Главная роль 3

Последним важным посланием была телеграмма от генерал-губернатора Гродекова: золотодобытчики, как и он сам, в дичайшем восторге — все обозначенные мною точки полны драгоценного метала, и Дальний Восток неотвратимо погружается в золотую лихорадку. Сотня пудов уже собрана и должным образом передана государству — как тут не радоваться? Этой телеграмме я очень рад — будет что предъявить Александру на неизбежный после длинного рассказа о планируемых реформах вопрос: «а где на все это деньги возьмешь?». Вот откуда — если за ближайшую пятилетку золотой запас Империи хотя бы не удвоится, значит нужно будет высылать на Дальний Восток очень злых ревизоров с полномочиями вплоть до расстрела на месте: иначе чем безбожным и повальным воровством недополучение казною золота не объяснишь — я же представляю, какие там залежи.

Последняя телеграмма совсем короткая и своим содержанием способна вогнать в слезы умиления любого хоть немного знакомого с историей отечественной геологии человека: «Закурили трубку мира, табак отличный». Здравствуй, «Мир»! Твою значимость переоценить попросту невозможно — сейчас алмазы добываются по большей части в Африке. По большей части — англичанами и французами. Потребность в алмазах будет расти, а значит будет расти их стоимость. Благодаря «Миру» мы сможем как сэкономить, отказавшись от закупок у зарубежных партнеров, так и заработать — «Мир» настолько богат, что внутренний рынок его продукцию переварить в одиночку не сможет физически. Будем продавать!

Но это все, конечно, не сразу — найти ресурс это даже не половина дела, а только пролог к нему. Но новость все равно восхитительная! Впрочем, права забивать на Африку это мне не дает — там очень много вкусного, а еще она являет собой отличный полигон для тренировки «уволенных в запас» военных.

Положив телеграмму на стол, я вздохнул. Много идей, много планов, но мало полномочий и мало денег. Исправить это может только долгий и сложный разговор с Александром. Проснись, папа, очень тебя прошу.

Глава 12

Муштра — нужна, это неоспоримый факт. Любая группа людей должна притереться друг к другу, чтобы эффективно делать общее дело. Признание полезности муштры, однако, не мешало мне жалеть о потраченных на нее человеко-часах: вот этот включающий в себя сотни гвардейцев, чуть ли не с геометрической точностью перестраивающийся и маневрирующий организм формировался многие месяцы.

Сначала прошла кавалерия — прикольная штука, чтобы «кошмарить» тылы и линии снабжения, но оптимизировать этот род войск придется. Часть желательно отправить овладевать навыками езды на высокотехнологичных транспортных средствах — когда у меня появятся броневики, танки и тягачи для обоза, им найдется применение. Часть «тыловую» с ухода за лошадками нужно перераспределить на заводы и по реальным училищам — учиться уходу за теми же высокими технологиями. Иллюзий я не питаю — броневики и типа-танки в эти времена будут ломаться как китайский фен, проданный в начале 90-х доверчивому колхознику. Значит нужны запчасти и ремонтные бригады.

Но до оптимизации гвардейских частей еще далеко — сначала нужно укрепить вертикаль власти настолько, что вооруженный мятеж станет невозможен. Собственной гвардии бояться стыдно, но не зря же в истории даже специальный термин есть — «эпоха дворцовых переворотов». Отбери у высокородного придурка нарядный мундир и породистого жеребца, и тут же получишь группу заговорщиков. Может дождаться уже войны и канализировать всю эту нечисть, торжественно отправив ее в первую очередь? Оставлю в качестве плана «бэ».

Далее пошли кирасиры. Сколько жизней способен уберечь даже простенький и несовершенный бронежилет? Здесь я тоже не обольщаюсь — нашить их на всех, не имея отлаженного производства кевлара или хотя бы титана нереально. Последний мы однажды получим — обрывки знаний о нем у меня есть, находятся внутри выданных Менделееву папок вместе с прочим. Но что-то же можно сделать? Хотя бы пару тысяч юнитов поздоровее для почти тихих штурмов там, где не надо бежать до противника километровый марш-бросок под артиллерией бронёй оснастить?

Кираса защитит тело, но не конечности. Ампутаций — травматических и нормальных — даже с пенициллином и стрептоцидом будет много. Нужны протезы — это само собой. Нужны пенсии — не менее очевидно. И главное — нужны рабочие места для тех, у кого осталась хотя бы одна рука и желание зарабатывать на жизнь на общих условиях. И нужно много, очень много того, за что миллионы подданных будут годами терпеть лишения и гибель близких.

Под проходы и маневры остальных находящихся в Гатчине частей, машинально разговаривая с командирами и своими спутниками — помимо мамы и непосредственных гвардейских начальников, меня сопровождают Миша и князь Барятинский — я поразмыслил над «потешными войсками». Из кого еще формировать ЧВК, если не из гвардейских частей и казаков? Это же тоже способ оптимизации — будут делом заняты, а не в карты по трактирам резаться. Особенно если я обращусь к ним лично, а в ЧВК будет очень строгий отбор с высокими ставками: не прошел — будь добр покинуть и Гвардию, это же элитное подразделение, а ты жалкий километр в кирасе и с рычажным карабином пробежать неспособен — ЧВК в полноценной войне использовать глупо, а для засадно-партизанской тактики в «горячих точках» скорострельный карабин будет в самый раз.

Так-то желающих будет очень много: на «отборы» будут заключаться пари, а к непрошедшим их отношение будет презрительное — «потешные войска» будут принадлежать лично цесаревичу, а значит воевать в них — огромная честь и сказочные карьерные перспективы.

Впрочем, все эти мысли в моей голове гуляли уже давно — со времен Манчжурии, и первая половина сегодняшнего дня от этого получилась бесполезной — просто погулял да поговорил о важности Гвардии и Конвоя для Империи.

Под конец маневров казаки Конвоя решили продемонстрировать «Японскую конную забаву», набравшую на Родине пугающую популярность — теперь так развлекаются все кавалерийские части. Казак с каноничным историческим именем Ермак выступил в роли «догоняющего». Лошадка под ним споткнулась, прогремел выстрел, и тянущий мешок казак Алексей свалился как подкошенный, сломав руку, ногу и получив огнестрельное ранение в левое плечо. Что ж…

— Господа, у нас была договоренность, — громко заявил восседающий на белом жеребце я. — «Японская конная забава» отныне объявляется вредной и в ближайшее время будет запрещена законом. Ежели сильно хочется — пользуйтесь луками да стрелами, а с револьверами аки мальчишки баловаться запрещаю.

И, довольный тем, что сэкономил полчасика, я изобразил Высочайший гнев и свалил. Ермак, полагаю, теперь очень сильно огребет за выдачу мне повода запретить идиотизм, но тут как ни крути сам виноват — тоже мне придумали, из огнестрела в направлении боевого товарища палить.

Вернувшись домой, мы переоделись, пообедали и разошлись — Миша и княжны как обычно учиться, маменька — набраться сил перед большим вечерним приемом, а я воспользовался возможностью подрессировать Арнольда при помощи Антошки.

Картина по моему возвращению в апартаменты была комической — переодетый в нарядный костюмчик, аккуратно причесанный Антон сидел на стуле у стены гостиной, положив руки на коленки и стараясь не двигаться. Напротив, в кресле, сидел камердинер Семен, который вроде бы не обращал внимания на мальчика, но не просто же так он здесь — следит, чтобы маленький простолюдин чего не попортил.

Поржав, я поговорил с Антошкой, разблокировав для него мою личную и дворцовую библиотеку, сад и полный комплект «людских» помещений, выделил гостевую комнату из моего комплекта — три свободных остались, пока никого туда селить не планирую — и написал записку Мише: Степка с ним на уроки ходит, уж не знаю, насколько с нагрузкой справляется, но Антошку к ним добавить можно — даже если будет понимать хотя бы пять процентов материала, в будущем ему это сильно поможет.

Я к собакам в целом равнодушен — в детстве было иначе, и у меня получилось «наныть» себе щеночка под родительское условие, что все проблемы с собакой я буду решать сам. Хватило меня на неделю, а потом пришлось «наныть» передачу щенка тому, кто не ленится дважды в день гулять с ним и сверху посещать площадки для дрессировки. С Арнольдом удобнее — у меня же гора слуг — но пса придется по возможности таскать за собой и часами повторять ему «сидеть», «голос» и прочее. Обуза, блин, но в перспективе полезная, так что лениться нельзя.

Когда меделян усвоит базовые команды и привыкнет ко мне, надо будет озаботиться его полусекретной «боевой» подготовкой с упором на двуногую «дичь». «Оружие последнего шанса» применять не хочется, но не иметь его в моей ситуации нельзя.

К концу «урока» меделян порвал мне рубаху, и пришлось переодеваться снова. Во время общения с гофмейстерами я заглянул в доходные статьи бюджета Империи — прямые и косвенные налоги с крестьян (включая винную монополию) составляют чуть больше половины. Порванная веселящимся щенком рубашка «обнулила» подати с сотни крестьянских дворов. Мне нравится хорошо одеваться — а кому нет? — так что в рубище переодеваться не стану, но было бы здорово вывести Двор на самоокупаемость так, чтобы казенные средства тратились куда положено.

Пока я занимался собакой, ко дворцу прибывали многочисленные экипажи. Критически важной части государственного аппарата из-за справедливых опасений Александра за свою жизнь пришлось переехать в Гатчину, но тот большой и не всегда полезный организм, который принято называть «Светом» или «сливками общества» остался в Петербурге. Верно это и для послов. На меня надели белый, парадный мундир с большими золотыми «погонами» на плечах и не менее золотым, стоячим воротником. Дав слугам прилепить положенные по должности ордена, я посмотрелся в зеркало. Какой же я классный! В очередь, милые дамы — со всеми потанцевать не смогу. И прошу вас, не надо плакать — это же не последний прием!

За окном уже стемнело, и дворец с прилегающими территориями погрузился в электрическое освещение. Лучше свечей да керосинок — мне есть с чем сравнивать — но хуже электричества из моих времен. Лампочки маломощные, напряжение нестабильное, и свет раздражает глаза тусклостью и морганием. Что поделать — технологии несовершенны.

С Императрицей я встретился в примыкающей к залу для приемов гостиной. Висящее на ее шее брильянтовое колье отражало свет ламп, высокую прическу венчала русская тиара — не таскать же ей чудовищно тяжелую Большую Императорскую Корону? В платье преобладали синие тона, а в покрое ощущались фольклорные — в эти времена просто «русские» — оттенки. К платью прилагался комплект орденов — полный «парад».

Помимо пачки фрейлин, Дагмару сопровождала троица статс-дам: Елизавета Александровна Барятинская — жена «моего» Барятинского, графиня Анна Дмитриевна Строганова — жена «виночерпия», и вдова Дмитрия Андреевича Толстого — бывшего министра внутренних дел и члена государственного совета — Софья Дмитриевна Толстая.

Моя часть свиты нашлась здесь же — князь Барятинский, Ксюшин кумир Сандро — нужно присматриваться — и пачка чуваков, которых я в ближайшее время отправлю по известному маршруту — инспектировать Центральные губернии на тему голода. Параллельно будут отправлены полусекретные «дублеры» и даже «дублеры дублеров» — с последними обещал помочь Курпатов. Информация из трех источников — это минимум для любого уважающего себя руководителя. Минимум три спецслужбы с частично пересекающимися интересами и механизмами «пригляда» друг за дружкой должно быть у государства. Все должны конкурировать и желательно ненавидеть «смежников» — только так можно минимизировать очковтирательство и держать силовиков в тонусе.

Мужская часть мне поклонилась, дамы были удостоены целования ручек, и мы, выстроившись колонной, направились к ведущим в зал дверям, из-за которых раздавались музыка и неразборчивые обрывки разговоров. Дагмара, на правах матушки — рядом со мной, под ручку.

— Я слышал мнения, будто Елена Орлеанская на вас похожа… — шепнул я ей.

Мама обрадовалась, но рано.

— Это так, но есть один большой нюанс — вы, мама, очень красивы, а Елена, будучи похожей на вас — почему то нет.

Открытые слугами двери спасли меня от положенного в этой ситуации микроскандала, оркестр замолк, сверкающие драгоценностями, орденами, табельными саблями, полированными сапогами и носками выглядывающих из-под подолов туфелек гости сформировали для нас проход. Пожилой церемониймейстер огласил наши полные титулы, оркестр ожил, и мы с Императрицей прошлись по залу, благожелательно глядя на кланяющихся подданных и посланников иностранных государств.

На следующий час мы стали центром человеческой карусели — где-то за спинами получивших возможность обменяться с нами любезностями бушевали баталии за место в «очереди», а меня больше интересовали те, кто не пытался оттаптывать ноги окружающим ради пары секунд монаршего внимания, а пользовался приемом как надо: стоя у стеночек и восседая на диванчиках, толковые люди «обкашливали» дела и наводили полезные связи. Мне очень хотелось к ним — например, поговорить с промышленниками на тему инвестиций в акционерное общество «Русский алмаз», куда ни одного иностранца я не пущу — оттокам капитала бой! Так-то нужно еще немного подождать: «Мир» — не лучшая кимберлитовая трубка из имеющихся в Якутии: просто ее нашли раньше других, и вся мощь советского пиара — а он был очень неплох — пала именно на нее. Я начну разработку с «Интернационального» — название, конечно, поменяем — потому что эта трубка самая богатая. Осталось дождаться, когда геологи до нее дойдут, и можно инициировать создание общества.

Опытные иностранные посланники тоже в толкучку не лезли — в регламенте приема местечко для них есть, а значит я никуда не денусь. Краешком взгляда я зацепил расположившегося на диванчике в компании французского посланника Алексея Александровича — «семь пуда августейшего мяса», «le Beau Brummell», объект вожделения многих великосветских шлюх, источник репутационных ударов по Романовым — журналюги любят освещать его половую жизнь — бессовестный ворюга и любитель командовать вверенным ему флотом прямо из парижских будуаров как бы показывал, что лично он с дипломатическими союзниками Империи определился давно и всерьез. Дядюшка тоже меня заметил.

Улыбнувшись Антуану Рене Полю Лефевру де Лабудэ («Лабудэ» французскому посланнику в уши мне придется лить много!), Алексей Александрович поднялся с дивана и пошел на меня, словно крейсер рыбацкие суденышки одним своим присутствием раздвигая светскую шелупонь.

— Будь благоразумен, — шепнула мне Дагмара.

Я не «благоразумен», я гораздо хуже — я «рационален»! Дядюшкины стати меня не пугали — врукопашную мы с ним даже при худшем исходе конфликта не сойдемся. Не пугали и связи с влиянием — я не любитель топтаться по мозолям Павел I и не рохля-Николай. У меня непробиваемая самооценка, умная голова, развитая социальная мимикрия, великолепные навыки чтения людей и Великий План.

— Прекрасный вечер, Ваше Величество, — приложился Алексей Александрович к ручке Императрицы.

— Благодарю, Алексей Александрович.

Ощущаю неплохой такой перегар от этой упакованной в безукоризненный костюмчик туши.

— Георгий, — улыбнулся он мне с прямо-таки оскорбительным кивком.

Слышат нас только стоящие рядом — они напряглись и замолкли, зато смотрел на нас весь зал.

Будь мы обычной родней, это было бы нормально, но в нынешнем положении, если я схаваю дядюшкино пренебрежение, уже через несколько часов весь свет будет об этом знать и делать соответствующие выводы. Начинать конфликт так рано я не хотел и не собирался — планировался аккуратный сбор инфы о хищениях Великим князем государственных средств, исходя из которого я бы формировал коалицию по отправке горе-адмирала в почетную отставку с сохранением чинов и достоинства — злить Романовых чревато — но выбора у меня нет.

Ответив улыбкой без кивка, я вернул «подачу» с огромными процентами:

— Лёшка.

Народ — хотя какой это нафиг «народ»? «Народ» во дворцах не живет — напряженно затих.

Улыбка Великого князя уменьшилась на пару миллиметров, глаза нехорошо блеснули, пробежались по окружающим, остатки трезвости в дядиной башке позволили ему понять, что он, как ни крути, перегнул, а значит обострять дальше напрямую вредно. Сделав хорошую мину при плохой игре, он жизнерадостно заржал, выдав очень грубый наезд за безобидную, чисто родственную шутку. Смех подхватила Императрица — ей конфликты тоже нафиг не уперлись — следом — я, и за мной засмеялись остальные. Дождавшись тишины, дядюшка сгладил остатки «недоразумения», вытянувшись в шутливый «фрунт» и нарочито-криво козырнув:

— Виноват, Ваше Императорское Высочество! Никак не привыкну к вашему новому положению!

Это тоже подначка — «я помню, что ты был „запаской“, племянничек» — но вполне приемлемая в рамках «шуточной» перебранки.

— О, дядюшка, я и сам никак не привыкну! — подыграл я и снова вернул «подачу» с процентами. — Очень рад, что ваша важная деловая поездка в Париж не помешала вам подыграть моей китайской комбинации, прямо из Франции отправив Тихоокеанский флот угрожающе курсировать вдоль берегов.

Дальнейшему развитию конфликта помешала Дагмара:

— Я счастлива, что в эту сложную для нас всех минуту вы так дружны!

С улыбкой покивав, «дядя Леша» свалил к стеночке — на оккупированный герцогом Евгением Лейхтенбергским и его женою диван, демонстративно усевшись между супругами. С Зинаидой Лейхтенбергской — сестрой легендарного Белого Генерала Скобелева, ныне покойного, у Великого князя всем известная порочная связь, которая ничуть не беспокоит законного супруга Зинаиды — за ношение рогов любовник жены щедро платит ему положением и деньгами.

С таким Романовым мне точно не по пути.

Глава 13

Как только поток высокородных гостей схлынул, настал черед иностранных посланников — при живом Императоре взяться за меня в полную мощь они не могут, но первый их допуск к будущему «телу» все равно очень важный дипломатический ритуал.

— По эту сторону мира, месье дэ Лабудэ, я никоим образом не желаю вмешиваться в провидимую Его Величеством и министром Гирсом внешнюю политику, — с улыбкой поведал я французскому посланнику чистейшую правду.

У меня своя внешняя политика есть, зачем мне чужая?

— Безусловно, Ваше Императорское Высочество, — с не менее светской улыбкой покивал он. — Однако по долгу службы я просто вынужден передать вам восхищение Парламента вашей «китайской комбинацией», — улыбка очень уместно померкла, превратившись в сочувственную мину. — Вся Франция горевал из-за гибели Николая Александровича, и в свете потери брата ваша победа вызывает еще большее уважение.

Ага, ходили Жаки да Жанны по стране и плакали — разве могло быть иначе?

— Спасибо, месье дэ Лабудэ. Признание такого умелого дипломата как вы очень много для меня значит.

А вот и «лабудэ» — я вообще лягушатников не люблю, сам не знаю почему, мутные и шумные они какие-то. Стоящий передо мной — не исключение, я же видел, с кем он на диване сидел — уверен, дядюшке посланник говорил о «китайской комбинации» совсем другое.

Далее к нам подошел посланник английский. Поправив бакенбарды и отразив свет люстр лысиной, он поклонился, чмокнул Императрице ручку и разразился формальными, но уместными и в целом даже приятными комплиментами. Классика — англосакс окучивает аборигенов. Улыбаемся, говорим приятные вещи в ответ, а мысленно точим ножи и повязываем на шею салфетку, облизываясь на торт Британской Империи.

Русско-британские отношения нынче не то чтобы в кризисе. Торговля идет, посланники общаются, а фамилия у нашего министра почему-то Гирс. Ну и порядок «подхода» ко мне намекает — сначала француз, который документально закрепленный союзник, потом — англичанин, который… Который просто уважаемый иностранный партнер — для простоты назовем это так.

После англичанина к нам подошел датский посол — это уже чисто маменькина инициатива, потому что значимость Дании для нас околонулевая. Околонулевая полезность, впрочем, в моих глазах не дает повода пренебрежительно относиться к кому бы то ни было: дипломатия же, и даже посланника какой-нибудь мелкой колонии нужно принимать как положено по общему регламенту — на долгой дистанции это заметят, и я без всяких вложений обрету стремящиеся к укреплению отношений с Россией силы внутри чужих колоний и условно-независимых, экономически депрессивных регионов. Но сработает это только на не-европейцев, потому что «белые люди» по умолчанию пафосные, зазнавшиеся, и при первой удобной возможности перекрасятся во врагов.

За Данией последовала остальная «нейтральная» для нас Европа. Предпоследним представителем Европейской державы из допущенных ко мне стал посланник Германии — дерьмовые у нас с ней взаимоотношения, и здесь сам Бог велел вбросить сглаживающий это тезис в ответ на сожаления посланника по этому поводу:

— Отношения между равными партнерами, герр Швейниц, на мой далекий от высокой дипломатии взгляд, просто обязаны быть многовекторными. Никто не вправе требовать как от Германской Империи, так и от Империи нашей, полнейшего согласия и жертвы национальными интересами во имя хороших отношений. Нам нужно защищать промышленность, вам — крестьян. Поправьте меня, если я ошибаюсь, но разве торговые ограничения способны помешать нашим империям действовать сообща к обоюдной пользе?

Посланник обрадовался, Императрица едва заметно поморщилась, не успевший (потому что не хотел) далеко уйти французский посланник вытер лысину платочком — занервничал, бедолага, потому что в мое «не собираюсь вмешиваться» поверит только кретин. Но во лжи обвинить меня не сможет — я же просто разговариваю с «херром» Швейницем, делясь своим сугубо личным мнением.

Завтрашним утром, полагаю, кайзер Вилли откроет свеженькую телеграмму от своего посланника и освоит термин «многовекторность» применительно к дипломатии. Ну и порадуется полученному сигналу — посланник же не ограничится только пересказом моих слов, он опишет весь сегодняшний прием, включая то, что я откровенно «слил» француза.

Заканчивал «европейскую» часть посланник Австро-Венгрии. Вражина номер один, но кто в такой ситуации будет вид подавать? Здравствуйте, очень приятно, до свидания. Буфером между Европой и Азией выступили посланники САСШ, Мексики и той части Южной Америки, которая колонизирована недостаточно качественно — Индии, например, свой посольский корпус не положен.

Мексика в эти времена вполне самостоятельное государство. Это в будущем она и прочие латиноамериканские страны превратятся в тестовый полигон для ЦРУ, а пока американцы так не умеют. Про Мексику я буду долго думать, и, возможно, накачивать оружием и инструкторами, потому что нынешние, безоблачные отношения с Америкой продлятся только до конца Первой мировой. Увы, противостояние с ней неизбежно, поэтому придется «шатать» как можно старательнее. Но пока, само собой, никому ни слова — рано.

Азиатская часть приема началась конечно же с японского посланника — Токудзиро Ниси неплохо смотрелся в европейском костюме, а ширина его улыбки символизировала радость от качественно нового витка русско-японских отношений. После обмена любезностями я пригласил посланника на открытие музея японской культуры — его еще только начали строить, но мы не торопимся. Японский посланник таким образом получил от меня больше внимания, чем остальные, и этого сигнала более чем достаточно.

Китайский посланник тоже улыбался — работа такая. С ним мы поговорили о прелести учения Конфуция, я высоко оценил дипломатическую мудрость Императрицы Цыси, которой «хватило мужества пожертвовать малым, чтобы сохранить многое» и разошлись довольные друг другом. Я же «в долгую» играю, и Китаю в моем плане отведено место отнюдь не российской колонии.

Общаясь с остальными азиатами — в том числе посланником Сиама, который в свете отношений с Рамой почти друг — я думал об англичанах. Грубо в эти времена работают, как оказалось — даже Фэна Зихао, который в Петербург приедет уже завтра, не заметили. Казалось бы, какой простор — «русского наследника контролирует китайский маг и гипнотизер». На Фэна Зихао можно валить и «мои» открытия — будет смотреться гораздо стройнее, чем вот эта вот жесть в желтых английских газетенках. Или они по принципу «чем наглее ложь, тем больше вероятность, что в нее поверят» действуют? Будем следить — однажды фигуру китайского учителя заметят, к большому моему удовольствию. Пусть тратят силы и время, отыскивая черную кошку в черной комнате, а своему народу я уж как-нибудь объясню, что Георгий Романов за него радеет, а не за французские, английские или китайские деньги.

После «дипломатического» сегмента приема у меня по регламенту свободное время. Тратил я его уже привычно — потанцевав с согласия мужей с парочкой относительно молодых дам: положение рук и дистанцию старательно контролируем, чтобы не создавать вредных слухов. После этого потанцевал с пятком дам пожилых, и, сославшись на усталость, обосновался в углу с наибольшей концентрацией бриллиантов, пудры и морщин, оставшись там до конца приема: чем старше и знатнее условная графиня, тем больше она может поведать об окружающем мире, потому что сплетничать — их любимый досуг. Не даром же «Война и мир» начинается с салона Анны Павловны Шерер — пренебрегать этим ресурсом не следует, и я дал предварительное согласие на посещение парочки этих самых «салонов». Дату согласуем позже — все понимают, что я в столицу вернулся недавно и вообще занят.

В жилую часть дворца мы возвращались вдвоем с Императрицей. Комплиментов на тему «ты хорошо держался» из ее уст не было — привыкла, что «держусь» я в любой ситуации, а значит можно поговорить о более конструктивных вещах:

— Ты слишком демонстративно заигрываешь с Германией.

— Мама, если я скажу вам, что одним из итогов моего большого плана станет возвращение Дании коренных территорий и гарантия ее независимости, вы мне поможете? — выкатил я козырь.

В этот момент мы переходили с одной ковровой дорожки на другую, и мама от неожиданности зацепилась за кромку туфелькой. Я аккуратно ее придержал, и Императрица изобразила оскорбленную невинность:

— Причем здесь Дания? Я — русская Императрица, и забочусь только о благе России!

Выпутавшись из моих рук, она нервно одернула платье.

— Тогда у нас вообще нет проблем, — с широкой улыбкой развел я руками. — Идем к батюшке — мне нужны полномочия и его одобрение. Он ведь давно пришел в себя?

Императрица стыдливо отвела глаза. Да, сотрясение, перелом и лауданум, но я не верю, что этот комплект «отключил» Императора на три дня так, что он не может уделить мне жалкие три-четыре часика.

— Мама, — грустно вздохнул я и направился к императорским покоям. — Мы не в благословенном восемнадцатом веке живем. Мы — на пороге века двадцатого. Более того — мы живем на пороховой бочке! Разве слова Победоносцева о том, что Россия — «это ледяная пустошь, по которой бродит лихой человек» для тебя пустой звук? Мы стоим на пороге самой настоящей революции. Мы стоим на пороге Большой войны. Единственный способ сохранить и Россию, и наши с вами жизни и положение — работать на опережение… Вы идете? — остановившись, испытующе посмотрел на Дагмару.

Горько вздохнув — не отстает вредный сын — она кивнула и пошла за мной. Я продолжил:

— Революция бывает двух типов — «сверху» и «снизу». Революцию «снизу» в свое время провели французы — тогда гильотины неделями трудились без отдыха. Для нас этот вариант неприемлем, а значит нужно провести революцию «сверху». В глазах либералов и прочей нечисти, мы с вами, мама, средневековый атавизм. Мы — устарели, и неотвратимо превращаемся в общественном сознании в символ рабского угнетения. По всей Европе монархия ныне кастрирована, и только у нас сохранилось самодержавие. От него я отказываться не хочу — для революции «сверху» мне нужна крепкая единоличная власть. Одной из моих важнейших задач является демонстрация народу состоятельности самодержавия. Каждый неудачный шаг парламентов и прочего шумного сброда должен освещаться в контексте сравнения с монархией. Царь — это защитник народа и локомотив прогресса. Парламенты и Думы — помехи на этом пути, потому что тамошние горлопаны озабочены только интересами тех, кому обязаны своим положением. В этой связи очень важно прополоть государственный аппарат от сорняков типа дяди Лёши.

Императрица дернулась и побледнела:

— Не смей! Да, он бывает невыносим, но, если ты отправишь его в отставку, а тем более — арестуешь, от тебя отвернутся все родственники!

— Он же русского цесаревича прилюдно унизить пытался, — мягко ответил я с доброй улыбкой. — Петр Великий бы за это минимум вырвал ему пару «больных» зубов. И смотрите, мама, как интересно получается — простой адмирал при всех показывает, что непосредственного начальника он в грош не ставит. Армия — это дисциплина, и такие вот демарши ее портят, вплоть до отказа подчиняться приказам.

— Ты — не Петр! — услышала Дагмара только то, что ей было интересно.

— Конечно не Петр, — согласился я. — Я — гораздо хуже, потому что не скован еще феодальной классовой солидарностью к нашим врагам. Ну-ка, братец, отворяй, — велел стоящему перед дверями в апартаменты Императора слуге.

Тот покосился на Императрицу, получил подтверждение и открыл. Минуя комнаты, я задал маме очень неудобный вопрос:

— Почему цесаревич должен бояться алкаша, ворюгу и прелюбодея? И почему вы, мама, будучи Императрицей, так трясетесь от моего желания навести в стране порядок?

Закаменев лицом, Дагмара для разнообразия ответила честно:

— Потому что я не хочу потерять тебя.

— Видите как интересно получается, — развел я руками. — Враги-то мои, оказывается, не за границей и не на каторге, а прямо здесь, во дворце. Так ведь быть не должно.

— Так было, есть и будет, — нахмурилась Мария Федоровна. — И они — не враги, а твоя опора!

— Пока я позволяю им воровать, предаваться порокам и не лезу в их игры с лягушатниками? — поднял я на нее бровь.

— Да! — не выдержала она и неожиданно покраснела.

— Называть вещи своими именами не стыдно, — с улыбкой утешил ее я. — Стыдно этого не делать. Высокородный подонок, который захочет меня придушить за то, что я всего лишь попытаюсь его заставить честно работать, «опорой» не является — это самый настоящий враг. И прошу вас, мама, не нужно оперировать «остальными Романовыми» — Владимир Александрович, например, выглядел очень довольными моими оплеухами милому дядюшке. Если родной брат нашего Лёшку недолюбливает, чего говорить об остальных?