Монстры большого города (СИ)

— Тебя и твою подружку. Или подружка здесь ты?

Физиономию молокососа искажает гримаса ярости. Пнув ногой сидение, парнишка разбивает пустую бутылку о поручни, и быстрым шагом направляется ко мне, но тут же тушуется, стоит мне расстегнуть куртку, и показать пистолет за поясом.

— Чего остановился? Устал? Или башка вдруг начала работать? — начинаю подначивать сосунка.

На лице паренька играют желваки, но с места молокосос не двигается. Лишь зло смотрит на меня.

— Что, придурок, так потрахаться приспичило? За сексуальное домогательство, и нападение на полицейского ты надолго уедешь за решётку, и окажешься в одной камере с каким-нибудь татуированным качком. Уж там-то секса у тебя будет в избытке. Это я тебе гарантирую.

Мои слова тут же отрезвляют молокососа. Да и его приятель тоже заметно напрягся. Видимо дошло, насколько хреново для них может закончиться эта поездка. И это вполне ожидаемо. Когда ты молодой и безбашенный, то считаешь себя неуязвимым. Такому дураку можно долго и упорно объяснять, что такое хорошо, и что такое плохо. А можно намекнуть, что если он не сбавит обороты, то целостность его задницы будет нарушена. Второе, как правило, оказывается гораздо эффективнее. По крайней мере, в краткосрочной перспективе. Кто знает, как далеко были готовы зайти эти молокососы, но если бы меня не оказалось рядом, ничем хорошим это бы точно не закончилось. Так или иначе, проблемная парочка покидает поезд на ближайшей станции, а я с чувством выполненного долга еду дальше.

9

БЕН

Ещё какое-то время понаблюдав за впавшей в ступор девчонкой, оставляю ей еды и воды, и возвращаюсь обратно в город. Изучив присланный Хэнком файл, узнаю, что папаша Анджелы исчез с радаров ещё до того, как его дочь появилась на свет, и контактировать с ней в дальнейшем он даже не пытался.

Когда девочке исполнилось четырнадцать, её мать Донна вышла замуж за офисного работника по имени Стивен, трудящегося в одной крупной фирме. На ум тут же приходят многочисленные истории о том, как отчим начинает трогать падчерицу за разные места, стоит только жене отвернуться. Мог ли Стивен поддаться искушению, и начать приставать к Анджеле? Запросто. Девчонка с такой внешностью мало кого бы оставила равнодушной. Стал бы Стивен подвешивать падчерицу на крюки, и хлестать кнутом по спине? Теоретически, это возможно. Но чтобы выяснить, на что способен отчим Анджелы, необходимо узнать его получше. Конечно, ничего не мешает мне спросить его об этом открыто. Спросить жёстко, так как я умею и люблю. Но после такого придётся пустить его в расход при любом раскладе, независимо от того, что он мне расскажет. Досадно будет, если окажется, что Стивен ничего не знает, и понятия не имеет, что случилось с его падчерицей.

Немного поразмыслив, решаю начать с Сары Джентри — школьной подруги Анджелы. Если отчим или кто-то другой донимал девчонку, она могла рассказать об этом по секрету своей лучшей подруге. Взяв поддельное полицейское удостоверение, сажусь в машину, и еду в колледж, где учится Сара. На месте выясняю, что в общежитии девчонка появляется от случая к случаю. Тактично расспрашиваю соседок по комнате, и узнаю, что Сара подрабатывает в стриптиз-клубе “Золотая Клетка”. Кем именно там трудится бывшая чирлидерша, догадаться не трудно.

Приехав в клуб, захожу внутрь. Пройдя дальше, вижу сцену, на которой у шеста под музыку крутится грудастая танцовщица. Ею оказывается Сара. Внимательно рассмотрев девчонку, отмечаю, что тело у неё роскошное. Да и с пластикой полный порядок. Девочка знает, как себя преподнести, и грамотно этим пользуется.

Спустя пару минут на отплясывающей откровенный танец девушке остаётся лишь нижнее бельё и стильная ковбойская шляпа. Отправив зрителям воздушный поцелуй, и резким движением скинув лифчик, Сара заканчивает своё выступление, и скрывается за сценой. Неплохо же ты устроилась, малышка. Судя по реакции зала на выступление, твои прелести пользуются повышенным спросом. А уж если ты за дополнительную плату ещё и ноги раздвигаешь, то заработанных денег тебе хватает не только на оплату учёбы, но и на всякие побрякушки, или что там тебе нравится.

При попытке зайти за сцену путь мне преграждают двое двухметровых громил, сразу дав понять, что посетителям туда нельзя. В ответ на это показываю полицейское удостоверение, и говорю, что мне необходимо пообщаться с Сарой Джентри. Верзилы переглядываются, после чего один из них уходит, но вскоре возвращается с Сарой, успевшей надеть довольно целомудренную блузку и брюки.

— В чём дело, офицер? — интересуется танцовщица, и я замечаю в её взгляде волнение.

— Детектив Майк Андерсон. Я хочу поговорить с вами о вашей пропавшей подруге — Анджеле Хоуп.

Волнение во взгляде Сары сменяется удивлением.

— Её нашли? — интересуется девушка с неподдельным интересом.

— Пока нет, но обязательно найдём.

Общаться со мной, стоя рядом с двумя “шкафами”, девчонка не горит желанием, и предлагает продолжить беседу в зале. Коротко киваю в ответ. Едва мы занимаем свободный столик, Сара подзывает официанта, и заказывает бренди.

— Вы уверены, что это хорошая идея? — спокойно уточняю я.

— В каком смысле? — не понимает вопроса Сара.

Кивком указываю на сцену, место на которой уже заняла другая танцовщица.

— Всё нормально. Мой следующий выход только через час. Да и не собираюсь я напиваться. Так, горло слегка промочу, — заверяет меня танцовщица.

— Вы общались с Анджелой накануне её исчезновения? — начинаю допрос.

— Я уже всё рассказала детективу Дайсону. Вряд ли вы услышите от меня что-то новое.

— Дайсона временно отстранили. Теперь этим делом занимаюсь я. Понимаю, это может оказаться непросто, но напрягите память, и расскажите обо всём, что было в тот день, когда вы в последний раз общались со своей подругой.

Сара тяжело вздыхает. В этот момент официант приносит, и ставит на стол стакан бренди, из которого танцовщица делает пару небольших глотков.

— В тот день она сильно поссорилась со своим парнем Грегом. Точно не знаю, в чём там было дело, но подозреваю, что Энджи застукала этого кобеля со спущенными штанами, верхом на какой-то сучке. Не знаю, чем этот придурок так её зацепил, но он был ей очень дорог, — рассказывает Сара.

— А что насчёт её отчима? Анджела когда-нибудь жаловалась на него?

— Постоянно. Рассказывала, какой он чёрствый жмот, и не раз задавалась вопросом, что её мать в нём нашла.

Похоже, руки Стивен не распускал. Тем лучше для него.

— Вечером Энджи мне перезвонила. Весёлая и немного пьяная, хотя до этого ни капли алкоголя в рот не брала. Рассказала, что встретила какого-то крутого парня. То ли Джона, то ли Джека, то ли кого-то ещё. Уже не помню, — продолжает Сара.

— Откуда она вам звонила?

— Точно не знаю. Наверное, из бара какого-нибудь или клуба. А может из дома этого типа. Когда она мне позвонила, я слышала, как совсем рядом играет громкая музыка.

— Это был последний раз, когда вы с ней общались?

— Почти. Через какое-то время Энджи написала сообщение, что у неё с этим парнем всё серьёзно, и они решили вместе смотаться в Вегас, чтобы сыграть свадьбу. Я попыталась напомнить ей, что скоро вступительные экзамены в колледж, но она ответила, что учёба её больше не волнует.

— Вы пробовала до неё дозвониться?

— Пробовала. Но после напоминания о колледже она даже на сообщения перестала отвечать, а телефон вообще выключила.

Любопытно. Анджела встретила какого-то красавчика, который вскружил ей голову, какое-то время переписывалась с подругой, вместо того чтобы позвонить, и рассказать ей обо всём лично, а потом и вовсе отключила телефон. Если Дайсону такое поведение не показалось странным, то либо он редкостный идиот, либо сам во всём этом замешан. Что-то с ней случилось между последним звонком и отправкой первого сообщения. И что именно, знает только загадочный Джек.

— О ссоре со своим парнем она вам сообщила лично или тоже по телефону? — задаю последний вопрос.

— По телефону.

— А где она была в тот момент, вам известно?

— Наверное, рядом с домом Грега. Но я не уверена.

— Благодарю за содействие. Это всё, что я хотел узнать.

Сказав это, встаю из-за стола и иду к выходу.

ДЖОН

Тщательное изучение базы данных занимает много времени. В итоге нахожу дюжину более или менее похожих девчонок, но по ходу сокращаю список до трёх.

Первая — Джоанна Мейпс. Студентка, сильно порезавшая накуренного в хлам однокурсника, попытавшегося её изнасиловать. Парень в итоге выжил, а девчонка получила условный срок. Её кандидатуру отметаю сразу по той простой причине, что взятые при аресте отпечатки пальцев не совпадают с отпечатками на телах жертв “фурии”.

Вторая девчонка — Мишель Фарли. Бывшая проститутка, завязавшая с “грязным” ремеслом. В поле зрения полиции угодила после того как её сильно поколотил сутенёр. И так уж удачно совпало, что этим сутенёром оказалась вторая жертва “фурии” — Уэйд Маршалл. Чем не повод проделать в нём несколько дырок? Козлом Маршалл был ещё тем. Любил девчонок своих лупить, и временами сильно перебарщивал. Если бы его не прирезала “фурия”, то это обязательно бы сделал кто-то другой.

С Карлом Хайслером чуть сложнее. Скелеты в шкафу были и у него. Хайслер был неприкрытым расистом, и даже не пытался это скрывать. Сначала он подрался с каким-то мексиканцем, сломав ему руку и выбив пару зубов. Всё это попало в объектив камеры наблюдения, но Карл отделался лёгким испугом в виде штрафа и общественных работ. Вскоре после этого случился ещё один инцидент. Рядом со станцией метро, где и работал Хайслер, кто-то забил до смерти темнокожего бродягу. Камер в месте избиения не оказалось. Свидетелей — тоже. И хотя доказать вину Хайслера не удалось, я абсолютно уверен, что это был он. Зачем Мишель его убивать? Возможно, он поднял руку, а то и ногу, на одну из её темнокожих подруг.

Вызываю Литла к себе, требую доставить Мишель в участок, и снять отпечатки пальцев, на что Боб качает головой, и объясняет, что установить местонахождение бывшей жрицы любви довольно проблематично. В её квартире сейчас живёт кто-то другой, телефон заблокирован, а все как один подружки в унисон твердят, что Мишель свалила из города. Объявлять её в розыск не требую, но из числа подозреваемых вычёркивать не тороплюсь.

Последняя подходящая девушка в списке — Анджела Хоуп. Девчонка из благополучной семьи. Проблем с законом не имела, и если бы не сбежала из дома, то не оказалась бы в базе, и я бы не узнал о её существовании. Выяснив, кто конкретно занимается поисками Анджелы, закатываю глаза. Второго такого бездаря как Рик Дайсон трудно отыскать. Серьёзные дела ему никогда не поручали, а из полиции Дайсон до сих пор не вылетел только потому что его дядя был хорошим другом капитана Хаузера.

Вызвав к себе это недоразумение, требую отчёт о проделанной работе, и узнаю, что и в этом деле особого служебного рвения Рик не проявил. Пообщался с родителями пропавшей девушки, её подругами, бывшим парнем, сгонял в Вегас, и убедился, что в списке регистрации браков Анджела Хоуп не значится, а заодно проверил несколько отелей и гостиниц. Вот, собственно и всё. После возвращения в Элдер Сити Дайсон полностью забросил это дело. Поэтому вопрос о текущем местонахождении Анджелы остаётся открытым.

С трудом верится, что она способна на жестокое убийство, но полностью этот вариант не исключаю. Всё-таки с момента её исчезновения прошло много времени. Хорошая девочка вполне могла испортиться. А могла и до Вегаса не доехать. Повздорила со своим новым парнем, он приложил её чем-то тяжёлым, а потом закопал в пустыне. Понимаю, что это вряд ли чем-то поможет, но всё же советую Литлу ещё раз поговорить с подругами Мишель Фарли, а сам решаю пообщаться с матерью Анджелы Хоуп.

10

БЕН

Телефонный разговор с Донной Хоуп подтвердил то, о чём я и так догадывался. Мать Анджелы не верила, что её дочь сбежала из дома, и считала, что с ней случилось что-то плохое. Подозрение возникло не на ровном месте. Оказывается, Стивен открыл в банке счёт на имя падчерицы, о чём сама Анджела прекрасно знала. А поскольку восемнадцать ей уже исполнилось, она в любой момент могла спокойно снять деньги, но почему-то этого не сделала. И это при том, что до исчезновения особой бережливости за дочерью Донна не замечала. Наоборот, не привыкшая ни в чём себе отказывать девчонка обожала спускать деньги на всякую ерунду, вроде модных шмоток и походов в салон красоты. А тут вдруг такая экономность. Разве что новый приятель оказался богатым, и был готов спонсировать все капризы новой подружки. Но если всё так замечательно, зачем сбегать из города, и рвать все контакты с родными и близкими? Вот и я подумал, что незачем.

Родной город я знал отлично, но для большей наглядности всё же врубил карту на компьютере. Анджела пришла к своему приятелю, застала его с другой девчонкой, после чего они поругались. Затем она позвонила лучшей подруге, пожаловалась на изменщика, и принялась склеивать разбитое сердце. Сара предположила, что поднимать настроение Анджела отправилась в увеселительное заведение, и я был склонен с ней согласиться. Вопрос в том, в какое именно. Ближайший бар отметаю сразу. Слишком уж неприглядная дыра. Хорошая девочка даже в очень плохом настроении туда не побежит. Да и музыки там отродясь не играло, ни громкой, ни тихой.

Пока изучаю карту, едва не пропуская недавно открывшийся торговый центр, на месте которого раньше находился печально известный клуб “Паладин”. Тот самый, который с громким скандалом закрыли копы, освободившие кучу невольников и невольниц. Неужели Анджела была одной из них? Если это так, то почему она до сих пор числится пропавшей? Почему не вернулась домой, а предпочла ото всех спрятаться? Чтобы подтвердить или опровергнуть свою догадку, ищу больше информации о “Паладине”, и выясняю, что секс-рабов прижигали, словно животных, оставляя на теле клеймо с логотипом клуба. Найдя фото одной угрюмой рабыни, замечаю выжженный знак на животе. В том же самом месте, где у Анджелы ожог. Похоже, в случае с ней эти выродки переборщили. Или же она прижгла себя сама, чтобы избавиться от ненавистного знака. В любом случае, нахождение в плену сильно ударило по психике девчонки. Так или иначе, загадка “фурии” разгадана. Вопрос в том, что теперь с этим делать?

АНДЖЕЛА

Возможно, всё дело в усталости и стрессе, но спокойно на новом месте проходит лишь самая первая ночь. Все последующие ночи я с громким криком просыпаюсь от кошмаров, и долго не могу заснуть, вздрагивая от каждого звука. Как заклинание твержу, что мне ничего не угрожает, но это совсем не помогает.

Панические атаки начались сразу после того, как я впервые покинула своё убежище, и прошлась до ближайшего магазина одежды. Что по пути туда, что по пути обратно, мне казалось, что все без исключения как-то странно на меня таращатся, и что-то шепчут за моей спиной. А стоило мне только услышать вой сирены или увидеть патрульную машину, как я тут же срывалась с места, и удирала без оглядки. Враги мерещились чуть ли не на каждом шагу, и я ничего не могла с этим поделать. То и дело вспоминался с большим опозданием смытый в унитаз телефон, который могли отследить. Добираясь до квартиры, я передвигалась по лестничной клетке как по минному полю, боясь попасться кому-нибудь на глаза. Надевая толстовку с капюшоном, выходила за едой исключительно в небольшой круглосуточный магазин неподалёку, и только поздней ночью. Никогда не расставалась с выкидным ножом и перцовым баллончиком.

Страдая от паранойи и одиночества, сижу в созданном мной коконе, и чуть не пропускаю очень важную новость. “Паладин” закрыли! Полиция провела успешный рейд. Чуть ли не по всем каналам уже не первый день только об этом и говорят. Всех пленников освободили, “красных” либо арестовали, либо убили про попытки оказать сопротивление. Пулю в башку получил и хозяин клуба. Похоже, его заверения насчёт того, что вся полиция города кормится у него с рук, не соответствует действительности. Нашелся же кто-то, кто сумел положить конец этому кошмару.

Известие о том, что мне не нужно больше прятаться, ожидаемо приносит облегчение. Окрылённая этим открытием, пробую дозвониться до матери, однако дома никто не отвечает. Пытаюсь вспомнить номер сотового матери или Стива, но ничего не выходит. Не прекращаю названивать вплоть до самого вечера, но с каждой неудачной попыткой моя решимость потихоньку угасает. Что я скажу матери? Что её единственной дочерью пользовались как хотели, и кто хотел? Что её втоптали в грязь, и отняли близкого друга? Воспоминания о том, что со мной было, никуда не исчезнут. Они навсегда останутся со мной. Как прежде уже никогда не будет. Но может стать хуже.

Если я вернусь домой, сохранить в тайне то, что со мной случилось, вряд ли удастся. Каждая собака будет знать, через что мне пришлось пройти. Мне будут напоминать о пережитом до конца жизни, какой бы длинной или короткой она не была. Нет, я не могу этого допустить! Уже лучше вынужденное одиночество, чем такая слава. Поэтому всё же сумев дозвониться до матери, просто молчу в трубку, не в силах вымолвить ни слова. Услышав на том конце гудки, отшвыриваю телефон в сторону, и начинаю громить всё, что попадается под руку, затем падаю на пол и долго плачу. Вырвавшись из одной клетки, я угодила в другую, которую сама для себя и создала. Раздавленная и обессиленная, так и засыпаю на полу среди устроенного бардака.

Утром чувствую себя получше. Наведя порядок и позавтракав, иду за продуктами, но не в ближайший магазин, где до этого всё время закупалась, а в крупный супермаркет. Вместо толстовки с капюшоном надеваю лёгкую кофту. Лицо не прячу, стараюсь ни от кого не шарахаться. Умом понимаю, что мне сейчас ничто не угрожает, но убедить себя в этом получается не сразу. Чтобы полностью излечиться от страха, одной ночи мало.

Вернувшись, разбираю пакеты с покупками, и сажусь смотреть телевизор. Переключая каналы, натыкаюсь на какое-то популярное шоу, куда позвали выступить двух освобождённых из “Паладина” рабынь. Сделав звук погромче, кладу пульт на подлокотник. Ожидаю, что услышанное хотя бы частично поможет мне восстановить душевное равновесие, но просмотр дебильного шоу вызывает лишь сильное раздражение. Одна из девчонок подробно рассказывает, как ей было плохо и больно, когда какой-то громила без подготовки и смазки пользовался ей как резиновой куклой, а когда устал, уступил место другому. Микрофон переходит от зрителя к зрителю, и все они как один жалеют бедняжку, и выражают надежду, что всё у неё образуется. Смотрю на эти сытые скучающие физиономии, и не верю ни единому слову. Все эти напутствия и пожелания — одно сплошное грёбаное лицемерие. Никого вам не жалко. Любопытно, но не более того. Чтобы понять, каково это, быть чьей-то безвольной куклой, нужно почувствовать это на своей шкуре. Вы же припёрлись сюда только для того, чтобы вживую поглазеть на жертв злобных похотливых ублюдков. Твари лицемерные, вам только газировки и попкорна не хватает!

Вторая девчонка рассказывает, как её голую привязали к столбу, и на протяжении двух часов опробовали целую кучу секс-игрушек различных форм и размеров. Когда она говорит, что ничего больнее и ужаснее и быть не может, хочется швырнуть пультом в телевизор. Да что ты знаешь о боли и ужасе?! Твоего друга ловили при попытке сбежать, а заодно и вытащить тебя? Его избивали до полусмерти, а потом ещё живого скармливали голодным псам, записав весь процесс на видео? Тебя заставляли на всё это смотреть, без возможности отвернуться или закрыть глаза? Нет? Тогда закрой свою поганую пасть, и не говори о том, будто знаешь, что такое боль и ужас! Ни хрена ты о них не знаешь!

Окончательно меня добивает финал этого никчёмного балагана. Обе дурочки приходят к выводу, что сами во всём виноваты, и гордо заявляют, что готовы посветить остаток жизни богослужению и прочей религиозной ерунде. После очередной порции аплодисментов и лживых пожеланий, не выдерживаю, подбегаю к телевизору, и со всей силы бью ногой по экрану. Ящик падает на пол, и отрубается. Желание вновь начать погром очень сильно, и чтобы хоть как-то успокоиться, прикрываю глаза, и начинаю про себя считать до десяти. Глупо было даже думать, что кто-то сумеет мне помочь, подберёт слова, услышав которые, я почувствую себя гораздо лучше. Я осталась наедине со своими демонами, и не стоит ждать, что кто-то поможет мне их победить.

— Привет, Энджи, — слышу позади.

Вздрагиваю, открываю глаза, и вижу Томми. Не изувеченного до неузнаваемости, и похожего на один большой кровоточащий кусок мяса, каким он приходил ко мне во снах, а целого и невредимого. Живого.

— Томми? Но ты же… — растерянно бормочу я, не понимая, что происходит, и как друг, пытавшийся вызволить меня из плена, сумел воскреснуть.

— Чудеса всё же случаются, — отвечает Томми, и на его лице впервые за долгое время играет озорная улыбка.

11

АНДЖЕЛА

Проходя между рядами продуктов, неторопливо заполняю тележку. Счета за квартиру по вполне понятным причинам не оплачиваю, и готовлюсь к тому, что со дня на день могу остаться без электричества и воды. Сломанный телевизор восстановлению не подлежит, а тратиться на новый совсем не хочется. И так денег осталось всего ничего. Хоть как-то побороть скуку мне помогают разговоры с Томми. Да, от одиночества, жалости к себе и подавленной агрессии ко всему окружающему миру я окончательно свихнулась. Это так же неоспоримо, как и то, что дважды два — четыре, и отрицать очевидное не имеет смысла. Мне всего восемнадцать лет, но я уже отработанный материал, с какой стороны не посмотри, и это в очередной раз подтверждает, что решение не возвращаться домой было правильным.

— Дженни!

Услышав это, впадаю в ступор, и роняю пакет с соком на пол. Этот голос мне знаком.

— Дженни! — вновь слышу тот же окрик.

— Да здесь я, здесь!

Выйдя из ступора, подхожу к соседнему ряду, и вижу рыжеволосую девушку в наушниках, и мужчину в зелёной рубашке. Ей на вид лет шестнадцать максимум. Ему — чуть за сорок.

— Нашла? — интересуется мужчина.

— Нашла, — отвечает девчонка, закидывая в тележку упаковку тампонов.

Парочка недолго о чём-то переговаривается, и уходит. Пока смотрю им вслед, чувствую, как трясутся руки. Не от страха, а от ярости. Этот выродок был одним из первых. Его лица я не видела, ведь как и все остальные, он носил белую маску, и никогда её не снимал. Но голос я запомнила. Этот ублюдок всё время называл меня Дженни, и заставлял надевать рыжий парик. А когда всё заканчивалось, просил ничего не рассказывать маме, и обещал на выходных отвезти в парк аттракционов. Задаюсь вопросом, очередной ли это заменитель, или же самая настоящая Дженни, при мысли о которой у ублюдка случался стояк. Но уже через секунду подобная ерунда перестаёт меня волновать. Все мысли вытесняет жгучая всепоглощающая ненависть. Хочется зубами перегрызть глотку ему, ей, и любому, кто попытается мне помешать. О последствиях даже не думаю.

Но стоило всего на минуту упустить из виду эту мразь, как он тут же теряется среди других покупателей. Ношусь между рядами как ненормальная, грубо расталкивая тех, кто преграждает мне дорогу. Какой-то старик пытается прочитать мне лекцию о хороших манерах, но встретившись со мной взглядом, тут же затыкается, и торопливо сваливает. Так и не сумев отыскать ублюдка, решаю вернуться к кассам, и подождать его там.

Моя вспышка ярости не остаётся незамеченной. Охранники косо на меня поглядывают, и стараются не упускать из виду. Когда выродок и его дочка, или кто она там на самом деле, подходят к кассе, я уже готова на них накинуться, но в супермаркет так не вовремя заходят двое патрульных. Ярость не утихает, но разуму удаётся одержать верх над эмоциями. Если сейчас при всех накинусь на этот кусок дерьма, то меня пристрелят, как бешеную собаку, а его тут же подлатают, и отвезут в больницу. Он останется жив, а я тупо сдохну, ничего не добившись. Нет, так нельзя! С трудом сдерживаясь, смотрю, как парочка оплачивает покупки, и уходит. Рассчитавшись за продукты, выбегаю на улицу, и замечаю, как мужик с девчонкой садятся в красный джип, и выезжают со стоянки. Поняв, что упустила ублюдка, едва сдерживаюсь, чтобы не начать орать во весь голос.

После всего, что случилось в “Паладине”, память — мой злейший враг, и главный источник боли. Но пока возвращаюсь к себе, именно она начинает подкидывать мне нужные подсказки. Стоя на кассе, выродок какое-то время любезно трепался с кассиршей, словно они хорошие знакомые. А когда расплачивался за покупки, воспользовался скидочной картой. Что это значит? А это значит, что затоваривается в этом супермаркете ублюдок регулярно. Поэтому нужно лишь дождаться, пока он снова там появится, и подкараулить его на стоянке.

Теперь, когда есть время в запасе, а кровавый туман не застилает взгляд, появляется возможность всё хорошенько обдумать. Идея пустить подонку кровь плотно засела в моей голове, и отказываться от неё я не собираюсь, но теперь стараюсь думать и о последствиях. Камеры есть не только в самом супермаркете, но и на парковке. Если буду постоянно ошиваться рядом с магазином, мной обязательно заинтересуется охрана, или даже копы. Наблюдать за парковкой стоит с приличного расстояния. Нацепить на себя лучше что-нибудь такое, чтобы потом меня сложно было опознать. Вроде толстовки с капюшоном. Даже нет, не так. Следить за парковкой в чём-то более неприметном, а когда появится ублюдок, переодеться в толстовку. Так будет намного лучше.

Взяв воды, чипсы и шоколадные батончики, начинаю следить за супермаркетом со следующего утра. Сначала прохожусь по стоянке, чтобы убедиться, что красного джипа здесь нет, затем отхожу на приличное расстояние, и продолжаю наблюдения издалека. Слежка оказывается очень нудным занятием. Первые часы наблюдаю за стоянкой пристально, стараясь ничего не упускать из виду, но к обеду бдительность сильно притупляется. Делаю короткие паузы лишь затем, чтобы справить нужду. Время тянется очень медленно. С трудом дождавшись вечера, доедаю последний батончик, допиваю оставшуюся воду, и уже хочу покинуть свой пост, как вдруг замечаю красный джип. Заехав на стоянку, ублюдок выходит из машины и идёт в магазин. В этот раз он один. Но даже если бы выродок притащил с собой Дженни или кого-то другого, меня бы это не остановило. Подонок должен сдохнуть, и он сдохнет. А Дженни пусть радуется, что не составила ему компанию. Попытайся она мне помешать, моя рука бы не дрогнула. И плевать, что ничего плохого эта дурочка не сделала. Если меня не пожалели, то почему я должна кого-то жалеть? Так что пусть радуется, что оказалась в нужное время в нужном месте, а не рядом с этим куском дерьма.

Забежав за угол, достаю из рюкзака за спиной толстовку с капюшоном, а также бейсбольную биту. Оставив ранец на земле, бегу на стоянку, и прячусь за машиной, припаркованной напротив джипа. Незаметно наблюдая за входом в супермаркет, вижу, как выродок вскоре выходит на улицу, и чувствую, что моё сердце вот-вот выскочит из груди. Ни о чём не подозревая, ублюдок идёт к своей машине. Только он проходит мимо моего укрытия, крепко сжимаю биту в руках, и выпрямляюсь во весь рост, перестав играть в прятки.

Подбежав сзади, со всей силы бью выродка по голове. Кусок дерьма как подкошенный падает на асфальт.

— Я не Дженни! — яростно кричу, пиная выродка в бок.

Тот ничего не отвечает — лишь жалобно скулит в ответ. Замечаю кровь на затылке и на бите. Размахиваюсь, чтобы ещё раз врезать подонку, но вовремя останавливаюсь. Кажется, у выродка серьёзное сотрясение, а может быть даже и трещина в черепе. Врезала ему я неслабо. Ещё один удар по башке может его прикончить. Ну уж нет, мразь, ты так просто не отделаешься!

Развернув выродка на спину, начинаю яростно хлестать его по щекам. Тот жалобно скулит, и просит остановиться, но меня его бормотание лишь ещё больше злит. Ненавижу! Ненавижу вас, тварей поганых! Всех вместе, и каждого по отдельности! Достав нож, отрезая рукава от рубашки, и ими затыкаю выродку рот. Спустив с подонка штаны вместе с трусами, какое-то время смотрю на его не слишком длинный, но довольно толстый отросток, и приступаю к удалению. Нож очень острый, и проблем с отрезанием члена не возникает. Расставание с самой важной для любого мужика частью тела ублюдок воспринимает очень болезненно. Я вижу это по ужасу в его глазах, по тому, как он мечется в судорогах. Если бы не удар битой по башке, вряд ли бы этот кусок дерьма позволил мне зайти так далеко. Наверняка отбивался бы до последнего, а не дёргался и мычал. Выдернув изо рта выродка куски рубашки, запихиваю туда окровавленный отросток. Именно так и должны подыхать такие мрази, как ты! Лёжа с пробитой башкой, и давясь собственным отрезанным членом!

Однако и этого мне оказывается мало, и я начинаю дырявить эту падаль ножом. Перестаёт дёргаться, и навсегда затихает он уже после нескольких ударов. Но я всё равно продолжаю бить, и останавливаюсь лишь тогда, когда устаёт рука. Покончив с выродком, обыскиваю его карманы, и нахожу бумажник. Забрав его, хватаю биту, и бегу прочь со стоянки. Добравшись до рюкзака, снимаю толстовку, и замечаю пятна крови. Сердце начинает колотиться быстрее. Переодевшись, переулками бегу до дома. Забежав в квартиру, захлопываю за собой дверь, и перевожу дух. Вспомнив про бумажник, заглядываю в него. Кроме налички, нахожу там фотографию, на которой изображён на тот момент ещё живой выродок, Дженни, какая-то женщина и мальчик пяти лет. Все они стоят на фоне церкви, и улыбаются, как и положено счастливой семье. Пройдя на кухню, поджигаю снимок. Глядя на то, как он горит, ловлю себя на мысли, что так хорошо как сейчас, я себя уже давно не чувствовала.

БЕН

“Киборг-19” напомнил о себе, и выразил желание поскорее встретиться с маленькой Энни. Сначала я хотел попытаться перенести эту встречу, но поймал себя на мысли, что объявился этот любитель маленьких девочек как нельзя вовремя. Сам того не желая, он подсказал мне, как поступить с Анджелой.

“Киборг” предлагает мне встретиться в небольшом семейном кафе у южного пирса. Более удачного места для встречи и придумать нельзя. Ты буквально мысли мои читаешь, и делаешь всё возможное, чтобы облегчить мне задачу. Отвечаю согласием, но предлагаю дождаться до вечера. “Киборг” соглашается.

Прихожу на место встречи раньше оговоренного срока, и внимательно осматриваюсь. В кафе народу всего ничего. Пользуясь этим, подгоняю машину поближе к причалу, а сам спускаюсь вниз. Какое-то время просто стою, и смотрю на воду, пока на телефон не приходит сообщение, что он уже на месте. Недолго думая, пишу ответ, и прошу спуститься к воде, соврав, что нашёл выброшенного на берег китёнка. Закинув наживку, прячусь за опорами, и жду.