Проект «Радуйся, Мария»

Экипаж. Мы были командой. И я-все, что осталось.

Это космический корабль. Теперь я это знаю. Я не знаю, откуда у него гравитация, но это космический корабль.

Все начинает становиться на свои места. Мы не были больны. Мы находились в анабиозе.

И мы поддерживали себя в форме. Электроды по всему телу стимулируют движение мышц. Много упражнений.

Но, в конце концов, комы опасны. Чрезвычайно опасно. Только я выжил, и мой мозг превратился в груду кашицы.

Я подхожу к женщине. Я действительно чувствую себя лучше, глядя на нее. Может быть, это чувство завершенности, а может быть, это просто спокойствие, которое приходит после плача.

К мумии не прикреплены трубки. Вообще никакого оборудования для мониторинга. В ее кожистом запястье есть маленькая дырочка. Наверное, там была капельница, когда она умерла. Так что дыра так и не зажила.

Компьютер, должно быть, удалил все, когда она умерла. Не тратьте впустую, не хотите, я думаю. Нет смысла использовать ресурсы на мертвых людях. Больше для выживших.

Другими словами, больше для меня.

Я делаю глубокий вдох и выдыхаю. Я должен быть спокоен. Я должен ясно мыслить. Тогда я многое вспомнил-свою команду, некоторые аспекты их личности, то, что я нахожусь на космическом корабле (я буду волноваться об этом позже). Дело в том, что я получаю больше воспоминаний, и они приходят, когда я хочу их, а не через случайные промежутки времени. Я хочу сосредоточиться на этом, но печаль так сильна.

— Ешь, — говорит компьютер.

Панель в центре потолка открывается, и оттуда выпадает пищевая трубка. Одна из рук робота ловит его и кладет на мою кровать. На этикетке написано: ДЕНЬ 1–ПРИЕМ ПИЩИ 2.

Я не в настроении есть, но мой желудок урчит, как только я вижу трубку. Каким бы ни было мое психическое состояние, у моего тела есть потребности.

Я открываю тюбик и впрыскиваю жидкость в рот.

Я должен признать: это еще одно невероятное вкусовое ощущение. Я думаю, что это курица с нотками овощей. Конечно, там нет текстуры — это в основном детское питание. И это немного гуще, чем моя предыдущая еда. Все дело в том, чтобы моя пищеварительная система снова привыкла к твердой пище.

— Воды? — говорю я между глотками.

Я делаю глоток. Он комнатной температуры и на вкус плоский. Вероятно, он дистиллирован и лишен минералов. Но вода есть вода.

Я доедаю оставшуюся часть еды. Мне еще не приходилось пользоваться ванной, но в конце концов мне это понадобится. Я бы предпочел не мочиться на пол.

— Туалет? — Я говорю.

Настенная панель поворачивается, открывая металлический комод. Он прямо там, в стене, как в тюремной камере. Я приглядываюсь повнимательнее. На нем есть кнопки и все такое. Я думаю, что в чаше есть вакуумная трубка. И воды нет. Я думаю, что это может быть туалет с нулевой гравитацией, модифицированный для использования в гравитации. Зачем это делать?

Хорошо, э-э… Увольте туалет.

Стена снова поворачивается. Туалет исчез.

Все в порядке. Меня хорошо кормят. Я чувствую себя немного лучше. Еда сделает это.

Мне нужно сосредоточиться на некоторых положительных моментах. Я жив. Что бы ни убило моих друзей, это не убило меня. Я нахожусь на космическом корабле-я не знаю подробностей, но я знаю, что нахожусь на корабле, и, похоже, он работает правильно.

И мое психическое состояние улучшается. Я в этом уверен.

Я сижу на полу, скрестив ноги. Пришло время для упреждающего шага. Я закрываю глаза и позволяю своим мыслям блуждать. Я хочу что-то запомнить-что угодно-нарочно. Мне все равно, что. Но я хочу его инициировать. Посмотрим, что у меня получится.

Я начинаю с того, что делает меня счастливым. Мне нравится наука. Я это знаю. Я получил трепет от всех маленьких экспериментов, которые я проводил. И я в космосе. Так что, может быть, я смогу подумать о космосе и науке и посмотреть, что у меня получится…

Я вытащила из микроволновки обжигающе горячие спагетти и поспешила к своему дивану. Я снял пластик сверху, чтобы выпустить пар.

Я выключил телевизор и послушал прямую трансляцию. Несколько коллег и несколько друзей пригласили меня посмотреть это вместе с ними, но я не хотел тратить весь вечер на ответы на вопросы. Я просто хотел спокойно понаблюдать.

Это было самое наблюдаемое событие в истории человечества. Больше, чем высадка на Луну. Больше, чем любой финал чемпионата мира. Каждая сеть, потоковая служба, новостной веб-сайт и филиал местного телевидения показывали одно и то же: прямую трансляцию НАСА.

Репортер стоял с пожилым мужчиной на галерее зала управления полетами. За ними мужчины и женщины в синих рубашках сосредоточили свое внимание на своих терминалах.

Это Сандра Элиас, — сказал репортер. — Я здесь, в Лаборатории реактивного движения в Пасадене, штат Калифорния. Я здесь с доктором Брауном, который возглавляет отдел планетарных наук НАСА.

Она повернулась к ученому. — Доктор, каково наше положение сейчас?

Ситуация была ужасающей, но сам проект был потрясающим. Мой внутренний ботаник не мог не быть взволнован.

— Арклайт был самым дорогим беспилотным космическим кораблем, когда-либо построенным. Мир нуждался в ответах, и у него не было времени на глупости. Обычно, если бы вы попросили космическое агентство отправить зонд на Венеру менее чем через год, они бы рассмеялись вам в лицо. Но удивительно, что вы можете сделать с неограниченным бюджетом. Соединенные Штаты, Европейский Союз, Россия, Китай, Индия и Япония помогли покрыть расходы.

— Расскажите нам о полете на Венеру, попросил репортер. Почему это так сложно?

— Главная проблема-топливо, — сказал Браун. — Существуют особые трансферные окна, когда для межпланетных путешествий требуется минимальное количество топлива, но мы и близко не подходили к окну Земля-Венера. Поэтому нам пришлось отправить на орбиту гораздо больше топлива, чтобы в первую очередь доставить туда луч света.

— Значит, вы не вовремя? — спросил репортер.

— Я не думаю, что когда-нибудь наступит подходящее время для того, чтобы солнце потускнело.

— Хорошая мысль. Пожалуйста, продолжайте.

Венера движется очень быстро по сравнению с Землей, что означает больше топлива, чтобы просто догнать. Даже в идеальных условиях для полета на Венеру требуется больше топлива, чем для полета на Марс.

Удивительно. Удивительный. Теперь, доктор, некоторые люди спрашивают: Зачем беспокоиться о планете? Линия Петрова огромна, протянувшись дугой от солнца до Венеры. Почему не где-то посередине?

— Потому что линия Петрова там самая широкая-шириной с всю планету. И мы можем использовать гравитацию планеты, чтобы помочь нам. На самом деле ArcLight будет вращаться вокруг Венеры двенадцать раз, собирая образцы любого материала, из которого сделана линия Петрова.

— И что это за материал, как вы думаете?

— И что мы можем узнать сегодня вечером?

— Хороший план, как всегда, доктор Браун.

— Это то, что мы делаем.

Из-за спины репортера раздались радостные возгласы.

Главный экран в диспетчерской сменился черно-белым изображением. Картинка была в основном серой, с черными точками, разбросанными тут и там.

— На что мы смотрим, доктор? — спросил голос репортера.

— Это те точки, которые мы искали? — спросила она.

— Мы не можем быть уверены, — сказал Браун. — Это могут быть просто частицы пыли. Любой крупный источник гравитации, такой как планета, будет иметь облако пыли вокруг.

На главном экране появилось еще больше изображений. Один за другим. Все почти одинаковые.

Почти.

Репортер посмотрел на изображения на экране. — Эти частицы… движутся?

Изображения, воспроизводимые последовательно, показывали, как черные точки деформируются и перемещаются в пределах своего окружения.

Репортер откашлялась и произнесла то, что многие назвали бы преуменьшением века: Они немного похожи на микробов, не так ли?

— Телеметрия! — крикнул доктор Браун. — Есть какие-нибудь шимми в зонде?

— Уже проверено, сказал кто-то. — Нет, шимми.

— Есть ли последовательное направление движения? — он спросил. — Что-то, что может быть объяснено внешней силой? Может быть, магнитное? Статическое электричество?

В комнате воцарилась тишина.

— Кто-нибудь?! — воскликнул Браун.

Я уронила вилку прямо в спагетти.

Действительно ли это инопланетная жизнь? Неужели мне действительно так повезло?! Быть живым, когда человечество впервые обнаружит внеземную жизнь?!

Ух ты! Я имею в виду-проблема Петровой все еще ужасна, но… вау! Инопланетяне! Это могут быть инопланетяне! Мне не терпелось поговорить об этом с детьми завтра.

— Угловая аномалия, — говорит компьютер.

— Черт побери! Я говорю. Я был почти там! Я почти вспомнил себя!

— Угловая аномалия, — повторяет компьютер.

Я разворачиваюсь и встаю на ноги. В моем ограниченном взаимодействии с ним компьютер, похоже, имеет некоторое представление о том, что я говорю. Как Сири или Алекса. Так что я буду говорить с ним так, как разговаривал бы с одним из них.

— Компьютер, что такое угловая аномалия?

— Угловая аномалия: объект или тело, обозначенные как критические, не находятся под ожидаемым углом расположения по крайней мере на 0,01 радиана.

— Какое тело аномально?

— Угловая аномалия.

Компьютер не ведет себя неразумно. Если я не могу вспомнить свое имя, меня, вероятно, не следует пускать в деликатные зоны корабля.

Я забираюсь на свою койку и ложусь на спину. Я настороженно смотрю на руки робота наверху, но они не двигаются. Думаю, компьютер удовлетворен тем, что я пока самодостаточен.

Я закрываю глаза и сосредотачиваюсь на этой вспышке воспоминаний. Я вижу обрывки этого в своем сознании. Как будто смотришь на старую фотографию, которая была повреждена.

Я в своем доме… нет… квартире. У меня есть квартира. Он аккуратный, но маленький. На одной стене висит фотография горизонта Сан-Франциско. Бесполезно. Я уже знаю, что жил в Сан-Франциско.

На кофейном столике передо мной стоит обед из Постной кухни в микроволновой печи. Спагетти. Жара все еще не выровнялась, так что рядом с плазмой, плавящей язык, есть карманы почти замороженной лапши. Но я все равно принимаю укусы. Должно быть, я голоден.

Я смотрю НАСА по телевизору; Я вижу все это из моей предыдущей вспышки памяти. Моя первая мысль такова:…Я в восторге! Может ли это быть внеземная жизнь? Мне не терпится рассказать об этом детям!

У меня есть дети? Это квартира одинокого мужчины, где одинокий мужчина ест еду одинокого мужчины. Я вообще не вижу ничего женского. В моей жизни нет ничего, что указывало бы на женщину. Я разведен? Гей? В любом случае, нет никаких признаков того, что здесь живут дети. Ни игрушек, ни детских фотографий на стене или каминной полке, ничего. И место слишком чистое. Дети все портят. Особенно когда они начинают жевать жвачку. Все они проходят через фазу жвачки-по крайней мере, многие из них-и оставляют ее повсюду.

Откуда мне это знать?

Я люблю детей. Ха. Просто предчувствие. Но они мне нравятся. Они классные. С ними весело проводить время.

Итак, я одинокий мужчина лет тридцати, который живет один в маленькой квартире, у меня нет детей, но я очень люблю детей. Мне не нравится, к чему все идет…

Учитель! Я школьный учитель! Теперь я это вспомнил!

О, слава Богу. Я учитель.

Глава 3

— Хорошо, — сказал я, глядя на часы. — У нас есть одна минута до звонка. Ты знаешь, что это значит!

— Молния кругом! — закричали мои ученики.

Жизнь на удивление мало изменилась с тех пор, как было объявлено о линии Петровой.

Ситуация была ужасной и смертельной, но это также было нормой. Лондонцы во время Блицкрига во время Второй мировой войны проводили свой день как обычно, понимая, что иногда здания взрываются. Как бы отчаянно ни обстояли дела, кто-то все равно должен был доставить молоко. И если дом миссис Маккриди ночью взорвали, что ж, вы вычеркнули его из списка доставки.

Итак, в преддверии апокалипсиса-возможно, вызванного инопланетной формой жизни-я стоял перед группой детей и учил их основам науки. Потому что какой смысл вообще иметь мир, если ты не собираешься передать его следующему поколению?

Дети сидели аккуратными рядами за партами, лицом вперед. Довольно стандартные вещи. Но остальная часть комнаты была похожа на лабораторию сумасшедшего ученого. Я потратила годы, совершенствуя внешний вид. В одном углу у меня была лестница Джейкоба (я держал ее отключенной, чтобы дети не покончили с собой). Вдоль другой стены была книжная полка, полная банок с образцами частей животных в формальдегиде. В одной из банок были только спагетти и вареное яйцо. Дети много размышляли на эту тему.

А украшением центра потолка была моя гордость и радость-огромный мобильный телефон, который был моделью солнечной системы. Юпитер был размером с баскетбольный мяч, в то время как крошечный Меркурий был маленьким, как шарик.

Я схватила со стола пригоршню подушек. — Как на самом деле называется Полярная Звезда?

— Полярис! воскликнул Джефф.

— Магматический, оседлый и метаморфический! завопил Ларри. Он был, мягко говоря, возбужден.

— Так близко! Я сказал.

— Магматические, осадочные и метаморфические, усмехнулась Эбби. Вот эта заноза в заднице. Но умный, как хлыст.

— П-волна, сказала Эбби.

— Хитро, но верно! Я бросил ей подушку.