Побережье смерти

-  Похоже, эти ублюдки прикончили Палинуса, -  пробормотал Рулл.

Угрожающий боевой клич прозвучал откуда-то из-за деревьев на вершине утеса. Как раз в этот момент длинная шеренга мускулистых фигур выстроилась на гребне главного оврага, их покрытые шкурами тела были смутно видны в тени. Каждый воин размахивал длинным мечом, которым они несколько раз ударяли по своим круглым щитам в жесте вызова. Некоторые из дуротригов распевали странные песнопения, призывая местных богов помочь им сокрушить их заклятого врага. Один из мужчин ткнул своим колющим копьем в небо, и Фигулус почувствовал, как у него скрутило живот, когда он увидел отрубленную голову трибуна, насаженную на наконечник копья. Затем местные трубачи затрубили в свои боевые рога, чтобы сплотить войска на битву. Рев возымел желаемый эффект и заставил Фигулуса и его товарищей похолодеть.

-  Дуротриги, -  сказал Рулл. -  Судя по всему, их сотни. Должно быть, загнали Палинуса и его товарищей в угол, когда те достигли вершины утеса. Бедняги. Он повернулся к галлу. -  Похоже, ваше желание все-таки сбудется, господин.

Фигул сжал толстыми пальцами рукоятку своего короткого меча и ухмыльнулся бриттам, выстроившимся на вершине холма, когда он крикнул своим людям: - Если эти ублюдки хотят поиграть в грубые игры, тогда они обратились по адресу!

Глава третья

Дикие боевые кличи дуротригов  мгновенно оборвались. Последовала минутная пауза, а затем их воины начали стремительно спускаться со скалы к собравшейся на берегу когорте,  зарываясь в высокой траве, покрывающей овраг густыми пучками, их выбеленные  известью волосы развевались за их широкими плечами. Проглотив свой страх,  Очелла быстро повернулся к центурии.

-  Ладно, ребята! В шеренги становись!  Быстрее!

Солдаты сразу же образовали  плотный оборонительный строй и одним плавным движением опустили перед собой щиты, в то время как  Очелла занял позицию спереди.  Многие из солдат бросили в противника свои дротики, еще пытаясь выбраться на берег, и Фигул отодвинул тех, у кого еще осталось  метательное оружие, в самую заднюю шеренгу, чтобы они могли бросить свои снаряды через головы своих товарищей.  Затем Очелла приказал первой шеренге приготовить мечи, и воздух наполнился звуком скрежета металла,  когда клинки вынимались из ножен. Подобные приказы отдавали центурионы вдоль и поперек пляжа, пока солдаты Пятой когорты готовились встретиться с надвигающимися на них туземными воинами.

- Дротики. . . готовь! -  взревел Фигул.

Мужчины в конце центурии подняли свое оружие, сжимая его горизонтально плечам.

Огромная темная масса дуротригов  достигла подножия утеса и неслась по галечному берегу менее чем в сотне шагов от римлян. Их шеренга протянулась рыхлым строем почти по всей длине отмели, и с такого расстояния Фигул мог разглядеть, что некоторые из них надели кольчужные жилеты поверх туник. Из-под шлемов виднелись их всклокоченные бороды, а спереди на щитах были нарисованы странные узоры. Большинство врагов шли с обнаженной грудью, а несколько человек вообще  были без одежды, чтобы выразить свое презрение к своему римскому врагу. Кое-кто из воинов были вооружены боевыми копьями, хотя большинство размахивали тяжелыми длинными мечами, столь любимыми кельтами.

Дуротриги пронеслись по галечному берегу  массовым строем, некоторые воины мчались, обгоняя своих товарищей. Фигул наблюдал, как разрыв между римлянами и врагом быстро сокращался, ожидая сигнала, чтобы люди метнули свои копья в наступающих бриттов. Время должно было быть идеальным. Бросишь слишком рано, и копья не достигнут цели. Слишком поздно, и дуротриги   окажутся в первых рядах прежде, чем железные наконечники ударят в цель. Теперь воины подступили так близко, что Фигул мог видеть дикие взгляды в их глазах и их разинутые рты,  когда они выкрикивали боевые кличи.

- Бросай дротики! -  прогремел Очелла.

Люди в тылу одновременно запустили свои снаряды в дуротригов.  Дротики пронеслись по серому небу под большим углом, через мгновение вонзившись в линию воинов на небольшом расстоянии впереди центурии, древки с длинными железными наконечниками пронзили грубые круглые щиты. Передняя шеренга британцев рухнула, словно поскользнувшись на льду. Несколько человек упали сразу. Другие спотыкались, цепляясь за, торчащие из туловища,  дротики, прежде чем их отбросила в сторону яростная атака разъяренных воинов, следовавших за ними. Один обнаженный  британец вскрикнул, когда метательное копье вонзилось ему в пах, кровь брызнула по его ногам на ступни.

Но как только раненые дуротриги  отступили, следующая линия воинов мгновенно задышала в затылок людям на переднем крае. Очелла взмахнул рукой с мечом в сторону вражеской орды.  -  Вперед! -  крикнул он.

Шестая центурия продвигалось вместе с остальной частью когорты, каждый центурион твердо придерживался тактики, которая так хорошо сослужила Риму в бесчисленных битвах с его врагами-варварами. Раздался лязг стали о сталь, противоборствующие силы столкнулись друг с другом. Легионеры прикрывали туловища щитами и вонзали в глотки врага свои короткие мечи, как они бесконечно упражнялись на тренировочных учениях. Сражаясь плечом к плечу, за своими щитами, образующими сплошную стену против врага,  легиогнры наносили урон  диким воинам, бросающихся на них,  отработанными  ударами, нацеленными в самые уязвимые места на  их телах: в горло и верхнюю часть груди. Со своей стороны, дуротриги  размахивали  своими длинными мечами,  заставляя римлян  открыться и выставить из за щитов свои тела.

Фигул крикнул мужчинам второй шеренги, чтобы они готовили свои мечи, пока ждали своего момента занять место любого солдата, свалившегося  перед ними, быстро закрывая любые бреши в стене щитов. Мужчины падали с угрожающей скоростью. Санитары  медикуса сновали вдоль линии боя , вынося тяжелораненых на безопасное расстояние вниз к берегу. Тех, кого нельзя было спасти, оттаскивали в сторону и оставляли корчиться в агонии на песке, где те и лежали, зовя своих матерей, истекая кровью, хватаясь за свои раны в тщетных попытках остановить поток крови.

Когда легионеры двинулись вперед, кто-то крикнул:  –  Берегись! -  и новая волна стрел и камней обрушилась со скалы, нависшей над правым флангом римской линии. Раздался крик агонии, когда один из легионеров центурии  упал, его бедро было пронзено стрелой.

- Задняя шеренга! Поднять щиты!  -  заорал Фигул, и люди с обеих сторон мгновенно подняли свои щиты, образовав над ними прочный экран, защищая себя и, в какой-то  степени, людей первой линии. Некоторые из вражеских стрел попали в их собственных воинов, которые визжали от ужасающих ран, а их товарищи бросались на стену римских щитов. Заглянув за плечо стоявшего перед ним человека, Фигул увидел, как один  из дуротригов ,  размахивая  перед собой мечом, прорвался сквозь брешь в строю. Его сразил один из дротиков, брошенных сверху в легионеров.  Очелла, отступивший от линии сражения вглубь и лихорадочно подталкивавший людей вперед в бреши, в ужасе повернулся к Фигулу.

-  Зачем они, чума их побери,  до сих пор стреляют в нас?  Разве они не понимают, что бьют по своим же людям?

Фигул разочарованно цыкнул. Несмотря на опасность попасть в своих, дуротриги  продолжали обстреливать римлян стрелами и дротиками. Теперь в первых рядах открывалось все больше и больше пробелов, поскольку линия начала колебаться. Вскоре вражеские воины смогут отбросить римлян своей численностью. Он привлек внимание Очеллы к  их соплеменникам на утесе.

-  Они потихоньку уничтожают нас, господин. Мы должны уйти с отмели.

Очелла покачал головой. Пот стекал по его покрасневшему лицу:  – У нас конкретный приказ. Мы удерживаем оборону здесь, пока другие когорты не высадятся и не укрепят свои позиции.

- Если мы ничего не предпримем, не останется ни одной линии, которую можно было бы удерживать.

-  Наше место  здесь! -  настаивал  Оселла. -  И только здесь! - Он сделал шаг ближе к своему заместителю, понизив голос. -  Еще раз поставишь под сомнение мой авторитет,  и я предъявлю тебе обвинение.

Фигул ощетинился от ярости. Шестая центурия находилась в серьезной опасности, а его командир, охваченный нерешительностью и тревогой в пылу битвы, был больше озабочен наказанием своего подчиненного за предполагаемое неповиновение. Очелла с ухмылкой отвернулся от него.  Когда он это сделал, свинцовый снаряд одного из пращников отскочила от его шлема. Отшатнувшись назад,  Очелла издал легкий стон, его глаза закатились на затылок, и он рухнул на песок. Фигул бросил взгляд на потерявшего сознание центуриона. Ярко-красная кровь струилась по его лицу.  Санитар присел рядом с центурионом и быстро осмотрел его, прежде чем повернуться к Фигулу: -  Он без сознания, -  сказал санитар.

Фигул на мгновение заколебался, и первым заговорил Рулл:  -  Похоже, вы теперь главный,  оптион ….

- Понял! Стоим до конца!.-  Фигул кивнул, крепче сжимая рукоятку щита, готовясь занять свое место в первых рядах и дать бой дуротригам.

-  Мы должны как-то остановить этих лучников.  - Рулл кивнул на людей, раненных стрелами, которые лежали на гальке позади них. -  По крайней мере, тогда у нас появился бы гребаный шанс.

Фигул заколебался, сморгнув кровь и пот со своих глаз: – Каким образом?

Ветеран указал на грязный овраг, идущий параллельно скалам. -  Если мы сможем небольшой группой пробраться туда, то преподнесем этим ублюдкам урок, который они не забудут.

По мрачному лицу галла скользнула благодарная ухмылка:  -  Надо попробовать. Бери на себя командование здесь, Руллус.  -  Затем он подал знак примерно тридцати легионерам, все еще находившимся во второй линии, и ткнул мечом в  сторону скалы. - Первые три декурии! За мной!

Кровь шумела у него в ушах,  Фигул повел солдат вокруг правого фланга центурии и бросился вверх по берегу к утесу. Несколько дуротригов  заметили пробегавших мимо них римлян и оторвались от своих товарищей, пытаясь их отрезать, бросившись на солдат со своими длинными мечами. Фигул ударил своим щитом в атакующего воина, и железный выступ с глухим хрустом врезался ему в лицо. Когда римляне пересекли полосу галечного берега и стали взбираться по оврагу, оптион  почувствовал, как у него от напряжения болят икроножные мышцы, а легкие горят от усилий.

Он поднялся по крутому склону на гребень и бросился к толпе туземцев, выстроившихся вдоль края утеса. Их пока еще не заметили.  Внимание  бриттов было приковано к битве, происходившей на берегу, в этот момент они обрушивали на римлян дождь из стрел, копий, и закидали в них небольшими камнями. Фигул почувствовал, как его пронзила горячая дрожь, когда он приближался к ничего не подозревающих варваров.

- Все за мной! -  приказал он своим людям. -  Как только  мы с ними поравняемся, бьем  их посильнее!

Пока легионеры мчались по вершине утеса, один из бриттов оглянулся и увидел их. Его глаза в панике замельтешились, и он повернулся к своим товарищам, чтобы предупредить их о приближающихся легионерах. Все британцы сразу же развернулись от края утеса. Некоторым удалось бросить дротики под неточным углом, но Фигул и его люди уже врезались в их ряды, и лишь один солдат справа от оптиона  ахнул, когда стрела вонзилась ему в колено. В следующий момент завязалась схватка.  Бритты схватились за оружие -  пестрый набор топоров и ножей, совершенно бесполезный против широких щитов и доспехов легионеров.  Шаг за шагом Фигул и его люди стали оттеснять врага к краю утеса.

Фигул выглянул поверх своего щита и увидел наконечник копья, направленного  ему в шею, в руках  у британца, готового  нанес удар.  Оптион  ловко парировал атаку поврежденным щитом.  Воин зарычал, когда его оружие скользнуло по изогнутому краю, отклонившись от цели и открыв  свой торс для атаки.  Фигул молниеносно воспользовался этим, пронзив мужчине грудь. Раздался тошнотворный хруст, когда острие лезвия вошло в  мягкую плоть, обогнув твердую кость. Британец с содроганием выпустил свое копье,  когда Фигул выдернул свой меч, и человек упал к ногам оптиона.

Дуротриги,  которые  пережили первоначальную атаку, теперь оказались в ловушке между римлянами и отвесным обрывом утеса.  Фигул призвал людей, собравшихся вокруг него, продолжать отбрасывать врага. Слева от себя он заметил обнаженного британца, сжимающего верхний край щита легионера, пытаясь вырвать его у того из рук.  Оптион развернулся  и  пронзил его горло, прежде чем тот успел вцепиться руками в перепуганного легионера.  Раздался неприятный хруст, когда кончик клинка Фигула вошел в челюсть дуротрига.

Предприняв последнее усилие, небольшая группа римлян двинулась вперед, и оставшиеся британцы  начали беспорядочно слетать  вниз, навстречу своей смерти. Некоторые цеплялись за своих товарищей, стаскивая их за собой. Один из кельтов обхватил руками колено, отчаянно сопротивлявшегося,  легионера, потерявшего равновесие, и увлек его за собой в пропасть. Лишь горстке удалось выбраться, выкарабкавшись вдоль края утеса, но они были тут же атакованы римлянами, жаждавшими отомстить за своих товарищей, убитых снарядами, брошенными со скалы. Сегодня пленных брать не будут!

Когда последний враг на вершине утеса был ликвидирован,  Фигул огляделся, его грудь вздымалась, когда он осматривал сцену.  Внизу он видел десятки скрюченных тел, разбившихся о скалы. Подняв взгляд на галечный берег,  Фигул заметил, как люди Пятой когорты двинулись вперед, и   почувствовал прилив облегчения, когда самые задние  ряды туземцев развернулись, чтобы бежать по залитой кровью гальки. В считанные мгновения дуротриги  начали беспорядочное отступление вверх по галечной отмели, а последние несколько воинов повернулись спиной к своим убитым товарищам и бросились бежать, спасая свои жизни.

В водах бухты один из военных кораблей с катапультами сумел обойти севшие на мель галеры. Триера направилась к берегу, весла поднимались и рассекали море в непрерывном ритме. На палубе люди приготовили катапульты, чтобы стрелять по отступающему врагу. Фигул услышал отдаленный крик приказа и несколько резких тресков, пронесшихся над водой, словно удары хлыстом, когда катапульты выпустили свои каменные шары, пронесшись по дуге над головами когорты и врезавшись в убегающих дуротригов.  Неотесанные камни разбивали черепа и позвоночники, словно гигантские кулаки. Еще больше врагов было поражено последним залпом болтов с железными головками, выпущенными из баллист, установленных на палубе того же военного корабля. Выжившие воины, в ужасе оглядываясь назад, сумели убраться с берега и скрыться из виду, оставив после себя сцену бойни.  Некоторые из легионеров попытались преследовать их, но облаченные в тяжелую броню, они быстро сдались и согнулись над своими щитами, задыхаясь.

Фигул повел своих людей назад вдоль края утеса, чтобы отбросить любого бегущего к ним навстречу врага, но его людям уже ничего не оставалось делать.  Битва закончилась.  Когда остатки Пятой когорты вышли из оврагов, то сразу же бросились на туземцев, слишком усталых, чтобы бежать. С накопившейся ненавистью они не жалели своих поверженных врагов и убивали раненых  дуротригов  тут же, на месте.  Фигул увидел, как несколько легионеров окружили стоявшего на коленях воина. Мужчины ликовали, по очереди вонзая свои мечи в его тело, один за другим. Воин демонстративно оставался стоять на коленях, даже захлебываясь собственной кровью. Фигул подавил желание вмешаться и отвернулся.

