Помоги проекту - поделись книгой:
Что касается истории с изменой, учиненной боярином Твердилой, собственно, «изменником» его называют в наших учебниках истории, но, если бы история сложилась по-другому, его бы называли героем. Тут нужно учитывать и разные версии происходящего. Мы еще вернемся к этому эпизоду и рассмотрим его подробнее.
В XIII веке рыцари католического Тевтонского ордена, «лифляндцы», начинают продвижение на псковские прибалтийские владения, население которых, включая Ригу, платило дань Пскову. Псковичи образовали союз с литовцами и новгородцами, вместе с которыми они обороняли свои владения. При этом в 1223 году новгородцы уступили лифляндцам Юрьев. Иными словами, союз распался. И через пять лет, в 1228 году, Псков разрывает союз с новгородцами и заключает оборонительный мир со своими недавними врагами, лифляндцами, на том, однако, условии, что те «обязавшись им помогать против Литвы, а от них требуя обороны от Новгорода». Тогда же новгородский князь Ярослав объявил Пскову войну и даже отправился в поход с новгородским войском на Псков, но, «услышав, что на защиту Пскову идут рыцари лифляндские, остановился». То есть на этом этапе истории немцы защищали Псков.
Поняв, что нападать на Псков бессмысленно, Ярослав создает экономическую блокаду города, в частности, прерывает снабжение Пскова солью. В Пскове соль не добывают, свои запасы тают. В результате псковичи вынуждены принять в правление ставленников Ярослава, что, в свою очередь, разрушает заключенный ранее союзный договор с лифляндцами. Те же возобновляют военные действия против псковско-новгородских земель.
Чего хотят немцы?
Для начала установить в Пскове такое правление, чтобы оно сотрудничало с Тевтонским орденом.
В 1223 году они атакуют Изборск. «Вожатыми им при этом походе служили два бывшие, изгнанные псковские же князья, Борис Игоревич и Ярослав Владимирович, и вышеупомянутые недоброхоты Ярослава Новгородского, к ним перебежавшие. Они тайно провели отряд лифляндского войска под Изборск и внезапно взяли оный. Псковичи, услышав, поспешили на освобождение сей крепости, обступили ее со всех сторон и взяли там князя Ярослава Владимировича с новгородскими беглецами и несколькими лифляндскими чиновниками, отправили в Новгород к князю Ярославу Всеволодовичу, который, оковав их, сослал на заточение в Переяславль»[206]. Лифляндцы продолжили военные действия против новгородских владений, но успешные действия Ярослава, осадившего Юрьев, принудили их к перемирию на три года.
В 1237 году, за три года до той самой роковой осады Пскова, Тевтонский орден попросил у псковичей помочь ему в борьбе против литовских язычников, поход состоялся, но был безуспешен.
В 1240 году бывший псковский князь Ярослав Владимирович просит военной помощи у ордена, чтобы вернуть себе Псков. В городе у Ярослава были союзники, в частности вышеупомянутый боярин Твердило. Эта партия поддерживала союз с немцами против Новгорода и московского княжества. В торговом городе Пскове находились купцы, тесно связанные с ганзейским торговым союзом, в частности с теми же немцами, которые разорились бы, потеряй немецкие рынки и поставщиков. Поэтому неудивительно, что Твердило и его однопартийцы открыли врата для своего князя, чьи права они собирались защищать, и тевтонцев, с которыми у них был союзный договор.
Таким образом, и немецкая партия Пскова, и Тевтонский орден, и князь Ярослав Владимирович были совершенно счастливы. Купцы не только не потеряли, но и расширили сферу своей деятельности, орден посадил в Пскове своего ставленника, им стал все тот же Ярослав Владимирович, правой рукой которого сделался боярин Твердило.
После этого два года орден разорял новгородские земли, пока Александр Невский не разбил их на льду Чудского озера.
Как известно, историю пишет партия победителей, но, если бы не произошло ледового побоища и немцы остались в завоеванном Пскове (напомню, Ярослава Владимировича они воспринимали как своего ставленника, а следовательно, следующий князь был бы избран также из немецкой партии), сегодня мы бы говорили о Пскове как о немецком городе, и в этом контексте действия отвоевавшего свой город князя и его сторонника Твердилы выглядели бы как вполне себе патриотические деяния. Но все это альтернативная история, мы же продолжим знакомиться с князьями Пскова.
Всеволод Мстиславич (1214)
Был сыном Мстислава Романовича Старого, и неудивительно, что тот поставил его на княжение в Пскове вместо вероотступника Ярослава. Но там он сидел недолго и в том же году уступил место Владимиру Мстиславичу, который в очередной раз вернулся в свой любимый город на княжение и правил там уже до 1222 года.
Что же до Всеволода Мстиславича, его путь лежал в Новгород, где в 1218 году он стал князем, вместо своего старшего брата Святослава, отозванного отцом: «приимѣте себѣ князя Всеволода, а Святослава старѣишаго пустите ко мнѣ». Тогда же он возглавлял 16-тысячное войско против немцев и ливов в Вендену[207] и вернулся с победой. Правда, прославился Всеволод не этим, а своей прямо-таки зверской враждой к посаднику Твердиславу[208], которую он, должно быть, унаследовал от старшего брата.
Посадник – глава города, «посаженный» (назначенный) либо князем, либо, на землях республик, вечем. Посадник подчинялся народному вечу и контролировал власть князя. Посадник ведал охраной правопорядка, судом, подписанием дипломатических договоров. Под рукой посадника находилось посадское войско. Впервые термин «посадник» упоминается в «Повести временных лет», запись датируется 977 годом: «В год 6485 (977). Пошел Ярополк на брата своего Олега в Деревскую землю… Когда Владимир в Новгороде услышал, что Ярополк убил Олега, то испугался и бежал за море. А Ярополк посадил своих посадников в Новгороде и владел один Русскою землею».
В 1220 году князь Всеволод отправился по делам в Смоленск, оттуда в Торжок, а когда возвращался в Новгород, вдруг поднял половину его жителей и отправился к дому Твердислава, который к тому времени был болен и не мог ответить Всеволоду. Твердислава вывезли на санях к Борисоглебской церкви, и еще неизвестно, чем бы все закончилось, но дорогу им перегородили вставшие на защиту посадника жители Прусской улицы, Людина конца, загородцы, так что образовалось пять полков. В результате получилось, что князь затеял грандиозную междоусобицу в своем же доме. Пришлось владыке Митрофану мирить Твердислава с Всеволодом. После чего Твердислав сам отказался от посадничества по причине болезни. Тем не менее через год новгородцы под каким-то предлогом изгнали Всеволода.
В 1223 году Всеволод ходил против татар и участвовал в битве на Калке. В 1238 году он стал князем в Смоленске, заняв место умершего старшего брата.
Юрий Мстиславич
Сын Мстислава Мстиславича.
Во время правления в Новгороде князя Ярослава Всеволодовича Псков уже не считал должным скрывать свой норовистый характер, так что в какой-то момент Ярослав решил: а не пора ли проучить слишком много себе позволяющих псковичей? Ярослав собрал войско в Переяславле, привел их в Новгород, где сообщил, что движется на Ригу, для чего объявляется добор желающих пополнить войско. На самом деле Ярослав решил, что в последний момент неожиданно повернет в сторону Пскова и атакует, когда горожане не будут ждать удара. Но секрет каким-то образом выплыл наружу, и скоро весть дошла до Пскова.
Понимая, что в одиночку они с большим войском могут и не справиться, псковичи тут же заключили союзнический договор с немцами, обязавшись помогать им против Литвы, в то время как новые союзники должны были помогать псковичам против Новгорода и великого князя.
Когда Ярослав подошел к Пскову, он объявил горожанам, что идет на Ригу, и потребовал снарядить войско в помощь. Собственно говоря, обычное требование: Псков занимал подчиненное положение и должен был дать своих людей. Другое дело, что, выведя из города войско, Ярослав мог пленить или зарубить их тут же, после чего защитников на стенах стало бы значительно меньше. На счастье, псковичам были известны коварные планы Ярослава. Псков отказался участвовать в этом походе и своих людей не выдал. Уже то, что великий князь ушел от стен Пскова в сторону Переяславля, а не Риги, говорило о его настоящих намерениях.
Только в 1232 году псковичи помирились с Ярославом, и он отправил к ним на княжение Юрия Мстиславича.
Юрий княжил в Пскове до 1240 года. После него бразды правления захватил, осадив и ворвавшись в Псков, один из его прежних князей Ярослав Владимирович. Мы уже говорили о том, как предатель боярин Твердило открыл ворота и впустил неприятеля в крепость.
Народный же фольклор сохранил для нас легенду о последних днях князя Юрия Мстиславича.
После того как немецкие рыцари ворвались в город, русская дружина была перебита, а тяжело раненный князь закован в железные цепи и доставлен пред светлые очи магистра Тевтонского ордена. Должно быть, хотели супостаты, чтобы псковский князь им в ножки кинулся, пощады запросил. Но не пожелал кланяться врагам Юрий Мстиславич. Тогда кликнул магистр своих палачей, и те пытали раненого князя, но не добились от него даже стона.
Приказал тогда магистр выстроить на крутом берегу реки, там, где воды Псковы разбиваются о серый каменистый выступ, высокую-превысокую башню и заточить в нее псковского князя, чтобы тот постоянно видел и слышал из своей темницы, что располагалась на самом верху башни, муки и страдания своего народа.
Год прошел, а князь продолжал сидеть в своей камере, видя и слыша горе народное, которое страшной болью отзывалось в его мужественном сердце. И тогда поднимался он с холодного каменного пола, подходил к окну, волоча за собой громыхающую цепь. И люди слышали звон цепи и иногда даже видели бледное, заросшее бородой лицо своего князя, и знали, что он еще жив.
И вот, когда прошло почти два года, не выдержал князь, подошел к окну и, гремя своими цепями, обратился к псковичам с призывом восстать против захватчиков. Услышали призывы князя и тевтонские рыцари, которые бросились в камеру и зарубили непокорного князя. Но народ уже поднялся. Стар и млад, все, кто мог держать в руках оружие, бросились на тевтонцев. Но силы узника были неравны, а хорошо подготовленные воины в броне были почти неуязвимы для простых людей. И тут произошло чудо: прогрохотал гром, ослепительная молния рассекла ночное небо, и тут же снова раздался оглушительный гром, а на стене башни появилась тень князя.
Смертельный ужас объял тевтонов, и они бежали из Пскова, подгоняемые своими преследователями и стоящим за ними призрачным князем.
Когда же прогнали всех немцев и начали хоронить погибших, поднялись в башню, но князя там не было. Только тяжелые цепи свисали со стен.
Говорят, что в ночь смерти князя из окошечка башни доносится его тихий стон и звон цепей. Башню же с тех пор так и называют Гремячей.
Сколько правды в этой легенде, неизвестно; судьба Юрия Мстиславича после 1240 года, когда тевтонцы во главе с Ярославом Владимировичем ворвались в город, тоже неизвестна. Но маловероятно, что, увидев, как ворота города раскрываются перед врагом, он в тот момент помер от расстройства чувств. Нет, русские князья покрепче будут. Нет сведений, что он бежал и нашел себе приют где-нибудь у родственников или друзей, что служил где-либо еще князем. Так что вполне вероятно, что он действительно был ранен при обороне города и посажен в тюрьму, где и сидел неизвестно сколько времени. Во всяком случае, в 1242 году, когда к власти пришел Ярослав Ярославич, летописцы не пишут об обнаружении останков убиенного или замученного в темнице князя Юрия и торжественных его похоронах.
Что же касается Гремячей башни, она стоит до сих пор на правом берегу реки Псковы. Это шестиярусная башня высотой 20 м, диаметр у основания 15 м. Так что, сами судите, башня реальна, отчего же в ней не сидеть какому-нибудь высокопоставленному узнику, ярому врагу крестоносцев? Добавьте к этому таинственное исчезновение князя Юрия Мстиславича, и все встает на свои места.
Ярослав Ярославич (в крещении Афанасий,
1230–1272)
Ярослав Ярославич был сыном великого князя владимирского Ярослава Всеволодовича. Первый русский князь, названный отцом в свою честь, – до него называть ребенка в честь живого родственника считалось дурной приметой. Мы, конечно, уже упоминали Мстислава Мстиславича Удатного, но есть мнение, что он родился после смерти отца, так что это не было нарушением правила.
В начале своей карьеры Ярослав Ярославич княжил в Твери, поддерживал младшего брата Александра Невского, Андрея Ярославича[209], во время Неврюевой рати[210] в 1252 году, когда Золотая Орда предприняла карательный поход против князя Андрея (есть версия, что этот поход был санкционирован самим Александром Невским[211]).
С 1253-го по 1256 годы Ярослав княжил во Пскове. Кроме того, в 1254 году он был принят в Ладоге, а в 1255-м в Новгороде, откуда к тому времени изгнали сына Александра Невского Василия[212]. То есть он был направлен сначала в Псков, а затем в Новгород, как бы получил повышение по служебной лестнице. После чего Александр Невский выступил против Ярослава, выбив его из Новгорода.
В 1258 году Ярослав вместе с братьями и племянником Борисом Ростовским ездил в Орду с дипломатической миссией, откуда, по словам летописи, был отпущен «со многою честью» и вернулся в Тверь, где теперь был его дом. Далее, в 1262 году, он бился с Ливонским орденом, пытаясь отвоевать у них крепость Дерпт. В 1263 году умер Александр Невский, и хан передал великокняжеский ярлык Ярославу, почему-то минуя старшего брата Андрея. Таким образом, Ярослав распоряжался Тверским и Владимирским княжествами, а также опекал на правах регента Москву, которую Александр Невский отдал своему двухлетнему сыну Даниилу. А с 1266 года под его властью оказался еще и Новгород, где он женился на дочери новгородского боярина Юрия Михайловича, что обеспечило ему поддержку бояр. Правда, княжение в Новгороде не заладилось с самого начала, и через год Ярослав Ярославич передал город своему племяннику Юрию Андреевичу.
В это время в Пскове княжил князь Довмонт, о котором мы в этой книге будем говорить особо. Позиции князя и боярства разошлись в вопросе отношения к литовской знати, бежавшей из Литвы во Псков вместе с князем Довмонтом, который убил своего сюзерена Миндовга[213].
В 1268 году Ярослав лично не участвовал в Раковорской битве, но по просьбе новгородцев послал им на помощь сыновей (Святослава и Михаила). В 1270 году Ярослав был в очередной раз изгнан из Новгорода и решил усмирить город. Со стороны Ярослава выступали князья Дмитрий Александрович Переяславский[214] и Глеб Смоленский[215], кроме того, на помощь ему должна была выступить Орда. За Новгород вступился брат Ярослава, Василий Костромской[216]. Неделю противники стояли друг против друга у Старой Руссы, но в итоге Ярослав примирился с новгородцами при содействии митрополита Кирилла II[217]; в результате переговоров стороны согласились пойти на взаимные уступки. В 1271 году Ярослав совершил очередное путешествие в Орду с племянниками Василием и Дмитрием Александровичами. Возвращаясь домой, умер в пути, успев перед смертью принять в схиме имя Афанасий, совпадающее с крестильным.
Святослав Ярославич Тверской
(? – 1282/1285)
Старший сын Ярослава Ярославича Тверского Святослав княжил во Пскове в период с 1256-го по 1266 год. Его прогнали с этого поста после того, как псковичи избрали для себя нового князя Довмонта.
После этого с 1272-го по 1277 год Святослав Ярославич боролся за Новгородское княжество вместе с братом Василием Ярославичем Костромским. Тактика была такая: в то время как Василий Ярославич осаждал город, Святослав Ярославич разорял его окрестности. За пять лет братьями были атакованы Волок на Ламе[218], Бежицы[219] и Вологда.
Довмонт
Дата рождения Довмонта (по другой версии Доманта) неизвестна, происходил он из литовского княжеского рода и владел в Литве Нальшанским уделом, находящимся на территории нынешней Белоруссии.
Еще будучи отроком, Довмонт отличался упорством в достижении цели, умом и непокладистым норовом. Все старался делать на свой лад, мало кого слушая. Мальчика рано заметил опытный воин и мудрый политик князь Миндовг, к тому времени уже начавший собирать разрозненные земли Литвы в единое государство. Миндовг понимал, что если приручит сироту, сделает его своим вассалом, то и принадлежащие тому приграничные земли также окажутся во власти Миндовга. Вассал моего вассала – мой вассал. Поэтому он покровительствовал юному наследнику Нальшанского удела, став для него сначала чем-то вроде старшего товарища, а затем второго отца.
Довмонт свято верил Миндовгу, готовый в любой момент сложить за него голову. Некоторые источники утверждают, что Довмонт был сыном Миндовга и братом Войшелка[220], но это вряд ли. Участвуя во многих походах вместе с Миндовгом, юный Довмонт, скорее всего, только считал боевого командира своим вторым отцом. Вот фрагмент из речи, которую Довмонт через несколько лет будет держать перед псковской дружиной: «Кто стар – тот отец мне, а кто млад – тот брат». Если человек пользовался такими оборотами речи и в обычной жизни, неудивительно, что сторонние наблюдатели называли его сыном Миндовга.
XIII век – время, когда литовские и белорусские княжества живут разрозненно, каждый город как маленькое государство. Собираются вместе, только если нужно одолеть врага или отправиться в совместный поход. Миндовг начал собирать вокруг себя маленьких князьков, после того как вокняжился в Новогрудке[221], для чего был вынужден принять православие. Это происходит в 1246 году, еще через два года под властью Миндовга находятся уже Новогрудок, Волковыск, Слоним, Здитов, кроме того, его ставленник княжил в Полоцке, а с 1252 года и в Гродно.
Ему бы несколько лет прочного мира, в течение которых можно будет найти новых союзников, но время не располагает к спокойной жизни. Князья живут, совершая походы на территории соседей: нужны новые рабы, пропитание дружине, которую приходилось не только кормить, но и одевать, вооружать, учить. Не будет дружины – некому станет охранять земли от набегов соседей. Так и живешь. Пока добываешь хлеб насущный у соседей, приходят пришлые и отбирают все самое дорогое у тебя. Возвращаешься и летишь за супостатами мстить, полон отбивать да учить врагов уму-разуму, чтобы в следующий раз знали, куда не стоит соваться. В общем, обороняйся, веди военные походы, верши суд – так и проходит княжья жизнь.
Правление Миндовга тоже не было усеяно лепестками роз, скорее уж наоборот, постоянно приходится бороться с врагами, причем как внутренними, так и внешними. Его силы изрядно подточили полоцкий князь Товтивил[222] при поддержке галицкого князя Даниила и своего дяди – жемайтского князя Викинта[223], которые в 1251 году совершили неудачный поход в Литву против Миндовга.
Ради обороны князь был вынужден засесть со своей дружиной за стенами в Воруте, где и выдержал осаду. После чего, едва оправившись, Миндовг совершил ответный визит в Жемайтию к обидчикам, где осадил городище Тверимет – столицу своего врага Викинта, и какое-то время поддерживал продовольственную блокаду, но все равно крепость взять не удалось.
После этого Миндовг начал задумываться, откуда еще взять силы, ибо с каждым днем врагов становилось все больше и больше, и тут взгляд его пал на Ливонский орден, традиционно насаждающий огнем и мечом святую католическую веру. Ливонский орден был силен, его поддерживал Рим. Поэтому Миндовг отправил своих послов на переговоры и в 1251 году, отринув православие, в которое так и не уверовал, крестился по католическому обряду. За что в 1253 папа Иннокентий IV[224] признал Литву католическим государством, и Миндовг был коронован как «король Литвы».
На глазах Довмонта творилась самая настоящая история, создавалось мощное государство. Он видел, как князья ради своих целей переходят от одного хозяина к другому, прыгают из одной религии в другую. Цель оправдывала средства. Мало убить врага, – учил юношу Миндовг, – оставишь его потомство, они затем явятся за твоей головой, поэтому убивать нужно всех, включая малых детей.
Однажды в походе Довмонт убил какого-то знатного воина и забрал его меч. Прекрасный меч, достойный короля. Миндовг мог потребовать добычу себе, и доверчивый юнец, несомненно, отдал бы просимое, но король посчитал возможным не претендовать на добро своего верного вассала. Все-таки оружие поверженного принадлежит победившему его. Согласно экспертизе, сделанной в XXI веке, меч был изготовлен на территории нынешней Австрии немецкими оружейниками. В истории псковского края этот меч еще сыграет свою роль. Так что не будем забывать о нем.
В 1261 году политическая ситуация изменилась, литовцы начали теснить крестоносцев, и в 1260 году Ливонский орден был разбит, а в Пруссии вспыхнуло восстание. Понимая, что у него нет больше резонов оставаться верным святой католической церкви, Миндовг решается заключить союз против ордена с Русью. Еще конкретнее – с Александром Невским: князь всю жизнь сражается с крестоносцами и побеждает их, отчего же теперь ему не объединиться для столь приятной ему цели с молодым, но уже достаточно сильным королевством Миндовга?
Во время встречи Миндовга и Александра Невского присутствовал и Довмонт. Там он познакомился с сыном князя Александра Дмитрием, с которым очень скоро его пути сойдутся, связанные сначала искренней дружбой, а позже и родством.
Довмонт вырос и возмужал при дворе обожаемого им короля, Миндовг также, казалось, совершенно искренне благоволил к юноше. Когда пришло время женить нальшанского князя, Миндовг, который к тому времени плотно сидел на литовском троне, сосватал за него младшую сестру своей супруги, таким образом породнившись с ним. По другой версии, дошедшей до нас в Хрониках Быховца[225], Довмонт был женат на сестре жены Наримонта[226].
Внешне жизни Довмонта при дворе короля Миндовга можно было только позавидовать: сам красавец – косая сажень в плечах, жена юная и прелестная, родственник короля и его первейший друг. У короля Миндовга дома подрастали двое детей, Рукли и Репек, старший же, Войшелк, уже некоторое время как принял постриг, так что неудивительно, что старый король привязался к Довмонту, воспитывая его и уча, так, словно юноша был его родным сыном и наследником престола.
Разрыв с Миндовгом
В качестве особого отличия Миндовг послал князей Довмонта и Трайнату в земли разбитого ордена в Ливонию. Из похода они вернулись с богатой добычей, но не победили, потому как не умели еще брать крепостей. Немного пограбили окрестности и ушли.
Судьба изменилась в один день. Неизвестно отчего умерла супруга Миндовга Марта, оставив его с маленькими сыновьями, и король решил жениться снова. Обычно у королей огромный выбор невест на любой вкус, но Миндовг приглядел себе сестру жены и, соответственно, законную и любимую супругу Довмонта.
Вот как описывает ситуацию, вспыхнувшую в Литве в 1263 году, Ипатьевская летопись: «в то время умерла княгиня Миндовга и начал он печалиться по ней, а сестра ее была замужем за нальшанским князем Довмонтом. И послал Миндовг к нальшанскому князю за своею свестью (свояченицей), говоря так: „твоя сестра мертва, приезжай оплакивать ее“; она приехала. Миндовг же захотел взять ее за себя и молвил так: сестра твоя, умирая, велела мне взять тебя за себя, так как другая детей не поднимет».
Проще говоря, король прикрыл явное вероломство последней волей усопшей. Довмонту было прислано приглашение приехать вместе с супругой на похороны. Известие о желании Миндовга жениться именно на жене Довмонта застало их врасплох. Впрочем, юная супруга Довмонта также не возражала выйти замуж за старого короля. По тому, как быстро она приняла это предложение, было понятно, что Миндовг давно уже поделился своими планами с изменницей. В общем, они были заодно!
Довмонт хотел зарубить короля на месте, но вокруг Миндовга постоянно находились хорошо обученные воины его личной охраны. Пришлось сделать вид, будто он принял волю его величества как должное, и убраться побитым псом в свои Нальшаны.
«Чести своей никому не отдам!» – придумал Довмонт себе девиз и принялся ждать удобного случая, чтобы сквитаться с венценосным предателем. Любой другой смирился бы со своей судьбой, нашел себе другую жену, та родила бы ему детей. Но Довмонт теперь был способен думать только о своей потере. О супруге, которая, едва поднявшись с его ложа, перешла на ложе Миндовга. Теперь она жила в королевском замке, воспитывала детей Миндовга. Думать об этом было невыносимо, не думать невозможно.
Если бы жена была похищена злодеем, Довмонт мог бы разрабатывать план освобождения любимой, но она была довольна произошедшим. А значит, Довмонту оставалось только мстить.
Меж тем в литовском королевстве назревал заговор против Миндовга, князья Тренята[227] и Товтивила[228] решили свергнуть короля, дабы править самим. Зная о ситуации Довмонта, ему тоже предложили участвовать в заговоре. Но если другие заговорщики планировали узурпировать власть, Довмонт мечтал только наказать предателей.
Осенью 1263 года он находился в походе на Брянское княжество. Поход пришлось прервать, так как приехавший к Довмонту гонец принес письмо, в котором князья-заговорщики сообщали, что время мести пришло, волхование показало, что им сопутствует удача, и выступать следует немедля.
В результате 12 сентября 1263 года Миндовг и два его малолетних сына были убиты. После него правил так и оставшийся язычником Тренята, но через год его убили по приказу сына Миндовга Войшелка, который, узнав о смерти родителя и братьев, был вынужден снять с себя монашеские ризы, покинуть монастырь и отправиться мстить. Сначала ему, правда, пришлось на короткое время поехать в Пинск за войском, с которым он и пошел на Литву, где уничтожил множество своих врагов.
Что же до Войшелка, он дал клятву надеть снова монашеское облачение через три года после того, как отомстит за отца. Расквитавшись с Тренятой, Войшелк отправился в Нальшаны, дабы покончить с Довмонтом и его окружением.
Довмонт был искусным воином, но силы Войшелка превосходили его возможности, так что нашему герою пришлось бежать. С собой Довмонт уводил триста знатных семей, которым бы досталось от захватчиков, решись они остаться в Нальшанах.
Покорив и забрав себе власть в Нальшанах, Войшелк сел на отцовский трон и правил до 1267 года, после чего оставил власть своему другу Шварну[229] и ушел в монастырь на Волыни.
Войшелк был убит в середине апреля того же 1267 года на пиру в гостях у галицко-волынского князя Василька Романовича[230] претендентом на литовский престол Львом Даниловичем. Вряд ли это было настоящее политическое убийство, скорее по пьяному делу.
Но нас интересует прежде всего судьба Довмонта и его связь с Псковом. В это время изгнанник как раз всерьез задумался об этом городе, решительно устремившись туда.
Почему именно Псков? Путь из Нальшан неблизкий, по дороге можно было завернуть и в другие земли, кроме того, Довмонт оставался язычником, а псковичи были уже давно православными христианами.
Дело в том, что за несколько лет до вышеописанных событий в Псков пришло множество нальшанцев, там они благополучно крестились и основали свою общину. «Упомянутые Лектавы, Йетвезы и Налсаны с легкостью крестятся, потому что христианские няньки их выращивают с колыбели. Так что мы сможем в безопасности среди них пребывать», – сказано в «Описании земель». Выражение, конечно, весьма циничное, потому как откуда в Литве и Белоруссии христианские няньки? Из того же полона. Впрочем, кого это когда-либо интересовало?
Что касается Довмонта – он мог найти приют в организованной его бывшими соотечественниками общине.
По другой версии, в Пскове еще помнили его родную тетку, сестру матери, святую благоверную княгиню Евпраксию Псковскую, в миру Евфросинию, дочь полоцкого князя Рогволда Борисовича. Ту самую, которую убил сын ее мужа, князя Ярослава, когда женщина приехала в Ливонию. Если поверить в псковскую тетку, придется поверить и в то, что матерью Довмонта была русская княжна, выданная за литовского князя. Евпраксия основала монастырь, где некоторое время была первой игуменьей, над ее могилой мироточила икона. Тетка погибла двадцать лет назад, но ее все равно почитали, и Довмонт был здесь не чужим.
Можно предположить, что воспитанный русской матерью Довмонт мог знать русскую речь и что-то о православии. Вот почему князя вместе с таким большим числом соплеменников радушно приняли псковичи, которые к тому же слышали о его воинских подвигах. Довмонту было немногим больше шестнадцати лет, он был знатного рода, имел богатый воинский опыт, кроме того, он не представлял в Пскове интересов своего сюзерена, а значит, через него никто бы не попытался влиять на политику независимого по натуре Пскова. Поэтому ничего странного, что очень скоро псковское вече выносит решение поставить литовца своим князем. Ради этого город готов прогнать Святослава, а стало быть, нарваться на неприятности с правящим домом, потомками Александра Невского. Впрочем, самого Александра не стало в один год с Миндовгом.
В результате Довмонт был крещен в Троицком храме с переименованием в Тимофея в честь Тимофея палестинского.
Так что через год после приезда, в 1266 году, жители Пскова избрали Довмонта своим князем.
Экзамен на княжество
Может показаться, что стать русским князем – это такое простое дело, но на самом деле Довмонта ждало самое настоящее испытание. Он должен был отправиться походом во главе псковской дружины, и поход этот был на родную ему Литву – двойное испытание. Перед походом Довмонт творит молитву в храме Святой Троицы.
Можно сказать, что, решившись на подобное, Довмонт облекает себя на незавидную роль предателя – пошел против своих. Но давайте обратимся к истории: 1) в то время еще не существовало такого понятия, как Литва, были отдельные княжества, так или иначе связанные друг с другом. С одними Довмонт дружил, другие считал врагами; 2) Довмонт не собирался воевать со своими бывшими союзниками. У него в родных местах и врагов было достаточно много, так что повел он псковское войско именно на своих бывших врагов. Совместил, так сказать, приятное с полезным.
Из Пскова князь вел за собой всего лишь 290 воинов, тогда как новый нальшанский князь Гердень[231], узнав о походе русских, выставил против него отряд в восемьсот человек. При этом Довмонт вел людей в бой, не прячась ни за чьими спинами, а Гердень предпочитал отсиживаться за крепостными стенами.
Довмонт использовал поход с целью личной мести. Он захватил Нальшаны, пленил литовскую княгиню и детей Герденя, кроме этого, взял огромный полон своих бывших соплеменников и вернулся вместе с ними в Псков.
Воспользовавшись отлучкой Довмонта, великий князь Ярослав Ярославич[232], по понятным причинам недовольный избранием литовца (еще бы ему быть довольным – псковичи предпочли ему Довмонта), сделал попытку изгнать того из Пскова, обратившись за помощью в этом деле к Новгороду. Неожиданно Новгород ответил категорическим отказом. Так что Ярослав Ярославич был вынужден распустить специально собранные для этого подвига войска. Новгородцы любили воевать не меньше псковичей, и Довмонт был им люб. Понимая, что тот будет раз за разом ходить на Литву, возвращаясь с богатой добычей, они предпочли договориться с ним о следующем совместном походе, а не избавляться от смелого и решительного князя.
Приведя в Псков первую партию людей, Довмонт после поступал так не однажды, насильно привозя на русскую землю литовцев, собирая их и сплачивая вокруг себя на новом месте, где теперь стоял его дом. И дом этот носил имя Дом Святой Троицы.
Поделиться книгой: