Чан Кайши — враг китайского народа

Первым полководцем, возглавлявшим войска в войне против северных милитаристов и стяжавшим великую боевую славу, был известный коммунист генерал Е Тин[35]. Отдельный полк под командованием Е Тича первым ворвался в Хунань, разгромил врага, стабилизировал обстановку в Хунани и укрепил военную базу Северного похода. Именно этот знаменитый революционный отдельный полк в жестоких боях под Динсыцяо, Хэшэнцяо и других сражениях разбил главные силы У Пэйфу и проложил путь к победе над северными милитаристами. Именно этот знаменитый революционный полк перемолол авангард противника под Учаном и занял его. В то время отдельный полк числился в составе 4‑й армии национально-революционных войск, которая называлась «железной армией». Это имя — «железная армия» — было завоевано беспредельным героизмом революционного отдельного полка. Хотя это был всего лишь отдельный полк, но ни одна китайская армия во всей предыдущей военной истории Китая не могла сравниться с ним в боеспособности. Чем же это объяснялось? Тем, что эти авангардные части в основном состояли из коммунистов и комсомольцев, тем, что, с точки зрения социальной базы революции в целом, они были тесно связаны с великим крестьянским движением в Хунани, проходившим под руководством Мао Цзэдуна. Не только этот отдельный полк, но и все части, участвовавшие в походе против северных милитаристов, в первую очередь получали революционную помощь крестьян Хунани и таким образом добивались значительных военных успехов.

Во время Северного похода Чан Кайши, находясь в тылу в Кантоне, использовав захваченную им после событий 20 марта партийную власть, присвоил себе звание главнокомандующего. История Чан Кайши такова: через захват армии (1‑й армии) —к захвату руководства в партии и власти в правительстве, а затем, прибрав к рукам гоминдан,—новый шаг в деле захвата армии и власти во всей стране. Намерения Чан Кайши заключались в том, чтобы, прикрываясь именем главнокомандующего, сформировать всеобъемлющую военную диктатуру. По личному повелению Чан Кайши ему были подчинены все сухопутные, морские и авиационные военные силы национального правительства. Политическое управление, интендантское управление, управление военно-морского флота, авиационный департамент, а также и другие управления вошли в подчинение штаба главнокомандующего. Вся гражданская администрация и финансовые учреждения провинций, подведомственных национальному правительству, также были подчинены руководству штаба главнокомандующего. Назначение и смещение губернаторов провинций и командующих армиями также было передано в ведение штаба главнокомандующего. Это означало, что штаб главнокомандующего «объединял военную и гражданскую власть». Штаб главнокомандующего стал национальным правительством, а национальное правительство — штабом главнокомандующего.

Создание такого прообраза военной диктатуры практически явилось подготовкой крупной буржуазии и её представителя — Чан Кайши к измене делу демократии, делу борьбы с империалистическим и феодальным гнётом.

Однако, как всем известно, китайские коммунисты, революционные рабочие и крестьяне являлись величайшей движущей силой в войне против северных милитаристов, а всепобеждающим авангардом Северного похода был, как сказано выше, отдельный революционный полк, состоявший из коммунистов. Политическая работа во всех армиях, участвовавших в войне против северных милитаристов, в основном лежала на плечах коммунистов, а, как известно, политическая работа является чрезвычайно важным фактором победы в войне. Так же, как и в Хунани, китайские коммунисты повсюду поднимали народные массы, организовывали их, забрасывали отряды переодетых бойцов армии в тыл северных милитаристов для объединённого удара изнутри и извне, чем ещё более способствовали ускорению военных действий и достижению великой победы. Поэтому Чан Кайши, пока он ещё не достиг своих определённых целей и определённого положения, всячески продолжал «играть в революцию». Контрреволюционными лозунгами северных милитаристов и всех реакционных группировок, подстрекаемых империалистами, были «борьба с красными» и «ликвидация красных». Чан Кайши в «Манифесте к армии при выступлении в поход» дал следующий ответ на эти лозунги:

«Предатель У [имеется в виду У Пэйфу] призывает к „борьбе с красными“. „Борьба с красными“ уже давно является тем лозунгом, под прикрытием которого империалисты ведут борьбу против угнетённых национальностей всего мира. Что значит „красные“? „Красная партия“ и Красная Армия Советской России своими красными знаменами символизируют ту красную кровь революционных масс, которой была оплачена независимость и свобода страны. Освобождение человечества от страданий, защита интересов народа, свержение императорского режима в стране при поддержке широких масс народа, борьба против международного империализма, аннулирование неравноправных договоров и борьба за освобождение 1250 миллионов людей — вот что это значит. То, что в устах империалистов называется большевизацией в действительности является демократизацией революции. В политике — народное правительство, в армии — народные войска. И когда демократическая Национально-революционная армия, являющаяся народной армией, защищает интересы большинства угнетённого человечества, то стоит ли бояться или колебаться, если её называют „красной“? По мнению предателя У Пэйфу, „красным“ является каждый китайский патриот, каждый борец за свободу и равноправие Китая, каждый противник милитаристов и империалистов, а если поставить точки над „и“, то „красным“ является весь 450‑миллионный народ Китая. Предатель У Пэйфу добровольно стал прихвостнем империализма и хочет быть врагом китайского народа. Поэтому он так и говорит. Наши патриоты-соотечественники смогут лишить предателя У Пэйфу этого демагогического оружия, только разоблачив его интриги и злодеяния».

Здесь приведена лишь часть «манифеста» Чан Кайши, написанного в весьма «возвышенном стиле». Этот «манифест» был выпущен 10 августа 1926 г. в Чанша. Прошло лишь восемь месяцев с этого времени, и после кровавого переворота 12 апреля 1927 г.[36] имя «У Пэйфу» следовало заменить на «Чан Кайши». На место предателя У Пэйфу стал предатель Чан Кайши, однако насколько он превзошёл своего предшественника!

Два горьких разочарования Чан Кайши в ходе войны против северных милитаристов. Из штаба Чан Кайши потянуло смрадом контрреволюционного заговора

В ходе войны против северных милитаристов два момента сильно разочаровали Чан Кайши.

Во-первых, война против северных милитаристов привела к тому, что революция действительно стала охватывать широкие народные массы, которые способствовали успешному ходу этой войны. Вместе с тем успехи этого похода обусловили бурный рост массового движения рабочих, крестьян и студентов. По всей Восточной Азии разгоралось неугасимое пламя народной революции против империализма и феодализма. Особенно крупный размах получило крестьянское движение в Хунани, возглавлявшееся Мао Цзэдуном.

Крупная буржуазия, кровно связанная с феодалами и компрадорами, стала проявлять крайнее беспокойство. Чан Кайши, незадолго до этого громогласно заявлявший, что «когда народная Национально-революционная армия защищает интересы большинства угнетённого человечества, то стоит ли бояться и колебаться, если её называют «красной»,— теперь чрезвычайно перепугался: ой считал, что антиимпериалистическое, антифеодальное движение масс становится «красным» и что это из рук вон плохо.

Мао Цзэдун в своей известной работе периода великой революции «Итоги обследования крестьянского движения в провинции Хунань»[37], описав то, что сделано крестьянами и считая это самым замечательным событием во всей китайской истории, говорил нижеследующее:

«Я думаю, что только тухао[38] и джентри[39] могут утверждать, что то, что сделано,— нехорошо. Очень странно, но по сообщениям из Наньчана господа Чан Кайши и Чжан Цзинцзян весьма не одобряют действий хунаньского крестьянства. Лидер правой группировки в Хунани Лю Юйчжи придерживается того же мнения, что и господа Чан Кайши и Чжан Цзинцзян, утверждая, что „это прямо-таки большевизация“. Я же полагаю, что если не будет хотя бы такой незначительной большевизации, то какая же это будет национальная революция? Изо дня в день кричать о необходимости пробудить массы, а как массы поднялись сразу перепугаться до смерти, не похоже ли это на притчу о любви Е Цзыгао к дракону?»

Согласно притче, Е Цзыгао утверждал, что он любит дракона, но как только увидел настоящего дракона, перепугался до смепти, душа его ушла в пятки, и он пустился наутёк. Подобным образом вёл себя и Чан Кайши. Он утверждал, что «любит народные массы», однако как только он увидел их, то подобно Е Цзыгао, «перепугался до смерти, душа его ушла в пятки, и он пустился наутёк».

Во-вторых, личные войска Чан Кайши в войне против северных милитаристов не проявили никакой боеспособности и терпели поражение за поражением. В ходе войны против северных милитаристов неоднократно подтверждалось, что войска, которые имели в своём составе коммунистов, были способны громить врагов революции и покрыли себя неувядаемой славой. И, наоборот, когда в войсках не бы.по коммунистов, они неизменно терпели поражения. 1‑я Национально-революционная армия в период двух Восточных походов была армией содружества гоминдана и компартии, армией, основной костяк которой состоял из коммунистов: она одерживала тогда победу за победой, и имя её гремело. Когда же после событий 20 марта Чан Кайши изгнал оттуда коммунистов, когда эта армия вошла в состав личных войск Чан Кайши и её основные силы под командованием гоминдановца Ван Болина были брошены на Север, они потерпели целый ряд поражений и, наконец, были наголову разгромлены Сунь Чуаньфаном под Наньчаном. Чан Кайши в своё время, используя именно эти части, захватил пост главнокомандующего и был намерен опереться на них, чтобы теперь, в войне против северных милитаристов, упрочить свой престиж. Однако действительность принесла Чан Кайши горькое разочарование.

Размах антиимпериалистической, антифеодальной демократической революции, охватившей народные массы всей страны, и небоеспособность личных войск Чан Кайши в войне с северными милитаристами сильно спутали карты Чан Кайши в осуществлявшейся им игре по подчинению себе центральных органов гоминдана. В сентябре 1926 г. в Кантоне состоялось объединённое заседание ЦИК и ЦКК гоминдана, которое приняло решение об усилении внутрипартийной демократии и борьбе против диктаторства, о развёртывании рабоче-крестьянского движения и о ряде других антиимпериалистических и антифеодальных мероприятий, таких, как снижение на 25 % арендной платы и т. п. Это совершенно не совпадало с намерениями Чан Кайши. Во время Северного похода в ноябре 1926 г., после того как Национально-революционная армия взяла Наньчан[40], Чан Кайши, учитывая обстановку, обосновался со своим штабом е этом городе и затеял дискуссию о месте пребывания столицы. ЦИК гоминдана принял решение о перенесении столицы из Кантона в Ухань. В то время массовое движение в Хунани, Хубэе и Ухане получило широкий размах. Гарнизонную службу в Ухане несли авангардные части Е Тина. Перенесение столицы в Ухань было в интересах революции, но отнюдь не в интересах Чан Кайши как представителя крупной буржуазии. Он настаивал на перенесении столицы в Наньчан, чтобы она оказалась в его руках. Точка зрения Чан Кайши была отвергнута, и 1 января 1927 г. ЦИК гоминдана переехал в Ухань. В то время в ЦИК гоминдана сложилась левая группа, решительно отстаивавшая три политических установки Сунь Ятсена. Во главе её стояли вдова Сунь Ятсена — Сун Цинлин[41], Дэн Яньда[42] и другие. Эта группа и коммунисты — члены ЦИК гоминдана (которые имели большие заслуги в реорганизации гоминдана и в строительстве гоминдана после его реорганизации) образовали в ЦИК гоминдана большинство. Но, как говорит пословица, «когда правда делает шаг вперёд, сатана пытается прыгнуть на сажень»,— Чан Кайши стал бесноваться ещё более. Об этом в одной из книг сказано следующее:

«Зимой 1926 г. Национально-революционной армией были заняты провинции Хунань, Хубэй и Цзянси. Мощь революционной армии росла изо дня в день. В то же время упорно циркулировали слухи о возможности соглашения с Севером и о намерении Чан Кайши покончить с коммунистами. С этим связывали и поездку Дай Цзитао в Японию. Полагали, что всё это — подготовка к ликвидации компартии и отходу от Советской России»[43].

Представителем Чан Кайши, посланным в Японию, был Дай Цзитао, тот самый антикоммунистический подпевала, которого Чан Кайши незадолго до этого называл «недостойным учеником президента». Хозяином же, к которому Чан Кайши обращался за спасением, был японский империализм, смертельный враг китайского народа.

После того как Чан Кайши обосновался в Наньчане, империалисты и китайская реакция начали «политический поход на юг». Прояпонски настроенные, в совершенстве овладевшие «искусством» феодального господства в Китае и тесно связанные с северными милитаристами проходимцы из клики «политических наук»[44] — Хуан Фу, Чжан Цюнь, а также такие типы, как Ван Чжэнтин, в какой-то мере связанные с империалистами различных стран,— все они, выполняя миссию цзянсу-чжэнзянских финансовых магнатов, один за другим появляются у Чан Кайши, становятся его тайными, но почётными гостями и готовятся осуществить измену делу антиимпериалистической, антифеодальной демокпатической революции в Китае. А крупный компрадор Юй Цяпин, давно уже спевшийся с различными империалистами, лично приехал в Няньчан и обещал Чан Кайши, что по прибытии в Шанхай и Нанкин он предоставит ему заём в 60 млн долларов «для борьбы с коммунистами и для их уничтожения». Из штаба Чан Кайши потянуло смрадом контрреволюционного заговора.

3 января 1927 г. героические рабочие Ханькоу во главе с одним из талантливых руководителей коммунистической партии Лю Шаоци[45] организовали демонстрацию, выгнали английских империалистов из их концессии и вернули последнюю Китаю. Это была первая крупная победа в столетней борьбе китайского народа протий иностранных империалистов. После этого империалисты начали ещё активнее проводить работу по расколу гоминдана. Английские власти увеличили гарнизон в Шанхае. Газеты английских империалистов в Шанхае, наряду с поощрением «умеренных группировок» в гоминдане, заговорили языком угроз. Поскольку Чан Кайши направил Дай Цзитао в Японию, то и японский империализм в качестве «взаимной любезности» направил в Китай своих людей, которые тоже не сидели сложа руки. Начальник штаба японской армии в Северном Китае Нагами, в своей статье «Самые незабываемые события в жизни», опубликованной в японской газете «Пекин — Тяньцзин нициници» летом 1936 г., говорил примерно следующее:

«Если бы в то время между гоминданом и компартией не произошёл разрыв, то успех революции был бы обеспечен в считанные дни. Влияние империалистических держав в Китае, и в первую очередь влияние Японии, было бы уничтожено. Поэтому японское военное министерство проявляло чрезвычайное беспокойство и направило полковников Нагами и Мацумуро для ведения подрывной работы против китайской революции»[46].

Отношения между империалистами и Чан Кайши постепенно укреплялись. Чувствуя за спиной заботливую поддержку иностранных империалистов, Чан Кайши в ходе подготовки заговора всё более наглел.

Величайшая измена и самый кровавый день в истории Китая

11 марта 1927 г. подручные Чан Кайши по его указке злодейски убили председателя комитета Объединённых профсоюзов в Ганьчжоу Чэнь Цзаньсяня. 16 марта приспешник Чан Кайши, Дуань Сипэн, в соответствии с указанием Чан Кайши, разогнал наньчанский городской комитет гоминдана, который поддерживал три политических установки Сунь Ятсена. При явном попустительстве Чан Кайши, на улицах Наньчана посмел появиться со- своими флагами и контрреволюционными воплями «Антибольшевистский союз». 17 марта, опять-таки по указке Чан Кайши, начальник спецслужбы цзюцзянского штаба, интимный друг Чан Кайши по обществам «Цинбан» и «Хунбан» Ян Ху, и его заместитель Вэнь Цзяньган собирают членов этих тайных обществ, которые с лозунгами «Да здравствует новый военный лидер!», «Да здравствует главнокомандующий Чан Кайши!», «Долой большевистские элементы!» и т. п., с оружием в руках нападают на цзюцзянский городской комитет гоминдана и комитет Объединённых профсоюзов, которые также отстаивали три политических установки Сунь Ятсена. В стычке было ранено много рабочих. Тогда рабочие организовали свои отряды милиции с намерением разоружить погромщиков. Но Чан Кайши послал крупные воинские части для усмирения рабочих и для прикрытия отхода своих банд из города, а под видом «охраны» занял помещения городского комитета и комитета профсоюзов. В тот же вечер для подавления сопротивления рабочих Чан Кайши издал приказ о введении военного положения.

23 марта Чан Кайши направляет Ян Ху, Вэнь Цзяньгана и других полицейских гангстеров в Аньцин с задачей использовать подставные организации типа «Объединённых профсоюзов провинции Аньхой» для организации митинга, посвященного встрече Чан Кайши. При этом по цене 4 доллара с головы скупается местный люмпен, из которого создаётся отряд смертников численностью в сто человек. Обусловливается такса, по которой за лёгкое ранение выплачивается 100 долларов, за тяжёлое — 500 и при смертельном исходе — 1500 долларов. На этих условиях отряду смертников поручается начать на митинге резню революционных элементов. В конце того же месяца фашистская банда Чан Кайши начала кровавый террор также в Фуцзяни и Сычуани.

Однако с последним, решительным ходом Чан Кайши пришлось повременить. Наиболее отличившиеся в Северном походе части для «дела» Чан Кайши были ненадёжными. Оставшаяся на юге часть 1‑й армии находилась под командованием Хэ Инциня. Эта часть, действуя на Фуцзяньском фронте, воспользовавшись тем, что главные силы Сунь Чуаньфана находились в Цзянси, а также использовав раскол в лагере Чжоу Иньжэня, почти без всяких боёв ворвалась в Фуцзянь, где стала пополнять свой состав. Чан Кайши нужно было ожидать подхода этих войск, а также собрать те части, которые переметнулись к нему из армий северных милитаристов, чтобы превратить их в авангард контрреволюции. Вместе с тем Чан Кайши учитывал, что для захвата Нанкина и Шанхая, то есть для того, чтобы контрреволюция могла одержать победу в общегосударственном масштабе и особенно для того, чтобы удобнее было вступить в прямую политическую сделку с иностранными империалистами и получить от них непосредственную помощь, ему необходимо было подождать, пока эти части подойдут к Нанкину и Шанхаю. Лишь в этом случае он смог бы без колебаний решиться на контрреволюционный переворот. Чан Кайши, даже после того как в конце 1926 г. он развернул в Наньчане свою контрреволюционную активность, всё ещё время от времени продолжал играть в «порядочность». Например, 25 февраля 1927 г. в опубликованной Чан Кайши «декларации о задачах партии в области пропаганды», где каждый знак, каждая строка совершенно ясно показывают его ненависть к революции, всё-таки было написано: «Ни на минуту нельзя забывать решений ЦИК партии» (имеется в виду решение ЦИК гоминдана в Ухане о внутрипартийной демократии и о борьбе с диктаторством). Всё это предназначалось для того, чтобы обмануть бдительность революционеров. Практически же он ни на минуту не забывал о подготовке контрреволюции. Нанкин и Шанхай не были взяты частями Чан Кайши. Нанкин был взят частями, где коммунисты (главным представителем которых был Линь Цзухань[47]) участвовали и в боях и в руководстве операциями, то есть 6‑й и 2‑й армиями, подчинявшимися уханьскому правительству. Шанхай был освобождён восставшим шанхайским пролетариатом. При взятии Нанкина войсками, участвовавшими в Северном походе, американские и английские корабли в течение нескольких дней вели артиллерийский огонь по Нанкину. Более 2 тысяч китайцев было убито, а материальные потери были неисчислимы, но этот артиллерийский обстрел совпадал с желаниями Чан Кайши, так как позволял ему, воспользовавшись случаем, пробраться в Нанкин.

В марте 1927 г. Чан Кайши хладнокровно наблюдал за тем, как великий авангард антиимпериалистической, антифеодальной борьбы — шанхайские революционные рабочие вели тяжёлые кровопролитные бои против северных милитаристов. Чан Кайши решил сначала предоставить шанхайским рабочим вести войну против северных милитаристов один-на-один, а затем напасть на рабочих, пользуясь тем, что они истощены в боях и не ожидают такой измены, без труда захватить Шанхяй и легко осуществить свой кровавый контрреволюционный переворот. И тотчас же, вслед за тем как шанхайские рабочие прогнали северных милитаристов и в освобождённый Шанхай вступили войска Чан Кайши, он приступил к осуществлению своих контрреволюционных замыслов.

Биржевой маклер и гангстер из тайного общества «Цинбан» Чан Кайши вернулся в Шанхай.

Шанхай являлся самым крупным в колониальном и полуколониальном мире международным компрадорским рынком — основным портом, через который велась торговля живым товаром, опиумом и оружием в Китае. В то же время Шанхай, в котором было сосредоточено более половины крупной промышленности Китая, являлся районом наибольшей концентрации китайского пролетариата, очагом, откуда рабочие и студенты зажгли великое пламя «движения 30 мая», распространившееся по всему Китаю.

Чан Кайши не был новичком в Шанхае. Тёмные стороны шанхайской жизни были тесно связаны с его прошлой профессией биржевика; светлые стороны Шанхая всегда пугали его. Чан Кайши случалось и одерживать победы на бирже, и терпеть неудачи. Сейчас он вновь вернулся и хотел с помощью оружия одержать победу на бирже. Хозяева биржи и сосредоточившиеся в Шанхае крупные феодалы-крепостники (в своем отчёте «Итоги обследования крестьянского движения в провинции Хунань» Мао Цзэдун указывает, что в то время тухао и джентри, в страхе перед мощью крестьянских союзов, бежали в первую очередь в Шанхай) как раз нуждались в Чан Кайши, нуждались в том, чтобы он нанёс удар по шанхайскому революционному рабочему классу, нуждались в том, чтобы он открыто повёл борьбу с аграрной революцией. А поэтому они «уважили» его, и не могли допустить, чтобы он снова потерпел «финансовую неудачу». Чан Кайши совершенно ясно понимал, что на сей раз он сможет стать «королём» на бирже и что немедленно появятся люди, которые будут давать ему крупные взятки. Однако Чан Кайши ещё более ясно понимал, что для достижения этой цели он должен прежде осуществить кровавый контрреволюционный переворот, чтобы защитить хозяев биржи, этих кровососов-компрадоров и феодалов-крепостников, а также для того, чтобы защитить позиции иностранных империалистов в Китае.

Прибыв в Шанхай, Чан Кайши поселился в канцелярии дипломатического агента в Лунхуа. Не успев ещё навестить биржу, где протекала его прошлая экономическая деятельность, Чан Кайши немедленно открывает политическую биржу. Он навещает иностранцев, иностранцы суетятся около него. Через Хуан Фу, Дай Цзитао, Ван Чжэнтина и других Чан Кайши устанавливает контакт с японскими империалистами; через Юй Цяцина, Сун Цзывэня и других — с английскими и американскими; через У Чжихуэйя, Ли Шицэна, Ню Юнцзяня и других — с французскими империалистами.

Шло небывалое в истории кровавое торжище. Даже торговлю людьми, опиумом и оружием, которая шла на шанхайской чёрной бирже, невозможно, да и неудобно, сравнивать с кровавым торжищем Чан Кайши, который поставил на карту судьбу китайской нации. В кровавой сделке с иностранными империалистами бывшие хозяева и старые друзья Чан Кайши помогали ему кто деньгами, а кто кулаками.

Деньгами помогали такие, как его старый хозяин по бирже Юй Цяцин, кулаками — такие, как Хуан Цзиньжун, Ду Юэшэн и Чжан Сяолинь, его старые «воспитатели» по тайным обществам.

Чан Кайши, этот крупнейший в истории палач, подготовляя вкупе с иностранными империалистами самые «бессердечные интриги», продолжал пользоваться и своим другим способом — «хитроумным комбинированием».

За несколько дней до событий 12 апреля Чан Кайши направил оркестр с красными лентами и флажками к шанхайским профсоюзам, чтобы засвидетельствовать свое «уважение» шанхайским революционным рабочим. Чан Кайши продолжал пользоваться доверчивостью многих коммунистов, чтобы нанести внезапный удар в спину компартии и китайскому народу. А ренегат Чэнь Дусю делал контрреволюции уступку за уступкой, не предпринимая никаких мер предосторожности, чем практически содействовал внезапному удару Чан Кайши.

12 апреля! Трудящиеся Китая запомнят этот день 1927 года. Это был самый кровавый день в истории Китая. Прежде всего Чан Кайши собрал все послушные ему воинские части, поступившие под его командование, и подготовился к большой бойне. Вместе с тем в распоряжение «Китайского прогрессивного общества», организованного главарями тайных обществ Хуан Цзиньжуном, Ду Юэшенем и Чжан Сяолинем было передано 50 тысяч долларов, на которые была нанята шайка гангстеров. Эта банда, прикрепив к рукавам повязки с надписью «рабочие», начала совершать налёты на рабочие пикеты. Рабочие оказали им сопротивление. В этот день, именно в этот день — 12 апреля, убийца Чан Кайши начал кровавую бойню. Под предлогом «прекращения распрей среди рабочих» Чан Кайши направил войска, воспользовался отсутствием бдительности сил революции и разоружил рабочие пикеты, которые проливали свою кровь в войне против северных милитаристов. И всё же рабочие ещё продолжали проявлять излишнее великодушие по отношению к этому вчерашнему союзнику. Рабочие со всего Шанхая собрались на митинг в Чапее, а оттуда направились в штаб с петицией. Но Чан Кайши заранее подготовился, и пришедшие с петицией были встречены ружейным огнём. Когда же рабочих стало прибывать всё больше и больше, Чан Кайши отдал приказ косить их пулемётным огнём. Трупы рабочих завалили улицу.

Начиная с этого дня, когда Чан Кайши пустил в ход свой топор палача в Шанхае, везде, где власть была в руках чанкайшистской клики, стал царить открытый и тайный кровавый террор. Шанхай превратился в арену, где стала царствовать «тигровая свора» Чан Кайши[48]. По всем провинциям юго-востока полилась алая кровь революционного народа. После 12 апреля Чан Кайши в союзе с иностранными империалистами стал проводить по отношению к Уханю кровавую, жестокую политику угроз, блокады, подкупа и раскола. Он использовал внутренние противоречия в Ухане (силы там были очень неоднородны — было много примазавшихся элементов, крупных помещиков и крупной буржуазии), вступил в заговор с провоцировавшими беспорядки изменниками, стал душить крестьянскую революцию, пытаясь разрядить революционную обстановку в Ухане.

Одновременно ренегат Чэнь Дусю категорически отверг решительную политику Мао Цзэдуна в отношении аграрной революции и вооружения народа и принял контрреволюционную установку Ван Цзинвэя на разоружение рабочих пикетов, что явилось практической помощью Чан Кайши и Ван Цзинвэю, который в то время уже замышлял измену. Задержавшийся было в Ухане Ван Цзинвэй очень скоро переметнулся к Чан Кайши. «Лучше казнить тысячу невинных, чем упустить одного виновного»,— вот лозунг Чан Кайши и Ван Цзинвэя, которые соперничали в истреблении людей, заигрывая с иностранными империалистами.

Цвет нации, сложившийся после «движения 4 мая», лучшие революционные кадры страны, будь то рабочие, крестьяне или интеллигенция, такие, как Чэнь Яньнянь, Чжао Шиянь, Ван Шоухуа, Сяо Чунюй, Чжан Тайлэй[49], Ло Инун и другие,— все эти неоценимые люди, которыми гордилась нация, сложили свои головы под топором Чан Кайши и Ван Цзинвэя. Бесчисленным множеством жертв было куплено Чан Кайши доверие иностранных империалистов. Ни одна эпидемия в мире не уносила столько человеческих жизней, сколько голов срубил топор Чан Кайши. Но беззаветное самопожертвование, с которым китайский народ проливал свою кровь за свободу, осветило путь великой китайской нации и показало, что китайская нация добьётся своего освобождения, что она бессмертна, а палач Чан Кайши и его выродки не уйдут от справедливого суда народа.

Эту крупную историческую измену Чан Кайши Мао Цзэдун в своей статье «О коалиционном правительстве» называет предательством и вероломством. Чан Кайши заверял в своей преданности трём политическим установкам Сунь Ятсена. Он одержал военные победы и нажил политический капитал лишь благодаря помощи Китайской коммунистической партии. И после этого он проявляет такую чёрную неблагодарность, такое вероломство! «Вчерашние союзники — Китайская коммунистическая партия и китайский народ — стали рассматриваться как враги, а вчерашние враги — империалисты и феодалы — как союзники». И как средство для достижения этой цели он прибегнул к коварному и жестокому удару в спину.

Один из членов гоминдана, который сначала принимал участие в «чистке партии», а позже раскаялся, по поводу этого небывалого кровопролития высказал следующее суждение:

«С этого момента во всей политической системе страны наступил хаос и бедствия посыпались одно за другим… Увы! — кто знает, сколько десятков тысяч пламенной молодёжи было загублено в период „чистки партии“ по штампованному распоряжению Чан Кайши „устранить!“. Гоминдан для „спасения“ партии (следовало бы сказать, для того, чтобы Чан Кайши захватил реорганизованный Сунь Ятсеном гоминдан) уничтожил несколько миллионов целеустремленных, образованных молодых людей. Такой утраты Китай ещё никогда не переживал. Даже сожжение книг и истребление конфуцианцев во времена Цинь Шихуана[50] не идут ни в какое сравнение с этим.

„Чистка партии“ является крупнейшим преступлением гоминдана. „Чистка партии“, в ходе которой уничтожались жизненные силы нации, явилась отправным пунктом для всех последующих преступлений гоминдана».

Эти выводы подтвердились. Кровожадность Чан Кайши нашла свое отражение даже в его пресловутой книге «Судьбы Китая», изданной в 1941 г., где он в каждой строке сожалеет, что не сумел в своё время «до конца вырезать коммунистов». Чан Кайши пользуется теми же лозунгами, что и Цао Кунь, У Пэйфу, Сунь Чуаньфан[51], Чжан Цзолин[52] и Чжан Цзунчан[53]. Он называет это «борьбой с коммунизмом», «борьбой с красными». Перефразируя слова Чан Кайши, сказанные им незадолго до этого об У Пэйфу, можно сказать: «По мнению предателя Чан Кайши, „красным“ является каждый китайский патриот, каждый борец за свободу и равноправие Китая, каждый противник империализма и феодализма, а если поставить точки над „и“, то „красными“ являются все четыреста пятьдесят миллионов наших соотечественников. Предатель Чан Кайши добровольно стал прихвостнем империализма и хочет быть врагом китайского народа. Поэтому он так и говорит». Нет, жажда крови у Чан Кайши никогда не может быть утолена!

Раньше Чан Кайши говорил: «Допустим, я, Чан Кайши, нарушил принципы нашей партии; вы, слушатели школы, можете выступить против меня, можете восстать против меня как начальника школы… Если я, как начальник школы, когда-нибудь нарушу дисциплину или изменю принципам нашей партии, то, по меньшей мере, должен быть расстрелян на месте. Если же никаких мер принято не будет, то как только права начальника станут больше, он может предавать партию, продавать родину и творить любые беззакония». Однако, выехав из Наньчана, Чан Кайши всю дорогу кричал: «Кто против меня, тот против революции!». Предвидение Чан Кайши в отношении себя совершенно справедливо: как только его права стали больше, он стал «предавать партию, продавать родину и творить любые беззакония».

Вся его личная диктаторская власть именно для того и предназначалась, чтобы можно было предавать партию (то есть реорганизованный Сунь Ятсеном гоминдан), продавать родину и творить любые беззакония. Как только его «права стали больше», он сам стал олицетворять «дисциплину». А «дисциплина» в понимании Чан Кайши требовала предательства партии, торговли родиной и любых других беззаконий… Тех же, кто настаивал на соблюдении трёх политических установок Сунь Ятсена, кто нарушал «дисциплину» Чан Кайши, стали «расстреливать на месте». Такая «дисциплина» Чан Кайши и привела к тому, что даже Ван Цзинвэй, орудовавший в Ухане, поспешил «подчиниться».

Таким образом, Чан Кайши захватил реорганизованный Сунь Ятсеном гоминдан, захватил Национально-революционную армию, захватил национальное правительство, завершив этим цепь своих злодеяний. Враг народа Чан Кайши, и как узурпатор, и как предатель, превзошёл даже Юань Шикая.

Великая революция 1925—1927 гг. возглавлялась партией рабочего класса Китая — Китайской коммунистической партией. Эта революция по своему размаху намного превосходила революцию 1911 г. В результате руководства компартии организовались рабочие, организовались крестьяне, организовались студенты; под руководством компартии была создана новая армия — грозная боевая сила революции. Ход революции показал, насколько неиссякаемы творческие силы китайского пролетариата. Мао Цзэдун в одной из своих великих работ следующим образом излагает причины поражения революции, причины того, почему Чан Кайши удалось потопить её в море крови:

«Когда в 1927 г. война с северными милитаристами получила наибольший размах, капитулянты из руководящих органов нашей партии добровольно отказались от своей руководящей роли в крестьянских массах, среди мелкой и средней буржуазии, и особенно от своей руководящей роли в вооружённых силах, в результате чего революция потерпела поражение».

Основной вопрос в указаниях Мао Цзэдуна о руководящей роли пролетарского авангарда в отношении крестьянских и мелкобуржуазных масс, средней буржуазии и в отношении вооружённых сил сводился к вопросу о власти.

Основная слабость, в которой нашли своё концентрированное выражение все слабости этой великой революции, состояла в том, что там, где побеждали силы революции, старая, разложившаяся феодально-крепостническая, компрадорская, милитаристская и бюрократическая система не разрушалась до конца, военная и административная власть не передавалась полностью и непосредственно в руки совершенно нового народно-революционного режима революционных классов, то есть не была полностью проведена в жизнь подлинно демократическая диктатура революционного народа.

Пролетарский курс, за который ратовал и которого добивался Мао Цзэдун, состоял именно в установлении народно-демократической власти. В отчёте «Итоги обследования крестьянского движения в провинции Хунань» Мао Цзэдун с огромным энтузиазмом описывает революционное крестьянство того времени:

«Крестьяне, организовавшись, начали действовать. Они наступали главным образом на тухао и джентри, на бесчинствующих помещиков, сметая попутно патриархальную идеологию, коррупцию в городе и дикие нравы в деревне. Это наступление, как вихрь, сметало всех, кто противился ему. И в результате тысячелетиями узаконенные привилегии помещиков были сметены».

Мао Цзэдун считал, что в период революции «нужно установить неограниченную власть крестьянства в деревне, не разрешать критиковать крестьянские союзы, свергнуть всю власть джентри». Неограниченная власть революционных масс, о которой говорил Мао Цзэдун, означала необходимость коренной ломки всей машины господства контрреволюционных классов. Однако капитулянт Чэнь Дусю, подвизавшийся в то время в коммунистической партии, отвергал этот курс Мао Цзэдуна. Мао Цзэдун подчёркивал особое значение руководящей роли партии в отношении вооружённых сил, считая это самым главным в коренном вопросе о революции,— в вопросе о власти. Главной формой борьбы в великой революции была вооружённая борьба. Коммунисты создали в революционной армии невиданную до сих пор в истории Китая систему политической работы. Причём во время Восточных походов в провинции Гуандун и в войне с северными милитаристами подавляющая часть ответственных работников политических управлений всех армий, всех старших и младших политработников состояла из коммунистов. Это означало великую ломку, великую революцию в старой военной системе Китая,— ломку, которая привела к тому, что во время Восточных походов и в войне против северных милитаристов армия объединилась с народом и с неудержимой силой крушила войска северных милитаристов.

Но ломка старой милитаристской системы в армии была далеко не полной. Ренегат Чэнь Дусю и ему подобные перед войной с северными милитаристами попустительствовали Чан Кайши, который изгнал коммунистов из 1‑й армии, а в ходе войны с северными милитаристами стали ещё в большей степени приспосабливаться к нему, ограничиваясь тем, чтобы сохранить коммунистов только на политической работе в армии. Офицерский состав оставался прежним или же назначение его передоверялось Чан Кайши, вместо того чтобы выдвигать его из низов и подвергать массовому революционному контролю. Чэнь Дусю не хотел, чтобы большое число коммунистов занимало офицерские должности. С другой стороны, ренегаты типа Чэнь Дусю боялись заменить наёмную систему комплектования, существовавшую в милитаристских армиях, добровольческой народной армией. Более того, в период подъёма революции они отказались от смелой организации вооружённых сил народа. Этим они позволили Чан Кайши и его клике в определённый момент, с помощью реакционного высшего офицерства и наёмной системы армии, вырезать и изгонять из армии революционных работников и превратить революционную армию в контрреволюционную, с помощью которой Чан Кайши задушил народную революцию.

После измены Чан Кайши, а затем и Ван Цзинвэя, из армии, участвовавшей в Северном походе, выделились только две революционные части — Хэ Луна[54] и Е Тина, которые продолжали вести революционную борьбу.

Далее, революция не провела окончательной ломки существовавшей старой бюрократической системы, в особенности низовых звеньев чиновничьего аппарата. Почти повсеместно была распространена «система назначения сверху». Там же, где в то время имело место действительно массовое движение, почти везде была создана новая форма организации демократической власти, разрушившая бюрократическую систему. Мао Цзэдун, касаясь политической обстановки в ряде уездов на юге Хунани, говорил:

«Все дела решаются на объединённых заседаниях начальников уездов с революционными массовыми организациями… В ряде уездов это называют „объединёнными совещаниями правомочных организаций“, в других — „уездными совещаниями“. На заседаниях принимают участие, помимо уездного начальника, представители уездного крестьянского союза, уездного объединённого комитета профсоюзов, уездного союза коммерсантов, уездной ассоциации женщин, уездной ассоциации работников просвещения и служащих, уездного комитета гоминдана (имеется в виду левый гоминдан). На таком заседании мнение представителей народных организаций оказывает влияние на уездного начальника, который во всем им повинуется. Поэтому возможность применения в Хунани политической демократической системы уполномоченных не вызывает никаких сомнений».

Но ренегаты, возглавляемые Чэнь Дусю, не решились разрушить до конца бюрократическую систему, отказались распространить повсеместно такую демократическую власть народа, чем способствовали контрреволюции Чан Кайши и Ван Цзинвэя. Иностранные империалисты и китайские реакционеры увидели эту основную слабость революции и использовали её, то есть использовали существование милитаристской и бюрократической системы в лагере революции в качестве основы для подготовки «политического похода на Юг». А революционные силы, именно вследствие указанной слабости, не успели организовать должного отпора внезапному нападению сил контрреволюции. Воспользовавшись этим, Чан Кайши переметнулся на сторону контрреволюции и начал возрождать старую бюрократическую милитаристскую систему, на основе которой был создан чанкайшистский гоминдан, чанкайшистское национальное правительство. Получив из рук империалистов «пост» вождя контрреволюции во всей стране, он продолжал вести непрерывную войну против народа.

Началась десятилетняя гражданская война.

Глава Ⅲ

На смену северным милитаристам пришла феодально-компрадорская «династия»

Фашистское господство крупных компрадоров иностранных фирм и крупных феодалов-крепостников

Как указывал Мао Цзэдун, в силу внезапного удара Чан Кайши и Ван Цзинвэя в спину китайской компартии и китайского народа, «переживавшая бурный подъём великая китайская революция была похоронена».

С этого момента единство сменилось гражданской войной, демократия — диктатурой. Китай погрузился во мрак. В октябре 1928 г. Мао Цзэдун дал следующий четкий анализ расстановки классовых сил в стране после измены Чан Кайши делу революции:

«Нынешнее господство гоминдановских милитаристов по-прежнему представляет собой господство класса компрадоров в городе и класса джентри — в деревне. Во внешней политике — ещё более явная капитуляция перед иностранным империализмом; во внутренней политике — усиление экономического и политического угнетения рабочих и крестьян. Руководство буржуазно-демократической революцией, начавшейся с Кантона, было перехвачено на полпути классом компрадоров и джентри, которые немедленно переметнулись на сторону контрреволюции. Простые люди — рабочие, крестьяне — и даже буржуазия[55] в условиях контрреволюции не получили абсолютно никакого политического и экономического освобождения».

Власть, которую олицетворял Чан Кайши после поражения революции, представляла собой власть компрадоров и джентри, точнее говоря, власть крупных компрадоров иностранных фирм и крупных феодалов-крепостников. Измена Чан Кайши делу революции была неизбежным результатом компрадорского характера крупной буржуазии и её неразрывного переплетения с классом феодалов-помещиков. После этой измены Чан Кайши стал выступать как явный представитель крупных компрадоров и крупных помещиков. Измена крупной буржуазии привела к тому, что у власти оказалась не национальная буржуазия, а контрреволюционный блок крупных компрадоров и феодалов-помещиков. Хотя либеральная буржуазия, особенно её правое крыло, и принимала участие в контрреволюционном перевороте 12 апреля 1927 г., однако, поскольку главную роль в перевороте играл иностранный империализм и феодальные элементы страны, у власти стал контрреволюционный блок крупных компрадоров и помещиков, а не либеральная буржуазия. В ходе дальнейших событий либеральная буржуазия превратилась в оппозиционную к власти Чан Кайши силу, а некоторые деятели либеральной буржуазии после событий 18 сентября 1931 г.[56] перешли в лагерь сочувствующих революции.

Иностранным империалистам и всем тёмным силам реакции в Китае была нужна эта новая власть Чан Кайши. Власть северных милитаристов тоже была властью контрреволюционного блока крупных компрадоров и крупных помещиков, однако это господство северных милитаристов, в своё время пришедшее на смену власти прогнившего и сметённого революцией 1911 г. маньчжурского цинского двора,— господство, начало которому положил Юань Шикай, само давно уже показало всю свою гнилость. Под ударами народной революции господству северных милитаристов пришёл конец. Империалистам и феодалам-крепостникам необходимо было создать новую династию, новую централизованную власть для подавления китайского народа, которая заменила бы уничтоженное господство северных милитаристов. Предавший революцию Чан Кайши и его клика оказались такими новыми властителями, вполне пригодными для иностранных империалистов. Контрреволюционный гоминдан, прибранный к рукам Чан Кайши и его прихвостнями — братьями Чэнь Лифу и Чэнь Гофу, оказался именно такой формой господства, наиболее пригодной с точки зрения империалистов и феодалов-крепостников.

Компрадоры, феодалы-крепостники, крупные банкиры, гангстеры, милитаристы, гоминдановские бюрократы, торговцы родиной всех мастей — все эти социальные паразиты и национальные преступники при новом режиме Чан Кайши пробрались на государственные посты и стали проявлять лихорадочную деятельность. Они слились в единое целое, где каждый мог заменить другого. Проживавшие на шанхайских концессиях закоренелые гангстеры, которые во времена северных милитаристов могли заниматься закулисной политической деятельностью только в пределах концессий, сейчас, при Чан Кайши, открыто вступили на политическую арену и стали у него «крупными партийными и государственными деятелями» в области «государственной политики» и «государственных финансов». Эти паразиты и национальные преступники стали социальной основой господства Чан Кайши. Кровавыми руками Чан Кайши, путём грабежей и обмана, путём всевозможных изощрённых махинаций они создали в области экономики режим компрадорской, финансовой олигархии с наибольшей концентрацией богатств,— режим, олицетворяемый Чан Кайши, его шурином Сунь Цзывэнем, свояком Кун Сянси и братьями Чэнь Гофу и Чэнь Лифу, этими «четырьмя семействами» Китая. Как указывал Мао Цзэдун, их монополистический капитал слился с их компрадорско-феодальной государственной властью, образовав компрадорско-феодальный государственный монополистический капитализм. «Четыре семейства», возглавляемые Чан Кайши, накопили в своих руках невиданные в истории Китая богатства. В политической же области с помощью контрреволюционных вооружённых сил и тайной полиции был создан компрадорско-феодальный фашизм, основоположником которого явился Чан Кайши, то есть самый оголтелый, самый жестокий предательский, контрреволюционный, террористический режим или, проще говоря, чанкайшизм.

Суньятсенизм сложился в ходе революционной деятельности, но всё же в нём нашли своё отражение и реакционные тенденции буржуазии, которые были полностью использованы и усилены Чан Кайши. Однако суньятсенизм и чанкайшизм это не только различные, но прямо противоположные понятия.

Чанкайшизм сложился в ходе контрреволюционной деятельности. Одним из «теоретических» источников чанкайшизма и прообразом его явились две контрреволюционные брошюры Дай Цзитао, выпущенные им в 1925 г. («Философские основы суньятсенизма» и «Национальная революция и китайский гоминдан»), однако «идеи» Дай Цзитао — это только прообраз чанкайшизма, и они не олицетворяют собой чанкайшизм в его полном виде. Термин «чанкайшизм» неразрывно связан с самой оголтелой контрреволюционной тиранией, с неприкрытым сговором с иностранным империализмом, с защитой феодальной аграрной системы, с осуществлением контрреволюционного террора, со всем тем, что началось после 12 апреля 1927 г.

Появление чанкайшизма в Китае означало, прежде всего, открытый сговор с империализмом, защиту феодальной аграрной системы, осуществление кровавого контрреволюционного террора. Чанкайшизм был создан в Китае компрадорами крупных иностранных фирм и крупными феодалами-крепостниками на костях миллионов жертв революционного народа.

Суньятсенизм — это мелкобуржуазный и буржуазный демократизм, а чанкайшизм — это феодально-компрадорский фашизм. Чанкайшизм отличается также и от юаньшикаевщины. Юаньшикаевщина тоже представляла собой феодально-компрадорскую контрреволюционную диктатуру, но контрреволюционная деятельность Юань Шикая имела место в период революции старой демократии, революции, возглавлявшейся буржуазией. Выше уже говорилось о слабости и соглашательстве буржуазии в революции и о том, что крестьянские массы не были широко мобилизованы. Поэтому Юань Шикай в своём контрреволюционном выступлении, использовав контрреволюционную армию, тайную полицию, «бессердечные интриги» и «хитроумные комбинации», легко подавил революцию 1911 г. Однако, несмотря на жестокость и коварство его контрреволюционного выступления, он не установил фашизма (которого тогда ещё нигде не было и в помине), не создал фашистской партии. Антинародная диктатура Юань Шикая была относительно старомодной.

Контрреволюционное выступление Чан Кайши имело место в период революции новой демократии, руководимой пролетариатом. Чан Кайши противостоял могущественный народный авангард — Китайская коммунистическая партия, противостояла бурная крестьянская революция; вот почему контрреволюционная диктатура Чан Кайши вылилась в феодально-компрадорский фашизм, а прибранный к рукам гоминдан превратился в фашистскую партию, управляемую Чан Кайши и братьями Чэнь Лифу и Чэнь Гофу. Таким образом, господство Чан Кайши — это уже не контрреволюционная диктатура крупных компрадоров и крупных помещиков, не диктатура старого типа, контрреволюционная диктатура цинского или юаньшикаевского образца,— это уже контрреволюционная диктатура нового, фашистского типа. Вот в чём особенность новой «династии» компрадоров и феодалов-крепостников, представляемых Чан Кайши.

Органы власти, созданные этой новой контрреволюционной «династией», унаследовали всё, что осталось от маньчжурско-цинского императорского двора и северных милитаристов. Но к милитаристскому бюрократическому аппарату она добавила ещё новый орган — охранку, находящуюся в ведении фашистской партии Чан Кайши. Эта охранка укомплектована специально подобранными людьми из его фашистской партии. Она сверху донизу пронизала весь военный, административный и просвещенческий аппарат чанкайшистского режима, опутав его сетью постоянного тайного надзора. Революционная система политических комиссаров, созданная коммунистической партией в армии, после контрреволюционного переворота Чан Кайши была превращена в систему контрреволюционной охранки. Посредством всех этих органов господства, особенно с помощью контрреволюционной армии, постепенно вышколенной империалистами, и с помощью органов охранки Чан Кайши стал властвовать над народом методами невиданного по своей жестокости террора. Господство чанкайшизма в Китае принесло китайскому народу неслыханные бедствия.

Первый из первых поджигателей гражданской войны

Однако расчёты империалистов и всевозможных реакционеров в Китае на то, что руками Чан Кайши можно будет ликвидировать китайскую революцию и творить всё, что им заблагорассудится, были наивны и в корне ошибочны.

Китайская нация — великая, героическая нация. Китайский народ, который в прошлом сумел свергнуть всех тиранов-монархов, сумел возродить независимость своей страны, свергнуть Юань Шикая и северных милитаристов, был уверен, что он наверняка сумеет свергнуть и Чан Кайши, ликвидировать чанкайшизм, дать отпор всем агрессивным вылазкам иностранных империалистов и обеспечить Китаю независимость, свободу и могущество. Великий Мао Цзэдун в своей работе «О коалиционном правительстве» писал следующее об этом периоде величественной истории китайского народа:

«Китайская коммунистическая партия и китайский народ не испугались, их не удалось покорить или уничтожить. Нет, они поднялись на ноги, смыли с себя кровь, похоронили своих товарищей и снова выступили на борьбу. Высоко подняв знамя революции, они стали оказывать вооружённый отпор. На обширной части территории Китая было создано народное правительство, осуществлена аграрная реформа, создана народная армия — Красная Армия Китая. Революционные силы китайского народа были сохранены и получили дальнейшее развитие. Революционные три народных принципа Сунь Ятсена, отброшенные реакционерами гоминдана, были унаследованы китайским народом, китайской компартией и другими демократическими элементами в стране».

Кто же был вождем героической борьбы народа? Не кто иной, как написавший эти яркие строки,— Мао Цзэдун. Этот великий вождь китайского народа всегда считал, что аграрная революция — основа свержения империалистического и феодального гнёта. Как говорилось выше, в ходе великой революции Мао Цзэдун твёрдо придерживался этого курса. Именно в то время, когда Чан Кайши и Ван Цзинвэй замыслили предательство и поставили революцию в критическое положение, Мао Цзэдун во всеуслышание призывал к развёртыванию аграрной революции, к продолжению наступления сил революции для преодоления наступившего кризиса. Однако в результате того, что ренегат Чэнь Дусю отверг политику Мао Цзэдуна, на долю китайского народа выпали несчастья, явившиеся следствием контрреволюционной измены Чан Кайши и Ван Цзинвэя. Когда великая революция потерпела поражение, Мао Цзэдун возглавил Цзинганшаньский поход[57], чтобы дать отпор резне, начатой Чан Кайши, и сохранить живые силы революции; он развернул знамя аграрной революции, чтобы ещё более расширить социальную базу антиимпериалистической, антифеодальной демократической революции в Китае. В период поражения революции Мао Цзэдун посредством крестьянской аграрной революции сумел сочетать правильное революционное наступление с правильным революционным отступлением. Поражение революции, естественно, означало отход революции из больших городов, но с потерей городов началась вооружённая революция в деревне. Революция по своему характеру продолжала оставаться буржуазно-демократической. Непосредственным объектом революционного наступления являлся предавший революцию и состоявший на службе у империалистов гоминдан во главе с Чан Кайши и весь класс феодалов-помещиков. Путь наступления (как по содержанию, так и по форме) — аграрная революция, вооружённая борьба и создание революционных баз. Это наступление было шагом вперёд по сравнению с периодом Северного похода. Когда контрреволюционный террор Чан Кайши захлестнул всю страну, Мао Цзэдун и Чжу Дэ, возглавившие коммунистов, революционных рабочих, крестьянские и солдатские массы Китая, продолжили дело великой революции и, дав приказ атаковать контрреволюцию, вселили новые надежды в сердца народа. Это была смелая атака. Она явилась той искрой, из которой позже разгорелось пламя.

В кровавый день 12 апреля 1927 г. Чан Кайши поднял знамя длительной гражданской войны против народа и избрал эту войну своей пожизненной «профессией». Но Чан Кайши, покрутившийся какое-то время в лагере революции, хорошо знал, как опасно играть с революционными силами. Натравливаемый иностранными империалистами, он стал поджигателем гражданской войны, но для того чтобы вести длительную войну, ему нужно было заручиться поддержкой иностранных империалистов. Мао Цзэдун неоднократно подчёркивал, что «политические представители китайских помещиков и крупной буржуазии были бы абсолютно ни на что не способны, не будь у них за спиной их хозяев». Поэтому контрреволюционер Чан Кайши лихорадочно спешил укрепить своё положение у империалистов. После того как между Нанкином и Уханем было установлено контрреволюционное сотрудничество, Чан Кайши вышел в отставку. Конечно, это было вызвано и внутренними противоречиями в лагере контрреволюции, но главная причина заключалась не в этом. Главное заключалось в том, что Чан Кайши, страшась революции, стремился получить возможность лично съездить в Японию, заключить союз с японским империализмом, чтобы заручиться ещё большей помощью японцев в деле поддержки контрреволюции. Сначала Чан Кайши отправил в Японию Дай Цзитао, который проложил для этого предварительные пути. Получив в ходе кровавого контрреволюционного переворота значительную помощь со стороны японского империализма, Чан Кайши решил отправиться в Токио, чтобы лично просить о помощи. Эта поездка Чан Кайши «за помощью свидетельствовала о его далеко идущих планах контрреволюционной гражданской войны. В октябре 1927 г. Чан Кайши прибыл в Токио и заявил о необходимости единения Китая и Японии. Он остановился в доме известного «специалиста» по японской агрессии в Китае, одного из главарей японской охранки Тояма Мицуру. Враг Китая Тояма хорошо понимал Чан Кайши. Он заявил: «Как бы там ни было, а г‑н Чан Кайши единодушен с Японией». Чан Кайши, подчёркивая свою преданность Японии, оставил Тояма на память собственноручную каллиграфическую надпись: «Близки, как одна семья». По возвращении Чан Кайши из Японии в Шанхай гоминдановцы устраивают ему торжественную встречу, во время которой он заявляет, что вернулся в страну, чтобы сотрудничать с Ван Цзинвэем. В этот период Чан Кайши в политических целях женится на известной своим беспутством и циничностью особе — Сун Мэйлин и одновременно принимает христианство, чтобы наладить отношения с англо-американским империализмом. Таким образом, Чан Кайши, с одной стороны, ещё теснее блокируясь с японским империализмом, и с другой — вступив в сговор с англо-американским империализмом, вновь возвращается в Нанкин и приступает к подготовке войны против народа.

Однако, чтобы завоевать доверие империалистов к своим планам длительной контрреволюционной гражданской войны, Чан Кайши, после того как он приступил к своим обязанностям, прежде всего совершил два важных для иностранных империалистов «дела». Первое было связано с упомянутым выше обстрелом Нанкина англо-американцами с целью помешать занятию его войсками, участвовавшими в Северном походе. В результате этого обстрела было убито более 2 тысяч китайцев и нанесены неисчислимые материальные потери. Однако усилиями чанкайшистской «дипломатии» дело окончилось исполнением указаний империалистов: «наказанием виновных», приказом об аресте члена гоминдана Линь Цзуханя, который командовал 6‑й армией Северного похода при наступлении на Нанкин, уплатой империалистам нескольких сот тысяч долларов контрибуции (следует помнить, что несколько сот тысяч долларов в то время представляли огромную сумму) и даже следующим письменным извинением перед империалистами:

«В связи с имевшей место непочтительностью, проявленной к вашему государственному флагу и представителям вашего правительства, настоящим имеем честь засвидетельствовать правительству вашей страны наше самое искреннее и глубокое уважение».

Нечего и говорить, что это очень понравилось империалистам. Второе «дело» было связано с вопросом об инциденте в Цзинани. 3 мая 1928 г. японские войска в Цзинами устроили резню китайцев, а затем крупными военными силами оккупировали Цзинань. Чан Кайши направил своим войскам, находившимся в то время в Цзинани, инструкцию, основное содержание которой сводилось к следующему:

1. Не вступать в столкновения с японскими войсками; охрана иностранных резидентов является делом государственной важности. Следует сносить любые обиды, имеющие место в отношении отдельных личностей.

2. Ни при каких обстоятельствах не открывать огня по японцам.

3. Ради спасения одного японца допустимо уничтожение даже и десятка китайцев.

4. В случае возникновения инцидентов, если японцы будут требовать сдачи оружия, таковое надлежит сдавать; если они будут требовать произведения арестов, то в этом им также не препятствовать.

Одновременно Чан Кайши направил телеграмму шанхайскому комитету своей партии, в которой говорилось:

«Надлежит следить за тем, чтобы массы соблюдали хладнокровие; недопустимы никакие бунты или демонстрации. Не допускать никаких эксцессов в отношении японских резидентов».

Нечего и говорить, что это тоже весьма понравилось японским империалистам. Завершив эти два «дела», Чан Кайши по одобрительным физиономиям своих империалистических хозяев понял, что он снискал у них доверие для ведения гражданской воины. Радости его не было границ. Чан Кайши ликовал.

Чан Кайши казалось, что он сумеет очень быстро доложить империалистам о своём успехе. И вот эта ничтожная змея, возомнив себя способной проглотить могучего слона, нагло зашумела о том, что «коммунисты будут уничтожены в три месяца». Прошло три месяца, и было вновь объявлено об «уничтожении в три месяца», а ещё через три месяца опять об «уничтожении в три месяца». Теперь непосредственным революционным противником, которого имел на своём пути контрреволюционер Чан Кайши, был не ренегат Чэнь Дусю, а мудрый Мао Цзэдун.

Многократные контрреволюционные «окружения» и «походы» Чан Кайши неизменно встречали сокрушительный отпор Китайской Красной Армии, возглавляемой Мао Цзэдуном. Этим контрреволюционным «окружениям» и «походам» Чан Кайши Мао Цзэдун противопоставил стратегию народной войны, состоявшую в том, чтобы сначала вынудить Чан Кайши метаться подобно затравленному волку, а затем, выбрав подходящее время и место и, подготовив нужные условия, обрушить на него всю мощь революционной армии, нанеся уничтожающий удар и переходя к новому наступлению революции. Мао Цзэдун называл эту стратегию «заманиванием противника в глубь территории». Он превратил стратегическое отступление, необходимое на определённом этапе времени, в своего рода средство контрнаступления и наступления. В итоге руководимая Мао Цзэдуном и Чжу Дэ Красная Армия Китая в ходе борьбы против непрерывных «походов» Чан Кайши неизменно крепла. Чан Кайши числился, с разрешения иностранных империалистов, верховным главнокомандующим «походами против коммунистов», а в ходе военных действий он был практически низведён до положения «начальника транспортной бригады по доставке оружия для Китайской Красной Армии».

Помимо войны против коммунистов, Чан Кайши, в интересах иностранных империалистов и в интересах своей компрадорско-феодальной олигархии, организовал также контрреволюционную междоусобную войну милитаристских клик между собой. В октябре 1928 г. Мао Цзэдун предсказывал:

«Четыре группы новых гоминдановских милитаристов (Чан Кайши, гуансийская группа[58], Фэн Юйсян[59] и Янь Сишань[60]), пока ими не были взяты Пекин и Тяньцзин, установили было временное единство против Чжан Цзолина. После же взятия Пекина и Тяньцзина единство немедленно распалось, и между этими четырьмя кликами идёт ожесточённая борьба, причём между Чан Кайши и гуансийской группировкой назревает война. Противоречия и борьба между отдельными милитаристскими кликами в Китае отражают противоречия и борьбу между империалистическими странами. Поэтому здесь ни при каких обстоятельствах не может быть компромиссов. Всякие компромиссы носят лишь временный характер. Во временном компромиссе сегодня уже назревает ещё более крупная война завтра».

Через несколько месяцев после этого научно обоснованного предвидения, а именно в феврале 1929 г., Чан Кайши начал междоусобную войну против гуансийской клики. Своя рука — владыка: те, кого вчера Чан Кайши именовал «верными товарищами», сегодня стали именоваться «предателями родины и партии», а по сути дела все эти милитаристы типа Бай Чунси являлись теми же чан кайши в другом облике и подобии. Чан Кайши вел войну во имя «единства». По окончании войны с гуансийской кликой, 1 мая 1929 г., он заявил: «Мир и единство — вот неизменная политика национального правительства». По мнению Чан Кайши, война против коммунистов, заливавшая кровью народа всю страну, не могла, конечно, называться войной, это был «мир»! А как же в области внутренних отношений в контрреволюционном гоминдане? Там тоже, согласно лексикону Чан Кайши, война называется миром, а мир — войной. 13 мая этот отвратительнейший палач писал в телеграмме к Фэн Юйсяну:

«Хотя я человек и недостойный, но со времени вступления в партию не предал ни одного друга, не убил ни одного товарища по революции. Действия мои известны, и это легко проверить. [Этот людоед в своих собственных глазах всегда выглядит необычайно благородным подвижником.] Что касается наших с вами отношений, то в области заслуг перед государством вы — ветеран революции, а в области личных отношений мы поклялись разделить свою судьбу — вместе жить, вместе умереть. К тому же вы старше меня, поэтому любой мой поступок, направленный против ваших интересов, лишил бы меня человеческого достоинства и всякого доверия».

А через десять дней после этого, 23 мая, посыпались указания об «исключении из партии», о «поимке и наказании» Фэн Юйсяна!

Затем одна за другой начались бесконечные междоусобные войны: Чан Кайши — Фэн Юйсян; Чан Кайши — Чжан Факуй[61], Чан Кайши — Тан Шэнчжи[62]; Чан Кайши — Фэн Юйсян — Янь Сишань; Чан Кайши — Ши Юсань. Воюя с одним, Чан Кайши заигрывает с другим, и снова мелькают реверансы «моим единомышленникам» и «моим старшим братьям». Назначения на посты определялись лишь желаниями Чан Кайши привлечь на свою сторону того или иного милитариста, а звание «заместителя командующего всеми сухопутными, морскими и воздушными силами», в зависимости от обстановки, преподносится то одному, то другому. Что же касается иностранных империалистов, то они из-за кулис управляли всеми сторонами этих контрреволюционных войн, финансировали их, обеспечивали оружием и советниками. Чан Кайши, чтобы не дать Шаньдуну попасть в руки своего противника, специально наладил дружбу с японскими империалистами и просил их отсрочить вывод японских войск из Шаньдуна. Война между Чан Кайши, Фэн Юйсяном и Янь Сишанем в 1930 г. длилась семь месяцев и стоила 300 тысяч жизней. Количество раненых и материальный ущерб не поддаются учету. С точки зрения Чан Кайши, это тоже, конечно, была не война, это была «неизменная политика мира». На протяжении двух лет, во время войны с Чжан Факуем и Янь Сишанем, Чан Кайши держался за Ху Ханьмина, однако как только война против Янь Сишаня была закончена, Чан Кайши немедленно арестовал Ху Ханьмина. Таким образом, к весне 1931 г. сложились две контрреволюционные клики: нанкинская, во главе с Чан Кайши, и гуандунская, античанкайшистская клика, во главе с Ван Цзинвэем и Сунь Фо[63]. Обе они наперебой стремились снискать покровительство иностранных империалистов.

Подсчитано, что за период с 1911 по 1928 г. было 11 междоусобных войн между северными милитаристами. Все войны в общей сложности продолжались 885 дней. Не то при Чан Кайши. Вплоть до сианьских событий[64], в течение десяти лет, Чан Кайши непрерывно вёл как контрреволюционную антинародную войну против коммунистов, так и междоусобные войны против враждебных ему милитаристов. Военные действия не прекращались ни на один день. Более того, часто в одно и то же время на разных фронтах велось несколько войн одновременно. Чан Кайши — самый свирепый, самый воинственный милитарист в истории, с которым не идут ни в какое сравнение ни Юань Шикай, ни другие северные милитаристы. Где бы ни появлялись войска Чан Кайши (особенно в революционных районах), повсюду неизменно царили мародёрство и кровавые расправы. И в отношении ужасов и бедствий, причинённых китайскому народу его войсками, Чан Кайши намного превзошёл всех тиранов прошлого.

Военные расходы правительства северных милитаристов достигали в отдельные годы 70 % всех расходов на военные и административные нужды; у Чаи Кайши они обычно составляли 90 %. Если взять только дополнительное налоговое бремя, взваленное на плечи крестьян, то в районах непосредственного господства Чан Кай ши, например во многих областях Цзянсу, дополнительные налоги уже в 1933 г. превышали регулярные налоги в 10—26 раз; в Хунани — в 10—30 раз. Северные милитаристы за 15 лет своего господства выпустили внутренних займов на сумму 600 млн юаней, а Чан Кайши за 9 лет господства (до 1936 г.) выпустил их на сумму более 2200 млн юаней. А ведь эти займы в основном также легли на плечи крестьянства. В результате бесконечных грабежей и расправ со стороны контрреволюционной клики Чан Кайши и его армии сельское хозяйство Китая с каждым днём всё больше приходило в упадок. Площадь незапаханной земли в 1922 г. составляла более 890 млн му, а в 1930 г.— свыше 1170 млн му. Всё это данные о первых годах десятилетней гражданской войны, а ведь народные бедствия возрастали с каждым годом, с каждым месяцем господства чанкайшистской клики.

И в то же время Цзяны, Суны, Куны и Чэни, эти «четыре семейства», возглавляемые Чан Кайши, нажили на гражданской войне несметные богатства. Посредством иностранных займов, путём выпуска внутренних займов и эмиссии банкнот, а также всевозможными поборами они именно в ходе войны, шаг за шагом, постепенно сконцентрировали в своих руках богатства всей страны.

Что же касается количества жизней, погубленных Чан Кайши в ходе десятилетней гражданской войны, то оно не поддается никакому учёту. В 1932 г. в США вышла брошюра о контрреволюционном терроре в Китае, в которой говорится: