Был такой случай

Например, приехал из столицы в альпинистский лагерь инструктор, который наладил дома производство самодельного коньяка, разумеется, для себя, а не на продажу, причем очень высокого качества. Думая, что никто про это не знает, предложил попробовать и определить, что это за напиток, и оценить его качество. Напиток был действительно отличный, и его шутка удалась бы на славу, но известный питерский альпинист Д.Е. Хейсин, который случайно узнал секрет этого напитка, выдал точный рецепт и технологию изготовления, чем, конечно, испортил весь эффект задуманной шутки. Москвич затаил в душе некоторую обиду и решил взять реванш. Прошло несколько месяцев, и в Питер приехал другой альпинист из Москвы. За столом опять собралась весёлая компания, и гость, естественно, достал бутылку коньяка с какой-то совершенно экзотической этикеткой. После того как выпили коньяк и отметили его высокое качество, стали интересоваться — откуда напиток и какая марка? Тогда московский гость оторвал этикетку, и на обратной стороне все увидели надпись: «Мите Хейсину, чтобы не выпендривался!». И подпись того самого инструктора.

От сумы и от тюрьмы — не зарекайся

Альпинистские лагеря в СССР, конечно, имели свою специфику, но были «плоть от плоти» советскими учреждениями — со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Приехав однажды в альпинистский лагерь «Адыл-Су» работать инструкторами в последнюю смену, мы с А.Пугачёвым угодили на уборку картошки в подшефном колхозе в Приэльбрусье. Так как картофель на Кавказе стоил дороже яблок, то убирали его так тщательно, как колхозникам средней полосы нашей страны и не снилось. Инструктор с отделением альпинистов убирали картошку сначала вдоль, а затем и поперёк поля. После этого приходил местный бригадир и проверял качество уборки, тыкая в землю палкой.

Запомнился ещё субботник, на котором готовили слаломный склон к зиме, убирая камни, сучья и прочий мусор.

Самое же любопытное зрелище было, когда в стране проходили очередные выборы, которые в Советском Союзе были превращены в фарс: бюллетень с фамилией одного кандидата нужно было опустить в урну. После этого считалось, что человек выполнил свой гражданский долг и мог приобрести на избирательном участке какой-нибудь дефицитный товар или продукт, если они ещё оставались в наличии. Выборы проводились в воскресенье, и тратить день на эту «ерунду» очень не хотелось. Зимой можно было поехать в Кавголово, весной и осенью — на Скалы. Поэтому была отработана такая система: брали заранее открепительный талон, чтобы не «напрягать» работников агитпункта, и бросали его в ближайшую мусорную урну. После этого можно было спокойно заниматься своими делами.

Если же выборы заставали тебя в альпинистском лагере, то этот открепительный талон становился таким же необходимым документом, как страховой полис или альпинистская книжка. Начальник учебной части объявлял: «На восхождения будут выпускаться только те, кто выполнил свой гражданский долг, то есть «проголосовал». Эта фраза оказывала магическое действие на альпинистов. Ещё до подъёма руководители групп занимали очередь, чтобы поскорее опустить в урну этот «злосчастный» бюллетень и отправиться на восхождение.

Руководству альпинистских лагерей рекомендовалось также повышать культурный уровень инструкторов и участников. Здесь, как и везде, большую роль играл человеческий фактор. Одни подходили к этому делу формально: «крутили» старые фильмы или организовывали скучные лекции. Другие же проводили действительно интересные мероприятия — например, знакомили людей с местными достопримечательностями. В таких древних городах, как Самарканд, Бухара или Коканд, было что посмотреть. Кроме интереснейших музеев, можно было пойти ещё на один из восточных базаров, где возвышались горы разноцветных фруктов и овощей, громоздились знаменитые среднеазиатские дыни-торпеды и другие экзотические фрукты. Здесь всё можно было попробовать и обязательно поторговаться прежде, чем что-нибудь купить. После сытной, но однообразной лагерной пищи, это фруктово-овощное изобилие было очень кстати.

И вот однажды известный питерский альпинист А.Д. Пугачёв оказался таким образом в Бухаре.

Один из инструкторов сказал ему: «Я эти музеи видел уже несколько раз, давай мне свою сумку, и я пойду на рынок за фруктами». С этими словами он растворился в пёстрой толпе «аборигенов», взяв с собой и Лёшину сумку.

После насыщенного дня альпинисты, переполненные впечатлениями от осмотра древних культурных памятников, забыли об инструкторе, который ушёл на базар, сели в автобус и уехали. Бедолага остался в Бухаре один, без документов и уже без денег, но с сумкой, полной фруктов. Что делать? Попытался добраться до альплагеря на общественном транспорте «зайцем», но был выловлен контролёром и сдан в милицию.

Разговор в милиции был короткий — раз нет документов, то плати штраф двести пятьдесят рублей (по тем временам — месячный оклад старшего научного сотрудника).

Когда же выяснилось, что и денег нет, бедняга очутился в камере знаменитой бухарской тюрьмы. Как известно, сидеть в камере скучно, а тут новый человек появился. Сразу к нему с вопросами: — «Кто такой, откуда? Мастер спорта? Альпинист? Давай показывай, что умеешь делать!».

Первым делом инструктора проверили в традиционном тюремном соревновании. Два человека указательными пальцами зажимают концы спички и тянут в разные стороны — кто кого перетянет. Нужно сказать, что у альпинистов пальцы очень сильные, так как приходится часто соприкасаться с горной породой. К тому же кожа на пальцах такая толстая и шершавая, что даже при сдаче крови на анализ у врача возникают проблемы. Так что, естественно, инструктор всех сокамерников победил. Те прониклись к нему уважением и попросили показать ещё какие-нибудь упражнения.

В ход пошли «пистолетики» (приседания на одной ноге), подтягивания и многое другое. Наконец, дошла очередь до отжиманий от пола. Соблюдая принцип постепенности, как учили в школе инструкторов, начали от простого к сложному. Сначала, как в армии: упал — отжался. Конечно, альпинист, который был в отличной спортивной форме, отжался больше всех заключённых, ведущих «сидячий» образ жизни. Затем упражнение усложнилось — теперь нужно было отжаться и хлопнуть перед собой в ладоши. Постепенно освоили и это. Далее инструктор ещё усложняет задачу — отжаться от пола и хлопнуть в ладоши за спиной. Арестанты пытаются повторить, и весь личный состав камеры «втыкается» физиономиями в пол.

Как бы развивались события дальше — неизвестно, так как двери камеры распахнулись, и инструктора увели на выход с вещами. Из лагеря привезли его документы, и он вышел на свободу. Отдали и сумку Лёши Пугачёва. До сих пор Лёша бережно, как музейный экспонат, хранит эту сумку — ведь не у каждого есть вещь, побывавшая в знаменитой бухарской тюрьме!

Международный альпинистский лагерь на Памире (МАЛ)

МАЛ — Памир был организован в 1973 г. для того, чтобы альпинисты могли сами заработать валюту на организацию экспедиции в Гималаи. Поездка в Гималаи по разным причинам тогда не состоялась, а МАЛ остался, так как он устраивал всех.

Иностранные клиенты были довольны тем, что за сравнительно небольшую цену (около 1200 долларов) они получали возможность сделать восхождения на семитысячпики Памира. Обработку наиболее сложных и опасных участков маршрута, а также спасательные работы в случае аварии производили тренеры-спасатели МАЛ-а. Кроме того, была ещё и культурная программа — знакомство с достопримечательностями таких городов, как Самарканд, Бухара, Ленинград, Москва и некоторыми другими. Организация аналогичной самостоятельной экспедиции стоила бы гораздо дороже, поэтому поездки в МАЛ пользовались за рубежом большой популярностью, и ежегодно в МАЛ-Памир приезжали более 100 клиентов.

Тренеров устраивало то, что, закончив выступление в чемпионатах СССР, в МАЛ-е они могли совершать восхождения на семитысячники и общаться в неофициальной обстановке (т. е. вести разговоры «за жизнь») с иностранцами, что в СССР было доступно далеко не всем.

Государству тоже была польза, так как в страну поступала иностранная валюта, а это для экономики очень полезно.

Основная база МАЛ-Памир находилась под пиком Ленина в ущелье Ачик-Таш, но были ещё два филиала на ледниках Москвина и Фортамбек, с них совершались восхождения на п.п. Коммунизма и Е. Корженевской.

Филиалом на л. Москвина руководил москвич Б. Ефимов, а на Фортамбеке начальником был питерский альпинист О. Борисёнок. На филиалах работал коллектив тренеров, сложившийся в МАЛ-е не за один сезон. Естественно, как начальники, так и тренеры считали, что их филиал — самый лучший, и были по-своему правы, так как каждый филиал имел свои плюсы и минусы.

Например, с л. Москвина удобнее было делать восхождение на п. Коммунизма, так как оно получалось короче — не нужно было пересекать Памирское плато. Чтобы совершить с л. Фортамбек восхождение на пик Е.Корженевской, приходилось лететь на «Пыльную поляну» на вертолёте. Зато на Фортамбеке, который располагался несколько ниже по высоте, чем филиал на л. Москвина, и отделялся от ледника высокой мореной, было гораздо уютнее, что важно для восстановления сил после восхождения.

На обоих филиалах были громадные камни с мемориальными досками — память об альпинистах, ушедших из жизни. Каждое лето гуда приезжали их родные и друзья, чтобы почтить их память. Ещё на Фортамбеке была идеально ровная поляна, покрытая травой, которую использовали, как аэродром для вертолётов. Также на этой поляне в перерывах между восхождениями устраивались международные встречи но футболу.

Команда тренеров выигрывала у сборных Германии, Франции, Венгрии, США и других футбольных стран, о чём сборная страны по футболу могла только мечтать…

Кроме того, чуть выше стоянки МАЛ-а располагалась биологическая экспедиция из Душанбе под руководством В. Белкина, куда всегда можно было пойти в гости. Там можно было поиграть в настольный теннис или попить чай в хижине, а не в палатке, что тоже помогало восстанавливать силы после дежурства на высотах более 6500 м.

В одном тренеры филиалов были единодушны: на филиалах лучше, чем в Ачик-Таше. Это, видимо, объяснялось тем, что там жили в течение всего нескольких дней, даже не распаковывая полностью рюкзаки. Филиал же считали домом, где было своё место для палатки, привычная работа, объём которой был известен. Даже неприятные работы, связанные с помойкой и туалетом, охотно выполнялись добровольцами, которые подходили к этой работе творчески и сумели, придав ей элемент романтики, сделать её интересной.

После отъезда клиентов тренеры должны были восстановить первозданный вид поляны, то есть убрать весь мусор в помойку, а затем помойку сжечь. Мусор убирал весь личный состав лагеря, а ликвидация помойки происходила очень своеобразно. В центр ставилась бочка с оставшимся горючим для вертолёта, бензином обливался весь мусор, а затем ликвидатор, укрывшись за большим камнем, бросал туда горящий факел. Зрелище было фантастическое!

Что касается туалета, то он по праву считался самым чистым на Памире, причём уборка его осуществлялась с помощью всяких хитроумных приспособлений, изготовленных из подручных средств. Руководил этой работой квалифицированный специалист — кандидат биологических наук. Единственным недостатком туалета была его удаленность от лагеря, что строители (медики, биологи и физики) объясняли санитарно-гигиеническими соображениями. Правда, однажды это обстоятельство чуть не привело к международному конфликту. На Фортамбек прилетела княгиня со знаменитой аристократической фамилией. Естественно, после дороги она попросила показать, где находится отхожее место. Но во время путешествия туда не выдержала и присела за ближайший камень со словами: «Пока до вашего нужника дойдёшь, мочевой пузырь лопнет!» После чего села в вертолёт и улетела. На Фортамбеке её больше никто не видел.

* * *

Многие клиенты приезжали на Фортамбек, чтобы снять на плёнку л. Трамплинный, вернее лавины, падающие с него. Этот ледник, напоминающий трамплин, падал в прямом и переносном смысле с Памирского плато. Куски льда летели с него постоянно, вызывая «сухие» лавины, то есть такие, впереди которых стремительно шла волна из снежной пыли, обладающая огромной силой и способная снести палаточный лагерь, если бы сумела до него добраться. Но в том-то и дело, что большинство лавин, пересекая л. Фортамбек и взбираясь на морену, за которой был расположен лагерь, теряли свою силу и опасности не представляли. Иное дело, когда отрывался огромный кусок висячего льда и вызывал большую лавину, которая пересекала ледник, перехлёстывала через морену и накрывала снежным зарядом лагерь. Мгновенно наступала зима, солнце не было видно, палатки заносило снегом. Однажды рано утром, когда лагерь ещё спал, сошла такая лавина, что сорвала палатки и клиенты проснулись по горло в снегу. Вещи их потом пришлось собирать по всей поляне. Хорошо, что это произошло в конце смены, поэтому палатки восстанавливать не стали, а клиентов отправили на вертолёте в Ачик-Таш.

На Фортамбек прибывали «киношники» из разных стран специально для того, чтобы заснять такую лавину. Большая лавина сходила крайне редко, тут уж кому повезёт.

Одна экспедиция дежурила возле установленной аппаратуры почти месяц, но, так и не дождавшись нужной лавины, упаковала приборы и сидела на аэродроме, ожидая вертолёта. И надо же было случиться, что именно в это время сошла лавина, которую они так долго ждали, но снять на плёнку уже не смогли. Вот уж действительно сработал «закон подлости»! Другой экспедиции повезло несравненно больше. Как только были установлены кинокамеры, как по заказу, сошла лавина, пересекла ледник и, как джин из бутылки, поднялась над мореной.

Кадры для фильма получились отличные.

* * *

Работа тренера-спасателя состояла не только из обработки маршрутов на семитысячники, дежурства в высокогорной зоне и проведении консультации по маршруту с клиентами. Все работы на филиале, кроме приготовления пищи, ложились на плечи тренеров, так как другой рабочей силы на филиале просто не было. Тренеры строили склады для продуктов, вырубая на склоне лёд, строили баню на берегу горного ручья, создавали водопровод в лагере, направляя воду из горных ручьёв в шланги, идущие вниз, устанавливали палатки и проводили туда электричество от дизель-генератора.

Особенно запомнилась работа по установке армейской палатки для столовой, где размещалось 100 человек, а называлась она — «анаконда». Оценить точность этого названия мог только тот, кто участвовал в установке или снятии «анаконды». Палатка скатывалась в жгут и, как в фильме «Поиски анаконды», укладывалась на стойки. Весь личный сослав лагеря тащил её на плечах к месту установки или хранения.

Электричество создавал дизель-генератор, который стоял за мореной, чтобы не нарушать первозданную горную природу шумом и вонью выхлопных газов. Весил этот агрегат около 100 кг, так что затащить его вверх на морену было достаточно тяжёлой работой. Каждый вечер его нужно было заводить, но однажды включить агрегат не удалось. Возможно, техника отказала, а может, специалисты были неважные, но только уже темнело, а света в лагере нет. У клиентов за всё заплачено в валюте, в общем, встал вопрос: «Что же делать?» Рядом была база биологической экспедиции, которая в том году не приехала. У них стоял точно такой же дизель-генератор. Кто-то предложил взять этот агрегат во временное пользование. Сказано — сделано. Пошли туда. Дело к вечеру, а ночи на Памире очень тёмные. Открыли склад, вытащили агрегат, заправили горючим, и он, хотя и не сразу, но завёлся. Тут уже единогласно все решили не рисковать и не глушить дизель, а тащить по морене в работающем состоянии.

Иностранные клиенты увидели фантастическое зрелище — на фоне звёздного неба четыре мрачные фигуры несут по морене работающий генератор, ревущий и выбрасывающий дым с искрами!.. Конечно, особенно досталось тем, кто нёс генератор сзади, так как им приходилось дышать выхлопными газами. Но свет в лагере появился, а на другой день прилетел электрик и наладил наш агрегат.

Много хлопот доставлял нам водопровод, так как шланги от резкой смены температуры лопались, и их приходилось постоянно чинить. Большим любителем гидротехнических работ был Г.Н. Корепанов, у которого было хобби делать на филиалах фонтаны и подсвечивать их по вечерам. Получалось почти совсем как в Петродворце.

Вообще известный питерский альпинист-высотник Г.Н. Корепанов, совершивший первопрохождение полного траверса массива пика Победы и ставший в тот год чемпионом Союза, был в МАЛ-е на особом положении, хотя официально числился просто тренером-спасателем. Во-первых, он мог работать на любом филиале, везде ему были рады, так как он был опытным тренером-консультантом, работавшим в МАЛ-е с самого его начала, и вообще был колоритной фигурой. Во-вторых, даже в Ачик-Таше, где дисциплина была довольно строгая, и тренеры делали ту работу, которую давал дежурный тренер, Жора мог позволить себе делать то, что ему нравилось. Все знали, что Корепанов собирает и разбирает юрту, где в течение сезона клиенты могли пить чай, кофе и другие напитки, наслаждаясь экзотикой и местным колоритом, расплачиваясь, естественно, валютой.

И никаких санкций за неповиновение дежурному тренеру московское руководство применить не могло, так как понимало, что МАЛ и Г.Н.Корепанов — неразделимы.

Понимало это после перестройки и местное руководство, приглашая Жору работать тренером-консультантом.

В МАЛ-е можно было встретить интересных людей, известных не только в нашей стране, но во всём мире. Альпинистов — Р. Месснера, покорителя всех восьмитысячников планеты, В. Балыбердина, первого советского альпиниста, ступившего на вершину Эвереста, Л. Трощиненко, В. Шопина и других участников первой советской Гималайской экспедиции. Крупных учёных — Р. Хохлова, вице-президента АН СССР, ректора МГУ им. Ломоносова, В.В. Антонова-Романовского, известного физика, работавшего в ФИАН-е рядом с академиком А. Сахаровым, автора песен Ю.И. Визбора и многих других известных людей.

Эти люди, хотя и не все работали в МАЛ-е, но, бывая в тех краях, заходили в гости и рассказывали много интересного.

С Всеволодом Васильевичем Антоновым-Романовским я познакомился при любопытных обстоятельствах.

Он был из группы академиков, которых известный московский альпинист В.Т. Галкин приглашал в экспедиции московского «Буревестника». Польза от этого была обоюдная: академики получали возможность попасть в труднодоступные горные районы Памира и Тянь-Шаня, а присутствие группы крупных учёных придавало экспедиции, которой руководил В.Т. Галкин, большую значимость в глазах местного руководства.

Всеволод Васильевич попал в эту группу случайно. Он водил в детский сад своего внука, а Виктор Тимофеевич — сына. Они не были знакомы, но как-то разговорились, и В.В. поделился своими планами на лето — кто-то из знакомых пообещал устроить его в альпинистскую экспедицию на Памир. По какой-то причине Тимофеевич не признался, что он начальник этой экспедиции, но регулярно интересовался у В.В., как продвигаются его дела в этом направлении.

Наконец, где-то в мае, когда Галкину стало ясно, что никто ни в какую экспедицию В.В. устраивать не собирается, он сообщил, что является начальником этой экспедиции и берёт его на Памир. Так В.В. вошёл в группу академиков и стал постоянным участником поездок в горы.

В 1983 г. из этой группы прибыли на Фортамбек только он и сравнительно молодой (около 40 лет) доктор математических наук Фёдор. Был у них традиционный маршрут — переход с л. Фортамбек на л. Москвина, который занимал по времени один день. Они ушли утром, а вечером на филиале Москвина не появились. Не было их и на следующее утро, а вечером, когда мы с Б.В. Гладких (впоследствии известным питерским политиком, очень энергичным и контактным человеком, заводившим друзей в самых разных слоях общества) налаживали баню, мимо нас в быстром темпе прошел бородатый человек, который направился к палатке начальника филиала О. П. Борисёнка. Через некоторое время пригласили туда и нас. Поскольку ледник в этом сезоне был сильно разорван, а прыгать через трещины В.В. не мог, так как один глаз у него не видел по причине катаракты, поход затянулся. Наступила ночь, пришлось ставить палатку, а рюкзак, где были примус, они уронили в трещину, дна которой не было видно.

Короче говоря, Федор побежал утром в лагерь, а В.В. остался в палатке, так как обходного пути они не нашли. Фёдор вручил нам кроки, то есть план, где нам искать палатку, мы взяли верёвку, примус и побежали вниз.

Темнеет на Памире быстро. Мы торопились, потому что понимали, что пожилой человек вторые сутки сидит на леднике, страдая от жажды (холодной ледниковой водой напиться нельзя). Палатку, пользуясь рисунком Фёдора, мы нашли достаточно быстро и наметили путь выхода с ледника, который действительно был сильно разорван. Затем мы увидели человека, который сидел за письменным столом, сделанным из камней, и сосредоточенно писал.

Когда мы появились, он поднял голову, посмотрел на нас и сказал: «Вы так быстро пришли, что я не успел закончить научную статью. Здесь так хорошо работается, никто не мешает!». Мы поняли, что судьба свела нас с настоящим учёным, который занимается своей наукой, невзирая на досадные неудобства, возникающие на его пути.

Когда, связавшись верёвкой, по ажурным снежным мостикам, попав под сильный камнепад при выходе с ледника, мы, наконец, нашли уютный «карман», где на зелёной траве поставили палатку, В.В. был очень благодарен нам за горячий чай, а все остальное, включая нас, воспринял, как помехи его научной работе. Утром мы встали, попили чайку. Всеволод Васильевич «щёлкнул» нас своим фотоаппаратом, и мы направились вверх к леднику Москвина. Для человека, которому далеко за 60 лет, темп был вполне приличный, но через каждый час он делал короткую остановку, чтобы съесть ломтик сала. Видимо, потому, что собственного жира у В.В. не было совсем, так как он ежедневно пробегал 12 км, где бы ни находился.

Бывал он в научных командировках во многих странах. Начинал рассказ о стране примерно так: «Был в Англии, условия для бега отвратительные: туман, смог, вот Австралия — совсем другое дело, бегать там очень хорошо!»

Мы благополучно добрались до лагеря, и В.В. улетел на вертолёте, обменявшись с нами адресами и сделав несколько снимков, пообещав прислать нам слайды. Москвичи сразу сказали, что эти учёные такие рассеянные, тут же забывают о том, что обещают. Но В.В. Антонов-Романовский слайды прислал, а затем и сам приехал в Питер. Мы встретились, и он рассказывал много интересного об академике А. Сахарове, с которым работал в ФИАНе, о братьях Вавиловых и других известных учёных.

Сейчас на л. Фортамбек нет филиала МАЛ-а. Природа быстро берёт своё, и маршрут «Буревестника», который во время работы МАЛ-а был завешен верёвками, и клиенты восходили на Памирское плато в одиночку, сейчас снова представляет известную сложность. Про восхождение на п. Коммунизма с л. Фортамбек по маршруту «Буревестника» я прочитал в журнале «Вокруг света», где, как правило, пишут про достаточно сложные путешествия.

Здесь приведены несколько случаев, которые сохранились в памяти. Вообще же Международный Альпинистский Лагерь — организация по тем временам достаточно своеобразная и достойна более подробного описания, которое должны сделать люди, работавшие там с самого начала.

«Control time»

Альпинистский лагерь «Безенги», расположенный на Центральном Кавказе известен тем, что:

1) Здесь находятся почти все пятитысячники (кроме Эльбруса и Казбека), на которые проложены очень интересные маршруты, удостоенные медалей самой высокой пробы на чемпионатах СССР.

2) В «Безенги» условия для восхождений более суровые, чем в других районах Кавказа, так как горы здесь выше, а погода хуже. Почти каждый день после обеда идет дождь, а наверху — снег. «Безенги» называли «Маленькими Гималаями», и большинство альпинистов-высотников, прежде чем отправиться в экспедиции на Памир, Тянь-Шань или другие высокогорные районы мира, проходили суровую безепгийскую школу.

3) В отличие от других альпинистских лагерей здесь в 50-е годы двадцатого века не было ни спортивных площадок, ни бассейна. Свободного времени было очень мало, так как в «Безенги» приезжали только разрядники с обширными спортивными планами. Во время короткого отдыха альпинисты играли в тихие игры (преферанс, шахматы), пели песни и рассказывали истории, которых у каждого бывалого восходителя было изрядное количество.

Эти рассказы держались в памяти, записывать их никому не приходило в голову, поэтому многое забыто и утрачено навсегда, по некоторые из них запомнились.

Обычно рассказ начинался так: «Был у нас такой случай..»

* * *

Приехали в «Безенги» английские альпинисты, возглавляемые легендарным Джоном Хантом, который руководил экспедицией в Гималаи, когда Н. Тенсинг и Э. Хиллари взошли на Эверест. Английские альпинисты были достаточно опытными спортсменами и совершали восхождения в соответствии со своими спортивными планами. Англичане решали сами, по какому маршруту им идти, но выпускал их на восхождения и давал «контрольный срок» наш выпускающий. И тут выяснилось, что у англичан нет такого понятия, как «контрольный срок». Наши альпинисты ещё с новичков усваивают, что лучше придти с восхождения на несколько дней раньше, чем на час позднее «контрольного срока», так как за два часа до наступления этого срока начинается формирование спасательного отряда, люди откладывают все свои дела, не выходят на маршруты, даже если это восхождения, заявленные на первенство страны. Конечно, когда появились портативные рации, то «контрольный срок» стало возможным продлить по радио, если на это имелись достаточно веские причины. В те же годы опоздать к «контрольному сроку» считалось очень серьёзным нарушением. Англичане всего этого не знали и «контрольный срок» брали без запаса, считая, что ходят они быстро и всегда успеют спуститься вовремя, а если не успеют, то страшного ничего не произойдёт.

И вот одна из групп английских альпинистов не вернулась к «контрольному сроку» в альпинистский лагерь. Естественно, стали собирать спасательный отряд, получать на складе снаряжение и продукты. Д. Хант, который был в это время в лагере, увидев всю эту суету, спросил: «Что случилось?». Ему ответили, что начинается «спасаловка», так как группа англичан опаздывает к «контрольному сроку». Естественно, Д. Хант пошёл вместе со всеми. Пройдя в хорошем темпе до Безенгийского ледника, спасатели увидели англичан, которые спустились с горы и, совсем забыв про «контрольный срок», начали «кочегарить» примус, пить чай и вести «плавные беседы» о пройденном маршруте.

Д. Хант, который видел, сколько народу, бросив свои дела, торопились на помощь англичанам, устроил своим спортсменам серьёзный «разбор полётов» и приказал впредь придерживаться тех правил горовосхождений, которые приняты у наших альпинистов.

И вот однажды вечером альпинисты увидели на морене, которая возвышается над лагерем и видна издалека, одного бегущего человека, что по нашим понятиям — уже «Ч.П.», так как наши альпинисты в горы по одному не ходили.

Народ стал собирать рюкзаки, готовясь идти на «спасаловку». Но, когда бегущая фигура приблизилась, все услышали крик: «Control time, control time!!!»

Оказалось, что очередная группа англичан задержалась на восхождении, и, спустившись на ледник, они поняли, что к «контрольному сроку» не успевают. Среди них был спортсмен-легкоатлет, в прошлом участник Олимпийских Игр в беге на средние дистанции. Англичане разгрузили его, и тот помчался в лагерь сообщить, что них всё в порядке и высылать спасотряд не надо.

С тех пор английские альпинисты с большим уважением стали относиться к «контрольному сроку».

Наших же альпинистов учить этому было не надо, так как они чётко понимали с первого самостоятельного восхождения, что за опоздание к «контрольному сроку» группу ждут серьёзные неприятности.

* * *

Однажды команда питерского «Труда», возглавляемая известным альпинистом Г.А. Чуновкиным, двигалась почти без остановки целые сутки, чтобы успеть к «контрольному сроку». В памяти питерских альпинистов этот случай отмечен, как «турецкий поход».

А дело было так. Команда питерского «Труда», готовясь к восхождению на первенство Союза, ушла в соседний горный район для совершения нескольких тренировочных восхождений. Путь туда не близкий — нужно было преодолеть два перевала: МВТУ и Спартак, которые в тот сезон были в очень плохом состоянии. Альпинисты месили эти «снега со льдом наполовину» (как поётся в известной песне) около недели, но всё, что было запланировано, выполнили. И возник вопрос: «Как возвращаться обратно?»

Тем же путём, что и пришли? Или спуститься на ледник Дых-Су к зелёной травке, который казалась так близко? Месить снега снова никому не хотелось, все стремились вниз к зелёной траве. Тем более, что нашлись знатоки этого горного района, которые утверждали, что асфальтовая дорога подходит чуть ли не к самому леднику Дых-Су.

Было принято решение спускаться вниз.

На рассвете, убрав верёвки в рюкзаки, начали движение по тропе, которую, как мы скоро поняли, протоптали горные козлы. Пришлось доставать верёвки, закладывать «спортивные» спуски и «дюльфера» (спуск сидя на верёвке), преодолевая отвесные стены. Короче говоря, когда мы попали на тропу, где встретились с плановыми туристами, было уже за полдень. До автомобильной дороги — 25 км, а на следующий день в 6 утра — наш «контрольный срок»! И пошли мы, дождём поливаемые, а из продуктов у нас оставалось немного сахарного песку и пара буханок хлеба, которые обронили плановые туристы, проходившие мимо.

К вечеру мы пришли в аул, расположенный в Верхней Балкарии. Там нас очень приветливо встретили местные жители, напоили айраном с лепёшками и подвезли до шоссе, где нам предстояло «ловить» машину. В благодарность мы подарили им капроновую верёвку, которая в горах очень высоко ценится, так как имеет очень много применений: капроновая нить вплетается в шерстяные изделия, придавая им прочность, верёвкой привязывают скот, с ней ходят за дровами и т. д. и т. п.

С машиной возникли проблемы, так как никто из водителей не соглашался ехать в альплагерь «Безенги» (перед лагерем было 10–12 км очень плохой дороги).

Участников Олимпийских Игр, как у англичан, у нас не было, но был лыжник-перворазрядник Виктор Солонников, которого начальник уже собирался отправить бегом в альплагерь продлевать «контрольный срок». Витя затосковал, по тут нам улыбнулась удача. Один из водителей решил, что нам нужно ехать до селения «Безенги» (про альплагерь он просто не знал), и согласился ехать. Когда же мы проехали селение, началась такая ухабистая дорога, что шофера не убедил даже весомый аргумент про деньги, которые находятся в альплагере. «Не надо мне ваших денег, только отпустите обратно» — сказал он и уехал. И последние 10 км мы шли пешком, в темноте, спотыкаясь о камни, проклиная всё на свете и мечтая скорее добраться до койки.

Это стремление было настолько велико, что начались видения. Я, например, несколько раз очень чётко видел третий мостик через речку, за которым был альплагерь, а когда подходил ближе, мостик пропадал, как мираж.

Всему приходит конец, мы пришли в лагерь как раз в тот момент, когда спасотряд выстраивался на линейке, чтобы идти наверх искать нас, предполагая, что вся команда попала в лавину. Наше появление всех очень обрадовало, так как не нужно было теперь никуда идти, а можно снова забраться в спальный мешок и спать до подъёма.

Всё хорошо, что хорошо кончается!

Как Жан выручил Славу

В альпинистский лагерь «Безенги» на Кавказе приехали альпинисты из Франции и привезли с собой газовые горелки. В конце 50-х годов прошлого века для нас это была экзотика. Мы ходил и с примусами, таскали бензин на восхождения и дышали его парами в палатке, а тут такой комфорт, чиркнул спичкой — и никаких проблем! Чистота и порядок. Весь личный состав лагеря восхищался этой технической новинкой в альпинистском снаряжении. А питерский альпинист Слава Карпов, который был ещё и отличным конструктором, установил с французами более тесный контакт, что по тем временам для работника «почтового ящика» было поступком неординарным. В свободное от восхождений время (а его было не особенно много) он брал у французов горелку и, вооружившись линейкой и карандашом, чертил в блокноте эскизы её деталей. Так продолжалось на протяжении всей смены. По вот пришло время расставаться. Слава берет рюкзак, прощается с французами и уходит по тропе вниз. Через некоторое время его догоняет француз Жан и спрашивает: «Слава, ты всё успел измерить и газовой горелке?» Слава утвердительно кивает головой. Тогда Жан со словами: «А вдруг ты чего-нибудь забыл» достаёт горелку и вручает её оторопевшему Славе. Так Вячеслав Иванович Карпов стал счастливым обладателем новинки, которой не только сам пользовался в горах, но и, изучив досконально, пытался запустить в отечественное производство. Но это уже совсем другая история.

Из рассказов В Г. Зубакова

Всем известно, что юмор полезен в любом деле, но в ситуациях, где не до смеха, он просто необходим. Например, в горах произошёл несчастный случай, есть пострадавший, но спасательный отряд в самом лучшем случае придёт через несколько часов. Настроение у альпинистов плохое, на душе тошно, но работать на «спасаловке» нужно ещё энергичнее, чем на восхождении — так принято в альпинизме. Как поднять настроение? И здесь хорошая шутка становится так же необходима альпинистам, как верёвка или ледоруб, а пострадавшему (если он, конечно, в сознании) — полезнее, чем лекарства. К людям, не теряющим чувства юмора в любых сложных обстоятельствах в горах, относятся с особым уважением. Один московский альпинист после того, как его напарник сорвался на скалах и, пролетев несколько метров, получил серьёзную травму, оказывая ему первую помощь, пошутил: «Рождённый ползать — летать не может!»

Эта шутка вызвала смех у всех, включая пострадавшего, и несколько разрядила обстановку.

В питерском «Труде» таким человеком был Вадим Гаврилович Зубаков. Друзья-альпинисты звали его просто Вадя. Опытный альпинист, мастер спорта, неоднократный призёр первенства Союза по альпинизму, старший инструктор, отличный специалист по оптическим системам, великолепный рассказчик и обаятельный человек В.Г. Зубаков пользовался большим авторитетом среди альпинистов.

На сборе питерского «Труда», который проводился в 1985 году на Юго-Западном Памире, мы жили с Вадей в одной палатке. Когда участники сбора помогали нам ставить эту «руководящую» палатку, то бросали на меня сочувственные взгляды, значение которых я понял в первую же ночь. Правильно говорят, что талантливые люди во всём талантливы — храпел Вадя просто артистически, поэтому я старался заснуть, пока он рассказывал, как Шехерезада из «Тысячи и одной ночи», очередную байку. Потом я очень жалел, что не записывал эти истории, так как они были очень интересны.

Вот что из этих рассказов удалось запомнить.

* * *