Помоги проекту - поделись книгой:
— С вами хоть на край света товарищ сержант! — ни показывая ни капли страха, насмехнулась Анна.
— Отставить юмор!
— Как вы думайте, товарищ сержант, все получится? — накидывая санитарную сумку, спросил Жадин.
Доставая из кобуры свой табельный ТТ, я произнёс:
— Не знаю, будет счастье — будем жить! Вперед!
И мы сорвались с места вслед нашим ребятам. Они уже завязали бой с первой линией обороны. Мои ребята рассыпались по флангам, и начали собирать первых раненых.
Мы с Анной спрыгнули во вражеский окоп. Не куда было вступить, кругом горы убитых. Кошкина проверяла, на передке есть ли кто раненый, а я углубился дальше. Повсюду стояли крики и стоны раненых, и я бежал на помощь к каждому. По дороге наткнулся на бойца лет восемнадцати от роду. Он лежал в луже крови и грязи. Его правая нога висела на мышцах, а кость отделена на уровне коленного сустава. Рядом с ним, лежало обезглавленное тело неизвестного бойца. Достав из сумки жгут, я перетянул этому мальчишке ногу выше колена, оставил записку со временем, после чего вскрыв ампулу, ввёл раствор морфина, выше места наложения жгута.
— Где полковник Назаренко? — спросил я у него.
— Не знаю я товарищ сержант, не знаю! — рыдая навзрыд, говорил он, — Нас закидали гранатами, когда мы ворвались в окоп. Мой брат Федька шел впереди меня, а как раздался взрыв, так голова его и покатилась мне под ноги. Я растерялся, товарищ сержант. Тут следом еще одна граната. Я успел её пнуть ногой и вот что получилось…ай мама!!!
— Всё, не плачь боец! Сейчас станет легче. За тобой придут! — успокоив его, я двинулся дальше.
Над головой свистели пули и рвались снаряды. Вокруг лежали изуродованные тела. Вся земля была пропитана кровью. Не заостряя внимания на этом, мне удалось добраться до второй линии обороны. Там зажимая рану на предплечье, матерился полковник Назаренко, подгоняя бойцов на дальнейшее продвижение.
— Товарищ полковник! Александр Александрович, куда вас? Дайте перевяжу! — кричу ему я.
— Да ерунда это Лёха, шальной царапнула. Доложи о потерях!
Накладывая ему давящую повязку, докладываю:
— Очень большие потери, Александр Александрович. Считай, половины уже нет. Там все усеяно трупами!
— Эх, мать твою за ногу! Ладно, давай-ка пошли вперед!
Наши бойцы захватили третью линию обороны противника. Впереди была деревня, где находился штаб одной из частей полевой армии вермахта.
Вскоре подтянулись к этим позициям и мы. Назаренко принял решение захватить штаб.
— Вот значиться что ребятки! Сейчас мы с вами разделимся на группы. Одна группа заходит с севера, другая с юга. После чего стремительным броском захватим штаб. Охранение там видно слабое, поэтому наскоком возьмем. Возможно, там есть интересные документы, которые пригодятся командованию, — сняв с головы фуражку, он бросил ее на землю, — Ну пошли!
***
Смеркалось. Где ползком где перебежками пробирались к деревне. Охранение было действительно слабым. Несколько ребят из штурмового подразделения, снимая часовых, вошли в деревню. С флангов окружили наши группы. Полковник отправился с бойцами на штурм штаба лично. Боестолкновение было не долгим. Документы захвачены. Назаренко вызвав к себе радиста тут же передал радиограмму в штаб дивизии. Он доложил о захвате документов и о закреплении наших частей в районе Беляево-Буслава, после чего мы окопались и заняли оборону, выставив охранение. Вокруг была слышна канонада. Наши «соседи» вели наступление видимо в районе Юхнова. Разрывы снарядов и пулементо — ружейный огонь был слышен восточнее нас, в районе Гжатска. Мы были уверенны, что такое мощное наступление по всему фронту, хоть и не малой кровью, отбросит немцев еще дальше, но вдруг это чувство было развеяно. Дозорные, примчавшись к нам в расположение, доложили о прорыве нашей обороны во многих местах. Четвёртая танковая армия, прорвавшись с севера на соединение с частями двадцатой пехотной дивизии вермахта, отрезали наш полк от основных сил. Это была угроза окружения ни одной дивизии. Бой вели до самого утра.
К утру после ожесточенной схватки, кольцо окружения замкнулось. Мы оказались отрезаны от основных сил, и было принято решение пробиваться в тыл наших войск. На тот момент, от нашего полка осталось примерно человек двести.
Полковник приказал построиться, для того чтобы зачитать приказ об отступлении из Беляево, как вдруг в деревню ворвались немецкие танки.
С первого орудийного выстрела ранило Назаренко. Снаряд разорвался не далеко от него. Подхватив его под руки, я приказал Анне забрать документы и уходить в лес. Ко мне подбежал тот самый боец, сидевший у костра, которого я построил по прибытию в полк, и сказал:
— Товарищ сержант, забирайте все документы, и полковника и тикайте в лес. Мы насколько сможем, задержим немца!
Взвалив на спину полковника Назаренко, мы перебежками, отходили в сторону леса. В след за нами побежал и наш санинструктор Букин:
— Товарищ сержант, давайте помогу! — перехватывая полковника у Анны, сказал он.
— Игорь, а Жадин где? — спросил я.
— Нет его! Убили… — ответил он.
***
Дойдя до леса, мы устроили привал. Со стороны деревни сначала были слышны частые разрывы и перестрелка, а спустя какое-то время все это сменилось единичными выстрелами. Было понятно, что наш полк уничтожен полностью.
— Сан Саныч, ну как вы? — накладывая ему повязку на живот, спросил я.
— Хреново, Алексей, хреново. У меня тут под гимнастеркой знамя полка. Забери его, и возьми мой партбилет. Как доберешься до наших, передай комдиву. Так хоть не расформируют… — корчась от боли, говорил он.
— Сержант, голоса слышишь? Немцы, где-то рядом! — промолвил сержант Букин, прислушиваясь в сторону немецкого ора.
— Уходите. Я останусь вас прикрывать! Уже не жилец. Вам только в обузу. Со мной далеко не уйдете! — выговаривал сквозь стиснутые зубы Назаренко, взведя курок на своем оружии.
Букин, передернув автоматный затвор добавил:
— Да сержант, уходите с Аней. Пробивайтесь к нашим. Расскажите, как всё было.
Взглянув последний раз на комполка, я оставил ему гранату, которую хранил для себя на крайний случай.
— Прощайте ребята… — с некой дрожью в голосе, промолвил я.
Спорить было крайне бесполезно. Они выбрали свой путь, понимая при этом, что это их последняя схватка. Кошкина подхватив документы и знамя полка, торопила меня, дергая за рукав гимнастерки. Попрощавшись напоследок с ребятами, мы побежали через лес к своим.
Скитаясь по лесу, я вспомнил подобную картину, случившуюся со мной летом 41-го. Шли мы больше двух суток, пока не нарвались на группу разведчиков.
— Вы кто такие будете? — спросили бойцы в маскхалате.
Положив руку на кобуру, я ответил:
— Санинструктор 1136-го стрелкового полка, сержант Петровский, а это младший сержант Кошкина, выходим из окружения из-под Вязьмы!
— Понятно. А мы ваши соседи, разведчики из 1134-го. Лейтенант Свечников. Возвращаемся с рейда в расположение! — ответил разведчик.
— Отлично! Тогда нам по пути… — пробормотал я.
Несколько бойцов из его разведроты, подхватили нас под руки, и мы проследовали в расположение войск 33-й армии.
Часа через четыре, мы все-таки прибыли в расположение наших частей в район Боровска. Нас встретили и сопроводили в штаб армии.
Там вместо командующего 33-й армии генерала Ефремова исполнял обязанности, начальник штаба генерал Покровский.
— Докладывайте сержант! — приказал он мне.
— Товарищ генерал-майор, начальник медицинской службы, 432-го медсанбата, 1136-го стрелкового полка, сержант Петровский, докладываю! Полк полностью разбит. В живых остались только мы с сержантом Кошкиной. Полковник Назаренко погиб…прикрывал наш отход. В ходе наступления, нами были захвачены документы и карты четвертой полевой армии противника. Так же полковник Назаренко передал мне знамя полка и свой партбилет. — выкладывая на стол портфель и все остальное содержимое.
Генерал насупившись выслушал доклад. Его пальцы белые от напряжения тарабанили по столу.
— Я все понял. Давай сынок, отдохните немного, до особого распоряжения. Вам выделят отдельную палатку. Свободны!
Выйдя из расположения штаба армии, мы проследовали в палаточные апартаменты. Анна, натерпевшись все трудности минувшей атаки, накинулась на меня с объятьями.
— Алексей, обними меня пожалуйста!
Обнимая её, я понимал, что нам пришлось пережить. Так же начал понимать, что мне не хватает женской ласки. Вдруг, я почувствовал прикосновение её губ по моей щеке. Она положила мою руку на свою стройную талию, и прикоснувшись к моим устам, шептала:
— Я хочу быть счастливой, здесь и сейчас! Полюби меня, прошу…
— Прости меня, Анют… я так не могу. Я люблю только её. Я выживаю, на этой страшной войне, только ради нее. Прости…
Вдруг спонтанно к нам в палатку входят комиссар 33-й армии и заместитель начальника штаба.
— Молодцы товарищи медики! Ваши документы оказались наиценнейшими. Мы подали на вас представление о награждении вас сержанта медицинской службы Петровского орденом «Красное знамя» и младшего сержанта Кошкину медалью «За Отвагу»! — доложил заместитель начальника штаба параллельно обмениваясь с нами рукопожатиями, — Вы совершили невероятное!
— Служим Трудовому народу!
— И еще! Петровский вы направляетесь на переформирование в Москву, так как от вашего полка нихрена не осталось. За вами пришлют машину. А вы Кошкина, отправляетесь на Ленинградский фронт. Там ваш брат за вас похлопотал, вы едите к нему. Самолет через час, собирайтесь!
Ничего больше ни сказав, они удалились восвояси, а нам оставалось только собраться и отправляться на аэродром. По прибытии на место, мы снова остались наедине. Судьба будто сводила нас в эти минуты, но я был непреклонен.
— Спасибо тебе за всё, Алексей! Прости, что так вела себя. Твоя жена может тобой гордится. Ты очень порядочный человек, а я просто поддалась чувствам! — держа мои руки, говорила она.
— Это тебе спасибо! Благодаря тебе я понял, насколько сильна моя любовь к Ксении. Ты красивая, умная, милая, но не моя. Прости меня, и прощай! — сказал я, смотря ей в глаза.
После, мы некоторое время стояли в обнимку. Её самолет уже как раз заходил на посадку. Она взяла свой вещмешок, поцеловала меня напоследок и проследовав на борт Ли-2, улетела под Ленинград. Через пару часов, за мной прибыла машина, и я уехал к новому месту службы.
Глава вторая
Эпизод 11: «Сталинград»
После долгого переезда от Москвы до Уфы (как распорядилось начальство после прибытия в столицу), я прибыл к месту дислокации 214-ой стрелковой дивизии, в Новобелокатайский район. Там меня ожидали аналогичные армейские будни. Меня распределили в 364-й медсанбат, где моим очередным начальником стал военврач 3-го ранга, капитан Ефимов. Он имел суровый характер при сослуживцах, а наедине был мягким и добропорядочным человеком. На протяжении всей моей службы в рядах Красной армии, мне невероятно везло с начальством. К сожалению, до сегодняшнего дня из них недожил никто.
Тянулись дни. В глубоком тылу было непривычно спокойно. Тихим вечером я сел написать письмо любимой. Выкуривая папиросу за папиросой с карандашом в руке, я так и не смог подобрать тех слов, которые должен был изложить. Мысли в голове были вперемешку с эмоциями. Вскоре, этот пожелтевший листочек бумаги, стал заполнятся аккуратным почерком:
Указав уфимский адрес, мне так и пришлось отправить это обеднённое словами, но в тоже время такое значимое, письмо супруге. Теперь оставались только долгие и мучительные дни ожиданий ответа.
Через какое-то время, после того как наша 24-я армия сформировалась, нас передислоцировали под Москву, в город Сталиногорск. Тогда же, 24-ю Армию переименовали в Первую Резервную.
Из сообщений Совинформбюро мы узнали, что немецкие войска повернули на юг, для завоевания кавказской нефти. Мы понимали, что впереди нас ждет очередное кровопролитное сражение, и в один из июльских дней, наши опасения сбылись. Директивой Ставки ВГК от 9 июля 1942 г., наша первая резервная армия была преобразована в 64-ю и включена в состав Сталинградского фронта.
12-го июля 1942 года, 64-ой Армии в составе: 131, 214 и 112 стрелковых дивизий надлежало прибыть в г. Сталинград. Мы погрузились в эшелоны и отправились в район назначения.
Добирались около двух суток. Подходя к Сталинграду, вдалеке уже были слышны раскаты боёв. Всё говорило за то, что скоро враг будет и здесь.
К утру 15-го июля мы прибыли в г. Калач, и выгрузились на станции «Донская». Совершили пеший марш на оборонительные позиции в район Нижне-Солоновский — Пристеновский, где держала оборону 196-я стрелковая дивизия, сменив их на этом участке. Там наша новоиспеченная дивизия и приняла своё первое боевое крещение.
Во второй декаде июля, наши передовые отряды вступили в бой. В ходе обороны, части 780-го полка, понесли огромные потери, всего за четверо суток отражая атаки превосходящих сил противника 71-ой пехотной дивизии вермахта. Связь с полками оборвалась. Она была перебита в ходе массированных бомбардировок люфтваффе. Только по данным разведки, и от вестовых из соседних частей, мы узнали о нависшей угрозе окружения. Немцы прорвали оборону 229–ой стрелковой дивизии, и вышли к станции Нижне — Чирская.
На следующий день был получен приказ об отводе своих войск на восточный берег реки Дон, под прикрытием 140-го минометного полка. Насколько я помню, больше двенадцати часов мы подходили к реке. Немцы преследовали нас шаг за шагом, уничтожая наши части. Но вскоре после того как подошли резервы 64-ой армии, враг был отброшен от реки, тем самым предотвратив полную ликвидацию нашей дивизии.
Шло время, а за ним тяжелые и кровопролитные бои. Немцы теснили нас всё ближе к городу. В том палящем зноем августе, уже назревал вопрос, об эвакуации жителей из Сталинграда. Все переправы были разбиты немецкой авиацией, но всё же значительная часть смогла эвакуироваться в тыл. Дальнейшие попытки перевозки раненых солдат и местных жителей, были возложены на рыбацкие шхуны и баркасы, которых так же преследовала авиация противника.
С тяжелым сердцем мы отходили на восток, оставляя врагу целые села, деревни, поселки. Только приказ за № 227 от 28 июля 1942 года «Ни шагу назад!» препятствовал нашему «драп маршу» — как шутили мы между собой в полку. Каждому хотелось жить, но страх смерти охватывал нас каждую секунду.
Положение ни спасло даже смена командующего фронтом. И только в начале сентября, когда наши части уже вошли в город, мы поняли, что за Волгой для нас земли нет! Политуправление проводило жесткую агитацию на этот счет, а заградотряды НКВД приводило в исполнение высшую меру наказания для тех, кто посмел придаться панике, агитируя других бойцов на сдачу в плен тем самым оставляя даже ничтожную пядь земли врагу.
Сталинград был сам по себе не простым городом, и мы дрались за него не только из-за того, что он назван в честь нашего великого вождя, а что имел выгодное географическое положение. Взяв Сталинград, немцы бы отрезали Кавказ от СССР, и мы лишились бы нефти. Так же выгода проявлялась и в дальнейшем наступлении на Москву с юга.
Еще меня тревожила мысль о том, что если мы оставим город, то враг двинется по всему Поволжью. А там моя любимая жена, с которой мы не виделись уже больше года. Мириться с этим уже было невыносимо, и я принял решение, не щадя своей жизни драться до конца, не пропуская врага в родной дом.
С этими мыслями, я начал уже свою войну, отведя на второй план свои прямые обязанности. После выноса бойцов с поля боя, я брался за оружие и поднимаясь в атаки с бойцами, каждый божий день, душил немца голыми руками. В один прекрасный момент, мою дерзость и смелость, заметил комбат, после чего всё и началось.
Эпизод 12: «Судьбоносная встреча»
В августе 1942 года наша 214-я дивизия вошла в состав 4-ой танковой армии. Мы бок о бок с танкистами защищали нашу землю. Эта армия была самой молодой. Она была создана в июле 1942 года. Тогда же я впервые увидел нашу танковую мощь в действии, и честно признаться был поражен. Красивые и грациозные танки Т-34-76, КВ-1, БТ-7, ломали хребет немецким панцерам Т-IV буквально с одного выстрела. Еще более привлекала служба в танковых войсках. Они имели неплохое жалование и паёк. Тогда я задумался о смене рода деятельности. Я мечтал о том, как буду бить врага и защищать родину, бороздя тропы войны на больших железных «чудовищах», а не лазать по полям и собирать остатки тел убитых и раненых. За год войны от таких зрелищ, у меня сильно нарушилась психика. Я не мог спокойно засыпать. Когда кто-то пытался зайти мне за спину, меня просто корёжило, и я тут же подскакивал с места хватаясь за пистолет. Одним словом, быть медиком на войне, хуже не придумаешь.
Опустим эти подробности, и вернемся к случаю, который со мной произошел где — то в сентябре месяце в Сталинграде. После очередного боя, я встретил своего давнего и лучшего друга Максимку, с которым мы до войны еще крепко дружили.
Я был жутко рад его видеть. Он рассказывал мне о том, как перед отправкой на фронт ему присвоили звание лейтенанта, как он уходил на войну, как был подбит несколько раз, горел, и даже получил орден за Ельнинский прорыв, осенью 1941 года. Я слушал его не перебивая, как вдруг прервав свой монолог, он тут же спросил:
— Лёшк, а давай к нам в танкисты? У нас, между прочим, очень хорошо! И платят прилично, и всегда при еде. А что? Отучишься в училище, получишь лейтенанта, и к нам в полк! А? Давай?
Вслушиваясь в его убедительный рассказ, я мысленно уже находился в танке.
Поделиться книгой: