Тать на ваши головы

Детвора появилась чуть позже, выждав, не съедят ли странную тетю. Прошаренные.

Тыгдлар решила меня одну больше не отпускать, и дальше мы двинулись дружной компанией. Я все еще переживала пережитое: впечатлений хватило, чтобы поседеть. Но мысли о смерти почему-то не пугали. Наверное, подмостовье воспринималось уже эдаким дном, после которого и смерть не страшна. Так что я помандражировала, покрутила нервно браслет на запястье и успокоилась, сосредоточившись на поисках цветочков. Пироги сами себя не купят.

Нашли аж шесть лавайх, перекусили с видом на долину реки, с которой сполз туман, открывая поистине королевский пейзаж, повалялись на белом мху и отправились обратно.

Город не производил больше столь оглушающего впечатления, хотя, казалось, к многослойной вони, к странным людям или, точнее, не людям, к рыночной суете, узким, заставленным товарами улицам привыкнуть невозможно, но психика штука гибкая.

Я шла, ощущая себя лазутчиком в стане врага. В хорошо так маскирующемся стане. Лица здесь предпочитали прятать под капюшонами, кутать в платки, точно все без исключения жители числились в розыске у местных органов власти. А вот руки... Раскладывающие товар, передающие монеты, начищающие посуду. Взгляд то и дело притягивали белые, темно-коричневые, желтые; с внушительными когтями, с четырьмя пальцами и с привычными пятью. Но на лицо обладателя когтистых рук — черных, загнутых, с морщинистой кожей — меня смотреть не тянуло, и без него впечатлений с избытком.

Поймала изучающий взгляд из-под капюшона. Глаза в глубине блеснули красным, и мне разом стало неуютно. Вспомнилось, что на запястье плющ болтается, а под грудью — черт, аж запекло — камень лежит. Наверняка ценный, иначе с чего бы плющу так о нем волноваться.

Ладони вспотели, по спине потекло, ноги в сапогах взопрели. Провела рукой по волосам, стряхивая ощущение горящей на воре шапки. Поправила капюшон, мысленно твердя себе: «Никто не знает, что я несу краденое», но сердце упрямо колотилось где-то в районе горла, и я в каждый момент ожидала чего угодно: окрика, нападения, ареста или даже стрелы в спину. Богатая у меня фантазия, н-да.

Во двор скупщика ввалилась, почти доведя себя до нервного припадка; спина жутко зудела от взглядов — казалось, сегодня все были в курсе, как именно я провела утро.

Во дворе нас встретили приветливо и явно ждали: ворота распахнулись, стоило нам подойти. Пока старуха щебетала басом, а Чиполлино со скучающим видом кивал, я выложила добычу на стол, отряхнула руки от подсохшего мха, отошла.

Чиполлино — вот же недоверчивый мужик — принялся рассматривать растения с таким вниманием, что я проглотила рвущееся предложение сбегать за микроскопом. Но микроскоп не понадобился: скупщик торжествующе ткнул пальцем в увядший лист. Один-единственный, между прочим. Тоже мне контролер качества уровня «моя хата повыше остальных трущоб будет».

Скупщик с грозным видом — все, сделке хана — бросил что-то старухе. Та извинительно заворковала. С ее ворчащими интонациями это звучало примерно так: «Ах ты, паразит луковый! Придираться вздумал? Щаз я тебе перья луковые-то повыдергаю». На деле вряд ли было так, но помечтать можно.

Из задумчивости меня выдернули взгляды. Первый вопросительный, второй... так кот наблюдает за притворившейся дохлой мышью, ожидая, когда та дернется и попробует удрать.

Что же... Выход обезьянки на арену. Берем цилиндр, трость, кланяемся и начинаем номер.

Взяла в руки увядший цветок. Все это действо - подержать в руках, обратиться мысленно к лавайхе, уговаривая быть хорошим мальчиком, — для меня выглядело сущим цирковым фокусом. Мозг отказывался верить в то, что я могу как-то воздействовать на растение, считая все это моим воображением или везением. Но факт оставался фактом. Уговоры подействовали. Лист ожил и поднялся.

Бабуля просияла — видели когда-нибудь радостно улыбающегося людоеда? Незабываемое зрелище, — а Чиполлино сделался таким довольным, точно в местную лотерею выиграл, ну или вместо мыши обнаружил жирную перепелку.

Отсчитал нам монеты, а одну, побольше и пожелтее, с многозначительным видом пододвинул ко мне. Мол, вот вам, барышня, «шуба» с барского плеча, радуйтесь. И хотя мне сразу расхотелось брать деньги, крутить носом в нынешних обстоятельствах — слишком большая роскошь. Так что я стиснула монету в кулаке, изобразила благодарный кивок, и мы покинули двор.

На этот раз кроме пирогов бабуля расщедрилась на какую-то крупу, муку и что-то мясное. Потом потащила нас в одежные ряды. Долго ворчала, крутила носом, перебирая выложенные на манер секонд-хенда горы одежды на прилавке и вздыхая так, словно каждая вещь стоила целое состояние. После долгих поисков вытащила достойный плащ - почти новый, не слишком длинный, стеганый — и приложила ко мне.

Удивленно вскинула брови. Неожиданно. Отрицательно замотала головой, отказываясь, но бабуля ткнула мне за спину. Я потянула старый плащ на себя, подняла на вытянутой руке. Твою же... Я и не заметила, что на заду у меня внушительная прореха образовалась. Видать, когда плющ тащил через камнепад, зацепилась. А бабуля — я с нежностью посмотрела на «людоеда» — не только заметила, но и решила мне обновку купить.

Потом начался торг. Наученная опытом, что торг — дело небыстрое, отошла в сторонку, развлекаясь перебором вещей. Дети спокойно — вот где выдержка — стояли рядом. Рубашки, платки, плащи, снова плащи. А затем я нашла рулон чего-то странного, вроде наших платков. Паутинная вязка, грязно-серый цвет, теплая пушистость под ладонью.

Махнула рукой, призывая бабулю оценить мою находку. Та аж подпрыгнула, и торг вспыхнул по новой. Трущобы покидала, ощущая себя чуточку богаче, правда, без подаренной монеты, зато с рулоном вязаной шерсти.

После сытного ужина с похлебкой — еще и на завтра осталось — мы сели шить. Малым получилось что-то вроде длинных, до колен, безрукавок, мне и бабуле тот же вариант, но покороче. Старый плащ я использовала теперь вместо одеяла, предварительно выстирав его в запруде. Мы брали воду для питья и готовки из источника, который пробивался сквозь камни над ручьем. Там же была устроена небольшая запруда глубиной мне по бедро. В ней купались, стирали. Вода, конечно, ледяная, зато чистая.

Плющ себя никак не проявлял, веревочка и веревочка, так что я перестала беспокоиться на его счет. Ночью решила проверить, как там камень, сунула руку за пазуху и подскочила на лежанке. Камня на месте не было. Я обмерла. Неужели потеряла? Или украли? Но как? Сложно не заметить, когда тебя за грудь лапают.

Выдохнула, досчитала до десяти, успокаиваясь, и, невзирая на холод, расстегнула куртку. Надо проверить, вдруг он в футболку вывалился? В темноте проводить осмотр было затруднительно, а потому я не торопилась. Прощупала каждую складку одежды, потом перешла к лифчику и не поверила, когда пальцы коснулись прохлады камня. Потрогала кожу: теплая. А вот тут, сразу под правой грудью, холодная грань, чуть выпирает.

Потерла камень, попыталась сковырнуть... Прирос, собака. Сидит теперь как родной.

Полночи проворочалась без сна, пробуя привыкнуть к себе новой и найти положительные моменты. От стресса новую моду придумала вместо тату. А что? Те же кристаллы Сваровски классно смотрелись бы вживленные в кожу, зато камешек теперь можно не бояться потерять.

Утром встала хмурая, злая. Даже за ножом потянулась, чтобы плющ срезать, но передумала. Явно мой браслетик с камнем связан. Выкину одного, что буду делать с другим?

*loot — ценные и неценные вещи, которые можно присвоить при прохождении компьютерной игры.

Глава 3

Утром на поиски — я уже почти привыкла к такому ритму жизни — мы отправились вдвоем. Детвора осталась дома: старуха внезапно решила затеять уборку. Припаханная малышня, нагруженная тряпками, отправилась их стирать, подметать пол, перебирать запасы. И что-то было такое обнадеживающее в этом, точно бабуля рассчитывала на какие-то перемены. Знать бы еще на какие...

Далеко ходить не стали. Видать, Тыгдлар побоялась идти на косогор, вдруг еще что-нибудь обрушу. В ближайшем же лесу наша добыча была скромна - три лавайхи, из-за которых мы полдня ноги убивали; так что в город я пришла злая, голодная и уставшая. Ноги гудели, в голове с недосыпа царил туман, и настроение было... препаршивое.

У скупщика нас ждали. Я аж запнулась от полного нетерпения взгляда, которым меня поприветствовал Чиполлино. Надо же... Точно ждал. Даже еду какую-то на стол выставил и приоделся. Темно-бордовый кафтан смотрелся на скупщике точно красная луковая шелуха, да и сам Чиполлино сиял торжественно-благостным выражением лица. Кривил губы в предвкушающей улыбке, водил руками и что-то вещал бабуле. А вот та... Каменела лицом и хмурилась. И я, глядя на нее, настораживалась все больше.

Но сделка прошла как обычно. Лавайхи. Сегодня на них даже не взглянули. Высыпали горку монет, а потом, кивнув на меня, добавили еще пяток. Крупных, бело-желтых. Занятный расклад. Это аванс? Или оплата чего-то еще?

И тут вещание Чиполлино достигло пика торжественности, а потом вниз по ступеням сошел новый персонаж. Чиполлино номер два, которому я еще прошлый раз отвела роль сына. Одет в такой же кафтан, и выражение лица — один в один, как у папаши. Разве что взгляд липкий, жадный, нездоровый какой-то, еще и изрядно помятый букетик лысоватых цветочков в руках.

Неожиданно.

Две очень похожие улыбки заставили меня вздрогнуть и отступить, а тут еще и букетик протянули.

Не поняла. Меня сватают, что ли?

Нервно сглотнула, глянула вопросительно на бабулю, мол, это то, что я думаю?

Та хмуро покусала губы, ткнула пальцем в Чиполлино номер два, потом в меня, соединила пальцы кольцом один в другой.

Папаша с сыном расплылись в похабных улыбках. Твою же... Вот привалило счастье-то! Луковое. И что делать? Как отказать, не зная языка?

Замотала головой и сделала шаг к воротам. Его луковая светлость нахмурился, махнул кому-то, и я услышала скрип за спиной. Трындец. Похоже, невесту никто отпускать не собирался. Ворота уже закрыли, еще и подперли небось. Сейчас свяжут, запрут где-нибудь, а там известное дело: голод любого сделает сговорчивым. Сомневаюсь я сильно, что младшенький ко мне страстью воспылал. Вон смотрит с опаской на мое перекошенное яростью лицо. Явно папаша подсуетился: нужна я ему, для бизнеса. Чтобы прибыль приносила, а денег платить за работу мне не нужно было.

Пр-р-рохиндей!

Волна гнева поднялась внутри с такой силой, что кровь бросилась в лицо, а глаза заволокло пеленой.

— Замуж? Меня? — выплюнула.

Вздохнула, чувствуя, как расправляются легкие, как уверенность — ща я эти ворота снесу — плещется через край.

— Только через мой труп, урод, — с наслаждением, все же родной язык самый лучший, добавила пару крепких словечек, пожелав ему сдохнуть особо мучительной смертью.

Чиполлино-старший вскочил. Побагровевшее лицо изумительно сочеталось с цветом его кафтана. А вот младший, наоборот, плюхнулся на зад, удивленно прижимая букетик к груди.

Что? Не ожидал, что невеста и послать может? Подозреваю, выглядела я сейчас сущей гарпией.

Дальше действо перешло в прикладную плоскость: хозяин махнул, что-то крикнул, и ко мне с двух сторон бросились здоровенные мужики, но достать не успели. Я развернулась, по кругу выплескивая то, что копилось внутри.

Краем глаза отметила, как бабуля шустро рухнула на землю и заползла под стол. Вот что значит опыт. Двух слуг расшвыряло по сторонам: одного на крышу сарая, другой приземлился задом точнехонько в бочку с водой. Чиполлино же, бросившегося было на помощь слугам, ведь так хотелось меня заполучить, впечатало в стену дома. Младшенький лишь подметками сапог мелькнул, влетая в дом, а тот затрясся, с крыши посыпался какой-то мусор, опасно закачалось крыльцо.

Низкий, протяжный звук ворвался к нам с улицы. Причем несся он, казалось, со всех сторон. Сначала не придала ему значения, лишь потом сообразила, что он напоминает мне сигнал тревоги. Зато остальные знали его очень хорошо. Старуха шустро выскочила из-под стола, дернула меня за рукав и поволокла к запертым воротам.

Выносить их не пришлось. Вынесли меня. Буквально. Просто ухватили за шиворот и перетащили через ограду. Я только успела придушенно пискнуть: «Бабуля!» Удивительно, но плющ послушался. Над воротами взмыла массивная туша, перехваченная поперек туловища плющом. Взмыла молча, лишь вытаращила глаза, придерживая платок на голове, а потом нас поволокли по стремительно пустеющей улице прочь. Я только и успевала, что перебирать ногами. Через препятствия меня переносили за шиворот, словно котенка, либо сносили препятствие мной же. Я даже ругаться не успевала. Плющ пер диверсант, организующий отход особо ценного агента.

Сворачивая в очередной проулок, оглянулась: напарник на манер дирижабля плыл над низкими крышами трущоб. На лице все так же выделялись круглые от впечатлений глаза и открытый в беззвучном крике рот, а звуки погони приближались, окружали, теснили. Казалось, еще немного и нас схватят.

На краю улицы я их даже увидела: серые мундиры с красным, — но мы завернули за угол, а бабулю спустили пониже. Я услышала, как сердито она бухтит, не успев разминуться со стеной. Мы вынеслись за город, нырнули в овраг, промчались по нему — я лишь перебирала ногами в воздухе, временами отталкиваясь сапогами от булыжников, усыпавших русло ручья. Сверху гневно — в ее-то возрасте так летать, никакого почтения к старости — пыхтела бабуля.

А потом все закончилось. Меня поставили на землю в каком-то лесу. Тыгдлар опустили рядом. Она постояла, покачиваясь, на четвереньках и жалуясь гневным басом. Потом поднялась, посмотрела на меня так, что я ощутила себя закоренелой преступницей. Я виновато развела руками. Закатала рукав, демонстрируя настоящего виновника. Бабуля недоверчиво скривилась и явно мне не поверила. Бессильно махнула рукой, не найдя больше ни слов, ни выражений, и зашагала в сторону подмостовья. Я поплелась следом.

* * *

— Господин начальник.

Шольц оторвался от бумаг, окинул подчиненного суровым взглядом. Кто же врывается в кабинет начальства без стука? Непорядок. Но глянул на красное от пота лицо посыльного, перепуганные глаза и милостиво разрешил:

— Говори.

— В серой зоне был всплеск.

— И что? — начал раздражаться Шольц.

Подумаешь — всплеск. Кто-то из магов решил свои проблемы не совсем законным образом. Подобное, конечно, порицалось, но в серой зоне творилось и не такое. Правильнее было назвать это не частью города, а сборищем душегубов и кровопийц. Будь его воля — давно бы выжег эту заразу, как предлагал недавно его высочество после нападения на князя Робурского. Но его величество был настроен милостиво даже к таким подданным, которые не колеблясь ему глотку перережут.

— Всплеск был седьмого уровня. Сработала сигналка на воротах, хотя всплеск был ближе к окраине.

А вот это уже плохо. Нет, отвратительно. Довести до того, чтобы всплеск был зафиксирован?! Это кому жить надоело?

— Кто? — обронил тяжело.

— Не могу знать, — побелел посыльный.

— Так узнай! — рявкнул он.

Откинулся на спинку стула, прикрыл глаза, собираясь с мыслями, и схватил переговорный кристалл.

Через пару часов он знал, что никто из магов соответствующего уровня в серой зоне сегодня не находился, и это была отвратительная новость.

Еще через час у него был доклад и двое трясущихся свидетелей, из которых буквально пинками удалось выбить сведения.

— Девчонка, — пожевал губу Шольц, — и старуха.

Но последняя — местная. Живет где-то за городом, в районе старого тракта. Где именно, позарившиеся на магиню не знали. Сама же девчонка была скрытной: магию не афишировала, отреагировала только на принуждение, однако ударила так, что дом частично развалился. Занятно.

Он покрутил в руках карандаш, прикидывая, что написать в докладе. Вряд ли девчонка здесь случайно, маг не станет жить в трущобах. Значит, шпионка. Еще это странное нападение на князя... Укладывается в картинку. Девчонку надо брать.

— Собирай отряд, — приказал он помощнику, — подбери тройку крепких магов. Выдвигаемся на рассвете.

Старуха ушла, даже есть не стала, оставив меня в растрепанных чувствах. Тревога кислотой разъедала душу, а собственное поведение казалось верхом дурости.

— Не могла отшить так, чтобы не привлечь внимания? — шипела себе под нос.

И не служило оправданием то, что не знала языка. Надо было сказаться больной, дурой, полоумной.

Мало ли способов отвадить от себя мужчину?

Того, кто хочет на тебе заработать?

Мало.

Больная — вылечат. Дура — не разговоры вести станут. Полоумная... сложнее, но подход и к такой найти можно. Непросто остановить человека, которому при взгляде на тебя слышится звон монет.

Черт!

Еще и эта непонятная сила, которая реагирует на эмоции. Самый большой вопрос: что мне со всем этим делать? Понятно, что если попробую выжить в одиночку, нарвусь на второго Чиполлино и меня тупо используют или, еще хуже, попытаются забрать мои странные способности. Могут же здесь быть энергетические вампиры? Почему бы и нет. Еще и этот камень в нагрузку...

Решено — от бабули ни ногой.

Я металась под мостом, больше мешая, чем помогая. Детвора сосредоточенно и хладнокровно собирала вещи, явно делая это не в первый раз. Откуда-то взялись объемные мешки, куда укладывались одежда, посуда.

Детское спокойствие подействовало точно ушат холодной воды. Запретила себе паниковать и начала помогать собираться, но прислушиваться, не раздастся ли сигнал тревоги, не перестала.

Бабуля вернулась через пару часов, когда стемнело, а мы были готовы бежать. Окинула нас полным недовольства взглядом, пожевала губу, почесала кончик носа и шагнула к тюкам. Выбрала самые большие. Я попыталась отобрать, все-таки возраст, но меня отпихнули, прошипев что-то уничижительное. Мне явно не простили полет воздушным шариком над крышами... Оставшиеся пожитки подхватили мы с ребятами и караваном контрабандистов поползли вдоль ручья.

Трущобы сменились настоящими домами – мы вошли в город. Улицы тут были вымощены камнем, лавки, закрытые ставнями в такой час, чередовались с заборами и разнообразными домами: каменными, деревянными, попадались даже двухэтажные. Но главное — воздух! Едва заметная вонь мешалась с запахами еды, цветов и свежестью опускающейся на город ночи. Некоторые улицы были освещены фонарями, но таких мы избегали, передвигаясь темными закоулками. Шли, скрываясь аки тати в нощи. Еще и с мешками на спине.

Временами бабуля замирала, прислушиваясь к чему-то. В эти моменты я тоже останавливалась, но слышала лишь испуганный стук собственного сердца. Все же татем быть весьма нервозатратно.

Наконец бабуля толкнула незаметную калитку, и мы ввалились в чей-то двор. Вспыхнул фонарь, и, подслеповато щурясь, к нам вышла пожилая пара. Старик почти сразу ушел обратно, а старуха повела нас вглубь двора. Завела в пристройку, проговорила какие-то наставления и ушла, оставив фонарь.

Я медленно, отмечая про себя подробности, огляделась. Комната была одна, но большая, еще и с окном. В углу стояла металлическая печка, рядом притулился стол, который обступили рассохшиеся табуретки, на полу у стены свалены тюфяки, на стене прибита пара полок, а справа от двери гвозди вместо вешалок. И все же это был дом. Сухой, теплый и даже уютный.

Опустила тюки на пол, неверяще посмотрела на бабулю, всхлипнула:

— Тыгдлар! — Ощутила, как защипало глаза, а в груди сдавило.

Мне позволили себя обнять, но почти тут же оттолкнули, пробормотав что-то язвительное. Однако я успела заметить, как заблестели глаза у бабули, моей любимой бабули. А ведь могла бросить или сдать властям, но не стала. Кажется, в этом мире у меня появилась первая точка опоры.

Но откуда у Тыгдлар деньги на съем?

Пять минут оживленной жестикуляции, часть знакомых уже слов, которые смогли осесть в моей голове за эти дни, и бабуля, чуть смущаясь, продемонстрировала те самые монеты, которые выложил Чиполлино на стол, когда меня покупал. Я восхищенно присвистнула. Когда только успела прихватить? И ведь не растерялась. Что ж, деньги на оплату жилья у нас есть — на какое-то время можно затаиться.