С видом на жизнь. Дилогия (СИ)

— Значит, родственница… — не люблю я таких людей, которые смотрят на тебя как на раритет на выставке.

— И характер в него. Такая же строптивая.

— Да я сама кротость, если меня не доставать.

А сама подумала: «Ну кто меня за язык тянет! Можно же и промолчать». Мысль, видимо, была столь очевидна, что Арбис захохотал.

— Зор, — обратился он к старику чуть позже, — сам понимаешь, я к тебе не просто так…

— Да уж, — буркнул мой учитель, — просто так от тебя ничего не дождешься.

— Нам нужна твоя помощь. Немедленно.

— Рассказывай, — Зор жестом пригласил гостя присесть к столу, а сам устроился на лавке. Я улеглась рядышком, пристроив голову на колене «родственника». Со стороны это смотрелось мило и вполне в рамках «легенды».

Арбис рассказал, что несколько дней назад над пентаграммой работал усиленный наряд магов. Благодаря этому ее удалось расширить, и в поле зрения попали самые отдаленные участки королевства. Один из них — наш район. Именно здесь, в самых лесных дебрях на границе с землями орков, обнаружен всплеск магии. Сюда патруль прибыл еще два дня назад. Удалось установить, что это природная аномалия. И похожа она не как обычно на выплеск магии, а на ее засасывание.

— Самое плохое, что мы даже приблизительно не можем понять, когда она появилась. Этот район, если и обследовался, то много лет назад. Линии силы нарушены, а магия высасывается из всего, что ею обладает.

— Что‑нибудь еще необычное обнаружили во время обследования на пентаграмме?

— А ты откуда знаешь? — Арбис посмотрел на Зора с подозрением, смешанным с надеждой.

— Магия не может просто исчезать, где‑то она должна появляться в тех же количествах.

— Во дворце Алекса Ленца тоже аномалия. Но туда, без его разрешения, мы проникнуть не можем.

Зор задумался. Он медленно гладил меня по моим локонам и думал.

— А где все остальные из патруля? — спросил он вдруг.

— Кто где. На месте долго находиться невозможно, щиты выдерживают считанные минуты.

— Значит, действовать надо будет быстро. Нужны сильнейшие маги. Существует методика закрытия плешей, мелких дыр в энергетической оболочке нашего мира. Думаю, она сгодится и здесь. Мы можем просто залатать воронку, перенаправив линии силы. Нужна специальная пентаграмма, я ее начерчу. В ней восемь лучей. Столько же должно быть и магов. Сильнейших магов. И чем быстрее, тем лучше. Место сбора — у меня.

Следующие два дня Зор сидел, обложившись книгами. Когда я пыталась хоть что‑то выведать, он просто отмахивался. А потом началось столпотворение. Маги прибывали и по одному, и сразу группами. В доме они не помещались, поэтому несколько палаток было разбито прямо во дворе.

На меня внимания обращали мало, считая неразумным дитем, да я особо и не выставлялась на всеобщее обозрение. Мне одного Арбиса хватило. Как только не заметил несоответствия умственных способностей и семилетнего возраста. Списал на излишнюю дерзость. Ну и хорошо.

Утром решающего дня Зор побывал в деревне и купил трех свиней. Мне подумалось: «Шашлычками запахло»… Эх, если бы. Оказывается свиная кровь лучший заменитель человеческой в обрядах темной магии, просто ее надо больше.

Брать меня с собой никто не предполагал. Боюсь, такой мысли у них даже не возникло. Мне же хотелось хоть одним глазочком посмотреть на аномалию. Поэтому я просто шагнула за всеми в телепорт. Когда меня заметили, было уже поздно что‑то менять, поэтому Зор просто махнул рукой и попросил не мешаться.

Аномалия напоминала выжженную землю с той лишь разницей, что в пепел здесь все превратилось не от огня, а от ухода всех жизненных сил. Зазубренным металлическим прутом Зор начал чертить огромную пентаграмму, затем маги встали в вершинах ее лучей, а мой учитель, выкрикивая какие‑то слова, принялся за свиней. Я зажмурилась. Видеть расправу над бедными животными было выше моих сил.

