Укрощенный тигр

Логунов засуетился, богатырь и при этом добряк, детишек он любил и всегда норовил сунуть угощение, погладить по вихрам. Напоминали они ему Кольку, который таким же лохматым воробьем был, подростком, когда Василий начал ухаживать за его матерью.

– Так, мальчишки, располагайтесь, – он усадил маленьких гостей на скатку для мягкости, сунул ложки и поставил поближе котелок с нехитрым угощением. – Сначала обед, а потом уже расскажете о вылазке. У нас тут сухари, тушенка, чай. По скромному, по-фронтовому.

– Тушенка, – выдохнули разом мальчишки, которые за время войны и забыли о том, что такое сытная еда.

Загремели ложки, согрелись от сладкого горячего чая замерзшие разведчики. От каждого кусочка сухаря, глотка черной терпкой жидкости приходили они в себя после нескольких часов на свежем морозце и ветре с реки. Василий, пряча потаенную улыбку в усах, смотрел, как жадно дети глотают пищу, наставительно успокаивал:

– Да не торопитесь. Потихоньку, чтобы кишки не завернуло с непривычки.

Очнувшись от звериного аппетита, смышленый Федор протянул ложку:

– Вы тоже ешьте, дяденька. Вам воевать еще. А мы тут все слопали.

Глядя на товарища, Гришка со вздохом отвернулся от котелка, где соблазнительно блестел соус от остатков.

– Лопайте, – Логунов сунул по сухарю мальчишкам. – Чтобы дочиста вытерли. Мы потом еще откроем, паек только получили. А мы тут с командиром совещание проведем.

Соколов уже ждал его с немецкой картой, разложив ее на коленях, рядом пристроился Руслан. Бабенко слабо улыбнулся со своего места:

– Товарищ командир, я послушаю издалека, разрешите? Больновато двигаться.

Командир всмотрелся в бледное лицо, обметанные сухой коркой губы, но Логунов, поняв его тревогу без слов, успокоительно заявил:

– Ничего, до свадьбы заживет. Сутки продержись, Семен, а потом тебя в госпитале залатают лучше прежнего.

Тот слабо улыбнулся, откинулся назад на кресло, каждое движение отдавало пульсирующей резью.

Соколов прошелся по карте, прочертил пальцем линию вдоль реки:

– Парнишки нам путь показали, отсюда в трех километрах есть брод, вода не замерзает. Высоту преграды водной промеряли шестом, около метра. Как сядет солнце, можно будет выдвинуться к броду.

– Охрана не услышит нас? Два двигателя – не шутка, – задумался Лоугнов.

Но Омаев возразил:

– Утром от воды звуки лучше слышно. Ночью, когда испаряется влага, туман погасит гудение двигателей, а мы, наоборот, будем слышать то, что происходит на берегу.

– Я на дальномерной штриховке бинокля посчитал расстояние, – командир целый час у берега примерялся к мелководью. – Ширина реки небольшая, метров 20, за минуту будем на том берегу, охранники не услышат. Идти будем по ориентирам, которые я наметил. После того как преодолеем мелководье, возвращаемся обратно уже по другому берегу к Меловому, обходим его с северного фланга. По полю есть проезд, раньше машины с щебнем гоняли, поэтому выложилась дорожка с крошки, которая с бортов сыпалась. Через это поле заезд на аэродром. Гриша там был, говорит, колючей проволокой все оцеплено и четыре вышки по периметру с охраной. Ограду мы сомнем с двух сторон танками, с пулеметов положим охрану, а там уже откроем огонь из танковых пушек. Судя по документам, на площадке должно быть 27–30 боевых единиц. Снарядов должно хватить почти впритирку, поэтому ни одного выстрела мимо. Как стемнеет, можем выдвигаться, хорошо, что вы танки в белый замаскировали, думаю, переправу нашу и не заметят немцы, до моста больше трех километров. В поселке взвод стрелков, есть танки, вооружение мощное. Сразу после выполнения боевой задачи уходим обратно к реке и в лес. Здесь оставим трофейный танк, на одной маневренной машине легче будет найти укрытие и незамеченными пройти обратно к линии фронта.

– А как через реку пойдем, на виду ведь будем, – Логунов обдумывал каждый этап операции, прокручивал в поиске слабых мест. – И второе, предлагаю на сектора разделить сразу аэродром, чтобы с двух орудий сподручнее палить.

– Мы с вами поедем, – заявил Федор. – Канистру дайте и спичек, барак у охранников подожжем, чтобы за помощью в деревню не побегли.

– Там же собаки у них, ты чего! – в ужасе вскрикнул Гришка.

– Ничего, покусают немного да бросят. Чего грызть у тебя, одни мослы. Ты мертвым притворись, лежи и не шелохнись, понял?

Соколов хотел возразить, что это опасная затея. Тем более немецкие овчарки натренированы рвать своих жертв даже бездвижных. Но натолкнулся на суровый Федин взгляд и осекся, такими серьезными и взрослыми были глаза у мальчика. Понял, что все равно они пойдут туда, не остановить их горячее желание избавиться от фашистов, что уже несколько лет хозяйничают в деревне.

– Бабенко, что с топливом на «тигре»?

– Полный бак. На «тридцатьчетверке» осталось еще на сотню километров. Дотянем обратно на малом.

Алексей согласно кивнул, будет вам бензин и спички:

– Пойдете, когда часовых снимем. Как загорится, к танкам обратно бегите.

Напряжение после нескольких часов в разведке по лесу спало. Лейтенант почувствовал, как от тепла и еды глаза начали слипаться. Зазевали мальчишки и Руслан. Василий Иванович прикинул все по времени и приказал:

– Ребята, вы на перерыв, надо перед атакой отдохнуть. Бабенко сейчас на наблюдение. Мне часа передохнуть хватить, дальше я в караул, а вы перед ночью сил набирайтесь.

Когда Семен Михайлович с автоматом поднимался вверх к люку, внутри уже затихли все звуки разговоров, кроме мирного сопения спящих танкистов и их неожиданных помощников.

Глава 6

Николай Бочкин этим утром долго ворочался, прислушиваясь к звукам на улице: тарахтение автомобилей мотострелковой роты, окрики ротного, топот солдатских сапог. Как же он мечтал о такой вот паре дней передышки. И теперь не рад, изнывает от ощущения никчемности. Все заняты делом, готовят технику, оттачивают приемы штыковой атаки или стрельбы под руководством командира, а он замер в ожидании, когда же вернется его экипаж с секретного задания. Чтобы время шло быстрее, Николай натянул ватник и пошел по поселку, чтобы разыскать женщину, письмо которой велел передать Бабенко. Женские голоса стало слышно сразу, как только дошел он до центрального пятачка со штабом. Песни тянулись одна за другой в морозном воздухе, разносимые ледяным ноябрьским ветром по всей деревне. Коля поискал глазами, ну как же тут определить, кто из поющих прачек Нэля. Одна из женщин отпустила мокрую гимнастерку в корыто, шагнула к парню в танкистской форме:

– Здравствуйте. Вы ищете кого?

Колька взволнованно сглотнул, заволновался, совсем забыв об осторожности, ляпнул:

– Мне Нэля нужна, ей Бабенко письмо велел передать.

– Так давайте же, ну, это я Нэля.

Как же она ждала этого послания, ждала, когда появится крепкая фигура в конце улицы. Нэля заволновалась, обтерла красные распаренные руки об передник, поспешно раскрыла скромную четвертушку, вчитываясь в незнакомый почерк. Ровные квадратные буквы с мягкими закруглениями: «Уважаемая Нэля, простите, что не сказал вам это в личной беседе. Знакомство с вами изменило мою холостяцкую жизнь. Знаю, что пишу глупости, но мне важно, чтобы вы знали. Я полюбил вас с первой секунды, как услышал, а потом увидел. Из-за войны я не могу ухаживать за вами как положено, поэтому просто предлагаю свою руку и сердце. Будьте моей женой, дорогая Нэля.

С уважением, С. М. Бабенко»

Женщина подняла глаза, полные слез, на Кольку:

– А сам где он, Семен Михайлович? Засмущался?

– Нет его… пока. – Бочкин от женских слез и неожиданного вопроса окончательно растерялся. Рассказывать о секретном задании запрещено строго. Да и не знает он ничего, кроме того, что танкисты должны были вернуться сегодня утром. Но никого нет. Прачка ласково коснулась пальцами рукава ватника:

– Как вернется, ты передай, что я согласна. Так и скажи, что Нэля согласна. Передашь?

От ее ласковой улыбки, прикосновения, запаха мыла и горячей воды у Кольки что-то внутри сжалось. Женщина напомнила ему мать, когда та устраивала стирку в бане по воскресеньям, а он помогал ей, таская ушаты с водой. Нестерпимо зажгло внутри от желания рассказать ей все. Хоть с кем-то разделить давящий изнутри страх, что не вернулся экипаж «семерки» в положенное время с территории немцев, пропали его верные товарищи без вести. И женщина почуяла нутром настроение парня, заметила, как крепыш топчется на месте, не зная, куда деть глаза. А между светлых ресниц закипают горькие слезы. Но она не успела спросить ничего, резкий окрик прервал беседу.

– Ефрейтор, подойдите, – неподалеку стоял подполковник, с которым перед заданием беседовал Соколов.

Заместитель командира Любицкий еще утром получил срочную депешу по телефону и от расстройства даже пропустил ежедневное бритье. И после прочтения уснуть уже не получилось, будоражили мрачные мысли. Весь экипаж вместе с танком не вернулся из-за линии фронта в положенное время, и теперь вопросы будут к тому, кто предложил Соколова как кандидатуру для секретной операции. Подполковник маялся до рассвета без сна, размышляя, где же он допустил ошибку. Ведь лично проверил все дела на танкистов перед отправкой их в немецкий тыл. И вот надо же, со спецрейда не вернулись, отправили лишь зашифрованное послание о срочной атаке на вражеский аэродром. И штаб требовал объяснения от заместителя командира по политической части, что за самодеятельность устроили танкисты на сверхсекретном задании. Подполковник уже несколько часов терялся в догадках, но самое страшное сомнение так и грызло изнутри – что там произошло на оккупированной территории, неужели перешли советские бойцы на сторону немцев? Как мог он проглядеть их ненадежность? Ведь он за годы войны научился характер человека без слов видеть, до самого нутра его проникать. Сколько перед ним ползали на коленях, плакали, рассказывали об осечках, болезнях, чтобы оправдаться за малодушие во время атаки. И он всегда понимал, что врет боец, прикрывает душонку трусливую. В случае же с Соколовым не почувствовал политрук страха или сомнения в парне, наоборот, тот рвался на передовую, даже особо не раздумывая. Да и задание танкисты выполнили. Вот и получилось, что сначала депеша с благодарностью за выполненную боевую задачу, а потом вопросы – что за странные сообщения, почему не вернулись вовремя. И ему на эти вопросы срочно надо дать ответ, если не хочет получить выговор начальства или чего похуже.

От бессилия и неизвестности не находил Любицкий себе места, вышагивая в сдержанном гневе от одного дома к другому. Пока глаза вдруг не наткнулись на знакомое лицо. Он присмотрелся и вспомнил, это же один из членов экипажа Соколова. Только теперь отмытый, в чистой форме стоит и болтает с прачкой как ни в чем не бывало. Немедленно побеседовать с ним, вызвать на разговор. Ведь должен знать парень о том, что в голове у его соратников творится, куда они могли исчезнуть в центре территории, оккупированной немцами, где стоят посты в три круга. Любицкий резко окликнул парня, тот в спешке натянул пилотку, отдал честь:

– Товарищ подполковник, ефрейтор Бочкин прибыл по вашему приказанию!

– Идем, Бочкин, разговор с тобой будет серьезный.

* * *

После сна и еды настроение у всех улучшилось. Бабенко показывал рычаги в «тигре» мальчишкам, объясняя назначение каждого. А Логунов с Омаевым внимательно слушали Соколова с последними указаниями о ходе атаки.

– Семена Михайловича придется оставить в немецком танке, здесь управление полегче из-за гидравлики. Я с ним. Вы с Русланом в нашем танке на управлении, он за наводчика и заряжающего. Я на карте обозначил, с северного фланга заходите, квадраты для обстрела с первого по восьмой. Немец пойдет на переднем фланге до аэродрома, чтобы обмануть патруль, выиграем время, если нас обнаружат. У нас в машине Федор, у вас Гриша, чтобы помогли не сбиться с маршрута. Затем уходим обратно по тому же курсу. Если завяжется бой, то действуйте по ситуации. Связи нет между танками, поэтому вам придется полагаться только на свой боевой опыт. Если закончатся боеприпасы, то для обороны у вас еще остается пулемет и личное оружие.

После обсуждения плана танкисты принялись за сборы. Нагрели воды во всех котелках, чтобы залить в радиатор и прогнать по системам подмерзших за день танков. От долгого стояния масло и топливо стали вязкими, никак не желая работать. Но после кипятка двигатели на обеих машинах пришли в себя за несколько секунд. Танки заработали, и можно на низкой передаче заскользить вдоль опушки, прячась за высоким земляным гребнем от глаз немецких постов на мосту. Шли в темноте медленно, чтобы не напороться в рассеянном свете луны на препятствие или овраг, не включая фары. Впереди панцерваген, позади Т-34, которые стали сливаться со снегом после маскировки в белый цвет. Шли без фар, чтобы не привлекать внимание сторожевого патруля на мосту возле поселка. Соколов не опускался в люк, высматривая ориентиры на дороге, которые отметил для себя при дневном свете. Лента реки тянется слева, возле кривой ели с кругом из нескольких пней им надо свернуть на север и начать взбираться на откос холма.

Машины прошли у подошвы земляного вала, наращивая гудение двигателя, поползли вверх, к самому гребню, где они будут как на ладони. По приказу Соколова Бабенко переключал передачу все выше и выше, так что тяжелая машина взлетела на холм и сейчас же на высокой скорости скатилась вниз. Только у самой воды мехвод притормозил, напрягся внутренне, вцепился в рычаги и повел «тигра» в медленный поток. Еще днем Алексей промерял тонкими срубленными стволами глубину реки, оценил неспешные перекаты, но все равно идти по броду было рискованным решением. Он выставил две вешки у берега в качестве ориентиров, а на другой стороне реки целью выбрал разбитые мостки, где деревенские спускали летом лодки на воду. Если хоть немного размыло каменистое дно, то даже легковесная «тридцатьчетверка» засядет гусеницами и не вытащить ее без спецтехники, и тем более «тигра», который тяжелее почти в два раза. Это понимал каждый, поэтому молчали всю переправу через реку, пока оба танка с мерным гудением осторожно, по метру, ползли к другому берегу.

Руслан в Т-34 сапогами чувствовал, что переборки пропустили ледяную воду, и теперь от днища тянуло стылым холодом. Оказавшись на берегу, он выпустил воздух сквозь стиснутые зубы – добрались. Высунулся из люка командирской башни по пояс, пока короткая передышка, и поинтересовался:

– Как прошли? Воды не набрали?

В ответ раздался шепот Соколова:

– Сухо! Как по маслу прокатились.

– А у нас лягушки квакают, сейчас солью через нижний люк.

Сержант соскочил на дно, охнул от того, как прожгла студеная вода даже сквозь сапоги, рукой нащупал задвижку в плещущейся луже и рванул крышку эвакуационного люка, чтобы холодная жидкость вылилась на землю.

Соколов в ожидании замер, всматриваясь в темноту вокруг. Вот прав Бабенко, качественно немцы технику делают, что вода, что суша, все нипочем. Хорошо, что осталось совсем немного пройти, судя по карте, два с половиной километра, но каких. По левому флангу деревня, где часовые на постах могут услышать шум двигателей, а с правой, северной стороны идут поля бывшего колхоза без единого укрытия. Все же недаром говорят, что танки созданы для войны на дороге. Мощное орудие, крепкая броня толщиной в 45 миллиметров лучше всего пригодны для сражений на открытых пространствах с твердой почвой, а еще лучше на асфальте. Сколько раз он видел, как неопытный мехвод ломает машину, то отправляя ее в глинистый овраг, то ломая подвеску на большом препятствии в виде поваленного дерева.

Но сейчас все было спокойно, словно не на вражеский аэродром они направляются, а просто на коротком марше до ближайшего поселения. Танки поднялись по пологому берегу, прошли по колее до бывшего колхозного поля и свернули по указанию мальчика на щебнистую тропку, не видную под снегом. В такие минуты Алексей научился подавлять внутри волнение, чтобы не толкало на непродуманные решения. Все получится, мы уничтожим самолеты и не дадим немцам устроить бомбардировку мирных городов и сел перед отступлением, ради Оли, ради жителей нашей страны, ради тысячи жизней не остановимся ни перед какой преградой.

Федя скрюченными пальцами дернул за рукав башнера:

– Все, почти приехали, осталось 100 метров до площадки. Видите черные столбики? Это охранники на площадках таких, чтобы обзор был лучше.

Как и условились они до этого, по танковой броне запрыгали ноги в валенках. Шустрые мальчишки с канистрой из «тигра» бросились к небольшому бараку в отдалении, где отдыхала охрана. На четырех помостках, по углам небольшого аэродрома топтались часовые, задрав воротники от ледяного колючего ветра, который засыпал темное поле между ними снежной твердой крупой. Пара тусклых фонарей качались из стороны в сторону, освещая густую черноту ночи. Постовые даже головой не поводили вслед за лучом света. Что там может быть опасного в огромном заснеженном пространстве. Под брезентовыми маскировочными накидками можно было угадать, что за аппараты ждут своего часа на летном поле. Знаменитое подразделение люфтваффе всю войну являлось одной из сильных сторон армии Гитлера. Скоростные истребители «мессеры», бомбардировщики «хайнкели» и «юнкерсы», которые мало того, что наносили удары по наземным целям с крутого пикирования точно в цель, так при этом для устрашения во время сражения летчики включали сильный сигнал, похожий на страшный вой. Все члены экипажа при виде черных силуэтов с задранными вверх хвостами и распластанными в стороны крыльями почувствовали, как злость закипает внутри. Не один советский танк был уничтожен точным попаданием немецкой авиабомбы. В темноте вспыхнул огонек трофейной зажигалки, и следом за ним поползла красная полоса по деревянной стене строения.

– В обход по правому флангу пятьдесят метров, Бабенко, низкие обороты, прицелиться дайте. Ориентир на часового, – командир дал приказ к началу атаки.

«Тигр» заревел и ринулся вдоль ограждения из проволоки, сминая бронированным бортом легкие деревянные колышки. Одновременно с ним Т-34 проутюжил свою часть ограды, снес деревянную площадку вместе с постовым, остановился на несколько секунд, пока грозное почти трехметровое дуло выискивало цель. Огонь! Заполыхал брезент, от него языки пламени перекинулись на другие самолеты, скручивая и обугливая металл. Тут же взвился в другой стороне столб из пламени над бараком. Зашлись в хриплом лае собаки, охранники стреляли в темноту, силясь попасть в огромные черные тени, что неспешно катились по обеим сторонам площадки, методично расстреливая каждый самолет. Выстрел, снова выстрел! Пламя занималось все выше. Снаряд за снарядом Соколов отправлял в черные вытянутые силуэты, считая про себя: «Еще один фугасный, чтобы горело жарче, прямо в крыльевые бензобаки». От ударной волны с гудением поднялось зарево уже над десятком самолетов, освещая все вокруг. Теперь можно бить более прицельно, используя подкалиберные снаряды, чтобы продырявить носовую часть самолета с двигателем.

Выстрел «тигра»! Еще один! Теперь бьет Т-34 точно в цель. Оранжевый огненный след сменился белым, то разлетаясь дождем из осколков, отпугивая спешащих с автоматами рядовых, то втыкаясь острым металлическим цилиндром в бока самолетов. Стрелки с криком пытались противостоять, пуская в белые бронированные бока пулеметные и автоматные очереди, но Соколов не обращал внимания. Он отдавал команды Бабенко:

– Короткая! – Выстрел! И танк перемещается на следующую позицию. – 50 метров прямо!

Он успевал, пока водитель направлял танк вперед, послать снаряд в ствол, закрыть затвор и на короткой остановке выстрелить точно в цель, так чтобы разлетелись металлические части фюзеляжной гондолы самолета. На днище катались от движений танка стреляные гильзы. Некогда их собирать, как можно быстрее новый снаряд в пушку и выстрел!

Весь аэродром превратился в полыхающее поле. Столб огня бил до самого неба, белый смертельный вихрь охватил всю технику, с треском и гудением превращая мощные бомбардировщики в обугленные остовы.

И тут в небе взлетели зарницы, осветив поле так, что стало видно солдат, мечущихся по площадке, багровые головешки барака. И тут же со стороны поселка в ответ в небе прочертил цветной след сигнальной ракеты. Немцы объявили тревогу, вызвали к аэродрому подкрепление.

– Уходим! Бабенко, на север к речной балке, к переправе!

«Тигр» развернулся к полю, за ним последовала Т-34. Свою боевую задачу они выполнили, от аэродрома осталось лишь огненное озеро, которое через пару часов, когда прогорит краска и остатки топлива, превратится в смердящую могилу для вражеского люфтваффе.

– Пропусти «семерку» вперед, мы на прикрытии! – выкрикнул командир механику и взялся за ручки пулемета. Надо прикрыть их отступление, поливая выстрелами суетящихся пехотинцев вокруг стены огня. Немцы даже не пытались потушить пламя, понимая, что технику уже не спасти. Единственный смельчак с ручным пулеметом пытался преследовать танки, то падая в снег, то давая короткие очереди по броне. Соколов выругался:

– Из-за него мальчишки не могут пройти! Перегородил им дорогу к танкам. Задний ход, Бабенко, ориентир барак!

«Тигр» остановился и вдруг двинул назад, с размаху врезавшись в толпу солдат. С криками те бросились в стороны, спасаясь от тяжелых гусениц. Алексей прижался к смотровой щели в поисках мальчишек. Когда клубок яркого пламени от самолетов с оглушительным взрывом взметнулся вверх, он увидел две фигурки у черной прогорающей стены барака. Огромная собака трепала мальчишку, а второй пустой канистрой пытался отбить друга.

– Еще задний сто! Поворот на девяносто!

Танк почти вплотную подъехал к догорающему строению, развернулся длинной стороной так, что отгородил барахтающихся в снегу детей от выстрелов наступающих шутце.

– Из пулемета их кройте, не давайте подойти! Я за нашими! – выкрикнул Соколов водителю. Парень одним прыжком перевалился через люк, скатился по броне и пригнувшись бросился к маленьким проводникам. Ударом сапога он отшвырнул пса, схватил за шиворот в каждую руку по худеньком тельцу и бросился обратно к танку. Зашвырнул одного, потом второго на броню, приметился, сорвал чеку и метнул что было силы в наступающую толпу заранее приготовленную гранату. Ухнул взрыв, с криком солдаты попадали, сраженные осколками. Мальчишки по десантным скобам уже вскарабкались до люка. И машина развернулась, двинула снова вперед, объехав кучу из окровавленных человеческих тел. Внутри Соколов, не отводя глаз от прибора наблюдения, выкрикнул сквозь шум:

– Живые?

– Да, да! – отозвался тонкий голосок. – Только у Федьки бок погрызенный.

– Тряпку почище найди, перетяни ему бок, чтобы кровь не текла. Сейчас оторвемся и обработаем рану.

– Нормально я, – подал слабый голос Федор. – Сейчас аптечку Гришка найдет, у немцев в танках хорошие наборы. Перевязочные пакеты есть.

Его приятель уже рылся в черном ящике с крестом. Федя еле слышно давал ему указания, как перекрыть рваную рану бинтом. Бабенко, сцепив зубы, выжимал все обороты из «тигра». Догнать «тридцатьчетверку», уйти как можно дальше от аэродрома, куда идут еще войска из Мелового. Ему очень хотелось бросить руль, срочно осмотреть Федю, вдруг рана тяжелая, но нельзя терять ни секунды. С рыком машина неслась по полю все ближе и ближе к реке, вот уже и знакомые ориентиры: подмостки и высокий камень, возле которого начинаются мелкие перекаты для переправы. Водитель сбросил скорость и осторожно повел танк через водную преграду. Черный поток медленно поднимался все выше и выше, вот уже скрылись гусеницы, вода мягко толкается в днище и борта. Бабенко аккуратно, по миллиметру, давил на газ, словно на ощупь двигаясь по дну. Но, наконец, шум течения все ниже и ниже, двигатель загудел громче, и «тигр», словно огромное животное, выполз из реки на берег. Семен Михайлович выжал сцепление, плавно переключая передачи все выше, чтобы машина набирала скорость и поднялась по земляному откосу вверх. Дальше остается перевалиться через осыпающийся гребень и добраться в спасительную низинку, где начинались редкие деревья. Пропетляв между деревьев метров 300, он выкрикнул:

– Короткую, товарищ командир? Оторвались?

Соколов, который из люка наблюдал за противоположным берегом, а потом за удаляющимся земляным валом, спрыгнул к сиденьям:

– Да, остановка! Надо Федю осмотреть! Наших я не вижу нигде, ни следа нет на снегу… Свернули не туда, что ли?

При свете фонарика Соколов промыл мальчику рану, обработал антисептиком из танковой аптечки и туго забинтовал. Сам в это время размышлял, как же найти «тридцатьчетверку», нельзя бросать товарищей и просто уезжать к линии фронта. И что делать с мальчишками, до деревни с такой раной Федор не доберется. Паренек молчал, закрыв глаза и стиснув скрюченные пальцы в кулаки, пока танкист промывал висящие во все стороны куски мышц и кожи от сворачивающейся крови. Длинный кровоточащий след от зубов немецкой овчарки тянулся вдоль всего правого бока и переходил на бедро до самого колена.

– До первого дома в деревне отсюда далеко? – спросил Бабенко, прикидывая, сможет ли дотащить друга Гриша на себе хотя бы от моста.

– Час ходу. – Перепуганный мальчишка застыл, сминая в руках окровавленный ватник приятеля. Он в ужасе смотрел на бледное личико Федора, закрытые глаза, никак не решаясь спросить, выживет ли его верный друг.

Командир с водителем переглянулись.

– А в соседних деревнях есть знакомые или родня, кто вас потом обратно привезет или матери Фединой сообщит, что он ранен? – Соколов решил, что надо вернуться к реке, чтобы найти следы «тридцатьчетверки».

– А у него нету никого, – испуганно замотал головой Гриша. – Он один живет, всех немцы перевешали, как в село пришли. И он сам все делает по дому, сирота.

– Так, – командир принял решение. – Вы пока здесь. Нам надо танк укрыть подальше, поглубже в лесу. Есть место такое, куда немцы не суются? Покажешь. Федю до реки я донесу, а там сам. Волокуши тебе сделаем из веток, дотащишь его по снегу. Я лекарств вам дам, расскажу, как рану лечить. – Он повернулся к водителю: – Давайте к реке я схожу на разведку, Семен Михайлович, пока темно. Надо след найти «семерки», куда наши ушли.

– Сейчас вдоль реки идите по лесу, там деревьев мало, – раздался слабый Федин шепот. – По течению реки пять километров, и потом рукав от нее отходит на юго-восток. Через километр речка превращается в болото, все в кочках. Там немцы никогда не бывают, почва болотистая вся, там партизаны раньше прятались. Поехали, я покажу, там есть в молодом ельнике сухое место, можно между деревьев укрыться и ветками забросать.

– Тихо, вроде двигатель гудит. – Соколов бросился к обзорной панораме, расслышав звуки мотора. Так и есть, по их следу со стороны реки освещали себе путь яркими фарами два бронетранспортера, позади которых неторопливо перебирал гусеницами «хорниссе». Самоходная установка, в которой немцы соединили шасси от Gestatzwagen III/IV и противотанковую пушку «восемь-восемь». Орудие спрятано в открытой сверху бронированной рубке, а наружу торчит смертоносный пятиметровый ствол, из которого можно пробить даже толстую «шкуру» «тигра».

– Немцы, с «восемь-восемь» на САУ! Семен Михайлович, малые обороты, уходим как можно глубже в лесной массив, на юг! Маневрируй, за деревьями им сложно будет прицелиться.

Алексей отдал приказ, хотя сам понимал, что уйти от немцев они не смогут. После тяжеловеса «тигра» останется такой «коридор», что противник без труда нагонит их на бронетехнике. Но ему нужно хотя бы метров 500 преимущества, чтобы сообразить, в какую сторону двигаться, как выстроить контратаку.