Помоги проекту - поделись книгой:
КОНАН И ДРУГИЕ БЕССМЕРТНЫЕ
ТОМ II
Роберт Говард
Царь Кулл
БЕГСТВО ИЗ АТЛАНТИДЫ
Солнце садилось. Его последние алые лучи заливали землю и лежали кровавыми коронами на покрытых снегом вершинах. Три человека, вдыхая запахи, принесенные ветром из далеких лесов, полюбовались угасанием дня, а потом обратились к более насущным нуждам. Один их них, готовивший оленину на маленьком костре, потрогал дымящееся кушанье и облизнул палец с видом знатока.
— Готово. Кулл, Хор-нак, можно есть!
Говоривший был молод, почти мальчик, высокий, широкоплечий паренек с узкой талией, двигавшийся с изяществом леопарда. Из его товарищей один был постарше, властный, крепко сложенный волосатый мужчина со свирепым лицом. Другой казался близнецом говорившего, не считая того, что он был немного крупнее — выше, крепче в груди и шире в плечах. Даже больше, чем первый юнец, он производил впечатление стремительности, скрытой в длинных гладких мышцах.
— Хорошо, — сказал он. — Я голоден.
— А когда ты не бываешь голоден, Кулл? — пошутил первый.
— Когда я сражаюсь, — ответил Кулл серьезно.
Второй бросил на своего друга быстрый взгляд, словно пытаясь проникнуть в его мысли.
— Ну а тогда ты жаждешь крови, — вмешался старший. — Ам-ра, кончай трепотню и подавай нам поесть.
Опускалась ночь, замерцали звезды. Над погруженной в сумерки горной страной проносился слабый ветер. Где-то вдали внезапно заревел тигр. Хор-нак инстинктивно потянулся к лежащему рядом с ним копью с кремневым наконечником. Кулл повернул голову, и странный блеск появился в его холодных серых глазах.
— Полосатые братья вышли на охоту, — сказал он.
— Они поклоняются восходящей луне. — Ам-ра показал на восток, где уже появилось красноватое сияние.
— Приему? — спросил Кулл. — При луне они видны и их добыче, и их врагам.
— Когда-то, много сотен лет тому назад, — сказал Хор-нак, — царь-тигр, преследуемый охотниками, воззвал к женщине на луне, и она скинула ему вниз лозу, по которой он взобрался к ней на луну и провел там много лет в безопасности. С тех пор весь полосатый народ поклоняется луне.
— Я в это не верю, — сказал Кулл резко. — Почему полосатый народ должен почитать луну за то, что та помогла одному из них, сдохшему уже давным-давно? Множество тигров взбиралось на Обрыв Смерти, спасаясь от охотников, но они не поклоняются этому обрыву. Да и как они могут знать о том, что случилось так давно?
Хор-нак нахмурился.
— Не слишком-то приличествует тебе, Кулл, вышучивать твоих старейшин или насмехаться над легендами усыновившего тебя народа. Эта повесть должна быть правдивой, потому что она передавалась из поколения в поколение, дольше людской памяти. То, что всегда было, то и должно быть вовеки.
— И в это я не верю, — вторично возразил Кулл.— Эти горы были всегда, но когда-нибудь они рассыплются в песок и исчезнут. Когда-нибудь море покроет эти горы...
— Хватит святотатствовать! — вскричал Хор-нак сердито. — Кулл, мы близкие друзья, и я терплю все это, потому что ты еще молод. Но одно ты должен зарубить себе на носу — уважай традиции. Ты смеешься над обычаями и путями нашего, народа, ты, кого этот народ спас в дебрях, кому он дал дом и племя.
— Я был безволосой обезьяной, бродящей по, лесам, — честно признал Кулл, не стыдясь. — Я не умел говорить на языке людей, и моими единственными друзьями были тигры и волки. Я не знаю, кем были люди моего народа, чья кровь течет в моих жилах.
— Это все не имеет значения, — прервал его Хор-нак. — Хоть ты л похож на человека из племени изгнанников, живших в Долине Тигров, которые погибли во время Великого Наводнения, это ничего не значит. Ты проявил себя доблестным воином и великим охотником...
— Где ты найдешь равного ему в метании копья или в борьбе? — прервал его Ам-ра с загоревшимися глазами/
— Истинная правда, — сказал Хор-нак. — Он делает честь племени Приморских гор, но, несмотря на все это, он должен придерживать свой язык и научиться относиться с почтением к святыням прошлого и настоящего.
— Я не насмехаюсь, — сказал Кулл спокойно. — Но я знаю, что многое из того, о чем говорят жрецы, — это ложь, потому что я бегал с тиграми и знаю диких зверей лучше, Чем эти жрецы. Животные — это не боги и не дьяволы, они подобны людям, только без похоти и жадности человека.
— Опять святотатство! — воскликнул Хор-нак сердито. — Человек — это величайшее творение Валки.
Ам-ра вмешался, пытаясь изменить тему беседы.
— Утром я слышал бой береговых барабанов. На море идет война. Валузия сражается с лемурийскими пиратами.
— Проклятие тем и другим! — проворчал Хор-нак.
Глаза Кулла снова заблестели.
— Валузия! Земля чар! Когда-нибудь я увижу великий Город Чудес.
— И скверным будет этот день, — буркнул Хор-нак. — Тебя закуют в цепи, и тебе будет суждена пытка и смерть. Ни один человек из нашего народа не видит Великого Города иначе, как попав в рабство.
— Проклятие ему, — пробормотал Ам-ра. .
— Проклятие и кровавая судьба! — воскликнул Хор-нак, грозя кулаком востоку; — За каждую каплю пролитой атлантами крови, за каждого раба, надрывающегося на их проклятых галерах, да постигнет черное проклятие Валузию и все Семь Империй!
Ам-ра, воодушевившись, вскочил на ноги и повторил часть проклятия. Кулл отрезал себе еще один ломоть жареного мяса.
— Я дрался с валузийцами, — сказал он. — И они храбро сражались, но убивать их было легко. И они вовсе не выглядели свирепыми.
— Ты дрался со слабаками из стражи северного берега, — проворчал Хор-нак, — или же с командами выброшенных на берег купеческих судов. Подожди, пока ты не встанешь лицом к лицу с налетающими Черными Отрядами или с самим Великим Воинством, как стоял я. Хай! Вот тогда ты и напьешься крови! Я грабил валузийские берега с Гандаро, Носителем Копья, когда я был младше тебя, Кулл. О, огнем и мечом мы прорвались далеко вглубь империи. Пятьсот человек нас было, из всех прибрежных племен Атлантиды. А вернулось из нас только четверо! У деревни Ястребов, которую мы разграбили и сожгли, передовые из Черных Отрядов раздавили нас.
— Аскаланте рассказывал мне, — продолжал Кулл о своем, — что стены вокруг Хрустального Города в десять раз выше высокого мужчины, что блеск золота и серебра слепит глаза, а женщины, гуляющие по улицам или глазеющие из окон, одеты в странные гладкие одежды, блестящие и шуршащие.
— Уж Аскаланте-то должен знать, — мрачно сказал Хор-нак, — раз он был у них рабом так долго, что забыл свое доброе атлантское имя и вынужден с тех пор обходиться валузийской кличкой, которую они ему дали.
— Он убежал от них, — заметил Ам-ра.
— Да, но на каждого раба, вырывающегося из темниц Семи Империй, приходится семеро, гниющих в темницах и умирающих каждый день, ибо не подобает атланту влачить рабскую жизнь.
— Мы враждовали с Семью Империями испокон веков, — пробормотал задумчиво Ам-ра.
— И будем враждовать, пока мир не рухнет! — с диким довольством сказал Хор-нак. — Ибо Атлантида, благодарение Валке, враг всем людям.
Ам-ра поднялся и взял копье, готовясь встать на страже. Остальные двое прилегли на траву и почти мгновенно заснули.
Что снилось Хор-наку? Возможно, битва или громовой топот буйвола, а быть может — девушка из пещер. Что же до Кулла...
Сквозь туманы его сна пробились издалека золотые голоса труб. Облака лучистого сияния плыли над ним, и вот величественное зрелище открылось его спящей душе. Неисчислимое скопление людей без края и конца, их оглушительные крики, сливающиеся в громовой рев, в котором угадывались слова незнакомой речи. Послышалось слабое бряцание стальных доспехов — отряды огромного воинства появились справа и слева. Туман поредел, и из него отчетливо выступило лицо, увенчанное царской короной, с профилем ястреба, бесстрастное, неподвижное, с глазами, напоминавшими цветом холодные серые волны северного моря. И тогда вновь прогремели голоса: «Славься царь! Славься, царь! Славься, царь Кулл!»
Кулл вздрогнул и очнулся. Луна озаряла дальние горы, ветерок шелестел в высокой траве. Рядом храпел Хор-нак, а Ам-ра стоял на страже — нагая бронзовая статуя на фоне звезд. Взгляд Кулла скользнул по его собственному скудному одеянию — леопардовой шкуре, обернутой вокруг бедер. Голый варвар-дикарь... Глаза его заблестели. Царь Кулл!
Он снова погрузился в сон.
Поднявшись наутро, они направились к пещерной стоянке своего племени. Солнце стояло еще невысоко, когда их взорам открылась широкая голубая река и показались знакомые темные зевы пещер.
— Глядите! — резко выкрикнул Ам-ра. — Они кого-то жгут!
Перед пещерами возвышался крепкий столб, к которому была привязана молодая девушка. В глазах людей, столпившихся вокруг, не было ни следа жалости.
— Сарита, — сказал Хор-нак с окаменевшим лицом. — Она вышла за лемурийского пирата, это распутница.
— Да! — буркнула женщина с жестокими глазами. — Моя родная дочь стала позором Атлантиды. Больше' она мне не дочь! Дружок ее помер, а Самриту выбросило на берег, когда их корабль был разбит нашим.
Кулл с сочувствием разглядывал девушку. Он не мог понять, почему все эти люди, ее собственная плоть и кровь, так ополчились на нее просто потому, что она полюбила врага их народа. Во всех взорах, обращенных к ней, Кулл уловил лишь один взгляд участия. Странные голубые глаза Ам-ры были полны печали и сочувствия.
Трудно сказать, какие чувства отражались на неподвижном лице Кулла, но взгляд обреченной девушки не отрывался от его взора. В ее глазах не было страха, лишь напряженный зов. Взгляд Кулла упал на поленья у ее ног. Скоро жрец, выкрикивающий сейчас проклятия рядом с ней, подожжет эти поленья факелом, дымившимся сейчас в его левой руке. Кулл видел, что девушка была прикована к столбу тяжелой деревянной цепью, своеобразным, типично атлантским изделием. Он не смог бы разорвать эту цепь, даже если бы пробился сквозь преграждавшую ему путь толпу. Глаза девушки умоляли его. Взглянув еще .раз на поленья, он прикоснулся к длинному кремневому кинжалу за поясом. Она поняла, кивнула, в глазах ее вспыхнула искорка надежды.
Кулл ударил так же неожиданно и внезапно, как кобра. Он выхватил нож из-за пояса и метнул его. Нож вошел прямо под сердце, убив девушку мгновенно. Люди застыли, словно зачарованные. Кулл повернулся, метнулся в сторону и вскарабкался по двадцатифутовому отвесному обрыву, точно кошка. Кто-то из ошарашенной толпы схватил лук и прицелился. Кулл перевалился через край обрыва, лучник прищурился — и тут Ам-ра, словно нечаянно, подтолкнул его, и стрела ушла далеко в сторону. И Кулл исчез.
Он слышал крики у себя за спиной. Его соплеменники, воспламененные жаждой крови, дико ринулись за ним, чтобы догнать и убить его за нарушение их странного и кровавого кодекса чести. Но никто в Атлантиде не мог бы обогнать Кулла из племени Приморских гор.
Кулл спасается от своих разъяренных соплеменников лишь с тем, чтобы попасть в плен к лемурийцам. Следующие два года он проводит рабом на галере, пока ему не удается бежать. Он пробирается в Валузию, где становится отверженным в горах, а затем его хватают и бросают в темницу. Удача улыбается ему, и он становится сначала гладиатором на арене, затем солдатом воинства и, наконец, военачальником. Тогда, опираясь на наемников и некоторых недовольных валузийских аристократов, он захватывает трон. Кулл убивает деспотичного царя Борну и срывает корону с его окровавленной головы. Сон становится явью. Атлант Кулл восседает на троне древней Валузии.
ЦАРСТВО ТЕНЕЙ
1. ЦАРЬ ПРИНИМАЕТ ПАРАД
Звуки труб становились все громче, словно гул золотого прибоя, словно мягкий рокот вечерних приливов на серебристых прибрежьях Валузии. Шумела толпа, женщины бросали цветы с крыш, а ритмичный звук серебряных подков становился все слышней, и вот уже первые ряды могучего воинства вступили на широкую светлую улицу, огибавшую увенчанную золотым шпилем Башню Великолепия.
Первыми ехали трубачи, стройные юноши в алом облачении, трубя в длинные узкие золотые фанфары. Следом за ними двигались лучники — рослые горцы, а за ними следовали тяжело вооруженные пехотинцы. Их широкие щиты бряцали в такт шагам, и в том же ритме покачивались их длинные копья. Вслед пехотинцам ехали самые могущественные воины в мире — Алые Убийцы, удалые наездники в алой броне от шлемов до шпор. Гордо восседали они на своих конях, не глядя по сторонам, словно не обращая внимания на крики толпы. Они были похожи на бронзовые статуи, и копья их, высившиеся над ними подобно лесу, были так же неподвижны.
За этим гордым и устрашающим отрядом шло пестрое воинство наемников, суровых, диковато выглядевших воинов, людей Му и Каа-у, обитателей гор востока и островов запада. Они были вооружены копьями и тяжелыми мечами, а лучники Лемурии маршировали плотной группой отдельно от остальных. Вслед им двигались легкие пехотинцы народного ополчения, и еще одна группа трубачей замыкала шествие.
Это было величественное зрелище, зрелище, находившее отзвук в душе Кулла, царя Валузии. Не на
Топазовом Троне перед царской Башней Великолепия восседал Кулл, но в седле, верхом на могучем жеребце, как подобает истинному царю-воину. Его сильная рука взметнулась, отвечая на приветствия проходящего воинства. Суровые глаза проводили красующихся трубачей мимолетным взглядом, чуть- дольше задержавшись на следующих за ними воинах, они вспыхнули жадным огнем, когда Алые Убийцы остановились перед ним, загремев оружием и осадив коней, и отдали ему царский салют. Глаза эти слегка сузились, когда перед ним проехали наемники. Они никому не отдавали салюта, эти наемники. Они шли, расправив плечи, глядя на Кулла отважно и прямо, хоть и с известной долей уважения. Их суровые глаза, немигающие, дикие глаза глядели из-под буйных грив волос и насупленных бровей.
И Кулл ответил им таким же взглядом. Он уважал храбрость, а храбрее этих воинов не сыскать в целом мире, даже среди его бывших диких соплеменников. Но в Кулле было слишком много от дикаря, чтобы испытывать какую-либо привязанность к ним. Слишком уж глубока застарелая вражда. Многие из них были вековечными врагами народа Кулла, и хотя имя его стало теперь проклятием в устах соплеменников и Кулл постарался позабыть их, все же старые обиды и давние страсти еще гнездились в сердце. Ибо Кулл был не валузийцем, а атлантом.
Войско скрылось из глаз, свернув за сверкающую драгоценностями громаду Башни Великолепия, и Кулл, развернув своего жеребца, направил его легкой рысью по дороге во дворец, обсуждая по пути парад с ехавшими рядом с ним военачальниками. Не тратя лишних слов, он лаконично выразил суть: «Армия — как меч. И не должна ржаветь».
Кулл не обращал внимания на шепоты, доносившиеся из гущи толпы, все еще заполнявшей улицы, по которым они проезжали.
— Смотри, это Кулл! Валка! Что за царь! И что за мужчина! Погляди только на его руки! На его плечи!
А сквозь все это проползал куда более зловещий шепот:
— Кулл! Проклятый узурпатор с языческих островов!
— Да, позор Валузии, что этот варвар восседает на троне царей...
Но и на подобные замечания Куллу было наплевать. Твердой рукой взялся он за подгнившее кормило власти древней Валузии и еще более твердо держал его, один человек против целого народа.
Потом был Зал Совета, а за ним последовал дворцовый прием, на котором Куллу пришлось отвечать на формальные льстивые речи дам и господ, втайне мрачно посмеиваясь над всем этим пустословием. Потом все эти дамы и. господа откланялись, и царь откинулся на покрытую мехом горностая спинку трона, погрузившись в размышления о государственных делах Валузии.
Его мысли прервал служитель, попросивший у великого царя позволения молвить слово и сообщивший о прибытии гонца из посольства пиктов.
Мозг Кулла с трудом выбрался из темного лабиринта вопросов государственной важности, и царь без особой приязни уставился на пикта. Тот, не сморгнув, встретил его взгляд. Это был узкобедрый, широкоплечий воин среднего роста, крепко сложенный и темноволосый, как и все люди его народа. На смелом бесстрастном лице его блестели непроницаемые, неустрашимые глаза.
— Ка-ну, главный советник племени, правая рука царя всех пиктов, шлет свои приветствия и говорит такие слова: «На празднике Восходящей луны приготовлен трон для Кулла, царя царей, владыки владык, повелителя Валузии».
— Хорошо, — ответил Кулл. — Скажи Ка-ну, старейшине, посланнику- островов Запада, что царь Валузии вкусит его вина, когда луна встанет в небе над холмами Зальгары.
Пикт помедлил.
— У меня есть еще одно слово для твоих ушей, о царь. Но не для ушей этих... — Он сделал презрительный жест рукой. — Этих рабов.
Кулл, недоверчиво глядя на Пикта, приказал слугам удалиться. Воин приблизился и сказал, понизив голос:
— Владыка царь, приходи на сегодняшний праздник в одиночку. Таковы слова моего вождя.
Глаза царя сузились, блеснув холодным серым отблеском стали, словно лезвие меча.
— В одиночку?
— Да.
Они безмолвно пожирали друг друга глазами, древняя вражда их племен кипела под покровом этикета. На их устах была речь культурных людей, пустые придворные фразы высокоцивилизованного народа, к которому не принадлежал ни один из них, но в глазах их горела первобытная вражда примитивных дикарей. И пусть Кулл был царем Валузии, а пикт — посланцем при его дворе, здесь, в царском тронном зале, два дикаря щерились друг на друга, жестокие и недоверчивые, пока призраки страшных войн и древней как мир вражды стояли за ними.
Преимущество было на стороне царя, И он наслаждался им в полной мере. Подперев рукой подбородок, он разглядывал пикта, стоявшего подобно статуе, отлитой из бронзы, с гордо поднятой головой, не опуская глаз.
На губах Кулла появилась улыбка, больше походившая на гримасу.
— Так значит, я должен прийти — один? — Цивилизация научила его говорить намеками, и темные глаза пикта загорелись, хотя он и не ответил ни слова.
— Откуда я знаю, что ты пришел от Ка-ну?
— Я все сказал, — гордо ответствовал пикт.
— А с каких это пор пикты говорят правду? — презрительно фыркнул Кулл, прекрасно зная, что пикты никогда не лгут, но желая вывести воина из себя.
— Я вижу твой замысел, царь, — невозмутимо ответил пикт. — Ты хочешь разгневать меня. Клянусь Валкой, тебе не стоит продолжать это! Я достаточно зол. И я вызываю тебя на поединок, на копьях, мечах или кинжалах, конным или пешим. Мужчина ты или всего лишь царь?
В глазах Кулла блеснуло то Тайное восхищение, которое настоящий воин всегда испытывает к храброму врагу, и все же он не упустил шанса еще сильнее рассердить своего противника.
— Царь не принимает вызова от безвестного дикаря, — презрительно ответил он. — Да и повелитель Валузии не нарушает неприкосновенности посланцев. Ты можешь идти. Скажи Ка-ну, что я приду один.
Глаза пикта загорелись убийственным огнем. Едва сдерживая первобытную жажду крови, он повернулся спиной к царю Валузии, пересек Зал Приемов и скрылся. за огромной дверью.
И вновь Кулл откинулся на покрытый горностаями трон и погрузился в размышления.
Итак, глава Совета Пиктов хочет, чтобы он пришел в одиночку. Но что таится за этим? Предательство? Кулл мрачно притронулся к рукояти своего грозного меча. Нет, вряд ли. Пикты Слишком ценят союз с Валузией, чтобы порвать его ради какой-то старой вражды. Пусть Кулл и воин Атлантиды, и извечный враг всех пиктов, но ведь он еще и царь Валузии, самого могущественного союзника Людей Запада.
Поделиться книгой: