Помоги проекту - поделись книгой:
1. Человек явно или косвенно обвиняется и чувствует себя обвиняемым.
2. В результате его психологическая свобода — степень, в которой он чувствует себя способным делать то, что хочет, — ограничивается. Это чувство не обязательно должно соответствовать заключению под стражу или какой-либо другой внешней реальности.
3. Обвиняемый чувствует себя обороняющимся, поскольку находится на зыбкой почве. Он не знает, как много известно обвинителю. В результате у обвиняемого «нет формулы правильного поведения, нет роли, если хотите, которую он мог бы использовать в этой ситуации».
4. Он воспринимает обвинителя как представителя власти. Если он не считает, что полномочия обвинителя намного превышают его собственные, он вряд ли будет чувствовать себя скованным, и станет защищаться. Если же он «воспринимает, что обвинение подкреплено „реальными“ доказательствами, соотношение внешних и собственных сил увеличивается, и психологическое положение человека становится более шатким». Интересно отметить, что в таких ситуациях обвиняемый склонен к чрезмерной или преувеличенной реакции, к враждебности и эмоциональной демонстрации; к сознанию собственной правоты, встречным обвинениям, защите...»
5. Он должен верить, что отрезан от дружественных или поддерживающих его сил. Если это так, то он сам становится единственным источником своего «спасения».
6. «Еще одно условие, которое, скорее всего, является необходимым, хотя и недостаточным для признания, — это то, что обвиняемый чувствует себя виноватым. Возможно, причина в том, что чувство вины способствует самобичеванию
7. Обвиняемого, наконец, подталкивают на путь признания настолько далеко, что ему легче идти дальше, чем повернуть назад. Он воспринимает признание как единственный способ выйти из затруднительного положения и обрести свободу. (15)
Горовиц был процитирован и подытожен довольно подробно, поскольку считается, что все вышесказанное — это в основном здравое описание процессов, которые вызывают признание у источников, чье сопротивление изначально не сильно, кто ранее не сталкивался с задержанием и допросами и не был обучен вражеской разведкой или службой безопасности методам сопротивления. Например, начинающий или недовольный коммунист или агент может быть доведен до признания и сотрудничества без применения каких-либо внешних принудительных сил, кроме самой ситуации допроса, посредством вышеописанной последовательности субъективных событий.
Важно понимать, что допрос, и как ситуация и как процесс, сам по себе оказывает значительное внешнее давление на допрашиваемого, если не дать ему привыкнуть к нему. Некоторые психологи прослеживают этот эффект обратно вплоть до инфантильных отношений. Меерло, например, утверждает, что любые вербальные отношения в той или иной степени повторяют паттерн ранних вербальных отношений между ребенком и родителем. (27) Допрашиваемый, в частности, скорее всего, будет воспринимать дознавателя как родителя или родителя-символ, объект подозрений и сопротивления или покорного принятия. Если дознаватель не знает об этом бессознательном процессе, результатом может стать запутанная битва подспудных установок, в которой произносимые слова часто являются лишь прикрытием для посторонней борьбы, ведущейся на более низких уровнях обеих личностей. С другой стороны, дознавателю, который понимает эти факты и знает, как обратить их в свою пользу, возможно, не придется прибегать к какому-либо давлению, кроме того, которое непосредственно вытекает из условий и функций допроса.
Очевидно, что многие сопротивляющиеся субъекты контрразведывательного допроса не могут быть приведены к сотрудничеству или даже к уступкам просто в силу давления, которое они генерируют внутри себя или из-за неусиленного воздействия ситуации допроса. Тогда возникает необходимость в манипулятивных техниках — все еще ориентированных на человека, но воздействующих на него извне. Основополагающая гипотеза данного руководства заключается в том, что эти техники, которые могут быть успешными даже с очень сопротивляющимися источниками, по сути, являются методами, вызывающими регрессию личности на тот более ранний и слабый уровень, который необходим для подавления сопротивления и привития зависимости. Все техники, используемые для преодоления препятствий на пути допроса, весь спектр от простой изоляции до гипноза и наркотического опьянения, по сути, являются способами ускорения процесса регрессии. По мере того как допрашиваемый скатывается от зрелости к более инфантильному состоянию, его усвоенные или структурированные черты личности исчезают в обратном хронологическом порядке, так что первыми уходят самые недавно приобретенные характеристики — те, на которые допрашиваемый опирается в своей защите. Как отмечают Гилл и Бренман, регрессия — это, по сути, потеря автономии. (13)
Еще одним ключом к успешному допросу сопротивляющегося источника является предоставление приемлемой рационализации для покладистости. По мере регрессии почти все сопротивляющиеся ощущают растущее внутреннее напряжение, возникающее из-за желания одновременно скрыть и разгласить. Чтобы избавиться от нарастающего напряжения, источник может ухватиться за любую сохраняющую лицо причину для подчинения — любое объяснение, которое успокоит как его собственную совесть, так и возможный гнев бывших начальников и соратников, если его вернут под контроль коммунистов. Задача дознавателя — предоставить правильное объяснение в нужное время. Здесь также важно понимать допрашиваемого; правильная рационализация должна быть оправданием или причиной, которая соответствует личности источника.
Процесс допроса — это континуум
B. План допроса
Планирование допроса важнее, чем конкретные детали плана. Поскольку нет двух одинаковых допросов, невозможно спланировать допрос от А до Я во всех его деталях с самого начала. Но его можно и нужно планировать от А до Е или от А до М. Вероятность неудачи при неспланированном КР допросе неприемлемо высока. Еще хуже то, что подход «переть-невзирая» может разрушить перспективы успеха, даже если впоследствии будут использованы разумные методы.
Разведывательная категория, к которой принадлежит объект, хотя и не является определяющей для целей планирования, все же имеет определенное значение. План допроса путешественника отличается от плана допроса других категорий, поскольку время, отведенное на допрос, часто бывает коротким. Соответственно, проверка его bona fides часто бывает менее тщательной. Обычно его считают достаточно надежным, если установлена его личность и отсутствие других разведывательных связей, если проверка документов не обнаружила порочащей информации, если в его рассказе о своей биографии нет пропусков или расхождений, свидетельствующих о значительном утаивании, если он не пытается выявить информацию об опрашивающем или его кураторе и если он охотно предоставляет подробную информацию, которая выглядит надежной или установлено, что это так.
[b13 ]
[b13 ]
Перебежчики обычно могут быть допрошены в одностороннем порядке
Отсутствие у KUBARK исполнительных полномочий особенно существенно, если речь идет о допросе подозреваемого агента или любого другого субъекта, от которого ожидается сопротивление. Как правило, трудно добиться успеха в КР допросе сопротивляющегося источника, если только допрашивающая служба не может контролировать объект и его окружение в течение столь долгого времени, как это окажет себя необходимым [b13 ]
[b13 ]
Как уже упоминалось ранее, агенты и сотрудники враждебных служб часто получают информацию об отсутствии у KUBARK полицейских полномочий. Такие источники могут потребовать немедленного освобождения в случае задержания для одностороннего допроса. Если требование будет отклонено, они могут впоследствии подать иск о незаконном задержании. Перевод в центр допроса не должен использоваться как автоматическое решение. План допроса на станции или базе должен учитывать юридические соображения, проблемы размещения и охраны субъектов, подвергаемых одностороннему допросу, а также разочарование, которое может возникнуть в результате траты большого количества времени и квалифицированной рабочей силы на непокорный источник. В противном случае станция или база может слишком сильно надавить, пытаясь добиться быстрых результатов, уступить давлению и отпустить допрашиваемого, от которого не удалось получить разъяснений.
C. Отдельные вопросы
До начала вопросов дознаватель должен четко представлять себе, что он хочет узнать, почему он считает, что источник располагает информацией, насколько она важна и как ее лучше всего получить. Любая неясность здесь или задавание вопросов в предположении, что цель будет определена после начала допроса, почти наверняка приведет к бесцельности и провалу в конце. Если конкретные цели не могут быть четко определены, необходимо провести дополнительное расследование, прежде чем приступать к опрашиванию.
Делается оценка рода и интенсивности предполагаемого сопротивления. Полезно заранее выяснить, не будет ли желаемая информация угрожать интересам допрашиваемого или наносить ему ущерб. Если да, то дознаватель должен подумать, можно ли получить ту же информацию или ее подтверждение из другого источника. Незамедлительный допрос подозреваемого, располагая неубедительной фактической основой, как правило, приводит к потере времени, а не к его экономии. С другой стороны, если необходимая информация не затрагивает чувствительных точек по мнению субъекта, обычно предпочтительнее просто попросить ее, чем пытаться обманом добиться от него показаний и тем самым создавая ненужную битву умов.
Предварительный психологический анализ субъекта облегчает решение вопроса о том, будет ли он скорее всего сопротивляться, и если да, то будет ли его сопротивление результатом страха, что его личным интересам будет нанесен ущерб, или результатом нежелания сотрудничать, свойственного ригидному и родственным им типам. Выбор методов, которые будут использоваться для преодоления сопротивления, также определяется характеристиками допрашиваемого.
Помещение, в котором будет проводиться допрос, должно быть свободно от отвлекающих факторов. Цвет стен, потолка, ковров и мебели не должен бросаться в глаза. Картины должны отсутствовать или быть тусклыми. Наличие письменного стола зависит не от удобства дознавателя, а от предполагаемой реакции субъекта на коннотацию превосходства и официальности. Возможно, предпочтительнее будет простой стол. Мягкое кресло для допрашиваемого иногда предпочтительнее деревянного стула с прямой спинкой, поскольку, если его заставляют долго стоять или иным образом лишают физического комфорта, контраст усиливается, что приводит к дезориентации. В некоторых трактатах по допросам подчеркивается важность организации освещения таким образом, чтобы его источник находился позади дознавателя и бил прямо в лицо субъекту. В данном случае это прямолинейное правило также нереально. На сотрудничающий источник освещение оказывает тормозящее воздействие, а на утаивающий — может сделать его более упрямым.
Как и все остальные детали, эта зависит от личности допрашиваемого.
Хорошее планирование позволит избежать прерываний. Если комната используется не только для допросов, но и для других целей, на ней следует повесить табличку «Не беспокоить» или ее аналог. Эффект от того, что кто-то забрел в комнату, забыв ручку или желая пригласить дознавателя на ленч, может оказаться губительным. По той же причине в комнате не должно быть телефона: он обязательно зазвонит в самый неподходящий момент. Более того, это видимая связь с внешним миром; ее присутствие позволяет субъекту чувствовать себя менее отрезанным и более способным к сопротивлению.
Специальная комната для допросов предлагает идеальные условия для фотографирования допрашиваемого без его ведома, спрятав камеру за картиной или в другом месте.
Если в качестве места для допроса будет использоваться новая конспиративная квартира, его следует тщательно изучить, чтобы убедиться, что можно манипулировать общей обстановкой по своему усмотрению. Например, следует заранее узнать силу электрического тока, чтобы в случае необходимости запасти под рукой трансформаторы или другие модифицирующие устройства.
Обычно предусматриваются приспособления для записи допроса, или перенос их в другую комнату, или то и другое. Большинство опытных дознавателей не любят делать пометок. Необремененность этой рутиной позволяет им сосредоточиться на том, что говорят источники, как они это говорят и что еще они делают, пока говорят или слушают. Другая причина отказа от ведения ручных записей заключается в том, что это отвлекает и иногда беспокоит допрашиваемого. В ходе нескольких сессий, проведенных без пометок, допрашиваемый может впасть в комфортную иллюзию, что он говорит не для протокола. Еще одно преимущество записи — возможность ее последующего воспроизведения. На некоторых субъектов шок от того, что они неожиданно слышат свои голоса, действует нервирующе. Также запись предотвращает последующее увиливание или отрицание показаний. Кассеты также можно редактировать и склеивать, что дает эффективные результаты, если вмешательство можно скрыть. Например, если в деле участвуют двое подозреваемых, и В просто сказали, что А признался в их совместной лживости, он может верить, что это заявление — ложь и что дознаватели просто вернулись к своим старым трюкам. Но если он услышит записанное на пленку признание А или запись А, отредактированную так, чтобы она звучала как признание, результат может быть совершенно иным. Запись также является ценным учебным пособием для дознавателей, которые с ее помощью могут разобрать свои ошибки и свои наиболее эффективные приемы. Исключительно поучительные допросы или их отдельные фрагменты могут быть использованы для обучения других.
Если есть возможность, следует использовать аудиоаппаратуру для трансляции хода допроса в другое помещение, используемое в качестве пункта прослушивания. Основное преимущество трансляции заключается в том, что она позволяет ответственному за допрос отметить важные моменты и наметить дальнейшую стратегию, заменить одного дознавателя на другого, правильно выбрать время для драматического прерывания и т. д. Полезно также установить за спиной допрашиваемого небольшую лампочку-мигалку или организовать какой-либо другой способ сигнализировать дознавателю без ведома источника, что допрашивающий должен покинуть комнату для консультации или что собирается войти кто-то другой.
Субъекты обычно опрашиваются раздельно. Разделение позволяет использовать ряд приемов, которые в противном случае были бы невозможны. Кроме того, оно усиливает у источника ощущение, что он отрезан от дружеской помощи. Сведение двух или более подозреваемых друг другу с целью добиться обвинений или признаний особенно опасно, если этому не предшествовали отдельные допросы, которые вызвали у одного из них признание или, по крайней мере, значительные показания, касающиеся обоих. Техники раздельного допроса связанных источников обсуждаются в части IX.
Количество дознавателей, используемых для одного допроса, варьируется от одного человека до большой команды. Размер группы зависит от нескольких соображений, в первую очередь от важности дела и интенсивности сопротивления источника. Хотя большинство сеансов включают одного дознавателя и одного допрашиваемого, некоторые из описанных далее техник требуют присутствия двух, трех или четырех допрашивающих. Команда из двух человек, в частности, подвержена непреднамеренным антипатиям и конфликтам не входящих в предусмотренное распределение ролей. Планирование и последующее поведение должны устранять такие противотоки до их возникновения, особенно потому, что источник будет стремиться обратить их в свою пользу.
Члены команды, которые не задействованы в других делах, могут быть с максимальной пользой использованы в пункте прослушивания. Неопытные дознаватели найдут, что прослушивание допроса во время его проведения может быть весьма познавательным.
Как только начинается допрос, дознаватель вынужден действовать на двух уровнях. Он пытается делать две, казалось бы, противоречивые вещи одновременно: установить раппорт с субъектом, но оставаться по сути отстраненным наблюдателем. Или же он может проецировать себя на сопротивляющегося допрашиваемого как мощного и зловещего (чтобы искоренить сопротивление и создать необходимые условия для раппорта), оставаясь при этом совершенно безучастным на глубинном уровне, отмечая значимость реакций субъекта и эффективность своего собственного выступления. Плохие дознаватели часто путают это двухуровневое функционирование с ролевой игрой, но между ними есть радикальная разница. Дознаватель, который просто притворяется, что испытывает определенные эмоции или придерживается определенного отношения к источнику, скорее всего, будет неубедителен; источник быстро почувствует обман. Даже дети очень скоро чувствуют такое притворство. Чтобы быть убедительным, сочувствие или гнев должны быть искренними; но чтобы быть полезным, они не должны мешать более глубокому уровню точного, незатронутого наблюдения. Двухуровневое функционирование не является сложным или даже необычным; большинство людей временами выступают в роли и исполнителя, и наблюдателя, если только их эмоции не вовлечены в ситуацию настолько глубоко, что критическая способность распадается. Благодаря опыту дознаватель становится искусным в этом дуализме. Дознаватель, обнаруживший, что он эмоционально вовлечен и больше не способен на беспристрастную объективность, должен сообщить об этих фактах, чтобы можно было произвести замену. Несмотря на все усилия планирования по подбору дознавателя, чей возраст, образование, навыки, личность и опыт делают его лучшим выбором для задачи, иногда случается так, что и дознаватель, и допрашиваемый чувствуют при первой встрече притяжение или антипатию, которые настолько сильны, что быстро возникает необходимость смены дознавателя. Ни один дознаватель не должен отказываться уведомить своего начальника, если эмоциональная вовлеченность становится очевидной. Не сама реакция, а неспособность сообщить о ней будет свидетельствовать о недостатке профессионализма.
Другие причины смены дознавателя следует предвидеть и избегать с самого начала. В первой части допроса отношения между дознавателем и изначально не склонным к сотрудничеству источником важнее, чем полученная информация; когда эти отношения разрушаются при смене дознавателя, заменяющему его лицу приходится начинать практически с нуля. Фактически, он начинает с препятствий, потому что воздействие допроса сделает источник более эффективной сестрой. Поэтому база, станция или центр не должны назначать главным дознавателем человека, чья доступность закончится до предполагаемого завершения дела.
Перед началом допроса необходимо рассчитать количество времени, которое может потребоваться и которым могут располагать как дознаватель, так и допрашиваемый. Если допрашиваемый не будет находиться под стражей, выясняется заранее его обычный график работы, чтобы не пришлось освобождать его в критический момент из-за того, что у него назначена встреча или он должен идти на работу.
Поскольку вытягивание информации из упрямящегося субъекта — не самое легкое занятие, допрос следует начинать только после того, как будут собраны все относящиеся к делу факты, доступные как в открытом доступе, так и от сотрудничающих источников.
Сессии допросов сопротивляющегося источника, находящегося под стражей, не должны проводиться по неизменному расписанию. Способность к сопротивлению снижается из-за дезориентации. Испытуемого можно оставить в покое на несколько дней; его могут вернуть в камеру, дать поспать пять минут и снова привести на допрос, который проводится так, как будто прошло восемь часов. Принцип заключается в том, что сеансы должны быть спланированы таким образом, чтобы нарушить ощущение хронологической последовательности у источника.
Окончание допроса должно быть спланировано до того, как начнется допрос. Виды задаваемых вопросов, используемые методы и даже поставленные цели могут зависеть от того, что произойдет в конце. Например, если допрашиваемый будет передан службе принимающей
Следует также заранее продумать ряд практических деталей завершения. Будут ли источнику возвращены документы и будут ли они в готовности вовремя? Следует ли ему заплатить? Если он является фальсификатором или враждебным агентом, сфотографирован ли он и сняты ли с него отпечатки пальцев? Необходимы ли или желательны ли последующие контакты и оговорены ли условия повторного контакта? Получен ли отказ от претензий?
Как уже отмечалось в начале этого раздела, успешный допрос источника, оказывающего сильное сопротивление, обычно включает в себя два ключевых процесса: расчетливую регрессию допрашиваемого и предоставление приемлемой рационализации. Если эти два шага были предприняты, становится очень важно закрепить новую податливость с помощью обращения. Другими словами, субъект, который в конце концов разгласил искомую информацию и которому была предоставлена причина для разглашения, которая спасает его самолюбие, совесть или и то, и другое, часто будет в настроении сделать последний шаг — принять ценности дознавателя и действовать с ним сообща.
Теперь если предусматривается оперативное использование
VIII. КОНТРРАЗВЕДЫВАТЕЛЬНЫЙ ДОПРОС БЕЗ ПРИНУЖДЕНИЯ
A. Общие замечания
Термин «непринудительный» использован выше для обозначения методов допроса, которые не основаны на принуждении несговорчивого субъекта путем применения превосходящей силы, исходящей извне его самого. Однако допрос без принуждения не проводится без давления. Напротив, цель состоит в том, чтобы оказать максимальное давление или, по крайней мере, столько, сколько необходимо, чтобы побудить подчиниться. Разница в том, что давление создается внутри допрашиваемого. Его сопротивление ослабевает, его стремление уступить укрепляется, пока в конце концов он не победит себя.
Манипулировать субъектом психологически, пока он не станет покладистым, не применяя внешних методов принуждения к подчинению, кажется сложнее, чем есть на самом деле. Изначально преимущество находится за дознавателем. С самого начала он знает об источнике гораздо больше, чем источник знает о нем. И он может создать и усилить эффект всезнания различными способами. Например, он может показать допрашиваемому толстую папку с его собственным именем. Даже если в папке нет почти ничего, кроме чистых листов бумаги, атмосфера осведомленности, с которой дознаватель упоминает биографию объекта, может убедить некоторые источники в том, что все известно и сопротивление бесполезно.
Если допрашиваемый находится под стражей, дознаватель может манипулировать его окружением. Просто прервав все другие контакты с людьми, «дознаватель монополизирует социальное окружение источника».(3) Он осуществляет полномочия всемогущего родителя, определяя, когда источник будет отправлен спать, когда и что он будет есть, будет ли он вознагражден за хорошее поведение или наказан за плохое. Дознаватель может и делает так, что мир субъекта не только не похож на тот, к которому он привык, но и сам по себе странный — мир, в котором привычные схемы времени, пространства и сенсорного восприятия оказываются низвергнутыми. Он может резко изменить обстановку. Например, источник, который вообще отказывается говорить, может быть помещен на некоторое время в неприятную одиночную камеру. Затем дружелюбная душа угощает его неожиданной прогулкой по лесу. Испытывая облегчение и прилив сил, испытуемый обычно не может не реагировать на безобидные комментарии о погоде и цветах. Они расширяются до воспоминаний, и вскоре создается прецедент словесного обмена. Этот прием эффективно использовали и немцы, и китайцы.
Дознаватель также выбирает эмоциональный ключ или ключи, в которых будет проходить допрос или любая его часть.
Благодаря этим и другим преимуществам «...опытные и решительные дознаватели почти всегда добиваются успеха в выпытывании некоторой информации от своих источников... При допросе военнопленных обычно приводится цифра от 95 до 100 процентов источников, которые отказываются от правила „только имя, звание, номер“ или других заповедей молчания...» (3)
B. Структура допроса
Контрразведывательный допрос состоит из четырех частей: начало, рекогносцировка, детализированное опрашивание и заключение.
1. Начало
Большинство сопротивляющихся допрашиваемых блокируют доступ к значимым контрразведывательным данным, находящимся в их распоряжении, по одной или нескольким из четырех причин. Первая — это специфическая негативная реакция на дознавателя. Плохое первоначальное обращение или фундаментальная антипатия могут сделать источник несотрудничающим, даже если ему нечего скрывать важного
Основная цель вводной фазы — подтвердить просчитывание личности, полученное в ходе скрининга, и позволить дознавателю глубже понять источник как личность. Если время не играет решающей роли, дознаватель не должен проявлять нетерпение, если допрашиваемый отклоняется от целей допроса и возвращается к личным проблемам. Могут выясниться важные факты, которые не прозвучали во время скрининга. Сам протокол допроса оживает,
Есть еще одно преимущество в том, чтобы позволить субъекту говорить свободно и даже бессвязно на первой стадии допроса. Дознаватель может свободно наблюдать. Люди многое передают с помощью невербальных средств. Опытные дознаватели, например, внимательно прислушиваются к голосу и узнают от него много нового. Допрос — это не просто словесный процесс; это вокальный процесс, и голос передает напряжение, страх, неприязнь к определенным темам и другую полезную информацию. Также полезно следить за ртом субъекта, который, как правило, выдает гораздо больше, чем его глаза. Жесты и позы также рассказывают свою историю. Если субъект, как правило, иногда широко жестикулирует, а в другое время физически расслаблен, но в какой-то момент сидит неподвижно, его поза, скорее всего, является физическим образом его психического напряжения. Дознаватель должен мысленно отметить тему, которая вызвала такую реакцию.
В одном из учебников по допросам перечислены следующие физические индикаторы эмоций, и дознавателю рекомендуется отмечать их не в качестве неопровержимых доказательств, а как вспомогательные средства просчитывания:
1) Румяное или покрасневшее лицо — признак гнева или смущения, но не обязательно вины.
2) «Холодный пот» — сильный признак страха и шока.
3) Бледное лицо указывает на страх и обычно свидетельствует о том, что дознаватель бьет точно в цель.
4) Пересохший рот указывает на нервозность.
5) Нервное напряжение также проявляется в сжимании носового платка или крепком сжимании рук.
6) Эмоциональный стресс или напряжение могут вызвать учащенное сердцебиение, которое проявляется в пульсе и горле.
7) Легкий вздох
8) Суетливость может принимать различные формы, и все они являются верными признаками нервозности.
9) Человек, находящийся в состоянии эмоционального или нервного напряжения, непроизвольно прижимает локти к бокам. Это защитный механизм.
10) Движение стопы, когда одна нога скрещена над коленом другой может служить индикатором. Циркуляция крови в голени частично прекращается, что приводит к небольшому подъему или движению свободной стопы с каждым ударом сердца. Это становится более выраженным и заметным по мере увеличения частоты пульса.
Паузы также имеют большое значение. Когда человек говорит о значимом для себя предмете, он проходит через процесс опережающего самоконтроля, осуществляемого с молниеносной скоростью. Этот самоконтроль становится более интенсивным, если человек разговаривает с незнакомцем, и особенно интенсивным, если он отвечает на вопросы незнакомца. Его цель — скрыть от вопрошающего любую информацию, которая может нанести ущерб самооценке говорящего. Когда вопросы или ответы затрагивают чувствительные области, предварительное сканирование может привести к возникновению ментальных блоков. Они, в свою очередь, приводят к неестественным паузам, бессмысленным звукам, призванным дать говорящему больше времени, или другим перебиваниям. Нелегко отличить невинные блоки — то, что удерживается по соображениям личного престижа, — от блоков виновности — того, что необходимо знать допрашиваемому. Но успешное установление взаимопонимания
Установление раппорта — вторая основная цель начальной фазы допроса. Иногда по итогам скрининга дознаватель заранее знает, что объект не будет сотрудничать. В других случаях вероятность сопротивления устанавливается без скрининга; например, у обнаруженных враждебных агентов обычно есть не только желание сопротивляться, но и средства для этого — история прикрытия или другое объяснение. Но ожидание отказа скорее увеличивает, чем уменьшает ценность раппорта.
Другими словами, отсутствие раппорта может заставить допрашиваемого утаить информацию, которую он в противном случае предоставил бы свободно, в то время как наличие раппорта может побудить допрашиваемого, изначально настроенного на утаивание, изменить свое отношение. Поэтому дознаватель не должен становиться враждебным, столкнувшись с изначальной враждебностью, или каким-либо другим образом подтверждать негативное отношение, с которым он может столкнуться на начальном этапе. На этом первом этапе его отношение должно оставаться деловым, но в то же время спокойным (не показным), дружелюбным и приветливым. На такие вступительные замечания испытуемых, как «Я знаю, чего вы хотите, и могу сказать вам прямо сейчас, что вы этого от меня не получите», лучше всего ответить невозмутимым «Почему бы вам не сказать мне, что вас разозлило?». На этом этапе дознаватель должен избегать втягивания в конфликт, каким бы провокационным ни было отношение или язык допрашиваемого. Если он отвечает на грубость не неискренними заявлениями о том, что он «друг» допрашиваемого, и не равным гневом, а спокойным интересом к тому, что вызвало гнев допрашиваемого, дознаватель с самого начала получает два преимущества. Он установил превосходство, которое понадобится ему позже, по мере развития допроса, и увеличил шансы на установление раппорта.
Продолжительность начальной фазы зависит от того, сколько времени потребуется на установление раппорта или на то, чтобы понять, что добровольное сотрудничество недостижимо. Это могут быть буквально считанные секунды, а может быть и затяжная, нелегкая борьба. Даже несмотря на то, что затраты времени и терпения иногда очень высоки, усилия по созданию у допрашиваемого ощущения, что допрашивающий проявляет к нему симпатию, не должны быть прекращены до тех пор, пока не будут исчерпаны все разумные ресурсы (если, конечно, допрос не заслуживает больших затрат времени). В противном случае есть вероятность, что допрос не принесет оптимальных результатов. На самом деле, скорее всего, он будет неудачным, и дознаватель не должен отказываться от попыток установить раппорт, будучи внутренне уверенным, что ни один человек в здравом уме не станет уличать себя, предоставляя запрашиваемую информацию. История допросов полна признаний и других самообвинений, которые, по сути, были результатом подмены внешнего мира миром допроса.
Другими словами, по мере того как исчезают видимые признаки и звуки внешнего мира, его значение для допрашиваемого имеет тенденцию меркнуть сходным образом. На смену этому миру приходит комната для допросов, два ее обитателя и динамические отношения между ними. По мере того как продолжается допрос, допрашиваемый все больше склоняется к тому, чтобы рассказывать или утаивать информацию в соответствии с ценностями мира допроса, а не внешнего мира (если только периоды допроса не являются лишь кратковременными перерывами в его обычной жизни). В этом маленьком мире, состоящем из двух жителей, столкновение личностей, в отличие от конфликта целей, приобретает преувеличенную силу, как торнадо в аэродинамической трубе. В него вовлекается самооценка допрашиваемого и дознавателя, и допрашиваемый борется за сохранение своих секретов от оппонента по субъективным причинам, потому что он полон мрачной решимости не быть проигравшим, низшим. Если же, напротив, дознаватель устанавливает взаимопонимание, субъект может утаивать по другим причинам, но его сопротивление часто не имеет той горькой, отчаянной интенсивности, которая возникает, если соревнование приобретает личностный характер.
Дознаватель, который в начальной фазе чувствует или определяет, что услышанное им — легенда, должен сопротивляться первому, естественному импульсу продемонстрировать ее ложность. У некоторых допрашиваемых случаях эго-требования, необходимость сохранить лицо настолько переплетаются с сохранением истории прикрытия, что назвать человека лжецом — значит лишь усилить сопротивление. Лучше оставить путь к отступлению, лазейку, которая позволит источнику подправить свою историю, не выглядя при этом глупо.
Если на более позднем этапе допроса будет решено предъявить допрашиваемому доказательства его лжи, полезным может оказаться следующий совет, касающийся юридического перекрестного допроса.
«Многое зависит от того, в какой последовательности проводить перекрестный допрос бесчестного свидетеля. Вы ни в коем случае не должны ставить важный вопрос под угрозу, пока не заложите основу для него таким образом, чтобы, столкнувшись с фактом, свидетель не смог ни отрицать, ни объяснить его.
Часто можно видеть, как самые разрушительные документальные свидетельства в виде писем или показаний под присягой оказываются абсолютно дряблыми только из-за неумелого обращения с ними. Если в вашем распоряжении есть письмо, написанное свидетелем, в котором он занимает позицию, противоположную той, что он только что дал под присягой, избегайте распространенной ошибки — показывать письмо свидетелю для опознания, а затем зачитывать его с вопросом: «Что вы на это скажете?» Во время чтения письма свидетель будет собираться с мыслями и готовить свои объяснения в преддверии последующего вопроса, и эффект от разрушительного письма будет потерян... Правильный метод использования такого письма заключается в том, чтобы спокойно подвести свидетеля к повторению заявлений, которые он сделал в своих прямых показаниях и которым противоречит его письмо. Затем зачитайте ему письмо. У свидетеля нет объяснений. Он изложил факт, здесь нечего уточнять.»(41)
2. Рекогносцировка
Если допрашиваемый сотрудничает с самого начала или если во время начальной фазы была установлена связь и источник стал сотрудничать, этап разведки не нужен; дознаватель переходит непосредственно к детальному расспрашиванию. Но если допрашиваемый утаивает, необходим период изучения. Обычно уже сделаны предположения о том, что он утаивает: что он — фальсификатор, или агент RIS, или что-то еще, что он считает важным скрыть. Или же предполагается, что ему было известно о подобной деятельности, осуществляемой кем-то другим. В любом случае, цель разведки — быстро проверить предположение и, что более важно, выяснить причины, масштабы и интенсивность сопротивления.
Во время начальной фазы дознаватель определит вероятные области сопротивления, отметив те темы, которые вызвали эмоциональную или физическую реакцию, речевые блоки или другие признаки. Теперь он начинает прощупывать эти области. Каждый опытный дознаватель приметил, что если допрашиваемый
Две опасности особенно вероятны во время рекогносцировки. До этого момента дознаватель не продолжал линию допроса, когда встречал сопротивление. Теперь, однако, он это делает, и раппорт может быть нарушен. Некоторые допрашиваемые примут это изменение близко к сердцу и будут склонны персонализировать конфликт. Дознаватель должен противостоять этой тенденции. Если он поддастся ей и ввяжется в битву умов, он может не справиться с поставленной задачей. Второй соблазн, которого следует избегать, — это естественная склонность преждевременно прибегать к уловкам или методам принуждения, чтобы завешить с вопросом. Основная цель рекогносцировки — определить вид и степень давления, которое потребуется на третьем этапе. Дознаватель должен приберечь свои огневые средства до тех пор, пока не разберется, с чем ему придется столкнуться.
3. Детализированный опрос
а. Если раппорт установлен, и если допрашиваемому нечего скрывать, подробный допрос представляет собой лишь рутинную проблему. Основными рутинными соображениями являются следующие:
Дознаватель должен точно знать, что он хочет узнать. Он должен иметь на бумаге или твердо удерживать в сознании все вопросы, на которые он хочет получить ответы. Обычно случается, что источник располагает относительно большим объемом информации, которая практически не имеет разведывательной ценности, и лишь небольшой коллекцией золотых самородков. Естественно, он будет стремиться говорить о том, что знает лучше всего. Дознаватель не должен проявлять нетерпение, но и не должен позволять результатам покидать фокус. Определяющим остается то, что нам нужно, а не то, что допрашиваемый может предоставить с наибольшей готовностью.
В то же время необходимо приложить все усилия, чтобы в процессе допроса объект не узнал, где именно находятся наши информационные пробелы. Этот принцип особенно важен, если допрашиваемый ведет привычный образ жизни, каждый вечер возвращается домой и появляется на допросе лишь раз или два в неделю, или если его bona fides вызывает сомнения. Однако почти при всех обстоятельствах следует избегать явного раскрытия своих интересов и знаний. Обычно плохой практикой является вручение даже самому сговорчивому допрашиваемому упорядоченного списка вопросов и просьба написать ответы. (Это требование не распространяется на написание автобиографий или на информационные вопросы, не касающиеся области разногласий с источником.) В целях сокрытия информации некоторое время обычно тратится на вопросы, не представляющие особого разведывательного интереса. Дознаватель может способствовать этому процессу, делая время от времени заметки — или делая вид, что делает это, — по вопросам, которые кажутся важными для допрашиваемого, но не представляют разведывательной ценности. С этой точки зрения допрос можно считать успешным, если источник, который на самом деле является враждебным агентом, может сообщить оппозиции только общие сведения об интересующих нас областях, но не может указать конкретные детали, не включив в них вводящую в заблуждение информацию.
Разумной практикой является составление каждого протокола допроса в день допроса или, по крайней мере, до начала следующей сессии, чтобы можно было оперативно устранить недостатки и вовремя заметить пробелы или противоречия.
Также целесообразно для попросить допрашиваемого записывать темы, которые следует затронуть и которые приходят ему в голову во время обсуждения непосредственных вопросов. Действие записи на бумаге фиксирует эту мысль в сознании допрашиваемого. Обычно темы, всплывающие в ходе допроса, забываются, если их не отметить; они имеют тенденцию нарушать план допроса, если их освещать, отступая от текущего предмета.
Вопросы на дебрифинге обычно должны быть сформулированы так, чтобы спровоцировать положительный ответ, и должны быть конкретными. Ведущий опрос не должен принимать неконкретный отрицательный ответ без вникания. Например, вопрос «Знаете ли вы что-нибудь о заводе X?» с большей вероятностью вызовет отрицательный ответ, чем «Есть ли у вас друзья, которые работают на заводе X?» или «Можете ли вы описать его внешний вид?».
Важно определить, были ли знания испытуемого по любой из тем получены из первых рук, усвоены косвенным путем или представляют собой просто предположение. Если информация была получена косвенным путем, необходимо указать субисточники и соответствующую информацию о канале. Если утверждения основаны на предположениях, для оценки необходимы факты, на которых основаны выводы.
В ходе подробного допроса будут выявлены дополнительные биографические данные. Такие сведения следует занести в протокол, но обычно предпочтительнее не отклоняться от безличной темы, чтобы проследить за биографическими данными. Такие зацепки могут быть использованы позже, если они не вызывают новых сомнений в bona fides.
По мере продолжения подробного допроса, особенно на половине пути, желание допрашиваемого выполнить задание может заставить его быть все более деловитым или даже бесцеремонным. Он может тяготеть к сокращению или отказу от обычных расспросов о самочувствии субъекта, которыми он открывал предыдущие сессии. Он может почувствовать, что ему хочется все резче и резче обходиться с воспоминаниями или отступлениями. Его интерес сместился с самого допрашиваемого, который еще недавно был интересной личностью, на стремление получить то, что он знает. Но если раппорт уже установлен, допрашиваемый быстро почувствует и возмутится таким изменением отношения. Этот момент особенно важен, если допрашиваемый — перебежчик, столкнувшийся с обескураживающими переменами и находящийся в крайне эмоциональном состоянии. У любого допрашиваемого бывают свои взлеты и падения, периоды, когда он устал или приболел, когда из-за личных проблем у него расшатаны нервы. Особая интимность ситуации допроса и сам факт того, что дознаватель намеренно установил раппорт, часто заставляют допрашиваемого говорить о своих сомнениях, страхах и других личных реакциях. Дознаватель не должен ни резко прерывать этот поток, ни проявлять нетерпение, если только это не занимает чрезмерно много времени или если не кажется, что все разговоры о личном используются специально как дымовая завеса, чтобы помешать дознавателю выполнить свою работу. Если допрашиваемый полагается настроенным на сотрудничество, то с самого начала и до конца процесса он должен чувствовать, что интерес дознавателя к нему остается неизменным. Если допрос не закончится в ближайшее время, отношение допрашиваемого к дознавателю вряд ли останется неизменным. Он будет чувствовать все большее влечение к дознавателю или все больший антагонизм. Как правило, лучший способ для дознавателя сохранить отношения на ровном уровне — это поддерживать спокойное, расслабленное и непредвзятое отношение от начала до конца.
Подробный допрос заканчивается только тогда, когда 1) получена вся полезная контрразведывательная информация; 2) уменьшающаяся отдача и более насущные обязательства заставляют прекратить его; или 3) база, станция или центр признают полное или частичное поражение. Прекращение по любой причине, кроме первой, носит лишь временный характер. Глубокой ошибкой будет списать со счетов успешно сопротивляющегося допрашиваемого или того, чей допрос был прекращен до того, как его потенциал исчерпан. KUBARK должен следить за такими людьми, потому что люди и обстоятельства меняются. Пока источник не умрет или не расскажет нам все, что знает, что имеет отношение к нашим целям, его допрос может быть прерван, возможно, на годы — но он не завершен.
Поделиться книгой: