Помоги проекту - поделись книгой:
То ли со сна, то ли вообще от проснувшегося на фоне возрождения пофигизма, Ирина Михайловна бодренько почапала за парнем в дом. Не испытывая никакого волнения.
«А зря» — подумала сразу же, как только увидела вставшего из-за стола ей навстречу седого импозантного невысокого мужчину с военной выправкой.
— Здравствуй, крестница! Не чаял тебя живой увидеть! — вот те на! Новости к ночи да недобрые. — Не помнишь меня? Дядя Котюшко я, Аринушка!
Ирина Михайловна напряглась, отступила к Дине и взяла ту за руку, всем видом показывая, мол, я должна его знать? Нянька пребывала в сомнениях. Ирина решила косить под дурочку.
— Я мало что помню, простите, — глазки долу.
Этот мужик непростой деревенский увалень, лекарь, да еще и военный, определенно умом не скорбен. Хотя поговорка про военных и маневры не на пустом месте возникла. Но больно у него взгляд пристальный. Нет, несмотря на внимание, какой-то прям жути он на неё не нагнал, но виноватой себя Ирина почувствовала.
— Я разговаривал с тем, кто тебя пользовал, его великим врачевателем не назову, раз допустил, что ты в горячке столько дней пролежала, но о случаях потери памяти после кризисов на фоне нервного потрясения лекарская практика свидетельствует. Да такие бывали случаи, что человек как другой становился. Но это не к месту тема. Присядь, девочка, и ты, Дина, садись, надо серьезно поговорить.
Неназванные Врея и Микола из избы удалились и дверь прикрыли. Тактичные какие, надо же.
Дождавшись внимания женщин, пан Костюшко поведал им новости, от которых Ирина Михайловна некоторое время дар речи вызвать и не пыталась.
А дело обстояло так. Покарав папеньку Арины, поразив девушку в правах и повелев убираться к… далеко, в общем, герцог местный со временем одумался (или подсказал кто): задержав в пути назначенного в Добруджу нового управляющего, озадачил того письмом поместье принять, а деву Добруджанскую Арину ко двору доставить. А не окажется той девы на месте, найти и все одно доставить, только уже не как гостью.
Управляющий этот с Подоленским воеводой выпил за знакомство и проболтался о намерениях герцога. А воевода, бывший однополчанин ротмистра, сообщил тому о перспективах крестницы и посоветовал девицу спасать. Герцог — властитель, конечно, хороший, но до молодых девиц уж больно охочь. Делайте, выводы, господа!
Ротмистр подхватился и, загнав лошадь, примчался в Градовец, где его слухи об Арине чуть не убили. В поместье соваться он не стал, а к Врее доехал. И, слава Спасителю, узнал, что девушка очнулась, и Дина с ней.
Дина сидела белее мела. Ирина молчала. Ротмистр ждал. Видя, что дамы соображать не могут, мужчина принял на себя командование парадом, за что Ирина Михайловна была ему искренне благодарна: перспектива стать чьей-то игрушкой вместо начавшейся новой жизни ее абсолютно не прельщала.
— Дина, тебе есть, что забрать в дорогу? Славия оставила что-то? Она мне говорила, что не надеется на мужа, и что ты — единственный рядом с дочерью верный человек. — Дина закивала и вытерла выступившие на глазах слезы. — Так, отставить плачь! Прям сейчас беги и забирай все, уедем в ночь, у меня коляска. Ать-два!
Дина подскочила и вылетела пулей из комнаты.
— Так, Арина, а теперь слушай меня. Я любил Славию всей душой и готов был остаться рядом на любых условиях. Но твоя мать не желала мне такой судьбы, поэтому я уехал. Теперь сожалею, что послушался. Да и обиделся, чего греха таить. Как мальчишка, вспылил, а ведь если подумать, она уже тогда что-то подозревала. Прости меня..
О смерти Славии я узнал только пару месяцев назад, когда вернулся на родину. Если бы не обязательства перед другом, спасшем мне жизнь во Фризии, я бы приехал еще тогда.
Когда новости о твоем отце дошли до поместья покойного, где я оставался все это время, я засобирался, но все-равно опоздал — ты заболела. Теперь уже поздно оправдываться, я понимаю, но отныне я — твой опекун, и сделаю все, чтобы помочь тебе добраться до родины Славии и устроиться там, как она и хотела. Перед моим отъездом твоя мать взяла с меня слово, что я тебя не оставлю, если с ней случиться беда. Она подготовила доверенность на мое имя, новые документы для тебя и Дины (знала, что нянька тебя не оставит), и приличную сумму денег в меняльной конторе в Куяве, которую ты сможешь получить. Документы у меня, я тебе их отдам, как только доберемся до порта. Пожалуйста, поверь мне, я довезу тебя до наследного имения Славии, а там ты решишь, нужно ли тебе мое присутствие. Договорились?
***
Попаданка слушала ротмистра молча. Она вообще решила больше молчать, особенно с ним. Ирина Михайловна по природе своей была не то, чтобы подозрительна, нет, скорее, разумно опаслива: близко ни с кем не сходилась, приятельствовала, по большей части, отдавая себя семье и музыке. Вот и сейчас возникший из ниоткуда опекун предшественницы вызывал у неё не страх, но настороженность, однако, в свете происходивших с ней событий, отказываться от его помощи она не хотела. Речь мужчины была довольно убедительна, доверительное отношение к нему со стороны уже знакомых женщин доказывало, что вреда он ей причинить не может, да и путешествовать незнамо куда в неизвестном мире с одной только домашней прислугой — верх глупости. Поэтому Ирина кивнула мужчине одобрительно и спросила:
— А до маменькиного имения далеко?
Пан Костюшко немного расслабился:
— Славия родом из русичей. Я сам там не был, но она рассказывала о небольшом имении, передаваемом в их роду только по женской линии, есть такая традиция в некоторых семьях в том краю. Расположено поместье недалеко от Курянска, где-то на востоке от границ с Лях-Поляцким герцогством. Как добраться, Славия объяснила, по дороге подробнее расскажу.
Если коротко, сначала доедем до Куявы, там найдем лодью и вверх по Десне до Чернигова, потом по Сеймову до Курянска, а там верст 30 на лошадях. На весь путь примерно месяц, может, быстрее: не знаю, как у русичей с дорогами. Остается надеяться на Святителей и удачу — закончил рассказ мужчина.
Ирина опять кивнула. Ротмистр вышел во двор, его не было довольно долго, как и остальных. Наша современница оставалась за столом, идти куда-то не хотелось: снова напала вялость. События набирали обороты, волнение росло, а тело Арины, истощенное недоеданием и болезнью, выдержать напор новостей и действий было не готово. Душа иномирянки старалась, только против природы не попрешь особо, да и времени на адаптацию ей высшие отвели всего ничего. Так что в одиночестве и ожидании Ирина Михайловна снова задремала.
Сколько прошло времени, неведомо, когда ее тронул за плечо вернувшийся пан Костюшко.
— Ариша, небось, спина затекла, ты чего на столе-то уснула? — тихо поинтересовался он. Ирина не до конца осознала, где она и что, и лишь протерла глаза.
В этот момент в дом ворвалась взволнованная Дина с небольшим холщевым мешком, положила его на стол и жадно выпила поданную ротмистром кружку воды.
— Ох, всё принесла! Страху натерпелась, покуда в склепе была.
Дина осенила себя крестом, и Ирина Михайловна отметила, что это крещение привычное, но двумя перстами. «Как у старообрядцев» — всплыло в памяти. — Всё легче, чем как у католиков, меньше ошибаться буду».
Дина же спешила поделиться переживаниями:
— Темно, тихо! Уж я молила панну, чтоб защитила! Обошлось. А по дороге услышала, как дворовые жаловались, что Врочек лютует, гоняет цельный день да бумаги какие-то жгёть, видать, боится нового управляющего, вот и прячет концы в воду. А ты, Аринушка, глянь, что мать-то оставила.
Ирина было потянулась к мешку, но опекун остановил.
— Панна Арина, позже. Сейчас надо быстро уехать, время дорого.
Дина всполошилась, подхватила Ирину под руку и потащила в комнату, отгороженную плотной занавесью.
— Куда ты меня тянешь, Дина? Что Врея скажет?
— Врея во дворе, яйца собирает, велела самим сундук разобрать, вещи там сохраненные.
И женщина, подтолкнув Ирину к стоящему у стены длинному сундуку, откинула крышку.
— Давай отберем, что нужно, да и поторопимся.
В результате разбора содержимого сундука Ирина обзавелась парой корсетов, красивыми нижними сорочками, несколькими подштанниками из тонкого материала, похожего на шелк, двумя такими же платьями, плетеной корзинкой с крышкой с мотками ниток, лент, иголок, ножниц и даже вязальных спиц, чему обрадовалась неимоверно. Зеркальце, гребни, шикарный платок наподобие павлопосадского, сапожки и туфли на каблучке, короткая шубка то ли из норки, то ли белки, плотное платье из шерсти и еще одна шаль отправились в завязанную узлом простынь. Ни книги, ни блокноты (похоже, дневники) Ирина брать не стала — ни к чему. Да и лишние в дальней дороге. Дина не возражала.
— И то правильно, Аринушка, куды тащить тяжесть такую. Вот украшения панновы возьми, негоже оставлять приданое, сгодиться, чай, да и память это о матери. Бери.
И Ирина, не глядя, положила поверх всего небольшую шкатулку. Закрыв сундук, они вышли в кухню, где у плиты колдовала Врея. На столе к мешку прибавилась корзинка со снедью, торопливо пополняемая хозяйкой. Увидев вернувшихся, она сказала:
— Ты, паненка, не сомневайся, я остатнее сохраню как свое. Пока жива, а не дождусь тебя, дочь сохранит. И еще тебе одёжу принесу на смену, где вы там искать лишнее будете. — Врея всхлипнула, отвернулась и пошла в комнату.
Благодаря ее заботе багаж отъезжающей пополнился простыми, но крепкими крестьянскими блузами и юбками в количестве 2 штук, длинными гетрами и деревянными сабо, а также чем-то вроде короткого пальто из очень толстой шерстяной ткани неопределенного цвета.
— Лето сейчас, но кто знает, как там-то будет, да и ночи холодные. Бери, не отказывайся.
Ирина с благодарностью обняла хозяйку, чувствуя, как в глазах собираются слезы. Забота чужого человека грела душу.
— Спасибо тебе, Врея! Я буду молиться за тебя и твоих родных!
— Ну, полно-те, паненка! Храни тебя Спаситель и святители его!
Глава 11
«Были сборы недолги, от Кубани до Волги мы коней поднимали в поход» — крутилось в мозгу Ирины Михайловны, когда корзинка с едой была прикрыта рушником, к ней присоединилась крынка с чем-то питейным, узлы проверены, и все присели «на дорожку».
Привычный обычай в незнакомом месте растрогал Ирину Михайловну до слез, но под строгим взглядом ротмистра женщины не смогли устроить слёзорозлив, и спустя несколько минут прощание завершилось у стоявшей на улице крытой повозки. В темноте обнялись еще раз, ротмистр сел на место кучера, Дина с Ириной забрались внутрь, и карета тронулась с места, постепенно набирая скорость. Деревня осталась позади, как и первый этап новой жизни попаданки Валиевой.
***
Под мерное покачивание кареты (слава богу, у нее имелись рессоры!), Ирина, прислонившись к плечу Дины, задремала, да так, что очнулась только, когда карета остановилась и распахнулась дверца. В глаза хлынул утренний свет, прохлада заставила поежиться, а улыбающаяся физиономия Миколы стала апофеозом впечатлений.
— Ты как здесь оказался? — почти одновременно воскликнули пассажирки.
— А он нас по дороге поймал — послышался голос ротмистра. — Я в темноте его чуть на смерть не сбил, дурака. Возьмите, говорит, меня с собой, я вам пригожусь. У меня и бумага есть! — Костюшко улыбнулся и потрепал парня по вихрам. — Как думаете, панны, нужен нам такой беглец?
Ирина не возражала, а вот Дина разразилась гневной тирадой в отношении непутевого племянника (вот оно что!), но быстро успокоилась. Микола явно ожидал такой реакции, стоял и смиренно держал взор долу, пока тетка не прооралась, а потом сказал:
— Да ладно тебе бушевать, тётка Дина! Ну, сама подумай, на кой ляд мне там оставаться? Одному-то? Ждать, пока Врочек прибьет или еще чего? Я и сам хотел сбечь, да страшновато было. А с вами-то я хоть на край света готов! Как же хочется мир посмотреть! Где-то, говорят, и море есть! Не хочу всю жизнь в конюшне провесть!
Было ясно, что гнать парня бессмысленно, все равно назад не вернется, а бросить на произвол судьбы местного авантюриста никому из взрослых (включая Валиеву) не позволили бы и сердце, и здравомыслие. Парень уловил изменение настроения в свою пользу подобно сверхточному прибору, подмигнул Арине и приплясывая, пошел за ротмистром искать место для привала. «Вот ведь шельма!» — внутренне восхитилась юношей Ирина.
Отведя коней в сторону от тракта, в лесочек, путешественники поели припасенные Вреей пироги, посетили кустики, и когда солнце поднялось выше, продолжили путь.
На сей раз окошки кареты ротмистр распахнул, и Ирина смогла увидеть местность, по которой они проезжали. Ничего принципиально нового она не увидела: поля, деревеньки, островки леса, голубые небеса, медленно плетущиеся крестьянские телеги — и лошадные, и воловьи, обгоняющие их редкие кареты. До города Куявы (Киев?) путь занял остаток ночи и весь день. Ирина не спрашивала про расстояние, а ротмистр, сев к ним в карету, почти сразу уснул, и беспокоить его женщины не стали. Микола правил лошадьми и демонстрировал здоровый оптимизм.
***
В город, издали блестевший куполами церквей и белокаменными стенами, въехали под вечер. Высокие и широкие ворота в городской стене пропустили внутрь поселения, и по булыжным мостовым карета, стуча колесами, покатилась меж рядов в основном каменных построек куда-то вглубь, пока не остановилась около двухэтажного здания из красного кирпича.
— Выходим, — спрыгнув на площадку перед лестницей, сказал бодрым после краткого отдыха голосом пан Костюшко.
— Это постоялый двор, здесь мы остановимся, пока не найдем лодью. Место относительно тихое, но одним выходить в город не советую.
Он повернулся к молчавшим женщинам.
— Дина, поняла? Арина не должна оставаться одна. Возьмем 2 комнаты рядом, ванну в номер закажу, а мы с Миколой займемся лошадьми. Поужинаем вместе, в комнате. Пойдемте.
Женщины покорно последовали за ротмистром, а Микола повел лошадей на конюшню, расположенную за постоялым двором.
Оформление и оплата не заняли много времени и услужливый паренек в чистой одежде, состоящей из рубахи-косоворотки с широкими рукавами и шаровар, заправленных в короткие сапоги, бодренько провел их из небольшого приемного зала в просторное помещение, заполненное столами, лавками и сидящими за ними постояльцами. Потолок венчала огромная кованная круглая люстра с тремя рядами свечей, а на каждом столе стоял подсвечник, поэтому было довольно светло. В обеденном зале пахло едой, немного алкоголем и пивом, слышалась приглушенная речь присутствующих и крики официантов, передающих заказы на кухню.
Стюард по узкой деревянной, поскрипывающей лестнице завел приехавших на второй этаж, чуть провел по полутемному коридору и, распахнув одну из дверей, пригласил внутрь небольшого номера с широкой кроватью и окном, застекленным наподобие витража маленькими кусочками мутноватого стекла. Освещение и здесь состояло из подсвечника и канделябра в углу, ловко разожженых лакеем. Темного дерева стены, стол и стулья со спинкой завершали интерьер.
Ирина огляделась, и парень указал на закуток справа от двери:
— Панна, уборная здесь, рукомойник полон воды, лохань для омовения и горячую воду поднесут чуть позже, как и ужин. Располагайтесь, — и, не дожидаясь ответа, шмыгнул в коридор, прикрыв за собой дверь.
Действительно, воду принесли два молодца через несколько минут, а приятная девица — полотенца, свежие простыни и мыло.
«Сервис прям на уровне» — хмыкнула про себя Ирина Михайловна и пошла умываться.
***
Ополоснувшись и переодевшись во Вреину одежку, Ирина с боем отправила на помывку Дину, от запаха которой в карете могла едва дышать. Женщина отнекивалась, но под натиском паненки все же помылась и переоделась, ворча, что зря воду тратили, да и наряд постирать надо бы, а где тут?
Вопрос решил принесший ужин лакей:
— Наша прачка берет стирку в ночь, и к вечеру, а то и днем, одежда будет чистой. Вы только оплатите.
— Спасибо, милейший, мою тоже захватите, я спущусь после ужина и заплачу прачке, — распорядился пан Збышек. — Так, Микола пока моется, садитесь, он поест позже, а вот я уже терпеть не в силах.
Глава 12
Ирина Михайловна лежала в постели рядом с сопящей Диной и проворачивала в голове информацию, полученную в последние дни и часы.
Получалось следующее: мать Арины явно предвидела свой конец, как и возможную катастрофу со своим мужем. Даже если Славия и ошиблась в масштабах случившегося, отцу девочки она доверять перестала давно. Поэтому подготовила для дочери пути отступления: документы на имя Арины Черень, урожденной Добруджа, позволяли той вступить в права владения наследным женским поместьем по достижении 18 лет, для чего в свидетельстве о рождении возраст девушки был указан на год больше. И теперь до «совершеннолетия» Арине оставалась пара месяцев. По расчетам ротмистра, этого хватит, чтобы доехать до места назначения: имения Древляны под Курянском. Подтверждение личности дублировалось семейным перстнем и гривной, обнаруженными в шкатулке, сохраненной Диной в фамильном склепе. Там же лежали и письма Славии к дочери и к управляющему имением. Остальные бумаги, в том числе, новые документы Дины, она передала ротмистру. Об этом он сообщил за ужином.
— Хорошо выспитесь ночью, вставать не торопитесь, о завтраке я договорился. Мы с Миколой с утра пойдем на пристань искать корабль до Чернигова и постараемся заодно продать карету и лошадей. Нет смысла тащить их с собой.
— А такое возможно? — не сдержала удивления Ирина.
— Если нас возьмет на борт н
Поданный ужин был не богат, но сытен: овощное рагу с мясом, пироги с ягодами, взвар и пиво для мужчин. Хлеб большими ломтями напоминал бородинский. А вот об овощах Ирина точно сказать не смогла: она узнала лук и морковь, вроде укроп и петрушка присутствовали, а вот что составляло основную массу, опознать не удалось. Варево чуть горчило и было пресновато, на Иринин вкус, но хорошо насыщало.
Только лежа и размышляя, Ирина осознала, что овощем в рагу, должно быть, была репа. У себя на огороде Ирина ее не растила, хотя соседки год от года предлагали. У Ирины Михайловны репа интерес не вызывала. И вот, поди ж ты, пришлось попробовать. Жаль, если здесь нет картошки!
***
Как и предложил опекун, большую часть следующего дня девушка с нянькой провели в гостинице, перекладывая вещи и читая эпистолярное наследие.
Ирина испытывала неловкость, распечатывая письмо умершей матери к умершей же дочери, но под взглядом Дины не сделать этого не могла. Так она обнаружила, что вполне понимает написанное, поскольку это оказалась кириллица, только с устаревшими к нашему времени отдельными буквами.
После прочтения, сама не ожидая, Ирина расплакалась, так ей было жаль и Славию с ее несчастливой судьбой, и ее несчастную дочь, о ранней смерти которой мать и не помышляла. Позже Ирина сожгла письмо, не считая себя вправе его хранить.
Славия рассказала дочери о своих сожалениях по поводу раннего ухода, наказывала беречь себя и доверять ротмистру, а пуще всего не торопиться отдавать свое сердце случайному мужчине. «Цени себя, дочка, слушай сердцем, но умом проверяй, не ведись на красивое лицо да сладкие речи — поступки говорят больше. Не повторяй мою судьбу» — писала из последних сил мать Арины.
Нянька по своему расценила слезы подопечной:
— Ну, что ты, девонька, полно убиваться, ты жива, как и хотела панна Славия. А доедем до места, так и вовсе хорошо жить будем. С паном Збышеком-то оно вернее будет. Врея мне про него только ладное говорила, да я и сама вижу — мужчина он верный. Так что, не плачь. Ужо всё сладится. Лучше вон, руки займи, время быстрее пройдет, — и Дина сунула Ирине корзинку с нитками.
Иномирянка сложила письмо в шкатулку и принялась перебирать содержимое корзинки. Нитки было преимущественно шелковые, тонкие, разных цветов. «Для вышивания», — поняла женщина. С этим будут проблемы: вышивать Ирина не умела, а вот обнаруженные железные спицы и крючок с маленьким сечением ее порадовал. Заметив интерес девушки, Дина сказала:
— Гляжу, материно наследство тебя радует. Славия-то любила вязать этим
И Ирина занялась делом: почистила об лоскут ткани крючок, достала суровую нить отбеленного льна и привычно набрала петли.
Так и просидели до возвращения мужчин.
Глава 13
Новости, принесенные ротмистром, и радовали, и тревожили одновременно: им удалось договориться о месте на корабле, отправляющемся поутру следующего дня. Поэтому после обеда решено было пойти в лавку менялы, чтобы забрать деньги Славии. Ирина ничего не говорила, но про себя сильно удивлялась такому «банку». Кто ж держит чужие деньги годами?
Вторым пунктом посещения города станет Подол — ремесленный центр, где закупят необходимый минимум для путешествия. И это была тревожная весть, поскольку плавание займет не менее недели, только до Чернигова. О еде капитан посоветовал сильно не беспокоиться, поскольку нордманы часто останавливаются рядом с прибрежными деревнями, там и отовариваются или готовят на кострах на берегу. Потому что команды северян — сплошь воины, любят мясо, и сходить в лес или поле за добычей у них не зазорно. А рыбу ловят прям с кормы.
Поделиться книгой: