Вдоль синей полосы пестрели точки множества маленьких поселений, а вокруг наверняка есть десятки лесных и проселочных дорог, которые не отмечены на большой карте. Коммуникации между селами и деревнями, по которым можно пройти днем, не опасаясь нарваться на патруль. Все силы немцев оттянуты на линию фронта, где идут сейчас страшные бои за каждый километр. А на удаленных магистралях и второстепенных дорогах сейчас только обозы с раненой или разбитой техникой. Вермахт больше не размещает в каждой деревне гарнизоны, силы отступающей на запад армии Гитлера иссякают, поэтому группа из двух танков пройдет незамеченной до Мелового. Даже малым ходом они будут у речной долины, а там останется найти переправу через реку. Мост охраняется, но должна же быть переправа, и не одна. На берегах россыпь поселений, значит, есть и сообщение между ними. На северной стороне речной балки в трех километрах от поселка вражеский аэродром. За оставшуюся половину дня они найдут мост или мелководье, а ночью, когда все затихнет, разнесут все самолеты из двух орудий.
– А выбираться как обратно? Без боеприпасов, без горючего, в самом центре немецкого тыла? – Василий Иванович задал вопрос, который мучил всех. – Добраться половина дела, надо же еще и дорогу обратно продумать.
– Товарищи… – Соколов остановился, уж слишком официально получается. – Друзья, я понимаю, что нарушаю устав, нарушаю дисциплину и, может быть, попаду под трибунал за свое решение самостоятельно уничтожить вражеские самолеты. Но у меня нет выбора, я не могу допустить немецкий авиаудар по мирным поселкам. Тем более туда, где живет моя любимая. Это мое решение не как командира Красной армии, а личное, как человека. Я готов погибнуть, не вернуться, лишь бы разрушить планы командования вермахта. Если вы откажетесь участвовать в операции, то пойму, у каждого из вас близкие и родные. Я от своего решения не отступлю, поеду даже один.
– Так и мы по людским законам живем, Алексей Иванович, поэтому с вами. Не смогу дальше жить спокойно, зная, что тысячи людей не спас. – Бас Логунова был спокойным и теплым.
Руслан в запале только воскликнул:
– Я с вами тоже! Я готов жизнь отдать!
Семен Михайлович тактично ответил:
– Согласен, только с одним предложением. Я сяду за управление немецким панцервагеном, все-таки опыт механика и инженера у меня побольше. А Василий Иванович сможет вести нашу «тридцатьчетверку».
– Добро, – согласился старшина.
Алексей, обрадованный поддержкой боевых товарищей, хлопнул по офицерской сумке ладонью:
– После атаки на аэродром на двух танках вернемся назад тем же маршрутом. А сейчас выдвигаемся к стоянке танкового взвода «тигров». Логунов с Бабенко, уводите «семерку» к дороге в обход расположения немецких танков, остановитесь в 300 метрах от шоссе среди деревьев. А мы пока пешком с Русланом вернемся за немецким танком. Потом, Семен Михайлович, займете место водителя «тигра», а на Т-34 за водителя Логунов.
– Сделаем, – кивнул башнер, – он сдвинул Бабенко в сторону на место радиста. – Ты передохни пока, Сема, набирайся сил. Уж между деревьев до дороги проползу.
Танкисты спешились с брони вниз и направились перебежками обратно к стоянке танков. В сонной темноте ничего не изменилось, часовой все так же лежал на гусенице танка, усеянного осколками от разбитого фонаря. Они осторожно пробрались внутрь машины, где Алексей защелкал тумблерами, разбираясь в устройстве немецкого агрегата, а Руслан замер в люке командирской башни с автоматом в руках. От возбуждения слух и зрение обострились максимально, и он даже в кромешной темноте видел, как осел на люке крайнего танка задремавший часовой, что должен был охранять взвод. Как только заведется командирский танк, он проснется от звука работающего двигателя.
– Алексей Иванович, надо отвлекающий маневр провести. Давайте бензином обольем пару деревьев и подожжем, пока они тлеть будут, мы под шумок за дымом отъедем подальше.
– Действуй, Руслан, – командир сосредоточенно щелкал выключателями. – Открылись топливные краны, теперь включаем аккумулятор, вентиляторы, опускаем дроссель.
Танк тихо загудел, всосал воздух снаружи так, что из моторного отделения потянулся запах газа. Соколов установил ключ зажигания, передвинул вперед рычаг пуска и выжал сцепление. Несколько секунд нажатия на кнопку стартера, и двигатель завибрировал. Одновременно с урчанием танка раздались крики, топот сапог над люком и громкий шепот Руслана:
– Полыхает, товарищ командир, трогаем, – отдышавшись он доложил о выполнении задания. – Я плесканул из канистр на деревья, поджег. Как занялось все столбом, все немцы тут же проснулись, забегали. Часового убитого я тоже облил горючкой, чтобы следы замести. До черноты все выгорит, не сразу хватятся, что командирский «тигр» пропал.
– Часа два есть у нас, пока сообразят.
Алексей внимательно прислушивался к каждому звуку в танке. Что-то он сделал не так, все отделение уже в сизой дымке от работы двигателя. Он чуть увеличил обороты, отпустил сцепление, и танк на скорости рванул между деревьями. Лейтенант с усилием выкручивал руль, тянул рычаги, чтобы успевать маневрировать махиной. Сшибая кусты, бронированная машина прошла вокруг каменной гряды, сделала крюк и вынырнула почти на шоссе. Сделав остановку, Алексей, повернулся к Руслану:
– Давай бегом в «тридцатьчетверку», Бабенко сюда. Ты остаешься с Логуновым в паре на советском танке. Следуете за нами на максимальной скорости, не отставая. Час по шоссе, потом в лес уходим.
Омаев бросился выполнять приказ.
Лейтенант с напряжением вслушивался в тишину за толстыми бронированными стенками. Вот раздался гулкий стук по броне, и сверху спустился Бабенко неловкими угловатыми движениями из-за боли в ребрах.
– Семен Михайлович, вы как? – озабоченно Алексей протянул ему руку. – Давайте, может, я на управлении, а вы будете в командирской башне за дорогой наблюдать?
– Ох, – в темноте водитель уперся рукой в чью-то липкую от крови голову. – Алексей Иванович, не лишайте меня удовольствия сесть за управление «тигра». И, кстати, перегородку в моторный отсек советую закрыть. Чтобы вентиляторы не тянули сюда выхлопы. И туда же наших кхм… пассажиров отправить, смущают они меня, – признался виновато мехвод и занял свое место.
Соколов облегченно вздохнул. Он, конечно, командир роты и умеет вести бой, выстраивать тактику, но вот с танком лучше всего обращается Бабенко. Он сцепил зубы и принялся перетаскивать трупы офицера и водителя «тигра» в пустое пространство кормы. Танк, словно почувствовав уверенную руку мехвода, перестал дергаться и громко гудеть, заурчал ровными переборами и резво поехал вперед по гладкой дороге.
– 30 километров по прямой, гоните, чтобы до рассвета успеть проскочить мимо поста, – приказал Соколов.
Сам он натянул фуражку командира танкового взвода и высунулся в люк. Наблюдать за дорогой удобно, а если издалека заметят танк, то побоятся лишний раз останавливать и беспокоить офицерский чин.
«Тигр», оставляя за собой хвост из легкого снега, рванул по шоссе на высокой скорости, позади не отставала маневренная «тридцатьчетверка». Водитель советского танка с азартом выжимал газ, стараясь идти буквально в паре метров от черной бронированной кормы. Бабенко между тем совсем забыл о саднящих ранах на лице, резкой боли в ребрах. Испытатель с наслаждением изучал панель приборов танка, делясь на ходу своими мыслями с командиром:
– Немцы, конечно, и дряни редкостные, что напали на нашу страну. Но вот шапку я перед их техникой готов снять, умеют германские заводы делать машины, это я как инженер вам говорю. Каждую мелочь продумали. Сами посудите, Алексей Иванович, полуавтоматическая коробка передач на 12 скоростей, 12-цилиндровый двигатель, может ездить под водой несколько часов, автоматическая система пожаробезопасности. Трансмиссия впереди, можно ремонтировать в полевых условиях. И перегородочка эта между машинным и боевым отделениями не только для устранения выхлопных газов, она ведь и при попадании снаряда спасает экипаж от горения. А руль, вы обратили внимание? Руль с гидравлическим приводом, его можно поворачивать без усилий, так с управлением любой водитель грузовика справится. Эх, нам бы на завод такой образец, я бы его по винтику разобрал, чтобы изучить, как все устроено.
– И пушка, из которой можно пробить любую бронь на расстоянии в полторы тысячи метров. – В отличие от мирного Бабенко Алексей прежде всего помнил о страшной огневой мощи машины. – Немецкие инженеры разработали пушку «тигра» на основе противотанковой «ахт-ахт». Специально, чтобы уничтожать наши маневренные «тридцатьчетверки».
Соколов закусил губу снова от воспоминаний, как мощные «тигры» расстреливали практически в упор десятки советских танков батальона Савченко на дороге сутки назад.
– Да, это так ужасно, ужасно, что изобретатели тратят свои силы на создание машин для убийств. Разве для этого научные открытия совершаются, чтобы найти еще более изощренный способ убить другого человека? Мозги человеку разве для убийств других людей даны?
Бабенко замолчал, не желая расстраивать командира дальнейшими разговорами и похвалами в адрес немецкой машины. Но сам внутри никак не мог перестать радоваться плавному ходу танка. Шахматка из опорных катков хорошо перераспределяла 57 тонн массы на широченные гусеницы, а независимая торсионная подвеска гасила колебания корпуса от неровностей дороги. Вот только знал опытный механик и то, что как только остановится танк на морозе после слякотной дороги, так грязь между катками замерзнет за несколько часов и обездвижит машину. Поэтому выжимал всю мощь германской техники по асфальтовым выбоинам, пока температура воздуха не поползла вниз и землю не занесло сырым тугим снегом.
Они приближались уже к опорному пункту, из командирской башни Соколову было видно черное пятно деревеньки с тусклыми огоньками поста на въезде к домам.
– Сейчас будет самое сложное, Семен Михайлович, – на всей скорости пройти освещенный участок дороги. Если даже будут стрелять, не останавливайтесь, прямо и уходим в лес.
Но страхи их были напрасными. Дежурный рядовой при виде движущегося «тигра» навел бинокль, но, рассмотрев в диоптрии офицерскую фуражку, мелькающую в люке, сплюнул от досады: чертов майор катается по дорогам как угорелый, а простому обершутце стой на морозе. Наверняка рыщут в поисках закуски к шнапсу. А если это офицеры СС, то тем более лучше с ними не связываться, редкостные хамы.
От холода совсем не хочется шевелиться, не то что бежать навстречу танку и проверять документы. Поэтому рядовой только повыше поднял воротник овчинного полушубка, что забрал у деревенского деда. Теплая доха и валенки уютно согревали на деревянной площадке для наблюдения, так что он сладко зевнул – последний час, и смена караула. Можно будет доложить лейтенанту об отсутствии происшествий, а потом завалиться спать в казарме.
Две черные, мерно гудящие машины пролетели мимо дежурного в клубах дыма и снежной поземки, мелькнули перед глазами черными бронированными бортами и исчезли в темноте шоссе, словно тени из короткой дремы.
В обоих танках царило молчание. Ночь подходила к концу, и танкисты стремительно теряли силы, все разговоры и обсуждения затихли, пока две машины мерно отмеряли километры во вражеской зоне. Связи между машинами нет, да и опасно отвлекаться на сообщения, немцы могут запеленговать сигнал на своей территории. В режиме радиомолчания ехать было непривычно, жутко – никак не узнать о проблемах у другой машины, не предупредить об опасности.
После поста Алексей вздохнул с облегчением, еще десяток километров, и можно уходить на север, в сторону рукава реки и аэродрома. Там в лесу они устроят стоянку, избавятся от трупов, проведут разведку местности у моста. А в ночь переправятся на ту сторону, чтобы атаковать плацдарм.
Когда небо на востоке порозовело от зимнего позднего рассвета, командир приказал сворачивать с шоссе. Танки долго кружили между деревьев, выбирая укромное место. Пока не нашли небольшой овраг с пологим склоном, куда спустили машины. Сверху на остывающие танки накидали веток, чтобы техника не бросилась в глаза случайному немецкому патрулю.
– Товарищ командир, можно я с вами на разведку к мосту? – Омаев всегда вперед остальных вызывался на обследование местности. Быстрый шаг охотника, приметливые молодые глаза помогали парню рассмотреть каждую складку местности, а значит, возможность укрыться от противника во время боя. Соколов и сам понимал, что избитый Бабенко совсем выдохся, он не отпускал рычаги уже больше 12 часов и нуждается в отдыхе. И с ним лучше всего оставить бывалого командира отделения, тот и наблюдать будет за территорией вокруг, и перевязку сделает водителю. Решено, в разведку идут те, кто моложе и выносливее.
Вот, словно не было длинного напряженного перегона длиною в ночь, Омаев пружинисто вышагивал между деревьев, чутко вслушиваясь в каждый звук. В зимнем воздухе застыла тишина – ни клекота птиц, ни звука шагов, только деревья поскрипывают от холода. До переправы танкисты дошли быстро. Вернее, услышали издалека, как разносятся над рекой крики немецких офицеров и гремит техника по деревянным доскам. Им нужна была возвышенность, чтобы рассмотреть внимательно позиции противника. Но, как назло, перед мостом местность, что была раньше широкой речной поймой, возвышалась высокой земляной складкой, закрывая обзор. И никак танкисты не могли найти подходящее место на гребне – ни зарослей, ни деревьев, одна изрытая черная площадка. Потратив почти час, Соколов указал на огромную кучу из бревен и старого валежника между высоченных старых сосен:
– Давай сюда, по высоте подойдет, как раз напротив поста на мосту.
Руслан с сомнением наступил сапогом так, что сухие ветки жалобно заскрипели, защелкали под его ногой. Слишком уж хрупкой выглядит куча, ребенка еще выдержит, а вот взрослый мужчина провалится внутрь, застряв между бревнами в основании. Но Алексей уже скидывал с себя автомат, теплую одежду, даже сапоги, чтобы уменьшить вес, остался в одной гимнастерке. Всем телом распластался он по сучковатой поверхности и аккуратно, по сантиметру, пополз к вершине. Опасно прогибалась мягкая сеть из веток от его движений, везде в кожу впивались острые сучки, но лейтенант не обращал внимания на боль. Еще несколько аккуратных перемещений, и он на вершине.
В бинокль отчетливо было видно, как темные фигурки суетятся на мосту, криками подгоняя местных жителей. Те таскали бревна для настила, обтесывая топорами от сучков, а потом закатывая на козлы для распила. Укрепляют отмостки и настил, понял Соколов, чтобы пустить по мосту тяжелую технику, сейчас скромный деревенский мостик мог выдержать лишь повозку или пешехода. Тягач тросами протаскивал на новые опоры свежие бревна. Но строительство только началось, придется ждать сутки, пока укрепят деревянную переправу. Можно, конечно, поискать другой мост, только немцы неспроста здесь возятся. Значит, для танков, которые они ожидали, другого пути не нашлось. Соколов задумался, перебирая в голове мосты и переправы, что видел на карте. Не могут они столько ждать, ночью необходимо попасть на тот берег к поселку и добраться на аэродром с вражескими самолетами. Может быть, удастся неожиданно атаковать охрану и с боем прорваться к летной площадке.
Соколов закрутил настройки бинокля, чтобы пересчитать количество охраны, как что-то вдруг стукнуло его по носу, выбив из рук бинокль. Патруль засек! Обстрел! Он ухватил рукой бинокль и скатился по куче вниз.
– Бежим! Немцы! – сам торопливо провел рукой по лицу, нет ли крови. Руслан понял его с полуслова, подхватив оружие и одежду командира, нырнул ловко в ближайшие кусты. Пока Алексей натягивал обратно куртку, радист уже установил автомат на сошках и рыскал по белой хребтине вала взглядом, выискивая шинели немецких солдат. Но кроме звуков стройки с моста, вокруг по-прежнему было тихо. Они вдвоем вплотную приникли к мокрым веткам – никого вокруг.
– Может, показалось? – зашептал Омаев.
Алексей потрогал нос, до сих пор горит отметина от удара.
– Смотрите, – зоркий чеченец указал на черное пятно. – Там на куче наверху что-то лежит. Это… валенок!
На месте, где недавно лежал Соколов с биноклем, торчал из веток черный огромный валенок.
– Откуда он прилетел?
– Он сверху упал, я успел заметить, как что-то черное пролетело.
Танкисты одновременно подняли глаза наверх и в изумлении увидели, что на ветках старой сосны, словно белки, притаились две детские фигурки в куцых куртках и широких штанах. У одного из мальчишек свешивалась босая нога, с которой и свалился валенок прямо на голову командиру.
– Эй, а ну давайте вниз, – позвал мальчишек Соколов. – Мы вас видим.
– Нет, – прошептал ему в ответ высокий голос. – А вдруг вы дезертиры, контра немецкая? Мы таких знаем. Нет, не спустимся, мы тут просто так гуляем. Ничего не знаем.
– Да, – второй голосок был еще тоньше.
– Мы свои, – Омаев приподнялся над кустами. – Ну, чем хочешь докажу. Клянусь Родиной!
– Песню спой, – вдруг заявил младший. – Нашу, фронтовую. Их только настоящие красноармейцы знают.
Алексей запел вполголоса первые строчки, и его тут же подхватил Руслан:
– Наши! – шепотом выкрикнул старший и двумя прыжками с ветки на ветку оказался на куче бурелома. За ним последовал и второй мальчик, лез он с трудом, неловко цепляясь за каждый выступ. Его друг махнул рукой:
– Чутка подождите Федьку, у него пальцы покалеченные, держаться трудно. Немцы перебили, когда пытали. Он поэтому валенок не удержал, не смог, на голову вам и свалился. Меня Гришка зовут, Волков, а он Федька Игнатенко. Мы отсюда, из Мелового, пионеры. Куча наша, сами натаскали. На куче наблюдение вели, чтобы партизанам план моста нарисовать для взрыва.
– Так партизаны недалеко? – обрадовался Алексей.
– Это год назад было, – покачал головой Гриша. – Сейчас наши ушли отсюда, к Гомелю. А вам зачем? Вы правда наши, не шпионы? Здесь такие два месяца назад с самолета прыгнули, обмануть всех хотели. Перебежчики, на немцев шпионят, просили нас к партизанам дорогу показать. А Федька мне сказал сразу, что это шпионы были, он по парашютам определил. Он башковитый у нас. Вот они ему потом все пальцы и ноги перебили обухом от топора, а Федька сбег. В форме, ну как у вас, с погонами, по-русски говорят, а сами шпионы!
– Мы не шпионы, мы свои, танкисты. – Руслан с готовностью вытащил из нагрудного кармана книжку красноармейца. – Вот, смотрите, вот, настоящая.
Хромая, второй мальчонка подошел поближе, с подозрением рассматривая каждую деталь. Он вдруг приказал:
– Наклонитесь, я вас проверю.
Руслан с недоумением опустился на корточки, Федя уткнулся ему носом в комбинезон, глубоко вдохнул и просиял:
– Солярой пахнет, наши. У немцев запах другой, бензиновый, как нафталин из мамкиного сундука пахнет. И мыло у них с другим запахом.
– Ну ты даешь, следопыт, – изумился танкист проницательности парнишки.
– Ребята, нам на тот берег надо, а мост слабый, танки не выдержит. Есть другой путь?
– На аэродром? – Федька посуровел. – Там самолетов немцы натащили, готовят что-то. Я и Гришке сказал, надо идти через лес, искать партизан или к линии фронта пробираться. Предупредить надо наших. Связной у нас был на деревне, немцы вчера его в яр отвели, расстреляли, наверное. Там всю деревню нашу немцы расстреливают, найдут у кого зерно или просто так, для страху.
– Мы приехали немецкие самолеты разгромить, но нужна дорога на аэродром. Переправа для танков или мелководье, чтобы машины прошли в обход. – Алексей с надеждой смотрел на мальчишек – вдруг подскажут другой путь. Деревянный мостик слишком слабый, если Т-34 и сможет проехать, то под «тигром» весом в полсотни тонн обрушится хрупкое перекрытие. Ждать, когда немцы укрепят сооружение, нет времени.
Федя задумался:
– А какой высоты воды не боятся танки? Если мне выше пояса?
Соколов вспомнил лекции о водных преградах из танковой школы:
– Выше, до полутора метров высоты. Это вот мне по плечо.
Федька примерился внимательным взглядом, кивнул:
– Тогда пройдете. Есть тут недалеко место, где ключ из-под земли бьет, река не замерзает. Там мне по плечо, я летом проверял. Дно щебнистое, с камнями. Оттуда по сверткам можно к аэродрому, чтобы возле Мелового не проезжать. Дорог много, от нас щебень возят во все деревни по тому берегу.
– Проведете? Давайте сейчас туда пойдем. Мы проверим, нет ли там топких мест. – Алексей старался сдержаться от преждевременной радости. Неужели нашли обходной путь и его план будет реализован!
– Конечно, – Гришка уже приплясывал от нетерпения рядом с Русланом, заглядывал ему в глаза. – А танк покажете? Вы его зарыли, да? Я видел, как шпионы эти парашюты в лесу зарывали. Мы потом раскопали и мамке моей отнесли, она с него, сказала, нам рубахи в школу пошьет, как наши немцев прогонят. Гоните быстрее уже, страсть как в школу хочется и рубаху новую.
Федька шикнул на болтливого дружка:
– А ну, Гришка, воды-то в рот набери. Наткнемся еще на старосту или полицаев, а ты тут разорался. Еще на разведчика хочешь учиться.
– Ну ты чего, Федь, кто зимой по лесу будет бегать, холодно ведь. Я вон в валенках примерз, пока на сосне прятались. А я тебе сразу сказал, что это наши. Сердцем вот почуял.
– Сердце – это орган, им нельзя чувствовать, – суровый Федор хромал, на ходу поучивая приятеля.
Омаев с Соколовым пошагали следом за мальчишками, прислушиваясь к их забавной дискуссии.
Василий Иванович возился с белилами, замазывая и второй танк для маскировки. За несколько часов он переделал гору дел. Успел прикопать трупы немецких танкистов. После чего вырыл глубокую ямку и, закидав лапником, устроил там бездымный охотничий костер, чтобы растопить снег и подогреть воду для чая. Необходимо перекусить и поспать перед атакой на аэродром, чтобы голова работала ясно. На двух танках без связи друг с другом им надо уничтожить авиацию вермахта, а еще уйти от многочисленных противников по вражеской территории. На голодный желудок, после почти 20 часов на ногах можно и ошибок наворотить, которые провалят всю задумку. Он на минутку помедлил – замазывать ли знак СС. Может, пускай останется, немцы от растерянности примут за своих.
– Семен, как думаешь, знак закрашивать или пускай будет? – заглянул он в люк немецкой машины. По его настоянию бледный, измученный болью Бабенко прилег отдохнуть, пока ребята ушли в разведку. После тяжелой дороги азарт у избитого мужчины схлынул. И ребра разнылись не на шутку, напала такая слабость, что он даже не уснул, а словно под воду провалился в короткое забвение.
Логунов наклонился над другом, прислушался к тяжелому дыханию и тронул влажный лоб ладонью. Плох Семен, мокрый до гимнастерки от лихорадки. От прикосновения водитель с трудом разлепил глаза:
– Василий, долго наших нет. Неспокойно мне, куда они запропастились? Может, сходим, разузнаем? Три часа как ушли, тут недалеко ведь мост.
– Ты лежи, лежи. Давай чай тебе принесу, надо горячего попить, Сема. Придут. Может, высматривают брод, пошли вдоль русла. Ты не суетись, на войне это самое пропащее, когда нервы шалят.
Снаружи раздались голоса, высокие, незнакомые. Бабенко со стоном приподнялся с сиденья:
– Немцы, Василий. Нашли нас…
– Заводи потихоньку, – башнер приник к смотровой щели. – А я с пулемета загоню их сейчас на дальнюю дистанцию. Придется отходить, поедем искать наших.
Бабенко с усилием начал щелкать клавишами, чтобы началась подача топлива и танк прогрелся, башнер водил прицелом, высматривая среди еловых зарослей, кто разговаривает снаружи. От увиденного он вздохнул с облегчением:
– Отставить, Бабенко, наши это с пацанятами. Местных, видать, нашли в проводники.
Семен Михайлович выдохнул, дрожь в руках сейчас же прошла. Вернулись! И не одни, а с местными ребятишками, значит, получится подойти к аэродрому. По борту танка рука выстучала знакомый условный сигнал – можно открывать тяжелый люк.