Рубцов возвращается

Экипаж катился уже по загородному шоссе. Кругом было темно и пусто. В поздний час ночи по этой дороге путник составлял редкость, а экипажей вовсе не встречалось.

Вдруг, на повороте дороги, из-за кустов внезапно выскочили четыре человека и преградили путь экипажу, в котором ехали наши дамы. Все они были в масках и, по итальянскому обычаю, в плащах.

– Стой! – крикнул один из них, направляя пистолет в грудь кучера. Тот задержал лошадей. Бандиты бросились к дверцам кареты. Достойная дама, продолжая играть свою роль, делала вид, что отчаянно протестует против насилия, и словами, и руками защищала свою племянницу. Ольга Дмитриевна тоже, как будто пришла в себя, и страшно перепуганная, держалась всеми силами за стенки кареты, но четыре сильных руки без труда вытащили ее оттуда, кто-то накинул ей большой суконный плащ на голову, схватил ее как ребенка, и она почувствовала, что ее куда-то быстро уносят. «Бандиты… похищение…» – мелькнуло у нее в остатке сознания, и она лишилась чувств.

В то время, как трое замаскированных уносили молодую девушку, четвертый, по-видимому, распоряжавшийся ими, подошел к оставшейся в карете Екатерине Михайловне бросил ей через окно большой пакет.

– Долг платежом красен, – проговорил он по-русски – если что понадобится, пришлю… Кричите везде, что украли бандиты, на меня не подумают…

– Казимир Яковлевич, Бога ради, не забудьте священника!.. Брак, это святое дело! – умоляющим голосом воскликнула достойная дама, пряча конверт под манто… Клюверс не слыхал ее, он уже бежал вслед за людьми, несшими его сокровище.

Достигнув виллы Амальфи, несущие остановились на секунду, пока Клюверс открывал входную дверь, ведущую в его зимний сад, и затем бережно внесли свою ношу в один из гротов сада и положили на великолепном восточном диване…

– Вот вам за труды, вот вам за молчание! – повелительно проговорил Клюверс, бросая в протянутые шапки замаскированных носильщиков по нескольку золотых… Те низко поклонились и задом выбрались из грота…

Оставшись один со своей жертвой, Клюверс бросился к дверям и осторожно, с осмотрительностью бывалого человека, запер их на замок и на большую задвижку… Потом осторожно снял плащ, укутывавший голову и члены молодой девушки, и в безумном восторге издали стал любоваться её красотой.

В эту секунду Ольга Дмитриевна очнулась, но сильная доза наркотического средства, принятого ею в конфетах, не давала ей прийти в полное сознание… Она с изумлением осмотрелась кругом. Дивная, невиданная еще ею обстановка волшебного гнездышка, устроенного миллионером, не испугала ее… Несчастной казалось, что она видит продолжение тех самых фантастических видений, которые начались еще в театре, в ушах её еще звучала музыка, ей было так легко, так хорошо… и вдруг что-то ужасное, противное, громадное, бросилось к ней, схватило и сжало ее в своих объятиях… Она узнавала его – это был её злой дух, её кошмар, Казимир Яковлевич Клюверс.

Ольга сделала страшное усилие, чтобы вырваться, но члены её были словно парализованы, страстные объятия негодяя сжимали ее сильнее и сильнее, она чувствовала его возбужденное свистящее дыхание, его бледные, холодные губы так и впились в её белую шею.

– Спасите, спасите! Ко мне, ко мне! – вырвалось у неё отчаянным, безнадежным криком, еще мгновение, и она погибла бы в неравной отчаянной борьбе… Клюверс торжествовал!..

– Назад! – вдруг раздался над самым его ухом громовой голос, и отброшенный какой-то могучей рукой, он упал на ковер.

Пред ним стоял Рубцов с револьвером в руке.

Глава XXIV

Пощечина

В первую минуту словно пораженный видением, Клюверс окаменел, но затем, забывая опасность, в опьянении бешенства, как дикий зверь бросился на Рубцова.

Тот спустил курок револьвера почти в упор, но судьба, видимо, щадила миллионера, – выстрела не последовало. Револьвер дал осечку.

Тогда началась неслыханная, ожесточенная борьба этих двух сильных людей, грудь с грудью, рука с рукой. Рубцов бросил револьвер и стиснул в своих железных объятиях Клюверса, но дикое бешенство удесятерило силы миллионера, – он чуть не повалил своего противника.

– А, вот как, – прохрипел Рубцов и, сделав гигантское усилие, приподнял Клюверса и с маху бросил его на пол.

– Теперь не вырвешься! – и нажал ему коленкой грудь. Но и на полу Клюверс не перестал сопротивляться. Его лицо исказилось судорогами, пена проступала у него на губах, он был ужасен, омерзителен в эту минуту, и Рубцов, только напрягая все силы, мог сдержать его на месте…

– Эй, вы! Люди! Люди! Сюда! Ко мне! – хрипел миллионер, но никто не шел на его зов. Управляющий виллой господин Бооль, он же Капустняк, проводивший тайным ходом своего атамана и друга в грот оранжереи, распорядился чтобы никого из прислуги не было поблизости, и отчаянные крики миллионера пропадали даром. Толстые своды грота ослабляли звук чрезвычайно, а до помещения прислуги, жившей в отдельном флигеле, было далеко.

Рубцов начинал чувствовать, что силы его слабеют, надо было, во что бы то ни стало, покончить с этим отчаянным положением.

– Ольга Дмитриевна, ради Бога, дайте мне вот эту салфетку, надо связать негодяя! – умоляющим голосом обратился он к молодой девушке, которая, очнувшись от охватившего ее опьянения наркозом, смотрела ни жива ни мертва, на перипетии этой ужасной борьбы. Звук знакомого, дорогого ей голоса, казалось, привел ее окончательно в себя.

– Ради Бога, скорей! скорей! Я изнемогаю! – настаивал Рубцов.

Тут только Ольга Дмитриевна поняла, чего от неё требуют. Она соскочила со своего места и подала своему защитнику одну из салфеток, лежавших на изящно сервированном столе, накрытом на два куверта. Развратный злодей хотел завершить свое торжество – роскошным ужином tete-a-tete.

Рубцов, получив неожиданную помощь, собрал последние силы. Быстро, ловко, как человек, привыкший к этому делу, он скрутил руки Клюверса с такой силой, что они мгновенно побагровели. Пойманный злодей уже не мог кричать от бешенства – он только хрипел и стонал.

– А теперь, Ольга Дмитриевна, нам надо бежать из этого вертепа, его клевреты могут поймать нас! Одевайтесь скорее, я вас выведу! – быстро заговорил Рубцов, когда увидел, что связанный Клюверс уже безопасен. – А я его пока подержу.

Ольга Дмитриевна с лихорадочной поспешностью надела, свое манто и шляпу.

– Стойте! Стойте! Куда вы? – вдруг закричал Клюверс, беспомощное состояние которого, казалось, успокоило его нервы. Он получил способность говорить. – Стойте, за кем вы идете?.. Стойте… я похитил вас из безумной страсти к вам, а это кто?.. Это бежавший каторжник, атаман разбойников, Руб.… Он не мог кончить, страшная пощечина, огласившая весь грот, прервала его речь. Он повалился как подкошенный.

– Злодей! Душегубец! Отравитель!.. Вот тебе мой подарок, – сверкнув глазами, воскликнул Рубцов и, схватив с накрытого стола скатерть, обвернул ею плотно голову миллионера, лишая его хоть на время возможности видеть и кричать.

Посуда, канделябры, хрусталь все упало на пол. Ольга в ужасе бросилась в другой конец грота.

– Скорей! Скорей за мной, сюда идут! Сюда идут! – торопил Рубцов и, схватив за руку молодую девушку, с силой притянул ее к себе и бросился в нишу, за громадным выступом искусственной скалы. Он прижал какую-то пружину и в ту же секунду весь этот выступ медленно повернулся на своей оси, и они оба очутились в полной темноте. Ольга вздрогнула от страха и еще плотнее прижалась к своему спасителю. Она начинала понимать, откуда так таинственно он явился к ней на помощь.

– Теперь осторожнее и тише, – шептал ей на ухо Рубцов, осторожно ведя ее вдоль коридора. За поворотом одного из углов, мелькнул слабый свет.

– Ты, Семен? – тихо спросил атаман.

– Я!.. Тише… – отвечал Капустняк: – в доме тревога… фиакр у самой статуи.

Он быстро пошел вперед. Рубцов и спасенная им девушка спешили за ним. Дойдя до наружной стены виллы, все трое остановились. Капустняк ощупал сначала железную скобку, приводящую в действие механизм, и затем, погасив потайной фонарь, сильно нажал ее. Статуя Мадонны, стоящая в нише, медленно повернулась на оси, открывая узкий проход. Через несколько секунд все трое уже были на свободе и мчались в ожидавшем их фиакре, по дороге во Флоренцию.

Стук опрокинутой сервировки и опрокинутого стола был наконец, услышан прислугой миллионера. Не все слуги были наняты управляющим, были люди, преданные если не Клюверсу, то его деньгам, и они-то, несмотря на строгий приказ господин Бооля, решились броситься на помощь хозяину.

В зимнем саду не было никого. Только из грота доносились какие-то неясные стоны. Некоторые из них с робостью прислушивались к ним, не зная, что предпринять. Другие предлагали взломать дверь. Вдруг хриплый крик Клюверса, раздавшийся из-за двери, разрешил все сомнения.

