Проект «Радуйся, Мария»

— Я отвечал первым! — пожаловалась Эбби.

— Но она закончила свой ответ первой, — сказал я. — Какая ближайшая к Земле звезда?

— Альфа Центавра! — быстро сказала Эбби.

— Ошибаешься! — Я сказал.

— Нет, не собираюсь!

— Да, это так. Кто-нибудь еще?

— Ой! — спросил Ларри. — Это солнце!

— Правильно! — Я сказал. — Ларри получит погремушку! Осторожнее со своими предположениями, Эбби.

Она раздраженно сложила руки на груди.

— Кто может сказать мне радиус Земли?

Транг поднял руку. — Три тысячи девятьсот.

— Транг! — спросила Эбби. — Ответ прост.

Транг замер в замешательстве.

— Что? — Я спросил.

Эбби прихорашивалась. — Вы спросили, кто может сказать вам радиус Земли. Транг может вам сказать. Я ответил правильно.

Перехитрил тринадцатилетний мальчишка. Это было не в первый раз. Я бросил подушку на ее стол как раз в тот момент, когда прозвенел звонок.

Дети вскочили со стульев и собрали свои книги и рюкзаки. Эбби, разгоряченная победой, заняла немного больше времени, чем остальные.

— Не забудьте обналичить свои погремушки в конце недели для игрушек и других призов! — сказал я их удаляющимся спинам.

Вскоре класс опустел, и только гулкие звуки детей в коридоре свидетельствовали о каких-либо признаках жизни. Я собрала их домашние задания со своего стола и сунула их в чемодан. Шестой урок закончился.

Пора идти в учительскую выпить чашечку кофе. Может быть, я исправлю кое-какие бумаги, прежде чем отправлюсь домой. Все, что угодно, лишь бы избежать парковки. Целая флотилия вертолетных мамочек спустится в школу, чтобы забрать своих детей. И если кто-то из них видел меня, у них всегда были какие-то жалобы или предложения. Я не могу винить кого-то за то, что он любит своих детей, и, видит Бог, нам не помешало бы, чтобы больше родителей занимались образованием своих детей, но есть предел.

— Райленд Грейс? — произнес женский голос.

Я вздрогнула и подняла глаза. Я не слышал, как она вошла.

На вид ей было лет сорок пять, на ней был хорошо сшитый деловой костюм. В руках она держала портфель.

— Э-э, да, сказал я. — Могу я вам чем-нибудь помочь?

— Думаю, что сможешь, — сказала она. У нее был легкий акцент. Что-то европейское-я не мог точно определить, что именно. — Меня зовут Ева Стрэтт. Я из оперативной группы Петровой.

— Что?

— Оперативная группа Петровой. Это международный орган, созданный для решения ситуации с линией Петрова. Мне было поручено найти решение. Они дали мне определенные полномочия, чтобы я мог что-то сделать.

— Они? Кто они?

— Каждая страна-член ООН.

— Подожди, что? Как.

— Единогласное тайное голосование. Это сложно. Я хотел бы поговорить с вами о научной статье, которую вы написали.

— Тайное голосование? Не берите в голову. — Я покачал головой. — Мои дни написания статей закончились. Академия не очень хорошо работала для меня.

— Ты же учитель. Ты все еще в академии.

— Ну да, сказал я. — Но я имею в виду, вы знаете, академию. С учеными и экспертной оценкой и…

— А придурки, из-за которых тебя вышвырнули из университета? — Она подняла бровь. — А кто лишил тебя всего финансирования и позаботился о том, чтобы тебя больше никогда не публиковали?

— Да. Тот.

Она достала из портфеля папку.

— Простите, как вы сюда попали?

— Скучное название, но очень захватывающее содержание, должен сказать.

— Да, но.

— Ваша докторская степень по молекулярной биологии, верно? Разве большинство ученых не согласны с тем, что жидкая вода необходима для развития жизни?

— Они ошибаются! — Я скрестила руки на груди. — В водороде и кислороде нет ничего волшебного! Конечно, они необходимы для земной жизни. Но на другой планете могут быть совершенно другие условия. Все, что нужно для жизни, — это химическая реакция, в результате которой образуются копии исходного катализатора. И для этого вам не нужна вода!

Я закрыла глаза, сделала глубокий вдох и выдохнула. — В общем, я разозлился и написал эту статью. Затем я получил диплом преподавателя, новую карьеру и начал по-настоящему наслаждаться своей жизнью. Так что я рад, что мне никто не поверил. Мне так лучше.

— Я верю тебе, сказала она.

— Спасибо, сказал я. — Но мне нужно проверить документы. Не могли бы вы сказать мне, почему вы здесь?

— Я был бы довольно хромым учителем естественных наук, если бы не был.

— Как ты думаешь, эти точки живые? — она спросила.

Я кивнул. — Тогда мы скоро все узнаем. Самые блестящие умы в мире посмотрят на них и поймут, о чем они. Кто будет это делать? Вы знаете?

— Ты, сказала она. — Ты собираешься это сделать.

Я тупо уставился на него.

Она помахала рукой перед моим лицом. — Алло?

— Ты хочешь, чтобы я посмотрел на точки? — Я сказал.

— Да.

— Весь мир поручил вам решить эту проблему, и вы пришли прямо к учителю естественных наук в средней школе?

— Да.

Я повернулся и вышел за дверь. — Ты лжешь, сумасшедший или сочетание того и другого. Мне пора идти.

— Это не обязательно, — сказала она мне в спину.

— Мне кажется, это необязательно! — Я помахал на прощание.

Да. Это не было необязательным.

Когда я вернулся в свою квартиру, еще до того, как добрался до входной двери, меня окружили четверо хорошо одетых мужчин. Они показали мне свои значки ФБР и втолкнули меня в один из трех черных внедорожников, припаркованных на стоянке комплекса. После двадцатиминутной поездки, когда они отказались отвечать на любые мои вопросы или вообще разговаривать со мной, они припарковались и провели меня в здание бизнес-парка общего вида.

Мои ноги едва касались земли, когда они вели меня по пустому коридору с дверями без опознавательных знаков через каждые 30 футов или около того. Наконец, они открыли двойные двери в конце коридора и мягко подтолкнули меня внутрь.

В отличие от остальной части заброшенного здания, эта комната была полна мебели и блестящих высокотехнологичных устройств. Это была самая хорошо укомплектованная биологическая лаборатория, которую я когда-либо видел. И прямо в центре всего этого была Ева Стрэтт.

— Здравствуйте, доктор Грейс, — сказала она. — Это твоя новая лаборатория.

Агенты ФБР закрыли за мной двери, оставив нас со Стрэттом одних в лаборатории. Я потер плечо в том месте, где они слишком сильно меня избили.

— У меня есть все полномочия.

— У тебя акцент. Ты вообще из Америки?

— Я голландец. Я был администратором в ЕКА. Но это не имеет значения. Теперь я отвечаю за это. Нет времени на медленные международные комитеты. Солнце умирает. Нам нужно решение. Моя работа-найти его.

— Ты думаешь, они… едят солнце?

— По крайней мере, они съедают его энергетическую продукцию, — сказала она.

— Ладно, это… ну, ужасно. Но независимо от этого: какого черта ты хочешь от меня?

— Да, ты упоминал об этом раньше, — сказал я. — Но я должен верить, что есть более квалифицированные люди, чтобы сделать это, чем только я.

— Ученые всего мира будут смотреть на них, но я хочу, чтобы вы были первыми.

— Почему?

— Он живет на поверхности Солнца или вблизи нее. По-вашему, это похоже на водную форму жизни?

Она была права. Вода просто не может существовать при таких температурах. Примерно после 3000 градусов Цельсия атомы водорода и кислорода больше не могут оставаться связанными друг с другом. Температура поверхности солнца составляла 5500 градусов по Цельсию.

— Черт возьми, сказал я. — Я уехал не в хороших отношениях. Я удивлен, что они говорили обо мне такие приятные вещи.

— Все понимают серьезность ситуации. Нет времени на старые обиды. Но как бы то ни было, вы сможете показать всем, что были правы. Вам не нужна вода для жизни. Конечно, это должно быть то, чего вы хотите.

— Конечно, — сказал я. — Я имею в виду… да. Но не так, как сейчас.

Она соскочила с табурета и направилась к двери. — Это то, что есть. Будьте здесь двадцать третьего в семь вечера, я принесу вам образец.

— Что… сказал я. — Это будет в России, не так ли?

— Саскачеван?

Я поднял руку. — Подожди. Русские, канадцы и американцы просто делают все, что вы им скажете?

— Да. Без вопросов.

— Ты издеваешься надо мной со всем этим?!

— Устраивайтесь поудобнее в своей новой лаборатории, доктор Грейс. У меня есть и другие дела.

Она вышла за дверь, не сказав больше ни слова.

— Да! — Я сжимаю кулак.

Я вскакиваю на ноги и поднимаюсь по лестнице в лабораторию. Оказавшись там, я поднимаюсь по лестнице и хватаюсь за Таинственный Люк.

— Райленд Грейс, — говорю я с самодовольной улыбкой. — Доктор Райленд Грейс.

Тихий щелчок из люка-единственный ответ, который я получаю. После всех медитаций и самоанализа, которые я проделал, чтобы узнать свое собственное имя, я хотел бы, чтобы было что-то более захватывающее. Может быть, конфетти.

Я хватаюсь за ручку и поворачиваю. Он поворачивается. Мой домен вот-вот вырастет, по крайней мере, на одну новую комнату. Я толкаю люк вверх. В отличие от соединителя между спальней и лабораторией, этот люк сдвигается в сторону. Эта следующая комната довольно маленькая, так что, я думаю, там не было места для люка, чтобы распахнуться. А следующая комната… гм…?

Загораются светодиодные лампы. Комната круглая, как и две другие, но это не цилиндр. Стены сужаются внутрь к потолку. Это усеченный конус.

Последние несколько дней я провел без особой информации. Теперь информация атакует меня со всех сторон. Каждая поверхность покрыта компьютерными мониторами и сенсорными экранами. Само количество мигающих огней и цветов ошеломляет. На некоторых экранах есть ряды цифр, на других-диаграммы, а некоторые просто выглядят черными.

А в центре всего-стул. Он идеально расположен, чтобы иметь возможность легко добраться до всех экранов и сенсорных панелей.

Я пробираюсь в комнату и устраиваюсь в кресле. Это удобное, что-то вроде ковшеобразного сиденья.

— Пилот обнаружен, — сообщает компьютер. — Угловая аномалия.

Летчик. Хорошо.

— Где аномалия? — спрашиваю я.

— Угловая аномалия.

HAL 9000 этого компьютера нет. Я смотрю на множество экранов в поисках подсказки. Стул легко поворачивается, что приятно в этой 360-градусной компьютерной яме. Я замечаю один экран с мигающей красной рамкой. Я наклоняюсь, чтобы лучше рассмотреть.