Заморский тайник

Первый вор, конечно, не остался. Еще раз встряхнув головой, он, стараясь не смотреть на мертвого старика, вышел из храма вслед за вторым вором.

Заимку они покинули, никого не встретив и никого не потревожив. Люди, должно быть, спали, а собак, похоже, на заимке не водилось вовсе. В ночной тайге все так же шел дождь, и все так же из чащи раздавались непонятные ночные звуки. Не оглядываясь, оба вора шагнули в заросли, ничуть не обращая внимания на то, что на их головы сразу же обрушился целый водопад. Не до этого им сейчас было. Сейчас им надо было как можно дальше уйти от скита. Нет, они не опасались, что за ними устремится погоня. Погоня в ночной дождливой тайге – дело маловероятное. Просто двум ворам нужно было уйти как можно дальше – что называется, от греха. И с украденной иконой.

Они знали, куда идут. К северу от скита в трех километрах была река, и там у них была припрятана моторная лодка. На этой лодке они намеревались плыть и плыть, пока не достигнут ближайшего города. А в городе они будут в полной безопасности. Город – это была их стихия.

До лодки они добрались благополучно. К тому же и надоедливый дождь к тому моменту прекратился. Уселись, второй вор завел мотор, и они поплыли вниз по течению.

Какое-то время они плыли молча, а затем первый вор что-то сказал.

– Что? – не понял второй вор. – Говори громче, а то мотор трещит на всю тайгу!

– Я говорю, откуда он взялся, тот старик? Зачем он пришел ночью в храм?

– А, ты вот о чем… – равнодушно проговорил второй вор. – Ну, может, он хотел помолиться этому Ангелу, который плачет… А в общем, какая разница? Главное, что все закончилось благополучно. Если эти бородачи нас и хватились, то мы уже далеко. И притом непонятно, в какую сторону мы подались. Может даже, провалились сквозь землю – если уж этот старик обозвал нас чертями! Хе-хе-хе…

– Может, и провалились… – тихо сказал первый вор.

– Что ты там бормочешь?

– Так, ничего…

Глава 6

Конечно, в тайге нет ни телефона, ни почты, ни дорог. И, казалось бы, любая весточка в этих глухих местах должна распространяться черепашьим ходом, а то и вовсе пропасть, не дойдя до адресатов. На самом же деле это совсем не так. Даже наоборот. Порой всякие вести – хоть хорошие, хоть плохие – разносятся по таежным урочищам, скитам и заимкам еще быстрее, чем в городе с его телефонами, телеграфами и прочими средствами коммуникации. Как так получается? По-разному получается. Новости передаются с попутными людьми, на попутном транспорте (большей частью это лодки, снующие по рекам), по рациям, у кого они есть, да мало ли еще как. Бывает и так, что иной раз какой-нибудь таежный житель пешком ли, на лодке ли или в зимнее время на лыжах без всяких затруднений и сомнений преодолеет пятьдесят верст – лишь бы передать важную весточку соседу, который как раз в пятидесяти верстах от него и проживает.

Поэтому нет ничего удивительного, что страшная весть о том, что в одном из скитов два каких-то чужих человека убили старика-старовера и украли старинную икону, мигом разлетелась по тайге. И, как следствие, эта новость стала известна милиции. В скит мигом снарядили следственную бригаду в полном составе: следователь, оперуполномоченный, эксперт-криминалист, кинолог с собакой, на всякий случай – три вооруженных милиционера. Вылетели на вертолете – обычном и привычном виде транспорта в здешних местах. Летчики совместно с оперуполномоченным определились по карте, где именно находится тот самый скит и можно ли близ него приземлиться. Оказалось, что на вертолете это не так и далеко, да и приземлиться тоже вполне реальное дело.

Вылетели, долетели, приземлились. Следователем была совсем еще молодая особа, лишь недавно окончившая университет, эксперт-криминалист был ей под стать. А вот оперуполномоченный – капитан Семен Курдюмов – был, наоборот, человеком опытным и тертым. Равно как и кинолог – старшина Александр Хватов. Старшина так и вовсе еще недавно был охотником-промысловиком и, следовательно, прекрасно знал и тайгу, и тех, кто в ней проживает. И потому оба они были преисполнены скептицизма и сомнений. На это были весомые причины. Как-никак следственная группа должна была вступить в контакт со староверами, а староверы – это народ специфический. Особенный народ. Милиционеры для них – это власть, а с властью староверы общаться не желают. Для того, дескать, их прадеды и ушли в таежную глушь, чтобы не общаться с властью. Ну, а они сами – продолжатели прадедовских заветов. Так что прочь от наших ворот, любая власть, не желаем тебя касаться и марать грехом наши чистые души!

Но, с другой стороны, на заимке случилось преступление. Даже целых два преступления – убийство и кража. И если с кражей еще можно было как-то вывернуться – не хотите заявлять о ней, ну и не надо, – то с убийством такой номер не получится. Убийство есть убийство – кого бы ни убили. В любом случае убийца должен быть изобличен, задержан и наказан. Но для этого нужно будет вступить в общение с обитателями скита – староверами. Без этого никак. А они станут упорно отказываться от какого бы то ни было общения. Этакий, понимаешь ли, заколдованный круг.

– Значит, так, – сказал оперуполномоченный Курдюмов, обращаясь одновременно ко всей следственной бригаде. – Вот это – староверческий скит. В нем обитают староверы. Они – люди суровые и недоверчивые, и чужих они к себе не пускают. Верней сказать, пускают лишь в каких-то особенных случаях. Так сказать, Христа ради. Но мы-то с вами прибыли сюда не Христа ради. А потому, скорее всего, они костьми лягут, но нас не пустят. Тем более, как я мыслю, сегодня у них особенный день. Сегодня у них похороны. Вот такие дела.

– А зачем нам просить у них позволения? – пожал плечами один из вооруженных милиционеров-сержантов. – Войдем без всякого разрешения! Имеем законное право! Там у них совершено целых два преступления! В конце концов, убили одного из них! Зачем нам делать какие-то реверансы? Мы – власть, а они – темные и отсталые люди…

– Ты, сынок, всегда такой дурак или только по пятницам? – Курдюмов, поморщившись, глянул на сержанта. – Приступом, что ли, ты их собрался брать? Это в городе ты власть. А здесь совсем другие законы. Другой мир, можно сказать. И мы должны блюсти эти законы. Сделаем так. С суровыми дядьками-староверами будем говорить вдвоем – я и он, – указал оперуполномоченный на кинолога. – Остальным в разговор не вмешиваться. Стойте и молчите… Попробуем уговорить этих дядек, чтобы они пустили нас на свою территорию. Надо бы взглянуть на место преступления хотя бы одним глазом.

– А как же я? – недоуменно спросила следователь. – Осмотр места происшествия – это большей частью мое дело. И потом – допросы свидетелей…

– А мне надо все сфотографировать, – поддержал следователя эксперт.

– Да и тело нужно отправить в город на судебно-медицинскую экспертизу. Нужно же официально установить причину смерти.

– Никаких осмотров и никаких фотографий! – решительно произнес Курдюмов. – Да и тела нам никто не отдаст.

– Это почему же? – удивилась следователь. – И вообще – что это вы тут раскомандовались? Я следователь, и значит, я, а не вы, здесь старшая. Мне и давать распоряжения.

– Девонька, – Курдюмов сощурил глаза и стал похож на обитателя здешних мест – рысь. – Я не командую, а объясняю. Ни вас, ни его, – он кивнул в сторону эксперта, – староверы не пустят в свои владения ни под каким предлогом. Его, – он опять кивнул в сторону эксперта, – потому что он обвешан всякими фотоаппаратами, вспышками и прочими причиндалами. По мнению староверов, все эти причиндалы – дело греховное, равно как и изображения на фото. Тело они не отдадут потому, что… Словом, долго объяснять. Такова у них вера и таковы убеждения. Своих мертвых они хоронят сами. Вас же они не пустят потому, что вы – женского пола. Женщина – носительница соблазнов и искушений. Зачем староверам искушения и соблазны? От них они убежали из мира, а тут, понимаете ли, вы…

– Что же, у этих староверов совсем нет женщин? – недоверчиво спросил один из сержантов.

– Почему же? – усмехнулся Курдюмов. – Есть у них женщины… Но свои. А наша уважаемая следовательница чужая. Стало быть, искусительница и соблазнительница.

– К тому же, – добавил эксперт-криминалист, обращаясь к следователю, – и одеты вы несоответственно – с точки зрения староверов, разумеется. Брюки, голова ничем не покрыта, да еще и всякие помады с румянами. С точки зрения суровых дяденек-староверов, вы даже не искусительница, а просто-таки развратница! Так что и впрямь лучше вам держаться от скита подальше. Мы уж как-нибудь сами…

– Черт знает что! – фыркнула следователь. – Какое-то Средневековье!

Курдюмов хотел ей что-то ответить, но не сказал ничего. Он лишь махнул рукой кинологу, и они пошли к скиту. Свою собаку кинолог оставил с сержантами, в скиту от нее толку все равно не было бы. Да и, судя по всему, не пустили бы их в скит с собакой. В скиту была тишина – ни бреха, ни собачьего визга. Значит, не водились по какой-то причине на заимке собаки, а то бы давно уже учуяли пришельцев. И потому идти в скит с собакой было бы делом опрометчивым. В чужой монастырь, как известно, со своим уставом не ходят. И со своими собаками тоже.

На стук в ворота заимки долго не было никакого ответа. Потом ворота все-таки приоткрылись, и из них выглянула чья-то бородатая физиономия.

– Здравствуйте, – учтиво поздоровался Курдюмов.

– И вам помогай Господь, – отозвался бородач. – Кто вы и что вам нужно?

– Мы слышали, что у вас горе, – сказал Курдюмов. – Даже два горя. Украли икону и убили человека… Мы хотим помочь вашему горю. Найти убийц и воров. И, конечно, вернуть вам икону.

– Бог знает и убийц, и воров, – сказал бородач. – А если знает, то и накажет. И потому мы в вашей помощи не нуждаемся. Ступайте с миром. Похороны сегодня у нас. Молимся мы.

– Убийц и воров Бог, конечно, накажет, – согласился Курдюмов. – А вот как же быть с иконой? Ведь украли же икону! От ваших прадедов она вам досталась, а им – от их прадедов. Столько лет был с вами Плачущий ангел. А теперь его нет. Разве это – правильно? Вернуть надо икону…

– Бог и вернет, – ответил бородач.

– Согласен, – кротко произнес Курдюмов. – Обязательно вернет. Но, может быть, именно нашими руками? Может, он нас для того и послал?

Это был единственный козырь в руках Курдюмова. И сейчас он зашел с этого козыря. Если такой ход не возымеет действия, то и самому Курдюмову, и всей следственной группе придется возвращаться обратно, что называется, несолоно хлебавши. И пытаться найти убийц, воров и икону, не осмотрев место происшествия, не опросив свидетелей и даже толком не уяснив, как именно был убит старик-старовер. Ничего иного просто не оставалось.

Но однако же было похоже, что ход Курдюмова сработал. Бородач о чем-то поразмыслил и распахнул ворота чуть шире.

– Пройдите, – буркнул он. – Да картузы снимите. Человека мы сегодня хороним.

Домовина с телом стояла в храме – это Курдюмов и Хватов определили сразу же. Сквозь отворенные двери было видно, что людей в храме битком. Еще больше народа толпилось рядом с храмом. К Курдюмову и Хватову подошел какой-то высокий, сурового вида старец и о чем-то коротко спросил у сопровождающего милиционеров бородача. Бородач так же коротко что-то ответил, после чего старец окинул Курдюмова и Хватов долгим внимательным взглядом. А затем сказал им:

– Что ж… Как сказал Спаситель, жить в мире и быть полностью от мира свободным невозможно. Вот вы пришли к нам из мира. Что вам нужно?

– Из милиции мы, – проговорил Курдюмов. – Будем искать убийц и воров. И икону.

– Да, брат мне сказал, – кивнул старец. – Ищите, если считаете нужным. Хотя они нам без надобности. Я говорю об убийцах и ворах. А вот что касается иконы… Это дело другое. Ищите с усердием. А мы станем вам помогать молитвами.

– Благодарю, – сказал Курдюмов и учтиво поклонился. То же самое сделал и Хватов. – Вместе мы ее обязательно найдем.

– Еще что вы от меня хотите? – спросил старец.

– Как убили вашего собрата? Кто его убил? – Курдюмов помолчал и добавил: – Не из любопытства я спрашиваю, сами понимаете…

– Понимаю, – кивнул старец. – Отойдем в сторонку. Не будем мешать людям молиться, а душе возноситься на небо.

Они отошли, и старец кратко рассказал Курдюмову и Хватову о смерти старика. И о том, что его убили ударом ножа. И о том, по какой причине его убили. Должно быть, старик застал воров за греховным делом – кражей иконы – и попытался не допустить такого страшного греха. За то и поплатился жизнью. Рассказал старец и о двух заблудившихся людях, которые попросились на ночлег, а затем, ночью и несмотря на дождь, исчезли с заимки. Должно быть, эти люди и есть воры и убийцы в одном лице. Но кто они – того ни сам старец, никто другой в скиту не знает. Просто люди, заплутавшие в тайге. А может, и не люди вовсе, а исчадия из преисподней, которые затем и явились, чтобы украсть икону с Плачущим ангелом. Потому что уж слишком ценной, просто-таки святой была эта икона. А исчадия – они, как известно, не терпят никакой святости.

С тем Курдюмов и Хватов и отбыли из скита. Они молча подошли к вертолету, так же молча Курдюмов дал команду садиться в вертолет, а пилотам – заводить мотор.

– Ну и что вы узнали? – спросила следователь, когда вертолет поднялся в воздух.

– Двое неизвестных напросились на ночлег, ночью пробрались в храм и попытались украсть икону, – пояснил Курдюмов. – За этим делом их застал старик-богомолец. Он пытался помешать ворам, за это они его и убили. Затем взяли икону и покинули заимку. Никто их не увидел и не услышал. Люди спали, а собак на заимке не водится. Кто эти двое – староверы не знают. Куда они направились, покинув скит, тоже неизвестно. Где они сейчас – никому неведомо тем более. Будем искать. Тут, знаете ли, есть где разгуляться и размахнуться. И вширь, и ввысь, и вглубь – как угодно. Есть где искать и есть кого искать.

* * *

Первоначальные поиски, впрочем, не принесли особых результатов. Хотя, конечно, кое-какие любопытные сведения Курдюмов и раздобыл.

Во-первых. В ночь, когда случились убийство и кража, на реке было слышно тарахтенье лодочного мотора. Об этом Курдюмову рассказали охотники, застигнутые дождем и темнотой и потому решившие скоротать ночь на берегу той самой реки, где они и услышали звук мотора. Самой лодки охотники не видели, так как было темно, да и зачем им смотреть на чужую лодку? Тарахтит она себе и тарахтит. Значит, в ней плывут люди. Значит, им так надо, если они плывут в такую-то ночь. Неотложное, значит, у них дело.

Так-то оно так, однако же лодка тарахтела именно в ту самую ночь, когда на староверческой заимке были совершены целых два злодейства. Притом тарахтенье охотники слышали, как потом вычислил Курдюмов, примерно спустя полтора часа после совершенных злодейств. А до той реки – примерно три километра от староверческого скита. Учитывая таежное бездорожье, ночь и дождь, как раз за полтора часа от скита до реки, где загодя припрятана лодка, и доберешься.

Возможно ли такое, что на той лодке уплыли те самые воры-душегубы? А почему бы и нет? Очень даже возможно. Тем более что у кого вдруг могла возникнуть такая надобность – плыть в лодке ночью, да еще под дождем? Только у того, кто по какой-то причине не мог дожидаться утра. Ну, так убийство и кража – разве это не есть та самая причина? Какой вор и какой убийца будут ждать, когда наступит рассвет? Нет, они сразу же постараются удалиться от места преступления как можно дальше. Несмотря на ночь и дождь, да хоть небесный камнепад!

К тому же охотники уверяли, что лодка уплыла вниз по течению, а это наверняка значит, что в город. И, опять же, кому это так приспичило – тарахтеть, не дождавшись утра, в город? За какой такой нуждой? Оно, конечно, теоретически такая нужда вполне могла возникнуть. Например, чьей-то жене заоохотилось рожать. Тут уж, конечно, ждать рассвета не будешь, а когда той жене приперло, тогда и запрягай коня. Ну, или заводи мотор.

Но в том-то и штука, что ни в том самом месте, откуда отчалила моторка, ни в ближайших окрестностях примерно на пятьдесят верст во все стороны не было никакого человеческого жилья! А значит, и рожать было некому! Староверческий скит – не в счет. Они своих рожениц в город не возят, как-то управляются сами.

Ну, а в итоге – что же получается? А получается довольно-таки правдоподобная картина. Две неизвестные личности, совершив свое черное дело, уплыли по реке на моторной лодке. А это означает, что лодка ими была приготовлена загодя. Но если оно так, то и само преступление также было задумано загодя. Готовилось злодейство, обдумывалось со всех сторон! Одно было непонятно – откуда душегубы узнали про редкостную икону в староверческом скиту? Ну да это было не так и важно. В данный момент нужно было поймать изуверов, а уж потом они и сами расскажут, откуда им стало известно об иконе.

Теперь – во-вторых. Добыл Курдюмов кое-какие сведения и о преступниках. Тайга – она ведь слухами полнится. А еще у тайги много глаз, и уж она-то непременно увидит того, кто по ней бродит. С добрыми намерениями или недобрыми – а увидит все равно. Разглядела тайга и двух незнакомцев, затесавшихся в ее дебри. Вернее сказать, разглядели этих незнакомцев люди, обитающие в тайге. Ну да что тайга, что люди – это все едино.

По виду эти двое незнакомцев были чужаками. И одежда с обуткой были на них не те, и выговор не таежный, и ухватки, и взгляды, и снаряжение – всего по небольшому рюкзачку за плечами. Плыли они, между прочим, на моторной лодке вверх по течению. И приставали к берегу, едва только завидев человеческую фигуру или признаки человеческого жилья.

И встречных людей, и человеческих жилищ по обоим берегам неширокой реки им встретилось не так и много – всего-то два человека и одна обитаемая заимка. Но у каждого встречного незнакомцы спрашивали одно и то же – правда ли, что где-то неподалеку располагается скит старообрядцев? Им отвечали, что так оно и есть, скит, по местным меркам, совсем недалеко. И даже двое из встреченных выразили желание проводить незнакомцев до того скита, чтобы они не заблудились. Но оба раза незнакомцы отказались от того, чтобы их сопроводили. Сказали, что найдут скит сами. Ну, сами так сами. Вольному – воля. А вот для чего им понадобился тот скит, о том у них никто не спрашивал. Значит, надо, если ищут. В тайге никто не гуляет понапрасну, здесь у каждого свое дело, тайга – это вам не городские тротуары. И, кроме того, в тайге не задают лишних вопросов. Если таежному человеку надо, то он сам у тебя спросит. А не спросит – значит, ему и не надо. А если ему не надо, то и тебе зачем у него спрашивать?

Разузнал Курдюмов, конечно, и о приметах тех незнакомцев. Да только что толку было с этих примет? Конечно, в тайге разыскать человека по приметам куда как проще, потому что мало в тайге людей. А в городе? Вот то-то и оно. В городе все люди на одно лицо, это вам скажет любой таежник. А те двое почти наверняка укрылись в городе. Вот и ищи их там…

Итак, что же получается согласно предварительному итогу? А получается – что те двое и есть убийцы и воры. Сами факты событий говорят за то. Вот они плыли на моторке вверх по течению и всех встречных расспрашивали о староверческом ските. А вот ночью они на моторке плыли обратно. Спустя каких-то полтора часа после убийства и кражи. Таких совпадений на этом свете не бывает… Они это. Точно – они.

Да вот только где же их искать?

Глава 7

Оперуполномоченный Егор Прилепский прекрасно понимал: икона с Иоанном Лествичником, которую украли у профессора Матвеева, вряд ли надолго задержится в Москве. Потому что это рискованно и опасно для тех, кто ее украл.

В самом деле: в частную коллекцию ее не поместишь, потому что слухи о такой редкости тотчас же разлетятся по всей Москве. А если так, то и милиция узнает об этих слухах. А узнает милиция – все для воров, кем бы они ни были, закончится очень печально. Спрятать икону в каком-нибудь надежном месте в ожидании, что через пару-тройку лет уляжется шум и о краже забудут? Так ведь не забудут, потому что такие кражи не забываются. Уникальный артефакт – это вам не какие-нибудь украденные сапоги. Да если даже и забудут, то как только икона вновь всплывет на поверхность, о краже тотчас же вспомнят. И в первую очередь вспомнит милиция. А если вспомнит, то и начнет действовать. Достанет нераскрытое уголовное дело из архива, а дальше – все понятно…

К тому же, даже если икону и спрятать, это еще ничего не решает. Потому что останутся люди, которые эту икону украли и спрятали. И другие люди, которые что-то об этом слышали или хотя бы о чем-то таком догадываются. А где люди, там и пересуды, слухи, домыслы. А где слухи, домыслы и пересуды, там и милиция с ее агентурной сетью. Взять хотя бы того же Прилепского. Для него любой слух – это та самая ниточка от клубочка. И уж он ее не выпустит из рук, пока не размотает весь клубочек!

Так что хранить икону в Москве – это очень и очень неосмотрительно. Это чистой воды дилетантство. А среди тех, кто крадет древние иконы и прочие раритеты, дилетантов нет. Такие кражи – это, можно сказать, высший воровской пилотаж. Уж об этом-то Егор Прилепский, с его немалым опытом, знал прекрасно.

Но, как бы там ни было, начал Прилепский поиски иконы именно с Москвы. Не в одиночку, конечно, а вместе с четырьмя своими помощниками – старшим лейтенантом Денисом Монаховым, старшим лейтенантом Вячеславом Ласточкиным и лейтенантами Антоном Рябко и Иваном Котиком. В одиночку с таким делом справиться было весьма затруднительно.

Как уже упоминалось, найти икону в Москве или даже где-нибудь в Подмосковье оперативники не надеялись. Но вместе с тем без таких розысков обойтись было нельзя. Хотя бы потому, чтобы быть уверенными – ни в Москве, ни в Подмосковье иконы и в самом деле нет. И начинать искать ее за пределами столицы. За широкими, просто-таки необъятными пределами – можно сказать и так. Потому что невозможно было установить, в какие такие края и веси отправилась украденная икона. Если рассуждать теоретически, это мог быть весь Советский Союз – от Владивостока до Калининграда.

Ну а кроме того, в Москве проживали несколько страстных любителей всевозможной старины, у каждого из которых имелась неплохая частная коллекция предметов этой самой старины. Понятно, что икона с Иоанном Лествичником в такой коллекции была бы той самой драгоценностью, которая затмила бы собой все прочие предметы коллекции. А если так, то каждый из коллекционеров собственную душу продал бы, лишь бы только прикоснуться к иконе. А уж стать ее единоличным обладателем – тут и говорить не о чем.

Нет, Прилепский ничуть не надеялся, что икона окажется у кого-то из любителей-частников. Собственную душу, конечно, эти люди и впрямь могли продать, если бы она кому-нибудь потребовалась, но икона еще и стоила немалых денег. Очень даже немалых, а их-то у частных ценителей как раз и не было – Прилепский также об этом знал. Ценители-частники были, что называется, чистыми фанатиками, а у фанатиков, как известно, с деньгами всегда напряженка. Фанатизм – это, прежде всего, идея, а идея и большие деньги почти никак не состыкуются друг с другом. Но тем не менее походить вокруг да около этих людей было необходимо – а вдруг они что-то слышали об украденной иконе? Или о чем-то догадываются? Например, знают имя какого-нибудь новоявленного частного коллекционера с большими деньгами, о котором сам Прилепский понятия не имеет? Вполне могло быть и такое…

Ну и кроме того, необходимо было тщательно и вдумчиво отработать всех тех ценителей, которых профессор Матвеев пригласил в свою галерею, надеясь их удивить и поразить раритетом, но поразил их его неожиданной пропажей. Таких ценителей было пятнадцать человек, и работа с ними предстоит большая. Очень большая и притом сложная, потому что к каждому такому ценителю требовался индивидуальный подход, а попробуй-ка его найти, этот подход, когда видишь человека впервые!

Но и это было еще не все. Еще необходимо было сориентировать на поиски иконы агентуру. Опять же – может, кто-то что-то слышал, может, кто-то о чем-то догадывается… Для этого также необходимо было и время, и силы, и нервы, и терпение. Ведь агенты – непростой народ. В большинстве случаев это капризные и непредсказуемые личности. Любой агент может тебе помочь, а может и соврать. Причем соврать не по оплошности и нечаянности, а целенаправленно и умышленно. Да и это еще не вся беда. Еще, чтобы разузнать хотя бы какую-то малость, агентам потребуется время – и никто не может знать, сколько именно времени потребуется.

Да-да, для всего необходимо время. А те, кто украл икону, – у них как раз со временем совсем другие счеты. Им нужно как можно быстрее замести следы. А замести следы в данном случае означает лишь одно – увезти икону из Москвы как можно быстрее и как можно дальше. Поэтому-то Прилепскому и его помощникам, помимо московских розысков, необходимо организовать еще и всесоюзные розыски, причем в кратчайший срок.

А ведь нужно было еще и отыскать внезапно исчезнувшего с профессорской дачи сторожа Федора Кузнецова и допросить его! Ведь как ни крути, а, скорее всего, этот таинственный сторож был свидетелем кражи иконы из профессорской галереи, потому что просто так, по воле случая, сторожа накануне кражи не исчезают в безвестном направлении.

Вот такой-то тяжкий груз свалился на подполковника Прилепского и его помощников-лейтенантов. Вот такой это был «курорт»…

По этому поводу Прилепский организовал короткое совещание с участием всех четырех своих помощников. Были распределены обязанности – кто чем должен заниматься и кто за что должен отвечать. Помощникам нужно было разобраться с коллекционерами-частниками и теми ценителями, которых профессор Матвеев приглашал на ту самую выставку. Одному из помощников – Ивану Котику – было поручено в кратчайшие сроки разыскать сторожа – хоть из-под земли его откопать, хоть из Австралии раздобыть. Сам же Прилепский возложил на себя обязанность по организации всесоюзного розыска иконы. Ну и, конечно, обязанность по общению с агентурой.

– Оно, конечно, все это правильно, – почесал затылок строптивый по своему характеру Иван Котик. – И коллекционеры-частники, и сторож… А только бесполезно все это. Потому что нет иконы в Москве. Далеко уже иконка… Ведь понятно, что не для понта ее воровали, то есть не для того, чтобы втайне погордиться и покрасоваться. Для продажи ее воровали, для наживы. Икона-то просто-таки бесценная! Ну а если для продажи, то искать ее сейчас нужно исключительно на наших западных границах. В первую очередь в балтийских портах.

– И с чего ты это взял? – скептически ухмыльнулся Антон Рябко. – Обоснуй.

– Да тут и обосновывать нечего! – Иван Котик решительно махнул рукой. – Тут все ясно и без того. Как дважды два! Вот смотрите. Допустим, икону увезли во Владивосток. А дальше – куда? В Японию? В Индонезию? На какой-нибудь остров Чунга-Чанга? А кому она там нужна? Кто ее там оценит, а тем более купит? Там, знаете ли, другие представления о прекрасном. Одесса или Новороссийск? В принципе то же самое. В Турции или, скажем, где-нибудь в Африке с иконой Иоанна Лествичника также получится облом. Не те у тамошнего народа ценности! Православная икона – это вам не африканский деревянный идол. Значит, остается Запад. Именно туда большей частью и уходят краденные в Союзе иконы и прочие культурные ценности. Разве мы этого не знаем? Прекрасно знаем! Разве мы никогда с таким маршрутом не сталкивались? Сталкивались неоднократно. Так в чем же дело?

– Да, но почему именно балтийские порты? А поезда? Их в западные страны ходит ничуть не меньше, чем всяких пароходов и теплоходов, – возразил Денис Монахов.

– Довелось мне в пору моей боевой молодости послужить на наших западных границах – на одном из контрольно-пропускных пунктов, – сказал Иван Котик. – А именно на том пункте, через который проходят поезда. Так вот, авторитетно заявляю, что ничего такого ни на пассажирском, ни на грузовом поезде через границу провезти невозможно. Служили, знаем. Советский пограничник – всегда на посту! Встречались изредка самонадеянные личности, которые в этом сомневались, однако их сомнения были их роковой ошибкой.

– А на пароходе, значит, провезти можно? – недоверчиво усмехнулся Денис Монахов.

– На пароходе – можно, – подтвердил Иван Котик. – Увы. Потому что пароход по своему устройству сложнее, чем тепловоз или вагон. И гораздо больше. Следовательно, и мест, где можно спрятать такую малость, как икона, на пароходе больше. Рассказывали ребята… Да дело даже не в том, что именно рассказывали ребята. А в том, что те, кто перевозят всякие запрещенные грузы и предметы через границу, прекрасно обо всем этом знают. Следовательно, икону повезут в благословенную Европу именно на пароходе. Ну, или теплоходе – какая разница. А может, уже и увезли – откуда мы можем знать?

– Это вряд ли, – не согласился Прилепский. – Слишком мало времени прошло с момента кражи. Пока доберешься из Москвы до балтийских портов, пока то да се… Да и пароходы в Европу отплывают не каждый день. А в целом, думаю, ты прав. После нашего совещания я этими делами и займусь. Разошлю, кому нужно, ориентировки, с кем-то созвонюсь – словом, сделаю все, что нужно.

– А почему мы не рассматриваем версию о том, что икону мог купить кто-то в Союзе? – спросил Вячеслав Ласточкин. – Неужели некому?

– Можно сказать и так – некому, – ответил Прилепский. – Уж слишком больших денег она стоит. А большие деньги в основном на Западе. Да и опасное это дело – хранить икону у себя. Икона-то – единственная в своем роде. Это как сидеть на мине, которая рано или поздно взорвется. Кому же охота? Это – первый аргумент, а есть еще один. Икона, скорее всего, украдена, чтобы ее продать – о чем мы уже говорили. На Западе денег за нее дадут больше. Так какой же смысл продавать икону в Союзе? Да, риску в этом случае больше, но и денег тоже больше! Ради больших денег можно и рискнуть.

* * *

Поговорили и разошлись – каждый заниматься своим делом. Почти день у Прилепского ушел на то, чтобы подготовить и разослать в разные места ориентировки, телефонограммы и телеграфные сообщения. А ведь были еще и междугородные телефонные звонки, и немало.

Ближе к вечеру Егор отправился на встречу с одним из своих агентов. Кличка у агента была Ван Гог, и был он личностью любопытной и противоречивой. По сути – талантливый художник, но ни одной стоящей картины он не написал. Подрабатывал все больше оформителем, писал, случалось, на улицах портреты всем желающим, тем в основном и кормился. Зато в столичной тусовке, где общались между собой разномастные художники, критики и коллекционеры, он был человеком, что называется, своим в доску. И, соответственно, часто становился обладателем всяческой ценной информации. Этой информацией он охотно и большей частью бескорыстно делился с Прилепским – за что и был им ценим.

Встретился Прилепский с Ван Гогом в одной из окраинных пивных. Это лишь дилетанту может показаться, что пивная не слишком подходящее место для таких встреч. На самом деле все как раз наоборот. Вершить в пивной всякие секретные дела очень даже удобно. Кругом тьма народа, а потому никто не обращает на тебя внимания. Здесь ты как все прочие, а значит, личность малоинтересная. Та же самая у тебя одежонка, такая же затертая кепчонка, то же самое, что и у всех прочих, выражение лица. Прилепский как раз и был внешне таким невыразительным типом – в мятых брюках, старенькой рубахе навыпуск, кепчонке, стоптанных сандалиях… Равно как и Ван Гог. В общем, свои люди среди таких же своих и потому никому не интересные. Пили пиво, конечно, за счет Прилепского.

– О профессорском горе слышал? – спросил Прилепский.

– А то как же, – ухмыльнулся Ван Гог. – Кто же не слышал? Вся культурная Москва гудит об этом, как улей, в который залез медведь.

– Так уж и вся? – не поверил Прилепский.

– Ну, вся не вся, а всякие ценители и коллекционеры таки гудят.