Помоги проекту - поделись книгой:
Римское завоевание, союзы друг против друга, восстания против оккупации, последствия которой оказываются еще более тяжкими, чем традиционные итоги военных конфликтов между «народами» Галлии, — так протекает процесс, длящийся вплоть до главного события, которое нарушило внутреннее равновесие в отношениях между галльскими племенами: в 58 г. до н. э. гельветы, приняв решение о переселении, покинули свою территорию и двинулись на запад, чтобы обосноваться на новом месте. Было ли это решение вынужденным, возникшим под давлением пришедших с востока свевов? Мы знаем только то, что Цезарь, единственный поведавший нам об этих событиях, решил остановить гельветов и дал им сражение вблизи столицы эдуев — города Бибракте, который возвышался в долине Соны. Одержав победу, Цезарь отбросил гельветов на их прежние территории.
Но подлинную угрозу для Цезаря, бывшего в то время проконсулом, представлял вождь германского племени свевов Ариовист: он видел себя будущим повелителем земель, расположенных за Роной и Рейном.
Как пишет Цезарь, галлы, напуганные соплеменниками Ариовиста, обратились к нему за помощью, ибо германцы отличаются «огромным ростом и изумительной военной храбростью», и в частных сражениях с ними галлы «не могли выносить даже выражения их лица и острого взора».
На равнине Эльзаса Цезарь одержал победу над свевами, истребив всех, кто пытался перебраться через Рейн, включая женщин и детей. Спастись сумел только Ариовист: с горсткой своих людей он вернулся к своему народу, остатки которого остались на восточном берегу Рейна.
Аквитания, в свою очередь, решила сдаться на милость победителя.
Отправляясь на покорение новых земель, Цезарь старался переложить на своих союзников из местных племен большую часть ратных трудов; как утверждал сам Цезарь, его завоевательные походы часто начинались по просьбе жителей Галлии, оказавшихся под угрозой германского вторжения. Таким образом, перед нами четко просматривается схема колониальных завоеваний, которая с тех пор еще не раз будет повторяться на станицах истории.
На захваченных территориях множились восстания, ответом на которые были постоянные репрессии; в результате разные племена, прежде враждовавшие, сближались друг с другом. После целого ряда разрозненных выступлений нервиев, карнутов и эбуронов настал черед всеобщего восстания, душой которого стал арверн Верцингеториг.
Верцингеториг: история и миф
В 53–52 гг. до н. э. в Галлии вспыхнуло восстание, начало которому положило убийство римских купцов из Кенаба (совр. Орлеан). Цезарь, имевший в 58 г. до н. э. в своем распоряжении шесть легионов, в 54 г. до н. э. увеличил их число до восьми, а в конце войны под его командованием было уже одиннадцать легионов. Закаленный в боях костяк армии составляли центурионы и солдаты, повторно призванные на службу. Вспомогательные отряды войска Цезаря состояли из нумидийцев и кавалерии, набранной из германских наемников. Благодаря Мамурре, начальнику инженерного отряда, римляне в любых обстоятельствах успешно возводили земляные валы и размещали на них катапульты; римские осадные машины повергали галлов в ужас, парализуя их способность к сопротивлению.
Тем не менее, зная, сколь шатко положение Цезаря в Риме, галлы поднимают восстание; но Цезарь посреди зимы пересекает заснеженные просторы Центрального массива, и, застав галлов врасплох, разбивает их и освобождает осажденные ими поселения бойев, своих наиболее верных союзников. Собравшиеся вместе галльские вожди получают от Верцингеторига приказ проводить тактику выжженной земли — единственное средство, которое могло бы истощить силы противника. Но галлы не смогли решиться на разрушение своего самого большого города — Аварика (совр. Бурж), хотя и согласились в один день уничтожить двадцать городов… Осажденный Аварик был взят, а находившиеся там 40 тысяч человек, как считается, были убиты. Согласно замыслу Цезаря, галльские поселения следовало разрушать поочередно, одно за другим; однако, одержав победу при Аварике, он потерпел поражение при Герговии близ Клермона. Это послужило сигналом к выступлению эдуев, давних врагов арвернов; эдуи наносят Цезарю еще одно поражение и, собравшись в своей столице Бибракте, признают за Верцингеторигом титул верховного вождя и призывают галльские племена к всеобщему восстанию. Даже в Нарбоннской Галлии начинаются волнения, особенно среди аллоброгов. Цезарь, похоже смирившийся с тем, что ему придется покинуть Галлию, направился из Лангра на юг. Однако призванная им на помощь германская кавалерия разгромила галлов: те, сгорая от нетерпения, неосмотрительно начали битву, выведя на поле боя только своих всадников и тем самым лишив Верцингеторига всех преимуществ его тактики, на которую он рассчитывал.
Вскоре Верцингеториг оказался запертым в Алезии; однако, в отличие от предшествующего сражения при Герговии, к стенам Алезии Цезарь подошел во главе всей своей армии. Для защиты города требовалось не более 20 тысяч человек, у Верцингеторига же людей было в четыре раза больше, и всех их нужно было кормить; впрочем, приведенные цифры вызывают сомнения. Ни вылазки осажденных, ни подошедшие на выручку вспомогательные отряды не смогли преодолеть римские укрепления, возведенные вокруг города. История капитуляции галльского вождя, рассказанная Дионом Кассием, вошла в легенду. Однако достоверность ее серьезно подвергается сомнению, особенно с этого места: «Вместо того чтобы бежать, Верцингеториг понадеялся на дружбу, некогда связывавшую его с Цезарем, и решил, что Цезарь поможет ему получить помилование; вождь галлов явился к Цезарю без предупреждения, когда тот заседал в суде, — вместо того, чтобы отправить вперед себя посланца с просьбой о мире. Появление галла вызвало всеобщий ужас, ибо был он высок ростом, находился при полном вооружении и вид имел необычайно грозный. Воцарилась глубокая тишина. Верцингеториг упал на колени перед Цезарем и, не вымолвив ни слова, с молящим взором сжал ему руки. Эта сцена вызвала сострадание у всех присутствующих. Однако Цезарь, нисколько не растроганный поведением несчастного галла, немедленно приказал заковать его в цепи, а позднее, когда Верцингеториг в триумфальной процессии был доставлен в Рим, приговорил его к смерти».
Верцингеториг прославился по нескольким причинам, корни которых уходят в историю. Прежде всего, как уже говорилось, одновременно с реабилитацией галлов была подвергнута сомнению роль франков и Церкви в создании Франции, а крещение Хлодвига перестали приравнивать к подлинному рождению нации. В XIX в. противники аристократии и сторонники республиканских идей, таким образом, вновь пробудили интерес к галлам и героическим деяниям Верцингеторига.
В 1824 г. в песне «Галльские рабы» Беранже оплакивает апатию французов, которые всё никак не избавятся от своего монарха Людовика XVIII, наследника франков. А в 1836 г. Бальзак в «Музее древностей», пишет о своем герое, маркизе д’Эгриньоне и его семье: «Вплоть до 1789 года члены этой семьи сохранили отвагу и гордость франков»[6]. Сам маркиз умер со словами «Галлы торжествуют!» на устах.
О галлах вновь вспомнили после поражения во Франко-прусской войне 1870–1871 гг.: отныне Верцингеториг олицетворяет героическое сопротивление захватчикам, а его поражение отнюдь не означает конец независимости — ведь галльские восстания в последующие века свидетельствуют о жизнеспособности этой нации.
Кроме того, поражение Верцингеторига несет в себе еще одну смысловую нагрузку: оно свидетельствует о древности нации. «О галлах начали говорить задолго до того, как появились первые упоминания о германцах. Галлы совершали набеги на Италию и Грецию… раньше, чем стало известно о существовании германцев… Ни у одной северной страны нет такой древней истории, какая есть у Галлии» (Шарль Биго. «Маленький Француз», 1883, цитата из работы Кристиана Амальви).
Названный «первым героем нашей национальной истории», Верцингеториг отныне предстает как объединитель, отец национального единства и защитник отечества, наследниками которого являются солдаты II года Республики, а затем Гамбетта и Клемансо.
В глазах де Голля он также является первым участником французского Сопротивления: тем самым Верцингеториг становится фигурой, примиряющей между собой всех французов. Галльский вождь воплощает народ, сопротивление и единство нации.
ВЕЛИКИЕ ПЕРЕМЕНЫ
Спустя несколько веков между феодальным Западом и тем, что сохранилось от бывшей Римской империи, некогда диктовавшей миру свою волю, уже не осталось практически ничего общего.
Как же произошли эти изменения?
От романизации государства к его дезинтеграции
От Гиббона до Пиренна и от Монтескьё до Фердинанда Лота исследователи не переставали задаваться вопросом о причинах «заката» и «падения» Римской империи, о внезапном наступлении Средневековья — исторического периода, само название которого появилось значительно позже. Был ли заложен кризис римского мира в самой Империи, и в частности в Галлии или других ее областях? Не ускорило ли обращение Империи в христианство, совершенное в 330 г. Константином, ее распад? Или крах был обусловлен нашествиями варваров? И если да — то с какого времени и каких именно варваров?
Буквально на следующий день после покорения Галлии Цезарь начал проводить политику ассимиляции, направленную на подавление чувства независимости галлов: он открыл римские города для местной аристократии и даровал многим городам Нарбоннской Галлии римское гражданство. Чтобы сломить сопротивление Марселя ассимиляции с римским миром, Цезарь расчленил подвластные городу земли и создал римскую колонию в Арле. К тому времени, когда Республика в Риме пришла в упадок, юг Галлии уже был оплетен сетью римских дорог, в регионе развивалось речное судоходство, а по всему краю были возведены римские постройки, сохранившиеся до наших дней: триумфальная арка в Оранже, амфитеатр в Ниме и т. д. Постепенно прощался со своим кельтским прошлым Лион, ставший типичной латинской колонией[7].
Из всех языков завоеванных племен наименее жизнеспособным оказался язык кельтских галлов (язык, на котором изначально говорили в Бретани, в V в. вновь ввели в обиход иммигранты, прибывшие из Англии и изгнавшие проживавших в Бретани саксов). Также произошла экономическая интеграция Галлии с остальными регионами Римской империи: благодаря ее лесам в Галлии стало развиваться плотницкое, бочарное и гончарное дело, местные мастера сооружали повозки, изготовляли предметы из стекла.
Постепенно использование населением Галлии единого языка и единых правовых норм, обращение к одним и тем же институтам дополняли процесс романизации.
При династии Антонинов в Империи воцаряется определенная стабильность; первым тревожным симптомом становится вторжение алеманов, прорвавших окружающий Империю пограничный вал
Другим поводом для беспокойства, причиной которого на этот раз стали галлы, явилось восстание крестьян — багаудов, начавшееся в районе расселения паризиев вокруг Парижа, который тогда именовался Лютецией. Около 288 г. восстание было подавлено императором Максимианом, но в это время франки возобновили многочисленные набеги на земли Империи.
Таким образом, крестьянские волнения, набеги варваров и сепаратистские настроения в Галлии были взаимосвязаны. В III в. эти события происходили во всех концах Римской империи: например, восставшие берберские крестьяне постоянно нападают на города североафриканского побережья, а количество военачальников, которые берут под свою защиту отдельные участки лимеса, а затем узурпируют власть и объявляют себя независимыми от Рима, не поддается подсчету. Сепаратистские устремления не могли не способствовать возрождению сопротивления римскому господству, однако наиболее деструктивным процессом, вероятно, стали противостояние и неуклонно возрастающая враждебность между городами и сельской местностью: римские города на Западе, которые кормило местное население, являлись всего лишь стратегическими пунктами, они практически ничего не производили и жили за счет налогов. И как это обычно бывает во время войны, торговля пришла в упадок, ресурсы государства истощались, а правящий класс греко-римлян утрачивал средства, необходимые для поддержания престижа. Города стали напоминать пустые ракушки, численность городских жителей неуклонно сокращалась, а процесс аграризации населения ускорился. Гражданская администрация утрачивала власть в населенных пунктах, и бразды правления переходили в руки военных: последние заботились прежде всего о своих войсках, состоявших частью из римлян, частью из галло-римлян и частью из варваров.
Роль христианства
К милитаризации власти, натиску варваров и внутренним мятежам, которые способствовали всеобщей дезорганизации, добавилась управленческая реформа Диоклетиана (285–324), в результате которой Европа была поделена на четыре самостоятельно управляемых региона. Императорский культ утратил всякое значение, и на его осколках, в атмосфере всеобщего равнодушия к государству, возрождаются и развиваются религии, претендующие на место официального культа, неэффективность которого отныне совершенно очевидна. Процветают мистериальные религии, еретические течения зороастризма; среди них числятся митраизм — поклонение Митре, которому приносились символические жертвы в виде быка; манихейство, приверженцы которого вслед за пророком Мани убеждали людей, что мир является объектом борьбы между Добром и Злом, и, наконец, христианство — иудейская ересь, постепенно вытеснившая все остальные мистериальные религии.
Христиане, презиравшие земные интересы, воспринимались императорами как вредные подданные; считалось, что их верность государю сомнительна, а для общественного порядка они представляют угрозу. При Траяне начинаются гонения на христиан; подобно евреям, которых римские власти преследуют уже давно, христиан, не пожелавших отречься от своей веры, предают смерти. В 177 г. Церковь, сложившаяся в Лионе вокруг группы христиан, прибывших из Азии, стала жертвой преследований: память о них связана с мученичеством св. Бландины, отданной на растерзание львам. Христианство привлекало к себе в первую очередь городской плебс, бедняков, покинувших городские предместья, изнуренных налогами жителей деревень. Новое учение было мессианским и отвечало потребности в утешении. Зародившись в городах Востока и завоевав там умы местных жителей, оно распространилось дальше, вплоть до императорского двора. Желая укрепить свой трон, Константин сам обратился в христианство: тем самым он рассчитывал опереться на приверженцев новой религии, получившей широкое распространение в деревнях и в армии, — правда, часть военных, варвары по происхождению, могли исповедовать не христианство, а его ереси.
Будучи поначалу для государства фактором деструктивным, христианство, тем не менее, способствовало возрождению Империи: Константин разглядел в новой вере идею морального единства, которая заняла место императорского культа, пришедшего в упадок.
Христианская доктрина — непротивление злу, смирение, прощение и т. д. — обесценивала земную славу и мирские блага. Ее принцип был чужд античной мысли, для которой политика и религия составляли единое целое, как это можно наблюдать еще сегодня в отдельных частях арабомусульманского мира. Христианство в лице Блаженного Августина в 427 г. выдвинуло идею противопоставления двух градов, Града земного и Града небесного, причем последний, по мнению Августина, существует далеко не только умозрительно.
В некотором смысле Средневековье начинается с того момента, когда Церковь делает попытку подчинить себе власть государей. Этот процесс именуется «политическим августинианством»; суть его ясно выразил папа Григорий Великий (590–604), заявивший, что «земное царство должно служить царству небесному».
Привнося христианство в политическое устройство мира, Григорий Великий политизировал христианство.
Появление варваров: вторжение или взаимопроникновение?
«Не ошибется тот, кто скажет, что в ту эпоху во всех уголках романского мира звучали боевые трубы. Самые дикие народы, охваченные яростью, сминали границы и вторгались на соседние территории: алеманы грабили галлов и ретов, сарматы и квады совершали набеги на Паннонию; пикты, саксы, скотты постоянно нападали на бретонцев… Грабители-готы разоряли Фракию… Персидский шах захватил Армению». Действительно ли натиск гуннов вынуждал вестготов, вандалов и свевов искать пристанища в Восточной и Западной Римских империях? Во всяком случае, именно такое впечатление произвело на Аммиана Марцеллина нашествие варваров, описанное им в 364 г.; с III в. варвары неуклонно множили свои набеги. Испытывая ужас перед варварами, чего галло-римляне боялись больше: ярости воинов или их суровых обычаев? За убийство или увечье, причиненное свободному человеку, варвары требовали заплатить жертве или ее семье
Превосходство в вооружении давало германцам превосходство в ведении войн, а потому в частично опустевшей — особенно в пограничных районах — Римской империи германцы свободно устраиваются на жительство, а римские власти охотно берут их на службу. Самый старый раздел германского обычного права — Салическая правда, вероятно, становится своеобразным мирным соглашением, предписанием, которыми руководствуются офицеры стоящей на берегах Рейна римской армии, дабы сдерживать буйство друг друга и обеспечивать защиту границ Империи; дополненный, этот свод законов впоследствии станет правовым кодексом франков.
Салический закон нельзя назвать полностью варварским, так как записан он на латыни и в тексте его ощущается влияние римского права; впрочем, постепенно это влияние сходит на нет. Закон был кодифицирован задолго до Хлодвига, поскольку в нем не отразилось какое-либо христианское влияние. Равно как не ощущается и влияния христианства в Бургундской правде, изданной королем бургундов Гундобадом и также записанной на латыни.
Данный пример говорит о том, что между варварским и римским обществами происходило взаимопроникновение, а это заставляет осторожнее обращаться с тезисом об абсолютной противоположности варваров и Рима. Фактически, когда ряд варварских племен обосновался на землях вокруг Римской империи, одни из варваров стали поступать на временную службу в римскую армию, а другие окончательно поселились в Империи, заняв должности в ее гражданской или военной администрации. Третьи же целыми отрядами во главе со своими вождями заключали договор с императором и становились
Ряд военачальников федератов дослуживается до высоких римских воинских званий, — например, король остготов Теодорих или же
Захватчики — все эти франки, вестготы, бургунды — стараются не вступать в конфликт с галло-римлянами, хотя и вынуждают местных жителей следовать закону «гостеприимства» и мирно уступать пришельцам часть своих земель. Впрочем, некоторые считают, что все их несчастья происходят из-за прогнившей римской администрации, притесняющей простых людей. «Лучше бы нам жить под властью храбрых варваров-вестготов, чем терпеть произвол угнетающих нас римских царедворцев». В этой фразе заключена главная причина упадка Римской империи — Империи, которая больше не выполняет свою политическую задачу. Конечно, волосы бургундов воняют прогорклым маслом, после еды от них разит чесноком, но, в конце концов, к этому можно приспособиться…
Таким образом происходит смешение населения, захватчики занимают пустующие земли Империи и начинают заниматься там сельским хозяйством. «Скорее смена правления, нежели завоевание» — так говорили об исходе военного противостояния между королем Сиагрием, «варварским» римлянином, и королем Хлодвигом, «романизированным» варваром.
Вторжение гуннов в 451 г. способствовало сближению галло-римского населения и варваров-германцевв. Об особенностях этого сближения мы знаем из рассказа Иордана, где достоверные факты чередуются с вымыслом и где гунны предстают как «поедатели сырого мяса и диких кореньев; они одеваются в грубую одежду из плохой холстины или из крысиных шкурок». Будучи всегда в седле, они не слезают с коней даже для того, чтобы поесть или попить. В бой они бросаются со скоростью молнии, и в ту минуту, когда противник готов нанести удар, они набрасывают на него аркан, парализующий все его движения. Их вождь Аттила повторял, что «там, где прошел его конь, больше не вырастет трава». Гунны всюду сеяли ужас, и только Аэций при поддержке франков, бургундов, арморикан и вестготов сумел разгромить их на Каталаунских полях неподалеку от Труа; и «ручей, протекавший по равнине, переполнился кровью и превратился в бурный поток». В то же время, согласно предсказанию св. Женевьевы, покровительницы Лютеции, был спасен Париж; говорили, что Женевьева уверила жителей: им нечего бояться Аттилы, ибо Аттила направил свое войско в другую сторону. Святая Женевьева стала объектом всеобщего поклонения, и ее останки были погребены в церкви Св. Петра и Павла, а память о ней была увековечена в многочисленных скульптурных и живописных изображениях, и в частности на фресках Пюви де Шаванна (1877).
К концу V в. Галлия была поделена между варварскими племенами, захватившими ее территорию. Франки из династии Меровингов установили свою власть к северу от Соммы; римлянин Эгидий и его сын Сиагрий правили на землях, что раскинулись между Сеной и Луарой; в огромном королевстве вестготов, которое простерлось от Луары до Испании, царствуют Эйрих и Аларих; бургунды правят в долине Соны и Роны, алеманы в Эльзасе, Бадене и Лотарингии, а бритты, изгнанные пиктами, англами и саксами с Британских островов, находят пристанище в Арморике.
Союз Церкви и монархии: Хлодвиг
Франки, потомки легендарного Меровея и его сына Хильдерика, заняли территорию между Соммой и Луарой и вместе с другими варварами помогли римлянину Аэцию изгнать гуннов. В битве при Суассоне сын Хильдерика Хлодвиг разбивает «повелителя римлян» Сиагрия и расширяет границы своих владений. Побежденный Сиагрий бежит к вестготскому королю Алариху, который выдает его Хлодвигу, а тот предает его смерти. Как гласит «Хроника» Григория Турского, Хлодвигу в то время было примерно лет пятнадцать-двадцать; однако в «Хронике», составленной спустя несколько десятилетий, события и время их свершения датированы точно по пятилетиям, а потому о достоверности такой хронологии говорить не приходится. Характер Хлодвига проявился в истории с суассонской чашей: некий епископ потребовал у Хлодвига чашу, которая была среди захваченной добычи, и Хлодвиг, желая угодить епископу, во время дележа трофеев потребовал передать ему эту чашу. Один из воинов отказался уступить чашу и мечом разрубил ее пополам. Хлодвиг ничего не сказал, но спустя год, во время смотра войск, подошел к воину, нанесшему ему оскорбление, и, обвинив его в плохом содержании оружия, ударом секиры разрубил ему голову со словами: «Вот так и ты поступил с той чашей в Суассоне».
Этот эпизод свидетельствует о намерении Хлодвига наладить отношения с Церковью, что к этому времени сделали уже многие варвары. Однако вестготы, бургунды и алеманы приняли арианство — христианское течение, оспаривавшее равенство Христа и Бога Отца, не признававшее их единосущности, а также критиковавшее значительную власть, которая сохранялась у епископов. Язычник Хлодвиг занимает в этом конфликте нейтральную позицию, но, женившись на христианке Клотильде, католичке и дочери бургундского короля, он получает поддержку епископов — единственной авторитетной власти, сохранившейся на местах после исчезновения римской администрации. «Если вы будете править в согласии с епископами, дела на подчиненных вам землях пойдут еще лучше», — пишет ему епископ Реймсский Ремигий.
Христианская традиция, опираясь на сочинение Григория Турского, связывает крещение Хлодвига с его победой над алеманами. «О Иисус Христос, если ты даруешь мне победу, я уверую в тебя и стану христианином», — говорит Хлодвиг. И когда, добавляет хронист, Хлодвиг произнес эти слова, «алеманы повернулись к нему спиной и обратились в бегство». Рассказ об обращении Хлодвига в христианство практически дословно повторяет описание видения императора Константина в 312 г. накануне битвы у Мильвиева моста, за которым последовало крещение императора.
Как бы то ни было, франки не раз встречались на поле брани с алеманами, разгромив их, в частности, при Толбиаке.
И Хлодвиг был крещен в Реймсе епископом Ремигием, которому белая голубка чудесным образом принесла в клюве сосуд, наполненный святым елеем, и Хлодвиг погрузился в чан, и епископ сказал ему: «Отринь свои амулеты, гордый сикамбр» (а не «Склони свою выю, гордый сикамбр», как это звучит в неточном переводе), «почитай то, что сжигал, и сожги то, чему поклонялся».
Народ последовал примеру Хлодвига; по свидетельству Григория Турского, три тысячи солдат приняли христианство; цифра эта позволяет хотя бы приблизительно определить численность франков, а также говорить о наличии у них внутриплеменной солидарности.
Получив поддержку в лице Церкви и усилив тем самым свои позиции, Хлодвиг объединил рипуарских франков с франками салическими, а затем повернул их против вестготов, над которыми в 507 г. он одержал победу при Вуйе.
По случаю этой победы император Восточной Римской империи Анастасий прислал Хлодвигу свои поздравления и символы консульской власти, которые свидетельствовали о легитимности власти Хлодвига над всей Галлией; церемония вручения этих символов состоялась в Туре, в церкви Св. Мартина, где на голову Хлодвига, облаченного в пурпурную тунику, был водружен венец, а «затем на коне он проехал через весь город и по дороге бросал в толпу золотые и серебряные монеты, а народ славил его».
Обратившийся в христианство по убеждению или же по политическим соображениям, Хлодвиг стал единственным католическим королем на территории бывшей Западной Римской империи, единственным сыном Церкви, которого духовенство признало своим защитником.
Разумеется, с тех пор на протяжении веков — вплоть до Иоанна Павла II — Церковь охотно славила Хлодвига и именно с ним связывала рождение французской нации, несмотря на то что вождь франков ради собственной выгоды объединил территорию бывшей римской Галлии, где правили варварские короли, по-прежнему остававшиеся еретиками. Напомним также, что Ремигий, вдохновленный пророческим духом, предсказал, что Хлодвиг и его потомки сохранят королевский титул, если будут почитать христианскую Церковь. Либо Франция будет христианской, либо перестанет существовать.
Впоследствии эта легенда будет поставлена под сомнение.
Монахи и обращение варваров в христианство (V–VIII века)
В то время как на Востоке первой христианство приняла деревня и крестьяне обратились в христову веру раньше городских жителей, в Галлии сложилась обратная ситуация: получив распространение среди жителей романизированных городов, христианство не произвело столь же глубокого впечатления на обитателей деревень, этих «язычников», сохранявших верность возникшим в незапамятные времена культам. Для обращения жителей деревень в христианство требовались не епископы, проживавшие в большинстве своем в городах, а нечто другое: этим другим стало сословие монахов.
Но не только.
Ибо со времен античности существовало две модели Церкви.
Первая модель — это Церковь имперская, появившаяся при Константине, первом христианском императоре; данная модель исходит из того, что есть один Бог, один император и папа, стоящий во главе всей Церкви. Вторая модель — это Церковь апостольская, описанная св. Лукой, где у множества верующих — единое сердце и единая душа и где все имущество общее. Появление в IV в. монахов отвечает потребности создания неофициальной Церкви внутри Церкви официальной.
Монашество, т. е. уход от общественной жизни к религиозным исканиям, зародилось примерно в IV в. сначала в Египте и Сирии, откуда перекочевало на Запад: так, Иоанн Кассиан познакомил Галлию с традициями египетских монахов-отшельников, а св. Гонорат основал здесь Леренское аббатство, ставшее в V в. самым крупным центром монастырской жизни. Одновременно в Ирландии и Уэльсе, странах, где не было епископских резиденций, их функции взяли на себя монастыри: расположенные в окружении местных племен, монастыри развивались вместе с ними, а монахи, помимо прочего, выполняли особую функцию — они играли роль паломников, распространявших отшельнический образ жизни по обе стороны Ла-Манша.
Таким образом, кельтские, а затем англосаксонские монахи в качестве миссионеров способствовали христианизации деревни на континенте. Обитель, основанная монахом Колумбаном в Люксее, где проживало шесть сотен монахов, со временем стала крупным монастырским центром, от которого отпочковались обители Жюмьеж, Корби, фонтенельская обитель св. Вандриля, Санкт-Галлен и т. д. Монашеское движение было поддержано крестьянами, такими, как св. Валерий; обряды, связанные с культом духов природы, в крестьянской среде трансформировались в обряды почитания святых. В Бретани кресты с изображениями святых заняли место менгиров; иногда сами менгиры также подвергались «крещению»: на их поверхность наносили маленькое изображение креста. Такое совмещение древних культов с новой верой помогло донести христианское учение до крестьянского сознания.
Монашеское движение не только способствовало христианизации деревни, но и помогло папам начать обновление церковной жизни.
Однако главная роль в этом обновлении принадлежала уже не ирландским или англосаксонским монахам, а св. Бенедикту, основателю монастыря в Монте-Кассино; деятельность местных монахов была проникнута духом сотрудничества и общинности, а не аскетизма, как у отшельников в Египте или Ирландии. Бенедиктинский монастырь становится своеобразным государством в миниатюре, со своей иерархией и хозяйственным укладом. Бенедиктинцы отвергают «ленивых монахов» и, следуя предписаниям Блаженного Августина, стремятся подавать пример трудолюбия и большего усердия в богослужениях.
Легат Святого престола Бонифаций сумел убедить Каролингов взять реформу Церкви под свою опеку. В монастырской культуре Церковь обрела силу, необходимую для своего возрождения — уже под покровительством государя.
Великая перемена состояла в том, что ключевой особенностью новой культуры стал ее религиозный характер. При Меровингах государство, несмотря на союз с Церковью, оставалось светским, тогда как Каролингская империя выстроила модель теократического государства, ставшего политическим воплощением христианского единства.
Следствием развития монашества в итоге стало восприятие труда как формы социальной активности. В обществе, основанном на рабском труде, предметом гордости, унаследованным от греко-римской традиции, была праздность; для варваров же привилегированным образом жизни считался образ жизни воина. Со своей стороны иудейско-христианская традиция восхваляла жизнь созерцательную. Когда бенедиктинцы потребовали закрепить в своем уставе регулярный физический труд, речь шла об особой форме покаяния. Ведь физический труд связан с падением, с божественным проклятием, а профессиональные кающиеся, каковыми являются монахи, должны лично подавать пример умерщвления плоти…
Но, как отмечает Жак Ле Гофф, сам факт того, что монах, стоящий на высшей ступени христианского совершенства, проводит время в трудах, возвышает этот труд, ибо на него падает отблеск совершенства того, кто этим трудом занят. Зрелище монаха за работой поражает воображение: «Монах, который, проявляя смирение, занят трудом, возвышает сей труд».
КАРЛ ВЕЛИКИЙ И КАРОЛИНГИ
Карл Великий: легенда и история
Приукрашенные преданиями, деяния Карла Великого и Каролингов всегда были ставкой в игре, именуемой Историей. Даже в ХХ в. нацистский режим дал название «Карл Великий» легиону, который должен был символизировать борьбу Европы с большевизмом.
Легенда о Карле Великом уходит корнями в древность. Она вышла за границы Старого Света. На острове Сан-Томе, расположенном в Гвинейском заливе, который стал первой португальской колонией, жители острова, разумеется чернокожие, с XVI в. и поныне ставят в театре эпическую поэму «Трагедия императора Карла Великого, или Чилоли». Разумеется, Карл Великий никогда не бывал на острове Сан-Томе, однако для островитян он олицетворяет власть короля Португалии, который силой привез их сюда и обратил в христианство. У него просят защиты от тех преступлений, которые совершаются от его имени. Среди подлинных фактов, на которых основано действие, упомянуты насильственное обращение в христианство, депортации саксов и роль императора как вершителя правосудия.
Другие, более близкие нам легенды, в том числе «Песнь о Роланде», донесли до нас сведения о Карле Великом как о полководце и воине, сражающемся за веру. Так как войны эти происходили на рубежах его государства — в Саксонии, Баварии, Ломбардии, по обе стороны Пиренеев, — из Карла сделали защитника «милой Франции», которую он оборонял от вторжений арабов, а затем и норманнов, хотя это и происходило лишь от случая к случаю…
Еще одна легенда, которая смешалась с историей: Карл Великий считается покровителем школьников — словно он сам был основателем школ. Впрочем, рассказ о том, как Карл явился в одну из школ и начал проверять знания школяров, подобно инспектору, известен всем французским детям. На самом деле эту историю придумал Ноткер Заика, монах Санкт-Галленского монастыря, в 844 г., т. е. семьдесят лет спустя после смерти Карла. Однако это нисколько не исключает интереса императора к преподаванию латыни: он лично просил клирика Алкуина исправлять его письменные сочинения. Ряд
Что касается канонизации Карла Великого, то она, с согласия антипапы Пасхалия III, была осуществлена в 1165 г. под покровительством императора Фридриха Барбароссы, заявившего, что «хотя не меч оборвал его жизнь… ежечасная готовность умереть ради обращения язычников в христианство все же превращает его в мученика за веру».
Кроме того, в момент своей смерти император еще не носил имени «Карл Великий»: в его надгробной эпитафии значится не «Карл Великий»
Так легенда заслоняет факты — чтобы приукрасить их. И хронистам, которые рассказывают эти легенды, можно верить лишь наполовину. Наряду с «Анналами» Лоршского монастыря, которые представляют собой нечто вроде официального источника, главным свидетелем является, безусловно, Эйнхард, друг и соратник Карла, наблюдавший его жизнь от зрелости и до самой кончины. Его труд
Сочиненные поэтами при содействии клириков эпические поэмы про Карла Великого получили, таким образом, одобрение Церкви.
Самой знаменитой из них является эпический цикл про Карла Великого, в который, среди прочих, входят поэма
Соратник Карла Роланд во время похода в Испанию возглавляет арьергард франков и подвергается нападению превосходящих сил противника; в «Песни» нападающие именуются «маврами», тогда как речь идет о басках или гасконцах; «предатель» Ганелон отговаривает короля вернуться, чтобы помочь Роланду. «Какой там бой, — ответил Ганелон, — теперь, наверно, зайца гонит он иль пэров потешает похвальбой»[9]. Протрубив в рог из слоновой кости и сжав в руках меч Дюрандаль, Роланд умирает, отражая нападение, а безутешный Карл сокрушается, что не успел помочь ему выбраться из засады.
В эпоху романтизма, когда в ответ на события революции произошла переоценка Средневековья, Альфред де Виньи возродил миф о Роланде в поэме «Рог» (1825).
В своем произведении де Виньи преподносил урок мужества. Позднее французы вновь открыли для себя патриотическую направленность «Песни», и в промежутке между 1880 и 1900 гг. она выдержала пять изданий. В них постоянно подчеркивался мотив «милой Франции», в то время как на самом деле речь шла о внешних завоеваниях и о еретике; тем не менее поражение требовало реванша: вот почему отрывок о смерти Роланда был включен в школьные учебники после поражения 1870 г., а сам соратник Карла Великого — который, кстати, в тот период, о котором рассказывается в «Песне», еще не являлся императором — был внесен в список национальных героев, где ему уготовано место между Верцингеторигом и Бертраном Дюгекленом.
Так какие же события, случившиеся за время перехода правления от Меровингов к Каролингам, легли в основу этих легенд?
Величие и упадок династии Каролингов
За время, прошедшее после смерти Хлодвига, франкская монархия Меровингов сплотилась перед угрозой наступления алеманов, вестготов и остготов и в то же время ослабевала вследствие междоусобиц из-за престола. В результате государство франков распалось на три автономных образования: Австразию на востоке, Нейстрию на западе и Аквитанию на юге: власть в этих образованиях перешла в руки майордомов, бессменных управителей, в то время как короли и королевы воевали друг с другом — как, например, две непримиримые соперницы Брунгильда и Фредегонда. Только во время правления короля Дагобера (622–639) Франкское королевство вновь обретает мир. Дагобер сумел добиться всеобщего соблюдения воскресного дня, установив закон, по которому треть имущества свободного человека подвергалась конфискации, если он в четвертый раз не чтил дня Господня; раб же, повторно уличенный в таком проступке, приговаривался к отсечению правой руки. Песенка о добром короле Дагобере, «который наизнанку надел штаны», была сочинена в XVIII столетии. Все в ней делается наоборот, а мудростью и святостью в ней наделен советник — св. Элуа, а вовсе не сам король, что противоречит французской традиции. Впрочем, сочинитель-роялист, изобразивший этакий мир наоборот, не собирался придерживаться исторической правды, а просто хотел напомнить публике о том, каким радостным событием станет возвращении Бурбонов.
Упадок династии Меровингов позволяет Пипину Геристальскому, ставшему майордомом всех трех королевств, а затем его побочному сыну Карлу, впоследствии прозванному Мартеллом (Молотом), вновь объединить Франкское королевство
Отныне австразийские государи именуют себя «Каролингами», в честь Карла, победившего при Пуатье, что свидетельствует о чрезвычайной важности для франков этой победы: ведь именно она спасла королевство от арабских вторжений; впрочем, в Аквитании могли и не разделять эту точку зрения. Сын Карла Мартелла — Пипин Короткий смещает Хильдерика, последнего из Меровингов, и ссылает его в монастырь, а затем, при активной поддержке папы, добивается обряда помазания, который совершает над ним св. Бонифаций; в 751 г. Пипин становится помазанником Господним. «Чтобы сохранить порядок, лучше узаконить королем того, кто умеет распорядиться властью», так якобы ответил папа Захарий на вопрос посланца Пипина Короткого.
Поддержка папы не была случайной: ведь Пипин спас папскую власть от лангобардов, взявших Равенну и угрожавших Риму; от папы Пипин получил титул римского «патриция». Его сын Карл (которого скоро назовут Великим), унаследовав часть Лангобардского королевства, коронуется как король лангобардов в их столице Павии.
Одновременно Карл Великий стремится утвердить свое господство над германскими племенами по ту сторону Рейна. Одними из самых значительных его деяний за время правления стали походы против саксов. Подавление восстания Видукинда явилось одним из самых жестоких эпизодов в истории каролингских завоеваний: после массового принудительного крещения саксов в 777 г., в 782 г. Карл Великий казнил 4500 саксонских повстанцев и утвердил смертную казнь для каждого, кто откажется признать господство франков и принять крещение.
А когда саксов, упорствующих в своем нежелании принимать законы франков, оказалось слишком много, Карл Великий осуществил
Борьба против арабов, набеги которых не прекращались с 713 г., походы в Северную Италию против завоевателей-лангобардов, угрожавших папской власти, насильственная христианизация саксов — такая наступательная политика не могла не нравиться Церкви и папе. «Не кто иной, как ты, посвятил себя защите всего христианского мира», — говорил Карлу его соратник — ученый Алкуин. Вскоре Карл получил отчаянный призыв о помощи от папы Льва III, просившего защиты от заговорщиков: обвинив папу в клятвопреступлении и прелюбодеянии, они избили его. Карл откликнулся на призыв, в очередной раз отправился в Италию, вызволил папу, и в Рождество 800 г. папа короновал его «как императора, управляющего Римской империей». Согласно традиционной версии, Карл якобы был недоволен оказанными ему почестями, но его недовольство, возможно, было лишь прикрытием, чтобы не навлечь на себя гнев императора Византии.
Покорение государства лангобардов и присоединение их территорий к государству франков, установление протектората над Римом, получение императорской короны Карл сопровождал актами примирения: так, он превратил итальянские владения франков и Аквитанию в вице-королевства, сохранив таким образом видимость существования этих территорий как государств. И все же, принятый им титул императора означал, что Запад снова воссоединился. Вскоре император Византии был вынужден признать возрождение Западной Римской империи в такой форме и согласился именовать Карла «брат мой».
Итак, Карл Великий был прежде всего воином, конкистадором веры, готовым без колебаний — как это было проделано в Вердене — обезглавить заложников, предать смерти тех, кто следовал языческому обряду сожжения покойников, тех, кто скрывал, что не принял крещение. Но он был также политиком, который, дважды или трижды приходя на помощь папе, умел навязать понтифику свою волю и в то же время смог проявить скромность, когда в процессе коронации папа встал перед ним на колени. Постоянно воюя против еретиков и язычников, он считал получение императорского титула необходимым, ибо этот титул придавал ему облик римского императора.
Рим освящает императора Карла, а он переносит центр своей империи в Экс-ла-Шапель, где по образцу Града небесного возведена капелла. Оттуда Карл намерен «хорошо править», используя право осуществлять свой
Поделиться книгой: