25 Ведь кто возьмет его с земли, — Отсохнут руки у того; Сады в пустыне отцвели, И львы сбежали от него. 26 Лежит Младенец, невредим, Пока, с недобрым блеском глаз, Старуха не придет за ним… И все пойдет, как в прошлый раз. Мэри
Перевод С. Маршака
Прекрасная Мэри впервые пришла На праздник меж первых красавиц села. Нашла она много друзей и подруг, И вот что о ней говорили вокруг: «Неужели к нам ангел спустился с небес Или век золотой в наше время воскрес? Свет небесных лучей затмевает она. Приоткроет уста — наступает весна». Мэри движется тихо в сиянье своей Красоты, от которой и всем веселей. И, стыдливо краснея, сама сознает, Что прекрасное сто́ит любви и забот. Утром люди проснулись и вспомнили ночь, И веселье продлить они были не прочь. Мэри так же беспечно на праздник пришла, Но друзей она больше в толпе не нашла. Кто сказал, что прекрасная Мэри горда, Кто добавил, что Мэри не знает стыда. Будто ветер сырой налетел и унес Лепестки распустившихся лилии и роз. «О, зачем я красивой на свет рождена? Почему не похожа на всех я одна? Почему, одарив меня щедрой рукой, Небеса меня предали злобе людской? «Будь смиренна, как ангел, как голубь, чиста, — Таково, мне твердили, ученье Христа. Если ж зависть рождаешь ты в душах у всех Красотою своей, — на тебе этот грех!» Я не буду красивой, сменю свой наряд, Мой румянец поблекнет, померкнет мой взгляд. Если ж кто предпочтет меня милой своей, Я отвергну любовь и пошлю его к ней». Мэри скромно оделась и вышла чуть свет. «Сумасшедшая!» — крикнул мальчишка вослед. Мэри скромный, но чистый надела наряд, А вернулась забрызгана грязью до пят. Вся дрожа, опустилась она на кровать, И всю ночь не могла она слезы унять, Позабыла про ночь, не заметила дня, В чуткой памяти злобные взгляды храня. Лица, полные ярости, злобы слепой Перед ней проносились, как дьяволов рой. Ты не видела, Мэри, луча доброты. Темной злобы не знала одна только ты. Ты же — образ любви, изнемогшей в слезах, Нежный образ ребенка, узнавшего страх, Образ тихой печали, тоски роковой, Что проводят тебя до доски гробовой. Хрустальный чертог
Перевод С. Маршака
На вольной воле я блуждал И юной девой взят был в плен. Она ввела меня в чертог Из четырех хрустальных стен. Чертог светился, а внутри Я в нем увидел мир иной: Была там маленькая ночь С чудесной маленькой луной. Иная Англия была, Еще неведомая мне, — И новый Лондон над рекой, И новый Тауэр в вышине. Не та уж девушка со мной, А вся прозрачная, в лучах. Их было три — одна в другой. О сладкий, непонятный страх! Ее улыбкою тройной Я был, как солнцем, освещен. И мой блаженный поцелуй Был троекратно возвращен. Я к сокровеннейшей из трех Простер объятья — к ней одной. И вдруг распался мой чертог. Ребенок плачет предо мной. Лежит он на земле, а мать В слезах склоняется над ним. И, возвращаясь в мир опять, Я плачу, горестью томим. Серый монах
Перевод В. Топорова
1 Мать причитает: — Нам конец! Замучен в крепости отец. Ни крошки в доме… Дети, спать! — Монах садится на кровать. 2 На лбу его — кровавый шрам. Кровь лужей натекла к ногам. Как молнией спаленный дуб, Он полужив и полутруп. 3 Но ни слезы в его очах… Вздохнувши горестно, монах Собрался из последних сил И чуть дыша заговорил: 4 — Когда Господь моей руке Велел писать о злой тоске, Он рек: быть этому письму Проклятьем роду твоему. 5 Был брат мой в крепость заточен. Его детишек слыша стон, Я надсмехался над судьбой: Судьба смеялась над собой. 6 Твой муж был брошен в каземат. Твой брат собрал своих солдат, Как честь фамильная велит. Твой брат безжалостно убит. 7 Бессильна хитрость, хрупок меч, Бойцов отважных губит сечь, А торжествует только тот, Кто молится и слезы льет. 8 Пусть вдов да мучеников плач С издевкой слушает палач, Но воинство невинных слез Ведет в сражение Христос! 9 Так бог велит. А я — отмстил. Я всех обидчиков убил. Но слышишь грохот у ворот? За мной Возмездие грядет! Из «Прорицаний невинности»
Перевод С. Маршака
В одном мгновенье видеть вечность, Огромный мир — в зерне песка, В единой горсти — бесконечность И небо — в чашечке цветка. Если птица в клетке тесной — Меркнет в гневе свод небесный. Ад колеблется, доколе Стонут голуби в неволе. Дому жребий безысходный Предвещает пес голодный. Конь, упав в изнеможенье, О кровавом молит мщенье. Заяц, пулей изувечен, Мучит душу человечью. Мальчик жаворонка ранит — Ангел петь в раю не станет. Петух бойцовый на дворе Пугает солнце на заре. Львиный гнев и волчья злоба Вызывают тень из гроба. Лань, бродя на вольной воле, Нас хранит от скорбной доли. Путь летучей мыши серой — Путь души, лишенной веры. Крик совы в ночных лесах Выдает безверья страх. Кто глаз вола наполнил кровью, Вовек не встретится с любовью. Злой комар напев свой летний С каплей яда взял у сплетни. Гад, шипя из-под пяты, Брызжет ядом клеветы. Взгляд художника ревнивый — Яд пчелы трудолюбивой. Правда, сказанная злобно, Лжи отъявленной подобна. Принца шелк, тряпье бродяги — Плесень на мешках у скряги. Радость, скорбь — узора два В тонких тканях божества. Можно в скорби проследить Счастья шелковую нить. Так всегда велось оно, Так и быть оно должно. Радость с грустью пополам Суждено изведать нам. Помни это, не забудь — И пройдешь свой долгий путь. Дело рук — топор и плуг, Но рукам не сделать рук. Каждый знает, что ребенок Больше, чем набор пеленок. Та слеза, что наземь канет, В вечности младенцем станет. Лай, мычанье, ржанье, вой Плещут в небо, как прибой. Ждет возмездья плач детей Под ударами плетей. Тряпки нищего в отрепья Рвут небес великолепье. Солдат с ружьем наперевес Пугает мирный свод небес. Медь бедняка дороже злата, Которым Африка богата. Грош, вырванный у земледельца, Дороже всех земель владельца. А где грабеж — закон и право, Распродается вся держава. Смеющимся над детской верой Сполна воздастся той же мерой. Кто в детях пробудил сомненья, Да будет сам добычей тленья. Кто веру детскую щадит, Дыханье смерти победит. Игрушкам детства — свой черед, А зрелый опыт — поздний плод. Лукавый спрашивать горазд, А сам ответа вам не даст. Отвечая на сомненье, Сам теряешь разуменье. Сильнейший яд — в венке лавровом, Которым Цезарь коронован. Литая сталь вооруженья — Людского рода униженье. Где золотом чистейшей пробы Украсят плуг, не станет злобы. Там, где в почете честный труд, Искусства мирные цветут. Сомненьям хитрого советчика Ответьте стрекотом кузнечика. Философия хромая Ухмыляется, не зная, Как ей с мерой муравьиной Сочетать полет орлиный. Не ждите, что поверит вам Не верящий своим глазам. Солнце, знай оно сомненья, Не светило б и мгновенья. Не грех, коль вас волнуют страсти, Но худо быть у них во власти. Для всей страны равно тлетворны Публичный дом и дом игорный. Крик проститутки в час ночной Висит проклятьем над страной. Каждый день на белом свете Где-нибудь родятся дети. Кто для радости рожден, Кто на горе осужден. Посредством глаза, а не глазом Смотреть на мир умеет разум, Потому что смертный глаз В заблужденье вводит нас. Бог приходит ярким светом В души к людям, тьмой одетым. Кто же к свету дня привык, Человечий видит лик. [70]
Вильям Бонд
Перевод В. Топорова
1 Я удивляюсь, как он мог Слыть покорителем сердец И как, уж коли занемог, Не умер Вилли наконец? 2 Он в церковь утречком идет, Три феи к парню так и льнут. — Не тронь их, Вилли. Марш вперед! — Ангел-хранитель тут как тут. 3 И Вилли Бонд идет домой, Идет насупясь Вилли Бойд, Чернее тучи грозовой, Что застилает горизонт. 4 Приходит он — и плюх в постель! Чернее тучи он лежит. Подносят эль — бессилен хмель: Наш Вилли болен и сердит. 5 Невеста, крошка Мэри Грин, С сестрицей, крошкой Дженни Гуд, Отчаялись развеять сплин И прямо в тучу слезы льют. 6 — О Вилли, если ты влюблен И хочешь в дом ее ввести, То будь заранее прощен — У вас не стану на пути! 7 — Конечно, Мэри, я влюблен. Моя избранница — как лань, Я потерял покой и сон, А на пути — попробуй стань! 8 Ведь ты пуглива и бледна, Она смелей и горячей. Ты с нею рядом — как луна В сиянье солнечных лучей! 9 Бедняжка Мэри, побелев, Лишилась чувств и пала ниц, Но Вилли Бонд, рассвирепев, Ее не поднял с половиц. 10 Когда ж душа ее была Уже на небе, хладный труп Лежал все так же у стола, Где пил любимый женолюб, 11 Где был безумный карнавал, Где тройка фей вилась вокруг… Ангел-хранитель убежал, И Вилли выздоровел вдруг. 12 Любовь, я думал, — солнца свет, Ан нет — она взойдет луной. Любовь, я думал, — шум. Ан нет, Они подруги с тишиной. 13 Ищи любовь в больных слезах, За счастье пролитых твое, Во тьме ищи ее, в снегах, Где горе — там ищи ее! Длинный Джон Браун
и малютка Мэри Бэлл
Перевод С. Маршака
Была в орехе фея у крошки Мэри Бэлл, А у верзилы Джона в печенках черт сидел. Любил малютку Мэри верзила больше всех, И заманила фея дьявола в орех. Вот выпрыгнула фея и спряталась в орех. Смеясь, она сказала: «Любовь — великий грех!» Обиделся на фею в нее влюбленный бес, И вот к верзиле Джону в похлебку он залез. Попал к нему в печенки и начал портить кровь. Верзила ест за семерых, чтобы прогнать любовь, Но тает он, как свечка, худеет с каждым днем С тех пор, как поселился голодный дьявол в нем. «Должно быть, — люди говорят, — в него забрался волк!» Другие дьявола винят, и в этом есть свой толк. А фея пляшет и поет — так дьявол ей смешон. И доплясалась до того, что умер длинный Джон. Тогда плясунья-фея покинула орех. С тех пор малютка Мэри не ведает утех. Ее пустым орехом сам дьявол завладел. И вот с протухшей скорлупой осталась Мэри Бэлл. ИЗ «МАНУСКРИПТА РОССЕТТИ» (1808–1811)
Моему хулителю
Перевод С. Маршака
Пусть обо мне ты распускаешь ложь, Я над тобою не глумлюсь тайком. Пусть сумасшедшим ты меня зовешь, Тебя зову я только дураком. «Ни одного врага всеобщий друг, Джон Трот…»
Перевод В. Потаповой
Ни одного врага всеобщий друг, Джон Трот[71], Оставить не сумел у Вечности Ворот. «Друг — редкость!» — мыслили так древние в тревоге. Теперь друзья стоят всем поперек дороги. Вильяму Хейли о дружбе
Перевод С. Маршака
[72]
Врагов прощает он, но в том беда, Что не прощал он друга никогда. Ему же
Перевод С. Маршака
Ты мне нанес, как друг, удар коварный сзади, Ах, будь моим врагом, хоть дружбы ради! Эпитафия
Перевод С. Маршака
Я погребен у городской канавы водосточной, Чтоб слезы лить могли друзья и днем и еженощно. «Теперь попробуйте сказать, что я не гениален…»
Перевод В. Потаповой
Теперь попробуйте сказать, что я не гениален: Флексманом я не любим, Хейли — не захвален. «Чувства и мысли в картине нашедший…»
Перевод В. Потаповой
Чувства и мысли в картине нашедший Смекнет, что ее написал сумасшедший. Чем больше дурак — тем острее наитье. Блажен карандаш, если дурень — в подпитье. Кто контур не видит — не может его рисовать, Ни рафаэлить, ни фюзелить, ни блейковать. За контурный метод вы рады художника съесть.[73] Но контуры видит безумец и пишет, как есть. «Всю жизнь любовью пламенной сгорая…»
Перевод С. Маршака
Всю жизнь любовью пламенной сгорая, Мечтал я в ад попасть, чтоб отдохнуть от рая. Купидон
Перевод В. Потаповой
Зачем ты создан, Купидоп, С мальчишескою статью? Тебе бы девочкою быть, По моему понятью! Ты поражаешь цель стрелой, А девочка — глазами, И оба счастливы, когда Зальемся мы слезами. В затее — мальчиком тебя Создать, узнал я женщин руку: Лишь возмужав, постигнешь ты Глумленья сложную науку. А до тех пор — несчетных стрел В тебя вопьются жальца. Выдергивать их целый век Из ран — удел страдальца. «Что оратору нужно? Хороший язык?..»
Перевод С. Маршака
[74]
— Что оратору нужно? Хороший язык? — Нет, — ответил оратор. — Хороший парик! — А еще? — Не смутился почтенный старик И ответил: — Опять же хороший парик. — А еще? — Он задумался только на миг И воскликнул: — Конечно, хороший парик! — Что, маэстро, важнее всего в портретисте? Он ответил: — Особые качества кисти. — А еще? — Он, палитру старательно чистя, Повторил: — Разумеется, качество кисти. — А еще? — Становясь понемногу речистей, Он воскликнул: — Высокое качество кисти! Блейк в защиту своего каталога
Перевод В. Потаповой
[75]
Поскольку от прозы моей остались у многих занозы, Гравюр Бартолоцци[76] нежней, стихи напишу вместо прозы. Иной без причин заливается краской стыда. Однако никто в рифмоплетстве не видит вреда. «Мильтоном создан лишь план!» — Драйден[77] в стихах восклицает, И всякий дурацкий колпак бубенцами об этом бряцает. Хогарта[78] Кук[79] обкорнал чистеньким гравированьицем. С ревом бегут знатоки, восхищаясь его дарованьицем. Хейли, на мыло взирая, хватил через меру: «Поп[80], — закричал он, — придал совершенства Гомеру!» За́ нос фальшивых друзей я вожу, говорят, и неплохо Ополчиться успел, от врагов ожидая подвоха. Флексман со Стотхардом[81] пряность учуяли нюхом: «Беда, коль гравёр и художник проникнутся блейковским духом!» Но я, непокладистый малый, на собственный зонт Беспечно смотрю снизу вверх и готов на афронт. В точку, где сходятся спицы, уставив гляделки, Кричу я: «Лишь автор способен достичь благородства отделки!» Жертва кроме́ков[82], — несчастный погиб Скьявонетти[83]: Петля на шею — мы скажем об этом предмете! Прошу у друзей извиненья — зачем наобум Я мысль о грядущей кончине привел им на ум? Как девушка, над маслобойкой стан склонившая гибкий, Мутовку другим уступая, с лица не стирайте улыбки, Не скисайте от слова друга, если оно не хвалебно, Не забывайте, что масло любому из нас потребно! Ложным друзьям в досаду, наперекор их фальши, Истинной дружбы узы крепнуть будут и дальше! «Творенье дурака по вкусу многим людям…»
Перевод В. Потаповой
Творенье дурака по вкусу многим людям. О нем наверняка мы без волненья судим. Нас в тупости оно не упрекнет; в отместку, Как стряпчий — не пришлет судебную повестку. Я встал — рассвет на небе рдел
Перевод С. Бычкова
Я встал — рассвет на небе рдел. Беги! Печален твой удел! Дай испросить у Бога благ. Беги! Сие Мамона, враг. Я странной мысль сию почел. Я мнил — се Господа престол. И, чтобы Бога восхвалять, Просил богатство ниспослать. Духовно, Боже, я богат, В семье моей любовь и лад. В друзьях я счастлив, бодр, здоров, И только нет земных даров. Я днем и ночью зрю Творца, Не отвращает Он лица. Хулитель мой невдалеке, И мой кошель — в его руке. Я согрешу — ему Господь Бросает деньги, чтобы плоть Мою навечно искупить. Зачем мне Сатану молить? Пускай не испрошу я благ, Бог милостив — подаст и так. Навек я верный раб его — Молюсь за брата моего. — Пади! — промолвил Сатана, — Одену, зазвенит мошна. — Се — прах, — я рек, — а посему Служу лишь Богу одному. О благодарности
Перевод С. Маршака
От дьявола и от царей земных Мы получаем знатность и богатство. И небеса благодарить за них, По моему сужденью, — святотатство. Из книги «Вечносущее Евангелие»
Перевод С. Маршака
[84]
Христос, которого я чту, Враждебен твоему Христу. С горбатым носом твой Христос, А мой, как я, слегка курнос. Твой — друг всем людям без различья, А мой слепым читает притчи. Что ты считаешь райским садом, Я назову кромешным адом. Сократ милетов идеал[85] Народным бедствием считал. И был Кайафа убежден, Что благодетельствует он. Мы смотрим в Библию весь день: Я вижу свет, ты видишь тень. * * * Уж так ли кроток был Христос? В чем это видно, — вот вопрос. Ребенком он покинул дом. Три дня искали мать с отцом. Когда ж нашли его, Христос Слова такие произнес: — Я вас не знаю. Я рожден Отцовский выполнить закон. Когда богатый фарисей, Явившись втайне от людей, С Христом советоваться стал, Христос железом начертал На сердце у него совет Родиться сызнова на свет. Христос был горд, уверен, строг. Никто купить его не мог. Он звал хитро, ведя беседу, — Я духом нищ — за мною следуй! Вот путь единственный на свете, Чтоб не попасть корысти в сети. Предать друзей, любя врагов, — Нет, не таков завет Христов. Он проповедовал учтивость, Смиренье, кротость, но не льстивость. Он, торжествуя, крест свой нес. За то и был казнен Христос. Антихрист, льстивый Иисус, Мог угодить на всякий вкус, Не возмущал бы синагог, Не гнал торговцев за порог. И, кроткий, как ручной осел, Кайафы милость бы обрел. Бог не писал в своей скрижали, Чтобы себя мы унижали. Себя унизив самого, Ты унижаешь божество… Ведь ты и сам — частица вечности. Молись своей же человечности. ВОРОТА РАЯ
(Для обоего пола)
Перевод В. Потаповой
Вступление
На свете жить, грехи прощая Друг другу, — вот Ворота Рая, В противовес тому влеченью, Что бес питает к обличенью. Персты Иеговы Закон Писали. И заплакал Он, И под Престол свой милосердный, Дрожа, сложил свой труд усердный. О христиане! Для чего Вам в храмах пестовать его? Ключи от ворот
