothing, of cheap material, and showing signs of wear; but tidy, and suited to the season of the year.	Майлс на цыпочках вышел из комнаты и через тридцать или сорок минут так же бесшумно вернулся - с костюмом для мальчика. Костюм был ношеный, из дешевой материи, кое-где потертый, но чистый и теплый - как раз для того времени года.
He seated himself, and began to overhaul his purchase, mumbling to himself--	Майлс сел и принялся рассматривать свою покупку, бормоча себе под нос:
"A longer purse would have got a better sort, but when one has not the long purse one must be content with what a short one may do--	"Будь у меня кошель подлиннее, можно было бы достать костюм получше; но когда в кармане не густо, не следует быть слишком разборчивым...
"'There was a woman in our town, In our town did dwell--'	Красотка жила в городишке у нас, ППУ нас в городишке жила...
"He stirred, methinks--I must sing in a less thunderous key; 'tis not good to mar his sleep, with this journey before him, and he so wearied out, poor chap . . . This garment--'tis well enough--a stitch here and another one there will set it aright.	Он, кажется, пошевелился; не надо горланить так громко, иначе я нарушу его сон, между тем ему предстоит путешествие, а он и так изнурен, бедняжка... Камзол ничего, недурен - кое-где ушить и будет впору.
This other is better, albeit a stitch or two will not come amiss in it, likewise . . . THESE be very good and sound, and will keep his small feet warm and dry--an odd new thing to him, belike, since he has doubtless been used to foot it bare, winters and summers the same . . .	Штаны еще лучше, но, конечно, и тут два-три стежка не помешают... Башмаки отличные, прочные, крепкие; в них будет сухо и тепло. Они будут для него диковинкой, так как он, несомненно, привык бегать босиком и зимою и летом.
Would thread were bread, seeing one getteth a year's sufficiency for a farthing, and such a brave big needle without cost, for mere love.	Эх, если бы хлеб был такой же дешевый, как нитки!
Now shall I have the demon's own time to thread it!"	Вот за какой-нибудь фартинг я обеспечен нитками на целый год, да еще такую чудесную, большую иглу мне дали впридачу... Вот только нитку продеть в нее будет, черт возьми, нелегко".
And so he had.	И действительно, это было для него нелегким делом.
He did as men have always done, and probably always will do, to the end of time--held the needle still, and tried to thrust the thread through the eye, which is the opposite of a woman's way.	Майлс поступил, как обыкновенно поступают мужчины и, по всей вероятности, будут поступать до скончания веков: держал неподвижно иголку и старался вдеть нитку в ушко, тогда как женщины поступают как раз наоборот.
Time and time again the thread missed the mark, going sometimes on one side of the needle, sometimes on the other, sometimes doubling up against the shaft; but he was patient, having been through these experiences before, when he was soldiering.	Нитка скользила мимо иголки то справа, то слева, то складывалась вдвое, но Гендон был терпелив: уже не раз доводилось ему проделывать подобные опыты во время солдатской службы.

He succeeded at last, and took up the garment that had lain waiting, meantime, across his lap, and began his work.	Наконец ему удалось вдеть нитку; он взял костюм, лежавший у него на коленях в ожидании починки, и принялся за работу.
"The inn is paid--the breakfast that is to come, included--and there is wherewithal left to buy a couple of donkeys and meet our little costs for the two or three days betwixt this and the plenty that awaits us at Hendon Hall--	"За постой заплачено, за завтрак, который нам подадут, тоже; денег еще хватит на то, чтобы купить пару осликов и нам вдвоем прокормиться два-три дня, пока доберемся до Гендон-холла, а там у нас всего будет вдоволь...
"'She loved her hus--'	Любила она муженька...
"Body o' me!	Черт возьми!
I have driven the needle under my nail! . . .	Я загнал иголку себе под ноготь!..
It matters little—'tis not a novelty--yet 'tis not a convenience, neither. . . . We shall be merry there, little one, never doubt it!	Положим, это не беда, не в первый раз случается... а все-таки неприятно... Эх, милый, мы с тобой отлично заживем, будь уверен!
Thy troubles will vanish there, and likewise thy sad distemper--	Всем твоим злоключениям наступит конец, да и рассудок вернется к тебе...
"'She loved her husband dearilee, But another man--'	Любила она муженька своего, ППНо ее любил...
"These be noble large stitches!"--holding the garment up and viewing it admiringly--"they have a grandeur and a majesty that do cause these small stingy ones of the tailor-man to look mightily paltry and plebeian--	Вот благородные, крупные стежки. - Он поднял кверху камзол и стал разглядывать его с восхищением. - В них есть размах и величие, рядом с ними мелкие, скаредные стежки портного кажутся плебейскими и жалкими...
"'She loved her husband dearilee, But another man he loved she,--'	Любила она муженька своего, □ ПНо ее любил другой...
"Marry, 'tis done--a goodly piece of work, too, and wrought with expedition.	Ну, вот и готово! Неплохая работа, и главное -быстро закончена.
Now will I wake him, apparel him, pour for him, feed him, and then will we hie us to the mart by the Tabard Inn in Southwark and --be pleased to rise, my liege!--he answereth not--what ho, my liege!--of a truth must I profane his sacred person with a touch, sith his slumber is deaf to speech.	Теперь я разбужу его, одену, подам ему умыться, накормлю его; а затем мы с ним поспешим на рынок, что возле харчевни Табард, в Саутворке". - Извольте вставать, ваше величество! - громко сказал он. - Не отвечает!.. Эй, ваше величество! "Кажется, мне все-таки придется оскорбить его священную особу прикосновением, если сон его глух к человеческой речи.
What!"	Что это?.."
He threw back the covers--the boy was gone!	Он откинул одеяло... Мальчик исчез.
He stared about him in speechless astonishment for a moment; noticed for the first time that his ward's ragged raiment was also missing; then he began to rage and storm and shout for the innkeeper.	Гендон онемел от изумления, огляделся вокруг и тут только заметил, что лохмотья мальчика тоже исчезли. Он страшно рассвирепел, стал бушевать, звать хозяина.
At that moment a servant entered with the breakfast.	В эту минуту вошел слуга с завтраком.
"Explain, thou limb of Satan, or thy time is come!" roared the man of war, and made so savage a spring toward the waiter that this latter could not find his tongue, for the instant, for fright and surprise.	- Ты, бесовское отродье, объясни, что это значит, или прощайся со своею презренною жизнью! -загремел воин и так свирепо подскочил к слуге, что тот от удивления и страха совсем растерялся и с минуту был не в состоянии выговорить ни слова.

"Where is the boy?"	- Где мальчик?
In disjointed and trembling syllables the man gave the information desired.	Дрожа и запинаясь, слуга дал требуемое объяснение:
"You were hardly gone from the place, your worship, when a youth came running and said it was your worship's will that the boy come to you straight, at the bridge-end on the Southwark side.	- Не успели вы уйти отсюда, ваша милость, как вдруг прибегает какой-то молодой человек и говорит, что ваша милость требует мальчика сейчас же к себе, на конец моста, на саутворкский берег.
I brought him hither; and when he woke the lad and gave his message, the lad did grumble some little for being disturbed 'so early,' as he called it, but straightway trussed on his rags and went with the youth, only saying it had been better manners that your worship came yourself, not sent a stranger--and so--"	Я ввел его в комнату, он разбудил мальчугана и передал ему поручение. Тот чуть-чуть поворчал, зачем его обеспокоили "так рано", но сейчас же напялил на себя свою рвань и пошел с молодым человеком, только промолвил в сердцах, что было бы учтивее, если бы ваша милость пришли за ним сами и не посылали чужого... а то выходит...
"And so thou'rt a fool!--a fool and easily cozened--hang all thy breed!	- А то выходит, что ты идиот! Идиот и болван, и надуть тебя ничего не стоит, повесить бы всех твоих родичей!
Yet mayhap no hurt is done.	Но, может быть, беды еще нет.
Possibly no harm is meant the boy.	Может быть, мальчишку не хотели обидеть.
I will go fetch him.	Я пойду за ним и приведу сюда.
Make the table ready.	А ты тем временем накрой-ка на стол!
Stay! the coverings of the bed were disposed as if one lay beneath them--happened that by accident?"	Постой! Одеяло на кровати положено так, будто под ним кто-то лежит, - это случайно?
"I know not, good your worship.	- Не знаю, мой добрый господин!
I saw the youth meddle with them--he that came for the boy."	Я видел, как молодой человек возился у кровати, -тот самый, что приходил за мальчиком.
"Thousand deaths!	- Тысяча смертей!
'Twas done to deceive me--'tis plain 'twas done to gain time. Hark ye!	Это было сделано, чтобы обмануть меня! Да, это было сделано, чтобы выиграть время... Слушай!
Was that youth alone?"	Тот молодец был один?
"All alone, your worship."	- Один, ваша милость!
"Art sure?"	-Ты уверен в этом?
"Sure, your worship."	- Уверен, ваша милость!
"Collect thy scattered wits--bethink thee--take time, man."	- Подумай, собери свои мысли, не торопись!
After a moment's thought, the servant said--	Подумав немного, слуга сказал:
"When he came, none came with him; but now I remember me that as the two stepped into the throng of the Bridge, a ruffian-looking man plunged out from some near place; and just as he was joining them--"	- Приходил-то он один, с ним никого не было; но теперь я припоминаю, что когда они с мальчиком вышли на мост, туда, где толпа погуще, откуда-то выскочил разбойничьего вида мужчина, и как раз в ту минуту, как он подбежал к ним...

"What THEN?--out with it!" thundered the impatient Hendon, interrupting.	- Ну, что же тогда? Договаривай! - нетерпеливо загремел Гендон.
"Just then the crowd lapped them up and closed them in, and I saw no more, being called by my master, who was in a rage because a joint that the scrivener had ordered was forgot, though I take all the saints to witness that to blame ME for that miscarriage were like holding the unborn babe to judgment for sins com--"	- Как раз в эту минуту толпа заслонила их, и больше уж я их не видал, так как меня кликнул хозяин, который обозлился за то, что стряпчему забыли подать заказанную баранью ногу, хотя я беру всех святых во свидетели, что винить в этом меня - все равно что судить неродившегося младенца за грехи его...
"Out of my sight, idiot!	- Прочь с моих глаз, осел!..
Thy prating drives me mad!	Я просто с ума сойду от твоей болтовни.
Hold!	Стой!
Whither art flying?	Куда же ты бежишь?
Canst not bide still an instant?	Не может постоять и минуту на месте!
Went they toward Southwark?"	Что же, они пошли в Саутворк?
"Even so, your worship--for, as I said before, as to that detestable joint, the babe unborn is no whit more blameless than--"	-Точно так, ваша милость!.. Потому, как я вам докладывал, я в этой бараньей ноге непричинен, все равно как младе...
"Art here YET!	-Ты все еще здесь?
And prating still!	И все еще мелешь вздор?
Vanish, lest I throttle thee!"	Убирайся, покуда цел!
The servitor vanished.	Слуга исчез.
Hendon followed after him, passed him, and plunged down the stairs two steps at a stride, muttering, "'Tis that scurvy villain that claimed he was his son.	Гендон побежал вслед за ним, обогнал его и, прыгая по лестнице через две ступеньки зараз, в один миг очутился внизу.
I have lost thee, my poor little mad master--it is a bitter thought--and I had come to love thee so! No! by book and bell, NOT lost! Not lost, for I will ransack the land till I find thee again.	"Это тот гнусный разбойник, который звал его своим сыном... Я потерял тебя, мой бедный, маленький безумный повелитель! Какая горькая мысль! Я так полюбил тебя! Нет! Клянусь всем святым, я тебя не потерял! Не потерял, потому что я обыщу всю Англию и все же найду тебя.
Poor child, yonder is his breakfast--and mine, but I have no hunger now; so, let the rats have it--speed, speed! that is the word!"	Бедный ребенок! Там остался его завтрак... и мой... ну да мне теперь не до еды. Пусть он достанется крысам! Скорее, скорее, медлить нельзя!"
As he wormed his swift way through the noisy multitudes upon the Bridge he several times said to himself--clinging to the thought as if it were a particularly pleasing one--"He grumbled, but he WENT--he went, yes, because he thought Miles Hendon asked it, sweet lad--he would ne'er have done it for another, I know it well."	И, торопливо пробираясь сквозь шумную толпу на мосту, он несколько раз повторил, как будто эта мысль была особенно приятна ему: "Он поворчал, но пошел ... да, пошел, так как думал, что его зовет Майлс Гендон... Милый мальчик! Никого другого он не послушался бы, уж я знаю!"
Chapter XIV.	14.
'Le Roi est mort--vive le Roi.'	"Le Roi est mort - Vive Le Roi!"[ Король умер - да здравствует король! (франц.)]

Toward daylight of the same morning, Tom Canty stirred out of a heavy sleep and opened his eyes in the dark.	В это самое утро, на рассвете, Том Кенти проснулся от глубокого сна и открыл глаза в темноте.
He lay silent a few moments, trying to analyse his confused thoughts and impressions, and get some sort of meaning out of them; then suddenly he burst out in a rapturous but guarded voice--	Несколько мгновений он лежал молча, пытаясь разобраться в путанице впечатлений и мыслей, чтобы хоть отчасти уразуметь их значение. И вдруг воскликнул веселым, но сдержанным голосом:
"I see it all, I see it all!	- Я понял! Понял!
Now God be thanked, I am indeed awake at last!	Слава богу, теперь я окончательно проснулся.
Come, joy! vanish, sorrow!	Приди ко мне радость! Исчезни печаль!
Ho, Nan!	Эй, Нэн!
Bet! kick off your straw and hie ye hither to my side, till I do pour into your unbelieving ears the wildest madcap dream that ever the spirits of night did conjure up to astonish the soul of man withal! . . .	Бэт! Сбросьте с себя солому, бегите скорее ко мне: я сейчас расскажу вам самый дикий, безумный сон, какой только могут навеять на человека ночные духи!
Ho, Nan, I say!	Эй, Нэн, где же ты?
Bet!"	Бэт!
A dim form appeared at his side, and a voice said--	Чья-то темная фигура появилась у его постели, чей-то голос произнес:
"Wilt deign to deliver thy commands?"	- Что угодно тебе повелеть?
"Commands? . . .	- Повелеть?..
O, woe is me, I know thy voice!	О горе мне, я узнаю твой голос!
Speak thou--who am I?"	Говори... кто я такой?
"Thou?	-Ты?
In sooth, yesternight wert thou the Prince of Wales; to-day art thou my most gracious liege, Edward, King of England."	Еще вчера ты был принцем Уэльским, ныне же ты мой августейший повелитель, Эдуард, король Англии.
Tom buried his head among his pillows, murmuring plaintively--	Том зарылся головой в подушку и жалобно пролепетал:
"Alack, it was no dream!	- Увы, то был не сон!
Go to thy rest, sweet sir--leave me to my sorrows."	Иди отдыхай, добрый сэр... Оставь меня одного с моим горем.
Tom slept again, and after a time he had this pleasant dream.	Том опять уснул. И немного спустя ему приснился замечательный сон.
He thought it was summer, and he was playing, all alone, in the fair meadow called Goodman's Fields, when a dwarf only a foot high, with long red whiskers and a humped back, appeared to him suddenly and said,	Будто на дворе лето и будто он играет один на прекрасной лужайке, которая зовется Гудмэнс-филдс; как вдруг к нему подходит карлик, ростом не больше фута, горбатый, с длинной рыжей бородой, и говорит:
"Dig by that stump."	- Копай возле этого пня!
He did so, and found twelve bright new pennies--wonderful riches!	Том послушался и нашел целых двенадцать блестящих новых пенсов - сказочное богатство!

Yet this was not the best of it; for the dwarf said--	Но лучшее было впереди, потому что карлик сказал:
"I know thee.	- Я знаю тебя.
Thou art a good lad, and a deserving; thy distresses shall end, for the day of thy reward is come.	Ты юноша добрый и достойный похвал; твое горе кончилось, пришел день награды.
Dig here every seventh day, and thou shalt find always the same treasure, twelve bright new pennies.	Копай на этом самом месте каждый седьмой день, и всякий раз ты будешь находить здесь сокровище - двенадцать новых блестящих пенсов.
Tell none--keep the secret."	Только не говори никому, это тайна.
Then the dwarf vanished, and Tom flew to Offal Court with his prize, saying to himself,	Затем карлик исчез, а Том со своей добычей помчался в Двор Отбросов, говоря себе:
"Every night will I give my father a penny; he will think I begged it, it will glad his heart, and I shall no more be beaten.	"Теперь я каждый вечер могу давать отцу по одному пенни; он будет думать, что я собрал их, прося подаяние, это развеселит его сердце, и он перестанет меня колотить.
One penny every week the good priest that teacheth me shall have; mother, Nan, and Bet the other four.	Одно пенни в неделю я буду давать доброму священнику, который учит меня, а остальные четыре - матери, Нэн и Бэт.
We be done with hunger and rags, now, done with fears and frets and savage usage."	Мы не будем больше голодать и ходить оборванцами. Прощайте страхи, тревоги, побои".
In his dream he reached his sordid home all out of breath, but with eyes dancing with grateful enthusiasm; cast four of his pennies into his mother's lap and cried out--	Во сне он в один миг очутился в своем убогом жилье, прибежал туда запыхавшись, но глаза у него так и прыгали от счастья; он бросил четыре монеты на колени матери, крича:
"They are for thee!--all of them, every one!--for thee and Nan and Bet --and honestly come by, not begged nor stolen!"	- Это тебе!.. Все тебе, все до одной! Тебе, и Нэн, и Бэт! Я добыл их честно, не украл и не выпросил.
The happy and astonished mother strained him to her breast and exclaimed--	Счастливая, удивленная мать прижала его к груди и воскликнула:
"It waxeth late--may it please your Majesty to rise?"	- Становится поздно... не угодно ли будет вашему величеству встать?
Ah! that was not the answer he was expecting.	Ах, он ждал не такого ответа.
The dream had snapped asunder--he was awake.	Сон рассеялся. Том проснулся.
He opened his eyes--the richly clad First Lord of the Bedchamber was kneeling by his couch.	Он открыл глаза. У его постели стоял на коленях роскошно одетый первый лорд опочивальни.
The gladness of the lying dream faded away--the poor boy recognised that he was still a captive and a king.	Радость, вызванная обманчивым сном, сразу исчезла: бедный мальчик увидел, что он все еще пленник и король.
The room was filled with courtiers clothed in purple mantles--the mourning colour--and with noble servants of the monarch.	Комната была переполнена царедворцами в пурпуровых мантиях - траурный цвет - и знатными прислужниками монарха.
Tom sat up in bed and gazed out from the heavy silken curtains upon this fine company.	Том сел на постели и из-за тяжелых шелковых занавесей смотрел на все это великолепное сборище.

The weighty business of dressing began, and one courtier after another knelt and paid his court and offered to the little King his condolences upon his heavy loss, whilst the dressing proceeded.	Затем началась трудная церемония одевания, причем все время придворные один за другим становились на колени, приветствуя маленького короля и выражая ему сочувствие по поводу его тяжелой утраты.
In the beginning, a shirt was taken up by the Chief Equerry in Waiting, who passed it to the First Lord of the Buckhounds, who passed it to the Second Gentleman of the Bedchamber, who passed it to the Head Ranger of Windsor Forest, who passed it to the Third Groom of the Stole, who passed it to the Chancellor Royal of the Duchy of Lancaster, who passed it to the Master of the Wardrobe, who passed it to Norroy King-at-Arms, who passed it to the Constable of the Tower, who passed it to the Chief Steward of the Household, who passed it to the Hereditary Grand Diaperer, who passed it to the Lord High Admiral of England, who passed it to the Archbishop of Canterbury, who passed it to the First Lord of the Bedchamber, who took what was left of it and put it on Tom.	Прежде всего лорд обер-шталмейстер взял рубашку и передал ее первому лорду егермейстеру, тот передал ее второму лорду опочивальни, этот в свою очередь - главному лесничему Виндзорского леса, тот - третьему обер-камергеру, этот - королевскому канцлеру герцогства Ланкастерского, тот - хранителю королевской одежды, этот - герольдмейстеру Норройскому, тот - коменданту Тауэра, этот -лорду заведующему дворцовым хозяйством, тот -главному наследственному подвязывателю королевской салфетки, этот - первому лорду адмиралтейства, тот - архиепископу Кентерберийскому, и, наконец, архиепископ -первому лорду опочивальни, который надел рубашку - или, вернее, то, что от нее осталось, - на Тома.
Poor little wondering chap, it reminded him of passing buckets at a fire.	Бедный мальчик не знал что и подумать; это напомнило ему передачу из рук в руки ведер во время пожара.
Each garment in its turn had to go through this slow and solemn process; consequently Tom grew very weary of the ceremony; so weary that he felt an almost gushing gratefulness when he at last saw his long silken hose begin the journey down the line and knew that the end of the matter was drawing near.	Каждая принадлежность его туалета подвергалась тому же медленному и торжественному процессу. В конце концов эта церемония так наскучила Тому, так ужасно наскучила, что он чуть не вскрикнул от радости, увидав, что вдоль линии уже начали странствовать его длинные шелковые чулки: значит, церемония приближалась к концу.
But he exulted too soon.	Но радость его была преждевременна.
The First Lord of the Bedchamber received the hose and was about to encase Tom's legs in them, when a sudden flush invaded his face and he hurriedly hustled the things back into the hands of the Archbishop of Canterbury with an astounded look and a whispered,	Первый лорд опочивальни получил чулки и уже готовился облечь ими ноги Тома, как вдруг лицо его покрылось багровыми пятнами и он сунул чулки обратно в руки архиепископа Кентерберийского, пробормотав с изумлением:
"See, my lord!" pointing to a something connected with the hose.	- Смотрите, милорд! Очевидно, с чулками что-то было неладно.
The Archbishop paled, then flushed, and passed the hose to the Lord High Admiral, whispering,	Архиепископ побледнел, потом покраснел и передал чулки адмиралу, прошептав:
"See, my lord!"	- Смотрите, милорд!
The Admiral passed the hose to the Hereditary Grand Diaperer, and had hardly breath enough in his body to ejaculate,	Адмирал передал чулки наследственному подвязывателю королевской салфетки, причем у него едва хватило силы пролепетать:
"See, my lord!"	- Смотрите, милорд!

The hose drifted backward along the line, to the Chief Steward of the Household, the Constable of the Tower, Norroy King-at-Arms, the Master of the Wardrobe, the Chancellor Royal of the Duchy of Lancaster, the Third Groom of the Stole, the Head Ranger of Windsor Forest, the Second Gentleman of the Bedchamber, the First Lord of the Buckhounds,--accompanied always with that amazed and frightened	Таким образом чулки пространствовали обратно вдоль всей линии, через руки лорда заведующего дворцовым хозяйством, коменданта Тауэра, герольдмейстера Норройского, хранителя королевской одежды, канцлера герцогства Ланкастерского, третьего обер-камергера, главного лесничего Виндзорского леса, второго лорда опочивальни, первого лорда егермейстера, сопровождаемые все тем же удивленным и испуганным шепотом:
"See! see!"—till they finally reached the hands of the Chief Equerry in Waiting, who gazed a moment, with a pallid face, upon what had caused all this dismay, then hoarsely whispered,	"Смотрите! Смотрите!", пока, наконец, не попали в руки обер-шталмейстера. Тот, бледный как полотно, с минуту разглядывал причину общего испуга, затем хрипло прошептал:
"Body of my life, a tag gone from a truss-point!--to the Tower with the Head Keeper of the King's Hose! "--after which he leaned upon the shoulder of the First Lord of the Buckhounds to regather his vanished strength whilst fresh hose, without any damaged strings to them, were brought.	-Господи помилуй! От подвязки отскочил жестяной наконечник! В Тауэр главного хранителя королевских чулок! - и в изнеможении склонился на плечо первого лорда егермейстера, чтобы восстановить свои силы, покуда не доставят такие чулки, у которых подвязки находятся в полной исправности.
But all things must have an end, and so in time Tom Canty was in a condition to get out of bed.	Но все на свете рано или поздно кончается, и, таким образом, наступила пора, когда Том Кенти получил, наконец, возможность покинуть постель.
The proper official poured water, the proper official engineered the washing, the proper official stood by with a towel, and by-and-by Tom got safely through the purifying stage and was ready for the services of the Hairdresser-royal.	Один придворный налил воды в таз, другой руководил умыванием, третий держал наготове полотенце. Том благополучно совершил обряд омовения, после чего к делу приступил королевский цирюльник.
When he at length emerged from this master's hands, he was a gracious figure and as pretty as a girl, in his mantle and trunks of purple satin, and purple-plumed cap. He now moved in state toward his breakfast-room, through the midst of the courtly assemblage; and as he passed, these fell back, leaving his way free, and dropped upon their knees.	Из рук этого художника Том вышел грациозным и миловидным, как девочка. В плаще и штанах из пурпурного атласа и в шляпе с пурпурными перьями он торжественно проследовал в утреннюю столовую сквозь густую толпу придворных, которые расступались перед ним и преклоняли колени.
After breakfast he was conducted, with regal ceremony, attended by his great officers and his guard of fifty Gentlemen Pensioners bearing gilt battle-axes, to the throne-room, where he proceeded to transact business of state.	После завтрака его провели в тронный зал! Это была пышная церемония: его сопровождали первые сановники Англии, а также почетная стража из пятидесяти дворян с золочеными бердышами в руках. В тронном зале ему предстояло заняться государственными делами.
His 'uncle,' Lord Hertford, took his stand by the throne, to assist the royal mind with wise counsel.	Его "дядя", лорд Гертфорд, поместился у самого трона, чтобы помогать королю своими мудрыми советами.
The body of illustrious men named by the late King as his executors appeared, to ask Tom's approval of certain acts of theirs--rather a form, and yet not wholly a form, since there was no Protector as yet.	Раньше всех предстали перед Томом именитые лорды, душеприказчики покойного короля. Они ходатайствовали, чтобы Том утвердил некоторые их распоряжения. Это была пустая формальность, - однако не совсем, так как в то время еще не было лорда-протектора.

The Archbishop of Canterbury made report of the decree of the Council of Executors concerning the obsequies of his late most illustrious Majesty, and finished by reading the signatures of the Executors, to wit: the Archbishop of Canterbury; the Lord Chancellor of England; William Lord St. John; John Lord Russell; Edward Earl of Hertford; John Viscount Lisle; Cuthbert Bishop of Durham-	Архиепископ Кентерберийский доложил постановление совета о похоронах покойного монарха и в заключение прочел подписи душеприказчиков, а именно: архиепископ Кентерберийский; лорд-канцлер Англии; Вильям лорд Сент-Джон; Джон лорд Рассел; Эдуард граф Гертфорд; Джон виконт Лисли; Катберт, епископ Дургэмский...
Torn was not listening--an earlier clause of the document was puzzling him.	Том не слушал, - его еще раньше смутил в этом документе один удивительный пункт.
At this point he turned and whispered to Lord Hertford--	Он повернулся к лорду Гертфорду и шепотом спросил:
"What day did he say the burial hath been appointed for?"	- На какой день назначены похороны?
"The sixteenth of the coming month, my liege."	- На шестнадцатое число будущего месяца, государь!
"'Tis a strange folly.	- Это просто удивительно!
Will he keep?"	Разве он продержится так долго?
Poor chap, he was still new to the customs of royalty; he was used to seeing the forlorn dead of Offal Court hustled out of the way with a very different sort of expedition.	Бедный малый! Королевские обычаи были для него еще внове. Он привык к тому, что покойников на Дворе Отбросов спроваживали в могилу гораздо быстрее.
However, the Lord Hertford set his mind at rest with a word or two.	Двумя-тремя словами лорд Гертфорд успокоил его.
A secretary of state presented an order of the Council appointing the morrow at eleven for the reception of the foreign ambassadors, and desired the King's assent.	Затем статс-секретарь доложил о постановлении государственного совета, назначившего на другой день в одиннадцать часов прием иностранных послов. Требовалось согласие короля.
Tom turned an inquiring look toward Hertford, who whispered--	Том вопросительно посмотрел на лорда Гертфорда. Тот шепнул:
"Your Majesty will signify consent.	- Ваше величество да соблаговолит изъявить согласие.
They come to testify their royal masters' sense of the heavy calamity which hath visited your Grace and the realm of England."	Они прибудут, чтобы выразить вам соболезнование их августейших повелителей по поводу тяжкой утраты, постигшей ваше величество и всю Англию.
Tom did as he was bidden.	Том поступил, как ему было сказано.
Another secretary began to read a preamble concerning the expenses of the late King's household, which had amounted to 28,000 pounds during the preceding six months--a sum so vast that it made Tom Canty gasp; he gasped again when the fact appeared that 20,000 pounds of this money was still owing and unpaid; {4} and once more when it appeared that the King's coffers were about empty, and his twelve hundred servants much embarrassed for lack of the wages due them.	Другой статс-секретарь начал читать акт о расходах на штат покойного короля, достигших за последнее полугодие двадцати восьми тысяч фунтов стерлингов. Сумма была так велика, что у Тома Кенти дух захватило. Еще больше изумился он, узнав, что из этих денег двадцать тысяч еще не уплачено. И окончательно разинул рот, когда оказалось, что королевская сокровищница почти что пуста, а его тысяча слуг испытывают большие лишения, ибо давно уже не получают следуемого им жалованья.

Tom spoke out, with lively apprehension--	Том с горячим убеждением сказал:
"We be going to the dogs, 'tis plain.	- Ясно, что этак мы разоримся к чертям.
'Tis meet and necessary that we take a smaller house and set the servants at large, sith they be of no value but to make delay, and trouble one with offices that harass the spirit and shame the soul, they misbecoming any but a doll, that hath nor brains nor hands to help itself withal.	Нам следует снять домик поменьше и распустить большинство наших слуг, которые все равно ни на что не годны, только болтаются под ногами и покрывают нашу душу позором, оказывая нам такие услуги, какие нужны разве что кукле, не имеющей ни рассудка, ни рук, чтобы самой управиться со своими делами.
I remember me of a small house that standeth over against the fish-market, by Billingsgate--"	Я знаю один домишко, как раз насупротив рыбного рынка у Билингсгэйта... Он...
A sharp pressure upon Tom's arm stopped his foolish tongue and sent a blush to his face; but no countenance there betrayed any sign that this strange speech had been remarked or given concern.	"Дядя" крепко сжал Тому руку, чтобы остановить его безумную речь; тот вспыхнул и остановился на полуслове; но никто не выразил удивления, как будто никто и не слыхал его слов.
A secretary made report that forasmuch as the late King had provided in his will for conferring the ducal degree upon the Earl of Hertford and raising his brother, Sir Thomas Seymour, to the peerage, and likewise Hertford's son to an earldom, together with similar aggrandisements to other great servants of the Crown, the Council had resolved to hold a sitting on the 16th of February for the delivering and confirming of these honours, and that meantime, the late King not having granted, in writing, estates suitable to the support of these dignities, the Council, knowing his private wishes in that regard, had thought proper to grant to Seymour '500 pound lands,' and to Hertford's son '800 pound lands, and 300 pound of the next bishop's lands which should fall vacant,'--his present Majesty being willing. {5}	Какой-то секретарь доложил, что покойный король в своей духовной завещал пожаловать графу Гертфорду герцогский титул, возвести его брата, сэра Томаса Сеймура, в звание пэра, а сына Г ертфорда сделать графом, равно как и возвысить в звании других знатных слуг короны. Совет решил назначить заседание на шестнадцатое февраля для утверждения и исполнения воли покойного. А так как почивший король никому из поименованных лиц не пожаловал письменно поместий, необходимых, чтобы поддержать столь высокое звание, то совет, будучи осведомлен о личных желаниях его величества по этому поводу, счел за благо, если на то будет соизволение ныне царствующего монарха, назначить Сеймуру "земель на пятьсот фунтов стерлингов", а сыну Гертфорда "на восемьсот фунтов стерлингов", прибавив к этому первый же участок земли "на триста фунтов стерлингов", "какой освободится за смертью какого-нибудь епископа".
Tom was about to blurt out something about the propriety of paying the late King's debts first, before squandering all this money, but a timely touch upon his arm, from the thoughtful Hertford, saved him this indiscretion; wherefore he gave the royal assent, without spoken comment, but with much inward discomfort.	Том чуть было не брякнул, что лучше бы сначала уплатить долги покойного короля, а потом уж расходовать такие огромные деньги; но предусмотрительный Гертфорд, во-время тронув его за плечо, спас его от подобной бестактности, и он изъявил свое королевское согласие, хотя в душе был очень недоволен.
While he sat reflecting a moment over the ease with which he was doing strange and glittering miracles, a happy thought shot into his mind: why not make his mother Duchess of Offal Court, and give her an estate?	С минуту он сидел и раздумывал, как легко и просто он теперь совершает такие блистательные чудеса, и вдруг у него мелькнула мысль: почему бы не сделать свою мать герцогиней Двора Отбросов и не пожаловать ей поместье?

But a sorrowful thought swept it instantly away: he was only a king in name, these grave veterans and great nobles were his masters; to them his mother was only the creature of a diseased mind; they would simply listen to his project with unbelieving ears, then send for the doctor.	Но в то же мгновение он с горечью сообразил, что ведь он король только по имени, на самом же деле он весь во власти этих важных старцев и величавых вельмож. Для них его мать - создание больного воображения; они выслушают его недоверчиво и пошлют за доктором - только и всего.
The dull work went tediously on.	Скучная работа продолжалась.
Petitions were read, and proclamations, patents, and all manner of wordy, repetitious, and wearisome papers relating to the public business; and at last Tom sighed pathetically and murmured to himself,	Читались всякие многословные, утомительно-нудные петиции, указы, дипломы и другие бумаги, относящиеся к государственным делам; наконец Том сокрушенно вздохнул и пробормотал про себя:
"In what have I offended, that the good God should take me away from the fields and the free air and the sunshine, to shut me up here and make me a king and afflict me so?"	- Чем прогневал я господа бога, что он отнял у меня солнечный свет, свежий воздух, поля и луга и запер меня в этой темнице, сделал меня королем и причинил мне столько огорчений?
Then his poor muddled head nodded a while and presently drooped to his shoulder; and the business of the empire came to a standstill for want of that august factor, the ratifying power.	Тут бедная, утомленная его голова стала клониться в дремоте и, наконец, упала на плечо; дела королевства приостановились за отсутствием августейшего двигателя, имеющего власть превращать чужие желания в законы.
Silence ensued around the slumbering child, and the sages of the realm ceased from their deliberations.	Тишина окружила дремавшего мальчика, и государственные мужи прервали обсуждение дел.
During the forenoon, Tom had an enjoyable hour, by permission of his keepers, Hertford and St. John, with the Lady Elizabeth and the little Lady Jane Grey; though the spirits of the princesses were rather subdued by the mighty stroke that had fallen upon the royal house; and at the end of the visit his 'elder sister'--afterwards the	Перед обедом Том, с разрешения своих тюремщиков Гертфорда и Сент-Джона, провел приятный часок в обществе леди Елизаветы и маленькой леди Джэн Г рей, хотя принцессы были весьма опечалены тяжелой утратой, постигшей королевскую семью. Под конец ему нанесла визит "старшая сестра", впоследствии получившая в истории имя
'Bloody Mary' of history --chilled him with a solemn interview which had but one merit in his eyes, its brevity.	"Марии Кровавой". Она заморозила Тома своей высокопарной беседой, которая в его глазах имела только одно достоинство - краткость.
He had a few moments to himself, and then a slim lad of about twelve years of age was admitted to his presence, whose clothing, except his snowy ruff and the laces about his wrists, was of black, --doublet, hose, and all.	На несколько минут его оставили одного, затем к нему был допущен худенький мальчик лет двенадцати, платье которого, за исключением белоснежных кружев на вороте и рукавах, было сверху донизу черное - камзол, чулки и все прочее.
He bore no badge of mourning but a knot of purple ribbon on his shoulder.	В его одежде не было никаких признаков траура, только пурпурный бант на плече.
He advanced hesitatingly, with head bowed and bare, and dropped upon one knee in front of Tom.	Он приближался к Тому нерешительным шагом, склонив обнаженную голову, и, когда подошел, опустился на колено.
Tom sat still and contemplated him soberly a moment. Then he said--	Том с минуту спокойно и вдумчиво смотрел на него и, наконец, сказал:
"Rise, lad.	- Встань, мальчик.

Who art thou.	Кто ты такой?
What wouldst have?"	Что тебе надобно?
The boy rose, and stood at graceful ease, but with an aspect of concern in his face. He said--	Мальчик встал на ноги; он стоял в изящной, непринужденной позе, но на лице у него были тревога и грусть.
"Of a surety thou must remember me, my lord.	- Ты, конечно, помнишь меня, милорд?
I am thy whipping-boy."	Я твой паж, мальчик для порки.
"My WHIPPING-boy?"	- Мальчик для порки?
"The same, your Grace.	-Так точно, ваше величество.
I am Humphrey--Humphrey Marlow."	Я Гэмфри... Гэмфри Марло.
Tom perceived that here was someone whom his keepers ought to have posted him about.	Том подумал, что его опекунам не мешало бы рассказать ему об этом паже.
The situation was delicate.	Положение было щекотливое.
What should he do?--pretend he knew this lad, and then betray by his every utterance that he had never heard of him before?	Что ему делать? Притвориться, будто он узнает мальчугана, а потом каждым словом своим обнаруживать, что он никогда и не слышал о нем?
No, that would not do.	Нет, это не годится.
An idea came to his relief: accidents like this might be likely to happen with some frequency, now that business urgencies would often call Hertford and St. John from his side, they being members of the Council of Executors; therefore perhaps it would be well to strike out a plan himself to meet the requirements of such emergencies.	Спасительная мысль пришла ему в голову: ведь такие случаи будут, пожалуй, нередки. С настоящего дня лордам Гертфорду и Сент-Джону частенько придется отлучаться от него по делам, поскольку они - члены совета душеприказчиков; не худо бы самому придумать способ, как выпутываться из затруднений подобного рода.
Yes, that would be a wise course--he would practise on this boy, and see what sort of success he might achieve.	"Дельная мысль! Попробую испытать ее на мальчишке... и посмотрю, что из этого выйдет".
So he stroked his brow perplexedly a moment or two, and presently said--	Минуты две Том в замешательстве тер себе лоб и, наконец, сказал:
"Now I seem to remember thee somewhat--but my wit is clogged and dim with suffering--"	- Теперь, мне кажется, я немного припоминаю тебя... но мой разум отуманен недугом...
"Alack, my poor master!" ejaculated the whipping-boy, with feeling; adding, to himself,	- Увы, мой бедный господин! - с чувством искреннего сожаления воскликнул паж для порки, а про себя подумал:
"In truth 'tis as they said--his mind is gone--alas, poor soul! But misfortune catch me, how am I forgetting!	"Значит, правду о нем говорили... не в своем уме бедняга... Но, черт возьми, какой же я забывчивый!
They said one must not seem to observe that aught is wrong with him."	Ведь ведено не подавать и виду, что замечаешь, будто у него голова не в порядке".
"'Tis strange how my memory doth wanton with me these days," said Tom.	- Странно, как память изменяет мне в последние дни, - сказал Том.

"But mind it not--I mend apace--a little clue doth often serve to bring me back again the things and names which had escaped me. (And not they, only, forsooth, but e'en such as I ne'er heard before--as this lad shall see.) Give thy business speech."	- Но ты не обращай внимания... я быстро поправлюсь; часто мне достаточно бывает одного небольшого намека, чтобы я припомнил имена и события, ускользнувшие из моей памяти. ("А порой и такие, о которых я раньше никогда не слыхал, в чем сейчас убедится этот малый".) Говори же, что тебе надо!
"'Tis matter of small weight, my liege, yet will I touch upon it, an' it please your Grace.	- Дело мелкое, государь, но все же я дерзаю напомнить о нем, с дозволения вашей милости.
Two days gone by, when your Majesty faulted thrice in your Greek--in the morning lessons,--dost remember it?"	Два дня тому назад, когда ваше величество изволили сделать три ошибки в греческом переводе за утренним уроком... вы помните это?..
"Y-e-s--methinks I do. (It is not much of a lie--an' I had meddled with the Greek at all, I had not faulted simply thrice, but forty times.) Yes, I do recall it, now--go on."	- Д-д-да, кажется помню... ("Это даже не совсем ложь: если бы я стал учиться по-гречески, я, наверное, сделал бы не три ошибки, а сорок".) Да, теперь помню... продолжай!
"The master, being wroth with what he termed such slovenly and doltish work, did promise that he would soundly whip me for it--and--"	- Учитель, разгневавшись на вас за такую, как он выразился, неряшливую и скудоумную работу, пригрозил больно высечь меня за нее... и...
"Whip THEE!" said Tom, astonished out of his presence of mind.	- Высечь тебя? - вскричал Том. Он был так удивлен, что даже позабыл свою роль.
"Why should he whip THEE for faults of mine?"	- С какой же стати ему сечь тебя за мои ошибки?
"Ah, your Grace forgetteth again.	- Ах, ваша милость опять забываете!
He always scourgeth me when thou dost fail in thy lessons."	Он всегда сечет меня розгами, когда вы плохо приготовите урок.
"True, true--I had forgot.	- Правда, правда... Я и забыл.
Thou teachest me in private--then if I fail, he argueth that thy office was lamely done, and--"	Ты помогаешь мне готовить уроки, и когда потом я делаю ошибки, он считает, что ты худо подготовил меня... и...
"Oh, my liege, what words are these?	- О, что ты говоришь, мой государь?
I, the humblest of thy servants, presume to teach THEE?"	Я, ничтожнейший из слуг твоих, посмел бы учить тебя?!
"Then where is thy blame?	-Так в чем же твоя вина?
What riddle is this?	Что это за странная загадка?
Am I in truth gone mad, or is it thou?	Или я и вправду рехнулся, или это ты сумасшедший?
Explain--speak out."	Говори же... объясни скорее.
"But, good your Majesty, there's nought that needeth simplifying.--None may visit the sacred person of the Prince of Wales with blows; wherefore, when he faulteth, 'tis I that take them; and meet it is and right, for that it is mine office and my livelihood." {1}	- Но, ваше величество, ничего не может быть проще. Никто не смеет наносить побои священной особе принца Уэльского; поэтому, когда принц провинится, вместо него бьют меня. Это правильно, так оно и быть должно, потому что такова моя служба и я ею кормлюсь.

Tom stared at the tranquil boy, observing to himself,	Том с изумлением смотрел на этого безмятежно-спокойного мальчика и говорил про себя:
"Lo, it is a wonderful thing,--a most strange and curious trade; I marvel they have not hired a boy to take my combings and my dressings for me--would heaven they would!--an' they will do this thing, I will take my lashings in mine own person, giving God thanks for the change."	"Чудное дело! Вот так ремесло! Удивляюсь, как это не наняли мальчика, которого причесывали бы и одевали вместо меня. Дай-то бог, чтоб наняли!.. Тогда я попрошу, чтобы секли меня самого, и буду счастлив такой заменой".
Then he said aloud--	Вслух он спросил:
"And hast thou been beaten, poor friend, according to the promise?"	- И что же, мой бедный друг, тебя высекли, выполняя угрозу учителя?
"No, good your Majesty, my punishment was appointed for this day, and peradventure it may be annulled, as unbefitting the season of mourning that is come upon us; I know not, and so have made bold to come hither and remind your Grace about your gracious promise to intercede in my behalf--"	- Нет, ваше величество, в том-то и горе, что наказание было назначено на сегодня, но, может быть, его отменят совсем, ввиду траура, хотя наверняка я не знаю; поэтому-то я и осмелился придти сюда и напомнить вашему величеству о вашем милостивом обещании вступиться за меня...
"With the master?	- Перед учителем?
To save thee thy whipping?"	Чтобы тебя не секли?
"Ah, thou dost remember!"	- Ах, это вы помните?
"My memory mendeth, thou seest.	-Ты видишь, моя память исправляется.
Set thy mind at ease--thy back shall go unscathed--I will see to it."	Успокойся, твоей спины уж не коснется розга... Я позабочусь об этом.
"Oh, thanks, my good lord!" cried the boy, dropping upon his knee again.	- О, благодарю вас, мой добрый король! -воскликнул мальчик, снова преклоняя колено.
"Mayhap I have ventured far enow; and yet--"	- Может быть, с моей стороны это слишком большая смелость, но все же...
Seeing Master Humphrey hesitate, Tom encouraged him to go on, saying he was "in the granting mood."	Видя, что Гэмфри колеблется, Том поощрил его, объявив, что сегодня он "хочет быть милостивым".
"Then will I speak it out, for it lieth near my heart.	- В таком случае я выскажу все, что у меня на сердце.
Sith thou art no more Prince of Wales but King, thou canst order matters as thou wilt, with none to say thee nay; wherefore it is not in reason that thou wilt longer vex thyself with dreary studies, but wilt burn thy books and turn thy mind to things less irksome.	Так как вы уже не принц Уэльский, а король, вы можете приказать, что вам вздумается, и никто не посмеет ответить вам "нет"; и, конечно, вы не потерпите, чтобы вам и впредь докучали уроками, вы швырнете постылые книги в огонь и займетесь чем-нибудь менее скучным.
Then am I ruined, and mine orphan sisters with me!"	Тогда я погиб, а со мною и мои осиротелые сестры.
"Ruined?	- Погиб?
Prithee how?"	Почему?

"My back is my bread, O my gracious liege! if it go idle, I starve.	- Моя спина - хлеб мой, о милостивый мой повелитель! Если она не получит ударов, я умру с голода.
An' thou cease from study mine office is gone thou'lt need no whipping-boy.	А если вы бросите учение, моя должность будет упразднена, потому что вам уже не потребуется мальчик для порки.
Do not turn me away!"	Смилуйтесь, не прогоняйте меня!
Tom was touched with this pathetic distress.	Том был тронут этим искренним горем.
He said, with a right royal burst of generosity--	С королевским великодушием он сказал:
"Discomfort thyself no further, lad.	- Не огорчайся, милый!
Thine office shall be permanent in thee and thy line for ever."	Я закреплю твою должность за тобою и за всеми твоими потомками.
Then he struck the boy a light blow on the shoulder with the flat of his sword, exclaiming,	Он слегка ударил мальчика по плечу шпагой плашмя и воскликнул:
"Rise, Humphrey Marlow, Hereditary Grand Whipping-Boy to the Royal House of England!	- Встань, Гэмфри Марло! Отныне твоя должность становится наследственной во веки веков.
Banish sorrow--I will betake me to my books again, and study so ill that they must in justice treble thy wage, so mightily shall the business of thine office be augmented."	Отныне и ты, и твои потомки будут великими пажами для порки при всех принцах английской державы. Не терзай себя скорбью. Я опять примусь за мои книги и буду учиться так худо, что твое жалованье, по всей справедливости, придется утроить, настолько увеличится твой труд.
The grateful Humphrey responded fervidly--"Thanks, O most noble master, this princely lavishness doth far surpass my most distempered dreams of fortune.	- Спасибо, благородный повелитель! - воскликнул Гэмфри в порыве горячей признательности. - Эта царственная щедрость превосходит мои самые смелые мечты.
Now shall I be happy all my days, and all the house of Marlow after me."	Теперь я буду счастлив до гроба, и все мои потомки, все будущие Марло, будут счастливы.
Tom had wit enough to perceive that here was a lad who could be useful to him.	Том сообразил, что мальчишка может быть ему очень полезен.
He encouraged Humphrey to talk, and he was nothing loath.	Он заставил Гэмфри разговориться, что оказалось нетрудно.
He was delighted to believe that he was helping in Tom's 'cure'; for always, as soon as he had finished calling back to Tom's diseased mind the various particulars of his experiences and adventures in the royal school-room and elsewhere about the palace, he noticed that Tom was then able to 'recall' the circumstances quite clearly.	Г эмфри был в восторге, что может способствовать "исцелению" Тома, ибо всякий раз, как он воскрешал в расстроенном уме короля те или иные происшествия, случившиеся в классной комнате или в других королевских покоях, юный король и сам чрезвычайно отчетливо "припоминал" все подробности этих событий.

At the end of an hour Tom found himself well freighted with very valuable information concerning personages and matters pertaining to the Court; so he resolved to draw instruction from this source daily; and to this end he would give order to admit Humphrey to the royal closet whenever he might come, provided the Majesty of England was not engaged with other people.	К концу беседы, за какой-нибудь час, Том приобрел множество полезнейших сведений о разных эпизодах и людях, связанных с придворной жизнью; поэтому он решил черпать из этого источника ежедневно и распорядился всегда беспрепятственно допускать к нему Гэмфри, если только его величество владыка Британии не будет беседовать в это время с кем-нибудь другим.
Humphrey had hardly been dismissed when my Lord Hertford arrived with more trouble for Tom.	Не успел Гэмфри уйти, как явился Гертфорд и принес Тому новые горести.
He said that the Lords of the Council, fearing that some overwrought report of the King's damaged health might have leaked out and got abroad, they deemed it wise and best that his Majesty should begin to dine in public after a day or two--his wholesome complexion and vigorous step, assisted by a carefully guarded repose of manner and ease and grace of demeanour, would more surely quiet the general pulse--in case any evil rumours HAD gone about--than any other scheme that could be devised.	Он сообщил, что лорды государственного совета, опасаясь, как бы преувеличенные рассказы о расстроенном здоровье короля не распространились в народе, сочли за благо, чтобы его величество через день-другой соизволил обедать публично; здоровый цвет его лица, его бодрая поступь в сочетании с его спокойными жестами, непринужденным и милостивым обращением лучше всего положат конец кривотолкам - в случае если недобрые слухи уже вышли за пределы дворца.
Then the Earl proceeded, very delicately, to instruct Tom as to the observances proper to the stately occasion, under the rather thin disguise of 'reminding' him concerning things already known to him; but to his vast gratification it turned out that Tom needed very little help in this line--he had been making use of Humphrey in that direction, for Humphrey had mentioned that within a few days he was to begin to dine in public; having gathered it from the swift-winged gossip of the Court.	Граф принялся деликатнейшим образом наставлять Тома, как подобает ему держаться во время этой пышной процедуры. Под видом довольно прозрачных "напоминаний" о том, что его величеству было будто бы отлично известно, он сообщил ему весьма ценные сведения. К великому удовольствию графа, оказалось, что Тому нужна в этом отношении весьма небольшая помощь, так как он успел выведать об этих публичных обедах у Гэмфри Марло: быстрокрылая молва о них уже носилась по дворцу.
Tom kept these facts to himself, however.	Том, конечно, предпочел умолчать о своем разговоре с Гэмфри.
Seeing the royal memory so improved, the Earl ventured to apply a few tests to it, in an apparently casual way, to find out how far its amendment had progressed.	Видя, что память короля так сильно окрепла, граф решил подвергнуть ее, будто случайно, еще нескольким испытаниям, чтобы судить, насколько подвинулось выздоровление.
The results were happy, here and there, in spots--spots where Humphrey's tracks remained--and on the whole my lord was greatly pleased and encouraged.	Результаты получились отрадные - не всегда, а в отдельных случаях: там, где оставались следы от разговоров с Гэмфри.
So encouraged was he, indeed, that he spoke up and said in a quite hopeful voice--	Милорд остался чрезвычайно доволен и сказал голосом, полным надежды:

"Now am I persuaded that if your Majesty will but tax your memory yet a little further, it will resolve the puzzle of the Great Seal--a loss which was of moment yesterday, although of none to-day, since its term of service ended with our late lord's life. May it please your Grace to make the trial?"	- Теперь я убежден, что, если ваше величество напряжете свою память еще немного, вы разрешите нам тайну большой государственной печати. Нынче эта печать нам ненадобна, так как ее служба окончилась с жизнью нашего почившего монарха, но еще вчера ее утрата имела для нас важное значение... Угодно вашему величеству сделать усилие?
Tom was at sea--a Great Seal was something which he was totally unacquainted with.	Том растерялся: большая печать - это было нечто совершенно ему неизвестное.
After a moment's hesitation he looked up innocently and asked--	После минутного колебания он взглянул невинными глазами на Г ертфорда и простодушно спросил:
"What was it like, my lord?"	- А какова она с виду?
The Earl started, almost imperceptibly, muttering to himself,	Граф чуть заметно вздрогнул и пробормотал про себя:
"Alack, his wits are flown again!--it was ill wisdom to lead him on to strain them" --then he deftly turned the talk to other matters, with the purpose of sweeping the unlucky seal out of Tom's thoughts--a purpose which easily succeeded.	- Увы, ум его опять помутился. Неразумно было заставлять его напрягать свою память... Он ловко перевел разговор на другое, чтобы Том и думать забыл о злополучной печати. Достигнуть этого ему было очень нетрудно.
Chapter XV.	15.
Tom as King.	Том - король
The next day the foreign ambassadors came, with their gorgeous trains; and Tom, throned in awful state, received them.	На другой день явились иноземные послы, каждый в сопровождении блистательной свиты. Том принимал их, восседая на троне с величавой и даже грозной торжественностью.
The splendours of the scene delighted his eye and fired his imagination at first, but the audience was long and dreary, and so were most of the addresses --wherefore, what began as a pleasure grew into weariness and home-sickness by-and-by.	На первых порах пышность этой сцены пленяла его взор и воспламеняла фантазию, но прием был долог и скучен, большинство речей тоже были долги и скучны, так что удовольствие под конец превратилось в утомительную и тоскливую повинность.
Tom said the words which Hertford put into his mouth from time to time, and tried hard to acquit himself satisfactorily, but he was too new to such things, and too ill at ease to accomplish more than a tolerable success.	Время от времени Том произносил слова, подсказанные ему Гертфордом, и добросовестно старался выполнить свой долг, - но это было для него еще внове, он конфузился и достиг очень малых успехов.
He looked sufficiently like a king, but he was ill able to feel like one. He was cordially glad when the ceremony was ended.	Вид у него был королевский, но чувствовать себя королем он не мог; поэтому он был сердечно рад, когда церемония кончилась.
The larger part of his day was 'wasted'--as he termed it, in his own mind--in labours pertaining to his royal office.	Большая часть дня пропала даром, как выразился он мысленно, - в пустых занятиях, к которым вынуждала его королевская должность.
Even the two hours devoted to certain princely pastimes and recreations were rather a burden to him than otherwise, they were so fettered by restrictions and ceremonious observances.	Даже два часа, уделенные для царственных забав и развлечении, были ему скорее в тягость, так как он был скован по рукам и ногам чопорным и строгим этикетом.

However, he had a private hour with his whipping-boy which he counted clear gain, since he got both entertainment and needful information out of it.	Зато потом он отдохнул душою наедине со своим мальчиком для порки, беседа с этим юнцом доставила Тому и развлечение и полезные сведения.
The third day of Tom Canty's kingship came and went much as the others had done, but there was a lifting of his cloud in one way--he felt less uncomfortable than at first; he was getting a little used to his circumstances and surroundings; his chains still galled, but not all the time; he found that the presence and homage of the great afflicted and embarrassed him less and less sharply with every hour that drifted over his head.	Третий день царствования Тома Кенти прошел так же, как и другие дни, с той разницей, что теперь тучи у него над головой немного рассеялись, - он чувствовал себя не так неловко, как в первое время, он начинал привыкать к своему положению и к новой среде; цепи еще тяготили его, но он ощущал их тяжесть значительно реже и с каждым часом обнаруживал, что постоянная близость знатнейших лордов и их преклонение пред ним все меньше конфузят и удручают его.
But for one single dread, he could have seen the fourth day approach without serious distress--the dining in public; it was to begin that day.	Одно только мешало ему спокойно ждать приближения следующего, четвертого дня - страх за свой первый публичный обед, который был назначен на этот день.
There were greater matters in the programme--for on that day he would have to preside at a council which would take his views and commands concerning the policy to be pursued toward various foreign nations scattered far and near over the great globe; on that day, too, Hertford would be formally chosen to the grand office of Lord Protector; other things of note were appointed for that fourth day, also; but to Tom they were all insignificant compared with the ordeal of dining all by himself with a multitude of curious eyes fastened upon him and a multitude of mouths whispering comments upon his performance,--and upon his mistakes, if he should be so unlucky as to make any.	В программе четвертого дня были и другие, более серьезные вещи: Тому предстояло впервые председательствовать в государственном совете и высказывать свои желания и мысли по поводу той политики, какой должна придерживаться Англия в отношении разных государств, ближних и дальних, разбросанных по всему земному шару; в этот же день предстояло официальное назначение Гертфорда на высокий пост лорда-протектора, и еще много важного должно было совершиться в тот день. Но для Тома все это было ничто в сравнении с пыткой, ожидавшей его на публичном обеде, когда он будет одиноко сидеть за столом, под множеством устремленных на него любопытных взглядов, в присутствии множества ртов, шепотом высказывающих разные замечания о его малейшем движении и о его промахах, если ему не повезет и он сделает какие-нибудь промахи.
Still, nothing could stop that fourth day, and so it came.	Но ничто не могло задержать наступления четвертого дня, и вот этот день наступил.
It found poor Tom low-spirited and absent-minded, and this mood continued; he could not shake it off.	Он застал бедного Тома угнетенным, рассеянным; дурное состояние духа держалось очень долго: Том был не в силах стряхнуть с себя эту тоску.
The ordinary duties of the morning dragged upon his hands, and wearied him.	Обычные утренние церемонии показались ему особенно тягостными.
Once more he felt the sense of captivity heavy upon him.	Он снова почувствовал, как удручает его вся эта жизнь в плену.
Late in the forenoon he was in a large audience-chamber, conversing with the Earl of Hertford and dully awaiting the striking of the hour appointed for a visit of ceremony from a considerable number of great officials and courtiers.	Незадолго до полудня его привели в обширный аудиенц-зал, где он, в беседе с графом Гертфордом, должен был ждать, пока пробьет условленный час официального приема первейших сановников и царедворцев.

After a little while, Tom, who had wandered to a window and become interested in the life and movement of the great highway beyond the palace gates--and not idly interested, but longing with all his heart to take part in person in its stir and freedom--saw the van of a hooting and shouting mob of disorderly men, women, and children of the lowest and poorest degree approaching from up the road.	Немного погодя Том подошел к окну и стал с интересом всматриваться в кипучую жизнь большой дороги, проходившей мимо дворцовых ворот. О, как бы ему хотелось принять участие в ее бойкой и привольной суете! Вдруг он увидел беспорядочную толпу мужчин, женщин и детей низшего, беднейшего сословия, которые со свистом и гиканьем бежали по дороге.
"I would I knew what 'tis about!" he exclaimed, with all a boy's curiosity in such happenings.	- Хотел бы я знать, что там происходит! -воскликнул он с тем любопытством, которое подобные события всегда пробуждают в мальчишеских душах.
"Thou art the King!" solemnly responded the Earl, with a reverence.	- Вы - король... - низко кланяясь, сказал ему граф.
"Have I your Grace's leave to act?"	- Ваше величество разрешит мне выполнить ваше желание?
"O blithely, yes!	- Да, пожалуйста! Еще бы!
O gladly, yes!" exclaimed Tom excitedly, adding to himself with a lively sense of satisfaction,	С удовольствием! - взволнованно крикнул Том и про себя добавил, чрезвычайно обрадованный:
"In truth, being a king is not all dreariness--it hath its compensations and conveniences."	"По правде говоря, быть королем не так уж и плохо: тяготы этого звания нередко возмещаются разными выгодами".
The Earl called a page, and sent him to the captain of the guard with the order--	Граф кликнул пажа и послал его к начальнику стражи:
"Let the mob be halted, and inquiry made concerning the occasion of its movement.	- Пусть задержат толпу и узнают, куда она бежит и зачем.
By the King's command!"	По приказу короля...
A few seconds later a long rank of the royal guards, cased in flashing steel, filed out at the gates and formed across the highway in front of the multitude.	Несколько минут спустя многочисленный отряд королевских гвардейцев, сверкая стальными доспехами, вышел гуськом из ворот и, выстроившись на дороге, преградил путь толпе.
A messenger returned, to report that the crowd were following a man, a woman, and a young girl to execution for crimes committed against the peace and dignity of the realm.	Посланный вернулся и доложил, что толпа следует за мужчиной, женщиной и девочкой, которых ведут на казнь за преступления, совершенные ими против спокойствия и величия английской державы.
Death--and a violent death--for these poor unfortunates!	Смерть, лютая смерть ожидает троих несчастных!
The thought wrung Tom's heart-strings.	В сердце Тома словно что-то оборвалось.
The spirit of compassion took control of him, to the exclusion of all other considerations; he never thought of the offended laws, or of the grief or loss which these three criminals had inflicted upon their victims; he could think of nothing but the scaffold and the grisly fate hanging over the heads of the condemned.	Жалость овладела им и вытеснила все прочие чувства; он не-подумал о нарушениях закона, об ущербе и муках, которые эти преступники причинили своим жертвам, - он не мог думать ни о чем, кроме виселицы и страшной судьбы, ожидающей осужденных на казнь.

His concern made him even forget, for the moment, that he was but the false shadow of a king, not the substance; and before he knew it he had blurted out the command--	От волнения он даже забыл на минуту, что он не настоящий король, а поддельный, и, прежде чем он успел подумать, у него вырвалось из уст приказание:
"Bring them here!"	- Привести их сюда!
Then he blushed scarlet, and a sort of apology sprung to his lips; but observing that his order had wrought no sort of surprise in the Earl or the waiting page, he suppressed the words he was about to utter.	Тотчас же он покраснел до ушей и уже хотел было попросить извинения и отменить свой приказ, но, заметив, что ни граф, ни дежурный паж не удивились его словам, промолчал.
The page, in the most matter-of-course way, made a profound obeisance and retired backwards out of the room to deliver the command.	Паж, как ни в чем не бывало, отвесил низкий поклон и, пятясь, вышел из залы, чтобы исполнить королевскую волю.
Tom experienced a glow of pride and a renewed sense of the compensating advantages of the kingly office.	Том ощутил прилив гордости и еще раз сознался себе, что звание короля все же имеет свои преимущества.
He said to himself, "Truly it is like what I was used to feel when I read the old priest's tales, and did imagine mine own self a prince, giving law and command to all, saying	"Право, - думал он, - все это очень похоже на то, о чем я недавно мечтал, читая старые книги отца Эндрью и воображая себя королем, который диктует законы и приказывает всем окружающим: сделайте то, сделайте другое.
'Do this, do that,' whilst none durst offer let or hindrance to my will."	Там - в моих мечтах - никто не смел ослушаться меня".
Now the doors swung open; one high-sounding title after another was announced, the personages owning them followed, and the place was quickly half-filled with noble folk and finery.	Двери распахнулись; один за другим провозглашались громкие титулы, и входили вельможи, носившие их. Половина зала наполнилась знатью в великолепных одеждах.
But Tom was hardly conscious of the presence of these people, so wrought up was he and so intensely absorbed in that other and more interesting matter.	Но Том почти не сознавал присутствия этих людей, так сильно был он захвачен другим, более интересным делом.
He seated himself absently in his chair of state, and turned his eyes upon the door with manifestations of impatient expectancy; seeing which, the company forbore to trouble him, and fell to chatting a mixture of public business and court gossip one with another.	Он рассеянно опустился на трон и впился глазами в дверь, не скрывая своего нетерпения. Увидев это, собравшиеся лорды не решились тревожить его и стали тихонько шептаться о разных государственных делах вперемешку с придворными сплетнями.
In a little while the measured tread of military men was heard approaching, and the culprits entered the presence in charge of an under-sheriff and escorted by a detail of the king's guard.	Немного погодя послышалась мерная поступь солдат, и в зал вошли преступники в сопровождении помощника шерифа и взвода королевской гвардии.
The civil officer knelt before Tom, then stood aside; the three doomed persons knelt, also, and remained so; the guard took position behind Tom's chair.	Помощник шерифа преклонил перед Томом колени и тотчас же отошел в сторону; трое осужденных тоже упали на колени, да так и остались; гвардейцы поместились за троном.
Tom scanned the prisoners curiously.	Том с любопытством вглядывался в преступников.
Something about the dress or appearance of the man had stirred a vague memory in him.	Какая-то подробность в одежде или в наружности мужчины пробудила в нем смутное воспоминание.

"Methinks I have seen this man ere now . . . but the when or the where fail me."-- Such was Tom's thought.	"Этого человека я как будто уже где-то видел, -подумал он, - но где и когда, не припомню".
Just then the man glanced quickly up and quickly dropped his face again, not being able to endure the awful port of sovereignty; but the one full glimpse of the face which Tom got was sufficient.	Как раз в эту минуту преступник бросил быстрый взгляд на Тома и столь же быстро поник головой, ослепленный грозным блеском королевского величия; но для Тома было достаточно этой секунды, чтобы разглядеть его лицо.
He said to himself: "Now is the matter clear; this is the stranger that plucked Giles Witt out of the Thames, and saved his life, that windy, bitter, first day of the New Year--a brave good deed--pity he hath been doing baser ones and got himself in this sad case . . .	"Теперь я знаю, - сказал он себе, - это тот самый незнакомец, который вытащил Джайлса Уитта из Темзы и спас ему жизнь в первый день нового года; день был ненастный и ветреный... Благородный, самоотверженный подвиг!
I have not forgot the day, neither the hour; by reason that an hour after, upon the stroke of eleven, I did get a hiding by the hand of Gammer Canty which was of so goodly and admired severity that all that went before or followed after it were but fondlings and caresses by comparison."	Жалко, что этот человек стал преступником и замешан в какое-то темное дело... Я отлично помню, в какой день и даже в котором часу это было, потому что часом позже, когда на башне пробило одиннадцать, бабка Кенти задала мне такую отличную, восхитительно свирепую трепку, в сравнении с которой все предыдущие и последующие могут показаться нежнейшей лаской".
Tom now ordered that the woman and the girl be removed from the presence for a little time; then addressed himself to the under-sheriff, saying--	Том приказал увести на короткое время женщину с девочкой и обратился к помощнику шерифа:
"Good sir, what is this man's offence?"	- Добрый сэр, в чем вина этого человека?
The officer knelt, and answered--	Шериф преклонил колено.
"So please your Majesty, he hath taken the life of a subject by poison."	- Смею доложить вашему величеству, он лишил жизни одного из ваших подданных при помощи яда.
Tom's compassion for the prisoner, and admiration of him as the daring rescuer of a drowning boy, experienced a most damaging shock.	Жалость Тома к преступнику, а также восхищение героической смелостью, которую тот проявил при спасении тонувшего мальчика, потерпели жестокий удар.
"The thing was proven upon him?" he asked.	- Его вина доказана? - спросил он.
"Most clearly, sire."	- Вполне доказана, ваше величество!
Tom sighed, and said--	Том вздохнул и сказал:
"Take him away--he hath earned his death. 'Tis a pity, for he was a brave heart--na--na, I mean he hath the LOOK of it!"	-Уведите его, он заслужил смерть... Это жаль, потому что еще недавно он был храбрецом... то есть... то есть... я хочу сказать, что у него такой вид...
The prisoner clasped his hands together with sudden energy, and wrung them despairingly, at the same time appealing imploringly to the 'King' in broken and terrified phrases--	Осужденный внезапно почувствовал прилив энергии и, в отчаянии ломая руки, стал умолять "короля" прерывистым, испуганным голосом:
"O my lord the King, an' thou canst pity the lost, have pity upon me!	- О великий король, если тебе жалко погибшего, сжалься и надо мной!

I am innocent--neither hath that wherewith I am charged been more than but lamely proved--yet I speak not of that; the judgment is gone forth against me and may not suffer alteration; yet in mine extremity I beg a boon, for my doom is more than I can bear.	Я невиновен, улики против меня очень слабы... Но я говорю не об этом; суд надо мною уже совершен, и отменить приговор невозможно. Я умоляю только об одной милости, ибо та кара, на которую я осужден, выше моих сил.
A grace, a grace, my lord the King! in thy royal compassion grant my prayer--give commandment that I be hanged!"	Пощады, пощады, о великий король! Окажи мне королевскую милость, внемли моей мольбе: дай приказ, чтобы меня повесили!
Tom was amazed.	Том был поражен.
This was not the outcome he had looked for.	Он не ожидал такой просьбы.
"Odds my life, a strange BOON!	- Какая странная милость!
Was it not the fate intended thee?"	Разве тебя ведут не на виселицу?
"O good my liege, not so!	- О нет, мой добрый государь.
It is ordered that I be BOILED ALIVE!"	Я осужден быть заживо сваренным в кипятке.
The hideous surprise of these words almost made Tom spring from his chair.	При этих неожиданных и ужасных словах Том чуть не спрыгнул с трона.
As soon as he could recover his wits he cried out--	Опомнившись от изумления, он воскликнул:
"Have thy wish, poor soul! an' thou had poisoned a hundred men thou shouldst not suffer so miserable a death."	- Будь по-твоему, бедняга! Если бы даже ты отравил сто человек, ты не будешь предан такой мучительной казни!
The prisoner bowed his face to the ground and burst into passionate expressions of gratitude--ending with--	Осужденный припал головой к полу, изливаясь в страстных выражениях признательности, и закончил такими словами:
"If ever thou shouldst know misfortune--which God forefend!--may thy goodness to me this day be remembered and requited!"	- Если когда-нибудь, боже избави, тебя постигнет беда, - пусть тебе зачтется твоя милость ко мне.
Tom turned to the Earl of Hertford, and said--	Том повернулся к графу Гертфорду:
"My lord, is it believable that there was warrant for this man's ferocious doom?"	- Милорд, можно ли поверить, чтобы этого человека осудили на такую жестокую казнь?
"It is the law, your Grace--for poisoners.	- Таков закон, ваше величество, для отравителей.
In Germany coiners be boiled to death in OIL--not cast in of a sudden, but by a rope let down into the oil by degrees, and slowly; first the feet, then the legs, then--"	В Германии фальшивомонетчиков варят живыми в кипящем масле, и не вдруг, а постепенно спускают их на веревке в котел - сначала ступни, потом ноги, потом...
"O prithee no more, my lord, I cannot bear it!" cried Tom, covering his eyes with his hands to shut out the picture.	- О, пожалуйста, милорд, перестань, замолчи! Я не могу этого вынести! - воскликнул Том, закрывая лицо руками, чтобы отогнать ужасную картину.
"I beseech your good lordship that order be taken to change this law--oh, let no more poor creatures be visited with its tortures."	- Заклинаю тебя, милорд, отдай приказ, чтобы этот закон отменили!.. О, пусть никогда, никогда не подвергают несчастных таким омерзительным пыткам.

The Earl's face showed profound gratification, for he was a man of merciful and generous impulses--a thing not very common with his class in that fierce age.	Лицо графа выразило живейшее удовольствие; он был человек сострадательный и склонный к великодушным порывам, что не так часто встречалось среди знатных господ в то жестокое время.
He said--	Он сказал:
"These your Grace's noble words have sealed its doom.	- Благородные слова вашего величества -смертный приговор этому закону.
History will remember it to the honour of your royal house."	Они будут занесены на скрижали истории к чести вашего королевского дома.
The under-sheriff was about to remove his prisoner; Tom gave him a sign to wait; then he said--	Помощник шерифа уже намеревался увести осужденного, но Том знаком остановил его.
"Good sir, I would look into this matter further.	- Добрый сэр, - сказал он. - Я хотел бы вникнуть в это дело.
The man has said his deed was but lamely proved.	Человек говорит, что улики против него очень слабы.
Tell me what thou knowest."	Скажи мне, что ты знаешь о нем?
"If the King's grace please, it did appear upon the trial that this man entered into a house in the hamlet of Islington where one lay sick--three witnesses say it was at ten of the clock in the morning, and two say it was some minutes later--the sick man being alone at the time, and sleeping--and presently the man came forth again and went his way. The sick man died within the hour, being torn with spasms and retchings."	- Осмелюсь доложить вашему королевскому величеству, на суде выяснилось, что человек этот входил в некий дом в селении Ислингтон, где лежал некий больной; трое свидетелей показывают, что это было ровно в десять часов утра, а двое - что это было несколькими минутами позже. Больной был один и спал; этот человек вскоре вышел и пошел своей дорогой, а час спустя больной умер в страшных муках, сопровождаемых рвотой и судорогами.
"Did any see the poison given?	- Что же, видел кто-нибудь, как этот человек давал ему яд?
Was poison found?"	Яд найден?
"Marry, no, my liege."	- Нет, ваше величество!
"Then how doth one know there was poison given at all?"	- Откуда же известно, что больной был отравлен?
"Please your Majesty, the doctors testified that none die with such symptoms but by poison."	- Осмелюсь доложить вашему величеству, доктора говорят, что такие признаки бывают только при отравлении.
Weighty evidence, this, in that simple age.	Веская улика в то наивное время.
Tom recognised its formidable nature, and said--	Том сразу понял всю ее неотразимую силу и сказал:
"The doctor knoweth his trade--belike they were right.	- Доктора знают свое ремесло. Должно быть, они были правы.
The matter hath an ill-look for this poor man."	Плохо твое дело, бедняга!
"Yet was not this all, your Majesty; there is more and worse.	- Это еще не все, ваше величество! Есть и другие, более тяжкие улики.

Many testified that a witch, since gone from the village, none know whither, did foretell, and speak it privately in their ears, that the sick man WOULD DIE BY POISON--and more, that a stranger would give it—a stranger with brown hair and clothed in a worn and common garb; and surely this prisoner doth answer woundily to the bill.	Многие показали на суде, что колдунья, после того исчезнувшая из деревни неизвестно куда, предсказывала по секрету всем и каждому, что больному суждено быть отравленным и, больше того, что отраву даст ему незнакомый темноволосый прохожий в простом поношенном платье. Осужденный вполне подходит под эти приметы.
Please your Majesty to give the circumstance that solemn weight which is its due, seeing it was FORETOLD."	Прошу ваше величество отнестись с должным вниманием к этой тяжкой улике, ввиду того, что все это было заранее предсказано.
This was an argument of tremendous force in that superstitious day.	Довод подавляющей силы в те суеверные дни.
Tom felt that the thing was settled; if evidence was worth anything, this poor fellow's guilt was proved.	Том почувствовал, что такая улика решает все дело, что вина бедняка доказана, если придавать какую-нибудь цену таким доказательствам.
Still he offered the prisoner a chance, saying--	Но все же ему захотелось предоставить несчастному еще одну возможность обелить себя, и он обратился к нему со словами:
"If thou canst say aught in thy behalf, speak."	- Если можешь сказать что-нибудь в свое оправдание, говори!
"Nought that will avail, my King.	- Ничто меня не спасет, государь!
I am innocent, yet cannot I make it appear.	Я невиновен, но доказать свою правоту не могу.
I have no friends, else might I show that I was not in Islington that day; so also might I show that at that hour they name I was above a league away, seeing I was at Wapping Old Stairs; yea more, my King, for I could show, that whilst they say I was TAKING life, I was SAVING it.	У меня нет друзей, иначе я мог бы привести их в свидетели, что я даже не был тогда в Ислингтоне, ибо находился за целую милю от этого места, на Уоппинг-Олд-Стерс. Больше того, государь, - я мог бы доказать, что в то самое время, когда я, как они говорят, загубил человека, я спас человека.
A drowning boy--"	Утопающий мальчик...
"Peace!	- Погоди!
Sheriff, name the day the deed was done!"	Шериф, назови мне тот день, когда было совершено преступление.
"At ten in the morning, or some minutes later, the first day of the New Year, most illustrious--"	- В десять часов утра или несколькими минутами позже в первый день нового года, мой августейший...
"Let the prisoner go free--it is the King's will!"	- Отпустить его на свободу, такова моя королевская воля!
Another blush followed this unregal outburst, and he covered his indecorum as well as he could by adding--	Выговорив это, Том опять отчаянно покраснел и поспешил загладить, как мог, свой некоролевский порыв:
"It enrageth me that a man should be hanged upon such idle, hare-brained evidence!"	- Меня возмущает, - сказал он, - что человека могут вздернуть на виселицу из-за таких пустых и легковесных улик!
A low buzz of admiration swept through the assemblage.	Шепот восхищения пронесся по залу.

It was not admiration of the decree that had been delivered by Tom, for the propriety or expediency of pardoning a convicted poisoner was a thing which few there would have felt justified in either admitting or admiring--no, the admiration was for the intelligence and spirit which Tom had displayed.	Восхищались не приговором, так как мало кто из присутствующих решился бы одобрить помилование уличенного отравителя, -восхищались умом и решимостью, проявленными в этом случае Томом.
Some of the low-voiced remarks were to this effect--	Слышались такие замечания, высказываемые вполголоса:
"This is no mad king--he hath his wits sound."	- Нет, он не сумасшедший, наш король! Он в полном рассудке.
"How sanely he put his questions--how like his former natural self was this abrupt imperious disposal of the matter!"	-Как разумно он ставил вопросы... такое властное, крутое решение напоминает нам прежнего принца!
"God be thanked, his infirmity is spent!	- Слава богу, его болезнь прошла!
This is no weakling, but a king.	Это не слабый птенец, это король.
He hath borne himself like to his own father."	Он держал себя совсем как его покойный родитель.
The air being filled with applause, Tom's ear necessarily caught a little of it. The effect which this had upon him was to put him greatly at his ease, and also to charge his system with very gratifying sensations.	Так как воздух был насыщен такими хвалебными возгласами, они не могли не дойти до ушей Тома; у него появилось ощущение непринужденности, и по всему его телу разлились какие-то приятные чувства.
However, his juvenile curiosity soon rose superior to these pleasant thoughts and feelings; he was eager to know what sort of deadly mischief the woman and the little girl could have been about; so, by his command, the two terrified and sobbing creatures were brought before him.	Но вскоре молодое любопытство заставило его позабыть эти чувства: Тому захотелось узнать, какое кровавое преступление могли совершить женщина и маленькая девочка, и по его приказу обе они, испуганные и плачущие, предстали перед ним.
"What is it that these have done?" he inquired of the sheriff.	- А эти что сделали? - спросил он у шерифа.
"Please your Majesty, a black crime is charged upon them, and clearly proven; wherefore the judges have decreed, according to the law, that they be hanged.	- Разрешите доложить, ваше величество, что они уличены в гнусном преступлении, и виновность их ясно доказана. Судьи, согласно закону, приговорили их к повешению.
They sold themselves to the devil--such is their crime."	Обе они продали душу дьяволу - вот в чем их преступление.
Tom shuddered.	Том содрогнулся.
He had been taught to abhor people who did this wicked thing. Still, he was not going to deny himself the pleasure of feeding his curiosity for all that; so he asked--	Его приучили гнушаться людьми, которые общаются с дьяволом, но его отвращение было побеждено любопытством, и он спросил:
"Where was this done?--and when?"	-Где же это было... и когда?
"On a midnight in December, in a ruined church, your Majesty."	- В полночь, в декабре, в развалинах церкви, ваше величество.
Tom shuddered again.	Том опять содрогнулся.
"Who was there present?"	- Кто был при этом?

"Only these two, your grace--and THAT OTHER."	- Только эти двое, ваше величество, и тот, другой.
"Have these confessed?"	- Они сознались в своей вине?
"Nay, not so, sire--they do deny it."	- Никак нет, государь, отрицают.
"Then prithee, how was it known?"	- В таком случае как же их вина стала известна?
"Certain witness did see them wending thither, good your Majesty; this bred the suspicion, and dire effects have since confirmed and justified it.	- Некие свидетели, ваше величество, видели, как они входили туда. Это возбудило подозрение, которое потом подтвердилось.
In particular, it is in evidence that through the wicked power so obtained, they did invoke and bring about a storm that wasted all the region round about.	В частности, доказано, что при помощи власти, полученной ими от дьявола, они вызвали бурю, опустошившую всю окрестность.
Above forty witnesses have proved the storm; and sooth one might have had a thousand, for all had reason to remember it, sith all had suffered by it."	Около сорока свидетелей показали, что буря действительно была. Таких свидетелей нашлась бы и тысяча. Они все хорошо помнят бурю, так как все пострадали от нее.
"Certes this is a serious matter."	- Конечно, это дело серьезное!
Tom turned this dark piece of scoundrelism over in his mind a while, then asked--	- Том некоторое время молчал, размышляя о мрачных злодеяниях колдуний, и, наконец, спросил:
"Suffered the woman also by the storm?"	- А женщина тоже пострадала от бури?
Several old heads among the assemblage nodded their recognition of the wisdom of this question.	Несколько старцев, присутствовавших в зале, закивали головами в знак одобрения мудрому вопросу.
The sheriff, however, saw nothing consequential in the inquiry; he answered, with simple directness--	Но шериф, не подозревая, к чему клонится дело, простодушно ответил:
"Indeed did she, your Majesty, and most righteously, as all aver. Her habitation was swept away, and herself and child left shelterless."	- Точно так, ваше величество. Она пострадала и, как все говорят, поделом... Ее жилище снесло ураганом, и она с ребенком осталась без крова.
"Methinks the power to do herself so ill a turn was dearly bought.	- Дорого же она заплатила за то, чтобы сделать зло самой себе.
She had been cheated, had she paid but a farthing for it; that she paid her soul, and her child's, argueth that she is mad; if she is mad she knoweth not what she doth, therefore sinneth not."	Даже если бы она заплатила всего только фартинг, и то можно было бы сказать, что ее обманули; а ведь она загубила свою душу и душу ребенка. Следовательно, она сумасшедшая; а раз она сумасшедшая, она не знает, что делает, и, следовательно, ни в чем не виновна.
The elderly heads nodded recognition of Tom's wisdom once more, and one individual murmured,	Старцы опять закивали головами, восхищаясь мудростью Тома. Один придворный пробормотал:
"An' the King be mad himself, according to report, then is it a madness of a sort that would improve the sanity of some I wot of, if by the gentle providence of God they could but catch it."	- Если слухи справедливы и король -сумасшедший, не мешало бы этим сумасшествием заразиться иному здоровому.
"What age hath the child?" asked Tom.	- Сколько лет ребенку? - спросил Том.
"Nine years, please your Majesty."	- Девять лет, смею доложить вашему величеству.

"By the law of England may a child enter into covenant and sell itself, my lord?" asked Tom, turning to a learned judge.	- Может ли ребенок, по английским законам, вступать в сделки и продавать себя, милорд? -обратился Том с вопросом к одному ученому судье.
"The law doth not permit a child to make or meddle in any weighty matter, good my liege, holding that its callow wit unfitteth it to cope with the riper wit and evil schemings of them that are its elders.	- Закон не дозволяет малолетним вступать в какие-либо сделки или принимать в них участие, милосердный король, ввиду того, что их незрелый ум не в состоянии состязаться с более зрелым умом и злоумышленными кознями старших.
The DEVIL may buy a child, if he so choose, and the child agree thereto, but not an Englishman--in this latter case the contract would be null and void."	Дьявол может купить душу ребенка, если пожелает и если дитя согласится, - дьявол, но никак не англичанин... в последнем случае договор недействителен.
"It seemeth a rude unchristian thing, and ill contrived, that English law denieth privileges to Englishmen to waste them on the devil!" cried Tom, with honest heat.	- Ну, это дикая выдумка, чуждая христианской религии! Как же может английский закон предоставлять дьяволу такие права, каких не имеет ни один англичанин?! - воскликнул Том в благородном негодовании.
This novel view of the matter excited many smiles, and was stored away in many heads to be repeated about the Court as evidence of Tom's originality as well as progress toward mental health.	Этот новый взгляд на вещи вызвал у многих улыбку, и многие потом повторяли эти слова в придворных кругах в доказательство того, как самобытно мышление Тома и как проясняется его помутившийся разум.
The elder culprit had ceased from sobbing, and was hanging upon Tom's words with an excited interest and a growing hope.	Старшая преступница перестала рыдать и жадно, с возрастающей надеждой впивала в себя каждое слово.
Tom noticed this, and it strongly inclined his sympathies toward her in her perilous and unfriended situation.	Том это заметил, и ему стало еще более жаль эту одинокую, беззащитную женщину, стоявшую на краю гибели.
Presently he asked--	Он спросил:
"How wrought they to bring the storm?"	- Что же они делали, чтобы вызвать бурю?
"BY PULLING OFF THEIR STOCKINGS, sire."	- Они стаскивали с себя чулки, государь!
This astonished Tom, and also fired his curiosity to fever heat.	Это изумило Тома и разожгло его любопытство до лихорадочной дрожи.
He said, eagerly-- "It is wonderful!	- Удивительно! - воскликнул он пылко.
Hath it always this dread effect?"	- Неужели это всегда производит такое страшное действие?
"Always, my liege--at least if the woman desire it, and utter the needful words, either in her mind or with her tongue."	-Всегда, государь... по крайней мере если женщина того пожелает и произнесет при этом нужное заклинание - мысленно или вслух.
Tom turned to the woman, and said with impetuous zeal--	Том обратился к женщине со страстной настойчивостью:
"Exert thy power--I would see a storm!"	- Покажи свою власть! Я хочу видеть бурю!

There was a sudden paling of cheeks in the superstitious assemblage, and a general, though unexpressed, desire to get out of the place--all of which was lost upon Tom, who was dead to everything but the proposed cataclysm.	Щеки суеверных придворных внезапно побелели от страха, и у большинства явилось желание, хотя и не высказанное, уйти поскорее из зала, но Том ничего не заметал, он был всецело поглощен предстоящей катастрофой.
Seeing a puzzled and astonished look in the woman's face, he added, excitedly--	Видя, что на лице у женщины написано удивление, он с горячим увлечением прибавил:
"Never fear--thou shalt be blameless.	- Не бойся, за это ты не будешь отвечать.
More--thou shalt go free--none shall touch thee.	Больше того: тебя сейчас же отпустят на волю, я никто тебя пальцем не тронет.
Exert thy power."	Покажи твою власть.
"Oh, my lord the King, I have it not--I have been falsely accused."	- О милостивый король, у меня нет такой власти... меня оговорили.
"Thy fears stay thee.	- Тебя удерживает страх.
Be of good heart, thou shalt suffer no harm.	Успокойся. Тебе ничего не будет.
Make a storm--it mattereth not how small a one--I require nought great or harmful, but indeed prefer the opposite--do this and thy life is spared --thou shalt go out free, with thy child, bearing the King's pardon, and safe from hurt or malice from any in the realm."	Вызови бурю, хоть самую маленькую, - я ведь не требую большой и разрушительной, я даже предпочту безобидную, - вызови бурю, и жизнь твоя спасена: ты уйдешь отсюда свободная, вместе со своим ребенком, помилованная королем, и никто во всей Англии не посмеет осудить или обидеть тебя.
The woman prostrated herself, and protested, with tears, that she had no power to do the miracle, else she would gladly win her child's life alone, and be content to lose her own, if by obedience to the King's command so precious a grace might be acquired.	Женщина простерлась на полу и со слезами твердила, что у нее нет власти совершить это чудо, иначе она, конечно, с радостью спасла бы жизнь своего ребенка и была бы счастлива потерять свою собственную, исполнив приказ короля, сулящий ей такую великую милость.
Tom urged--the woman still adhered to her declarations.	Том настаивал. Женщина повторяла свои уверения.
Finally he said--	Наконец Том произнес:
"I think the woman hath said true.	- Мне сдается, женщина сказала правду.
An' MY mother were in her place and gifted with the devil's functions, she had not stayed a moment to call her storms and lay the whole land in ruins, if the saving of my forfeit life were the price she got!	Если бы моя мать была на ее месте и получила бы от дьявола такую волшебную силу, она не задумалась бы ни на минуту вызвать бурю и превратить всю страну в развалины, лишь бы спасти этой ценой мою жизнь!
It is argument that other mothers are made in like mould.	Надо думать, что все матери созданы так же.
Thou art free, goodwife--thou and thy child--for I do think thee innocent. NOW thou'st nought to fear, being pardoned--pull off thy stockings!--an' thou canst make me a storm, thou shalt be rich!"	Ты свободна, добрая женщина, - и ты, и твое дитя, - ибо я считаю тебя невиновной. Теперь, когда тебе уже нечего бояться и ты прощена, сними с себя, пожалуйста, чулки, и если ты для меня вызовешь бурю, я дам тебе в награду много денег.