Сяо Тай и пираты Южных Морей

Уснуть все же не удается. Она лежит с закрытыми глазами и прислушивается к ночной какофонии звуков тропического леса. Едва лишь через листву начинает пробиваться бледное свечение утренней зари — она заматывает обе ноги полосками ткани, вполголоса ругаясь на «Лезвия Ци», пусть и полезное заклинание, но что с обувью вытворяет! Научится бы испускать Ци не из ступней и голеней, а скажем в пяти сантиметрах от кожи… что конечно же возможно, но совершенно другой уровень контроля предполагает.

Она осторожно встает на ноги, держась за ствол дерева. Пробует опереться на пострадавшую ногу. Болит, но идти можно. Прихрамывая — ковыляет к другому дереву, заприметив длинную упавшую вниз ветку. Садится рядом с ней, вынимает нож и отрезает ее с двух сторон, оставив развилку на конце. Проверяет длину и удовлетворенно кивает. У нее теперь есть палка. Альпеншток. Ну или костыль — развилка находится как раз чуть ниже ее подмышки. Она встает, опирается на вырезанную ветку и морщится. Будет натирать… сразу не понять, но через некоторое время обязательно будет. Полосками ткани от многострадального пао, верхнего одеяния — она обматывает развилку ветви. Поднимает голову вверх. Солнце встало в той стороне, где находится пляж, значит там восток. Если встать левым плечом к пляжу, то правое плечо укажет на запад, а лицом она будет обращена на север. За спиной — юг.

Остатки ткани от верхнего одеяния идут на обмотки ног. Это — важно. Если бы у нее была нормальная обувь, то никакой скорпион ее бы не прокусил. И сейчас, обмотки на ногах, выполненные из разноцветного шелка, выглядели убого, она словно француз под Москвой зимой одна тысяча восемьсот двенадцатого года, никакой эстетикой тут и не пахнет. Но свою главную задачу они выполнят, пусть и временно. Защита раны, защита ног от острых камней и сучков, от укусов чертовых скорпионов или кто тут еще водится. Скорпионы, тарантулы, сколопендры… неважно. Через некоторое время обмотки промокнут и станут тяжелыми, это всего лишь временное решение, но ей нужно убраться отсюда. Найти временное убежище. Еду и воду. Сперва воду, конечно. В глотке пересохло, нога болит, в солнечном сплетении скребут когти, слабость… ей нужно попить, поесть и отдохнуть в безопасности. Сперва — выбрать направление. Возвращаться на пляж нельзя, там она будет видна издалека. Кроме того, на пляже нет доступа к пресной воде. Принято считать, что человек может продержаться без воды в от трех до семи дней, но это зависит от условий внешней среды, от физической активности и прочего… а у нее еще и воспаление, повышенное содержание токсинов в крови, плюс жаркий климат вокруг… последний раз она пила чай еще в Лань.

Она попыталась сплюнуть и поморщилась. Слюны во рту не было. Первые признаки обезвоживания. У нее очень мало времени. Но и идти наобум, куда глаза глядят — она не может. Это верный путь к гибели… она только зря энергию потратит.

Она вспоминает как именно выглядит место, в котором был открыт портал — узкая полоска пляжа на берегу, тропический лес сразу за полосой песка, пальмы нависающие над берегом. И чуть поодаль — гора. Вернее — несколько гор. Единственный способ хоть как-то сориентироваться в пространстве — забраться на возвышение. Но горы только кажутся близкими, расстояния могут быть обманчивы, в зависимости от их размеров, а она хромает. Дойти до горы, определить направление… сможет ли она? Если по пути не попадется ручья или источника с пресной водой, то можно и не дойти. Есть еще одна возможность, о которой она старается не думать, но… похоже, что иного выхода нет. У нее уже скребут коготки дефицита Ци в организме, а если она применит заклинание Линзы Ци, и не только Линзы, но и Зеркала, разместить Линзу внизу, а Зеркало так, чтобы отражать свет и обозревать окрестности сверху… будет что-то вроде большого перископа с возможностью оптического зума. В свое время она придумала Линзы Ци как возможность прицелится как следует на большом расстоянии, Ци это заклинание потребляет не так много, но у нее сейчас каждая толика на счету.

Но… даже если все так — до горы она не дойдет. Определить направление, найти источник пресной воды, или…

Она собирается с силами и хромает вперед. Нужно сперва найти поляну. Или опушку. Что-то достаточно открытое, чтобы свет беспрепятственно проходил сверху вниз. Уже тогда она сможет собрать остатки своей Ци и скастовать заклинания. Хотя ей страшно подумать что же тогда произойдет с ней… каково это — остаться совсем без Ци? И хватит ли оставшейся Ци хотя бы на это заклинание.

Она хромает вперед. Впереди виднеется просвет среди деревьев. Как раз то, что нужно. Раздвигая ветки в стороны, она проходит на середину поляны. Ровный пятачок выжженой земли. Почему выжженой? Удар молнии? Огненный шар заклинателя? Впрочем, сейчас это не так уж и важно. Все что ей нужно — выбраться на середину поляны, собрать воедино остатки своей Ци и вложить ее в два заклинания, два выхлопа Ци в пространстве. Она шагает вперед, осторожно ступая на больную ногу, доходит до середины поляны и садится, опирая на импровизированный костыль, с облегчением вытянув ногу в сторону.

Все. Теперь самое главное. Ей нужно определить, где она находится и куда двигаться дальше. Нужны убежище, вода и еда. Пещера с протекающим рядом ручьем — было бы идеально. А еще чтобы рядом с пещерой стояла палаточка лекаря и чайная, где подают густой суп с лапшой. Ну и конечно продавались пилюли Золотистой Ци. Раз уж мечтать, то по полной.

Она взглянула вверх. Синее утреннее небо, ни единого облачка. Хорошо. Подтягивает больную ногу к себе, морщится, садясь по-турецки. Поза лотоса с опухшей ступней была недоступна. А когда сидишь, просто отставив прямую ногу в сторону — Ци собирается намного хуже. Не зря все эти отшельники в позе лотоса сидят, медитируют. В обычное время ей было бы плевать, в обычное время она просто окружена сферой Ци, она купается в ней. Но сейчас ей важна каждая толика. Потому лучше сесть по-турецки… вдох, выдох. Вдыхается белая прана, проходит через организм, выдыхается через больную стопу, излечивая и унося с собой боль, выбрасывая гнойное, желто-коричневое облако… и так еще раз. Дергающая боль в ступне становится терпимей, приглушается. Теперь — собрать Ци в средоточие дантянь, чуть ниже пупка, попробовать… не получается. Ци разлетается во все стороны, словно бумажный парус рвется под порывами ветра. Ну конечно, у нее разорваны меридианы, и то количество Ци, которого было бы достаточно для обычного человека — для нее лишь капелька на горячем камне под обжигающими лучами солнца. Пшш… и нет. Только мокрое пятно осталось.

Она стискивает зубы. Ци стремительно убывает, не позволяя работать с ней, тысяча маленьких когтей разрывают ее изнутри, грудь, солнечное сплетение, живот, низ живота. Но у нее нет выбора, ей нужно сформировать заклинание! Если собрать остатки Ци…

В ее глазах темнее, мир переворачивается и последнее что она видит — стебелек травы, совсем близко, у самого лица…

— Эй ты! Давай шевелись уже! — кричит Сумэй на неповоротливого братца Жиминя, который пыхтит где-то позади.

— Да не беги ты так! — отзывается тот: — куда торопишься? Мин Вао уже сказал, что это не покупатели. Оценщики. Большого пира не будет. И денег пока нет.

— Дурачок ты Жимин. — она поворачивается к нему и упирает руки в бока: — ну и что? Оценщики Императорского Двора — это большие шишки, нэ?

— И что? Подумаешь, оценщики. Не продали Жемчужину — не будет денег. Не будет денег — нет пира. Не такой уж я и дурачок. И вообще, будешь обзываться — я тебя поколочу.

— Чтобы меня поколотить ты сперва меня догнать должен. — дразнится Сумэй: — да я три круга вокруг тебя описать смогу, прежде чем мы в деревню придем.

— Поймаю и поколочу! — упрямо бычится Жиминь: — тебе матушка говорила, что нельзя над братом смеяться! Пусть я и младший, зато мужчина!

— Мужчина — тот у кого деньги есть, а у тебя только свои портки да голова лысая. Ты ж в монахи хочешь податься, какой ты мужчина? — Сумэй спрыгнула с камня и пошла впереди пыхтящего Жиминя. Набрать земляных орехов для праздника решила именно она. Пока Сифен-шишу занят, пока матушка и старшая сестра заняты подготовкой к вечернему пиру — она подговорила Жиминя сходить в лес. Если бы она пошла одна, то потом бы ей вспыпали по первое число, но с Жиминем… Жиминь был единственный мальчик в семье из пяти женщин, отец пропал в море вот уж лет семь, остались матушка и четыре сестры, а Жиминь — мальчик. Будущая опора семьи. Правда вот, вбил себе в голову что пойдет в монахи, даже побрился налысо, матушка только руками всплеснула. Нельзя ему в монахи идти, кто тогда семью кормить да защищать будет? И так в деревне у них права голоса на собрании нет, вон в семье У-Ван четверо братьев, никто с ними не связывается, все крепкие, да драчливые.

Сумэй взглянула на брата и вздохнула. Младшенький он у них, избалованный да женщинами воспитанный. Он даже с ней если подерется, так плакать начинает. Но все равно, нельзя ему в монастырь. Лучше в армию, все же деньги будут. А если выслужится, так и семью за собой потянет, сестер замуж отдать сможет, тем более что у сестрицы Ми-дадзе такие обстоятельства получились…

Она покачала головой. Если в семье не будет нормального мужчины, то придется кого-то из сестер торговцам продать. И денег много не выручишь, они-то потом перепродадут в публичный дом втридорога. Но там можно хоть какие-то связи наладить, замуж выйти, сестер с нормальными мужчинами свести… так что то, что Крепконогая Юй нашла Жемчужину Дракона — это просто спасение для их семьи. Да, они получат от этой находки не так уж и много, но все равно. Это шанс. Переехать на континент, купить домик, открыть чайную, например. Жиминя, балбеса такого, выучить и на Императорские Экзамены отправить, глядишь и сдаст. А если сдаст, то и будущее обеспечено считай, устроится чиновником куда-нибудь, а там и вся семья нормально заживет…

— Я — мужчина! — отзывается Жиминь: — у меня и нефритовый стержень есть! Скоро волосы начнут расти! Вчера я уже один волосок на подбородке нашел, борода растет.

— Врешь! А ну покажи! — поворачивается к нему Сумэй.

— А нету его. Я его сдуру вырвал, матушке показать. — потупился Жиминь: — а потом понял что надо было дать вырасти.

— Пфф… чего еще от тебя ждать. Ты лучше к армии готовься, раз у нас денег нет чтобы учебники купить и репетиторов нанять. — говорит Сумэй: — зачем тебе монастырь? Там же нельзя с девушками общаться.

— Зачем мне девушки. От вас только шум лишний. — рассудительно замечает Жиминь: — вас в семье четыре штуки и от вас у меня уже голова болит. Буду сам в монастыре жить.

— И что, тебе вот прямо никто не нравится? — пристает к нему Сумэй: — даже дочка булочника Вана? Та, что с белой кожей и черными глазами? Которая как движется, так словно у нее внутри молоко бултыхается?

— Не нужна мне она! От девушек одни неприятности! — мотает головой Жиминь: — лучше давай земляные орехи уже собирать! Вон и полянка… — он замирает с открытым ртом. Сумэй смотрит туда, куда уперся его взгляд. Посредине поляны, освещенная прямыми солнечными лучами — лежит девушка в самых нарядных и богатых одеждах, которые она когда-либо видела. От взгляда Сумэй не укрывается ни богатство наряда, ни нефритовая подвеска на поясе, ни небрежно перевязанные ступни, кровь, вытекающая из носа и уголка рта. Богатая. Знатная. Но — босиком, разрезала одежду на полоски и замотала ноги, дурочка, кто же так делает? В лесу полно деревьев с гибкой корой, которую можно снять и сделать обувь, такие вот боты как на ней и на Жимине. Явно не местная. Ну конечно не местная, такое богатство просто в одежде, опять-таки нефритовая подвеска, целое состояние такая стоит. И конечно же нож… рукоять из коралла, навершие из нефрита, инкрустация серебром… клинок из дорогой стали, туманная сталь, разводы по всему лезвию… кто она такая?

— Какая красивая… — выдыхает за спиной Жиминь. Сумэй бросает на него быстрый взгляд и думает о том, что не пойдет юный Жиминь ни в какой монастырь. Какой тут монастырь, вон весь красный стоит…

Глава 11

Глава 11

Вдох. Белоснежная прана вдыхается через нос и проходит по своду черепа, по затылку, вниз по позвоночнику, через средоточие в солнечном сплетении, ниже, туда, где у нормальных людей находится точка дантянь, угловой камень системы меридианов. И уже оттуда — она напитывает внутренние органы, наполняя их, насыщая энергией и силой.

Выдох. Прана собирается из каждого уголка тела и выбрасывается наружу коричнево-желтым, гнойным облаком, очищая организм.

Вдох. Крохотные коготки, раздирающие ее изнутри, никуда не пропали, боль и слабость по-прежнему с ней, но она уже не думает об этом. Когда болит все время, когда мир вокруг всегда немного желтоватый от боли — к этому нельзя привыкнуть, с этим скорее смиряешься. Пилюли Золотистой Ци было бы достаточно… но ее не достать тут.

Она открывает глаза. Смотрит в потолок. Деревянные балки и перекрытия, сверху прикрытые пальмовыми листьями. Когда идет дождь — обязательно где-нибудь да капает. Мама Чун борется с этим, посылает младшую Сумэй на крышу, найти место протечки и накрыть его большим пальмовым листом, но протекать начинает в другом месте.

— Старшая Тай! — а это одна из средних сестер, Сутан, невысокая, коренастая, с коричневыми, загорелыми руками и ямочками на щеках. Она поворачивается к ней, подсаживается и наполняет чашу водой из большого кувшина.

— Будете пить? — спрашивает она и Сяо Тай — кивает. Пить она хочет всегда. Дефицит Ци разъедает ее изнутри, мешая думать, мешая двигаться, вызывая постоянную жажду. Раньше она всегда гадала, что же будет, когда у нее кончится Ци, а пилюль рядом не будет. Теперь она знает. Слабость, такая, что руку не поднять, постоянная жажда и боль внутри. Сможет ли она восстановится? И сейчас она даже не ведет речи о том, чтобы снова летать на Лезвиях Ци, наслаждаясь силой и скоростью передвижения, или о том, чтобы уничтожать врагов Пушкой Гаусса. Хотя бы просто не испытывать постоянную боль внутри и нормально двигаться. А не так как сейчас — когда кажется, что к каждой руке и ноге привязали грузы по сотне даней весом.

Сутан помогает ей чуть приподняться и подносит ко рту чашку с водой. Чашка старая, выщербленная, глина плохо обожжена, на ней нет никаких узоров или поучительных сцен из древних, классических произведений, но ей сейчас не до этого. В чашке есть вода и этого достаточно. Она пьет, чувствуя, как живительная влага смачивает ей глотку, как она попадает прямо в желудок, на время пригасив пожар внутри. Сейчас бы обезболивающего, думает она. Может быть попросить Сутан сходить в лавку за вином? Побольше вина и она сможет заснуть вечером, а не страдать, ворочаясь в постели, мучаясь от болей внутри… интересно, опиаты тут уже в ходу или нет? Сделать опиум — ничего сложного, нужно только побольше мака, вот и обезболивающее… маковый отвар. На Руси таким поили младенцев, чтобы спали покрепче… ей сейчас такой не помешает.

И у алкоголя, и у макового отвара с опиатами есть важный недостаток — и то и другое сильно влияет на когнитивные способности. Человек тупеет, его креативность заметно снижается… однако болевой синдром имеет такие же последствия. Когда у человека что-то сильно и долго болит — человек тупеет намного быстрее, у него возникает синдром туннельного зрения, даже для выполнения простейших задач ему требуется намного много времени и сил. Так что выбор у нее невелик — или вино или опиаты. Вино хоть найти можно… алкоголь повсюду в ходу. Попросить Сутан сгонять в лавку? Она колеблется.

Все-таки Сяо Тай повезло — в очередной раз. Дети, что нашли ее в лесу, семья, что приютила ее, семья Су Жи — честные и порядочные люди. Она видит в каких условиях они живут, видит потрескавшуюся посуду, обтрепанные и заштопанные одеяния даже на старшей сестре и матери, видит, что в доме нет мужчины, есть только мальчик — младший, самый любимый и избалованный Жиминь. Рыбацкая деревня на острове Син, здесь наличие мужчины очень важно, мужчины выходят в море на своих лодках и добывают рыбу. Женщины — обрабатывают рыбу, а еще — ныряют в заливе в поисках жемчужных устриц. Устрицы хороши на вкус, но цель женщин — найти жемчужину. Выход в далекое море за рыбой вместе с мужчинами для женщин заказан, для них только залив и устрицы. Устрицами семью не прокормишь, а найти жемчужину, стоящую продажи — это редкая удача. Двум старшим сестрам этой семьи пока не везет, а тут еще и она им на голову свалилась.

Сяо Тай прекрасно понимает, что ее одежда, подвеска, нож, письменные принадлежности, поясная сумочка — все это стоит намного больше, чем содержать семью Су Жи в течении нескольких лет. Как-то незаметно она привыкла жить в роскоши, привыкла к тому, что все, на что она кладет свою руку или кидает взгляд — из серебра, нефрита и слоновьей кости, сделано руками лучших мастеров и стоит целое состояние. Здесь не так.

Тем более ценным является то, как тут о ней позаботились. Тем, кто нашел ее в лесу даже не нужно было ее убивать, чтобы забрать все что у нее было. Просто можно было отойти в сторонку и подождать. Но нет, ее принесли в деревню, напоили лекарствами, купленными на последние деньги, рыбным бульоном, обработали ранки на ногах и уложили в самую мягкую постель, которая только была в доме семьи Су Жи. И никто даже словом не заикнулся о том, чтобы потребовать плату. Это уже она сама — как в себя пришла, да поняла, что почем — настояла на том, чтобы ее нож продали, купили взамен простой, с деревянной рукоятью. Так и сделали, причем матушка Су Чун — принесла разницу в десять серебряных лян и долго извинялась что на их острове дороже не продать. И от денег за аренду, за постой и лекарства отказывалась. Правда уже не так убедительно, все же деньги семье Су Жи были очень нужны. Так что она все же дала себя уговорить. Сяо Тай торжественно вручила ей шесть лян с формулировкой «за то, что спасли мне жизнь». Матушка Су Чун — бережно убрала слитки, замотав в тряпочку и спрятав за семейным алтарем.

С тех пор отношение к Сяо Тай незаметно изменилось — внешне ничего не поменялось, так же поили ее рыбным бульоном, приглашали деревенского лекаря, шарлатана с козлиной бородкой, который никогда не отказывался плотно поесть и выпить за счет семьи, качал головой, бормотал что-то про «пять слизей» и горячку. Каждый вечер заботливая Сутан поправляла ей подушки, а когда требовалось сходить «до ветру» — придерживала ее при ходьбе. Но все равно, как будто бы выдохнула вся семья, ведь никто и не собирался просить у нее денег, но те деньги что они уже потратили на ее лекарства и еду — были последние. Шесть лян серебряными слитками — это большие деньги для рыбацкой деревушки. На это можно столько риса купить, что на год хватит. На островах рис ценился выше рыбы, рыбы тут было полно, а вот риса всегда не хватало. Так что с момента как в семье Су Жи появились деньги — все немного расслабились. Даже на всегда серьезном и сосредоточенном лице матушки Чун иногда стала появляться улыбка.

Так что с одной стороны эта Сяо Тай вполне может попросить эту энергичную Сутан сгонять в лавку за кувшинчиком-другим вина, даже денег с собою дать. А с другой стороны — неудобно как-то. Да и поможет ли? Она усмехается про себя и думает, что все не так уж и плохо. Потому что если бы ее совсем прижало, то она о приличиях бы и не думала.

— Сутан, а где младшие? — спрашивает она. Спрашивает просто чтобы начать разговор, а уже там, спросить насчет вина. Или маков. Растут ли тут маки? Еще если водится рыба фугу… но там с дозировкой очень и очень внимательной нужно быть. Где двое сорванцов, младшая Сумэй и Жиминь — они никогда днем дома не сидят. И то верно, что дома делать? Четыре стены, общая комната, даже кухня на улице. Дома разводят огонь только в дождливые дни, дома ничего интересного.

— Наверное опять Сифен-шишу достают. — говорит Сутан: — безногого старика, чей дом на пригорке. У него семьи не осталось, сын вместе с женой на материк уехали, внуков забрали, а он остался. Ловушки для крабов мастерит да корзины плетет. Сети починяет.

— Знаешь, я сегодня чувствую себя получше. — врет Сяо Тай, садясь в постели и морщась от боли внутри: — я, наверное, пройдусь, а?

— Господин Накадзима сказал, что вам лучше поберечься. — говорит Сутан: — еще воды пить будете?

— Что он знает, шарлатан эдакий. — ворчит Сяо Тай: — как он решил мне кровопускание сделать, да еще и лезвие не простерилизовал — так я сразу поняла, что он шарлатан. Гоните его в шею, он же тут всех сепсисом со свету сживет.

— Зря вы так про Накадзиму-сана. — обижается Сутан: — человек он уважаемый. В прошлом году вылечил дочку старосты, все думали, что умрет, ее тогда морские каппы проклятием наделили, все суставы болели и опухли, в животе крутило, лицо совсем серым стало, худющая стала — просто как скелет. А Накадзма-сан кровопускание ей сделал и излечилась она, а скоро у нее свадьба, на младшем Ване из семьи Жяо. Вот.

— Ну так конечно. У девчонки, судя по симптомам гемохроматоз был, ей терапевтическая флеботомия в самый раз. А у меня совсем другое, я даже диагноза подобрать не могу… дефицит Ци в организме, вызванный пенетрацией и прободением меридианов? Ересь какая-то… а этот ваш коновал ко всем с одним и тем же рецептом подходит. Кашляет — пустить кровь. Насморк — пустить кровь. Спина болит — кровь пустить. И так дальше по списку. Лучше помоги мне встать и одеться.

— Конечно. — Сутан помогает ей приподняться и обтирает спину сухим полотенцем. Сяо Тай вспоминает как покраснел юный Жиминь и пулей вылетел из дома в первый раз при такой процедуре… все же отдельных комнат в доме не было, сама Сяо Тай ложной скромностью не страдала, а местные тоже относились ко всему попроще. В рыбацкой деревушке даже девушки могли ходить с голыми ногами и босиком, немыслимое для Северных провинций дело. Все потому, что многие девушки тут были ныряльщицы, для них сигать с борта лодки вниз голышом, сжав ногами тяжелый камень — привычное дело. Нет, можно конечно и обернуть чресла полоской ткани, однако, чтобы полностью в ханьфу замотаться, да еще в несколько слоев — никто так делать не будет. Одежда намокнет и вниз потянет, движения будет сковывать. Неудобно и даже рискованно. Так что на побережье в рыбацкой деревушке на острове Син — вполне можно встретить девушек в небрежных травяных юбочках и с полоской ткани, едва прикрывающей грудь. Конечно, уважаемые люди так не ходят, кто может себе позволить купить много одежды и носить ее каждый день — так и делает. Но это неудобно. Однако же в Поднебесной принято считать, что именно белая кожа и огромное количество одежды на девушке — признак знатности и хорошего воспитания. Загорелые и мускулистые ноги девушек-ныряльщиц местных Дон Жуанов только отпугнут. В каждом веке — свое понятие о красоте и полноватые красотки Рубенса, Брейгеля и других фламандцев не пользовались бы спросом в двадцатом веке. Полноватые, рыхлые тела, сдобные словно сладкие булочки из белой муки — каждому времени свой идеал красоты. В Поднебесной идеальная девушка — с белой кожей, прилично одетая в подобающее платье, умеющая поддержать беседу и знающая классическую литературу и поэзию, с маленькими ступнями (лепестки лотоса) и руками, не ведающими физического труда.

Сама же Сяо Тай наконец радуется тому, что можно не одеваться как капуста — сперва нижние штаны из хлопчатобумажной ткани, потом рубашку, потом халат-пао, потом накидку, широкий пояс, еще один пао, пояс, прическа, головной убор…

Пользуясь тем, что в рыбацкой деревушке можно ходить как попало — она одевала только один халат сверху. Внизу же у нее было нижнее белье, та самая полоска ткани, которую так лихо оборачивали вокруг бедер ныряльщицы, еще одна полоска вокруг груди и все. Ах, да боты из высушенных и переплетенных полосок коры какого-то местного дерева. Слегка похожи на лапти, но поизящнее, с претензией на «женскость». С таким, задранным носиком. Учитывая, что ее нога все еще замотана в бинты, а ступни все еще чувствительны — и правильно. Она пока еще не может как местные девчонки — гонять по улицам босиком.

— Наверное нужно и верхнюю одежду мою продать. Что думаешь, Сутан? — спрашивает вслух она, пока Сутан помогает ей вытереть пот с тела и замотаться в полоски нижнего белья.

— Что вы такое говорите, Старшая Тай⁈ — всплескивает руками Сутан: — никак нельзя! Еще нож ваш можно было продать, потому как не по статусу вам с ножом ходить, но одежду! Никак нельзя! А что если кто-то из ваших знакомых в гости явится? Сумэй и Жиминь на том пляже оставили указания, все как вы просили. Они вот явятся, а вы… без нормальной одежды. Нет.

— Да при чем тут одежда…

— Одежда человека показывает кто он есть. — поднимает палец Сутан: — в нашей деревне вы еще можете в одном халате ходить, потому как все уже знают кто вы есть такая. А другие люди как узнают? И вы еще хотели вообще без халата разгуливать, словно вы ныряльщица!

— Ну так тебе можно. — указывает Сяо Тай на гладкую, загорелую кожу Сутан, которая как раз одета в «две полоски» ткани на ней и травяную юбочку.

— Я не знатная дама. У меня нет нефритовой подвески, шелкового одеяния и я не являюсь родственницей Императора!

— Да не являюсь я родственницей никакого Императора. — морщится Сяо Тай: — понапридумывали тут.

— В любом случае вы — знатная дама, пусть и хотите остаться неузнанной. — пожимает голыми и загорелыми плечами Сутан: — а я — ныряльщица из рыбацкой деревушки. А вы слишком много времени на солнце проводите. У вас уже лицо чернеть начало… если так продолжится, вас скоро от нас не отличить будет.

— И пусть. — говорит Сяо Тай, опираясь на руку Сутан и вставая на ноги: — и черт с ним. Тут главное — поправится. Солнце мне на пользу идет. Витамин Д, знаешь ли… и вообще, есть у меня ощущение, что мне вроде как полегче на солнце, если ему тело подставить.

— Постарайтесь только чуточку подальше от деревни отойти, если опять на солнце лежать будете. — говорит Сутан: — а то в прошлый раз прямо на пригорке устроились. Ребятня подумала, что вы умерли. И не снимайте верхнюю полоску, неприлично своей грудью светить. Мы тут пусть и рыбаки, но правила приличия ведаем. И так из-за вас юный Жиминь уже решил, что в монастырь не пойдет… за что спасибо конечно. Но вот то, что он теперь думает, что вы его жена будете как он вырастет… так что пожалуйста не снимайте верхнюю полоску, хорошо? Понимаю, что вы знатная дама, вам все равно, а мальчик потом страдать будет.

— Не буду я ничего снимать. — закатывает глаза Сяо Тай. Действительно, когда она лежит под прямыми лучами местного солнца, ей как будто легче становится. Неужели палящие лучи солнца немного восполняют Ци? Или они просто обжигают кожу и согревают ее? Пусть даже ей немного лучше — это немного стоит того, чтобы взять бутыль вина в местной лавке и проследовать на ту самую полянку, где ее и нашли. Лечь там посредине и закрыть глаза. Если лежать слишком долго, то она получит солнечные ожоги… все будет потом чесаться и кожа слазить кусками, но зато внутри болеть будет не так сильно. Раньше она всегда с собой брала пустотелый сосуд из тыквы, наполненный водой, но сегодня… сегодня она зайдет в лавку и возьмет вина покрепче. Стыдно, да. Но лучше, чем страдать. Она от этой боли и не понимает толком ни черта, сосредоточиться не может.

Так что к черту приличия и стыд, она пойдет в лавку, возьмет бутыль вина… нет пару бутылей, а потом пойдет на поляну и выпьет все там. И будет лежать на солнце, пока боль не пройдет. Что дальше? Там посмотрим.

— Дай мне мой пояс, — просит она Сутан: — я в лавку зайду, куплю кое-чего.

— Конечно, Старшая Тай, — Сутан передает ей поясную сумку. Она берет оттуда один серебряный слиток. Кувшин хорошего вина стоит не так уж и дорого, действительно хорошего вина тут не так много. А ей важен не вкус а крепость… так что сдачи ей медными монетами целый мешочек должны отсыпать. Сумочку нужно взять с собой. Она позволяет Сутан накинуть ей на плечи халат-пао, подвязать его спереди, затянуть пояс и берет в руки свою трость. Да, трость, она все еще не так уверенно держится на ногах.

— Далеко не ходите, Старшая Тай. — напутствует ее Сутан: — берегите себя. И долго тоже не будьте. Сегодня вечером будет ваша любимая жаренная рыбка с рисом. Возвращайтесь поскорее. Если увидите Сумэй и Жиминя — скажите, чтобы домой шли.

— Скажу.

— Долго не ходите, видите — тучи собираются. Вечером буря будет. Наши уже с моря начали возвращаться.

— Хорошо, Сутан. — Сяо Тай всовывает ноги в плетеные из коры ботиночки и шаркает к выходу, помогая себе тросточкой. Мда, думает она, видел бы меня сейчас генерал Лю…

Глава 12

Глава 12

Она приходит на свою любимую поляну и кивает мальчишке с лавки, который увязался за ней, помочь донести фляги с вином. Наверное, зря она сразу три штуки взяла с собой, ну так сегодня не выпьет, тут рядом и спрячет, что с вином во фляге сделается?

Мальчишка, шустрый загорелый малый с голыми, загорелыми ногами и исцарапанными коленками — кладет рядом с ней эти фляги с вином, хотя это она их называет флягами, на самом деле емкости сделаны из бутылочной тыквы-калебаса, перетянутых посредине, так что получается эдакая бутылка из двух сфер — побольше и поменьше. Там же, посередине — тыквы перетянуты красной веревкой с прикрепленной к ней биркой с иероглифами, указывающими что в двух флягах находится шаосинцзю, светлое рисовое вино, которые местные пьют как сакэ — слегка подогретым. А в оставшейся фляге, обернутой желтым шелковым шнуром — настоящий байцзю Маотай! Тот самый, знаменитый крепкий напиток из провинции Гуджоу, закваску для которого закладывают только пятого числа пятого месяца по лунному календарю, перегоняют семь раз «в полном соответствии с гармонией природы и сохраняя древние традиции предков». По крайней мере так сказал хозяин лавки, хитрован Сун.

Сяо Тай рассчитывала, что у нее останется довольно много медных монет, в конце концов в лавку она с серебряным слитком в один лян пришла. А это — тысяча двести медяков. Вот только оказалось, что у хозяина в заначке не только обычное рисовое шаосинцзю есть, но и элитное, невероятно дорогие и очень-очень редкие тут Слезы из Маотай… во фляге, перетянутой шелковым желтым шнуром. Вот и попалась она на уловку местного маркетинга, купила две фляги обычного светлого рисового и… да, вот флягу Слезы Маотай, стоимостью в тысячу медных монет. Учитывая, что фляга обычного рисового стоит всего двадцать медяков — разница просто космическая. Однако же обычное светлое рисовое, крепостью около шестнадцати градусов — даже будучи нагретым не так сильно давало в голову. Насколько она помнила из прежней жизни, настоящий Маотай из Гуджоу крепостью всегда был около пятидесяти восьми градусов, Менделеева на них нет.

Она кидает мальчишке один медяк, который тот с поразительной ловкостью ловит в воздухе, кланяется, сверкает белозубой улыбкой. Тут же — дает стрекача в деревню, только босые пятки засверкали.

Она — садится, так, чтобы спиной опереться на ствол могучего дерева, пристраивает рядом с вои драгоценные фляги и осматривает их так, словно воин — свое оружие перед боем. В последнее время она не может заснуть, просто забывается, проваливается в темноту, теряя сознание от усталости и боли. И ничего не помнит потом. А Ли Цзян приходит к ней только когда легкая дремота уносит… такой, особый вид сна, когда вроде и спишь, и не спишь…

Возможно ли достигнуть такого с помощью алкоголя? Во всяком случае — с помощью элитного байцзю Маотай? Или это просто эскапизм? Желание уйти от реальности, чтобы просто у нее перестало болеть внутри, прошла эта тошнотворная слабость? Хм… какая в сущности разница?

Она ногтем счищает сургучную печать с горлышка тыквы. Сперва обычное, светлое, рисовое. Вдруг да сработает? Кроме того, заветы предков однозначно говорят, что нельзя понижать градус… нельзя первым дело байцзю Маотай пить.

Она делает глоток и откидывается назад, пробуя светлое рисовое вино на вкус. Раньше такое ей всегда подогревали, а зная ее вкусы — еще и добавляли сладкого, тростникового сахара… сладких фруктов или меда. Но сейчас особо некому греть ей вино в специальном сосуде, нету даже церемониального бокала на трех ножках, из которых принято пить вино в Поднебесной.

Но несмотря на это, не смотря даже на то, что ей приходится пить из горлышка фляги-тыквы — напиток ей нравится. Прохладным он даже вкуснее… она думает о том, что обычай нагревать вино наверное проистекает из того факта, что подогретым оно очень быстро дает в голову. На секунду мелькает шальная мысль просто приложить ладошку к стенке фляги-тыквы и остатками Ци — подогреть его на пару градусов, но она тут же выбрасывает такие мысли из головы. Что за бред. У нее все еще есть Ци, но его очень и очень мало… буквально по донышку поскрести. Как говорил Второй Брат — все есть Ци и Ци — есть все. Каждый день, каждую ночь — организм Сяо Тай сам по себе производил некоторое количество Ци… но этого было очень мало, учитывая состояние ее меридианов. Если производить сравнения и аналогии, то это как если бы во флягу с кучей дырок — влили вина… оно тут же вытечет. Однако — на самом дне все же останется немного. Да и сами стенки фляги станут мокрыми. Вот это и есть ее резерв Ци — мокрые стенки сосуда. Даже на один глоток не хватит. Что же произойдет, если она окончательно лишится всей Ци — проверять очень страшно. Даже сейчас ей постоянно дурно от недостатка Ци, что уж говорить о полном ее отсутствии? Скорей всего она умрет. Если все есть Ци, то отсутствие Ци — отсутствие всего.

Она делает еще один глоток из горлышка тыквы-фляги. Не то, чтобы ей становится легче, но… как будто она меньше обращает внимания на дурноту и поскребывание тысяч крохотных коготков в груди и животе. Значит… нужно сделать глоток больше. Она запрокидывает флягу, давиться вином, едва не захлебывается, с трудом проглатывает больше, чем следовало бы… мотает головой, отставив флягу в сторону.

Некоторое время она просто сидит и смотрит прямо перед собой. Болевой синдром снижает уровень интеллекта, думает она, постоянная невозможность сконцентрироваться на чем-то более серьезном чем лежать, есть, пить и ходить в туалет. Потому что — болит все. Мир словно желтый от боли и те, кто говорят, что человек привыкает ко всему — неправы. Привыкнуть невозможно, можно только отупеть. Она пробовала упражнения Ли Цзян, пробовала призвать природную энергию, войти в транс, начать перерабатывать духовную энергию… чего только не пробовала. Оказалось, что входить в транс намного легче, когда у тебя ничего не болит и резервуары заполнены Ци, когда избыток энергии бьет в голову… а пытаться повторить то же самое, но в ее нынешнем положении — очень трудно. Тем более что войти в транс и почувствовать духовную энергию — это самое начало. Предварительное условие. После того, как начинаешь чувствовать — нужно начать управлять. А это уже совершенно другой уровень. Скажем, чувствовать ветерок на своей коже — это одно, а управлять ветром — уже совершенно другое. Так вот… пока она даже почувствовать ветерок не могла.

Она протягивает руку, берет флягу и снова подносит ко рту. Если хорошенько напиться, то есть мысль, что алкоголь — притупит не только болевые импульсы, но и критическое мышление, которое мешает ей войти в транс. Вот что она придумала. Пока — не особо получается. Хотя… боль действительно притупилась. И она чувствует себя лучше? Определенно она чувствует себя лучше! Она с невольным уважением посмотрела на флягу-тыкву со светлым рисовым.

— Неплохо… — пробормотала она себе под нос: — неплохо. Всегда знала что быть алкоголиком — великая традиция. Уж если Высоцкий, Хемингуэй, Ван Гог и Есенин любили выпить, то чем я отличаюсь? Ик! Значит… я могу пить и чувствовать себя лучше. Основной вопрос, граждане присяжные заседатели — это похмелье. Не умру ли я завтра? А это, господа и дамы, мы узнаем завтра… но вообще говорят, что если аккуратно похмелится, то и ничего. Кроме того… я всего один кувшин, то есть одну флягу… даже не допила. — она задрала голову и поднесла тыкву-флягу ко рту. Слизнула капли и пожала плечами.

— Хорошо. — сказала она своей воображаемой аудитории: — одну я допила. Значит ли это что я — алкоголичка? Ик! Считаю указанный вопрос прово… провокациии…. оным и как таковой — Ик! Не реагирую на неорганизованные реплики из зала. Я вообще считаю, что если мне алкоголь поможет, так я его бочками глушить буду. А что? До сих пор у меня и пороков никаких не было, если гордыню не считать. Имею право на пороки. И недостатки.

Ее воображаемая аудитория молчала. Сяо Тай пододвинула к себе вторую флягу и сковырнула сургучную печать.

— Меня лично, дамы и господа… — продолжила она, возясь с пробкой: — радует тот факт, что даже дешевое вино работает. Это значит, что просто от продажи своего имущества — я могу продержаться… сколько? Долго! Этот пройдоха, скупщик ценностей — он же на мою нефритовую чернильницу залип как хамелеон на персик. Продам и на год хватит вина. Ну хорошо, ик! На полгода. За это время нужно научиться в транс входить… ну или выздороветь достаточно, чтобы путешествие в Лоян выдержать… а там и Северо-Западные провинции недалеко… вот. Уже и план появился. Хватит мне валятся на попечении у бедной семьи Су… продам чернильницу, хоть и перед Вторым Братом потом неудобно будет. Но заплатить им за заботу нужно будет. — она думает о том, что не подбери ее тогда двое детишек из семьи Су — так она бы и померла там на полянке. А у деревенских нравы простые… забрали бы потом все имущество себе, как первые нашедшие и все тут. А с такой вот логикой — могли бы и добить, чтобы не мучалась. Но нет, выходили и даже на ноги поставили… правда все равно ей дурно, но уж они в этом не виноваты. А уж как на нее смотрит единственный мальчик в большой семье… как там его — Жи Минь? Пухленький такой, словно херувимчик на картинах мастеров Ренессанса. Но живой и подвижный как капелька ртути. Все время он рядом вертится, помогает то подушку поправить, то воды попить принесет… хороший мальчик. Когда рядом матери или старших сестер нет — предлагает жениться. Когда она сказала что у нее уже есть любимый человек — стоически перенес такую новость. Сказал что подождет. Вот дескать он вырастет и пойдет в армию, станет генералом. Красивым и богатым. А тот, кого она сейчас любит — состарится и умрет. Тут-то Сяо Тай, ставшая вдовой — ему и достанется. Хороший мальчик… прямолинейный такой.

Она сделала глоток, утерлась рукавом, заткнула флягу пробкой и строго осмотрела свою воображаемую аудиторию. Икнула.

— Решение проблемы существует, как говорил один математик. — бормочет она вслух: — это уже хорошо. Первая часть эксперимента прошла удачно. Когда я выпью — мне легче. Теперь вторая — попытаться войти в транс, используя временную повышенную толерантность к боли. Ик! Не отвлекайте меня своими дурацкими вопросами. — грозит она пальцем своей воображаемой аудитории: — сейчас я еще выпью немного, и…

Она вынимает пробку и прикладывается к горлышку фляги-тыквы. Огорченно цокает языком. Больно уж маленький внутренний объем у этих фляг, думает она. Запрокидывает голову, допивая светлое рисовое. Откладывает бутылку в сторону. Садится, скрещивая ноги в позу Лотоса, выпрямляет спину и вздыхает. Голова у нее кружится.

Не слишком ли много она выпила? Да нет, думает она, фляги маленькие, это просто само тело у Сяо Тай тоже мелкое, чуть-чуть пробку понюхала и все. Но… это и на руку. Меньше алкоголя — меньше затрат. В конце концов пока ей не станет лучше — она вполне может ходить все время пьяная. Или не может? Алкогольная интоксикация…

Она решительно выбрасывает посторонние мысли из головы. Все, хватит. Самое главное — попробовать войти в транс. В измененное состояние сознания. Для того, чтобы начать чувствовать духовную энергию. Потому что человек в обычном своем, в сознательном состоянии — не может почувствовать. Это как засыпать — заснуть возможно только когда фокус контроля теряется, и ты расслабляешься. Попробуйте силой заставить себя заснуть. Бесполезно. Нужно расслабиться… поймать ритм, следуя ему бессознательно, отпустить локус контроля… вдох, выдох… прекратить заставлять себя… расслабиться…

Когда она снова открыла глаза, вокруг уже было совершенно темно. Сперва она не поняла, где она находится и что с ней, но потом, подняв голову — увидела крупные, мохнатые звезды в небе и огромный, иссиня-жемчужный диск луны. Поляна была едва освещена лунным светом. Где-то перекликались ночные птицы и басовито квакала какая-то жаба. Судя по всему — была уже ночь. И как меня в доме Су не хватились… — вяло подумала Сяо Тай, садясь и выправляя затекшие ноги.