Философия сознания без объекта. Размышления о природе трансцендентального сознания

После периода погруженности в это Высшее Состояние, функционируя на уровне субъектного сознания, я несколько беспокоился – не ошибиться бы как-то в интерпретации[87]. Чтобы проверить себя, я предпринял поиск в доступной литературе, но не находил явного подтверждения, пока мне не попался перевод материалов тибетского буддизма, изданный Эванс-Вентцем[88]. Здесь я, наконец, наткнулся на фрагменты, в которых Изначальное Сознание (обозначенное разными символами, в частности термином «Ясный Свет») представлялось содержащим как состояние нирваны, так и состояние сансары. Это обеспечивало концептуальную форму, которая подтверждала мою собственную интерпретацию завершающего этапа Постижения. Становилось также ясным, что иногда термин «нирвана» используется как синоним этого «Ясного Света» (состояния, которое не субъективно и не объективно), тогда как в другом контексте оно относится лишь к сугубо субъективному состоянию. В конце концов я сконструировал символ «Безобъектное Сознание», смысл которого аналогичен (если не идентичен) тибетскому понятию «Ясный Свет». Таким образом, к уже обнаруженному мной эмоциональному значению было добавлено интеллектуальное.

Безобъектное Сознание и есть замкóвый камень, который венчает всю арку. Это последний шаг, необходимый для построения законченной системы представлений о сознании. Нирвана оказывается определенной фазой сознания, как бы звучащей контрапунктом по отношению ко всей сумме состояний сансары; сознанием, вышедшим за пределы «я», сосредоточенного на объектах. Это как бы противоположность всему сознанию субъектно-объектного типа. Но признать (или осознать) некое состояние и его противоположность разрозненными этапами – это еще не завершение цикла, поскольку эта пара подразумевает наличие того, что вместило бы ее в себя. Общее вместилище усматривается в Безобъектном Сознании, которое предлагает основание, с которого и нирвана, и сансара видны в должной перспективе. Безобъектное Сознание является нейтральным по отношению к любой полярности и поэтому, в принципе, дает власть над всеми противоположностями. Оно создает основание для определенной философской интеграции, которая не является ни интровертной, ни экстравертной. Это подразумевает философию, которая в целом не является ни идеалистической (в субъективном смысле), ни «реалистической», но может сочетать в себе и идеалистический, и реалистический аспекты. Она будет равно приемлема как для религиозного, так и для научного сознания.

На самом деле рабочее сознание человека не является исключительно сансарическим. Порабощенность человека субъектно-объектным сознанием отражается в том характерном факте, что анализ сознания преуспел в распознавании лишь элементов сансары. Для большинства людей нирвана погружена в тот мрак, куда личное «я» не имеет доступа – как во сне без сновидений. В нашем (присущем Западу) философском анализе относительного сознания мы в конечном счете всегда натыкаемся на голую стену, но даже наличие такого предела не сумело скрыть, что сознание является неким потоком. Откуда исходит этот поток и куда течет? Для обычного субъектно-объектного сознания окончательным ответом будет: «Из Неведомого в Непознаваемое». Но это верно лишь для рассматриваемого типа сознания. В смысле гнозиса[89] сознание может пойти (и идет) глубже, отодвигая это Неведомое все дальше и дальше – в Трансцендентную Полноту. А кто может теоретически установить конечный предел этого отступления Неведомого?

Состояние Нирваны вовсе не далеко, оно рядом, буквально под рукой; оно даже ближе, чем Вселенная объектов. Между исключительно субъективным элементом субъектно-объектного сознания и нирваной нет никакого отличия. А что же ближе человеку, чем его самое непосредственное «я» – то, что он зовет собой и что всегда присутствует, как бы ни менялось содержание сознания? Человек имеет способность видеть, но он постоянно проецирует себя на видимые объекты и, вдобавок, интроецирует[90] объекты на себя, тем самым налагая на себя ограничения этих объектов. Все человеческие проблемы возникают из этого, и нескончаемый поток неразрешенных (или полурешенных) проблем невозможно устранить до тех пор, пока эта порочная привычка не будет устранена. Всякое иное средство есть лишь частичное устранение симптомов, не затрагивающее причины. Такое временное облегчение, быть может, приносит больше вреда, чем пользы. Я нередко склонен думать именно так: ведь если бы пребывание в западне стало совсем невыносимым, индивидуальный человек, пожалуй, активнее старался бы вырваться из нее и, возможно, преуспел бы в решении всей жизненной проблемы. Весьма вероятно, что сделать с помощью полумер эту западню более выносимой – значит отсрочить кризис и увеличить всю сумму страдания. Сумей человек так поменять направленность своего низшего сознания, чтобы увидеть свое вúдение, он тут же разорвал бы связь с объектами. Конечно, выражение «видеть вúдение», опять-таки, сформулировано на языке субъектно-объектного сознания – никакого другого языка у нас просто нет. При подлинном вúдении видения объект и «я» становятся идентичными.

Если индивидуум наконец научился отделять свое «Я» (субъект) от всей Вселенной объектов, он как бы уходит просто в точку сознания. Но в тот момент, когда ему это удалось, точка превращается в некое пространство, в котором «Я» и содержание сознания слиты в одно нераздельное целое. Я назвал это Пространственной Пустотой. Тут следует понять, что это не есть некое состояние, в котором данный индивидуум просто находится в пространстве; он, как «Я», тождествен всему Пространству. Это не есть сознание, действующее посредством какого-то тела и сознающее объекты; это субъективное состояние, отделенное от всяческих тел и не связанное с объектами. Но было бы неверно считать его сугубо однородным сознанием в смысле фиксированного состояния, совершенно лишенного разнообразия, ибо сознание и движение в некотором смысле нераздельны.

Чтобы прийти к символическому понятию, которое могло бы в известной степени намекнуть на движение в нирване, необходимо проанализировать движение во Вселенной объектов, а затем ввести противоположный ему вид движения. Сознание объектов атомарно. Под этим я подразумеваю, что оно представляет собой ряд дискретных состояний, или представлений (в том смысле, в каком Кант говорил о многообразии эмпирического материала). Это хорошо иллюстрирует кинолента, состоящая из серии неподвижных снимков, проецируемых на экран в быстрой последовательности. На самом деле зритель видит не движение, а просто серию неподвижных изображений. Фактически запечатлевается лишь какой-то малый фрагмент подлинного события. Но кино действует на зрителя почти так же, как настоящие сцены, разыгрываемые живыми актерами. Следует заметить, что камера, по существу, воспроизводит процесс зрительного восприятия. Чтобы увидеть образ, требуется некоторое время, поэтому видимое движение внешних объектов на самом деле – не более чем серия образов с разрывами между ними. Все это означает, что мы не видим непрерывности. То же верно и относительно других органов чувств, поскольку в любом восприятии всегда присутствует временной фактор. Анализируя движение, мы опять-таки всегда придаем ему дробную структуру (даже если конечные фиксированные элементы бесконечно малы). Таким образом, и опыт, и мысль имеют дело с множествами, и никогда – с подлинными непрерывностями. В связи с этим отметим глубокое значение анализа Вейерштрасса[91]. Весьма строгие изощренные размышления привели Вейерштрасса к выводу, что такого явления, как движение, не существует: есть лишь серия разных состояний или положений, занимаемых объектами. Я не вижу, как можно всерьез оспаривать это утверждение, если воспринимать данную интерпретацию по отношению к Вселенной объектов в ее чистоте (при абстрагировании от целого). Это просто означает, что характерные для мира объектов непрестанное становление и бесконечное умирание суть не подлинные непрерывности, а серия моментальных состояний. Такова точная интерпретация состояний бытия, каким оно предстает объективному сознанию, оторванному от иных измерений сознания и поэтому полностью немистическому. Эта интерпретация прекрасно обнаруживает отсутствие глубины или субстанциональности во Вселенной, абстрактно рассматриваемой в качестве исключительно объективной. Последовательности таких состояний суть не более чем мертвые картинки, не имеющие ни жизни, ни наполнения, – конгломерат пустых терминов.

Противоположностью той фантасмагорической последовательности, которая составляет абстрагированную в ее чистоте Вселенную опыта и мысли, является подлинный континуум. Первая – суть раздробленная множественность, второе – суть текучее единство. Да, человек пришел к понятию непрерывности, но, как показал Вейерштрасс, ее никто реально не мыслит. Противоположностью дискретности является континуальность, которая неизбежно признаётся в тот момент, когда человек сознаёт множественность, но это признание заключает в себе больше, чем действие сознания в смысле объективном. Непрерывность присуща внутренним глубинам сознания. Это просто иллюстрирует тот извечный факт, что подлинное сознание человека постоянно действует как в сансарическом смысле, так и в нирваническом. Однако, хотя анализ вполне охватывает сансарическую фазу, в отношении нирванической он обычно слеп.

Все это приводит нас к пониманию того, что единство Сознания Нирваны лучше символизируется понятием подлинного континуума, а не конечным числом «1». «Единица» есть что-то фиксированное, представляющее собой лишь пустой термин, который в свою очередь всегда подразумевает множественность всех чисел. Иными словами, единство числа «один» является не конкретной реальностью, а некой абстракцией. Единство Состояния Нирваны по-настоящему символизируется именно единством континуума. Нирваническое Состояние не раздробленно, а текуче. Оно без частей (в смысле конечных фрагментов) и является непрерывно текущим и замкнутым на себя потоком. Это не движение от прошлого к будущему, подразумевающее разделительную точку «настоящее», а течение, объемлющее всю полноту, которая выглядит во Вселенной объектов серией моментов времени.

То, что в человеке выступает как неизменное «Я», Зрителем в театре Вселенной, является точкой раздела и объединения двух миров сознания. Перед нашим сознанием лежит Вселенная объектов, за которым простирается глубина «Я», которая и есть нирвана. Но глубина «Я» есть также и глубина всех объектов. В ней мы имеем не просто лишь пустой конгломерат терминов, которые различает «Я»; мы имеем континуум, в котором обратная сторона «Я» тождественна оборотной стороне всех объектов. Здесь сознание, субстанция, энергия и жизнь суть взаимозаменяемые термины. К тому же здесь на смену бесплодному и пустому «конгломерату терминов» приходит плодотворный Смысл. Без этого Смысла человек просто не может жить. Чем более тесно человек отождествляет себя с объектами (попросту с «конгломератом терминов»), тем сильнее он истощается. Если это состояние продолжится слишком долго, в итоге наступит настоящая смерть. (Под настоящей смертью я имею в виду утрату самосознания.)

В реальной жизни человеку редко удается полностью изолировать себя от притока сознания из глубин. По большей части мы получаем такую подпитку, не сознавая (в смысле индивидуального «я») этого. Сами того не понимая, мы получаем подкрепление – а иначе жизнь в мире объектов пропала бы уже сейчас. Но у всех, за небольшим исключением, людей этот живительный поток настолько слаб, что человек страдает от мук медленного истощения. Потребность в том, чтобы этот поток усилился, чрезвычайно велика. Это усиление осуществляется открытием глубинных врат посредством Постижения (хотя бы частичного). То есть надо хотя бы в какой-то мере осознать поток Нирванического Сознания и свою тождественность ему. Мы больше нуждаемся в философии, понимаемой как Путь Жизни, с меньшим акцентом на системах пустых «конгломератов терминов».

* * *

Уже говорилось, что ключом к Сознанию Нирваны является сохранение самосознания при отключении способности восприятия и мышления. Такова суть метода, из которого ясен смысл сделанного шага. Но на практике такое полное отключение может входить, а может и не входить в процесс преображения. Если восприятие и мышление полностью исключены, тогда сознание Вселенной объектов пропадает совсем (временно или навсегда). Это и есть мистическое разрушение Вселенной и пробуждение к Состоянию Нирваны. Объективный наблюдатель видит, что индивид, который осуществляет это, вошел в состояние полного экстатического транса, в котором происходит как бы приостановка протекания процессов жизни и сознания в сансарическом смысле. Это всё, что может наблюдать ученый как ученый. И если наблюдатель придерживается теории, согласно которой сансарический тип сознания является единственно возможным сознанием, тогда он скажет, что транс влечет за собой полное угасание сознания (во всех смыслах). Такую позицию занимают некоторые психологи, но, будучи неспособными обнаружить то, чего не в состоянии увидеть, они совершенно не компетентны в оценке рассматриваемого нами состояния. Простой наблюдатель в этом вопросе абсолютно беспомощен. Сам сознающий может сообщить о непрерывности своего самосознания, но наблюдатель как таковой никак не может этого проверить. Если же он, в свою очередь, сам станет сознающим, тогда он будет Знать, но это знание не будет результатом его наблюдения за какими-то внешними состояниями или условиями. Он перестанет быть просто наблюдателем.

Заметим также, что с помощью определенной видоизмененной техники можно стать сознающим и в то же время в какой-то степени остаться наблюдателем. В этом случае буквальное «отключение» заменяется разобщением двух видов сознания. Способность восприятия и мышления как бы остается на одной стороне, тогда как большая часть принципа самосознания (но не весь) погружается в глубину. В таком случае это уже не какое-то отключенное состояние транса, а что-то вроде торможения сансарического сознания и потока объективной жизни. Сохранять это равновесие крайне важно, поскольку у принципа самосознания есть постоянная склонность «заваливаться» то на ту, то на другую сторону, но если с помощью твердой воли равновесие сохраняется и способность самоанализа действует четко, тогда можно быть сознательным сразу на двух уровнях. В этом случае главный эффект исключения восприятия и мышления достигается разобщением.

Существенным преимуществом последнего метода является то, что в нем осознанно соединяются два уровня сознания. Это облегчает конструирование интерпретационных символов, а также открывает дверцу, через которую в эту Вселенную объектов можно направить поток Сознания Нирваны и более или менее сознательно управлять им.

С точки зрения Безобъектного Сознания нет никакой проблемы бессмертия. Непосредственно познанная истина такова: «Бессмертие есть, но никакая воплощенная или порабощенная объектами фаза сознания не является бессмертной». Это просто означает, что Море Сознания как совершенно не обусловленное временем не имеет ни конца, ни начала, но те его части, в которых Море поддерживает объекты, временны. Таким образом, человек как человек не является бессмертным. Здесь следует понимать, что «человек», а также и любое иное наименование некого объекта есть лишь обозначение какой-то ступени Пути. Бессмертие же относится к сознанию как к принципу, а не к его фазам. Человек может достичь бессмертия путем наложения своей развитой способности самосознания на само Изначальное Сознание, но в этом случае он просто перестает быть человеком. Нирвани больше не человек, хотя в его случае обособленный принцип сознания прошел через человеческую фазу. Фактически, нирвани – это скорее Божественная, чем человеческая сущность. Принцип сознания является пилигримом, который проходит через многие фазы, вынося из них множество ценностей постепенно пробуждающегося самосознания. Когда посредством смещения фокуса сознания человеку удается ассимилировать этого пилигрима, тогда его «Я» едино с бессмертным сознанием, но это «Я» перестает быть человеческим. Иначе говоря, все соматические фазы временны; поток же сознания – без начала и конца.

Но хотя бессмертие перестает быть проблемой, возникает совсем иное затруднение. Его можно выразить в такой форме: «Как в безначальном и бесконечном Изначальном Сознании возникли преходящие состояния?» Я здесь не делаю попытку как-то решить эту проблему, а просто указываю на изменение ее формы. В этой новой проблеме, в отличие от прежней, касающейся бессмертия, нет никаких трагических подтекстов. Рефлексивное сознание с помощью интуиции и наблюдения может на досуге взяться за ее решение (благо на это можно тратить хоть все время мира). Сформулированная таким образом проблема не ставит на карту никаких глубоких религиозных или психологических потребностей. Решение этой проблемы будет иметь теоретическое и рабочее значение, но тут уже нет никакого давления времени, принуждающего рефлексивное сознание к скорому решению.

Здесь я могу предложить лишь одно соображение. Немыслимо, чтобы бесформенное и бескачественное Изначальное Сознание вдруг в какой-то момент начало проецировать Себя в субъектно-объектный ряд состояний. Вернее, немыслимы ни начало, ни конец этой серии состояний – одно состояние всегда является следствием состояния предыдущего и причиной того, что последует. Безобъектное Сознание не является какой-то Первопричиной; это субстрат, лежащий в основании всех возможных состояний и причин.

* * *

Для того, кто ознакомился со всем потоком философии Запада со времен греков и до наших дней, должно быть очевидно, что существуют некоторые различия в основах и оценках, по которым на протяжении всего этого периода у философов не было согласия. Развитие научного знания, математики и гносеологической критики не преодолело этих различий и не привело к философскому согласию. Все развитие имело следствием лишь изменение форм, в которых проявлялись эти различия, так что они стали утонченнее и интеллектуально изощреннее, однако основные различия все же сохранились, хотя и значительно видоизмененные в своем выражении. Все еще есть несовместимые философские школы, представленные людьми сопоставимого уровня интеллектуальных способностей, образования и знаний. Все это наглядно показывает, что факторы, вызывающие эти философские различия, уходят своими корнями глубже, чем материал, с которым может иметь дело наука, которая неспособна разобраться в нем (фактурно и интерпретационно) раз и навсегда.

Некоторые психологи приняли во внимание эти философские тенденции и показали, что они связаны с различием психологических типов. Непосредственно приемлемые основания и ценности не являются одинаковыми для всех людей. И сам этот непосредственный элемент больше относится к религии (в широком и фундаментальном смысле), чем к науке. Это что-то предшествующее науке, а не вытекающее из нее. Фактически, та позиция, которая делает возможной научную точку зрения, по самой своей природе относится как раз к этим более фундаментальным и вненаучным установкам. Справедливость требует, чтобы мы приняли различия установок как сравнительно обоснованные и отказались от надежды на общефилософскую договоренность (и от стремления к ней). Расхождение в представлениях между разными философиями и желательно, и необходимо.

Философские системы можно поделить на две принципиальные категории в соответствии с двумя типами различий в оценке. Одно из различий выражается в характере оценки двух основных групп объектов: объектов органов чувств и объектов мысли. Другое – в оценке «объективного» как такового в сравнении с субъективным полюсом сознания. Я намерен кратко обсудить эти отличия, чтобы яснее увязать с ними свою собственную систему.

Очевидно, что преобладающее большинство людей теоретически и практически чаще всего принимают субстанциальную реальность объектов восприятия (особенно в терминах социального бодрствующего сознания нашей обычной жизни). Эту позицию занимает большая часть ученых (если не все), занимающихся техническими науками, а также и большинство людей действия. Среди современных философских направлений такую точку зрения определенно (и иногда довольно наивно) принимает натурализм. В значительной степени (хотя и не вполне) это верно и в отношении представителей прагматизма. Позиция неореализма сложнее, потому что объекты там понимаются не как объекты восприятия или мысли, но как некие независимые явления, которые по своей истинной природе не являются ни психическими, ни физическими, хотя и могут входить и в психические, и в физические системы, не меняясь в своей сущностной природе. Однако в своих оценках неореализм явно и откровенно объективен, а потому ближе к прагматизму и натурализму, чем к идеализму.

Есть меньший класс людей, которые считают объекты мысли более реальными, чем объекты чувств. Их представляют философские системы рациональной схоластики, собственно рационализм и те системы, которые сейчас называют системами интеллектуализма. Между этими философскими течениями и натурализмом, неореализмом и идеализмом возможно большее или меньшее слияние, хотя они определенно непрагматичны (последняя школа, по-видимому, почти всецело объединяется на принципе антиинтеллектуализма – в философском смысле).

Две вышеупомянутые группы в основном согласны в том, что придают первостепенное значение объектам (в том или ином смысле), а разделить их можно, считая одну группу сенсуалистами, другую же – рационалистами или интеллектуалистами. Обеим этим группам противостоят те, кто придает большую реальность субъективному полюсу сознания. В философии их представляют идеализм и ведантизм. Однако похоже, что этот класс более широко представлен теми индивидами, которые самовыражаются преимущественно не в сугубо философской форме. Чаще их послания имеют мистический облик, являясь скорее поэтическими, чем философскими. Но и в этой мистической группе еще следует отличать тех, кто подчеркивает единение с Богом, от тех, кто акцентирует единение с «Я» (в трансцендентном смысле). Однако все мистическое движение отличается субъективной направленностью, так что, когда акцент делается на объектах более или менее Божественных, объекты эти скорее тонкие, чем плотные.

В представляемой системе философии все объекты считаются вторичными и имеющими поэтому в лучшем случае лишь производную или символическую реальность. Тем не менее некоторые объекты могут быть относительно более реальными, чем другие. Я уже отмечал, что оценка здесь не абсолютная; она зависит от поставленной цели. Таким образом, обычным плотным объектам органов чувств, общим для бодрствующего сознания разных людей, не придается высокий статус как таковой. Объекты из сновидений и мистические объекты наделяются, по сути, тем же весом. В зависимости от конкретной цели объекты того или иного класса можно считать имеющими реальность высшего порядка. Относительно объектов этих двух классов – тонких или плотных объектов чувств и объектов мысли – применяется тот же принцип. Для некоторых целей можно считать, что объекты мысли (или определенные классы объектов мысли) менее реальны, чем объекты, воспринимаемые органами чувств. При этом для других целей может быть верным обратное. Подытожим: все объекты любого типа (объекты восприятия или мышления), по большому счету, обладают лишь производной реальностью и поэтому могут считаться лишь кажущимися.

Осталось обсудить взгляд данной системы на субъективный полюс сознания. Под ним я подразумеваю то, что обычно называют словами «эго» (в личном или более высоком смысле), «я» или «атман» (в индивидуальном или высшем смысле). Подобно тому как отличаются друг от друга разные классы объектов, определенные отличия есть и в субъективном полюсе сознания. В данной системе субъективный полюс (и в его низшем, и в высшем аспектах) рассматривается как отражение или противоположность объекта как такового (хотя в более высоком смысле он видится, по сути, высшим полюсом). Это означает, что любое «я» (эмпирическое или трансцендентное) является таким же вторичным, как мир объектов. Таким образом, данную систему не следует отождествлять ни с ведантизмом, ни с современным идеализмом – хотя в процессе своего формирования она прошла через эти школы интерпретации и поэтому генетически (хотя и не обязательно формально) стоит ближе к ним.

Окончательная позиция такова: Единое (непроизводная Реальность) есть То, что я называю «Безобъектным Сознанием». Это Первичное Сознание само по себе, которое следует отличать как от сознания в смысле содержания или состояния, так и от сознания в качестве атрибута «Я», или атмана (в любом значении). Это Сознание, о котором ничего нельзя утверждать помимо того, что Оно есть. От Его бытия зависит все остальное, Оно же остается самосущим.

Проблема средств непосредственного достижения индивидом Безобъектного Сознания весьма сложна, и решение ее имеет множество вариантов, соответствующих психическому статусу разных индивидуумов. Все свидетельствует в пользу той точки зрения, что это достигается в результате последовательной серии таких этапов, на каждом из которых отказываются от низших привязанностей и отождествлений в пользу более высоких. Причем процесс этот повторяется вновь и вновь до тех пор, пока в выигрышном положении высокой трансцендентной позиции не появится возможность сделать окончательный шаг. Здесь нет возможности обсуждать вопрос техники более детально, чем это общее утверждение.

Независимо от реального достижения Безобъектного Сознания можно принять его как символ в качестве объекта размышлений и использовать его в целях философской и общей мистической интеграции. То есть можно принять символ в качестве базовой посылки, а потом проследить, какие из нее следуют выводы. Есть основания полагать, что такого рода процедура возможна в среде культуры Запада, но может вовсе не подходить культуре Востока или всем прежним культурам, от которых до нас дошли письменные свидетельства. Я считаю, что эта возможность вытекает из особого уровня развития у нас математики. В ней мы превосходим все иные культуры, и, насколько я понимаю, всем, в чем мы преуспели помимо математики, мы тоже обязаны ей. В других же аспектах, относящихся к более высоким вечным ценностям, имеются культуры Востока (нынешние или прежние), которые существенно превосходят нашу. Несомненно, что индивид (или класс) добивается лучшего благодаря своей силе, а не слабости. Поэтому мне хочется выделить «математический» путь как сильную сторону культуры Запада.

Математические ценности основываются на базисе, который вполне имперсонален и универсален. Их авторитетность не зависит от имени автора того или иного математического труда. В своей чистоте математика имеет дело лишь с трансцендентными, идеальными объектами высочайшего уровня мыслимой абстракции и универсальности. Сознание математика как математика в существенной степени оторвано от «я» и объектов. Конечно, он не вполне свободен от этих факторов, но в математическом сознании такая свобода реализуется больше, чем где-либо еще (если не говорить о высшем самадхи). Здесь и кроются возможности чистой математики как инструмента очень высокой степени преображения сознания.

Повторю снова: чистая математика – единственный реальный инвариант, которым мы располагаем в вечно переменчивой фантасмагории опыта. Когда кто-то предпринимает попытку переплыть неведомое море, ему, чтобы не рисковать безнадежно заблудиться, нужно иметь нечто, неизменно указывающее избранное направление. Конечно, есть глубокое ощущение, что таким инвариантом является чистое «Я», но свойственная людям Запада психология слишком объективна в своей ориентации, чтобы допустить теоретическую (тем более – практическую) возможность достижения этого «Я». В Индии ситуация совсем другая. Данное глубокое психологическое отличие делает непрактичной (за редким исключением) надежду на эффективное применение метода Востока людьми Запада. Это было бы использованием правильного метода в отношении неподходящего человека и не принесло бы должного результата. Так как психология Запада есть то, что есть, пригодным инвариантом видится чистая математика.

Я заявляю это вовсе не с позиции наивного неведения о современном философском и логическом анализе чистой математики. Но в данный момент я не намерен погружаться в это исключительно техническое обсуждение данного вопроса. Я вполне понимаю, что инвариантный элемент не заключается в основных допущениях (так называемых аксиомах), от которых отталкивается та или иная математическая система. Избрание этих допущений может быть в значительной мере свободным творческим актом, но как только начинается процесс выведения теорем, свободное творчество заканчивается. Закон, в согласии с которым делаются выводы, жестче закаленной стали и тверже самого твердого камня. Здесь, как нигде (помимо самого «Я»), есть нечто, за что человеческое сознание может ухватиться и на что может надеяться – даже когда все иное теряет свои очертания и сбивает с толку. И это неизменное ядро проводит прямо к Безобъектному Сознанию. И лишь в самом конце этот логический инвариант теряется в вечно Невыразимом, – но тогда странник уже дошел до места Высшего Прибежища и Полноты, превосходящей относительность всех наук, искусств, религий и философий.

Допустим, что странник наконец туда пришел. Ждет ли его там лишь непрерывное сознание без содержания? Вовсе нет, пред ним раскрываются все возможности: как возможности Вселенной объектов (во всех смыслах), так и нирваны (опять-таки во всех отношениях). Но странник, прошедший весь Путь, теперь Просветленный; ему не страшны все опасности и всевозможные ловушки всех царств (состояний сознания) – от небес до ада. Он может творчески или нетворчески что-то производить, но в любом случае он выше и действия, и отстраненности от действия. Одним словом, он пребывает на уровне эволюции более высокого порядка. Таков смысл Безобъектного Сознания.

Глава 6

Комментарии к афоризмам

ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ

Чувство и мысль в своей глубине исходят из одного и того же источника. Относительному сознанию представляется, что этот Источник, непроявленный по своей природе, не может быть источником ощущений или концептуальной формы. Но когда Он осознаётся, то это приносит удовлетворение чувствам и придает завершенность мыслям. Сознание больше не стремится к еще не достигнутой полноте. При этом и мысль, и чувство утрачивают свою разобщенность и становятся неотличимыми друг от друга. Однако когда Источник проецируется в проявленное сознание, Он в какой-то мере теряет свою чистоту, поскольку проявляться (хотя бы и на самом абстрактном уровне выражения) – значит обособляться. Афоризмы о Безобъектном Сознании представляют собой такую проекцию на уровень крайней абстракции и универсальности, благодаря чему немыслимое становится в какой-то мере мыслимым. Но поскольку в этом акте глобальный познающий оказывается в сфере познаваемого, то в данном случае мы не находимся в присутствии самой Истины, а лишь получаем некий Ее символ.

Хотя для перехода от символа к тому, что за ним стоит, требуется чрезвычайная острота мысли, одной ее мало. Здесь должно слиться с мыслью ощущение (в высшем смысле). Мыслитель должен научиться еще и чувствовать свою мысль, чтобы на самой высокой стадии мыслить самозабвенно. Четкости мышления недостаточно, если мыслящий как бы держится в стороне, не вкладывая в свои мысли всего себя. Мыслящий приходит к Истине, жертвуя собой, не претендуя ни на какие права, кроме тех, какими его наделяет сама Истина. В итоговом состоянии совершенства у него больше нет собственного мнения и каких-либо личных предпочтений. И тогда Истина овладевает им, а не он Истиной.

Кто хочет стать единым с Вечным, тот должен прежде научиться быть смиренным. Он должен принести на жертвенный алтарь гордыню знающего. Он должен стать тем, кто не заявляет никаких собственнических претензий на знание или мудрость. Это состояние мистического неведения – опустошенного сердца. Только тот, кто добровольно стал как бы ничем, готов к тому, чтобы мудрость овладела им сама. Это полное опустошение себя является предварительным условием осознания невыразимой Полноты. Так простое «знание о чем-то» превращается в Знание как Реальность[92].

Познать То, что символизируют эти афоризмы, – значит стать одержимым Тем, а затем – единым с Тем. И с тех пор все мышление, чувствование, всякая исключительность и всякий индивидуализм останутся где-то внизу. Конечно, все это не исчезнет, но уже не будет претендовать на Трон, которого просто не могло бы занять. С этого момента данные аспекты становятся актерами в Божественной Драме, но не более.

Перед кандидатом на просветление встает леденящее кровь видение проверки мистической смертью. Но кто с твердым сердцем принимает вызов видимости окончательного уничтожения, тот, вступая в присутствие ужаса, находит лишь высшее Величие. Жуть становится благословением. Исчезают только преграды, и он оказывается не затерявшимся в Вечном, а ставшим этим Вечным. Все опасности Пути – лишь призраки, не имеющие никакой силы, кроме той, какую проецировал на них сам кандидат. Однако, поскольку в сердце человека много тьмы и страха, бывают и устрашающие проявления. Но они не имеют в себе никакой силы и должны исчезнуть, беспомощные пред неустрашимой волей.

Тот, кто воспримет эти афоризмы как своего рода вехи на Пути, сможет с их помощью прогнать всех призраков – ужасающих или соблазняющих. По мере его продвижения по Пути устрашающая видимость мрака рассеется пред ним. В конце концов пред его взором воссияют Врата Славы, и он ни на каком этапе Пути больше не будет сталкиваться со страхом. Тот же, кто окажется неспособным пойти так далеко, сможет найти в этих символах тему для размышлений, которая будет озарять его мысли. Мысль в свете намного превосходит мысль, движущуюся ощупью во тьме. Мыслить на основании Света, хотя бы Свет этот и не был еще понят, гораздо лучше, чем мыслить исходя из мрака неведения. Именно на таком основании должна держаться всякая мысль, если ей надлежит быть чем-то большим, чем абсолютное незнание, которое ведет во мраке из ниоткуда в никуда.

Чтобы иметь нечто большее, чем такую безнадежную тьму, тот, кто еще не является Знанием, должен основываться на вере – будь то вера в Вечное или вера в какой-то меньший источник света. При отсутствии Знания человек, который не хочет пропасть, должен иметь веру.

1. Есть Безобъектное Сознание.

Фундаментальный принцип, лежащий в основе всех афоризмов, состоит в том, что Сознание – это исходная и самосущая Реальность. Это Сознание есть и Субстанция, и Жизнь. Этот Первопринцип можно описывать в терминах Жизни или Субстанции так же, как в терминах Сознания, но я подхожу к этому предмету с точки зрения Сознания по той причине, что оно является фазой Реальности, в которой мы уверены самым непосредственным образом. Сознание, Жизнь и Субстанцию следует считать не тремя разными реальностями, а просто тремя гранями недвойственной Реальности, в которых она является аналитическому сознанию.

Это Первичное Сознание не следует считать сознанием какой-то трансцендентной сущности, которая сознает какое-то содержание. Здесь, быть может, кроется главная трудность понимания идеи, стоящей за символом Безобъектного Сознания. Мы привыкли считать сознание чем-то производным – неким свойством, которым обладает что-то иное, или каким-то отношением. Чтобы понять афоризмы, нужно уйти от этой точки зрения. Пусть это Сознание считается исходным, и тогда и субъект, и объект станут производными, вторичными. В таком случае то, что первично и исходно для всякого сознания такого типа, какой зависит от субъектно-объектных связей, будет Великой Пустотой Сознания. Сознание видится как бы ничем, хотя на самом деле Оно есть все во всем.

С относительной точки зрения это Абсолютное Сознание неотличимо от бессознательности. Философии чаще всего строятся на допущении, что предельным фактором является бессознательное – либо психическое (как у фон Гартмана), либо непсихическое (как у материалистов), – и поэтому принимают за основу своего подхода относительное сознание; но эти афоризмы принимают высшее Трансцендентное Основание, а затем уже с этой точки зрения подходят к проблемам сознания относительного. Мы придерживаемся дедуктивного метода, который нисходит от всеобщего к конкретному и частному, а не метода индукции, который столь характерен для физических наук и, во многом, для философии (в том числе и философии фон Гартмана).

Неизбежно возникает вопрос: «Как же можно познать это Изначальное Сознание?» Ответ таков: «Посредством Постижения, выходящего за пределы Состояния Нирваны». Полное подтверждение обоснованности этих афоризмов требует именно этого. Но частичное, прагматическое подтверждение можно получить, приняв их так, словно они являются подлинными символами Реальности, а затем вывести все вытекающие из этого следствия, отметив в заключение, как они на практике влияют на проблемы жизни и мысли. Если изучающий обнаружит, что афоризмы упрощают проблемы и приводят «я» в более гармоничное соответствие с «не-я», значит, их направленность обогащает жизнь, что делает их прагматически оправданными.

Естественно, имеется в виду, что Постижение людям в принципе доступно. Иначе афоризмы опирались бы на одно из двух оснований: (а) интеллектуальная умозрительность, основанная исключительно на относительном сознании, или (б) внешнее сверхчеловеческое откровение, выходящее за пределы возможностей человеческого подтверждения. Здесь отвергаются обе эти точки зрения, особенно последняя. Если подвергнуть анализу понятие внешнего сверхчеловеческого откровения, то окажется, что оно не имеет никакого истинно разумного смысла, а вера в него ведет к интеллектуальному и нравственному самоубийству. Из этой веры проистекает позиция, известная из заявления Тертуллиана «Верую, потому что нелепо»[93]. Подобная точка зрения совершенно чужда тому духу, в каком написаны эти афоризмы.

Утверждается, что за данными афоризмами стоит содержание, обретенное посредством непосредственного Познания, и что для Осознания этого содержания самым прямым средством является функционирование органа, который обычно латентен. Потому их не следует рассматривать как метафизические спекуляции, понятия которых не имеют реального содержания (что в отношении метафизических предметов показал Кант в своей «Критике чистого разума»). Поскольку, как утверждается, эти афоризмы не есть продукт чистого разумa, то они не подпадают под критику Канта. Философская критика данной философии (если она хочет оставаться строго философской) должна допустить реальность внутреннего органа.

Таким образом, вопрос критики принимает следующую форму: «Существует ли внутренний орган (который на санскрите называется самадхиндрия)?» Это вопрос психологический (вернее – метапсихологический). Я тщательно изучил возможности логического доказательства реальности существования такого органа, но был вынужден признать, что такого доказательства нет. Но точно так же нельзя логически опровергнуть данное утверждение. Единственно возможное доказательство зависит от непосредственного проявления активности этого органа. Эмпирическое же опровержение невозможно, поскольку для эмпирического отрицания реальности любой предполагаемой психической функции или органа нужно обладать полным знанием обо всех возможностях психики. Мне не известны претензии какого-либо психолога на подобное всеведение.

Теперь отметим, что если бы какой-то индивид был непосредственно знаком с действием психического органа, который у большинства людей либо совершенно пассивен, либо действует незаметно для относительного сознания данного индивидуума, то он на личном опыте убедился бы, что эта функция или этот орган – реальны. Но, попытавшись доказать эту реальность тем, у кого такая функция совершенно не проявлена, он столкнулся бы с серьезными трудностями. Все, что ему удалось бы донести до сознания обычных людей, должно было бы формулироваться в терминах тех функций, которые у них активны. То есть пришлось бы пользоваться в основном языком так называемого рационального сознания, опирающегося на пять чувств. Все, что выходит за их рамки и является особенностью исключительно этого нового органа, будет несоизмеримым со старым опытом, а следовательно – невыразимым; окажется, что новый опыт вообще невозможно передать. А то, что можно было бы передать, будет, как уже сказано, выражено в терминах обычной «нормальной» сферы опыта, доступной пяти чувствам. При достаточной изобретательности это сообщение можно истолковать так, что непробужденному сознанию гипотеза о неком новом органе покажется просто ненужной. Искусная изобретательность человеческого интеллекта, несомненно, вполне способна выдавать подходящие гипотезы. Но если бы, к примеру, слепорожденный смог придумать гипотезу, которая объяснила бы все услышанное от зрячих, не допуская реальности зрительного восприятия, то такие объяснения могли бы быть вполне убедительными для других слепых, но не произвели бы никакого впечатления на тех, кто видит. Ситуация была бы патовой.

Я еще не встречал ничьих возражений против того, что концепция скрытого мистического чувства, активного в некоторых случаях, но латентного у большинства людей, позволяет дать достаточное объяснение происхождению трансцендентного знания. Поднимается лишь вопрос о том, является ли такая концепция необходимой. Если мы допустим, что в конкретном случае это мистическое чувство реально задействовано, тогда, хотя само содержание, которое можно передать в зону обычного рационального сознания, основанного на пяти чувствах, вовсе не обязательно потребовало бы для своей интерпретации ссылок на мистическое чувство, но без таких ссылок какая-то часть содержания исходного состояния осталась бы несоизмеримой и невыразимой и продолжала бы требовать объяснения. Насколько мне известно, гипотезы сознания, ограниченного пятью чувствами и рассудком, подразумевают, что такое невыразимое содержание и его значение являются просто иллюзией. Для мистика же это служит доказательством несостоятельности всех подобных гипотез – поскольку он говорит, что сознаваемое посредством мистического чувства более реально, чем материал, поставляемый обычными органами чувств. Как рациональное сознание может оспорить это? Согласно основному допущению, мистик располагает рациональным сознанием из пяти чувств плюс то, что осознано благодаря мистическому чувству; потому он в состоянии дать сравнительную оценку, тогда как сознание, которое ограничено всего лишь пятью чувствами, сделать этого не может. И все же часть малопорядочных психологов (которые в других случаях пользуются рафинированным научным языком) опускаются до уровня уличных мальчишек, придумывающих друзьям обидные клички. Я заявляю, что это недостойно истинного ученого и просто воспитанного человека.

Логика требует, чтобы строгий аргумент удовлетворял условиям необходимости и достаточности. Но такое совершенство достигается лишь в чистой математике. Никакая индуктивная (следовательно, никакая научная) гипотеза не отвечает этим обоим условиям. Нет ни одной научной гипотезы, которая являлась бы в логическом смысле необходимой – ведь можно создать иные гипотезы. Но научная гипотеза должна пройти проверку на достаточность, то есть быть способной объединить все относящиеся к делу факты в некую целостную систему. И если в споре обладателей мистического чувства с теми, в чьем распоряжении чувств всего пять, не использовать в качестве аргумента взаимное обзывание обидными словами, тогда станет ясно, что за рамки канона научных гипотез выходят именно интерпретирующие теории «пятичувственного» типа. В таких гипотезах не выполняется условие достаточности.

Что касается невыразимости содержания, или качества мистических состояний сознания, то можно отметить, что в этом вовсе нет ничего странного. «Невыразимый» – значит неописуемый, или непередаваемый. Непередаваемость не является чем-то неслыханным, она присуща даже впечатлениям, получаемым посредством обычных пяти чувств. Специфическое качество одного органа чувств невозможно передать в терминах, понятных с позиции другого чувства. И, конечно, есть нечто принципиально невыразимое в отношениях между ощущениями и понятиями. Понятия передают частное переживание одного индивида другому лишь в той степени, в какой им присущ общий опыт восприятия. Понятия передают смысл только потому, что за ними у обоих людей стоит нечто общее. Таким образом, мистик знает о невыразимости содержания или качества в случае общения с немистиком, но собрату-мистику определенное понятие, знак или символ обычно передают это содержание более или менее адекватно. В последнем случае понятиям, знакам или символам свойственна иная референция, и двух (или нескольких) индивидов объединяет знакомство с соответствующими референтами.

Говоря о Трансцендентном Сознании в высшем смысле, нам надо было бы отбросить идею о каком-то органе сознания, поскольку понятие «орган» подразумевает ограничение. Но пока идет речь о более низких ступенях мистического сознания, понятие «внутренний орган» является допустимым.

2. Безобъектное Сознание есть и тогда, когда объектов еще нет.

Этот афоризм подчеркивает первичность Сознания по отношению к содержанию. Но это не какое-то первенство во времени – в том смысле, в каком причина предшествует следствию. В терминах времени Изначальное Сознание является причиной объектов не более, чем пространство есть причина звездных систем. Но без пространства не могло быть звездных систем, и, аналогичным образом, без Сознания не было бы никаких объектов. Потому Безобъектное Сознание было, есть и будет не в смысле «настоящего» (точки перехода будущего в прошлое), а как Вечное Сейчас. Это «есть» представляет собой отрицание времени. Безобъектное Сознание не причина, определяющая нечто конкретное; Оно – Беспричинная Причина, благодаря которой возможна всякая конкретизация.

Под «объектами» здесь следует понимать любую модификацию (в самом общем смысле) сознания. Это не только видимые или мыслимые объекты, но и любое состояние, окрашенное ощущениями. То есть само состояние, окрашенное ощущениями, является определенным содержанием или объектом.

Мы не можем найти первый объект, поскольку перед ним должен быть его причинный предшественник. Поток объектов течет из прошлого «ниоткуда» в будущее «никуда». В этом временнóм потоке нет никакой субстанции, а потому целый эон[94] эонов в точности такой же, как самая малая частица времени (точно так же, как конечный отрезок на линии столь же богат точками, как и бесконечная целостность всей этой линии). В этом Море Сознания разыгрывается драма времени, и при этом будто вообще ничего не происходит.

3. Хотя представляется, будто существуют объекты, есть лишь Безобъектное Сознание.

Этот афоризм относится к тому состоянию, в котором объекты (в любом смысле) предстают перед сознанием теперь, тогда как предыдущий афоризм рисует картину того, что было прежде теперешнего проявления. Всякое существование, какое могут иметь объекты, имеет место лишь для этого «сейчас» – хотя мы можем различать определенные фазы этого «сейчас»: существование в сфере памяти, существование, данное в теперешнем своем проявлении, и существование воображаемое (в качестве будущего). Между тремя фазами «сейчас» можно увидеть качественное различие, но реально ни одну из фаз нельзя изолировать от этого присущего сознанию «сейчас», продолжая утверждать, будто она сохранила свое существование – ибо само утверждение есть акт сознания, осуществляющийся сейчас.

В первой части этого афоризма ключевое слово «представляется». Чтобы существовать для сознания, любому объекту нужно всего лишь представляться – и этого целиком достаточно. Существование, понимаемое не в отношении сознания, а в любом ином смысле, совершенно бессмысленно, так как это существование зависит от того, чтобы быть постигаемым, что неизбежно является сознательным актом или состоянием сознания. Следовательно, все объекты держатся (в самом строгом логическом смысле) на одном основании: на том, чтобы представляться. Конечно, целенаправленный интерес будет приводить к выделению одних объектов как более важных, тогда как другие окажутся более или менее неподходящими. В зависимости от той или иной задачи всему множеству объектов можно приписать определенную степень реальности или нереальности. Но такое утверждение обоснованно только применительно к данной конкретной цели, а когда об этом забывают, возникает недоразумение. Так, для некоторых целей объект сновидения может быть более реальным, чем объекты нашего так называемого состояния бодрствования. Для целей нашей научной культуры значим определенный класс объектов, относящихся к бодрствующему сознания. Мы привыкли называть их реальными и мыслить их реальными в неком безусловном смысле. При этом мы упускаем из виду, что их реальность связана только с нашей специфической научной целью. Наши психологи склонны проводить разграничение между этим классом объектов и всеми (или почти всеми) другими объектами, называя последние фантазией. Такая терминология является предубеждением, и она логически неоправданна – если не оговаривается, что эти объекты фантастичны и нереальны при оценке их с позиций определенных научных интересов. Рассматривая объекты как таковые, мы не можем найти никакой сравнительной особенности (в степени или реальности), которую можно было бы приписать некому классу одних объектов в отличие от других. Все объекты равны в том, что представляются сознанию существующими, – и не более. Но, независимо от того, имеется ли та или иная цель, или целей нет вовсе, сознание само по себе есть неоспоримая реальность. Это Сознание есть Реальность, которая объединяет самого малого ребенка, идиота или ненормального – с одной стороны, с самым мудрым и развитым интеллектом – с другой. Различия, которые обозначают пропасть между этими крайностями, суть лишь различия в содержании, а не в Сознании, взятом вне содержания.

Различию в оценке разных состояний сознания придается, без сомнения, серьезное значение. Но эта оценка всегда осуществляется в отношении какой-то цели и уровня и не имеет смысла, если не связана ни с какой целью или перспективой. Таким образом, оценка сама по себе – всего лишь одно из производных содержаний сознания, которые возникают и исчезают. За этой оценкой стоит (как субстрат, который делает возможным ее, равно как и все прочее) чистое Сознание вне содержания.

4. Оставаясь ничем не затронутым, Безобъектное Сознание есть и тогда, когда объекты исчезают.

Объекты исчезают, когда они больше не представляются сознанию присутствующими сейчас, или присутствующими в памяти, или, наконец, в воображении. На факт исчезновения не влияет появление других объектов. Таким образом, исчезновение (полное или частичное) действует как некий принцип.

Связующим принципом, лежащим в основе появления и исчезновения состояний или объектов сознания, является Безобъектное Сознание. Этот связующий принцип не подвержен ни развитию, ни разрушению. Таким образом, это неизменный элемент, связанный со всеми изменениями. На определенных стадиях анализа сознания кажется, будто этим неизменным элементом является чистый Субъект («Я»). Однако в этом случае анализ просто еще не обнаружил тонкого отличия чистой Субъективности от Сознания как такового. Кажется, будто это чистое «Я» есть как бы атомное ядро, которое остается неизменным во всех состояниях. Но когда анализ идет далее, то становится очевидной недостаточность такого понимания. В конечном счете оказывается, что это «Я» так же производно, как и объективный полюс сознания. Таким образом, единственным непроизводным принципом остается само Чистое Сознание[95].

Как мы можем считать присутствие объектов не более чем кажущимся, так их исчезновение тоже лишь кажущееся. Непроизводную Реальность не затрагивает ни то, ни другое.

5. Вне Безобъектного Сознания ничего нет.

В широко распространенную ныне реалистическую и натуралистическую мысль (как наивную, так и критическую) глубоко внедрилась привычка рассматривать объекты как существующие совершенно независимо от сознания. С этой перспективы объекты видятся как некие самосущие вещи. Но это всего лишь гипотетическое (в уничижительном смысле) предположение – по той простой причине, что оно не поддается подтверждению опытом и не является теоретически необходимым. Подтверждение непременно подразумевает присутствие сознания, и поэтому в момент подтверждения так называемый независимый предмет низводится до статуса объекта, пребывающего в зависимости от сознания. Нет никакой необходимости (скажем, логической) объяснять возникновение объектов, постулируя наличие предметов, совершенно независимых от сознания (во всех смыслах), так как объекты возникают и исчезают относительно некого состояния сознания; исчезая, они просто выходят за грани этого состояния – только для этого состояния. То, что они продолжают существовать для другого состояния, не ограниченного этими рамками, не только возможно в принципе, но и подтверждается использованием соответствующих средств. Хотя логика и причинная связь могут требовать, чтобы объекты не возникали из ничего, для удовлетворения этого требования нет необходимости вводить понятие предметов, существующих совершенно независимо от сознания.

С засыпанием объекты бодрствующего сознания исчезают и появляется совершенно иное состояние или система объектов. Но хотя система объектов, которая может сознаваться в состоянии сна со сновидениями, совершенно иная, анализ снов часто показывает определенную связь некоторых из этих объектов с содержанием состояния бодрствования. В некоторых снах имеет место непрерывность объектов предшествовавшего бодрствования, тогда как другие сны пророчески демонстрируют объекты, которые впоследствии будут восприниматься в состояниях бодрствования. Здесь мы имеем широко известный случай перехода сознания из состояния в состояние, объекты которых наблюдаются в совершенно разных системах объектов. Правда, этих двух примеров специфических состояний недостаточно, чтобы проследить всю историю возникновения и разрушения объектов, но они обеспечивают эмпирическую демонстрацию способности сознания переходить от состояния к состоянию и тем самым делают в принципе понятным более широкое ее приложение. То есть, опять-таки, нет никакой логической или гносеологической необходимости предполагать, будто вещи могут существовать вне сознания.

Данный афоризм идет дальше простого заявления о том, что предположение о существовании вещей вне сознания (в любом смысле) не является необходимым. Он категорически утверждает, что «вне Безобъектного Сознания ничего нет». Можно считать, что это просто исходное определение любого «нечто». «Нечто» – то, что является объектом (в одном из смыслов) сознания. Собственно, понятие «нечто» в любом другом смысле бессмысленно – подобное понятие бесполезно, и ничто не требует его вводить. Сказать, что «вне сознания (в широком смысле) существует то-то и то-то», – значит просто произнести бессмысленный набор слов, вроде классического словосочетания «сын бесплодной женщины»[96].

6. В недрах Безобъектного Сознания скрыта способность сознавать, которая проецирует объекты.

Следует понимать, что в чистом Изначальном Сознании находится субъективная способность сознавать, с которой связано существование объектов. Субъективная способность сознавать и содержание сознания находятся в отношениях взаимной зависимости. В самом абстрактном случае – когда сознается отсутствие объектов, это отсутствие имеет смысл содержания сознания, поскольку находится в полярном отношении к субъективной способности сознавать. Таким образом, не бывает субъекта, в сознании которого вовсе нет содержания, и наоборот – там, где нет содержания, нет и субъективного полюса сознания.

Безобъектное Сознание – это не просто способность сознавать, поскольку наряду со способностью сознавать оно включает в себя и само содержание. Способность сознавать мы можем считать первой модификацией неизменного. Она коренится в этом неизменном и получает от него свое бытие. Именно эту способность можно считать Первопричиной – Способность вечно сокрытую, но делающую возможным открытое и воспринятое.

Мы обычно считаем, что в восприятии впечатлений способность сознавать сугубо пассивно выполняет рецептивную роль. На эмпирическом уровне она действительно в какой-то мере действует как приемник. Но даже в обычной творческой активности людей мы можем заметить, что этим ее функция не ограничивается. Так, произведение искусства сначала создается в творческом воображении, затем проецируется в объективную форму и, наконец, вновь воспринимается как какое-то впечатление. Полученное впечатление в свою очередь может вызвать новую творческую активность и привести к повторению того же процесса. Однако в этом ряду функция полученного впечатления – быть катализатором, приводящим в действие способность творческого проецирования. Пассивно впечатление от объекта, а не способность сознавать. Ясность в отношении этого момента имеет самое что ни на есть важнейшее значение, так как именно здесь начинается унизительная связь с объектами. Если индивидуум считает, что способность сознавать находится в пассивном отношении к впечатлениям от объектов, то это и есть рабство. Тогда мир объектов становится не площадкой для игр свободной творческой активности, а огромной тюрьмой. Как тюрьма, эта Вселенная объектов видится злом, страшным врагом человека, но как игровая площадка свободной творческой активности, она является неоценимым фактором постепенного пробуждения самосознания.

Способность сознания проецировать является априорной, то есть она предшествует опыту. Верно, что опыт, в свою очередь, влияет на эту способность, но он действует скорее как стимулирующий фактор, а не как основной. Весь внешний причинно-следственный ряд состоит лишь из таких стимулирующих факторов. Хотя этот стимулирующий фактор и можно рассматривать как своего рода побудительную причину последующей творческой проекции, но это не есть материальная причина. Первопричина, от которой проистекают следствия, но которая сама не является следствием предшествующих причин, – исключительно творческая фаза способности проецировать. Здесь энергия втекает в мир объектов. Представление о том, что можно уравнять между собой какие-то два состояния мира объектов, является недоразумением, поскольку между любыми двумя такими состояниями не исключено реальное увеличение или уменьшение содержания. Следствием творческого проецирования является возрастание содержания.

7. После проецирования объектов познавательная способность выглядит субъектом, но Безобъектное Сознание остается неизменным.

Проецируемые объекты становятся объектами воспринимаемыми, а последние представляются некой ограничивающей средой. Это ограничение есть постоянное раздражение и, таким образом, – основа вездесущего страдания, которое пронизывает миры объективного опыта. Конечной задачей этого раздражения является пробуждение скрытой способности Сознания сознавать себя. Это невозможно без кажущихся ограничений, налагаемых на свободную игру сознания. Осознание сознания объектов в конце концов приводит к осознанию субъективного принципа. Таким образом, мы обретаем субстрат, в котором покоятся все объекты. Привнося в этот субстрат качество объективности, мы создаем понятие «эго», существование которого такое же атомарное, как и у объектов, – за исключением того, что, в отличие от непрестанной изменчивости всех подлинных объектов, мы наделяем эго свойством неизменности. Таким образом, эго является как бы сочетанием атомарной природы объектов с относительным бессмертием постоянства чистой субъективности. Но это атомарное эго – ложная конструкция, а не подлинная субъективность. Фактически, оно всего лишь еще один объект в мире объектов, но это исключительно одиозный объект, которым в основном и связано сознание.

Истинное Постижение чистого Субъекта есть нечто совершенно иное. Нужно так постичь «Я», чтобы оно не стало новым тонким объектом. Это то, что лежит в основе всех понятий, но само никак не является понятием.

Этот афоризм вновь подтверждает неизменность Безобъектного Сознания. Суть в том, что никакая степень развития сознания (в плане содержания или постижения субъективного принципа) никак не влияет на сам чистый принцип Сознания.

8. Когда порождается сознание объектов, тогда возникает и сознание отсутствия объектов.

Чтобы познать некую вещь или объект, следует изолировать их от того, чем они не являются. Хотя степень этой изоляции бывает различной, тем не менее, чтобы объект мог существовать (для мысли или восприятия), он должен в определенной степени выделяться из окружения. Изоляция завершается при полном определении объекта. В таком случае вся обсуждаемая Вселенная делится на два класса: то, что подпадает под определение, и то, что остается за его рамками. Но, чтобы сформулировать какое-то определение, всегда надо знать не только то, что в него входит, но и исключаемый класс тоже. Этот процесс постоянно протекает у тех индивидов, чье сознание занято объектами (в любом смысле), – даже у тех, у кого данный процесс осуществляется преимущественно автоматически, будучи более или менее «бессознательным» (или «подсознательным»).

Дойти в эволюции до постижения всего класса возможных объектов (в любом смысле) – значит достичь в качестве противоположного состояния (или условия) осознания, хотя бы смутного, отсутствия объектов (любого типа). Чистое осознание отсутствия объектов является не познанием объекта, а иной формой сознания, не связанной с объектами. Однако можно осуществить как бы отражение этого состояния сознания, из чего возникнет особое знание, содержание которого можно определить как противоположность всей сумме объектов. Это создает некий идеальный мир, который не является ни миром собственно объектов, ни нирваной; он в некоторой степени имеет особенности обоих. Такой вид идеального творчества очень хорошо иллюстрируют математические понятия: «отрицательное число», «мнимое число», «бесконечно малая (большая) величина». Их можно рассматривать как имеющие характер «инверсного» знания. Это не делает их понятиями, лишенными содержания, но за ними стоит нечто более трансцендентное и универсальное, чем-то, что связано с первичными положительными действительными числами – особенно целыми числами, которые весьма красноречиво названы натуральными. Понятие «инверсных» чисел стало для развития ряда аспектов культуры Запада не только ценным, но в некоторых отношениях даже необходимым. Они бесспорно важны.

Когда сознание отсутствия объектов воплощается в своего рода обратном понятии, последнее обретает иной вид смысла, чем тот, который присущ непосредственному знанию, генетически предшествовавшему ему. Этот смысл относится к инверсному знанию сугубо символически и не поддается качественному и количественному определению – в отличие от прямого познания, смысл которого в некоторой степени поддается такому определению. В каком-то смысле можно сказать, что прямое знание и его содержание имеют немистический характер, а в случае инверсного знания смысл постигается только благодаря мистическому созерцанию. Но если инверсное знание интерпретировать как понимание в немистическом смысле, тогда окажется, что мы просто создали тонкое подмножество объектов. Таким образом, принцип сознания не порвал своих связей с Вселенной объектов как таковых, а просто рафинировал сферу объектов. Тем не менее это вполне может быть приближением к истинному Освобождению. Переход к утонченным объектам способен стать чем-то вроде лесов, с верхней площадки которых гораздо легче сделать шаг к Свободе.

Символизируемый системами обратных объектов тип сознания имеет совершенно иные свойства, чем что-либо из обычного относительного сознания. Это – невыразимое Состояние, родственное более высоким мистическим состояниям сознания и самадхи.

9. Сознание объектов – это Вселенная.

В некотором смысле этот афоризм можно считать определением того, что подразумевается под термином «Вселенная». Это область сознания, где «я» сознаёт объекты, причем последние как бы противоположны сознающему их «я». В этом смысле «Вселенная» есть нечто гораздо большее, чем то, что стоит за термином «физическая Вселенная». Помимо физического бодрствующего сознания, «Вселенная» включает в себя сферы всех объектов сна и всех объектов такого типа, какие психологи называют «галлюцинациями» или «гипнагогическими[97] видениями», и всех иных объектов, какие только могут восприниматься в «объективной» жизни или после смерти. В этом смысле психические состояния, в которых имеют место так называемые фантазии, классифицируются как часть Вселенной.

Поскольку вся область науки Запада ограничена изучением объектов сознания, она никак не может распространяться на ту сферу сознания, которая выходит за пределы Вселенной. Эта наука принимает в качестве первичного базиса субъектно-объектные отношения в структуре сознания. Этот факт сразу же определяет границы ее возможностей. Данное ограничение не исключает того, что наука (как ее понимают на Западе) может неограниченно развиваться в этом конкретном измерении, отмеченном субъектно-объектными связями, но эта наука как таковая навсегда оторвана от измерений сознания, не обусловленных субъектно-объектной связью. К тому же наука не способна критически оценить свое собственное основание, поскольку оно является тем первоначальным «дано», с которого она начинается и на котором базируется сама ее критика. Компетентная критика такого основания возможна лишь с перспективы, свободной от исключительной зависимости от субъектно-объектных отношений.

10. Сознание отсутствия объектов – нирвана.

Чтобы передать смысл, для обозначения которого на Западе вроде бы нет никакого термина, здесь пришлось воспользоваться санскритским словом. Под «нирваной» подразумевается нечто, что определенно ставит ученых Запада в тупик, о чем свидетельствует большая часть дискуссий на данную тему. Причину тому найти нетрудно. Она кроется в типичной для ума Запада полной и исключительной направленности на объект сознания. На Западе даже мистики редко доходили до степени субъектного проникновения, достаточной для достижения подлинного Состояния Нирваны. Даже у большинства мистиков свойственная Западу субъективность едва ли допускает что-либо большее, чем область утонченных объектов, а эта область все еще находится в пределах значения термина «Вселенная», определение которому дано в предыдущем афоризме.