Помоги проекту - поделись книгой:
Теперь вражеский корабль разглядели все, от адмирала до матроса – и четверти минуты не прошло. Смирнов громко крикнул:
– Орудиям левого борта немедленно открыть огонь! Башенное – сегментными снарядами!
Этой команды давно дожидались – в освещенную огромную мишень, словно застывшую на волнах, первой ударило девятидюймовое орудие из каземата. Фугасный снаряд весом в восемь пудов рванул на надстройке, ослепив всех вспышкой – наводчик, видимо, опытный и умелый, раз поразил цель с первого выстрела. Да и цель близка – примерно с версту, не больше, и развернут бортовой проекцией. Какой тут может промах с пистолетной для такой пушки дистанции!
И тут же загремел весь борт, по врагу стала стрелять вторая девятидюймовая пушка, и все четыре старых 152-миллиметровых орудия. С кормы ухнула единственная новая шестидюймовая пушка Кане – перед отплытием из Либавы ее успели установить на месте срезанной надстройки на юте. И последней рявкнула башня двумя короткими «огрызками» – 305-миллиметровые пушки были установлены старого образца, длина ствола всего в 30 калибров. Запоздание понятное – хотя орудия были заряжены картечными снарядами заблаговременно, но нужно было чуть довернуть саму башню, чтобы навести их на цель.
– Ни хрена не видно, темной ночью, да еще дымный порох, – пробормотал Фелькерзам, стараясь разглядеть через пелену вражеский вспомогательный крейсер. И спустя четверть минуты увидел горящий «мару», прекрасно освещенный лучами прожекторов. Избиваемый русскими снарядами корабль заметно потерял ход и приобрел крен с внутренним «освещением» – на нем что-то весело горело, причем в трех местах. А еще донесся животный вой смертельно раненых людей – пронзительный, на высокой ноте, от которого захолодело в глубине души.
– Лево руля! Батарее правого борта открыть огонь по готовности! Один залп и задробить стрельбу – нужно беречь снаряды! Передать фонарем на «Буйный» – добить неприятеля торпедой, – Смирнов словно споткнулся, и тихо подвел черту под командой, добавив еле слышно: – торпед у нас много, надо и миноносцам опыт приобретать.
Фелькерзам не вмешивался, слушая приказы капитана первого ранга Смирнова – все слова были толковыми. Обязательно нужно дать «понюхать» пороха всем артиллеристам, пусть постреляют в горящий вражеский корабль и так «втянутся» в боевой режим, днем будет намного легче – какой-никакой, но первый опыт уже командой получен, причем успешный, что немаловажно для поднятия общего настроения.
Но кое в чем приказы командира броненосца нужно было дополнить, и Фелькерзам громко произнес:
– И прикажите Коломейцеву от моего имени обязательно взять пленных – нужно знать, кого потопили, пусть выловят офицера! А команду не спасать! Не до пленных – пусть японцы сами своих вылавливают, их джонок тут утром много будет!
Фелькерзам посмотрел вправо, а потом влево – перед глазами словно прочертилась линия прожекторного света и доносились отдаленные орудийные выстрелы. Теперь не было необходимости соблюдать скрытность – нужно начинать поиск врага. Вытянутый на полсотни верст «гребень» из девятнадцати русских броненосцев и крейсеров начал безжалостную охоту на дозорные корабли японцев…
Глава 22
– Японских миноносцев в проливе нет, Владимир Васильевич, так что мы можем спокойно увеличить ход до двенадцати узлов, как и было ранее запланировано, – совершенно спокойно произнес Фелькерзам, внимательно разглядывая горящий «мару».
Дмитрий Густавович твердо знал, что половина, а то и две трети русских снарядов, попавших в японские корабли в Цусимском сражении, не взорвались. И корень проблем заключался в новых взрывателях генерала Бринка с их алюминиевым бойком. А вместе с тем, он сейчас собственными глазами видел яркие вспышки разрывов. Практически все фугасные снаряды, причем чугунные, старого образца, начиненные порохом вполне исправно сработали, дав близкий к идеальному результат.
И молча клял себя за забывчивость – ведь он читал в работах, давно это правда было, что самые тяжелые повреждения японским кораблям причинила русская устаревшая артиллерия – 203-миллиметровые орудия «Рюрика» и «Адмирала Нахимова», 152-миллиметровые, 229-миллиметровые и 305-миллиметровые пушки «Императора Николая» и «Наварина». И по всей видимости этот результат был достигнут именно за счет проверенных взрывателей и заряда ВВ в виде пороха, так как пироксилин, которым начиняли новые снаряды, в условиях тропической влажности просто не срабатывал. И получается, что из трех снарядов, попавших в японские корабли, только один взорвется, а остальные два окажутся простыми болванками – в одной откажет взрыватель, а во второй, где он исправно сработает, не детонирует взрывчатка.
И ужаснулся – все предпринятые им меры не окажут существенного влияния на окончательный исход боя. Просто поражение русского флота запрограммировано изначально. При худшей выучке расчетов, при плохом качестве снарядов избежать поражения невозможно. Ничья вполне достижима, если выпустить в бою втрое больше снарядов, но в погребах кораблей и так некомплект, а японцы приняли на треть больший боезапас.
И все, что он предпринял, лишь уменьшит кошмарные итоги Цусимского сражения, не будет позорной сдачи, да и кораблей прорвется не три, а по меньшей мере треть. Но хотелось-то совсем другого исхода, а так выходит сплошное «горе побежденным», хоть ты тресни.
И что делать в такой ситуации?!
Извечный русский вопрос заметался в голове – он себя не винил, потому что разум, терзаемый физической болью, не может все вспомнить и неизбежно допустит просчеты или проявит забвение много чего нужного, просто не сумев сосредоточиться…
– Смотрите, «Буйный» выпустил торпеду!
Голос Смирнова оторвал его от мыслей – силуэт миноносца был еле виден, он почти сливался с темнотой. И лишь яркая вспышка выстрела минного аппарата позволила разглядеть смазанные контуры маленького кораблика. И тут в голову неожиданно пришла мысль, а за ней другая, совсем дерзкая, и он осознал, как можно если не переиграть судьбу, то не подставить эскадру под ужасный удар гильотины истории.
Все же воюет не оружие, а люди, им управляющие, и тут он поступил правильно, решив не красться тихой сапой мимо неприятельских дозоров, а самим напасть на японцев. Боевой дух русских моряков утром станет совсем иным, бодрым, и если еще одержать одну маленькую победу до появления броненосных отрядов Того и Камимуры, то шансы увеличатся, ведь Фортуна, как известно, благоволит храбрым!
И к этому верному решению приложено другое, которое он вначале рассматривал в совершенно ином плане – чтобы миноносцы добрались до Владивостока не на последних лопатах угля. Сейчас на всех новых броненосцах и крейсерах заранее складировано от десяти до двадцати пяти тонн угля в обычных небольших мешках, которые в любую минуту перебросить на миноносец для дозаправки, вернее, бункеровки последнего.
Ведь если противник начнет ночную охоту против кораблей Первой Тихоокеанской эскадры, то ничто не помешает сделать ответную «любезность», благо известно куда пойдет адмирал Того следующей ночью…
С противником уже покончено – вспомогательный крейсер был изрешечен снарядами, загорелся и милосердно добит торпедами. По всей светящейся прожекторами линии русских кораблей чудилось что-то зловещее – немало японцев, что переживут эту ночь, всю свою дальнейшую жизнь будут вспоминать о ней с нескрываемым ужасом. Противник, которого моряки 3-й эскадры Объединенного флота так долго ждали, появился, причем совсем не так, как они рассчитывали.
Длинная линия русской эскадры наполовину перекрыла пролив между Квельпатром и островами Гото – восемь эскадренных броненосцев, три броненосца береговой обороны, три старых броненосных, два больших и три малых бронепалубных крейсера. Всего девятнадцать вымпелов, каждый из которых был намного сильнее вспомогательного крейсера – обычного парохода со скоростью тринадцать – семнадцать узлов, вооруженного парой 152-миллиметровых и 120-миллиметровых пушек, с набранной командой из запасных матросов. Экипажи состояли из худшего человеческого материала – все лучшее забиралось на корабли первого и второго отрядов.
И это было еще не все – сильнейшие русские броненосцы чередовались в этой фаланге с более слабыми крейсерами, чтобы в любой момент оказать им помощь. А в кильватере у многих броненосцев шли безбронные корабли второй линией – девять миноносцев, два небольших буксира и «Алмаз» с «Уралом» – последний хоть и выделялся размерами, но был таким же вспомогательным крейсером, пусть и быстроходным.
Вооруженный пароход не сравнить с бронированным кораблем, и сейчас шло самое настоящее избиение. В эту минуту командир «Манжу-Мару» капитан второго ранга Насияма с нескрываемым ужасом и обреченностью, прикрывая глаза от слепящего луча прожектора, смотрел на две орудийные башни правого борта русского броненосца «Орел», что уже сделал один залп. А до того носовая орудийная башня с ужасающим столбом пламени выпустила по обреченному пароходу сотни стальных дротиков, что насквозь пробивали тонкие листы обшивки рубки и снесли всех людей с ходового мостика. Сам Насияма чудом уцелел и только бормотал:
– Плохой корабль, проклятые гайдзины пришли за ним, чтобы убить изменника! Так говорит «Буси-до»!
Действительно, больше года тому назад пароход «Маньчжурия» принадлежащий КВЖД был захвачен японцами и превращен во вспомогательный крейсер. И теперь его бывшие владельцы отправят его на дно, и поступят правильно – предавшие раз не достойны пощады…
– Есть два с половиной часа до рассвета – можно поспать. Даже нужно – я совершенно вымотался, а с утра потребуются все силы. И ничего не ясно, оценка наших перспектив стала ниже плинтуса. И ничего тут не сделаешь – поздно. Хотя надо что-то придумать, надо…
Фелькерзам откинулся на кожаную подушку, разлегшись на диване и поглядывая на подкрепление – 152-миллиметровую пушку Кане, что была установлена прямо над адмиральским салоном. А в голову прокралась мысль, что, за исключением четырех новых броненосцев, в его эскадре нет однотипных боевых кораблей, все имеют существенные различия, хоть «князей» возьми, хоть «адмиралов». Да и «Император Николай» отличается от «Александра», что сейчас на Балтике. На том барбет, а на этом башня с двумя «огрызками», которые, как оказывается, весьма смертоносны. И ремонт провели отличный – единственный корабль в русском флоте, у которого изначальная скорость в четырнадцать узлов возросла чуть ли не на три пункта. Самый быстрый среди старых кораблей, и почти не уступает по ходу новым броненосцам…
Дмитрий Густавович уже проваливался в пучину сна, но в последний момент ухватил кончик ускользающей мысли и вскочил с дивана. Закурил папиросу, пыхнул несколько раз дымком и надолго задумался. Потом пробормотал, словно убеждая себя:
– Того даст себя обмануть только раз – «бородинцы» с «малышами» схожи силуэтом. И потом все равно набросится на Небогатова – тот долго увиливать не сможет. А пять против шести дело проигрышное. А вот с полудюжиной наших броненосцев японцам придется повозиться, и «Ниссину» при этом теперь может хорошо достаться…
Глава 23
– Японских миноносцев в проливе не встретили, видимо, те действительно не ожидали ночного визита, как и предсказывал наш командующий, – Небогатов погладил бороду, довольно прищуривая глаза, как сытый кот. Сейчас, развалившись в кресле, Николай Иванович, прихлебывая горячий чай, отдыхал после бессонной ночи. Но, несмотря на усталость, все же прожитых лет достаточно много, чтобы вот так бодрствовать, контр-адмирал был доволен результатами «всенощного бдения», как уже окрестили эту ночь острые на язык молодые офицеры.
– А то бы вместе с грязной водой выплеснули и ребенка, как у нас часто и бывает принято… – еле слышно пробормотал командующий первым отрядом, вспоминая, как смотрелись в отблесках прожектора вытянутые к небу желтые трубы броненосца «Ослябя», что немного завалился с курса и забежал впереди «Суворова». Чуть по нему огонь не открыли, хорошо, что успели лучи двух прожекторов скрестить. И Бэр в ответ мог ошарашить шестидюймовыми снарядами, но на «иноке» вовремя включили собственные прожектора и прошлись лучами по флагманскому броненосцу. А потом промигали фонарем извинение, передав, что немного сбились с курса и сейчас отойдут в сторону – Бэр был сама галантность, что тут скажешь.
Так что задумка Рожественского для ночного боя полностью оправдала себя. Вот только не совсем так, как ее изначально замыслил Зиновий Петрович – для отражения миноносных атак требовалось включать прожектора на короткое время, чтобы показать собственные трубы своим миноносцам, если те случайно подойдут к броненосцам.
– Это же чистейшей пробы идиотизм, – пробормотал Небогатов, вспоминая, с каким недоумением на его отряде встретили приказ вице-адмирала о перекраске труб в желтый цвет.
Сразу зароились сомнения в адекватности бывшего командующего Первой Тихоокеанской эскадрой – зачем ночью подавать световым лучом опознавательные собственным кораблям, если вспышки в темноте неизбежно привлекут внимание вражеских миноносцев, и те сразу же устремятся к цели, как мотыльки на огонь свечи.
Несусветная дурость, и следующей ночью на русских броненосцах никто прожектора включать не будет, наоборот, любой свет будет встречен снарядом, как вражеский. Ведь всего несколько часов тому назад этой ночью Николай Иванович собственными глазами убедился, что атакующий миноносец практически незаметен, черный корпус сливается со свинцовой морской гладью, благо удалось посмотреть как «Блестящий» добивал торпедой японский вспомогательный крейсер. Только вспышка выстрела заметна, когда пороховой заряд отправляет в убийственное плавание торпеду. И более ничего – даже искры из труб не видно, если миноносец не дает полный ход, а старается соблюдать маскировку.
– Держаться всем вместе и не стрелять до последнего момента, пока не будет полной уверенности, что на корабль начнется торпедная атака. Но и тогда стараться прожектора не включать, – тихо пробормотал адмирал, выводы он сделал вполне определенные. – Так что Дмитрий Густавович полностью прав…
Николай Иванович не заметил, как задремал, и проспал больше двух часов, пока его не разбудил флаг-капитан Кросс. Небогатов недовольно посмотрел на вошедшего в салон капитана 1 ранга, но понимал, что без особой нужды даже этот несколько легкомысленный офицер, «любимец дам полусвета», прекрасно составляющий официальные бумаги (для чего и держал его при себе), беспокоить не будет.
– Что случилось?!
– Подошли крейсера Добротворского и «Ослябя» – теперь все наши отряды в сборе. «Жемчуг» ушел к эскадре, на море стоит туман полосами и дымка, видимость сильно ограничена. Но на двадцать кабельтовых рассмотреть можно, в бинокль, разумеется.
– А что вы хотите, обычная для здешних мест погода. Тут дымка может несколько часов, а то и дней стоять – море-то холодное. Теплая вода ведь с юга идет, вот и смешивается.
Небогатов окончательно проснулся, потер глаза. Несмотря на некоторую полноту, он был подвижным человеком, хотя долгое плавание измотало и его, на лице выступила экзема, которую приходилось припудривать, словно светской красотке – все же отталкивающе выглядит лицо с красными пятнами на нем, особенно когда на плечах золотые погоны с черными орлами. Нужно соответствовать образу.
– Какие потери нанесли японцам, удалось выяснить?
– Так точно, ваше превосходительство. Потопили четыре неприятельских вражеских крейсера, и еще один предположительно.
Заметив удивленно выгнутую бровь на лице адмирала, флаг-капитан Кросс быстро заговорил:
– Получив десяток снарядов с «Жемчуга» скрылся на норде, уходя к Квельпатру на полном ходу – пожаров на нем не произошло. А Левицкий отвлекся и упустил…
– Что значит отвлекся?! Отвлекаются на красивых барышень, а он давно не мичман!
С правого борта заметили небольшой силуэт, с одной трубой, и приняли за вражеский миноносец. Отвалили в сторону и открыли огонь, чтобы сорвать торпедную атаку. Только…
– Да не мямлите, что случилось?
– То каботажный пароход, вроде, флаг не поднят – потопили артогнем, ответных выстрелов не было.
– И хрен с ним, незачем в пролив влезать ночной порой! Здесь ходят только чужие корабли, наших уже нет, – после короткой паузы, взятой на размышление, с усмешкой отозвался Небогатов.
– Запишите, как вражеский миноносец, незачем огород городить, да выяснять, кого утопили! Что еще?
– Курс держим на острова, по распоряжению командующего эскадрой, вечером отданному. Или изменить?! Эскадра в сотне кабельтовых к зюйду – вроде тоже собирается воедино, миноносец прибежал.
– Это хорошо, – пробормотал Небогатов, и после раздумий произнес: – Курс не менять, нужно проскочить полосу тумана. А там посмотрим, прав ли Дмитрий Густавович и его штабные – почему-то посчитали, что там обязательно будут японские бронепалубные крейсера, что несут охрану пролива, чуть ли не весь 5-й отряд вице-адмирала Катаоки. Пустое – то гадание на кофейной гуще, а вот нападение вражеских миноносцев весьма возможно. По всем расчетам как час тому назад они должны выйти в море, ведь дозорные корабли передали множество радиограмм.
– Наши мешали им искрой, – осторожно отозвался Кросс – о работе радиостанций он имел самые смутные соображения. – А половина расчетов противоминной артиллерии у пушек, только стволы от ночной стрельбы пробанили. Командир приказал им быть настороже.
– Игнациус правильно сделал – выскочат из-за густой дымки и выпустят торпеды. У их самодвижущих мин дальность хода десять кабельтовых, если не больше…
Договорить Небогатов не успел, послышался грохот сапогов бегущего человека и в салон влетел флаг-офицер лейтенант Северин – запыхавшийся, раскрасневшийся, глаза шальные.
– Ваше превосходительство просят подняться на мостик. В тридцати кабельтовых из-за тумана вышли японские корабли – вроде весь их пятый отряд. Опознали броненосец «Чин-Йен», три «симы», авизо, позади них еще какие-то крейсера с миноносцами. Командир приказал дать полный ход – идти им навстречу…
Небогатов уже не слушал своего флаг-офицера, не до того было старому адмиралу. Нахлобучив на голову фуражку, он устремился к двери, поминая на ходу командующего:
– Дьявол ему, что ли, ворожит! Как в воду всегда смотрит!
Глава 24
– Да куда оно уйдет, это старое корыто императрицы Цыси! У него сейчас не больше восьми узлов, и один путь на дно! А вот эти убегут, туман близко, вы их хоть еще одним снарядом зацепите, Василий Васильевич, а то безбожно промахиваются с двадцати кабельтовых!
Небогатов не скрывал раздражения – гнавшийся вот уже четверть часа за флагманской «Ицукусимой», на которой развевался вице-адмиральский флаг, «Суворов» ухитрился попасть лишь двумя шестидюймовыми снарядами, хотя вокруг вражеского корабля то и дело вставали всплески. То прямо по ходу, то за кормой или у бортов – все три башни правого борта лупили залпами, но промахи следовали один за другим, и это с оптимальной для боя, самой выгодной для русских кораблей дистанции.
А может, все дело в том, что броненосец сейчас выдал совершенно невозможные для него шестнадцать с половиной узлов, рванувшись в погоню, и артиллеристы «Князя Суворова» просто не смогли приноровиться к такой большой скорости, на которой еще не вели стрельбу.
Главный калибр, понятное дело, в бою не задействовали, да и зачем тратить такие снаряды против маленького крейсера водоизмещением чуть больше четырех тысяч тонн. Хватало за глаза шести 152-миллиметровых пушек, да десяток противоминных 75-миллиметровых скорострельных орудий буквально захлебывались стрельбой, настолько быстро выпускали снаряд за снарядом. Но это больше походило на психологическое давление – большая часть снарядов были обычными бронебойными болванками или были начинены ничтожно маленьким количеством пироксилина в пятьдесят грамм.
Но даже эти небольшие по весу снаряды наносили серьезные повреждения, тем более, что вражеский крейсер имел совершенно небронированный борт. Только его 120-миллиметровые орудия были прикрыты щитами, имелась броневая рубка, достаточно хорошо защищенная. Но зато огромное 320-миллиметровое орудие было обнесено солидной толщины барбетом в триста миллиметров, да сверху надет бронированный колпак в два дюйма. Такой же толщины была броневая палуба, но сейчас было трудно пробить ее настил – огонь велся настильный, дистанция до вражеских крейсеров быстро сокращалась, а потому не стоило надеяться на пробитие, если только не произойдет чуда.
– Ох, мать! Да как…
Небогатова чуть не сбило с ног чудовищным толчком, но он был подхвачен флаг-офицерами. «Князь Суворов» закачался всей своей тушей в пятнадцать тысяч тонн водоизмещения, и это всего от одного-единственного снаряда в 320 миллиметров. Страшный взрыв встряхнул корабль, и стало понятно, что в броненосец попали из чудовищной французской пушки, из которой попасть было невозможно – слишком неустойчивую платформу для такого монстра представлял небольшой по размеру крейсер.
– Попадание в противоминную батарею!
– Из «Мацусимы» стреляли!
Кто-то из офицеров произнес очевидную глупость – в отличие от двух «систершипов» орудие на этом крейсере стояло не в носу, а на корме, и сейчас использовалось, пусть и через большие промежутки. Зато 120-миллиметровые пушки всех трех вражеских крейсеров давно включились в бой, осыпая три русских броненосца градом снарядов.
– Она на корму стреляет, вот потому и попала в нас, крена на борт у нее нет, потому устойчива. Но надо же – не думал, что из нее попасть можно, да еще на четырнадцати узлах. Дистанция просто небольшой стала, вот сдуру и попали в нас, впредь наука! – совершенно хладнокровно произнес стоявший левее адмирала Небогатова старший артиллерийский флаг-офицер капитан второго ранга Курош, заросший «туземной» курчавой бородкой. Специалист толковый, но вот пьющий безмерно – от него и сейчас изрядно попахивало ромом. Все плавание пропьянствовал, не «пересыхая»!
Николай Иванович хотел сделать ему замечание, но не успел – снаружи на бронированной стенке рубки разорвался 120-миллиметровый снаряд, и в амбразуру залетели несколько осколков. Один из офицеров вскрикнул, а вот Курош молча упал навзничь, плашмя, без единого стона. Небогатов наклонился над ним и ужаснулся – на него смотрели безмерно удивленные, но начавшие тускнеть глаза, а лоб превратился в кровавую кашу, из которой торчали обломки черепа – от вида белых косточек адмирала замутило.
– Попали! «Ослябя» выбил концевого!
Небогатов выпрямился, и уже с некоторой опаской подошел к амбразуре, прежде широкой, но сейчас ставшей гораздо уже – вовремя заделали, а то пришлось бы плохо. Выходит, полностью прав Фелькерзам, когда распорядился о заделке – удивительная предусмотрительность!
«Мацусима» отвалила в сторону, сбросила ход – из стального нутра вырывались клубы пара и дыма. Видимо, во вражеский крейсер попал десятидюймовый снаряд, удачно – проломил тонкую броневую палубу и взорвался в «потрохах», разнеся паровой котел, а то еще и не один. Везет Бэру, что тут скажешь – но он может не беречь снаряды, ему дополнительную порцию от «адмиралов» перегрузили.
Небогатов посмотрел в сторону – там «Бородино» и «Орел» из орудий главного калибра уже добивали небольшой китайский броненосец, ставший японским трофеем десять лет тому назад. У того не было шансов ни уйти, ни отбиться от двух новейших русских броненосцев – на борт могли стрелять только два коротеньких «огрызка», торчащих из массивной башни. Вряд ли в русские корабли попали хоть раз, на них не было видно ни следа повреждений. А вот их противнику сильно досталось – «Чин-Йен» накренился, в бинокль было видно, как корабль под японским флагом значительно осел в воду, его оконечности, не имевшие брони, зияли многочисленными проломами от попаданий 305-миллиметровыми снарядами. А ведь в них вливалась морская вода, и за живучесть уже никто не боролся. Огонь с броненосца уже не велся – 152-миллиметровые пушки, установленные на нем, были выбиты.
За русскими броненосцами виднелись маленькие силуэты миноносцев второго отряда – они готовились пойти в торпедную атаку. Все правильно – отразить ее противник не сможет, торпеда сделает свое дело куда лучше, чем необходимые для боя 305-миллиметровые снаряды.
– Хоть этот не уйдет, – пробормотал Небогатов, не скрывая недовольства и раздражения – две «симы», и обе под адмиральскими флагами, приближались к туманной полосе, норовя скрыться за густым молочным покрывалом. Туда уже успели юркнуть бронепалубный крейсер, судя по силуэту «Акицусима», и маленький авизо, опознать который толком никто из штабных офицеров не смог. И вот теперь два «подранка», наконец, загоревшиеся, избитые снарядами, исчезли из глаз.
– Господа, нужно отдать японцам должное, – негромко произнес в полной тишине Небогатов, – они дрались до конца, потому и спаслись от верной смерти, сражаясь против пяти броненосцев и двух крейсеров. Стыд нам и срам на мою седую голову!
Небогатов обвел суровым взглядом пристыженных офицеров – требовалось устроить всем «выволочку», включая штабных чинов. И он негромко заговорил, стараясь поймать всех взглядом:
– Если мы будем совершать дальше столь чудовищные промахи, то противник нас накажет, обязательно накажет! Так что забудьте про сегодняшние успехи и приготовьтесь сражаться с броненосцами Того и броненосными крейсерами Камимуры! А там на них японцы собрали самые лучшие свои экипажи, а против нас сейчас сражались худшие. Так что сделайте выводы, господа, пока еще не поздно, и у нас есть время подготовиться к решительной схватке с врагом!
Глава 25
– Того умница, и играет с полным набором козырей в руках, – пробормотал Фелькерзам, в который раз разглядывая наспех подготовленную штабом сводку ночного прорыва.
– У меня только три, скажем так, «домашних заготовки» на, скажем так,
Фелькерзам тяжело вздохнул, закурил папиросу – пыхнул дымком, обдумывая итоги начального этапа сражения, что произошло на двенадцать часов раньше всем известного в будущие времена. И небезуспешного для русских, хотя хотелось бы большего. Но так всегда бывает, в том сущность человеческой психологии.
Ночью в проходе между Квельпатром и островами Гото растянутая цепью эскадра за два часа потопила семь вспомогательных крейсеров, учинив самую настоящую бойню, однако японцы быстро сообразили, что к чему и каково им будет, и бросились в бегство. А возможно, были дезорганизованы ранним потоплением собственного флагмана «Тайчу-Мару», шедшего под флагом контр-адмирала Огуру, непонятно зачем ходившего патрулем по центру пролива. Видимо, этот самурай был чересчур храбрым, вот и поплатился за неразумную для его положения отвагу – его труп выловили, зацепив багром с миноносца. Пленных старались брать с каждого потопленного вражеского корабля, на то были даны особые указания.
Вроде надо ликовать, радоваться и прыгать от счастья, что удалось нанести такие поражения противнику, вот только Фелькерзаму итоги ночного сражения категорически не понравились. Дело не в числе потопленных вражеских «вспомогалок», тут как раз все на высоте, треть от общего числа, плюс пара поврежденных, но скрывшихся. И еще три пароходика, напоминавших, судя по описаниям, паровые рыбацкие шхуны или мелкие «каботажники», никакого отношения к военному флоту не имевших, но кто же будет в темноте разбираться?!
Дело в том, что конечный успех достигнут только в результате минных атак – шесть из семи «мару» добиты торпедами с дистанции один-два кабельтовых, в упор, по практически неподвижным мишеням, не способным оказать никакого сопротивления. Лишь один был потоплен артиллерией старого крейсера «Адмирал Нахимов», причем на этом «мару» произошел сильный внутренний взрыв, видимо от детонации погреба.
Нет, с близкой дистанции стреляли хорошо, метко, благо все цели были освещены прожекторами. Потренировались расчеты противоминной артиллерии – 75 миллиметров, 47 миллиметров и 37 миллиметров пушки осыпали врага таким количеством снарядов, будто строчили из пулеметов. Ими, кстати, и были потоплены три «объекта», которых записали в миноносцы и приплюсовали к общему счету. А вот новые орудия показали неэффективность – фугасные снаряды отказывались взрываться, пробивая пароходы насквозь. И лишь попадая в машинные отделения, достигался нужный эффект.
– Надо бить исключительно по броне, тогда и будут взрывы, пироксилин тут ни при чем, все дело во взрывателях, – подытожил Фелькерзам, убедившись на собственном опыте в справедливости описаний повреждений японских кораблей в Цусимском бою.
– И в том, что наши артиллеристы скверно стреляют даже с близкой дистанции, со средней будет еще хуже, а на дальней дистанции свыше полусотни кабельтовых вообще не попадут даже в лайнер всей эскадрой. Это железобетонный факт, который нужно учитывать.
Фелькерзам тяжело вздохнул – даже если Того сделает свою знаменитую «петлю», это будет последний момент, который можно будет использовать для нанесения противнику максимально возможного ущерба. А дальше будет самое безобразное избиение русской эскадры со средней дистанции в три-четыре мили. Снарядов у японцев много, на корабли взяли сверхкомплект в большинстве фугасных, снаряженных шимозой и отлично взрывающихся даже от попадания в море.
Открытое сражение не сулит ничего хорошего – изобьют в дневном бою, навязывая невыгодные для русских условия, так как кроме пяти, пусть шести броненосцев, все остальные корабли тихоходны и уже заранее обречены на заклание как жертвенные агнцы.
– Сразу отдать приказ на прорыв Небогатову, или подождать немного, может ситуация будет положительной?! Тогда нужно будет перенести свой флаг с «Николая» на «Сисой» заблаговременно. Или все же подождать немного и посмотреть на развитие событий?
Фелькерзам задумался – прорыв всей эскадрой до Владивостока был несостоятельной затеей, хотя являлся его основным планом, в дополнение к двум запасным, что от него и исходили. В том, что артиллерийский бой будет проигран, Дмитрий Густавович изначально не сомневался – в этом разрезе перевес был однозначно на стороне японцев. И этой ночью он только убедился в своих предположениях.
Поделиться книгой: