— О, нет! — приглушенно взвизгнула Ксения. — Тушите свечи! Прячьтесь!
— Что? Почему? — недоуменно воззрился на нее Фальк.
— Потому, что мы тут собрались не совсем легально, — пояснила Миронова, судорожно задувая свечи. — Бежим! Нас не должны видеть!
И подала пример, метнувшись в гостиную. Поддавшись всеобщей панике, гости последовали за ней. Поразительную прыткость проявила даже внезапно восставшая мадам Жаме. Лишь Лидия отличилась оригинальностью и спряталась за массивным кухонным сервантом, активно жестикулируя, чтобы Фальк последовал за ней. Однако Василий Оттович счел бегство ниже своего достоинства и остался спокойно сидеть за столиком в ожидании визитеров.
Ключ наконец подошел. Дверь распахнулась и в темную прихожую протиснулась обширных размеров фигура.
— Чей-то свечками горелыми тянет… — произнес женский голос. — Батюшка, чего вы там топчитесь, посветили бы!
Следом вошел гигантских размеров священник с керосинкой в руках. Лампа дала достаточно света, чтобы новые посетители разглядели Фалька, сидящего за кофейным столиком. Прежде, чем из женского горла вырвался громкий крик «Караул, грабят!» (а Василий Оттович был уверен, что именно эту фразу. намеревалась озвучить гостья, открыв могучий рот), доктор вежливо сказал:
— Добрый вечер! Проходите, пожалуйста.
То ли от наглости, то ли от неожиданности — но женщина несколько раз молча открыла и закрыла рот, но ни одного внятного слова так и не произнесла. Вместо нее в разговор басовито вступил священник:
— Ты почто квартирную хозяйку пугаешь, ирод?
— Квартирную хозяйку? — обрадовался Фальк. — Так вот кто виноват в том, что моя невеста чуть не вывихнула лодыжку на льду!
— Так дворник же опять запил, окаянный! — оправдывающимся тоном начала женщина. — И так каждую зиму! Все жалуются! А я чего сделаю?
Она внезапно замолчала, а потом подозрительно спросила:
— Так, а вы, собственно, кто? И что здесь делаете?
— Позвольте представиться: доктор Фальк, Василий Оттович, — он привстал и приветственно склонил голову. — А вы?..
— Екатерина Петровна Островская, — заявила квартирная хозяйка. — А это отец Нафанаил.
— Святой отец, — Фальк уважительно прижал руку к сердцу. — А касательно второго вашего вопроса, то был приглашен сюда на спиритический сеанс, будучи в полной уверенности, что ваше дозволение на него получено…
— Сеанс?! У меня?! — прорычала Островкая. Далее слова оставили ее и она огорошено повернулась к Нафанаилу.
— Прокляну! — пообещал священник.
— Дамы, право слово! — позвал Василий Оттович. — Перестаньте вести себя, как нашкодившие дети. Имейте смелость признаться!
Раздались робкие шаги и из гостиной появилась Ксения. Выглядела она точь-в-точь как гимназистка, вызванная отвечать перед грозным директором.
— Здравствуйте, Екатерина Петровна, — тихо произнесла она.
— Ты! — вскричала Островская. — Так и знала! Я ж тебе сказала, что не позволю бесовщиной заниматься в моем доме! Ни за какие деньги! Да я… Да я, знаешь что?!
— Прокляну, — веско вставил Нафанаил.
— Простите, Екатерина Петровна, но это правда невероятно важно для меня… — попыталась оправдаться Ксения.
— И слышать не хочу! Кыш! Вон из моего дома, пока я полицию не позвала! Сколько вас тут?
— Шестеро, — ответила Миронова. Из гостиной за ней выступили Наталья и мадам Жаме. Лидия показалась из-за серванта и сделала неловкий книксен.
— Вижу пятерых! — констатировала Островская. — Где шестая?
— Шестой, — поправил ее Фальк. — Действительно, где Федор?
Гости огляделись, но Григорьева рядом с ними не оказалось.
— Феденька? Где ты? Идем, нам нужно срочно уходить?
«Пока не прокляли», подумал Фальк, покосившись на отца Нафанаила. Вопреки ожиданиям, Федор не откликнулся и не объявился.
— Может, он на втором этаже? — предположила Лидия. — И просто не слышит нас?
