– Эй, оставьте ему глаза и руки, мне нужен водитель. Я не поведу чертову колымагу.
– Но, герр офицер, вы же видели, как он дерзко посмотрел мне в глаза, – худое лицо перекосило от ненависти, глаза налились кровью. – Эта русская свинья не смеет поднимать взгляд на настоящего арийца, он должен быть наказан. Вы же знаете законы! Его надо заставить выкопать себе могилу, а потом пристрелить.
– Когда я вернусь в деревню, то привезу этого русского тебе лично. Сможешь научить его вежливости или повесить, сам решишь. А сейчас меня ждет сельская девка и награда за русский танк, так что он мне нужен. Ну, давай его сюда.
Ефрейтор ухватил пожилого мужчину за воротник и проволок к танку, оставляя кровавый след на снегу. Перед тем как отпустить Бабенко, фашист вцепился пятерней ему в волосы, ткнул лицом в окровавленный носок своего сапога и прошипел:
– Ты языком вычистишь мне сапоги, обещаю тебе, старикашка.
В ответ Веллер захохотал:
– Отличная задумка, ефрейтор, а мне по старинке чистят сельские дети гуталином.
Дрожащий окровавленный Бабенко с трудом поднялся на борт и буквально рухнул вниз к товарищам, еле сдержав стон от боли в боку. Следом в танк опустился Веллер:
– Трогаем быстрее, ну же.
– Сейчас, – засуетился Логунов. – Я сяду за рычаги, я умею.
– Нет, нет, я смогу. Дайте только тряпку обтереть лицо, ничего не вижу, – просипел водитель. – Аккуратно надо вести, встанем, если гусеницу в лесу порвем.
Весь экипаж с уважением смотрел на избитого сержанта, что, превозмогая боль, снова уселся за рычаги. Танк тронулся, мягко пополз мимо раздосадованных ушедшей добычей фрицев.
– Простите, так было надо, – мягко проговорил Веллер.
Но Алексей не выдержал, не удержал злость, забыв об армейской дисциплине:
– Они могли его убить, они хотели его убить! А вы стояли и смотрели! И что, смотрели бы и смеялись, даже если бы этот ефрейтор расстрелял? Это… это бесчеловечно, жестоко!
– Так надо, лейтенант, запомни! Мы на войне, в тылу врага, у немцев прямо под носом, и здесь приходится лгать! Молчать, улыбаться, когда крик глотку рвет! – Разведчик и сам позволил наконец волнению выйти наружу. На лбу заблестели бисеринки пота, руки без остановки мяли кожаные перчатки. – Думаешь, Сталинград мы на одних только танках вывезли? И наш вклад там есть, лично товарищ Сталин одобрил радиоигры. И не морщи лоб, не слышал ты о таком, все строго засекречено контрразведкой. – Алексей снова удивился, как замечал этот военный со строгой выправкой каждую эмоцию на человеческих лицах, читал людей, как открытую книгу. – Мы через захваченных немецких радистов даем дезинформацию немецкому абверу, чтобы отвести авиаудары, захватить шпионов. Оборонные заводы спасли от взрыва, предотвратили покушение на командиров Красной армии. Слышал об операциях «Двина», «Патриоты», «Туман» когда-нибудь? Вот и никто не знает о них, кроме руководителей Смерша. Мы недаром так называемся. «Смерть шпионам»! Ты и не представляешь, сколько немецкая разведка к нам шпионов засылает, какие масштабные операции мы предотвратили. Не только на линии фронта идет война, но и глубоко в тылу тоже, тихая, невидимая война. Кровь твоего механика сегодня сотни тысяч мирных граждан спасла, которых немцы отравить, разбомбить, сжечь планируют. Гитлер так просто из нашей страны не уходит, каждый сантиметр старается разрушить напоследок! Но я лично все сделаю, чтобы его планы разрушить. Свою жизнь, твою, любого пожертвую, чтобы спасти миллионы людей!
Экипаж танка примолк, размышляя над словами разведчика. Только вспыльчивый Руслан в обиде не поворачивал головы на двойного агента, он смачивал водой тряпицу, подавая ее механику, у которого до сих пор шла кровь из ссадин на лице.
Оставшийся путь они проехали в молчании, только офицер давал указания, куда свернуть. Танк проворно катился по редкому лесу, где не было привычных завалов сушняка или коварных пеньков, что ломают гусеницы танкам в лесных просеках. Березы выстроились редкими островками, а под снегом лежала твердая щебенистая почва, по которой танк ловко выводил затейливые траектории при поворотах. Уже стало совсем темно, затихли все звуки, только мелкие камушки хрустели под тяжестью машины. Иногда Веллер сверял по компасу маршрут, вылезая из люка, чтобы осмотреть окрестность.
Лейтенант по карте отмечал все повороты, изгибы дороги, чтобы потом вернуться точно по проложенному маршруту. Насколько он помнил карту, они двигались за стеной из леса параллельно с двумя важными магистралями: асфальтовое полотно и железная дорога. Такие важные объекты точно патрулирует немецкий дозор. По другую сторону лесная полоса уходит в холмы с нагромождением камней, развалившегося песчаника, в понижении местности у их основания все изрезано промоинами, сменяющимися заболоченными участками. По такой территории танку не пройти. Поэтому путь, который указывал их спутник, самый верный, прямо через лесной массив, минуя линию передовых частей вермахта. Тем более что немецкий офицер предусмотрел каждую мелочь.
– Вот там ложбина, внизу небольшая река. Сдавай вправо 500 метров, там неглубокий участок с настилом из бревен, партизаны еще делали, перегонять телеги с ранеными. Танк пройдет.
Оказавшись на другом берегу после переправы по самодельному мостику, они поставили танк в густом кустарнике, замаскировав сверху срубленными ветками.
– Вы как? Зубы не выбили? – разведчик подошел к Бабенко. С сочувствием осмотрел ссадины на лице. – Раны промойте спиртом, пока мы с ребятами груз укроем в тайнике. Потом я вам перевязку тугую сделаю, найдите ткань плотную, метра полтора, можно от брезента оторвать кусок. Необходимо ребра стянуть, если перелом был.
– Спасибо. – Старшина поднял глаза на разведчика из-под залитых кровью бровей. – Я не обижаюсь, товарищ офицер, не могли вы по-другому поступить.
Тот кивнул благодарно в ответ, ухватился за связанную бечевку на скобах:
– Двое со мной, берите лопату. Клад будем прятать. Один на наблюдении.
После того как ящики были зарыты и заложены сверху грудой камней, разведчик занялся рацией. Крутил ручки настроек в поисках нужной волны, пока Омаев рядом изнывал от любопытства.
– Я – Гром, повторяю, я – Гром. Высота Лебяжья на подготовке, орден готов.
И еще с десяток странных сообщений, смысл которых радист совсем не понял. Набор слов какой-то, пускай даже сразу и кажется обычным посланием.
Руслан с интересом вслушивался в сообщение; когда Веллер закончил, не утерпел и спросил:
– А как же немцы? Вы ведь в открытый эфир текст передали, перехватят же сообщение.
– И что они узнают? – ухмыльнулся разведчик. – Вот ты хоть что-нибудь понял?
– Я же не из абвера, они знают, как расшифровать.
– Знают, только не все. Три сообщения в эфире, и только наши понимают, которое правдивое. А немцы сейчас бросятся свои позиции обыскивать, потому что получили дезу.
– В правдивом сообщении кодовое слово? – вспыхнула у парня догадка.
– Соображаешь! Головастый ты, сержант, смелый, еще и радист. Может, к нам в разведку? Такие кадры нужны. Только пыл придется поумерить, сам видишь, какую выдержку надо иметь.
– Спасибо, мне и в танке хорошо, я к ребятам привык. Мы с ними как одна семья, – смутился от похвалы Руслан.
Перед тем как попрощаться, Веллер забрал у Соколова и поджег инструкцию с шифром. Страницы занялись пламенем на резком зимнем ветру, с треском скручиваясь в черные свитки. Танкисты замерли вокруг, ожидая следующего приказа, кроме Бабенко, который после перевязки старался не вставать со своего места у рычагов.
– Ну что, товарищи танкисты, – офицер Веллер окинул взглядом своих спутников. – Приказ выполнен, командованию я доложил о доставке ценного груза, будем прощаться, – он кивнул Руслану первому. – Теперь можешь от души мне влепить. Только нос не сломай.
– Я, зачем, я не могу… – парень с удивлением отступил назад.
– Так надо, придется вам мне лицо разукрасить и личное оружие забрать. В лесу нас видели немцы, так что действуем по легенде номер 2. Пленные танкисты напали на офицера вермахта, разоружили и сбежали. Придется нападать, товарищи.
Соколов так и застыл от неожиданности. Одно дело ненавидеть и наносить удары настоящему фашисту, который убивает твоих товарищей, издевается над мирным населением, а совсем другое – ударить разведчика, героя тихой войны. Пусть даже и для маскировки. Логунов, увидев, что командир и радист оробели от приказа офицера, вышел вперед, приметился чуть повыше скулы:
– Давайте я. – Он представил на месте офицера того ефрейтора, что обещал заставить Бабенко вычистить его сапоги языком. И с размаху залепил кулаком, так что из разбитой брови сразу же хлынул красный ручеек. Мужчина качнулся от удара, но на ногах удержался. Он скрипнул зубами, сдерживая крик, только просипел:
– Руки свяжите теперь сзади.
Прочная веревка в несколько витков стянула рукава формы.
– Все, давайте, – он с трудом выпрямился, качаясь от боли. Все лицо было залито кровью. Танкисты спешно начали подниматься в свою машину. Напоследок Алексей оглянулся на высокую фигуру в длиннополой шинели. Веллер сделал несколько шагов, споткнулся, неловко рухнув обратно на колени. Поймав сочувствующий взгляд лейтенанта, контрразведчик мотнул головой:
– Дойду, здесь пару километров вдоль реки до поста. Быстрее. Как дойду, немцы на вас охоту откроют, будут лес прочесывать. У вас три часа, чтобы до нейтралки добраться. Ходу!
Глаза сквозь кровавую пелену внимательно наблюдали за «тридцатьчетверкой», пока черная корма и сизый дымок не скрылись за деревьями.
Глава 5
На малых оборотах танк шел по лесу, замедляясь каждый раз, когда тьма впереди сгущалась и командиру казалось, что они сбились с маршрута. Соколов сидел на башне, так что ноги свешивались внутрь танка. Глаза слезились от усталости и безостановочного глядения в темноту. От резкого металлического скрипа Соколов подскочил не башне – неужели налетели на что-то? Без фар приходится идти на ощупь, чувствуя дорогу по вибрациям, работе двигателя, звукам под днищем. Но машина и дальше упрямо продолжала движение вперед.
Алексей пробежал пятном фонарика, обернутым в портянку, пространство перед носом Т-34, чтобы убедиться, что путь верен и впереди нет препятствий. Он карандашом еще во время движения к тайнику отметил маршрут до метра, с градусами поворота и метрами чистых проходов. На обратной дороге свет фар или фонари экипаж включать побоялся, идут параллельно железке, а в темноте даже слабый луч света может встревожить патрули. Да и, по его расчетам, двойной агент, контрразведчик, офицер Веллер уже должен был добраться до расположения немцев и рассказать о сбежавших русских на танке. А значит, времени отсиживаться в укрытии и ждать рассвета нет. Только ночью они и могут безопасно пересечь лесной массив, главное, не сбиться с проложенного маршрута.
Поднявшись в люке, Соколов захватил с еловой лапы два комка свежего снега, прижал к пылающим глазам. Стало легче наблюдать по сторонам, надеясь больше на слух, чем на зрение, в глухой безоблачной ночи. Пока было тихо и спокойно, танк с ровным гудением шел по редколесью. Гусеницы послушно спускали многотонную махину в углубления оврагов, то вытягивали наверх по склонам. По его расчетам, через километр будет каменная нависшая гряда, на которой они встретились с разведчиком.
И тут же в шлемофоне прозвучал напряженный голос Логунова:
– Танк слева! Сема, короткая.
«Семерка» замерла. Повернулась командирская башня, и Соколов сам теперь увидел вдалеке свет фонаря и очертания немецкого танка, судя по размеру орудия, скорее всего, «тигр». Алексей лихорадочно рассчитывал метры: больше полукилометра расстояния, наша пушка его не возьмет, а вот Pz.Kpfw. «Tiger I» пробивает броню Т-34 с дистанции чуть больше 1000 метров. Его соратники ждали приказа в напряженной тишине. Уезжать как можно быстрее? Вступить в бой?
Соколов вдруг понял, что вокруг гробовая тишина, которая давит даже через толщу шлемофона. Пушка «тигра» не движется, нет металлического лязга открываемого люка или урчания двигателя, лишь тихонько вибрирует застывшая «тридцатьчетверка».
– Бабенко, сдавай назад, за скалу, и там глуши двигатель.
Еще несколько минут в давящем затишье понадобились ему для размышления. Соколов всматривался в темноту, почему никакой реакции на их танк. Если это засада, то они уже на нее напоролись. Но никто не стреляет и не атакует их. Остается еще один вариант, что немцы просто не заметили их, приняв звук двигателя за шум поезда на железке неподалеку. Придется пойти на риск и проверить разведкой, чего ожидать от черного «тигра».
– Руслан, – Соколов отключил провод переговорного устройства, стянул шлем, – пойдешь со мной. Бабенко, на холостых оборотах держите двигатель, Логунов – замещаете командира.
Две черные фигуры отделились от угрюмого каменного гребня и кроткими перебежками от дерева к дереву стали все ближе подходить к черной махине с дулом. Сто метров бегом и за дерево, еще сто метров и упасть в хлесткие прутья кустов. Вот машина уже совсем близко. На стволе отбрасывал яркое пятно фонарь Рертриха, а на снегу, привалившись к «шахматным» каткам, дремал часовой, голова у парня свесилась на грудь, а руки повисли на автомате.
– Еще танки, вот там, целый взвод, не меньше десяти, – прошептал глазастый Омаев и указал пальцем на виднеющиеся метрах в 300 силуэты бронированных машин. – Спят все.
– А это командирский танк, смотри, какой большой крест, и голова мертвая нарисована, – под электрическим светом Соколов явно рассмотрел черный рисунок черепа «тотенкопф», символа СС.
– И что будем делать, товарищ командир? – Руслану не терпелось открыть огонь по спящим фашистам, до сих пор горела внутри обида за избитого мехвода.
– Если часовой проснется, то засечет нас. Предлагаю обезглавить взвод, без командира они не будут знать, что делать. Надо снять охрану, а потом вырубить офицера. У них боевое отделение для командира прямо посередине, а значит, что он лежит ровно под люком. Резко оглушить, чтобы ни назад к орудию не смогли танкисты дернуться, ни в моторное – завести машину или подать сигнал. Снимай часового, только без шума, а я к люку.
Омаев кивнул в знак согласия, нашарил сбоку сук потяжелее и метнул его прямо в слепящий луч фонаря. Звякнуло стекло, и яркий свет погас. Командир и пулеметчик замерли, прислушиваясь, не проснулся ли охранник от резких звуков. Но парень крепко спал, лишь тяжело вздохнул и еще сильнее растекся по левому катку. Руслан ползком подобрался поближе и с размаху опустил приклад автомата на висок спящего солдата, потом выхватил с пояса кинжал, который достался от деда, и отточенным движением провел острым лезвием по шее. От удара немец беззвучно опустился вниз, заливая снежный покров черным потоком крови.
В башне танка Алексей осторожно приоткрыл люк так, чтобы не потревожить сон офицера внизу. Пригасил тусклый свет подвешенного к стене фонарика. Человек в глубине сонно приподнялся из-под шинели и пробормотал:
– Это ты, Майер? Что ты возишься?
– Это я, герр офицер, – ответил на немецком Соколов. Уткнул дуло пистолета прямо в грудь мужчине, чтобы шинель приглушила грохот выстрела, и выстрелил в упор. Немецкий офицер дернулся и тут же покорно затих, лишь шинель начала темнеть, напитываясь кровью.
– Эй, Майер, ты опять прибежал за шнапсом, – раздался шепот из передней части, где располагались места для механика и радиста. – Майору пожаловаться на тебя, чертов пьяница? Что ты там уронил?
– У тебя есть шнапс? – ответил Соколов, ориентируясь в темноте на звук голоса.
Протянутый в руке пистолет ТТ уткнулся прямо в лицо немцу и выстрелом разнес голову. Больше в танке никого не было. Алексей снова щелкнул рычажком фонарика, в слабом свете стало видно, что на кресле водителя лежал ничком танкист. Голова была залита кровью от выстрела. Соколов, стараясь не смотреть на убитых, изучил пространство вокруг, задержал взгляд на офицерской сумке, туго набитой документами. Он спрятал ее за пазуху, вытянул маузер из-под головы убитого офицера и взобрался обратно. Омаев ждал командира внизу, с автоматом в руках всматриваясь в сторону спящих грозных немецких машин.
– Все тихо, можем возвращаться?
– Да.
Только внутри родного «Зверобоя» чеченец дал волю волнению.
– Вот это немцы утром утрутся! Это им за Семена Михайловича! Я бы вообще потихоньку весь взвод перестрелял.
– Это слишком рискованно, и шуму наделаем. До границы еще минут сорок, не успеем уйти. Поэтому, младший сержант Омаев, оставить стрельбу, – нахмурился командир. – Нам поставили условие – выполнить задачу, не вступая в бой с противником. Открывать огонь только в крайних случаях. Заводите, Бабенко, только трогайтесь не сразу. Логунов, давайте в люк, сначала убедитесь, что немцы не подняли тревогу после нашего нападения. Идем два километра по прямой, десять градусов на восток.
Механик защелкал кнопками, проверил давление. Наверху застучали сапоги Василия:
– Тихо, трогай, Сема, на малых.
Бабенко передвинул рычаг на низшую передачу и плавно отпустил сцепление, другой ногой газуя. Машина ровно тронулась в обход огромной каменной гряды.
– Стойте, короткая! – крик командира в шлемофонах остановил движение набирающего скорость танка.
Соколов под тусклым лучом фонарика снова и снова прочитывал строки бумаг из сумки немецкого офицера. Парень в замешательстве протянул бумаги своим товарищам:
– Это приказ о воздушной бомбардировке. Танковый взвод сопровождает боеприпасы для самолетов на замаскированном аэродроме. Готовится массовая воздушная атака на оккупированные населенные пункты близь Гомеля, откуда немцы уводят свои силы, чтобы оставить Красной армии руины вместо вокзалов, дорог, заводов. Сюда прислали почти тридцать самолетов, они полетят по разработанным маршрутам с точными координатами для авиаснарядов. Мы не можем просто уехать, мы должны помешать плану вермахта! Там Оля, вот список объектов авианалета, и там есть ее город! Я должен спасти ее!
Члены экипажа переглянулись, зная о том, что в лесах вокруг Гомеля среди партизан у командира осталась любимая девушка.
– Давайте сообщим срочно о предстоящей операции по связи, – предложил Бабенко.
– Но как штаб сможет эвакуировать жителей с территории, занятой немцами, или оповестить мирное население? – возразил ему Логунов.
– Но что тогда? Что нам делать, как спасти людей? Это же тысячи, сотни тысяч детей, женщин, стариков! – Руслан почти выкрикнул последние слова, парня трясло от страшной новости. За всю войну он так и не смог привыкнуть к смертям мирного населения, когда в разгромленных фашистами городах встречали они горы трупов.
– Я думаю, что против взвода танков мы можем не выстоять, тем более «тигров», у которых пушки мощнее. Да и смысла нет, боеприпасы стоят на перегоне железной дороги в километре отсюда. Даже если уничтожим этот взвод, груз все равно довезут под охраной другого отделения с автоматчиками, – командир внимательно рассматривал карту с надписями на немецком. – Передавать сообщение по связи опасно, немцы могут перехватить его и всю операцию перенести. Да и квадрат с замаскированным аэродромом в 50 километрах в глубину немецких позиций. Чтобы туда прорваться, нашим придется перебросить соединения пехоты и танков. Сейчас идет наступление между реками Сож и Днепр, там Красная армия заняла уже 150 населенных пунктов. Это северо-западнее Гомеля, нашим понадобится пара дней, чтобы передислоцировать войска на 100 километров к новому опорному пункту и начать наступление.
– И что остается, самолеты? Не можем уничтожить врага, значит, надо нанести удар по его технике, – предложил механик.
Мысль Семена Михайловича вдохновила всех. Руслан и Василий Иванович в два голоса поддержали его:
– Надо выдвинуться к аэродрому и разгромить самолеты, новые немцы нескоро смогут доставить!
– Я карту сравнил со своей, – Соколов расправил немецкую карту на коленях и поднес поближе фонарик. – Мы сейчас в этом квадрате, и самый простой путь на север, по которому и шла колонна с боеприпасами – это дорога вдоль железнодорожного полотна. Но там нас может увидеть патруль с дрезины. Если обходить по полям, то потеряем время, при этом рискуем нарваться на заминированные участки, а значит, крюк может быть просто огромным.
– Так-то бы мы по дороге до аэродрома за пару часов долетели, – вздохнул Логунов.
– Слишком опасно… У немцев здесь заканчивается вторая линия обороны. Нас разведчик провел между основными опорными пунктами через лесной массив, и то напоролись на немецких солдат. Мы вернемся тем же путем. А после останется еще один проскочить, в деревне Зеленечи. Потом к авиаплощадке дорога сворачивает в тыл первой линии, неподалеку от поселка Меловое. Чтобы обойти подальше от постов по лесу этот квадрат, необходимо крюк в 30 километров завернуть.
– Если тыл, то не должно быть больших частей артиллерии или бронетанковых, вблизи штаба танковые побоища фашисты не будут устраивать. – Логунов рассматривал отметку села на карте. – Там у немцев, скорее всего, опорный пункт со стандартным вооружением. Стрелки, пулеметы, минометы легкие. Остается только проскочить опорный пункт в Зеленичах.
Бабенко откашлялся и предложил:
– От реки, где мы разведчика оставили, я видел, что молодняк по опушке идет. Не торопясь можно гусеницами пройти без фар пару часов до рассвета. А потом ждать снова ночи, пересечь дорогу, чтобы дальше пробираться уже в обход немецкой дислокации.
– Долго, сутки уйдут. К рассвету обнаружат мертвого офицера в танке и пропажу документов. В опорном пункте мотоциклетчики, которые Бабенко избили, говорили, стоит целый гарнизон. Значит, есть связь. После пропажи документов фельдполиция выведет в массив все силы. Нас искать начнут везде, где только можно.
От отчаяния Алексей прикусил губу до крови. Изнутри разрывало стремление оставить экипаж, чтобы не подвергать смертельной опасности, и броситься спасать любимую. Но он понимал, что один даже, скорее всего, и до аэродрома не доберется. Да и вместе с родным экипажем за короткое время не остановить жестокий замысел фашистов. Слишком мало сил, четыре человека и один Т-34 против армии вермахта.
– А давайте танк немецкий украдем! – вставил свое предложение Омаев.
– Зачем? Для чего еще шумиху разводить? – изумился Василий Иванович. Опытный командир отделения не был любителем авантюр, всегда измеряя каждый шаг армейской дисциплиной.
– Хорошая идея, Руслан, – неожиданно поддержал его Алексей. Он и сам уже думал о том, что им нужна маскировка, чтобы двигаться в тыловом расположении противника без препятствий. – Заведем «тигра», я сяду на управление, в «семерке» останутся Логунов и Бабенко. Замажем на Т-34 белилами звезду и другие отличительные знаки, накинутый брезент замаскирует все до гусениц. Сможем передвигаться по дороге двумя машинами, при опасности уходя в лесок. Фашисты не засекут, что это советский танк рядом с немцем. До рассвета успеем проскочить блокпост, не скрываясь, прямо по шоссе. А днем дальше пойдем под защитой леса. Да и немцы тревогу сразу не поднимут, когда обнаружат, что командирский танк пропал. Трупов нет, танковый взвод в безопасности за линей фронта. Решат, что герр офицер загулял, уехал в соседнюю деревню за шнапсом, – в воодушевлении Соколов провел линию пальцем по карте.