Тела и брошенное оружие покрывали всю отмель. Он был удивлен тем, насколько болезненно худыми выглядели многие из мертвых британцев.  Куда бы он ни посмотрел, он видел худющие грудные клетки и изможденные лица. Противоречивые эмоции бурлили внутри него -  как всегда в ужасные моменты после битвы.  Будучи солдатом на службе у Императора,  Фигул прекрасно осознавал тот факт, что воины, которых он убил в бою, были кельтами.  Как и его предки.

-  Кровавая бойня, господин, -  сказал Рулл, подтягиваясь к плечу, его выцветшие серые глаза осматривали берег  внизу. - Никогда не видел ничего подобного. Они просто бросались на нас. У некоторых из них не было ничего, кроме голых кулаков. Против заостренной стали!

-  Трудно поверить, как сильно они ненавидят Рим, -  тихо сказал Фигул. - Лучше бы им было бы сдаться. Они уже должны понять, что не смогут нас победить.

Он на мгновение замолчал, потом кое-что вспомнил и устремил взгляд на скалу.

-  Где центурион? -  спросил он, просматривая ряды легионеров.

Рулл кивнул на колонну раненых, сгрудившуюся на галечной отмели: -  Среди других раненых, господин. Похоже, он еще долго не проснется. - Он не решался продолжить, поглядывая влево и вправо, чтобы убедиться, что никто не слушает. Затем он наклонился вплотную к Фигулу и понизил голос. -  Скажу по секрету, господин. Вам лучше быть осторожным с центурионом.  Очелла был офицером преторианской гвардии, прежде чем его перевели во Второй легион.

-  Зачем ему было отказываться от уютной должности в гвардии, чтобы перейти в Британию?

Рулл пожал плечами:  -  Возможно, это был не его выбор. Может быть, поэтому он причиняет нам столько неприятностей. Он пососал зубы и добавил -  Предпоследний оптион  недолго продержался на вашем  месте. Его отправили обратно в Гесориакум для обучения новобранцев.  Послушайте меня, господин. Очелла не из тех, с кем вам следует фамильярничать.

Глава четвертая

Последние галеры причалили к берегу, когда фиолетовые сумерки опустились на Вектис, море блестело, как тысячи ослепительных наконечников мечей в угасающем свете. Небо прояснилось, пока матросы разгружали припасы, для того, чтобы накормить и вооружить армию. В течение дня группы гребцов трудились, чтобы отогнать триеры, севшие на мель на песчаной отмели. Стоя по пояс в ледяной воде, они тянули за веревки, привязанные к носу каждого корабля, перетаскивая суда через отмель и спуская их с мели одно за другим.  Ближе к вечеру, когда триеры были вытащены, остальная часть флота осторожно направилась к берегу.

Мужчины из каждой центурии Пятой когорты были назначены для выполнения мрачной задачи по уборке трупов с отмели. На вощеных грифельных досках делались записи имен каждого погибшего легионера, которые нужно было представить центурионам для подсчета потерь. Раненых лечили там, где они лежали, а полевой госпиталь был устроен в лагере, построенном недалеко от скалы. Погибшие  были собраны и разложены в ряды, готовые к погребению, которое будет сооружено для кремации их тел после того, как соберут дрова. С каждого трупа сняли доспехи, оружие и сапоги. Затем их отправят квартирмейстеру для ремонта и размещения в складах, готовя к вторичному  использованию по мере необходимости.

По приказу легата дуротриги были свалены под одной из скал и оставлены как суровое напоминание об уплаченной цене, тем,  кто бросил вызов Риму. Их оружие и снаряжение также были изъяты и частично сожжены, чтобы они не попали в руки падальщиков, которые затем могли бы продать их врагам Рима.

Со своими войсками на берегу легат отправил кавалерийских разведчиков на поиски признаков присутствия врага в глубине суши, в то время как когорты, наконец, отошли от берега, оставив позади себя скалу, как памятник сражению на берегу,  запечатлевшемся в их памяти. Утомленные люди расчистили разбросанные по земле заросли кустов  и принялись за тяжелую работу по созданию походного лагеря. Сначала они вырыли внешний ров глубиной двенадцать футов, используя свои шанцевые инструменты. Затем они забрали землю из рва, чтобы сформировать внутренний вал десяти футов высотой. Он был увенчан заостренными деревянными кольями, связанными вместе кожаными ремнями,  и предназначенными для использования в качестве гигантских шипов в случае нападения противника.

После того, как оборонительные линии были завершены, мужчины приступили к разметке линий для своих палаток. Когда легион и его обоз были надежно заперты в походном лагере, солдаты наконец набили свои опустошенные желудки пайками из дымящейся горячей соленой свинины и ячменной каши. С наступлением ночи мужчины разошлись по своим восьмиместным палаткам из козьих шкур. Они сидели вокруг костра, согреваясь, высушивая свою мокрую одежду, играя в кости, обмениваясь непристойными шутками, пытаясь отвлечься от мрачных воспоминаний о битве. Этим мужчинам в одежде санитаров  была поручена тяжелая задача срубить бревна на опушке близлежащего леса, чтобы соорудить погребальный костер для своих павших товарищей.

Выполнив свои дневные обязанности, Фигул присоединился к Руллу и его солдатам у костра и стал греть руки. Он связался с медикусом Второго легиона, чтобы узнать, когда поправится Очелла, но центурион что-то бессвязно бормотал, лежа на тонком спальном одеяле, расстеленном на земле, и  мотая головой  из стороны в сторону.  Фигул надеялся, что этот человек вскоре восстановит свой разум, чтобы снова взять на себя командование Шестой центурией и позволить своему оптиону вернуться к своим обычным обязанностям. При нынешнем положении вещей казалось, что Фигул будет обременен командованием, по крайней мере, в течение следующих нескольких дней  -  ситуация, на которую он возмущался, поскольку в глубине души считал себя простым солдатом и дорожил духом братства своих товарищей по званию. Но, по крайней мере, он хотя бы на это время будет избавлен от суетливой настырности  центуриона.   Очелла был педантичным офицером, который прежде всего предъявлял требования к  внешнему лоску и аккуратности своих людей.  Любые признаки опоздания встречались холодным взглядом и жесткими дисциплинарными взысканиями. Жизнь под  Очеллой была особенно сложной для Фигула, и  центурион  безжалостно хватался за каждую малейшую промашку, которую тот совершал, отчитывая  его за пятнышко грязи на полированной пряжке ремня при проверке комплекта или за малейшие помарки в записях. Втайне Фигул подозревал, что Очелла обижен на него за гораздо больший опыт участия в боевых действиях на полях сражений.  Возможно, Очелла видел в нем угрозу своему авторитету. С тяжелым чувством в сердце Фигул понял, что, если он не уладит свои разногласия с центурионом, его дни в Шестой центурии будут сочтены.

Рулл и другие легионеры молча сгрудились вокруг костра, их лица были освещены отблесками пламени. Фигул заметил на их лицах оцепеневшую усталость и решил немного их развлечь. -  Итак, -  сказал он с натянутой ухмылкой. - Кто хочет увидеть фокус?

Рулл закатил глаза. - О,Боги! Что еще за фокус?

Фигул повернулся к Руллу и подмигнул:   -  сейчас увидишь!  -  Он узнал о нем от киликийского торговца в Рутупиях. Он вгляделся в лица мужчин у костра. -  Все, что мне нужно, -  это доброволец.

-  Скорее идиот, -  усмехнулся Рулл.

-  Я согласен,  господин, -  предложил легионер, сидевший напротив Фигула.

Фигул посмотрел на стройного моложавого легионера. Гай Арриус  Хельва был одним из новобранцев, назначенных в Шестую центурию  за день до их выхода из Каллевы. В нем была та смесь наивности и дерзости, которая свойственна всем новобранцам в течение короткого периода после их прибытия в Британию -  до того, как жестокий конфликт с врагом превратит их в закаленных в боях легионеров. За то короткое время, что Фигул был в Шестой центурии, он лишь недавно познакомился с Хельвой; но в новобранце было что-то такое , что он находил обнадеживающим. Тот стремился доказать, что достоин своих товарищей, и его энтузиазм по поводу армейской жизни резко контрастировал с утомленным и циничным видом многих ветеранов.

Фигул достал из кошелька монету:  -  Итак, парень. Дай мне свою ладонь.

Хельва покорно протянул руку оптиону ладонью вверх. Положив свою руку поверх руки легионера ладонью вниз,  Фигул затем достал монету, по очереди показывая ее каждому человеку у костра, прежде чем смело положить ее на свою руку.

-  Сейчас, -  начал он. -  Вы ясно видите, что эта монета лежит у меня на руке, да?  Мужчины кивнули. -  А что, если бы я сказал, что могу заставить эту монету пройти через мою руку в его ладонь?  - Говоря это, он смотрел на Хельву.  Легионер недоверчиво уставился на него широко раскрытыми глазами.

-  Через вашу руку? -  повторил Хельва. -  Эта монета? Это невозможно сделать. Только боги способны на такие вещи.

- Боги. . . и торговцы розовым маслом, -  пробормотал  Рулл. -  Ставлю четыре сестерция, что это не сработает.

- По рукам! -  с готовностью ответил  Фигул.

Он сосчитал до трех. Затем, подняв свободную руку высоко над головой, и произнес слова, которым научил его киликиец, затем хлопнул другой рукой по руке, сжимавшей ладонь Хельвы. Немного подождал.  Хельва с надеждой наклонилась вперед, а Фигул медленно убрал руку с ладони. Даже Рулл, несмотря на свой очевидный скептицизм, вытянул голову, чтобы лучше рассмотреть.

- Пустая! -  заявил Рулл, хлопнув себя по бедру. - Я так и знал! -  Он радостно потер руки. -  Вы должны мне четыре сестерция,  господин.

- Чушь! -  Фигул нахмурился. -  Но… я не понимаю. Я сделал именно то, что сказал мне киликийский  торговец.  Я сказал правильные волшебные слова и сделал все как надо.

-  Ничего тут не поделаешь ! Платите, галл, -  шутливо ответил Рулл.

Проклиная свою неудачу, Фигул полез в кошелек и вытащил четыре монеты. Он не мог позволить себе эту потерю, так как ему удалось растратить большую часть своих скромных сбережений на кости. Он обнаружил в себе необъяснимое желание продолжить играть в эту игру. Каждый раз, когда он проигрывал, он уходил в угрюмом настроении, поклявшись Юпитеру, что больше никогда не будет играть в кости. И тем не менее на следующий же день Фигул неизменно оказывался снова за игорным столом, в темном углу какой-нибудь сомнительной питейной забегаловки, отыгрывая очередную часть своего с трудом  заработанного жалования. Совсем недавно он потерял полную месячную зарплату, играя в кости в Каллеве, проиграв двадцать игр подряд -  результат, который заставил его серьезно подозревать, что его коварный противник жульничал.

-  Оптион  Гораций Фигул? -  рявкнул чей-то голос.

Фигул повернулся, когда из-за палатки вышел человек. По плюмажу на его шлеме Фигул опознал в нем одного из личных телохранителей легата. Произнося это, мужчина смотрел прямо на Фигула. Он заметил несколько офицеров, таких же как он оптионов, лежащих на земле рядом с ним.

-  Это я, -  ответил он.

Телохранитель кивнул:  -  Легат желает поговорить с вами.

- Прямо сейчас? -  Фигул заметил, как Хельва и Рулл обмениваются озадаченными взглядами в тусклом свете костра. - Зачем?

Лицо телохранителя ничего не выдавало: -  Прямо сейчас, если вы не возражаете, господин. Легат занятой человек.  - Он жестом пригласил Фигула следовать за ним и быстро направился по главной дорожке, ведущей к центру лагеря.

“Что может быть нужно от него легату в такой поздний час?” -  задавался вопросом Фигул, следуя за телохранителем мимо казарм и зернохранилищ. Возле палаток полевого госпиталя он заметил небольшую вереницу закутанных тел. Вскоре они достигли штаб-квартиры легата, большой палатки, возведенной на пересечении двух основных дорог, проходящих через лагерь. Пара охранников стояла на страже у палатки, с обеих сторон на стойках стояли военные штандарты легиона. Легионер, сопровождавший Фигула, подошел к открытому отверстию палатки, двое охранников кивнули своему товарищу и отошли в сторону.

-  Входите, господин. Легат ждет вас, -  бесцветным голосом сказал телохранитель.

Сладкий запах подогретого вина наполнил его ноздри, когда Фигул вошел. В палатке было приятно тепло. Жаровни во всех четырех углах ярко горели, изолируя помещения от ненастной британской погоды. В углу стоял низенький столик, на котором горкой стояло блюдо с мясным ассорти, а на подставке над масляной лампой стоял медный кувшин, до краев наполненный вином. Из кувшина поднимались тонкие струйки пара. Большой рабочий стол, окруженный полудюжиной мягких кожаных табуретов, занимал середину палатки.

Легат Целер сидел за рабочим столом кампании, сосредоточенно нахмурив брови, и что-то читал с вощеной доски на столе перед собой. Фигул неловко стоял перед легатом, казалось, очень долго, но не более пары секунд, осматривая роскошную обстановку палатки легата. Это был мир далекий от атрибутов обычного солдата, и внутренне галл чувствовал себя ужасно неуместным.

Наконец Целер поднял взгляд. Фигул жестко отсалютовал. Легат смотрел на него в упор холодными голубыми глазами.

-  Вольно, оптион.

У легата был вид самоуверенного превосходства, характерного для всех римских аристократов - уверенность, граничащая с высокомерием.  Фигул видел, как такие люди, как он, занимали высшие трибунские чины: сыновья богатых аристократов отправлялись в Британию на пару лет, чтобы отслужить военную службу, прежде чем вернуться в Рим, чтобы сделать прибыльную карьеру на государственной службе. Некоторые из таких людей мало интересовались военным делом и не проявляли никакой заботы о долгосрочной стабильности провинции. Их интересовало только то, откуда прибудет очередной кувшин фалернского, и  последние сплетни из терм и театров Рима.  Фигул опасался, что именно такой человек теперь командует лучшим римским легионом.

-  Фигул, не так ли? -  спросил Целер.

- Да господин.

-  И ты наполовину галл, как я понял из твоей армейского таблички. Мои друзья в императорском дворце сказали мне, что они позволяют твоим соотечественникам даже становиться сенаторами. В Риме. Не могу себе даже представить!  Галлы обсуждают политику. Мир сошел с ума.

Фигул сжал губы и стоял очень неподвижно, когда Целер  еще раз взглянул на вощеную дощечку на своем столе.

- Шестая центурия,  можно сказать, спасла наш  легион сегодня на побережье. По общему мнению, Пятая когорта была бы захвачена этими проклятыми британцами, если бы Шестая центурия не пробралась бы к ним через скалу.  -  Фигул переступил с ноги на ногу, не зная, ожидает ли легат ответа. После минутного молчания  Целер продолжил. -  Мне сказали, что твой центурион получил ранение.

Фигул кивнул: -  Получил удар по голове, господин. Он лежит в полевом госпитале. Хирург считает, что через день или два он встанет на ноги.

-  В последнее время наш легион потерял слишком много офицеров, -  кисло заметил Целер. -  Но дело в том, что Очеллы здесь нет, и как его подчиненный ты, следующий в иерархии.  Шестая центурия продемонстрировала замечательную инициативу на берегу, качество, которое ему снова понадобится для следующего задания.

Фигул нахмурился:  -  Какого задания, господин?