Затем Зор схватил меня за руку, оттащил подальше, крикнул кому‑то: «Снимай щиты», и замкнул пентаграмму. Она полыхнула. Я закрыла глаза и увидела как сотни разноцветных тонких линий, уходивших до этого куда‑то в центр пентаграммы, взметнулись, как обрезанные ленточки на ветру. Их концы будто пытались найти друг друга, но не могли, в беспорядке кружась по кругу над землей.

— Не получается, — выдохнул Зор, следя со стороны за магами и пентаграммой. — Не хватает желания самой земли. Она умерла.

Он сказал это таким тоном, что, казалось, это я умерла, отчего делалось больно и тесно в груди: «Кто сказал: «Всё сгорело дотла? Больше в Землю не бросите семя»? Кто сказал, что Земля умерла? Нет! Она затаилась на время». Песня будто сама потекла из меня. Окружив со всех сторон, она начала медленно, но верно, завоевывать пространство.

«Материнства не взять у Земли, Не отнять, как не вычерпать моря. Кто поверил, что Землю сожгли? Нет! Она почернела от горя».

Сначала тихий, но все усиливающийся, мой голос выводил куплет за куплетом.

«Она вынесет всё, переждет. Не записывай Землю в калеки! Кто сказал, что Земля не поёт, Что она замолчала навеки? Нет! Звенит она, стоны глуша, Изо всех своих ран, из отдушин. Ведь Земля — это наша душа, Сапогами не вытоптать душу!» (В. Высоцкий)

И чем дальше я пела, тем светлее становилось вокруг. Ленточки нашли друг друга и успокоились. Пентаграмма погасла, маги обессилено опустились на землю.

— Что это было? — спросил один из них.

— Нам помогла юная леди… Как тебя зовут, дитя?

— Ее зовут Вета, — ответил за меня Зор. — Вот вырастет, тогда и познакомитесь. Я обязательно ее отправлю учиться к вам в Академию, господин ректор.

Господин ректор хмыкнул, согласно кивнул и… пошел домой, через телепорт, конечно.

Глава 5

Однажды, возвращаясь домой из нашей с Зором избушки, я нашла свою деревню растревоженной как улей. У дома старосты собравшиеся мужики что‑то горячо обсуждали, время от времени бросая разъяренные взгляды в сторону стоявшей тут же запряженной телеги. В сене, свернувшись калачиком, лежал мужчина. Был он сильно изранен и связан. Подобравшись поближе, я начала вслушиваться в ругань и горячую перепалку соседей.

— Это же орк из степей! Какие могут быть для них законы!

— Я сразу говорил, что не просто так пропадают наши овцы. Это они воровством промышляют!

— Да брось ты, Семон, волки загрызли наших овец, я же сам видел следы…

— Какие волки! Они это! Орочьи дети! А следы потом уже оставили. Им‑то это не сложно.

— Ну, если не волки, тогда кто этого‑то так уделал?

— Да свои же и порезали! Добычу не поделили!

— Повесить его надо! Что б не повадно было другим!

— Кто веревку‑то будет натягивать, может ты? На свою душу грех возьмешь?

— А ты что предлагаешь, отпустить его? Может еще и до дому проводить, чтобы он завтра снова свою банду привел?

— Да он и так подохнет, сами же видели, как его уделали… Дохляком уже пару часов валяется. Как мы его в лесу нашли, так до сих пор в себя не пришел.

— И то правда… Давайте его обратно в лес свезем, а там судьба сама решит…

Уже через полчаса все было решено. Семон — статный бородатый мужик, живший за два дома до нас — взял лошадь под уздцы и направил телегу в лес. Я не задумываясь побежала следом. Правда, уже через километр отстала, да еще и в кустах запуталась. Пока на тропку выбиралась, увидела, что Семон уже обратно едет. И как же, скажите, мне, теперь найти этого орка? То, что он невиновен, даже сомнений не вызывало. Я сама видела следы, специально оставить их было невозможно. Волки, видимо, и напали на несчастного орка, оказавшегося поблизости от деревни. Следуя по колее от телеги, я пробиралась все глубже в лес, пока не наткнулась на примятую траву и красный след в сторону от полянки. Я бежала по нему, уже не обращая внимания на заляпанную кровью юбку.

Орк со связанными на спиной руками лежал совершенно без движений. Инстинктивно я нащупала на шее пульс. Тихий, но ровный. Потом осмотрела раны. Левая нога прокушена в двух местах. Из ран безостановочно течет кровь. «Что ж, — подумала я, — зря что ли училась в институте первую помощь оказывать». Моя длинная юбка, которую я костерила, на чем свет стоит все годы жизни здесь, наконец, пригодилась. Из нее получились длинные ровные полоски ткани. Сначала я наложила жгут, силенок, правда, маловато, но знание техники помогло, затем перебинтовала раны. Потом, вздохнув, принялась за самое, на мой взгляд, страшное. Рубашка, что была на орке, спереди вся заляпана кровью, значит, там тоже рана. Приподняв край, и даже зажмурившись, я потихоньку, сначала одним глазком, потом двумя посмотрела на представшую передо мной картину. «Слава богу, — подумалось мне, — царапины! Вида требухи я бы не вынесла». Ограничившись простой перевязкой, я перевернула орка на бок и попыталась развязать руки. Большие узлы не поддавались под напором моих маленьких пальчиков.

— Вот, черт, — сама не заметила, как выругалась вслух, — как плохо быть ребенком. И что же мне теперь делать?

Тут мой пациент застонал. Я вновь положила его на спину, склонилась над ним и попыталась успокоить:

— Тише, тише, — зашептала я, — все будет нормально.

А вот в этом я была не уверена. Нужно его переправить куда‑нибудь поближе к цивилизации. Но не в деревню. Значит, ему единственный путь — к Зору. Правда, самого хозяина домика нет. Он сегодня собирался за новыми книгами и информацией. И отсутствовать он будет еще очень долго, дня два — три. Это я знала по опыту. До домика километра два, если напрямую через лес. Дорогу я найду, не зря же все вокруг излазила. Вопрос в другом: как я, восьмилетняя девочка, дотащу здоровенного парня! А в запасе всего часа два, потом жгут надо будет снимать. Орк опять застонал и приоткрыл глаза.

— Пить… — протянул он.

— Потерпи, милый, сейчас что‑нибудь придумаю…

Я посмотрела по сторонам, понимая, что придумать ничего не получается. Ручеек был неподалеку, но воду донести мне было категорически не в чем. Расправив свою сорочку, которая доходила мне почти до колен, я собрала остатки юбки и помчалась по лесу. В воде как могла ткань прополоскала, намочила и, чтобы вся вода не выбежала по дороге, бегом ринулась обратно. В результате мне удалось влить в орка немного воды. Он пришел в себя и даже более осмысленно посмотрел по сторонам, пытаясь приподняться.

— Лежи, тебе нельзя сейчас шевелиться, — остановила его я.

— Руки… — он попробовал перекатиться на бок, что ему с моей помощью удалось.

— Да, они связаны. И я никак не могу развязать узлы, — я вновь вцепилась в них, и зарычала от злости, когда все мои усилия оказались напрасными.

— Нож… У меня в сапоге, — выдавив последнюю фразу орк опять отключился.

Я пошарила за голенищами и из одного вытащила небольшой, отсвечивающий серебром, кинжал. С его помощью справиться с веревками — пара пустяков. Но дотащить орка до домика без помощи я не смогу. Поняв это, срезала ветки ближайших деревьев, прикрыла ими своего пациента и кинулась в деревню. У отца была лошадь Маська, сейчас, летом, когда ночи теплые, она до утра оставалась на лужке за огородом. Там я ее и нашла. Веревку, спутывавшую ноги, перерезала тем же кинжалом. Самым трудным было взобраться на лошадь при моем росте и отсутствии сбруи. Хорошо, что лужок был огорожен низеньким заборчиком из жердей. С его помощью эта задача была решена. Обратный путь был намного быстрее. За время моего отсутствия орк, видимо, даже не пошевелился. Я попыталась привести его в себя. Безрезультатно. Тогда я стала уговаривать лошадь лечь. Иначе шансов закинуть ей на спину тело не было. Маська смотрела на меня своими полными понимания глазами и не шевелилась. Я еще поуговаривала ее, потом поняла, что бесполезно, отвернулась, села на землю и заплакала. То ли лошадь была удивлена таким моим поведением, то ли прониклась жалостью ко мне, но она лизнула мое ухо горячим шершавым языком и улеглась на брюхо. Я даже не поверила в это чудо. Еще немного помучившись, мне удалось перекинуть тело орка через хребет Маськи. Шлепнув ее по заду, я заставила лошадь подняться, придерживая тело пациента, и повела к домику Зора.

Уже в домике, уложив тело орка на лавку, я села и облегченно вздохнула. Хотя расслабляться было рано. Сначала необходимо промыть раны и зашить их. Большие металлические иглы у Зора были, шелковые нитки тоже. Поэтому я прокипятила их и принялась за дело. От боли орк пришел в себя, но почти сразу же вновь погрузился забытье. Всю ночь я обрабатывала раны, готовила и вливала ему в рот отвары из свежих целебных трав. К утру, напоив пациента укрепляющей настойкой, взобралась на Маську и поехала домой. Отец встретил меня у крыльца, облегченно выдохнул, и ничего не спрашивая, отправил спать. Усталость меня буквально срубила. Во сне мерещился умирающий орк, который пытался дотянуться до меня. Я отползала, хотя двигаться было тяжело, как в густом киселе. А когда рука мужчины все же дотронулась до моего плеча, я резко проснулась. Судя по солнцу, до полудня оставалось пара часов, я прокралась на кухню, стащила краюху хлеба и кусок масла и, потихоньку выбравшись, направилась к домику Зора.

Орк спал, тяжело дыша и переворачиваясь с боку на бок. Лоб его был покрыт испариной, видимо, от высокой температуры. Я приложила ладонь ко лбу и нахмурилась: он горел. Самый действенный рецепт, когда нет аспирина — обтирание. Для этого орка пришлось полностью раздеть. Холодная вода и чуть — чуть кислоты помогли, но надолго этого эффекта не хватит. Значит, нужно идти в лес за новыми травами. Чуть позже, напоив орка свежим отваром, я сняла бинты и осмотрела раны. Вполне прилично, нагноений нет, можно снова приложить кашицу из трав и отдохнуть.

До самого вечера я прислушивалась к дыханию своего нечаянного пациента. Сама не знаю как, запела. Мне всегда становилось легче, если душевная боль изливалась вот так: музыкой и словами.

«Где‑то там вдали за рекой, ходит коногон молодой, Ищет вороного коня, Судьбину свою кляня. Загляделся на небеса, Затуманились глаза, Задремал среди ясна дня, Проворонил коня. Не вернуться ему домой. Без коня голова долой. Ночь темна не видать ни зги, Знать пора помирать с тоски. Ускакал конек с ветерком, В те края, где не бьют кнутом, Где никто не захомутит, Не стреножит, не зауздит. День — бедень, да ночь — ночлег Светел месяц, Да долог век. Где‑то там вдали за рекой Бродит коногон седой. (Д. К.)

— Это… прекрасно, — вдруг сказал орк, — не было бы так больно, подумал бы, что умер.

— Господи… Ты пришел в себя… — я вскочила и засуетилась, не зная, что делать дальше. И это было, по крайней мере, честно. Я, действительно, не знала. — Как ты себя чувствуешь?

— Я не понимаю, что произошло… Кто ты?

— Я — Вета, так… местная жительница, — я махнула рукой, — гораздо важнее, помнишь ли ты свое имя?

— Я Данияр, орк, вообще‑то, — было такое ощущение, что он засмущался.

— Да знаю я, что ты орк.

— Откуда? Я же на них мало похож.

— Мужики в деревне говорили, когда тебя убить хотели, — пожала я плечами. А он, действительно, на орка не похож. Высокий, статный, с правильными чертами лица. Только широкие скулы его выдают, да чуть раскосые глаза. Стрижен коротко, как орки любят, и телосложение у него богатырское. Сколько же ему лет? Двадцать? Ну или около того. — Тебе вредно говорить много, потом все расскажешь и расспросишь.

— А кто меня спас? — он стал оглядываться, надеясь увидеть кого‑нибудь более дееспособного.

— Вообще‑то я… Только еще рано говорить об этом, существует опасность заражения и воспаления ран. Так что, будь умницей, не вставай и делай, что я скажу.

По мере того, как я говорила, его глаза округлялись, а говорить он и вообще забыл как.

— Ты челюсть подбери и не задавай глупых вопросов, — мне стало даже обидно. Ну сколько можно считать меня ребенком! Хотя… от горшка два вершка… И так еще лет десять… Я даже тяжело вздохнула.

Днем, пока Данияр спал, я приготовила суп из имеющихся продуктов и сейчас налила его в миску, подсела на край лавки и, подложив орку под спину свернутый тулуп, принялась кормить больного. Он запротестовал, попытался взять инициативу в свои руки, но, неудачно пошевелившись, зашипел от боли и сдался. Дав последние рекомендации, я отправилась домой. И так вопросов у родителей будет не меряно, зачем усугублять ситуацию.

Утром следующего дня меня в домике у Зора ждал форменный допрос. Началось с простенького сколько мне лет, потом — где я училась врачеванию, потом — еще куча. Я отвечала правдиво: восемь, нигде, да, да, да, нет. И так далее. Чтобы перехватить инициативу, я сама начала спрашивать. Данияр был сыном вождя самого большого орочьего племени. Со временем власть перейдет в его руки, а пока его отправили в путешествие по разным странам, чтобы познакомиться с жизнью, как она есть. Он уже побывал в нашей столице и сейчас направлялся в земли оборотней. У деревеньки на него напала стая волков, видимо та самая, что таскала наших овец. С двумя Данияр расправился из лука сразу же, только обнаружив кровожадно настроенных тварей. Еще двух убил мечом. А потом в него вцепились, и пришлось действовать запоясным кинжалом. И все. Помнит еще, что куда‑то полз, а потом была сплошная темнота. В себя его привели звуки песни. По его словам, они были подобны веревкам, тянувшимся к нему, и он начал по ним выбираться из пугавшей его пустоты.

— Ты ждешь кого‑нибудь? — напрягся вдруг орк посреди рассказа. — Сюда кто‑то телепортом идет…

— А, не беспокойся, — я с облегчением рассмеялась, — это мой учитель Зор.

Через секунду среди комнаты материализовался и хозяин домика. Появлению у него новых жильцов, он, казалось, даже не удивился:

— Ты, я смотрю, времени даром не теряешь! Молодец!

— Зор! — радостно кинулась я к нему, как будто не видела целую вечность. — Как хорошо, что ты здесь. Теперь уж точно все будет нормально.

— Что у вас произошло? — спросил Зор, выкладывая из огромной сумки на стол какие‑то книги, баночки с зельями и пакет с чем‑то очень вкусно пахнущим.

— М — м-м, — протянула я, — что там у тебя? Похоже на копченое мясо…

— Ага, оно и есть. Только ты не увиливай от ответа, давай выкладывай!

Я рассказала все, что произошло за два дня. Зор внимательно осмотрел раны больного, понюхал налитый в кружку отвар и одобрительно цокнул:

— Молодец, девочка! Ты, можно сказать, спасла его. И почти безо всякой магии.

— Без магии? Да откуда у меня магия?

— А ты сама не понимаешь… — Зор посмотрел на Данияра, тот только улыбнулся, — вон твой пациент и то понял. Не знаю как у тебя получилось, но ты смогла звуки своего голоса превратить в чистую энергию.

— Бред какой‑то, — пожала я плечами, довольная, тем не менее, что меня похвалили.

Вечер прошел весело, тем более, что мясо было изумительно вкусным. А утром я застала Данияра уже стоящим на своих ногах. Он как раз пытался сделать пару шагов.

— Ты зачем встал, — накинулась я на него, подбегая и подставляя себя под его руку. Он усмехнулся:

— Вот ведь, пигалица! Ты думаешь, удержишь меня, если я грохнусь!

— Удержать не удержу, но падение смягчу. А тебе будет потом стыдно, что зашиб меня до смерти! Меня! Свою спасительницу!

— Ага! Хочешь, тебе памятник поставлю?

— В бронзе или серебре? Нет, лучше в золоте, посреди своей степи!

Данияр хохотал, глядя, как я выпрямилась, вздернула свою махонькую головку, сплела руки на груди и уставилась в светлую даль.

— Нет, ты лучше живой приезжай. У нас здорово.