– Ко мне, сюда, помогите! Помогите! – хрипел, задыхаясь, Клюверс. Прислуга уже не колебалась больше. Несколько ударов молотком и заступом сорвали дверь, ведущую в грот и перепуганным свидетелям, представилась страшная картина.

Упавшие свечи зажгли ковер и материю мебели, она тлела и чадила. Густые облака удушливого дыма наполняли весь грот, а среди него, на диване, со связанными руками и с лицом, обмотанным скатертью, катался в бессильной злобе Клюверс.

Десяток рук спешили вытащить его на свежий воздух и освободить от мучивших его связок.

– Держи его! Держи его! Он здесь! Он не мог уйти! – кричал миллионер.

– Кто такой, ваше превосходительство? – дерзнул спросить его камердинер.

– Разбойники… Атаман разбойников Рубцов! – не помня себя, кричал Клюверс. – Держите его, держите его!.. Полмиллиона тому, кто его задержит! Миллион… Дайте мне его! Дайте мне его!.. Миллион! Миллион!.. С Казимиром Яковлевичем начинался пароксизм бешенства. Непривычные слуги в ужасе пятились от него и только камердинер и его помощник, знавшие Клюверса давно, понимали, что ему надо дать успокоиться и заснуть. Они с двух сторон бережно взяли его под руки и повели к спальне, между тем как остальная прислуга обыскивала все уголки зимнего сада и виллы, в поисках какого-либо следа атамана Рубцова, а вместе с тем хоть слабую тень обещанного Клюверсом миллиона.

Клюверс все еще не мог прийти в себя; он поминутно старался вырваться из рук ведущих его слуг и кричал: «Ловите их! Ловите их!.. Миллион даю! Два миллиона!»

Добравшись до спальни, он вдруг словно успокоился, выпил стакан воды и ударил себя по лбу рукой. У него уже созрел план настигнуть Рубцова, который не мог, разумеется, так быстро оставить Флоренцию.

– Послать ко мне господина Бооля! – крикнул он камердинеру.

Тот опрометью бросился исполнять приказание, но через минуту вернулся с ответом, что управляющий уехал с вечера, оставив карточку для передачи утром хозяину.

Клюверс с изумлением взглянул на узенький кусочек матового картона, на котором изящным шрифтом было напечатано:

Господин Бооль, ученый «ботаник», а ниже приписано карандашом: «он же и Капустняк, есаул атамана Рубцова».

Клюверс не ожидавший подобной разгадки таинственных происшествий, случившихся с ним, побледнел как смерть. Смертельная опасность была так долго и так близко от него!

– Экипаж! Скорей экипаж! Сию минуту скачу во Флоренцию, пусть префект поднимет всю свою полицию… Шайке не ускользнуть… Скорей! Скорей!

Люди побежали передать приказание хозяина.

– Казимир Яковлевич, – вдруг заговорил оставшийся около него камердинер, – с час тому назад телеграмма была получена, на ваше имя, да экстренная, из Петербурга. Вы не приказывали вас беспокоить, я и не подал.

– Где она, где? – воскликнул Клюверс, предчувствуя еще какое-либо несчастие.

– Вот, извольте получить.

Казимир Яковлевич распечатал телеграмму и взглянул на содержание. Но, вероятно, удар был сильнее, чем он ожидал. Миллионер вскрикнул, всплеснул руками и упал навзничь.

В телеграмме было всего несколько слов, но они поразили Клюверса страшнее громового удара. Телеграфировал главный доверенный Клюверса в Петербурге, адвокат Азенштейн.

«Возвращайтесь в Россию немедленно. Законный, прямой наследник Карзановских золотых приисков предъявил свои права. На все ваше имущество и капиталы наложен арест».

Карете, запряженной для Клюверса, пришлось скакать во Флоренцию за докторами, так как миллионер продолжал лежать без признаков сознания и только тяжело хрипел.

Глава XXV

Документы

Первую минуту, когда беглецы мчались в фиакре в город, они вынужденно молчали. Несчастная, молодая девушка перенесла столько потрясений в этот вечер, что почти в беспамятстве прислонилась к спинке экипажа и дрожала всем телом.

Неизвестность будущего вставала перед ней страшным кошмаром. Она уже не сомневалась более, что была бессовестно, бесчестно продана теткой, а между тем, тот, который теперь во второй раз является её спасителем, этот человек был для неё неразрешимой загадкой.

Кто был он – она не смела и подумать. Страшные слова Клюверса еще звучали в её ушах. Атаман разбойников, каторжник!.. Она с ужасом гнала прочь эту страшную мысль, а между тем, что значит эта мистификация, что значит этот мнимый плантатор, являющийся её помощником, и бесспорно русским? Что значит этот долгий маскарад? Эти страшные, мучительные вопросы теснились в болезненно настроенном воображении несчастной, сводили ее с ума.

– Где она? С кем она? – в сотый раз подступал роковой вопрос, пока длилось тягостное молчание.

– Куда же теперь, Василий Васильевич? – тихо спросил Капустняк, когда фиакр загромыхал уже по мостовой города.

– Сейчас в отель, а чем свет и дальше.

– Дальше?! – вопросительно проговорил Капустняк. – А как же документы Ольги Дмитриевны?

– Да, правда, без документов на русской таможне беда, а явиться нелегальной, без вида, избави Господи, – после раздумья произнес Рубцов.

– Ольга Дмитриевна, – вдруг отнесся он к молодой девушке: – прежде чем предпринять что-либо, скажите, хотите ли вы вернуться к Екатерине Михайловне?

– Нет, нет, ради Бога только не к ней! – воскликнула с ужасом молодая девушка.

– Но куда же?.. Есть ли у вас родные, близкие?

– Да, есть, то есть были… была бабушка… но она так…

Девушка замялась.

– Досказывайте, Ольга Дмитриевна, теперь каждая секунда дорога.

– Она очень бедна, живет пенсионом… Я буду ей в тягость…

– О, в таком случае, не беспокойтесь!.. Это дело пустое. Еще один вопрос, – радостно перебил ее Рубцов. – Хотели бы вы остаться у неё?..

– Конечно, разумеется… она меня так любила.

– Где она живет?.. В России?..

– Да, да, в Петербурге… я знаю адрес…

– Вот и прекрасно… Теперь еще вопрос, и вопрос важный: верите ли вы мне настолько, чтобы довериться на несколько дней безотчетно?.. Клянусь вам, я использую все меры, чтобы избежать преследования Клюверса, который теперь будет, очевидно, мстить нам.

При имени Клюверса с молодой девушкой снова сделалась нервная дрожь…

– Верю, верю, только спасите, защитите от этого злодея! – в испуге говорила она. – Делайте со мной что хотите. Я вам верю, горячо верю…

В это время Капустняк, безмолвный свидетель этого разговора, стукнул в окно кучеру и быстро выскочил из экипажа.

– Куда ты? – воскликнул Рубцов в изумлении.

– А за документами – без них нельзя. Только и ты, брат, не зевай, через два часа идет курьерский на Венецию-Вену. Жди меня на вокзале с документами. Если не буду, летите в Вену – там догоню. Адрес знаю…

Не дожидаясь ответа, Капустняк исчез во мраке улицы и через несколько минут катился по той же дороге обратно. * * *

Достойная дама, устроив так ловко похищение племянницы, вернулась домой вполне довольная. Клюверс дал больше, чем обещал, и она сияла, но помня, что надо доигрывать роль, едва фиакр остановился у подъезда, подняла крики на весь дом, требовала сию минуту полицию и жандармов, кричала, что утром поедет к префекту, что будет телеграфировать самому королю… Словом, финал похищения был разыгран блистательно.

К часу ночи достойная дама успокоилась и уже была готова ложиться спать, как вдруг стук остановившегося фиакра, у подъезда, привлек её внимание, и лакей подал ей карточку, на которой стояло:

Господин Бооль.

А ниже карандашом было написано по-французски: «По делу К. Я. Клюверса».

– Проси, проси, скорей проси! – засуетилась достойная женщина, набрасывая на плечи роскошный плюшевый халат и поправляя перед зеркалом волосы. Она уже несколько раз слышала от Клюверса, что господин Бооль его главный поверенный и управляющий виллой.

Она быстро прошла гостиную, где ее уже дожидался посетитель. Он с достоинством истого янки раскланялся достойной даме и, коверкая на английский лад французские слова, заявил о том, что послан господин Клюверсом по очень важному и щекотливому делу.

– Он не мог выбрать лучшего доверенного, – с грациозной улыбкой отвечала достойная дама: – но в чем же дело?..

– Господин Клюверс просил меня немедленно ехать к вам и просить вас передать документы одной известной вам особы, в судьбе которой господин Клюверс принимает такое живое участие…

– Ах, в самом деле, я и забыла передать документы, – разахалась дама: – возможно ли так забыться…

– О, – протянул господин Бооль: – время терпит, но ваш греческий священник не хочет иначе контракт писать.

– Как, значит, дело уже улажено?.. Улажено? – в величайшем восторге допытывалась дама.

– О, будьте спокойны, господин Клюверс, когда начинает какое-либо дело, он доведет его до конца, – двусмысленно отвечал господин Бооль: – но я вас прошу поторопиться!..

– О, сейчас, сейчас, я отобрала их еще утром и, представьте, забыла передать… Я такая беспамятная!.. – извинялась достойная дама, и, вынув из рабочего ящичка конверт с документами Ольги Дмитриевны, подала его Капустняку.