Помоги проекту - поделись книгой:
– Не верю! – горячился Волк. – Ишь ты, невидаль какая, да тебе и от прошлой дележки столько же досталось, три сотенных!.. Удивил… Хочешь, я десять сейчас покажу… Нет, ты нам приказ подай.
– А вот и приказ, тут и вам кое-что сказано, – с той же улыбкой проговорил «француз» и бросил на стол письмо, на конверте которого ясно была видна итальянская марка.
Ефим Сверло, как наиболее грамотный, взял письмо и бойко прочел следующие строки:
«Получив письмо и деньги, немедленно выправь заграничный паспорт и выезжай через Варшаву, Вену, во Флоренцию. Адреса не даю – могут перехватить. За день до выезда из Вены телеграфируй, до востребования: «Флоренция, Капустняку». Он со мной и встретит тебя на вокзале. Я жив и здоров. Поклон нашим. Скажи, чтобы ждали меня, приеду скоро, денег привезу, на всех хватит.
Василий Рубцов».
«Ура!» «Ура!» – заревела вся компания, как один человек, даже сам Васька-Волк не смел высказать протеста.
Глава XIX
Ботаник
Выздоровление Ольги Дмитриевны пошло очень скоро, сотрясения мозга никакого не оказалось, а на легкие ушибы молодая девушка не обращала никакого внимания и все упрашивала тетку скорее ехать в Италию. Несчастная не знала, какая судьба готовится ей там.
Малодушно бежав обратно во Флоренцию, Клюверс, разумеется, и не намекнул в письме мадемуазель Крапивенцевой, что он приезжал в Монте-Карло, и с замиранием сердца ждал момента, когда, наконец, придет долгожданная телеграмма о приезде дам во Флоренцию.
Наконец, эта телеграмма, посланная достойной дамой тайком от племянницы, была получена, и Клюверс отдал все нужные распоряжения.
В течении более чем двухнедельного пребывания во Флоренции, он успел, разумеется, собрать всех своих слуг, на верность которых мог рассчитывать. Выбрав из них одного полу-итальянца, полу-австрияка, синьора Ланчелли, назначил его управляющим и мажордомом прелестной виллы Делля-Кроче, которую купил на имя мадемуазель Крапивенцевой, разумеется, обеспечив себя залогом (ипотекой) на сумму, превышающую ценность. Казимир Яковлевич и с друзьями не забывал держать за пазухой камень!
Во время своей поездки из Монте-Карло во Флоренцию, он в вагоне познакомился с одним американцем, господином Бооль, оказавшимся большим знатоком экзотических растений, ищущим места старшего садовника, или наведывающего ботаническим садом. Господин Бооль бывал и в России, говорил порядочно по-русски, и с первых же слов успел так понравиться Клюверсу, что тот пригласил его разбить зимний сад в его собственной вилле, около Флоренции, и сделать выбор растений, в которых сам Казимир Яковлевич смыслил мало. Почти незнакомый с итальянским языком, Клюверс очень обрадовался, что может говорить с Боолем по-русски, и тот из любви к ботанике, скорее, чем за крупное вознаграждение, предложенное миллионером, согласился временно взять в заведывание его оранжереи, теплицы и громадный зимний сад.
Читатели, конечно, догадались, что этот американский ботаник был никто иной, как Капустняк, который некогда был «ученым садовником».
Тотчас по приезде во Флоренцию, Бооль принялся за дело, и в короткое время Клюверс не мог узнать своего зимнего сада.
Вилла Амальфи, приобретенная еще раньше для себя Клюверсом заочно и довольно дешево, была когда-то княжеской резиденцией. Стоило только тряхнуть кошельком, чтобы придать ей блеск и жизнь. На этот раз Клюверс не скупился на расходы и ежедневно сотни рабочих чистили, красили, штукатурили великолепные княжеские палаты.
Зимний сад, или, вернее, помещение под зимний сад, было устроено чрезвычайно роскошно. Это была громадная стеклянная галерея со всеми возможными затеями и прикрасами. Тут были и темные гроты, выложенные настоящими сталактитами, и ручьи, и горы, и скалы. Недоставало только растений. Но и те, благодаря золоту Клюверса и искусству господин Бооля, в какую-нибудь неделю превратили пустую стеклянную галерею в роскошный тропический сад. Пальмы самых прихотливых рисунков венчали пригорки и скалы, чудные орхидеи гнездились по дуплам и во мху, в самых теплых местах теплиц, гроты каким-то волшебством превратились в уютные, полные неги будуары, словом, господин Бооль хотел очаровать своего хозяина и вполне достиг этого… Клюверс был просто в восхищении от вкуса и таланта своего «ботаника», и рискнул предложить ему остаться на его службе, в качестве главноуправляющего, на постоянном жалованье.
Господин Бооль после колебания согласился. Он мог в роскошных теплицах виллы делать все свои ботанические наблюдения, но только выговорил одно условие: иметь право нанимать и рассчитывать всю прислугу виллы, разумеется, кроме личной прислуги владельца. Не понимая по-итальянски и не умея обращаться с этим пылким народом, Клюверс с охотой согласился, и господин Бооль переехал на постоянное жительство на виллу Амальфи.
В это время во Флоренцию приехали Крапивенцева, и Казимир Яковлевич, весь увлеченный своей страстью, окончательно передал заведывание работами по саду и вилле своему новому управляющему.
Господин Бооль делал чудеса. Каждый день он открывал то старую фреску, где-нибудь в глухом коридоре, то отыскивал среди старого хлама, на чердаке, старинную картину какого-нибудь известного мастера, то из старых черепков собирал вазу или урну… Целая артель рабочих работала под его личным надзором, в глубоких подвалах виллы, устраивая там кладовые и места для склада мебели и утвари.
Однажды, когда рабочие расчищали один из наиболее темных углов дальнего погреба, в стене оказалась прекрасно скрытая потайная дверь. Управляющий велел прекратить дальнейшую работу и очищать следующие погреба, а на другой же день, с избранными двумя рабочими, одним немцем и другим французом, взятыми им сторожами, приступил сам к делу.
Дверь недолго сопротивлялась и открыла за собой узкий ход в капитальной стене. Вооружившись потайным фонарем, господин Бооль, то есть Капустняк, тотчас же исследовал его, и казалось, что он имеет два разветвления: одно идет к гроту в зимнем саду, и выход скрыт в нем большим искусственным камнем, а другое разветвление идет к наружной стене виллы и кончается у большой ниши, с изображением Мадонны на пьедестале. После некоторых усилий, Капустняку удалось понять механизм. Мадонна поворачивалась вместе с пьедесталом в своей нише, открывая узкий ход, пробитый в стене. Очевидно, что эта лазейка была сделана, чтобы дать возможность бывшим владетелям входить и выходить из виллы, когда угодно и, главное, незаметно.
Это открытие чрезвычайно обрадовало Капустняка, и он решился им воспользоваться, при первом же удобном случае. Брать клятвы молчания со своих помощников ему не приходилось. Оба были его помощниками еще в Петербурге, один, уже известный читателю «француз», другой член шайки ревельский немец «Шульц», прозванный в воровской шайке, за его ловкость в отмыкании замков и дверей, «Карлуша-отмычка».
Проводив дам почти до самой Флоренции, сам Рубцов внезапно покинул их, заявив еще раньше, что он должен ехать в Рим и затем в Неаполь. Как ни убеждали его обе дамы остаться, он был непоколебим, да и не мудрено, Клюверс мог бы узнать его с первого взгляда.
– И так, вы уезжаете? – спросила, прямо глядя ему в глаза Ольга Дмитриевна, и голос её дрогнул.
– Что же делать, это необходимо! – решительным тоном отвечал Рубцов. Он боялся взглянуть в светлые, проницательные глаза молодой девушки, чувствуя, что он не выдержит этого взора.
– И это ваше последнее слово?.. Последнее – да?! – переспросила она.
– Я никогда не даю двух слов! – отвечал Рубцов.
– Жаль! – вырвалось, как-то совсем по-детски, у Ольги Дмитриевны и на глазах её сверкнули слезы.
Рубцов ничего не отвечал – он боялся, что не выдержит характера, а взрыв страсти такого человека стоит крушения поезда!
– Я не знаю, что бы сталось со мной, если бы вы не подоспели мне на помощь… – снова начала молодая девушка пользуясь сном тетки, которая, утомленная долгой дорогой, сладко спала теперь, прислонившись к спинке вагонного дивана. – Я жизнью обязана вам, только вам – вы, с опасностью собственной жизни, спасли меня… Я этого никогда не забуду!..
– Ольга Дмитриевна, – начал, в свою очередь, Рубцов и голос его как-то глухо и странно зазвучал. – Клянусь вам что для меня нет ничего ужаснее необходимости теперь расстаться с вами… Но, если бы вы знали… Нет, лучше никогда не знайте причин, гонящих меня прочь от вас… Благодарю вас за ваши слова, благодарю вас… И оставить вас теперь, теперь!.. – Он страстно, безумно взглянул на молодую девушку. Та вспыхнула под влиянием этого дерзкого взгляда и невольно закрыла лицо руками. Когда она решилась открыть лицо, молодого человека уже не было в вагоне.
Поезд подходил к Флоренции.
Глава XX
Акт
Не только молоденькая Ольга Дмитриевна, мало видевшая в жизни, но даже сама Екатерина Михайловна была поражена роскошью новокупленной виллы. На этот раз Клюверс не захотел ударить лицом в грязь, и действительно выбрал и купил прелестное гнездышко.
Молодую девушку сначала несколько смутило удивление тети, при виде роскошной виллы, но управляющий, ловко наученный Клюверсом, заявил, что теперь, когда столица Италии перенесена в Рим, все знатные фамилии переехали туда и виллы продаются за бесценок.
– Ах, как я довольна моим поверенным! – в десятый раз восклицала достойная дама, продолжая разыгрывать комедию перед племянницей, – что он так верно сумел понять мой вкус… Именно такую виллу я всегда и мечтала приобрести!.. О, если бы я ее могла перенести поближе к Парижу! – вдруг вздохнула она: – тогда бы все мечты моей жизни осуществились!..
– Вот все документы на владение виллой, эчеленце, – заявил управляющий, подавая ей пакет с бумагами: – ваш поверенный, синьор Франсони, очень извиняется, что не может лично заявить вам свое уважение. Он вчера выехал в Сицилию и вернется недели через три. – Это тоже была фраза, вперед продиктованная Клюверсом.
– Но остаток денег, счеты и прочее, – хлопотала Екатерина Михайловна, стараясь войти в роль.
– Все здесь в пакете… Тут же объяснительная записка, – отвечал с поклоном управляющий. – Я проверял счета, они вполне верны и законны.
– Тетя, тетя! Иди сюда, смотри, какой вид открывается с террасы! – звала тетку молоденькая Ольга Дмитриевна, выскочив на балкон. – Смотри, какая прелесть. Вот Арно, вот вся Флоренция, как на ладони, а это что за прелесть, дворец или тоже вилла? – воскликнула она, обращаясь к управляющему.
– Эта вилла принадлежит вашему соотечественнику, господин Клюверсу из Петербурга, – отвечал с новым поклоном итальянец.
– Как, Клюверсу? – играла свою роль достойная дама, – Казимира Яковлевича.
– Точно так, господин Казимир Клюверс… Он только что купил ее у фамилии Герардеска и теперь производит на ней чудеса…
– Какие же? – любопытствовала дама.
– О, эчеленце, он возводит сады Семирамиды! Все ценные растения по всей Флоренции скуплены и перевезены на виллу Амальфи, что я говорю – во всей Флоренции, скоро во всей Италии нельзя будет найти ни одной красивой пальмы, ни одной драцены…
– Господин Клюверс мой хороший знакомый, – с какой-то гордостью заявила Екатерина Михайловна: – узнав, что мы приехали, он наверно поспешит сделать нам визит.
– Ах, какой удивительный и неподражаемый вельможа этот господин Клюверс… Это своего рода Монтекристо… Для него нет ничего невозможного… Мне кажется, пожелай он, и сам великий папа продал бы ему все свои сокровища из Ватикана… О, эчеленце, если бы вы видели, какая у него картинная галерея, что за фрески, что за статуи, право, ни в Трибуне, ни в Питти [
– И вы говорите, что у господина Клюверса много хороших статуй! – вмешалась в разговор молодая девушка.
– Клянусь св. Антонием Падуанским, столько же, как на Миланском соборе [
Стоял январь месяц, было хотя и тепло, но зелени почти не было, и только в громадных окнах павильона виднелись прихотливые очертания листьев тропических деревьев.
– Это что? – спросила Ольга Дмитриевна, подбегая к дверям павильона.
– Зимний сад, эчеленце. Я распорядился его привести в порядок и подновить растениями. Я знал, что эчеленце большая любительница цветов.
– Кто вам сказал это? – быстро спросила Ольга.
Итальянец проболтался. Он быстро сообразил это и тотчас нашелся.
– Я знал, что сеньоры русские, а у русских всегда такой развитый вкус и такая любовь к тропическим растениям, вероятно, как контраст с их суровым отечеством!
С этими словами итальянец отворил двери оранжереи, и Ольгу обдало теплым воздухом, напоенным проницательным, но чудным запахом душистых тропических цветов. Тот, кто составлял коллекцию этой оранжереи, был мастер своего дела. Тут был подбор всех цветов и растений, которые чаруют глаз и раздражают своим запахом нервы.
Ольга Дмитриевна с восторгом вдыхала в себя этот теплый, душистый воздух и смело направилась в густую чащу растений по чуть видной тропинке, усыпанной песком.
Из-под пьедестала, поддерживающего мраморное изваяние богини Флоры, журчал фонтан и падал в мраморный бассейн. Вид был прелестный, так что Ольга невольно залюбовалась и замечталась.
– Ах, эчеленце, если бы вы видели Семирамидины сады на вилле Амальфи! – вдруг снова заговорил итальянец, последовавший за молодой хозяйкой: – что бы вы сказали тогда? Это роскошь, это поэзия!
Молодая девушка вздрогнула. Вкрадчивый голос итальянца, его плутовское лицо и что-то неуловимое, сквозившее в каждом его слове, в каждом движении, действовали на нее как-то странно. Она не питала к нему еще антипатии, но была бы рада, если бы он оставил ее одну.
Итальянец, кажется, без слов понял мысли молодой девушки и, склонившись низко, беззвучно удалился, отправляясь отыскивать старую хозяйку, успевшую, тем временем, начат уже раскладку своих вещей при помощи парижской горничной и грума, вывезенных тоже из Парижа. И тот, и другая ждали свою барыню уже давно, так как были отправлены, как помнит читатель, из Парижа не курьерским, но багажным поездом!
Увидев вошедшего итальянца, достойная дама тотчас под благовидным предлогом, выслала своих слуг и в ту же минуту итальянец подал ей с низким поклоном маленький конвертик. Быстро сорвав его, Екатерина Михайловна прочла следующие строки:
Эта записка сильно встревожила достойную даму. Она, к тому же, была так утомлена дорогой, что с наслаждением улеглась бы в теплую постель, а тут скачи во Флоренцию на объяснение. Но делать было нечего. Господин Клюверс был не из тех, с которыми можно шутить, и она, скрепя сердце, решилась исполнить его желание.
– Нельзя ли поскорее добыть мне фиакр? – проговорила она, обращаясь к управляющему.
– Зачем же фиакр? – с удивлением переспросил итальянец, – три лошади, два экипажа и кучер ждут только ваших распоряжений.
– Ах, да, я совсем забыла, что мой доверенный купил и, лошадей, – поправилась дама. – Прикажите заложить купе.
– Оно уже готово у крыльца, – с поклоном доложил итальянец.
И Екатерина Михайловна через несколько минут катилась, на мягких резиновых шинах собственного экипажа, во Флоренцию, хотя и недовольная в душе слишком большою поспешностью Клюверса, но, вместе с тем, многое ему простившая за уменье делать дело en grend [
Робко позвонив в указанный номер квартиры, на дверях которой виднелась медная доска с надписью: «Контора адвоката Франсони», Екатерина Михайловна была обрадована тем предупредительным приемом, который оказал ей Клюверс. Он целовал её руки, называл своей благодетельницей, давал слово никогда, ни при каких обстоятельствах не забыть ее, если только ей удастся уговорить племянницу выйти замуж за него, – словом, окончательно очаровал достойную даму.
– Понимаете, я имею честь просить у вас руки Ольги Дмитриевны, – закончил свою речь Клюверс.
– Замуж?! – Это слово в первый раз было произнесено Клюверсом, и крайне обрадовало Екатерину Михайловну. Теперь задача её упрощалась до последней степени. Могла ли её Олечка, эта наивная бесприданница, отказать такому удивительному жениху, как Казимир Яковлевич. Конечно, она не дала и заметить Клюверсу своей радости, но со своей стороны, поклялась помогать его планам всеми силами…
– Она у меня, конечно, немного своеобразна, но я уверена: что мне удастся убедить ее, – говорила она жениху: – за это я уже берусь… И надо отдать справедливость, с каким вы вкусом сумели отделать нашу виллу. Олечка все любуется и не может налюбоваться…
– О, если бы видели мою виллу Амальфи! – с увлечением воскликнул Клюверс. – Вы бы подумали, что это волшебство, и представьте, я обязан всем этим одному американцу господину Боль, он просто маг и чародей!..
– При ваших миллионах, всякий станет чародеем, – отозвалась достойная дама.
– Ах да, кстати, здесь ваш доверенный, господин Франсони, заготовил бумагу… насчет вашей виллы, разумеется, на случай вашей смерти… в животе и смерти Бог волен… Вам только надо ее подписать, – сказал Клюверс и подал акт, переписанный на гербовой бумаге.
– Ах, Боже мой, я не взяла своего пенсне, я ничего прочесть не могу… – разахалась Екатерина Михайловна.
– О, это пустая формальность… Неужели же вы мне не верите? – строго, даже очень строго, заметил Казимир Яковлевич и подал перо.
Екатерина Михайловна вздрогнула. Она узнавала интонацию этих слов и, не читая, дрожащей рукой подписала бумагу.
– Надеюсь, вы мной довольны? – робко спросила она.
– Пока доволен, что будет дальше – увидим!.. Помните, что вы работаете для общей пользы – своей и вашей племянницы… а уж я в долгу не останусь.
Получив все необходимые инструкции, достойная дама через полчаса мчалась домой. Задача казалась ей теперь, так легка и удобоисполнима.
Глава XXI
Предложение
Через день, когда дамы успели привести все в порядок на вилле и отдохнуть от дороги, Казимир Яковлевич, на правах старого знакомого, нанес им первый визит.
Он был чрезвычайно любезен, предупредителен, говорил, что он вполне счастлив, имея такое соседство, но как человек, помнящий приличия и боящийся, одним словом, испортить всю игру, не сделал ни малейшего намека на то, о чем говорил с Екатериной Михайловной и, просидев около получаса, не более, стал собираться домой.
Прощаясь, он чрезвычайно расхвалил вкус обеих дам, по убранству комнат и вскользь, мимоходом, заметил, что был бы очень польщен, если бы дамы удостоили его чести осмотреть его виллу и зимний сад.
– Что за прелестный человек этот Казимир Яковлевич! – не могла удержаться, чтобы не воскликнуть Екатерина Михайловна. – Десяточек бы мне лет с костей, право, влюбилась бы в него…
– Зачем ты себя так старишь, тетя?.. Ты еще так свежа и моложава… Тебе, ведь, нет и сорока лет… вот если бы ты вышла за него, как бы я была рада!
– Ты все глупости говоришь, Оля! Вспомни, ведь ты уже не девочка… – отозвалась с досадой Екатерина Михайловна.
– Почему же? Я не понимаю. Казимиру Яковлевичу лет пятьдесят, тебе нет сорока, вы бы составили чудесную пару… ну, полно хитрить, тетя, мне, кажется, он за тобой начинает ухаживать!..
Тетка ничего не отвечала. Она только безнадежно махнула рукой и вышла из комнаты. Нелепая идея, забравшаяся в голову Ольге, лишила ее возможности, при таком удобном случае, намекнуть о качествах Клюверса… Словом, Ольга и в мыслях не имела, что Клюверс бывает только для неё одной.
Дня через два Клюверс явился снова. За полчаса до обеденного времени, он привез билет на лучшую ложу театра «Перголя», в котором, в этот вечер, дебютировала в первый раз Марчелла Зембрих [
До театра, пока Екатерина Михайловна одевалась, Клюверс, оставшись наедине с молодой девушкой, которая не хотела переменять туалет, хотел, было заговорить с ней о любви. Но на первой же фразе запнулся, сказал какую-то банальность, и умолк. Человек, достигший богатства и могущества, целым рядом тайных убийств и преступлений, шедший смело на всякую низость, робел и отступал пред беззащитной молодой девушкой. В её ясных, светлых глазах он читал себе беспощадный приговор. А между тем, её ослепительная, девственная красота до болезненности, до безумия поднимала его нервы. Он готов был всем пожертвовать на свете, чтобы только добиться обладания ею. И сам робел и терялся, едва оставался с ней наедине. Слова горячего признания замирали на его устах. Он чувствовал, сам чувствовал, что каждое его слово оскорбит эту чистую, непорочную душу, что раз это слово будет сказано, между ними исчезнут даже те полудружественные отношения, которые ему удалось завести ценой таких усилий. Он сознавал, что раз это слово произнесено, оно должно испугать, насторожить Ольгу Дмитриевну, заставить ее опасаться повторения, а этого более всего боялся миллионер!
– Вы что-то начали говорить… я вас слушаю? – с улыбкой заметила Ольга, когда Клюверс после неловкой фразы внезапно умолк.
– Я человек не светский, Ольга Дмитриевна, так говорить, как говорят в салонах, не умею, – стараясь взять нотку искренности, проговорил миллионер: – всю жизнь я прожил в Сибири, далеко от центров, с людьми, которые скорее похожи на зверей. С ними и сам чуть ли не в зверя обратился.
– Ну, по вам этого не видно… вы всегда такой вежливый, учтивый, предупредительный. Если все у вас в Сибири такие, мне кажется, я бы полюбила эту страну.
– Ольга Дмитриевна! – быстро заговорил Клюверс… Вы сказывали такую фразу, которую я никогда не забуду. Благодарю вас, благодарю вас!
– Но за что же? За что же? Я вам отдаю только должное. Мне тетя всегда указывала на вас, как на пример благотворительности, вы всегда и во всем стараетесь доставить тете и мне всевозможные удовольствия… Наконец… Она замялась.
– Наконец… что же наконец?.. Умоляю вас, оканчивайте вашу фразу!
Поделиться книгой: