Мама Августа была абсолютная красавица, женщина неповторимой красоты. Которую нельзя было отнести ни к одной национальности, ни к одному народу. Ею любовался весь город, это была поистине космополитичная красота.
Лицо совершенного овала, глаза, брови, губы, скулы — выточены, фигура, бедра, ноги — все лучшего, высшего качества. Высочайшей пробы. Когда она училась в институте на врача, ее воровали три раза и увозили в горы, чтобы на ней жениться. В те годы ее пышные волосы, заплетенные в тяжелую косу, касались сзади колен. Около выхода из института собирались парни из других районов, чтобы посмотреть на красавицу. Она никогда не была неприступной или заносчивой. У красивой Ольги всегда были красивые подруги.
Лора — врач-стоматолог, с точеными, абсолютно потрясающими ногами, на которых, как влитые, сидели стрелки чулок. Она родила двух дочек, и младшая Светлана была ровесницей Августа. Когда у его мамы кончилось неожиданно молоко, Лора кормила Августа своей грудью. Даже после того как она родила, об этой груди слагались легенды. Так что она была молочной мамой Августика, и его губки в младенческом возрасте касались ее соска. Интересно, что все это повторится позже, при довольно странных обстоятельствах.
Подруга Лора за свою бурную жизнь сделала сорок абортов, и всегда ее лицо было молодо и красиво. Француженки часто скоблятся, чтобы омолодить кожу на лице. Раз в год, и это помогает.
Ни один философ не ответил — в чем смысл жизни. И, естественно, в восемь лет Август его не мог знать: он жил сегодня, не думая о завтра.
Родители наконец получили долгожданную квартиру со всеми удобствами и переехали в центр. Августа перевели в лучшую школу города с лучшими преподавателями. Классную даму звали Клавдией Александровной, и это была первая учительница в жизни, которая ему понравилась. Интуитивно, всем своим опытом, учительским и женским, она чувствовала, что за обликом закомплексованного школьника скрывается умный мальчик. В течение года ее вера в него неоднократно вознаграждалась. Она научила Августа читать, и он стал лучшим учеником по литературе. Она научила Августа писать, и он стал вторым в классе по письму и родному языку.
Смерть очень часто проходила мимо и рядом с Августиком. Смерть — часть жизни и бытия. Философ Плотин считал, что со смертью только и начинается жизнь. А сама жизнь есть приготовление к началу. Еще в детском саду, когда он ездил с тетей Лорой и Светой на море, его потряс один случай. Это произошло в шесть утра, в июле.
Женщина в черном платье рвала на себе волосы и металась по пирсу, уходящему недалеко в море. Гостившая у нее семнадцатилетняя внучка вошла по горло в воду, оступилась, захлебнулась, и подводное течение, в которое она попала, утащило ее глубоко в море. Случайный рыбак видел все издали, он поднял тревогу, но было рано… всего шесть утра… Ее тело нашли и выловили только в полдень. Весь пляж сошелся посмотреть на утопленницу. Августу было очень страшно, он стоял позади толпы у кромки воды, и, несмотря на суетящиеся возле тела фигуры, видел темные веки покойницы. Он уже понимал, что она не откроет больше глаз и будет спать всегда, вечным сном. Вопли обезумевшей старухи, к которой девушка приехала на каникулы, носились над морем и врезались ему в уши, отпечатываясь надолго в душе. Смерть — есть часть бытия. Потом смерть приблизится и к Августу, резко и властно, унеся близкого ему человека.
В школу теперь Август ходил сам, по центральному проспекту, не поверите, Революции.
Мама по-прежнему еще одевалась при Августе, и он спал с ней в одной кровати, так как отца часто вызывали ночью в хирургическое отделение.
Обычно Августик ложился спать в десять часов вечера и уже во сне ощущал, как ложится мама. Непроизвольно он прижимался к ней, попадая головой в грудь, а руками в живот или бедра. Мама спала в легкой прозрачной рубашке. Кожа у нее была нежная и удивительно пахла. Часто губами Август утыкался ей в плечо или в верхнюю часть руки и, причмокивая, засыпал. Коленом он попадал ей в низ живота, иногда чуть ниже — где бедра смыкались в арку. Уже с детства у Августа возникла привычка, которая осталась потом на всю жизнь: забрасывать ногу на талию, выше бедра, как будто взбираясь в седло, и так спать. В это время мама, естественно, должна была лежать на боку, лицом к сыну, тесно прижавшись к нему.
Августик руками обвивал мамину шею, забрасывал ногу в изгиб талии, прижимался сильно к ее груди и так спал. По-иному он спать не мог, так ему было уютно, он чувствовал себя защищенным и любимым. Во сне он часто вертелся, поворачивался к маме спиной и прижимался попкой к ее животу или лобку и, как кораблик, вошедший в бухту, продолжал спать. Мама клала руку на него и удовлетворенно ощущала растущее тело любимого, созданного ею творения. Но эти прикосновения и прижимания еще не вызывали у Августа никаких чувств. Впервые он почувствует необыкновенные, удивительные ощущения, когда будет спать с молодой Полиной. Касаясь ее великолепного, роскошного бюста.
Грудь всегда будет самым восхитительным, изумительным и притягивающим Августа объектом женского тела. Он будет любить бюст от третьего размера и до безмерности. Большая грудь всегда будет вызывать у него детско-юношеский восторг. Ее можно: целовать, лизать, мять, гладить, сжимать, тискать, ласкать, сдавливать, вдавливать и делать с ней многие другие глаголы.
У самых крупных девочек в школе грудь появится только к пятому-шестому классу, а выступающие бедра и того позже. Самой большой загадкой из частей женского тела для Августа оставалась попа, он не понимал, зачем она нужна, какое наслаждение может доставить и как. Долго не понимал, даже когда впервые поцеловался и обнялся с девочкой по имени… Кто была первая, давшая свои губы будущему покорителю девичьих и собирателю женских сердец, мы пока не знаем. Но в законный час и срок узнаем и это. Все тайны в мире рано или поздно раскрываются. Кроме одной.
Помимо «института» школы, существовало еще одно такое важное государство, как двор. С его разношерстными обитателями, дружбой, играми, ссорами, столкновениями, драками, коллизиями, страстями. Где и протекала вторая половина жизни Августа. Двор был большой, объединявший четыре дома, и там существовала своя жестокая иерархическая лестница, которая опиралась, скорее, на возрастные категории, нежели на умственные способности. Командирами двора и дворового общества были двадцатилетние. Август прошел уже через некоторые стычки во дворе, вспоминая уроки драк кузенов. Август полюбил драку и впоследствии доблестно отличался на этом поприще. Драки — это целая и особенная глава, которая будет описана мной, возможно, в другом повествовании — «Кавказские мальчики».
Главным событием жизни двора был футбол. Здесь страсти кипели и бушевали с такой силой, а голы — долго обсуждались потом, забитые и пропущенные, — неделями. Играли шесть на шесть или восемь на восемь. Собирались в назначенный час, когда солнце садилось, скажем, после пяти. Самых слабых ставили в защиту или на ворота. Так что свое крещение Август проходил под ломовыми ударами двадцатилетних. Под их ногами или больно обжигающими резиновыми мячами. Иногда его сбивали с ног, калечили, с разбитыми коленями он возвращался домой, где его вечером врачевала мама, и высказывал свое вечное раздражение папа. Но он никогда не сдавался, ни разу, ни в чем. Видимо, это было от… самого духа и религии города. Где отступление, шаг назад были равносильны вечному, страшному позору. Как обвинение в трусости. Что потом не смывалось уже ничем! Ты становился прокаженным.
Помимо двора, у Августа была в жизни еще одна страсть — спорт. Она появилась в четвертом классе, когда он увлекся волейболом и стал ходить тренироваться на стадион, в спортивное общество «Динамо». У динамовцев была самая красивая форма, бело-голубая, которую выдавали через месяц после начала тренировок. Это и решило его выбор, так как были еще и другие спортивные общества в городе, но у них не было такой красивой формы. Август всегда любил красивые спортивные футболки, которые ходил покупать в единственный спортивный магазин. Там работала миловидная женщина, которой он, видимо, понравился, потому что она всегда оставляла для него самое лучшее и самое дефицитное.
В школе Август не учился ничему, во дворе — многому. Как например: курить в затяжку сигарету, бегать в гастроном напротив за бутылкой вина, которую старожилы двора распивали потом «из горла» на скамейке. Приставать к прохожим, идущим через двор, чтобы старшие потом, выпив бутылку, затевали драку и развлекались. Перечисление имен в табели о рангах двора заслуживает своей летописи: клички происходили от фамилий — Чира, Мазура, Волос, Косой, Лупик, Боб, Дон Педро и другие.
Лупик был высокий, худощавый, красивый парень с глазами чуть навыкате. Он не жил во дворе, но часто приходил вечерами, к друзьям. Один раз он пришел с бутылкой красного вина и ослепительно красивой блондинкой Линой. Августа она восхитила. И до окончания школы ему нравились только ослепительные блондинки — с золотыми, как солнце, волосами.
Лупик первый позвал его к дворовому столу и попросил принести штопор из дома. Августик бросился выполнять поручение. Когда он вернулся, Лупик не прогнал его, как обычно это делали двадцатилетние, а предложил сесть с ними.
— Как тебя зовут? — спросила красавица засмущавшегося мальчика.
— Август.
— А меня Лина.
Так впервые состоялась их встреча. Он не мог оторвать взгляда от Лины: от ее губ, волос, глаз. Лицо имело свою неповторимую привлекательность, как и божественные, длинные, совершенно золотые волосы, спадающие ниже плеч.
— У тебя чудесные конопушки на носу, — сказала Лина. Ей очень нравилось, что он стесняется и украдкой рассматривает ее.
— Мы зовем его Рыжик, — сказал кавалер Лупик, открывая бутылку.
Август терпеть не мог эти конопушки и эту кличку, на которую не отзывался.
Лина достала большую плитку шоколада и, развернув, положила ее перед ним на стол. Это было целое сокровище.
— Мне нравится твое имя, оно очень необычное, мы будем с тобой друзьями, да? — загадочно спросила ослепительная блондинка.
Засмущавшийся Август застенчиво кивнул.
— Ешь шоколад, — сказала она с улыбкой и придвинула плитку к нему еще ближе.
Он засмущался еще больше, он всегда стеснялся, пока не вырос.
Лупик наконец открыл бутылку и предложил ей выпить из горлышка первой. Лина отрицательно покачала головой.
— Ты любишь шоколад? — спросила она.
Август кивнул.
— Он стесняется, — сказал Лупик и поднес горлышко ко рту, кадык его дернулся.
Тогда она взяла плитку тонкими пальцами, чуть надавила на ее спину, отломила кусочек и протянула его к губам Августа. Он непроизвольно раскрыл рот. Она вложила шоколад в его губы, которыми он коснулся ее пальца и выточенного ногтя. У нее была потрясающе тонкая кисть и чуть смуглая кожа. На фоне золотистых волос.
— Какой очаровательный мальчик! Я хочу, чтобы его никто не обижал.
Она повернулась к Лупику, Лупик утвердительно кивнул.
Как шоколад таял у него во рту, так таял Август от ее слов, от всего ее запаха, которым был пронизан воздух вокруг. От нее исходил восхитительный аромат: она была загадочная, нездешняя, таинственная, такая, каких никогда еще в своей жизни не видел он. Как будто она возникла из космоса или прилетела с какой-нибудь звезды.
Лупик передал ей бутылку, и она, ласково уступая, отпила немножко, ровно два глотка. Бордовая капель осталась на красно-вишневой губе. Она розовым языком, на мгновение показав его, коснулась капли, после чего та исчезла вместе с языком за рядом жемчужных удивительных зубов. В сгустившихся сумерках он теперь неотрывно разглядывал ее лицо, не в силах отвести взгляд. И было заметно, что ей это доставляет тайное удовольствие.
Она опять отломила, на сей раз целую пластинку бархатно-коричневого шоколада и протянула ее Августу. Он подставил ладонь навстречу.
— Открой рот, — попросила она.
Ей он не осмелился отказать. Медленно потянувшись, она нежно вложила ему шоколад в рот. Он откусил, вторая половина осталась в ее удлиненных темнотой пальцах.
— А эту я съем сама.
Она коснулась губами кусочка именно в том месте, где откусил он, и втянула его в рот.
— Хочешь еще? — спросила нежно Лина. — Не стесняйся. Я могу тебя покормить. Мне будет приятно.
Он сконфузился окончательно. Лупик медленно опорожнял бутылку, потом снова предложил ее Лине. Она сделала маленький, вежливый глоток.
— Покажи мне твою руку. — Она взяла, не дожидаясь, его ладошку.
И стала пристально рассматривать. Его обволокла неведомая истома, у нее были нежные и прохладные руки.
— Ты хочешь коснуться моих волос?
Он не мог и мечтать об этом и лишь опустил голову вниз, в смущении. Она потянула его ладонь к себе и коснулась ею мягкой пряди. Он никогда не представлял, что женские волосы могут вызвать озноб. И как раскаленные токи пронзить кожу.
В голове поплыло, как в сладком тумане. Она продолжала водить его рукой, а ладонь ощущала ее чудесные волосы.
— Можно я задам тебе вопрос? Я тебе нравлюсь? — тихо спросила Лина.
Он опустил глаза, потом голову и еле слышно произнес:
— Я не знаю…
Лупик расхохотался и протянул ему горлышко:
— На, хлебни для смелости.
— Не надо, — сказала Лина, — он скромный. Я люблю скромных.
Ее божественные, выточенные губы произнесли эти слова, потом сложились и вдруг поцеловали его ладошку.
Как будто молния ударила в его тело. Он невольно вздрогнул. Она это заметила и поцеловала еще раз. Сначала ладонь, а потом перешла на подушечки пальцев. Он задрожал, он затрепетал, Август не знал, что могут существовать такие ощущения. Как не знал, что дрожь может бить изнутри.
Она опустила его руку и нежно посмотрела ему в глаза.
— У тебя будет еще время узнать, нравлюсь ли я тебе. Я это обещаю…
— Если кто обидит, — произнес Лупик, — скажи мне только и не бойся никого.
С этого момента он оказался под покровительством одного из вершителей судеб двора и района, который пользовался неограниченной властью и уважением.
Допив бутылку, Лупик поднялся:
— Пойдем, Лина, проводим твоего Рыжика и прошвырнемся по аллейке.
Лина медленно встала, и волосы рассыпались по ее точеным плечам. Она была высокая и статная, со стройными бедрами и крупной грудью. Тогда длина ног еще не поражала и не ошеломляла Августа, мода на длинные ноги начнется в 80‑е. Но у нее были поразительно стройные и поразительно длинные ноги. Сильно приталенное платье не могло коснуться ее колен.
Втроем они не спеша шли по двору, Лина удерживала ладонь в своей руке, а душа Августа трепетала от одной только мысли, с кем он идет сейчас рядом. И кто ведет его за руку.
Это было первое явление Лины в их дворе. После этого вечера она стала появляться довольно часто, почти регулярно. Она всегда приходила в сопровождении Лупика. «Да такой даме, наверно, и нельзя было ходить без кавалера», — думал Флан. Нельзя и не стоило в южном городе. Лина всегда приносила Августу большую плитку его любимого шоколада с орехами. Сама распечатывала ее, разворачивала серебряную обертку и давала ему в рот первый кусочек.
Ее пристальное внимание к нему не осталось незамеченным двором. И завистники подкалывали его, а старшие, пожиравшие глазами изгибы и линии ее фигуры, злились, ревновали и не могли понять, что она нашла в этом нескладном конопатом мальчике. Отчего во время футбольных матчей его ногам доставалось еще больше.
Теперь, появляясь вечерами, ее обязательным желанием было, чтобы Август тоже гулял с ними — по центральному проспекту. И Лупик, которого обходил стороной весь центр, с удовольствием брал его с собой. По проспекту гуляли местные знаменитости и все как один оборачивались на них, от Лины не могли оторвать взгляда. Она резко выделялась. Лина всегда держала его за руку, а Лупик шел чуть сбоку или сзади, как телохранитель. И было сладко и тревожно от ее кисти, периодически сжимавшей его пальцы и не отпускавшей никуда и ни к кому.
Они останавливались около центрального гастронома, на удивление работающего в столь поздний час, Лупик уходил, оставляя их вдвоем, покупал шоколадные вафли, приносил покупку в большом кульке, а потом они ели их, шли и хрустели. И Августу казалось, что так будет всегда.
В воскресный вечер они, снова втроем, сидели за столиком, когда во двор заскочил Гришка Косой. Августик увидел, как сразу ощетинился Лупик, и только схватившей его за плечи красавице-блондинке удалось удержать от того, чтобы он не вскочил.
К их столу могли приближаться только старшие, верхушка двора, малолетним не разрешалось. Когда следом подошел Чира, неприязненно, с пренебрежением глянув на Августа, Лупик отрезал:
— Передай Косому, если я его увижу еще раз в этом дворе, это будет последний час его жизни. Уничтожу!
Лина прижала его буйную голову к себе. Еще никто, ни один безумец в городе не усомнился в словах Лупика.
Чира вернулся, передав, и сказал Августику, чтобы он хилял отсюда.
— Оставь его! — бросил зло Лупик. — Косой к тебе приходил? Я тебя что просил?!
— Но никто так и не знает, кто убил Витька!
— Я знаю! Ты или со мной ходишь, или пошел к своему козлу…
Рука Лупика потянулась к карману. Лина накрыла его руку своей и удержала.
— Что случилось? — спросила она.
Чира неохотно начал:
— Гуляли компанией год назад, пили, в двенадцать ночи вывалили на проспект, какая-то мелкая ссора. В шуме, в свалке один ударил топором Витьку по голове и сразу его бросил. Он умер на месте. Говорят, что это был Гришка Косой или его брат-близнец, который сразу же куда-то загадочно пропал. Но в суматохе никто ничего не понял. Витек был самый близкий кореш Лупика.
Лупик вздохнул тяжело и громко отхлебнул из бутылки.
— Иди, Чира, дай мне побыть с теми, кто мне предан. И близок. Пацана тронешь, душу вытряхну, и любому во дворе передай.
Чира повернулся, сутулясь, как горилла, и пошел прочь. Даже он, из верхушки, не осмелился перечить Лупику.
(А полгода спустя, зимой, Гришку нашли в подворотне, с финкой, воткнутой в самое сердце. Убийцу так и не нашли…)
Августу было как-то не по себе от рассказа. Лина в этот раз одна пошла провожать его домой. Она завела его в подъезд, склонилась и прошептала:
— Спокойной ночи, Август.
Ее легкие пушистые волосы коснулись его лица, дыхание вдруг оказалось совсем рядом, она отвела прядь от своих губ и нежно-нежно поцеловала его в щеку, потом в ушко, а потом в глаза.
Он весь покрылся мурашками, внутри все затрепетало.
— Не бойся, никого не бойся, я всегда с тобой, — тихо и очень нежно сказала она.
Август долго не мог заснуть, ворочаясь в постели всю ночь, и все ощущал прикосновение ее мягких губ. И нежных волос. Он мечтал, чтобы когда-нибудь ему встретилась такая же девушка. Для него она была совершенством.
В этот вечер Лупик пил, как обычно, когда к их столу подошли двое и предложили Лине пойти с ними, что лучше, чем «сидеть с молокососами». Двое были здоровенными мужиками и, видимо, приезжими. Справиться с худощавым Лупиком, казалось им, не представляло труда.
Лупик, похоже, был в хорошем настроении, так как, несмотря на их грубость, ответил вполне миролюбиво:
— Валите, ребята, отсюда, не гневите меня.
— Ах ты пес, — сказал один из бугаев и схватил Лупика за воротник нейлоновой сверхмодной рубашки.
Август вскочил одновременно с Лупиком и повис на руке у мужика. Лупик пробил два сильных, коротких удара, успев поймать падающего с мужиком Августа. Они выскочили из-за стола на открытое пространство. Второй дрался гораздо лучше и был изворотливей, пытаясь здоровым кулаком разбить Лупику лицо. Увидев замахивающегося Лупика, Август быстро прыгнул позади бугая и присел ему под коленки. Сильный прямой удар пришелся мужику в лицо; пытаясь отступить и увернуться от второго удара Лупика, он сделал шаг назад и, споткнувшись о присевшего Августа, упал на землю, больно ударившись головой. Крик пронесся по двору, что на Лупика напали. Стая слетелась, как коршуны, они добивали мужиков с наслаждением. Лупик и Август в этом уже не участвовали. Августа с тревогой и нежностью с ног до головы ощупывала Лина.