— Зачем его туда понесло? — проворчала Островская. — Там же эта полоумная…
— Екатерина, окстись! — пробасил священник. Сделал он это вовремя. Еще немного, и квартирная хозяйка могла ляпнуть что-то такое, за что Наталья явно готова была отвесить ей пощечину.
— Екатерина Петровна, разрешите подняться и поискать нашего спутника? — вежливо осведомился Василий Оттович.
— Давайте, только быстро! Нет у меня времени с вами возится! — махнула рукой Островская.
— Кстати, действительно, а что привело вас сюда вечером, да еще и вместе со святым отцом? — поинтересовался Фальк.
— Освящать флигель будем! С тех пор, как… — Островская опасливо глянула на Наталью и вовремя осеклась. — В общем, уж год, как никто не хочет сюда вселяться. Боятся, мол дом нехорошим стал. Вот и позвала отца Нафанаила, чтоб флигель освятил. А там, глядишь, и слухи развеются.
— Понятно, здравое деловое решение, — одобрил Фальк и обернулся к женщинам. — Идемте?
Они открыли дверь с истлевшим венком и проследовали по узкой скрипучей лестнице наверх. Девушки шли за держащим свечу Фальком гуськом, словно птенцы за мамой-уткой. В коридоре второго этажа Григорьева не оказалось.
— Федор! — требовательно позвала Наталья.
— Феденька! — вторила ей Ксения.
Однако молодой человек не отзывался. Они распахнули несколько дверей, но в комнатах его тоже не оказалось. Осталась самая последняя, в конце коридора.
— Спальня, — прошептала Ксения.
— Что, та самая? — испуганно спросила Лидия. Подруга лишь кивнула. Они нерешительно остановились.
— Ой, дурехи! — фыркнула Наталья. — Идемте, Василий Оттович, посмотрим. Хотя этот прохвост, скорее всего, выскочил с испугу в окно!
Они подошли к спальне и открыли дверь. Заглянув внутрь, Наталья охнула и отступила, прижав ладони ко рту. Василий Оттович проявил большее самообладание, но тоже не нашелся с репликой.
Прохвост все-таки не выскочил с испугу в окно. Федор Григорьев лежал на кровати.
Из груди у него торчала рукоять кинжала.
— Феденька, Боже мой! — взвизгнула Ксения и попыталась рвануться к кровати, однако Василий Оттович удержал ее, мягко, но уверенно.
— Подождите, лучше сейчас ничего не трогать, — попросил доктор.
— Но почему?! А вдруг ему нужна помощь?! — запротестовала Миронова, утирая слезы.
— Поверьте, помощь ему уже не нужна, — сказал Фальк. — И так получилось, что у меня есть некоторый опыт общения с полицией. В случае насильственной смерти рекомендуется оставить все в неприкосновенности.
— Насильственной? — спросила Лидия. — Ведь это очень похоже на…
— Пугающе похоже на то, как умерла Саша, — тихо поддержала ее Наталья. — Может, это самоубийство?
— Как?! Как вы можете так спокойно это утверждать?! — вскричала Ксения. — Бедный Феденька…
— Вот, значит, как? — неприязненно уставилась на нее Наталья. — У меня, конечно, были подозрения, но теперь я абсолютно в этом уверена! Он и тебя окрутил!
— Кто? Кого? — переводила удивленный взгляд с подруги на подругу Лидия.
— Думаю, Наталья пытается сказать, что у Ксении были близкие отношения с Федором, — пояснил Василий Оттович. — Присмотри за подругами, пожалуйста. Мне нужно осмотреть тело.
— Да! — тем временем воскликнула заплаканная Ксения. — Да, мы были вместе! И хотели пожениться, когда придет срок и можно будет это сделать без завистливых взглядов людей, вроде тебя!
— Вроде меня?! — вспылила Наталья. — Ксюша, он был обручен с Сашей! Твоей подругой, между прочим!
— Да! — запальчиво вскрикнула Миронова. — Но она сама решила разорвать помолвку! Ты не представляешь, как она себя с ним вела! Она его воспринимала как… Как… Собачонку! Давала несколько рублей в день на пропитание! Отдаляла от себя!
— А знаешь, почему?! — крикнула в ответ Наталья.
— Так, чего раскричались?! Что тут у вас происходит?! — добавился ко всеобщей женской какофонии могучий голос Екатерины Петровны. Квартирная хозяйка безапелляционно раздвинула ссорящихся подруг и встала в дверях спальни. При виде тела на кровати ее глаза расширились.
— Господи Иисусе! — выдохнула Островская и с громоподобным грохотом упала в обморок.
— Только этого еще не хватало! — проворчал Фальк.
— Кто тут поминает всуе? Прокляну! — пробасил отец Нафанаил, поднявшийся на второй этаж. — Вы что с Екатериной Петровной сотворили?
— Ничего! Она сама — бум! — и все! — художественно изобразила обстоятельства падения Лидия.
— А с этим отроком чего? — оторопело уставился священник на труп Григорьева.
— Колотая рана, очевидно, — озвучил и без того ясный диагноз Фальк. — Наталья, можно вас на секунду?
Симонова в очередной раз показала, что сделана совсем из иного теста, нежели ее подруга. Несмотря на испуганный вид, она решительно переступила порог и подошла к доктору. Василий Оттович указал на прикроватный столик с обгорелой свечей:
— Кажется, это записка. Узнаете почерк? Нет, нет! — он остановил руку девушки, потянувшуюся к обрывку бумаги. — Не трогайте руками, просто посмотрите, пожалуйста.
Симонова нагнулась над столиком, присмотрелась к находке — и отшатнулась:
— Это… Это…
— Чей?! — Лидия, как всегда, когда ей что-то было любопытно, приподнялась на цыпочках, вытянула шею и попыталась разглядеть, о чем идет речь.
— Саши, — выдохнула Наталья.
— На обрывке бумаги женским почерком, пострадавшим, похоже, от воды, написано: «Будь ты проклят!», — сухим канцелярским тоном судебного медика сообщил Фальк.
— Ду-у-у-у-ух-и-и-и-и-и! — просипела из коридора всеми забытая мадам Жаме.
Установился какой-то невообразимый бардак. Все начали говорить одновременно и на повышенных тонах. Ксения заламывала руки. Лидия пыталась ее успокоить. Наталья пятилась к выходу. Мадам Жаме опять поминала духов. Отец Нафанаил басовито требовал, чтобы ему объяснили, что вообще здесь происходит. Кто-то должен был взять на себя роль голоса здравого смысла и остановить всеобщую истерику. Этим «кем-то», конечно же, оказался Василий Оттович.
— Тихо! — рявкнул он, перекрыв всеобщий гомон. Как ни странно, это подействовало. Все мгновенно замолчали и застыли на своих местах. Фальк удовлетворенно кивнул: — В соседней комнате я видел диван и несколько кресел. Давайте переместимся туда и успокоимся. Батюшка, мне потребуется ваша помощь. Боюсь, я не смогу в одиночку доставить туда Екатерину Петровну. Нужно привести ее в чувство.
Общими усилиями им удалось это сделать. Фальк сбегал на кухню, нашел на кухне запылившуюся бутылку с уксусом, вернулся на второй этаж и сунул ее под нос Островской. Та втянула резкий завтра, зафырчала и очнулась.
— Так, одной проблемой меньше, — утомленно констатировал Фальк. — Вернемся к более насущным вопросам. Отец Нафанаил, попрошу вас выйти на улицу и найти городового. На Загородном проспекте или на набережной точно будет хотя бы один. Пусть сообщит в полицейскую часть, а сам прибудет сюда для охраны места преступления. Все понятно?
— Да, — пробасил священник.
— Отлично. И, пожалуйста, постарайтесь никого не придать анафеме по дороге! — попросил напоследок Василий Оттович.
— Место преступления? — удивленно спросила Лидия. — Какого преступления? Разве это не самоубийство?
— Это ду-у-у-у-ух-и-и-и-и! — завела старую шарманку мадам Жаме.
— Нет, это не ду-у-у-ух-и-и-и! — раздраженно рявкнул Фальк, которого весь этот спектакль порядочно разозлил. — И — нет, дорогая, это не самоубийство. Вопреки тому, что показывают на сцене театров, заколоться кинжалом в сердце куда сложнее, чем это может показаться. Особенно, под таким углом.
— Какой ужас! — всхлипнула Ксения.
— Боюсь, все куда страшнее, чем вы можете себе представить, — продолжил Фальк. — Как вы понимаете, в призрак мстительной невесты-самоубийцы я не верю. Во время осмотра второго этажа я не нашел ни единого открытого окна. И мимо нас с Екатериной Петровной и отцом Нафанаилом никто не прокрадывался. А это означает, что Федор Григорьев не просто убит. Он убит кем-то из здесь присутствующих.