Якутские мифы - Саха θс-номохторо

У якутов имелись мифы, согласно которым жители Верхнего мира надолго поселялись в Среднем мире или кратковременно посещали его. Так, в одном из текстов повествуется, что 100 лет тому назад более 10 лет будто бы жили на территории нынешнего Нахарского наслега Амгинского района три небесные девицы. Они никого не беспокоили, жили уединенно. В отличие от настоящих земных существ ни они сами, ни их единственная корова не оставляли видимого следа на земле. Девицы покинули землю из-за того, что охотник, случайно посетивший их жилище, самовольно воспользовался огнем из их очага. Несмотря на то, что, по мифу, небесные девицы появились всего один век тому назад, были одеты в шелк и занимались неизвестным якутам в древности рукоделием — шитьем по шелку, само произведение явно древнего происхождения. Главное его назначение — воспитание уважительного отношения к неизвестным людям, утверждение необходимости строгого соблюдения табу, запрещающего трогать огонь чужого рода (№ 92).

В ряде мифов утверждается божественное происхождение глав родов и шаманов, их родственные связи с обитателями Верхнего мира. Причем якутская знать вела свою генеалогию не только от божеств айыы, но и от абаасы Верхнего мира. Образцом мифа о родственной связи князей и шаманов с самим Юрюнг Айыы тойоном является миф о Быйаа. В первой части рассказывается о рождении Быйангнаах Быйаа от связи старухи с сыном Юрюнг Айыы. Во второй — описано получение Быйой камня счастья от орла. В результате этого он разбогател и был счастлив, а его потомки стали наследственными князьями и шаманами (№ 93). Таким образом, цель мифа — доказать законность, «предопределенность» свыше права потомков Быйаа, якобы находящихся в родстве с Юрюнг Айыы тойоном, занимать должность князца или быть шаманом. В данном случае используется не только почитание главного общеплеменного божества айыы, но и привлечен тотемический миф об орле, способном одарить своих «потомков» камнем счастья (об этом см. выше). Аналогичную цель преследовал и миф об интимной связи дочери древнего богача и богатыря Идэльги-Боотура с сыном верхних абаасы, «имеющих конный скот вороной масти». У нее рождается сын, ставший впоследствии предком людей (№ 94).

Якуты верили, что контакты с грозными существами Верхнего мира не всегда оказывались безопасными. Например, в одном мифе намцев повествуется о превращении красивой дочери князца XVII в., согласившейся выйти замуж за внука Улуу тойона, в злого духа, насылающего людям глазные болезни. Поводом для такого несчастья послужило то, что ее родители не отправили в Верхний мир положенное приданое (№ 95). Миф носит назидательный характер, требует неуклонного соблюдения норм обычного права, вместе с тем в нем высмеиваются нескромность и чванство. Народ всегда считал, что нельзя быть заносчивым, хвастливым. В частности, грешно считать себя самой красивой в мире, как это делала героиня мифа.

В якутских мифах, как и в греческих, говорится о состязаниях людей с детьми верховных божеств. По верованиям якутов, сыновья айыы и абаасы Верхнего мира прибывали помериться силой и ловкостью с земными богатырями в тех случаях, когда они достигали зенита славы. Духи Верхнего мира «состязались» также со знаменитыми якутскими певцами и сказителями. Если человек проигрывал в единоборстве, то погибал (№ 96). Часто люди якобы одерживали победу в «борьбе» с духами. Например, получеловек-попуабаасы Аба Уол Дьоххо всегда брал верх в соперничестве с парнями Верхнего мира. Он даже отомстил духам, убившим его сына, при этом ему удалось спастись от преследователей при помощи своей жены-шаманки (№ 97). Возможно, последнее — результат включения поверий культа духов-покровителей племени в шаманизм.

В ряде якутских мифов обосновывается возможность получения от божеств айыы детей, парня-табунщика, охотничьей собаки (№ 98—101). Интересно, что, по мифу об испрашивании волшебной собаки, потомки Омогой бая (одного из главных первопредков якутов) получили «разрешение» иметь скот, но им запрещено молиться Юрюнг Айыы тойону и владеть белым жеребцом. Их высшим покровителем был «назначен» Хотой-айыы — предок-создатель орла (№ 100). Возможно, в тексте своеобразно отражена полиэтничность предков якутов.

Наряду с вышеизложенным, в якутских мифах указывается на недопустимость чрезмерных претензий к божествам. Так, Кутуйах Баай умер от голода после того, как шаманы по его требованию привели к нему косаря из Верхнего мира (№ 102).

Якуты отчасти сохраняли веру в существование суда небесных божеств, могущих справедливо разобраться в конфликте земных людей (№ 103).

Особо следует отметить, что мифологические представления якутов о Верхнем мире не ограничивались южным наследием их предков. В число божеств включались также сверхъестественные существа, образы которых сложились в ходе освоения бассейнов Лены, Вилюя, Алдана и др. Первой из них, видимо, была красивая дочь Омогоя, на которой не женился главный предок якутов — Эллэй. В одном мифе рассказывается, что она увлеклась парнем абаасы и вместе с ним вознеслась в Верхний мир (№ 104). По другому варианту, она удавилась с горя и стыда после отказа Эллэя и впоследствии стала сильным юёр. Шаманы с ее помощью собирали и отправляли в Верхний мир его обитателей, спустившихся в Средний мир. Любопытно, что, согласно мифу, в конце XIX в. шаманы дали ей «отставку», передав «функции» другому юёрю (№ 105, 126). В число духов Верхнего мира включали после смерти сумасшедших и самоубийц (№ 106, 107).

По религиозным верованиям якутов, на земле помимо людей, животных, рыб, пресмыкающихся и других реальных обитателей находились будто бы разные виды сверхъестественных существ. Большая часть духов Среднего мира признавалась локальной, связанной с каким-либо конкретным географическим объектом или покровительствующей определенному роду.

Анимистические воззрения якутов о духах-хозяевах озер, рек, гор и т. п. сформировались еще у их южных предков. От них же унаследованы представления о божествах-владыках всей тайги, земли и духах-хозяевах территории, принадлежащей роду, племени, этнической или локальной группе людей [Алексеев, 1980, с. 59–61, 92 и след.]. Одним из наиболее почитаемых якутами божеств Среднего мира являлся дух-хозяин тайги Баай Байанай [Ионов, 1916]. В его характеристике сохранились многие исконно тюркские черты. Он также щедр к охотникам, которым покровительствует, как это описывается в мифах тюркоязычных народов Южной Сибири ([Эргис, 1974, с. 119], текст № 109).

Якутский миф об игре в карты между Байанаем и хозяйкой воды Кюренг баай госпожой идентичен алтайскому — об аналогичной привычке духов-хозяев гор (№ 110, [Алексеев, 1980, с. 230]). К числу прямых совпадений относится и предание о возможности встречи с дочерью духа-хозяина леса, получении от нее огромной удачи в охоте и смерти в случае несоблюдения в тайне связи с ней (№ 111). Такие же мифы бытовали у южных алтайцев и шорцев [Алексеев, 1980, с. 230; Эргис, 1974, с. 119]. Якутский вариант мифа, включенный в данный сборник, интересен тем, что в нем отразилось приспособление старинных религиозных верований к новому для этноса региону. Охотник появляется в ранее неизвестной ему тайге, вступает в любовные отношения с дочерью местного байаная и рождается байанай, который получает его имя — Сын кангаласца. Подразумевается, что он будет покровительствовать охотникам из этого племени (№ 111).

В мифе таким образом отразилось стремление закрепить неизвестное ранее охотничье угодье за указанным племенем. Кроме того, в нем осуждается пренебрежение к традиционному правилу артельного промысла — равномерному разделу между участниками охоты всей добычи независимо от размера личной добычи членов артели. Герои уговариваются не делиться добычей, каждый берет себе то, что упромыслил. Дочь Байаная приходит на помощь обиженному члену группы. Несомненно, миф защищает исконные правила охоты.

Хотя у якутов образы Байаная, его братьев и дочерей сохранили многие черты, сложившиеся у их южных предков, но представления о них, естественно, трансформировались. Эти сверхъестественные существа у якутов превратились из хозяев тайги и гор в духов охоты. Согласно мифам, Байанай и его братья одевались как тунгусы, считались более благосклонными к охотникам эвенкам и эвенам [Алексеев, 1980, с. 225–226; Ионов, 1916]. Последнее, видимо, связано с тем, что территория Якутии до якутов осваивалась тунгусоязычными родами, а тунгусы были более искусными охотниками, чем скотоводы якуты.

Религиозные представления якутов, связанные с охотой, дополнились поверьями, возникшими в результате наложения на них поверий погребального культа. По якутским воззрениям, люди, умершие неестественной смертью, превращались в злых духов юёр, блуждая по земле, насылая на живых болезни и разные несчастья [Алексеев, 1980, с. 164–168]. В отличие от большинства юёров дух Чаадая Боллоха — человека, владевшего лишь одной собакой и умершего от голода после ее кражи, согласно мифу, стал заниматься отпугиванием зверей и рыб от орудий охоты и рыболовства (№ 112). Защитить же от его козней мог только шаман, т. е. на эту часть промыслового культа распространялось еще и влияние шаманизма, бывшего ведущей традиционной формой религии якутов.

Древнетюркские представления о защите людей местными духами-хозяевами, такими как дух-хозяйка родовой территории, сверхъестественные хозяева горы, озера, около которых живет человек, дух-хозяин огня и т. п. продолжали сохраняться у якутов ([Алексеев, 1975, с. 65–77; Приклонский, 1890, с. 170; Серошевский, 1896, с. 665–666], тексты № 113–115). Например, в цикле мифов о духе-хозяйке большого озера «Харыйалаах» утверждается запрет хвалиться размером своей добычи, высмеивается жадный, чванливый человек, наказанный за пренебрежение к обычаям народа и непочтительное отношение к духу-хозяйке озера (№ 113).

В ряде мифов, записанных в XIX — ХХвв., прослеживается определенная эволюция старинных поверий о духах-покровителях. Так, в одном из мифов духу-хозяйке места приписывается способность побеждать шамана, защищая человека, живущего на ее территории (№ 114). В другом мифе, повествующем об образе жизни дочери Улуу Тойона, поселившейся в Среднем мире и ставшей здесь духом-покровительницей хлева, говорится о возможности избавления от ее присутствия при помощи шамана (№ 117, 118).

Несомненно, в последних мифах отражается сложный процесс включения представлений и обрядов культа духов-покровителей рода и семьи в шаманизм.

Своеобразное изменение у якутов претерпела антропоморфизация деревьев. Очеловечивание деревьев существовало у общих предков тюркоязычных народов Сибири, а в поздний период истории сибирских тюрок оно получило развитие. Так, у тюрок Южной Сибири сформировалось поверье о существовании шаманов среди деревьев. Роль шаманов приписывалась деревьям, которые имели сросшуюся верхушку [Алексеев, 1980, с. 94]. У якутов подобное представление отсутствовало. Но у них считалось, что в аналогичных деревьях может находиться кут (жизненная суть) детей, кроме того, существует возможность получения ребенка от такого дерева (№ 119, 120). Поздним наслоением, очевидно, является мотив о возможности повторного «рождения» шаманки с помощью такого дерева (№ 120).

Наряду с древними поверьями в комплекс анимистических представлений якутов, связанных со Средним миром, входили и тексты о сверхъестественных существах, якобы возникавших после смерти людей. Часть из них представлялась в образе духов, вселенных в онгоны (вместилища для духов). Их «помещали» в специальные антропоморфные изображения или коробки, на лицевой стороне которых рисовали силуэты людей или человеческий лик. Онгоны содержались в красном углу, почитались как сверхъестественные покровители данной семьи (№ 122). Наряду с этим, как отмечалось выше, якуты верили в превращение самоубийц, сумасшедших и т. п. в злых духов юёр. О наиболее могущественных из них были сложены мифы.

В.М. Ионов записал от одного информатора две разные версии становления юёрем князя Бахсытского наслега. По первой — он сошел с ума, погнавшись за злым духом, убегавшим от него, принимая разные облики: лисицы, колонка, огненного шара и всадника. Князь 9 лет оставался сумасшедшим, затем исчез бесследно и стал духом юёр. Это — общепризнанный у якутов путь «превращения» человека в духа, блуждающего по Среднему миру. Бахсытский князь, по второй версии, сошел с ума после того, как он обидел потомка шамана. Умерший шаман «защитил» своего сына, «наказал» князя, и тот впал в безумие, а после смерти превратился в юёря (№ 123). Вторая версия, очевидно, является шаманской трактовкой мотива становления юёрем, итогом включения элементов погребального культа в шаманизм.

Весьма трагичен миф о духе-хозяйке Алтана, которая не умерла в раннем детстве лишь потому, что отец сумел «спрятать» ее от злых духов, воспользовавшись одним из способов «подмены» новорожденной. Затем родители нарушили ряд табу. Они возгордились, сочли невозможным найти в своем улусе жениха, равного ей. Сватовство и свадьбу провели слишком роскошно. Свадебный поезд выехал в день, который считался запретным для свадеб — 9-й день января, когда луна находилась в ущербе. По верованиям якутов, в этот день вступали в брак лишь духи абаасы. За все грехи понесла наказание невеста. Она заболела каким-то хроническим психическим недугом, время от времени впадая в безумие. После смерти женщина «превратилась» в юёря. В заключение говорится, что невесты, которым покупали часть украшений со свадебного наряда духа-хозяйки Алтана, тоже сходили с ума (№ 125). Видимо, основное назначение данного мифа — подтвердить необходимость строгого соблюдения общепринятых обычаев.

Одной из самых почитаемых центральными якутами юёрев являлась Болугурская айыы. Она была шаманкой, когда ее выдали замуж за нелюбимого человека, 3 года «не показывалась» на глаза свекру. Вероятно, она обладала даром гипноза и воспользовалась им. Как ни следили за ней, она повесилась и «стала» юёрем. Шаманы «передали» ей функции, которые раньше у них «выполнял» дух дочери Омогоя. Она будто бы помогала собирать и прогонять мелких духов (№ 105, 126). Помимо этих трех наиболее известных юёрев, по представлениям якутов, имелось и много других аналогичных духов. В сущности, у якутов состав духов Среднего мира регулярно пополнялся новыми сверхъестественными существами, которыми «становилась» часть покойников.

Представления о ряде сверхъестественных обитателей Среднего мира возникли у якутов в результате этнокультурных контактов с другими этносами. От аборигенов севера Якутии переняты, видимо, представления о сучунаа — таинственном, громадном, человекоподобным существе, встреча с которым может привести к несчастью (текст № 127, [Гурвич, 1975]).

После присоединения Якутии в XVII в. к Русскому государству появились якутские поверья о духе оспы, «соседках» и сюллюкюнах. В мифах рассказывалось, что дух оспы ходит по Якутии в образе русской женщины. Семья, которую она «посещала», забодевала оспой, спасались лишь те, кто сумел спрятаться от нее. В сущности, мифы об оспе предостерегали якутов, учили их, что от этой заразы можно спастись путем изоляции больных (№ 128, 130). Отметим, что, согласно одному из мифов, оспа не смогла добраться до Оймякона (полюса холода) — «поморозила» ноги (№ 129).

Очень близки к поверьям о «соседке» у русских мифы о случаях поселения вместе с людьми невидимых существ. Они не причиняли болезней и зла, если их не трогать. В одном случае, это якобы была «семья» духов, с которыми хозяева даже обменивались продуктами. В других случаях — невидимый мужчина, «сожительствующий» со взрослой девицей; видимая только дочерью «девочка», ее ровесница, ставшая ей подругой и т. д. (№ 131, 132). Также от русских заимствованы представления о сюмюкюнах, очень богатых существах, обитающих под водой, появляющихся на земле под Новый год. По мифам, от сюллюкюнов можно было получить богатство, они считались способными предсказывать судьбу, поэтому под Новый год якуты устраивали разные виды гаданий ([Кулаковский, 1979, с. 44, 82], тексты № 133–136).

В целом материалы по якутской мифологии свидетельствуют о том, что в комплекс представлений о духах Среднего мира входят весьма архаичные по происхождению поверья о духах-хозяевах отдельных предметов, местностей, рек гор и озер, образы сверхъестественных существ, возникших в результате фантастического объяснения производственной деятельности людей и их общественной жизни, а также элементы мифологии этносов, с которыми якуты находились в этнокультурных контактах.

По верованиям якутов, на жителей Среднего мира постоянно нападали обитатели мифического Нижнего мира, находящегося якобы под землей [Алексеев, 1984, с. 49–52]. Якуты считали недопустимым для обычных людей даже произносить вслух что-нибудь о существах из этого страшного мира. Они признавались вездесущими, способными незримо находиться на земле и причинять вред людям. С ними могли справиться только шаманы, которые, посещая во время камланий все миры, подробно «знали» зловещий Нижний мир, «ведали» деяния его обитателей. Кроме того, Нижний мир описывался в олонхо (героическом эпосе).

Практически воззрения об этом мире являлись результатом мифотворчества шаманов и сказителей. Шаманская трактовка признавалась их профессиональной «тайной», но сами шаманы щедро делились ею во время камланий. Они рассказывали о Нижнем мире и его жителях в гимнах и заклинаниях, исполнявшихся во время мистерий и обрядов. Возможно, каждый шаман, создавая эти произведения обрядовой поэзии, дополнял общеизвестные представления о Нижнем мире новыми деталями. Нередко подобные заклинания являлись высокохудожественными поэтическими текстами. В связи с тем, что обрядовой поэзии посвящена специальная работа, в данный сборник включены лишь несколько образцов текстов обрядовой поэзии, где дано описание сверхъестественных существ, живущих в нем. В первом — шаман, видимо, в начале камлания живописно охарактеризовал Нижний мир и главных его владык, подчеркнул, что именно туда отправлялись люди после своей смерти. В конце рассказа указал на возможность шаманов «вернуть» из того мира кут (души) людей, болевших самыми тяжкими недугами (№ 137).

По материалам о шаманизме якутов известно, что каждый род духов, абаасы «занимал» определенную часть подземной страны [Алексеев, 1975, с. 114], поэтому в каждом камлании шаманы в меру своего таланта описывали духов, причинявших болезнь, и ту часть Нижнего мира, в которой они «проживали». В качестве примеров в сборнике помещены записи В.М. Ионова о духах, причиняющих болезни и смерть роженицам, маленьким детям и знахарям (№ 138–141). Сопоставление их показывает, что шаманы при камлании сообщали присутствующим, в какую часть Нижнего мира они собрались «спуститься», с какими грозными абаасы в этот раз им предстояло «встретиться». Такие красочные описания мифического подземного мира и его обитателей подчеркивали могущество шаманов. В сущности, они являлись авторами якутских представлений о Нижнем мире.

Несмотря на страх, который внушали верующим «обитатели» Нижнего мира, якуты допускали возможность посещения подземной страны обычными людьми (№ 142). Там они обнаруживали антропоморфных существ, имеющих страшный облик, но ведущих такой же образ жизни, как и якуты на земле. Человек в Нижнем мире становился невидимым и неслышимым для рядовых его обитателей. Последние заболевали, если живой человек из Среднего мира прикасался к ним, т. е. люди в этой стране становились злыми духами, причиняющими болезни. Незваного гостя с земли мог будто бы возвратить назад только шаман Нижнего мира (№ 142).

Данный миф, видимо, сформировался в то время, когда мифический подземный мир не был уподоблен христианскому аду.

Возможно, что мифы о Нижнем мире, как наименее благоустроенном месте, где жили враждебные людям сверхъестественные существа, сложились у древних тюрок. Об этом свидетельствуют мифы о посещении человеком подземных жителей, которые до деталей совпадали с преданиями у сагайцев и тофаларов [Алексеев, 1984, с. 64; Катанов, 1891, с. 88; Катанов, 1907, с. 276–279].

В ходе формирования якутского этноса были созданы мифы о первопредках и главах родов. В этих произведениях утверждалось, что люди переселялись в новые края и осваивали их только благодаря воле божеств-покровителей. В мифе об Омогое, якобы положившем начало скотоводческому освоению территории Якутии, говорится, что еще на южной его прародине шаман «увидел» духа-хозяйку Туймаады — места, где нынче стоит г. Якутск. Она «призывала» к себе поселенцев, «обещала» им счастье и благоденствие. Омогой «послушался» ее и переселился на Лену [ИПРЯ, ч. 1, с. 55–57].

Согласно историческим преданиям, позже к Омогою прибыл одинокий герой Эллэй, который стал главным из первопредков якутов. В мифах утверждается, что еще на южной прародине он отличался мудростью, а, прибыв к Омогою, учредил праздник ысыах, изобрел все виды якутской деревянной посуды. Его сын был первым белым шаманом, а один из сыновей являлся кузнецом и т. д. Ему и его потомкам покровительствовали божества айыы. В сущности, Эллэй и его сыновья, по верованиям якутов, считались культурными героями ([Там же, с. 65], тексты № 143–146). Здесь отразился процесс этногенеза якутов: роды, ведущие свое начало от Эллэя, были, видимо, пионерами северного типа скотоводства, сформировавшегося окончательно на современной территории Якутии.

Изучение мифов показывает, что идеи, свойственные мифам о первопредках, — их богоизбранность, переселение на новые земли по воле божеств — повторялись в поздних мифах, освещающих распространение якутов на ранее им неизвестной территории. Например, в мифе о появлении якутов на Вилюе повествуется, как провидец «разглядел» счастливую жизнь тех, кто поселится в бассейне данной реки (№ 147). Это — повтор указанного выше шаманского «предсказания» о Туймааде. В мифе о предках бетюнцев подчеркивается — они победили своих врагов из-за благосклонности древней богини войны (№ 148). Позднее происхождение имел миф о получении внуком Тыгына от Юрюнг-Айыы и Айыысыт детей, якобы имеющих предназначение управлять людьми (№ 149).

Необходимо отметить, что у якутов сохранялись и весьма архаичные поверья об их родоначальниках. Выше показано бытование у них до начала XX в. ряда тотемических мифов. К ним близок текст о почитании кангаласцами дерева с ветловидной кроной (№ 150), которое они считали своим предком, видимо, потому что кут их первопредка был «получен» от такого дерева. В основе данного мифа лежало древнее очеловечивание объектов окружающего мира. Также архаичное происхождение имели мифы о рождении богатырей, имеющих ступни из гладкого камня и сплошь покрытых непроницаемой, роговой оболочкой (№ 151, 152). У них, подобно греческому Ахиллесу, имелось лишь одно уязвимое место. Якутского богатыря можно было поразить только через левую подмышку, оставшуюся незащищенной. Иногда смерть якутских силачей якобы могла быть спрятана в их коленной чашечке (№ 153).

Якуты продолжали верить в то, что судьбы людей предопределяли духи-хозяева зелени и трав, называвшиеся Эрэкэ-Дьэрэкэ. Они «записывали» в книгу, каким будет новорожденный, сколько лет проживет и как умрет. Их предсказание будто бы обязательно исполнялось, человек не мог изменить его (№ 154, 156, 157). Эрэкэ-Дьэрэкэ «могли» одарить новорожденных разными судьбами: иначе представлялось будущее искусных кузнецов, певцов и силачей. По якутским поверьям, они не могли стать богачами, так как полагали, что божества айыы оделяли человека только одним видом счастья — или талантом, или богатством (№ 155).

У якутов имелись весьма разнообразные мифы о шаманах. Их можно классифицировать на следующие группы: а) превращение в шамана; б) чудесные свойства шаманов и их способности воздействовать на духов и людей; в) борьба между шаманами; г) победа простых людей в борьбе с шаманами; д) судьба шаманов после смерти.

В мифах о становлении шаманов утверждалось, что они являлись избранниками духов, которые «воспитывали» их в гнездах, находящихся на особом мифическом дереве ([Ксенофонтов, 1928, с. 27], № 158, 159). Превращение в шамана, по поверьям якутов, было длительным. Человек, заболевший «шаманской болезнью», временами сходил с ума, у него случались обмороки и т. п. Он страдал в течение нескольких лет. Мучения кандидата в шаманы в мифах интерпретировались как подтверждение того, что его кут похищена духами для «воспитания». Срок «обучения» будто бы определяли духи. По окончании его человек «получал» необычные свойства — умение видеть прошлое и будущее, обнаруживать присутствие сверхъестественных существ, вступать с ними в контакт, посещать места обитания духов и божеств, быть посредником между ними и людьми ([Алексеев, 1975, с. 128–187], № 161–164).

В мифах утверждалось, что шаманы могли предсказать будущее человека, подсказать пути достижения счастья. По верованиям якутов, шаманы могли предсказать человеку — благополучно он будет жить или нет. Это чаще всего совершалось при камлании. Случаи удачного предсказания оформлялись в виде мифов и получали широкое распространение. Например, в мифе о шамане Семене говорится, что он предупредил другого шамана о рождении у него ребенка, могущего стать злым шаманом, и посоветовал пораньше избавиться от него. Еще шаман Семен предсказал чудеса, которые произведет сам после смерти — переместит свое надгробное сооружение, заставит снова расцвести дерево, опаленное пожаром. Такие «деяния» шамана должны были предвещать счастье его потомкам (№ 172).

Во многих случаях шаманы предрекали несчастья. Так, шаман Кээрэкээн во сне «узнал» о поражении своего войска в предстоящем бою (№ 182). А в мифе о том, как якуты заняли местожительство тунгусов, указано, что шаман последних будто бы «увидел» невозможность сопротивления пришельцам и посоветовал сородичам покинуть землю без боя. Поэтому, мол, тунгусы покинули устье Вилюя и ушли в Янские горы (№ 171).

Якуты верили в то, что шаманы могли «увидеть» и уже прошедшие события. Например, в тексте о посещении Хара Тюмэном Якутии повествуется о раскрытии бурятскими шаманами преступления его людей — преднамеренного убийства своего хозяина (№ 168).

По якутским мифам, шаманы, подобно духам, могли перемещаться по воздуху, превратившись в вихрь, незримо проникать в дома сквозь стены, из-под камелька и т. п. Эти «похождения» считались небезопасными для шамана. Простой смертный мог ранить его, метнув в вихрь ножом, а дух-хозяин огня поражал непрошенного гостя горячим угольком, и шаман умирал (№ 169, 173). В мифах утверждалось, что шаманы могли принимать облик зверей и птиц, например, показываться в виде медведей, собак, летать, став орлом, соколом, вороном и т. п. (№ 169, 179, 184 и др.). Они также перемещали с места на место различные предметы (№ 170), наводили на противников мираж (№ 176), вмещали в себя духов, что якобы приводило к внезапному утяжелению собственного веса шамана (№ 177) и т. д. В целом мифы о сверхъестественных свойствах самих шаманов укрепляли их авторитет, подтверждая отличие от простых людей, подчеркивая их способность воздействовать на духов и божеств.

По верованиям якутов, шаманам помогали многочисленные духи-помощники, приходившие по их просьбам в различных обликах — зверей, птиц, антропоморфных существ и т. п. В ряде мифов рассказывалось о действиях этих сверхъестественных существ. Например, в одном мифе повествуется о кровожадности духов-помощников шаманки Матрены, которые даже «съели», т. е. убили ее племянников (№ 174, 175).

Якутские шаманы якобы владели рядом волшебных предметов. К ним относилось дерево, «предназначенное духами» для шаманского бубна, от него осторожно отщепляли необходимый для обечайки кусок, а само дерево должно было продолжать расти. Если оно засыхало, то шаман, которому принадлежало это дерево, будто бы умирал (№ 166). По якутским поверьям, шаманы устанавливали сверхъестественные самострелы на путях своих противников-шаманов и духов. Такие невидимые орудия имели якобы громадный размер — их тетива тянулась от вершины одной горы до вершины другой (№ 172, 178, 180). К числу волшебных предметов шаманов относились костюм, бубен и различные изображения духов, изготовлявшиеся при проведении обрядов. В якутских мифах говорится, что их делали по велению духов. Железные привески для костюма и бубна будто бы могли выковать только кузнецы, имеющие сильных духов-покровителей [Алексеев, 1975, с. 143–156]. Иногда в мифах утверждалось, что часть атрибутов шаман получал от своего духа-покровителя. Например, парню Сабырыкы дух, призвавший его в шаманы, прислал через ворона с наполовину белой головой рукоятку бубна со всеми металлическими привесками (№ 163).

Якутские мифы о шаманах убеждали верующих в том, что благодаря своим сверхъестественным свойствам, обладанию волшебными предметами и духами-помощниками они могли защищать людей от козней злых духов. Шаманы якобы посещали места, где жили абаасы и забирали у них похищенные человеческие кут. Например, шаман мог камлать к духам, силой отнять кут своего пациента и возвратиться в Средний мир (№ 161). Перипетии борьбы шамана с духами в основном освещались им во время камлания, где подробно описывались миры, которые он посещал, духи, помогавшие или противостоящие ему, препятствия, «встречавшиеся» на его пути, и т. д. «Результаты» камлания часто оформлялись в виде мифа, повествующего о победе шамана над духами. В отдельных случаях шаманы одолевали духов без камлания. Например, в мифе о шамане Суор Уоле рассказывается, что он, превратившись в иголку, присутствовал при разговоре семи сестер-духов оспы. Затем он «подстерег» прибывшую к нему старшую из сестриц и, «заключив» в бутылку, бросил в озеро (№ 179).

По мифам, якутские шаманы не только защищали людей от духов, но и сами могли причинять несчастья, болезни и смерть тем, кто им не понравился или обидел их. Они якобы были способны волшебством забрать приглянувшегося коня, навести мор на скот, наслать на своих врагов духов Верхнего и Подземного миров (№ 164, 165, 185–187, 189). Например, в одном мифе указывается, как три шаманки уничтожили всех хоринцев, напавших на них, обратившись к помощи небесных и нижних духов (№ 181). В цикле мифов о шамане Кээрэкээне рассказывается, что он отомстил своим врагам, подослав к ним дочь духа раздора и кровожадности Илбиса. Она «распространила» ложные слухи среди обидчиков Кээрэкээна, они стали враждовать между собой и перебили друг друга (№ 182).

Необходимо отметить, что шаманы все же не считались всемогущими. По мифам, они не могли причинять вред тем из людей, у которых были сильные духи-покровители (№ 165). В ряде текстов отмечены случаи, когда обычный человек вступал в борьбу с шаманом и одерживал победу (№ 191). Кроме того, по верованиям якутов, имелись способы защиты от козней шаманов и даже магического убийства их. Например, шаман умирал, если во время камлания незаметно привязать к его костюму полоску материи с одежды беременной женщины (№ 190). Подобные поверья являлись отражением оптимизма народа, допускавшего наличие разных сверхъестественных существ, верившего в чудесные свойства шаманов, но не полностью подчинявшегося им.

Шаманы часто преследовали друг друга и иногда убивали своих соперников каким-либо сверхъестественным способом. То они «гонялись» один за другим, превратившись в различных птиц, то бодались, «став» порозами и т. д. (№ 163, 184, 188). Вражда шаманов имела, конечно, вполне земные причины: более «сильный» из них чаще приглашался для совершения обрядов, поэтому они постоянно соперничали. Появление нового шамана или смерть одного из них приводили к уменьшению или увеличению количества лиц, пользующихся услугами шаманов. Материальное благополучие нового шамана зависело от того, как быстро он получит признание верующих. Этим и объяснялось то, что молодые шаманы, подобно Сабырыкы, сразу начинали «нападать» на шаманов, действовавших в районе их жительства (№ 163).

Важное место в якутской мифологии занимали тексты о «действиях» умерших шаманов. Их смерть сопровождалась разными чудесами. Так, из-за того, что умерла шаманка Матрена, якобы случилась страшная буря, валившая деревья, в день «ее смерти подохла одна корова, а в день похорон от вихря погиб один конь» (№ 193). Шаман Кээрэкээн будто бы предсказал, что перед смертью, приняв облик гагары, нырнет в реку и проплывет 30 км. В том месте, где она «вынырнет», найдут его тело. Кроме того, он предупредил, что на его могиле «вырастут три лиственницы с вершинами в виде помела». Если бездетная женщина от них испросит ребенка, то сам шаман якобы родится во второй раз. В мифе говорится, что предсказания шамана сбылись, только не указано, просила ли какая-нибудь женщина от тех лиственниц ребенка (№ 183).

В ряде текстов утверждается, будто бы наиболее могущественные шаманы не умирали, а улетали в Верхний мир. Первым шаманом, «отправившимся» на небо, считался сын Эллэя. Он исчез бесследно, и это было принято как знак, что он поднялся в мир своих духов-покровителей. В Верхний мир переселялись, по мифам, и другие шаманы, например, шаман — предок якутов Хоптогинского наслега Амгинского района (№ 195).

По верованиям якутов, умершие шаманы часто вмешивались в жизнь людей. Те из шаманов, которые ушли из жизни обиженными, становились духами и мстили в основном своим сородичам, причиняли им разные болезни и несчастья (№ 192). Иногда покойные шаманы «приходили» к своим потомкам с просьбой: поправить разрушенную могилу или перезахоронить их (№ 194). В некоторых случаях умершие шаманы якобы защищали своих потомков, как это происходит в мифе о превращении в юёря Бахсытского князца (№ 123).

По якутским мифам, «великие» шаманы продолжали камлать и после смерти: иногда будто бы гудели их бубны в тех местах, где они были похоронены. Якуты также верили в способность шаманов «путешествовать» после смерти во времени. Например, в мифе «Холбо» говорится, как покойные шаманка и ее дочь регулярно возвращались на рубеже годов в свою юрту и жили до восхода солнца, утром же они исчезали, пропадали и все предметы, которые принадлежали им (№ 196). Таким образом, мифы о «действиях» умерших шаманов подтверждали их могущество и наличие у них сверхъестественных свойств, подкрепляли веру в способность живых шаманов регулировать по возможности отношения людей с божествами и духами.

Мифы о шаманах убеждали верующих в избранничестве их духами, обладании свойствами, «присущими» сверхъестественным существам, и способности воздействовать на духов. В этих текстах, в сущности, обосновывалось право шаманов руководить религиозной жизнью народа.

Изучение шаманских мифов показывает, что они еще не стали единой, стройной системой общих религиозных якутских воззрений. В каждой локальной группе якутов имелись свои мифы о различных сторонах деятельности шаманов, героями которых были местные шаманы. Практически каждый шаман считался главным действующим лицом хотя бы одного мифа, о них складывались целые циклы, включающие в себя все виды мифов о шаманах (№ 163–165, 182, 183, 194).

Итак, в якутских мифах излагались правила поведения людей в обществе и порядок проведения обрядов. Сложилась следующая структура первичного мифа: во вводной части объясняется его возникновение, затем излагается перечень обрядов и действий, которые необходимо совершать в этом случае, в конце указывается наказание, которое ждет человека, не выполнившего правил, диктуемых мифом.

Мифы, где объясняются действия, совершавшиеся нарушителями табу, изложенных в первичных мифах, можно считать более поздними, вторичными. В них рассказывается о нарушении, совершенном героем, затем излагаются правила проведения обрядов, направленных на умиротворение «рассерженных» тотемов, духов и т. п. Фактически «освящалось» усложнение, расширение системы религиозных обрядов. Заметим, что мифы не оставались неизменными. Порой менялось объяснение причины почитания божества или духа, старый миф получал дополнительные функции, вытекающие из эволюции верований. Характерной чертой якутской мифологии являлось сосуществование произведений, возникших на разных этапах истории этноса. Новые мифы не отрицали старые, а приспосабливались к ним, лишь отодвигая их на второй план. Так, почитание тотемов сохранялось, но было введено понятие о том, что в отдельных наиболее важных случаях на них успешно воздействовали шаманы.

В целом якутская мифология охватывает все стороны жизни народа. Она дает религиозную интерпретацию взаимодействия людей с окружающим миром, отношений в человеческом обществе, утверждает законность сложившегося у якутов социально-экономического уклада. Согласно мифам, жизнь на земле зависела от воли различных духов и божеств. Комплекс представлений о сверхъестественных обитателях Верхнего и Среднего миров якуты унаследовали в основном от той части их предков, которые переселились на Лену с юга. Многие элементы якутской мифологии аналогичны религиозным воззрениям других тюркоязычных этносов.

Более поздним пластом якутских верований, видимо, являются шаманские мифы. Судя по имеющимся материалам, шаманизм к приходу русских стал ведущей формой религии, он отчасти подчинил себе другие культы. Шаманы стали совершать часть обрядов погребального, промыслового культов, культа духов-покровителей рода. Процесс включения этих форм религии в шаманизм отразился в мифологии.

В связи с тем, что традиционные религиозные якутские воззрения не были канонизированы, в каждой локальной группе сохранялись определенные, типичные только для них поверья. Героями даже общих по содержанию мифов считались местные божества. Их знатоками соответственно признавались шаманы местных жителей. В некоторых случаях специфика локальных верований обусловливалась включением в состав предков представителей различных этносов, поэтому детальное изучение якутской мифологии может пролить свет на этническую историю якутов и народов, с которыми они вступали в этнокультурные контакты.

Особо следует подчеркнуть, что в прозаических мифах часто излагались воззрения, признававшиеся членами только определенных родов или локальных групп. У людей из других родов и регионов существовали другие такие же духи, т. е. не все включенные в сборник мифы были общеякутскими. Часть их считалась тайной, известной лишь шаманам и жрецам культа духов-покровителей рода и племени. Эти «секретные» сведения излагались в заклинаниях и гимнах во время проведения обрядов. В них тоже имелись варианты, распространенные лишь в отдельных регионах.

Страницы 41-207 на языке оригинала удалены

ЯКУТСКИЕ МИФЫ

МИФЫ О ПТИЦАХ, ЖИВОТНЫХ, РЫБАХ И ПРЕСМЫКАЮЩИХСЯ

1. Собрание птиц

I

В давние времена эти разные остроклювые птицы не знали других земель, где бы они зимовали, и поэтому, говорят, все они зимовали в этой стране. Так как эта страна была очень холодна и обильна снегом, они чуть не погибали, замерзнув, даже [некоторые из них] умирали. Дойдя до крайности и чуть не околев от холода, они пробовали жить вместе с лисой в лисьей норе, на каменистом берегу реки, и даже, говорят, зимовали вместе с нею. Но, будучи большой любительницей мяса, лиса уничтожала тех из них, которых она могла победить-одолеть. Доведенные этим до крайности, они стали мучиться, прячась у корня каждой травки и дерева, но не выдерживали.

Однажды, посоветовавшись, устроили собрание всего птичьего племени[1]. Так, собравшись-посоветовавшись, они решили: «Лиса живет, не зная горя, у нее хороший теплый дом. Только поперечноглазый якут[2] с ружьем, невзирая на ее ум и хитрости, находит и убивает ее. Если бы вдруг увести ее от дома и уничтожить, можно бы дом сделать своим, уж очень он теплый и просторный. Кто пойдет, кто же из вас будет ловким, способным на это?»

Тут кукша сказала:

— Я бы пошла, я бы ее так провела, что она заблудилась бы, если вы научите меня разным своим голосам.

— Э, научим-научим, поделимся-поделимся! — сказали, и, как люди, которым не терпится, птицы стали обучать кукшу разным голосам. Научившись у них, кукша овладела разными дивными голосами и отправилась к лисе.

Когда она явилась, лиса набросилась на нее, чтобы съесть. Кукша, издавая разные голоса, летела перед ней, то спускаясь на землю, то вновь взлетая, и все удалялась от нее. Лиса, приговаривая: «Что она делает, почему у ней так много голосов-речей?» — гналась за ней. Вдруг она опомнилась и не узнала, куда пришла. Забежала очень далеко, сильно проголодалась и хотела пить. А кукша исчезла, говорят. Что же было делать лисе, где же найти и поймать кукшу? Как ни досадно ей, она остается ни с чем. Дойдя до изнеможения, она едва нашла свой след и повернулась обратно, идти было далеко и трудно, след петлял то в одну, то в другую сторону, сила и энергия ее истощились. Еле-еле, ступая вкривь и вкось по своим следам, лиса, наконец, вернулась к своей норе.

Пришла. Оказывается, все птичье племя собралось в ее норе. Увидев ее, все разлетелись в разные стороны. Лиса попыталась схватить их, но не поймала. Птицы улетели, скрылись с глаз. Пока птицы жили в лисьей норе, они в ней повсюду мочились, испражнялись. Хотя она и злилась-гневалась [теперь], но что делать ей?

Птицы снова оказались без жилища, им опять угрожает гибель от холода. Не вытерпев, собрались они со своими господами и госпожами, с князцами и старшинами и снова стали совещаться[3].

— Теперь кто же еще у нас умный? Пожалуй, только ты, журавль. Попробуй ты испытать хитрость и ум лисы. Может быть что-нибудь получится. Может, согласившись, она пустит нас перезимовать, разрешит нам пожить у нее? — и они решили назначить на это дело журавля.

Журавль, согласившись, пошел к лисе. Даже лиса оробела и не решилась съесть его. Стали жить вместе. Живя так, журавль спросил у лисы:

— Ну, лиса, богатый ли ты умом-разумом зверь?

— Конечно, у меня много мыслей и ума. Я бывалая, знающая, у меня все сорок четыре мысли есть, — отвечает лиса.

— Ну, тогда, знаешь или нет, кто к тебе явится сейчас? — спросил журавль.

— Кто ко мне может прийти? Неизвестно, кто придет, — ответила лиса.

— Тогда [скажи мне], есть ли зверь, которого ты боишься? — спросил журавль.

— Совсем нет. Только, кажется, есть пугающий меня якут с ружьем, поперечноглазый. Но и от него есть уловка — убежать, — ответила лиса.

— А как?

— Если придет поперечноглазый, то я еще расширю свою нору, на дне ее дополнительно выкопаю яму и спрячусь, — ответила лиса.

— Расширив свое гнездо, выкопав яму, ты не спасешься от поперечноглазых. Все равно они прокопают нору сверху, найдут тебя и убьют, — сказал журавль.

— Ну, тогда, по твоему мнению, журавль, как можно спастись от поперечноглазых? — спросила лиса.

— Эй, к чему говорила, что у тебя сорок четыре мысли?! Сейчас придут поперечноглазые. Ты ложись сзади меня, а я лягу возле входа. Поперечноглазые никогда не подумают, чтобы журавль лежал вместе с лисой, они вытащат меня. Я притворюсь мертвым. Когда они будут осматривать-выслушивать меня, ты в это время постарайся как можно быстрее убежать от них. Поперечноглазые и это заметят. Если только они заметят, то мы пропадем и [не?] съедим давешнее мясо[4], если оживем (останемся живы) — будем жить вместе, будем заодно. Постарайся это запомнить! — посоветовал журавль. Поменявшись местами, легли: журавль — у входа, а лиса — позади его.

Вдруг, когда они лежали так, раздались шум-треск, голоса-говор, и поперечноглазые стали без промедления рыть нору, вытащили журавля, притворившегося мертвым.

— Что за зверь? Это ведь журавль, он уже давно пропал. С чего это он забрался сюда, с ума сошел, что ли? Лисы здесь нет, — говоря так, встряхивая, рассматривали журавля, потом бросили его. Молча стояли и смотрели. Лиса, испугавшись, стала по обыкновению рыть на дне своей норы, но, одумавшись, выскочила из нее и умчалась в лес. Поперечноглазые, опешив от неожиданности, сделали за ней всего один-два шага. А между тем с шумом взлетел журавль и высоко вознесся в небо. Люди (поперечноглазые), испугавшись (это возможная вещь), чуть не попадали. Так лиса убежала, а журавль улетел. Поперечноглазые, оставшись ни с чем, ушли.

Позднее журавль, встретив лису, спросил:

— Ну, лиса, насколько умен и ловок я, оказывается?

— Э-э, ну! Ты и есть, оказывается, птица, очень много думающая. Давай вместе жить, — предложила лиса.

— Да, действительно, — сказал журавль лисе. Журавль долго жил вместе с лисой, говорят. Тем не менее лиса не давала другим птицам зимовать у нее, она только и думала, как бы съесть [их].

II