Рано утром 4 ноября начался ввод в Венгрию новых советских воинских частей под общим командованием Маршала Советского Союза Георгия Константиновича Жукова. В Будапеште для захвата мостов через Дунай, горы Геллерт, Будайской крепости, зданий парламента, министерства обороны, полиции, вокзалов, штаба сопротивления в кинотеатре «Корвин», радиостанции «Кошут» были созданы специальные штурмовые группы и отряды. Им были приданы 150 десантников на бронетранспортерах, усиленные 10–12 танками. В этих отрядах находились ответственные работники советских органов госбезопасности: начальник 1‑го управления Главного управления пограничных и внутренних войск Герой Советского Союза генерал-майор Кузьма Евдокимович Гребенник, назначенный позднее военным комендантом Будапешта, заместитель начальника 3‑го Главного управления (военная контрразведка) КГБ при СМ СССР генерал-майор Павел Иванович Зырянов, начальник Управления «С» (нелегальная разведка), заместитель начальника ПГУ КГБ при СМ СССР генерал-майор Александр Михайлович Коротков. Им предстояло организовать захват и арест членов правительства Надя и руководителей мятежа.
В центре города советские войска встретили упорное сопротивление мятежников. Им пришлось применять огнемётное оружие, зажигательные и дымовые снаряды. Были значительно усилены штурмовые группы. Опасаясь многочисленных жертв среди мирного населения Будапешта, советское командование отменило воздушную бомбардировку города, развернув уже в воздухе самолёты Ту-4.
На остальной части Венгрии успешно действовали подразделения 8‑й механизированной и 38‑й общевойсковой армий. Завладев городами Сольнок, Дьер, Дебрецен, Мишкольц, они разоружили пять венгерских дивизий и пять отдельных полков (более 25 тыс. военнослужащих) и захватили всю венгерскую авиацию на аэродромах.
Всего за четверо суток советские войска смогли разгромить и рассеять почти пятидесятитысячную армию мятежников, взять под контроль все основные города и объекты, уничтожив при этом 2 тыс. 652 мятежника. Потери советской стороны составили 669 человек убитыми, 51 пропавшими без вести и 1251 ранеными.
Посольство СССР, охраняемое советскими танками и подразделением десантников, превратилось в важный центр власти в Будапеште, в разных частях которого шли ожесточенные бои. Начальник 7‑го управления КГБ СССР генерал-лейтенант Алексей Дмитриевич Бесчастнов рассказывал, что когда в ноябре 1956 года он пришел на доклад к Андропову и сел напротив, то тут же раздался звон разбитого стекла и два удара в стенку. Оказалось, стрелял снайпер. Позицию он выбрал на чердаке дома напротив посольства, но — оба раза промахнулся: пули ушли выше от цели на пять сантиметров.
Андропов видел не на фотографиях, а своими глазами повешенных на деревьях и телеграфных столбах коммунистов и работников органов госбезопасности Венгрии. Видел тела изувеченных людей, валявшихся на мостовой, подвергавшихся надругательствам и глумлению. Свидетелями жестоких казней стали его жена и сын. Есть версия, что сын Андропова Игорь был похищен мятежниками и освобожден бойцами спецназа под командованием Гейдара Алиева. Венгерские события сильно повлияли как на самого Андропова, так и на членов его семьи: супруга Татьяна Филипповна и сын Игорь так и не смогли оправиться от них до конца жизни.
Имре Надь и его сторонники из венгерского правительства вместе с семьями (всего 42 человека) укрылись в посольстве Югославии на углу площади Героев и проспекта Андраши. Надь хлопотал о разрешении выехать в Югославию, югославское же правительство рассматривало все выгоды и убытки от конфронтации с СССР. Через несколько часов посольство окружили советские танки, вокруг здания была выставлена охрана.
Тем временем Андропов, который всё больше и больше доверял мнению Григоренко, изучал кандидатуры, выдвигаемые на должность лидера венгерских коммунистов. Григоренко импонировала личность Яноша Кадара, министра в правительстве Надя, выходца из бедной словацко-венгерской семьи, активного антифашиста-подпольщика — 3 апреля 1964 года за личный вклад в дело борьбы с фашизмом в годы Второй мировой войны Яношу Кадару Указом Президиума Верховного Совета СССР будет присвоено звание Героя Советского Союза.
1 ноября Янош Кадар и Ференц Мюнних с помощью советских дипломатов покинули Венгрию, а 2 ноября Кадар уже вёл переговоры с руководителями стран Организации Варшавского договора в Москве. 4 ноября в Ужгороде Кадар встретился с Хрущёвым и обсудил с ним вопросы формирования нового венгерского правительства. 7 ноября Кадар прибыл в Будапешт, а на следующий день в 5.05 утра объявил о переходе всей власти в стране к возглавляемому им Революционному рабоче-крестьянскому правительству.
21 ноября Эдварду Карделю, заместителю председателя правительства Югославии и главному соратнику Иосипа Броз Тито, было направлено следующее заявление Яноша Кадара: «В целях урегулирования создавшейся ситуации в настоящем письме венгерское правительство письменно подтверждает свои предыдущие неоднократные устные заявления о том, что не собирается применять наказание в отношении Имре Надя и членов его группы за имевшие место события. Так как названная группа добровольно покинет территорию посольства Югославии и отправится в свои дома, мы принимаем во внимание тот факт, что с того времени закончится статус их нахождения в политическом убежище» (
После этого письма Надь и его сторонники подписали заявление о том, что добровольно приняли решение покинуть территорию посольства и отказаться от статуса политических беженцев. Как только 22 ноября Имре Надь, Миклош Гимеш (Gimes Miklós), Геза Лошонци (Losonczy Géza), Пал Малетер (Maléter Pál) и Йожеф Силадьи (Szilágyi József) покинули здание посольства, их тут же окружили военные, оттеснили югославских дипломатов, журналистов и родственников, посадили в автобус и вывезли на территорию советской военной базы в районе Матьяшфёльд. Через некоторое время с ультиматумом о добровольном снятии с себя правительственных полномочий к арестованным прибыл Ференц Мюнних, сменивший Пала Малетера на посту министра обороны. Мятежники не приняли предложенные условия, и их вывезли в Румынию, а через некоторое время снова вернули в Венгрию и заключили в тюрьму.
