Помоги проекту - поделись книгой:
«Подлинное число революционеров, павших жертвами за последние годы, видимо, не будет установлено никогда. Сведения очень противоречивы, однако можно утверждать, что количество непосредственно умерщвлённых превышает, по меньшей мере, миллион. Сюда входят расправы в деревне, массовые казни и обычные убийства в городах».
Из материалов китайской брошюры «Рабочее движение в Китае» можно себе представить общий размах террора в Китае. В брошюре даны следующие цифры:
«Только с января по август 1928 г. в условиях террора было истреблено, по меньшей мере, 100 тысяч рабочих и крестьян, из них 27 699 человек было официально приговорено к смертной казни. В настоящее время в тюрьмах содержится 17 100 рабочих».
В докладе китайского отделения МОПР[65] за 1930 г. говорится:
«С момента окончания так называемого военного периода — 1928 год — и до всекитайского съезда гоминдана в 1929 г. было истреблено примерно 450 тысяч человек рабочих и крестьян. За шесть прошедших месяцев 1930 г. число погибших революционеров достигает 140 тысяч человек. Одна шанхайская газета говорит, что «если дела будут идти так, как они шли с августа по октябрь 1930 г., то в Китае будут разрешены все проблемы, ибо за эти три месяца было убито 140 тысяч коммунистов; к этому следует прибавить 350 тысяч солдат, погибших на фронтах, и 450 тысяч умерших от голода в районах бедствий».
По подробным данным МОПР, за последние четыре месяца 1930 г. террор достиг своего апогея в Хунани, за которой следуют Цзянси, Аньхой, Хубэй, Цзянсу и Гуандун. Всего за сентябрь было убито 46 712 человек, за октябрь — 6349, за ноябрь — 6241 и за декабрь — 37 628 человек.
Здесь приведены данные только о первом периоде десятилетней гражданской войны. Однако эти цифры не могли удовлетворить кровожадность Чан Кайши, и он держал курс на дальнейшее усиление контрреволюционного террорд и на расширение масштабов контрреволюционной гражданской войны.
Изложение азов полицейской «философии» и фашистское «законотворчество»
Чтобы подкрепить свой курс на дальнейшее расширение масштабов террора и гражданской войны, Чан Кайши весной 1931 г. значительно совершенствует гоминдановский фашистский режим и его «теоретические» основы.
12 февраля 1931 г. он выступает с изложением своей «философии», в которую вкладывает, всю накопленную им «мудрость». Свой «труд» он назвал «Как следует жить и каким быть». Это, как он сам заявил, «самые основные и самые важные истины», к которым он пришёл и которых «в книгах не найти». Чан Кайши выступил с этой «философией» на особых курсах при Нанкинской военной академии. Его отношение к этим курсам характеризуется его собственными словами из другой лекции: «По сути дела, я ещё никогда, с самого начала создания мной академии Вампу, не создавал такой организации. Тем более никогда не бывало, чтобы я лично проводил перекличку всем пропагандистам и сам выбирал из вас даже командиров отделений». Только в этом узком кругу своих «верных людей» Чан Кайши пошёл на то, что выложил «свои сокровенные мысли», обучая воспитанников. В чём заключается квинтэссенция этой «философии» Чан Кайши? Давайте послушаем, чему он поучал своих сторонников:
«Выходя отсюда, вы должны хорошенько запомнить мои слова. Если вы сумеете идти на риск, сами станете разведчиками и, будучи в разведке, окажетесь взятыми в плен коммунистическими бандитами [цинский двор именовал Сунь Ятсена „бандитским главарём“, Юань Шикай тоже именовал Сунь Ятсена „бандитским главарём“; не было ещё ни одного контрреволюционного узурпатора, который не называл бы революционеров „бандитами“. Чан Кайши называет величайшую в истории Китая революционную партию — Коммунистическую партию Китая — „коммунистическими бандитами“. По сути дела, он лишь подлизывает блевотину цинского двора и Юань Шикая, отнюдь не внося ничего нового.] тут-то вам и представится удобный случай добиться успеха! Каждый из вас может попасть в коммунистические районы и заняться пропагандой в частях коммунистических войск. Попав в плен, нужно найти возможность вернуться обратно, постараться обмануть коммунистических бандитов, обещать им доставить военную информацию и даже притвориться, что вы намерены вести для них работу в нашей армии. Если вы сумеете проявить находчивость и ловкость, то, попав туда, безусловно, сможете выбраться обратно. Попав туда, мы, если представится возможность, можем также „обрабатывать“ коммунистических солдат, либо можем попытаться организовать убийства их командиров из их же пистолетов, организовать покушения на их видных деятелей. Если мы будем энергичны, понравимся им, либо завоюем их доверие, то сможем устроиться на работу в штаб, где наверняка очень скоро можно будет добиться больших успехов. Когда наши войска отвоюют эту местность, вы явитесь к нам, доложите обстановку, укажете дорогу войскам. Эффективность такой работы больше, чем где-либо. Многие желающие попасть в гнездо врага горюют, что это невозможно сделать, а ведь надо только сдаться в плен. Оказавшись в плену, можно придумать много путей для работы. Ведь они вас не убьют, а наверняка заставят либо служить в солдатах, либо работать! А какие возможности открывает служба в их армии или работа у них! Ибо как только подвернётся случай, можно сразу нанести им удар либо устроить бунт и прикончить их! Я надеюсь, что, попав в армию, каждый из вас будет стоить сотни людей. Вот как надо действовать, чтобы быть ценным человеком! Когда вы проникнитесь решимостью, не будете бояться риска, вы поймёте, что даже в плену у врага имеется масса возможностей для того, чтобы добиться больших заслуг… Мы должны неуклонно выполнять ту миссию и тот долг, которые возлагает на нас партия. Только выполнив до конца свой долг, свою революционную миссию, вы будете достойными воспитанниками этих курсов, будете достойны именоваться верными последователями трёх принципов Сунь Ятсена».
Итак, чанкайшистские «основные принципы жизни и поведения человека», его «наука о нормах поведения людей как самая важная и основная из всех наук», сводятся к полицейской науке. Чан Кайши говорит, что эти беседы являются «устным изложением его жизненного опыта и искусства жизни и деятельности». Свои лекции он настойчиво насыщает такими выражениями: «Надеюсь, что вы это запомните», «Вам следует твёрдо запомнить», «Я хочу передать вам все свои мысли; надеюсь, что вы их по-настоящему воспримете и будете работать с энтузиазмом». По Чан Кайши, выходит, что верные последователи трёх народных принципов, должны двурушничать, пробираться в ряды революции. «Секрет успеха», по Чан Кайши, состоит в том, чтобы насадить как можно, больше полицейских шпиков, совершенствовать воровской «талант», как можно больше культивировать способность лгать и убивать. По его словам, такие цели могут быть достигнуты путём использования таких черт коммунистов, как прямодушие и гуманность («ведь они вас не убьют») с тем, чтобы потом покушениями и «приканчиванием» «отблагодарить» коммунистов за их прямоту и гуманность. Вот вам подлинная сущность той «философии чести», о которой неизменно твердит Чан Кайши, вот настоящий комментарий к его словам в «Судьбах Китая», где он утверждает, что «гоминдан — это партия, которая базируется на исконных национальных добродетелях Китая, партия, организационный дух которой зиждется на чувстве морали и сознании долга, которой абсолютно чужды хитроумное комбинирование и бессердечные интриги, как то имеет место в других партиях, построенных на инстинкте обеспечения эгоистических интересов».
Да, Чан Кайши прав, когда он говорит, что «это беседы о его жизненном опыте». Давайте вспомним уже изложенную выше биографию Чан Кайши. Не он ли занимался двурушническими полицейскими махинациями, проявляя «находчивость и ловкость», чтобы пробраться в ряды революции? Не он ли, пробравшись на работу в штаб, «обработал» революционную армию, превратив её в контрреволюционную, и стрелял по революционно настроенным командирам армии из их же пистолетов, организовывал покушения на видных деятелей армии? Не он ли, пробравшись в ряды революции, «как только представился случай», нанёс им удар (инцидент с кораблём «Сунь Ятсен» 20 марта 1926 г.), либо «устроил бунт и прикончил их» (кровавая «чистка партии» 12 апреля 1927 г.)? Если взять приведённые выше высказывания Чан Кайши и сопоставить их с его делами в период великой революции, не станет ли нам совершенно ясно, что всё это «хитроумное комбинирование» и «бессердечные интриги» с самого начала представляли собой хорошо продуманный бизнес, проделанный под псевдореволюционной маской? Раньше Чан Кайши хранил про себя эти «секреты успеха». Ещё в ноябре 1929 г. Чан Кайши поручил сисистской клике Чэнь Лифу организовать партийную охранку, но всё же в то время он в среде своих сторонников не распространялся об этих делах. А в 1931 г., когда преступный режим Чан Кайши стал получать непрерывные удары со стороны народной армии, возглавляемой Мао Цзэдуном и Чжу Дэ, и количество пленных гоминдановских солдат стало слишком велико, Чан Кайши заволновался и был вынужден передать свои полицейские познания группе своих последователей.
Прав также Чан Кайши, когда он говорит, что «этого в книгах не найти», так как в прошлом правящие классы (включая Юань Шикая) ещё не дошли до такой «совершенной науки». Однако после указанной лекции Чан Кайши его воспитанникам это уже «можно найти в книгах» (фашистских гоминдановских книгах). С тех пор как полицейская «философия» этого шефа охранки появилась в книгах, сколько ещё молодёжи попало в ловушку Чан Кайши и его фашистской банды и было принуждено, вопреки своей совести, идти на службу в тайную полицию, проникать с подрывными целями в Коммунистическую партию Китая и другие общественные круги (включая различные хозяйственные и культурные учреждения и организации либеральной буржуазии) и творить самые гнусные преступления против народа, против китайской нации!
Незадолго до выступления Чан Кайши с его полицейской «философией», 31 января 1931 г. его разбойничья клика опубликовала так называемый «чрезвычайный закон о наказаниях за преступления против республики». Это был первый «шедевр» Чан Кайши в области фашистского «законотворчества». Этот предатель китайского народа, подражая стилю Юань Шикая, стал именовать деятельность всех революционеров, борющихся против империализма и феодализма, деятельность всех борцов за демократию, «преступлением против республики». Но у Юань Шикая не было «чрезвычайного закона», не было закона о круговой ответственности. Это уже «оригинальное творчество» сменившего Юань Шикая Чан Кайши. Если практическое содержание основных статей «закона о наказаниях за преступления против республики», сфабрикованного этим крупнейшим предателем китайского народа, перевести на более понятный язык, то оно сведётся к следующему: всякий участник демократического движения против империализма и феодализма подлежит смертной казни; каждый, кто связан с антиимпериалистическим и антифеодальным движением, либо путём распространения литературы или устных выступлений ведёт пропаганду за таковое, осуждается на смертную казнь или бессрочную каторгу; каждый, читающий указанную литературу или слушающий такие устные выступления и сообщающий об этом другим, приговаривается к каторжным работам на срок свыше 10 лет; каждый, кто организует либерально-культурные организации или собрания для пропаганды антифашистской либеральной идеологии, ссылается на каторжные работы сроком от 5 до 15 лет. Таков был тот драконовский закон, которым Чан Кайши пытался задушить стремление китайского народа к свободе, закон, юридически «оправдывавший» все кровавые злодеяния чанкайшистской банды, совершённые ею после 12 апреля 1927 г. После опубликования этого террористического закона кровожадный фашистский тиран Чан Кайши стал совершать массовые убийства борцов за свободу в гоминдановских районах страны. Революционные публицисты и борцы Юнь Дайин, Цай Хэсэнь[66], Дэн Чжунся[67] и молодые писатели Жоу Ши, Бай Ман и другие, которых горько оплакивал великий Лу Синь[68], были принесены Чан Кайши в жертву именно после опубликования этого закона.
Вскоре после выступления Чан Кайши с его полицейской «философией», 5 мая он созвал так называемое «национальное собрание». Это был второй «шедевр» фашистского «законотворчества» Чан Кайши. Все «депутаты» «национального собрания» были назначены Чан Кайши. В этом собрании не было не только депутатов от крестьян и рабочих, составляющих от 80 до 90 % населения страны, но и депутатов от либеральной буржуазии. Не были представлены даже оппозиционные Чан Кайши группировки гоминдана. Это «национальное собрание» представляло только самого Чан Кайши. На языке Чан Кайши, нация — это Чан Кайши, а Чан Кайши — это нация; поэтому и созванное им «национальное собрание» свелось к тому, что Чан Кайши посидел в одном зале вместе с представлявшими лишь его депутатами; они спели ему в унисон, тем дело и ограничилось. Что же спел Чан Кайши назначенным им самим и лишь его одного представлявшим «депутатам»? Это были следующие «мелодии», построенные на открыто фашистских политических «теориях»:
«Политические теории фашистов, основанные на духе превосходства, во главу угла ставят учение о государственном организме и считают государство высшей субстанцией, могущей требовать от своих граждан любых жертв. Ради процветания государства в будущем современное благополучие нации может не учитываться. Власть и общество сосуществуют параллельно, и первая не подчинена второму. Она находится в руках наиболее дееспособных к господству на данном этапе развития…
Путь к демократии лежит через этап „политической опеки“. Для спасения государства от нависшей над ним опасности, нации, не имеющей никакого политического опыта, необходимо пройти через осуществление власти со стороны более дееспособных».
Что же это за государство, о котором говорил Чан Кайши? Это, по выражению Мао Цзэдуна, «феодально-фашистское государство диктатуры крупных компрадоров, помещиков и банкиров», а отнюдь не государство китайского народа. По Чан Кайши выходит, что фашистская диктатура — это прогресс, да к тому же, это «власть наиболее дееспособных» на данном этапе развития. Чан Кайши сказал крайне удачно: его «дорога к демократии» неминуемо должна пройти через осуществление фашистской «власти наиболее дееспособных». А это означает, что его «демократия» исходит из фашистской «власти наиболее дееспособных» и основывается на этой власти. «Демократия» Чан Кайши — великолепный комментарий к его фашистской диктатуре.
Поскольку Чан Кайши пел о том, что «сегодня вся страна требует осуществления дееспособной власти», постольку и депутаты Чан Кайши стали вторить ему. «Национальное собрание» по команде Чан Кайши проголосовало за «временную конституцию периода политической опеки», конституцию фашистской диктатуры,— фашистский «закон о структуре государства». С этих пор, как говорят, господство Чан Кайши получило «правовую» основу.
Всё это фашистское «законотворчество» Чан Кайши сочеталось с кровопролитной гражданской войной. 22 августа 1931 г. в Наньчане он дал краткое обобщение своих стремлений и целей:
«Если Китай будет завоёван империалистами, мы сможем существовать хотя бы колониальными рабами, сможем хотя бы спасти свою шкуру; если же мы будем завоёваны коммунистами, то, даже желая быть рабами, мы не получим и такой возможности».
Первая часть этого высказывания совершенно ясна: Чан Кайши желает, чтобы Китай был завоёван империалистами и хочет, чтобы китайцы готовились стать колониальными рабами. А вот вторую часть этого суждения следует пояснить: слова «будем завоеваны коммунистами» практически означают: «если коммунисты станут руководить Китаем». Что же произойдёт, если коммунисты станут руководить Китаем? Тогда Китай будет спасён и китайцы смогут избежать участи колониальных рабов. Но, в самом деле, кое-что и погибнет: сгинет колониальный или полуколониальный, феодальный или полуфеодальный крепостнический строй, сгинут классы помещиков и компрадорско-бюрократической крупной буржуазии, сгинут и внешние враги — иностранные империалисты, то есть вся основа чанкайшистского фашизма. Такую гибель будут оплакивать лишь Чан Кайши, «четыре семейства» и представители их классов, то есть незначительная горстка китайской нации, но ликовать будет весь китайский народ. Правильно сказал Чан Кайши и о том, что, «даже желая быть рабами, мы не получим и такой возможности». Откуда же быть рабам, если Китаем будет руководить коммунистическая партия, если он освободится от ига империализма и феодализма, если классы помещиков и компрадоров будут уничтожены? Раз не станет феодально-крепостнического и компрадорского рабства, то, естественно, «даже желая быть рабами, мы не получим и такой возможности».
Одним словом, «дееспособность» фашистского господства Чан Кайши направлена, во-первых, на то, чтобы стать колониальными рабами и, во-вторых, на продолжение беспощадной кровавой борьбы против компартии, стремящейся уничтожить режим внешнего и внутреннего рабства. А ведь эти две задачи, по сути дела, представляют собой две стороны одного и того же «дела».
Непротивленчество — выдающийся вклад в историю предательства
Не прошло и полмесяца после того как Чан Кайши выразил своё желание стать колониальным рабом, как «дееспособная власть» Чан Кайши на деле проявила свою «дееспособность». 6 сентября 1931 г. японские захватчики, воспользовавшись так называемым «инцидентом с исчезновением Накамура», стали готовиться к военным действиям. 11 сентября «дееспособное» правительство Чан Кайши отдало следующий приказ войскам, расположенным в Маньчжурии:
«В случае провокаций со стороны японских войск надлежит проявлять осторожность и всячески избегать столкновения».
В день «событий 18 сентября», когда японские войска обстреляли из орудий северные казармы [в районе Мукдена], «дееспособность» правительства Чан Кайши выразилась в его ответной телеграмме командованию маньчжурских войск:
«Данные действия японских войск носят обычный провокационный характер. Во избежание расширения инцидента, сопротивления ни в коем случае не оказывать».
23 сентября «дееспособность» правительства Чан Кайши выразилась в опубликовании «Обращения к армии и народу страны», в котором говорилось, что маньчжурский инцидент «уже доложен Совету Лиги наций и ждёт своего справедливого разрешения. Поэтому правительство выражает надежду, что армия будет избегать столкновений с японскими войсками и предупреждает всё население страны о необходимости сохранять полное спокойствие».
Власть Чан Кайши и в самом деле оказалась куда «дееспособнее», чем власть Юань Шикая или маньчжурского двора: не прошло и пяти дней военных действий, как были потеряны Мукденская и Гиринская провинции, а вскоре и Хэйлуцзянская. Ни Юань Шикаю, ни цинскому двору такие «достижения» не могли даже сниться. Когда японские захватчики вели наступление на Цзинчжоу, «дееспособное» министерство иностранных дел чанкайшистского правительства внесло в Лигу наций позорное предложение об объявлении города Цзинчжоу «нейтральной зоной».
Однако китайский народ не внял заклинаниям Чан Кайши о том, что если Китай будет завоёван империалистами, китайцы смогут быть хотя бы колониальными рабами, смогут хотя бы «спасти свою шкуру»; китайский народ сбросил с себя путы сфабрикованного Чан Кайши «закона о наказаниях за преступления против республики» и его фашистской «временной конституции периода политической опеки» — китайский народ пробудился. Вопреки непротивленческим проповедям Чан Кайши, трудящиеся Китая проявили величайшую отвагу в сопротивлении. После событий 18 сентября по всей стране прокатилась волна крупных антияпонских демонстраций. Шанхайские рабочие провели крупную антияпонскую забастовку. Возглавляемые Мао Цзэдуном китайская компартия и Красная Армия Китая призвали все вооружённые силы страны на отпор агрессии японского империализма, призвали к «организации на Северо-Востоке партизанской войны для нанесения непосредственного удара по японским захватчикам» (из «Обращения ЦК КПК» от 22 сентября 1931 г.).
В октябре представители студенчества съехались в Нанкин. Чан Кайши был вынужден выйти к ним. Пулемёты и винтовки Чан Кайши в это время были обращены не против японских захватчиков для защиты китайской земли, а против патриотов-студентов, для охраны Чан Кайши, этого врага нации и народа. Защищённый со всех сторон плотным кольцом охраны, Чан Кай-ши заявил: «Правительство активно готовится к оказанию отпора Японии. Если через три года потерянные территории не будут возвращены, то пусть мне, Чан Кайши, отрубят голову!» Зимой 1928 г. Чан Кайши также заявил Антияпонской лиге: «Если в течение трёх лет не будут выведены иностранные войска и аннулированы неравноправные договоры, то вы можете казнить меня за мою вину перед страной». С тех пор до событий 18 сентября 1931 г. прошло почти три года, японских войск в Китае стало намного больше, но Чан Кайши вовсе не спешил выдать свою голову. Наоборот, на протяжении этих трёх лет топор «дееспособной власти» Чан Кайши срубил головы бесчисленному множеству революционеров. В том-то и дело, что японские захватчики нагло полезли в Китай лишь потому, что голова Чан Кайши оставалась у него на плечах и потому, что последний продолжал рубить головы китайским революционерам. И вот Чан Кайши перед лицом борющегося против Японии народа вновь повторил слова, сказанные им три года назад. Что это означало? Это означало лишь то, что Чан Кайши намерен по-прежнему торговать территорией Китая, что он собирается, пытаясь спасти свою голову, с ещё большим ожесточением продолжать рубить головы революционного народа Китая.
На следующий день после этого заявления Чан Кайши вновь был вынужден выйти для объяснения со студентами. Студенты категорически заявили, что они «клянутся не покинуть здания национального правительства, пока не получат обещания, что для отпора Японии будут брошены войска». Чан Кайши, видя, что ему деваться некуда, тут же, не моргнув глазом, обещал: «В течение трёх дней я отдам приказ о направлении войск». Студенты потребовали, чтобы он письменно подтвердил это обещание, которое они хотели доставить в Шанхай. Чан Кайши, отговорившись тем, что ему нужно пройти для этого в свой кабинет, улизнул, а затем не замедлила проявиться его «дееспособность»: вооружённая жандармерия силой оружия разогнала прибывших с петицией студентов.
После этого прошло не «три дня», а два месяца, и опасность, нависшая над страной, стала ещё более грозной. Тем не менее студенчество так и не увидело приказа Чан Кайши о направлении войск. Тогда в Нанкине была проведена демонстрация более 30 тысяч человек для предъявления петиции Чан Кайши. И тут вновь проявилась «дееспособность» Чан Кайши: вооружённые до зубов жандармы преградили путь студентам, раздался воинственный сигнал к атаке, загремели выстрелы, пошли в ход штыки. Шедшие в передних рядах демонстранты падали, сражённые пулями палачей. Примерно за десять минут было убито более 30 и ранено более 100 патриотов-студентов; несколько человек нашло свою смерть в реке. Горячая кровь патриотов обагрила мосг Чжэньчжуцяо и окрасила воду под ним.
Китайский народ запомнит и этот кровавый день — 17 декабря 1931 года, когда Чан Кайши у моста Чжэньчжуцяо в Нанкине расстрелял студентов, требовавших сопротивленья японским захватчикам!
После событий 18 сентября на одном из собраний в Нанкине Чан Кайши как-то разыграл из себя Ио Фэя[69] и заявил, что он немедленно отправляется на север, на передовые позиции, на смертный бой с врагом. Присутствовавшие, стоя, устроили ему овацию, многие собрались на торжественные проводы этого новоявленного Ио Фэя в Маньчжурию на «подвиги» во имя «уничтожения врага и спасения родины». Где же оказались у Чан Кайши «передовые позиции»? Они оставались там же, где они неизменно находились с самого кровавого дня — 12 апреля 1927 г.: в Наньчане, Лушане, Ханькоу, Юэяне либо в Фэнхуа, но никак не в Маньчжурии. Чан Кайши стремился уничтожить отнюдь не японских захватчиков, а сопротивлявшийся им китайский народ, борющийся за своё освобождение.
28 января 1932 г. началась героическая шанхайская оборона. В этот день Чан Кайши приказал 19‑й армии покинуть Шанхай-Усунский район, но наступление японцев вынудило 19‑ю армию, горячо поддержанную всей страной, дать им отпор. Однако Чан Кайши не дал подкреплений сражавшейся армии; более того, китайский флот «поддерживал дружеские отношения» с японским флотом. Гао Фатан сообщает по этому поводу:
«В самом начале шанхайских событий министр морского флота Чэнь Шаокуань отдал по всем эскадрам секретный приказ, в котором говорилось следующее:
„Мною получено письмо командующего японским флотом, в котором он сообщает, что настоящие операции нельзя считать военными действиями и что если китайские корабли не атакуют японские суда, последние, в целях поддержания дружественных отношений, также не атакуют китайские суда. В связи с этим кораблям нашего флота надлежит сохранять спокойствие“».
После этого японский флот открыл огонь в Сягуане. Командующий китайской эскадрой, явно выполняя волю министра, отдал следующее экстренное распоряжение:
«Обстрел японским флотом форта Шицзышань и столицы не имеет отношения к нашему флоту. Ответный огонь может быть открыт только в случае обстрела наших кораблей японским флотом».
Эскадра, стоявшая у Гаочанмяо в Шанхае, получила тот же приказ… 19‑я армия пыталась получить в морском ведомстве орудия и бронеплиты, но ей в этом было отказано. В то время японский транспорт уже три дня сидел на мели в Байлунгане, и если бы наши корабли атаковали его, то могли бы захватить большую партию оружия. Однако Чэнь Шаокуань игнорировал полученное им по этому поводу донесение. Так поддерживались «дружественные отношения»! Все эти возмутительные явления были заблаговременно тайно согласованы вицеминистром морского министерства Ли Шицзя с Шиозава. В то время, когда 19‑я армия вела кровопролитные бои, Ли Шицзя в одном автомобиле с японским командующим Намура разъезжал по местам сражений, осматривая окопы. Его нисколько не смущало всеобщее негодование.
Почему же Чэнь Шаокуань и Ли Шицзя до того обнаглели, что не испытывали никакого смущения? Да потому, что они имели указания от начальства. А кто же был их начальником? Не кто иной, как Чан Кайши!
Японские захватчики непрерывно посылали в Шанхай подкрепления; численность пополнений достигла нескольких десятков тысяч человек. А между тем. в самый напряжённый момент борьбы 19‑й армии, шанхайские газеты опубликовали следующее интервью Сун Цзывэня:
«На заседании правительства Чан Кайши и Хэ Инцинь сообщили, что для такой короткой линии фронта было бы достаточно и одного полка, а 19‑я армия имеет три дивизии, то есть 16 полков, и может держаться без подкреплений. Было решено, что нет необходимости в оказании помощи 19‑й армии. В случае если офицеры и солдаты других армий начнут действовать самовольно, без соответствующих предписаний военного министерства, то они будут подвергнуты наказанию как нарушители воинской дисциплины, несмотря на то, что они руководствуются чувством патриотизма».
При таком «стратегическом» курсе Чан Кайши цели японских захватчиков были быстро достигнуты. Они заняли Шанхай-Усунский район, и Чан Кайши с Ван Цзинвэем сообща состряпали «Шанхайское соглашение» о перемирии, по которому Шанхай-Усунский район был фактически продан японцам.
Чан Кайши продолжает кровавое наступление внутри страны, а японские захватчики продолжают вторгаться извне
Оказавшись лицом к лицу с народным антияпонским движением, Чан Кайши стал ещё более опасаться, что народ возьмёт его за горло. В это время в стране происходят серьёзные классовые сдвиги. Не только рабочие, крестьяне и мелкая буржуазия начинают всё более активно подниматься на борьбу против господства Чан Кайши, но всё более определяются и всё яснее вырисовываются противоречия между ним и либеральной буржуазией. Ряд газет и журналов либеральной буржуазии открыто выступает за отказ от политики «ликвидации коммунистов». Обострение противоречий между японскими, английскими, американскими и Французскими империалистами в Китае всё более способствовало отходу от Чан Кайши и других группировок внутри гоминдана. Изоляция Чан Кайши усиливается. Но именно в силу всё возрастающей изоляции Чан Кайши стремится выслужиться перед японскими захватчиками. Беснующийся палач усилил разгул кровавой антинародной резни.
Подписав состряпанное вместе с Ван Цзинвэем «Шанхайское соглашение» о перемирии, Чан Кайши спешно выезжает в Ханькоу, где принимает пост (на который он сам себя назначил) главнокомандующего операциями против коммунистов в районе Хубэй — Хэнань — Аньхой и приступает к «походу» против смертельного врага японских захватчиков — народной Красной Армии Китая, к удушению аграрной революции, создавшей широчайшую базу сопротивления Японии. Лозунгом Чан Кайши и Ван Цзинвэя было: «Чтобы дать отпор нашествию извне, надо сначала навести порядок внутри». Лу Синь следующим образом расшифровал подлинные замыслы Чан Кайши, скрывающиеся за этим лозунгом: «Навести порядок внутри, но не к чему давать отпор идущим извне»; «впустить идущих извне, чтобы навести порядок внутри»; «идущие извне — это свои для нас, зачем же давать им отпор?» Этот злодей и палач своего народа, подлый изменник делу Сунь Ятсена, Чан Кайши выступил с «обращением к армии», в котором заявил:
«Я выезжаю в район Хубэй — Цзянси, где возглавлю войска в походе против красных бандитов [читай: против революционных народных войск, беззаветно борющихся за счастье страны и народа]… В кратчайший срок бандитская зараза будет искоренена и будут заложены основы для спокойствия нации. Я полон решимости после благополучного выполнения этого моего исконного стремления сменить меч на плуг, чтобы показать бескорыстность моих намерений».
Сопоставьте это, антикоммунистическое обращение Чан Кайши с «приказом о карательной экспедиции» против Сунь Ятсена, отданным Юань Шикаем 22 июля 1913 г. Юань Шикай писал:
«…не потерплю, чтобы древнее государство пятитысячелетней цивилизации погибло по моей вине. Пока я жив, я не допущу, чтобы своевольничал злодей, замысливший погубить Китай. Надеюсь, что сообща со своими друзьями, преодолев все тяготы и опасности, мы укрепим основы нашей страны. И тогда, уйдя на покой, как счастливый гражданин республики, я буду со стороны наблюдать царящий в стране порядок».
Чем же отличается тон обращения Чан Кайши от приказа Юань Шикая? По существу ничем, но всё же Юань Шикай в то время был более уверен в себе; Чан Кайши уступает ему в этом. Чан Кайши противостоят неуклонно возрастающие, воистину, могучие народные силы, и в его «обращении» проскальзывают плаксивые нотки. Он говорит: «Либо добьюсь успеха, либо отдам свою жизнь». Он чувствует, что может «сложить голову на поле брани» — погибнуть в ходе гражданской войны. Тем не менее, «заблаговременно оставляя завещание», он отнюдь не успокаивается на том, что лично он погибнет; он, видите ли, ещё требует у своих последователей, чтобы они «навеки приняли» указанный им путь контрреволюционной гражданской войны, путь мракобесия, как единственный «путь к свету», чтобы все они последовали за ним на тот свет. По воле японцев 19‑я армия приказом гоминдановского военного комитета от 23 мая также перебрасывается на фронт гражданской войны.
Ханькоуский штаб Чан Кайши, выполняя его «исконное стремление», обобщая опыт Чан Кайши за всё время антикоммунистической гражданской войны, в сентябре 1932 г. отдаёт приказ:
«Бандиты, не проявляя ни малейшего раскаяния, пытаются сохранить за собой захваченную ими землю. В связи с этим надлежит осуществить следующие мероприятия: 1. Поголовно расстреливать всё взрослое мужское население бандитских районов [читай: народно-революционных районов]. 2. Предавать огню все строения в этих районах. 3. Все запасы продовольствия, захваченные в бандитских районах, вывозить и передавать для снабжения антикоммунистической добровольческой армии. То, что вывезти будет невозможно, сжигать. Следует острым мечом рубить без пощады. В противном случае операции по ликвидации коммунистов успеха не дадут и наши усилия пропадут даром».
За исключением политиканов типа Ян Юнтая из прояпонской реакционной клики «политических наук», которых Чан Кайши привлек к разработке тайных планов своего антикоммунистического похода, всеми делами этой контрреволюционной войны «по истреблению коммунистов» практически непосредственно заправляло немецкое реакционное офицерство. Один из немцев, проживавших в Китае, в своей книге «Тайный Китай» следующим образом описывает обстановку в войсках Чан Кайши:
«Все были строго подчинены немецким офицерам, „консультативный“ инструктаж которых покорно принимался как приказ свыше. Вместе с полковником Бауэром из Германии прибыло 30 офицеров, которые были облечены полным доверием Чан Кайши. На первых порах страны Антанты были обеспокоены тем, что немцы могут заключить слишком много военных контрактов для своих промышленников. Однако всё обошлось благополучно, ибо оснащение и обучение китайской армии под командованием немцев не могло не радовать международных империалистов».
Предатель Чан Кайши не убоялся пойти на такие злодеяния не только потому, что заручился поддержкой иностранной реакции, но и потому, что иностранные реакционеры осуществляли в его войсках непосредственное командование. Без этого господство Чан Кайши не выдержало бы и нескольких ударов народного кулака. Жестокость, которую Чан Кайши проявлял по отношению к народу, представляла собой средневековое восточное варварство, умноженное на современное западное фашистское варварство.
Таким образом, Чан Кайши продолжал своё кровавое наступление внутри страны, а японские захватчики тем временем вторгались извне. Именно в то время, когда Чан Кайши ликовал, проводя свою политику тотального уничтожения, предания огню и грабежа «бандитских районов», японцы, глубоко признательные Чан Кайши за его усилия, тоже не сидели сложа руки. 3 января 1933 г. они заняли «основные ворота Китая» — Шанхайгуань. 17 января Мао Цзэдун и Чжу Дэ опубликовали декларацию, в которой выразили желание сообща со всеми войсками страны выступить для отпора японским захватчикам при следующих трёх условиях:
1. Немедленное прекращение наступления гоминдановских войск против советских районов Китая.
2. Обеспечение народу демократических прав.
3. Немедленное вооружение народа, создание добровольческой армии для защиты Китая и обеспечения независимости, единства и территориальной целостности страны.
Но Чан Кайши, который за год до этого предпочел, чтобы японцы заняли Маньчжурию, теперь предпочёл, чтобы они захватили Жэхэ и вторглись за пределы Великой китайской стены, и поэтому ответил на декларацию Мао Цзэдуна и Чжу Дэ продолжением «похода». 7 апреля, в момент когда японские захватчики подходили к стенам Пекина, Чан Кайши в Фучжоу (Цзянси) заявлял:
«Беда для нашей страны состоит не в японцах, а в бандитах из Цзянси [читай: в революционном народе, борющемся против империализма и феодализма]. Поэтому, хотя я и ездил на Север, я ни на минуту не забывал о бандитизме в Цзянси и, тем более, о тех жестоких поражениях, которые потерпели 52‑я и 59‑я дивизии. Врагом нашей революции являются не японцы, а бандиты… Конечно, три восточные провинции и Жэхэ утрачены при номинально едином правительстве, и мы должны нести за это ответственность. Однако, если исходить из наших революционных [читай: контореволюционных] позиций, то эта утрата не имеет большого значения. За захват японцами трёх восточных провинций и Жэхэ революционная [контрреволюционная] партия отвечать не может. Эта утрата не наносит ущерба делу революции [контрреволюции]. Если мы сейчас будем лишь витать в облаках и болтать о сопротивлении Японии, вместо того чтобы по-деловому заняться искоренением бандитизма, то это будет не более, как ловкачеством, недостойным солдата революции [контрреволюции]».
Здесь Чан Кайши до того откровенно обнажил всю омерзительную сущность своего предательства, что комментарии просто излишни. Затем от него последовало предельно циничное распоряжение: «Болтающих о сопротивлении Японии — казнить без всякого сожаления». Это было заявлено им в наньчанском городском комитете гоминдана в речи перед высшим командным составом его войск 10 апреля, то есть через три дня после той речи, которая цитировалась выше. Здесь Чан Кайши говорил следующее:
«Я прибыл в Цзянси для руководства походом с твёрдым решением: либо будут бандиты, тогда не будет меня, либо буду я, тогда не будет бандитов [то есть либо совершится освобождение народа, тогда не будет Чан Кайши, либо будет Чан Кайши и тогда не будет освобождения народа.]. Если и впредь среди моих командиров, участвующих в походе против бандитов, найдутся такие, которые будут просить отправить их на Север для сопротивления Японии и не будут стремиться покончить с бандитами, то их следует рассматривать как трусов и немедленно казнить без всякого сожаления».
Эти «теории» Чан Кайши на практике очень скоро привели к «соглашению в Тангу»[70]. Этим соглашением, состряпанным Чан Кайши совместно с Ван Цзинвэем, фактически признавался захват японцами трёх восточных провинций и Жэхэ, а восточная часть провинции Хэбэй объявлялась «демилитаризованной зоной». Север Китая, таким образом, ставился под контроль японских войск. Чанкайшистский генерал Хэ Инцинь открыто отдал приказ о роспуске добровольческой армии, а Антияпонская союзная армия[71] в Калгане была обвинена Чан Кайши и Ван Цзинвэем «в нарушении единства административной власти центрального правительства», и против неё был предпринят карательный поход. Вскоре войсками Чан Кайши была уничтожена в Фуцзяне 19‑я армия[72], покрывшая себя славой в шанхайских боях с японцами.
После «соглашения в Тангу» Чан Кайши развивает дальше свою установку на то, чтобы «острым мечом рубить без пощады», которую он дал в 1932 г. в приказе о поголовном уничтожении населения, предании огню всех жилищ и реквизиции всего продовольствия в «антикоммунистическом походе». Этот палач был крайне заинтересован в том, чтобы «острым мечом», предоставленным ему иностранными империалистами, продолжать уничтожать живые силы нации. В своей речи на совещании высшего командного состава 2 октября 1933 г. Чан Кайши заявил:
«Мы должны острым мечом рубить без пощады. Нам нужны лишь люди, способные рубить без пощады… Всем следует знать, что наше революционное [читай: контрреволюционное] дело требует от нас, чтобы мы отважно стремились вперёд [то, что Чан Кайши в истреблении народа весьма „отважен“, известно уже давно и всем] и рубили без пощады. Поэтому вы как мои подчинённые, если хотите быть солдатами революции [читай: контрреволюции], должны обладать мужеством и способностью рубить без пощады! Мы, ваши начальники, безусловно, сумеем быть такими способными рубить без пощады, а вы, подчинённые, тоже должны уметь рубить без пощады! Я именно такой, рубящий без пощады, главнокомандующий, и буду искать себе таких же рубящих без пощады генералов и офицеров!»
Обратите внимание, сколько раз этот кровожадный палач одним духом выпалил «рубить без пощады!» В деле истребления народа Чан Кайши всегда был непревзойдённо «храбрым».
Очередной приступ фашистской истерии
После событий 18 сентября 1931 г. Чан Кайши усиливает гражданскую войну и одновременно упорно занимается насаждением фашистских террористических организаций. Помимо ранее созданной фашистской полицейской организации — сисистской клики братьев Чэнь — создаётся новая фашистская организация, общество «Фусиншэ»[73], костяком для которого послужили главари бывшего «Общества по изучению суньятсенизма». Эти две фашистско-полицейские террористические организации объединили все отбросы общества: всевозможных предателей, шпионов, троцкистов, просто негодяев и гангстеров пера,— одним словом, всех отвратительнейших паразитов на теле нации. Своим лозунгом они провозгласили: «Вдохнуть в труп гоминдана фашистскую душу!». Для подавления патриотического антияпонского движения каждый уголок гоминдановских районов был обращён в тайный застенок, в ужасный ад. В этот же период Чан Кайши через своего посланника в Италии Лю Вэньдао (теперь член ИКК гоминдана) устанавливает ещё более интимную дружбу с пособником японских милитаристов, основоположником фашизма — Муссолини, с которым поддерживает постоянный и тесный контакт. Он направляет на учёбу в Италию большое число своих сторонников.
Когда к власти в Германии пришёл Гитлер, Чан Кайши и его подручные возликовали до сумасшествия, возомнив, что теперь будет покончено с нарочным революционным движением во всех странах, что СССР более не сможет существовать, что господство фашизма распространится на весь мир. Они стали усиленно насаждать фашизм в гоминдановских районах страны, наводнять книжный рынок переводной и собственной фашистской литературой. Чанкайшистские прихвостни стали ставить Чан Кайши в один ряд с Гитлером и Муссолини. Начальник пресс-бюро министерства «обороны» Чан Кайши — Дэн Вэньи — выпустил книгу «Слова и дела вождя», в которой писал:
«Некоторые считают, что вождь [то есть Чан Кайши] является фигурой такого же масштаба, как Муссолини и Гитлер. Однако Германией, где господствует Гитлер… конечно, легко управлять; аналогичным образом обстоит дело и в Италии, где господствует Муссолини… Наш вождь… по своим заслугам и величию стоит несравненно выше, чем Гитлер и Муссолини».
Этот чанкайшистский выродок имел некоторые основания для своего утверждения: Гитлер и Муссолини, конечно, головорезы мирового масштаба, но если говорить о количестве людей, истреблённых в своей стране, об изуверской жестокости, с которой истреблялись эти люди, то есть о фашистских «заслугах и величии», то ни Муссолини до Чан Кайши, ни Гитлер после него не могут идти ни в какое сравнение с Чан Кайши. Однако
Чан Кайши боготворил Гитлера. Мало того, что он в своё время отправил множество своих людей учиться к Муссолини, теперь он стал пачками отправлять их на выучку к Гитлеру. Он отправил туда даже своего сына Цзян Вэйго, проявляя к Гитлеру ещё большее почтение, чем к Муссолини. В это время среди советников предателя Чан Кайши, наряду с реакционером немецким генералом Сектом[74], появляется начальник немецкой полиции, который обучает чанкайшистскую банду искусству «специальной службы». Не приходится удивляться, что, в ответ на такое преклонение перед Гитлером со стороны Чан Кайши, первым, кто в день 50‑летия Чан Кайши прислал ему поздравительную телеграмму и присвоил высшую награду, был именно Гитлер. Не остался в долгу перед Чан Кайши и Муссолини. Он побеспокоился даже о его бытовых удобствах — подарил самолёт для личного пользования.
По наущению немецких и итальянских фашистов бандит Чан Кайши всемерно усиливает аппарат своего террористического господства в подчинённых ему районах страны. Во-первых, действуют две тайные полиции: сисистская и «Фусиншэ», а, во-вторых, под контролем этих двух крупных тайных органов создается и новая система — система «баоцзя»[75]. Об этой новой системе Чан Кайши в Хубэе была весьма распространена народная песенка:
Население гоминдановских районов и участники патриотического народного антияпонского движения ставятся под суровый надзор, за ними начинается настоящая охота. Таковы были основные шаги Чан Кайши по внедрению фашистской системы в местные административные органы. Тогда же Чан Кайши обнародовал «временное положение» о подчинении командующим войсками всего местного партийного и административного аппарата в районах операций против «бандитов», закрепив тем самым концентрацию всей власти в руках военно-фашистской диктатуры. Весь аппарат его господства был построен на взаимной слежке, где каждое звено, каждая организация следил друг за другом. Как ядовитая гадина оплёл этот полицейский аппарат тело Китая, и смертельная опасность грозила всякому, на кого брызгала её отравленная слюна.
20 июня 1933 г., через 20 дней после «соглашения в Тангу», одна из иностранных газет в Шанхае писала:
«Фашистские насильники бесчинствуют… Совершают нападения на коммунистов, хватают левых писателей… Остриё их ударов направлено не только против компартии, но и против оппозиционных к Чан Кайши групп его политических противников. Для достижения этих целей на линии железных дорог Шанхай — Нанкин и Шанхай — Ханчжоу — Нинбо направлено более десяти отрядов разведки, „отрядов железа и крови“, нарядов фашистской политической полиции, центры которых находятся в Шанхае… Усиление разнузданности фашистских насильников сопровождается массовыми кровавыми трагедиями, терроризирующими китайцев… По совершенно достоверным сведениям, непосредственная опасность угрожает жизни корифея „Лиги левых писателей“ — Лу Синя; фашистами также отдан приказ об аресте Мао Дуня»[76].
В этой статье о деятельности чанкайшистских молодчиков в «научных кругах» газета сообщала:
«Организации синерубашечников, строющиеся в основном на методах секретной работы и усиленно готовящие специальные кадры, в настоящее время уже почти открыто пытаются распространить свою деятельность и на интеллигенцию. Эти тенденции из района реки Янцзы распространяются на район Бэйпин — Тяньцзин».
В этом же сообщении подтверждается, что фашистское движение синерубашечников направляется гитлеровцами:
«Чанкайшистский „Союз синерубашечников“ пригласил два-три десятка немцев в качестве инструкторов и организаторов фашистского движения. В Нанкине студенты, связанные с немецкими кругами, усиленно занимаются переводом фашистской литературы и снабжают ею членов партии».
Невозможно перечислить всех кровавых фашистских злодеяний в чанкайшистских районах за период после подписания «соглашения в Тангу».
Третий жандармский полк Чан Кайши несколько месяцев преследовал пекинских студентов за участие в похоронах героя революции Ли Дачжао[77]. Тысячи молодых людей были арестованы. В пекинской тюрьме было умерщвлено 400—500 человек, среди которых погиб и литератор Хун Линьфэй. Жизни революционной молодёжи и всех антияпонских элементов в Шанхае ежечасно грозила опасность. Арестованным и загубленным нет числа. Вдова Сунь Ятсена — Сун Цинлин, Цай Юаньпэй, Ян Синфу за организацию «Лиги защиты прав человека» получали множество анонимных писем, в которых им угрожали убийством из-за угла. В конечном счёте, Ян Синфу был убит среди бела дня на улице в Шанхае. Патриот Ши Цаньтан за отказ восстановить железнодорожное движение с Маньчжоу-Го несколько дней разыскивался Хэ Инцинем и затем был схвачен и убит. На генерала Цзи Хунчана[78], оказавшего сопротивление японцам, было совершено покушение в Тяньцзине, но он остался жив. Тогда Чан Кайши и Хэ Инцинь за взятку в несколько десятков тысяч долларов добились у администрации французской концессии выдачи Цзи Хунчана и казнили его. Либерально-буржуазный деятель Ши Лянцай был убит только за то, что выражал недовольство мракобесием Чан Кайши.
В этот же период героически отдали свою жизнь и великие революционные борцы Цю Цюбо[79] и Фан Чжиминь[80].
Чан Кайши проповедует пораженчество и выражает желание пойти в лакеи к японским захватчикам
Тактику «выжженной земли» в борьбе против коммунистов и разгул террора в гоминдановских районах Чан Кайши сочетал с пораженчеством и политикой непротивления по отношению к японцам. После «соглашения в Тангу» политика Чан Кайши и Ван Цзинвэя основывалась на том положении, что судьба Китая должна быть отдана в руки японских империалистов.
В своей речи на совещании высшего командного состава 2 октября 1933 г. Чан Кайши заявил следующее: «Быть или не быть нашей стране,— это целиком и полностью зависит от японцев. Мы будем вынуждены погибнуть в тот день, когда они захотят этого! Точно так же, как в народном поверье, по которому жизнь каждого из нас находится в руках Яньвана и он в любой угодный ему момент может прислать по нашу душу своих чертенят!»
В июле 1934 г. Чан Кайши на Лушаньских курсах переподготовки офицерского состава выступил с речью на тему «Отпор внешнему нашествию и возрождение нации». Послушайте, о каком «отпоре» внешнему нашествию и о каком «возрождении нации» он говорил.
Прежде всего, обратите внимание на то, какую оценку Чан Кайши дал положению японского империализма:
«К настоящему моменту Япония в военном отношении подготовлена лучше, чем любая другая страна мира. Поэтому она смело вторглась в Китай, стремясь покорить всю Восточную Азию».
От этих слов так и несёт японской пропагандой! Но как же быть Китаю в этом случае? Чан Кайши заявил:
«Не только в десять — в три дня они могут полностью оккупировать все районы вдоль морского побережья и вдоль рек нашей страны, оккупировать любую местность: на западе — не только Чунцин, но и Чэнду, на юге — не только Гуандун, но и Учжоу и Наньнин. Все их потенциальные силы давно приведены в готовность и их эскадры давно уже разбросаны повсюду. Они могут в любой момент оккупировать не только наши земли вдоль побережья и рек, но и вообще любую местность нашей страны. Ими уже официально оккупированы четыре восточные провинции, и даже Север Китая фактически давно находится под их контролем[81]. На всех железных дорогах и вообще во всех стратегических пунктах на удобных коммуникациях в Северном Китае они провели подготовительные военные мероприятия и в любой момент могут его оккупировать… Поэтому при нынешнем положении вещей им стоит только дать сигнал, как буквально в три дня они сумеют полностью захватить все стратегические районы Китая и поработить нашу страну.
Сегодня они в состоянии немедленно бросить свои войска и военные корабли в любое угодное им место. Те же места, куда не могут прийти их сухопутные и морские силы, они в состоянии в любой момент бомбить с самолетов и взять нас за горло!»
После событий 18 сентября Чан Кайши дал своё второе обещание студентам, что если утраченные территории не будут возвращены в «три года», то он, Чан Кайши, разрешает отрубить ему голову. К моменту, когда произносилась цитированная выше речь, прошло уже почти три года, но Чан Кайши отнюдь не собирался выдать свою голову. Более того, теперь он стал проповедником поражения в «три дня», поражения в любой момент. Шанхайские события января-февраля 1932 г., когда бои с японцами длились целый месяц, не привели Китай к поражению; не привели его к поражению и военные действия против японцев в районе Великой китайской стены, тоже продолжавшиеся значительное время. Но Чан Кайши не был намерен считаться с историческими фактами. Более того, он пошёл ещё дальше: оказывается, стране не только грозит порабощение в «три дня», но она давно уже порабощена. Послушайте, что он утверждал:
«Дело не ограничивается тем, что Бэйпин, Тяньцзин, Цзинань, Циндао, Кантон, Ханькоу, Шанхай — все пункты, где есть концессии, все открытые порты служат очагами военной агрессии японцев, так как давно уже проведена в скрытой форме оккупация их японскими солдатами, переодетыми в гражданскую одежду. Следует помнить, что скрытно оккупирован также любой пункт, где находится их военный корабль или помещается их консульство. Везде и всюду проведена подготовка к открытой оккупации в любой момент».
Чан Кайши пошел и дальше в своей «теории» о том, что «жизнь китайского народа целиком и полностью находится в руках японцев»:
«Сейчас,— заявил он,— жизнь всей нашей страны, жизнь всей нашей нации, можно сказать, целиком находится во власти японцев. Мы не в состоянии проявить ни малейшей свободы в своей деятельности. Наша жизнь ежечасно и ежеминутно во власти японцев».
Этими словами Чан Кайши сам признал, что его «правительство» представляло собой клику покорных лакеев.
Поделиться книгой: