Помоги проекту - поделись книгой:
Он появился в Кремле неожиданно: на заставах его не заметили среди путников, не задержали в воротах Фроловой башни Кремля. Лишь у дворца Бориса Годунова Николая остановили и по его просьбе отвели в палаты митрополита Иова.
Когда митрополит узнал, что путник из Антиохии от патриарха Иоакима, то не мешкая повёл его к Годунову. Борису уже доложили о Николае. И правитель встретил гостя так, как встречал именитых послов — в Грановитой палате. Борис догадался, что греческий гость таился не случайно. Видимо, его предупредили, что он должен кого-то опасаться в Московии. Борис с нетерпением ждал, когда гостя можно будет обо всём расспросить. И лишь только слуги Бориса покинули Посольскую палату, он попросил Иова:
— Владыко, спрашивай гостя, с чем пожаловал.
— Странник, как тебя зовут? Какие вести ты принёс от патриарха Иоакима? — спросил Иов.
— Крещён Николаем, владыко. А теперь слушайте, что повторю многажды. Патриарх вернулся из России расстроенным. Его грудь теснило горе. На долгом пути он не раз был притесняем неизвестными ему вашими противниками. Его подкупали. И однажды он даже осквернил руки мздой. Он отдал эти золотые монеты на обновление храма... Вернувшись в Антиохию, патриарх недолго побыл дома. Он отправился в Константинополь и нашёл путь к сердцу патриарха Иеремии. Два наставника веры в молениях и беседах сошлись мыслью о том, чтобы созвать Антиохийский и Константинопольский Соборы. А там и Вселенский Собор...
— Двинулись вешние воды, владыко! — воскликнул Борис и обнял Иова.
Митрополит согласно кивнул головой и спросил Николая:
— Когда же будет Константинопольский Собор?
Греческий гость не торопился выкладывать все вести. Видно было, как он устал, проделав долгий путь. Его сутана была в дорожной пыли, чёрная, ещё без седины борода спуталась, лицо было покрыто грязью. Но, видя нетерпение русских, Николай продолжал рассказывать:
— Молитвы первосвятителей дошли до Господа Бога. В Константинополе Собор состоялся. Просьба царя Фёдора об открытии в России патриаршества одобрена.
— Где же грамота, закрепляющая дозволение? — спросил Борис Иова, выслушав его перевод. Иов задал этот вопрос Николаю и добавил:
— Мы не можем поверить тебе, сын мой, на слово.
— Всевышний велел набраться терпения, — ответил Николай. — Ещё не сказали своего слова патриархи Иерусалимский и Александрийский.
— Когда же они соберутся? — спросил Иов.
— Я отправился в путь за неделю до того, как уйти в Александрию и Иерусалим посланцам патриарха Иеремии. Вселенский Собор будет только после Рождества Христова.
Радость правителя и митрополита померкла.
— Сколько же нам годить?! — воскликнул горько Борис. — Почти год! Мне ведомо, что Константинопольский патриарх первейший. Его слово сказано. Какие столпы выше? Отчего замотчание?
— Ты прав, сын мой. Аще сто сорок лет назад великий князь Московский Василий Тёмный добыл у Царьграда свободу русской церкви. Да мнимой она оказалась. Тем паче нам нужен престол. Но над нами есть Бог — без его воли не бысть нам. Такоже Вселенский Собор благословения для...
Грек Николай стоял перед московитами печальный. Понял он, что не порадовал их своей вестью. А ведь думал через сие дары от правителя получить. И стал горячо доказывать, что Иоаким верен слову и добьётся своего:
— Веруйте и надейтесь, что первосвятитель Иоаким, столь усердно исполняющий свой долг, принесёт русской православной церкви долгожданную независимость...
— О чём он с жаром толкует? — спросил Борис. — Пусть не подумает, что мы веретеники, своё он получит.
— Не печалься, сын мой, — сказал Иов Николаю, — ты принёс нам ублажение, и мы выразим тебе почёт.
— Отче владыко, попекись о госте, — попросил Борис Иова и покинул Грановитую.
Митрополит повёл Николая в свои палаты. Он распорядился, чтобы путнику сменили одежды, дали вымыться и накормили.
— Отдохни, сын мой, а после вечерни мы побеседуем, — сказал Иов и велел слуге ухаживать за Николаем.
Но Николай не уходил вслед за слугой. Он смотрел на Иова глазами-маслинами с мольбой.
— Что смущает твою душу, сын мой? — спросил Иов.
— Грешен, владыко. Перед лицом правителя утаил многое, с чем пришёл, — ответил Николай.
— Да простит тебя Всевышний: блажен, кто исповедуется.
Иов привёл гостя в трапезную, позвал услужителя, велел принести закуски, вина. И когда остались одни, спросил:
— Сие будет от имени святейшего Иоакима?
— Да, отче. Горько сие произносить, владыко. Позорные люди чернят вашу веру и шлют прелестные грамотки в Антиохию и в Константинополь. В них предупреждение Вселенским патриархам не давать патриаршества Руси до тех пор... — Николай замешкался.
— Говори не сумняшеся, сын мой! — попросил Иов.
— Пока кто-то не изгонит из православной церкви всех, кого обуяла ересь.
— Еда? Сии мужи названы?
— Там есть твоё имя, владыко, вкупе с епископами Александром, Варлаамом, Геласием. А довёл нам всё монах Феоклит Знаменскова монастыря.
«Господи, Феоклит, сын мой славный, пусть наградит тебя Всевышний за сей подвиг во имя веры», — помолился Иов. Он приблизился к Николаю, положил руку на плечо и тихо сказал:
— Помолимся, сын мой, и ты очистишься от скверны, кою так долго нёс. — Иов прошёл в передний угол трапезной, где стоял большой иконостас и опустился на колени.
Николай встал рядом. И оба прочитали молитву: «Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие моё...» Молитва принесла в их души умиротворение. Они вернулись к столу, Иов велел гостю выпить вина и закусить.
— Враги веры живут от века. И несть числа Иудиному племени, — садясь к столу, сказал Николай.
— Забудь о них, сын мой. Мы сотворили молитву, и души наши чисты, — попытался успокоить Иов Николая. — Как вкусишь пищи, тебя отведут мыться и отдыхать. А мне пора в собор. — И митрополит ушёл.
Он отправился в Благовещенский собор справлять вечерню, на которой присутствовал царь. После вечерни, как всегда, царь Фёдор подошёл к Иову поблагодарить за богослужение.
— Ты льёшь елей словес, как велит Бог. Спасибо, владыко. — И продолжал: — Слышал я, что прибыл гость из Антиохии, да будто бы радостные вести принёс. Как хорошо всё, как боголепно...
— Пусть не покидает тебя, государь, боголепие отныне и присно.
— Аллилуия! — произнёс Фёдор. Он заметил, что Иов сегодня не полностью отдал себя службе: что-то беспокоило его. Но спрашивать не стал, решил, что сам скажет, если важное...
Однако митрополит не хотел тревожить царя тем, что касалось прежде всего церкви. Хотя и знал, что первый радетель веры может на него обидеться. Подумал сей же миг, что пусть лучше об этом скажет царю правитель. И сразу же, как только царь покинул собор, Иов отправился к Борису.
Правитель был не один. Беседовал с дядей Григорием, управляющим Дворцовым приказом — дворецким царя Фёдора.
Увидев печальное лицо митрополита, Борис поспешил навстречу.
— Что случилось, отче владыко?
— Ничего. Устал ноне, сын мой. — И Иов грустно улыбнулся. — День вельми долог. — Но глаза Иова были нацелены на дворецкого, и Борис понял митрополита. У Иова было доброе отношение к Григорию Годунову, человеку бескорыстному, честному, крепкой веры. Но то, что составляло тайну церкви, Иову не хотелось при нём разглашать. Борис понял всё без слов и сказал Григорию:
— Дядюшка, навести моих чад. Я тебя позову.
Григорий молча ушёл на другую половину дворца.
— Сын мой, — начал Иов, — наш гость из Антиохии открылся мне в том, чего не сказал при тебе: клевету поганую недруги наши отправляют в прелестных грамотках в Константинополь и Антиохию. В ереси обвиняют иерархов церкви, пятно кладут на них за раскол якобы.
— Ведал я, что сие так будет, владыко. Вот тебе и обернулась встреча Богдана с патриархом порухой, вот и всплыли происки Дионисия. Оттого и молчали первосвятители полный год. Ты же, владыко, не допускал и мысли о их вине. А они вон смолу варят да на тебя льют.
— Но что им надо, корысть в чём?
— Да в том, чтобы над нами встать! Против тебя и меня они выступают, — горячился Борис.
— Истинно так, сын мой! — И подумал Иов: «Тако же плут Дионисий, смолу топил-выливал с того часу, как блудом с Богданом покрылся». — И воскликнул: — Да покарает их Господь Бог за злые деяния, нечестивцев.
— Согласен с тобой, владыко. Токмо движения к цели сие не сделает. Нам теперь отмываться след. Дионисию же пора укорот сделать. Там и Богдан присмиреет. Пусть государь исполнит свою волю, постриг назначит, — жёстко произнёс Борис.
Иов хотя и был склонен к той же мере, но возразил, потому как всё было бы похоже на месть с его стороны.
— Сын мой, сие не край терпению. Пока лишим сана да попом отправим в приход под строгий надзор епископа.
— Ой, не обмишурься, отче владыко. Как бы себе дороже не стало, — заметил Борис, но настаивать не решился. Иову лучше знать, как поступить в своей «епархии», подумал правитель. Спросил о другом: — Сколько намерен гостить на Москве грек Николай?
— Сие в нашей воле.
— Вот и пусть собирается не мешкая. А с ним в пару я пошлю Сильвестра. Свои-то уши лучше услышат.
— Уж не ведуна ли? — удивился митрополит.
Годунов посмотрел на Иова весёлыми глазами.
— Да ты не сомневайся, владыко. Он же не нехристь, он нашей веры и на поругание её не отдаст.
— Ежели совесть твоя чиста... — неохотно согласился Иов.
...Николай провёл в Москве три дня. За это время Борисов человек нашёл ведуна Сильвестра. Да кто и знал, что он ведовством занимается? Торговый гость — вот кто был Сильвестр. Всю Европу исходил-изъездил со своими товарами — паволоками и узорочьем — до испанского города Сан-Себастьяно добирался, в Италии, в Греции побывал. Говорил по-испански и по-гречески. Теперь вот в Персию путь метил, да Борис перехватил. Сильвестру велели прийти в Белый город. Там, в рубленом ставце первостроителя Конона Фёдорова, его ждал Борис. Белый город был весь в строительных лесах, возводились боярские каменные палаты. И Борис часто приходил сюда к Конону узнать, не нарушают ли бояре гармонии в стройке.
Встретились Годунов и Сильвестр. Оба хороши, да Сильвестр красивее Бориса. Было ему лет тридцать, статен, широкоплеч торговый гость. Грива рыжих волос, рыжая борода — всё пламенело. И лишь глаза весенней зеленью играли. На плечи накинут польский кафтан — кунтуш со шнурами, с откидными рукавами.
— Ты мне в инока обернись, — пошутил Борис. — Ишь, женихом вырядился.
— Обернулся бы, да нужды нет. А вот как в Царьград пошлёшь, чего ж, и обернусь.
— Завтра и выходить, — продолжал Борис, нисколько не подумав, откуда Сильвестру знать, в какие земли его посылают.
— Однако даров ещё Николаю не собрали. Да и в дорогу нам корм не определили. А надо нам по десять рублей серебром. Деньжура крылышки расправит и понесёт.
— Знаешь, зачем посылаю? — спросил Борис, пока ещё не отдавая себе отчёта в том, что слышит от Сильвестра.
— Вижу... Вот престол патриарший на Москве узрел. Да к нему дорога не пробита, никто не подойдёт. Пойду пробивать. Поклонюсь святейшему Иеремии да скажу, чтобы поспешил с благословением русской церкви. — На лице у Сильвестра гуляла лукавая улыбка, глаза были дерзкие, независимые. Приневоль, так и не пойдёт Сильвестр никуда.
Борис только теперь вдруг ощутил страх перед этим загадочным человеком. «Осподи, откуда сие озарение? Сатанинское ли, Божеское ли? Слава Отцу и Сыну и Святому духу, что сей ведун во друзьях, а не во врагах моих!» — словно молитву произнёс Борис. И тогда он сказал:
— Коль всё ведомо тебе, вот деньги и иди. — Борис отсчитал двенадцать рублей. — Сам купишь лошадь и платье. Да в Боровск выезжай.
Сильвестр чувствовал, как по телу Бориса пробегает дрожь. Он знал, откуда она, посмеивался. Но судьбу не испытывал. Ведомо было ему ещё и то, что в Боровске, где велено ждать Николая, он пробудет три дня и уйдёт один. А Николай до Боровска не дойдёт. Нет, не сказал он о том душевном своём озарении Борису, потупил глаза. Сильвестру было жаль Николая. Да как помочь? Он ведь только предвидел судьбу, но не распоряжался ею. Богом было начертано Сильвестру видеть, знать, но он же, Всевышний, не позволял ему вмешиваться в судьбы людей. Они подвластны только Богу.
Борис в это время присматривался к ведуну, пытался понять, откуда у человека такая сила, почему Бог наградил так щедро, приравнял к святым духам. Но знал Борис за Сильвестром и то, что, помимо умения предвидеть, он был ещё хорошим умельцем, знал тонкие ремесла: оружейное да ювелирное. Однако сие мало интересовало Бориса. Нужен ему был Сильвестр как лазутчик, как исполнитель его тайной воли. Надёжен был во всём этот лихой ярославский гость.
— Спасибо, государь-правитель, — ответил Сильвестр. — Как всё узнал, так и сделаю. Завтра к вечеру в Боровске буду, на постоялом дворе приткнусь, келаря с обозом ждать.
— В таком разе иди.
— Иду, боярин, — ответил Сильвестр.
Борис в этот миг лишь мельком глянул в оконце, а Сильвестра уже и след простыл: ни половицы не скрипнули, ни дверь не шелохнулась.
— Наваждение, — поёжился от озноба Борис. Он осмотрел ставец, да в нём и мышь не спрячется, и вышел на стройку Белого города.
Сильвестр со сборами не замешкался. Спустился к Москве-реке и берегом прошёл в Китай-город, на торжище. Там купил плащ с капюшоном, в каких ходят странники, в оружейном ряду выбрал сулебу болгарских мастеров, тут же заглянул на кружечный двор, медовухи выпил: за удачу в пути. Ходил по базару приметный человек, все на него внимание обращали, даже шиши объезжего дворянина Зюзина, коим в круг входило всяких тёмных людишек высвечивать, глаз с Сильвестра не спускали. Да только как с непутёвого-юродивого, божьего человека. А он и казался всем таким, куда и басота делась: рыж, лохмат, криворот, зенки лупатые, шалые, скособоченный и хромой. Ночами нечистую силу пугать хорош. Пришёл в горшечный ряд и поёт:
— Ще куплю хлеба печёного, сала копчёного, зелья кручёного, овса нетолчёного.
С тем присловьем появился в конном ряду. Выбирал коня недолго, купил неказистого, пегой масти, ан сухопарого да на ногу лёгкого. Да ещё с хитринкой в глазах, под стать новому хозяину. Седельце тоже не ахти какое красное выбрал, но крепкое и удобное. Припасы дорожные будто сами собой в суму перемётную собрались, перекинул её через луку и — в путь.
Как через заставу проходил, стражники над ним посмеивались: идёт мужик лапотный, козла ведёт, козёл упирается, рогами норовит мужика поддать, мужик взбрыкивает, за мягкое место хватается. Стражники хохочут, за животы взялись. Да тут же мигом бледнеть со страху начали: мужик-то и не мужик, а воин в доспехах, на боевом коне. Ишь, поскакал словно ветер, в ушах свистит! Поди догони! А кто вдогон пойдёт? Нехай его скачет, нечистая сила. Благо объезжего нет вблизи.
Той порой и Николай готовился в путь. Иов благословил его, наказал с первой же оказией слать вести в Москву. Он наградил Николая деньгами, подарками, конём, одеждой. На прощание сказал:
— До Боровска пойдёшь с обозом. А в Боровске тебя ожидает попутчик Сильвестр. Ему всё ведомо, с чем ты идёшь. И в Антиохию тебя проводит, и в Царьград пойдёт.
Услужитель Иова проводил Николая до Пафнутьевского подворья. Оттуда вскоре же вышел обоз Пафнутьева монастыря. Николай располагался в возке рядом с келарем. Как выехали из Москвы, задремал на мягком сене. Конь его шёл следом за возком на поводу. К реке Наре подошли уже затемно. Да путь продолжали. Видел зоркий келарь, что за обозом в вечерней мгле тени какие-то стали мелькать. Их было трое, тех татей ночных. Они не нагоняли обоз да и не показывались вблизи, пока брод не миновали да на подъём не пошли. Тут и налетели, словно волки, да к келарскому возку, схватили Николая
Пропали тати, как ночные тени, а какие они навыгляд, келарь не смог бы описать: кони — вороные и сами все в чёрном да проворные, как духи. Ну есть кромешники-опричники. Только мётел у седел не было. Это келарь заметил.
А как страх за свою жизнь миновал, то подумал келарь, что надо митрополита уведомить о беде, постигшей греческого гостя. И повелел келарь одному из монахов вернуться в Москву на коне странника, явиться в митрополитовы палаты и рассказать, как тати украли Николая.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
ПАТРИАРХ ИЕРЕМИЯ
Николай-грек так и сгинул. Сколько служилые люди Разбойного приказа ни искали следов — не нашли, будто в воду канул. Подозревали, что сей разбой учинили людишки Богдана Бельского. И правителю Борису об этом его дядя Семён Никитович говорил. Да Борис сказал коротко: «Коль не схватили за руку, не судите».
Бориса больше тревожило то, что от Сильвестра не было вестей. И о нём никто ни слова не приносил. Вот уже и год миновал — нет Сильвестра. Нет послов из Антиохии, из Царьграда.
Поделиться книгой: