Помоги проекту - поделись книгой:
Но вернемся к первому походу Довмонта на Литву. Узнав, что его жена и дети пленены, Гердень бросился в погоню и, несомненно, догнал бы тяжелый, малоподвижный обоз, поэтому Довмонт отправил обоз под охраной в двести человек в Псков, а сам, оставив себе всего девяносто воинов, устроил засаду.
Его люди успели отдохнуть и занять удобную позицию на берегу Двины напротив брода. Узнав от разведчиков, что литовское войско уже близко, князь обратился к своим воинам со следующей речью: «Братья мужи-псковичи! Кто стар – тот отец мне, а кто млад – тот брат. Слышал я о мужестве вашем во всех странах… Выступим же за Святую Троицу и во имя Отечества!», после чего они дождались, когда враги вошли в воду, и расстреляли их из луков.
Вот как пишут об этом псковская и новгородская летописи: «Перейдя вброд через Двину, отошел на пять верст и поставил шатры в бору чистом, а на реке Двине оставил двух стражей – Давыда Якуновича, внука Жаврова, с Лувою Литовником. Два же девяносто воинов он отправил с добычей, а с одним девяносто остался, ожидая погони. В то время Гердень и князья его были в отъезде, когда ж приехали они домой, то увидели, что дома их и земля разорены. Ополчились тогда Гердень, и Гойторт, и Люмби, и Югайло, и другие князья, семьсот воинов погналось вслед за Довмонтом, желая схватить его и лютой смерти предать, а мужей-псковичей мечами посечь; и, перейдя вброд реку Двину, встали они на берегу. Стражи, увидев войско великое, прискакали и сообщили Довмонту, что рать литовская перешла Двину ‹…› Выехал князь Довмонт с мужами-псковичами и божиею силою и помощью святого Христова мученика Леонтия с одним девяносто семьсот врагов победил. В этой битве был убит великий Литовский князь Гойторт, и иных князей многих убили, многие литовцы в Двине утонули, а семьдесят из них выбросила река на остров Гоидов, а иные на другие острова были выброшены, некоторые же вниз по Двине поплыли. Из псковичей же тогда был убит один Онтон, Лочков сын, брат Смолигов, а другие остались невредимыми». «И яко увѣдаша плесковици погоню, отослаша полонъ, а сами сташа крѣпко противу им о сию страну Двины. Литва же начаша бродитися на сию страну; тогда плесковици сняшася с ними; и пособи богъ князю Домонту со плесковици, и много множество их побиша, а инѣи в рѣцѣ истопоша, и толко убѣжа единь князь Гердень в малѣ дружинѣ; плесковици же приидоша вси здрави».
В результате войско Герденя было наголову разбито, Гердень сбежал. Из девяноста человек Довмонта погиб один. Чудо!
Сам Гердень будет убит в следующем походе Довмонта: дело должно быть доделано. Что же касается участи его детей в плену, то доподлинно известно, что один из них, получивший в крещении имя Андрей[233], стал епископом города Тверь. Его так и назвали – Андрей Герденев. В XIII веке выше епископа стоял только митрополит. Вот и делайте вывод, как обошелся с пленными детьми своего врага князь Довмонт.
Возвращение князя из его первого похода на стороне Пскова было поистине триумфальным. Теперь стало понятно: не только мудрое вече, но и весь город, как один человек, принял пришлого князя, который стал своим, родным. Мало этого, надолго образ Довмонта стал неотделим от слова «победа».
В следующем, 1268 году князь Довмонт бился при Раковоре, где русская рать в составе дружин великого князя Ярослава Ярославича, Дмитрия Александровича и князя Довмонта одержала победу над датскими рыцарями и Ливонским орденом.
Да, снова Ливонский орден, мало его громил Александр Невский. Впрочем, с памятного 1242 года на Чудском озере прошло 26 лет. Неудивительно, что за это время можно было подсобрать силы. Да и двинуть войска, дабы отстоять свое феодальное государство на захваченных русскими прибалтийских землях. Кроме того, последние лет десять они то и дело осуществляли вылазки, разоряя крестьянские деревни. Но теперь к Ливонскому ордену присоединились еще и датские рыцари, которые овладели Колыванью (ныне Таллин) и Раковором (Раквере).
После этих событий в Новгороде собрался совет князей и было принято решение совместными усилиями выбить рыцарей из Раковора.
Войско собралось огромное – тридцать тысяч, половина из Новгорода, половина из Пскова. Перед выступлением Довмонт положил свой меч перед алтарем в Троицком соборе и обратился к Господу со следующей мольбой: «Господи Боже, призри на кротких и смиренных рабов твоих и смири высокие мысли гордых»[234]. Когда он закончил, игумен Исидор перепоясал Довмонта его мечом и благословил на битву. Войско выступило 23 января 1268 года, но навстречу им летели не закованные в броню рати, а вежливые послы Ливонского ордена, которые заверили русских, что-де Ливонский орден не собирается в этой войне поддерживать датчан. «Прислаша немцы послы свои, с лестью глаголюще: „Нам с вами мир, перемогайтесь с колыванцы и раковорцы, а мы к ним не приставаем, на то крест целуем“». Иными словами, воюйте со своими обидчиками датчанами и знайте: мы им помощи оказывать не собираемся, наше дело сторона.
Это был тактический ход: пусть русские думают, что победа дастся им легко, пусть утратят бдительность, приведут меньше сил.
При этом одиннадцатый магистр Ливонского ордена Отто фон Роденштейн возглавил объединенные войска дерптского епископа, датчан из Везенберга и закованных в броню немецких рыцарей у реки Кеголы, где они собирались дождаться русских.
Так, 18 февраля 1268 года, началась великая битва при Раковоре. Первым делом немцы выстроились в свинью и ударили в центр русского воинства по новгородским полкам, сметая людей, точно это были не тренированные воины, а игральные карты. Новгородцам пришлось особенно тяжело, но тут на помощь пришел Довмонт, ударив со своего фланга.
Четыре часа длилась ожесточенная рубка, после чего русские обратили в бегство своих врагов, уцелевшие рыцари скрылись за стенами Раковора. Преследовать их было непросто, так как приходилось бежать по телам своих же товарищей. В результате немцы и датчане были разбиты, но и русские понесли немалые потери.
По традиции простояв три дня «на костях», Довмонт и Дмитрий отправились в очередной победоносный поход на Ливонию. «Пройдя земли непроходимые, пошел на вируян, и завоевал землю их до моря… И прославилась земля наша во всех странах, и страшились все грозы храбрости великого князя Дмитрия Александровича и зятя его Довмонта, и мужей их – новгородцев и псковичей». Довмонт действительно скоро станет зятем князя Дмитрия, но об этом мы поговорим особо.
Победа была неполной, так как не следовало оставлять без присмотра последних рыцарей за стенами Раковора. Христианское милосердие, конечно, хорошо, но и о практической стороне вопроса не следует забывать. «Из искры возгорится пламя», чего же ждать от затаивших обиду и наверняка поклявшихся отомстить воинов. Через год, весной 1269-го, они действительно нанесли ответный удар, вторгшись в пределы псковской земли, сожгли Изборск и 23 апреля осадили Псков.
Снова поднял Довмонт дружину, они бились десять дней, после чего ливонцы были вынуждены отступить, вынося на руках тяжело раненного магистра Отто фон Роденштейна. Результатом этой победы стал мирный договор, просуществовавший целых тридцать лет.
Проблемы у Пскова с этим мирным договором, конечно же, не исчерпались. Было еще много жестоких битв и славных побед, например, в 1270 году великий князь Ярослав Ярославич самовластно посадил на место Довмонта в Пскове некоего Айгуста, но жители города не стерпели и прогнали ставленника, после чего снова возвели в князья Довмонта. Впрочем, это все мелочи по сравнению с радостью от подписанного мира, все-таки на одного сильного врага меньше, уже благо.
Мирное время
Теперь Довмонт большей частью занимался тем, что укреплял свой любимый город, первым делом возведя каменную оборонительную стену, названную в его честь Довмонтовой. Место же, окруженное стеной, в результате стало называться Довмонтовым городом. Разобравшись с укреплением, князь поставил, в благодарность Господу, именем которого одерживал победы, храмы.
В пору вечевой республики (до 1510 года) Довмонтов город считался центром церковного и административного управления Пскова и Псковской земли. Размер Довмонтова города невелик – около полутора гектаров – в XII–XVI веках, но псковичи возводят здесь из камня более 20 церковных и гражданских построек.
К сожалению, храмы и административные здания Довмонтова города не сохранились до наших дней.
Псков занимал пограничное положение, что, с одной стороны, требовало постоянно оставаться настороже, неприятель близко, с другой – давало возможность хорошо и выгодно торговать.
Заключая прочный торговый договор с тем или иным городом, следовало поставить на его территории лавки или гостиные дворы, к примеру, в Новгороде был такой псковский гостиный двор. Он открылся уже в XIV–XV веках. Это подтверждается Новгородской таможенной грамотой 1571 года: «А псковичи и немцы с своим товаром ставятся на своих дворех» – заметьте, в грамоте псковские купцы как бы приравниваются к немецким.
Псковский купеческий двор в Новгороде отличался завидными размерами, «его длина составляла 30 сажень, он имел 4 горницы, 41 амбар. Кроме амбаров на дворе находились лавки. К Псковскому гостиному двору примыкал Льняной ряд, где велась торговля товаром, привозимым в большом количестве из Псковской земли: льном, пенькой и коноплей. Гостиные дворы находились в заведовании голов, которые смотрели за порядком, начальствовали над дворниками и производили суд между останавливающимися на гостиных дворах как русскими, так и иноземными купцами. Рядом с псковским двором на реке Волхов находилась пристань, где можно было вести торговлю, не разгружая судов.
Наличие Псковского гостиного двора в Новгороде было важной предпосылкой для установления торговых связей Пскова с восточными территориями. Псковские купеческие караваны наверняка достигали городов верхнего Поволжья – Ржева, Твери, Ярославля, но дальше на восток предпочитали не ходить: длительный путь и торговые издержки в виде таможенных пошлин, уплачивавшихся при пересечении административных границ, делали такие экспедиции экономически невыгодными. Таким образом, установление дипломатических и торговых отношений Пскова с городами ганзейского союза было предопределено особенностями его географического положения, государственного строя и становления его суверенитета»[235].
Уже со второй половины XIII века Псков фактически становится независимым от Новгорода. Псковичи успешно торговали с Нарвой, Ригой, Дерптом, Полоцком, позднее – с городами Ганзейского союза[236]. При этом Псков не только интенсивно поставлял свои товары в Западную Европу, но и переправлял заморский импорт в другие русские города и княжества, да и в далекие восточные страны, где был на них спрос. Купцам было выгодно привести товар в Псков, и пусть потом псковичи сами торгуют им где желают: это гораздо удобнее, нежели ехать невесть куда по чужой территории, не зная, где их ждет засада. На Запад из Пскова шли караваны, груженые мехом, медом, воском, кожей, щетиной, салом, льном и многим другим. Запад поставлял золото, серебро, медь, олово, свинец, сукно, полотна, драгоценные камни, вина, пряности, пергамент, соль. В общем, уже во время правления Довмонта Псков мог прокормить и защитить себя сам, без помощи Господина Великого Новгорода. Тем не менее понадобится еще почти сто лет, чтобы Новгород официально оформил право Пскова на собственное самоопределение. Я имею в виду Болотовский договор 1348 года. «…Чтобы новгородские посадники в Пскове не управляли и не судили, чтобы в церковных делах от имени новгородского епископа судил пскович, чтоб никого из Пскова не вывозили в Новгород для службы в войне…»
Семейное счастье
Двадцать лет прошло, как ушел Довмонт из Литвы. В его волосах уже давно появилась седина, а он все еще был один. Как-то раз приехавший в гости к другу князь Дмитрий, сын Александра Невского, предложил ему взять в жены одну из своих подросших дочерей. Довмонт взглянул на пятнадцатилетнюю Марию и вдруг дал утвердительный ответ.
Двадцать лет он не мог сойтись ни с одной женщиной, припоминая давнюю обиду, теперь же горечь старого предательства ушла, он успокоился. Обновленный Довмонт взял за себя княжну Марию, и через положенное время она подарила ему сына Давида[237].
В первом жизнеописании князя «Повесть о Довмонте», написанном во второй четверти XIV столетия, так и сказано: «благоверный князь Домонт испроси за себе у великого князя Димитрия Александровича дщерь княгиню Марью». Далее Дмитрий Александрович именуется тестем Довмонта. Однако существует и другая версия, согласно которой Марию называют дочерью Александра Невского и, соответственно, сестрой Дмитрия.
На знаменитой чудотворной иконе Мирожской Богоматери «Оранта», оригинал которой хранится ныне в Псковском музее-заповеднике, изображена Богоматерь, стоящая в молитвенной позе с воздетыми к небу руками. На ее груди в складках плаща находится младенец Христос, явленный миру. По сторонам от Богородицы расположены две фигуры, мужчина и женщина. Надпись, сделанная над головой стоящего слева от Богородицы князя, гласит: «Благоверный князь Довмонт во святом крещении Тимофей». Над головой княгини «Благоверная княгиня Мария Домантова жена дщерь Великого князя Александра Невского».
О том, что псковская княгиня и жена Довмонта – дочь Александра Ярославича Невского, говорится в житийных сборниках XVI–XVII веков: «Князь же Дмитрий Александрович, увидев блаженного князя Довмонта мужество и храбрость, отдал за него сестру свою княжну Марию Александровну». О том же говорится и в «Сказании о чуде иконы Мирожской Богоматери» XVI века.
Вот так путаница: икона говорит одно, летопись – другое.
Эта икона была выполнена по заказу князя, и есть основание предполагать, что изображенные на ней князь и княгиня псковские имеют даже некое портретное сходство с оригиналами. Князь Довмонт невысокого роста, во всяком случае, он писан вровень с супругой, одет в богатое княжеское одеяние: ярко-красное платье, подпоясанное поясом; через левое плечо перекинут плащ, на ногах кожаные сапоги. Хорошо видно, что Довмонт уже весьма пожилой человек, с залысиной и спадающими на плечи поредевшими волосами, с остроконечной небольшой бородой, едва доходящей до груди, со слегка выступающим из-под складок одежды животом. Поднятые руки обращены к Богоматери и Спасителю. Выражение лица сосредоточенное, губы плотно сжаты, лицо испещрено глубокими морщинами. Княгиня, напротив, молода и весьма мила, ее голова покрыта полосатым покрывалом. Богатое женское одеяние плотно окутывает фигуру. Руки княгини также подняты вверх. Глаза опущены, лицо строгое и печальное.
Так дочерью Александра Невского или внучкой была княжна Мария, подарившая герою Довмонту наследника?
У Александра Ярославича Невского были следующие дети: Василий, Дмитрий, Даниил, Андрей и дочь Евдокия. Никакой дочери Марии среди его отпрысков не значится.
Сын Александра Невского Дмитрий родился около 1250 года. Сначала отец поставил его княжить в Новгороде, потом он понадобился ему в Переяславле. Его дети: Александр, Иван, несколько дочерей, имена не указаны. Так, может быть, Мария среди них?
С другой стороны, понятно, что у человека 1250 года рождения вряд ли в 1267 году могла оказаться дочь на выданье. Где-то вкралась ошибка, но где именно, неизвестно. Не исключено, что в дате рождения самого Дмитрия. Но тогда кого Дмитрий отдал за Довмонта? Возможно, это навсегда останется для нас тайной.
После смерти Александра Невского братья Дмитрий и Андрей поспорили о том, кому из них достанется владимирский великокняжеский стол. Андрей Александрович в качестве убедительного аргумента привел на Владимирскую землю татарскую рать, после чего Дмитрий Александрович был вынужден отступить в Новгород. Но там его ждала засада. Оказалось, что новгородские бояре давно уже переметнулись на сторону Андрея. Они пленили жену, двух дочерей Дмитрия, а также пришедших с ним бояр с семьями. Сам Дмитрий успел удрать и спрятался до времени в крепости Копорье. Чтобы возвратить плененных, Дмитрий был вынужден признать право Андрея на великокняжеский стол во Владимире.
Дмитрий отошел в сторону, но не смирился и вскоре возобновил борьбу за свои права, попросив помощи у своего друга псковского князя Довмонта, пообещав ему за это свою дочь Марию в жены. В результате все пленники были освобождены, а Довмонт получил обещанную ему награду. Некоторые историки считают, что после этого Дмитрий какое-то время жил у Довмонта в Пскове. Довмонт же вторгся со своими псковичами в Ладогу и вывез оттуда тестеву казну, которую и передал Дмитрию.
Марии в ту пору должно было исполниться по крайней мере четырнадцать лет. По тем временам вполне себе брачный возраст.
Отчего же тогда появилась легенда о дочери Александра Невского? Скорее всего, это произошло оттого, что имя легендарного князя Александра Невского было у всех на слуху, в то время как его сын не был столь знаменит. Спросят, от кого князь жену себе взял, отвечали, мол, от Александра Невского. Внучку его. Со временем слово «внучка» потерялось.
Известно, что Довмонт скончался в 1299 году. Долгое время считалось, что его Мария Дмитриевна последовала за ним через год после смерти князя, но недавно московская исследовательница Л. В. Столярова[238], изучая рукописный Служебник начала XIV века, изготовленный во Пскове, нашла следующую запись: «В лето 1317 преставися раба божия княгиня Мария Домонтовая ноября в 6 на память святого Павла Исповедника». То есть вдова Довмонта пережила его на целых восемнадцать лет, возможно, вышла еще раз замуж, а последние годы своей жизни приняла постриг с именем Марфа в псковском монастыре, где и скончалась в 1317 году. Княгиня была похоронена в псковском Рождества Иоанна Предтечи женском монастыре. Надпись на ее могиле гласила: «Гробница под спудом благоверной княгини схимонахини Марфы. Память ей совершается ноября 8 числа. Поется всенощная за упокой. Також литургия за упокой. По церквам раздается на поминовение 40 пометок. А в пометках пишется четыре имя. Мощи не свидетельствованы».
По преданию, женский монастырь за рекой Великой был основан теткой Довмонта княгиней Евфросинией-Евпраксией. С момента своего основания монастырь превратился в место пребывания и погребения представительниц псковских княжеских семей. Считалось, что рядом с Марией-Марфой была погребена ее невестка, супруга Давыда, сына Довмонта и Марии, которую звали Наталией. Но никаких данных, которые подтверждали бы это предание, до сих пор не найдено. После Довмонта Давыд некоторое время управлял Псковом. Более подробно о нем мы поговорим позже.
Последний подвиг Довмонта
В 1299 году Ливонский орден нарушил тридцатилетний мир и напал на Псков. Довмонт был уже пожилым человеком шестидесяти лет, но он поднялся и взял в руки знаменитый меч, когда ему доложили о том, что рыцари сожгли пригородные Снетогорский[239] и Мирожский монастыри[240].
Посреди ночи отворились ворота Пскова, откуда вылетели князь с дружиною. «Погани немцы оступиша град Псков, хотяше его пленити. Боголюбивый же Тимофей не стерпе ждати муж своих большея рати и выеха малою дружиною. Помощью святые Троицы и Святого Петра и Павла на березе удари на них; и бысть сеча зла, якоже николи не бывало у Пскова, и раниша самого комендаря по голове и ливонцев изьмове». То есть Довмонт повторил подвиг Александра Невского, согнал противника на тонкий весенний лед реки, который проломился под тяжело вооруженными рыцарями.
Довмонт умер у себя дома, во время эпидемии, которая косила в то время его народ, не различая ни чинов, ни званий, ни заслуг. Умер 20 мая того же года, после чего его с большими почестями отнесли в Троицкий собор. Князя положили в склеп, рядом с ним покоился его верный меч.
После этим Довмонтовом мечом в Троицком соборе будут препоясывать всех князей Пскова.
Князь же Довмонт сделался в сердцах людей святым защитником земли русской от любых врагов.
Через 75 лет после смерти князя была построена первая в его честь церковь, до октября 1917 года мощи и оружие святого князя хранились в Троицком соборе. На его клинке выбиты слова: «Чести своей никому не отдам!».
Тридцать три года псковичи выбирали своим князем Довмонта и ни разу не пожалели о своем решении.
После этого началась иная, инфернальная жизнь Довмонта-Тимофея.
Довмонт, воин Христов
В 1480 году, когда огромное войско осадило Псков, князь Довмонт явился во сне к одному горожанину и произнес: «Возьмите одеяние (покров) гроба моего, обнесите его трижды вокруг города с крестами и ничего не бойтесь». Летопись свидетельствует, что устрашенные враги сразу же отступили от города.
Следующее явление князя было замечено в XVI веке после Баториева нашествия[241], тогда же Довмонт был причислен православной церковью к лику святых.
Прошли века, страна крепла и расширялась, русские землепроходцы двинулись на Восток. И вот представьте: 1679 год, крайний форпост и оплот православия – Албазинская крепость на реке Амуре, гарнизон которой составлял всего 826 казаков.
Согласно летописи, в 1679 году, в Петров пост, отряд казаков во главе с Гаврилой Фроловым, выходцем, между прочим, из псковских земель, отправился на разведку. Когда они возвращались по горной дороге, перед отрядом вдруг неведомо откуда появился всадник, закованный в броню и вооруженный мечом. Увидев воинов, он приблизился и произнес: «Я Довмонт Псковский. Вскоре будет вторжение иноплеменников. А паки они придут, будут приступы и бои великие, и я в тех боях буду в помощь русским людям. А града враги не возьмут».
В результате в начале лета 1685 года крепость действительно выдержала натиск значительно превышавшей силы противника цинской армии (по китайским данным – 3 тысячи, по русским – 5 тысяч человек, не считая конницы). Они потребовали от русских под страхом смерти немедленно уйти с Амура. 10 июня цинская флотилия появилась вблизи Албазина. Русские еще не дали своего ответа, как на реке показались плоты. Поняв, что враг близок, местные крестьяне, всего 40 человек, заспешили спрятаться за стенами крепости. Заметив их, маньчжурские корабли обстреляли плоты из пушек и захватили крестьян вместе с их скарбом.
Когда началась осада, стало понятно, что бревенчатые стены Албазина, предназначенные для защиты от туземных стрел, не выдерживают попаданий из тяжелых орудий. По словам очевидцев, случалось и такое, что китайские ядра пролетали город насквозь, пробивая при этом и северную, и южную стены.
В крепости начались пожары, сгорели хлебные амбары и церковь с колокольней. Была подбита одна из трех русских пушек. Сто человек погибли в результате обстрелов.
В Нерчинске уже готовили отряд из ста человек и две пушки в помощь погибающей крепости, на помощь Албазину из западносибирских острогов шел отряд под командованием Афанасия Бейтона[242], но они опоздали.
Когда китайцы начали собирать хворост и заваливать им крепостной ров, защитники крепости поняли, что их собираются сжечь. Следовало отогнать врагов от рва, но боеприпасы закончились.
В результате пришлось принимать решение: либо стоять до конца и неминуемо погибнуть вместе с крепостью, либо отдать крепость в обмен на жизни людей. Воевода Толбузин[243] сказал, что сдаст крепость при условии, что захватчики не станут преследовать ни остатки гарнизона, ни находящихся за стенами крепости штатских, и позволят им беспрепятственно добраться в Нерчинск.
26 июня, после того как из города вышел последний человек, военачальник Лантань уничтожил строения Албазина и, считая свою миссию выполненной, отошел к Айгуну. Там был оставлен гарнизон в 500 человек, остальные цинские войска ушли по Сунгари на юг в Маньчжурию.
Добравшись до Нерчинска, албазинцы и наконец пришедшее к ним подкрепление решили попытаться вернуть себе город. Узнав, что цинские войска покинули разрушенный Албазин и даже не сняли посевы в окрестных деревнях, русские выслали сначала 200 конных казаков Бейтона, после чего 27 августа 1685 года на пепелище Албазина прибыл новый гарнизон, а также крестьяне и мастеровые. Все вместе они до зимы заново отстроили город и несколько деревень. Таким образом, несмотря на военную победу, Цинскому Китаю не удалось вытеснить русских из Приамурья.
Прошли века, а на Руси чтят память святого благоверного князя Довмонта-Тимофея. Уже в наше время на территории Печерского гарнизона (Псковская область) возведена в его честь часовня. И все это время над Псковом незримо для его жителей стоит божий воин Довмонт, защитник земли русской.
Герб Пскова
Девиз князя Довмонта «Чести своей не отдам никому» в настоящее время находится на гербе города Пскова.
Неизвестно, когда этот герб в первый раз появился на псковских знаменах. Первое упоминание о гербе Пскова в «Росписи всем Государевым печатям» 1626 года гласит: «Печать Псковская: барс, под барсом земля», только изображался зверь, устремившийся вправо. Но в указе 1666 года об изготовлении так называемого гербового знамени царя Алексея Михайловича есть такое описание: «Печать псковская, на ней рысь бежащая».
Рысь или барс?
Большинство историков сходятся на том, что на псковском гербе изображен барс. Барс есть на государственной печати 1583 года Ивана Грозного. В титулярнике 1672 года к изображению барса добавлена благословляющая рука (десница божия), выходящая из облака, – такая композиция повторяется и на всех позднейших рисунках герба.
Описание герба: в лазоревом поле вверху – выходящая вниз из серебряных облаков правая длань телесного цвета (десница Божия), внизу – идущий золотой барс с червленым языком, серебряными глазами, когтями и зубами, с черными отметинами и с кистью на конце хвоста. Щит увенчан муниципальной короной достоинства установленного образца. Щитодержатели: обернувшиеся барсы (как в щите), увенчанные по плечам венцами святого Довмонта в виде серебряных, украшенных лазоревыми камнями обручей о пяти видимых криновидных (в виде садовых лилий) зубцах, перемежаемых жемчужинами на малых зубцах, а вверху, между концами больших зубцов – серебряными же месяцами; барсы держат вдоль краев щита золотые мечи, обращенные вверх рукоятями, увенчанными малыми лапчатыми крестами; мечи вложены в лазоревые, украшенные серебром, ножны; подножие – золотое узорное. Девиз князя Довмонта «Чести своей не отдам никому» начертан серебряными литерами по лазоревой ленте.
Муниципальная корона установленного образца для городского округа, являющегося центром субъекта Российской Федерации, – золотая башенная о пяти видимых зубцах, имеющая золотой лавровый венок; дополняющий корону обруч с самоцветами указывает на то, что в прошлом город был столицей княжества. Помещаемая за короной накрест пара серебряных мечей с золотыми эфесами указывает на принадлежащее городу Пскову почетное звание Российской Федерации «Город воинской славы».
Барс – символ отваги, храбрости, мужества. Поза зверя, высунутый язык и поднятая передняя лапа подчеркивают его нацеленность на врага. Золотой цвет свидетельствует о богатстве, справедливости, великодушии. Благословляющая рука означает покровительство небесных сил. Голубое (лазоревое) поле – знак красоты, величия, неповторимости мест.
Давид Гродненский (около 1283–1326)
Считается, что это тот самый единственный сын князя Довмонта, которого тот отправил в Литву. Так ли это, до сих пор неизвестно. Давид действительно прибыл из Литвы, где служил при дворе Гедимина[244], там его почитали и высоко ценили за ум и воинскую доблесть. Гедимин даже отдал за него свою старшую дочь и пожаловал лен.
В 1299 году Давид был приглашен на княжение в Псков, где находился до 1302 года. Впервые упоминание о нем появляется в хронике Дусбурга в год 1314-й, когда он руководил обороной Новогрудка во время осады города тевтонцами. Несмотря на то, что город был сожжен, Давид сумел отстоять замок, после чего совершил вылазку в тыл врага, где захватил весь обоз с провиантом, амуницией и привел с собой 1500 лошадей. После этого крестоносцам пришлось снять осаду и убраться несолоно хлебавши. В 1319 году совершил поход на Пруссию, в 1323-м – на Добжиньскую землю. Тогда же, вместе с псковским войском, опустошил Эстляндию.
В 1324 году был назначен гродненским каштеляном (старостой). В том же году во главе войск Великого княжества Литовского совершил удачный поход в Мазовию и Бранденбургскую марку, через два года повторил сей славный подвиг. Но, возвращаясь домой, был подло убит в собственном шатре польским рыцарем Анджеем Гостом. Похоронен в Гродно у стен Борисоглебской (Коложской) церкви.
Федор Михайлович
Сын князя Михаила Глебовича.
В 1293 году, после смерти отца, стал князем Белозерска. В 1302 году женился на дочери некоего Вельбласмыша, в Орде. В 1307 году получил приглашение на княжение во Псков. Еще через семь лет женился во второй раз на дочери новгородского боярина Дмитрия Жидимирича.
Александр Михайлович
(7 октября 1301 – 28 октября 1339)
Отец Александра Михайловича Михаил Ярославич Тверской после смерти великого князя Андрея Александровича в 1304 году получил ярлык на великое княжение владимирское, одновременно с чем обрел противника в лице Юрия Даниловича Московского[245]. Предметом спора стали уделы (Переславль-Залесский в 1305-м, Кострома в 1305-м и 1317-м, Городец и Нижний Новгород в 1311–1312 годах). Михаил Ярославич добился продовольственной блокады в Торжке в 1312-м, а также пошел на Новгород в 1314 году. Этот поход, правда, не имел результатов. Вообще, Михаил Ярославич дважды ходил на Москву (в 1305-м и 1308 годах), но так и не смог ее взять. Зато его войска разбили москвичей и татар (1317, Бортеневская битва) и взяли в плен жену московского князя Юрия, сестру ордынского Узбек-хана – Кончаку (в крещении Агафью) и брата князя Бориса[246]. Единожды стояли два войска по двум берегам Волги (под Костромой в 1317 году). Один раз тверичи разбили новгородцев (под Торжком в 1314 году) и дважды стояли с ними по двум берегам Волги (под Тверью, в 1314-м и 1317 годах).
В плену жена московского князя Юрия (сестра Узбека) скончалась, вскоре после Бортеневской битвы, и в отместку за ее смерть, сразу после получения печального известия, тверской посол был убит в Москве. Положение накалялось, и хан вызвал обоих князей в орду, дабы они изложили суть конфликта. Но Юрий Московский добрался в Орду первым и успел настроить Узбек-хана против Михаила Тверского. Добавьте к этому, что Узбек-хан еще и потерял сестру, так что понятно, в каком настроении он пребывал.
На суде Михаила заключили в колодки, месяц он прожил, терпя мучения и пытки, после чего был убит людьми Юрия Даниловича и Кавгадыя. Несмотря на слезные просьбы позволить похоронить отца, гроб с телом князя сыновьям не выдали. В то время его сыну Александру Михайловичу, о котором мы собирались рассказать, было 17 лет.
Спустя два года после смерти родителя, в 1320 году, Александр отправился с посольской миссией во Владимир, где заключил мир по воле московского князя Юрия Даниловича. Только после этого московский князь отдал распоряжение вручить сыну гроб с телом отца для достойного его погребения. Взамен ему передали останки скончавшейся в тверском плену его жены Агафьи-Кончаки.
Никто бы не поверил, что это примирение на двух гробах сможет в дальнейшем сделаться залогом прочной дружбы между Тверью и Москвой – между Юрием Даниловичем и братьями Дмитрием Михайловичем Грозные Очи[247] и Александром Михайловичем, и действительно, первые годы правления Александра Михайловича прошли под знаком борьбы с Юрием Даниловичем.
Но неожиданно судьба повернулась к братьям правильной стороной. В 1322 году московский князь собрал с Тверского княжества дань и, почему-то не отправив ее в Орду, оставил у себя. Об этом, скорее всего, не без помощи недоброжелателей Юрия, узнал хан Узбек и сделал великим князем владимирским Дмитрия Грозные Очи. Юрий же поплелся в Орду с запоздалыми объяснениями, но не доехал: по дороге, на реке Урдоме, его уже поджидал Александр. Произошло сражение, в результате которого Юрию едва удалось сбежать и скрыться в Пскове, зато его обоз с богатыми дарами хану и казна были захвачены в качестве военного трофея.
Через год Дмитрий, Александр и их противник Юрий были вызваны на суд в Орду, где в ожидании решения по их делу они находились два года. То есть князья не сидели в остроге, а жили со своими дружинами, проводя время по собственному усмотрению и стараясь не уезжать слишком далеко, дабы предстать перед ханом по первому его зову. Осенью 1325 года между Дмитрием и Юрием произошла очередная ссора, в результате которой Юрий был убит. После убийства Дмитрий ждал решения хана, все как будто бы говорило о том, что хан отпустит убийцу с миром, максимум назначит штраф, но Узбек-хан приказал его казнить, ярлык же на великокняжеское правление достался Александру Михайловичу. Странное дело, но в Орде, похоже, не соблюдался принцип, согласно которому сын отвечал за своего отца.
С 1327 года Александр стал новгородским и псковским князем. В конце 1327 года он находился в Твери, куда к нему приехал двоюродный брат Узбека Шевкал. Неожиданно для всех ордынец занял княжеский дворец, предварительно выгнав оттуда Александра, после чего «сотворил великое гонение на христиан – насилие, грабеж, избиение и поругание». Согласно летописному рассказу, тверичи обращались к Александру, предлагая расправиться с татарами, но тот уговаривал их «терпеть». Атмосфера накалялась, в любой момент можно было ожидать вспышки народного негодования. В результате 15 августа кто-то из свиты Шевкала попытался отнять кобылу у дьякона Дудко. Люди вступились за дьякона, после чего кинулись громить татар. Восстание носило спонтанный характер, княжеский дворец вместе с незваными гостями сожгли, кроме того, были перебиты все татары, находившиеся в Твери, включая давно проживающих там и никого не обижающих ордынских купцов.
Поделиться книгой: