Помоги проекту - поделись книгой:
Шо, опять?!..
— И кем я стану после посвящения от тебя? — усмехнулся я. — Шевальерессой Кленового листа? Извини, но на такой подвиг у меня героизма не хватит.
— Не смей принижать мой орден даже в шутку! — возмутилась Джейн. — Нашел чем гордиться — ты мужчина! Ну и что? Кленовый лист был ничуть не хуже мужских орденов! И кто бы, кстати, тебя к нам пустил?
— Ну извини. Не думал тебя оскорбить. Я давно убедился, что ты крутая девчонка. И охотно верю, что остальные ваши были такие же. Но ты, кажется, уже должна понимать мое отношение к рыцарству, вассальной зависимости и прочей вашей канители. Я своих взглядов не скрывал. Если не шевальерессой, так я твоим вассалом стану — так?
— Да нет же! Как ты правильно сказал, я тебя успела понять. И не предложила бы заведомо неприемлемое. Ты станешь свободным рыцарем. Не принадлежащим к какому-либо ордену. Независимым от сеньора.
— Что-то я не слышал о таких.
— Потому что это очень древний обычай, давно преданный забвению. Провести обряд могут лишь те, в чьи времена он еще существовал. Например я. А много ли таких? Сейчас никто не помнит даже, сколько именно веков прошло с момента исчезновения Гинкмарского королевства. Ты знаешь это?
— Нет конечно. Быть может, книжники…
— Вот именно. Быть может. А я жила при шестнадцатом по счету короле этого государства. Наверняка он правил не последним.
— Точно. Я что-то читал в преданиях о восемнадцатом. И двадцать четвертом.
— Вот видишь? Современные обычаи посвящения укоренились позже. А изначально все рыцари были свободными и могли без нарушения обетов вставать под любые знамена. Посвятить в воина рыцари мог любой другой рыцарь, причем после достижения кандидатом двадцатого уровня, а не сорокового. Также правами посвящения обладали отцы по отношению к детям, общины по отношению к своим членам… Впрочем, подробности не важны. Для тебя имеет значение лишь одно: если ты погибнешь сегодня, то рыцарство даст тебе некоторое преимущество в Мире Теней, как его дает любое звание, любой статус превосходства. А если останешься жив, ничем не помешает. Смотри сам.
Джейн открыла мне соответствующий раздел своей базы знаний для просмотра. И я лично смог убедиться в правдивости ее слов. Пора сдаваться. Не стоит соблюдать принципы только ради них самих.
— Тогда приступаем, — сказал я. — Надеюсь, обряд не слишком длинный и заумный?
— Ну что ты! В древности все было гораздо проще, чем сейчас. В том числе обряды.
Изучив туториал, я преклонил колено и вручил Джейн меч, а она мне его вернула, произнеся формулу посвящения и влепив напоследок оплеуху, от которой закружилась голова. Это был тот самый единственный удар, на который рыцарь не обязан отвечать. Хотя, если честно, желание у меня возникло. Какого хрена так лупить? Руки-то у Джейн сильные, ладони как железные, и огрела она меня от души. Видно, еще не простила хохму про шевальерессу. А я ведь правда не хотел ее обидеть. Просто на секунду забыл, что девушка не из моего мира, и ко многим вещам относится иначе. И тоже может забыть, что я не из ее мира.
— Пойду-ка восвояси, пока ты меня не искалечила, — сказал я, отметив, как необычно звучит мой голос сквозь звон в ушах.
Джейн сердито поджала губы и отвернулась, не желая извиняться за неловкость.
Радуйся. Добилась своего? Это нетрудно, если дать человеку то, что он хочет. Я и в дворяне подамся без сопротивления, коль обнаружу способ стать бароном, над которым нет графа, или графом, над которым нет герцога. И крестьянином стал бы — разве это позорно? Однако мирный созидательный труд хорош лишь до тех пор, пока у тебя не начинают отбирать его плоды. С каждым разом все больше. И что ты сможешь противопоставить какому-нибудь агрессивному мудиле с оружием, который сел тебе на шею и требует дани? Ткацкий станок с волшебным приводом? Скворечник на шесте?
Нет, только завалявшийся в чулане меч. Если еще не разучился им пользоваться.
Но когда начнешь применять его против агрессивных мудил, мирный труд придется бросить. Ибо на то и другое сразу тебя не хватит. Неприкосновенную деревню ты сегодня увидел впервые. И кто знает, сколько еще продержится ее неприкосновенность. Какие-то боги организовали это чудо в своих целях. А когда цели будут достигнуты? Может, небожители сдержат данное крестьянам через Елиая обещание. А может, и не сдержат…
Дети вчера не разобрали костомеха на части: не осилили. А сегодня уже потеряли к нему интерес — только два особо любознательных пацана крутились возле. Не исключено, что кто-то из них, повзрослев, уйдет в большой мир и станет оператором некрокиборга. И на здоровье. А пока — кыш отсюда!.. Я выбросил через смотровую щель забытую кем-то маленькую деревянную лошадку на колесиках и устроился на сиденье. Люцифер протяжно заржал, точно подавая сигнал к выступлению. Крестьяне высыпали из домов на улицу, чтобы нас проводить. Староста сказал пару добрых слов на прощанье, а деревенский священник благословил.
Засеянные или пущенные под пар поля, пастбища и сенокосы тянулись почти до самой зачарованной чащобы. Накатанный телегами проселок, по которому мы шли, становился все незаметнее, и наконец пропал у границ последних угодий общины, уткнувшись в девственный лес. Деревья на хозяйственные нужды здесь не брали: крестьяне оставили меж собой и посмертными владениями вождя варваров нейтральную полосу шириной в тысячу шагов. Чащоба оказалась велика и красива. Могучие деревья неизвестных мне пород, в несколько обхватов толщиной, стояли как стражи, роняя вниз отжившие свое листья. На земле не было видно следов крупного зверья, зато всюду валялись скелеты монстров. Очевидно, заходить сюда им запрещалось, как и приближаться к деревне. Только запрета на чащобу они почему-то не чувствовали, и гибли.
Деревья стояли свободно. Каждое занимало гораздо больше места, чем ему требовалось. Мавзолей мы заметили издали: сложенный из серого камня, он имел форму трехступенчатой пирамиды. За ним находилась гробница шамана и его помощников — низкая и длинная, спроектированная без особых изысков, точно купеческий склад. По бокам обоих строений и позади них раскинулся некрополь. Склепы, склепы, склепы… Та же непритязательная архитектура. Тот же серый камень, украшенный скупыми узорами, и барельефами с изображением сцен боев.
Подходя к двери мавзолея, я слегка волновался. Полностью сохранять хладнокровие не мог — как тут его сохранишь? Слишком сильные эмоции испытывать не мог тоже: сколько раз воображал себе эту минуту, сколько раз прожил ее в мыслях.
Сколько раз мне казалось, что мы не дойдем! Но дошли, и теперь осталось лишь войти в церемониальную комнату и прочесть имя вождя.
Попытаться прочесть.
И, если получится, угадать, что принести ему в дар. Ведь в противном случае придется или уйти, или все же воскресить таинственного покойника и сразиться с ним. И со всеми воинами. И с шаманом…
Кое-где у мавзолея бугрились продолговатые холмики. Я поворошил палую листву на одном из них кончиком меча. Лезвие скребануло по железу. Стала видна часть чьей-то кольчуги, совсем не ржавой. Начал разгребать листья дальше — открылись нагрудник, наплечник, шлем без наличья… Из шлема на меня уставился череп. Не человеческий — чей-то еще. Кольчуга облегала грудную клетку и сильно провисала ниже, в том месте, где у воина некогда был живот. Плоть съели черви, — а кости не сгнили в сырости, как и доспехи. То и другое осталось лежать перед мавзолеем как предупреждение.
Я пересчитал холмики — двенадцать. Это все, кто пытался открыть гробницу до возникновения Гинкмарского королевства, в период его существования и уже после. Остальные спасовали. Понятно, что не из-за трусости. По крайней мере последние приходившие. Им ведь столько пришлось преодолеть по пути сюда! Какая у таких парней может быть трусость? Но есть разница между опасным сражением, смертельно опасным, запредельно опасным — и безнадежным. Драться сперва с вождем, а затем с тысячей воинов и шаманом с помощниками, — это безнадежно. Лично мне не помогут ни Люцифер с костомехом, ни «берсеркер», ни набранный шестьдесят третий уровень. Что я делать буду, если не сумею прочесть надпись или не смогу постичь ее скрытую суть?
Естественно, я запомню буквы, символы, иероглифы, или что там начертано. И вернувшись к цивилизации, попробую решить загадку там. Так и до меня то же самое делали — неужто поленились? Тем не менее предания не говорили о ходивших к мавзолею вторично.
Видно, если не сумеешь разгадать секрет имени вождя сразу, то не сумеешь вообще. Двенадцать разумных, лежащих перед мавзолеем, поняли это. И не захотели отступать.
А я захочу?
Сто процентов — не захочу. Пусть все на свете считают меня идиотом, но я не захочу. Не догадаюсь, каков должен быть дар, — встречу вождя с чем придется. Вдруг повезет мне, олуху, в очередной раз. А не повезет — может быть, у системы припасен утешительный приз для неудачников. Типа посмертной медали «За слабоумие и отвагу». Или премии Дарвина в материальном выражении.
По счету я буду тринадцатым из открывших гробницу. Надо же, как совпало.
Но сперва следует открыть церемониальную комнату. Наклонившись, я взялся за выступ в нижней части дверной плиты, потянул…
Глава 8
Плита качнулась в пазах и поехала вверх, подхваченная противовесом. Церемониалку залил проникший снаружи неяркий лесной свет. Она была невелика, и пустовала. На двери в усыпальницу я разглядел вырезанное на каменной поверхности изображение пронзенного молнией человеческого черепа. Как на электрощите, елки-моталки!.. И два слова: «Не влезай — убью!»
У меня отвисла челюсть. Буквально до пола комнаты. Слова были написаны не на общем или каком другом местном языке, а по-русски.
Медленно подняв голову, я перевел взгляд на надпись над дверью.
«Здесь покоится вождь варваров Нагибатор, — гласила она. — Просьба не беспокоить».
— Что за хрень? — спросил я сам себя вслух. И добавил: — Понимаю, почему это никто не мог прочесть.
Русского языка во Вселенной Дагора не знали. Говорить, писать и читать на нем могли только пришельцы из прошлого вроде меня или первые игроки. Уже во втором поколении граждан Версума национальные языки должны были помнить буквально единицы. Кому они здесь нужны — русский, немецкий, английский, польский? И многие ли взялись обучать наследию предков своих детей?
Ошарашенный, я вышел из церемониальной комнаты, посмотрел на замершего в напряжении Люцифера и сказал:
— Я прочел надпись.
— Подожди… Дай дух перевести. Мозги не работают.
Я сел на землю и привалился спиной к стене мавзолея. Усталость охватила такая, будто только что его построил. Кто в нем лежит? Наверно, все же не путешественник во времени. «Нагибатор» — это больше похоже на игровой ник. Причем весьма своеобразного человека. Уверенного, что он действительно будет нагибать всех подряд. Другой бы не рискнул регаться в игре под таким именем, если не совсем дурак. Иначе самого так нагнут… Желающих найдется больше чем достаточно.
Впрочем, предания подтверждали: вождь и его воины были непобедимы. Как раз это и послужило одной из причин самозахоронения. Не с кем биться, нет равных противников… Но что в таком случае варвары делали в Срединном Пространстве? Почему не перешли на уровни бессмертных?
Я посидел еще, отходя от стресса своего открытия, и повел костомеха обратно в деревню. Люцифер следовал за некрокиборгом ни о чем не спрашивая. Понимал, что мне сейчас важнее всего сосредоточиться. А то еще ошибусь с даром — и ничего нам уже не понадобится.
Впрочем, я думал, что не ошибусь. И Нагибатор останется доволен.
Разыскав старосту, я объяснил, что необходимо собрать. Дедок удивился, но тоже воздержался от расспросов и предоставил требуемое. Оно тут же отправилось в вещмешок костомеха. Джейн слонялась по улице, наблюдая за мной издали. Я поманил ее к себе и поинтересовался, не хочет ли она присутствовать при воскрешении.
— Представлю тебя сразу, — сказал я. — Станешь первой девушкой, с которой вождь познакомится.
— Почему ты уверен, что он нас не убьет? — удивилась Джейн.
— Потому что я как раз тот, на кого был рассчитан погребальный обряд. Только человек вроде меня смог бы узнать тайну имени вождя. А узнав, ошибиться с даром уже невозможно… Так ты идешь?
— Естественно!!!
Варос возбудился не меньше хозяйки. Он многое понимал, почти как разумный, и тоже хотел увидеть легендарного вождя в числе первых. Мы вместе вернулись к мавзолею. Джейн с единорогом и Люцифером остановились поодаль. Я снял с костомеха вещмешок и первым делом вытащил из него стол и скамьи. Затем развел костер из собранного в чащобе сушняка. Когда нагорело достаточно углей, испек картошки. Застелив стол скатертью, разложил на тарелках лук, соленые огурцы, сало, колбасу. Последним выставил кувшинчик самогона. Приходила мне мысль обратиться к богам и попытаться с их помощью сотворить бутылку водки — так было бы каноничнее. Однако решил не рисковать. Кто его знает, что за водка получится, — и к ней потом еще придется этикетку сделать. С этикеткой, я боялся, мы с небожителями не справимся, или выйдет она как напечатанная на дешевом принтере. А первач — он и без этикетки хорош. Главное, чтобы градус нужный в нем был.
Завершив приготовления, я вошел в церемониальную комнату. Мавзолей, до сего момента безмолвный, как и положено всякому нормальному сооружению, тут же уловил мое твердое намерение его вскрыть.
— Остановись, презренный! — раздался откуда-то с потолка грозный бас. — И подумай еще раз, и еще! Сознаешь ли ты, чей покой собираешься нарушить? Действительно ли прочел имя над дверью? Точно ли знаешь, каким даром встретить Величайшего из великих…
— Иди нахер! — ответил я, и не слушая далее, ухватился за выступ на дверной плите усыпальницы.
Плита поддалась усилиям так же легко, как та, что раньше закрывала вход в церемониалку, и поехала вверх. Сквозь расширяющуюся щель рванулись наружу клубы дыма, и я вышел из мавзолея, чтобы не нанюхаться гари. Гром, молнии, вздрагивающая земля, внезапно воцарившиеся в чащобе сумерки и прочие спецэффекты впечатления на меня не произвели. Во-первых, я был к ним готов. Во-вторых, видел уже всякое подобное неоднократно. И в-третьих, именно в этот раз что угодно встретил бы с прохладцей — хоть разверзшуюся преисподнюю со всеми ее бесами и четырьмя всадниками апокалипсиса. Представление заготовили мои земляки, причем не современники, а потомки. Когда я давно взрослым был, кого-то из них мамаша возила в коляске, а появление на свет некоторых еще и в планах будущих родителей не стояло. Так что давайте, сынки, старайтесь как можете, а я посмотрю. Не понравится — раскритикую и поставлю в угол.
В мавзолее еще погромыхало, а потом оттуда появился двухметровый амбал лет сорока, в кожаных доспехах с костяными пластинами. Висевшие на бычьей шее многочисленные амулеты частично закрывала густая черная борода. Щит у мужика был необычный: будто его сделали из большого куска древесной коры. Окантовка и умбон сверкали золотом. Дополнительно их украшали драгоценные камни величиной с грецкий орех. Меч выглядел чисто фэнтезийным, далеким от практичности, однако я не сомневался, что в бою с ним можно творить чудеса, а при необходимости он позволяет прорубаться сквозь каменные стены.
— С пробуждением! — сказал я. — Ты только не психуй, если что не так. Не местные мы, в Версуме проездом.
— Родной ты мой! — с чувством сказал Нагибатор, переводя взгляд с меня на накрытый стол и обратно. — Где так долго был?.. Сука Мудовид! Сейчас оживлю его — и задушу сразу же! Это надо было придумать, чтоб нас мог вернуть в игру лишь русский!
— Наверно, в миг возникновения идея была неплоха? — осторожно предположил я.
— Верховный шаман должен смотреть на сто лет вперед! — не пожелал оправдать соратника Нагибатор. — Впрочем, и я хорош — взял и согласился… А это кто? — спросил он, узрев Джейн. — Тоже русская?
— Боюсь, ее подлинная родословная потеряна во тьме веков, — ответил я. — А чего мы стоим? Давай уже выпьем. Только стопок не нашлось у крестьян. Придется из кружек.
— Каких еще крестьян?
— Да тут живут неподалеку. Потом тебе надо, кстати, их вольными и бесподатными объявить. По пророчеству они того ожидают. Так ты, будь добр, объяви. Хорошие люди — зачем их разочаровывать.
Мы уселись за стол.
Нагибатор нюхнул первач.
— Хорош! — похвалил он.
— Иди к нам, Женечка! — позвал я.
— Да, действительно! — поддержал Нагибатор. — Чего ты там встала как не родная?
Джейн не без опаски приблизилась и осторожно опустилась на скамью — конечно, рядом со мной. Очевидно, испытываемый ею дискомфорт объяснялся в основном тем, как запросто я болтаю с прославленным в преданиях вождем. И собираюсь с ним бухать, едва вытащив из мавзолея.
— Ну, вздрогнули! — сказал Нагибатор, поднимая свою кружку.
— Вздрогнули! — отозвался я, чокаясь с ним.
— Смелее, Женя! — подбодрил Джейн недавний покойник. — Одним глотком — и оно пойдет. Держи огурчик!
Выпили, закусили. Я в двух словах рассказал о себе. Нагибатор присвистнул:
— Надо же! А ведь ученые предупреждали, что подобное может произойти. Правда, они опасались попадания в прошлое людей из игр. Из-за этого сразу оказались под запретом все сколько-нибудь серьезные исторические реконструкции. Считалось, что если создать достоверную игровую модель, скажем, Первой мировой войны, то некоторые игроки, полностью вошедшие в избранные роли, способны переместиться в ту эпоху. А случилось, значит, наоборот…
— Сильно наоборот, — сказал я. — Средневековьем никогда особо не увлекался. Ни настоящим, ни условным. По драконам и магии с ума не сходил. Ролевиком не был. И даже игроком был так себе. К тому же игр с полным погружением в мое время не существовало. Когда их создали?
— Да почти сразу после того, как квантовые компы превратились из непонятного дорогостоящего говна в нечто функциональное и по-настоящему эффективное. Правда, погружение сперва было приблизительное — едва ли лучше, чем создаваемое шлемами виртуальной реальности и прочей лабудой. Вся разница заключалась в том, что ты в капсуле валялся, и сигналы из внешнего мира органам чувств отсекались напрочь. Но технологии только создаются долго, а развиваются быстро. В мое время все развивалось уже очень быстро. Гораздо быстрей, чем многим хотелось бы… Ну, по второй?
— Давай!
Мы снова выпили.
— А как возник Версум? — спросил я.
— Его началом можно считать создание Универсальной межигровой среды, — ответил Нагибатор. — Какое значение имела УМС для производителей капсул, написателей ПО для них и разрабов отдельных проектов непосредственно в Версуме, я тебе объяснять не буду. Боюсь, запутаюсь, и ты сочтешь меня более тупым, чем я есть. Для обычных же пользователей ценность межигровухи заключалась главным образом в следующем: человек мог выйти туда из игры, не возвращаясь при этом в реал. Что там ловить, в реале? Работы нет, перспектив нет: то и другое сожрала роботизация. Зато есть безусловный базовый доход, которого как раз хватает на аренду и обслуживание капсулы, биоконцентрат для тебя, любимого, лежащего в ней, и на отдельные внутриигровые ништяки. В своем мирке ты великий герой, король, а то и бог; а если и нет — в любом случае парень при деле. Вне этого мирка — никто. Просто не протухающая по причине внешней поддержки тушка, объект забот тех, у кого работа еще есть. А внеигрового общения-то хочется. Нормального, то есть, досуга, как встарь, только по-новому. Для этого и запилили УМС — она позволяла фанатам самых разных игр встречаться на нейтральной территории в наличных виртуальных телах. Вот представь: ты выходишь туда в доспехах и с мечом, а навстречу тебе чувак в скафандре и с бластером. Можете поболтать, похвастаться достижениями, поесть и выпить чего-то такого, чего ни в твоем, ни в его мире нет. Или турнир устроить на одном из полигонов. Например, с декорациями города двадцатого века после ядерного конфликта. Пригласив предварительно в зрители фрэндов или вообще всех желающих… Короче, в УМС оказалось весело и комфортно. Настолько, что многие совсем перестали появляться в странах по месту жительства. Повисят чуток в межигровухе, и опять ныряют в свою любимую вселенную. А тут и полная оцифровка личностей подоспела, и тысячи людей начали добровольно расставаться с надоевшими физическими телами. Нахрена они нужны — место в капсулах занимать? И зачем расходовать на них деньги, которые можно потратить на шмот для своего перса? Я сам в числе первых от тела отказался. Оно у меня было, прямо скажем, в незавидном состоянии.
— А здесь ты как очутился?
— Во Вселенной Дагора? Вполне закономерно. Первые игры с действительно полным погружением простенькие были, узкотематические. Зомби-апокалипсис, мир после пандемии, нашествие инопланетян… Первые настоящие игровые вселенные тоже оказались просты, — а как иначе? Я их прошел около двадцати. Сперва в одиночку или в обычных внутриигровых кланах. Потом создал межигровой клан в УМС. Тогда многие так делали. Один раз соберутся вместе — и уже не расстаются. Скопом регаются в каждой новой игрушке — и поперли прокачиваться. Формировались такие кланы прежде всего по национальному признаку. У меня, понятно, в основном русские собрались. Только вскоре и это приелось. Ну, в одной вселенной шороху навели, во второй, в третьей. С пиндосами подрались, с европейцами, корейцами. А дальше? Ску-у-у-учно! Пробовали собственный мир склепать, по мотивам славянского фэнтези, однако и его возможности исчерпали так же быстро. И тут Дагор создает эту вот вселенную, где взаимодействие игроков со средой и друг с другом оказалось возможно на совершенно новом уровне. Добавляй что хочешь — только старое не ломай. Монстры тебе какие-то особые нужны — пожалуйста! Боги исходного пантеона прискучили — вводи любых иных из соседних вселенных, а то и собственных придумай. Мало стандартных рас — основывай свою. Кроме того, здесь была впервые реализована возможность заводить детей, моделируя для них искусственные цифровые личности с нуля. Надо тебе рассказывать, с каким энтузиазмом все рванули сюда? Разрабы Версума кинулись копировать удачный концепт, наперегонки создавая новые миры по готовому образцу и модернизируя старые. И все же Вселенная Дагора оказалась перенаселена. УМС, напротив, опустела. Она стала не нужна большинству игроков, как в свое время реал. Ведь наконец в Версуме появилось место, где можно полноценно жить его не покидая! Бесконечно долго, бесконечно разнообразно. Дурачье поверило, что и бесконечно счастливо, однако с этим возникли проблемы. Махла за первенство между кланами понеслась такая, что гейм-контролеры едва не прикрыли нахрен всю ярмарку. У вас, говорят, сплошная резня, геноциды, насилие — каких вы, блин, детей заведете и кого из них вырастите? Куда человечеству потом их девать? Или, лучше сказать, куда самому от них деваться? Вопросы были не праздные. Формально всякий гражданин Версума имел право переписать свою личность в мозги клона и вновь оказаться на Земле, в роли отнюдь не виртуального субъекта. Для искусственных цифровых личностей активисты добились тех же прав, что и для настоящих. А прогресс-то на месте не стоял: уже не только клонов научились делать сравнительно дешевых, но и жизненные ниши появились новые, взамен утерянных старых. Солнечная система вовсю осваивалась, космические поселения росли как грибы, готовилась первая межзвездная экспедиция. Ученые нацелились на творение настоящих миров из виртуальных. Помнится, когда ту новость узнал, моей соображалки не хватило для понимания сути. Но утверждалось, что появление первого преобразованного мира ожидается в течение нескольких десятилетий. А что такое десятилетия и даже века для бессмертных существ, в коих мы превратились? И в реале нешуточно опасались нашествия в их драгоценную эпоху новой НТР миллионов отморозков из Версума, которым выпускать кому-то кишки привычнее, чем по утрам зубы чистить.
— Давай по третьей? — предложил я. Мой разум требовал паузы для усвоения обрушившейся на него информации.
— Давай! — охотно согласился Нагибатор, у которого в процессе повествования пересохло в горле.
— Налей побольше, — попросила Джейн.
Глава 9
Чокнувшись и выпив, мы налегли на закусь. С той стороны, где стоял костомех, прилетела Весточка, поверившая, что мы с вождем драться не будем. Она опустилась на стол и принялась по своему обыкновению подбирать хлебные крошки.
— Короче, пришлось нам думать, чего изобрести, чтобы Вселенную Дагора сохранить, — продолжал Нагибатор. — Кланы объявили перемирие. Потолковали мы меж собой и пришли к выводу, что корень всех бед в слабости болевых ощущений. Они по умолчанию выставлялись на десять процентов, а можно было и совсем убрать. Соответственно, никто не боялся ран и увечий, тем более что отлечивалось то и другое на ура, в том числе без эликов. Что бы с тобой ни случилось, через сутки ты полностью восстанавливался, а снадобья требовались лишь для ускоренного исцеления. Ну и кто при таком положении будет хоть чего-то бояться? Вторым фактором, подпитывающим беспредел, признали мгновенное воскрешение. Конечно, после него приходилось бежать или перемещаться каким-либо другим способом от точки привязки до места, где тебя убили, если хотел шмот забрать. И еще ты мог потерять отдельные предметы экипировки. Даже все. Съехать вниз на несколько уровней. Но на этом неприятности заканчивались. И мы вышли на разрабов с предложением закрепить боль на сотке, — а кому не нравится, пусть валит в УМС, живет там, или подыскивает себе игрушки, в которых никого не режут. Такие предложения и раньше выдвигались, однако их отклоняли по соображениям гуманности. Наше приняли — в качестве эксперимента. Также пообещали разрешить игрокам подменять собой НПС при условии строгого исполнения их обязанностей, с одновременным приобретением иммунитета к убийству. И ввести пустые периоды между смертью и воскрешением. А чем их заполнять, предложили решать нам, благо Вселенная Дагора позволяла и это, и многое другое. Надо сказать, что пространств в ней сперва было только три: основное игровое, с единственным Мировым Островом, покоящимся якобы на спине огромной черепахи, плавающей в Великом Океане, а еще царства Света и Мрака. После замирения кланов было создано еще два: пространство смертных, куда должны были переехать все игроки, и загробный мир, в котором им предстояло проходить испытания всякий раз после гибели. Право стать бессмертным и возрождаться сразу теперь требовалось заслужить.
— Едрена-макарона! — скорбно сказал я.
— Чем ты недоволен? — удивился Нагибатор.
— Как я сам не догадался? Сколько голову ломал, почему тут с воскрешениями такие заморочки! Грешил на эволюцию Версума. А оказывается, все проще…
— Эволюция также имела место. Однако началась она позже.
— Движение на автомате к максимальной достоверности? — захотел я проверить свою давнюю догадку.
Поделиться книгой: