Что приезжие о себе говорили? Говорили, будто они заготовители, и этим удивили деревенский народ до крайности. Потому что здесь и заготавливать-то нечего. Разве что грибы и ягоды – их нынешним летом в лесных окрестностях навалом. Однако приезжие даже не обмолвились ни о грибах, ни о ягодах…
А ночевали они в доме лесника Лехи Поликарпова. Он-то, этот Леха Поликарпов, может статься, поведает о приезжих подробнее – ведь о чем-то он с ними общался! Вот, слышно, даже ужином их кормил и даже предлагал им выпить самогону. От ужина приезжие не отказались, а от самогона – отказались. И это было также делом удивительным, потому что все прежние заготовители, сколько бы их ни наезжало в Красуху, никогда не отказывались от самогона… А значит, никакие они, должно быть, не заготовители. А кто они на самом деле – пускай участковый спросит у Лехи Поликарпова.
Григорий Стогов побывал, конечно, у Лехи Поликарпова и обо всем его расспросил. Но узнал он немного по той причине, что приезжие ничего такого о себе Лехе не рассказывали. Сказали лишь вкратце, что они якобы заготовители, повосхищались здешними видами, расспросили Леху о его житье-бытье, да и все. А приезжали на «УАЗе». Запомнил ли Леха номер машины? Ну, а как же? Конечно, запомнил. Он – лесник, а значит, человек наблюдательный и с цепкой памятью. Леха тут же продиктовал номер, и участковый мимоходом удивился – номер, оказывается, был не здешний, а московский. Вот так-то – московский! Неужто эти двое приехали в Красуху из самой Москвы? Спрашивается – за какой такой надобностью? Хотя, может, оно и понятно, за какой надобностью… За иконой они приехали, вот за чем.
– Ну, а не выходили ли твои постояльцы куда-нибудь ночью? – спросил участковый у Лехи.
– Выходили! – ответил Леха. – Точно, выходили! Можно сказать, я это наблюдал собственными глазами!
– Тогда расскажи об этом во всех подробностях! – потребовал участковый.
– Да что ж – подробности… – Леха наморщил лоб. – Подробности, значит, такие. Сплю, значит, я. И жена моя спит тоже. Ну и детишки, само собой. Понятное дело, что и постояльцы. И вот спросонок я слышу – во дворе загавкала собака. Да так злобно, будто там, во дворе, появился кто-то чужой. Что такое, думаю? Кому это не спится по ночам, по какой такой надобности не спится? Встал я, значит, и – к окну. И вижу: из калитки выходят два человека. Именно так – выходят, а не входят. Кто такие? Эге, да это же мои квартиранты! Точно они! Да куда же это понесла их нелегкая посреди ночи, думаю? Конечно, окликать я их не стал. А то ведь, если окликнешь, то недалеко и до беды. Личности они – мне малоизвестные, и кто знает, кто они на самом деле? Ладно… Спать я больше не ложился, какой уж тут сон? Представь, даже ружьишко я к себе пододвинул на всякий случай. И решил я дождаться их возвращения. В том, что они вернутся, я не сомневался. Потому что ушли-то они пешком, а их машина осталась у меня во дворе. Куда же они денутся, от машины-то?
– И когда они вернулись? – спросил участковый.
– А примерно через полтора часа. Я даже на часы взглянул ради такого случая – точно, через полтора часа. Вернулись, значит, потихоньку прошли в свою комнатку, а она у меня с отдельным входом, и – молчок до самого утра. То есть больше никуда и не выходили.
– И что же утром?
– А ничего. Утром они сказали, что уезжают. Вежливо поблагодарили меня за ночлег, за хлеб-соль, дали мне денег и уехали. Даже завтракать не стали, хотя я и предлагал.
– А много ли дали денег-то? – спросил участковый.
– А вот представь, что много! Можно сказать, заплатили тройную цену против обычной. Я даже удивился – зачем так много, не ошиблись ли они? Ничего, отвечают, все в порядке, все так и надо, это тебе за твою доброту. Странные люди, непонятные мне… Но не заготовители они, это точно. Уж я их навидался, заготовителей-то…
– Ну, а можешь ты описать их приметы? – спросил участковый.
– Отчего не могу? Очень даже могу. Вот слушай. Или, если хочешь, записывай.
Участковый выслушал и записал, затем спросил у лесника:
– А одеты-то они были во что? Главное – во что обуты?
– Обутка-то у них – интересная, – усмехнулся Леха. – Не наша обутка, не деревенская. У обоих башмаки на толстенных подошвах. Износу тем башмакам нет, я так думаю. Основательные башмаки, не какие-нибудь кирзачи. И одежка тоже не нашенская. Городская одежка. Вроде как джинсы. По телевидению их иногда показывают. Может, видел?
– Ладно, – сказал участковый. – Разберемся, кто и что я видел… А тебе спасибо за ценные сведения.
– Не за что, – махнул рукой Леха. – Что знал, то и сказал. Так неужто это они?..
– Что – они? – нахмурился участковый, хотя вопрос, заданный Лехой, был ему вполне понятен.
– Ну, украли иконку у Карповны…
– Пес их знает, они или не они, – задумчиво ответил участковый. – Но, скорее всего, именно они и есть. Потому что для чего они приперлись в деревню, да еще на машине с московскими номерами? Издалека, стало быть, приехали… Что им здесь понадобилось? Да еще аккурат накануне кражи? Вот то-то и оно. Прибыли, украли и тотчас уехали. Даже не позавтракав… Подозрительно все это! Очень даже подозрительно! Вот только где мне теперь их искать – этих путешественников в нездешних башмаках?..
Глава 5
Суровая красота – так можно назвать северные отроги Алтайских гор. Тайга, скалистые холмы и долины, чистые, не тронутые цивилизацией реки и озера. А какие здесь деревья и цветы, а сколько в этих краях всякого зверья! Но людям среди этой красоты жить все же сложновато. Здесь почти нет дорог, а значит, нет и всего остального: больниц, магазинов, школ… Словом – всего того, что называется благами цивилизации. Все блага, так или иначе, привязаны к дорогам, и если дорог, как было сказано, нет, то и людям здесь выжить очень непросто.
Впрочем, это вовсе не означает, что людей в этих местах нет вовсе. Есть люди, как им не быть. Встречаются посреди тайги, а больше – по берегам рек, поселки с пристанями, деревушки, заимки… И если поселки и деревни, как уже было сказано, все больше лепятся к рекам – основным и во многих случаях единственным в здешних местах магистралям, – то заимки, наоборот, обычно располагаются подальше от рек и поселков на их берегах. Непролазные чащобы, глухие ущелья – самые подходящие места для заимок.
Так повелось исстари, и тому были причины. С самого начала в заимках селились люди, которых с полным правом можно было бы назвать людьми необычными. Например, анахореты по убеждению и, так сказать, зову души, не терпевшие никакой цивилизации, равно как и большого скопления людей. Или охотники-промысловики, что было объяснимо: настоящий зверь, во всем его множестве и разнообразии, водится именно в таежной глуши. Или искатели золотых россыпей. По сути, здешние края богаты золотом, но золото – это государственное достояние, и по советским законам частным образом добывать его запрещалось. Однако же, как известно, охота пуще неволи, и потому всегда находились веселые и беспечные авантюристы, стремившиеся накопать золотишка в обход всяческих законов и запретов. А не накопать – так просто пожить в необычных, вольных условиях, где нет никаких писаных законов, а есть лишь единственный закон – закон совести.
Жили в заимках и другие люди – староверы. Их, пожалуй, было больше, чем анахоретов, промысловиков и авантюристов, вместе взятых. Староверы обитали в самых глухих и отдаленных урочищах, как можно дальше от каких бы то ни было признаков цивилизации – даже самых примитивных и, казалось бы, кровно необходимых любому человеку. Но староверы предпочитали обходиться даже без такой малости. Это у них называлось «беречь веру отцов».
