В качестве мерила стоимости деньги функционируют независимо от того, имеются ли они в данный момент налицо у производителей или же нет. Можно выразить в золотых деньгах стоимость огромной массы товаров, не имея в кармане ни крупицы действительного золота. Для этого достаточно иметь эти деньги в представлении. Иначе говоря, деньги функционируют тут в своем мысленно представляемом, идеальном виде.
Это, однако, возможно только потому, что вслед за тем деньги выступают в виде реальных, осязаемых денег, передаваемых из рук в руки и обслуживающих переход из рук в руки товаров.
После того как сапожник выразит стоимость своих сапог в деньгах, напр, в золоте, он продает их, т. е. фактически обменивает их на золото, а потом покупает на это золото хлеб, мясо, кожу и т. п. нужные ему вещи. Производители этих товаров, в свою очередь, купят на полученные деньги другие товары и т. д. По своему существу, т. е. по своим конечным результатам, весь этот процесс сводится к передвижению товаров из рук их производителей, для которых они являются лишними, в руки тех, кто их потребляет. Но, в отличие от непосредственного обмена, он протекает здесь при непременном вмешательстве и посредничестве денег. Деньги служат посредником в деле перехода товаров из рук в руки или, как принято называть эту их функцию, средством обращения.
Если для выполнения деньгами функции мерила стоимости не требуется даже того, чтобы они имелись налицо, то в качестве средств обращения они должны иметься не только в наличности, но притом еще и в определенном количестве. От чего же зависит это количество?
Если в данный момент на рынке продается столько товаров, что стоимость их равна стоимости 17 424 долей чистого золота, а каждые 17,424 доли золота принято называть рублем (как это было в России до войны), то ясно, что денег понадобится 1 000 руб. Если количество тех же товаров удвоится, причем никаких изменений в их стоимости, не произойдет, то и денег понадобится вдвое больше, т. е. 2 000 руб. Следовательно, в каждый данный момент количество необходимых для обращения денег равняется сумме цен обращающихся (т. е. продаваемых) товаров.
Из этого, однако, было бы неправильно заключать, что раз в течение года обращается товаров на 20 миллиардов рублей, то и денег нужно столько же. Деньги отличаются от всех остальных товаров тем, что они не уходят из обращения, но все время остаются в нем, обслуживая движение все новых и новых товаров. Рубль, который сапожник заплатил сегодня за хлеб пекарю, последний завтра может отдать мельнику в обмен на муку, а мельник в тот же день может заплатить этим рублем за зерно крестьянину. Подобно тому, как один паровоз может в течение года перевезти десятки составов поездов, одного рубля может быть достаточно для обращения товаров, стоимость которых равняется стоимости нескольких рублей. Чем большее количество переходов из рук в руки проделывает каждый рубль, чем быстрее он оборачивается, тем меньше рублей нужно для обслуживания обращения товаров. Если, напр., цена обращающихся за год товаров равняется 20 миллиардам рублей, а каждый рубль делает в год 5 оборотов, то денег понадобится 4 миллиарда рублей, если же число оборотов денег достигнет 10, то денег нужно будет вдвое меньше, т. е. всего 2 миллиарда. Итак, в течение известного периода времени количество необходимых средств обращения равняется сумме цен обращающихся товаров, деленной, на среднее число оборотов денег.
Никакой товаропроизводитель не обязан немедленно покупать чужие товары только потому, что он продал свои собственные. Такое соединение покупки и продажи было необходимо только до тех пор, пока не было денег, и один товар непосредственно обменивался на другой. С появлением денег продажа и покупка превратились в самостоятельные и особые сделки, так что стало возможным продавать не с целью последующей покупки, но для накопления денег. Деньги таким образом становятся средством накопления и превращаются в сокровище, изъятое из обращения. Вспомним хотя бы увековеченный в нашей литературе образ собирателя сокровищ — пушкинского скупого рыцаря!
Но сокровище — это не просто мертвый клад, не имеющий никакого значения для обращения. Дело в том, что количество необходимых для обращения денег зависит, как мы видели, от суммы цен продаваемых товаров. Но количества товаров, выбрасываемых на рынок, и цены их все время меняются, так что денег требуется для обращения то меньше, а то больше. Если денег нужно больше, чем раньше, то недостающая часть их извлекается из сокровища и поступает в обращение; если же, наоборот, их нужно меньше, то излишек уходит из обращения и пополняет собою сокровище. Таким образом сокровище способствует поддержанию количества денег в обращении на таком уровне, который при данных условиях (т. е. при данном количестве товаров, их ценах и быстроте обращения денег) является нормальным.
Сроки покупки и продажи различных товаров могут не совпадать друг с другом. Прядильщик, напр., закупает сырье вперед на несколько месяцев, а свою пряжу сбывает лишь постепенно, по мере ее производства. В результате этого оказывается, что у производителя отсутствуют необходимые для покупки товаров деньги, между тем как продавцам нужно эти товары сбыть. Здесь на помощь приходит кредит. Продавец кредитует покупателя, т. е. отдает ему свои товары в долг, получая взамен их деньги не немедленно, не по истечении некоторого срока. В этом случае деньги уже не являются посредником при переходе товаров из рук в руки, т. е. не служат средством обращения. В качестве последнего здесь выступает простое обязательство должника уплатить в известный срок определенную сумму денег (такое обязательство может выражаться в долговой расписке, векселях или просто в честном слове покупателя); когда же этот срок наступит, должник уплачивает эту сумму кредитору и, следовательно, погашает свой долг. Деньги здесь вступают в обращение не одновременно с товаром, а после него, служат средством не покупки, а платежа (погашения долга) и называются поэтому платежным средством.
Если иметь в виду и эту их функцию, то количество денег, требующихся рынку, определится уже несколько более сложным образом, чем то было раньше, когда мы принимали во внимание только функцию средства обращения.
Допустим, что сегодня продано товаров на 1000 р., но из них только на 800 руб. продано за наличные, на остальную же сумму (200 руб.) в кредит. Так как за купленные в кредит товары нужно будет платить деньги лишь впоследствии, то в данный момент потребуется денег меньше, притом на столько, сколько составила сумма цен проданных в кредит товаров, т. е. в нашем примере меньше на 200 руб. Однако если по сегодняшним сделкам часть платежей отсрочена, то зато на этот день может падать срок расплаты за товары, купленные в кредит месяц тому назад. Если таких платежей придется на 300 руб., то количество необходимых денег составит 1000 руб. — 200 руб. (отсроченных платежей) +300 руб. (наступивших платежей). Но и этим дело еще не оканчивается. Часть наступивших платежей может быть совершена без всякого участия денег. Если, напр, сегодня сапожник должен платить кожевнику 50 руб., кожевник — портному, а портной — сапожнику тоже по 50 руб., то каждый из них оказывается на равную сумму должником и кредитором. Поэтому, вместо того чтобы рассчитываться по своим долгам наличными деньгами, они могут попросту зачесть друг другу эти долги, т. е. взаимно погасить эти платежи. Тогда требуемая сумма денег составит в нашем примере 1000 руб. — 200 руб + 300 руб. — 50 руб. (взаимно погашающихся платежей).
Итак, общее количество необходимых для оборота денег в отдельный момент времени равняется сумме цен обращающихся товаров минус сумма отсроченных платежей плюс сумма наступивших платежей и, наконец, минус сумма взаимно погашающихся платежей. Для того же, чтобы узнать, сколько денег нужно за известный период времени, полученную указанным путем сумму следует еще разделить на среднее число оборотов денег.
Зная различные функции денег, мы теперь без труда поймем, почему эти функции теснее всего срастаются именно с благородными металлами. Деньги служат мерилом стоимости, а эту функцию лучше всего может выполнять тот товар, который более однороден, чем остальные. Только благодаря такой однородности простое указание количества денежного товара может быть достаточным выражением стоимости другого товара. Быки, напр., отличаются друг от друга по своему качеству и стоимости, так что недостаточно сказать, что какой-нибудь товар равен по стоимости одному быку, но нужно еще знать, какому быку. Металл, напротив, однороден, один кусок его вполне равен другому, так что и выражение стоимости в нем является наиболее простым и однородным. Деньги, далее, служат средством обращения. Для этого они должны быть способны легко обращаться, т. е. легко переноситься из рук в руки и с места на место. Но последнее возможно лишь в том случае, если в небольшой массе денежного товара заключена большая стоимость и если он может быть без ущерба разделен на любые части; а это как раз и имеет место по отношению к благородным металлам. Наконец эти металлы отличаются и своей прочностью, необходимой для того, чтобы они могли служить хорошим средством накопления.
Итак, целый ряд свойств (однородность, высокая стоимость, делимость, прочность) делает именно благородные металлы, в частности — золото, наиболее пригодными для выполнения функций денег. Это обстоятельство и объясняет то, что они с течением времени вытеснили из этих функций все другие товары.
12. Виды денег
В течение долгого времени после того, как благородные металлы завоевали всеобщее господство в качестве денег, они обращались не в виде отчеканенных монет, но в виде слитков той или иной формы.
Вес и пробу этих слитков приходилось поэтому заново устанавливать при каждой сделке, так как продавец, разумеется, не хотел верить на слово покупателю. В древнем Египте, напр., где деньгами служили золотые и серебряные кольца, картина обмена рисуется одним автором следующим образом. «Их (кольца) нужно взвешивать при каждой торговой сделке заново. Заинтересованные стороны пользуются этим как поводом для горячего спора. Покричав в течение четверти часа о том, что весы не в порядке, что пользование ими неправильно, что нужно повторить взвешивание, они, наконец, усталые от спора, приходят к соглашению и мирно расходятся».
Обращение металла по весу имело, таким образом, значительные неудобства для продавцов и покупателей. Нужно было тратить много времени и сил на взвешивание и определение пробы, да притом все же были возможны ошибки и обманы (напр. к золоту добавлялась медь и т. п.). Неудобства эти были настолько велики, что жизнь постепенно выработала способы их преодоления. Отдельные крупные торговцы и целые общественные организации стали ставить на слитки свой штемпель, удостоверяющий их вес и пробу, и вместе с тем придавать этим слиткам однообразную и удобную для оборота форму (напр., форму небольших металлических кружков). Такие отчеканенные определенным образом и снабженные знаками, удостоверяющими их вес и пробу, куски металла называются монетами. При приеме их продавцы уже не производят операции взвешивания и испытания их пробы, но просто принимают их по счету, доверяя тому торговцу или той организации, чей штемпель они носят. Понятно, что наибольшим доверием и властью могла пользоваться только самая крупная и влиятельная организация, т. е. государство. Поэтому с течением времени чеканка монеты перешла всецело в руки государственной власти, частная же чеканка была прекращена. Современные монеты чеканятся на государственных монетных дворах и снабжены государственным штемпелем и названием, удостоверяющим чистый вес металла в них. Так, напр., русский «рубль» означал 17,424 доли чистого золота, так что в 5-рублевой золотой монете содержалось около 87,1 доли золота.
Монеты все время обращаются, т. е. переходят из рук в руки. Как ни прочен тот материал, из которого они сделаны, все же и он от непрерывного употребления стирается и изнашивается. Но если 5-рублевая монета потеряла от снашивания хотя бы 1/1000 своего первоначального веса, то она уже по существу не является пятью рублями. Тем не менее покупатели будут продолжать отдавать ее вместо 5 рублей, а продавцы будут согласны принимать ее по-прежнему за 5 рублей, как будто бы она только что вышла из-под станка, на котором она выделывается. Ведь эта монета нужна им только в качестве средства обращения, следовательно, им важно не то, сколько в ней есть в действительности чистого золота, но лишь то, чтобы и у них ее приняли за столько же рублей, за сколько они сами ее взяли. Каждый торгующий знает, что принимаемая им монета побывала уже во многих руках, а значит потеряла часть своего веса, но ведь и берет он ее не для переплавки в слиток, а тоже для передачи в чужие руки, так что не обращает внимания на эту потерю веса. Государство воспользовалось этим и стало само выпускать неполноценные монеты, т. е. такие, которые при самом своем выпуске не стоят того, что на них обозначено. Так, напр., в России, как и в ряде других стран, серебряные и медные монеты были неполноценными, так что в серебряном рубле содержалось такое количество серебра, которое стоило не 17,4 доли чистого золота, но примерно на 1/3 меньше.
В нормальных условиях и по отношению к основному денежному денежному металлу государства применяют обычно так называемую свободную чеканку. Под этим понимается такое положение вещей, когда каждое частное лицо вправе доставить на государственный монетный двор любое количество металла и получить взамен такое же количество этого металла, но уже в виде монет. Так, напр., в России, где 1 рубль был равен 17,4 доли чистого золота, каждый принесший на монетный двор золотой слиток, в котором заключалось 100 или 1000 раз по 17,4 доли, получал взамен 100 или 1000 рублей в виде золотых монет. Ясно, что при свободной чеканке монета может быть только полноценной, т. е. меновая стоимость ее всегда соответствует стоимости заключенного в ней металла. Ведь каждый может превратить слиток в монеты (отдав его на монетный двор) или же, наоборот, превратить монеты в слиток (переплавив их), а потому никто не станет отдавать слиток дешевле монеты или монеты дешевле слитка.
Между тем неполноценные монеты имеют большую меновую стоимость, чем заключенный в них металл. Это возможно только потому, что государство применяет по отношению к ним закрытую чеканку. Оно отказывается от свободного приема от частных лиц слитков в обмен на монеты и чеканит последние в ограниченном количестве и только для самого себя. Без этого ограничения получился бы сильный наплыв неполноценных монет в обращение, так как всякий желающий мог бы получить за 70 коп. в слитке рубль в монете. Этот наплыв вызывал бы сильное увеличение спроса и повышение цен до тех пор, пока рубль в монете не стал бы равноценен при обмене на товары 70 копейкам. Закрытая чеканка предотвращает все эти последствия и поддерживает меновую стоимость монет на более высоком уровне, чем стоимость заключенного в них металла.
Чеканя 4,25 золотника чистого серебра в монету, государство называло эту монету рублем, хотя рубль (т. е. 17,4 доли чистого золота) и равнялся по стоимости 6 золотникам серебра. А так как оборот действительно принимал 4,25 золотника за рубль, т. е. за 6 золотников, и это соотношение на основе закрытой чеканки упрочилось, то выходило, что неполноценная монета являлась в значительной мере простым знаком или символом полноценной. Серебряный рубль, напр., равнялся в действительности только 7/10 золотого или 70 копейкам, на 3/10 же или на 30 копеек он являлся простым представителем или символом золота.
Но если могут обращаться такие деньга, которые отчасти являются простым заместителем или символом денежного металла, то почему бы не обращаться и таким, которые целиком являются таким символом, т. е. вообще не имеют самостоятельной стоимости? Раз продавец берет 70 копеек за рубль, то он возьмет за рубль и простую бумажку (которая сама по себе вообще не имеет стоимости), если только государство снабдит ее соответствующими штемпелем и названием, а другие продавцы будут тоже принимать ее по ее нарицательному или номинальному, т. е. выраженному в ее названии, достоинству. Государственная власть и стала в трудные минуты (в частности, во время войн) пользоваться этой возможностью получать деньги почти без всяких расходов со своей стороны. В результате этого к полноценным и неполноценным монетам прибавились еще и бумажные деньги.
Бумажные деньги обмениваются на определенное количество различных товаров, хотя сами по себе они не имеют никакой трудовой стоимости. Это возможно только потому, что они появляются в качестве заместителей металлических денег и заимствуют свою стоимость от последних. Золотой рубль имеет определенную трудовую и меновую стоимость. Бумажный рубль вступает в оборот как символ или представитель золотого и потому приобретает такую же меновую стоимость. Стоимость бумажных денег (как и неполноценных монет) определяется стоимостью металлических денег, заместителями и представителями которых они являются.
Но это не значит, что бумажный рубль всегда равноценен золотому. Такое положение вещей будет иметь место лишь до тех пор, пока бумажных денег выпускается как раз столько, сколько понадобилось бы обороту золотых. Часто, однако, бывает, что государство, нуждаясь в деньгах (напр, во время войны), выпускает значительно большее количество бумажных денег. Так, напр., для обращения товаров может быть нужно 2 миллиарда рублей золотом, а государство может выпустить бумажек на 20 миллиардов рублей. В этом случае все эти 20 миллиардов бумажных будут заместителями двух миллиардов золотых рублей, так что каждый бумажный рубль будет равноценен всего лишь 10 золотым копейкам. Такое явление называется обесценением-бумажных денег, чрезмерный же выпуск их, приводящий к этому обесценению, называют инфляцией.
Более или менее длительное и сильное обесценение денег подрывает возможность нормального выполнения ими всех своих функций. Правильное измерение стоимости товаров и определение цен становится невозможным, раз стоимость самого мерила (денег) непрерывно изменяется. Хранение и накопление обесценивающихся денег делается бессмысленным и невыгодным делом, так как означает уже не сохранение и накопление стоимостей, но, напротив, потерю их. Подобным же образом невыгодной становится и отсрочка платежей, на основе которой деньги выступали раньше в качестве платежного средства. Наконец обесценение денег может дойти до такой степени, что люди вообще перестанут принимать их в обмен за свои товары, и место денежного обращения вновь займет непосредственный обмен с присущими ему недостатками. Ясно, таким образом, что бумажно денежная инфляция оказывает в высшей степени вредное влияние на все хозяйство и что нормальной денежной системой является только такая, которая основана на свободной чеканке и обращении металлических денег, так как лишь при этих условиях устраняется возможность инфляции.
Не всякий напечатанный на бумаге денежный знак может быть отнесен к бумажным деньгам в том смысле, в каком это понятие было разъяснено выше. Кроме денежных знаков, выпускаемых государством для покрытия своих расходов, существуют знаки, выпускаемые банками для оказания кредита промышленникам и торговцам, — так называемые банкноты. Для того чтобы понять их природу, нужно представить себе, каким образом банковый билет или банкнота появляется в обороте.
Предположим для примера, что А купил у Б товаров на сумму 10 000 руб. не за наличный расчет, а в кредит, уплатив за них векселем, срок платежа по которому истекает через три месяца. Если Б в течение этих трех месяцев деньги не нужны, то он может спокойно хранить у себя вексель в ожидании того момента, когда срок кредита окончится и А заплатит по своему векселю наличными деньгами. Но как поступить ему в том случае, если ему, в свою очередь, необходимо купить товары еще до истечения этого срока? В первую очередь здесь приходит на помощь обращение самого векселя. Покупая товары у В, Б может расплатиться за них векселем, полученным им ранее от А. В этом случае кредитором А становится уже не Б, а В, к которому перешел вексель А и который по истечении трех месяцев потребует платежа по нему, Б же использовал этот вексель как деньги. Однако такое обращение векселя не всегда возможно. То лицо, у которого покупает товары Б, может ничего не знать об А и потому может отказаться принять в уплату за свои товары вексель, выданный А, не будучи уверенным в том, что А действительно заплатит по своему векселю. В этом случае на помощь приходит банк. Б, получивший вексель от А и нуждающийся в средствах для покупки товаров, обращается в банк и обменивает этот вексель на банкноты, которые, благодаря известности банка в широких кругах и его коммерческой солидности, всякий согласится взять у него взамен наличных денег. Банкнота таким образом является векселем банка, замещающим в обороте частные векселя.
Зная происхождение банкноты, мы можем уже, точнее установить различие между банкнотами и бумажными деньгами. Бумажные деньги выпускаются тогда, когда государство не может иными путями (при помощи налогов, займов и т. д.) получить достаточное количество средств для покрытия своих расходов. Выпуск бумажных денег обусловливается, следовательно, потребностями государственной власти, а не народного хозяйства. Оборот может совсем не нуждаться в добавочной порции денег, благодаря чему выпуск бумажных денег приведет, в конце концов, к их инфляции и обесценению со всеми вытекающими отсюда последствиями. Иначе обстоит дело с банкнотами. Банкнота возникает на основе товарного обмена. Выпуск банкнот поэтому обычно соответствует потребности оборота в средствах обращения и не приводит к тем вредным последствиям, которые связаны с выпуском бумажных денег. В то время как брошенные в обращение бумажные деньги прочно остаются в нем, хотя бы они и переполняли каналы обращения, — банкноты по истечении сравнительно краткого периода времени, который проходит до истечения срока платежа по векселю, возвращаются обратно в банк.[4]
13. Деньги — выражение общественных отношений в товарном хозяйстве
В плановом или натуральном хозяйстве труд каждого отдельного производителя заранее, т. е. еще до его начала, предназначен для удовлетворения определенных общественных потребностей, заранее (при составлении всего хозяйственного плана общества), приведен в связь и сочетание с другими видами и отраслями труда.
Его необходимость для общества стоит, таким образом, вне всякого сомнения, т. е. иными словами индивидуальный труд непосредственно является вместе с тем и общественным трудом.
Не то в товарном хозяйстве. Отдельные производители и целые отрасли производства не связаны здесь заранее никаким единым планом. Каждый производит на свой страх и риск и не знает наперед, окажется ли его продукт, а значит и затраченный им труд, нужным для общества. Об этом он узнает только впоследствии, при обмене своих товаров. Если он сможет обменять их, то значит труд его нужен обществу; если же этот обмен не удастся, то значит этот труд остается просто его частным делом, до которого общество не имеет никакого касательства. Труд отдельного лица приводится в связь и сочетание с трудом других лиц лишь постольку, поскольку его товар будет обменен на их товары. Частный труд становится общественным лишь через посредство обмена вещей.
В связи с этим для каждого отдельного производителя воплощением общественного характера его труда служит тот чужой товар, на который он обменивает свой собственный. Если, напр., сегодня сапожник хочет обменять свои сапоги на хлеб, завтра на гвозди, а послезавтра на мясо, то лишь удача этого обмена делает его сапоги общественным продуктом (т. е. удовлетворяющим потребности других производителей), а затраченный им труд — общественным трудом (т. е. трудом, нужным для других). Хлеб, мясо и т. п. и служат для него подтверждением общественной необходимости его труда. Раз их можно получить в обмен на его сапоги, значит и труд его нужен обществу и является не только его частным делом, но вместе с тем и частью общественного труда.
Когда место такого непосредственного обмена занимает денежная форма обмена, тогда уже на долю денег выпадает роль служить таким выражением и воплощением общественного труда. Ни один товар не может, уже непосредственно обмениваться на другие, но должен быть предварительно продан, обменен на деньги, причем этот обмен не всегда удается. Напротив, деньги непосредственно и всегда можно обменять на любой из товаров. Все товары до их продажи представляют собою поэтому только продукт частного труда их производителей, в то время как деньги заранее и непосредственно воплощают в себе общественный труд. Когда товар удается обменять на деньги, тогда и только тогда владелец его оказывается в состоянии получить продукты других производителей; вместе с тем только продажа делает и его продукт достоянием других. Следовательно, если раньше мы установили, что в товарном хозяйстве люди связываются друг с другом через вещи (т. е. через обмен вещей — товаров), то теперь мы можем добавить к этому, что и эта связь не является непосредственной. В развитом товарном хозяйстве производители связываются друг с другом только через особую вещь — деньги.
Деньги таким образом — это вещь, которая служит единственным непосредственный воплощением общественного труда через посредство которой товаропроизводители вступают в связь друг с другом, а их труд превращается из частного в общественный.
С появлением денег и развитием денежного обмена весь мир товаров распадается на две неравные части. К первой из них относятся все обыкновенные товары, ко второй же — только один — привилегированный, всеобщий товар, товар всех товаров — деньги. Именно в этот особенный товар хотят, превратить производители свои собственные продукты. Все жаждут денег, все стремятся к обладанию ими.
При этом никто уже не помнит о том, что сами деньги произошли от обыкновенного товара, и не знает, что те особенные функции, которые они приобрели после обособления от остальных товаров, представляют собою чисто общественное явление, основаны на общественных отношениях людей в товарном хозяйстве. С поверхностной точки зрения, дальше которой не идет рядовой товаропроизводитель, деньги представляют собою какую-то сверхъестественную вещь, которой якобы по природе присуща способность притягивать к себе все остальные вещи, обмениваясь на них. С этой фетишистической точки зрения общественные функции денег являются природной особенностью той вещи (напр, золота), которая выступает в качестве денег.
В развитом товарном хозяйстве, в котором роль денег прочно срослась с благородными металлами, людям показалось бы в высшей степени странным, если бы кто-нибудь стал превозносить и обоготворять, напр., скот. Напротив, в обществе, стоящем на той ступени развития, когда роль денег могла еще выполняться скотом, такое превознесение имеет место и кажется людям чем-то «естественным». К этому обществу применима и следующая характеристика, которая в образной форме излагает преклонение перед вещью, необходимо возникающее у людей в хозяйстве, основанном на денежном обмене. «Создается форменное обожание скота и преклонение перед ним: девушка легче всего находит мужа, если к ее привлекательности в виде приданого прибавляются крупные стада скота, и это даже в тех случаях, когда женихом является не свиновод, а профессор, священник или поэт. Скот является синонимом человеческого счастья. Скот и его сказочное могущество воспеваются в стихах. Из-за скота совершаются преступления и убийства. И люди, покачивая головой, повторяют: «Скот правит миром» (Люксембург). Стоит только заменить в приведенных фразах слово «скот» словом «золото» — и они становятся вполне применимыми и к современному товарному хозяйству.
Фетишистические взгляды на деньги, приписывающие последним чудесные силы и способности, можно встретить нередко как в практике, так и в литературе. Едва ли не наиболее ярким выражением их является следующее рассуждение, русского адмирала Мордвинова: «Из всех действующих в государственном составе сил первейшею должно признать денежную. Она творит и умножает изобилие и богатство внутри; она ограждает безопасность извне. Деньги питают труд и промышленность, науки крепят и распространяют общественные к ним связи. Деньги изощряют оружие, дают крылья флотам, шествие воителям, и песнь победная стяжается златом». После всего сказанного ранее нам должно быть ясно, насколько неправильны такие взгляды. Никакой особой «силой», способной самостоятельно творить что-либо, золото не является, так же как не является ею скот или какой-нибудь другой товар. Творит и производит не золото, а труд людей; что же касается того, что господство над трудом приобретается только на основе обладания золотом, то это возможно лишь благодаря особым общественным условиям, условиям товарного хозяйства.
В действительности ни золото, ни какой-либо другой товар не являются деньгами по природе. Золото, напр., со всеми его естественными свойствами существовало задолго до того, как в обществе появились товарное производство и деньги. Но тогда оно было просто одним из многих продуктов, удовлетворяя потребность людей в украшениях, между тем как теперь оно занимает исключительное место среди всех вещей и как бы само по себе господствует над людьми. Однако ведь природа золота за это время не изменилась ни на йоту. Чему же следует приписать его новое положение? Ясно, что только изменению всего строя хозяйственной жизни человеческого общества, превращению натурального хозяйства в товарное. Подобным же образом дальнейшее изменение этого строя, уничтожение товарного хозяйства и полная замена его социалистическим положит конец этому господствующему положению золота, так как оно устранит товары и деньги, поставит всю хозяйственную жизнь под сознательный контроль общества и вновь сделает вещи простыми слугами людей.
Деньги — явление товарного хозяйства, они родились с его развитием и умрут вместе с ним. Только к товарному хозяйству и может относиться поэтому следующее ироническое и меткое замечание одного писателя: «у кого есть четвертак, тот является владыкой (в пределах четвертака) над всеми людьми, он повелевает поварам питать его, философам учить его, королям охранять его — в пределах четвертака».
14. Превращение стоимости в капитал
В предыдущих главах мы изучали, как развивается крупное капиталистическое производство, поглощая и вытесняя отсталые, докапиталистические формы.
Нам известно, что капиталистический способ производства, в отличие от всех других, основан на наличии двух классов — капиталистов и наемных рабочих. Задачей данной главы и является рассмотрение отношений между этими двумя классами, — отношений, образующих самую основу капиталистического строя.
В чем же заключается та проблема, которая возникает при рассмотрении этих отношений и для решения которой необходим особый теоретический анализ (исследование)? Чтобы ответить на этот вопрос, бросим беглый взгляд на весь ход хозяйственной жизни капиталистического общества.
Основой всякого хозяйства является совместный труд людей. При капитализме этот труд выполняется наемными рабочими, работающими под управлением наемных же служащих (техников, инженеров и т. п.). Что касается собственников предприятий, в которых они работают, — капиталистов, то последние сосредоточивают в своих руках все верховное руководство предприятиями. Не участвуя в самом процессе производства, они тем не менее регулярно получают в свою пользу значительную долю всех продуктов общественного труда. Рассматривая всю огромную товарную массу, пропускаемую ежегодно через рынок, мы увидим, что рабочий класс получает из нее лишь часть продуктов, едва достаточную для более или менее сносного продолжения своего существования. Вся остальная часть возвращается к классу капиталистов, подвергнувшись лишь перераспределению на рынке между отдельными членами этого класса. Она включает в себя не только средства производства, но и предметы личного потребления, идущие на удовлетворение личных нужд и прихотей капиталистов. Капиталисты, не участвуя сами в производстве, присваивают и потребляют часть производимых их наемными рабочими продуктов. Значит, мы имеем здесь дело с эксплуатацией класса наемных рабочих классом капиталист о в. Но эксплуатация трудящихся, вообще говоря, не есть какое-то новое, свойственное исключительно капитализму, явление. Она имеет место во всех тех случаях, когда средства производства не принадлежат самим производителям, но сосредоточены в руках особого класса люд ей; подобное же положение вещей существовало еще задолго до капитализма. Рабовладелец эксплуатирует своего раба, помещик эксплуатирует крепостных крестьян и ремесленников, капиталист эксплуатирует наемных рабочих. Однако капиталистическая эксплуатация существеннейшим образом отличается от предшествовавших ей форм эксплуатации. Рабский и крепостнический строй основывался на прямом насилии и господстве собственников средств производства над трудящимися. Рабовладелец и помещик были в той или иной форме собственниками не только средств производства, но и самих производителей; они владели последними и чинили над ними суд и расправу. При капитализме рабочие не только «свободны» от средств производства, т. е. лишены их, но вместе с тем и свободны от личной зависимости. Никто не заставляет рабочего вообще вступать в какие-либо отношения с капиталистами. Если же он и продает свою рабочую силу последнему, то зато ведь он получает взамен заработную плату, размер которой определяется формально свободным соглашением обеих договаривающихся сторон, а не какими-либо органами принуждения и насилия — вроде суда, войска или полиции.
Если, несмотря на все это, эксплуатация наемных рабочих все же имеет место, то мы стоим здесь перед загадкой, решение которой составляет дело политической экономии. Проблема капиталистической эксплуатации и сводится к вопросу о том, каким образом огромная масса лично свободных производителей эксплуатируется, без применения прямого насилия и принуждения, небольшой кучкой капиталистов.
Под «капиталистом» в житейском обиходе часто понимают всякого человека, обладающего более или менее значительной суммой денег, отождествляя, таким образом, «капитал» с деньгами. Но в данном случае, как и во многих других, житейское словоупотребление не совпадает с научным взглядом на вещи. В самом деле, деньги, как нам известно, свойственны не только капиталистическому, но всякому развитому меновому обществу. В простом товарном хозяйстве деньги служат производителям средством покупки необходимых им орудий, материалов и предметов потребления. Но от одного обладания более или менее крупной суммой денег простой товаропроизводитель еще не превращается в капиталиста. Не обладание деньгами отличает капиталиста от простого товаропроизводителя но то употребление, которое он этим деньгам дает. Товаропроизводитель употребляет деньги для того, чтобы жить и работать, капиталист же для того, чтобы жить, не работая. И только постольку, поскольку деньги пускаются в ход таким образом, что дают их владельцам возможность получать регулярный доход, не участвуя самим в производстве, деньги превращаются в капитал.
Ясно, однако, что обладание деньгами не может быть использовано в целях получения постоянного дохода, если эти деньги будут зарыты в землю, положены в сундук или еще каким-нибудь образом оставлены в неподвижном состоянии. Вместо этого они должны быть пущены в ход, приведены в движение, и только в результате какого-то движения или процесса собственник их оказывается владельцем дохода, полученного без соответствующей затраты его личного труда. Тот процесс, в результате которого к капиталистам притекает доход на пущенные ими в ход денежные суммы, называется кругооборотом капитала. Рассмотрим же, как протекает этот кругооборот.
Первоначально капиталист выступает в качестве владельца определенной суммы денег. Но, как мы уже отметили выше, деньги эти не остаются праздно лежать у него, а совершают известное движение. Первое дело, с которого начинает наш капиталист, это — затрата имеющихся у него денег на покупку различных средств производства (зданий, машин, прочего оборудования, сырья, топлива, вспомогательных материалов и т. п.) и на наем рабочих. Сделав эти затраты, капиталист из владельца денег превращается в собственника промышленного предприятия. В его распоряжении находятся средства производства и рабочие силы, т. е. все то, что необходимо для производства.
Это превращение собственника денег в собственника средств производства и хозяина над рабочими является основой всего капиталистического строя. Только благодаря тому, что средства производства сосредоточены в руках класса капиталистов, рабочие же лишены всего, кроме своей собственной рабочей силы, — только благодаря этому капиталисты оказываются в состоянии существовать и господствовать над производством, не принимая в нем самом никакого участия. Следовательно, деньги становятся капиталом лишь постольку, поскольку рабочие лишены собственности на средства, производства и вынуждены выносить на рынок для продажи единственное, что у них остается, — свою рабочую силу. Что же происходит после того, как сделка между рабочим и капиталистом заключена? Дальше уже начинается самый процесс производства: рабочие применяют машины, перерабатывают сырье и производят продукты.
Однако ведь не производство же само по себе является целью капиталиста. Капиталистическое предприятие производит не предметы потребления для самого капиталиста, но товары, которые должны быть выброшены на рынок для того, чтобы после продажи перейти в потребление других членов общества или послужить в качестве средств производства новых продуктов.
Некоторые буржуазные ученые, затушевывая всеобщее господство товарного производства при капитализме, стремились представить дело таким образом, что как будто бы на рынок поступает не вся или, по крайней мере, не основная масса продукции, но лишь избыток продуктов, превышающий собственные потребности предпринимателя. Неверность этого взгляда станет нам тотчас же ясна, если мы только вспомним, какой специализированный характер и какие массовые размеры принимает производство при капитализме. Известный социалист Лассаль блестяще обнаружил ошибочность указанного воззрения, подвергнув его жестокому осмеянию в следующих словах: «Г. Борзиг, конечно, производит машины сперва для нужды своей собственной семьи, излишние машины он затем продает. Магазины, изготовляющие траурные платья, работают прежде всего на случай смерти кого-либо из домашних. Но так как эти случаи бывают чересчур редко, то остаток траура они выменивают. Господин Вольф, владелец здешнего телеграфного бюро, получает телеграммы главным образом для своего личного удовольствия и поучения. Телеграммы, остающиеся лишними после того, как он ими достаточно насладился, он отдает биржевым волкам и газетным редакциям, которые в обмен на это, в свою очередь, снабжают его своими газетными корреспонденциями и акциями».
Итак, по окончании производства изготовленные товары поступают на рынок и продаются. Но если капиталист учреждает предприятие не для того, чтобы оно производило предметы потребления для него самого, то он не ставит своей целью и удовлетворение потребностей общества. Его цель получение дохода, прибыли с затраченной им на производство суммы денег, производство же является для него лишь неизбежным злом, без которого этой прибыли нельзя получить. Но для того, чтобы прибыль получалась, он должен про давать товары дороже, чем стоили ему покупка средств производства и наем рабочих. Предположим, напр., что капиталист в течение года затратил на производство 1 млн. руб., из которых 800.000 руб. пошли на покупку различных средств производства, потребленных в течение этого года, и 200.000 руб. на оплату рабочих. Если бы при продаже готовых изделий капиталист выручил только 1 млн. руб., то все это дело было бы лишено для него какого бы то ни было смысла. Затрачивать на производство 1 млн руб. он станет только в том случае, если в результате продажи произведенных товаров он получит, кроме возмещения своих издержек, еще и некоторый избыток, если, напр., цена этих товаров составит 1 млн. руб. + 100 тыс. руб., 1 млн. руб. + 200 тыс. руб. и т. д.
Так оно в действительности и бывает. Капиталисты, затрачивая на производство определенную сумму денег, извлекают из обращения (т. е. в результате продажи произведенных товаров) большую сумму. Избыток, получаемый ими при этом и составляющий цель всей их деятельности, называется прибавочной стоимостью. Так, напр., если наш капиталист, затративший 1.000.000 руб., получит от продажи произведенных его рабочими товаров 1.100.000 руб., то 100.000 руб. будет представлять собою прибавочную стоимость, а 1 млн. руб. является возвратившимся к нему первоначальным капиталом.
Получением прибавочной стоимости и заканчивается весь процесс, но заканчивается лишь для того, чтобы потом начаться вновь. Капиталист не удовлетворяется однократным получением дохода, но стремится получать его регулярно. Поэтому только часть выручки за товары он затратит на собственное потребление (самое большее — если он использует для этого всю прибавочную стоимость, обычно же потребляется только часть последней). Что касается всей остальной части выручки, то она вновь затрачивается на покупку средств производства и оплату рабочих, начинается новое производство, и весь кругооборот происходит сызнова.
Мы видим таким образом, что весь процесс кругооборота капитала состоит из трех последовательных ступеней или стадий: 1) покупка средств производства и рабочих сил, 2) процесс производства, 3) продажа произведенных товаров. В зависимости от того, какую точку этого движения мы рассматриваем, и капитал нашего предпринимателя выступает в различных формах. Первоначально он выступает в форме денег, затем в форме средств производства и рабочих сил, купленных на эти деньги и действующих в процессе производства. После того, как средства производства и труд рабочих воплотились в готовых продуктах, капитал появляется в форме товаров, причем ими могут быть как средства производства, так и предметы личного потребления. Денежный капитал превращается в производительный капитал, т. е. капитал, воплощенный в виде таких товаров, которые действуют в производстве, — в виде средств производства и рабочих сил. Производительный капитал, в свою очередь, превращается в товарный капитал, т. е. сменяется капиталом, воплощенным в готовых или вышедших из производства товарах. Наконец, товарный капитал, путем продажи произведенных товаров, опять превращается в денежный капитал, и вся сказка начинается сначала.
Сокращенно формула может быть выражена так: Д-Т… П… Т1-Д1, причем Т обозначает средства производства и рабочие силы, а Т1 — готовые товары. Прямые линии указывают на акты обмена (Д-Т — покупка, Т1-Д1 — продажа). Точки обозначают перерыв в обращении, имеющий место в течение того времени, дока протекает процесс производства.
Интересно сравнить эту формулу кругооборота капитала с известной нам формулой простого товарного обращение: Т-Д-Т.
При простом товарном обращении началом и концом капитала всего процесса является товар. Продажа (Т-Д) служит средством покупки других товаров (Д-Т). Произведенные им сапоги сапожник продает для того, чтобы на вырученные деньги купить хлеб, мясо, одежду, с одной стороны, и шило, дратву, кожу — с другой. Целью производства является потребление. При этом в течение всего этого процесса первоначальная сумма стоимости не испытывает никаких изменений. Сапоги, проданные сапожником, имеют ту же стоимость, что и средства производства и предметы потребления, купленные им на деньги, полученные от продажи сапог.
Противоположным образом обстоит дело при кругообороте капитала. Началом и концом этого процесса являются деньги. Покупка (Д-Т) служит средством продажи других товаров (Т1-Д1). Сапожник, продавший сапоги и купивший хлеб, выгадал уже постольку, поскольку ненужный ему предмет заменил нужным. Капиталист, получающий в конце такой же предмет, какой он выпустил из рук вначале, т. е. деньги, выгадывает лишь постольку, поскольку полученная им сумма превышает первоначально затраченную. Целью производства является прибавочная стоимость.
Мы видели, что капитал воплощается в форме различных предметов — денег, средств производства и рабочих сил, готовых товаров. Следовательно, нельзя ограничить понятие капитала каким-нибудь видом вещей, будь то деньги, товары или особый род товаров — средства производства. Что же дает нам право объединить все эти разнородные предметы и подвести их под общее понятие «капитал»? Конечно, не то, что все они представляют собою определенные потребительные ценности. Потребительные ценности ведь существуют во всяком обществе, тогда как капитал есть особенность товарно-капиталистического хозяйства. То общее, что объединяет эти предметы друг с другом в качестве особых форм капитала, относится не к вещественной, но к социальной (общественной) их природе. Во-первых, все они воплощают в себе определенную стоимость, во-вторых, все они служат для капиталистов средством получения прибавочной стоимости.
Капитал таким образом, это — сумма стоимости, воплощающаяся в различных предметах и совершающая такой кругооборот, в результате которого обладатель ее получает, помимо возврата ее самой, еще и прибавочную стоимость.
Капитал, следовательно, есть только там, где образуется прибавочная стоимость. Эту связь между ними и хотят выразить, когда, как это нередко бывает, определяют капитал как «стоимость, создающую прибавочную стоимость», или просто «самовозрастающую стоимость». Ясно, однако, что подобные определения применимы лишь в целях экономии слов, так как по существу стоимость (т. е. труд, уже воплощенный в товарах) не может сама по себе ни «расти», ни «создавать» что-либо. Но раз это так, то перед нами возникает вопрос о том, каким образом происходит это кажущееся «самовозрастание» стоимости, каким образом, пройдя через известный кругооборот, 1.000.000 р. превращается в 1.100.000 р. или 1.200.000 р. Иными словами, перед нами встает вопрос: каков же действительный источник прибавочной стоимости?
15. Источник прибавочной стоимости
Буржуазные экономисты, стремясь к оправданию капиталистического дохода, не прочь усмотреть источник объяснения последнего в действиях самих капиталистов.
По мнению некоторых из них, природа дохода капиталиста и рабочего дохода в сущности одинакова. Рабочий трудится, производя продукты, капиталист же затрачивает свой труд, организуя предприятие и управляя рабочими. Его доход поэтому есть та же заработная плата и представляет собою лишь возмещение за его труд.
Неверность этой теории совершенно очевидна. Давно уже миновало то время, когда сам капиталист был управляющим своего предприятия и выполнял труд надзора за рабочими и организации производства. В условиях развитого капитализма труд по организации производства выполняется наемными директорами и управляющими предприятий, капиталист же может не ударять палец о палец и тем не менее получает колоссальные прибыли. Ясно, что эти прибыли никак нельзя вывести из его труда, а изображение их в виде особого рода заработной платы является грубым искажением действительности.
Неправильность этой теории и ее стремление затуманить действительные отношения, лишь бы только оправдать капиталистическую прибыль, в остроумной форме выявлены Марксом, когда он говорит про прядильного фабриканта следующее: «Наш друг, который только что кичился своим капиталом, вдруг принимает непритязательный вид своего собственного рабочего. Да разве сам он не работал? Не исполнял труд надзора и наблюдения за прядильщиком? И разве этот его труд не создает в свою очередь стоимости?» И Маркс одной фразой опрокидывает все эти доводы, замечая немедленно вслед за сказанным выше: «Но тут его собственный надсмотрщик и его управляющий пожимают плечами».
Ссылки на «труд» капиталиста слишком явно противоречат действительности. Поэтому на сцену появляется более тонкое оправдание капиталистического дохода. Пусть капиталист не играет никакой активной роли в производстве. Но ведь ему, по крайней мере, приходится отказываться от затраты на личное потребление той суммы стоимости, которая действует в его предприятии в качестве капитала. Если бы он затратил эту сумму на покупку предметов личного потребления, то она исчезла бы бесследно и не дала бы никакой прибавочной стоимости. Вместо этого он затрачивает эту сумму на покупку средств производства и наем рабочих, т. е. на производство, и по истечении известного промежутка времени получает как возврат первоначально затраченной суммы, так и доход на нее — прибавочную стоимость. Доход этот представляет собою, следовательно, не что иное, как плату за воздержание капиталиста от расходования своих средств на личное потребление.
Нетрудно разглядеть, что и это «объяснение» капиталистического дохода шито белыми нитками. «Воздержание» капиталиста есть прежде всего чисто пассивный акт и не может создавать никакой стоимости. Скупой рыцарь тоже воздерживался от расходования своих сокровищ на личные нужды, копя их в своих подвалах, но от этого сумма находящихся в его распоряжении стоимостей не возрастала сама по себе. Дело, значит, не в «воздержании» капиталиста, но в том применении, которое получает та или иная сумма стоимости, в тех действиях, которые совершаются в течение ее кругооборота.
Но, кроме того, вообще неправильно говорить о «воздержании» капиталистов как о какой-то приносимой ими жертве. Несмотря на это свое «воздержание», капиталисты расходуют огромные суммы на свое личное потребление, в то время как рабочие, которым действительно приходится поневоле воздерживаться от удовлетворения многих потребностей, никакой прибыли за это не получают. О воздержании капиталистов можно поэтому говорить лишь в ироническом смысле, как это, напр., и делает Лассаль в следующих словах: «Капиталистическая прибыль есть плата за воздержание! Счастливое слово, неоценимое слово! Европейские миллионеры — аскеты, индийские кающиеся, столпники, стоящие на столпе на одной ноге и протягивающие народу с согнутой спиной и бледным лицом тарелку, чтобы собирать плату за воздержание! И посреди них, высоко возвышаясь над своими кающимися товарищами, как самый главный кающийся и наиболее воздерживающийся, дом Ротшильда! Таково состояние общества!».
Итак, рассмотренные выше теории не дают нам правильного объяснения капиталистического дохода, представляя собою лишь неудачные попытки его оправдания. Вопрос об источнике прибавочной стоимости, следовательно, остается пока еще не решенным.
Для того чтобы ближе подойти к установлению того источника, из которого капиталисты черпают свой доход, рассмотрим вновь кругооборот капитала. Из предыдущего мы знаем, что средняя цена товаров соответствует их трудовой стоимости. Следовательно, количество общественного труда, заключенного в товарах, равно количеству труда, заключенного в обменивающихся на эти товары деньгах.[5]* Так, напр., если 1 рубль стоит 1 часа общественного труда, а капиталист покупает товаров (средств производства и рабочих сил) на 1.000.000 р., то, значит, эти товары стоят 1.000.000 часов труда. С другой стороны, если полученные в результате производства товары ему обычно удается продать за 1.200.000 р., то это может иметь место лишь потому, что они стоят 1.200.000 часов труда. Таким образом разница в цене между продаваемыми и покупаемыми им товарами обусловливается разницей в количестве труда, заключенного в них. Но откуда же может взяться эта последняя разница?
Прежде всего ясно, что возрастание стоимости происходит в процессе производства. В производство, напр., пускаются товары, стоящие 1.000.000 часов труда и купленные за 1.000.000 руб. Эти товары потребляются, а по окончании производства получаются новые товары, стоящие уже 1.200.000 часов и потому продаваемые за 1.200.000 руб. Значит, в течение производства стоимость возросла на 200.000 часов. Производство представляет собою совместное действие двух элементов — рабочих, затрачивающих свой труд, и средств производства, приводимых этим трудом в движение и обслуживающих его. Возникает вопрос: нельзя ли приписать действию средств производства тот прирост стоимости, который происходит в течение процесса производства и за счет которого получают свой доход капиталисты?