Тайна стоптанных башмачков

* * *

Проклятый кособокий лук. Стрелять из него было почти невозможно, и Охотник несколько раз смачно выругался, поминая противного мальчишку. Зато парень и вправду талант, раз умудрялся охотиться, причем довольно удачно, с помощью этого дрянного оружия. Как это ни странно, но Жан начинал нравиться Охотнику. У них было довольно много общего, а нетипичная живость суждений и свобода мысли паренька вызывали искреннее уважение. Все это признаки особенного человека – того, кого не устроит роль статиста и кто может стать и, вероятно, станет героем собственной сказки.

«Было бы любопытно на нее посмотреть», – подумал Охотник, укладывая дичь поудобнее.

Под руку попалась спрятанная в сумке кроваво-алая роза. Он зачем-то сказал, будто нашел ее на дороге. Это не было ложью – просто недоговоренной правдой. Вначале пришлось убить притаившегося в засаде стрелка. Тот прятался на дереве, полагая, что его не видно, как раз неподалеку отсюда. Охотник снял врага одним выстрелом, прежде чем человек успел заметить кого-либо и вообще понять, что происходит. А когда стрелок упал, обнаружилось, что это совсем еще юный парнишка, может, лишь немного старше Жана. Такой же щуплый, с веснушками на впалых щеках и смешным чубом рыжевато-соломенных волос. Его светло-голубые глаза оставались чистыми и безмятежными даже после смерти, и в руке он продолжал сжимать простенький арбалет. А еще при мальчике была роза, засунутая в петлицу его дешевенькой формы.

Пурпурная, словно бархатная, роза казалась большой кровавой раной, и Охотник, нагнувшись, поднял цветок.

Роза была не просто цветком, она являлась символом, обещанием того, что его желания исполнятся, но знать об этом кому-нибудь, а тем более девчонке, вовсе не нужно.

Вот и сейчас, осторожно прикоснувшись к упругим, еще не успевшим увянуть лепесткам, он почувствовал уверенность. Конечно, все получится по его плану. Нужно только верить и идти вперед, не боясь неудачи.

Уходя, он оглянулся на схрон, где ожидали девчонка и Жан. Даже на натренированный взгляд убежище было сделано прекрасно, ничто не вызывало подозрений.

«Теперь главное – пройти ворота», – сказал себе Охотник.

Уже начинало вечереть, в лесу заливались птицы, словно торопя ночь, а ворота замка по-прежнему были открыты.

Вспомнив уроки Жана, Охотник выдохнул, согнул спину и постарался идти так, как показал ему мальчишка. На входе стояли двое стражников. Им, кажется, было довольно скучно, потому что при виде приближающегося человека они оживились.

– Куда? – Стражник с похожим на пивной бочонок брюхом перегородил ему путь пикой.

Справиться с ним и его долговязым неуклюжим товарищем оказалось бы легче легкого, однако нельзя позволить привлекать к себе внимание, слишком многое стояло на кону.

– Я принес дичь… благородный господин. – Охотник склонил голову, чтобы те двое не разглядели выражение его лица.

– Смотри-ка, этот деревенщина называет тебя благородным господином, – хихикнул долговязый.

– А что, – толстый выпятил живот еще больше, – правильно называет. Видит, значит, кто перед ним.

– Ага, – ухмыльнулся долговязый. – Тот, кто вырос на помоях с кухни. Видать, жирненькие во дворце помои.

– Заткнись! – Первый стражник раздраженно фыркнул. – А то пожалуюсь на тебя старшему. Лучше, чем куски в чужом рту считать, займись своими обязанностями. Вот этот, например, – он кивнул в сторону Охотника, – чертовски подозрительный тип.

– И вправду. – Долговязый нахмурился и посмотрел на Охотника. – Охотник. Смотри, сколько дичи настрелял. Не тот ли это знаменитый Охотник, которого мы так долго ищем? Эй, парень, ты Охотник?

Он сделал глубокий вдох и только после этого, не поднимая головы, стараясь говорить как можно проще, ответил:

– Вестимо, охотник. Говорю же, что добычу принес. Настрелял. В лесу теперь не так страшно.

– Что-то он больно мудрено говорит. – Толстяк, не убирая с дороги пику, приблизился на шаг. – Откуда будешь, парень?

– Из деревни, что за лесом. Мы на выселках живем. Все охотники – и папаша мой покойный славным охотником был, и я по его следам. Всю лесную науку разумею.

– И выговор у него какой-то больно чистый, – покачал головой толстяк. – Давай покажем его старшему, пусть он решает.

Кажется, Жан прав и план оказался никуда не годным, однако сдаваться просто так Охотник не собирался.

– Как прикажете, благородный господин, – сказал он, – да мне бы к ужину дичь доставить.

А сам тем временем нащупывал спрятанный за пазухой нож. За свою реакцию он был спокоен и знал, что справится с обоими до того, как те успеют сообразить, что совершили ошибку. Но потом… Казарма располагалась слишком близко, и уже сейчас один из отдыхающих стражников, куривший на крыльце трубку, присматривался к ним. Слышать разговор он не мог, зато, если начнется бой, быстро поднимет по тревоге своих товарищей, и тогда – прощай, план. Да, можно отступить обратно в лес, но это хуже, чем проигрыш.

От невеселых мыслей зубы сами собой заскрипели.

– Опа! – Долговязый хлопнул себя по нагруднику. – Ну ты, приятель, попал! Нелегко тебе будет выбрать: долг чести или ужин, с которого тебе наверняка перепадут сочные кусочки. Что же ты думаешь? Хватай этого типа! Не видишь, это тот самый знаменитый Охотник! Сейчас он всадит в нас свои не знающие промаха стрелы…

Он уже почти вытащил нож, когда долговязый продолжил:

– Из вот этого самого кривого самодельного лука! Ну давай же, ату его! Небось заслужишь великую славу и получишь за свой подвиг золотую монету.

– Заткнись! – Толстый надул щеки и вдруг убрал с дороги пику, освобождая проход. – Давай вали отсюда, – велел он Охотнику.

– Благодарствую, благородный господин! Вот спасибочки! – Он низко поклонился, сам едва веря собственному счастью.

– Ну вот, упустили нашу награду! – Долговязый охранник широко зевнул щербатым ртом, в котором недоставало доброй половины зубов. – А то звали бы тебя Грозой королевства, победителем Охотника, могучим героем…

– Сказал же: заткнись, а то так врежу, что тебя, хорек тощий, напополам разорвет! – насупился толстый. – Мы же здесь для того и поставлены, чтобы бдительность проявлять…

Слушать их дальнейшую перепалку Охотник не стал. Стараясь идти неуверенно, на полусогнутых ногах, как учил Жан, он направился в сторону замка.

Первое и самое сложное испытание оказалось пройдено.

Глава 6

По дороге к чертогам смерти

– Даниэль?! – Анна едва поверила собственным глазам.

Странные события начали происходить с девушкой именно с того момента, когда этот симпатичный, но довольно замкнутый, держащийся особняком парень протянул ей маленькую пластиковую фигурку Красной Шапочки. Эта фигурка оказалась пропуском в сказку… Даниэль поддерживал Анну, помогал и давал советы – он сам писал, а поэтому неплохо разбирался в сюжетных хитросплетениях. Но в последнее время, перед катастрофой, между ними словно пробежала черная кошка.

А вот теперь он стоял на пороге ее палаты с солнечными, ярко-желтыми хризантемами в руках, светлые волосы парня отливали золотом, а синяя футболка делала его глаза еще ярче, пронзительнее. Он был весь словно солнечный день, ворвавшийся в черно-белый мрачный мир.

– Как ты? – Даниэль приблизился к кровати, встревоженно вглядываясь в лицо девушки.

– Нормально. – Она покосилась на сиделку, которая не спешила уходить и, расставляя что-то на тумбочке, с любопытством поглядывала на посетителя.

Даниэль тут же понял намек.

– Анет, дорогая, – обратился он к сиделке, – пожалуйста, помоги нам с вазой.

Он кивнул на цветы, которые положил на тумбочку, рядом с миской, полной ярких и сочных на вид фруктов.

– Сейчас принесу, Дэн. – Сиделка улыбнулась так искренне, что сделалось ясно: Даниэль ей приятен. Несмотря на замкнутость, он умел, если нужно, общаться с людьми и вызывать у них симпатию. Даже Аннина мачеха его обожала. Из короткого разговора с сиделкой стало ясно, что они вполне подружились. Быстро же… Или это она провалялась тут слишком долго?..

Сиделка скрылась, а Даниэль подвинул стул к кровати, сел и с сочувствием коснулся руки лежащей девушки.

– Ты совсем исхудала. – Он покачал головой. – Но ничего, мы тебя откормим.

– И к Рождеству зарежем, – машинально ответила Анна, сама не понимая, откуда в ее голове возникла эта мрачная шутка.

– Ну уж нет. – Даниэль склонился к ней, и она почувствовала мягкий, но какой-то теплый, что ли, запах его туалетной воды. – Не забывай, что ты – главная героиня и очень нужна… Ты помнишь, что произошло с тобой здесь? Ты ведь сейчас в первый раз полностью осознала себя?

– Да, – подтвердила девушка. – Я была в том мире… и едва не умерла там… А здесь… помню машину. Потом я видела свет, и мне было очень плохо…

– Тебя сбили, и ты лежала в реанимации. Черепно-мозговая травма, но, к счастью, не слишком тяжелая, – сообщил Даниэль, крутя на пальцах синий спиннер – свою любимую игрушку, которую, насколько помнила Анна, всегда таскал с собой. – Твой отец добился, чтобы тебя осмотрели лучшие специалисты, оплатил комфортабельную палату и дополнительный уход. Он и сам проводит здесь почти все время и, думаю, уже скоро появится.

При мысли об отце в груди разлилось тепло. Отец всегда был самым близким для Анны человеком, заменив мать, которую девушке даже не довелось увидеть. Только мачеха отдалила их друг от друга… Вернее, не столько мачеха, сколько Аннино нежелание делить отца с кем-то еще. Теперь-то Анна отлично понимала, что не все таково, каким кажется на первый взгляд.

– Он видится с Оливией, не знаешь? – задала девушка вопрос.

Возможно, она зря тратила время, спрашивая не о том, когда так необходим совет Даниэля, что же ей делать там, в сказочном мире, но слова сами собой сорвались с губ.

– Нет, они не встречаются, это точно… Ты же этого хотела. – Друг смотрел на девушку внимательно, словно на допросе.

– Я… – Она нахмурилась. Голова все-таки болела, и боль отдавалась во всем теле. – Я, кажется, была не права. Думаю, что отец ее любит и ему без нее плохо… А откуда ты знаешь, что они не встречаются?

– Ну… – Даниэль раскручивал на пальцах игрушку. – Понимаешь ли, я виделся с твоей мачехой. Она ведь сотрудничает с издательством и не только договорилась о практике для меня, но уже сейчас дала мне кое-какую работу. Это для меня важно…

– Я понимаю. – Анна и сама не понимала, отчего ей вдруг стало так обидно. Разве Даниэль всецело принадлежит ей? Откуда это горькое чувство ревности? Ведь между ним и Оливией ничего нет и быть не может, она ведь наверняка любит Анниного отца. – Она что-нибудь тебе говорила о папе?

– Конечно нет. – Даниэль задумчиво посмотрел на синий вихрь у себя в руках. – Оливия вообще очень замкнута, предпочитает держать чувства при себе и уж точно не станет со мной откровенничать.

Анна обдумала его слова – они доходили до сознания сквозь вуаль головной боли. Что, если Оливия действительно любит отца, просто не привыкла показывать свои чувства? Отцу уж точно без нее плохо.

– Кажется, я вообще натворила дел и здесь, и в том мире, – пробормотала под нос девушка. – Все оказалось совсем не так, как я думала… – горячо заговорила она, обращаясь к Даниэлю. – Вот послушай, что там произошло…

Она, сбиваясь и путаясь, рассказала о том, что случилось в сказочном мире: и про то, как, подчиняясь Королеве, убила Колдуна, который оказался Королем, и о том, как обнаружила, что была в этой сказке далеко не первой девочкой, отправившейся в Темный лес в красном плаще, и о том, что из-за всего этого сказочный мир истончается и вот-вот исчезнет совсем. Даниэль слушал внимательно, он вообще прекрасно умел слушать. В какой-то момент рассказа в палату заглянула Аннина тезка, но парень только взглянул на нее, и она снова пропала.

Упоминание необыкновенного острова особенно заинтересовало Даниэля. От волнения он снова схватился за спиннер и принялся быстро ходить по комнате, раскручивая его на пальце.

– Очень интересно, значит, в том мире происходит пересечение сразу трех основных пластов, – говорил парень, меряя шагами небольшое пространство палаты. – Я вижу это как пирамидку. Внизу – мифологический, самый старый пласт, он связан с древними богами. Дальше – сказка, она выросла из мифа и базируется на нем. А на вершине – наш привычный мир. Мир мифов и мир сказок связаны более тесно, поэтому соседствуют даже на материальном уровне, и никого там это не удивляет. Наш же мир стоит немного особняком, мифы и сказки отошли в дальнюю область человеческого сознания. Мы живем по мифологическим и сказочным сценариям, однако не замечаем этого. И все равно все эти три пласта тесно связаны между собой, их пронизывает одна ось, поэтому изменения, происходящие в любом из этих миров, повлияют и на остальные…

– Ты о том, что, если сказочный мир погибнет, это повлияет и на нашу реальность? – уточнила Анна. Должно быть, от головной боли она еще довольно плохо понимала Даниэля.

– Да. – Он остановился перед ней. – Я не представляю еще, как именно, возможно, изменения изначально окажутся не явными, фактически незаметными, и все же они наступят. И со временем будут нарастать как снежный ком, который катится с горы, становясь все больше и больше.

Девушка закусила губу. Выходит, выбора нет. Нужно делать все, лишь бы спасти сказочный мир, не дать ему развалиться.

– И как же можно спасти сказочный мир? – спросила она тихо.

– Давай подведем итог. – Даниэль задумчиво посмотрел на спиннер и убрал его в карман. – Из-за смерти Короля баланс в сказочном мире нарушен, и теперь ему угрожает гибель. Так?

– Да, Госпожа на острове говорила именно так, – подтвердила девушка.

– Что же мы имеем?.. – Парень подошел к окну и побарабанил пальцами по стеклу. – Я так понимаю, что сказке, чтобы она оставалась живой, нужны новые герои. Если нет героев – она гибнет. Казалось бы, равновесие можно обрести, если снова появится король, и тогда Королева не останется единственной значимой фигурой на доске. Конечно, Королева может взять себе нового мужа…

Эта идея до сих пор не приходила Анне в голову.

– Но тогда конфликт решается просто, – заметила девушка. – Королева выберет кого-то из своих подхалимов, сделает его королем – и вуаля.

– Нет, не пойдет. – Даниэль с торжеством посмотрел на собеседницу. – В этом случае дисбаланс остается. Как ты не понимаешь, на роль короля не подходит любой статист, персонаж третьего плана. Настоящим королем может быть только центральный, сюжетообразующий персонаж, тот, кто станет настоящим главным героем. Это особая функция. К тому же сказка сейчас, как понимаю, зашла в тупик. Королева победила, и нет дальнейших возможностей для развития.

Даниэль, как это с ним случалось, говорил слегка заумно, и тем не менее Анна его вполне поняла.

– А если королем станет Принц? – спросила она и замерла.

– Очевидно, это даст новый толчок сюжету, – признал Даниэль слегка неохотно. Анна понимала, что он недолюбливает Принца, причем без всяких на то оснований. – Еще неизвестно, к чему приведут такие перемены, но сказка изменится, появятся новые возможности.

Он замолчал и снова отвернулся к окну.

Анна закрыла глаза, ей еще было тяжело взаимодействовать с новым миром, а усталость навалилась внезапно, словно рухнувший сверху ком, мешающий дышать. Боль во всем теле усилилась.

Она подумала о Принце и о том, как давно не смотрела в его глаза, не касалась мягких волос, не слышала его голоса… За это время она почти забыла даже его облик – осталось только ощущение и запах роз, которые в изобилии росли в королевском саду. А еще слова о том, что он никогда ее не предаст, его забота и внимание, которых так недостает сейчас!..

– Ты устала? – Даниэль с беспокойством коснулся ее руки, бессильно лежащей поверх одеяла.

– Да. – Девушка приоткрыла глаза. – Мне больно смотреть.

– Это бывает. Тебе нужно спать и восстанавливать силы. И не бойся, я верю, что у тебя все получится. Ты – главная героиня и можешь ошибаться, но в конце концов сделаешь все правильно… я в это верю.

Она хотела ответить, но не смогла, проваливаясь в плотную вату сна, набивающуюся в рот, в уши, застилающую глаза…

Открыв глаза, она увидела темноту и испугалась того, что ослепла или умерла… Где она? В реальности? Во сне? В сказке? Все так смешалось в последнее время, что и не разберешь.

Там, где она очутилась, было холодно, и холод оказался странным, пронизывающим все тело, леденящим кровь, которая, казалось, застывала в венах, превращаясь в рубиновый лед. Боли не было – только ощущение сосущей пустоты и зыбкого страха, когда не понимаешь, есть ли у тебя под ногами почва, когда не знаешь, что там, за твоей спиной, но боишься оглянуться, чтобы уберечь рассудок и возможность сохранять хотя бы остатки спокойствия и здравомыслия.

Ей показалось, будто на плечи легли чьи-то невесомые руки.

«Я умерла?» – снова спросила себя Анна.

«Нет. – Голос, прозвучавший в ее голове, был холоден и смутно знаком ей по снам. – Но ты ходишь по самому краю. Это риск, и он является смыслом жизни, разве тебе не слаще ощущать биение сердца, зная, что в каждый миг оно может затихнуть навсегда?»

«Нет, – возразила Анна с усилием – монотонный голос словно убаюкивал, гипнотизировал, принуждая поддаться своей власти, прекратить сопротивление. – Мне есть чем заняться, я хочу и буду жить».

«Ты упорная. И довольно интересная собеседница. Скоро, совсем скоро ты станешь моей… гостьей. Надолго. Пока мне не надоест. По вашим меркам, это может называться странным словом „навсегда“».

«Ты меня пугаешь?» – Девушка чувствовала, как ее словно пронизывают ледяные иголочки.

«Я не умею пугать, мне это не нужно. Но я жду. Ты будешь танцевать для меня в моем бальном зале».

«Я плохо танцую. – Кажется, она уже говорила эти слова. – Ты пожалеешь. Найди себе кого-то другого».

«Я никогда ни о чем не жалею. Я жду тебя. Уже скоро…»

Ощущение беспомощности и безнадежности перекрыло горло, лишая дыхания, отдавая во власть нарастающей паники.