Помоги проекту - поделись книгой:
Совершим небольшое путешествие во времени, чтобы увидеть, чем закончились отношения Хаббла с его семьей, которые поначалу были такими близкими. В возрасте 45 лет Хаббл женился на Грейс и полностью вычеркнул из своей жизни родню.
Смерть матери, Вирджинии Ли Хаббл, в 1934 году совпала с одним из его продолжительных и частых путешествий в Европу — во время той поездки Хаббл стал почетным доктором Оксфордского университета. Его семья решила сама разыскать блудного сына, чтобы сообщить ему о смерти матери, но родные и предположить не могли, где он находится. В поисках помог один из друзей детства Эдвина, Альберт Колвин. Для этого он связался с тестем Хаббла, банкиром Джоном Бёрком.
Между Бёрком и Колвином состоялся странный разговор, воспоминания о котором вызывали смущение у обоих. Бёрки очень любили своего зятя, но совершенно ничего не знали о его родне. Колвин рассказал Бёрку все, что помнил о детстве и юности Эдвина. Банкир слушал его внимательно и с большим удивлением. Альберт не мог понять, почему Эдвин никогда не рассказывал о своей семье и, в частности, о ее тяжелом финансовом положении. Что же знал о Хаббле его тесть?
Адвокат? Нет, он никогда не работал адвокатом. Ранения на войне? Колвин не верил в это. Что знал Бёрк об отце, матери, братьях и сестрах Эдвина, о его детстве и юности?
Бёрк с большим вниманием отнесся к рассказу Колвина и пригласил того провести выходные в Лос-Анджелесе, однако Альберт с извинениями отказался. Удивленный банкир простился с другом Хаббла, благодаря которому узнал об Эдвине много нового. Он даже предложил Колвину 100 долларов, но тот вновь вежливо отказался.
Дочь Бёрка, Грейс, вела дневник, но уничтожила страницы, относящиеся к периоду первых встреч с Эдвином. Также в ее распоряжении после смерти мужа остался весь его архив, включая письма к родителям, которые он так часто отправлял из Оксфорда. Однако по какой-то причине эти бумаги исчезли.
Эта страница в биографии Эдвина Хаббла хранит какие-то тайны. Почему Грейс вела себя так? Почему сам Эдвин скрывал свое происхождение? Почему на его свадьбе не присутствовали члены его семьи? Он стеснялся своего происхождения из Миссури? Возможно, он придумал себе блестящее адвокатское прошлое или даже подвиги во время Первой мировой войны и не хотел, чтобы его раскрыли?
Вот свидетельство сестры Эдвина, Бетси, записанное через много лет после его смерти, когда ей самой было уже за 100 лет:
Многие дети интересуются астрономией. Исследователя, несомненно, соблазнит поиск таких деталей в детстве будущего великого ученого. В детстве Хаббла мы действительно можем увидеть признаки его будущих достижений, однако нельзя говорить об исключительно раннем или глубоком увлечении астрономией. Как уже говорилось, дедушка Уильям, самый романтичный представитель семьи, своими руками построил для малыша Эдвина телескоп. Когда мальчику было десять лет, 23 июня 1899 года, он попросил у родителей разрешения понаблюдать с другом Сэмом за полным затмением Луны. Наблюдения длились всю ночь.
Его оценки в Уитоне были неплохими, но не блестящими. Нельзя не заметить, что будущий астроном мало занимался математикой. Трудности с правописанием не оставляли Хаббла до конца жизни. Возможно, он не был достаточно упорен в заучивании правил орфографии родного языка, которая, что и говорить, часто не поддается логическому объяснению. У Эдвина всегда имелись свои собственные теории по любому вопросу, и он всегда сомневался в том, что рассказывали ему учителя.
В 17 лет он поступил в Чикагский университет. Несмотря на то что Уитон располагался недалеко, его отец Джон предпочел, чтобы сын жил в кампусе. Но в чем заключалась эта учеба? Мальчик хотел изучать астрономию, но родитель сопротивлялся: в его глазах изучение астрономии было сродни чудачеству. Сын должен был заниматься чем-нибудь разумным, например правом, как и сам Джон. Эдвин знал, насколько непреклонным может быть отец, поэтому прибег к следующей стратегии. Он совмещал занятия по введению в право и подготовительные занятия по науке и технике, скрывая при этом, что они нужны для высших курсов по астрономии. Юноша надеялся (впрочем, безосновательно), что после первого года обучения отец изменит свое мнение.
Слова заведующего Уитонской школой в день выпуска Хаббла
Занятия по науке и технике в первый год включали, помимо математики и химии, желанную описательную астрономию. Преподавателем этой дисциплины был доктор Мультон, имевший невероятное имя Форест Рей. Вероятно, ему понравилась жадность, с которой Эдвин предвкушал, как двинется вглубь этой науки. Книгу Мультона Introduction to Celestial Mechanics («Введение в небесную механику») Хаббл хранил на своей полке в течение всей жизни. Гораздо меньший энтузиазм у Эдвина вызывало желание его учителя доказать совместимость науки и религии.
Чикагский университет должен был казаться молодому Хабблу прекрасным. Он был построен как подражание английским Оксфорду и Кембриджу, и даже его Митчел-тауэр была построена по образу Магдален-тауэр в Оксфорде. Так же как и здания, образование стремилось к древним, благородным, знаменитым традициям элитарности британского образца. Такая обстановка должна была стимулировать желание учиться в настоящем Оксфорде и Кембридже.
Эдвину приходилось терпеть насмешки над новичками, которые можно встретить во всех университетах и колледжах мира. Он и сам участвовал в этих насмешках, когда на втором курсе подключился к забрасыванию яйцами студентов-теологов. Эта шалость имела довольно серьезные последствия и дошла до ушей энергичного Джона, который даже захотел забрать сына из университета. К счастью, более милосердный дедушка Мартин, веривший в прекрасное будущее внука, постарался успокоить крутой нрав отца.
В Чикагском университете физика была очень престижной дисциплиной. В 1907 году, когда Хабблу исполнилось 18 лет, заведующий кафедрой физики Альберт Абрахам Майкельсон получил Нобелевскую премию за измерение скорости света. Во время знаменитого опыта с интерферометром, поставленного с Эдвардом Морли, было доказано, что скорость света неизменна относительно направления Земли в течение года. Это был шах по отношению к теории эфира как среды, в которой распространяются электромагнитные еюлны. Возможно, именно на основе этого опыта Эйнштейн сформулировал релятивистский принцип инвариантности скорости света. Следует отметить, что Нобелевская премия по физике Майкельсону была первой, присужденной американцу.
Доцентом Майкельсона был второй будущий Нобелевский лауреат по физике 1923 года — Роберт Эндрюс Милликен. Он был знаком с Хабблом, так как вел у него курс механики, молекулярной физики и теплоты. Хаббл закончил двухлетнюю программу, получив диплом о среднем специальном образовании по физике, при этом так и не прослушав отдельного развернутого курса по астрономии. Интересно, что Милликен предложил Хабблу должность лаборанта, и молодой Хаббл некоторое время работал в его лаборатории.
Милликен получил Нобелевскую премию в 1923 году за доказательство существования электрона и определение его заряда, который до недавнего времени считался минимальным существующим зарядом. Что делал Эдвин в его лаборатории? Мы этого не знаем. В своей автобиографии Милликен не упоминает Хаббла, на тот момент уже достигшего славы.
Впрочем, Милликен не был астрономом, а все знания Хаббла в этой области сводились к занятиям Фореста Рея Мультона. Однажды дед спросил Эдвина о сияющей звезде, которой оказался Марс. Его траектория такова, что расстояние от этой планеты до Земли часто меняется, поэтому она светит с разной силой. Хаббл рассказал деду, что разница вызвана гравитационными помехами между планетами, что было очевидной астрономической ошибкой: помехи, конечно, существуют, но они незначительны. Впрочем, эта ошибка не должна нас удивлять. В биографиях многих величайших ученых можно найти связанные с грехом неопытности страницы, о которых не принято упоминать.
Эдвин Пауэлл Хаббл, «Царство туманностей» - (1936)
Возможно, самой важной эпохой в образовании Хаббла стало пребывание в Англии, когда он в течение трех лет учился в Оксфорде по стипендии Родса. Там юноша превратился в убежденного англомана, о чем мы еще поговорим.
Как и можно было ожидать, право показалось Эдвину скучным, но он обещал отцу не заниматься астрономией. В своих письмах родителям он не сообщал, что подружился с Гербертом Холлом Тёрнером, профессором астрономии Оксфордского университета, жившим вблизи от обсерватории. Эдвин несколько раз ужинал в доме профессора, а госпожа Тёрнер относилась к нему с материнской нежностью.
У Хаббла, как студента Оксфорда, были довольно длинные каникулы, которые он использовал для путешествий, в основном по Германии, где лично почувствовал предвоенное напряжение.
В Оксфорде Эдвин смог общаться с другими астрономами, друзьями Тёрнера. Однажды они случайно завели разговор о теориях Мультона — именно того ученого, который преподавал у Хаббла. Мульгон был известен астрономам, но его слава не выходила за пределы научного сообщества. В ответ на критику теории Мультона Эдвин вмешался в разговор, заявив, что они неправильно поняли эту теорию. Астрономы посмотрели на юношу со смесью удивления и снисхождения. Студент, изучавший право, осмеливался высказывать свое мнение по специальным вопросам астрономии? Хаббл представил свои аргументы примерно так:
Хаббл продолжал объяснять теорию, а астрономы испытывали потрясение: студент права читал им лекцию по астрономии!
Когда Эдвин вернулся из любимого Оксфорда в Луисвилль, он понял, что не может заниматься правом. Он хотел быть астрономом, но ему не хватало специальных знаний. Юноша попробовал несколько работ — он был учителем испанского и физики, переводчиком коммерческих писем с испанского на английский и наоборот, возможно кем-то еще — и наконец решил написать своему преподавателю астрономии Форесту Рею Мультону и спросить, не может ли он найти какую-нибудь стипендию, чтобы Хаббл мог защитить работу по астрономии.
Мультон ответил отказом, но передал эту просьбу Эдвину Фросту, директору Йеркской обсерватории при Чикагском университете. Даже больше: он сделал так, чтобы оба Эдвина могли общаться напрямую, и было решено, что Хаббл пройдет подготовку в обсерватории в 100 км от Чикаго, в Уильямс Бей. Кроме того, Мультон посоветовал Хабблу поторопиться, чтобы принять участие в собрании Американского астрономического общества. Хаббл последовал этому совету.
Впоследствии, после окончания Первой мировой войны и перед началом работы в May нт-Вил сон в Кембридже, Эдвин прослушал лекции по сферической астрономии Артура Эддингтона (1882-1944). Курс был очень коротким, тема — не первой значимости, да и преподаватель, один из величайших астрономов всех времен, был не Демосфеном. Об Эддингтоне говорили, что за всю жизнь он не смог закончить ни одной фразы.
Хаббл своей жене, в один из тех редких моментов, когда он говорил о религии
Как видите, описательная астрономия у Мультона и краткие лекции по сферической астрономии у Эддингтона — вот и все астрономическое образование Хаббла. Однако отсутствие систематических знаний компенсировалось умениями, умом и памятью. Исследователь прекрасно знал небо. Когда он рассматривал фотопластинку, то мог заметить малейшее изменение по сравнению с предыдущей. Так, Хаббл был способен обнаружить новую звезду галактики прямо на пластинках. Он умело обращался с телескопами, пластинки были разбросаны по его столу в творческом беспорядке, но при необходимости он всегда выхватывал именно ту, которая была нужна в данный момент. Он знал купола лучше, чем собственный дом, двигался по ним с ловкостью акробата, добиваясь наибольшей эффективности работы телескопов даже при плохом сиинге (астрономический термин от английского seeing — качество точечных изображений при атмосферной турбулентности).
С наступлением ночи, когда холод сковывал пальцы и астрономы изо всех сил старались сконцентрировать внимание, Хаббл оставался активным и готовым к работе. С телескопами в то время нельзя было терять ни секунды, нужно было использовать каждый миг темноты. Когда купол закрывался и в лучах брезжившего рассвета люди, шатаясь, словно сомнамбулы, возвращались в комнаты, Хаббл был все так же бодр и свеж.
Несмотря на строгое пуританское воспитание, он быстро прекратил посещать церковь и не любил разговаривать о религии или о возможной связи его работы с религией. При этом ученый не жалел денег на книги по древним религиям и теологические работы.
Ребенком Эдвин был очень чувствительным и ласковым, и никто не мог предвидеть, что, повзрослев, он станет высокомерным, резким и бескомпромиссным. У своих коллег он вызывал или восхищение, или раздражение — третьего было не дано.
С детством Эдвина связан один эпизод, который мог иметь для мальчика серьезные психологические последствия. Вирджиния, его сестра, которая была старше на один год, постоянно ломала игрушечные замки шестилетнего Эдвина, и он решил наказать ее, наступив ей на руку. Девочка расплакалась, и Эдвин подумал, что хорошо проучил сестру. Но через несколько дней Вирджиния неожиданно умерла, и мальчик винил себя в ее смерти. Он был так безутешен, что родные начали беспокоиться о его собственном здоровье.
В 1901 году в Уитонской школе мальчик начал показывать свой непростой характер. Один из его товарищей рассказывал:
Но в этой же школе стала заметна и природная одаренность мальчика. Одна из его учительниц, мисс Грот, предсказала: «Эдвин Хаббл будет одним из самых блестящих представителей своего поколения». Любопытно, что даже в возрасте 12 лет он вызывал по отношению к себе самые противоречивые чувства: одни замечали прежде всего его дурной характер, а другие были восхищены его одаренностью.
Соревновательный дух Эдвина также проявился довольно рано. Однажды его товарищ в Оксфорде Элмер Дэвс был сильно подавлен и сомневался в том, что ему удастся реализовать себя. Он признался Эдвину, что предпочел бы быть первым в провинции, чем последним в Риме. Эдвин ответил: «А почему не первым в Риме?»
Хелен, одна из младших сестер, о Хаббле
В Оксфорде Эдвин ничем особо не увлекся: ни теми занятиями, которых требовал от него отец, ни теми, которые он ему запрещал. Однако времени даром юноша не терял. Отцу он, немного лицемеря, писал: «Мои амбиции на данный момент сводятся к книге и удобному креслу у камина». Это совершенно не согласуется с активной деятельностью Хаббла и его участием в разных авантюрах. В другом письме есть и такие слова: «Я не могу видеть, куда иду, но я нахожусь на своем пути».
Эдвин скрывал от родителей свои колебания перед выбором: скучная карьера юриста или увлекательная астрономия?
Вернувшись домой, он по-прежнему требовал от своей матери, чтобы она, несмотря на тяжелое положение семьи, готовила чай с тортом для его старых друзей по стипендии Родса.
Это вызывало досаду у сестер Эдвина даже много лет спустя.
Хаббл имел широкий кругозор и любил удивлять друзей и коллег блеском знаний. Но иногда этот блеск был дешевой позолотой, а его многознание граничило с позерством. До ужина в ночи наблюдений Эдвина можно было застать за чтением Британской энциклопедии, в которой он изучал статьи о каких-нибудь понятиях или знаменитостях. А во время ужина юноша невзначай заводил разговор о прочитанном. Когда его собеседники признавали, что мало знакомы с темой, или допускали какую-либо неточность, потому что не могли вспомнить детали, Хаббл важно поучал их или поправлял. Чтобы подтвердить свои слова, он обращался к Британской энциклопедии, на которую, конечно же, мог без опасений опереться, ведь всего несколько минут назад он уже просматривал нужную статью... Все это раздражало собеседников, особенно когда они поняли, что Эдвин читает энциклопедию непосредственно перед дискуссией, причем тот самый том, который потом с такой театральностью разыскивает.
Во время Второй мировой войны его отправили в Абердин, а затем на остров Спесути в качестве главы отдела внешней баллистики, и там Хаббл также стремился впечатлить своих гостей. Получая официальные письма от правительства, ФБР или с грифом «Секретно», он при посторонних мог театрально выбросить их в корзину для бумаг, не вскрывая. Зрители этого спектакля поражались пренебрежению Эдвина к официальным бумагам, однако, едва они уходили, Хаббл бросался к корзине, чтобы достать корреспонденцию.
Эдвин отличался атлетическим телосложением, что позволило ему в юности достичь успехов в разных видах спорта и поддерживать высокую самооценку в более старшем возрасте. Сестры, говоря о красоте брата, особо отмечали его рост: шесть футов и два дюйма (примерно 1, 90 м), на дюйм ниже отца. Этот способ измерения красоты напоминает характеристику качества телескопа по диаметру. В молодые годы вес Хаббла был около 84 кг. К этим поистине олимпийским пропорциям можно добавить быстроту и ловкость, так что юноше пророчили скорее будущее блестящего спортсмена, чем астронома. По свидетельствам его друга Сэма, уже в 11 лет Эдвин поражал окружающих мастерством конькобежца и головокружительными пируэтами.
Учитывая высокий рост Хаббла, неудивительно, что он занимался баскетболом, был заметным игроком в команде Уитона и часто упоминался в местной прессе. Также Эдвин начал занятия американским футболом и даже достиг успехов, но вскоре отец запретил ему заниматься этим видом спорта, считая его опасным и грубым. Как он ни старался переубедить отца, тот оставался непреклонен, поэтому Уитонский феномен, как называли Эдвина, не вошел в команду по американскому футболу. Странно, но при этом его родители совершенно не возражали против занятий боксом.
Нельзя не упомянуть и достижения Хаббла в прыжках с шестом, прыжках в длину и высоту, метании гири, диска и молота, в существовавшем тогда беге на милю и беге с препятствиями на 110 и 220 м. Вот некоторые его рекорды: прыжки в длину — 5,59 м, в высоту — 1,74 м (Эдвину в это время было 17 лет, прыгнул он перекатом). В метании тяжестей его результат превосходил 12 м. В Чикагском университете Хаббл принимал участие во всех важнейших баскетбольных матчах.
В студенческие годы летом Эдвин находил себе сезонную работу в районе Великих озер, и там с ним случалось множество происшествий, о которых он рассказывал сестрам. Однажды на Эдвина напали двое воров, однако он только презрительно усмехнулся и продолжил свой путь. Тогда его шеи коснулось лезвие ножа. Хаббл быстро развернулся и сбил с ног одного из нападавших, тот упал как подкошенный, а его товарищ поспешно скрылся.
Нужно признать, что большая часть его подвигов и приключений, свидетели которых отсутствовали, вероятнее всего, существовали лишь в воображении Хаббла. Эдвин старался этими рассказами произвести впечатление на свою жену Грейс, которая наивно записывала все в дневник. Но, как известно, у лжи ноги коротки, поэтому сегодня мы можем сказать, что честность не была главным достоинством Хаббла.
Тем летом с Эдвином произошел и другой случай: он вместе с одним из товарищей должен был сесть на последний поезд, чтобы вернуться домой. Но поезд не пришел, и они три дня шли пешком без еды. Выйдя наконец к цивилизации, Хаббл, на котором нельзя было заметить и тени утомления, высокомерно, спокойно и безмятежно сказал: «Мы могли бы убить дикобраза или лань, но необходимости в этом не было».
Во время учебы в качестве стипендиата Родса в Оксфорде Эдвин также успешно занимался разными видами спорта, в том числе участвовал в знаменитых регатах, где Оксфорд соперничал с Кембриджем. Также юноша увлекался боксом и даже, как заверял он сам, был знаком с чемпионом Франции в тяжелом весе. Он не оставлял и атлетику, в которой вновь добился значительных успехов в прыжках в высоту, метании молота и гири, беге с препятствиями на 110 м и скоростном беге.
Хаббл часто совершал велосипедные путешествия по Европе. Впервые посетив Германию, он проехал 1500 км и добрался до Дуная. Благодаря атлетическому сложению и изящным манерам его приглашали в самые уважаемые дома, в том числе и к преподавателям. Супруга Герберта Холла Тёрнера, профессора астрономии Оксфордского университета, однажды пригласила его на ужин, когда у них в доме гостила ее подруга. После ухода Хаббла эта подруга заметила:
Однажды во время каникул Эдвин совершил поездку из Оксфорда в Киль. Ему очень понравились люди в этом городе — благородные, сильные, с обостренным чувством чести, готовые защищать ее на дуэлях с помощью сабли и пистолета. Хаббл подружился с неким Крюгером, который хотел научиться боксировать в обмен на уроки фехтования саблей. Также Хаббл начал заниматься теннисом и смог сразиться с лучшими игроками: даже в незнакомом виде спорта он не мог проиграть.
В один прекрасный день Эдвин отправился на море поплавать. Вдруг он услышал женский крик о помощи. Красавица- блондинка не могла справиться с отливом, уносившим ее все дальше от берега. Естественно, Хаббл бросился в воду и спас девушку. Впоследствии Эдвин даже подружился с ее мужем, однако позже, к удивлению Хаббла, тот обвинил спасителя в непозволительном отношении к жене и потребовал сатисфакции. Это был настоящий вызов по всем правилам кильских дуэлей. Так как вызов касался чести женщины, поединок должен был состояться на пистолетах. Все было устроено согласно дуэльным правилам немецкого города. После отсчета шагов и поворота Хаббл с бесстрастным лицом специально выстрелил в воздух. Немец в ответ также выстрелил в воздух. Дуэль закончилась без жертв, честь участников была восстановлена.
По всей видимости, это не единственный случай, когда Хаббл спасал чью-то жизнь. Когда он уже работал в Иеркской обсерватории, расположенной рядом с прекрасным озером, в котором ученый и сам часто плавал, жена одного из профессоров упала в воду и чуть не утонула. Эдвин бросился спасать ее, хотя утопающая в ответ била его руками и ногами, как это часто бывает. К счастью, глубина была небольшой, так что он посадил женщину себе на плечи и пошел ногами по дну к берегу: ее голова находилась над водой, голова Хаббла — под водой, ему пришлось задержать дыхание, пока он не добрался до отмели у берега. Однако благодарность профессора отдавала холодностью: казалось, он не был рад бесстрашию спасителя.
Когда во время Первой мировой войны Хаббл пошел добровольцем в американскую армию и стал пехотным капитаном, один полковник, профессиональный военный, с презрением оценивавший подготовку таких, как Хаббл, — недавно поступивших и прошедших краткий курс, — решил преподать новичкам урок. Полковник вошел в тир, достал револьвер и прицелился. Из нескольких его выстрелов какие-то попали в цель, какие-то легли совсем близко. Он с гордостью улыбнулся, глядя на капитана Хаббла и других солдат, и убрал револьвер в кобуру. Хаббл спокойно достал свой револьвер и выстрелил несколько раз, все его пули легли точно в центр мишени. Полковник Чарльз Хаулэнд почувствовал, что его гордость уязвлена. Однако позже он очень ценил Эдвина.
Но время шло, прекрасное лицо Хаббла избороздили морщины, а атлетическое тело начало терять силу. Боксер, атлет и баскетболист в прошлом, теперь он стал специалистом в ловле форели.
У Хаббла было мало учеников, так как его исследования занимали все больше времени. Но в зрелые годы у ученого был один поистине замечательный ученик — Аллан Сандаж. Когда молодой Сандале прошел собеседование у знаменитого Эдвина Хаббла, тому было 60 лет.
И Эдвин, и Грейс показались Аллану непроницаемыми и сдержанными. Хаббл, которым он восхищался на фотографиях и ставил в один ряд с Коперником и Кеплером, поразил его болезненным обрюзгшим лицом и сильной сединой. Но Сандаж отметил и квадратные щеки, и холодный взгляд, свидетельствовавшие, по мнению ученика, о благородстве, и помахивание тростью на английский манер.
Личное общение Сандажа с его учителем было совсем коротким. Скоро тот уехал на Рио-Бланко, в Колорадо, там у Хаббла случился сердечный приступ, потребовавший длительного восстановления. Однако даже короткая совместная работа учителя и ученика принесла плоды: Сандаж стал известным астрономом, продолжателем трудов Хаббла, и современные астрономы очень ценят его вклад в науку.
Эдвин Хаббл был настоящим британцем, который родился и вырос в Миссури. Он приложил всю свою энергию и интеллектуальные усилия, чтобы получить стипендию Родса, позволявшую ему поехать на учебу в Англию. Вернулся он через три года, при этом усвоив не только английские привычки, но и чистейший оксфордский выговор. Расстаться с британским акцентом Хаббл так никогда и не смог. Более чем вероятно, что его новые манеры производили неприятное впечатление на будущих коллег, которые знали о том, что он родом из США.
Знакомый Хаббла Уоррен Олт, американский студент и будущий историк, так описывал Эдвина после двухлетнего пребывания в Оксфорде:
Другой товарищ Хаббла, стипендиат Родса из Айовы, рассказывал:
Однажды Хаббл посетил Испанию. Об этом путешествии известно очень мало. Он был в Кадисе, и, предположительно, ему пришлось проехать по всей стране, но данных об этом не сохранилось. В Кадисе жил друг Эдвина, сын английского экспортера вина из Хереса. Там, в Хересе, Хаббл посетил погреба Гонсалеса Биасса, видел знаменитые бочки Христа и 12 апостолов, попробовал легендарные «Тио Пеле» и «Паломино». Дегустация вин 12 апостолов и Христа, бочка которого в 33 раза больше, имеет свою традицию: перед ее началом посетители должны оставить образцы своих подписей. Потом им предстоит попробовать 12 разных видов хереса, а затем — снова расписаться. Подписи до и после, естественно, очень различаются. Хаббла поразило, что на бочках он увидел автографы выдающихся людей, в том числе короля Испании. В то время сам Эдвин еще не был известен, но сегодня мы можем отыскать на одной из старых бочек автограф знаменитого астронома.
Кажется странным, что из всего путешествия Хаббла по Испании до нас дошел только этот эпизод, при том что англичане интересовались этим регионом и оставили в нем свой след. Известно, что Хаббл выучил испанский, движимый природным любопытством и возможностью использовать этот язык в сфере коммерческих отношений с Южной Америкой. Мы уже говорили о том, что после возвращения из Оксфорда он давал уроки испанского, и это значит, что язык он знал довольно хорошо. Интересно, что эти знания он приобрел за такой короткий срок, не придавая большого значения занятиям.
Из эпизода с хересом мы можем сделать вывод, что Хаббл не слишком строго соблюдал приказ отца не употреблять алкоголь. В то время Эдвин умеренно пил пиво, пробовал некоторые французские вина и, как примерный англичанин, отдавал должное портвейну и хересу.
До последних дней жизни Хаббл говорил на более чистом английском языке, чем сами оксфордцы. На одной церемонии его попросили представлять Оксфордский университет, и ученый подумал, что поскольку речь идет о старейшем университете мира, он окажется первым в ряду докторов в их академических одеяниях. Но Хабблу пришлось вынести «унижение»: впереди него оказался самый маленький в процессии ученый- француз, представлявший Парижский университет, который был древнее Оксфорда.
Одна из черт характера Хаббла, вызывающая наибольшее неприятие, — его любовь к военному делу. Ученый пережил две мировые войны и в обеих участвовал как доброволец. Он очень хорошо понимал, какую опасность представляет Германия, и решительно заявлял об этом. Такое поведение делает честь Хабблу, хотя нужно признать, что его волновало спасение не целого мира, а исключительно любимой Британии.
Поделиться книгой: