– Сию минуту на балконе…
– Как, вот тот черненький, в усах и темных очках?
– Он и есть…
– Что же делать в таком случае…
– Уж это дело мое… Не пикнет…
– Опять убийство!.. – с ужасом прошептал атаман.
– Своя рубашка ближе к телу… отец атаман… только не изволь беспокоиться… Ни шуму, ни писку… Курица, и та больше зашумит, когда ее режут… А этому цыпленку я голову сверну – он ее сам не заметит!
– Хлопушкой?.. – после молчания спросил Рубцов.
– К чему ворон пугать? – со сдержанным хохотом отвечал Капустняк, – мы и в молчанку сыграем…
– А потом?
– На поезд и к Казимиру Яковлевичу, во Флоренцию… а теперь прощенья просим, сюда уже больше не вернусь, если спросят – пошел, мол, играть в рулетку… да и мало ли здесь разного сброда насажено… Разве можешь знать, с кем ты рядом сидишь здесь по табльдотам, с генералом или разбойником!
Друзья-товарищи расстались.
Рубцов задумался – кровь, кровь, опять кровь… Ни одного шага без убийств и преступлений!!! Ему стало страшно.
Глава XIV
Господин Осинский
Не зная, как убить время, Рубцов скоро после ухода приятеля направился к игорному дому.
Масса разношерстной публики толпилась в самом здании рулетки и вокруг дворца, слушая прекрасный оркестр, который, пользуясь ясной, теплой погодой, играл на эстраде перед террасой.
Смеркалось рано. В огромных окнах игорных зал засверкали огни. Беловато-розовые шары Яблочкова освещения вспыхнули вокруг всего сада, и сразу окрестность приняла праздничный, фантастический вид.
Только что виденное несчастие с поездом, давно уже было забыто, озабоченная толпа игроков теснилась вокруг рулеточных столов, заваленных грудами золота, серебра и банковых билетов. Поминутно раздавались возгласы крупье, выкрикивающих номер и цвет, чет и нечет.
Золото звенело и своим лязгом возбуждало и так уже взвинченные нервы игроков.
Возле одного из рулеточных столов, а их в зал действовало в эту минуту целых пять, теснилось особенно много публики. Лопатки «крупье» не успевали придвигать и отодвигать кучи «наполеондоров» и монет в сто су. Там и сям виднелись крупные ассигнации. Все номера были покрыты ставками. Счастливцев, завладевших стулом и играющих сидя, окружал круг игроков, ставящих свои ставки через спины сидящих. Крупье, восседавший в конце стола, не успевал ставить передаваемые ему монеты, – словом, игра была в полном разгаре.
Рубцов подошел к столу и стал всматриваться в физиономии играющих. Вдруг он невольно вздрогнул. Прямо напротив него, весь увлеченный игрой, сидел тот самый сыщик, которого ему указал, два часа тому назад, Капустняк. Он выигрывал. Куча золота и несколько банковых билетов лежало около него, и он поминутно ставил наполеондоры на полные номера и все выигрывал и выигрывал.
«Пред смертью везет!» – подумал Рубцов и отошел в сторону. Он знал, что теперь этого человека не спасет от руки Капустняка ни случай, ни помощь. Он был осужден на смерть так же бесповоротно, как человек, конфирмованный военно-полевым судом.
В душе атамана мелькнуло что-то вроде жалости, но в туже минуту другая мысль сменила первую.
«Он видел его на балконе, узнал его адрес, и был с ним, следовательно он видел и меня, а потому он для меня столько же опасен, как и для товарища… Он должен умереть – и это слово «должен», словно неотразимый приговор, мелькнуло в уме Рубцова…» Он поспешил оставить зал.
В следующем зале его внимание было привлечено внезапно раздавшимся зычным криком. Какой-то господин, с всклокоченными полуседыми волосами, громадного роста и атлетического сложения, громко спорил с крупье и кричал во все горло:
– Я русский!.. Я русский! Меня оскорбляют, – я русский!..
– Это и видно! – дерзко проговорил крупье…
– А, вот как! Мою нацию оскорбляют, мою нацию оскорбляют! Сейчас протокол, сейчас протокол! – кричал с пеной у рта субъект с полуседыми волосами. Из любопытства и Рубцов подошел к столу, к которому со всех концов шли, заинтересованные криком, игроки.
Компатриот, между тем, улегся на стол, махал руками и во все горло кричал:
– Я русский! Меня оскорбляют, оскорбляют мою нацию. Протокол! протокол!
Игра прекратилась. Крупье и начальник партии переговаривались шепотом. Скандал начинал делаться грандиозным. Многие из игроков, и в особенности из проигравшихся, приняли сторону игрока. Поминутно со всех сторон сбегалась публика, игра прекратилась на всех столах, а компатриот не унимался и кричал.
– Оскорбляют мою нацию! Протокол! Протокол!
Дело было в том, что этот игрок, стоя около самого крупье, передавал ему одну за другой пяти франковые монеты и называл номера, на которые надо было ставить. Все это происходило в то время, пока брошенный шарик еще не упал ни в одну из клеток. Заметив, что этот момент наступает, игрок сунул в руку крупье золотой в пять наполеондоров и невнятно сказал по-русски:
– К черту!..
– Quoi monsieur [
В эту минуту шарик упал в клетку № 4.
– Ура, я выиграл! – крикнул игрок.
– Браво, браво! – поддержали его два подставных товарища.
– Но господин мне ничего не сказал! – возразил крупье: – он что-то пробурчал… Я не расслышал…
– Я сказал Quatre [
Большой золотой был в руках крупье, следовательно, ставка была сделана, а подставные товарищи клялись, что слыша, и, как игрок сказал цифру. Тут-то и возгорелся спор, кончившийся скандалом.
Правление игры, видя, что инцидент принимает неприятные размеры, благодаря дерзко – неосторожной фразе одного из крупье, решилось заплатить ставку, и тотчас же три тысячи пятьсот франков были уплачены скандалившему игроку.
– Вот так-то их, шельмецов, учить надо! – возгласил тот и торжественно поднял вверх полученные билеты: – а теперь, эй вы господа, за мной, плачу за ужин с шампанским!
С этими словами счастливый игрок удалился. Двое его товарищей вышли вслед за ним. Когда они проходили мимо Рубцова, он невольно вздрогнул: в полуседом гиганте он узнавал одного из его шайки в Петербурге, некоего Осинского, известного громилу и разбивателя, несколько раз судившегося, но счастливо избегавшего Сибири и каторги.
Встреча была далеко не приятная, так как Осинский был из ненадежных и несколько раз подозреваем в шпионстве. На этот раз он так был ослеплен и обрадован удачей своей дерзкой выходки, что даже и не взглянул на Рубцова, хотя в толпе им пришлось чуть ли не столкнуться.
У входных дверей к Осинскому подошел пристав и потребовал входной билет. Этим дирекция преграждала ему дальнейший вход в казино.
– Этого не хочешь ли? – и Осинский, показав приставу кукиш, торжественно вышел из сеней. Через несколько минут он с друзьями пировал, восседая на террасе «Кафе Париж».
Рубцову было очень интересно знать, чем все это кончится? Потому, что с натурой, подобной Осинскому, невозможно было бы пробыть и часу без скандала. Разместившись в тени балкона, выходящего на кафе, он начал свои наблюдения. Личность Осинского, очень ловкого и сметливого мошенника всегда интересовала Рубцова, и он с большим бы удовольствием видел его на своей стороне, чем на стороне сыскной полиции.
Едва успел Рубцов занять свой наблюдательный пост, как к группе Осинского и его друзей подошел замеченный Капустняком сыщик. Он что-то с укором проговорил, обращаясь к игроку, но не отказался выпить бокал шампанского. Просидев недолго, он встал и пошел по дороге к отелю. Путь лежал по длинной и густой аллее, куда едва залетали лучи яркого освещения, заливавшего ослепительным светом дворец игры и кафе. Зоркие глаза Рубцова тотчас заметили, что какая-то тень скользнула из-за группы деревьев и направилась вслед за одиноким путником. На аллее никого не было. По мере удаления от освещенных зданий, тьма становилась все глубже и глубже. Глаза, привыкшие к сильному свету, почти не разбирали предметов. Сыщик повернул на боковую аллею, к отелю, и тут только услыхал легкий шорох за собой. Он захотел удостовериться, кто за ним следует, но было уже поздно, удавка хлестнула его по лицу, скользнула на шею, и предсмертный хрип вырвался у него из горла, вместо отчаянного крика. Все было кончено. Капустняк еще ни разу не миновал свою жертву!
Рубцов, зная, что творится теперь в глухой аллее и предполагая, что следствие может привлечь и его к ответу, тотчас же смекнул, что нужно составить себе алиби. Он немедленно вошел обратно в залу и, подойдя к заведующему входными билетами комиссару, очень вежливо спросил у него, который час, и затем проговорил с ним несколько минут, расспрашивая о формальностях устава игорного клуба. Скучающий комиссар пустился в подробности, и так прошло несколько минут.
В это время, где-то вдали, над скалой послышался дальний свисток локомотива и целая группа пассажиров, прибывших с последним поездом, подошла к дверям казино и прошла в контору комиссара за билетами.
Пытливо окинув взором прибывших, Рубцов быстро отклонился за косяк двери: действительно, это был день всевозможных, самых необычайных встреч и случайностей. Перед ним стоял, собственной персоной, сам Казимир Яковлевич Клюверс!
Глава XV
Труп
Получив от Екатерины Михайловны телеграмму, что она по экстренным делам задержалась в Ницце, Казимир Яковлевич понял, что это только предлог и что барыне хочется провести денек другой со своими парижскими знакомыми в «последнем уголке Парижа».
Он тотчас же сообразил, что нигде лучше, как там, он может, «как бы нечаянно», встретиться с Екатериной Михайловной и её очаровательной племянницей и, совершенно нормально, предложить сопутствовать им до Италии.
Известие о повреждении пути и крушении поезда было получено уже в Вентимилии, и потому Клюверс, страшно перепуганный, помчался далее и должен был волей-неволей остановиться в Монте-Карло, так как поезд, вследствие повреждений пути, не шел до Ниццы.
Наскоро перебравшись в отель, он тотчас же стал собирать справки о крушении. Он еще не знал наверно, выдали на погибшем поезде Екатерина Михайловна и её племянница, или они еще не выезжали из Ниццы.
В «Отель де Париж» ему сказали, что в управлении казино есть все сведения о раненых и убитых. Экипажей около отеля не было, и он должен был по полутемной аллее брести до освещенного электричеством казино, видневшегося вдали. Он скорее бежал, чем шел, мучимый неизвестностью и роковым предчувствием. Почти на повороте аллеи, он вдруг наткнулся на что-то мягкое. При слабом мерцании света, пронизывавшего ветви, он рассмотрел у ног своих труп человека. Зная, что в Монте-Карло самоубийства очень часты, Клюверс, хотя и перепуганный этой находкой, ничуть не потерялся и, не останавливаясь, еще быстрее пошел далее. Через полсотню шагов, почти у фонаря, ему встретилась целая компания, состоящая из Осинского и его приятелей, направлявшихся к отелю: они все были слегка под куражом и готовы на всякий скандал.
– Смотри, братцы, это полицейский! Хочешь я его по харе?! – пьяным голосом воскликнул Осинский, направляясь в сторону Клюверса.
– Оставь, полно, не скандаль!! – удерживали его товарищи.
– Нет, постой, постой, дай ему хотя в морду посмотреть! – протестовал Осинский, и словно лист перед травой, внезапно вырос перед Клюверсом.
– Ба… ба… ба… компатриот! – воскликнул он вдруг, вычурно снимая шляпу и изысканно раскланиваясь.
– Мille pardons [
Проклиная неудачную встречу с этим шантажистом высшей пробы, известным ему еще из Петербурга, Клюверс спешил в казино, чтобы заявить начальнику полиции о найденном трупе. Он понимал неловкость своего положения и не хотел, чтобы про него могли сказать, что он бежал от места совершения преступления. Компания Осинского должна была неминуемо наткнуться на труп, и тогда скандал мог разгореться великий.
Но не успел он еще отыскать старшего комиссара, как вдруг из аллеи раздались пронзительные, отчаянные крики и, на площадку перед казино, прибежал Осинский, махая палкой, и крича во все горло:
– Убийство… Убийство… стража, жандармы сюда!!
Вся масса публики, основавшая у крыльца, бросилась на этот отчаянный призыв.
– Где?! Что случилось?! Что такое? – слышалось со всех сторон.
– Сюда! Сюда, господа!.. Здесь лежит жертва этого мерзкого притона! – вопил между тем Осинский!.. – Здесь, в аллее лежит тело человека… оно еще теплое! Сюда! Сюда!..
Толпа хлынула за ним. Полицейские агенты, комиссар и прочие лица администрации игорного дома спешили туда же, чтобы, по возможности, поскорее убрать труп и заглушить скандал в самом зародыше. Как известно, каждое самоубийство в этом игорном вертепе тщательно скрывается, закупленные местные журналисты не говорят ни слова и десятки жертв гибнут совсем бесследно.
Рубцов один знал, что значат эти крики. Он не спешил идти за толпой, но внимательно следил за Клюверсом.
Очевидно теперь, когда труп был уже найден, миллионер переменил тактику и не решился более идти к комиссару, что было бы бесполезно. Не долго думая он тотчас же вскочив на первого попавшегося парного извозчика, приказал везти себя прямо в Ниццу горной дорогой. Этот способ передвижения, не смотря на железную дорогу, еще очень часто практикуется счастливыми игроками, не желающими дожидаться следующего поезда. Путь до Ниццы всего двадцать два километра, и за хороший «на чай» кроме таксы, любой извозчик доставит вас из Монте-Карло в Ниццу часа за полтора.
Между тем, скандал в аллее все увеличивался. Набежали агенты, принесли фонари и при их совете констатировали, что это вовсе не самоубийство, а явное убийство посредством мертвой петли.
Ликованию администрации «казино» не было предела: хотя одного покойника можно было не зачислять в «жертвы рулетки».
Тотчас явились доктора, следователь, и труп понесли в полицейский пост для вскрытия.
– Убийство! Убийство! Преступление! – слышалось в многочисленной толпе, и следователь, наскоро вызванный из Монако, начал отбирать допросы.
Первыми, разумеется, были опрошены Осинский и бывшие с ним товарищи. Они показали, что, возвращаясь в отель, наткнулись, у поворота аллеи на труп, возле которого никого не было.
Никто, ни полицейские агенты, ни извозчики, стоявшие шагах в полутораста, не слыхали ни малейшего шума или борьбы, а между тем, вскрытием было ясно установлено, что смерть последовала от удушения на самом месте, где был отыскан труп. Следователь только покачивал головой и разводил руками. Он несколько раз принимался допрашивать русскую компанию, но заподозрить ее не было никакой возможности. Они только что ужинали в кафе и убитый подходил к ним и выпил с ними бокал шампанского.
– Известна ли вам была профессия убитого? – спросил, наконец, следователь.
– Разумеется, хотя он тщательно скрывал от нас свое ремесло сыщика, – отвечал Осинский.
– Но позвольте вас спросить, не видали ли вы в толпе, наполняющей «казино», кого-либо, кто бы мог желать смерти господин агента? – допытывался следователь.
– Ваш вопрос меня удивляет, господин следователь, – с гонором отозвался Осинский: – я с ворами и убийцами не знаюсь!
Больше спрашивать было нечего, и следователь отпустил приятелей. Но, возвращаясь со следствия, Осинский смотрел гораздо сосредоточеннее и серьезнее, чем прежде. Хмель давно вылетел из его головы.
– Ваня, о чем задумался? – воскликнул один из товарищей, когда все трое уселись вокруг стола в ресторане под гостиницей и спросили пива.
– Пари держу, какой-нибудь новый план обдумывает… – с улыбкой проговорил другой. – Не мешай ему!
Действительно, Осинский сидел, погруженный в глубокую думу. Вдруг он весь просветлел. Глаза его засверкали, и он громко застучал ножом по столу.
– Эй, гарсон, – крикнул он: – сейчас три бутылки шампанского, да со льдом!..
– Что это ты, Ваня, или что придумал… магарычи пьешь?
– Молчи, друг бесценный, если удастся моя комбинация, никакой тогда рулетки не надо!.. На всю жизнь и буар, и манже…
– Да что же такое? Объясни, друг Ваня? – пристали оба приятеля…
– Ваше дело, братцы… шампанское мое сосите, ужины мои жрите, а в планы мои ни пальцем, ни носом!.. Поняли, черти, вы до этого еще не дошли… а не хотите, так и черт с вами!
Попойка началась.
Вернемся теперь к Клюверсу. Нещадно погоняя кучера, он быстро докатился до Ниццы и тут-то его ждал новый удар. Обе Крапивенцевы, и тетка, и племянница, выехали именно с тем поездом, который потерпел крушение. Их надобно было искать или среди убитых, или в Монте-Карло.
Проклиная свою неосмотрительность, Клюверс помчался обратно, сменив возницу, и около двух часов ночи возвратился в Монте-Карло. Ночью наводить справки было крайне рискованно, и Клюверс приказал полусонному привратнику прислать ему рано утром двух или трех комиссионеров, чтобы разослать их по всем отелям за справками.
Ночь он провел без сна, его все мучили и терзали кровавые видения. Заря еще чуть загоралась, когда он, уже совсем одетый, хотел, не дожидаясь комиссионеров, сам отправиться на поиски.
Кто-то стукнул к нему в дверь.
Клюверс, думая, что это пришел кто-либо из комиссионеров, присланных привратником, отворил дверь и тотчас же отступил в ужасе.
Пред ним стоял, в довольно растрёпанном виде, колосс Осинский, со шляпой на голове и, не дожидаясь приглашения, вошел в комнату, задвинул задвижку и пьяным, хриплым голосом сказал:
– Мille pardons, достопочтеннейший компатриот, всего на несколько слов!..
Клюверс инстинктивно бросился к постели и схватил револьвер, лежавший под подушкой.