Позади вас – море

– Он уже сдал экзамен, – говорю я. – А сейчас спит в своей постели.

– Молиться нужно до, во время и после, – возражает она. – Мы окружаем его молитвами.

Она так уверена в том, что делает, просто позавидовать можно ее вере и силе убеждений. На глаза наворачиваются слезы, в горле щиплет, того и гляди попрошу ее и меня окружить молитвами.

* * *

Риме кто-то сказал, что Деметрий несколько недель назад расстался с подружкой.

– Ну и урод, – бросает она, перебирая почту.

– У него жена кретинка, – отзываюсь я.

– Они оба ублюдки. Да где это гребаное письмо? – стонет она.

– Наверно, сын Далии забрал. Он тоже такое ждет.

– Точно. – Она начинает собирать себе обед на работу. – Какой он?

– Придурок мелкий.

– Какая неожиданность! Но я про Деметрия. Какой он у себя дома?

– Не знаю. Я просто делаю свою работу и ухожу.

– Ну и правильно. Держись от него подальше.

Далия теперь иногда разрешает мне убираться в ее отсутствие, впускает меня и уезжает обедать с кем-нибудь или заниматься йогой. Как-то в среду заявляет, что отправляется на заседание женского сообщества. Садится в свою «Эскаладу» и уезжает, а я иду к Деметрию, который ждет меня в спальне.

– Хочешь на них посмотреть?

На той неделе я показала ему грудь. И поцеловала его.

– Мне нужно больше. – Он стягивает с меня брюки и хлопает рукой по коленям. – Иди сюда.

Секс получается медленный и нежный. Деметрий все время останавливается, спрашивает, хорошо ли мне, и целует. Кончает он сразу после меня, я чувствую, как он пульсирует у меня внутри. Потом хочу встать, но он притягивает меня к себе на грудь, словно пытается утешить.

– Я все время о тебе думаю.

Мне приятно это слышать, но показывать это я не стану. Жизнь научила меня никому не открывать сердца.

– Нужно закончить уборку, пока Далия не вернулась. Она и так вечно жалуется, что я слишком медленно все делаю.

Он наконец отпускает меня.

Позже я захожу в комнату Амира, и в нос сразу ударяет запах травы. Открываю окно и заглядываю в кабинет, где у Деметрия снова видеоконференция.

– Звук отключен, – улыбается он.

– Амир у себя в комнате курит травку. Ты в курсе?

– Черт!

– Могло быть и хуже, – пожимаю плечами. – Всего лишь дурь.

– Даже не знаю, что ему сказать. – Он вскидывает руки и потягивается. – Мы с ним… не близки. Амир мамин сын.

Так и подмывает сказать, что мамин сын не стал бы у нее под носом таскать сотенные бумажки из кошелька и орать «Заткнись!», когда она спрашивает, зачем ему деньги. А в этом доме такое регулярно происходит.

Неделю спустя Деметрий сообщает мне, что поговорил с Амиром.

– Он обещал, что больше не будет. Сказал, просто сильно нервничал из-за экзаменов.

– Понятно. Скоро уже станут известны оценки.

Он удивленно смотрит на меня, и я рассказываю, что Габриэль тоже сдавал.

Оказывается, Деметрий как-то видел его, когда они с Торри вечером забирали с работы Риму.

– Симпатичный мальчик.

– А как иначе? – Я указываю на свое лицо, и мы смеемся.

– Как бы я хотел чаще с тобой видеться. Не здесь. У меня никого больше нет.

Днем он звонит мне, просто чтобы услышать мой голос. И вечером, когда не может заснуть, тоже. Говорит, мол, хочет меня баловать.

А я отвечаю, что меня в жизни никто не баловал, наверное, не стоит и начинать.

Через несколько недель «Бьюик» ломается по дороге в Гилфорд. Приходится парковаться у магазина с пончиками за миллион долларов. Звоню Торри, он говорит, ему до меня добираться сорок пять минут. Затем пишу Далии: «Проблемы с машиной. Опоздаю или не смогу сегодня. Извини».

«Это неудобно», – отвечает.

Ясное дело, неудобно ей.

Потом снова пишет:

«Ты трогала мои медные подносы? Те, что лежат в верхнем шкафчике?»

«Нет».

Вдруг в окно стучат, и я дергаюсь от неожиданности. Это тот старик, что в прошлый раз стоял в дверях и улыбался. Сегодня он мне не улыбается.

– Ты там в порядке? – пришепетывая, спрашивает он.

– Машина сломалась. Помощь уже едет.

– Ты место на парковке занимаешь. – Пшш. – Она и так маленькая. – Пшш.

– Я бы с радостью отъехала. Но… – машу рукой, – …не могу.

Не глядя в его пухлое, как кусок белого хлеба, лицо, невозмутимо закрываю окно. Он уходит.

«Что случилось? Ты где?» – пишет Деметрий.

Отвечаю, и через десять минут рядом останавливается его «Ауди». Я залезаю к нему, и он тут же берет мое лицо в ладони и целует.

– Хабибти, я волновался.

– Вау. Как мило.

Мне очень нравится, как он это говорит. Оглядываюсь по сторонам – с ума сойти, салон отделан серой кожей, приборная панель из полированного дерева! Люк в крыше открыт, и на нас светит солнце.

– Огонь!

– Сочувствую из-за машины. – Он гладит меня по руке.

– Дерьмовый денек, – вздыхаю я.

– Может, Торри сам с ней разберется? Тебе обязательно тут его ждать? – Он страстно смотрит на меня. – Я мог бы тебя куда-нибудь отвезти.

– А как же твоя жена?

Он пожимает плечами.

– Она идет на теннис. Позвони Торри.

Торри соглашается и просит оставить ключи в магазине, но мне не хочется.

– Давай я их просто под коврик положу, а дверь закрывать не буду?

– По-твоему, мы в тихой деревеньке живем? – фыркает он.

Повесив трубку, рассказываю Деметрию про мужика с хлебным лицом. Он, вспылив, хватает кольцо с ключами, снимает тот, что от «Бьюика», и выходит из машины. А вскоре возвращается, ухмыляясь.

– Что ты?..

– Они передадут ключ Торри. Вот тебе сэндвич в качестве извинения. Им очень неловко, что они тебя задели.

– Что ты им сказал? – смеюсь я. Он выезжает с парковки и сворачивает налево, на Чарльз-стрит. – Мы с тобой прямо как в «Красотке», да?

– Не-а. Ты намного красивее Джулии Робертс.

Но я все же хочу знать, что там случилось.

– Мейсун, – говорит он. – Милая, это мое здание, понимаешь? Они у меня снимают помещение.

– Оу.

– Я отменил все встречи. Повезу тебя на весь день в «Шератон». Ничего не будем делать. Просто хочу лечь и уснуть рядом с тобой.

Потом Деметрий вспоминает, что ему нужно взять что-то в доме. В кабинете открывает ящик стола и достает пачку купюр по пятьдесят баксов. Отсчитывает тысячу и вручает мне. Я не двигаюсь, а он целует меня в губы, в подбородок, в шею.

– Ты так добра ко мне. Хочу, чтобы тебе никогда ни из-за чего не приходилось нервничать.

Роняю деньги, купюры, медленно кружа в воздухе, опускаются на пол. Это я не нарочно представление устроила, просто от неожиданности. Даже ответить ничего не могу, когда он спрашивает, что не так.

– Я ничего плохого не имел в виду, – поспешно добавляет он.

Но я выхожу из дома, по дороге звоню Торри, он подхватывает меня на Тридцать первой и везет ждать эвакуатор.

Увольняться не стану, я же не сумасшедшая, но на Деметрия больше не обращаю внимания. Как бы мне хотелось рассказать все Риме, но она обзовет меня идиоткой. И, наверно, будет права. Не знаю почему, но в тот раз я вдруг почувствовала себя такой же дешевкой, как наша машина. И, как она, ни на что не годной.

* * *

Габриэль получает пятерку за экзамен. Мама расстраивается, мы объясняем ей, что это высший балл, и тогда она начинает плакать. Рима тоже всхлипывает у стойки. Даже Торри плачет, но чтобы мы ничего не заметили, хлопает Габриэля по спине. Для всех нас это победа. Куратор Габриэля оставляет ему сообщение на телефоне, а когда он перезванивает, сообщает, что ему выделят стипендию на все четыре года учебы.

Зато у Аммаров, как я обнаруживаю на следующий день, все прошло совсем не так гладко. Хиба, дочь Деметрия, сообщает мне, что «Амир завалил экзамен». Сразу понимаю, Далии на глаза лучше не попадаться. Она сейчас с грохотом выдвигает ящики и вываливает все вещи на пол. Чтобы не слышать ее воплей, ухожу в гостиную пылесосить. Черта с два предложу помощь, мне и так потом все это разгребать.

– Мой серебряный наргиле, Мейсун! – вопит она. – С большим носиком, из чистого серебра. Где он? Я хочу его выставить!

– Я не видела.

– Знаешь что? – Она вбегает в комнату. – Из дома уже несколько недель вещи пропадают. Если ты думаешь, я не понимаю, что происходит, инти маджнуна![28]

Она верещит, вся красная от злости, и на вопли сползается вся семья: Деметрий, дети. Словно в той сцене из «Короля Льва», где животные идут смотреть на наследника. Только тут в главной роли я, а Далия тычет мне пальцем в лицо.

– Успокойся, Далия, – увещевает ее Деметрий.

– Мама, уймись, – просит Хиба.

Амир молчит.

– У меня все вещи пропали! Ты что, думаешь, я хабля?[29]

– Да.

Она делается похожа на рыбу, которую как-то завел Гейб, и она потом целый год плавала в миске с водой на кухонной стойке. Когда мы бросали ей корм, она подплывала к поверхности воды, и глаза ее вылезали из орбит. Вот и у Далии сейчас такие глаза, еще и подведенные сиреневым карандашом, будто мы в 1995-м.

– Что происходит? – спрашивает Деметрий, вставая между нами.

Он говорит жене, чтобы перестала меня обвинять. А я пристально смотрю на Амира, я-то не идиотка. Он отводит взгляд, а я все равно на него смотрю. И тогда он выходит из кухни.

– Тупица мелкий! – говорю я ему вслед.

– Ты кем себя возомнила? – начинает Далия, но теперь уже я тычу ей пальцем в лицо.

– Я ухожу. А ты своего сыночка спроси, кому он продал твое барахло.