Никого в свои поселения староверы не пускали – за редчайшим исключением. Таким исключением могла быть лишь реальная беда, настигшая какого-нибудь таежного бродягу. Допустим, его поломал таежный зверь. Или застигла лютая непогода, укрыться от которой в тайге, да еще в одиночку, не было никакой возможности. Скажем, сорокаградусный мороз или свирепая метель. Или человек сбился с пути. Сбиться с пути в тайге – это почти верная смерть, и неважно, зимой заплутал путник или в какую-то другую пору года. Или путника одолела внезапная хворь. Истинная хворь, без всякого притворства. Или к заимке (еще такие заимки назывались скитами) приходили торговцы товаром, без которого никакому человеку невозможно было обойтись. Одежда, обувь, патроны, рыболовные снасти… Рассчитывались за все это не деньгами – денег у староверов не водилось, деньги у них считались несусветным, погибельным грехом. Средством расчетов в основном была пушнина, реже – добытое в горных речушках золото, которое, к слову, также считалось грешным и годилось лишь для расчетов, но никак не для накопления его в виде богатства. В богатстве как таковом староверы не видели никакого смысла, они его также считали погибелью для души.
Пожалуй, и все. В таких случаях староверы пускали посторонних людей под свои крыши. И даже оказывали им посильную помощь: лечили, кормили, снабжали теплой одеждой, делились патронами… Но при этом пришелец, кем бы он ни был, ночевал в отдельном помещении, ел из отдельной посуды, даже сиживал на отдельном табурете. А когда его выпроваживали, то и посуда, и табурет, и все прочее, к чему незваный гость прикасался, немедленно выбрасывалось. Или чаще всего сжигалось. Считалось, что все, к чему гость прикасался, становилось душепагубной заразой. Это что касалось физической стороны дела. Что же касаемо духовной стороны, то вслед гостю произносились специальные молитвы. Смысл таких молитв был в том, чтобы, во-первых, гость благополучно добрался туда, куда ему было надо, а во-вторых, чтобы он больше никогда не появлялся у староверческого скита и не томил своим появлением души его обитателей. Ибо гость, кем бы он ни был, – это часть греховного пагубного мира, от которого староверы и удалились в свои заимки и скиты.
И вот однажды в один такой скит нагрянули неизвестные люди. Точнее сказать, лишь подошли к скиту и постучали в глухие ворота. Их было двое – два крепких парня. Ничего, кроме небольших рюкзачков за плечами, у них с собой не было. На первый стук им никто не ответил, не ответил и на второй. И лишь после того, как пришельцы постучали в третий раз, ворота приоткрылись, и в них показался мужчина. Определить его возраст было трудно – лицо у мужчины почти до самых глаз было заросшим густой бородой. Вначале он обвел глазами окрестную тайгу, затем взглянул на небо, после чего молчаливо и безучастно уставился на двух пришельцев.
– Здравствуйте, – вежливо произнес один из пришельцев. – Простите нас за беспокойство, но… Мы туристы, и мы сбились с пути. А время – к ночи, и, того гляди, пойдет дождь. Вот уже моросит, а потом может случиться и ливень.
Действительно, близился вечер, с неба моросило, и, того и гляди, начнется ливень. Бородач еще раз взглянул на небо и опять молча стал смотреть на незваных гостей.
– Конечно, мы могли бы заночевать и в тайге, – сказал один из пришельцев. – Но… Мы люди городские, тайга для нас – чужой мир. К тому же дождь… А если звери? Да и дороги мы не знаем, потому что сбились с пути. Может, пустите нас на ночлег? А утром укажете нам дорогу? Не ровен час, пропадем в тайге…
Какое-то время бородач все так же молча смотрел на парней, а затем сказал:
– Подождите здесь. И больше не стучите.
– Подождем, – ответил один из парней. – Куда ж нам деваться?
Бородач ушел, затворив за собой ворота. Парни переглянулись между собой. Один из них что-то хотел сказать, но второй выразительно приложил палец к губам – молчи, мол, нас, возможно, подслушивают.
Ждать пришлось недолго. Вскоре бородач явился вновь, ворота опять распахнулись – на этот раз чуть шире.
– Входите, – сказал бородач и сделал два шага назад, пропуская гостей. – Ступайте за мной.
Рассмотреть, что собой представляет заимка, было сложно. Парням удалось увидеть лишь несколько приземистых бревенчатых зданий – одно длинное и широкое и два других – поменьше и поуже, да еще небольшое квадратное здание с деревянным куполом и деревянным крестом поверх купола. Один из пришельцев хмыкнул и кивнул в сторону здания с крестом, но другой сделал знак рукой, означавший, что сейчас лучше воздержаться и от звуков, и от жестов.
Бородач привел гостей к какому-то совсем небольшому строению и знаком руки велел им остановиться. Дверь строения распахнулась, и из нее вышел другой бородач – очень похожий на первого, что, в общем, было вполне понятно: все бородатые люди так или иначе похожи друг на друга. Тем более если они примерно одинакового роста и на них одинаковая одежда. А так оно и было, по крайней мере, в отношении одежды. Широкие штаны одного и того же цвета и покроя, на ногах – сапоги с короткими голенищами, и еще длинные, почти до самых колен, рубахи – тоже одинакового покроя и цвета.
– Входите, – сказал тот бородач, который вышел из помещения. – Здесь переночуете. По скиту не ходите, в разговоры ни с кем не вступайте. – Бородач помедлил и добавил: – Хоть вы и туристы, но здесь вам не экскурсия. Здесь – Божье место. Чистое место, святое. Если вам понадобится по нужде, то туда. – Бородач ткнул пальцем куда-то в сторону. – Если умыться и попить, то вот вам вода. – Бородач указал на три ведра с водой. – Еще раз попрошу – ведите себя в соответствии с нашими правилами. Иначе откажем вам в ночлеге. Это вам понятно?
– Понятно, – сказал один из пришельцев. – Не беспокойтесь, все будет так, как вы сказали. Мы люди понятливые и тихие.
– Скоро вам принесут ужин, – сказал бородач, и оба старовера тотчас же ушли.
– Строго здесь у них! – сказал один из парней. – Свято место, во как! Так что придется блюсти все их правила. А то ведь и вправду выгонят. Это будет очень некстати…
Второй парень ничего не ответил, лишь усмехнулся двусмысленной усмешкой.
Вскоре принесли ужин – жареную рыбу и нечто вроде салата из нескольких трав. И еще две деревянные двузубые вилки, а также две пустые глиняные кружки.
– Благодарим, – вежливо поклонился один из парней.
– Слава Богу, – ответил бородач, принесший ужин, и тотчас же ушел.
– Видал, какие деликатесы! – ухмыльнулся другой парень. – Интересно, что это за растительность? Как бы они нас не отравили этими деликатесами…
– Не говори ерунды, – нахмурился первый парень. – С чего бы им нас травить?
– Ну а что? – пожал плечами другой парень. – А почему бы им нас и не отравить? Скажем, за то, что нарушили их покой. Вломились в их святое место… Отравят, прикопают где-нибудь подальше в тайге, и знать никто не будет! Кругом ведь никого, кроме этих бородачей… Видал, какие у них подозрительные внешности? Ну, так это мы видели только двоих. А остальные?
Первый парень ничего на это не сказал. Он взял вилку, попробовал салат и удивленно хмыкнул.
– Между прочим, очень даже вкусно, – сказал он. – Необычный вкус, удивительный… Такого деликатеса в городах не найдешь. Даже в самых лучших ресторанах. Между прочим, и рыба тоже вполне… Не чета той, что в кабацких забегаловках… Ешь, не опасайся. И этих бородачей тоже не опасайся. Незачем их бояться. Всяк в этом мире живет так, как хочет. Точней сказать, так, как сумеет приспособиться. Мы – в городах, они – здесь… Только и того, что у нас к этим бородачам возникло кое-какое дельце – оттого мы и вторглись в их святые обители. Ну да это пустяки. Обстряпаем мы это дельце, и никакой никому беды. Для бородачей ничего не изменится, зато для нас – может, и изменится. Это здесь, наверно, деньги никому не нужны и никакого в них нет проку, а в городах ой как они нужны! В городах без денег еще хуже, чем ночью в тайге… В общем, вкушай дарованную нам пищу, и будем ждать ночи.
Вскоре наступила ночь. Тихо было на староверческой заимке – так тихо, что и не верилось, будто здесь живут люди. И, наверно, здесь жило немало людей… Но все равно – ни звука, ни огонька. А вот окрестная тайга жила своей – ночной – жизнью. По листьям и стволам равномерно шлепал дождь, порывами налетал ветер, откуда-то издалека доносились непонятные, таинственные звуки, им вторили другие звуки, которые раздавались совсем рядом с заимкой.
– Кажется, пора, – сказал первый парень.
– А если они только того и ждут, когда мы выберемся из этого сарая? – усомнился второй парень. – Сидят сейчас в темноте и нас караулят… Прирежут или застрелят! Ну а что? От них можно ожидать чего угодно! Не доверяю я им…
– А если то, а если это! – рассердился первый парень. – Ты вообще зачем забрался в эту глушь?
– Ну так понятно зачем… За тем же, за чем и ты. За иконой…
– Вот и пошли за иконой! А то разнылся и разохался! Прирежут, застрелят… Тебя все равно когда-нибудь или прирежут, или застрелят – за такие-то дела. И меня с тобой заодно.
– Типун тебе на язык!
– Ты еще перекрестись, – насмешливо посоветовал первый парень. – Благо место – самое подходящее.
Говорили они шепотом, то и дело озираясь и прислушиваясь. Ведь, если рассуждать теоретически, и в самом деле их могли подслушивать.
– Ладно, пойдем, – сказал первый парень. – Вроде все тихо… Ты хорошо запомнил, как называется та икона?
– Кажется, «Печальный ангел»…
– «Плачущий ангел», а не печальный! Плачущий!
– А какая разница?
– Может, и никакой. А может, и есть разница. Не такие уж мы с тобой знатоки в этом деле, чтобы различать все тонкости. Наше дело – телячье, и наш номер – шестнадцатый. Добыли икону, передали ее в нужные руки, получили денежки, и гуляй себе до следующего раза!
– Так-то оно так, но его, этого ангела, еще нужно отличить от прочих херувимов и серафимов… А вдруг их там – по десятку на каждой стене!
– Ну, тебе же в подробностях описывали, как он выглядит, тот ангел. Даже заставили тебя трижды это повторить. Неужто забыл?
– Не забыл, но… А вдруг иконы с этим ангелом там и вовсе нет – в храме?
– А где же ей еще быть? Иконе полагается быть в храме. На то она и икона. К тому же древняя, говорят, даже чудодейственная. Что у нее ни попросишь, то она и исполняет. Ты не хочешь что-нибудь у нее попросить? Вот украдем – и попроси… А вдруг исполнит?
– Как же, исполнит… Суеверия все это.
– А может, и не суеверия – откуда нам знать? Ладно, пошли…
На территории скита было темно – ни огонька, ни проблеска. Не было слышно и никаких звуков – кроме тех, которые доносились из тайги. Храм смутным силуэтом виднелся невдалеке. Ни в нем самом, ни вблизи также не виделось никаких проблесков и не слышалось никаких звуков. Двери храма были не заперты – староверы не запирают своих храмов. От кого их запирать – кругом все свои. Об этом парней уведомили заранее – те, кто послал их украсть икону.
Точно – храм оказался не заперт. Первый парень нащупал на двери ручку, потянул ее, и дверь бесшумно отворилась. Оба вора, неслышно ступая, вошли внутрь и замерли. Им нужно было время, чтобы глаза привыкли к темноте. У парней были с собой фонарики, но включать их по понятным причинам можно было лишь изредка и на самое короткое время – чтобы разглядеть на стене ту самую икону, за которой они пришли.
Постепенно их глаза привыкли к темноте. Вдоль стен в храме смутно чернели какие-то предметы – кажется, это была мебель или, может, какие-то ритуальные предметы. Но они воров нисколько не интересовали – их интересовали иконы. Верней сказать, одна-единственная икона, которая называлась «Плачущий ангел». Старая это была икона, редкая, и по этой причине стоившая немалых денег. Все так же беззвучно ступая, воры подошли к стенам храма, надеясь разглядеть на них иконы и среди них – нужный им образ. Но оказалось, что все стены были пусты – на них не нащупывалось ничего похожего на икону. Иконы обнаружились лишь на одной стене – той, что была напротив входа. И их там было совсем немного – пять или шесть.
Первый парень включил фонарь. Луч света пробежал по стене. Точно – икон было всего шесть, и разглядеть среди них «Плачущего ангела» было совсем не трудно.
– Вот она! – прошептал первый парень. – Снимай ее, да побыстрее! И аккуратнее. А я подсвечу.
Икону удалось снять на удивление быстро – она висела лишь на одном небольшом крюке.
– Готово! – шепотом произнес второй парень. – Вот она, золотая рыбка!..
– Пакуй ее, и мигом отсюда! – скомандовал первый парень. – А то как бы ненароком кто-нибудь не заглянул на шум…
– Кто здесь? – раздался вдруг голос от дверей.
Оба вора от неожиданности вздрогнули, да и было отчего. Их, можно сказать, застали в самый неподходящий момент – в момент совершения ими кражи. Вот и икона с Плачущим ангелом у них на руках… И при этом непонятно, кто именно застал их за таким скверным делом и много ли их таилось там, в темноте, за дверью храма…
– Кто здесь? – повторно спросил голос. – Зачем вы здесь?
Вслед за голосом вспыхнул свет – тот, кто спрашивал, зажег свечу, которая была у него в руках. Пламя свечи неярко озарило человеческий силуэт и бородатое лицо. Без сомнения, это был кто-то из староверов, обитавших на заимке, причем старик. Непонятно было, откуда он взялся, да и зачем он пришел в ночной храм, тоже было непонятно. Да и какая разница? Дело было не в этом, а в том, что этот неожиданно появившийся старик застал воров на месте их злодейства. Причем с доказательствами злодейства, то есть с иконой в руках. Оба вора застыли посреди храма, они не знали, что им делать…
Старик тем временем подошел к ворам и поднес к их лицам зажженную свечку.
– Я вас не знаю, – сказал он. – Вы не наши. Как вы здесь оказались? Что вам здесь нужно?
И в это время старик заметил у одного из воров в руках икону.
– А это что? – спросил он. – Зачем?
И неожиданно сильным движением он вырвал из рук остолбеневшего вора икону, поднес к ней свечу и ахнул:
– Да это же… Это же наш Ангел! Плачущий ангел! Царица всемилостивая, да что же это такое творится! Да это как же? Вы что же, хотели украсть у нас нашего Ангела?
– Вот что, отец! – сказал первый парень – он первым пришел в себя. – Тут такое дело… Мы не хотим тебе никакого зла. Ни тебе, ни всем, кто живет в скиту. А потому отдай нам икону, и мы уйдем. Тихо и мирно, будто бы нас здесь и не было…
– Бесы явились в нашем скиту! – ответил на это старик. – Истинные бесы… За иконой они пришли, за нашим благодетелем Ангелом! Не зря он плачет – на иконе! Не зря! Он ведал, что за ним придут бесы, он предчувствовал такую беду! Не отдам я вам икону! Прочь отсюда, лукавые бесы! Именем спасителя нашего Иисуса Христа, именем Плачущего ангела – прочь! Не отдам я вам икону!
И старик прижал икону к груди. И, не выпуская из руки зажженную свечу, попятился к двери – то ли чтобы убежать от двух бесов, то ли чтобы громко позвать на помощь. В следующий момент второй вор подскочил к старику, в неярком свете свечи в его руке сверкнул нож, вор коротко замахнулся, и старик медленно осел на пол, уронив свечу, но с иконой, прижатой одной рукой к груди. Вор мигом наклонился над неподвижным стариком и буквально вырвал из его руки икону.
– А теперь – бежим! – звенящим шепотом сказал он. – Как можно быстрее и как можно дальше! Ну, что ты застыл? Или ты хочешь, чтобы нас здесь положили рядышком с этим дедом?
– Что ты наделал? – Первый вор встряхнул головой и провел ладонью по лицу. – Зачем?
– А что мне еще оставалось? Ты бы хотел, чтобы он позвал на помощь? Ты этого хотел, что ли? Я сказал – бежим! Или я побегу один. А ты как хочешь. Оставайся, искупай грех. Благо место самое подходящее. Здесь согрешил, здесь и получишь прощение…