Дмитрий Федорович вышел из бассейна, накинул махровый халат и, завязывая пояс, спросил:
— Будешь плавать?
— Да, — сказала Виктория и тут же нырнула в воду.
Он отвернулся и вышел из помещения. В комнате снова почувствовал неприятные ощущения и стал растирать левую сторону груди.
— Да что же это так печет? Наверно, давление подскочило, — подумал мужчина и прилег на кровать.
Но не прошло и пяти минут, как он поднялся и вышел из комнаты. Прислушался. Услышав шаги, позвал:
— Валя!
— Слушаю вас, Дмитрий Федорович, — сразу откликнулась и поспешила к нему домработница, которая уже готовила ужин.
— Валя, принеси тонометр, пожалуйста.
Он вернулся в комнату и опять лег. Через несколько минут Валентина уже стояла возле него с прибором для измерения давления. Она привычно взяла его руку и надела манжету.
— Сто девяносто на сто десять, — покачала головой она, увидев на циферблате показатели. — Я сейчас вам таблеточку принесу.
Она вышла из спальни и вскоре вернулась с лекарством.
— Может, скорую вызовем?
— Не нужно. Если не станет лучше, тогда. Ступай.
Валентина вышла из комнаты и у самой двери столкнулась с Викторией, которая возвращалась из бассейна.
— Ой, извините, — виновато взглянула она на хозяйку.
— Что ты делала в нашей спальне? — с подозрением посмотрела Виктория на домработницу.
— У Дмитрия Федоровича высокое давление, лекарство принесла.
Виктория ничего не ответила и подбежала к мужу.
— Что с тобой?
— Не знаю. Голова болит.
— Тебе нельзя было идти в бассейн. Физическая нагрузка подняла давление.
— Ничего, сейчас все пройдет. Лекарство уже принял. Хочу полежать в тишине.
— Конечно. Я не буду тебя беспокоить. Но, думаю, нужно вызвать доктора.
— Я же сказал, пока не надо. Оставь меня.
Виктория вышла из спальни и спустилась к Валентине, которая продолжала готовить ужин.
Домработница была на пару лет старше Виктории. Среднего роста, миловидная и аккуратно причесанная, как всегда, в ослепительно белом фартуке она привычно хозяйничала на кухне. Валентина имела высшее образование, была почтительна, уравновешенная, всегда встречала хозяев и их гостей с улыбкой, а, провожая, желала здоровья и благополучия.
— Валя, он сам позвал тебя?
— Да, — с изумлением посмотрела на Викторию женщина и открыла духовой шкаф, из которого пошел невероятно вкусный аромат.
— А-а-х, запах-то какой, м-мм, я так проголодалась! Что-то опять вкусненькое?
— Сюрприз! Вы проходите в столовую. Сейчас подам. Может, Дмитрию Федоровичу стало лучше, и он спустится? Если нет, то я отнесу в комнату.
— Ладно, пойду переоденусь и заодно посмотрю, как он. А то как вышла из бассейна, так и осталась в халате, — с сожалением произнесла Виктория и направилась к лестнице, которая вела к спальне. По пути не отказала себе в удовольствии полюбоваться своим отражением в настенном зеркале.
— За это время стол будет накрыт, — крикнула вслед уходящей хозяйке Валентина.
— У-у-у, так и не научилась культурно вести себя с хозяевами… Деревня, — пробурчала себе под нос Виктория.
Она приоткрыла дверь, на цыпочках подошла к мужу, все еще лежавшему с закрытыми глазами. «Лежит как мертвый», — промелькнула у нее мысль.
— Димочка, ты спишь? — прошептала она и наклонилась над ним.
— Нет, — ответил мужчина и открыл глаза. От неожиданности Виктория отпрянула. Он смотрел на нее не моргая. — Испугалась? Думала, что я уже умер?
— Ну что ты болтаешь? — растерялась она, и отвернулась. — Зашла переодеться.
И вдруг ее осенило: «Я лишь подумала, что лежит, как мертвый, а он как будто услышал. Господи, что же у них за семейка… Эта старуха, наверно, будет преследовать меня всю жизнь. Теперь она в мужа вселилась, что ли?»
Виктория скинула халат, натянула спортивные брюки и накинула свободную клетчатую рубашку. Застегнула пуговички, подошла к резной спинке кровати и облокотилась на нее.
— Димочка, прости, я была не права. И как я могла… — развела она руками. — Не заметила, что ты плохо себя чувствуешь…
Она вдруг начала раскаиваться в своем поступке, в том, что обвинила его семью во всех грехах.
— А мне показалось после сегодняшнего разговора, что тебе наплевать на мое самочувствие, — сокрушенно сказал муж. — Если так будет продолжаться, до инфаркта меня доведешь. Такое ощущение, что я пять лет жил с женщиной, которая скрывала свое истинное лицо.
— Димочка, дорогой, давай забудем. Валя приготовила вкусный ужин. Так вкусно пахло! Она сказала, что это сюрприз, и я не стала допытываться, что там, в духовке.
— Я не хочу есть. Давление, кажется, снизилось, я чувствую себя хорошо. Пусть Валентина принесет мне чай с лимоном. Сегодня ты поужинаешь одна. И я хочу побыть здесь один. Не беспокойся.
— Надеюсь, спать я буду здесь? — с язвительной усмешкой произнесла Виктория, что не ускользнуло от Дмитрия Федоровича.
— Здесь. Но я уйду в другую комнату.
Виктория не сдержала раздражения, хлопнула дверью и спустилась в столовую. Стол был накрыт, и Валентина ждала, когда хозяева приступят к ужину, чтобы подать горячее. Она сразу заметила, что хозяйка не в духе.
— Отнеси ему чай с лимоном! — приказала она, — а мне открой бутылку вина.
Виктория села на мягкий стул с высокой спинкой, подперла подбородок рукой и наблюдала за действиями домработницы. Валентина поставила перед ней открытую бутылку вина, фужер и уже взяла в руки поднос с чаем и сахаром, чтобы идти к хозяину.
— Успеешь, — услышала она насмешливый голос хозяйки, — ты еще не обслужила меня. Что там у тебя в духовке?
— Запеченная рыба с овощами.
— Вот и доставай.
Валентина достала противень, переложила рыбу на овальное блюдо, порезала на порционные куски и поставила перед Викторией.
— Я могу идти?
— Иди.
Виктория с нескрываемым презрением посмотрела ей вслед, взяла бутылку и налила полный фужер вина. «Ну что ж, дорогой, обижайся, — с иронией подумала она, — наступило мое время, я заслужила многого. Деньги, недвижимость, уж это точно должно быть моим. А там посмотрим, может, что-нибудь еще перепадет, — подумала она, залпом осушила фужер и налила еще. — Сердечко, видимо, слабое у тебя стало. Но подожди, не умирай, сначала мы пойдем в загс…»
Дмитрий Федорович допил чай и перешел в другую комнату. Эта спальня была для гостей. Таких комнат в доме было три, но они обычно пустовали, так как гости всегда разъезжались по домам. Мужчина зажег свет, снял покрывало с широкой кровати и, не снимая халата, лег поверх одеяла. Однако, не пролежав и минуты, встал, включил настольную лампу, которая стояла на тумбочке, подошел к окну и распахнул его настежь. Дышать все равно было трудно, он массировал рукой левую сторону груди, широко открытым ртом глотал воздух и подставлял лицо свежему ветру. Он смотрел на ночной сад, там было тихо и пустынно. Колючий осенний холодок пробирал до костей, его стало знобить, возникла странная тоска, сердце сжалось от неприятного предчувствия. Дмитрий Федорович то ходил по комнате, то садился на край кровати, то ложился. И думал: «Она спит в соседней комнате… Надо бы сделать усилие, перестать думать о том, что произошло, что меня сейчас мучает, заставить себя войти туда и лечь рядом с ней». Ему показалось, что в спальне она ждала его, надеялась на примирение… В их совместной жизни никогда не было такой серьезной размолвки, до вчерашнего дня Дмитрий считал, что Виктория не любит затевать семейные ссоры, не испытывает желания одерживать победу над ним. Но сегодня она жгла его словами, умышленно причиняла боль. Он не мог понять, что с ней произошло. Что он сделал не так? И теперь не знал, что делать с этим бессонным одиночеством. Прошло несколько часов, он опять встал и нерешительно направился в спальню к Виктории. Постоял в темноте возле постели, осторожно прилег на край и сразу почувствовал сильный запах спиртного. Виктория спокойно спала, но, когда он прикоснулся к ней, прошептала: «Зачем я живу с тобой?»
Муж оторопел и отпрянул от нее. Он не сразу понял, говорит она сквозь сон или наяву. Внимательно посмотрел в лицо женщине, она продолжала безмятежно спать, ровно дыша. Ничто не искажало черты ее красивого лица.
Дмитрий Федорович гнал прочь навязчивые мысли, но так и не смог уснуть. Ему вспомнились сказанные когда-то матерью слова о Виктории.
В эту ночь он понял, что одинок. Он всегда презирал ложь и лицемерие.
Ожидая подругу, Зорина подошла к мольберту, на котором располагалась давно начатая картина, возможно, не хватало всего нескольких мазков, чтобы завершить работу, но девушка не чувствовала в себе сил взять кисть в руки. Сегодня было именно то настроение, которое способствовало завершению задуманного. Чем бы Зорина не занималась, всегда подходила к делу серьезно и сосредоточенно. Иногда на работе она говорила много, увлеченно, но при этом редко бывала веселой. Сегодня все было по-другому: глаза смеялись, губы едва заметно вздрагивали от легкой блуждающей улыбки. Даже Марта, которая редко видела гостей в этом доме, ожидала Аню в приподнятом настроении, будто в этот день был какой-то праздник. С самого утра что-то стряпала, пекла в духовке. Запах ванили окутывал кухню и распространялся по всему дому. Ведь при жизни Ксении Михайловны подруга Зорины редко заглядывала к ним.
Как только Аня вошла в дом, Марта радушно ее встретила, приговаривая:
— Анечка, как я рада тебя видеть. Совсем редко к нам приходишь.
— Исправлюсь, — улыбнулась Анна в ответ.
Она сразу обратила внимание на Зорину и мольберт, который располагался возле панорамного окна и был освещен дополнительными лампами. Зорина так увлеклась работой, что не сразу среагировала на приход подруги, той пришлось дотронуться до ее плеча.
— Ты все-таки находишь время для творчества? Не зря учились, не зря.
— Ой, привет! — обняла ее Зорина. — Я увлеклась, даже не услышала твоих шагов.
— Вижу, работа над картиной тебя поглотила.
— Да-да-да, только живопись задерживает и останавливает мгновения жизни. Для меня это как глоток воздуха.
— О, здесь я с тобой согласна на все сто. А у меня сейчас только эскизы, — с грустью сказала Аня.
— Понимаю. Это твоя работа. Думаю, ты скучаешь по настоящему творчеству.
— Очень. Но реклама — тоже творчество. Нужно сделать так, чтобы клиенту понравилось. Иначе сделка сорвется. А знаешь, какие заказчики бывают? То им не так, это не так. А объяснить толком, что хотят, как правило, не могут. Что-то вообразят в своей голове, а ты пойми их… Такое бывает редко, но все же.
Аня сосредоточила взгляд на картине.
— Зорина, ты пишешь божественно! Я всегда восхищаюсь твоими работами. Не хочешь выставку сделать?
— Думала когда-то об этом. Работ много накопилось.
— У тебя есть все возможности. И еще — деньги. Аренда помещения, хорошая реклама, ее я тебе гарантирую, — и успех обеспечен.
— Подумаю. Не сейчас, — отмахнулась подруга. — У меня папин бизнес, и я должна ему помогать.
Аня продолжала смотреть на картину и думала: «Как же ей удается? Я ведь тоже профи и, казалось, могла бы придраться к чему-нибудь, но не могу оторвать глаз от ее работ». Сюжет картины был прост и великолепен: равнина на побережье, а на заднем плане — море. Осеннее настроение, сквозь разорванные облака пробиваются солнечные блики. Песчаный берег, озаренные солнцем только что выброшенные из воды водоросли, море, темное под нависшими облаками, и белые гребешки-барашки. На горизонте сияет солнце, освещая уходящий в бесконечность голубой простор. Картина была как живая: слышался шум прибоя, чувствовался запах моря и водорослей.
— Зорина, написано вдохновенно и талантливо; настроение передает цвет, — комментировала Аня, все тщательнее рассматривая работу. — Надо поместить что-нибудь или кого-нибудь на переднем плане, — пошутила Аня, — ну хотя бы собаку.
— Не болтай глупости! — засмеялась Зорина, вытирая кисть.
— Или обнаженного мужчину, а? Слабо? — засмеялась подруга.
— Как же я соскучилась по тебе, — обняла ее за плечи Зорина, — я только сейчас поняла, как мне не хватает тебя. Мы редко видимся и почти ничего не рассказываем друг другу о себе. Я поняла, что жизнь в замкнутом пространстве наедине с собой может привести к сумасшествию. Пойдем в кабинет отца. А то скоро у меня взорвется мозг.
— Пошли. Мне столько нужно рассказать тебе.
Марта дождалась, когда подруги закончат разговор, и поспешила им навстречу, предлагая не проходить мимо столовой. Она завлекала их вкусной ароматной выпечкой, которую приготовила для девушек. Но подружки ей только улыбнулись и уединились в комнате, сказав, что потом обязательно попробуют все, что она приготовила.
— Ой, Аня, она меня закормила пирогами, булочками! Боюсь, скоро распрощаюсь с фигурой, — смеялась Зорина.
— По тебе не скажешь. Как была стройняшка, так и осталась.
— Скажешь тоже, — отмахнулась Зорина.
— А я не прочь попробовать свежую сдобу. Уж очень вкусно пахнет.
— Хорошо. Сейчас попрошу Марту. А пока пойдем в кабинет. Там уютно и тихо, сможем посекретничать.
Они с легкостью взбежали по лестнице на второй этаж. Зорина открыла кабинет отца, и подруги расположились в удобных мягких креслах. Поставили перед собой журнальный столик, на который Аня положила коробку конфет, прихваченную из дома. Зорина взяла трубку внутреннего телефона, который соединял все комнаты дома, и позвонила Марте, чтобы та принесла им чай и что-нибудь вкусненькое. Раньше в этом доме при жизни предков в каждой комнате был колокольчик, которым пользовались хозяева, такой раритет хранился в комнате Ксении Михайловны в шкафу, где было еще много всяких вещичек давних времен.
— Зорина, а ты была на работе после похорон? — спросила Аня.
— Нет. Александр Петрович позвонил и сказал, чтобы я побыла дома и ни о чем не беспокоилась. Представляешь, добрейшей души человек. Он заменяет мне отца на работе. Окружил заботой даже в мелочах. Хорошо, что у него две дочки, а не сыновья. Знает, как девочке необходимо внимание. Вот так-то, — улыбнулась Зорина.
— А Артем?
— А что Артем?
— Ты до сих пор его не видела?
— Нет. Звонил пару раз, я сказала, чтобы не беспокоил меня. Он исполнительный. Понимает, что прошли похороны, не время вести какие-либо разговоры. Выйду на работу, скажу ему, что наши отношения завершились.