9 июня 1958 года в Будапеште было объявлено о начале закрытого процесса над Имре Надем и его ближайшими сподвижниками. Лошонци объявил голодовку и умер в тюрьме незадолго до начала процесса. Судебное заседание продолжалось до 15 июня. Суд расценил деятельность Надя как контрреволюционный заговор и государственную измену и вынес смертные приговоры Надю, Гимешу и Малетеру. На следующий день 16 июня они были повешены во дворе Центральной тюрьмы Будапешта.
В ходе следствий было вынесено 400 смертных приговоров, но приведено в исполнение чуть больше 300. На Запад сбежало 200 тыс. человек. Если считать, что бежали только противники законной власти, то получается, что в путче принимало участие всего 2,5 % населения Венгрии.
Так во многом благодаря действиям Юрия Владимировича Андропова и рекомендациям Григория Фёдоровича Григоренко был преодолен венгерский кризис, снижен уровень противостояния в братской стране и сохранена целостность социалистического содружества. Однако это далось дорогой ценой. В тот момент, когда Хрущёв и Кадар встречались в Ужгороде, Григоренко с тяжелым ранением в голову находился в военном госпитале в соседнем Львове. Он оказался в составе колонны, которая попала под обстрел противника на одной из будапештстких улиц. Пуля срикошетила от борта автомобиля, и её осколки засели у него в голове. Память о венгерских событиях 1956 года в прямом смысле осталась на лице Григория Фёдоровича — множество осколков давали о себе знать при перемене погоды на протяжении всей его жизни.
Заслуги Андропова в венгерских событиях по достоинству оценили в Москве. В феврале 1957 года он был назначен заведующим специально для него созданного отдела ЦК КПСС по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран.
19 мая 1967 года по предложению Леонида Ильича Брежнева на заседании Политбюро ЦК КПСС единогласно было принято решение о смещении с должности Председателя КГБ при СМ СССР Владимира Ефимовича Семичастного и назначении вместо него Юрия Владимировича Андропова. Чекисты восприняли назначение Андропова с нескрываемым удовлетворением и надеждой, так как знали о его участии в партизанском движении в годы Великой Отечественной войны и мужественном поведении в венгерских событиях 1956 года.
Генерал-майор госбезопасности Николай Владимирович Губернаторов, помощник Андропова, очень близкий автору настоящих строк человек, так вспоминает свою первую встречу с новым Председателем: «Когда я вошел в кабинет и сел, Андропов заговорил первым, пристально глядя мне в глаза. Из криминалистики и своей следственной практики я знал, что через глаза собеседника можно воспринимать дополнительную информацию о нем. Именно по глазам мы судим в первую очередь о человеке, когда знакомимся с ним и составляем начальное суждение о его личности. По глазам мы можем узнать очень многое о их владельце — об эмоциональном складе его характера, открытости, национальности, о ментальных характеристиках — таких как воля, доброта, ласковость, злобность, трусость и т. д.
Неожиданно Андропов спросил меня:
— А Вы на каких фронтах воевали? На Карельском случайно не довелось?
— Нет, — говорю, — я начал воевать на Сталинградском, затем продолжил на 4‑м Украинском и закончил войну в составе 1‑го Прибалтийского.
— А где было тяжелее всего?
— Пожалуй, особенно тяжело пришлось при форсировании Сиваша в ноябре 1943 года (я тогда плавать не умел) и при штурме Сапун-горы при освобождении Севастополя. Там меня ранило и контузило.
— Ну что же, — резюмировал, улыбаясь, Андропов. — Рад был познакомиться с фронтовиком. Желаю успешной работы в составе нашей команды.
Уходил я от Юрия Владимировича взволнованным и приступил к работе заряженный его положительной энергетикой».
Следует отметить, что Андропов совершил настоящую кадровую революцию в органах госбезопасности, сопоставимую лишь с кадровой реформой Берии. Юрий Владимирович неоднократно подчеркивал, что «для современных чекистов одно профессиональное образование без соответствующего воспитания — опасно», и приступил к масштабному обновлению чекистских кадров путем их всесторонней подготовки и переподготовки. В Высшей школе КГБ СССР по его инициативе были созданы два новых факультета — вечерний и заочный. Кроме того, там же были открыты аспирантура и докторантура, а с целью единой подготовки руководящих кадров для спецслужб стран социалистического содружества образован 3‑й факультет. При поддержке Андропова прошло организационное оформление Курсов усовершенствования офицерского состава (КУОС) КГБ при первом факультете Высшей школы КГБ СССР. С 1969 года КУОС базировались в Балашихе. Первыми начальниками этих курсов стали Х.И. Болотов, Г.И. Бояринов и С.А. Голов, которые подготовили для страны ведущих офицеров таких знаменитых спецподразделений, как «Зенит», «Каскад», «Альфа» и «Вымпел».
Вторым безусловным достижением Андропова стали существенные изменения, которые ему удалось внести в психологию штатных работников госбезопасности. Благодаря Юрию Владимировичу в КГБ возобладало внимательное, бережное отношение к людям — будь то собственные сотрудники Комитета, его добровольные помощники или же подозреваемые и подследственные. Генерал-майор Губернаторов вспоминал, как Андропов однажды с полной серьезностью сказал ему, что высокая мораль и духовность исторически свойственны нашему народу, составляют его нравственную сущность, следовательно, данные качества должны отличать и тех, кто защищает безопасность и саму государственность этого народа.
Наконец, третье важное обстоятельство, которое должно быть поставлено в заслугу Андропову, заключается в том, что он смог поставить на значительно более высокий уровень медицинское обеспечение и улучшение жилищно-бытовых условий жизни сотрудников и ветеранов органов госбезопасности страны.
Это было время, когда американцы изменили свою разведывательную тактику на территории СССР. От сбора информации с помощью технических средств и разовых агентов они перешли к глубокой агентурной работе, пытаясь получить источники, имеющие доступ к стратегической информации и оборонным секретам, за которые они готовы были платить большие деньги. И среди советских граждан находились те, кто готовы были их продавать. Не гнушались в ЦРУ использовать в своих целях и бывшую немецкую агентуру, информацию о которой они получили из рук нацистов сразу после войны.
В разговоре с начальником ПГУ (внешняя разведка) генерал-полковником Александром Михайловичем Сахаровским Андропов, мягко прервав его доклад, заметил:
— Развитие событий в Польше и Чехословакии вызывает опасения. Между тем наши представители в этих странах молчат. Как мне представляется, внешняя разведка здесь не дорабатывает… Мне как человеку, занимавшемуся международными проблемами, к сожалению, известно, что у нас нет не только долгосрочной, но и среднесрочной стратегии. Я хотел бы услышать от Вас, что следует сделать по линии разведки для повышения эффективности нашей внешней политики.
После продолжительной паузы Сахаровский, как бы размышляя вслух, сказал:
— К сожалению, внешняя разведка до сих пор не оправилась от чисток и потрясений, имевших место после ареста Берии и его приближенных. Из разведки одних уволили, многих арестовали по необоснованным подозрениям — только за то, что они работали под руководством Берии по атомной проблематике, кризисной ситуации в ГДР. Были арестованы крупные руководители — Судоплатов, Эйтингон и другие мастера-аналитики в области разведки. У нас нет глубоких аналитиков, способных обобщать, предвидеть и прогнозировать развитие событий. Необходимо сформировать при руководителе Главка специальную аналитическую группу…
— Несомненно, это следует сделать не откладывая, — заметил Андропов. — Однако это не кардинальное решение проблемы. В современных условиях в качестве такого решения я вижу создание научно-исследовательского института разведывательных проблем, который мог бы работать, например, по проблемам разоружения, переговорам с американской стороной. Или взять перспективы воссоединения Германии: возможно ли оно, когда и на каких условиях, с какими последствиями. По моим прогнозам, эта проблема быстро назревает.
— Создание такого НИИ было бы идеальным для разведки. Только вот где его разместить?
— Я планирую улучшить условия работы путем строительства новых зданий. Этот вопрос я обговорю с Леонидом Ильичом Брежневым и добьюсь его рассмотрения на Политбюро.
— Считаю, — продолжал Андропов, — для вашего Главка надо спроектировать комплекс зданий за городом, вместе с отдельным зданием для НИИ разведывательных проблем. В проекте следует предусмотреть все удобства жизнеобеспечения, а также возведение коттеджей для преподавательского состава.
Вскоре телефонный звонок раздался в кабинете полковника Григория Фёдоровича Григоренко. «Что ты не заходишь?» — такими словами начал разговор Андропов. В результате 18 ноября 1969 года полковник Григоренко был назначен первым заместителем начальника Второго Главка (контрразведка) КГБ при СМ СССР, 17 декабря его производят в генерал-майоры и через год, 2 сентября 1970 года, назначают начальником легендарного Второго Главка КГБ.
По словам Губернаторова, после назначения Андропов вызвал Григоренко и сказал:
— Пора переходить от пассивных, заградительных методов использования агентуры к более активным. При усилении подрывной деятельности противника надо переходить к наступательным методам борьбы, вербуя и расставляя агентуру там, куда целится враг. То есть — на наших жизненно важных участках, там, где есть государственные секреты, научные достижения или люди, привлекающие внимание противника, например, с целью их использования в качестве агентов влияния. По опыту войны могу утверждать, что контрразведка не должна плестись в хвосте у разведки противника. Эта аксиома справедлива и сегодня, имеем ли мы дело с мощными ЦРУ, БНД или иной западной спецслужбой. Я надеюсь, у Вас есть все возможности, чтобы действовать на опережение противника. Как у Вас с кадрами?
— После шелепинской чистки, когда за нарушения законности были осуждены или уволены наиболее опытные агентуристы, таких опытных у нас осталось немного. Почти все асы контрразведки в нашем Главке, что называется, наперечет. В первую очередь это мои заместители — Алексей Михайлович Горбатенко и Фёдор Алексеевич Щербак.
Именно с этого разговора контрразведка начинает переживать бурный подъём, а период с середины 1970‑х до середины 1980‑х годов вообще называют золотым десятилетием советской контрразведки.
Большую радость у всех сотрудников Комитета вызвало решение Политбюро, принятия которого упорно добивался Андропов, о строительстве комплекса новых зданий Высшей школы КГБ СССР (ныне Академия ФСБ России). На это строительство было выделено 50 млн рублей. Исполком Моссовета и сам Владимир Фёдорович Промыслов приняли этот подряд с воодушевлением и быстро выделили под строительство участок земли на улице Пельше напротив Олимпийской деревни, где можно было бы заниматься физической подготовкой.
В жизни Юрий Владимирович отличался каким-то особым аскетизмом, был нетребовательным в быту, бескорыстным и честным. Он заранее заказывал в приёмной список книг и быстро их прочитывал. Это было его постоянное занятие, своего рода ритуальное действо. Читал он настолько быстро, что вызывал удивление у всей своей команды. Его средняя норма для чтения была не менее шестисот страниц в день. А интересы Юрия Владимировича были предельно широки — от экономики и политики до театра, живописи и поэзии. Причем он и сам писал весьма неплохие лирические стихи. Вот, например, несколько строк, написанных им в конце жизни:
Нет сомнения в том, что, находясь продолжительное время во главе КГБ, а затем возглавляя и всё советское государство, Юрий Владимирович Андропов был одним из самых информированных людей в мире. Он получал сведения из самых разных надежных источников, включая радиоперехваты и «прослушку» телефонных разговоров тех лиц, которые попали в сферу пристального внимания КГБ как в самом СССР, так и за рубежом. Если к этому добавить природный ум, высокую порядочность, исключительную тактичность Юрия Владимировича, с одной стороны, и его безграничную преданность своей Родине и идеалам социализма — с другой, то читатель немного поймет, какими страшными дилеммами был озабочен этот человек. Ведь он, как никто другой, осознавал, откуда и какая опасность грозит самому существованию Советского Союза, социалистического содружества, понимал, что нужны глубокие, но не убийственно-шокирующие изменения в политике и экономике, искренне желая своим соратникам и согражданам добра, мира и процветания.
Получая ежедневные сводки с полей тайной войны, Андропов столкнулся с ужасающим уровнем коррупции, скрывающейся за нарядным фасадом здания «развитого социализма». Причем возникшая в годы хрущёвщины раковая опухоль криминализации экономики и других сфер общественной жизни охватывала уже не только ряд южных республик, таких как Узбекистан, Азербайджан, Грузия, — щупальца метастазов протянулись в некоторые регионы России, а оттуда — наверх, в высшее партийное руководство страны победившего социализма.
Уже к 1969 году специальные следственные бригады КГБ и Прокуратуры СССР выявили потоки взяток, стекавшиеся в ЦК Компартии Азербайджана. В домах партийно-хозяйственных функционеров были обнаружены тайники, набитые золотыми украшениями и монетами, слитками драгметаллов и валютой. Здесь, как и в братских Узбекистане и Грузии, продавалось всё: должности, звания, награды. Например, можно было купить должность секретаря райкома партии или орден Ленина. Кроме того, были вскрыты каналы, по которым вырученные средства переправлялись за границу. Отдельные нити тянулись в аппарат ЦК КПСС в Москве.
Вот что рассказал автору старший следователь по особо важным делам Прокуратуры РСФСР генерал-майор юстиции Борис Иванович Уваров:
— Влияние Андропова на уголовную политику я могу раскрыть начиная с 1976 года. В 1975 году я стал следователем по особо важным делам, «важняком», и сразу был направлен в Узбекистан в бригаду по изобличению партийно-хозяйственной верхушки, включая МВД и Прокуратуру Узбекистана. Я конкретно работал по Насриддиновой Ядгар Садыковне. Она активно боролась за единоличную власть в Узбекистане и лидерство в дележе хлопковых дивидендов с первым секретарем ЦК Компартии Узбекистана, кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС Шарафом Рашидовым. Сложилась ситуация, при которой, образно говоря, два медведя оказались в одной берлоге. Поэтому в 1970 году Насриддинова была назначена на ещё более высокую должность — Председателя Совета Национальностей Верховного Совета СССР и переехала жить в Москву. Одной из подруг Насриддиновой была Абдуллаева Хакима, — директор крупной швейной фирмы «Юлдуз», дело сына которой, обвиненного в убийстве, рассматривалось в Ташкентском городском суде. Денег на взятки ради спасения сына мать не жалела. По её показаниям, она дала взятки всем, от кого зависел исход дела, — следователям, судьям. Заведующим юридическим отделом Президиума Верховного Совета Узбекской ССР был Муталибов А., позднее ставший заведующим отделом по вопросам помилования. В его служебном кабинете в Президиуме Верховного Совета республики ему передавали взятки от заинтересованных лиц за обещанное содействие в помиловании их осужденных родственников. Взятки передавала Хасанова, в 1963–1973 годах председатель горисполкома, а с марта 1972 года начальник управления местной промышленности Бухарского облисполкома. Она сама систематически давала взятки Председателю Президиума Верховного Совета Узбекской ССР Насриддиновой.
И вот меня направляют на это дело, — продолжает Борис Иванович. — Мне Хасанова показала, что она давала Насриддиновой взятки, а та в свою очередь ориентировала Хасанову и других выступать на всякого рода областных совещаниях против товарища Рашидова — проводя своего рода «критика снизу». Меня даже приглашали по этому вопросу в ЦК вместе с надзирающим прокурором Каракозовым, поскольку предполагался арест Насриддиновой. Хотя старший следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре Союза ССР — Любимов Ю.Д., который вёл следствие по уголовному делу в отношении руководителей и членов Верховного суда Узбекской ССР, как-то в приватном разговоре, когда зашла речь о Насриддиновой, сказал мне, что её не взять, она высоко в верхах плавает, её не отдадут. Бывалый следователь знал, что говорил. Насриддинова действительно была крупной политической фигурой в стране.
Если говорить о коррупции, то она была повсеместной, — считает генерал-майор Уваров. — Ещё в 1971 году я участвовал в расследовании ряда дел, связанных с коррупцией среди работников Прокуратуры и Верховного суда Дагестана. Я работал в бригаде Валеева Мансура Кабировича. Были арестованы заместитель генерального прокурора Дагестана, председатель Верховного суда и другие. Об этом я даже написал роман в стихах:
Все мои фигуранты сидели в основном в Лефортово. Поэтому я знал очень многих ребят, чекистов — где они сейчас… И вот то главное дело, которым я руководил около пяти лет, создавалось именно мозгами и руками КГБ СССР. По указанию Юрия Владимировича Андропова и за его подписью в 1975 году была создана оперативная разработка — есть её номер, название… Но поскольку Следственная часть КГБ была тогда сравнительно небольшой и могла просто утонуть в волнах коррупционной стихии, то была привлечена Прокуратура РСФСР. Тайная разработка продолжалась примерно год. То есть уголовное дело не возбуждалось, а было возбуждено дело оперативного сопровождения. В результате этой филигранной работы чекистов была проведена операция против определенного круга дельцов — так называемых цеховиков. История этого вопроса такова. «Цеховики» начали свою бурную деятельность в Грузии. В основном это были жители Тбилиси и Кутаиси, которые опирались на помощь криминальных авторитетов. Однако министр внутренних дел, генерал-майор Шеварднадзе, пришедший к руководству Грузией в 1972 году, получил наказ Брежнева такого плана, что ты там, мол, расплодил у себя «цеховиков»… Они по-умному вложили накопившиеся к тому времени коррупционные капиталы в импортное текстильное оборудование и начали выпуск ширпотреба. В результате грузинские предприятия легкой промышленности частично производили государственную, а частично — левую, так называемую неучтённую продукцию. Планы, как правило, перевыполнялись, но при этом шло разворовывание государственной продукции, которая реализовывалась преступным путем с участием работников торговли. Именно воровство — поскольку сырьё было государственным. Оно получалось путем приписок. Тот же узбекский хлопок — кому-то отправляли «вершки», а кому-то — «корешки»… И вот в разгар этой деятельности Шеварднадзе, имея наказ ЦК КПСС, вызывает руководителей соответствующих предприятий и говорит: «Сворачиваемся, всё убрать!» Станки были перевезены через Кавказский перевал и оказались в Ставропольском крае, Чечено-Ингушетии, Дагестане и по всему Северному Кавказу. Здесь снова раздали взятки, купили площади, открыли новые «цеха», поставили их на баланс Министерства местной промышленности Чечено-Ингушской АССР — опять же за взятки. И преступный бизнес — выработка и сбыт неучтённой продукции — продолжилась уже на территории России. Поэтому за разработку «цеховиков» с января 1975 года взялось КГБ СССР, которое вело их оперативную разработку, то есть аудио- и видеофиксацию посетителей, «прослушку», внедрение агентов и т. д. — мне давали знакомиться с многочисленными томами этого секретного дела. А в феврале 1976 года было дано указание Андропова по возбуждению уголовного дела, которым занялись следователи. Одновременно, в 6.00, было проведено около 120 обысков в магазинах на территории России, куда шла реализация этой продукции, в квадрате Набережные Челны — Москва — Орёл — Чечено-Ингушетия — Саратов. Обыски дали прекрасные результаты. Обозначилось преступное сообщество, были вскрыты денежные потоки и распределение прибыли. Данным «цехом» владели 5–6 человек, которые были его «акционерами». Они собирались раз в месяц, обсуждали производственные вопросы, выполнение плановых заданий, проценты по «неучтёнке», проводили партийные собрания. Прикрывал их министр местной промышленности Чечено-Ингушетии. Главная мудрость Андропова заключалась в том, что была дана команда на изъятие всех бумажек, включая мусор. А воровство шло так. Вначале выписывался «большой» счёт для перевозки всей продукции. Если милиция остановит — всё на месте. А чтобы изъять неучтённую долю, после звонка по телефону о приёмке вылетает человек самолётом, например в Саратов, и привозит «малый» счёт — уже за вычетом неучтенной доли. Разница между ними и составляет украденную прибыль. Послали продукции на 150 тыс., привозят счет на 50 тыс. — прибыль 100 тыс. можно изымать. Андропов на своём уровне понимал, что это капиталистические отношения, которые внедряются в социалистическую систему и разъедают ее. Поэтому операция была проведена филигранно. Когда взяли директора Ачхой-Мартановского комбината — солидный мужчина, выпускник Плехановского института — то у него была небольшая бумажка: «Мария — 6, Магомет — 15, Иван — 10, Рамзан — 7». Его спрашивают, что это за цифры — он отказывается, мол, просто так, для себя. Но одновременно провели обыск в Нальчике, а там Мария заведует универмагом, у неё в сейфе лежат аккуратно упакованные 6 тыс. рублей долга. Было ещё такое, что возле бухгалтера, который переписывал счета и получал за это один процент, стояла мусорная корзина, в которой были разорванные «большие» счета, уже замененные на «малые». Вначале их сжигали, но потом потеряли бдительность и стали бросать в корзину. Таким образом, в одной корзине лежало несколько статей 93—1 УК РСФСР — хищение в особо крупных размерах. Как мы потом шутили, в одной корзине лежало пять «вышаков». Это к вопросу, как нужно собирать доказательства. Проведи одновременные обыски во всех точках — и доказательства у тебя в кармане. Эти правила действуют и сегодня — но почему-то пишут, что следователи разучились работать.
Одним из пяти «акционеров» был Жовкис, который имел двадцать процентов. Это был опытнейший трикотажник-универсал, который знал, как настроить станок. Случилось так, что этот Жовкис собрался уехать. Он начал скупать антиквариат, меха и переправлять всё это за рубеж через сотрудников посольства Италии в Москве. Сотрудники КГБ установили «прослушку» и взяли его прямо у трапа самолёта в Москве. Тут же возбуждается уголовное дело по ст. 93 «прим», которое принял к производству следователь КГБ. Поэтому если говорить о роли Андропова в борьбе с организованной преступностью, — то она очень велика и заключается в свойственной чекистам настырности, первичной оперативности при разработке подозреваемых объектов и дотошности, филигранности производимых обысков. Но следователей КГБ катастрофически не хватало. Например, одним из крупнейших реализаторов неучтённой продукции в Московской области был некто Магидович. Он уже арестован, с ним работают, а пакет с его обыска лежит невскрытым — не хватает рук. Магидович гонит на допросах «пургу», а в пакете лежат, как выяснилось позже, черновые записи с двух или трёх поставок, включая вынутый из корзины «большой» счёт. Когда его сравнили с имеющимся в деле подложным — Магидович сразу «раскололся». Поэтому КГБ обратилось в прокуратуру с просьбой дать им следователей. Так пришел в это дело я во главе группы из 40 следователей. По этому делу мною лично было арестовано более ста человек. Я, наверное, занимаю первое место среди коллег по числу тюрем, в которых я бывал. Потому что держать эти 122 человека в одной тюрьме было невозможно — я их распасовал по всей Руси.
Думаете, меня не пытались купить? Всякая работа с новым подследственным начиналась с того, что он предлагал мне штук пять «Волг». А за сотню арестованных никто тебе ничего не даст — могут только устроить «случайный» наезд одной из этих «Волг». Тот же Рашидов мог позвонить генеральному прокурору Руденко и сказать: основные задачи решены, с коррупцией справились, дело можно закрывать. А у нас проходил такой Акзамов — начальник Узювелирторга. Не его ли золото оказалось в шести 32‑литровых бидонах в пустыне Кызылкум, которые Гдлян потом вынимал при поддержке оперативников КГБ? Известно, что закопал их первый секретарь Сурхандарьинского обкома Компартии Узбекистана Каримов. Следует вспомнить и о золотых бюстах, и о золоте месторождений Зеравшана, из которого изготавливались неучтенные золотые изделия — все это осталось нераскрытым. Я с Акзамовым работал только как со свидетелем — сколько он давал прокурорским работникам и следователям прокуратуры Узбекской ССР. А как он воровал — об этом его допрашивали другие следователи, которые работали по Узювелирторгу.
Я не могу сказать, что кто-то из ЦК руководил созданием этих устойчивых криминальных структур. Таких данных у меня нет. Но они были информированы — тот же Шеварднадзе например. Сводки с полей стекались в сельскохозяйственный отдел ЦК КПСС, заведовал которым Горбачёв, до этого хозяин Ставрополья. Насриддинова дала мне такие показания: «Да, я знаю, что ставился вопрос о моём аресте. Но я обратилась к Гале Брежневой, чтобы она свела меня с отцом и чтобы её отец вмешался в это дело. Мы с ней поехали на Рублёвку, встретились с Леонидом Ильичом. Он меня выслушал — что проводятся обыски, был арестован председатель Верховного суда Узбекистана». Это был её друг, которому она, кстати, как и Хасановой, давала указания выступать против Рашидова. Уже был арестован Джумабаев, директор крупнейшего хлопкоочистительного завода, продукция которого (хлопковое волокно, хлопковый линт и волокнистые отходы) шла на производство искусственной кожи и клеёнки, используемых «цеховиками». Джумабаев был арестован за взятки, которые он давал за сына, совершившего зверское убийство. Там была ст. 102 — умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах, поскольку были множественные ножевые ранения. Джумабаев показал, кому и сколько давал — первому секретарю, второму секретарю, председателю Верховного суда. Но мне сказали — пока подожди с расследованием. А это «пока» случилось после визита Насриддиновой к Брежневу. И дали команду — Насриддинову не трогать.
Граждане СССР, покорители земных недр и космоса, и не подозревали, что с хрущёвских времён живут в обществе, пронизанном жаждой наживы, в котором заправляют воротилы теневого бизнеса, воры в законе, казнокрады и бандиты.
В вышедшем в начале 80‑х годов романе Лазаря Карелина «Змеелов» бывший директор крупного гастронома Павел Шорохов, вернувшись из мест заключения, временно останавливается у «крёстного отца» столичной торговой мафии Петра Котова. Смертельно больной Котов передаёт Шорохову тетрадь с зашифрованными записями нелегальных товарных сделок в торговой сети столицы: «Павел наклонился над Петром Григорьевичем… Даже умирал этот человек, не пуская себя в крик, хотя его грызла, пожирала боль. Этот человек был тёмным дельцом, он так распорядился своей жизнью, так её прожил, а не иначе… Он умирал, никакой доброй не оставляя по себе памяти. Он умирал, ничего не находя для себя в утешение…
— Тетрадь… — произнес он невнятно. — Возьми… Ты поймешь…
Зашевелились губы Петра Григорьевича, невнятное дуновение слов коснулось Павла:
— Сына жаль… Жену… Деньги ничего не решают… Обман… — Он устал, смертельно устал, он отпускал себя. Он сказал напоследок, но Павел не сумел понять, что. Короткое что-то: “Будь… Бить…”
Это был вовсе не дефицитный товар, не всегда дефицитный, но его было много, всегда много. Вагоны, машины, контейнеры… Серьёзные мужички стоят за этими буквами, оборотни. Волки, прикинувшиеся колобками. Павел начал писать, раздумывая, медленно выводя каждое слово: “В этой тетради прослеживаются воровские операции, прослеживается движение неучтённых товаров. Ключ к расшифровке всех схем — на странице восемнадцатой. Там заглавная буква “М.” получает имя: Митрич. Это — Борис Дмитриевич Миронов, заместитель директора рыбного магазина, знаменитый в Москве… Когда всё размотаете, пощадите имя Петра Григорьевича Котова…”».
Юрий Константинович Соколов, директор самого крупного в стране гастронома № 1 «Елисеевский», исправно снабжал отборными деликатесами партийную верхушку и творческую, научную и военную элиту страны. Он стал в Москве великой силой. Ему стало доступно всё. В 1983 году его арестовали. В поле зрения чекистов Управления КГБ по Москве и Московской области, установивших в его кабинете оперативно-технические средства аудио- и видеофиксации, попали многие высокопоставленные лица, а также то, что по пятницам к Соколову прибывали директора филиалов и вручали ему конверты.
Еще до окончания следствия по делу Соколова начались аресты директоров крупных столичных торговых предприятий. Первыми арестовали директора столичного «Внешпосылторга» («Березка») Авилова и его жену — которая, кстати, оказалась заместителем Юрия Соколова. Всего в системе Главного управления торговли Мосгорисполкома (Главторга) начиная с лета 1983 года к уголовной ответственности были привлечены более 15 тыс. человек во главе с его бывшим начальником Николаем Трегубовым. 2 июня 1983 года был арестован заместитель начальника Главторга А. Петриков, следом за ним — директор Куйбышевского райпищеторга М. Бегельман, директор гастронома «ГУМ» Б. Тверетинов, директор гастронома «Новоарбатский» В. Филиппов, директор торга «Гастроном» И. Коровкин, директор «Диетторга» Ильин, начальник отдела организации торговли Главторга Г. Хохлов, начальник Мосплодовощпрома В. Уральцев и директор плодоовощной базы М. Амбарцумян, а также многие другие. По показаниям только 12 обвиняемых, через руки которых прошло взяток на сумму более полутора миллионов рублей (гигантская по тем временам сумма — за 10 тыс. рублей давали «вышку»), можно представить себе общий масштаб коррупции в стране.
Судебный процесс по делу Соколова был быстрым и закрытым. На суде Соколов с легким сердцем сдал всех — извлек из бокового кармана пиджака свою заветную тетрадку и зачитал имена и суммы… Однако это не спасло ему жизнь. Не спасло и то, что он был фронтовиком и орденоносцем. Коллегия по уголовным делам Верховного суда РСФСР признала Соколова виновным по статьям 173 часть 2 и 174 часть 2 УК РСФСР (получение и дача взятки в крупном размере) и 11 ноября 1984 года приговорила его к высшей мере наказания — расстрелу с конфискацией имущества. Его заместитель И. Немцев получил 14 лет, А. Григорьев — 13, В. Яковлев и А. Коньков — по 12, Н. Свежинский — 11.
Как и Соколов, к расстрелу был приговорен директор плодоовощной базы Мхитар Амбарцумян. Суд не нашел смягчающими такие обстоятельства, как участие Амбарцумяна в штурме рейхстага и в Параде Победы на Красной площади в Москве. Не дожидаясь суда, покончил с собой директор гастронома «Смоленский» Сергей Гарегинович Нониев. Все остальные руководители торговли и директора крупнейших магазинов получили реальные срока.
Автор нашумевшей книги «Интимная жизнь Москвы» Анатолий Рубинов, который 33 года вел отдел социально-бытовых проблем «Литературной газеты», писал, что Соколов, закованный в наручники, свои последние шаги со второго этажа суда, а потом — к зелёной машине с решетками вместо окон — делал тяжко, словно разучился ходить, словно бы и на ногах были металлические цепи. «Когда машина стала выбираться из двора, какой-то очень похожий на Соколова мужчина — по всей видимости, брат — крикнул ему вдогонку:
— Юра, прощай!
А какая-то молодая женщина:
— Юра, до свидания!
Свидания не было. Приговор привели в исполнение».
Начальник московской торговли Николай Трегубов, через которого проходили основные «транши» взяток, получил высшую меру, замененную на 15 лет тюрьмы. Когда-то блистательный человек среднего возраста, начинавший свою трудовую жизнь учеником повара, он вернулся из заключения жалким стариком.
Официальные сообщения об арестах в среде торговой и партийной мафии, погрязших в роскоши и барстве высокопоставленных чиновников большинство населения страны встречало с ликованием. Было видно, что народ буквально истосковался по порядку и даже массовые отловы на улицах советских городов праздношатающихся граждан не могли уже подорвать доверия людей к Генеральному секретарю ЦК КПСС Юрию Владимировичу Андропову. Люди видели, что в укреплении дисциплины, наведении порядка новый генсек строго спрашивает со всех, невзирая на прошлые заслуги и занимаемые посты. Были сняты с министерских должностей многие запятнавшие себя руководители, в том числе транспорта, черной металлургии, строительства. Та же участь постигла и всесильного при Брежневе заместителя председателя Совета Министров СССР Игнатия Трофимовича Новикова — 20 июля 1983 года он был снят со всех постов.
Для многих советских людей коррупция и кумовство отождествлялись с именем первого секретаря ЦК Компартии Узбекистана, обладателя десяти (!) орденов Ленина, дважды Героя Социалистического Труда Шарафа Рашидова. Он был крёстным отцом «хлопковой мафии». Андропов позвонил Рашидову и спросил его — насколько будет выполнен план по хлопку. Тот начал было с привычных победных реляций, но Андропов оборвал его: «А насколько эти цифры дутые?» Этот разговор стал началом конца эпохи Рашидова. 31 октября 1983 года Рашидов умер, находясь в поездке по республике, по другим сведениям — застрелился.
В рамках проводимой Андроповым чистки был снят со своего поста первый секретарь Краснодарского крайкома КПСС, друг Брежнева и хозяин «кремлёвских пляжей» Сергей Медунов — затем, после предъявленных ему обвинений в коррупции в связи с Сочинско-Краснодарским делом, он был выведен из состава ЦК КПСС с убийственной формулировкой: «За допущенные ошибки в работе». В ноябре 1984 года с должности первого заместителя министра внутренних дел был снят зять Брежнева, генерал-полковник Юрий Чурбанов — позднее его арестовали по подозрению в коррупции по «узбекскому делу» и осудили на 12 лет.
За министром внутренних дел Щёлоковым и его семьёй значились многотысячные растраты, нарушения служебной и финансовой дисциплины. Щёлокову ничего не оставалось, как внести в кассу министерства 124 тыс. рублей и вернуть присвоенные после московской Олимпиады автомобили. Что же касается результатов финансовой проверки, то новый министр МВД генерал армии Виталий Васильевич Федорчук, с 26 мая по 17 декабря 1982 года Председатель КГБ СССР, поступил с ними согласно установленному порядку: направил их в распоряжение Главной военной прокуратуры. 13 декабря 1984 года Николай Анисимович Щёлоков застрелился из охотничьего ружья. По свидетельству его дочери, мозги разлетелись по всем стенам…
Примерно в то же самое время, с конца 70‑х годов, начался «крестовый поход» русофобов против Советского Союза. 6 августа 1978 года умирает папа Павел VI. Срочно собравшийся Конклав кардиналов избирает новым папой итальянца Альбино Лучани, который принимает имя Иоанн Павел I. Но папой он остается всего 33 дня — 29 сентября 1978 года его находят в своих покоях мертвым. Расследование показало, что он умер вскоре после состоявшейся накануне встречи с государственным секретарем Ватикана французом Жаном-Мари Вийо, во время которой Вийо дал папе бокал шампанского. Дэвид Яллоп в своей книге «Во имя Господа. Кто убил Папу Римского?» (
Збигнев Бжезинский, советник президента США по национальной безопасности, прибывший на похороны Лучани в качестве официального американского представителя, остаётся в Риме вплоть до того момента, когда новым папой Римским под именем Иоанн Павел II был выбран такой же поляк Кароль Войтыла, с которым Бжезинский состоял в переписке с начала 60‑х годов. Преступный союз Ватикана, ЦРУ и итало-американской мафии не брезговал ничем, включая незаконные валютные операции, наркоторговлю, торговлю оружием, отмывание денег и заказные убийства. Все вырученные от этого преступного бизнеса колоссальные средства шли на борьбу с коммунизмом в Латинской Америке, Италии и Польше. Поэтому приезд в Польшу в июне 1979 года папы-поляка стал настоящим взрывом. Уже год спустя в Гданьске возникло оппозиционное профсоюзное движение «Солидарность», во главе которого встал Лех Валенса, получивший благословение папы: «Валенса послан нам самим Богом».
Вскоре после избрания Войтылы папой римским председатель КГБ СССР Юрий Владимирович Андропов информировал Политбюро, что решение Ватикана было принято под давлением Бжезинского и представляет собой реальную угрозу для всего Варшавского договора. Практически тут же Бжезинский руками президента США наносит ещё один удар. 3 июля 1979 года Джимми Картер подписывает указ, санкционирующий финансирование оппозиционных сил в Афганистане, действующих против марксистского правительства Тараки. Последний был свергнут и тайно убит в сентябре 1979 года. Одновременно ЦРУ развернуло операцию «Циклон», которая является одной из самых продолжительных и дорогостоящих тайных операций американских спецслужб. Финансирование моджахедов началось с 20–30 млн долларов в год и достигло к 1987 году уровня 630 млн в год. При этом общая сумма, включающая помощь Пакистану, который отвечал за подготовку 100 тыс. боевиков, достигает 20 млрд долларов.
Третий удар был нанесён 12 декабря 1979 года, когда Совет НАТО в Брюсселе принял пресловутое «двойное решение», предусматривавшее размещение к 1983 году в Европе 572 ракет средней дальности. Подлётное время
В 1981 году в США к власти пришли наиболее реакционные силы во главе с президентом Рональдом Рейганом, который активизирует контакты с Иоанном Павлом II, рассматривая его и Польшу как ключ к уничтожению «империи зла». В июне 1982 года Рейган лично посетил папу, который благословил Рейгана начать «крестовый поход» против Советского Союза до его полного уничтожения. Вскоре Рейган подписал секретную директиву, наполняющую идею «крестового похода» материальным содержанием. В тайном сотрудничестве с Ватиканом и через него в адрес «Солидарности» контрабандным путем пошли деньги, факсы, компьютеры, копировальная техника, транспортные средства, полиграфическое оборудование, радиостанции. Самым серьезным образом рассматривались вопросы поставок оружия польским повстанцам.
Советский Союз оказался в сложной ситуации. Как показывает анализ недавно опубликованных рабочих записей Андропова, уже в первой половине 1982 года наблюдается резкое изменение его круга общения. Главным направлением работы Андропова становится международная проблематика (11 встреч с заведующим отделом ЦК КПСС по соцстранам Русаковым, 5 встреч с заведующим международным отделом ЦК Пономаревым и 6 встреч с консультантом Старой площади Арбатовым). В качестве генсека Андропов активизирует свою работу с руководителями экономических отделов ЦК Долгих, Рыжковым и Горбачёвым. Расклад становится понятным: СССР всё труднее выдерживать экономический груз гонки вооружений, каким-то образом необходимо договариваться с Западом. Сам Андропов никогда в капстраны не выезжал. Выбор пал на Горбачёва. При этом Андропов не представлял себе Горбачёва в роли руководителя партии и государства и никогда не поручал ему вести заседания Политбюро — об этом автору рассказал Виктор Васильевич Шарапов, старший помощник Андропова. Так что слухи о том, что Андропов якобы готовил Горбачёва к руководству страной и чуть ли не является вдохновителем горбачёвской «перестройки» — это не более, чем миф.
Иоанн Павел II вернулся в Польшу в 1987 году и отслужил торжественную мессу в Гданьске перед восторженной толпой в 750 тыс. человек. 25 августа 1988 года министр внутренних дел Польши Чеслав Кищак встретился с Валенсой и представителем польского епископата аббатом Алоизием Оршуликом. В следующем году состоялся «круглый стол», результатом которого стала легализация «Солидарности» и проведение парламентских выборов в июне 1989 года, на которых «Солидарность» завоевала 99 из 100 мест в Сенате.
В декабре того же 1989 года Горбачёв прибыл в Ватикан с целью установления с ним дипломатических отношений, где на встрече с Войтылой произнес покаянную речь, перемежавшуюся с хвалебными и заискивающими высказываниями в адрес польского папы. Так завершился «крестовый поход» против Советского Союза. 15 марта 1990 года Горбачёв стал президентом, а Валенса — 22 декабря того же года. В 1992 году Горбачёв заявил: «Всё, что случилось в Восточной Европе в последние годы, не было бы возможным без присутствия во всём этом папы, без великой роли, даже политической, которую он сыграл на мировой арене» (La Stampa, March 3, 1992).
Однако страна, построенная многими поколениями русского и братских ему народов, оказалась не по зубам даже упомянутым выше инфернальным силам и существует назло всем западным шавкам до сих пор. И в этом немалая заслуга Юрия Владимировича Андропова.
Песня гор
Лаврентий Павлович Берия является создателем национальной разведывательной службы Советского Союза, причём в самый ответственный период, накануне Великой Отечественной войны. Если бы этого не случилось, мы вряд ли бы выстояли на Волге и на Кавказе, не смогли бы своевременно начать создание урановой промышленности и в кратчайшие сроки испытать атомную бомбу, перечеркнув тем самым планы Запада на достижение ядерного превосходства.
Лаврентий Берия родился 29 марта 1899 года в довольно большом селении Мерхеул в Абхазии, что в 2 км от берега Чёрного моря. Его родители были мегрелами. Марта Виссарионовна Джакели, мать Лаврентия, принадлежала к обедневшим потомкам князей Джакели, которые на протяжении пятисот лет (с XII по XVII век) являлись наиболее мощной политической силой Южной Грузии и постоянно конфликтовали с грузинскими царями из династии Багратиони. По другой линии Марта состояла в отдалённом родстве с мегрельским княжеским родом Дадиани, владевшим западной грузинской провинцией Мегрелия. В 1803 году князь Григорий Дадиани принял подданство России на правах вассального владетеля, а в 1867 году князь Николай Дадиани окончательно уступил России свои права на Мегрелию, получив титул светлости и фамилию князя Мингрельского. Княжество вошло в состав Российской империи как Кутаисская губерния, а светлейшие князья Мингрельские стали частью российского дворянства.
Мегрелы сохранили свою идентичность, существенно отличающуюся от грузинской, и при этом в своём поведении обнаруживают ряд параллелей с соседней абхазской этносредой. Все они прирождённые всадники, отличаясь в бою невиданной смелостью: сверху чёрная чоха с закатанными рукавами, пояс с кинжалом, под панцирем чёрная шёлковая рубаха, ниже широкие шаровары и облегающие ногу высокие чёрные сапоги, на голове башлык или папаха.
Хотя родители Лаврентия были людьми небогатыми, но дали сыну хорошее образование в Сухумском высшем начальном училище, которое он окончил в 1915 году и переехал в Баку. Туда же к нему переехали мать и глухонемая сестра, которых он содержал с 17 лет, работая в «Товариществе нефтяного производства братьев Нобель» — первой в Российской империи нефтяной компании, осуществлявшей все технологические циклы производства, от поиска и разведки месторождений нефти, их бурения и разработки, вплоть до переработки и реализации товарных нефтепродуктов.
Учась в Бакинской технической школе (с 1918 года Бакинский политехнический техникум, с 1930 года Азербайджанский нефтяной институт), которую он окончил в 1919 году, Берия состоял в подпольном марксистском кружке. В марте 1917 года он вступил в партию большевиков РСДРП(б) и с 1918 года работал в секретариате Бакинского Совета Народных Комиссаров (Бакинской Коммуны) — первого советского правительства в Закавказье, сформированного 25 апреля 1918 года Бакинским Советом (Баксоветом). Были изданы декреты о национализации нефтяной промышленности, 80 % которой до революции принадлежало иностранным компаниям, а также банков, Каспийского торгового флота, о реформе судебных учреждений, конфискации беко-ханских земель и передачи их крестьянам.
28 мая 1918 года в противовес Бакинской Коммуне местными мусульманскими националистами из партии «Мусават» была провозглашена Азербайджанская Демократическая Республика (АДР). 4 июня АДР заключила договор с Турцией, на основе которого турки при поддержке Германии направили в Баку Кавказскую исламскую армию под командованием генерала Нури-паши.
Как рассказал автору этих строк космонавт Герой России Юрий Михайлович Батурин, его отцу, Михаилу Матвеевичу Бутурину, который в годы Великой Отечественной войны был главным резидентом внешней разведки НКВД СССР в Турции, весной 1918 года ещё не стукнуло 14 лет. Он окончил начальное училище в Баку как раз 28 мая и в ответ на турецкую агрессию вместе с братом вступил в Красную гвардию. Брату выдали винтовку, удостоверение и послали патрулировать город. А Мишу с запиской отправили в Совнарком, где он стал порученцем 38‑летнего Прокофия Апрасионовича Джапаридзе — комиссара внутренних дел и одновременно продовольствия Бакинской Коммуны. На выдранном из школьной тетрадки листке Джапаридзе выписал Мише удостоверение:
— Сбегай-ка, земляк, в Совет, отнеси этот пакет, возьми расписку и через час будь здесь.