КОНАН И ДРУГИЕ БЕССМЕРТНЫЕ. ТОМ II

Кулл долго размышлял о превратностях судьбы, сделавших его союзником старых врагов и врагом старых друзей. Поднявшись с трона, он начал расхаживать по залу, безостановочно, быстрой и беззвучной львиной поступью. Он разорвал узы дружбы, племени и обычаев, чтобы насытить свое честолюбие. И — Валка, бог моря и суши, свидетель! — он насытил его вполне. Он стал царем Валузии — угасающей, вырождающейся Валузии, Валузии, живущей в основном воспоминаниями о минувшей славе, но все еще могущественной стране и величайшей из Семи Империй. Валузия — Страна Снов, так называли ее его бывшие соплеменники, и иногда Куллу и вправду казалось, что он живет словно во сне. Чуждыми были ему интриги придворных, дворец, войско и народ. Все это походило на маскарад, где мужчины и женщины прятали их настоящие лица и мысли за искусными масками. Да, воссесть на трон было легко — храбрая решимость, удачный момент, вихрь ударов мечей, убийство осточертевшего людям тирана, быстрая, умелая разборка с честолюбивыми аристократами — и Кулл, странствующий искатель приключений, беглец из Атлантиды, вознесся на головокружительные высоты своих снов. Он стал повелителем Валузии, царем царей. Но теперь ему начинало казаться, что удержать трон — куда более трудная работа, чем захватить его. Встреча с пиктом породила в нем воспоминания о юности, свободная, дикая вольность его детства вновь ожила в нем. И опять странное ощущение Смутного беспокойства, нереальности окружающего вновь охватило его, как это часто уже случалось в последнее время. Да кто он такой, обычный человек с Приморских гор, чтобы править народом, обладающим столь древней мудростью, такими ужасными тайнами? Древним народом...

— Я — Кулл! — прорычал он, откинув голову, словно лев, встряхивающий гривой. — Я — Кулл!

Орлиным взором обвел он древний зал. Уверенность в себе постепенно возвращалась к нему.

А в темном углу зала едва заметно шевельнулась драпировка. Едва заметно.

 2. ЧТО ГОВОРИЛИ МОЛЧАЛИВЫЕ ДВОРЦЫ ВАЛУЗИИ

Луна еще не взошла, и сад был озарен светом факелов, пылающих в серебряных держателях, когда Кулл воссел на трон за столом Ка-ну, посланника западных островов. Старый пикт сидел по его правую руку, совершенно не напоминая собой представителя этой суровой расы. Стар был Ка-ну и умудрен в делах государственных. Он оценивающе разглядывал Кулла, и во взгляде его не было привычной ненависти пиктов. Никакие племенные предрассудки не влияли на его суждения. Долгое общение с государственными мужами цивилизованных народов избавило его от подобной предубежденности. Он не задавал себе вопроса: кто и что такое этот человек? Первое, о чем он спрашивал себя, было: могу ли я влиять на этого человека и как? А племенную вражду он использовал лишь для укрепления собственных позиций.

Кулл же, глядя на Ка-ну, вяло поддерживал беседу, размышляя о том, не сделает ли с ним цивилизация то же, что' с пиктом. Ибо Ка-ну растолстел и обрюзг. Много воды утекло с тех пор, как он брался за меч. Конечно, он был стар, но Куллу приходилось видать людей и постарше в самой гуще боя. Цикты были народом долгожителей.

За спиной Ка-ну стояла прекрасная девушка, то и дело наполнявшая вином его кубок, и передыхать ей не приходилось. Тем временем Ка-ну непрерывно сыпал шутками и остроумными замечаниями, и Кулл, втайне презирая подобное пустословие, тем не менее не пропустил мимо ушей ни капли его грубоватого юмора.

На пиршестве присутствовали пиктские вожди и государственные мужи. Последние непринужденно шути-, ли, а воины были формально вежливы. Старая племенная вражда еще чувствовалась. И все же Кулл, несмотря на легкое чувство зависти, наслаждался ощущением свободы и легкости праздника. Эта свобода напоминала то, что он ощущал в походных лагерях атлантов.

Кулл пожал плечами. Что ж, Ка-ну, который вроде бы совсем позабыл, что он пикт, прав, да и ему, Куллу, лучше, пожалуй, стать настоящим валузийцем не только по имени.

Наконец, когда луна достигла зенита, Ка-ну, наевшись и напившись за троих, откинулся на ложе и вздохнул с удовлетворением.

— А теперь оставьте нас, друзья, ибо царю надо поговорить со мной о таких вещах, о которых детям знать не положено. Да, иди и ты, моя милочка, только сперва дай-ка я поцелую твои рубиновые губки... Вот так. А теперь упорхни отсюда, моя розочка.

Глаза Ка-ну блеснули над его седой бородой, когда он оценивающим взглядом окинул Кулла, восседавшего напряженно, мрачно и непримиримо.

— Так ты думаешь, Кулл, — сказал внезапно старый советник, — что Ка-ну — никчемный старый распутник, годней лишь на то, чтобы хлестать вино и целовать шлюх?

Воистину эти слова настолько совпадали с мыслями Кулла и были высказаны так прямо, что Кулл чуть не вздрогнул, хотя и постарался скрыть это.

Ка-ну захохотал так, что у него затряслось брюхо.

— Вино красно и женщины нежны, — сказал он с усмешкой, — но — хе-хе! — не думай,, что старый Ка-ну мешает это с делами.

Он снова засмеялся, и Кулл заерзал на сиденье. Это уже становилось похожим на издевку, и горящие глаза царя начали светиться, словно глаза льва.

Ка-ну потянулся за кувшином, наполнил свою чашу и вопросительно поглядел на Кулла, который отрицательно покачал головой.

— Да, — сказал Ка-ну уныло. — Только старики не боятся крепких напитков. Старею я, Кулл, так почему же вы, молодежь, отказываете мне в праве на те маленькие удовольствия, которые нам, старикам, еще доступны? Да, старею я, дряхлею без друзей и без радостей.

Однако его вид и выражение лица полностью опровергали всю последнюю фразу. Он прямо-таки лучился довольством, и глаза его так горели, что седая борода казалась явно неуместной. Воистину, он выглядел удивительно похожим на эльфа, отметил Кулл, чувствовавший себя слегка уязвленным. Старый мошенник утратил все добродетели своего народа и народа Кулла, и все же выглядел куда более довольным в свои дряхлые годы, чем кто-нибудь другой.

— Послушай, Кулл, — произнес Ка-ну, назидательно поднимая палец, — хоть и негоже хвалить юношу в лицо, и все же я должен сказать тебе то, что о тебе думаю, чтобы завоевать твое доверие.

— Если ты надеешься завоевать его лестью...

— Чушь! Кто говорит о лести? Я льщу лишь для того, чтобы обезоружить собеседника.

В глазах Ка-ну появился хитрый блеск, холодный и мудрый, который не смягчался его ленивой улыбкой. Он знал людей, и знал, что с этим похожим На тигра варваром он должен быть честен и прям, ибо тот, словно волк, чующий ловушку, распознает любую неискренность или фальшь в его словах.

— Ты — сила, Кулл, — сказал он, выбирая слова более осторожно, чем в залах совета. — Ты можешь стать могущественнейшим из всех царей и возродить былую славу Валузии. Так-то. Мне нет никакого дела до Валузии — хотя женщины и вино здесь великолепны, — не считая того, что, чем сильнее становится Валузия, тем сильнее становится и народ пиктов. Более того, с атлантом на троне с течением времени может быть присоединена и Атлантида...

Кулл горько усмехнулся. Ка-ну коснулся старой раны.

— Атлантида сделала мое имя проклятием, когда я отправился на поиски славы и удачи в иные времена. Мы — они — извечные враги Семи Империй и . еще большие враги всех союзников империй, как тебе самому хорошо известно.

Ка-ну погладил бороду и загадочно ухмыльнулся.

— Ну-ну. Не будем об этом. Но я знаю, о чем говорю. Ну а потом войны станут редкими, раз перестанут приносить выгоду. Я провижу годы мира и процветания: человек человеку друг — простой рай. И всего этого ты можешь добиться — если останешься жив!

— Ха! — Кулл схватился за рукоятку меча и вскочил так внезапно и стремительно, что Ка-ну, ценивший людей, как иные ценят породистых лошадей, почувствовал, как его старая кровь быстрее побежала по жилам. Валка, что за воин! Нервы и мышцы из огня и стали, действующие с совершенной согласованностью, да еще врожденный инстинкт бойца, который рождает великих воинов.

Однако ни одна из этих мыслей Ка-ну не отразилась в его холодном спокойном голосе.

— Чушь. Садись. Оглянись по сторонам. Сады и места за пиршественным столом пусты, здесь лишь мы с тобой. Надеюсь, меня ты не боишься?

Кулл уселся на прежнее место, настороженно озираясь.

— Это в тебе дикарь проснулся, — проговорил Кану. — Не думаешь ли ты, что если бы я и замышлял измену, то совершил бы ее здесь, где все подозрения наверняка пали бы на меня? Чушь. Вам, молодежи, еще многому предстоит поучиться. Здесь сидели мои военачальники, и они чувствовали себя весьма напряженно, соседствуя с тобой, — и все потому, что ты был рожден средь гор Атлантиды, а ты втайне презираешь меня, потому что я пикт. Тьфу. Я вижу в тебе Кулла, царя Валузии, а не Кулла, беглого атланта, вожака разбойников, грабивших западные острова. Так и ты должен видеть во мне не пикта, но человека, не принадлежащего ни к какому народу, гражданина всего мира. Ну а теперь перейдем к делу! Если бы тебя завтра убили, кто стал бы царем?

— Каанууб, владетель Блаала.

— Именно. Мне он не нравится по многим причинам, и больше всего потому, что он всего лишь пешка.

— Как это? Он был моим самым сильным противником, но я никогда не думал, что он защищал чьи-либо интересы, кроме своих собственных.

— У ночи есть уши, — промолвил Ка-ну иносказанием. — В любом из миров таится иной. Но ты можешь верить мне и можешь верить Брулу, Убивающему Копьем. Смотри! — Он вытащил из складок своих одежд золотой браслет, изображающий трижды свернувшегося кольцами крылатого дракона с тремя рубиновыми рогами на голове.

— Запомни его хорошенько. Он будет на руке Брула, когда тот придет к тебе завтра ночью, так что ты сможешь узнать его. Верь Брулу как самому себе и делай то, что он тебе скажет. А в доказательство того, что ты можешь доверять мне, — смотри!

Старик стремительно выхватил что-то из складок своей одежды — нечто, что сверкнуло таинственным зеленоватым сиянием, и тут же спрятал это нечто вновь.

— Похищенная драгоценность! — воскликнул Кулл, отпрянув. — Зеленый драгоценный камень из Храма Змея. Валка всемогущий! Так это — ты? Но для чего ты показал его мне?

— Чтобы спасти твою жизнь. Чтобы доказать тебе, что ты можешь доверять мне. Если я предам твое доверие, поступи со мной так же. Теперь ты держишь мою жизнь в своих руках. Отныне я не могу солгать тебе, даже если бы захотел, ибо слово из твоих уст станет моей гибелью.

Несмотря на все эти устрашающие речи, старый мошенник просто лучился весельем и казался очень довольным собой.

— Но почему ты мне вручил такую власть над собой? — спросил Кулл, с каждым мгновением все глубже погружаясь в недоумение.

— Я уже все объяснил тебе. Ради доверия. Теперь ты видишь, что я не собираюсь изменять тебе, и завтрашней ночью, когда Брул придет к тебе, ты последуешь его совету, не боясь предательства. И довольно. Эскорт ждет снаружи, чтобы доехать с тобой до дворца, господин.

— Но ты так ничего мне и не объяснил, — промолвил Кулл, вставая.

— Фу, до чего же нетерпелива молодежь! — Ка-ну еще больше, чем обычно, напоминал сейчас растолстевшего эльфа. — Иди-ка грезить о тронах, власти и царствах, пока мне будут грезиться вино, нежные женщины и розы. И да будет с тобой удача, царь Кулл.

Покидая сад, Кулл еще раз взглянул, обернувшись, на Ка-ну, все еще лениво развалившегося на своем ложе, веселого старика, лучившегося жизнерадостностью.

Всадник ожидал царя у самых ворот сада, и Кулл был слегка удивлен, обнаружив, что это был тот же самый человек, который принес ему приглашение Ка-ну. Кулл молча забрался в седло и так же молча поскакали они по пустым улицам.

 Краски и веселье дня уступили место призрачному спокойствию ночи. Древность города стала еще более заметной при свете ущербной серебристой луны. Огромные колонны величественных зданий и дворцов возносились к звездам. Широкие ступени, молчаливые и пустынные, уходили вверх, казалось, без конца, пока не исчезали в темной вышине. Лестницы к звездам, подумал Кулл, чье воображение возбудило величие этого зрелища.

Все молчало. Лишь звук ударов серебряных подков отдавался в широких затопленных лунным светом улицах. Древность города, его невообразимая дряхлость угнетали царя,- ему казалось, что огромные молчаливые здания смеются над ним, беззвучно, с затаенной издевкой. Какие тайны хранили они?

— Ты молод, — говорили дворцы, храмы и святилища, — зато мы — стары. Мир был диким и юным, когда нас воздвигли. И ты, и твое племя исчезнете, а мы непобедимы и неразрушимы. Мы высились над чуждым миром еще до того, как Атлантида и Лемурия поднялись из морских волн, и мы будем так же царственно выситься, когда зеленые воды моря скроют глубоко под собой шпили Лемурии и горы Атлантиды и когда острова Людей Запада станут горами неизвестной земли,

Много царей проезжало по этим улицам еще до того, как Кулл из Атлантиды был лишь сном в мыслях Ка, птицы Творения. Проезжай, Кулл из Атлантиды, великие предшествовали тебе, еще более великие последуют за тобой. Они обратились в прах, они позабыты, а мы стоим, мы существуем. Проезжай, проезжай, Кулл из Атлантиды, царь Кулл, Кулл-шут!

И Куллу казалось, что удары копыт подхватывают эти слова, превращая их в глухо звучащий в ночи насмешливый рефрен:

— Кулл — царь! Кулл — шут!

Сияй, луна, ты озаряешь путь царю! Сверкайте, звезды, вы — факелы свиты повелителя! Звените, серебряные подковы, — вы возвещаете, что Кулл шествует по Валузии.

Эй! Проснись, Валузия! Вот шествует Кулл, царь Кулл!

— Мы знали много царей... — промолвили молчаливые дворцы Валузии.

Вот так, со смятенной душой прибыл Кулл во дворец, где его телохранители, Алые Убийцы, сбежались к дверям, помогли царю спешиться и сопроводили в его покои. И только тогда пикт, по-прежнему не промолвив ни слова, резким рывком поводьев развернул своего коня и умчался во тьму, словно призрак. Кулл представил себе, как он мчится по молчащим улицам, подобно гоблину давно исчезнувшего мира..

Кулл так и не заснул в эту ночь, потому что уже светало, и он провел остаток ночных часов, расхаживая по тронному залу и обдумывая последние события. Кану так ничего и не рассказал ему по существу и все же вверил себя в полную власть Кулла. На что намекал он, когда заявил, что владетель Блаала был всего лишь пешкой? И кто такой этот Брул, который должен был явиться к нему ночью с таинственным драконьим браслетом? И ради чего? А самое главное, почему Ка-ну показал ему эту ужасающую зеленую драгоценность, давно уже украденную из храма Змея, из-за которой мир был бы ввергнут в огонь войны, будь то, что узнал

Кулл, известно загадочным и ужасным хранителям этого храма, от чьей мести даже воинственные соплеменники Ка-ну не смогли бы его спасти? Но Ка-ну знал, что он был в полной безопасности, отметил Кулл, ибо сей государственный муж был слишком мудр, чтобы подвергать себя такому риску без всякой выгоды. Возможно, он пытался отвлечь внимание царя, чтобы легче вымостить путь измене? Осмелится ли Ка-ну теперь оставить его в живых? Кулл пожал плечами. 

 З . ТЕ, КТО ПРИХОДИТ НОЧЬЮ

Луна еще не поднялась на небо, когда Кулл, сжимая рукоять меча, подошел к окну. Окна открывались на огромные внутренние сады царского дворца, и ночной ветерок, напоенный пряными ароматами цветущих деревьев, чуть колыхал тонкие занавеси. Царь выглянул из окна. Дорожки и рощицы были пустынны, тщательно подстриженные деревья казались массивными плотными тенями, ближайшие фонтаны серебрились в лунном свете, а дальние угадывались только по шуму струй. По этим садам не расхаживали стражники, ибо наружные стены так тщательно охранялись, что мысль о том, будто какой-то чужак может проникнуть внутрь, никому не приходила в голову.

Стены дворца были увиты виноградными лозами, и как раз в тот самый миг, когда Кулл размышлял над тем, как легко по ним можно было бы забраться наверх, какая-то тень выступила из тьмы под окном и обнаженная смуглая рука ухватилась за подоконник. Грозный меч Кулла со свистом наполовину вырвался из ножен, и вдруг царь замер. На мускулистом запястье блестел драконий браслет, который Ка-ну показывал ему минувшей ночью.

Пришелец перевалился через подоконник в зал быстрым легким движением взобравшегося на обрыв леопарда:

— Ты — Брул? — спросил Кулл, и тут же умолк в изумлении, смешанном с подозрительностью, ибо этот человек был тем самым пиктом, над которым Кулл насмехался в Зале Приемов, тем же, кто сопровождал его на обратном пути из пиктского посольства.

— Я — Брул, Убивающий Копьем, — ответил пикт сдержанно, затем, глядя Куллу прямо в глаза, он произнес шепотом:

— Ка нама та яайерама!

Кулл вздрогнул.

— Что это значит?

— А ты не знаешь?

— Нет, эти слова мне незнакомы, их нет ни в одном языке, который я когда-либо слышал, — и все же, клянусь Валкой, где-то я слышал...

— Да, — коротко отозвался пикт. Его глаза обшаривали комнату, служившую дворцовой библиотекой: несколько столов, два дивана и большие полки с фолиантами из пергамента. Помещение казалось пустоватым и скромным в сравнении с величием и роскошью остального дворца.

— Скажи, царь, кто сторожит двери?

— Восемнадцать Алых Убийц. Но скажи, как ты попал сюда, прокравшись по садам в ночи и взобравшись на стены дворца?

Брул пренебрежительно хмыкнул.

— Стражники Валузии не лучше слепых буйволов. Я мог бы утащить их девиц прямо у них из-под носа. Я проскользнул между ними, а они не увидели меня и не услышали; Что же до стен — я мог бы перелезть через них даже без помощи виноградных лоз. Я охотился на тигров на дальних берегах, когда резкие восточные ветры нагоняли туманы с моря, я взбирался на обрывы прибрежных гор Западного моря. Но идем — нет, сперва дотронься до этого браслета.

Он протянул руку и, когда Кулл сделал то, что он хотел, облегченно вздохнул.

— Так. Теперь сбрось твои царские одеяния, ибо этой ночью нам предстоят такие дела, о каких никогда не грезил ни один атлант.

Сам Брул был облачен только в узкую набедренную повязку, за которую был заткнут короткий кривой меч.

— А кто ты такой, чтобы отдавать мне приказы? — вопросил слегка уязвленный Кулл.

— Разве Ка-ну не предупредил тебя, что ты должен доверять мне во всем?— спросил пикт, и его глаза на миг сверкнули. — Я не испытываю любви к тебе, владыка, но сейчас я выбросил из головы все. мысли о вражде. Поступи и ты так же. Пошли.

Бесшумной поступью он пересек комнату и подошел к двери. Через дверной глазок можно было рассмотреть коридор, оставаясь невидимыми снаружи, и пикт поманил Кулла, чтобы тот выглянул.

— Что ты видишь?

— Ничего, кроме восемнадцати стражников.

Пикт кивнул и потянул Кулла за собой к противоположной стене. У одной из ее панелей Брул нагнулся и немного повозился с чем-то. Затем он слегка отступил назад, вытаскивая меч. Кулл едва не вскрикнул, когда панель беззвучно отошла в сторону, открывая тускло освещенный проход.

— Потайной ход! — ругнулся Кулл тихо. — А я ничего не знал о нем! Клянусь Валкой, кто-то у меня за это попляшет!

— Тише! — прошипел пикт.

Брул застыл, словно бронзовая статуя, весь обратившись в слух. Волосы на голове у Кулла зашевелились. Не от страха, а скорее от какого-то мрачного предчувствия. Затем, словно решившись, Брул вошел в тайный ход, зиявший перед ними. Проход был пуст, но пыли в нем не было, как это бывает с долго не используемыми тайными ходами. Слабое серое свечение сочилось откуда-то, но источник его был неясен. Через каждые несколько футов Куллу встречались двери, невидимые, как он прекрасно знал, снаружи, но четко различимые изнутри.

— Дворец — настоящие пчелиные соты, — пробормотал он.

— Да. День и ночь за тобой следят, царь. И немало глаз.

То, как вел себя Брул, впечатляло. Пикт продвигался вперед медленно, осторожно, почти крадучись, с мечом наготове. Говорил он лишь шепотом и постоянно оглядывался по сторонам.

Коридор резко сворачивал, и Брул осторожно заглянул за угол.

— Взгляни! — прошептал он. — Но помни — ни слова, ни звука! Ради твоей же жизни!

Царь не менее осторожно последовал примеру пикта. Почти сразу за поворотом коридор опускался ниже несколькими ступенями. И у их подножия лежали восемнадцать Алых Убийц, стоявших в эту ночь на страже у дверей царской библиотеки. Только железная хватка Брула и то, что он прошептал царю на ухо, удержали Кулла от того, чтобы не ринуться вниз по ступеням.

— Тише, Кулл! Тише, во имя Валки! — прошипел пикт. — Сейчас эти переходы пусты, и все же я страшно рискую, показывая тебе все это, чтобы ты поверил тому, что я должен тебе рассказать. Вернемся теперь назад.

Брул направился к покинутой ими библиотеке, и Кулл в полном смятении последовал за ним.

— Измена... — бормотал царь, его глаза горели холодным серым пламенем стали. — Грязное предательство! Все было проделано так быстро — и нескольких минут не прошло, как я видел этих бедняг стоявшими на страже...

Когда они вернулись в библиотеку, Брул тщательно закрыл тайную панель и жестом попросил Кулла снова поглядеть в глазок наружной двери. Кулл заглянул и ахнул. Снаружи стояли на часах те же восемнадцать стражников!