— Устав гражданского судопроизводства;
— Устав уголовного судопроизводства;
— Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями.
В рамках реализации реформы судебной системы суды стали делиться на местные, общие и военные. К местным отнесли волостные и мировые суды, а также съезды мировых судей для рассмотрения мелких уголовных и малозначительных гражданских дел с суммой иска не более 500 руб. Мировые судьи избирались уездными земскими собраниями и городскими думами, а судебный округ делился на мировые участки, в пределах которых осуществлялась деятельность мировых судей. Жалобы и протесты на решения мировых судей отдали на рассмотрение съездам мировых судей.
Общий суд состоял из трех инстанций. Низшей инстанцией были окружные суды, существовавшие в губерниях, и судебные палаты по уголовным и гражданским делам. Окружные суды назначались императором на несколько уездов и состояли из председателя и членов суда. Они рассматривали все дела, за исключением должностных и политических. При окружных судах и судебных палатах состояли судебные следователи, судебные приставы и прокуратура. При судебных палатах также состоял совет присяжных поверенных. Присяжные выносили вердикт о виновности подсудимого, а штатный судья определял меру наказания. Апелляции по приговору суда присяжных не принимались.
В судебных палатах рассматривались более важные дела, в том числе и о должностных и государственных преступлениях. На судебные палаты возлагалось рассмотрение жалоб и протестов на приговоры окружного суда. Слушание дел в судебных палатах проходило с участием сословных представителей, в числе которых были городской голова и волостной старшина.
Отдельную систему составили три инстанции военных судов: полковой, военно-окружной и главный военный суд. Применялся разный порядок действия судов в мирное и в военное время.
Высшей судебной инстанцией был Сенат, который имел право толковать законы. Департаменты Сената рассматривали кассационные жалобы, протесты и просьбы о пересмотре дел по вновь открывшимся обстоятельствам.
В ходе проведения судебной реформы преобразованиям подверглась и деятельность прокуратуры. На нее возложили обязанности по поддержанию обвинения в суде, надзору за деятельностью судов и следствия, а также за местами лишения свободы. При Сенате были учреждены должности двух обер-прокуроров, а в судебных палатах и окружных судах введены должности прокуроров и товарищей прокуроров. Возглавлял реформированную систему прокуратуры генерал-прокурор, который, как и все подчиненные ему прокуроры на местах, назначался лично императором.
Параллельно формируются новые институты: адвокатура, присяжные поверенные, судебные следователи. Руководящим органом коллегии адвокатов являлся совет присяжных поверенных. Для оформления сделок, удостоверения деловых бумаг и документов учреждалась система нотариальных контор.
В результате судебной реформы произошло отделение суда от администрации, а предварительного следствия — от суда. Благодаря проведенной реформе российская юстиция сравнялась по уровню с передовыми юстициями западных стран.
Принятые в результате судебной реформы Александра II в 1864 г. Устав гражданского судопроизводства, Устав уголовного судопроизводства и Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, стали позднее для краткости именоваться судебными уставами.
Почти через год, 19 октября 1865 г., в целях установления порядка их реализации было утверждено Положение о введении в действие судебных уставов, которое предусматривало постепенное, планомерное распространение по всей территории России предписаний новых законодательных актов.
В основу гражданского судопроизводства авторами Устава были положены уже вполне современные для европейских судов тех лет состязательность и гласность. Гражданские дела структурировались по стадиям, начиная с подачи искового заявления, которое мог инициировать как сам заявитель, так и его представитель. С этой целью в слушании дела разрешалось участие адвокатов.
Для ускорения процедуры рассмотрения имущественных споров допускалось примирение сторон; в мировом суде иск мог заявляться устно, а ведение протокола суда было необязательным.
Суду запрещалось собирать в ходе рассмотрения гражданского дела дополнительные доказательства, а свои решения он должен был основывать только на доказательствах, представленных сторонами.
Как и классическое прусское полицейское право, полицейское (административное) право и законодательство Российской империи долгое время не разделяли понятия «преступление» и «проступок». Эти понятия и соответствующие им противоправные деяния в российских правовой науке и законодательстве вплоть до конца XIX в. трактовались как преступления, и разграничение их проводилось (прежде всего по размерам и срокам санкций) только в правоприменительной практике.
Как и ранее в Уложении 1845 г., в Уставе о наказаниях 1864 г. российский законодатель рассматривал в единстве всю совокупность составов противоправных деяний и наказаний за них. Не различались преступления и проступки ни в Положении о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия 1881 г., ни в Уставе о предупреждении и пресечении преступлений 1882 г., ни в Положении о негласном полицейском надзоре 1882 г.
Вместе с тем уже тогда и в российском законодательстве[39], и в правоприменительной практике частично проводилось разграничение уголовных преступлений и маловажных проступков, в том числе:
— по видам установленных за них мер ответственности;
— в зависимости от степени их опасности для общества;
— по сословной принадлежности нарушителей, а также
— по видам органов и должностных лиц, применяющих санкции за их совершение.
Так, формально Уложение 1845 г., казалось бы, не содержало дефиниций или толковательных характеристик, формализующих отличия уголовных преступлений от проступков по конкретным видам противоправных посягательств. Более того, ст. 1 документа формулировала общность этих понятий. В то же время, устанавливая ответственность за посягательства, например, на жизнь и здоровье, Уложение 1845 г. рассматривало эту категорию деяний именно как уголовные преступления, тогда как другие противоправные деяния относило к «менее важным», т. е. фактически не к преступлениям, а к проступкам[40].
Позднее, в Уставе о наказаниях 1864 г., прослеживается уже более четкое фактическое разграничение преступлений и маловажных проступков, обусловленное их систематизацией в структуре документа на основании квалификационного по сути (в современном понимании) критерия меньшей общественной опасности проступков и установления за них менее строгих наказаний, чем за преступления.
В качестве критерия разграничения преступлений и проступков имущественного характера (таких как кража, мошенничество и др.) рассматривался, например, размер материального ущерба, который для маловажных проступков не должен был превышать 30 руб. Критерием отнесения к проступкам посягательств на личную неприкосновенность являлось отсутствие тяжких последствий и увечий у потерпевших и т. д.
Многие проступки считались маловажными, в частности, такие как:
— нарушение благочиния во время церковных богослужений;
— оскорбление чести;
— проступки против нравственности и общественного порядка;
— угроза насилия без нанесения тяжких побоев и увечий;
— посягательство на здоровье и личную безопасность;
— неповиновение (ослушание) чинам полиции и другому сельскому, волостному и уездному начальству при исполнении ими должностных обязанностей;
— оскорбление тех же лиц при тех же условиях;
— самоуправство;
— нарушение государственной монополии на торговлю алкогольными напитками;
— мотовство и пьянство, ведущие за собой расстройство хозяйства (имущественный ущерб);
— нарушение уставов о паспортах и видах на жительство;
— нарушения против семейных прав и многие другие.
Для юридических лиц в их современном научном понимании и законодательном определении дореволюционным правом России не была предусмотрена публичная ответственность за преступления и маловажные проступки. Исключалась не только возможность уголовного преследования юридических лиц (акционерных корпораций, частных промышленных и торговых компаний, некоммерческих «органов соединства»), но и право государства применять к ним публичные санкции в виде денежных штрафов и запрещения их деятельности. Вместо корпоративной ответственности Уставом о наказаниях 1864 г. закреплялся принцип личной ответственности физических (должностных) лиц, а санкции предусматривались персонально в отношении конкретных должностных лиц корпорации, виновных в конкретных нарушениях.
Ответственность за маловажные проступки в российском праве середины — конца XIX в. регулировалась многими законодательными актами.
При этом — учитывая сословную структуру социально-общественной организации дореволюционной России — дела о правонарушениях представителей разных сословий рассматривались различными органами, а санкции за их совершение также устанавливались в зависимости от сословной принадлежности нарушителей.
Так, ответственность за маловажные преступления (проступки) предусматривалась Уложением о наказаниях 1845 г., Лесным уставом Российской империи 1876 г. (с изменениями 1890 г.), Уставом о благоустройстве в казенных селениях 1857 г. (с изменениями 1890 г.), Строительным уставом, Уставом об акцизных сборах, Уставом о паспортах и другими актами.
При этом, например, проступки крестьян вплоть до 1899 г. рассматривались в первой инстанции волостными судами. Эти же суды слушали и дела о маловажных проступках постоянно проживающих в данной местности посадских, ремесленников и цеховых.
Ответственность за нарушения положений Устава о паспортах и другие маловажные проступки лиц высших (привилегированных) сословий устанавливалась в России с 1864 г. Уставом о наказаниях, налагаемых мировыми судьями. Кроме того, мировые суды рассматривали дела о проступках лиц низших сословий, посягавших на права лиц высших сословий. Особый порядок судопроизводства по делам о маловажных проступках действовал в Закавказье, а также на территории казачьего Войска Донского и т. д.
За маловажные проступки устанавливались гораздо менее строгие наказания, нежели за уголовные преступления. Причем в зависимости от сословной принадлежности нарушителей дореволюционное право России предусматривало и различные административные санкции. Так, в отношении нарушителей из низших сословий волостными судами применялись:
— денежные штрафы до 3 руб.;
— общественные работы сроком до 15 дней;
— простой или строгий арест на срок до семи суток (при этом второй вид ареста предусматривал содержание подвергнутых ему нарушителей на хлебе и воде);
— публичное сечение нарушителя плетьми или розгами (до 30 ударов), а кроме того, некоторые другие наказания.
К проступкам, совершенным представителями низших сословий «без намерения» (т. е. умысла), применялся публичный выговор или замечание в присутствии суда.
Вместе с тем в отношении правонарушителей из высших сословий мировые суды в соответствии с дореволюционным законодательством вправе были использовать при вынесении наказаний гораздо более строгие санкции. Наряду с публичными выговорами, замечаниями и внушениями как самыми мягкими мерами ответственности за маловажные проступки это также могли быть:
— денежные штрафы до 300 руб.;
— арест на срок до трех месяцев;
— заключение в тюрьме до полутора лет.
Такая ситуация была обусловлена, как уже отмечалось, принципом сословной дифференциации применительно к основаниям и степени юридической ответственности в дореволюционном праве России, которое трактовало совершение правонарушений образованными и просвещенными представителями высшего общества как позорное и недостойное для «благородного» человека поведение и отягчающее его вину обстоятельство.
Тем не менее в силу того же сословного принципа приговоренные мировыми судами к аресту или тюремному заключению лица высших сословий пользовались привилегиями при отбывании наказания и содержались в лучших условиях, чем подвергнутые аресту крестьяне, посадские, ремесленники, мещане или инородцы.
Дореволюционное право России не имело также четких разграничений между административной и дисциплинарной ответственностью[41]. Так, ответственность должностных лиц крестьянского самоуправления устанавливалась Положением о земских участковых начальниках, которые были наделены правом наказывать сельских старшин и старост, подвергая их замечанию, выговору, денежному взысканию не свыше 5 руб., а также временному отстранению от должности или увольнению.
По отношению же к самим земским начальникам применялись такие взыскания, как выговор без занесения в послужной список, временное отстранение от должности и увольнение. При этом первые два вида наказаний налагались постановлениями губернских присутствий, а третье — министром внутренних дел по представлению губернских присутствий.
Нижние чины полицейских и пожарных команд, поступившие в эти команды по назначению военного ведомства, не передавались за проступки или «дурное поведение» (за исключением случаев совершения преступлений и нарушения обязанностей военной службы) в распоряжение военного начальства — к ним «по усмотрению начальства ведомства министерства внутренних дел» применялись меры наказания по сути дисциплинарного, но по форме административного (в современном понимании) характера.
Начальствующих и исполнительных чиновников полиции привлекали к ответственности за служебные проступки на основании судебных уставов председатели судов, мировые судьи, судебные следователи и прокуроры. За «упущения или беспорядки по следственной части» соответствующие полицейские чины привлекались к ответственности прокурорами, которые либо выносили им официальное предостережение, либо передавали материалы о нарушениях «на рассмотрение подлежащего суда».
Наложение наказаний за должностные проступки на чины таможенных органов дореволюционные юристы также относили к мерам административной, а не служебной (дисциплинарной) ответственности[42].
В соответствии с сословным принципом на основании Устава о наказаниях 1864 г., если вместе с крестьянами в правонарушениях участвовали лица других сословий, например мещане или купцы, дела рассматривались уже не волостными судами, а мировыми судьями.
При невыполнении судебного взыскания в виде денежного штрафа замена штрафа на административный арест вопреки желанию финансово несостоятельного лица допускалась только в отношении лиц низших сословий, но исключалась, например, для дворян и казаков.
Кстати, в процессе работы над проектом Устава о наказаниях 1864 г. в дореволюционной России были предприняты первые попытки кодификации норм российского права о нарушениях, относящихся к маловажным преступлениям (проступкам).
Сначала, практически сразу после проведения судебной реформы, с этой целью была инициирована попытка разработать Судебно-полицейский устав, для чего из Уложения о наказаниях 1845 г. планировалось вычленить составы правонарушений в виде 652 статей, с тем чтобы затем систематизировать их в новом уставе. Однако данный проект так и не был принят к рассмотрению Государственным советом.
Позже глава Второго отделения Государственного совета Д. Н. Блудов предложил Александру II, уже со ссылкой на более продвинутое судебное законодательство Западной Европы, разграничить преступления, подлежащие рассмотрению уголовными судами, и «полицейские» (т. е. административные) проступки, отнесенные к рассмотрению полицейскими судами или административными органами.
Подготовленный им проект Устава судебно-полицейского, состоявший из 206 статей, после внесения многочисленных правок и доработки Государственным советом, продолжавшейся почти год, был утвержден Александром II 20 ноября 1864 г. с новым названием «Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями» в пакете с другими уставами.
Устав состоял из 13 глав. Первая глава содержала Общие положения, включая понятие о наказаниях; обстоятельства, смягчающие и отягчающие ответственность; порядок замены одних наказаний другими и т. д.
Остальные главы составляли Особенную часть Устава и «вмещали» в общей сложности 150 составов проступков, систематизированных по 12 видам объектов посягательств, в том числе:
1) нарушения, посягающие на установленный порядок управления;
2) нарушения, посягающие на порядок благочиния;
3) нарушения, посягающие на общественный порядок и спокойствие;
4) нарушения, посягающие на общественное благоустройство;
5) нарушения, посягающие на порядок в области строительства;
6) нарушения, посягающие на порядок в области средств сообщения;
7) нарушения правил пожарной безопасности;
8) нарушения правил почтовой и телеграфной связи;
9) нарушения правил охраны здоровья;
10) нарушения, посягающие на личную безопасность;
11) нарушения, посягающие на семейные права;
12) нарушения, посягающие на собственность[43].
Как видно из приведенного перечня, содержательное структурирование глав Особенной части Устава о наказаниях 1864 г. выглядит достаточно современно и (если абстрагироваться от терминологии, характерной для того периода развития российского права и русского языка) вполне сопоставимо с очень близкой по содержанию структурой Особенной части как Кодекса РСФСР об административных правонарушениях 1984 г., так и действующего Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях.
Вместе с тем Уставом о наказаниях 1864 г. не были предусмотрены и установлены процедурные механизмы разбирательства дел о маловажных проступках. В значительной мере это было обусловлено особенностями процессуальной правосубъектности, видов и степени строгости наказаний за преступления и маловажные проступки, а также спецификой исполнения наказаний для различных категорий нарушителей при сословном делении общества. Впервые в дореволюционной законодательной практике конкретные процессуальные основы рассмотрения дел о маловажных проступках получили свое закрепление лишь спустя 15 лет в Правилах производства дел о проступках 1889 г.[44]
По мнению А. П. Гуськовой и А. А. Шамардина, значение судебной (судебно-правовой) реформы 1864 г. трудно переоценить. Она была, безусловно, прогрессивной не только на фоне существовавших тогда на Западе судебных систем, но и в исторической перспективе, так как основные ее идеи сохраняют актуальность и сегодня.
Причем российская судебная реформа отнюдь не была слепком с судебных систем, сформировавшихся в государствах Европы и Северной Америки. Ее основные положения строились с учетом специфики конкретных экономических, социальных, политических, демографических, этнических, религиозных и иных условий, сложившихся в Российской империи во второй половине XIX в.
Одним из главных достижений судебной (судебно-правовой) реформы стало создание вместо множества сословных судов единой для всего государства системы судебных органов. Она включала две группы судов: общие судебные установления и местные судебные установления. Наряду с ними были созданы и военные суды. Звеньями общих судебных установлений являлись окружные суды, судебные палаты, Правительствующий сенат и Верховный уголовный суд[45].
Проект земской реформы разрабатывался с 1859 г. комиссией при Министерстве внутренних дел в целях замены архаичной бюрократической системы местного управления на основе государственной службы с руководством «из центра» на выбираемые местными жителями бессословные (всесословные) органы самоуправления.
В ходе реформы создавались на выборной основе губернские и уездные земские собрания и земские управы. Избиратели земских собраний делились на три курии: уездных землевладельцев, городских избирателей и выборных от сельских обществ. Правом участия в выборах от первой курии пользовались владельцы не менее чем 200 десятин земли, владельцы промышленных, торговых предприятий или другого недвижимого имущества на сумму не менее 15 тыс. руб. или приносящего доход не менее 6 тыс. руб. в год, а также уполномоченные от землевладельцев, обществ и учреждений, имевших не менее 1/20 ценза для первой курии. Избирателями от городской курии были лица, имевшие купеческие свидетельства, владельцы предприятий или торговых заведений с годовым оборотом не менее 6 тыс. руб., а также владельцы недвижимой собственности на сумму от 500 руб. (в небольших городах) до 3 тыс. руб. (в крупных городах). Выборы от крестьянской курии были трехступенчатыми: сельские общества (общины) выбирали представителей на волостные сходы, те, в свою очередь, — выборщиков, а уже последние выбирали гласных в уездное земское собрание.
Члены земских управ назначались земскими собраниями. Собрания созывались один раз в год, но в чрезвычайных ситуациях могли собираться и чаще. Управы работали на постоянной основе. Собрания давали распоряжения и контролировали их выполнение, а управы занимались собственно выполнением решений. Председателями губернских и уездных съездов были предводители местного дворянства.
Земские собрания и управы взимали налоги на местные нужды и ведали местными хозяйственными делами: «попечением» местной торговли и промышленности; содержанием местных дорог; строительством и содержанием школ и больниц; наймом врачей и фельдшеров; устройством курсов для обучения населения; организацией санитарного надзора в городах и деревнях; заботой о развитии скотоводства и птицеводства; обеспечением местных продовольственных запасов (устройством хлебных складов, семенных депо) и т. д. При этом земские собрания и управы были лишены полномочий по управлению местной полицией. Их деятельность контролировалась губернатором и министром внутренних дел, имевшими право приостанавливать исполнение любого постановления земского собрания.
Земская реформа реализовывалась поэтапно и не повсеместно. К концу 1870-х годов земства были введены в 34 губерниях Европейской части России и в Бессарабии, а также в области Войска Донского (где в 1882 г. были ликвидированы Александром III). На втором этапе земские органы появились на окраинах империи: в Ставропольской, Астраханской, Оренбургской губерниях. В остальных регионах (включая национальные территориальные образования) земства либо вообще не образовывались, либо были созданы гораздо позже (например, в западных губерниях России закон о земствах был принят лишь в 1911 г.).
Земская реформа содействовала развитию местной инициативы, хозяйства и культуры. Последующее развитие земского движения стало первой в России (не считая одноименной «земской» реформы Ивана IV в XVI столетии) реальной попыткой децентрализации государственной власти, ограничения всевластия центрального аппарата государственного управления и формирования системы народного самоуправления. К сожалению, в период контрреформ Александра III Земским положением 1890 г. отдельные достижения земской реформы его отца оказались отменены.
Тем не менее, при всех своих недостатках в условиях сословной организации общества, земская система самоуправления (даже в урезанном Земским положением 1890 г. виде) реально действовала несколько десятилетий, пережила Февральскую и Октябрьскую революции 1917 г. и была упразднена большевиками лишь в 1918 г. как отживший «буржуазный» институт в структуре российского общества[46].
Последующие 75 лет развития СССР в условиях тотального доминирования одной политической партии (ВКП(б) — КПСС) показали, что в сфере развития местного самоуправления и децентрализации государственной власти советская Россия оказалась отброшена в «крепостное» прошлое. Тем самым российское общество лишилось возможности сформировать традиции политической самоорганизации и общественного управления местными территориями, что продолжает негативно влиять на развитие гражданского общества и сегодня, спустя 30 лет после распада Советского Союза.