Помоги проекту - поделись книгой:
Чтобы сгладить конфликт и стимулировать сотрудничество, я нередко задаю определенные вопросы в присутствии второго супруга. Например: «Что в вашей биографии или поведении могло привести к конфликту или подорвать отношения?» Подобного рода вопросы приводят в недоумение тех, кто рассчитывал на то, что психотерапевт поможет им обосновать претензии к партнеру. Вопрос побуждает их заглянуть внутрь себя и взять на себя ответственность за сохранение и укрепление отношений. Еще один полезный вопрос: «Какие у вас были мечты в отношении самих себя и какие страхи мешали их осуществлению?» Когда супруг слышит о трудностях и разочарованиях спутника жизни, в нем пробуждается сострадание и желание протянуть руку помощи. Истинная близость заключается в готовности разделить неудачи, страхи и надежды, и мало какие пары, как бы долго те ни были женаты, могут ею похвастаться. Людей могут объединять секс или дети, но по-настоящему прочно цементирует отношение только глубокое понимание чувств и переживаний своего партнера.
Нам никогда не удастся полюбить инакость супруга, если мы не прочувствуем на себе, каково им быть. Может быть, любовь в действительности есть способность настолько ярко представлять переживания Другого, что мы можем признать данную реальность. Доверительная беседа способствует еще более живому представлению и спасает от нарциссической зацикленности. Меня не раз спрашивали, не является ли стремление к личностному росту само по себе проявлением нарциссизма. Нет, не является при условии, что человек твердо намерен реализовать заложенный потенциал и наделяет таким же правом Другого. Для этого требуются двойные усилия: способность нести ответственность за самого себя и мужество мысленно признать действительной реальность Другого. В нашей культуре отсутствуют модели и первой, и второго, так что нам предстоит научиться всему самостоятельно. Альтернатива – весьма плачевное состояние многих браков. Мы обвиняем супруга в своем несчастье, в глубине души подозревая, что тоже приложили к нему руку. И в таком прокисшем бульоне варится наш брак.
Многие, подобно Кэрол Гиллиган в книге «Иным голосом. Психологическая теория и развитие женщин», утверждают, что реализовать потребности в индивидуации женщинам куда сложнее, чем мужчинам. Всему виной избыточные требования, возлагаемые на них супружескими отношениями. Природа женского сознания может быть обозначена словосочетанием «диффузное сознание». Это означает, что женщина с исключительной четкостью осознает свое окружение и требования, предъявляемые ей другими людьми. Так, сообщает Гиллиган, участницы ее семинара выражали согласие с молодым Стивеном Дедалом, героем автобиографического романа Джеймса Джойса «Портрет художника в юности», заявившим, как в свое время сделал и сам Джойс, что отрекается от семьи, веры и страны в целом, ибо не может быть нужным тому, что не нуждается в нем. Но при этом им хорошо была знакома дилемма Мэри Маккарти, описанная ею в книге «Воспоминания о католическом девичестве»: когда ей захотелось совершить прыжок в неизвестное, ее останавливали и парализовывали чувство долга и стыд. Несмотря на то что современным женщинам чуть проще, чем их матерям, делать выбор в пользу собственного пути, на них все так же давят чужие требования. Следовательно, женщине приходится прыгать дальше, чем мужчине, чтобы заслужить право быть собой. Как и Норе из «Кукольного дома», ей приходится искать баланс между требованиями окружающих и долгом перед самой собой. В конце концов, из мучениц выходят плохие матери и плохие жены. У женской святости всегда есть цена, и платят ее и она, и окружающие.
Во взрослом человеке детская потребность в привязанности пускает очень глубокие корни. Можно даже утверждать, что она является естественной и нормальной. Но если основной критерий нашей самооценки и безопасности завязан на Другом, о зрелости говорить не приходится. Понятие «жажда привязанности» описывает паттерн, при котором естественная потребность в Другом выходит из-под контроля[47]. При этом, разумеется, забывается, что внутри каждого из нас как минимум теоретически живет всегда готовый прийти на помощь спутник.
Огромной проблемой многих мужчин является их эмоциональное онемение[48]. Приученный скрывать чувства, отмахиваться от инстинктивной мудрости и подавлять свою внутреннюю истину, среднестатистический мужчина остается незнакомцем для себя и окружающих, рабом денег, власти и статуса. В своих западающих в память строках Филип Ларкин описывает их как «мужчин, чей первый инфаркт случается как Рождество, которые беспомощно барахтаются, придавленные обязательствами и соблюдением необходимых традиций, затягиваются в темные аллеи возраста и недееспособности, лишенные всего, что когда-то дарило жизни радость».
В нашей культуре крайне мало моделей, предлагающих или позволяющих мужчине быть честным с самим собой. На вопрос, что они чувствуют, мужчины обычно рассказывают, что они думают или в чем состоит некая «внешняя» проблема. Вспомните исключительно мастерски поданные, завуалированные намеки в рекламных роликах пива, без которых не обходится ни одна спортивная трансляция. Веселые крутые парни складывают балки в штабеля, пилят бревна или управляют погрузчиком. (И никогда не сидят за компьютером или возятся с детьми.) Звучит сигнал, и наступает время развлечений! Вся компания направляется в ближайший бар, где уже позволительно прикасаться друг к другу с товарищеской фамильярностью. В баре они пьют пенное пиво в компании символической блондинки, необходимой, чтобы зрители не сочли их гомосексуалистами. Она также олицетворяет аниму, которая активизируется в радости, злости или сентиментальном настроении. Алкоголь, разрушая преграды, защищающие от внутренней женщины, вытаскивает на поверхность то, что не может быть сознательно признано.
Как женщина может рассчитывать на хорошие отношения с мужчинами, когда те не в состоянии наладить связь с собственной феминной душой? Женщинам не под силу заменить эту внутреннюю связь, они лишь могут принимать на себя и в определенной степени поддерживать мужскую проекцию. Дошедший до нас древнеегипетский текст «Беседа разочарованного со своим Ба» доказывает, что данная проблема не нова. Новым является лишь все более явно звучащий призыв мужчинам, которым до сих пор приписывают старые роли воина и добытчика, обратиться внутрь себя и разобраться, что же для них истинно.
В своей книге «Мужские сны и исцеление мужчин» Роберт Хопке утверждает, что мужчине требуется год терапии, чтобы принять свои истинные чувства, пропустив их через себя, – год, чтобы добиться того, что у женщин получается само собой. Подозреваю, что он прав, а сколько мужчин готовы выдержать год терапии, только чтобы подойти к отправной точке?[49] К счастью, некоторые выдерживают, но многие отдают себя на волю течения и идут ко дну. Жертвы патриархата, они видят признак мужественности лишь в наличии власти[50]. Так что мужчине, приближающемуся к перевалу в середине пути, придется снова стать ребенком, взглянуть в лицо страху, скрытому под маской власти, и повторно задать прежние простые вопросы: «Чего я хочу? Что я чувствую? Что мне следует предпринять, чтобы пребывать в ладу с самим собой?» Мало кто из современных мужчин позволяет себе подобную роскошь. Поэтому они плетутся на работу и мечтают выйти на пенсию, чтобы играть в гольф в каком-нибудь райском уголке, желательно до того, как их хватит инфаркт. Если только они не начнут смиренно задавать эти простые вопросы, позволяя сердцу говорить, шансов у них нет ни малейших.
Точно так же обесточены и многие женщины. Внутренний голос вытравливает их природные сильные стороны. Негативно настроенный анимус нашептывает им на ухо пессимистичные перспективы. «У тебя ничего не получится», – твердит он, держа их за горло мертвой хваткой. Анимус, который, помимо всего прочего, воплощает творческие способности женщины, ее способность жить своей жизнью и осуществлять собственные желания, прячется в тени материнской модели, отцовского поощрения (или критического отношения) и ограниченных ролей, предлагаемых обществом. Женщинам издавна наказывалось получать удовлетворение от достижений мужа и сыновей. Один из самых грустных комментариев я прочел в дневнике Мэри Бенсон, глубоко викторианской женщины, жены Эдварда, архиепископа Кентерберийского, чья жизнь диктовалась двумя институтами: браком и церковью. После смерти Эдварда Мэри пришлось встретиться с самой собой и с ужасом обнаружить вот что: «…Что вся моя жизнь… была выстроена в соответствии с нескончаемыми четкими требованиями… Внутри нет ничего: ни силы, ни любви, ни желания, ни инициативности – все это было у него, и моя жизнь полностью подчинялась его жизни. Господи, позволь мне стать самостоятельной личностью… Подобием самостоятельной личности… Как мне связать это с обретением себя? Мне кажется, я так долго жила чужой жизнью, не то чтобы намеренно или по недоразумению. Но, вступив в брак со столь властной личностью, как Эдвард… в сочетании с колоссальными обязательствами, накладываемыми моим положением, как я могла найти себя? Кажется, у меня не было никакого иного предназначения, кроме угождения другим, и никакого внутреннего стрежня. Но внутренний стержень должен быть»[51].
Читатель, обрати взор внутрь себя и вздрогни. Разве жизнь Мэри не твоя жизнь? Какими бы печальными ни были ее размышления, вполне, впрочем, простительные, учитывая давление господствующих институтов, нельзя снимать с нее ответственности. Личность не даруется нам Господом, а формируется в каждодневной борьбе с демонами сомнений и осуждений, порождающими депрессию и чувство ненужности.
Не желая ограничивать себя определениями, соответствующими гендерным ролям, современные женщины отважно борются за сохранение баланса между карьерой и семьей. От прошлых мечтаний мало что осталось. Часто в среднем возрасте женщина остается одна, покинутая детьми, которые вполне оправданно стремятся жить своей жизнью, и мужем, увлеченным работой или же новой женщиной, на которую пала проекция его анимы. Кто-то, возможно, возразит, дескать, у нее есть полное право чувствовать себя брошенной и преданной, но опять-таки, если бы она осознанно предвидела подобный расклад и подготовилась к нему, то была бы рада встретить вновь обретенную свободу.
Знавал я одного отца, который обратился к дочери, уезжавшей в колледж, с таким напутствием: «Учитывая статистику разводов и тот факт, что мужчины умирают раньше, с вероятностью восемьдесят процентов ты останешься одна, возможно, с детьми, которых нужно будет содержать, и без денег. Поэтому тебе стоит озаботиться получением профессии и иметь достаточно самоуважения, чтобы твоя самооценка не зависела от мужчины, с которым ты захочешь связать свою жизнь». Это были не слова поддержки, не совет выходить замуж ради стабильности, не поощрение традиционной женской зависимости. Ему было неприятно произносить такую речь. Ее единственное достоинство заключалось в правдивости.
Когда в середине жизни женщина чувствует себя покинутой, ее внутренний ребенок быстро выбирается наружу. Это травматично. Если она обращается за помощью к психотерапевту, первый год уходит на то, чтобы выпустить злость и грусть, преодолеть отрицание и смириться с аннулированием неписаного договора, который все люди, как им кажется, заключили с вселенной. На протяжении второго года женщина набирается сил и энергии для новой жизни. Если у нее нет образования или профессиональных навыков, необходимых для финансового самообеспечения, она прилагает все усилия, чтобы их приобрести. У нее есть все основания полагать, будто ее использовали, и сделало это общество. За время терапии она может признать, что и сама неосознанно этому способствовала.
Для многих женщин, подошедших к перевалу в середине пути, сейчас самое подходящее время, чтобы организовать встречу с самой собой, которая была назначена, но пропущена много лет назад. Отказавшись от роли всеобщей няньки, женщина вынуждена задаваться вопросом, кто же она есть и чего хочет от жизни. Дать ответы на указанные вопросы она сможет лишь тогда, когда осознает различные внутренние силы, мешающие ее продвижению вперед, комплексы, унаследованные от родителей и западной культуры[52]. Негативная энергия анимуса подрывает волю, уверенность и веру в себя. Позитивная же воплощает независимость, умение бороться за свои желания и укрепление жизненной силы. Позитивная энергия анимуса редко дается от природы, ее необходимо культивировать в себе. Главная задача женщины среднего возраста – найти в себе мужество освободить новую личность, ту, что ценит отношения, но не позволяет им ограничивать или определять себя.
Супружеские измены в среднем возрасте
Порой в человеке просыпается жажда мщения, подчиняя себе все его существо. Согласно статистике, связи на стороне встречаются примерно в пятидесяти процентах браков, при этом мужчины изменяют чуть чаще, чем женщины. Думаю, мало кто из них просыпается однажды утром и говорит себе: «А давай-ка я испорчу сегодня себе жизнь, причиню боль партнеру и детям, рискуя потерять все, ради чего я так упорно боролся». Но такое случается.
Какими бы достоинствами ни обладал третий человек в реальности, он или она, несомненно, является носителем проекций. Так же как брак является главным носителем потребностей внутреннего ребенка, так и внебрачная связь выступает главным носителем проекции анимы и анимуса, возродившейся, когда оказалось, что спутник жизни всего-навсего обычный человек. Когда я писал эти строки, одна известная актриса объявила о восьмом, а может, уже девятом браке. Желаю ей счастья, но точно знаю, что в таком зрелом возрасте она все еще опирается на проекции. В этот раз ее выбор пал на какого-то качка, на двадцать с лишним лет ее моложе. В настоящее время я работаю с мужчиной сорока восьми лет, который влюбился в двадцатиоднолетнюю девушку. Я вижу, как его лодка на полной скорости несется к Ниагарскому водопаду, но на него не действуют никакие мои слова. Я, конечно, не знаком с его избранницей. И не знаю, насколько сварлива его жена. Мне, разумеется, не понять, насколько другим человеком он себя чувствует. Сила бессознательного требует больше уважения, нежели логика, традиции и конституция Соединенных Штатов.
Фрейд обычно требовал, чтобы его клиенты во время терапии не принимали никаких серьезных решений, связанных со вступлением в брак, разводом или карьерой. Звучит несколько утопично, но жизнь идет вперед, мы испытываем те или иные эмоции, принимаем различные решения и должны проявлять себя в реальном мире. Неважно, что данная проекция со временем растворится, неважно, что человеку так или иначе придется жить с самим собой, жизнь идет вперед, а мы принимаем решения. При работе с семейными парами я всегда чувствую облегчение, когда узнаю, что нет третьей стороны, ведь тогда у супругов есть шанс честно разобраться со своим браком. Если брак потерпел крах, давайте открыто признаем это, но не будем перекладывать проблемы на запасные пути, на проекции, которые воплощают собой внебрачные связи. Я настоятельно рекомендую клиентам приостановить всяческие посторонние контакты для того, чтобы трезво оценить свой брак. Иногда такая стратегия приносит плоды и муж или жена могут разрешать проблемы без давления с третьей стороны. Но в большинстве случаев это не более чем борьба с ветряными мельницами. Индивидуумы, одержимые бессознательным, не способны реалистично смотреть на происходящее.
В действительности власть внебрачных отношений над человеком в среднем возрасте объясняется тем, что нас как магнитом тянет к цветущей пышным цветом первой взрослости. Не реже чем я слышу жалобы от женщин о том, что их мужья увлеклись молоденькими красотками, я вижу женщин, вступающих в связь с мужчинами старше по возрасту. Что это нам говорит? Что мужчины с неразвитой анимой притягиваются к женщинам, находящимся на том же уровне. И что женщины с неразвитым анимусом притягиваются к жизненному опыту и власти зрелых мужчин. Учитывая малое количество обрядов инициации как для мужчин, так и для женщин, нет ничего удивительного в том, что многие из нас ищут себе наставников даже среди любовников. Мужчины связываются с молоденькими девушками, подтверждая незрелость своей анимы; женщины тяготеют к мужчинам в возрасте или со статусом, компенсируя недостаточное развитие анимуса. Неудивительно, что измена имеет столь мощный эмоциональный резонанс. Она заполняет образовавшуюся душевную пустоту. Но при этом приносит еще бо́льшую печаль и чувство потери. Как однажды заметила мудрый психотерапевт Мэй Ром, «секс на стороне не стоит таких заморочек»[53]. Но попробуйте скажите это тому, кто изменяет. Или тому, кто смертельно обижен изменой близкого человека.
Выдвинув предположение о том, что для брака в период первой взрослости характерна модель единого целого, мы видим, насколько сложными могут быть отношения. Просто удивительно, как из них вообще выходит что-то путное. Учитывая колоссальное влияние бессознательных сил, проекций, родительских комплексов и прочего, неужели можно выстроить честные отношения с другим человеком? Мы, конечно, можем сразу возразить: а как же история, люди до сих пор как-то справлялись. Но, поразмыслив, проанализировав исторические данные и собственный опыт, приходится признать: нет, дела довольно плохи. Одна сплошная болезненная путаница. Я склонен рассматривать человека не как половинку в поисках половинки – модель единого целого, – а как многогранник, сферу с множеством граней. Никакая сила в мире не заставит совместить абсолютно все грани двух многогранников, пусть даже речь идет о мисс Совершенство или мистере Превосходном. В лучшем случае совпадут лишь несколько. Можно ли это считать аргументом в пользу романа на стороне? Безусловно! Но это плохой аргумент. Мне доводилось встречать так называемые открытые браки, заключенные между абсолютно здравыми и разумными индивидами. В конечном счете все они распались, частично потому, что, невзирая на все доводы рассудка, есть еще такая штука, как чувства. Даже в самых рациональных соглашениях присутствует ревность, влечение и потребность понимать, к чему эти отношения ведут. Так что если метафора о многогранниках имеет смысл, то с одним человеком мы можем совместить лишь несколько из этих граней. Это, конечно же, веский аргумент в пользу многочисленных дружеских отношений, которые возможны без пересечения границы сексуальных связей.
Умение признавать многогранность личности, которое освобождает индивида, хотя и пугает его партнера, может также рассматриваться как склонность выбирать развитие. Для человека на стадии первой взрослости, для которого Другой служит главным источником поддержки, модель многогранника представляет угрозу. Разумеется, при наличии внутреннего ребенка с его потребностями решение сосредоточено вовне – «Есть Другой, он исцелит и наполнит меня». Но когда кураж внебрачных отношений проходит, они себя исчерпывают и постепенно входят в кризис, человек может быть готов задать себе вопрос: «А для чего это все было нужно?» При наличии такого большого количества супружеских измен можно сказать, что данный сценарий имеет огромное значение. На мой взгляд, это значение, с одной стороны, диффузное, эмоциональное, а с другой – весьма конкретное, концептуальное.
Измена в среднем возрасте – это настойчивое стремление вернуться назад и «добрать» то, что не было развито. Поскольку все, что осталось неразвитым, бурлит в подсознании, оно так и остается непонятым. Все непонятое и неосознаваемое проецируется на другого человека, который в результате непостижимого нами сканирования бессознательным объединяется с неразвитыми аспектами. Так реализуется наше стремление к завершенности, цельности. Что удивительного в этой жажде цельности? Но попробуйте втолковать это все влюбленному человеку! Измены будут продолжаться, пока сохраняется масштабность неизвестного. Да, Другой во внебрачной связи может действительно оказаться замечательным человеком, настоящей родственной душой. Если бы это было не так, данная проекция вообще бы не возникла. Если новые любовные отношения демонстрируют свою жизнеспособность, значит, человеку, возможно, удалось интегрировать то, чего ему недоставало на стадии первой взрослости. Или же ему просто повезло. Или же его ждет огромное разочарование.
Самая, вероятно, трудновыполнимая задача – научиться принимать и подтверждать свою отдельность в контексте существующих отношений. Красной нитью через всю эту книгу проходит идея о необходимости брать на себя ответственность за собственное благополучие, не забывая при этом о потребностях окружающих. Без сомнения, потребность в привязанности сохраняется, даже если человек обретает большую степень независимости. Так же как связь на стороне обещает удовлетворить потребности, оставшиеся не закрытыми в браке, так и брак обременяется недовольством и злостью, которые накапливаются из-за нереализованных желаний. Обвинять других проще всего. Почему изменяющая сторона оправдывает измену, говоря: «Я могу довериться тебе, но не могу открыться супруге (супругу)»?
В реальности один супруг может, вероятно, поведать другому супругу куда больше, чем сравнительно незнакомому человеку. Скорее всего, беседы между супругами настолько пропитались запретами, повторами и разочарованиями, что кто-то из них утратил надежду встретить настоящего Другого в привычном партнере. Более того, неизвестный Другой во внебрачной связи, без сомнения, является привлекательным и воплощает проекцию неразвитых аспектов многогранной личности. У брака практически нет шансов в противостоянии с мистической встречей с отражениями души. Вот почему стороны должны приложить неимоверные усилия, чтобы положить конец внебрачным отношениям и вернуть в изначальное партнерство все недостающие элементы, все невысказанные слова.
Как же часто мне доводилось наблюдать искреннее изъявление чувств, желаний и прошлых травм только в процессе терапии или в зале суда по разводам. Проблема не столько в том, что брак потерпел крах, сколько в том, что его даже не пытались спасти. Если брак, по выражению Ницше, – это нескончаемый разговор, то большинство союзов не проходят испытание. Редко в каких парах партнеры искренне делятся тем, каково им быть собой и каково быть Другим. Люди могут жить вместе, растить детей и сохранять ячейку общества, но при этом даже не пытаться постичь личность своего партнера. Порой невыразимо грустно созерцать подобный исход.
У брака, попавшего в водоворот перевала в середине пути, есть исключительно высокая вероятность восстановиться после развала, если (и это большое «если») оба супруга готовы снова стать отдельными личностями и обсуждать друг с другом свою независимость. Необходимо признать парадокс: сплоченность в браке невозможна без изначальной отдельности. Брачная терапия предлагает разрешение конфликтов, выявление и исправление ошибочных стратегий и составление плана дальнейшего роста. Очевидно, это очень важные моменты, которые помогают улучшить брак, но истинное обновление происходит лишь тогда, когда меняются сами супруги. Каждый из них должен в полной мере раскрыть свою личность, прежде чем можно будет говорить о трансформации отношений. Брак не может быть лучше или выше уровня самих партнеров.
Трансформация брака в среднем возрасте проходит три обязательных этапа.
1. Партнеры принимают ответственность за собственное психологическое здоровье.
2. Берут на себя обязательство делиться своими переживаниями, не упрекая Другого в прошлых травмах или нынешних неоправданных ожиданиях. При этом они готовы выслушивать признания Другого, не занимая оборонительной позиции.
3. Регулярное ведение подобных диалогов становится правилом.
Эти три шага требуют колоссальных усилий. Альтернативой является либо брак, который дышит на ладан, либо брак, которому уже пришел конец. Решительные и открытые разговоры – вот в чем суть долгосрочных обязательств. Неважно, была ли свадебная церемония, истинный брак редко существует без них. Только решительный и открытый диалог – доверительное признание в том, что значит быть мной, и внимательное выслушивание, что значит быть тобой, – ведет к настоящей близости. Но вступить в него может лишь тот, кто взял на себя ответственность за свою жизнь, имеет хоть какое-то самосознание и обладает достаточной стойкостью, чтобы выдержать встречу с настоящим Другим.
Любить инакость партнера – необыкновенное состояние, ибо человек постигает истинное таинство отношений, в которых отдельной личности отводится третье место: не «ты» плюс «я», а «мы», которые вместе больше и лучше, чем по отдельности.
От ребенка к родителю и от родителя к ребенку
Ранее я отмечал, что отличительной характеристикой перевала в середине пути является изменение отношений с родителями. Мы не только выстраиваем наше общение с ними в новом контексте расширенных прав, но и наблюдаем, как они стареют. Но что гораздо важнее, мы учимся отделяться от них. В среднем возрасте нет, наверное, более важной задачи, чем отделение от родительских комплексов, по той простой причине, что столь мощное влияние подпитывает уже обсуждаемое ложное «я», временную личность, приобретенную в период первой взрослости. До тех пор пока мы не осознаем скорее пассивный, нежели продуктивный характер первой взрослости, мы в буквальном смысле не являемся собой.
Каким бы неблагополучным или, наоборот, счастливым ни было детство, в наших глазах власть над миром была сосредоточена «вовне», находясь в руках больших людей. Помню, в детстве меня до глубины души потрясло, когда отец, даже не поморщившись и не вскрикнув, вытащил из ладони рыболовный крючок. Я пришел к выводу, что либо взрослые испытывают меньше боли, либо, что намного вероятнее, они умеют с ней справляться. Я надеялся, отец обучит меня этому прекрасному навыку, поскольку боли я боялся страшно. Аналогичным образом, не имея ни малейшего понятия о половом созревании, я замечал, что после восьмого класса дети внезапно резко вытягивались, переходили в так называемую старшую школу и приобретали недоступные мне знания об окружающем мире. Я понятия не имел, как происходит сия загадочная трансформация, но подозревал, что «они» отводили молодых людей в сторону и учили их быть взрослыми. Во мне проснулась потребность в этих ритуалах перехода во взрослую жизнь, которые помогали нашим предкам, но были утрачены. Читатель может разделить разочарование, охватившее меня при совершении радостного перехода в мир взрослых без каких бы то ни было разъяснений, имея в распоряжении лишь прыщи, кашу в голове (особенно в вопросах секса) и растущее осознание того, что «они» точно так же не обладают никакими магическими знаниями.
Таким образом, на стадии первой взрослости человек собирает информацию не в результате приобретения истинных познаний о внутреннем и внешнем мирах, а вследствие попыток разобраться в путанице и под влиянием указаний и моделей родителей и социальных институтов. Как писал Дэвид Вагонер в стихотворении «Одноликий герой»:
В середине жизни нам предстоит проработать несколько аспектов родительского комплекса. На самом глубинном уровне опыт родителей служил основным индикатором жизни как таковой, насколько она благосклонна или болезненна, насколько радушный или холодный прием нас ожидает. Насколько хорошо или плохо родительская фигура унимала естественную тревожность ребенка? Отсюда берет начало тревожное состояние, лежащее в основе всех наших установок и поведения.
Кроме того, отношения ребенка с родителем позволяют ему познакомиться с властью и авторитетом. Необходимость обретения собственного авторитета имеет решающее значение в среднем возрасте, в противном случае вся вторая половина жизни будет подчинена детским выходкам. В соответствии с каким авторитетом, иными словами, каким обязательным набором ценностей, мы живем? Кто так говорит? Большинство взрослых слишком много времени тратят на «сверку». Вот почему нам нужно стараться отмечать и сознательно фиксировать все внутренние диалоги. Как часто мы консультируемся с невидимыми обитателями в голове или спрашиваем у них разрешения? Внутренний диалог намного более потаенный, незаметный, чем могло бы показаться. Кто такой «я», кто постоянно «сверяется»? Кто такие «они»? Вероятнее всего, в качестве этих внутренних авторитетов выступают мать, отец или взрослые, которые их заменяли.
Непроизвольный характер «сверки» просто поразителен. Противостоять ей можно, только осознанно отмечая внутренний дискомфорт, вызванный принятым решением или конфликтом.
Когда человек может остановиться и спросить себя: «Кто я есть в этот момент? Что я чувствую, чего хочу?» – он уже не подчиняется бессознательному паттерну, но пребывает в настоящем. Скрытая сущность «сверки» заключается в том, что человек живет в прошлом. Я был знаком с мужчиной, который прежде, чем признаться в чем-то личном или сказать что-то о ком-то другом, всегда оглядывался через плечо, даже во время индивидуального сеанса у психотерапевта. Эту привычку он называл «немецким взглядом». Его детство пришлось на нацистское правление, и, подобно его современникам, он привык оборачиваться, говоря о личном или выражая возможное несогласие с правящим режимом. По прошествии пятидесяти лет, за четыре тысячи миль от места, где прошло его отрочество, его тело и психика еще помнили все и «сверялись». Так и мы подсознательно сверяемся с авторитетами из нашего прошлого.
Религиозный диктат играет огромную роль для многих людей, которые инфантилизированы отсутствием возможности выражать свои чувства, не испытывая при этом чувства вины. Я видел, как авторитарное духовенство бессознательно приносит больше вреда, нежели пользы. Чувство вины и угроза исключения из сообщества служат мощными факторами, сдерживающими личностное развитие индивида. (Не случайно в древности изгнание считалось самым страшным наказанием для человека. Ортодоксальные евреи читают Кадиш, молясь о мертвых как о тех, кто покинул сообщество; амиши «отворачиваются» от тех, кто не соблюдает их правила.) Исключение из сообщества – страшная угроза, исходящая от власти. Ни один ребенок не в состоянии вынести лишение родительского одобрения и защиты, поэтому подсознательно учится сдерживать свои естественные побуждения. Защита от страха перед отчуждением называется виной. Угроза потери дома, потери родителя настолько пугает, что все мы в той или иной степени продолжаем «сверяться». «Немецкий взгляд» типичен для всех нас, независимо от того, задействовано тело или нет.
Не умея жить в настоящем как самодостаточная личность, мы остаемся узниками прошлого, оторванными от своей истинной сущности и взрослости. Осознание неаутентичности своей личности сперва деморализует, зато потом приносит освобождение. Как унизительно признаться во внутренней зависимости от внешнего авторитета, спроецированной на супруга или супругу, начальника, церковь или государство. Как страшно порой, даже сегодня, выбирать собственный путь. Как недавно сказал один мой клиент: «Мне говорили, что уделять себе внимание – значит быть эгоистом. Даже сегодня я испытываю чувство вины, когда руководствуюсь своими потребностями или использую местоимение “я”».
Очевидный аспект работы с родительскими комплексами и борьбы за собственный авторитет – объем идентичности, который передается детям. Многие родители проецируют на детей свою непрожитую жизнь. На предыдущих страницах уже упоминался классический пример матери, которая всеми силами пытается протолкнуть ребенка на сцену, и отца, который старается заставить ребенка заниматься спортом. Мать Сильвии Плат даже предприняла попытку управлять карьерой дочери уже после самоубийства поэтессы. От такого родителя ребенок обычно получает путаные и противоречивые послания: «Добейся успеха – и ты доставишь мне радость, но не будь настолько успешным, чтобы забыть обо мне». Вследствие этого ребенок привыкает к тому, что родитель любит его на определенных условиях. Обычно родитель сильнее всего идентифицирует себя с ребенком одного с собой пола, хотя нередки случаи, когда он может бессознательно проживать свою аниму или свой анимус посредством ребенка противоположного пола. Как подробно описано в книге Гейл Гудвин «Дочь отцовской меланхолии», многие мальчики тащат на себе бремя материнских амбиций; многие девочки вынуждены воплощать отцовскую аниму. Чрезмерность подобных проекций выливается в сексуальное насилие, при котором анима или анимус родителя функционирует на уровне ребенка.
Между заботой и вниманием и проживанием собственной жизни через ребенка очень тонкая грань. Опять-таки, как отмечал Юнг, непрожитая жизнь родителя – самое тяжкое бремя, ложащееся на плечи ребенка. Когда собственную жизнь родителя тормозит, скажем, тревожность, его чаду будет трудно преодолевать жизненные препятствия, вследствие чего он может даже застрять в бессознательной приверженности родительскому уровню развития. Но родитель, живущий собственной жизнью, не испытывает бессознательной ревности, не проецирует на ребенка свои ожидания и ограничения. Чем больше развита индивидуальность родителя, тем свободнее может быть ребенок. Э.Э. Каммингс описывает подобные отношения так:
Линкольн говорил: «Так же как я не буду рабом, я не буду и хозяином»[56]. Поэтому нам следует подарить своим детям такую же свободу стать самими собой, какую мы мечтали получить от своих родителей. Нам приходилось бороться за право быть собой, и нередко хотелось, чтобы родители признали, что нам изначально был предначертан иной путь. Мы должны отпустить детей на волю. Трения между подростками и родителями – естественный способ разорвать взаимную зависимость. Хотя большинство родителей счастливы, когда дети поступают в колледж, находят работу или создают семью, многим кажется, будто они лишились какой-то части себя, той части, что идентифицировалась с ребенком. Я знаком с родителями, которые каждый день звонят взрослым детям, а иногда даже по несколько раз на дню. Это скрытое послание о взаимной зависимости, которое не идет на пользу ребенку. Оно мешает ему укрепить свои позиции на стадии первой взрослости.
Многие родители разочаровываются в детях, поскольку те выбирают неправильный колледж, связывают себя узами брака с неправильным избранником или не исповедуют правильную систему ценностей. Их разочарование прямо пропорционально желанию видеть ребенка как продолжение самих себя, а не отдельной личностью с собственным уникальным жизненным путем. Если мы по-настоящему любим своих детей, то лучшее, что мы можем для них сделать, – по максимуму развивать собственную личность, ведь тогда у них появляется свобода следовать примеру родителей.
Вопреки популярным предположениям, у психоаналитика нет четкого плана относительно того, как пациенту выстраивать свою индивидуацию. Он старается стимулировать внутренний диалог в надежде на то, что голос Самости пробьется, а пациент научится доверять своей внутренней истине. Подобный подход демонстрирует уважение к пациенту как к воплощению таинственного предназначения, в раскрытии тайны которого и кроется смысл жизни. И точно так же нам следует относиться к детям – оставлять за ними право быть другими и не иметь перед нами никаких обязательств. Они приходят в этот мир не для того, чтобы заботиться о нас, мы приходим в этот мир, чтобы заботиться о себе. Как и в браке, главная задача – любить инакость Другого. Чувствуя вину за то, что не являемся идеальными родителями, или пытаясь уберечь детей от всех жизненных трудностей и испытаний, мы только вредим им. Желание контролировать, попытки вынудить их прожить нашу непрожитую жизнь, копировать нашу систему ценностей сложно назвать любовью; это нарциссизм, препятствующий их странствию. Индивидуация и так процесс непростой. Зачем навешивать на них еще и наши потребности? Отпустить детей в свободное плавание на этапе перевала в середине пути – если мы этого еще не сделали – не только полезно для детей, но и необходимо для нас самих, поскольку тем самым мы высвобождаем энергию для своего дальнейшего развития.
Еще один аспект родительского комплекса, которому приходится противодействовать в середине жизни, – это влияние родительских отношений на нашу способность к близости. Модель близости, демонстрируемая ребенку, формирует его собственное поведение в дальнейшем. Подросток, как правило, уверен в том, что в будущем выберет партнера, совершенно непохожего на того, кого выбрал родитель, построит совершенно иные отношения и не совершит ошибок, допущенных в браке родителями. Верится с трудом! До тех пор пока живы родительские комплексы, ребенок выбирает либо точно такого же человека, либо же, поддаваясь гиперкомпенсации, кардинально от него отличающегося. Но очевидным это становится лишь со временем. Поэтому в середине жизни он с ужасом осознает, что походит на родителя куда больше, чем ему казалось, и что в его отношениях звучат знакомые мотивы. Соответственно, попытки измениться в середине жизни могут сопровождаться острой необходимостью трезво оценить свои интимные отношения. Внутренние изменения нередко влекут за собой неизбежные перемены и в отношениях, независимо от того, согласен на них партнер или нет. К сожалению, иногда влияние родительского комплекса настолько велико, что брак оказывается безнадежно испорчен. Избыточное влияние родительских комплексов на брак можно сравнить с тем, что называется сопутствующим ущербом (термин, которым военные обозначают потери среди гражданского населения).
Вспомните юнговское понятие комплекса. Он представляет собой эмоционально заряженный сгусток энергии в психике, который частично откололся от эго и вследствие этого может действовать самостоятельно. Это, по сути, эмоциональный рефлекс, чья сила зависит от силы или продолжительности его формирования. Существуют позитивные комплексы, хотя в данной книге мы сосредотачиваем внимание на тех, что оказывают на нашу жизнь негативное, разрушающее воздействие. Безусловно, материнский и отцовский комплексы обладают мощным влиянием, учитывая их колоссальную роль в раннем детстве. Вероятно, будет полезно наглядно проиллюстрировать роль позитивных и негативных родительских комплексов на примере стихотворных произведений.
Многие современные поэты отказались от традиции своих литературных предшественников отражать дух времени. Скорее, они склонны рассуждать о своей личной жизни, ища в ней смысл и надеясь с помощью силы слова затронуть жизни других людей. Такую поэзию, зачастую называемую исповедальной, можно считать не только глубоко личной, но и универсальной, ведь подобные переживания свойственны всем людям. Давайте познакомимся с тремя стихотворениями современного американского поэта Стивена Данна. Первое называется «Будничные домашние дела».
Здесь Данн недвусмысленно прорабатывает материнский комплекс, так как он не только вспоминает прошлое, но и прослеживает его последствия в настоящем. Обязательная программа перевала в середине пути – осознать эти переживания и их скрытое влияние.
В этом стихотворении прослеживается позитивное влияние матери, лучами расходящееся в разные стороны. Самое главное, что, ощущая материнскую любовь, поэт в состоянии не только принять, но даже простить себя. Мы не можем любить себя, пока не убедимся в поддержке и одобрении родителя. Кроме того, Данн осознает, что его знакомство с феминностью оказалось настолько положительно заряженным, что он смог перенести это доверие и любовь на других женщин. Естественно, здесь он ступает на опасную почву, даже если он отважился вкусить запретный плод в детстве. Визит к Другому словно визит на чужую планету. Если с первой встречей не возникло проблем, последующие пройдут в такой же доброжелательной обстановке. Третий луч, исходящий от матери (первые два – это ощущение любви и соприкосновение с Другим), – приписывание ей мудрости. Она, к примеру, знала, как утолить детскую жажду знаний, не сорвав покров таинственности или интимности. Обратите также внимание, что описываемая встреча помещается в контекст будничности, что подчеркивает ее позитивное воздействие с точки зрения психологии.
Помимо поддержания у ребенка чувства защищенности, самая главная родительская роль архетипична. Иными словами, все, что ребенок видит в родителе, служит для него моделью, а также активизирует в нем самом аналогичные способности.
Само собой разумеется, родитель часто сам оказывается ребенком проблемных родителей, и все, что он может, – лишь передавать свой собственный опыт. И вот наследие израненных, раздробленных душ передается из поколения в поколение. Более всего ребенок нуждается в заботе и независимости. Под заботой понимается тот факт, что окружающий мир удовлетворяет наши потребности, идет нам на уступки, поддерживает и кормит нас как в физическом, так и в эмоциональном смысле. Независимость подразумевает, что мы обладаем всеми необходимыми ресурсами, чтобы принимать вызовы, бросаемые жизнью, и бороться за желаемое. Несмотря на то что забота и поощрение независимости могут исходить от одного или обоих родителей, забота архетипически ассоциируется с феминным началом, а независимость – с маскулинным.
В длинном стихотворении «Наследие», состоящем из многих частей, Данн прослеживает эволюцию роли отца в семейных мифах. Первая часть называется «Фотография» и описывает встречу ребенка с архетипом скрытой силы.
В этих строках явственно ощущается ностальгия (от греческого «тоска по дому») поэта. Фотография запечатлела мгновение, передала его суть – не все ее аспекты, но тем не менее. Как можно измерить мир? Т.С. Элиот писал: «Я вымерил кофейной ложкой жизнь… Здесь жили порядочные безбожные люди: от них осталась одна асфальтовая дорога и тысяча закатившихся мячей для гольфа»[59]. У сына этого отца больше бытовой техники, чем у сына другого отца. Сегодня это потерянное детство, потерянная Америка простых благочестивых поступков, но «по лицу отца видно, что ничто не сможет его остановить». Чувствуется, как от отца к сыну передается это таинство, в то время как мать раскрывает другую тайну, позволяющую освободить будущего мужчину.
Ребенок, не познавший подобные таинства, входит в стадию первой взрослости совершенно иначе. Если родитель демонстрирует осторожность, страх, наличие предрассудков, созависимость, нарциссизм и беспомощность, первая взрослость находится под их влиянием или посвящена их отчаянной гиперкомпенсации. Умение отличать собственное знание от родительских посланий – необходимое условие для вступления во вторую половину жизни.
Еще одним стихотворением Данн иллюстрирует необходимость разобраться в жизненно важных вопросах: «В чем я похож на мать?», «Чем я от нее отличаюсь?», «В чем я похож на отца?», «А чем отличаюсь?», «Кто оказал на меня большее влияние?», «Где был в это время второй родитель?», «Что делает мое странствие уникальным?». Все это поистине необходимые вопросы. Не всегда на них даются прямые ответы, поскольку все, что нас волнует, является преимущественно бессознательным, и распознавать закономерности мы начинаем лишь благодаря частым повторениям, терапии или внезапным озарениям. В стихотворении «Что бы ни было», написанном через десять лет после приведенных двух, Данн кладет начало этому процессу.
И снова мы видим, как родитель служит связующим звеном между ребенком и таинствами бушующего, ветром взбитого в пену моря – отец здесь выступает как проводник в мир чудес. Попытки матери защитить свое дитя – правильные, но ограничивающие – тоже проявление любви, необходимое ему. Таким образом, сталкиваются две формы эроса, а между ними оказывается ребенок. Ураган служит метафорой других, опасных штормов. Ребенку, находящемуся между матерью и отцом, стыдно звать отца домой, выступая в роли посланника. Он интериоризирует этот стыд как воспоминания о том, что он оказался в ловушке между родителями, любя их и нуждаясь в них обоих. Но при этом ему нужно следовать за потоком собственного внутреннего ветра, что бы ни происходило. Многие годы спустя обычные события воспринимаются как причиняющие вред. Какой вред, спросим мы? Каковы последствия? Как сегодня это сказывается на вас и на окружающих? Это вопросы для других стихотворений.
Человек так и будет продолжать нести в себе грусть, злость или непрожитую жизнь родителя, если не осознает этого. То же самое относится и к чувству стыда, ибо стыд означает, что индивид ощущает себя причастным к чужим травмам. В конце концов, мы можем судить других только по их душевным качествам, что вовсе не означает, что они тем временем не успеют нанести вред себе или окружающим. В приведенных трех стихотворениях Стивена Данна мы видим воплощение позитивных и негативных родительских комплексов. Опять-таки комплексы неизбежны. Неосознаваемое содержимое прошлого проникает в настоящее и определяет будущее. То, насколько мы ощущаем заботу о себе, напрямую влияет на нашу способность заботиться о других. То, насколько мы ощущаем предоставленную нам свободу, напрямую влияет на нашу способность строить собственную жизнь. Степень, в какой мы можем отважиться на отношения или даже воспринимать их как источник поддержки, а не вреда, есть прямое следствие уровня осознанности диалога с родительскими комплексами.
У многих из нас травмированные родители, которые не могут удовлетворить наши архетипические потребности в заботе или независимости. В период перевала в середине пути крайне важно изучить историю собственной жизни. Мне не раз доводилось слышать, что психотерапия сводится к обвинению родителей во всех напастях. Как раз наоборот, чем лучше мы осознаем хрупкость человеческой психики, тем выше вероятность того, что мы простим родителей и за их собственные травмы, и за травмы, нанесенные нам. Оставаться в неведении – тяжкое преступление, на которое мы не можем пойти. Там, где мы обнаруживаем свои травмы или некий дефицит, мы обязаны поработать с собой.
Само собой разумеется, достичь того, что не было активизировано архетипически, гораздо, гораздо труднее. Ничего нельзя добиться без огромного риска, ибо в данном случае человеку приходится ступать на неизведанную землю. Если меня когда-либо предавал родитель, мне будет исключительно трудно доверять другим людям, а следовательно, отваживаться на отношения. Возможно, я буду опасаться противоположного пола. Возможно, я буду портить отношения с ним, с самого начала выбирая неподходящих партнеров. Не получив подтверждения собственной значимости, я буду бояться неудачи, избегать успеха и программировать себя уклоняться от решения жизненных задач. Даже если я не чувствую опоры под ногами, мне все равно нужно двигаться вперед, шаг за шагом, оставляя за собой тонкий шлейф достижений, пока я не нащупаю твердую почву.
Ничего нельзя добиться, не определив источник этих базовых импульсов, не признав их наличие. Наша задача – жить полной жизнью и, если мы не получили поддержки в раннем возрасте, учиться как-то обходиться без нее. Юнг как-то заметил, что мы не сможем повзрослеть, пока не признаем, что наши родители – такие же взрослые люди, играющие, безусловно, немалую роль в нашей жизни, возможно, травмированные, но прежде всего обычные люди, которые признали или не признали масштаб собственного пути. Мы же отправляемся в свое странствие, и оно достаточно большое, чтобы вывести нас за пределы нашей личной истории и помочь в максимальной степени реализовать весь заложенный потенциал.
Профессиональная деятельность: работа или призвание
К середине жизни уже никому не нужно напоминать об экономической реальности. К этому моменту мы убеждаемся в верности расхожего выражения, гласящего, что счастье нельзя купить за деньги, даже если нас беспокоит бедная старость. Но деньги, как и носители других проекций первой взрослости, могут рассматриваться лишь как клочки бумаги и кружочки металла, полезные, но в конечном счете не столь уж важные. Поэтому у каждого из нас имеется финансовая задача и финансовая травма. Для многих женщин, посвятивших себя заботам о семье, финансовая свобода означает самостоятельность, в которой им было отказано. Для многих мужчин среднего возраста, обремененных счетами от стоматологов и платой за обучение в колледже, экономика сводится к денежной кабале и нескончаемым ограничениям.
Чтобы соответствовать этим реалиям, большинству из нас приходится трудиться всю жизнь. Для одних работа служит эмоциональной подпиткой, других же пенсия манит, словно оазис в пустыне. По мнению Фрейда, работа может выступать необходимым компонентом поддержания психического здоровья, но какая именно работа? Между работой и призванием лежит гигантская пропасть. Работа – это дело, которым мы занимаемся ради удовлетворения экономических требований. Английское слово vocation («призвание») произошло от латинского vocatus («призывание, зов») и обозначает то, как мы призваны использовать свою жизненную энергию. Обязательная часть нашей индивидуации – ощущать себя продуктивными, а игнорирование своего призвания разрушает душу.
На самом деле не мы выбираем призвание, а оно выбирает нас. Мы лишь можем выбрать, как отреагировать. Иногда призвание никак не связано с зарабатыванием денег. Кто-то видит свое предназначение в том, чтобы заботиться о других. Чье-то призвание состоит в том, чтобы быть художником во времена, когда искусство не особо востребовано, но одно «да» способно поддержать и вдохновить, несмотря на десять «нет» и пренебрежение. В романе «Последнее искушение Христа» Казандзакис предпринимает попытку разрешить эту дилемму. Иисус из Назарета желает походить на отца и быть плотником, который изготавливает кресты для римской власти. Он хочет жениться на Марии Магдалине, жить в пригороде, ездить на спортивной версии верблюда и обзавестись 2,2 детей. Внутренний голос, vocatus, призывает его к иной жизни. Его последнее искушение, когда он чувствует себя одиноко и ощущает покинутость отцом, заключается в том, чтобы отказаться от своего предназначения и стать обычным человеком. Когда он мысленно представляет подобную жизнь, то понимает, что предаст себя, если предаст свою индивидуацию. Откликнувшись на зов, Иисус стал Христом. Юнг утверждал, что истинное подражание Христу состоит не в том, чтобы жить как назарянин в давние времена, а в том, чтобы следовать индивидуации, призванию в такой же полной мере, в какой Иисус проживал жизнь Христа[61]. (Именно это имел в виду святой Петр, говоря: «И уже не я живу, но живет во мне Христос»[62].)
Наше призвание редко ведет нас прямой дорогой. Обычно это сплошные зигзаги и повороты. В недавней газетной статье упоминалось, что каждый год практически сорок процентов американцев меняют профессию; именно профессию, а не просто работу. Подобная мобильность частично обусловлена нестабильными экономическими обстоятельствами, но, без сомнения, многие люди кардинально меняют свою жизнь. Продолжительность жизни увеличилась, и ничто не мешает попробовать себя в различных сферах деятельности, каждая из которых активизирует новую грань многогранного «я».
Конечно, материальную составляющую игнорировать нельзя, но задумайтесь об альтернативах. Можно всю жизнь провести в финансовом рабстве, а можно сказать: «Вот так я зарабатываю на жизнь и оплачиваю счета, а вот так насыщается моя душа». Я, к примеру, знавал одного мужчину, имевшего степень магистра по философии, который с трех ночи до восьми утра разносил газеты. Эта работа не требовала никаких усилий и предназначалась исключительно для оплаты счетов, зато весь оставшийся день он был свободным человеком. Ему удалось найти баланс между работой и призванием, при этом и первая, и второе удовлетворяли его в полной мере.
Некоторым удается соединить работу и призвание, хотя порой приходится платить за это слишком дорогую цену. По иронии судьбы, иногда настойчивое призвание даже требует пожертвовать желаниями эго. Но мы не просим о призвании, оно само заявляет о себе. И смысл жизни во многом определяется утвердительным ответом на его зов. Эго не управляет нашей жизнью, так как слишком мало знает. Это таинство Самости, что удивительным образом просит нас о цельности, и то, как мы решаем направлять свою энергию, играет существенную роль в нашем странствии.
Когда мы распознаем и убираем проекции, представленные деньгами и властью, перед нами встает фундаментальный вопрос: «В чем состоит мое призвание?» Этот вопрос следует задавать себе время от времени и смиренно выслушивать ответ. В процессе индивидуации мы призваны реализовывать множество самых разных видов энергии. Случается и так, что мы достигаем определенной степени стабильности, но тут что-то внутри подрывает нас и зовет в новом направлении. Вне зависимости от наших социальных обязательств и финансовых ограничений мы должны постоянно спрашивать себя: «В чем состоит мое призвание?» И тогда нам предстоит набраться храбрости и придумать, как ему следовать, не забывая при этом о планировании и оплате счетов. Принесение в жертву эго с его потребностью в комфорте и безопасности доставляет немало мучений, но вдвое мучительнее оглядываться назад и сожалеть о том, что мы не откликнулись на зов. Наш vocatus заключается в том, чтобы максимально раскрыть свою личность; главное, выяснить, как это сделать. Нас судят не только по доброте нашего сердца, но и по степени нашей смелости. Страшно отказаться от безопасной стабильности, к которой мы так отчаянно стремились, но не так страшно, как отказаться стать тем, кем мы призваны быть. У души тоже есть свои потребности, удовлетворить которые не могут ни деньги, ни прочие почести.
Появление низшей функции
Сложность современного мира породила целый сонм специалистов, призванных удовлетворять его потребности. Поэтому уже с начальной школы нас группируют в соответствии с талантами и способностями и приучают к узкой специализации. Чем больше мы растем в профессиональном плане, тем сильнее рискуем нанести вред личности и «притупить» душу. Важность гуманитарных наук придавлена весом коммерческого образования и профессиональной подготовки. И постепенно нас все больше ограничивают узкие академические рамки. Самое простое определение невроза, данное Юнгом, звучит как «разобщение с самим собой», однобокость личности[63]. Его можно применить ко всем нам, особенно с учетом реактивного характера приобретенной личности, обсуждаемого ранее. Но при этом нам также следует учитывать и особенности западного образовательного процесса. Чем выше уровень нашего профессионального обучения, тем более ограниченной личностью мы становимся.
В 1921 году Юнг опубликовал работу с описанием восьми типов личности, которые взаимодействуют с реальностью совершенно разными способами[64]. Введенные им понятия
Доминирующие функции обычно формируются в раннем возрасте, и мы склонны следовать этим основным направлениям настолько, насколько возможно. Более того, как отмечалось выше, мы быстро попадаем в ту или иную категорию в зависимости от способностей и далее все больше сужаем свою специализацию. Чем больше мы учимся и чем успешнее наше обучение, тем более однобокими становятся наше мировоззрение и наша личность. Общество награждает нас за подобные результаты, и мы потворствуем этому, поскольку намного проще придерживаться основного направления, чем бороться с тем, что вызывает трудности или, может, приносит меньшую материальную отдачу[65].
Нельзя сказать, что доминирующая функция чем-то лучше, просто она больше развита и чаще задействуется. Под низшей функцией понимается способ восприятия реальности, к которому индивид обращается реже всего и с которым он чувствует себя наименее комфортно. Таким образом, нельзя сказать, что мыслительный тип начисто лишен чувств, но легче всего ему дается разбираться, каков смысл того или иного явления, как его понять, как уложить это все в голове. Его чувственная жизнь находит более примитивное, более просто организованное выражение.
Во время перевала в середине пути наименее развитые части психики требуют к себе внимания. Юнг относил Фрейда к чувственному типу. С помощью блестящего ума он приводил рационалистические обоснования в защиту и оправдание своих сильных чувств. Если коллеги расходились с ним во мнении и отстранялись от него, он считал их предателями идеи. Вместо того чтобы бесстрастно излагать свои теории и озвучивать идеи публично, он использовал их для защиты своего чувственного отношения к жизни. Юнг же, с другой стороны, причислял себя к экстравертному интуитивному типу, чей ум поглощен такими вопросами, как шизофрения, алхимия и летающие тарелки. Он обладал так называемым радиантным мышлением, свойственным интуитивному типу, однако был лишен последовательной логики ощущающего типа. Чтобы развивать свои ощущения, он готовил, рисовал и ваял. Все перечисленные действия призваны довести до сознания низшую функцию.
В середине жизни на нас сваливается множество переживаний, как внутренних, так и внешних. Частично внутреннее расстройство обусловлено фактом того, что мы и общество действуем в сговоре по игнорированию целостности личности. Мы ограничивались тем, что давалось нам легче всего; нас награждали за продуктивность, а не цельность. В своих снах мы проживаем другую сторону личности, ибо низшая функция служит потайной дверью в бессознательное. Если мы хотим развиваться как личность и улучшить качество наших отношений, следует со всей серьезностью отнестись к вопросу типологии.
Теория Юнга – это не просто очередная попытка загнать людей в узкие рамки. Знание типологии может быть полезно в двух аспектах. Во-первых, самая частая причина межличностных конфликтов – принадлежность людей к разным типам. В пьесе Нила Саймона «Странная пара» одна шутка повторяется в разных вариациях; она основана на контрасте двух противоположных типов. Оскар и Феликс воспринимают реальность совершенно по-разному: для одного беспорядок в комнате видится катастрофой, а для другого все вещи расположены удобно и всегда под рукой. При этом каждый был уверен в своей правоте и считал второго упрямым ослом. Как печально известно, различия в типах отравляют межличностные отношения, особенно браки. Осознание, что партнер может принадлежать к другому типу, пробуждает доброжелательность и может в значительной степени ослабить напряжение и улучшить взаимопонимание.
Знание своей доминирующей функции помогает понять низшую. Оно подсказывает нам, какие аспекты личности нам необходимо развивать, чтобы лучше адаптироваться к окружающему миру и вернуть психическое равновесие. Если конкретизировать, нам нужно научиться выполнять те задания, которых мы обычно избегаем, зачастую прося, к примеру, супруга или супругу подменить нас.
В любых отношениях мы обязаны задавать вопрос: «Чего я жду от этого человека, что следовало бы сделать самому?» Данный вопрос относится не только к эмоциональным проблемам внутреннего ребенка, но также к типологии. Признание взаимозависимости выходит за рамки простого распределения обязанностей: кто косит траву, кто распоряжается финансами и т. д. Оно предполагает развитие самодостаточной личности, которая готова по достоинству ценить инакость Другого.
Во время перевала в середине пути полезно разобраться, каким образом ваши успехи ограничивают цельность личности, словно заключая ее в тюрьму. Бег и активные виды спорта, например, могут оказаться не просто средством борьбы со стрессом. Они могут помочь нам войти в контакт с ощущаемым миром после целой недели за письменным столом. У человека, который занимается физическим трудом, умственная работа пробуждает низшую функцию. Поначалу вовлечение в менее привычные процессы может быть сопряжено с некоторыми трудностями, но в конце концов психика начинает откликаться растущим ощущением умиротворения. В нашей культуре в вопросах гармонизации психики нельзя полагаться на помощь коллег или даже семьи. Тем больше оснований для того, чтобы периодически уделять время только себе. Если хобби воспринимать не как способ заполнить свободное время, а, скорее, как пищу для души, мы с большей серьезностью будем относиться к поиску альтернатив нашей обычной деятельности. Тем не менее опасения по поводу попыток опробовать нечто иное, отличающееся от того, чем мы занимались до сих пор, могут погасить наше желание направлять энергию на элементы психики, обделенные вниманием, какое бы моральное удовлетворение те ни приносили.
Возвращение тех составляющих личности, что были забыты из-за специализации, невежества или подавления, – один из аспектов встречи с самими собой во время перевала в середине пути. Обсуждение типологии не сводится только к рекомендациям найти себе хобби. Для многих это единственный способ вернуть своей личности, ставшей слегка однобокой, баланс.
Вторжение Тени
Ранее мы говорили о том, что в процессе социализации эго тратит колоссальные объемы энергии на формирование Персоны. Персона представляет собой необходимую маску, которую мы демонстрируем внешнему миру. Она также защищает нашу внутреннюю жизнь. Но как задействование лишь одной доминирующей функции не обеспечивает цельность личности, так и Персона является лишь отдельным фрагментом Самости. В общении с внешней реальностью без Персоны не обойтись, но при этом следует помнить, что огромная неизученная часть психики все еще ждет нашего внимания.
Читатель помнит, что под Тенью мы понимаем все подавляемое в индивидууме. Чем больше мы вкладываем в собственный воображаемый образ, тем активнее у нас формируется односторонняя адаптация к реальности, и чем отчаяннее мы стремимся к безопасности в среднем возрасте, тем более вероятными и пугающими становятся вторжения Тени.
Большинство из нас совершали в прошлом те или иные поступки, за которые теперь нам стыдно. Может быть, мы изменяли, употребляли наркотики или бросали тех, кто от нас зависел. Кто из нас не просыпался среди ночи и не таращился на ухмыляющихся демонов у кровати? Все наши недостойные действия – это попытки вслепую отыскать полноту жизни, возрождение, хотя их последствия могут причинять вред и нам, и другим. Если мы честны с собой, то можем распознать свой эгоизм, зависимости, страхи, ревность и даже способность к разрушению. Вырисовывается портрет малоприятной личности, зато более человечной, более цельной, чем наша яркая Персона. Латинскому поэту принадлежит одно весьма мудрое высказывание: «Ничто человеческое мне не чуждо»[66]. Это изречение причиняет боль, если мы применяем его к себе.
Тень следует уподоблять не злу, а только подавляемой жизни. В подобном качестве она обладает большим потенциалом. Признание ее наличия делает нас более цельными. Человек без Тени слишком пресный и неинтересный. Готовность высвободить наши темные порывы и подавляемую креативность и признать их – шаг по направлению к их интеграции. Негативное содержимое Тени – гнев, похоть, злость и прочее – при бессознательном отыгрывании несет разрушение, но если оно осознанно признается и направляется в нужное русло, то может открывать новые направления развития и обеспечивать нас свежей энергией.
Если конкретизировать, Тень всегда находит выход, будь то бессознательные поступки, проекции на других, депрессия или соматическое заболевание[67].
Тень – это жизнь, которая не удостоилась реализации. Она воплощает утраченную чувствительность, которая в случае запрета прорывается наружу в виде сентиментальности. Она представляет наши творческие способности, которые, будучи спрятанными в дальний ящик, погружают нас в апатию и уныние. Она представляет спонтанность, которая в случае подавления делает нашу жизнь однообразной и бессмысленной. Тень являет собой куда более мощную жизненную силу, чем та, которой когда-либо пользовалась наша сознательная личность, и препятствовать ей – значит подрывать свою жизнеспособность.
Мы просто обязаны осознанно встретиться с Тенью в середине жизни, поскольку та в любом случае будет действовать исподтишка. Мы должны выяснить, чему завидуем или что не принимаем в окружающих, и признать наличие этих самых качеств в самих себе. Это не дает нам права обвинять других или завидовать им в том, чего мы сами не добились, но помогает понять, что мы реализовали лишь малую часть заложенного потенциала и что зачастую мы слишком самоуверенно и самодовольно относимся к достижениям своего эго. Это открывает другие источники энергии, креативности и личностного развития. Вступив с Тенью в диалог, мы освобождаем окружающих от непосильных проекций зависти и враждебности. Проживать собственную жизнь довольно трудно, и всем нам будет куда легче, если мы сосредоточимся на собственной индивидуации, вместо того чтобы погрязать в жизни других.
Если смысл жизни напрямую связан с расширением сферы сознания и личностным развитием, тогда вторжения Тени в середине жизни необходимы и несут в себе возможность исцеления. Чем больше я знаю о себе, тем больше заложенного потенциала смогу реализовать, тем разнообразнее оттенки и грани моей личности и богаче мой жизненный опыт.
Глава 4. римеры из литературы
«Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу, утратив правый путь во тьме долины»[68]. Так начинается духовное паломничество Данте, переосмысление им смысла жизни.
В данной главе я буду разбирать литературные примеры, а не случаи из клинической практики. Как двадцать пять веков назад утверждал Аристотель, искусство порой бывает яснее жизни, поскольку искусство охватывает вселенную[69]. Умение творца спуститься в подземный мир, как сделал Данте, и вернуться обратно с описанием своего странствия позволяет выразить наше состояние особенно красноречиво. Нам предлагается не только отождествить себя с определенным персонажем, но также рассмотреть его как драматическое воплощение универсального человеческого состояния. Поскольку нам тоже свойственно это состояние, то, анализируя ограничения героев, их действия и полученные ими уроки, мы можем узнать кое-что о себе.
Поделиться книгой: