Багровое пепелище

— Вот, берите бойцов, у вас еще три часа, чтобы подготовить их. Покажите им все, что умеете, чтобы завтра они в рукопашном бою в два счета сделали немцев.

— Так точно, — Василий вспомнил, как принято отвечать в армии, повернулся к парням: — Ну что, ребятки, давайте найдем местечко, где посвободнее, покажу несколько приемов.

К трем часам ночи командир ШИСБР оглядел палатку: его бойцы уже не шумели, все устали. Он прикинул по часам: в 5 утра — выступление, надо дать хоть немного отдыха людям, потом неизвестно, когда они смогут хотя бы закрыть глаза и передохнуть. Впереди смертельный холод зимнего Сиваша, а потом стремительная атака на врага в его крепости. Поэтому капитан Артемов скомандовал:

— Отбой. Два часа отдыхаем, бойцы.

Люди послушно расположились прямо в шинелях на жидкой подстилке из соломы. Никто не спал, слишком велико напряжение, каждый мускул напряжен и ждет столкновения с фашистами, с преградами, со смертью. Опытные бойцы просто лежали, давая телу немного отдыха, знали, что потом не выдастся даже такой минутки, когда можно полежать в тишине, а не вздрагивать от ухающих выстрелов и дрожи земли под шквальным огнем.

Только Василий Ощепков все шептал своим ребятам, торопился научить их приемам рукопашного боя, пускай даже хотя бы словами уберечь бойцов от ошибок во время боевых действий:

— Инстинктивно человек защищает грудь, лицо, поэтому хватайте за ремень, бейте по ногам. Глаза, нос — самые болезненные места. Если повалил, не трать силы; куда он тянет, туда наклоняйся, как змея, чтобы выскользнуть. Голова, голова должна работать, места нужно слабые искать. Где открыто, туда и бей. И сразу находи новое место, у него рука туда уйдет, чтобы закрыться. Рука вниз — ты бей вверх, рука вверх — ты вниз. По глазам кулаком, пилоткой, да хоть автоматом бей, чтобы ослепить!

Под его шепот капитан Шубин провалился в короткий тревожный сон. Серго Ломидзе лежал с закрытыми глазами, отвернувшись от всех, прижимая к лицу ленту, которую стянул с тугой косы Али. Мысли о прошлом, о предстоящей атаке, тревожные сны беспокоили бойцов в палатке. А за тонкими брезентовыми стенами бродила, ждала их с нетерпением смерть, расчерчивая небо следами самолетов, разрывая осколками бомб землю.

Глава 6

Серая каменная глыба ледяной воды тяжело расступилась перед цепочкой из людей. Они шли медленно, то и дело хватаясь за торчащие над поверхностью вешки. Первыми шли минометные расчеты под командованием капитана Шубина с тяжелыми частями своих орудий за спиной. От натуги в груди клокотало, с хрипом вырывался воздух из белых от холода губ, щеки покрывались воспаленной краснотой от пронзительного ветра и холода. Но бойцы молчали, ни одной жалобы или стона не вырвалось у них за три часа перехода. Они упрямо тащили свой груз. На лодках, самодельных плотах солдаты тянули оружие и боеприпасы сначала по серой воде залива, потом по густой грязи. Они не обращали внимания ни на что, кроме черной кромки берега: там, в тумане, была их цель — фашисты, что охраняли Дмитровку, а все остальное не имело значения.

На берег выбрались мокрые до нитки, Артемов приказал быстро отжать одежду, вылить воду из сапог, а сам в это время отвел Шубина и Олейко в сторону:

— Мы сейчас обходим по краю деревню, встаем на исходную, — он сверился с наручными часами. — У вас час времени. Действуете по плану, вызываете огонь из крепости на себя. По моему сигналу — красная ракета — начинаем штурм. Вы минометным огнем держите немца наверху, не даете уйти по склону к дороге.

— Есть, — Шубин кивнул минометчикам: — Цепочкой за мной, шаг в шаг и без звука.

Они двинулись вперед в густом тумане к спящей Дмитровке, по своим ориентирам разведчик провел группу вокруг деревни; он то и дело останавливался, всматривался туда, где чернели силуэты домов, опасался, что вдруг неожиданно вынырнет из тумана им навстречу патруль, но липкая сырость поглотила деревню, загнала в дома людей и дала советским бойцам возможность действовать стремительно. Перед линией окопов капитан условным движением руки вверх остановил минометчиков:

— Ждите здесь, мы снимем часовых, — он так же без единого звука подозвал к себе Серго и прошептал на ухо, когда парень подошел вплотную: — Идем вдоль окопов, заметишь охрану — толкни. Без выстрелов убрать надо.

И они двинулись вдоль линии окопов на расстоянии в несколько метров от траншей. Разведчики даже не ползли — туман надежно скрывал их, только шагали Глеб и Серго очень медленно, вслушиваясь в каждый звук в молочной завесе. Наконец Ломидзе замер и указал заросшим густой щетиной подбородком — в черном провале, который едва виднелся через пелену мороси, кто-то шевельнулся. Шубин опустил руку, подал знак — ложимся на землю. Они вжались в скользкую грязь, по-пластунски двинулись вперед, сливаясь с серым грунтом. У окопа оба замерли, Глеб ткнул пальцем в крохотный металлический кусочек, что торчал над окопом, — штык от винтовки, а значит, прямо перед ними охранник, а может быть, и двое.

Шубин ткнул себя в грудь, показал — я с левого фланга, рукой указал точку, откуда должен был действовать Ломидзе. Он мысленно отсчитал до трех, вытащил нож из чехла на поясе и выбросил вперед кулак — вперед! Глеб одним прыжком оказался в окопе, глаза после сумрака ничего не увидели, но он почувствовал всем телом тепло человека внизу. Левой рукой вцепился в горло, а правой ударил со всей силы. Острое лезвие вошло в грудь, часовой задергался и захрипел от удара, в темноте рядом вскрикнул второй. Только удар Ломидзе кулаком заставил его замолчать, минер ногой откинул винтовку, а потом взмахнул ножом. Заточенный край прошелся по горлу, хлынула кровь, и румынский солдат обмяк на дне окопа. Шубин в это время ударил своего противника в живот, припечатал ударом колена к стене окопа, а потом добил следующим взмахом руки с зажатым в ней клинком. Солдат выгнулся в предсмертной судороге, Шубин успел прервать его крик из раскрытого рта и последний, третий раз ударить ножом, отчего часовой наконец затих. Глеб убрал руку, и мертвое тело медленно скатилось вниз. И тут же вдруг кинулся вперед, в полутьме разведчик успел заметить, что в коротеньком коридорчике, который соединял два окопа, мелькнула серая тень.

— Hey, das ist officer Schulz…[1] — фраза прервалась на полуслове.

Шубин с размаху всадил нож прямо в шею немцу. Тот мгновенно рухнул вперед, так и не успев понять, что за шум он услышал в окопе. Разведчики оттащили трупы в сторону, Серго Ломидзе тяжело дышал после схватки. Он прошептал:

— Как думаете, еще есть?

Но в ответ капитан пожал плечами, как узнать — только идти вперед. Шубин наклонился и стянул с офицера шинель, накинул ее сверху. Пускай хоть и пропитана кровью, но хотя бы будет пара секунд форы, если встретят еще охрану. Погоны немецкого офицера отвлекут постовых, и можно будет нанести удар первыми. Они двинулись теперь по траншеям, под ногами хлюпала жидкая грязь, а идти можно было только на ощупь. Окопы, вырытые фашистами, шли наискосок, были глубокими и широкими с приготовленными ступеньками, где можно было расположить оружие. Траншеи соединяли коротенькие перемычки, узкие и мелкие, но зато по ним можно было пробираться во все фортификации, не показываясь на поверхности во время обстрела. Разведчики прошли почти всю линию, так и не встретив никого. Но перед последним окопом Серго вдруг потянул носом, почувствовав запах дыма. Он замедлил движение и ткнул в плечо Шубина. Окопчик впереди был совсем узким и крохотным, так что вдвоем соваться туда было опасно, не развернуться для удара. Но если там два охранника, тогда один человек не успеет их нейтрализовать. Серго взялся было за гранату на поясе, и его тут же остановил командир, покачав головой, — нет, снять часовых можно только без шума. Бойцы в крепости не должны догадываться о том, что их рубеж сейчас превратится в укрепление для русских минометчиков. Перед Шубиным вдруг всплыло личико Али, с каким обожанием она смотрела на своего Серго, защищая его перед патрулем. И Глеб отодвинул в сторону парня, стиснул пальцы на рукоятке ножа. Ломидзе припал к стене, тоже готовясь ударить, если его командиру понадобится помощь.

Шубин шагнул за изгиб земляной стены, и на него сразу уставились две пары глаз румынских солдат. Два человека в потертых шинелях сидели у тлеющего большого полена, вытянув руки и пытаясь согреться от сырого пронизывающего тумана. Шубин со всей силы поддел полено ногой, так, чтобы оно угодило одному из солдат прямо в лицо. И тут же прыгнул в сторону, всадил нож в грудь. Сбоку раздался сдавленный стон, порывистый Ломидзе не удержался и ринулся в бой за своим командиром. Он не смог даже вытащить нож из-за пояса, слишком мало было пространства, поэтому вцепился в горло своего противника и сжал со всей силы пальцы, коленями встал на грудь и всем весом навалился на дергающееся тело. Ему хотелось зарычать от ярости, что пылала внутри, фашист пытался вырваться, скинуть разведчика, но с каждой секундой он сопротивлялся все слабее до тех пор, пока не затих навсегда.

Шубин поднялся и затоптал тлеющее полено:

— Вот теперь все. Сейчас возвращайся к Олейко, пускай спускаются в окопы — все чисто. У нас четверть часа до начала операции.

Серго кивнул и бросился по извилистым траншеям назад, следом за ним двинулся капитан Шубин. Теперь он шел и внимательно осматривал приготовленную немцами позицию, чтобы найти подходящее место для установки минометов. С другой стороны окопной линии раздавался шум: минометчики уже спускали свою технику и тоже искали места, чтобы разместиться как можно безопаснее, но при этом не упустить свою цель — крепость на вершине холма. Олейко уже показался в узкой перемычке, он брезгливо отвел глаза от трупов:

— Молодец, Шубин, за полчаса управились. Куда трупы уберем, чтобы не мешали? Сидеть нам тут еще несколько часов, с души воротит смотреть на фрицев.

— Давайте сюда их сложим, в этот окопчик, с дороги атаковать не будут, — предложил Шубин. — Алексий, мы сейчас с Ломидзе уходим, нам поставлена задача разрушить связь с немецким штабом, не дать им передать сведения о нашей атаке.

Крепкая рука с грубыми мозолями, натертыми во время сражений об металл миномета, вдруг крепко схватила ладонь Шубина.

— Хороший вы человек, товарищ капитан, человечище. Через пятнадцать минут начинаем! Спасибо вам!

Шубин тряхнул мозолистую ладонь, изнутри будто теплом окатило, на секунду забыл даже, что он до сих пор в мокрой одежде, которая заставляет его дрожать от холода. Но медлить, согреваться у них не было времени, вот-вот начнется атака, и надо успеть найти кабель, чтобы обрезать его. И они с Ломидзе снова заторопились в туман, тот стал уже прозрачным и теперь напоминал не густую пелену, а дымку. С каждой минутой становилось все опаснее передвигаться прямо под бойницами крепости, внимательный часовой заметит чужаков и откроет огонь. Поэтому Глеб подобрался почти к самой подошве высокого холма, за ним следовал, пригнувшись, Серго. Разведчики оказались прямо перед заминированными заграждениями, которые дополнительно были еще опутаны колючей проволокой, ее металлические иглы ощерились в седой дымке, обозначая, что проход на холм закрыт. Отсюда дорога наверх выглядела неприступной: из бойниц грозно выступали дула орудий, пулеметов, дыбились колючки, а пожухлая трава скрывала еще одну опасность — круглые диски мин, которые от малейшего касания разрывались на сотни смертельных осколков.

Шубин осмотрел пространство, кабеля не видно… Но он должен спускаться вниз от крепости и уходить дальше, чтобы узел обороны мог докладывать в германский штаб об обстановке в Дмитровке. И двинулся как можно быстрее дальше, каждая минута сейчас была на счету, надо уходить из этого квадрата. Из минометов начнется обстрел, а немцы ответят, направив заградительный огонь на свои же окопы. И разведчикам тут несдобровать, пули, осколки, снаряды полетят с обеих сторон, под таким плотным огнем трудно передвигаться, да даже переждать атаку невозможно — слишком открыто пространство, а любые попытки спрятаться остановит колючая проволока и заграждения. Ломидзе сзади зашептал:

— Дальше, товарищ капитан, давайте дальше! Надо уходить из квадрата обстрела, тут сейчас такая свистопляска начнется.

— Двигай, — раздраженно сказал Шубин, он ощупывал внимательным взглядом каждый кустик, выискивая кабель. И тут же приказал: — Давай вперед в обход холма, встречаемся на другой стороне, где проход к садам. Увидишь кабель, перережь его, переруби как можно быстрее! Осматривай каждый камень! Не пропусти, смотри в оба! Или сюда придет подкрепление, от бригады ничего не останется кроме горы трупов! Действуй!

Серго кивнул и пополз по периметру холма, Шубин двинулся в другую сторону. Он не думал о том, что сейчас в воздухе вздыбится стена из огня, разведчику было важно только одно — выполнить приказ, обнаружить и уничтожить линию связи с немецким штабом. Серго уже скрылся за изгибом, а Глеб все еще возился у пятачка, поднимая камни, щупая землю — где же ты? С тихим хлопком небо расчертила красная полоса — сигнал к атаке! Шубин сделал рывок, прижался вплотную к земле и снова начал ощупывать грязь и мешанину из травы — где ты? Еще перебежка, несколько метров для проверки — и снова камни, грязь, сгнившая трава. Где кабель?!

Вдруг земля вздыбилась дугой, швырнула горсть камней и грунта на спину, взлетела черным столбом и ударила тугой волной в живот, ноги, по коленям. Шубин подлетел от ударной волны, воздух наполнился едким пороховым дымом от выстрела миномета. Снаряд разорвал проволоку, вспахал борозду в черном теле холма и рассыпался огненными осколками. От них сдетонировала мина, пронзительно засвистела и тоже грохнула вверх. Выстрелы загремели один за другим, из осколков, огня и дыма в нескольких метрах от Шубина образовалась жуткая стена, полная смертельного, раскаленного железа. Оно разлеталось в разные стороны острыми жалящими осколками, впивалось в землю, выбивало искры, извергало пламя. От страшного жара опалило спину, волосы на голове затрещали, но Шубин снова двинулся вперед, теперь уже ползком, поднимая голову, только чтобы глазами проверить очередной кусочек земли.

Выстрелы минометов били без остановки, снаряды раздирали неприступный холм на клочки, сносили заграждения, превращали их в металлические лохмотья. Огню советских минометчиков вторил визг взрывающихся немецких мин, а сверху уже начали отвечать пулеметы. Охранники, разбуженные неожиданной атакой снизу, принялись хаотично палить из пулеметов. Пули противно застучали по сырой земле, выбивая черные фонтанчики. Шубину хотелось кинуться бежать как можно быстрее от этого шквала из выстрелов и огня. Огромная смертоносная буря из огня, дыма, разрывающихся снарядов расползлась черно-огненной тучей над холмом. Советские минометчики без перерыва наводили орудия, снаряды били по нижним этажам, раскидывали в стороны ошметки стен, разбивали заграждения из набитых песком мешков. Широкий пологий холм превратился из черной горы в полыхающее марево. Шубин с трудом полз в дыму и копоти. Глаза слезились от едкой гари, поэтому он прощупывал землю перед собой, чтобы найти кабель. Несколько осколков уже чиркнули по спине, обожгли макушку, но разведчик не останавливался — двигался все дальше вдоль подножия горы. Земля дрожала от выстрелов под ним, стонала от снарядов, которые раздирали ее на куски. Вдруг пальцы скользнули по упругой резине, Глеб сжал ладонь и нащупал толстый кабель. Немцы предусмотрительно обложили его камнями, чтобы замаскировать от чужих глаз. Разведчик взмахом ножа перерезал жилу, потом еще одним ударом разрубил провод до конца, обрывки кабеля оттащил в сторону, чтобы никто уже не мог соединить их.

Неожиданно совсем рядом над головой с протяжным воем пролетела мина, вгрызлась в землю, отчего вверх с жутким грохотом взмыл фонтан из ошметков проволоки, а потом взвизгнула и черным цветком распалась немецкая мина. Черные осколки веером ухнули вниз, Шубин застонал от жгучего ощущения в спине и ногах. Он развернулся и пополз обратно, перекатился на бок и рухнул прямо в окоп.

Там взмыленный Олейко в сдвинутой на затылок шапке хрипло выкрикивал приказы:

— Третий, цельсь, огонь! Второй расчет, блокируй окно по левому флангу! Первый, бей по центру, там засел этот гад с пулеметом! Огонь! Давай, ребята, жги фашиста!

Его бойцы из минометных расчетов с азартом подносили боеприпасы, направляли дуло в нужном направлении и удерживали минометы, которые дергались от выстрелов снарядов. В окопе было нечем дышать от пороховых газов, из-за ударной волны со стен сыпалась земля, над головами свистели пули и осколки снарядов. Но от этого Олейко, казалось, только еще сильнее раззадоривался, он подмигнул перемазанному в земле Шубину:

— Сейчас прижарим гадов! — и снова метнулся с биноклем к выступу в окопе. — Давай, третий, левее, левее забирай на двадцать градусов, выше задирай, по земле стелешь! По окнам гаси!

А Шубин содрал с себя шинель, швырнул ее на землю. Спину саднило от боли, но он чувствовал, что спина ледяная от мокрой гимнастерки, нет ощущения тепла, а значит, ранения совсем легкие, больше похожие на глубокие царапины. Шинель его была истерзана сотнями осколков, они проделали дырки и прорехи. Разведчик отшвырнул в сторону испорченную шинель, остался в одной гимнастерке, но даже в мокрой форме он уже не чувствовал озноба. От волнения жар шел по всему телу, над головой выли и визжали вражеские пули, окопы буквально поливали из всех орудий, рядом грохотали минометы, кричали расчеты, выбирая новую цель. От оглушающего гула, взрывов в голове будто стучали молотки, но сквозь вой снарядов прорвался крик Олейко:

— Наши, наши подступают! — он в бинокль увидел бойцов, которые уже под огневым прикрытием успели подняться на вершину и теперь штурмовали стену здания. Благо снаряды проделали много ходов, разнесли часть постройки, и теперь туда можно было беспрепятственно проникнуть.

— Прекратить огонь, расчеты на штурм! — засипел Олейко. — Один на карауле! — Он повернулся к Шубину: — Где твой минер? Надо проходы проделать, чтобы подняться наверх быстрее! Ребятам на подмогу!

Но Глеб уже выбирался из окопа:

— Я знаю, за мной. Тут есть подъемник, по нему можно взобраться наверх в обход минного поля!

Минометчики цепочкой кинулись за Шубиным, который привел их к тросу с корытом для подъема припасов в крепость. Наверху прекратилась стрельба из орудий, слышались только крики и отдельные очереди из автоматов. Как можно быстрее бойцы начали подниматься вверх по скользкой трассе, они хватались за трос, чтобы удержаться на ногах, до того скользкой была земля. Кожа на ладонях заболела от усилий и от грубых волокон жесткого каната, но они метр за метром поднимались упорно как можно выше. Там наверху еще шел бой, и бригаде была нужна помощь всех бойцов.

Первым в здание проскользнул через пролом в стене Шубин и тут же отпрянул: сверху раздались автоматные очереди. Несколько фашистов, что остались после штурма в живых, забрались в отсек, откуда спускали готовый груз в хранилище, и оттуда вели стрельбу. Подобраться к ним было невозможно, они, как в металлическом люке, были окружены со всех сторон толстыми стенами из железа, а из единственного отверстия вели автоматный огонь, не давая штурмовикам подойти ближе. Даже капитан Артемов уже пострадал от этой спасшейся кучки гитлеровцев — пуля пробороздила глубокую рану на голове, откуда потоком хлестала кровь.

В укрытии за обломком стены Василий Ощепков торопливо перевязывал рану командиру. Артемов тяжело дышал, бледный и мокрый, он отмахнулся от мужчины:

— Заканчивай перевязку, надо уничтожать их дальше.

Шубин высунулся из-за стены, и в него тотчас же полетели пули из автомата. Они со звоном вышибли щебенку из обломка стены, разлетелись, как птичья стайка, во все стороны.

— Сиди тихо, — буркнул командир, он говорил с трудом из-за потери крови. — Сюда уже наши идут через деревню. Сейчас этих на прицел, остальные вниз… Минеры, на очистку прохода по холму! — Он попытался приподняться и ухватился за стену, но осел от слабости.

— Товарищ командир, — Шубин бросился к Артемову. — Отсюда к ним не подобраться, вход в бункер слишком высоко, им видна любая точка в здании. Разрешите, я снаружи подберусь? В стене выбиты кирпичи, можно, используя их, подобраться к фашистам. Бункер соединен с хранилищем, и там должны быть отверстия для вентиляции. Туда гранату — и готово!

Василий рядом закивал, подтверждая его догадку:

— Есть! Есть вентиляция! — Он опустился на корточки, указал на разбитую бойницу: — Вон там проход, снаружи я помогу Глебу взобраться наверх. Это невысоко, всего пара метров! Ну же, идем!

Белый как полотно Артемов махнул рукой — действуйте, он уже едва держался на ногах. Василий по-пластунски пополз за обломками из кирпичей к проходу, следом двинулся Шубин. Снаружи Василий встал в полный рост, указал на стену хранилища, которая примыкала к длинному жестяному бункеру:

— Вот здесь, Глеб, ты молодой и сможешь взобраться. — Ощепков кинулся к выщербленным кирпичным руинам, согнулся, подставив спину.

Шубин взобрался на товарища, потом вцепился пальцами в кирпичи, сморщился от того, как засаднили раны на спине. Но у него получилось упереться носками сапог в выемки, а потом, как по скале, подняться наверх. Рядом с огромным бункером разведчик подпрыгнул и ухватился руками за скобы желоба, повис на них, а дальше, как акробат, выгнулся и закинул ногу на скобу. Теперь он распластался наверху металлического длинного желоба, который шел под наклоном от основного здания цеха к небольшому хранилищу. В этой огромной трубе и засели враги, сейчас они затихли, не понимая, откуда доносятся звуки. Шубин пополз по трубе вверх, перебирая руками и ногами, чтобы подобраться как можно ближе к кучке немецких стрелков. Под ним тянулась металлическая полоса, в которой были прорезаны окошки для вентиляции, Глеб двигался вперед, подбираясь к самому крайнему отверстию. Внизу Василий давал советы, с тревогой прислушиваясь к звукам в здании, он переживал, что немцы поймут их замысел и сейчас тоже двинутся по трубе навстречу разведчику. У них автоматы, и достаточно просто прошить пулями тонкий металл, чтобы Шубин погиб. И все же Глеб оказался шустрее: когда он у самого крайнего отверстия у стены крепости, сдернул с пояса гранату, рванул чеку и швырнул ее как можно дальше вперед через оконце под ним. А потом сжался и прыгнул вниз. Ударился ногами о землю, упал на бок и застонал, почувствовав в спине сильную боль. Сверху на него упал Ощепков, прикрывая от последствий взрыва. Граната оглушительно ухнула, зазвенела металлическим эхом и разнесла устройство в разные стороны. Сверху посыпались кирпичи, металлические листы рассыпались в разные стороны, превращаясь из укрытия в руины. Внутри закричали на все лады те, кто еще остался жив после взрыва гранаты, завыли от боли, раненные ее осколками.

Артемов с трудом говорил, лицо его стало серым от большой потери крови:

— Капитан Шубин! — он указал на бойцов, замерших в ожидании приказа. — Оставь здесь одного пленных караулить. Забирай ребят, спускайтесь вниз. Наши уже форсируют Сиваш, надо очистить деревню от остатков фашистов. Бери на себя командование. Разбей их по трое, пускай прочесывают дома, погреба, бани. Надо выбить отсюда тех, кто не успел сбежать. Я здесь буду, — он сжал бинокль, что висел на груди, — за дорогой наблюдать, красная ракета — опасность, значит, немцы все-таки прознали о нашей атаке. Увидишь ракету, основные силы на дорогу, надо их остановить.

Из-за ранения в голову командир штурмовиков Артемов совсем потерял силы. Поэтому разведчик окликнул бойцов:

— За мной, по трое!..

Штурмовая бригада спустилась с холма вниз по уже знакомому пути, цепляясь за канат. Внизу Шубин распределил их на группы, в свою взял только одного Ломидзе:

— Прочесываем квадратами, два выстрела, если нужна помощь. Выдвигаемся!

Себе они взяли крайнюю линию домов, перехватили автоматы и осторожно двинулись вперед. Хотя можно было не опасаться нападения: из-за заборов торчали вихрастые головы, смотрели огромные детские глаза, значит, жители деревни не боятся показаться из подполья, потому что немцы покинули деревню. Вдруг под ноги Шубину вылетел черный комок, оказавшийся худой девчонкой лет девяти, замотанной с ног до головы в лохмотья. Она торопливо затараторила:

— Дядя, дядя, там немцы, там! У Копытихи на дворе, там сидят. Дядя, пошли, покажу дорогу. Туда сбежались.

— Ты точно знаешь? — Глеб зашагал за маленькой проводницей.

— Точно, зуб даю! — тараторила та, задыхаясь на бегу. — Как стрелять начали, они подрапали к ней. Подрапали, точно говорю! Тама у них еда, Копытиха их кормила, поила. Она с фашистами спелася, ведьма! Сейчас с ними на чердаке сидит, у них там куча еды, мешками. Витька наш видел, она его попросила дрова занести, и он видел. Она с ними якшалась, ручку офицерам целовала, белье им стирала. А моя мамка отказалась стирать белье, так ее в ручье потопили за это. Я в лес убежала, хотела там жить. Но больно холодно, не смогла.

Девочка остановилась, ткнула грязным пальцем в черную крышу большого справного дома:

— Вот он, дом Копытихи! Там они!

Шубин наклонился и обнял ее за плечики:

— Спасибо, ты нам помогла. Беги назад, сейчас тут будет опасно. Беги.

Девчонка припустила со всех ног, но вдруг остановилась и погрозила кулачком в воздухе:

— И Копытиху с немцами в плен! Она служила им, шкура немецкая!

Шубин кивнул в ответ, повернулся к Серго:

— Ты слышал? Давай, с тыла заходи к дому, я с фланга.

Ломидзе направил дуло автомата вперед, пригнулся, чтобы его маневр скрыл забор, и двинулся в обход здания. А Шубин направился к забору, высматривая кривую доску или проход, зайти прямо в калитку было опасно. Если в доме на чердаке, как рассказала девочка, действительно засели немцы, то они видят и держат под прицелом весь двор. Действовать надо в обход, найти возможность незаметно проникнуть во двор, а потом подняться на чердак.

Разведчик медленно двигался вдоль дощатого забора, прошел почти до половины ограждения — ничего, добротный забор стоял плотно, доска к доске. Можно было бы перемахнуть его, высота позволяла, но под крышей дома со всех сторон были сделаны оконца, и Глеб понимал: прямо сейчас оттуда могут быть нацелены дула автоматов притаившихся врагов. Он уже обошел по кругу дом и снова встретился с Ломидзе. Парень тоже недовольно хмурился, безопасный проход во двор он так не обнаружил.

Шубин предложил:

— Может, штурмом? На скорость, забежали и несколько очередей по окнам.

Но Серго покачал головой:

— А если у них там что посерьезнее, чем автомат? Мы и добежать не успеем. Нет, надо предупредить ребят, собрать расчет минометчиков и разнести это гнездо! Сжечь дотла!

— Давай, ты за ребятами, возьми подмогу, — решил Шубин и бросил взгляд на темные от грязи оконца. — Я пока покараулю здесь, чтобы не ушли. Бери Олейко с минометом, да, так будет безопаснее всего.

Сержант бросился бежать со всех ног, а Глеб пристроился за деревцем, не сводя глаз с дома. Чутье разведчика подсказывало ему, что в доме кто-то притаился. Он вдруг прислушался: с другой стороны дома, за углом раздалось чавканье шагов по влажной земле. Разведчик пригнулся, бросился в ту сторону и, оказавшись на углу, сразу понял, в чем дело. Дом стоял на окраине деревни, от него уже тянулось большое поле до холма и стены из деревьев. Несколько фигур в немецкой форме и с большими мешками за плечами крались вдоль забора к этому полю. Может быть, увидели, как уходил Ломидзе, и решили сбежать из деревни, пока русские их не обнаружили. С собой они тащили тяжелую поклажу в мешках за спиной, от этого двигались с трудом, переваливались, как утки.

— Stehen! Ich schiesse![2] — выкрикнул Шубин и поднял автомат.

Одна из фигур развернулась, блеснул пистолет. Немецкий офицер схватил замершую рядом женщину и прижал к ее голове ствол:

— Sie ist russische Frau! Las die Waffe oder sie wird sterben![3]

C головы женщины упал платок, седые пряди разметал ветер, старуха заголосила:

— Не убивайте, не убивайте, прошу! — она рухнула на колени, но офицер пинком поднял ее на ноги, прикрываясь старой женщиной, как щитом.

Шубин заговорил на немецком, благо успел его выучить во время вылазок на вражескую территорию, а потом еще и подтянуть в госпитале до почти идеального уровня:

— Стойте, отпустите ее. Я не буду стре-лять.

Во дворе дома послышался шум, Шубин бросил туда торопливый взгляд: из окон чердака выглядывали еще лица, а от дома тянулась новая партия солдат. Видимо, на чердаке большого дома притаилось больше двух десятков фашистов, а сейчас они зашевелились в надежде сбежать, пока русские не обнаружили и не атаковали их укрытие.

— Опусти автомат, или я ее убью! — снова взвизгнул офицер, следом за ним взвыла женщина.

Глеб медленно опустил оружие, он понимал, что стрелять офицер будет только в крайнем случае — боится издать лишний звук и обнаружить свое присутствие для бойцов, которые прочесывают сейчас деревню. Но и бежать с грузом за плечами с прикрытием в виде старой женщины было невозможно, поэтому немец замешкался, медленно отступал назад, не зная, как поступить. Он приказал одному из своих солдат:

— Забери у него автомат!

Тот кинулся к замершему разведчику, схватил оружие и испуганно попятился. Но Глеб не торопил его, не пытался остановить фашистов. Их слишком много, даже если остановит одного, то остальные осуществят задуманное — сбегут в сад, а оттуда подальше с отвоеванной территории. Надо не дать им уйти, надо потянуть время, пока появятся минометчики и Ломидзе. Разведчик обратился к солдатам, цепочка из которых тянулась за офицером:

— Вам не нужно бежать! Мы предоставим вам еду и жилье, вы можете сдаться в плен и перестать воевать. Вы не умрете, не замерзнете, вас не будут бить! Сдавайтесь, у вас нет шансов спастись, вы замерзнете от холода в лесу сегодня ночью или погибнете от голода: зимой еды не добыть. Ваши командиры бегут вперед вас, они знают, что проиграли!

— Молчать! — взревел офицер.

Но было уже поздно, часть солдат начала перешептываться. Шубин вспомнил, что перед ним румынские союзники Гитлера, скорее всего, тот, кто говорит на немецком, переводит товарищам его речь. Его слова остановили основную массу противника, остальные тоже не спешили бежать за офицером, и тот один побрел по полю, подгоняя вперед плачущую старуху. Глеб же шагнул навстречу солдатам, снова начал их убеждать:

— Сдавайтесь, зачем вам воевать? Вы вернетесь домой, не прольете чужую кровь, останетесь живы и здоровы. Мы не убиваем пленных, мы знаем, что вы не хотели здесь оказаться.