Укрощенный тигр

Алексей бросился к рычагам, послал снаряд в казенник, прокрутил прицел. Выстрел! Фугас попал точно в лоб первого ханомага, остановив всю процессию. Воспользовавшись заминкой противника, мехвод выжал полный газ, нашел большой просвет между деревьями и направил машину туда. «Тигр» с ревом нырнул в проход, но скорость тут же пришлось сбросить, чаща становилась все гуще, так что танк при движении обдирал кору и гнул тонкие стволы.

– Алексей Иванович, так долго не продержимся, тут такой бурелом непроходной… – Бабенко уже вел машину, открыв люк настежь, высматривая в предрассветной серости каждую подозрительную снежную кочку, под которой мог оказаться пень или гниющее поваленное дерево.

– Поворачивай обратно плавно, иди вдоль реки, и как будет посвободнее полянка, выходим к гребню. Они в обход леса пойдут вдоль реки, параллельно с нами. Там у земляного вала площадка неширокая, но для самоходок сойдет. Надо вперед них уйти, подкараулить, вынырнуть из-за деревьев, нанести удар. И обратно в чащу. Сейчас газ, сколько сможете, а потом на малых, чтобы шум был потише. И маневрируйте за деревьями. Останавливаться не надо. У «тигра» подвеска мягкая, я смогу с такого расстояния навести прицел, – объяснял свой план Алексей, а Бабенко кивал ему в такт, орудуя рычагами передач.

Деревья редели и расступались, а и вместе с темным лесом исчезала и ночь. С каждым солнечным лучом воздух светлел, превращаясь в серую дымку.

– Короткая! – выдохнул Соколов, приподнялся в люке, прислушался и тихонько крикнул вниз: – Подкати к стволам вплотную и жди приказа, потом задним ходом.

Машину водитель остановил очень удачно: ровный ряд из берез, с которыми сливался такой же серо-белый танк, давал возможность подкараулить противника незаметно. Сейчас «тигр» уткнулся броней в стволы, так что его дуло прошло между двумя деревьями.

– Двигатели гудят. – Соколов крутил рукоятки, настраивая орудие. – Сейчас мимо пойдут, я выстрелю и сразу уходим опять в глубину. За нами они пройти не смогут через эти березки. Газку поддайте. Подымите, пускай они нас видят. Нам надо, чтобы они за нами шли как привязанные, по берегу. Но не быстро. Если наши вдоль реки идут, не надо дать немцам их нагнать.

В голове у командира рождался рискованный план, но рассказать своему единственному члену экипажа он его не успел. По левому флангу показался ханомаг с десятком автоматчиков на броне, у турели пулемета всматривался в лес немецкий стрелок. Вот он заметил торчащий ствол между черно-белых отметин берез и схватился за рукоятку, но уже было поздно. Соколов установил целик, прокрутив рукоятки наводки, так чтобы вертикальная нить перекрестия передвинулась в сторону движения бронетранспортера, и нажал на кнопку на панели наводчика. Огонь! В воздухе мелькнул перевернутый снарядом пулемет, ханомаг вздрогнул от попадания по касательной, но не остановился. САУ начала замедляться, крутить длинным стволом в поисках цели. Но водитель «тигра» уже откатил танк назад, ловко развернул тяжелый агрегат и направил вновь в глубину леса под защиту густолесья. Вслед понеслись выстрелы из «ахт-ахт». С грохотом бронебойный снаряд разнес в щепки ствол рядом с левым бортом. Бабенко со стоном выкручивал руль до упора, превозмогая боль, чтобы увести танк все дальше и дальше от выстрелов. Еще выстрел! Рикошет! В броню ударила болванка, отчего внутренности танка наполнились звоном. Он бил по ушам, разрывал голову и грудь. Гриша от страха начал кричать, но Федька влепил ему оплеуху неверной рукой:

– Сиди смирно, не мешай. Терпи!

Сам он еле сдерживал крик, до того нестерпимы были удары о борт танка. От резкой качки его худенькое тело мотало и било о перегородку моторного отсека, так что мальчишка вцепился зубами в ватник, лишь бы не отвлекать танкистов. Бабенко понимал, как тяжело переносит качку его раненый пассажир, и выжимал рычаги и педаль сцепления насколько мог плавно, хотя танк то и дело нырял с маленькие овражки и ямы, переваливаясь на разные борта из-за торчащих обломков стволов.

Руки у водителя дрожали от напряжения, по лбу лился пот. Он замедлил движение, прислушиваясь к звукам снаружи. Командир приказал:

– Обратно 500 метров, по колее нашей и снова на ту же точку огневую.

Опять и опять танк под управлением Соколова выскакивал из зарослей, стреляя по броневикам. Он нажимал на кнопку электрического спуска, и каждый снаряд попадал в цель, хоть и приходилось командиру наводить орудие на ходу, времени на остановку нет. Выстрелил и тут же ушел за крепкие стволы. Броня из деревьев истончалась, превращаясь в щепы, вдоль земляного хребта вытянулась цепочка из подбитой техники: дымящийся обугленный ханомаг с перевернутым пулеметом и его стрелком на вывернутой турели, обрывки брезента сверху пробитого борта грузовика с потеками крови солдат, куча из немецких автоматчиков, в которых Соколову удалось попасть с новой позиции – небольшой опушки. На метровую возвышенность танк неожиданно выпрыгнул прямо перед взводом пехотинцев, когда офицер криками направлял их в лесную гущу. Тяжелой технике никак не удалось пробиться через деревья, что как густой частокол прикрывали отходы русских после внезапных атак. И командир немецкого взвода принял решение отправить стрелков со связками гранат на подрыв танка. С таким рискованным противником сталкивался он впервые, привыкнув служить в тыловом подразделении, что сопровождало опасные и важные грузы. Поэтому никак не мог понять, как русские, да еще и на немецком танке, разгромили аэродром. И теперь словно играют с ним, несмотря на огромный перевес в силах. Бронетранспортеры, пехотинцы, пушки, никто не мог нанести увертливому «тигру» хоть какой-то значимый урон.

– Кто взорвет русских, тому я лично вручу крест первого класса и бутылку шнапса! – призывал он своих рядовых к подвигу. Но они успели только вооружиться связками «колотушек» – тяжелых снарядов с деревянными ручками, – как внезапно из ниоткуда вынырнуло огромное дуло, выплюнуло в их сторону оранжево-черный шар. Он с грохотом ворвался в середину строя, обжигающими осколками разрезая на части тела.

Немцы беспомощно метались, катаясь вдоль земляного вала в лихорадке. Но никак не получалось угадать, из какого квадрата появится пестрый «тигр». Но противники не уходили, оттаскивали раненых, тягачом убрали с выкатанной колеи подбитый грузовик и бронетехнику. Терпеливо ожидали, когда у русских закончатся снаряды и можно подойти к танку, не боясь погибнуть от нового выстрела. Уходить им некуда, территория вокруг во власти армии вермахта. По радиосвязи уже все линии обороны, все посты охраны на дорогах были оповещены о белом «тигре», захваченном русскими бойцами. Танк и его экипаж в ловушке, осталось лишь дождаться, когда у них иссякнет боеприпас.

Через три часа атак, сменяющихся стремительным отступлением за ряды из деревьев, Соколов крутанул перископ и увидел, как от Мелового движется черная лента из техники. Немцы вызвали подкрепление. Он оглянулся назад. Измученный многочасовым сражением Бабенко еле держался на ногах, мальчишки, свернувшись в калачики, замерли на днище машины среди пустых гильз от выстрелов. Заряды в «тигре» кончаются, он расстрелял почти все остатки боезапаса. Осталось два кумулятивных снаряда.

– Остановка, Бабенко, – отдал команду командир, наклонился поближе к водителю, почти на ухо сквозь шум двигателя предложил: – Сил не осталось больше для наступления. Надеюсь, наши смогли уйти подальше. Надо отступать, Семен Михайлович. Со стороны Мелового на марше идет еще техника, ничем, кроме личного оружия и автоматов, мы ее встретить не сможем. Предлагаю пустить «тигр» в болото и заманить туда противников.

– Как пустить? Утопить машину? – водитель даже в руль вцепился посильнее. Для него мысль о том, чтобы добровольно угробить машину, казалась кощунственной.

– Это приказ, – отрезал Алексей, который понял, что больше ничего не остается. – Сейчас вы с мальчиками покидаете танк. Встречаемся на закате у березы в окружении пней. Если не приду, то направляйтесь к соседней деревне. Там найдется убежище, а потом выходите на связь с партизанами.

– Алексей, я так не могу. Я не могу вас бросить одного и… Что вы задумали? Я готов тоже, я ведь совсем один. Лучше я погибну, у меня нет семьи. А вы молодой! Я утоплю танк! – Семен Михайлович от страшного приказа позабыл про звания и субординацию.

Командир положил ладонь ему на плечо, узкую, мальчишескую совсем.

– Это приказ, Семен Михайлович. О парнишках позаботьтесь. И нашим… скажите… что вы для меня родные, – слова от волнения застревали в горле, перехватывали дыхание. Он кивнул на люк: – Все, выходите. Пора.

Растерянный механик помог Феде подняться по ступенькам наверх, поддерживая его за ватную куртку. И все время оглядывался, не мог отвести взгляд от Алексея, понимая, что, возможно, видит командира последний раз. Соколов лишь один раз разрешил себе отвести голубые глаза от панели управления, улыбнуться Бабенко, перед тем как троица исчезла в светлом круге люка.

Алексей нажал на газ, выкрутил руль. Покружив между черными стволами, он вывел танк к крохотной опушке, где расстрелял немецкую пехоту. До сих пор в колее лежали окровавленные тела, хильфскранкентрегеры стаскивали живых в грузовичок с помощью носилок, освобождая проезд для вереницы из бронированной техники. Немцы успели подтянуть на сражение с русскими кроме САУ еще несколько видов тяжелой техники: самоходные зенитки на танковых шасси – «Flakpanzer 38», «оствинд» и два танка-истребителя «фердинанд». В башнях и открытых рубках мерзли водители тяжелых машин в ожидании, когда же можно продолжить охоту на единственного противника. Они рычали двигателями, напоминая свору псов, что в нетерпении ждет команды для охоты.

«Хорошо подготовились, чуть ли не Гитлера лично притащили сюда. Ну, теперь держитесь», – Алексей развеселился от того, как напуганы немцы. Против одного танка согнали все силы, что были в Меловом.

«Сейчас покажу вам русские горки», – пообещал он ощетинившимся преследователям. Соколов расправил плечи и выжал газ до упора. Мощный танк с ревом слетел с опушки между деревьев прямиком в бок зенитки, так что та заскользила гусеницами от тарана по склону вниз. Потом перекувыркнулась, вытряхивая на снег расчет, и завалилась на бок. Немцы застыли от удивления, а белая бронированная машина резво развернулась и покатилась размеренно дальше по узкой вершине земляного вала. Взвыли двигатели, раздались громкие приказы. Вереница самоходок с панцерягерами позади бросилась в погоню. Они делали остановки для выстрелов в белую корму, но машина петляла из стороны в сторону, двигаясь неровными дергаными движениями.

Вдруг «тигр» съехал в просвет между деревьями, крутанулся вокруг оси и медленно поехал им навстречу. Преследователи застыли от неожиданности – неужели непокорные русские решили сдаться. Но вместо белого флага Алексей нажал на кнопку. Он полосой из брезента на ходу примотал руль к рычагам, так чтобы машина еле тащилась по прямой линии, а сам навел орудие на застывшие черные силуэты. Настроил прицел, чуть повернув пушку. Теперь можно приметиться и добить преследователя. С расстояния 400 метров кумулятивный снаряд с протяжным звуком вылетел из дула и вонзился в тяжеловесного широкого «фердинанда», войдя в пространство под 6-метровым дулом, где за мощным корпусом спрятан карбюраторный двигатель. Бронированная громадина качнулась, стальная плита загнулась от высокоградусного пламени, и из пробоины повалил черный дым, застилая дорогу вокруг. Но Алексей уже не смотрел, чем занят противник, он снова держал руль танка, выворачивая махину и потихоньку выжимая газ все сильнее, чтобы разогнать тяжелую машину. Самоходки рванули вперед, оставив подбитого истребителя танков и его напарника, который беспомощно топтался на узкой колее перед преградой. Клубы черного дыма становились все гуще, из-за железных краев показались языки пламени. С криками весь экипаж прыгал на дорогу, из второго элефанта тащили огнетушитель. Но Алексей уже ничего не видел, его танк катился и катился вперед, прокладывая колею в снежном покрове. Соколов не спешил, держался средней скорости, чтобы тяжелые неповоротливые самоходки поспевали за ним. Вот земляная гряда повернула на север, стала снижаться, превращаясь в неровную площадку с редкой порослью деревьев. «Болото впереди, – обрадовался Алексей, – сейчас все закончится».

«Тигр» под его управлением замедлился, давая САУ подойти поближе. Те тоже приостановились, открыли отчаянную стрельбу, но бронированный металл не пропускал снаряды. Только от железного оглушительного звона у Соколова все поплыло перед глазами, барабанные перепонки взорвались болью. Парень почти ощупью снова установил руль в положение прямо, притянул брезентовым полотнищем к рычагам, дернул самую высокую передачу и швырнул тяжелую канистру с топливом на педаль газа. Сам бросился к люку, приподнялся ровно макушкой до края и замер с ручным пулеметом на плече. 100 метров, 50! Машина берет все больше разгон прямиком в болотные кочки. Выстрел с САУ! Снаряд грохнул в башню, так что от удара лейтенант слетел вниз спиной на дно танка. В качающемся от рваного движения отсеке Соколов цеплялся за скобы, перегородки и снова упорно полз к крышке люка.

Белый танк несся не разбирая дороги, маня своих противников. Вот он, изляпанный отметинами пуль борт, мелькает все ближе и ближе. Совсем немного осталось, чтобы его нагнать и остановить выстрелом почти в упор. Азартные водители самоходок рванули за ускорившимся танком в погоню, разгоняясь вслед за ним все сильнее по открытому пространству. И тут «тигр» остановился, резко осел, медленно, с натужным воем начав погружаться в трясину, что скрывалась под коркой изо льда и снега. Движение гусениц вздымало зеленые пузыри вокруг, танк стремительно уходил под черную воду. Водители самоходок изо всех сил ударили по педалям тормоза, но тяжелые машины, набрав скорость, уже не могли остановиться. Один за другим бронированные тяжеловесы начали стремительно вязнуть, работающие гусеницы затягивали глубже в топь. Из открытых рубок, отталкивая друг друга, бросились члены экипажа тонущих САУ.

Советский танкист к тому моменту уже воспользовался заминкой. Он вынырнул из люка, когда жидкая болотистая вода залила машину до огромного дула. Соколов пробалансировал по железному стволу, как заправский гимнаст. Прыжок – и темная фигура приземлилась на крошечном пятачке между кочек. Он воткнул сошки пулемета и открыл огонь по суетящимся зенитчикам. Давя друг друга, хватаясь за зыбкую зелень тряски, немецкие солдаты пытались вылезти из обволакивающей густоты болота. Но на каждое движение Соколов посылал очередь за очередью из пулемета, не давая фашистам поднять даже голову от серо-зеленых луж.

– Все тут останетесь, ни одного не выпущу, ни одного, – он сам не замечал, как кричит от напряжения и злости. Прицеливался и жал на гашетку закоченевшими пальцами, выкрикивал ругательства, что накопились у него за столько лет войны. Стоять до последнего фрица, он всех оставит в этом болоте. Пулеметная лента закончилась, и он выхватил свой ТТ. Прицел – выстрел, снова прицел в черную от влаги спину последнего пехотинца, которому удалось по чужим плечам добраться до твердой почвы. Алексей сцепил зубы, поймал в прицел на мушку шатающегося фрица и выпустил в него остатки обоймы.

Наконец все было кончено. На поверхности остались лишь пузыри от беспомощных взмахов рук, трясина сошлась над головами германских военных. О жарком столкновении напоминали лишь длинные стволы пушек, что торчали из огромных черных проталин. От усталости и боли Соколов почувствовал, как накатывает слабость. Руки выпустили оружие, танкист упал ничком на свой клочок земли промеж кочек, уткнулся лицом в приклад и на секунду прикрыл глаза. Сейчас он придумает, как выбраться из ледяного болота, найти своих и вернуться обратно, на территорию Красной армии. Только минуту передохнет, закроет зудящие от пороха глаза…

Глава 7

Николай изо всех сил старался не заснуть, даже на секунду. Хотя усталые веки так и тянуло вниз от давящей тишины вокруг. Нельзя сдаваться, он не отведет глаза от лица политрука, будет и дальше смотреть честно и открыто. Ему нечего скрывать, его боевые товарищи никого не предавали и не планировали оставаться в немецком тылу. Что за безумные подозрения! Но подполковник Любицкий не сводил с него глаз, пока перебирал свои бумаги в огромном чемодане. С утра, с того часа, как приказал он заряжающему «семерки» следовать за ним в штаб, не переставал политрук задавать один и тот же вопрос:

– Ты ведь знал, что твой экипаж готовит побег через линию фронта? Почему они не взяли тебя с собой? Кто придумал план побега?

А Бочкин упрямо продолжал отвечать одно и то же:

– Они не предатели Родины, они вернутся. Они выполнят задание и вернутся. Они вернутся.

После нескольких десятков таких раундов Любицкий взвился с табурета вверх, голос перешел в визг:

– Я тебя в штрафную роту отправлю, на передовую! Понял, сопляк! Говори, куда они ушли, зачем, кто организатор? Твои танкисты с секретного задания не вернулись, в штабе лежит уже доклад Смерша! Последний раз ночью выходила в эфир станция борта «007». Это статья, это военный трибунал! Расстрел тебя ждет без суда и следствия, я тебя тут жалею, хочу помочь! Давай рассказывай или встанешь к стенке!

«Они не предатели Родины, они вернутся. Они выполнят задание и вернутся». Он повторял эти слова, как молитву, про себя и вслух, чтобы все вокруг поверили – они вернутся. Молодой командир их экипажа, умудренный Семен Михайлович, взрывной друг Руслан и родной дядя Вася. Они обещали, что вернутся, поэтому он должен ждать, не сомневаясь ни минуты. И защищать их честное имя здесь перед разъяренным командиром по политической работе.

Сколько он здесь сидит? Уже несколько часов – от монотонных вопросов, закрытого пространства Николай потерял счет часам. Судя по тому, что скупое зимнее солнце уже проскользнуло по щелям между досок на окнах с востока на запад, скоро начнет темнеть. А он сидит и ждет решения какого-то штабиста! Скоро начнутся вторые сутки их отсутствия. Его товарищи в беде, они не вернулись! Он должен искать их и помочь, вытащить из плена или окружения, а не обращать внимание на наветы или препятствия. Николай Бочкин выпрямился:

– Хватит ждать, отправляйте в штрафную роту, на передовую. Ну!

– Что, созрел, упрямец? Только время мое потратил, весь день с тобой провозился, – прошипел с раздражением замполит.

Но Колька вздернул вверх упрямый широкий подбородок:

– Нет, они вернутся, мои друзья, мои боевые товарищи, мой экипаж – они не предатели!

– Чего тогда в штрафную собрался, а? За что тебе наказание-то? Какую вину искупать? – подозрительно сощурился мужчина.

– А вот какую. – Крепкий кулак парня припечатался с размаху в крючковатый нос. Он так решил в тот момент, когда последний золотистый луч погас в прорехе между деревяшками окна. Будет тянуть политрук, опять начнет вопросами сыпать, то врежет ему, чтобы расквасить уже нос на опостылевшей роже. Времени на болтовню у него нет, надо на передовую, как можно ближе к немецкой обороне. Где застряли его товарищи и, возможно, ждут его помощи. Как он проберется через заслоны вермахта, как найдет на огромной оккупированной территории экипаж из четырех человек, Бочкин не знал, но понимал точно: просто сидеть и ждать их возвращения не сможет.

По щетине подбородка потекла струйка крови. Подпол взвыл, ухватил грязное полотенце и прижал к носу. Второй рукой ухватил он Бочкина за шиворот и поволок на улицу:

– Ах ты, падла. Я же тебя сгною, первый в атаку пойдешь, урод. Без штыка, без винтовки, с голой жопой! Я тебе устрою.

Он с размаха ударил локтем в ребро ефрейтору. Но тот, хоть и скрючился от боли, лишь ухмыльнулся без единого звука. Вот слабак. Думал, что он сейчас расплачется или будет просить о прощении. Да все идет по плану, который он, Колька, и задумал. Пускай первый в атаку, отнимет автомат и форму у фрица, перейдет нейтралку и рванет на поиски своих.

Любицкий протащил покорного Николая по улице до большой избы, где расквартировали роту штрафников. Пинком открыл дверь и под крики «здравия желаем, товарищ подполковник» швырнул упрямого парня на пол. Разговоры и смешки в избе замерли, несколько десятков глаз уставились на взъерошенного Бочкина. А Любицкий в злобе рванул с треском черный погон так, что крошечный танк из латуни улетел в угол:

– За все ответишь! Кровью смоешь! – развернулся резко к остальным пехотинцам: – Принимайте пополнение! – и вышел прочь, не оглядываясь на крепкую фигуру танкиста. Бочкин с независимым видом поднялся на ноги, всмотрелся в полумрак избы, где лица пехотинцев сливались в одно черное пятно:

– Кто главный? Рядовой Бочкин прибыл. Когда в атаку, товарищ командир?

Из-за занавески на печке раздался зычный голос взводного:

– Послезавтра наступление, успеешь еще из окопа попрыгать. Сейчас давай не ори, отбой у нас. Вещи свои сюда перетащи, танкист. Завтра винтовку получишь, на вещевое довольствие встанешь, как документы твои политрук принесет и приказ.

– Есть! – бодро отозвался Бочкин и бросился в библиотеку за вещмешком. По дороге строя планы, как же в самый короткий срок попасть на границу немецкого и русского фронтов. Ведь ясно как белый день – попали его товарищи в страшную беду у немцев. Об опасности или смерти в первой же атаке он не думал, только одна мысль засела накрепко в голове – за линию фронта, спасать друзей!

* * *

Соколов открыл глаза от тоненького голоска, который его звал откуда-то из серой темноты:

– Товарищ командир, товарищ танкист.

Он резко сел, попал ладонью в ледяную жидкую трясину и содрогнулся от осознания: он посередине болота в лесах захваченной противником территории. И снова встрепенулся, неужели послышалось, что его кто-то зовет. Не может быть, это галлюцинация. Знакомый голосок снова позвал его:

– Дядя Лексей, товарищ танкист!

– Эй, я здесь. – Голос осип и ослабел от пороховых газов, а потом и от долгого сидения на сырой мшистой площадке.

– Нашелся! – заликовал Гришка. Его щуплую фигурку танкист почти не различал в вечерних потемках, лишь по тонкому голоску угадывал примерно его расположение.

– Ты один, Гриша? Где Бабенко, Семен Михайлович, с тобой? Ушли вы от немцев?

– Дядя Семен Федьку на себе несет, тот плохой совсем. Идет позади, а меня на болото послал вас поискать. Когда вы не пришли к березе, мы на болото двинули по следам от танка вдоль берега. Ух, вы там устроили, немцы до сих пор тягачами технику таскают.

– Тише, тише, не кричи. Вдруг и здесь дозор оставили.

– Неа, – уверенно заявил мальчик. – Мы в кустах сидели, смотрели. Всех раненых и фрицев с автоматами обратно в Меловой увезли.

Соколов с облегчением выдохнул, хотя бы немцы решили, что экипаж погиб вместе с затонувшим в топи «тигром». Можно не бояться, что пустят собак по следу или цепь из стрелков на прочес леса.

– Гриша, ты можешь мне помочь? Надо веток потолще да подлиннее найти и до меня докинуть.

– Я сейчас, я побегу к дяде Семе, скажу, что нашел вас. Он придумает, он башковитый, как Федька наш, – голосок зазвучал в отдалении.

Соколов замер. Минуты ожидания в непроглядной черноте посреди гигантской топи показались ему целой вечностью. Поэтому, когда зазвучал такой родной голос Бабенко, он заулыбался, хоть и не видел в густых сумерках самого водителя.

– Алексей Иванович, я здесь, – голос у его спасителя тоже звенел от радости. – Сейчас мы с Григорием сделаем для вас лестницу из веток на поверхности болота.

Бабенко осторожно положил тяжело дышащего Федора, которого нес на закорках несколько километров. Подложил ему под голову шлемофон. А сам принялся за работу: выбирал и резкими рывками отрывал ветки потолще, пока Гришка выискивал в валежнике толстые и длинные сучья. Когда кучка на берегу стала почти с рост мальчугана, Семен Михайлович объяснил ему задачу:

– Болото густое, там много плотного вещества, поэтому тебя не засосет, если распределить вес по горизонтальной поверхности. Ты будешь ползти и сооружать себе опору из палок, они тоже примут часть тяжести на себя.

– Как паук ползи и сетку себе строй, – прошептал Федор, который, лежа на корнях огромной ели, прислушивался к инструктажу.

– Верно, как паук, – порадовался такому точному сравнению Семен Михайлович. – Укладывай перед собой ветки лесенкой погуще и ползи к командиру. Медленно, без резких движений. Потом так же на берег возвращайся.

Гришка поплевал на руки, скинул тяжелые валенки и громоздкую куртку. В одних штанах и дырявой сорочке пополз мальчишка в сторону Соколова. Метр за метром он укладывал большие ветки перед собой, пока его не подхватила сильная мужская рука. Алексей от облегчения готов был расцеловать спасителя, сжал худенькие плечи и прошептал:

– Герой! Гриша, ты настоящий смельчак. Давай две минуты отдыха и обратно, а я позади тебя.

– Пушку заберем? – деловито поинтересовался мальчишка, тыкнув пальцем в пулемет. Очень ему хотелось попросить в качестве награды за смелый поступок, чтобы командир танкистов разрешил ему стрельнуть пару раз из настоящего оружия. Но тот покачал головой:

– Придется оставить, оно тяжелое, утащит меня вниз, в трясину. Никак.

Соколов сам понимал, как опасно остаться в лесной глухомани без оружия, когда кругом вражеские части. Только диски в пулеметы и патроны в ТТ закончились. Остается им воевать голыми руками. Но времени горевать по поводу потери не было, и они пустились в обратный путь. С ветки на ветку, размеренными движениями, не обращая внимания, как напитывается болотной жижей одежда, с опасным хлюпаньем уходят деревяшки под воду под руками. Тощее тело Гришки почти не давило на деревянные подпорки, а вот Алексею приходилось двигать конечностями очень выверенно. Его трясло от холода, ледяная жижа прожигала сквозь одежду до самых костей. В лесу началась сильная метель, и сверху ветер рвал влажную фуфайку, засыпая пригоршни снежной крупы за шиворот. Но приходилось вымерять свое скольжение по опасной глади, чтобы не начать погружаться в зыбучую хлюпающую вязь. Тянулись последние метры до берега, от холода он уже не чувствовал ног. Наконец Алексей ухватился за огромную сучковатую палку, протянутую Бабенко. Он спасен, он на сухой, твердой земле! Тяжело дыша, парень поднялся на ноги, обнял Семена Михайловича, смущаясь, что не в силах сдержать радости. Но тот и сам ощупывал командира, шептал, сам себе не веря:

– Не ранены, Алексей Иванович? Вы простите меня, не смог приказ выполнить. Не смог я вас бросить. Под кустом в завалах сучья отсиделись. Слышали, как там немцы палили без остановки. И не смог я уйти. Пошел искать, ну чтобы хоть похоронить по-человечески. Вот старый дурак, в мертвые записал вас. А вы живой, и не царапинки. Только промокший весь. Вот, вот, надевайте мою куртку.

Мужчина бросился снимать одежду, но Соколов остановил его.

– Не надо. Я сейчас согреюсь, подвигаюсь и согреюсь, вы фуфайку лучше Грише накиньте, он мокрый насквозь. – Парень подхватил на руки сухое тельце Федора и бодро зашагал вперед, стараясь согреться от энергичной ходьбы. – Давайте отойдем подальше от болота, пройдем хотя бы пару километров к сухой земле. Там выроем землянку, костер постараемся развести.

За ним послушно двинулся Бабенко, сутулясь от ледяных вихрей, что пронизывали до костей, по пятам шел продрогший Гришка в коконе из фуфайки.

Ветер завывал, раскачивая вершины деревьев, скидывая с черных облаков на землю снег, сухой, твердый, как мелкие камешки. Соколов понимал, что он измучен боем с фашистами. Они шли из последних сил в темноте без ориентиров, когда кругом лишь снежная стена перед глазами. С каждым шагом лейтенант понимал, что не может вывести своих спутников из леса.

Лучше сделать остановку, а не расходовать остатки сил в жуткой вьюге. Утром он сориентируется по карте, как добраться до линии фронта. По его расчетам, им понадобится для этого идти пешком через лес не меньше 5–6 дней, и нужно сначала раздобыть провиант. Сейчас самое важное – согреться, прогнать каменную стылость из ног, которых танкист почти не чувствовал. Усилием воли он заставлял себя делать шаг за шагом, хотя так хотелось лечь, нырнуть в мягкий сугроб, что на глазах росли вокруг деревьев, и отдохнуть. Но Соколов знал, что потом не открыть уже глаза и белая колыбель к утру превратится в льдистую могилу. Он нащупал в кармане трофейный складник, им можно будет обрезать ветки с деревьев и соорудить шалаш для ночевки.

– Алексей Иванович! – Он слишком далеко отошел от остальных и сейчас еле услышал сквозь завывание ветра крики Бабенко. Тот растерянно топтался у огромного поваленного ствола, вытянув вперед руку. От белого круженья видимость стала почти нулевой, в двух шагах исчезали все силуэты.

– Гриша, он пропал. Вскрикнул и теперь я его не вижу. Не могу найти. Гриша!

Ветер заглушил слабый голос сержанта, унес все слова в сторону реки. От потока колючих снежинок, бьющих со всех сторон, у них даже не получалось оглядеться вокруг. Соколов бережно передал Федю в руки Бабенко и приказал:

– От дерева ни шагу, я его поищу. Гриша! Гриша!

Ему показалось, что в ответ откуда-то снизу откликается тихий стон или писк. Соколов опустился на колени и пополз вперед на ощупь, проверяя ладонями землю, не лежит ли обессиленный мальчишка в сугробе. Шаг, еще один. И вдруг свежий слой снега под ним наклонился и поехал вниз, так что лейтенант не удержался на ногах и рухнул в темноту ямы, головой вниз. От удара о что-то крепкое в голове раздался гул, а лоб пронзила огненная боль. Соколов взмахнул руками во всю ширь, пытаясь замедлить дальнейшее падение, и вдруг замер. От знакомого запаха дизеля, ощущения бронированного металла под рукой и родных голосов.

– Логунов! Омаев! – выкрикнул он что есть сил, уже понимая, что он скатился вслед за Григорием в яму. От веса снега проломился настил из маскировочных веток, и они друг за другом съехали по аппарели в окоп, который отрыли для «тридцатьчетверки» остальные члены экипажа.

– Алексей Иванович, товарищ командир. – Крепкая рука потянула его дальше по борту в сторону тепла, где под брезентом тлели в ведре угли, обогревая временное пристанище.

– Нет, нет, наверху там Бабенко, с мальчиком. В 30 метрах, по левому флангу, у большой березы. Там метель, он не услышит, его надо забрать. Веревку давайте, я дойду с ней и дерну, когда обратно.

– Сейчас, – под сапогами Омаева загремел бронированный борт.

Из темноты раздался детский голос:

– Помогите, не вижу ничего, я ногу зашиб.

– Гриша, ползи на мой голос, ползи, слышишь? – Алексей позвал мальчика. – Не бойся, ты на танк упал. Мы в окопе, все уже позади. Сейчас согреешься, здесь ребята костер соорудили. Чувствуешь, дымом пахнет?

– А Федя, дядя Семен, как мы их найдем? – Гриша, цепляясь за выступы башни, мгновенно оказался рядом.